Good as Good - Бунт вурдалаков (Звездная месть - 2)

      — Господи, как страшно! — шептала дрожащим голоском Алена. — Этого просто не может быть!
      Этого и не могло быть ни по каким законам Вселенной. Лица — явно человеческие, одухотворенные лица — с застывшими, но живыми, пронзительными глазами, наплывали клубами, изменялись, принимали уродливые формы, словно искаженные в кривых зеркалах, что-то силились сказать, выкрикнуть бесплотными искривленными ртами, сменялись другими, не менее выразительными и безмолвными лицами. Но главное и самое страшное было в том, что лица Эти пытались сказать нечто именно им, Ивану и Алене, этим двум землянам, случайно оказавшимся в чужом и чуждом, инопланетном безумном мире. Они смотрели именно на них, более того, они вонзались своими пронизывающими взглядами в них, в их глаза… и все это было жутко. Иван вспомнил, где он испытывал нечто подобное — на лестнице в узком коридоре, когда некие бесплотные белесые существа тянули к нему руки, что-то хотели от него. Да, именно там, где на него неожиданно выплыли из тьмы глаза погибшей в Осевом измерении жены. Как там говорил Ав-варон? Двенадцатый Нижний Ярус Подземелья Низринутых Демонов? Так кто они, беснующиеся в клубах, взирающие свысока на землян — демоны? Нет, гнусный |; карлик-колдун говорил что-то про тени невоплощенных. ь Что это такое? Души умерших? А может, нечто и вовсе непонятное, необъяснимое?
      — Я боюсь!!!
      Этот резкий, почти кричащий шепот вырвал Ивана из Ц забытья. Нет, нельзя останавливаться! Это всего лишь призраки! Это наведенные образы! Их нет!
      Клубы опускались все ниже и ниже, они надвигались сзади, справа и слева, они теснили. Надо было бежать. И Иван побежал. Теплая и нежная ноша не утомляла его, да и стимуляторы еще действовали. Силенок хватало. И Иван бежал — он не жалел себя, не щадил ни ног, ни легких, Только непонятный темный щебень и полупрозрачная галька летели из-под подошв. Алена притихла на его руках — она казалась спящей. Но она не спала.
      Минут через двадцать пять бега Иван понял, что не может быть в природе такого зала, такой пещеры. Даже в самой огромной пещере и в самом громадном зале он бы давно добежал до противоположной стены, свода… Что-то здесь было не так! И вообще, почему он бежит именно в эту сторону?! Почему!!! А может, его искусственно направляют туда, может, его гонят по туманному коридору будто борзую по беговой дорожке? Почему легкий просвет только лишь там, впереди? Почему сзади, по бокам стены белого клубящегося тумана вперемешку с едким дымом?!
      Он стал постепенно замедлять свой бег. Потом перешел на шаг. И совершенно неожиданно, так что Алена вскрикнула и прижалась носом к его груди, прыгнул вправо — в молочно-серую белизну, в пар, дым, туман. Это было странное ощущение — Ивану показалось, что он нырнул в вязкую горячую жижу. Он даже вспомнил вдруг трясину, в которой он тонул. Потом вспомнил еще что-то более далекое, давнишнее — вспомнил призрачный, еле выплывающий из потемок памяти Хархан. И там он тонул! Точно! Он тонул в вязком месиве, в трясине, в засасывающей мерзкой жиже. — Фильтр!!! Точно! Он все вспомнил — это же фильтр, и ничего более! Какой же он остолоп! Какой дурак! Какой болван!!!
      Да ведь надо было «тонуть» в том самом лесном болоте! Тонуть и утонуть!!!
      Он был уже у цели! По крайней мере, ближе, значительно ближе, чем сейчас!
      Фильтр пропускает через себя не каждый предмет, не каждую живую тварь. Но ежели он пропускает, надо смело идти через него, ибо фильтры ставятся исключительно на пути из внешних миров во внутренние, они оберегают властителей Внутренних миров от непрошенных гостей, от вторжений, от чего-то такого, что недоступно обычным человеческим мозгам.
      — Мне плохо, Иван, — шептала встревоженно и сипло Алена. Ее руки судорожно сжимали его плечи, шею. — Я умираю, не надо туда, не надо…
      — Потерпи! Еще немного, совсем немного!
      — Мне нечем дышать!
      — Сейчас все кончится. Терпи!
      Иван с силой прижал ее к груди. Он почему-то боялся, что этот проклятый колдовской фильтр пропустит его, но не позволит ей, Алене, проникнуть во внутренние миры. От этого невольного душевного страха у него сжималось сердце и слабели ноги. Он почему-то ловил себя на мысли, что без нее ему будет вдвое, втрое тяжелее, что без нее он уже не сможет идти дальше, бороться, жить…
      — Чуть-чуть, ну еще капельку потерпи, — шептал он, сжимая до боли веки, стараясь не дышать.
      Кожу жгло сквозь комбинезон. Ядовитая — а может, и очищающая, стерилизующая — гарь все же сочилась в легкие, проникала в тело. Иван ни черта не видел вокруг — только белизна, только туман, плотный, вязкий туман. Когда он совсем немного приоткрывал глаза, пытался сквозь щелочки оглядеться, едкая боль проникала, казалось, в мозг. И деваться от нее было некуда.
      — Еще совсем немного!
      «Трясина» отпустила его неожиданно. Иван не удержался на ногах, полетел вниз, стараясь не уронить свою драгоценную ношу. Он не думал в этот миг о себе. Только она! Только бы сберечь ее!
      Тумана не было. Они прошли сквозь фильтр. Хрустальный пол был холоден и скользок. Иван лежал на нем, прижимая к груди свою спутницу. И никаких лиц-призраков, никаких клубов, гари, пара. Только прозрачный пол И прозрачные, уходящие высоко вверх-стены — хрустальные стены.
      — Где мы? — еле слышно поинтересовалась Адена. Иван не ответил. Он думал о том, что подлец Авварон в очередной раз надул его, что нельзя было доверяться этому негодяю.
      — По-моему, это лед, — сказала Алена. Она скребла ноготком хрустальный пол, оставляя в нем белесые бороздки, ноднося к глазам влажные пальцы, приглядываясь к ним, даже обнюхивая… Иван еле успел отдернуть ее руку ото рта — она собиралась попробовать жидкость на вкус.
      — Погоди! Сейчас определим!
      Он вскочил на ноги. Приподнял ее. И дал из лучемета самым слабым — дал в пол метрах в пяти от того места, где они стояли. Столб пара ударил вверх, пахнуло живительным едковатым озоном. Алена не ошиблась, это был именно лед. Но льды бывают разные. В прозрачной безобидной на вид поверхности могли таиться любые яды, всевозможнейшие гадости — даже не предугадаешь. И потому Иван сразу же прервал эксперимент. Расширил ноздри, пытаясь определить составляющие пара. Сюда бы его датчики с бота или хотя бы скафандра! И еще, если это пространство замкнуто, то высвобождать сокрытое во льду ни в коем случае нельзя — их просто раздавит, они не вынесут. давления вырвавшихся из кристаллического плена газов.
      — Не век же нам тут торчать! — словно угадав его мысли, сказала Алена.
      — Испытай на стене.
      — Хорошо, — ответил Иван.
      Он приблизился к хрустально-прозрачной, но невероятно толстой и оттого не пропускающей почти ни лучика света стене. Задрал голову — потолка не увидел. И только после этого луч, вырвавшийся из его орудия, впился в «хрусталь»…
      Все последующее произошло мгновенно.
      — А-а-а!!! — оглушительно закричала Алена., Ивана сшибло с ног, и он чуть не выронил лучемета. Толстенная струя черной и пенистой жидкости ударила в него, опрокидывая, переворачивая. Уже теряя ориентацию Иван успел ухватить женщину за руку. Небольшое помещение с «хрустальными» полами и стенами стремительно заполнялось черной жидкостью, Ивана с Аленой поднимало наверх — они держались на поверхности. Лишь тяжеленный меч тянул якорем вниз, но Иван выгребал Правой рукой, не выпуская из левой Алены. Теперь он держал ее за талию. И она, как могла, на сколько хватало ее слабых женских сил, помогала ему.
      — Ты знаешь, — в запарке, не успевая осмысливать происходящее, прокричал Иван, — у меня такое ощущение, что прямо из фильтра мы попали на дно глубочен-ного колодца, сдуру пробили его тонкую, но достаточно «прочную стену — колодец стал заполняться, нас поднимает, понимаешь, нас скоро поднимет!
      — И мы выберемся из подземелья, да?! Алена задыхалась, отворачивалась от черных пенящихся гребней. Но казалось, в ней прибавилось сил.
      — Не знаю! После фильтра мы вообще могли оказаться за тысячи миль от всех подземелий — это же фильтр-шлюз, понимаешь?
      — Нет! Какой еще фильтр! Лучше б я сидела в темноте, за решеткой. Там было тихо и почти спокойно… — проговорила вдруг Аленка мрачно.
      — Почти! — саркастически выдохнул Иван. И вспомнил женщин, пожираемых отвратительной гадиной. С таким „почти“ он никак не мог согласиться.
      Одновременно вспыхнуло в мозгу: „Это будущее Земли! Будущее всех землян!“
      Иван поспешно избавился от дикой мысли. Сейчас надо было думать о другом, надо выбираться, спасаться! А его снова на философствования потянуло. Нет!
      — Нас подняло уже на полкилометра вверх, — крикнул он Алене.
      Та из последних сил подгребала рукой, но рука слабела — это бросалось в глаза.
      — Брось меч вниз, — попросила она. — Тебе легче будет. А то не выплывем, он нас утянет…
      — Нет, — резко ответил Иван. Он уже решил для себя, что бросит двуручный тяжеленный меч только в том случае, если сам с головой уйдет под черную пенистую жидкость.
      Рядом с ними беспрестанно лопались огромные, то освежающе-озоновые, то отвратительно-зловонные пузыри. И казалось, ни конца ни края не будет всему этому.
      Но край показался, и конец наступил… Их вдруг повлекло куда-то в сторону, повлекло мощно, неудержимо и вместе с тем как-то плавно, без рывков и дерганий. Иван всмотрелся вверх — черные скалистые своды возвышались над разливанным пенистым озером черной жидкости. Их несло по этому подземному озеру — несло к черному, кремнистому берегу.
      — Слава Богу! — невольно вырвалось из груди Ивана. Что-то вновь памятью отозвалось в голове. Он провел ладонью по груди, ощупывая ее, будто не находя там чего-то маленького, крохотного, но необходимого.
      — А ты говорила, меч бросай! — добродушно проворчал Иван, глядя на притихшую Алену влюбленными глазами. — Нетушки, моя милая, он нам еще не раз добрую службу сослужит!
      Уцепившись рукой за гребень, Иван выбрался на берег. Вытянул спутницу.
      Привалился к стене. Все тело гудело и ныло. Боль в мышцах после изнурительной борьбы за жизнь только сейчас дошла до нервных центров, только сейчас Иван ощутил ее. Ничего, все пройдет, все пройдет.
      — Как тебе? — спросил он у Алены.
      — Мне лучше, — сказала та. И было видно, что она не обманывает. Было видно, что она начинает „просыпаться“.
      — Ты вспомнила, как тебя звали раньше?
      — Меня всегда так звали, — проговорила она с ускользающей загадочной улыбкой. После недолгого молчания добавила: — Но я вспомнила кое-что другое. Полигон вышел из-под контроля. Понял? Этого никто не ожидал! Этого не могли ожидать!
      — Чертовщина какая-то, бред!
      — Это правда. Я теперь понимаю. Ты ничего не знал о полигоне. Такие были. Но я же вижу — ты совсем не похож на… на наших. Ты, наверное, где-то долго был? Мне и раньше доводилось видать таких как ты — но редко, очень редко.
      — Я ничего не понимаю, — пробубнил Иван. — Растолкуй! Где я был?
      Почему ты так говоришь. Конечно, я был во многих местах: и на Гадре, и на Сельме, и на совершенно идиотской сумасшедшей планете У и на призрачном янтарном Гугоне я был, и… ты спроси лучше, где меня не было! Я был даже в Системе, на Хархане…
      — Система! Это позже… я не помню. Потом про Систему. Но я не про это говорила, ты меня неправильно понял. — Она опустилась перед ним на колени.
      И лицо у нее стало таким беззащитным, милым и родным, что Иван невольно приблизил к нему свое, поцеловал ее в губы — легко, почти бесплотно. Она отстранилась. — Не надо. Пока не надо. Я боюсь утратить то немногое, что удалось восстановить, боюсь порвать эту ниточку, что связывает меня с прошлым.
      Погоди. Ты был раньше! Ты был намного раньше. И поэтому ты не сразу все поймешь. Как я не догадалась, ведь это же предельно ясно. Нет, вру! Это сейчас мне ясно, а несколько минут назад, час, три… мне ничего не было ясно, я еще спала. Я еще и сейчас не до конца проснулась. Но кое-чего могу припомнить. Ты наверное долго лежал в анабиозе, на корабле» или в фондах?!
      Да?
      Иван удивился. Откуда она могла знать?
      — Я никому не говорил об этом. На Земле никто из моих друзей и знакомых даже слыхом не слыхивал про ту давнюю историю. Может, ты мысли читаешь?
      Алена не ответила. Она вся дрожала. Льнула к нему. Глаза ее, серые, влекущие, горели внутренним пламенем. Она и впрямь просыпалась.
      — Сколько?
      — Что — сколько?
      — Сколько ты был в забытьи?
      — Двести лет с лишним.
      — Нет, больше. Не двести, точно — больше! Иван развел руками.
      — В таком случае, тебе виднее, — согласился он, вглядываясь внимательнее в горящие глаза ~ нет ли в них безумия, болезни. Нет, ничего такого в прекрасных глазах прекрасной женщины не было. Он лишь ощутил, что глубина этих глаз неизмерима; что еще глубже духовные глубины этого удивительного столь земного и одновременно неземного прекраснейшего существа, сидящего перед ним, великолепного в своей блистательной наготе и совершенно не замечающего этой преступно-ослепительной наготы.
      — Я тебе все потом скажу, не сейчас, — Алена вдруг отвела взгляд. — Мне надо все проверить, убедиться.
      — Вот и хорошо, — согласился Иван. — А сейчас нам надо хорошенечко выспаться. Иначе нам крышка. И ничего не говори мне. На-ка вот, — он вытащил из клапана малюсенький голубой шарик, поднес его на ладони к ее лицу. — Проглоти это. После сна ты совсем проснешься, договорились?
      Она вдруг рассмеялась, откинула назад голову с тяжелыми распущенными русыми волосами. Поглядела на него как-то странно.
      — А больше ты ничего не хочешь?
      — Очень много хочу! — ответил Иван. — Но все — потом. Иначе и хотеть будет некому. Не беспокойся, если появится самая малейшая опасность, откуда бы и от кого бы она ни исходила, я моментально проснусь — у меня это после долгих лет учебы и практики уже в крови и костях. Ну, глотай… и спи!
      — Договорились, — сказала она. Проглотила шарик. Положила ему голову на плечо. И прикрыла глаза.
      — Вот и хорошо, — еле слышным шепотом проговорил Иван. Сон смеживал его веки. Три часа. Самое большее — три часа! Этого хватит, чтобы полностью восстановиться и набрать силенок на ближайшие семь-восемь суток. Иван провалился во тьму.
      И лишь его сверхсознание, способное отделяться от тела и воспарять над ним, его вернейший и надежнейший сторож, отмечало: черное пенистое море под ногами, черные своды, глухой рокот невидимого прибоя, мерный перестук падающих с черных высей капель, лопающиеся пузыри… и покой, покой, покой.
      Сколько прошло времени? Где? Когда? Иван ничего не понимал. Он освободился от остатков сна лишь в тот момент, когда некая исполинская сила влекла его наверх. В глаза сначала ударил призрачный зеленоватый свет, только потом в огромной дыре показалась непомерная волосатая морда с круглыми глазищами и покатым звериным лбом.
      — Ива-а-ан! — неслось снизу. — Ива-а-а-ан!!! Его тело было зажато в здоровенной, не менее волосатой, чем морда, руке или лапе, свободными оставались лишь голова, руки, грудь… Иван ничего не мог понять.
      Врожденное, отработанное до автоматизма долгими годами тренировок чувство опасности вновь подвело его, не сработали внутренние охранные механизмы.
      Что же делать? Еще секунда, миг — и он погибнет в этой чудовищной пасти.
      Да, именно так и было — теперь он все видел: этот исполин пробил своды пещеры, запустил ручищу в нее, ухватил его, поднял и несет к раскрывающейся пасти. Еще немного, вот-вот… Пасть была немалая, метра полтора в поперечнике — Иван в нее проскользнул бы жалким червячком. Проскользнул… если бы, из нее не торчали большущие, кривые, желтые зубы и четыре саблевидных клыка. Мимо таких не проскользнешь!
      — Ива-а-а-ан!!! — где-то внизу эхо разносило пронзительный голос Алены.
      Реакция сработала мгновенно. Был лишь один выход.
      Не самый безопасный, требующий огромного напряжения, отнимающий годы жизни. Но лучше потерять годы, чем саму жизнь. За мгновение до развязки Иван ускорил внутреннее время, ускорил до предела. Теперь его уже не несло к пасти, а подносило — медленно, еле-еле. Теперь он жил в ином временном ритме и мог хотя бы оглядеться, осмыслить свое незавидное положение, попытаться сделать хоть что-то.
      Ждать милости не приходилось. Огромная почти человеческая и вместе с тем чудовищно-звериная морда монстра-людоеда не оставляла никаких надежд.
      Ноги зажаты. Только руки! Только голова!
      Из пасти несло трупной вонью. С волосатых губ капала клочьями седой пены слюна. Из ноздрей плоского львиного носа сочилась кровь. И клыки.
      Огромные клыки!
      — Ну, нечисть поганая, держись!
      Иван понимал, что достаточно исполину сдавить свою лапищу посильнее — и от него, от человека, землянина, от создания Божьего, останется мокрое место. Он и без того ощущал, как болят бока в горячей ладони людоеда, как похрустывают ребра. Но надо опередить, надо!
      Когда лапища поднесла его к самой пасти, Иван резко выкинул вперед обе руки, тройным ведическим приемом превратил их в сокрущающий таран нечеловеческой прочности — «алмазную палицу Индры». Прием этот был известен единицам на Земле. Он спасал знающих его во тьме тысячелетий. Он должен был спасти рос-веда и в эту минуту. Чудовище было невероятно могуче, исполински сильно. Но за Иваном стояли родоначальники Человечества и их Сила.
      — А-я-ягррр!!! — тяжелый хрип вырвался из горла Ивана.
      Он был за всеми пределами возможного. Кожа на руках и груди лопалась и кровоточила, мышцы вздулись узлами, буграми, грозили прорвать эту нежную кожу, позвоночник трещал, все тело пронизывал дьявольский или, скорее, божественный, огонь. Это было подобно чуду!
      Иван с мясом, с корнями выдрал оба верхних клыка. И ни мига не медля, из последних сил, чувствуя, как сжимается волосатая ладонь, вонзил их остриями в огромные желтые от злобы и ярости глаза. Потоки крови, слизи и еще какой-то мерзости захлестнули его. Дико взвыло исполинское чудовище.
      Уже падая вниз, Иван успел увидеть, как монстр-людоед обеими руками хватался за вываливающиеся, проколотые глазные яблоки, пытался запихнуть их обратно, в черные ужасные своей пустотой глазницы. От оглушающего воя и прорывающегося сквозь него рыка заклады-валоуши.
      Ритм ускорения начал прерываться еще прежде, чем Иван ухватился за ребристый выступ скалы. Ладони обагрились кровью. Но падение немного замедлилось. Он летел в провал, прямо в черную пенистую и пузырящуюся жидкость, совсем не похожую на воду, маслянистую и гадкую. А в ушах дикий рев перемежался с почти неслышным: «Ива-а-ан!»
      Он упал в жидкость, погрузился метра на три вглубь. И почти одновременно, с небольшим запозданием огромная лапа опустилась в пролом, сунулась в воду, принялась шарить под сводами пещеры. Это было страшное зрелище. Монстр-людоед не собирался упускать жертву, напротив, ярость и злоба в нем утроились, удесятерились. Черные брызги летели во все стороны.
      Ивана качало на поднятых волнах, кидало, несло, закручивало в возникающих тут и там водоворотах. Это была буря злобы! Взрыв ярости! Ослепший монстр обшаривал внутренности пещеры, и не было той силы, что могла его остановить… Надо было смириться, погибнуть. Очень не хотелось. Но…
      Ивана волной так бросило в стену, что он на долю секунды потерял сознание от жгучей боли.
      А когда он пришел в себя, уже совершенно в другой точке пространства, он увидел, что сила, способная остановить людоеда-исполина есть! На гребнистом выступе, вся мокрая, растрепанная, но неизменно прекрасная, с лучеметом в руках стояла Алена.
      Иван замер, боясь выдохнуть воздух, спугнуть миг.
      Ярчайшая вспышка прорезала полумрак пещеры.
      Живой тяжеленнойскалой обрушилась в черное озеро отхваченная по локоть ручища монстра. Безумный вой лишилслуха.
      А она стояла обнаженной живой статуей, олицетворяющей победу сил Добра над силами Зла.
      Еще одна вспышка. Тяжелый всплеск на черной поверхности. Огромная кисть надломленным айсбергом. ушла в воду. И снова рев. Вой! Визг!
      — Молодец, Аленка! — не выдержал Иван. — Молодец!
      В несколько сильных быстрых взмахов он подплыл к каменистой кромке. Вскарабкался наверх. Бросился к ней. Тяжелый лучемет упал в ноги. Она прижалась к нему, вдавливая лицо в мокрую грудь.
      Тело ее сотрясалось от рыданий, его просто било в конвульсиях. Все тяжкое, страшное, гнетущее вырвалось наружу, исходило из нее. Иван целовал ее красивейшее на свете лицо — л- целовал беспорядочно: губы, глаза, нос, щеки, подбородок. Он шептал ей что-то нежное, ласковое, доброе, не вникая в смысл слов, стараясь ее успокоить, растворить в себе. И он уже ощущал, как все прочие чувства — безумная радость, благодарность ей, нежность, желание впитать в себя все ее тревоги и боли — уступают Mecio одной великой и неудержимой страсти. Да, он сейчас желал ее. И она желала его. Он чувствовал это каждой клеточкой тела. Они уже были единым. Ее упругие высокие груди обжигали его, нежные бедра передавали свой трепет его ладоням. Он целовал ее, задыхаясь, теряя рассудок, и не было ничего на белом свете важнее, главнее их Любви.
      Все произошло очень быстро — их сердца и души одновременно взмыли в незримые выси, насладились общим сладостным мигом… и вернулись в грешный мир — умиротворенные и тихие.
      Алена лежала на груди у Ивана и слушала, как стучит его сердце. А он думал, что теперь ему вдвое тяжелее придется — ведь без нее он из этого колдовского мира, из этого Пристанища навей, оборотней, монстров, нелюдей и призраков не уйдет.
      Они лежали не меньше часа, приходили в себя.
      Потом Алена тихонько встала, сходила в дальний конец выступа, принесла его рубаху, приволокла меч, бросила в ноги Ивану. Присела рядышком, погладила по плечу, убрала со лба у Ивана длинную прядь.
      — Ты помнишь, я тебе обещала сказать кое-что? — спросила она.
      — Было чего-то такое, — подтвердил Иван и поцеловал ее в губы.
      Она игриво отмахнулась, насупила брови. И спросила:
      — Ё каком году ты отправился сюда?
      Иван улыбнулся, поглядел на нее с прищуром.
      — В этом, милая, в каком же еще. В две тысячи четыреста семьдесят девятом году от Рождества Христова.
      Он увидел, как неожиданно побледнела Алена, как задрожали у нее губы и расширились зрачки. Это была какая-то странная реакция. И Иван придвинулся к ней поближе, притянул к себе, спросил шепотом:
      — Что с тобою, Аленка?
      — Пятьсот лет!
      — Не понял, какие еще пятьсот лет?
      — Ты перемахнул через пятьсот лет, теперь понял? Через пять веков! Она говорила столь твердо, убежденно, что Ивану стало не по себе.
      — Ерунда какая-то. Я вылетел с Земли в 2479-м году. И сейчас именно 2479-ый год. Я еще не спятил окончательно. Я не лежал в анабиозе. Меня перебросили сюда по внепространственным каналам.
      — Это ничего не значит, Иван, — сказала Алена. — Я родилась в 3056-м году. Время назад не течет. Ты, наверное, знаешь это! Значит, тебя перенесло сюда. Я поняла это еще тогда, но хотела проверить, убедиться. Ты не похож на наших.
      — А чей же я! — удивился Иван.
      — Нет, ты неправильно понял меня. Мы все, конечно, наши, все земляне, россияне. Но время, Иван, пропасть времени! Ты не такой! — Она вдруг часто-часто заморгала, смахнула слезинку. — Нет, ты не думай, ты самый лучший в Мироздании, ты самый… ты мой любимый, и я ни на кого не променяю тебя. Но ты не такой!
      У Ивана в голове загудело. Мало того, что его занесло против его же воли на проклятую колдовскую планету, так еще и перебросило на пять веков вперед? Ну и что теперь делать? Как он теперь вернется на Землю?! Как он посчитается с очень «серьезными» и важными людьми, закинувшими его к черту на рога?! Как он предупредит землян… Стоп! Стоп!! Иван схватился за голову. Кого он должен предупреждать? О чем? Почему?! Что за тревоги такие?! Это что-то связанное с Харханом, с Системой?! Перед глазами снова всплыли два белых силуета, погибающие в огне, загрохотал водопад, представилась почему-то нелепая женская фигура с одутловатым сонным лицом и непомерной нижней частью грушеобразной формы с торчащей из нее морщинистой трубой… головастики в огромном аквариуме с мутной противной жидкостью, чьи-то скрипучие слова, боль в лодыжках, нестерпимая, жгучая, и кровавой ярью вспыхнувшие в мозгу слова: «Откат. Откат!!!» Он вернется в то же самое время, да! Так обещали и эти, «серьезные». Так и будет. Или они его надули?
      Надули, как подлый и лживый красеныш Ав-варон?! Нет! Только не это! Он обязательно должен вернуться на Землю! Не для себя должен! Он все сделает. Провала больше не будет. Иначе… иначе Земле будет плохо. Очень плохо!
      — Ты путаешь что-то, — сказал он Алене устало, — ты еще не совсем проснулась.
      — Да, я не совсем проснулась. Я еще проснусь! Но то, о чем я говорю это правда, Иван. У времени обратного хода нет.
      — Есть, — произнес Иван тихо, — есть Обратное время. Есть откат. Все есть, Алена. В этом мире все есть.
      — Это предрассудки двадцать пятого века. Послушай меня! Последний мой день там, дома — 24 июля 3081-го года. Я еще не сошла с ума. Я вспоминаю, я очень многое уже вспомнила. Не бойся, ты не пропадешь в нашем времени. Я не дам тебе пропасть. Пока ты со мною…
      — Ну, спасибо, — с легкой улыбкой сказал Иван. — Я тоже постараюсь не дать тебе пропасть, хорошо?
      — Хорошо! — согласилась она торопливо. — Ты еще не веришь мне. Но ты поверишь, я знаю. Я тебе все объясню, все расскажу. Теперь я сама начинаю доходить. Что-то случилось с полигоном. Понимаешь? Это было невозможным. Но что-то случилось!
      — Мне ничего не говорит это слово- полигон. И я не верю в тридцать первый век. По крайней мере, для Земли его скорее всего никогда не будет!
      Система что-то готовит. Я не могу пока точно сказать — что, но это будет апокалипсис. Система не знает прямых ходов на Землю! Но… о-о, проклятый колдун! Негодяй!! Чудовище!!!
      — О ком ты? — Алена испугалась за Ивана, ей даже показалось, что он внезапно повредился в уме.
      — Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога Семирожденного гнуснейшая гадина, подлая скотина, тварь!!!
      — Что это? — вдруг вскрикнула Алена.
      — Где?
      — Да вон же! — она указывала пальцем куда-то влево, в темень.
      — Это он.
      Иван видел — во тьме и мраке на изуродованной трещинами стене пещеры чернела непроницаемой вселенской тенью фигура карлика-колдуна в рясе и капюшоне. Тень была огромной. И все же она принадлежала именно Авварону Зурр бан-Тургу.
      — Ты снова пришел? — выкрикнул Иван в пустоту. — Зачем?!
      Скрипучий противный смех прозвучал под сводами подземелья. И внезапно оборвался.
      — Я никогда и никуда не уходил, Иван, — просипело тихо и вкрадчиво над самым плечом. — И не уйду, не надейся. Ты проник туда, откуда тебе никогда не выбраться. У тебя есть лишь одна надежда, одна маленькая дверца — это я, Иван. Каким бы дураком ты ни был, но это и ты поймешь.
      Иван вертел головой, щурился, но никого не видел. Голос звучал из пустоты. Карлика не было в пещере. А тень — наваждение, призрак, ей не стоило придавать никакого значения.
      — Они погубят нас, — неожиданно тихо и печально сказала Алена. — Мы никогда не выберемся отсюда. Здесь просто нет выхода, он все врет.
      — Не слушай ее, Иван, — прошипело за левым плечом.
      — Здесь нет выхода, — повторила совсем обреченно Алена, — здесь есть только вход. Да, Иван, полигон закладывался как замкнутый мир, из него никто и никогда не должен был выйти вовне. Я вспомнила! — На глазах у нее стояли слезы.
      — Бред! — Иван сжал виски ладонями. — Я ни одному из вас не верю.
      Алена резко отвернулась от него. Обиделась. Иван понял свою ошибку и обнял ее за плечи. Он готов был вымаливать прощение, стоять на коленях и просить ее… но не мог произнести и слова.
      — Иван, решайся! — прозвучало под сводами гнусаво. Кристалл, только он! Иван выхватил чуть светящийся усилитель, высоко поднял его в руке.
      — Сгинь, нечисть! — прокричал он не своим голосом. Тень, изменяясь в очертаниях, то расплываясь, то вспыхивая мертвенно-зелеными огоньками, растаяла. Но снова из-за плеча тихо, совсем тихо прозвучало:
      — Я уйду, Иван. Но на мое место могут придти другие.
      Иван вяло отмахнулся. Ему сейчас было важнее иное — Алена.
      Он ласкал ее, Шептал ей что-то на ушко, гладил шелковистые волосы. И ничего не видел.
      А за его спиною маслянистым огромным пузырем вспучивалось черное озеро. Вскипали буруны, расходились кругами плотные, будто резиновые волны, пенились гребни… Иван понял, что творится нечто неладное, лишь когда его и Алену захлестнуло чуть ли не с головой. Он вскочил на ноги, подхватил лучемет и меч. Протянул руку.
      — Ну, давай же, скорей!
      Он смотрел на Алену, но краем глаза видел, как из черноты высовываются толстые извивающиеся щупальца, как вздымаются они кверху, как выплывает из немыслимых глубин поблескивающаЬ багровая спина, как высвечиваются янтарем два огромных глаза на птице-жабьей клювастой морде размером с двойной бронеход.
      Из черного озера всплывало огромное чудовище, очень похожее на то, что пожирало несчастных, беззащитных женщин, но не трехглазое — у него было два глаза, как у обычного земного существа. Эта тварь не смогла бы ужиться на Земле — она бы просто-напросто сожрала все живое и потом околела бы с голоду, это было написано на ее тупой алчной морде.
      — Бежим! — Алена первой вышла из оцепенения.
      — Куда? — машинально спросил Иван. Он собирался было дать полный залп из лучемета. Путей к отступлению не было.
      — Я вижу куда. Бежим!
      Она потянула его за руку. Через несколько секунд, чудом увернувшись, от жирных извивающихся щупальцев, они выбрались на изломанный уступ, возвышавшийся всего лишь в пяти или шести метрах от их ложбинки. Чудище наползало сзади, оно почти настигло их, когда Иван тоже «увидел».
      Обрыв заканчивался пропастью, в которой не было ни капли воды. Это было непостижимо. Но это было! По всем законам, природы черная маслянистая жидкость должна была давным-давно перелиться сюда, заполнить пропасть. Но она стояла, огражденная хрустально-прозрачной стеной. А дна пропасти не было видно.
      — Туда! — она снова дернула его за руку.
      — Ты с ума сошла Иван оглянулся — из широченного зубастого клюва отвратительной твари сочилась темная кровь, к чешуйчатым наростам прилипли длинные черные волосы одной из жертв. И хлюпанье, чавканье, хруст дожевываемых костей- Надо прыгать, Иван, надо!