Колесо превращений

      - Ухонин опыт показателен.
      - Это чем же? - осведомился ухоноид, перестав на время разрушать их "дом на колесах".
      - Тем, что легенда о Тогтогуне могла в действительности иметь место.
      - О чем вы говорите! - возразил Ухоня. - Лошадь даже с места не сдвинулась!
      - Вот именно - не сдвинулась! - Сэр Лионель сделал ударение на последнем слове.
      - И что с того?
      - Мы подсознательно ожидали чего-то сверхъестественного: извержения вулкана или воскрешения Тогтогуна, хотя и не верили в это. На самом деле все оказалось намного загадочнее - лошадь просто не сдвинулась с места, тем самым подтвердив действенность запрета.
      - Да, но почему она не сдвинулась с места? - спросил Милав.
      - Трудно сказать. Быть может, эта порода лошадей и не умеет ничего другого, как тянуть за собой повозку.
      - Не очень-то убедительно! - пробурчал Ухоня, успевший окончательно успокоиться, - теперь "дому на колесах" полное разрушение не грозило.
      - Предложите что-нибудь получше, - пожал плечами сэр Лионель.
      - Запросто! Ваша теория о специально выведенной породе лошадей и яйца выеденного не стоит! Кто мешал жителям завезти с континента нормальных лошадей?
      - Вот именно - кто?
      Ухоня ответить не успел. Впереди послышался голос, и они увидели повозку, перегородившую дорогу; сломанное колесо лежало в жирной грязи, а возле него кто-то копошился.
      - Вот у этого аборигена и спросим! - обрадовался Ухоня, собираясь выпрыгнуть. Милав удержал его:
      - Ты своим обличьем едва ли его обрадуешь. Пойду я.
      Милав осторожно слез со скамьи и, соскальзывая в колдобины, направился к незнакомцу. Последний уже заметил подъехавших и теперь стоял у своего колеса, дожидаясь Милана. Кузнец остановился на некотором удалении и поднял руки в знак того, что у него нет оружия. Незнакомец молчал. Милав прошел еще несколько шагов и встретился с ним взглядом.
      "Бол-О-Бол из племени болоболов, - равнинный карлик низшего разряда. Молод, горяч, в меру волосат и в меру съедобен. Перешагнул рубеж предварительной зрелости (то есть достаточно созрел для того, чтобы усладить вкусы равнинных карликов второго разряда). Занимается исключительно извозом (не гнушается и "левых" рейсов). Живет в повозке. Обидчив. Горд. Смачно плюет на всех, кто ниже ростом. Грамоте необучен; с человеческой речью незнаком".
      Милав продолжал идти, не выпуская Бол-О-Бола из виду. Он был уже совсем близко от карлика, когда с удивлением заметил, что возле колеса никого нет. Милав подошел к повозке, завалившейся набок, огляделся. Карлик исчез. Он напрягся и...
      Кто-то стоял за его спиной. Милав резко обернулся и успел заметить маленькая волосатая ручонка схватила ножны Поющего и попыталась сорвать их. Попытка эта была для Бол-О-Бола роковой - Милав схватил его руку и сжал так, что окрестности огласились воплем, который мало походил на человеческий.
      Милав поднял вопящего Бол-О-Бола в воздух, поднес к лицу и еще раз заглянул в маленькие глазки, бегающие, словно ртутные шарики.
      - Значит, говорить ты не умеешь? - тихо прошептал Милав. - Тогда мы поступим по-другому...
      Он поставил карлика на землю и обхватил его голову руками. Сосредоточился, преодолевая завесу испуганных мыслей Бол-О-Бола, и скоро нашел кое-что интересное: сквозь муть рвущихся и расползающихся, словно гнилая дерюга, мыслей карлика проступили яркие и четкие обрывки воспоминаний. Милав устремился к ним и успел впитать в себя, прежде чем они вновь погрузились в молочный туман тупой рассеянности Бол-О-Бола:
      "Их всего трое: двое мужчин и зверь, похожий на горного тарлика... обмануть трудно... если они смогли добраться до острова и их не остановили горгузы, у нас... сколько можно говорить об одном и том же! Теперь только ты... перестань хныкать! Твое дело забрать то, что висит у одного из них на поясе... нет, убивать их нельзя, мы еще..."
      Милав убрал руки и толкнул Бол-О-Бола в объятия подошедшего Калькониса. Ухоня был тут же, его глаза спрашивали: "Есть что-то интересное, напарник?!"
      Глава 5
      НАЛЕГАЙ, БРАТЫ!
      Карлика связали и бросили в дальний угол повозки. Кальконис вопросительно посмотрел на Милава:
      - Что сказал коротышка-абориген?
      - Ничего не сказал, но вспомнил кое-что интересное - за нами по-прежнему пристально наблюдают.
      - Тоже мне - новость! - воскликнул Ухоня. - Да я на каждом привале следы обнаруживаю!
      - И ты молчал?
      - А чего? У вас тоже глаза не на затылке!
      * * *
      Вечером прибыли в какое-то крупное поселение. На общем голосовании решили посетить местную достопримечательность - харчевню, чтобы, значит, себя показать да на людей поглазеть (которым есть что растрепать по пьяному делу). Расположились поближе к выходу (храбрец не тот, кто никогда не отступает, а тот, кто отступает согласно плану!). Посетителей в комнату набилось достаточно, и новички не слишком выделялись из общей массы. Ухоня, пребывавший в состоянии невидимости, ворчал на "звериный голод" и "вопиющую дискриминацию" (кушать-то всем хочется!), Милав не обращал внимания на привычное нытье своего товарища, прислушиваясь к разговорам.
      Говорили вокруг о чем угодно: о плохой погоде в этой части острова, о том, что какой-то Герчиог нашел останки коня самого Лежня Задиры, о прошлогоднем состязании по гонкам на парусных лодках... В общем, обо всем, кроме того, что заинтересовало бы Милава. Он увеличил дальность восприятия звуков и наконец услышал кое-что интересное. Трое крепких мужчин сидели в самом дальнем конце харчевни. Милав напряг слух, чтобы ничего не упустить из разговора, привлекшего его внимание единственным словом - "росомон".
      - ...да я сам от него слышал!
      - Ага! От Лингуста Длинный Язык!
      - Ну, и что, если длинный! Его прозвали так вовсе не за вранье, а за то, что он поговорить любит!
      - И что же рассказал Лингуст Длинный Язык?
      - Он говорил это не только мне - там еще много погонщиков было. Так что если ты мне не веришь, можешь у них спросить!
      - Ладно, не заводись. Рассказывай лучше.
      - Ты о росомонах что-нибудь слышал?
      - Это те, у которых поголовье медведей больше, чем население самой страны?
      - Именно.
      - У них там вечная зима?
      - Точно! Так вот, отряд этих самых росомонов отправился по каким-то надобностям к своим соседям - полионам. А те - не будь дураки - не захотели с дремучими росомонами знаться, потому как полионы - народ тонкий, просвещенный. А что росомоны? Тунгусы дикие, варвары необразованные! Так вот, эти самые росомоны решили отомстить полионам страшной местью - взяли и сожгли целое поселение со всеми обитателями.
      - Да неужто со всеми?
      - Так Лингуст Длинный Язык говорил! Слушай дальше: но нашелся среди полионов мальчишка один, решивший отомстить палачам за гибель своего селения. Прибился он к доверчивым росомонам и завел их в болота непроходимые, топи бездонные. А выход из ловушки был один. И когда росомоны захотели вернуться - их уже целое войско полионов поджидало.
      - И что?
      - Порубили всех росомонов.
      - А мальчишка этот?
      - Сбежал. Как только завел отряд в гибельное место, так тайной тропкой и ушел!
      - Ой, молодец!
      Милав с трудом верил услышанному. Он так вцепился в столешницу, что под его пальцами захрустело толстое дерево и мелкой крошкой посыпалось на земляной пол. Кузнец этого даже не заметил - он искал следы того, о чем говорили в дальнем конце харчевни. Он искал недолго - так велико было его желание увидеть услышанное собственными глазами, что событие внезапно развернулось перед ним с невероятной достоверностью...
      * * *
      - Где Стозар? - спросил Вышата, оглядывая необъятную болотную топь.
      - Да здесь был только что, - ответил сотник Корзун. - Позвать его?
      - Позвать... - Вышата продолжал осматривать унылую панораму болота, тянущуюся до самого горизонта. Где-то глубоко в душе проблеснула тонкая игла подозрения. Она стала покалывать сердце, заставляя его трепетать и сжиматься. Тысяцкий не хотел поддаваться этому чувству, но и глазам своим он не мог не верить: его отряд стоял посреди обширных топей, и дороги дальше не было - только зыбь, покрытая слоем мха и травы.
      Вернулся сотник Корзун. Говорить он не решался.
      - Ну? - спросил Вышата.
      - Мальца нигде нет!
      - Кто видел его последним?
      - Да я и видел, - в замешательстве ответил сотник. - Было это совсем недавно, а потом он куда-то отлучился и... нет его!
      Вышата все еще не мог поверить в произошедшее. Но память услужливо воскресила слова Милава перед их расставанием: "...не доверяй слишком Стозару-найденышу!"
      "Выходит, Милав был прав, - подумал Вышата. - Я оказался так глуп, что позволил заманить себя в ловушку. Ничего, еще не вечер! Ловушку можно превратить в хороший капкан для самого противника, если подойти к этому делу с умом..."
      - Корзун!
      - Да.
      - Возвращаемся! Позови ко мне Ромулку-стрелу.
      Сотник умчался в конец колонны. Вышата последовал за ним.
      Росомонам не хватило совсем немного времени, чтобы перестроиться в боевой порядок. Шли они походным маршем, и весь обоз катился сзади. Поэтому основной удар противника пришелся именно на него, что привело к суматохе, и пять десятков личной гвардии тысяцкого оказались отрезанными от второй половины отряда, которая приняла неравный бой первой.
      Что за противник напал на них, Вышата не знал. Слыша звуки боя, он приказал сталкивать телеги в болото. На это ушло несколько драгоценных минут, давших противнику преимущество: враг смял росомонов и устремился вперед. Но к этому времени почти все телеги обоза были уже сброшены и росомоны во главе с тысяцким с такой силой врубились в неплотный строй нападавших, что отбросили их на старые позиции.
      - Налегай, браты! - ревел тысяцкий, сокрушая нападавших двуручным мечом. - Не позволим коварным недругам топтать честь росомонов!!
      И росомоны "налегали"! Болотная гать была узкой - едва две телеги разъедутся. Поэтому росомоны валили поверженных врагов по обе стороны и по их телам продолжали идти вперед, перемалывая поредевшие ряды противника.
      Неожиданно в бое возникла пауза.
      - Где сотник? - спросил Вышата, вытирая взмокшее чело.
      - Отвоевался Корзун...
      - Замилу-слухача ко мне!
      - Здесь я, тысяцкий!
      - Что скажешь: много ли ворога перед нами?
      - Много. Сотен пять...
      - Эхма! Ну что ж, браты, видно, не увидеть нам больше землицы родимой! Так не посрамим предков славных! Не покажем врагу подлому спины свои! Помните, други: того, кто смерть не в лицо примет, а в спину, - и на том свете найду!! - И захохотал тысяцкий во все горло - да так, что враги замерли, а некоторые из них в страхе попятились.
      Вышата сорвал располовиненный страшным ударом шлем и крикнул остаткам своей рати:
      - Покуражимся напоследок! Прощайте, други, авось свидимся в вотчине предков!
      Вышата понимал: потеряв половину отряда, имея соотношение сил один к десяти не в свою пользу, зажатый с двух сторон болотом, он не имел никаких шансов на победу. Оставалось сделать так, чтобы неведомый враг, напавший по-предательски в спину, дорого заплатил за свою подлость.
      Росомоны навалились - противник дрогнул и побежал. Вышата, чувствуя, что товарищи его верные с ним рядом, кинулся преследовать негодяев. Он несся вперед, коля, рубя, топча, сокрушая всех на своем пути, пока не заметил далеко впереди стройные ряды лучников.
      "Ну вот - последний рубеж, - подумал он и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Да, прав ты был, Милав-кузнец, не стоило доверять найденышу!"
      Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...
      Глава 6
      ДВАЖДЫ КРУГЛЫЙ СИРОТА
      ... Милав стоял в дымной харчевне с остановившимся сердцем и с глазами, безумно смотревшими перед собой. Кальконис рядом тревожно спрашивал:
      - Что? Что случилось?
      - Вышата... - выдохнул Милав. - Стозар-найденыш предал росомонов... Они все погибли...
      Он послал мыслеобраз битвы Кальконису с Ухоней, и его товарищи тоже увидели все.
      - Как же так... - простонал Ухоня, обвиваясь вокруг тела кузнеца.
      В этот миг чей-то грубый голос произнес:
      - Собакам - собачья смерть! Наш хозяин обещал за каждого убитого росомона по коню!
      По телу Милава словно судорога прошла. Он шагнул к говорившему и, глядя ему прямо в глаза ненавидящим взором, произнес:
      - Я - росомон! Попробуй заработать себе коня!!
      Дальше началось невообразимое. Милав даже не стал доставать Поющего Сэйена, настолько рвалась из него первобытная жестокость, почерпнутая им в недрах владений Хозяйки Медной горы. Ухоня, вернувший себе излюбленный тигриный облик, и мрачный Кальконис прикрывали его спину. Через полчаса от захудалого строения практически ничего не осталось. Те, кому посчастливилось удрать из харчевни до того, как Милав приступил к ее уничтожению, потом со страхом в глазах и дрожью в голосе рассказывали всем желающим, что "сам великан Тогтогун проснулся от тысячелетнего сна и обрушил на людей свой давний гнев".
      Так что Милав, Кальконис и Ухоня, мало верившие в древнюю легенду, стали волей случая виновниками возрождения культа Тогтогуна. Согласно новой интерпретации, Тогтогун разорвал свое тело на две части, превратив каждую из них в человека. А конь, некогда явившийся причиной проклятья человеческого рода, принял облик ужасного зверя, подобного которому никогда не водилось на острове...
      ЗОВ!
      ...Всегда ли мы задумываемся над тем, что нас окружает? Вопрос отнюдь не праздный, ибо подразумевает, что любое знакомое явление может неожиданным образом открыться с совершенно новой, необычной стороны.
      Не секрет, что музыка, цвет, запах могут влиять на эмоциональное состояние человека. Темные цвета всегда угнетают; веселая музыка наполняет душу радостью. А запах? Как он воздействует на человека, будучи результатом неких природных процессов? К сожалению, на все это мало обращают внимание. Ведь часто на самое главное времени просто не остается...
      Жители острова действительно поверили в то, что Милав, Ухоня и Кальконис - это восставший от тысячелетнего сна великан Тогтогун, решивший расквитаться с людьми за свои старые обиды. Поэтому и вели себя соответственно: за весь долгий путь до границы с гхотами росомоны (да простит сэр Лионель де Кальконис, что и его пришлось причислить к этому славному племени!) не встретили ни одной повозки, ни одного путника. А если по дороге оказывалось какое-либо поселение, то "наследники Тогтогуна" не находили в нем ни одного жителя. Приходилось отправлять на поиски аборигена Ухоню, который очень любил подобную охоту. "Вылазки" ухоноида не оставались без внимания островитян, неведомым образом знавших буквально все о каждом шаге путешественников. И слухи - еще более ужасные, чем прежде, растекались по долам и весям: конь Тогтогуна вышел на охоту! Ухоня цвел и млел от такого внимания к собственной персоне, изобретая чуть ли не каждый раз изощренные ловушки для пугливых туземцев.
      Так что достигли они заветной страны Гхот, имея за плечами громкую славу великана Тогтогуна, возжелавшего получить старые долги...
      Однообразие способа передвижения помогало спокойной мыслительной работе. У Милава было достаточно времени, чтобы подумать и о Витторио Чезаротти (почему он ушел от "молчащих" уже на следующий день после прихода Калькониса и Ухони, так и не попрощавшись ни с кем?), и об Аваддоне (что известно черному магу и почему он не предпринимает активных попыток уничтожить назойливых росомонов?), и о трагической гибели отряда Вышаты (почему, ну почему тысяцкий не послушался доброго совета?).
      Вопросов хватало с избытком.
      Вот с ответами было сложнее...
      * * *
      ...В узкие высокие витражи вливалось солнце. Его лучики, окрашенные в самые разные цвета, играли на толстом дорогом ковре, покрывавшем весь пол светлицы. Милав сидел на маленькой резной скамеечке и с интересом рассматривал игрушечный меч, подаренный ему отцом. Меч был почти настоящий и имел даже ножны с серебряной инкрустацией. Милав гладил отполированное, теплое на ощупь лезвие и млел от восторга. Теперь-то уж точно никто не посмеет называть его ребенком. Ведь ему целых пять лет, и у него теперь есть свой меч!
      В светлице он был не один - напротив сидела немолодая женщина с рукоделием в руках. Она что-то вышивала бисером, и проказники-лучики так и резвились в разноцветном стеклярусе, озаряя янтарные бревенчатые стены яркими сполохами. Некоторые из них попадали на глаза Милаву, и он смешно морщился, отгоняя их руками.
      - Бабушка! - сказал он громким голосом. - Скажи своим солнечным зайчикам, чтобы они не мешали мне. А то я порублю их, как капусту!
      Женщина оторвалась от работы и подняла на внука задумчивый взор.
      - Ну что ты, дурачок, - сказала она с нежностью в голосе, - разве можно поймать солнечный зайчик?! Это никому не под силу!
      - Нет, бабушка, я могу, потому что я...
      * * *
      Милав чувствовал, что кто-то его безжалостно трясет.
      - Что! - встрепенулся он. - А, это ты, Ухоня! - Потянулся всем телом, сел. - Чего тебе?
      - Пока вы с Кальконисом дрыхнете, словно вокруг не земля гхотов, а надежные стены острога Выпь, я охраняю ваш покой! И если бы не моя бдительность...
      - И что предотвратила твоя бдительность? - Милав был очень огорчен тем, что ухоноида угораздило разбудить его именно в тот момент, когда он почти узнал свое прошлое.
      - Ночью кто-то опять ходил вокруг повозки.
      - Лошади целы?
      - Да целы - кто позарится на таких рысаков!
      - Если ты разбудил меня только для...
      - Ты не ворчи, - обиделся Ухоня, - лучше на следы иди глянь!
      Милав вздохнул - теперь уже не уснуть; придется тащиться за Ухоней к его находке. Но недовольство Милана сразу же улетучилось, как только он глянул на следы. Это было что-то очень необычное: узкие глубокие полосы изрезали все пространство вокруг повозки и трех лошадей, привязанных тут же. Складывалось впечатление, что всю ночь вокруг их бивака ползала тонкая, но невероятно массивная змея Столь массивная, что смогла продавить твердый грунт!
      При ближайшем осмотре выяснилось - стенки борозд, оставленных неведомым существом, покрыты пахучей слизью. Милав хотел дать ее на пробу Ухоне (когда-то он даже слизь болотных нагльбааров пробовал!), но ухоноид решительно отказался.
      - Сам лижи эту гадость! - огрызнулся он. Милав лизать ничего не стал. Вытер руки о траву и вернулся к повозке.
      - Впечатляет? - спросил Ухоня таким тоном, словно сам всю ночь ползал вокруг, ковыряя землю и размазывая по ней всякую гадость.
      - Есть немного... - неопределенно ответил Милав.
      До обеда кузнец был молчалив и задумчив. Его одновременно одолевали мысли о прерванном сне (если бы Ухоня подождал еще хотя бы немного времени!) и о странных следах, обнаруженных утром (что это: новая разновидность монстров, порожденных буйной фантазией черного мага, или же что-то другое, не имеющее к Аваддону никакого отношения?). Существовал и третий вопрос - Милав ломал голову над ним с тех пор, как они покинули холмы "молчащих". После сегодняшнего сна он наконец решился и теперь только искал удобного момента для разговора. Но его товарищи что-то не склонны были к беседе. Пришлось Милаву начинать, что называется, в лоб.
      - Сэр Лионель? - позвал он.
      - Да, - сразу же откликнулся Кальконис.
      - У меня к вам... - Милав замялся, - деликатный разговор.
      - Я весь внимание.
      - Вы помните разговор в остроге Выпь, перед тем, как мы покинули вотчину Годомысла?
      Кальконис сразу насторожился. Милав почувствовал, что в воздухе повисло напряжение, перемешанное с тревожным ожиданием.
      - Д-да, конечно! - глухо выдавил Кальконис.
      - Так вот, согласно нашему устному договору, я считаю, что вы выполнили порученное вам дело. И выполнили блестяще.
      - Я не совсем...
      - Поэтому, - перебил кузнец сэра Лионеля, - я хочу объявить вам - вы свободны!
      - Вы... вы отпускаете меня?
      - Да, сэр Лионель. Я благодарю вас за помощь в пути. За вашу верность и терпение. На ближайшем привале можете забрать лошадь и пешком - уж не обессудьте, но повозку дать не могу - возвращайтесь к "молчащим", они помогут вам преодолеть Великую Водную Гладь. Драгоценности, которые у вас, можете забрать себе. Думаю, их окажется достаточно, чтобы вы по дороге домой ни в чем не нуждались. Вот такой у меня к вам деликатный разговор.
      Кальконис молчал долго Очень долго для человека, которого отпускали на свободу.
      - Значит... вы прогоняете меня?
      Милав удивленно посмотрел на него.
      - С чего вы взяли?! - изумился он.
      - Я знаю... Вы не доверяете мне... Особенно теперь, когда Аваддон так близко. Вы думаете, что я предам вас в решительный момент. Но это не так!
      - Не говорите ерунды, сэр Лионель! Я отпускаю вас только потому, что вы выполнили наказ воеводы Тура Орога и довели нас до земли Аваддона. Теперь мы с Ухоней не потеряемся. А завел я это разговор именно сейчас потому лишь, что за нами остались относительно спокойные земли и вы без труда один вернетесь на побережье. Никакого другого умысла в моих словах не было.
      Кальконис вновь долго молчал. Потом заговорил неуверенно:
      - А если я попрошу вас оставить меня?
      - Вы не хотите уходить?!
      - Нет.
      - Но почему?!
      - Видите ли... - Кальконис нервно перебирал пальцы и смотрел только себе под ноги. - Вы не все обо мне знаете... Мне... некуда идти - у меня нет дома...
      - Как же так?!!
      - Я сирота, уважаемый Милав, круглый, можно даже сказать - дважды круглый сирота, потому что не помню ни родителей, ни даже своей родины...
      - Ну и дела-а-а, - протянул Ухоня, слушавший Калькониса затаив дыхание. Милав ответил не сразу.
      - Вы вольны в своем выборе, - наконец произнес он. - Мое предложение остается в силе: хотите - оставайтесь, хотите - можете идти. Теперь вы свободный человек!
      - Спасибо, Милав! - Кальконис заморгал глазами, едва сдерживая себя. Спасибо, Ухоня! Благодарю вас... друзья!
      Глава 7
      А ГДЕ ЖЕ НАШИ КОНИ?
      Ближе к вечеру произошло еще одно странное событие, которое вместе с утренней находкой Ухони свидетельствовало о возрастающем интересе неведомого пока противника к росомонам. Они, не торопясь, ехали по широкой дороге, по обе стороны которой росли редкие деревья. В тот момент, когда повозка с тремя седоками оказалась недалеко от одного из них, все услышали негромкий, сдавленный стон. Прислушались. Но больше никаких звуков уловить не смогли. Милав решил осмотреться. Возле ближайшего дерева они с Кальконисом и Ухоней обнаружили тело человека. Стоял он рядом с огромным стволом дерева, названия которого Милав не знал. И был весь укрыт большими обломками коры, настолько искусно, что можно было пройти рядом и не заметить его. Росомоны, может быть, и не обратили бы на него внимания, если бы не стоны. Несчастный стоял, почти полностью скрытый корой, затихая. Стрела, выпущенная сильной рукой, приколола его к дереву, словно булавка муху.
      Милав осторожно поднял голову умирающего и заглянул в его глаза:
      "Тир Домас - наемник и убийца. В гильдии Темных Воинов занимает высокий пост наставника. Как профессионал - не имеет себе равных. Владеет всеми видами оружия с одинаковым мастерством. Холост. Детей нет. Дома нет. Жены нет. Вообще ничего нет, кроме злобы и ненависти ко всем людям. Склонен к суициду".
      - Едва ли это был суицид, - пробормотал Милав и выдернул стрелу.
      Тело наемника мягко сползло в невысокую траву. Тир Домас уже не стонал - он был мертв.
      - Завтра утром все будут знать, что появились новые жертвы Тогтогуна, - сказал Ухоня.
      - В этом нет большой беды, - отозвался Милав. - Вопрос в другом: кто лишил нас удовольствия пообщаться с самим наставником наемных убийц?
      - Может, наш тайный поклонник? - Версии Ухони порой могли и здравомыслящего человека в тупик поставить.
      - Ага! Из ордена Сыны?! Нет, здесь что-то другое...
      - А если это дело рук "молчащих"? - предположил Кальконис. Вспомните! - И он стал загибать пальцы: - Сначала из нашей повозки исчез карлик Бол-О-Бол, хотя сам он освободиться не мог; потом множество следов вокруг нашего бивака, причем вполне человеческих, а не звериных. А теперь это!
      - Нет. - Милав был не согласен с мнением сэра Лионеля. - Это не могут быть "молчащие" - они вообще не интересуются жизнью за пределами своих холмов.
      - Тогда кто же?
      Ехали да самой темноты, потом, помня о коварном наемнике, который едва ли был один, при свете костра рубили упругие ветви какого-то кустарника и плели из них своеобразные маты. Ими застелили пол и укрепили стены крытой оленьими шкурами повозки. Работали долго - пока их "дом на колесах" не принял вид передвижной крепости. После улеглись спать, весьма довольные собой.
      ЗОВ!
      ... Не забывай древних пророчеств, ибо сказано: "Когда все затемнится, тогда люди возомнят, что им все дозволено". Опасайся подобной самонадеянности, потому что она уводит в темноту, а тьма творит безумцев. Дерзание способно помочь каждому, но грань между безумием и дерзанием невероятно тонка. Помни об этом! Потому что, ошибившись тропой и ступив на путь безумия, едва ли найдешь в себе силы вернуться к мудрому дерзанию трудно выбраться из бездонного колодца, стены которого скользки и гладки...
      И вновь виновником пробуждения стал Ухоня. Только сегодня его необузданная энергия приняла еще более агрессивную форму. Милав это понял по тем бессвязным фразам, что ворвались в его сознание, похоронив надежду поспать еще немного.
      - Опять! - громко возмущался Ухоня за стенами их импровизированной крепости. - Ну сколько это может продолжаться?! - Послышался ощутимый удар по повозке. - И кто же теперь потащит этот гроб на колесах? - Новый удар заставил Милава окончательно проснуться. Сэр Лионель, удивленный не меньше кузнеца, прислушивался к проклятиям ухоноида.
      - Что это с ним? - спросил он.
      Новый удар по повозке заставил Милава и Калькониса поторопиться выяснить причину плохого настроения Ухони.
      Они отодвинули мат, так удачно изготовленный прошлой ночью и сейчас закрывавший вход. Выглянули наружу. Ухоня, заметив их заспанные физиономии, снова взорвался фонтаном возмущения.
      - Нет, вы только посмотрите на них! - кричал он, огромными когтями царапая землю. - Проспали! Все проспали! И как это только вас самих никто не утащил?!!
      Милав устало зевнул:
      - Если ты перестанешь вопить, как испуганный кролик, которого хотят погладить за ухом, и объяснишь нам причину твоего плохого настроения, то мы, быть может, повозмущаемся вместе.
      - Плохое настроение! - возопил ухоноид. - Да вы вылезьте из повозки и осмотритесь!
      Милав понял, что объяснений не будет, и, поеживаясь от утренней свежести, выбрался наружу. Увиденное озадачило кузнеца: их добрых, хотя и весьма неказистых на вид лошадок на привычном месте не оказалось. Вместо них лежали два тела, по оружию и одежде которых Милав смог определить: это соратники по "профессии" вчерашней жертвы неизвестного покровителя росомонов.
      - А где же наши кони? - удивился Кальконис. Лучше бы он промолчал!
      - О! Сэр Лионель наконец-то соизволил заметить, что их нет? - Голос Ухони сочился кровью, как желудочная язва!
      - Конечно, заметил, - ответил Милав вместо Калькониса. - Как и тех двух вояк, что разлеглись здесь на траве, словно решили вздремнуть после славной работенки.
      - Тогда я умываю руки...
      - Ты хотел сказать - лапы?
      - Не придирайся к словам!
      - И в мыслях не было.
      - Милав!
      - Ухоня!
      - Друзья мои, стоит ли так распаляться? - подал голос сэр Лионель. Давайте спокойно все обсудим.
      - Ага! Давайте будем болтать, а наших лошадей тем временем уводят в неизвестном направлении!
      - Кстати, Ухоня, - сказал Милав, успевший обдумать непростую ситуацию. - Мне показалось, или ты на самом деле думаешь, что это мы с Кальконисом проспали лошадей?
      - Кто же еще?!!
      - А где был ты - знаменитый "реликтовый ухоноид, который никогда не спит"?
      - Я... - Ухоня растерялся. - Я... - Решение было где-то рядом, и он лихорадочно искал его. Ага! Вот оно: - Так я же и обнаружил пропажу!
      - Веская причина валить все на нас с Кальконисом...
      Впервые за их долгую эпопею всю поклажу пришлось нести на себе. Милав тащил добрую половину имущества. Кальконису тоже перепало немало. И даже Ухоне, несмотря на его возражения, досталось кое-что из того, что жалко было оставлять в повозке. Перед уходом Милав оглянулся на их "дом на колесах" и усмехнулся.
      - Ты чего? - спросил Ухоня.
      - Забавно вышло: мы вчера столько времени потратили на то, чтобы укрепить наше ненадежное убежище, и именно из-за этого не услышали, как увели лошадей!
      Ухоня посмотрел на Калькониса и тоже хмыкнул.
      - А ты чего? - спросил Милав.
      - А я подумал: если бы сэр Лионель воспользовался твоим предложением и покинул нас, у него сейчас была бы лошадь и ему не пришлось бы нести свои вещи на себе!
      Оказалось, что передвигаться пешком по земле гхотов не намного медленнее, чем в повозке. Единственное неудобство - вещи, но и к ним быстро привыкли. Милав, не замечая неудобств пешего пути, думал о сегодняшней ночи. То, что у них буквально из-под носа увели лошадей, особого удивления не вызывало (животные отличались покладистостью и терпеливостью; едва ли кузнец вспомнит день, когда слышал их ржание!). Удивляло другое: кто расправился с ночными воришками, и куда все-таки исчезли кони?
      Хотелось верить, что в этом далеком от дома краю у них появился неведомый друг, и было бы нелишним знать, кто он и почему помогает росомонам.
      За день прошли не очень много. Но Милав решил сделать привал задолго до того, как солнце скрылось из вида, оставив землю безлунной, беззвездной тьме. Соорудили просторный навес из валежника и лапника, имеющий наклон и стеной спускающийся до земли с севера. С южной стороны забаррикадировались небольшими бревнами. Между завалом и навесом развели яркий костер и принялись за нехитрую трапезу.