- Они смогли это сделать!
      - Да, трудно поверить, но это так.
      - Теперь Знания принадлежат миру, в нем растворилась вся сила Всезнающего Ока.
      - Признаться, я не верил, что они смогут.
      - Я тоже... Но и львенок когда-то родится слабым и немощным, и по маленькому комочку меха никто не скажет, что перед ним - будущий царь зверей!
      - Да, львенок вырос - ему больше не нужны воспитатели. И мы можем спокойно отправиться вслед уходящим...
      ... Камни продолжали падать, но ни один из них так и не задел Милава. Если бы нашелся сторонний наблюдатель, он бы обратил внимание на то, что камни летят по совершенно немыслимой траектории, нарушая все законы физики. Но наблюдателей не было, и камни падали так, как им приказывала чья-то несокрушимая воля...
      Эпилог
      - Вы можете с сэром Лионелем хоть каждый год приезжать к нам! говорил Таби Мром перед расставанием. - Я решил уйти в отставку королевский токонг наградил меня небольшой деревушкой на побережье! Приезжайте, будем сидеть у камина, рассказывать истории и вспоминать все, что с нами произошло!
      - Не обещаю, - улыбнулся Милав. - Хотя за приглашение спасибо. Но путь в вашу страну слишком...
      - Опасен?
      - Нет, слишком долог. Лучше вы к нам приезжайте... с дипломатической миссией.
      Таби Мром в последний раз взмахнул рукой, и парадный дормез Латтерна О-Тога повез росомонов в сторону их далекой родины. Милав долго смотрел в небольшое окно, потом спросил у Калькониса:
      - Скажите, сэр Лионель, а куда подевался второй гхот? Я даже имени его спросить не успел.
      - Я могу сообщить вам его имя.
      - Будьте так любезны.
      - Извольте - Витторио Чезаротти.
      - Вот как! Что ж, я мог бы и сам догадаться...
      Ночью, на первом их привале, Милаву снились сны. Их было много. Но три из них врезались в память так, что, даже проснувшись и открыв глаза, он, как наяву, видел то, что в них происходило...
      СОН ПЕРВЫЙ
      "Ну вот, кажется, все, - подумал Вышата и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Выходит, прав был Милав-кузнеи - не стоило доверять найденышу!"
      Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
      Под этим ураганом росомоны потеряли половину оставшихся воинов. Но те, что остались, не пали духом - они сделались еще злее. И когда Вышата призвал их на последний бой, который принесет им долгожданную свободу, ибо "мертвые сраму не имут", за ним пошли все: и те, кто мог сражаться в полную силу, и те, кто сражаться уже не мог, но хотел хотя бы зубами достать еще одного врага. И этот последний бросок был поистине страшен: росомоны не взяли щитов, они побросали и стальные шишаки, укрывавшие их головы, и рубили врагов, ни на что не обращая внимания. Вышата был горд, что такие воины разделили с ним его последние минуты. А потом он заметил панику в стане врагов, и чей-то знакомый голос прокричал издалека:
      - Держитесь, росомоны! Не было такого, чтобы воевода Кженский товарища в беде бросил!
      СОН ВТОРОЙ
      Годомысл Удалой открыл глаза и с удивлением посмотрел вокруг. Он увидел знакомую обстановку собственной одрины. Но... было во всем окружающем что-то нереальное, что-то ненастоящее. Князь крайне удивился тому, что рядом никого нет - ни постельничих, ни других слуг. Да и воздух в комнате был настолько спертым, что им едва можно было дышать.
      - Вышата! - Годомысл хотел позвать своего милостника зычным голосом, но из горла вырвался лишь слабый хрип.
      Годомысл подумал, что это результат тяжелого недуга, который уже давно сковал его тело. Он решил подняться с одра, но с первого раза не получилось - тело словно окаменело, не чувствовалось в нем ни сил, ни жизни. Лишь с пятой попытки сумел Годомысл встать на ноги и направился к двери. К счастью, она оказалась немного приоткрыта (едва ли Годомысл смог бы отворить тяжелое дубовое полотно.) В коридоре он увидел знакомых гридей, и на душе у него потеплело. Он толкнул дверь и шагнул. Навстречу ему поднялись двое воинов, лица их как-то вытянулись и потемнели.
      Годомысл вгляделся в бесстрашных гридей, губы которых трепетали, словно крылья бабочек, и громко приказал:
      - Вышату ко мне! И проветрите комнату, а то запах там - словно кошка сдохла!
      СОН ТРЕТИЙ
      Баба Матрена сидела на крыльце и внимательно изучала пучки сухой травы, в изобилии лежащие перед ней. Милав сидел рядом и следил за ее руками.
      - Учись, Милавушка, - говорила старушка, - мне уже недолго осталось, а тебе - жить да жить! А травки - они, знаешь, и от всякой телесной хвори излечивают, и от всякого сердечного недуга помогают!
      - Да не справлюсь я!
      - Тю-ю! Вспомни, как Ухоня их быстро запоминал!
      - Так то - Ухоня...
      - Конечно, куда уж тебе со мной тягаться! - Голос ухоноида исходил, казалось, отовсюду. Баба Матрена испуганно воскликнула:
      - Ухоня! Да неужто это ты?!!
      - А то кто же?!
      Милав вскочил на ноги и крикнул в голубое небо:
      - Ну так покажись, напарник!
      - Не-е-е, эт-то я Милаву-кузнецу напарником доводился, а с княжичем Догаром мне себя по-другому вести следует!!!