Альманах Мир Приключений - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ №13 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)

      — Учи его скорей говорить «ку-ку» вместо лая! — зашептал Лева.
      — Если ты ничего не понимаешь в профилактике (откуда он взял это слово?), то лучше молчи, — сказал Боря. — Как по-твоему: может голодная собака говорить «ку-ку»?
      — Не может, — признал Лева.
      — Вот то-то и оно! Тогда не спорь, а тащи кусок колбасы!
      Теперь они перевернули кухню. Колбасы не было. Правда, была морковка, уксус и винегрет, но они для профилактики не годились. Вдруг с улицы донесся вопль:
      — Борилева-а!!
      Боря перегнулся в окошко. Внизу стояли мальчики с их двора с мячом.
      — Не. Мы заняты, — сказал Лева.
      — Заняты! — крикнул Боря.
      И вдруг Боря увидел: под ним, на балконе третьего этажа, среди цветов стоит накрытый столик. А на столике — кофейник, чашка, сахарница и на тарелочке — две сосиски!
      Внезапная мысль озарила Борю.
      — Ага! — сказал он.
 
      Таисия Петровна любила иногда попить кофе на балконе среди цветов. Там он ей казался вкуснее.
      Выпив чашечку, она вспомнила, что из-за сегодняшних переживаний и ловли мух она до сих пор еще не успела прочесть газету.
      И она спустилась вниз, к ящику. Она любила читать газеты. Прежде всего она искала что-нибудь в защиту лесов и рек. Таисия Петровна очень сердилась, когда ломали деревья и лили в реки всякую гадость. И, когда находила хорошую статью, всегда писала письмо в редакцию, что согласна с автором, обличающим эти безобразия.
      Вернувшись с газетой в комнату, она застыла на пороге: на ее балкон откуда-то сверху, медленно вращаясь, опускалась на веревке авоська. А в авоське вращалась маленькая черная собачка. Сверху высовывалась ее голова, а хвостик и лапы торчали сквозь петли.
      Таисия Петровна безмолвно смотрела, как авоська с собакой опустилась на столик, опрокинула чашку и взвилась вверх. Потом снова опустилась — на этот раз на горячий кофейник. Собачка взвизгнула, авоська взлетела и снова начала опускаться.
      — С чего бы я летала в авоське? — задумчиво сказала Таисия Петровна.
      На этот раз авоська опустилась прямо на тарелку. И щенок, урча, вцепился в сосиску.
      — Ах, окаянные! — воскликнула Таисия Петровна. Она давно знала своих милых соседей сверху. — Несчастная мученица! Ну, погодите у меня!
      Она сбегала в прихожую и принесла единственную галошу Сергея Васильевича. Потом быстро вытащила Шарика из авоськи и сунула туда галошу.
      — Вот вам сюрприз! — ехидно сказала она.
 
      А Лева и Боря сидели на корточках, под окном, хихикая и радуясь своей выдумке. Боря держал конец веревки. Когда они точно попали Шариком на сосиску, они на всякий случай спрятались: у них были старые счеты с Таисией Петровной.
      Они спорили о том, сколько времени нужно Шарику, чтобы съесть сосиску, и когда его можно тащить обратно.
      — Я говорю — пора! — сказал Лева.
      — А я говорю — не пора! — сказал Боря. Они посидели еще немного.
      — Теперь пора, — сказал Боря и начал потихоньку тянуть веревку…
      Они оцепенели от ужаса. Вместо Шарика в авоське лежала галоша! Та самая галоша, которая осталась в саду вместо собаки!
      …Как и все события в их жизни, и это кончилось дракой. В результате у Бори появился под глазом такой же синяк, как у Левы, и братьев опять нельзя было различить.

16

      Всё больше и больше хотелось Шершилиной провалиться сквозь землю или превратиться в Шарика.
      Даже о балконе и террариуме она теперь вспоминала, как о чем-то приятном. Тогда, по крайней мере, она еще не обманула свою бригаду, не утащила чужое ведро, не обидела маленькую девочку, не потеряла чужую собачку…
      Так горестно думала Лида, таща за руку безутешную Алису.
      Голова ее гудела. Что делать с девочкой? Оставить дома одну без Шарика — невозможно! А ее мама вернется только в пять. А в шесть начнется школьный вечер… без писателя!
      А в четыре надо быть у подворотни, хотя она охотнее встретилась бы с тигром, чем с Коробкиным.
      Тут Алиса села на асфальт:
      — Не пойду! Отдавай мне Шарика!
      И тогда Шершилина, сама не понимая, что говорит, протянула ей галошу:
      — Вот твой Шарик!
      Алиса открыла рот и перестала плакать. А Шершилина вдохновенно сочиняла:
      — Злой колдун Черномор заколдовал нашего Шарика и превратил его в эту галошу. Понимаешь?
      — Почему? — пролепетала Алиса.
      — А потому что… вот потому что… Шарик загнал на дерево его волшебную кошку!
      — Он не загонял, — сказала Алиса.
      — Загонял, загонял, только ты не видела.
      Алиса схватила галошу и прижала ее к груди.
      — Насовсем? — спросила она, готовясь зареветь.
      — Нет, что ты! — сказала Лида. — Вот мы сейчас пойдем к Черномору, и я ему скажу такое слово, что он тут же перевернется!
      — И я ему скажу такое, что он перевернется!
      — Правильно! — сказала Лида, и они, взявшись за руки, пошли.
 
      Остался еще один поворот. Вот уже зоомагазин. Еще несколько шагов…
      «Наверно, он меня сейчас убьет, — подумала Шершилина. — Ну пускай, так мне и надо».
      У подворотни стоял Коробкин.
      — Это Черномор? — спросила Алиса.
      Ничего странного не было в ее вопросе. Посмотрели бы вы на Коробкина сами! Перед ними стоял мокрый, измятый и грязный мальчишка, и за ухом у него почему-то висела водоросль.
      Куда девался чинный председатель отряда? И почему, вместо того чтобы метать громы и молнии в Шершилину, он уныло смотрел вниз, туда, где у его ног натекли две лужицы?
      Лида всплеснула руками.
      Миша поднял глаза и сказал:
      — Чтоб ты пропала, Шершилина.
      И тут в подворотню ворвался тритонщик.
      — Как из пушки! — весело крикнул он.
      Посмотрел на мокрого Мишу, на растерянную Лиду, на девчонку с галошей на груди и добавил:
      — Полный порядок!
      Наконец Алиса увидела настоящего Черномора! На черном его лице сверкали глаза и зубы…
      — Черномор дурацкий! — завизжала она и вцепилась в тритонщика. — Тебе было бы хорошо, если бы тебя превратили в галошу? — Она колотила обалдевшего Черномора галошей и тыкала ее ему в нос: — Сейчас же преврати обратно, а то перевернешься!
      Миша вяло смотрел на всё это. Лида хохотала как сумасшедшая.
      — Уберите от меня эту психованную! — отбивался тритонщик.
      Лида схватила Алису на руки.
      — Это не тот Черномор, это другой Черномор, — сказала она.
      Алиса вздохнула и прижала к себе галошу.
      — Где тритон? — угрюмо спросил Миша.
      Тритонщик будто ждал этого вопроса.
      — Полный порядок! Был в Малиновке! Восемь штук!
      — Тритонов? — обрадовалась Лида.
      — Полканов.
      — Собак?!
      — Пеликанов. Берете?
      Лида закрыла лицо руками. Она умирала от смеха.
      А Миша Коробкин сел на ведро и заплакал.
      За ним заревела Алиса.
      Тритонщик снял кепку и мял ее в руках. Он смущенно сказал:
      — Брось ты, не расстраивайся. Я же честно говорю: я этих тритонов в жизни не видал, и какие они бывают, не знаю. Бегал всюду как собака. Не евши… Показали бы мне хоть одного, а?
      Миша зарыдал.
      — Знаешь что, мальчик, ты иди, — сказала тритонщику Лида.
      — Уходи! — сказала Алиса.
      Тритонщик на прощанье сказал:
      — Если кому надо… кролика или что — я тут всегда около магазина. Ты меня знаешь — я как из пушки!
      И продавец тритонов покинул покупателей.
      Миша еще всхлипывал. Лида тронула его за плечо.
      — Иди домой, Мишенька. Я сама пойду в школу, и к Алексею Ивановичу, и на совете скажу: ты не виноват. Я во всем виновата, пусть меня одну исключают!
      Миша встал.
      — Шляпа еще тут… — начал он, но махнул рукой и пошел.
      Лида вытащила из ведра соломенную шляпу, озадаченно повертела ее и бросила обратно. Потом подняла ведро и взяла Алису за руку.
      — Ну, пойдем, — грустно сказала она.
      — К Черномору? — спросила Алиса.
      — А куда же еще!

17

      Как вы помните, потеряв на улице след Сергея Васильевича, Женька с горя поехал домой подкрепиться.
      Сейчас он возвращался на свой пост. В его кармане по-прежнему гремели монеты. Это ему вчера дала соседка Ольга Павловна за то, что он целый день не играл на барабане.
      По дороге Женька раздумывал, чего бы себе купить, чтоб веселей было дежурить у парадного: эскимо или пистоны? Пожалуй, пистоны: их можно щелкать камнями.
      Лида! На той стороне, понурив голову, шла с ведром его сестра Лида! И с ней маленькая девочка! А в руках у той девочки галоша! Что это значит?!
      «Стоп! — сказал себе Женька. — Это все неспроста. С этой девчонкой Лида была в саду. Раз! И мой старик был в саду. Два! Старик шел домой в одной галоше. Три! И они идут с одной галошей. Четыре! Значит, что? Значит, они нашли галошу и идут к старику ее отдавать. Все!» Ну, Женька не дурак, чтобы упустить такой случай!
      И он покатил за девочками. Конечно, он не ошибся: они повернули на Садовую, прямо к дому старика…
      Сейчас Лида войдет, а Женька за ней. Скажет: «Здравствуйте, я ее брат. Покажите, что у вас в банке!»
      Ой, что это? Куда они? Почему в тот дом, где с балкона…
      — Лидка! — заорал Женька. — Ты же не туда!
      Лида обернулась.
      — Старик же не тут живет! Я знаю где!
      — Какой старик? — устало спросила Лида.
      — Ну, галоша у кого, к кому с балкона прыгнуло это, с лапками…
      — Что?! — вскрикнула Лида.
      И Женька рассказал всё, что знал и видел.

18

      Таисия Петровна сидела на бульварчике против своего дома. Черный Шарик, вымытый, расчесанный, на шелковой ленточке, сидел перед ней и, склонив голову набок, слушал, что она ему говорила:
      — Ты еще лучше того с лапками — для тебя не надо ловить мух и держать тебя в супнице.
      Шарик смотрел ей прямо в рот.
      — И ты не беспокойся. Я тебя не отдам этим жулябиям, мучителям с четвертого этажа!
      Таисия Петровна неодобрительно посмотрела на окно над своим балконом. Ей показалось, что щенок кивнул головой. Она восхитилась:
      — До чего же ты умница! И я тебе скажу еще вот что: я тебя не буду учить ходить на задних лапах. Потому что я считаю: умная собака не та, что ходит на задних лапах, а та, которая не желает это делать. Верно?
      Шарик тявкнул. Таисия Петровна кивнула.
      — Вот я же и говорю!
 
      А за окном, на четвертом этаже, Лева держался за один конец насоса, а Боря за другой, и они тянули его в разные стороны. Лева кричал, что он выиграл насос, потому что Боря ведь не выучил Шарика говорить «ку-ку», не выучил, верно? Значит, проиграл.
      А Боря кричал, что это нечестно, что он брался учить собаку, а не галошу.
      Тут они услышали с улицы знакомый лай и бросились к окну.
      Внизу, на бульваре, сидели Шарик и бабушка Тася!
      — Вот вредная! — завопил Боря. — Утащила нашу собственную собаку и нахально с ней гуляет!
      И тут же был готов злодейский план — тот же план похищения, который так блестяще удался им в саду. Тем более, что опять имелась галоша.
      Они схватили ее и понеслись по перилам, подбадривая себя воинственными криками.
 
      По бульвару шагала Лида, размахивая галошей. Позади нее Женька учил Алису ездить на самокате. Алиса старалась отталкиваться ногой от земли так же лихо, как Женька. И это ей удавалось, только каждый раз при этом она сваливалась набок вместе с самокатом. Впрочем, Женька ее вовремя подхватывал и ставил обратно. Они были уже близко от дома Сергея Васильевича.
      — Смотри, Лида, вон его парадное, — уверенно показал Женька.
      Лида побежала вперед.
      Что она увидела?!
      Во-первых, Шарика. Во-вторых, желтых мальчишек. Тех самых, что преследовали ее сегодня весь день! И что они делали, эти мальчишки! Подкравшись из-за кустов к Шарику, которого держала на ленточке какая-то старушка, они воровато отвязывали собаку, держа наготове галошу!
      — Разбойники!! — завопила Шершилина не своим голосом и со всей силы запустила в них своей галошей.
      Галоша заехала Боре между лопаток. Он подпрыгнул и выпустил щенка из рук. Близнецы увидели мчащуюся на них разъяренную Лиду и вскочившую со скамейки бабушку Тасю.
      И, оставив на месте боя свою галошу, они побежали — так быстро, как никогда еще не бегали.
      А бабушка Тася с изумлением вертела в руках две галоши Сергея Васильевича. Его галоши она могла бы узнать среди тысячи!
      Откуда они здесь? И почему их две?
      Но вокруг стоял такой крик и лай, что она решила заняться этой загадкой потом. А галоши, пока они опять не исчезли, сунула в кошелку.
      А лай и шум стоял потому, что Алиса тискала Шарика и кричала:
      — Черноморцы дурацкие! Что, убежали? — Она пристально поглядела на Шарика и сказала: — Молодец, Шарик, хорошо превратился обратно!
      Когда всё успокоилось и объяснилось, Таисия Петровна узнала, что щенка зовут Шариком, а неизвестное существо — тритоном полосатым. И что его надо немедленно отнести к писателю Алексею Ивановичу, которому он вместо кошки и собаки.
      — Вот беда какая! — ахнула Таисия Петровна. — А я его отослала к Александру Владимировичу. У него столько мух…
      Лида чуть не заплакала. Опять несчастье! Но в жизни бывает так: не везет, не везет, не везет, а потом ка-ак повезет!
      — Да вот он! — крикнул Женька и помчался на самокате навстречу Сергею Васильевичу, который показался вдали без шляпы и с банкой.
      Подойдя, Сергей Васильевич сокрушенно сказал:
      — Понимаешь, Тасенька, такая незадача: Александр Владимирович отказался. Ему некогда ловить мух. У него сейчас три кошки, ежик и семеро котят.
      Наконец-то Шершилина держала в руках тритона! И не какого-нибудь, а того самого!
      И наконец-то Женька добился своего: раскрыл тайну до конца! Теперь он мог рассмотреть тритона от носа до хвоста.
      — Ну, пошли! — сказала ему Лида.
      Впереди было еще самое главное: вернуть тритона Алексею Ивановичу. И самое трудное: умолить его все-таки прийти в школу…
      Лида вынула из ведра соломенную шляпу, положила ее на скамейку и бережно опустила в ведро банку с тритоном.
      — Такое большое вам спасибо! — сказала она старикам.
      Таисия Петровна на прощание сказала:
      — Приходите к нам чай пить.
      — С Шариком? — спросила Алиса.
      — А как же! — сказала бабушка Тася.
      И дети ушли с ведром, тритоном, Шариком и самокатом.
 
      На скамейке осталась лежать соломенная шляпа. Таисия Петровна искоса взглянула на нее, потом на мужа, нахмурилась и строго спросила:
      — А где же это ваша шляпа, позвольте узнать?
      — Тася, на этот раз я не виноват! — воскликнул Сергей Васильевич. — Со мной случилась совершенно невероятная история!
      И он сел на свою шляпу, чтобы рассказать, как он ее потерял.
      — Я ехал на речном трамвае. Я стоял около борта и думал… впрочем, неважно, о чем я думал.
      — Я знаю, о чем, — сказала Таисия Петровна.
      — Не было ни дуновения ветерка. И вдруг моя шляпа — заметь, без малейшей причины! — дернулась… сама, представляешь? И вспорхнула!
      Таисия Петровна всплеснула руками.
      — И, нарушая все законы природы, направилась… куда бы ты думала?
      — Ты меня пугаешь!
      — Поперек реки к берегу!
      — Боже мой! И где же эта шляпа? — воскликнула Таисия Петровна.
      — Боюсь даже думать, — Сказал Сергей Васильевич и встал.
      — А это что? — кротко спросила Таисия Петровна и протянула ему сплющенную соломенную шляпу.
      Сергей Васильевич недоверчиво взял ее и увидал внутри свою метку.
      — Это чудо! — воскликнул он.
      — В таком случае, что же это? — И она подала ему обе его галоши.

19

      Нет! Если бы у Лиды было десять рук и сто ног — и то она не успела бы сделать все, что необходимо было сделать сейчас же.
      Через час начнется школьный вечер. И никто не подозревает, что вечер провалится, писателя не будет. А бесчестная Шершилина до сих пор не может пойти в школу и сказать правду!
      Через полчаса загудит рельс — конец работы. А бесчестная Шершилина, всех обманув, скрылась с ведром и квасом!
      Через несколько минут вернется домой Алисина мама и будет рыдать и проклинать бесчестного человека, который украл ее девочку и собаку!
      А Алексей Иванович… Ну, об этом лучше даже не думать…
      — Женя! — сказала Лида. — Ты можешь меня спасти?
      — Могу! — сказал Женя, и глаза его засверкали. — Есть у тебя деньги?
      — Масса! — сказал Женька и высыпал на ладонь кучку меди.
      Лида вынула из ведра тритона, а ведро отдала Женьке. И рассказала ему, как он может спасти свою сестру Лиду от позора.
      И Женя, поставив ведро на самокат, развил самую большую скорость, на какую были способны он и его машина.
 
      А Лида свернула в Озерный переулок и тоже развила самую большую скорость, какую только позволяли развить Алиса и Шарик.
      Первым в квартиру ворвался Шарик и на радостях облаял все, что там было. Но этого ему показалось мало. Он вскочил на подоконник и стал облаивать всю улицу.
      — Бедный Шарик! — сказала Алиса. — В нем набралось чересчур много лаю, пока он был галошей.
      Но мы-то знаем, что Шарик лаял совсем не оттого. Он хвалился перед всеми кошками и автобусами, что никто из них не умеет летать над столиками с сосисками, а он, Шарик, умеет.
      — Так я и знала! — сказала, открывая входную дверь, Алисина мама. — Эта собака доведет меня не знаю до чего! А это кто же? — удивилась она, войдя в комнату.
      Алиса начала объяснять, Лида тоже начала объяснять, они говорили разом. Но, если бы даже говорили по очереди, все равно из-за лая ничего не было слышно.
      Тогда мама заперла Шарика в ванной и потребовала, чтобы ей все объяснили толком.
      Алиса сказала, что она уже наняла себе няню. А няня сказала, что она уже не няня. Алиса подняла крик. Тогда мама отвела ее в ванную к Шарику. И они с Лидой спокойно поговорили.
      — Как жалко, что я не могу взять тебя в няни! — сказала мама. — Но тогда я нанимаю тебя в гости. И ты обязана к нам приходить почаще!
      — Большое спасибо, не сердитесь на меня! — сказала Лида и, подхватив свою банку, убежала.
 
      Женька толкал самокат, придерживая ведро с квасом.
      — Алло! — кричал он всем.
      Теперь он никого не объезжал, даже коляски. А его все обходили, потому что понимали: человек едет с делом, а не зря.
      На стройке уже били в рельс. С лесов спускались рабочие. Где же эта Нюра, чей квас?
      Женька встал посреди двора и крикнул во всё горло:
      — Эй! Кто тут есть Нюра Жучкова?
      — Жучкова! Жучкова! — пошел крик по стройке.
      — Вот она я! — гаркнула с лесов огромная тетка в рыжем платке и спустилась.
      — Берите ваш квас и ваше ведро, — солидно сказал Женька. — И чтоб не было никакого позора моей сестре Шершилиной Лидии! И две копейки сдачи.
      Вокруг Женьки собралась вся бригада. Ведро с квасом пустили по кругу, и все пили за Шершилину и ее брата. И Женька пил тоже.
      А потом пришел усатый. И его угостили. Жучкова сказала ему, что прислали нового рабочего с современной техникой, я показала на Женьку и его самокат.
      — Вот спасибо! — сказал усатый. — Теперь пятый этаж обеспечен.
      — А я хочу на пятый этаж. Можно? — спросил Женька.
      Его повели на пятый этаж, который еще не был достроен. И Женька долго стоял и смотрел сверху на реку, улицы и сады, где еще хранилось для него столько неразгаданных тайн.
 
      С банкой в руках, с замирающим сердцем стояла Лида Шершилина перед квартирой писателя Мамонтова.
      Наконец, собравшись с духом, она позвонила.
      Дверь открыла величественная тетя Лиза. В руках у нее была почему-то чайная ложечка.
      Лида начала что-то лепетать. Тетя Лиза внимательно смотрела на нее и слушала, пока Лида не сбилась и не умолкла.
      — Значит, это Шершилина двадцать семь? — осведомилась тетя Лиза. — И с ней тритон гребешком? Войдите!
      Она ввела Лиду в знакомую комнату с бабочками и птицами. Лида поставила банку с тритоном на стул.
      — Очень вас прошу, простите нас! — сказала Лида. — То есть меня, а не Коробкина. То есть потому, что Коробкин ни в чем не виноват. Это все я…
      — Хорошо, я поняла. — Тетя Лиза царственно кивнула. — Я прощаю тебя, а не Коробкина.
      — А… Алексей Иванович?
      — Думаю, что Алексей Иванович тоже, тебя простит. Имея в виду, что ты вернула ему эту гадость. Но его нет дома.
      И опять все померкло перед Шершилиной. Теперь уже не было ни малейшей надежды спасти школьный вечер.
      А тетя Лиза милостиво говорила:
      — Пойдем, Шершилина двадцать семь, пить чай с ватрушками. Я только что испекла.
      Лида вспомнила, что не ела с самого утра, и проглотила слюну. Но времени уже не было ни минуты.
      — Большое спасибо! — сказала она и помчалась в школу.
 
      «Вот так мне и надо! Так мне и надо!» — твердила себе Лида, подходя к школе.
      Внизу в раздевалке она с отвращением посмотрела на себя в зеркало.
      В старом платье, в известке, растрепанная… В хорошем виде является делегатка Шершилина на праздник! «Так мне и надо! — снова мстительно подумала она. — Даже бант завязывать не буду».
      Она поднялась на второй этаж. Вечер уже начался. В коридоре никого не было. Она подошла к школьному залу. За дверью стоял гул и смех. Вот захлопали в ладоши…
      Лида постояла перед дверью и разом распахнула ее.
      По сцене, засунув руки в карманы, ходил Алексей Иванович и что-то весело рассказывал! Все так его слушали, что никто не оглянулся.
      Алексей Иванович заметил Лиду и заговорщически подмигнул ей.
      Лида тихо села в последнем ряду и закрыла глаза. Вдруг она так устала, и такая тяжесть свалилась с ее души, что какое-то время она ничего не слышала. А потом вместе со всеми и с Алексеем Ивановичем путешествовала по Австралии.
      А когда вечер кончился (очень хороший вечер, куда шестому «Б» с его водолазами!), Лида побежала в учительскую и позвонила Мише Коробкину. Но подошел его отец и сказал, что он просит оставить мальчика в покое.
      — Скажите ему: тритон нашелся, всё хорошо! — крикнула Лида и повесила трубку.
      Она вернулась в зал. Алексей Иванович уже искал ее, чтобы сказать «спасибо» за телеграмму. Он был рад узнать, что его дракон опять ждет его дома.
      А потом писатель вез Лиду домой в своей машине.
      Но у Лиды было еще одно, последнее дело.
      Когда они проехали зоомагазин и ту самую подворотню, Лида попросила остановиться.
      — Спокойной ночи, Алексей Иванович, спасибо, извините за все, мне сюда.
 
      На почтамте было уже пусто и не очень светло. За столом сидел один-единственный человек и обдумывал телеграмму.
      Лида подбежала к знакомому окошку. Там дежурила другая телеграфистка.
      — Знаете что? — сказала Лида. — Я тут днем давала телеграмму. И у меня не хватило одной копейки. Возьмите, пожалуйста!
      И Шершилина пошла домой с легким сердцем.

Кир Булычев
СКАЗКИ

* * *

      Мне хотелось представить, как выглядели бы всем известные сказки, если бы их придумали писатели-фантасты, которые умеют самым невероятным вещам найти почти научное объяснение.
      Условия игры понятны? Тогда начинаем. Первая сказка называется…

РЕПКА

      Старик закатал рукава тельняшки, повесил на березку телетранзистор, чтобы не упустить, когда начнут передавать футбол, и только собрался прополоть грядку с репой, как услышал из-за забора из карликовых магнолий голос соседа, Ивана Васильевича.
      — Здравствуй, дед, — сказал Иван Васильевич. — К выставке готовишься?
      — К какой такой выставке? — спросил старик. — Не слыхал.
      — Да как же! Выставка садоводов-любителей. Областная.
      — А что выставлять-то?
      — Кто чем богат. Эмилия Ивановна синий арбуз вывела. Володя Жаров розами без шипов похвастаться может…
      — Ну, а ты? — спросил старик.
      — Я-то? Да так, гибрид есть один.
      — Гибрид, говоришь? — Старик почувствовал что-то неладное и в сердцах оттолкнул ногой подбежавшего без надобности любимого кибера, по прозванию «Мышка». — Не слыхал я, чтобы ты гибридизацией баловался.
      — Пепин шафранный с марсианским кактусом скрестил. Интересные результаты, даже статью собираюсь написать. Погоди минутку, покажу.
      Сосед исчез, только кусты зашуршали.
      — Вот, — сказал он, вернувшись. — Ты отведай, дед, не бойся. У них аромат интересный. А колючки ножичком срежь, они несъедобные.
      Аромат старику не понравился. Он попрощался с соседом и, забыв снять с березы телетранзистор, пошел к дому. Старухе он сказал:
      — И на что это людям на старости лет колючки разводить? Ты скажи мне, зачем?
      Старуха была в курсе дела и потому ответила, не задумываясь:
      — Ему эти кактусы с Марса в посылке прислали. Сын у него там практику проходит.
      — «Сын, сын»! — ворчал старик. — У кого их нет, сыновей? Да наша Варя любому сыну сто очков вперед даст. Правду говорю?
      — Правду, — не стала спорить старуха. — Балуешь ты ее только.
      Варя была любимой внучкой старика. Жила она в городе, работала в Биологическом институте, но деда с бабкой не забывала и отпуск всегда проводила с ними, в тишине далекой сибирской деревни. Вот и сейчас она спала в солярии скромной стариковской избушки и не слышала, как ее старики нахваливали.
      Дед долго сидел на лавке пригорюнившись. Слова соседа его сильно задели. Соперничали они с ним давно, лет двадцать, с тех пор, как оба вышли на пенсию. И все сосед его обгонял. То привезет из города кибердворника, то достанет где-то электронный грибоискатель, то вдруг марки начнет собирать и получит медаль на выставке в Братиславе. Неугомонный был сосед. И теперь вот этот гибрид. А что у старика? Только репок грядка.
      Старик вышел в огород. Репки тянулись дружно, обещали стать крепкими и сладкими, но ничем особенным не отличались. Такие и на выставку не повезешь. Дед так задумался, что не заметил, как подошла к нему, потягиваясь, заспанная внучка.
      — Что невесел, дедушка? — спросила она.
      — Опять Жучка киберу ногу отгрызла, — соврал дед. — Стыдно перед людьми за такое бессмысленное животное.
      Деду не хотелось сознаваться, что причина расстройства зависть. Но внучка и так догадалась, что дело не в собаке Жучке.
      — Из-за кибера ты бы расстраиваться не стал, — сказала она.
      Тогда старик вздохнул и вполголоса рассказал ей всю историю с выставкой и соседским гибридом.
      — Неужели у тебя ничего не найдется? — удивилась внучка.
      — Не в том дело, чтобы на выставку попасть, а в том, чтобы призовое место занять. И не с марсианскими штучками, а с нашим, земным, родным фруктом или овощем. Понятно?
      — Ну, а репки твои? — спросила внучка.
      — Малы, — ответил дед, — куда как малы.
      Варя ничего не ответила, повернулась и ушла в избу. Ее фосфоресцирующий комбинезончик-туника оставил в воздухе легкое приятное благоухание.
      Не успело благоухание рассеяться, как она уже вернулась, держа в руке большой шприц.
      — Вот, — сказала она. — Тут новый биостимулятор. Мы над ним три месяца в институте бились. Мышей извели видимо-невидимо. Опыты еще, правда, не завершены, но уже сейчас можно сказать, что оказывает он решающее влияние на рост живых организмов. Я как раз собиралась его на растениях опробовать, вот и случай подвернулся.
      Дед в науке немного разбирался. Как-никак проработал тридцать лет шеф-поваром на пассажирской линии Луна — Юпитер. Взял старик шприц и собственной рукой вкатил в золотой бочок ближайшей к нему репки полную дозу. Обвязал листочки красной тряпочкой и пошел спать.
      Наутро и без тряпочки можно было узнать уколотую репку. За ночь она заметно подросла и обогнала своих товарок. Дед обрадовался и на всякий случай сделал ей еще один укол.
      До выставки оставалось три дня, и надо было спешить. Тем более, что сосед Иван Васильевич ночей не спал, настраивал электропугало, чтобы вороны урожай не склевали.
      Еще один день прошел. Репка уже выросла размером с арбуз, и листья ее доставали старику до пояса. Старик осторожно выкопал остальные растения с грядки и вылил на репку три лейки воды с органическими удобрениями. Потом окопал репку, чтобы воздух свободнее к корневой системе проходил. И никому эту работу не доверил. Ни бабке, ни внучке, ни роботам.
      За этим занятием его и застал сосед. Иван Васильевич раздвинул листья магнолии, подивился и спросил:
      — Что это у тебя, старик?
      — Секретное оружие, — ответил дед не без ехидства. — Хочу на выставку попасть. Достижениями похвалиться.
      Сосед долго качал головой, сомневался, потом все-таки ушел. Ворон отпугивать от своих гибридов.
      Утром решающего дня старик поднялся рано, достал из сундука мундир космонавта, надраил мелом почетный знак за десять миллиардов километров в космосе, почистил ботинки с магнитными подковками и при полном параде вышел в огород.
      Зрелище, представшее перед его глазами, было внушительным и почти сказочным.
      За последнюю ночь репка выросла еще вдесятеро. Листья ее, каждый размером с двухспальную простыню, лениво покачивались, переплетаясь с ветвями березы. Земля вокруг репки потрескалась, будто старалась вытолкнуть наружу ее громадное тело, верхушка которого достигала старику до колен.
      Несмотря на ранний час, на улице толпились прохожие, и они встретили деда бестолковыми расспросами и похвалой.
      За забором из карликовых магнолий суетился пораженный сосед.
      «Ну, — сказал сам себе старик, — пора тебя, голубушка, вытягивать. Через час машина придет из выставочного комитета».
      Он потянул репку за основание стеблей.
      Репка даже не шелохнулась. На улице кто-то засмеялся.
      — Старуха! — крикнул дед. — Иди сюда, подсоби репку вытянуть!
      Старуха выглянула в окошко, ахнула и через минуту, сопровождаемая внучкой и собакой Жучкой, присоединилась к старику.
      Но репка не поддавалась. Старик тянул, старуха тянула, внучка тянула, даже собака Жучка тянула, — из сил выбились.