Good as Good - Бунт вурдалаков (Звездная месть - 2)

      — Не уходи! — мягко произнес Иван. — Я не трону тебя. Я помогу тебе!
      Его слова вызвали странную реакцию. Молчаливое существо спряталось за выступ, осторожно высунуло оттуда голову с длинными, значительно ниже плеч волосами. Вот тогда Иван только и сообразил: женщина. Это была земная женщина!
      В голове дутанно пронеслась вереница мыслей: не спугнуть! не дать убежать! а откуда она здесь, почему? и кто она? то, что не резидент-десантник, это точно! и почему в подземельях?! или обычный призрак?! Иван поймал себя на мысли, что призраки, наваждения и прочие страсти ему начали казаться обычными явлениями, заурядными и не особо примечательными. Это плохой признак. Разведчик не должен утрачивать бдительности.
      А решетка не преграда! Он дал совсем слабенько из одного бокового ствола- черными блестящими каплями расплавленный металл стек на землю, образовался проход не менее полутора метров в высоту и метра в ширину.
      — Стой! — выкрикнул Иван на общеземном. — Стой! Я спасу тебя, не убегай!
      Белая фигурка мелькала меж выступами, валунами… Иван настиг женщину метров через триста, ухватил за длинные волосы. На секунду раньше он дал психоэнергетическую команду; «Все хорошо. Покой. Тишина. Благость». Ноги у бежавшей подогнулись, она мягко опустилась на плоский замшелый камень, повернула к Ивану голову и улыбнулась тихой, покойной, благостной, улыбкой.
      Иван выругал себя мысленно и в очередной раз поклялся самой тяжкой клятвой, что ни за. что не станет больше подчинять себе подобных, какая лизость! какой грех! ощущаешь себя подонком, негодяем, подлецом! И только после, этого Иван полностью осозяал, что перед ним женщина. Причем женщина изумительной красоты и совершенно обнаженная. Когда он в последний раз видел женщину? Там, на Земле? Нет, там были только секретарши, проходящие мимо незнакомки, Таека на станции, медсестры… все это не то! Последний раз он был с женщиной далеко от Земли — в Системе, на полуреальном Хархане. Кто она была? где теперь она? Память снова отказывалась служить ему. Да и не до воспоминаний сейчас!
      Иван осторожно опустил руку на хрупкое плечо землянки, чуть сдавил его, передавая заряд из своего тела, оживляя.
      — Очнитесь, — мягко сказал он.
      Женщина перестала улыбаться, резко отвернулась от него, напрягласьничего иного и ожидать яе следовало. Кто он для нее? Чужак! Она, наверное, столького насмотрелась здесь, чтояе поверит никому и ничему. Впрочем, не следует опережать события… Иван присел рядом, положил руки на колени ладонями вверх, будто говоря о своих добрых намерениях и даже некой беззащитности перед ней, женщиной. Он выжидал, надеялся, что она первой произнесет хотя бы словечко. Время шло. Незнакомка молчала. Она вновь впала в состояние безразличия, зачарованное(tm), какие бывают лишь от одного, Иван знал, от безмерной усталости. И он уже готов был проникнуть в ее мозг, считать хотя бы поверхностно: кто она, откуда, как здесь оказалась, чего ищет и на что надеется… но вовремя остановил себя — нельзя! этого делать нельзя! он не переступит за черту, которая отделяет Добро от Зла, Человека от нелюдя.
      И он начал тихо-тихо говорить, чуть покачивая головой, не глядя на нее.
      — Не знаю, понимаете ли вы меня, нет, но я столько молчал все дни пребывания на этой планете, что страшно стосковался по человеческому общению. Если не хотите, не отвечайте мве, дайте просто высказаться, выговориться… Да что эта я! Ведь и на Земле последние месяцы я в основном молчал. Знаете, как бывает — сначала много, много говоришь, а потом, когда убеждаешься, что тебя плохо понимают, что тебя и-не желают понимать, вдруг замолчишь сразу… и-надолго, иг в молчании этом, в тишине начинаешь вновь обретатьсебя, обретать нокой, Кажется, век бьг- промолчал, так это сладостйо, так хорошо. Но приходит время, и слова начинают рваться наружу, их не удержишь, хочется говорить е самим собою, но не про себя, а уже вслух, тебя прямо распирать начинает. Вот так и со мною. А мне есть что сказать людям. Вы верите мне? Ну кивните хотя бы? Вы, наверное, не понимаете меня?! Только не говорите, что вы создание этого мира, этого кошмарного Пристанища — ни за что не поверю! Вы ведь с Земли, я не ощибся?!
      — Иван пристально взглянул в лицо незнакомки, прямо в ее настороженные и оттого еще более красивые серые глаза. Да, она была на удивление прекрасна: чистый лоб, тонкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, живые, будто ожидающие чего-то губы, нежный подбородок, длинная шея, пряди русых шелковистых волос, спускающихся по плечам, ласкающих высокую полную грудь… что-то замерло внутри у Ивана, он проглотил застрявший в горле комочек, отвернулся. Необыкновенная красавица! Эти бедра, талия, ноги — во всем совершенство, изящество. Или это только казалось?! Может, она лишь в его воображении была неотразимой? Иван не пытался строить логические умозаключения. Да, он не видел земных женщин давненько, может, в этом весь фокус. Какая разница! И он продолжил, чуть взволнованно, еще приглушеннее:
      — Мы не хотим любить по-настоящему нашу Землю, все куда-то убегаем от нее, лезем в этот чужой мир Вселенной. А как же там хорошо, вы ведь помните?
      Сейчас в наших краях, наверное, вечер — тихо, ветерок шевелит листву, и моросит легонький дождик, грибной, капли стучат по лужам, воробышки попрятались, притихли, одинокий мокрый взъерошенный пес жмется к заборчику, а в домах горит свет, там тепло и тихо, уютно. Вы ведь любили Землю…
      — Не помню, — неожиданно ответила женщина, — почти ничего не помню. Я так долго спала. Я спала вечность…
      От удивления Иван позабыл про все на свете, в том чцсле про свое лирическое повествование. Женщина, эта странная и прекрасная женщина говорила на чистейшем и красивейшем русском языке. Она говорила лучше и чище, чем сам Иван. Притом это была именно речь — не передача мыслей, образов, не обмен кодами и установками, не интуитивное взаимомыслепроникновение — а нормальная, чисто человеческая, земная речь.
      Голос незнакомки был столь же приятен, как и она сама.
      — Я так долго спала… было холодно… Иван заглянул в серые глубокие глаза — в них не было больше отчужденности. В них стояла тоска.
      — Как вы сюда попали? Что они с вами сделали?! — заторопился Иван. Отвечайте, я прошу вас. Отвечайте, ведь дорог каждый миг! — Он словно вышел внезапно из шокового состояния, он вспомнил давешний ужас, ис~ терзанные женские тела, хруст, чавканье, работу смертоносных окровавленных челюстей.
      — Я не помню, — ответила женщина.
      Иван смотрел на нее и не мог понять, сколько же ей лет — можно было дать одновременно и восемнадцать, и тридцать. Да, она была юна, и вместе с тем она была зрелой в своей женственной красоте. Он бросил это невольное занятие, при чем здесь возраст! Он запутался в том, сколько ему самому лет: то ли тридцать с гаком, то ли далеко за двести. Сейчас важно другое.
      — Проведите меня туда, проведите!
      — Куда? — переспросила женщина.
      — В зал, — Иван почти кричал, — в мраморный, зал, где это поганое чудище пожирает…
      — Не понимаю, я вас не понимаю. Они что-то говорили о воплощении, о новой жизни… я ничего не могу вспомнить.
      — Кто они?!
      — Зурги! Я вспомнила, их зовут зургами, — проговорила женщина, и глаза ее наполнились страхом, — почему они отпустили меня? И кто вы?! Что вы тут делаете?! — Она будто очнулась от сна, отстранилась, прикрыла лицо рукой.
      — Не надо бояться. Мы с вами оба попали в жуткую переделку! Но мы выкарабкаемся, не сомневайтесь! Меня зовут Иван. Ваще имя, ну же, почему вы ие отвечаете? Да не бойтесь же меня!
      — Я не помню.
      — Не помните, как вас зовут?!
      — Да, не помню?
      Иван неожиданно громко, бесшабашно и весело рассмеялся. Остановившись, он хлопнул себя огромной ладонью но колену, покачал головой.
      — Ну что же, мы оба ничего не помним — один диагноз! В одну психушку нам и дорога… Но все! Хватит! Дело очень серьезное. Попытайтесь коротко и ясно ответить на мои вопросы. Сейчас только от вас зависит и ваше будущее, и мое. Хорошо, договорились?
      Она кивнула. И в глазах ее впервые за все время их знакомства вспыхнуло что-то более теплое, нежели отчуждение, тоска и страх. Этот маленький огонек еще нельзя было назвать доверием, признательностью, но это была уже надежда.
      Иван сосредоточился и начал свой допрос- Первым делом надо было выяснить главное.
      — Где находились все остальные? Где они?!
      — Я не знаю.
      — Вас было много?
      — Да.
      — Где они теперь? Вспомните все. Это надо вспомнить! Вы были со всеми вместе. Потом их повели.
      — Нет, никто никого никуда не вел. Я спала… И все спали.
      — Где вы спали?
      — Не знаю. Не помню.
      — Вы убежали от них?
      — Да!
      Губы у женщины начали дрожать. Видно, она вспоминала что-то. Но эти воспоминания не доставляли ей радости.
      — Как вы убежали от них? Вспомните- где это было, какие там были приметы? Вы убежали из зала или раньше, оттуда, где вы спали?
      — Не было зала. Нет. Я проснулась раньше. Ничего больше не помню.
      Иван в растерянности развел руками. С ней было бесполезно разговаривать. Она ничегошеньки не помнила. И вообще, она стала ему обузой!
      Ну куда он теперь пойдет, с кем побежит бороться, когоспасать? Ведь он же не сможет бросить ее здесь. Проклятье! Эта чудовищная тварь, небось, продолжает пожирать несчастных, как же быть! Ведь он был им всем одной надеждой. Он должен был их всех, несчастных заложников, заложниц, выручить, спасти! Он?! А почему это он, откуда такая самоуверенность?! Иван схватился руками за голову. Если он сюда заслан для этой цели, для спасения заложников, то почему же не сработала Программа? Черт ее подери, почему она не сработала?! С ума можно сойти! Или… или эта Программа заложена в него с совсем другой целью? Ивана бросило- в холодный пот. Он зомби — послушный чьей-то недоброй воле зомби. И она — зомби; Она вела себя как сомнамбула, как автомат! Нет, это все расшатанные нервы! Это все после Хархана. Ведь его же еле восстановили, ведь его же подобрали на земной орбите почти мертвяком. Все это и сказалось! Нет, яе надо винить других. Надо собраться, надо переключиться, — Когда вы отбыли с Земли? Вы ведь жили на Земле, в России?
      — Земля. Россия. Я знаю.
      — Вы не ответили, когда вы улетели оттуда.
      Женщина удивленно поглядела на него, поправила длинную светлую прядку, упавшую на левую грудь и прикрывшую маленький коричневый сосок. Ивана поразило, что она совершенно не стеснялась своей наготы. Она за все это время не сделала ни малейшей попытки прикрыться, заслониться от него. Это было странно, это было как-то не по-земному, но мало ли что… У нее было русское лицо — ясное, чистое, одухотворенное, красивейшее на всей Земле среди всех ее племен и народов, русское женское лицо.
      — Я не птица, чтобы летать. Я была на Земле. И была на полигоне. Потом я спала. Иван уцепился за слово.
      — Какой еще полигон? — спросил он, затаив дыхание.
      — Не помню. Помню, что полигон. Последние биоразработки. Запуск системы… и все. Потом сон, очень долгий, холодный сон. Вы мучаете меня, я ничего не знаю, я не знаю, кто я, со мной что-то случилось. Но я ничего не могу понять. Я ничего не помню.
      — Вы человек?
      — Да.
      — Вы землянка?
      — Да.
      — Сколько времени вы в Пристанище?
      — Пристанище — это другой мир.
      — Сколько времени вы находитесь в этом другом мире? — Иван начал понимать: нужна мнемоскопия. Иначе ничего не выйдет. Но он не мнемоскопист!
      — Знаю, что другой мир. Больше ничего. Еще знаю — зурги. Все!
      — Кем вы былина Земле?
      — Не понимаю вопроса. Как можно быть кем-то? Я просто человек, женщина…
      — У вас есть какая-то профессия?
      Робкая улыбка осветила бледное во мраке лицо. Женщина была явно в замешательстве.
      — Я не все ваши слова понимаю. Что такое профессия?
      — Что вы делали? Кем вы работали?!
      Улыбка стада еще более трогательной, даже извиняющейся. Землянка постепенно приходила в себя, ни следа отрешенности не было на ее лице. И все же она не понимала простейших вещей.
      — Что делала, — она склонила голову набок и провела указательным пальцем по мху, оставляя примятую темную полоску, — я делала то, чего мне хотелось… нет, не помню. Помню только, что полигон не всем нравился, не всех туда пускали.
      — Что-то оборонное? Испытательный полигон новых вооружений, так? поинтересовался Иван. — Постарайтесь припомнить.
      — Оружие? Нет. Воплощение несуществующего.
      — Бред какой-то! — Иван начинал уставать от этого допроса. Он так и ни на шажочек не приблизился к истине. — Но вы можете хотя бы ответить почему вы так долго спали? Что это был за сон? Возможно, анабиоз?
      Она опять улыбнулась. Поправила волосы, прищурилась. Она оживала все больше. Только уголки ее губ почти незаметно, но неостановимо стали опускаться вниз, делая выражение лица скорбным.
      — Это не анабиоз. Это сон. Я ничего не знала про полигон. Не спрашивайте меня больше. Я устала!
      Иван вытащил из клапана стимуляторы, концентраты. Протянул темные шарики красавице.
      Но та покачала головой.
      — Не надо. Сейчас ничего не надо.
      — Совсем ничего? — засомневался Иван.
      — Нет, не совсем — согласилась женщина, — одно мне все-таки просто необходимо — проснуться. Проснуться полностью! Я ведь и сейчас еще сплю… да, да, не смотрите на меня, как на ненормальную.
      — Я не могу понять абсолютно ничего! — признался Иван.
      — И не поймете, — подтвердила красавица, — вы мне до сих пор кажетесь частью моего сна. Но я уже знаю — вы правда, вы — реальность, явь. Они отключили мой мозг… а потом он включился, но пока не весь, понимаете?
      — По правде сказать, не очень, — Иван насупился, отвернулся. Он все больше приходил к мысли, что сумасшествие принимает коллективный характер.
      — Давайте называть друг друга на «ты», — неожиданно предложила женщина.
      — Конечно, — с готовностью ответил Иван и почему-то галантно привстал, поклонился.
      Красавица рассмеялась, уткнула лицо в ладони.
      — Теперь я тебе верю, теперь я вижу, что ты не призрак, — проговорила она сквозь смех. И тут же осеклась: — я сплю, я все еще продолжаю спать!
      Что они сделали со мной?!
      — Кто?! — резко спросил Иван. И ухватил ее за руку чуть выше локтя.
      После некоторого промедления она ответила тихо, дрожащим голосом:
      — Не знаю.
      — Ну и что теперь делать? — начал вслух размышлять Иван. — Вот мы с тобой оказались здесь, за сотни тысяч парсеков от дома. Кроме нас тут еще… много людей — десятки, сотни, может, тысячи. Я бьюсь уже… — Иван снова запнулся, он не мог определить точно — сколько времени он провел в этом аду, ни один хронометр не показывал ни черта, — не меньше месяца, плутаю по каким-то гирляндам, пуповинам, ярусам, леший их забери, прошел какие-то внешние круги и барьеры, провалился в эти бестолковые подземелья, которые один мой хороший друг, — Иван саркастически усмехнулся, — называл подземельями низринутых демонов, короче, пробрался чуть ли не в сердцевину Пристанища…
      — Пристанище? — оживилась женщина. — Мне знакомо это слово.
      — Что оно означает? — тут же посерьезнел Иван.
      — Не помню.
      Иван отвернулся. И продолжил свой монолог:
      — …но приблизился ли я к цели? Нет! Ни на шажок не приблизился.
      Наоборот, мне сейчас кажется, что я заплутал окончательно. Эх, если бы попался Д-ста-тор, я не стал бы раздумывать, с ходу махнул бы на Землю!
      — Земля часть Пристанища, — сомнамбулически проговорила женщина, Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы.
      — Что ты сказала?! Повтори!
      Лицо у Ивана пошло красными пятнами, руки задрожали.
      Женщина открыла глаза. Удивленно взглянула на него.
      — Разве я что-то говорила? Нет, тебе послышалось.
      — Ты сказала, что Земля — это часть Пристанища…
      — Земля?
      — Да!
      — Не помню!
      — Бред! Идиотизм какой-то! — не выдержал Иван. — Мы тут сидим, плетем какую-то ахинею, а там… — он махнул рукой вверх, — там каждую минуту, каждую секунду гибнут люди!
      — Воплощение это не гибель.
      — Что-о?! Что ты говоришь?! Я собственными глазами видел страшные, дичайшие вещи, этого нельзя описать. Оно пожирало их! Оно грызло и пережевывало несчастных, глотало! Причем тут воплощение?!
      Взгляд у женщины вновь стал отрешенным. Голос потускнел, зазвучал хрипловато.
      — Гибли только тела, только грубая плоть. Я теперь вижу это, я все вижу! Они воплотились, они перешли на высшую ступень. Им хорошо!
      Иван насторожился. Он уже слыхал такие речи. На нее идет пси-врздействие, прямое пси-воздействие. Это в лучшем случае! В худшем это вообще не она, это оборотень, это носитель темной сущности. Проверим!
      — Слушай меня внимательно! — проговорил он спокойно, глядя ей в глаза.
      — Ты человек. Ты женщина Земли. Все воплощения и перевоплощения — это воздействие извне на твою психику…
      Он повторил три раза кодовые ведические заклинания, установил барьер «хрустальный шлем».
      И он не ошибся. Через несколько секунд глаза у женщины прояснились.
      Она взглянула на Ивана в недоумении.
      — Что это было? — спросила она.
      — Ты просто спала, — мягко, успокаивающе ответил Иван.
      — Я не хочу больше спать! — она неожиданно вскинула руки ему на шею, прильнула к груди. — Я не хочу больше спать, Иван!
      Он немного отстранился. Близость женщины волновала, горячила кровь. Но не время, не теперь! Нельзя терять голову; — Я тоже думаю, что ты не совсем подходишь на роль спящей красавицы.
      Нет, нет, ты необыкновенно красивая, ты подлинная красавица… но те времена ушли, — он огладил ее плечи, прикоснулся пальцами к. ШЕЛКОВИСТЫМ прядям, — они ушли безвозвратно. В найей жизни мало романтики, мало сказочности. В ней только жестокая реальность. И много мерзости, крови, подлости. Сейчас спящих красавиц не кладут в хрустальные грббы, их сказочный сон нынче не стерегут благородные и могучие богатыри, сейчас этих красавиц прямо из анабиоза бросают в пасть чудищ-людоедов, им отгрызают головы, их жуют, чавкая и сопя. Мне тяжело говорить об этом. И хватит уже болтать. Мы сделаем так: или вы останетесь, а я иду на поиски…
      — Нет, мы пойдем вдвоем, я одна не останусь, я боюсь, Иван. И кстати, мы же перешли на «ты», забыл?
      — Помню. — Он сделал попытку стащить с себя рубаху. — Ты не хочешь немного прикрыться, ведь тут зябко, можно и простудиться.
      Она остановила его жестом.
      — Ну, как знаешь!
      К решетке она, наверняка, вышла откуда-то из глубины этого мрачного хода. Значит, и идти надо именно туда. Иван еще раз подумал, а стоит ли рисковать, тащить ее за собой. Но потом решил, что еще неизвестно, где риска больше.
      — Если ты не помнишь, как тебя зовут, я сам придумаю тебе имя. Я не могу вот так, как к дереву, траве… — он сбился, не зная, правильно ли она поймет его, не обидится ли.
      — Придумывай, — согласилась женщина, — если мне понравится, буду отзываться.
      Легко сказать — придумаю имя, а попробуй придумай — с новорожденным, и то не так-то просто, а тут взрослый человек. Иван сдвинул брови к переносице, глубокие морщины прорезали его чело.
      — А быть тебе, — промолвил он после короткого, но углубленного раздумья, — быть тебе Еленой Прекрасной! — Он положил ей обе руки на плечи, погрузился в серые бездонные глаза. — Ибо если не тебе так зваться, то кому же еще?! Но это для торжественных церемоний и подобающих случаев. А наедине я буду звать тебя Аленою, Аленкой, не возражаешь?
      — Нет, — сказалаона, — мне нравится мое новое имя. Мне даже не хочется вспоминать старого, настолько мне оно нравится. А еще больше мне нравится, как ты произносишь его. — и она повторила тихо, ~ Алена, Аленка, Аленушка.
      .
      Иван почувствовал, что еще немного и он совсем размякнет, расплачется от умиления. Нет, нельзя! Надо идти вперед. Подлый Авварон был прав здесь нельзя надолго останавливаться, здесь надо вовремя покидать опасное место, не ждать пока созреет в нем недоброе и поглотит тебя. i, Алена, а тебе ни о чем не говорит имя Авварон? — спросил он неожиданно.
      — Не слыхала.
      — Тогда пойдем.
      Иван ухватил ее за руку, крепко, но нежно. Теперь он не имел права рисковать, и потому в другой руке он сжимал лучемет. Причем, сейчас Иван сжег бы любую тварь, какая бы ни появилась на его пути — даже «лучшего друга и брата» Авварона, подлеца, обманщика и негодяя, он не пощадил бы.
      Он шел по темным кривым переходам и думал, кому понадобилось прорывать в глубинных толщах земли эти норы, ходы, лазы? Откуда здесь все это? Ведь подземные ходы — это же немыслимая древность, это в лучшем случае Средневековье. Катакомбы! Сколько тысячелетий этому миру? Он думал об этом, потому что запрещал себе думать о другом. Он запрещал себе вспоминать свою прежнюю жизнь — голова должна была быть чистой, ясной, ведь теперь он отвечал за нее, Прекрасную Елену. Он запрещал себе думать о пожираемых чудовищем женщинах — так легко выйти из себя, так легко! Но побеждает не тот, кто рвет свои нервы, побеждает тот, у кого больше выдержки.
      Алена шла позади молча. Неизвестно о чем она думала. И думала ли она вообще, ведь, как ей казалось, сон еще властвовал над ней. Что за сон?
      Почему она утратила память? И вообще — почему их усиленно стараются лишить памяти, вытравить из сознания прошлое, заставить жить по «программам», жить сегодняшним днем, жить не человеком, а подневольным зомби?. Это что — наказание за грехи? чья-то ошибка? преступная воля? а может быть, это карма?!
      Дважды Иван отбивался от нападавших на них с высоты мохнатых, летучих тварей, похожих на огромных перепончатокрылых крыс. Он разбивал им головы прикладом лучемета — точными, сильными ударами, без размаха, без пустого мельтешения. Сколько крыс — столько и ударов. Он даже не замедлял щага. Но он старался не терять ориентации. Мраморный зал был где-то позади и наверху. К нему обязательно должен быть ход. И если даже эта гадина-людоед расправилась со всеми, и спасать больше некого, все равно он придет туда и продырявит ее поганое брюхо. Все равно!
      — Я боюсь, — вдруг тихо проговорила Алена, — Чего ты боишься? — Иван, обладавший развитым до предела чутьем, опасности не ощущал.
      — Там кто-то есть!
      — Тихо, — мягко остановил ее Иван. — И если еще почувствуешь что-то недоброе, говори очень тихо, шепотом, ладно?.
      — Ладно, — прошелестела она ему в самое ухо. — Будь осторожен, там…
      Иван резко отпихнул ее назад, на камни. Сейчас он должен быть один.
      Опасность! Яркая вспышка лучемета озарила подземелье. Никого! Этого не могло быть. Ощущение нарастающей опасности буравило мозг, отдавало в бешенно колотящееся сердце. Они здесь, где-то здесь, враги, убийцы… Надо заслонить ее. Она не сможет им противостоять.
      — Получай!
      Иван «тройным китайским веером» прощупал воздух от стены к стене.
      Продвинулся еще на два шага, повторил — и прямо в лицо ему брызнула зловонная жижа. Все ясно! Иван отпрыгнул назад. Теперь надо выждать. От жуткого напряжения ноги дрожали, спина деревенела. Ударить могли с любой стороны. И все же Иван оглядел лезвие меча — на нем были черные жирные, скатывающиеся в шарики сгустки. Это кровь. Он сильно подсек кого-то невидимого. Сейчас! Еще немного!
      — Вот так! — выкрикнул он, не в силах сдержать возгласа, когда в полумрке стали выявляться силуэты… нет, это был один силует, принадлежавший многорукому коренастому существу, привалившемуся к замшелой стене. Существо истекало черной кровью. Оно явно не ожидало, что напорется на меч, оно было уверено в своей победе. Оно было невидимым, прозрачным, пока Иван не нанес ему смертельной раны. Но рядом могло быть еще одно, еще много таких, рядом, сзади, повсюду.
      Иван прыгнул вперед и одним ударом ссек на землю тыквообразную голову с шестью глазами и мохнатой порослью жвал вместо подбородка. Голова звонко ударилась о камень, покатилась под уклон, посверкивая застывающими глазищами, вывалив черный раздвоенный язык.
      — Побежали скорей! — Алена прижалась к спине Ивана, обожгла своей прохладной грудью. — Ну, давай же! А то другие придут.
      — Так они же придут оттуда, — Иван махнул мечом вперед. — Куда бежать?
      — Они могут приходить из ниоткуда, я вспомнила! Они могут просто проявиться, возникнуть, как появился этот, — она указала на истекающего кровью, монстра. — Бежим!
      И они бросились вперед, в темноту.
      Они бежали долго, Иван с удивлением отмечал, что эта, на вид Хрупкая, женщина выдерживает изнурительный, тяжкий бег. Да, она только закидывала назад голову, придерживала левой рукой тяжелые, прыгающие мячиками груди. И все же она бежала из последних сил.
      Когда впереди забрезжил призрачный свет, ноги у Алены стали подгибаться. За двадцать метров до проема, забранного тяжелой частой решеткой, похожей на ту, первую, Иван еле успел подхватить ее на руки.
      — Аленка, что с тобой? — прошептал он ей L лицо.
      Но женщина была без чувств.
      Он так и подобрался к преграде, не выпуская ее из рук. Прожег лучеметом дыру в нижнем левом углу… и вышел наружу, в просторное и почти светлое после мрака кривого хода помещение. Машинально Иван взглянул вверх.
      Ни потолка, ни сводов он не увидал, все тонуло в серой облачной дымке. Вот тебе и подземелье! Сюда бы Авва-рона, тот враз бы все растолковал.
      В помещении этом, совсем не похожем на пещеру или что-то подобное, сильно попахивало паленым, наверное, где-то неподалеку горели костры или что-то варили, пекли. Иван присел со своей прекрасной ношей на камень, в отличие от предыдущих — блестящий, будто отполированный, и стал думать, что же делать дальше. Смутные мысли набегали на него. Ох, и намучается же он с этой раскрасавицей! Ох, и настрадается же! Да деваться-то некуда, поздно!
      На свету Алена была еще краше, она казалась просто чудом, живым трепетным чудом. И такое невозможно было не любить. Да только не до любви, не до нежностей. Здесь чуть расслабишься — смерть. Ну, просыпайся же! молил ее Иван, звал ее: — Выходи из забытья, я здесь, я жду тебя, я не могу без тебя идти вперед, а задерживаться, сама знаешь, нельзя! И накатывала на него волнами память: все было, почти так, но с другой, там, в Системе! Ее звали… он почувствовал прилив острой боли в затылке… ее звали Лана. Она погибла! Она навеки осталась там, в этом Чуждом мире нелюдей! Может, она-жива?! Нет, там невозможно выжить, ведь она не такая выносливая, не такая сильная как он. Да, она там погибла, ее давно уже нет. Как нет и Светки, умницы Светки, пропавшей в Осевом. Смерть! Вселенная несет смерть всему живому. И все же они были счастливы там, безмерно счастливы. Земля часть Пристанища? А Пристанище это Вселенная вселенных и аура Системы? Почему? Паранойя!!! Если Пристанище — аура Системы, значит, оно частица самой Системы, значит, оно плоть от плоти или, точнее, неплоть над плотью?! Духовное существо Системы?
      Но и Земля каким-то боком, как врал Авварон, принадлежит Пристанищу.
      Сверхпаранойя!!!
      — Где мы? — еле слышно пролепетала Алена. Она приоткрыла глаза. И теперь Иван сумел по-настоящему оценить их красоту — это были глаза доброй феи: большие, теплые, излучающие нежный внутренний свет. Этими глазами можно было любоваться до бесконечности.
      — Эх, если бы знать, — ответил Иван. — Как ты себя чувствуешь?
      — Голова кружится. Я еще сплю… Нет!_Это был обморок?
      — Ты просто переутомилась немного.
      — Прости. Я сейчас.
      Она приподнялась, встряхнула головой. Огляделась.
      — Мы выбрались?
      — Да, — ответил Иван таким голосом, что она поняла — никуда они не выбрались. И не выберутся никогда.
      Иван опять вспомнил Рона Дэйка. Наверное, бедолага вот так же метался, бегал, искал… а потом, все нашел. Приют нашел вечный. Как горько это звучит — вечный приют. Ивану не нужен был приют, тем более вечный. Ну, хорошо, потолка тут нету, а где стены? За что глазу зацепиться? Позади, за спиной — стена как стена, с ре-шеточкой и кладкой полукругом. А впереди?
      Только дымка, туман. Может, это испарения? Запашок отвратный, так что не исключено и это. Да еще дым, паленым несет, горелым. И зачем они забросили его сюда — одиночку, практически безоружного, слабого? Да сюда надо пять дивизий отборных боевых десантников. Они бы живо прочесали все ходы и лабиринты, все пуповины и гирлянды, они бы огнем и мечом проложили себе путь, и ничто не смогло бы сдержать этих ребят. Иван готов был уничтожить весь этот мир, лишь бы спасти тех, кого еще можно спасти.
      — Знаешь, Иван, — проговорила вдруг Алена печально, — мне вдруг показалось, что мы с тобой одни остались в этих подземельях, что нет здесь ни единой живой души. Только нелюди, гадины…
      Иван поглядел на нее понимающим взглядом. Насупился.
      — Так оно w есть, Аленка… — и тут же оборвал себя, — но не будем спешить с выводами.
      Она прильнула к нему, будто они были очень близкими, давным-давно знакомыми, людьми. Всхлипнула.
      Этого еще не хватало, подумалось Ивану. Нет! Сейчас не время! Что-то здесь не так, что-то здесь… Он вдруг понял — нельзя ни на мгновение расслабляться. Ни в коем случае нельзя! Пока он размякал и размокал от слез, что-то произошло — да! тумана и дыма, вроде бы, прибавилось, видимость стала похуже… и она ухудшается с каждой минутой. Нельзя сидеть на одном месте!
      — Пойдем! — властно сказал он и сжал ее нежную руку выше локтя.
      — Я не могу. Ноги ватные. Давит что-то…
      — Надо идти!
      Иван подхватил женщину на руки и сделал первый шаг. Он еще не знал, куда именно надо идти. Но он уже шел. Белыми ленивыми клубами, будто медлительными тягучими протуберанцами, вываливался из невидимых расселин и пор туман, растворялся в мутном воздухе, делая его еще мутнее, призрачнее.
      Запах гари неприятно будоражил ноздри. И что тут могло гореть?!
      — Гляди! — почти в самое ухо выпалила Алена. — Да нет, не туда, Выше!
      Ой, я боюсь! Не надо!
      Иван задрал голову. Не сразу увидел то, что столь напугало женщину. И немудрено, ибо ничего кроме вьющихся, свивающихся клубов дыма и тумана наверху не было. Но прозрение наступило неожиданно, словно на глаза линзы волшебные надели. Иван даже остановился. Теперь он ясно видел тысячи, десятки тысяч бледных, постоянно изменяющихся лиц.