Колесо превращений

      - Я очень рад, что у вас, магистр, к вечеру значительно улучшилось настроение. На ваши не совсем справедливые замечания я не стану обращать внимания, потому что вы сами приказали узнать побольше о крепости и ее обитателях. А как я могу сделать это, если росомоны не будут уважать во мне знатную особу?!
      - Знатную особу? - переспросил Аваддон. - Хм, в этом что-то есть... Продолжайте.
      - Крепость охраняется хорошо. Гриди князя чувствуют себя здесь в полной безопасности, поэтому ничего не скрывают. Всего воинов в крепости около пятисот человек, еще столько же в ближайшем остроге Выпь, в часе конного пути отсюда. Общее население крепости до двух тысяч человек. С ближайшими весями - небольшими селами - до пяти тысяч. У Годомысла хорошо организовано сообщение с ближайшими острогами к городками. В течение суток он может собрать войско в 3000 воинов!
      - А что удалось узнать о самом князе?
      - Сегодня у росомонов банный день. Вечером будет большое питие за здравие, а завтра... а завтра вы получите много новых сведений!
      В этот момент в комнату вошел Руц (с пятого раза Аваддон научился различать отроков, предоставленных в его распоряжение).
      - Когда изволите в бане париться? - спросил он, почесывая могучую шею.
      - Что делать?! - Аваддон никак не ожидал, что банное столпотворение за окном может и его каким-то образом коснуться!
      - Я говорю, когда в баню идти собираетесь? У нас уже все готово!
      Аваддон оказался в затруднительном положении. В мире, где он провел почти всю свою многовековую жизнь, процесс омовения тела никогда не являлся культом. Было достаточно раз или два в год попасть под хороший ливень - и проблема с помывкой отпадала сама собой. Но здесь, у росомонов, мылись, по-видимому, чаще, чем трапезничали! Неужели и его, Аваддона, ждет та же чудовищная участь?!
      Руц терпеливо ждал. Чародей должен был что-то сказать. И он сказал:
      - А завтра можно?..
      Видимо, фраза была неудачной, потому что лоб отрока Руца резко уменьшился за счет полезших в гости к чубу добрых васильковых глаз! Аваддон понял свою оплошность и попытался исправить положение:
      - Мы уже готовы, куда идти?
      Руц расценил первую фразу чужестранца как удачную шутку, поэтому улыбнулся и широким жестом указал на дверь:
      - Милости просим к баеннику в гости!
      - Кто это - "баенник"? - тихо спросил Аваддон у Лионеля, когда они шли позади Руца.
      - Извините, магистр, но я ведь не могу знать весь пантеон мифологических существ росомонов! Может, это молитва такая перед омовением?
      Баня находилась за стенами княжеского двора недалеко от реки. От строения к воде спускались деревянные мостки - чтобы удобнее было взбираться по крутому склону. Из дверей бани валил дым, а внутри происходило какое-то непонятное действо: там кто-то ухал, как филин, а потом вдруг что-то зашипело, словно выводок змей, и из дверей вывалился второй отрок - Эфандр. Малый был не столь могуч, как Руц, но и с ним в одном помещении можно было рассчитывать только на место у порога! Эфандр зафыркал, словно конь, и выдохнул со счастливой улыбкой на устах:
      - Ух лепота! Не зря наш князюшко так баньку эту любит! Ай, баенник-дедушка, спасибо тебе за усладу! А вот и гости наши заморские пожаловали! Уж ты, байнушко, уважь гостей! Прокали им косточки, чтобы от хворобы-лихоманки и следа не осталось!
      Аваддону не слишком понравились слова отрока про его кости. К чему это он? Да и сам Эфандр в данную минуту мало походил на человека, только что совершившего ритуал омовения! Скорее, он напоминал мученика, которого только что вынесли из пыточной. Особенно его лицо - такое кра-а-асное! А глаза-то как блестят! Может, зельем каким надышался?! Банный обряд росомонов внушал Аваддону все больше недоверия. Кальконис тоже выглядел не слишком уверенным, особенно когда Руц бесцеремонно начал снимать с него одежду.
      - Позвольте, я сам... - пробормотал Кальконис, когда лопатообразные ладони отрока опустились на его плечи.
      - Как можно! - возмутился Руц. - Для нас гость в первый день священнее истукана Перуна! Так что вы уж расслабьтесь - мы и сами с одежей управимся!
      С этими словами Руц вытряхнул Лионеля из остатков одежды и толкнул в клокочущий банный пар. Через некоторое время там же оказался и Аваддон. Чародею сначала почудилось, что их бросили в бурлящий котел. Легкие словно прикипели к грудной клетке, и первый глоток воздуха ему удалось сделать лишь тогда, когда он упал на пол и припал к щели у порога. Сэр Лионель де Кальконис искал спасения где-то рядом.
      - Что это такое? - едва смог выдохнуть Аваддон, когда голое тело странствующего поэта и философа распласталось рядом.
      - Это баня...
      - О боги, это не баня, это страшное проклятие на нашу голову!... И сколько времени мы должны терпеть?!
      - Я слышал, что росомоны парятся несколько часов в несколько заходов!
      - Что-о-о...
      Бормотание за дверью Руц и Эфандр расценили по-своему.
      - Видно, гостям пару поддать надобно!
      - Нет! - попытался воспротивиться Аваддон.
      - Давай, Эфандр, ублажим чужеземцев! - вскричал Руц, не поняв невнятного бормотания чародея.
      Дверь распахнулась, кто-то из отроков прошлепал по спинам гостей, даже не почувствовав подобного мелкого препятствия на пути! Потом раздалось адское шипение - это полный чум (ковш) хлебного кваса опрокинулся на раскаленные камни! Аваддон подумал, что время, которое он выторговал у Малаха Га-Мавета, закончилось и он прямиком попал на адские жаровни!... Сэр Кальконис стонал где-то внизу, веретенообразными телодвижениями пытаясь отыскать щель, в которой бы можно было глотнуть воздуха, хоть чуточку менее раскаленного, чем лавовый поток вокруг...
      Пару минут они продержались, облизывая мокрые доски пола, а потом Аваддону пришла спасительная мысль:
      - Нужно найти холодную воду!
      Пришлось ползком пробираться в глубь бани. Видимости не было никакой. Искали на ощупь. Поэтому Аваддон ничуть не удивился, когда его рука наткнулась на голую ногу. Проклятый Кальконис!
      Однако в этот самый момент Лионель подал голос совсем с другой стороны:
      - Магистр, я нашел кадку с водой!
      Аваддон поднял головуи увидел... Голый старик, словно окутанный облаком волос собственной бороды, весь усыпанный листьями, красными глазами смотрел на чародея.
      - Что ж ты, тварь мерзкая, без молитвы в баню-то заявился?! - выдохнул он.
      - Что вы говорите, магистр...
      Продолжить Кальконис не успел, потому что страшный старик, набрав полный чум крутого кипятка, двинулся на Аваддона. Магистр медицины был в хорошей форме, поэтому одним прыжком преодолел расстояние до двери и вышел вместе с ней на улицу прямо в объятия онемевших от удивления отроков. Сэра Калькониса пришлось искать дольше: странствующий поэт и философ оказался в реке и никак не хотел оттуда выбираться! Пришлось отрокам применить силу иначе Кальконис мог подхватить простуду: вода в горной речушке была весьма и весьма студеной...
      Глава 6
      МЕРЗКАЯ НЕЧИСТЬ
      Час спустя, сидя за столом в своем новом тереме, Аваддон и Кальконис завершали трапезу. Отроки, приготовив еду, исчезли в одной из многочисленных комнат-клетей. В воздухе висела напряженная тишина.
      Аваддон молчал, потому что гнев просто душил его, мешая произнести хоть одно слово. А Лионель Кальконис молчал по двум причинам: он до сих пор не мог согреться (простояв не менее получаса в прохладных водах речки Малахитки!), поэтому сидел сейчас в чьих-то пимах великанского размера и пил горячий медовый сбитень. Вторая причина - он видел гнев своего "компаньона". Сказать вслух что-либо ободряющее он не решался - облик чародея внушал ему непонятный страх.
      Обстановка разрядилась с появлением Эфандра:
      - Можно убирать со стола?
      - Конечно... - буркнул Аваддон. Кальконис благоразумно молчал.
      Убрав со стола, Эфандр обратился к Аваддону:
      - Этот терем еще новый, своим домовым не успел обзавестись, так что спите спокойно, господа! А ежели что - мы...
      - ...в подклети, - хмуро сказал Аваддон. - Я запомнил!
      Эфандр пожал плечами: дескать, чего сердятся чужеземцы? Ну, пошутил дедушка- баенник, ну, постращал маненько - чего обижаться-то! Оно ведь и впрямь - без молитвы в баню никак невозможно, правильно их баенник спровадил!
      Когда шаги отрока затихли, Аваддон поднялся из-за стола, встал посередине комнаты и сказал Кальконису:
      - То, что ты сейчас увидишь, должно быть похоронено в тебе, не облекшись в одежды слов. Если ты проболтаешься...
      Кальконис выпучил от страха глаза и только мелко затряс головой, во всем соглашаясь с демоническим врачевателем. В этот миг он жестоко пожалел о том, что согласился на предложение, показавшееся в момент их первой встречи весьма заманчивым и перспективным. Боги! Что же теперь будет с несчастным Лионелем?!
      Аваддон между тем вытянулся всем своим худым телом, поднял над головой руки и, устремив в потолок горящий адским светом взор, забормотал что-то на непонятном Кальконису языке. Последний забился в самый темный угол и оттуда со страхом наблюдал за тем, как сначала туман окутал фигуру чародея, а потом из этого тумана стали проступать очертания какого-то существа. Затем туман рассеялся, и взору Калькониса предстало чудовище, вид которого сразил несчастного философа наповал. Оно было столь ужасно и отвратительно, что на его фоне даже злополучный баенник казался существом сказочной красоты! Чародей закончил ритуал вызова нечисти и обратился к ней:
      - Я маг Аваддон! Я вызвал тебя в мир живых людей, чтобы ты охраняла меня сегодняшней ночью! Несокрушимый Малах Га-Мавет должен посетить мой сон, и я не хочу, чтобы мне помешали! Ты все сделаешь, Мерзкая Нечисть, дабы не прогневать твоего господина - ангела смерти?
      - Да, повелитель! Я буду здесь до первых проблесков зари. Никто не войдет и никто не выйдет из этой комнаты!
      Аваддон удовлетворенно вздохнул, подошел к широкой лавке и лег, накрывшись цветным покрывалом. Кальконис дрожал мелкой дрожью в углу комнаты, со страхом наблюдая за тем, как на глазах уменьшается последняя свеча в подсвечнике. Еще несколько минут - и он окажется в кромешной темноте один на один с самым уродливым созданием, которое можно себе представить, от одного вида которого подгибаются колени, а сердце отправляется в пятки! Валенки свалились с его ног, и Кальконис решил, что это знак свыше. Он приготовился совершить самый героический поступок в своей жизни - шагнуть к двери!
      - Я бы не советовал этого делать. - Голос ужасного чародея послышался из-под накидки, словно из могилы. - Нечисть шуток не понимает. Для нее нет разницы - велеречивый поэт или дубовое бревно. И то и другое она сотрет в порошок, если откроется дверь! Лучше спите. Завтра у нас непростой день!
      Свеча - словно только и ждала этих слов чародея - погасла самым предательским образом! И Кальконису волей-неволей пришлось устраиваться на ночлег, вздрагивая всем телом и впиваясь зубами в собственную руку каждый раз, чтобы не дай бог не заверещать от ужаса, когда со стороны центра комнаты доносились звуки! Да, эта ночь состарила любителя приключений на добрый десяток лет, чего нельзя было сказать про Аваддона. Потому что, едва погасла свеча, чародей заснул сном младенца. Он погрузился в знакомое состояние непередаваемой легкости, которое сопровождает момент отрыва души от тела и начало свободного полета в мире теней.
      Малах Га-Мавет уже ждал его.
      - Я знаю все, что с тобой случилось в стране росомонов. - Голос ангела смерти заставлял Аваддона трепетать даже здесь, где понятие физической смерти теряло всякий смысл. - И я недоволен тобой! Ты не внял моим советам и позволяешь гордыне владеть твоим разумом! Я начинаю разочаровываться!
      - Прости меня, несокрушимый во времени, но мои способности утратили у росомонов свою силу! Я не могу так же свободно, как и раньше, воспарять в область блаженного всезнания, и это доставляет массу неудобств. У диких росомонов нарушены все привычные представления о магии!
      - Я тебя предупреждал! Но ты плохо слушал! Последний раз я помогаю тебе, Ав Ад-Дон, возомнивший себя непобедимым магом! Слушай и запоминай!!! Завтра тебя пригласят в покои Годомысла. Князь серьезно болен - ты это уже успел заметить. Но болен он лишь на физическом уровне, его душа - подобна доспеху несокрушимому! Уничтожить его физически тебе не составит большого труда. Но наша цель в другом - нужно ослабить его дух. И ты сделаешь это! Тебе достаточно потревожить физическую болезнь князя и под видом целительства заразить его своими пороками. Ты передашь ему часть своей сущности, которая окажется для Годомысла смертельной отравой, потому что заразит его ум и сердце! Твое магнетическое прикосновение станет для него осквернением, и его душевный доспех окажется неспособным противодействовать нашей дальнейшей атаке. И тогда уже ничто не помешает тебе завладеть его силой! Но помни: Годомысл очень опасен! Будь начеку!... Утром, когда ты проснешься, у тебя будет мой подарок - он поможет тебе. Прощай, Ав Ад-Дон! Теперь мы сможем увидеться с тобой только у смертного одра князя - в тот момент, когда его бессмертная душа перейдет к тебе, а ко мне отойдет его никчемная бренная оболочка!...
      * * *
      Утро принесло сэру Лионелю де Кальконису ни с чем не сравнимое облегчение. Он открыл опухшие от страха глаза, а в комнате никого не было! Кальконису в первое мгновение даже показалось, что весь ночной кошмар плод его воспаленного воображения, "слегка" растревоженного вчерашней встречей с "добрым" дедушкой - духом-обитателем бани! Однако, увидев оплывшие свечи, собственные искусанные до крови руки и лужу вонючей слизи возле двери, Кальконис понял, что с рассудком у него все в порядке. И ему предстоит нелегкое житье возле безумного чародея, способного ради своих интересов садистски лишить человека его заслуженной ночной вазы!
      Глава 7
      КУДЕСНИК ЯРИЛ
      Душевные муки философа были прерваны появлением неразлучных отроков. Оглядев комнату (чародея на импровизированном ложе уже не было), они оба уставились на Калькониса глазами цвета василькового поля.
      И в глазах этих Лионель прочитал "доброту" взбесившихся быков! Особенно после того, как один из них наступил в лужу у порога. Запах от нее шел... Руц зажал нос, а Эфандр, перешагнув останки ночного гостя (причем весьма и весьма осторожно!), приблизился к Кальконису:
      - Что же это вы, уважаемый, и до отхожего места свое добро донести не можете?!
      Сэр Лионель собрался было возмутиться подобным обвинением, но вовремя воздержался: вид Эфандра красноречиво свидетельствовал о желании подтереть непотребство на полу Кальконисом вместо тряпки! "Благородное происхождение" философа никак не вязалось с подобным оскорблением, поэтому он кое-как выжал на своем лице кривую улыбку и бочком-бочком протиснулся к двери, где его ждала вожделенная свобода.
      Аваддона он нашел возле крыльца беседующим с Вышатой.
      - После утренней трапезы князь Годомысл ждет вас к себе. Отроки предупреждены. Но не опаздывайте: князь ждать не любит!
      - Мы будем вовремя! - Аваддон выглядел здоровым и свежим, чего нельзя было сказать о Кальконисе.
      Когда они остались одни, Аваддон посмотрел на своего "компаньона" взглядом, от которого у философа растаяло последнее мужество.
      - Что вы скажете о вчерашнем ночном госте, сэр Лионель де Кальконис? Голос чародея был, как всегда, тихим и ровным, но Кальконис уловил за показным спокойствием настоящую бурю чувств!
      - О каком госте вы говорите, уважаемый магистр?
      - О ночном госте! - Голос вытекал из горла Аваддона как змея, готовая при первом же промахе жертвы проглотить ее целиком!
      - Ах, о ночном госте! Ну, как же - этот несносный Эфандр с его домовыми! Знаете, я спал как убитый!
      - Это хорошо, что как убитый! - Язвительная ухмылка на лице чародея совсем не понравилась Кальконису. - Я тоже спал крепко... Ну что ж, пойдемте, перекусим, а там и к князю позовут.
      Философ последовал было за чародеем, но почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся и увидел мальчика лет тринадцати в яркой красной рубахе ниже колен.
      - А вы правда умеете добывать серу? - Его глаза смотрели не по-детски пытливо.
      - Какую серу? - не понял Кальконис.
      - Вчера у конюшни вы говорили Любавке, чтобы вас все "серой" величали! Значит, вы серу добывать можете? А мне не покажете - как?..
      Кальконис догадался, чего от него добивается малец. О боги, насколько дремуч и невежествен этот народ, если путает звание рыцаря с какой-то вонючей серой!
      - Нет, мальчик, "сэр" - это титул, - постарался он объяснить. - Меня все должны называть: сэр Лионель де Кальконис! Звучит?
      - Звучит, только нам сподручнее "сера". Так понятнее будет!
      - Я тебе дам - "сера"!... - обозлился Лионель и попытался ухватить мальчика за рубаху.
      Но попытка закончилась тем, что неведомая сила приподняла самого философа и тряхнула так, что все его дорогое одеяние затрещало, словно гнилой мешок! Это отрок Руц появился, словно из-под земли.
      - Ты почто княжича нашего забижаешь? - рявкнул он в ухо философа.
      - Как - княжича?! - Кальконис оторопел от услышанного и поспешил исправить положение с присущей ему изворотливостью. - Да вы не подумайте ничего дурного - я всего лишь рубашку хотел ему поправить!
      - Рубашку, говоришь?!
      Кальконису было искренне жаль своего нового платья, которое на глазах теряло роскошь и презентабельность.
      - Только рубашку-у-у... - едва выдохнул философ, честно глядя на Руца своими плутоватыми глазенками.
      - Ну, тогда извиняйте, "сера" Кальсона! - Руц выпустил Лионеля из рук - философ смог немного отдышаться. Но, видимо, по случайному недогляду отрок выронил чужеземца как раз в том месте, где недавно прошло стадо коров. И каких коров!...
      Руц был на верху крыльца, когда Лионель решил восстановить честь своего имени:
      - Меня зовут сэр Лионель де Кальконис! - гордо заявил он.
      - Вот и я говорю: "сера" Кальсона!!! - И дверь захлопнулась.
      Философ едва успел стряхнуть коровьи "подарки" со своей богатой одежды, как дверь вновь распахнулась и по лестнице сбежал озабоченный Аваддон. Отроки следовали за ним, торжественно держа на вытянутых руках два небольших ларца, в которых чародей хранил наиболее ценные ингредиенты для врачевания. Проходя мимо Лионеля, маг недовольно сморщил нос и приказал:
      - Пойдешь последним! Да умойся где-нибудь по дороге! Ну и разит от вас, сэр Кальконис!
      В одрине князя их ждали. Годомысл выпроводил лишний народ мановением руки, оставив тысяцкого, Вышату-милостника да древнего-предревнего старика с глазами горящими, словно раскаленные угли. Старик сразу не понравился Аваддону - было в его облике что-то такое, что даже самому чародею стало зябко под его пристальным, немигающим взглядом. Быть может, по поводу него и обронил Малах Га-Мавет фразу: "...а в его - князя - окружении многие способны проникать в высшие планы бытия..."? Если это так, то старика следует опасаться.
      Князь Годомысл выглядел сегодня веселее. Даже румянец появился на его впалых щеках!
      "Или он не так уж и болен, или здесь не обошлось без таинственного старика!" - подумал Аваддон и поклонился князю, витиевато поинтересовавшись его здоровьем.
      - О моем здоровье я хотел бы у тебя узнать! - улыбнулся князь.
      - Я готов, - ответил Аваддон, затем извлек из одного ларца амулет в форме веретена и приступил к делу.
      Поведение амулета при осмотре вызвало большое удивление у всех, находящихся в комнате, за исключением непонятного старика. Амулет в руках мага то замирал над одними частями тела, то начинал неистово вращаться над другими, издавая при этом слабые монотонные звуки. Так продолжалось несколько минут. Потом Аваддон вернул амулет в ларец и поклонился князю:
      - Я закончил. Не желаете ли узнать результат?
      Князь крайне удивился:
      - Но вы даже покрывала над моим телом не подняли?!
      - В этом нет надобности. Я знаю, где и что у вас болит, князь Годомысл, я не знаю другого: смогу ли я вас вылечить!
      При этих словах хладнокровие на миг изменило Годомыслу, и Аваддон успел заметить, как вздрогнул неустрашимый князь. Но миг слабости был недолгим, и князь спросил лекаря уже твердым голосом властителя:
      - Что, мои дела так плохи?
      - И да, и нет. - Аваддон тщательно подбирал слова, помня о присутствии старика. - Ваша болезнь - несколько воспалившихся шрамов - лишь следствие, причина хвори гораздо глубже... Я могу излечить раны телесные, но раны душевные мне врачевать не приходилось. Это скорее область жрецов и друидов, чем лекарей...
      Некоторое время в одрине висело напряженное молчание. Потом Годомысл приказал:
      - Оставьте нас с кудесником одних!
      Аваддон бросил быстрый взгляд на старика и вместе со всеми вышел из покоев.
      Когда дверь закрылась, кудесник Ярил приблизился к одру князя и медленно опустился на единственную скамейку, покрытую козьей шкурой. Он посмотрел на неустрашимого Годомысла Удалого, которого знал с первого дня его жизни, погладил его руку, некогда могущую подкову завязать в узел, а теперь безвольно лежащую на одре и способную разве что с ложкой деревянной управиться...
      - Почему сразу меня не позвали, когда болезнь над тобой силу забирать стала? - спросил старик недовольным голосом.
      - Искали, кудесник Ярил, долго искали. Но разве ж отыщешь тебя в наших дебрях?.. Да и молва прошла, что ушел ты в страну мертвых...
      - Некогда мне помирать, когда с тобой беда такая приключилась! Лечить тебя буду! Так что думай, Годомысл, не о смерти, а о том, как обров бить собираешься! Понял ли, князюшко?
      - Понял, Ярил-кудесник, понял, - улыбнулся князь.
      - А теперь поведай мне: откуда лекарь сей знатный? Не нравится он мне, что-то темное в нем, страшное.
      - Полноте, кудесник, что за речи такие?! Ты же в мире этом никого и ничего не страшишься!
      Ярил только головой махнул:
      - Ладно, может, это я от старости стал видеть то, чего на самом деле и нет вовсе! - И, помолчав, добавил: - Пусть лечит. Да только я рядом буду! Одолеем, князь, твою хворь - молитва поможет!
      Глава 8
      ДЕМОНИЦА ФЛОРАТА
      Так и повелось: дважды в день - утром и вечером - Аваддон приходил к князю и в присутствии молчаливо наблюдающего за ним кудесника врачевал Годомысла. Используя все свое искусство, он старался как можно быстрее получить зримый результат лечения, чтобы успехами усыпить бдительность назойливого старика и хотя бы ненадолго остаться с Годомыслом наедине. Аваддона совершенно не волновал тот факт, что князь физически крепчал день ото дня, - когда придет нужный момент, то Малах Га-Мавет сможет одолеть физическую оболочку князя, какой бы крепкой она на тот момент ни оказалась. Но старик, словно чувствуя что-то, ни на миг не отлучался из одрины князя! Аваддон понял, что пора устранить ненавистного кудесника. И у него созрел план...
      Вечером, когда неразлучные отроки молча убрали со сюда остатки вечерней трапезы, Аваддон поманил к себе Калькониса, мгновенно побледневшего в ожидании чего-нибудь ужасного, и негромко заговорил с ним:
      - Завтра мне понадобится твоя помощь... - Лионель в ответ лишь испуганно сглотнул и согласно закивал головой. - Ты узнал, где проводит ночь кудесник Ярил?
      - Конечно, магистр! Князь предложил старику покои в своих хоромах, но тот отказался. Он ответил Годомыслу, что не может ночевать в крепости, потому что ни на минуту не должен прерывать связь с какими-то там корнями... Вы извините, магистр, но у этих росомонов такие толстые двери из-за них ровным счетом ничего не слышно! Я смог лишь понять, что кудесник должен спать только в лесу - иначе он может утратить свой дар!
      - Хм-м, а это хорошая новость, оставим ее как запасной вариант! задумчиво произнес Аваддон, глядя сквозь Калькониса отсутствующим взглядом. - Тогда мы сделаем так...
      Эта ночь (как и предыдущая) оказалась для несчастного философа бессонной и наполненной кошмарами. До самых петухов (под впечатлением приказа Аваддона) Кальконису грезились ужасные вещи: то его поймали на месте преступления и ужасный старик-кудесник пытает "серу" в каком-то мрачном месте. То сам Аваддон, превратившись в Мерзкую Нечисть, старается нарезать тело несчастного поэта на мелкие кусочки, чтобы накормить двух ненасытных отроков, принявших обличье упырей! И вид у них был такой препротивный, когда они чавкали огромными ртами и от удовольствия курлыкали... или кукарекали?!
      О боги! Проснувшись в холодном поту с головой, раскалывающейся от боли, бедный Кальконис готов был расцеловать всех петухов в округе за то, что не дали досмотреть ему концовку ужасного сна! Ибо к снам Лионель относился весьма трепетно.
      За трапезой Кальконис был молчалив и рассеян. Аваддон посмотрел на помятую физиономию "компаньона" и ухмыльнулся:
      - Хорошо ли почивали, сэр Лионель де Кальконис? Слышал, вам новый титул присвоили... более подходящий вашему облику! Не желаете поинтересоваться, что означает сие таинственное слово - "кальсоны"?
      Лионель покраснел и быстро сказал:
      - И знать не желаю! Разве могут эти варвары по достоинству оценить тонкую душу настоящего поэта! У них пошлости одни на уме!
      - Значит, не желаете? - подвел итог чародей, не скрывая ехидной усмешки. - А зря, колоритное словечко, скажу я вам...
      Остаток трапезы протекал в молчании. Аваддон кушал с большим удовольствием - видимо, долгие ночные прогулки по бесплотному миру теней нагоняли завидный аппетит. Чего нельзя было сказать про Калькониса, которому после ехидных слов Аваддона и кусок-то в горло не лез! Так и встал "поэт с тонкой организацией души" из-за стола голодным и растревоженным предстоящей миссией.
      Уже уходя к князю, маг на ходу бросил опечаленному философу фразу, от которой у последнего настроение не улучшилось ни на йоту:
      - Помни, - прошипел чародей, ужасно закатив глаза, - если увидишь ЭТО раньше кудесника, - навсегда останешься в земле росомонов в виде деревяшки безобразной!
      Что и говорить - умел Аваддон подбодрить человека в трудную минуту!
      Кальконис обреченно поплелся выполнять поручение чародея. В голове его бродили мрачные мысли по поводу сегодняшнего пророческого сна... Но не зря же он сам себе присвоил рыцарский титул! Он покажет этим надменным дикарям, что собой представляет настоящий гигант философской мысли и титан рифмоплетства! Однако совсем некстати в мозгу промелькнула грустная мысль: "...и никто не узнает, где могилка моя..." Боевой задор почему-то сразу улетучился (может, полетел искать эту самую могилку?!), и Лионель заметно скис.
      В гридне их терема Кальконис с опаской приблизился к шкатулке, в которой находилась... Аваддон назвал ее Флоратой-демоницей, превращавшей первого, кого увидят ее слепые глаза, в клубок из трав, кустарников и деревьев. Дрожащими руками Лионель взял шкатулку, но сразу же поставил ее на место. Немного подумал и завернул опасный футляр в кусок яркой восточной ткани-оксамита. Так-то надежнее будет! Тяжко вздохнув над своей нелегкой долей, он отправился на ратный подвиг.
      До ворот из княжеского двора Лионель добрался спокойно. Правда, ему почудилось, будто кто-то крадется за ним. Он даже остановился ненадолго но вокруг все было спокойно. Гриди, женщины, дети сновали по двору по своим надобностям, и никому из них не было дела до трясущегося от страха чужеземца. Кальконис облегченно вздохнул и продолжил путь мимо ворот к опущенному мосту. Стражники, увидев Калькониса, только копьями махнули дескать, ступай себе, чудо ты заморское! Подобное пренебрежение его персоной на сей раз не вызвало у Калькониса обычного возмущения. Сейчас его интересовала только шкатулка, которая своим содержимым буквально жгла руки несчастному философу.
      Он был уже на мосту, и до спасительного леса оставалось совсем недалеко, когда знакомый голос заставил его вздрогнуть:
      - Сера Кальсона, а для чего вам шкатулка? - Перед Кальконисом стоял княжич Дагар и сверлил его не по-детски серьезными глазами.
      - Да я... травы целебные собирать иду для лекаря Аваддона...
      - Кто же траву в шкатулку собирает?! - удивился княжич.
      - М-м-мы... собираем! - Ой, не ко времени принесло княжича, ой, не ко времени! Кальконис даже озираться стал: может, и отроки где вокруг обретаются? Но на дороге никого не было, и философ немного осмелел: - А я в шкатулку еще ракушки всякие ценные да камешки складываю!
      - Покажи, - попросил недоверчивый мальчик и потянулся руками к шкатулке.
      - Нет! - Кальконис от страха стал снега белее. - Их нельзя доставать они солнечного света боятся!!!
      - Чего это они должны света бояться, если ты их на берегу собираешь?
      - А это секрет, я не могу его тебе сказать. Я слово Аваддону давал!
      Княжич подозрительно смотрел на Калькониса. Последнему ничего не оставалось, как пообещать назойливому мальчишке:
      - Я тебе потом дам посмотреть.
      - Когда?
      - А когда соберу все!
      - Не обманешь?
      - Как можно?! - неподдельно возмутился Кальконис недоверчивости мальчика.
      Княжич еще раз посмотрел на странного чужеземца и пошел обратно к воротам, оглядываясь по дороге. Кальконис перевел дух и потрусил в сторону близкого леса. Ему следовало спешить, чтобы успеть оставить шкатулку у шалаша кудесника, пока тот не вернулся из крепости. Философ торопился, как мог, глядя только на свои рука, крепко сжимающие опасную вещь. Поэтому он не видел, как смышленый княжич, так и не поверив болтовне Калькониса, разматывает боевую пращу и вкладывает в нее увесистую гальку. И в тот момент, когда Кальконис, окрыленный скорым завершением своей миссии, шагнул за спасительные кусты, скатанный рекою до зеркального блеска камень вонзился в правую ягодицу философа. Удар оказался таким сильным, а главное - неожиданным, что шкатулка выпала из рук Калькониса и стремительно полетела вперед, словно скорость камня мгновенно передалась ей. Время для Калькониса словно остановилось - и это спасло его: слетевший в полете кусок ткани Флората, освобожденная из открывшейся при ударе о дерево шкатулки, приняла за первый видимый ею после заточения материальный объект!