- Я себя неважно чувствую... - слабым голосом сказал Кальконис.
- Э-э, бросьте! Лучше поблагодарите Милава - он уже второй раз спасает вашу шкуру!
- Ни к чему это, - отозвался Милав. - Да и неизвестно еще, за кем приходил "многоглаз"...
Примерно через версту дорога стала заметно подниматься в гору. Вышата внимательно оглядывался по сторонам, и в памяти всплывали некоторые приметы окружающего леса. Уверенность его росла, и когда он поднялся на холм, то сказал Милаву повеселевшим голосом:
- Это то самое место! А вон и полионы к нам скачут. И я уверен, что тот крепкий воин в шлеме с перьями и есть воевода Кженский. Однако расслабляться не стоит. Верно я говорю, Ухоня?
- Сейчас проверим... - сказал ухоноид, и его тело истаяло в полуденных лучах.
Росомоны и полионы сошлись на вершине огромного холма, с которого вся окружающая местность была видна как на ладони. Полионов было не более двух десятков, и настроены они были достаточно миролюбиво. Однако Вышата, помня события прошлой ночи, решил подстраховаться и послал вперед сотника Корзуна (сотник был немного знаком с воеводой и мог его опознать). После того как сотник признал Кженского, настала очередь Милава. Кузнец приблизился к родовитому полиону и поклонился ему.
- Не сочтите за дерзость и неуважение к вам, но с нами случились странные события, и нам хотелось бы знать: перед нами действительно воевода Кженский?
- Да! - громко сказал воин в богатом зеленом плаще, имевший высокие перья на шлеме. - Я - воевода Кженский!
Милав внимательно посмотрел на собеседника и...
"Кженский Ненжес, воин в одиннадцатом колене, последние девять лет воевода в укреплении Верхняя Пава, холост, хотя имеет троих детей. Возраст равняется количеству шрамов на теле. Большой любитель женского пола, к неженскому полу относится вполне терпимо - терпит около семисот воинов в своей крепости".
Милав еще раз с почтением поклонился воеводе по-лионов и вернулся к Вышате.
- Ну? - Тысяцкий даже вперед подался.
- Это он...
Вышата просиял лицом и кинулся навстречу старому приятелю, которого, впрочем, непонятное поведение росомонов начинало все сильнее раздражать и даже тревожить.
- Что за балаган, Вышата? - спросил Кженский недовольным тоном.
Вышата сжал его в своих объятиях и поспешил объяснить:
- Не сердись, воевода, расскажу о случившемся - не поверишь!
- Так уж и не поверю? - усомнился Кженский.
- А вот поглядим...
* * *
Больше недели отдыхали росомоны у гостеприимного воеводы Кженского. Много было напитка хмельного выпито, много было разговоров долгих говорено. Выяснилось, например, что попали росомоны сначала действительно не к полионам в поселок, а в секту "Пришествие Избавителя".
- Я сам этих сектантов терпеть не могу, - объяснил Кженский, - но трогать их не имею права, потому как от самого короля Сигиза Мунда есть распоряжение письменное: не чинить сектам "Пришествия Избавителя" никаких препон. В противном случае и мои заслуги перед отечеством не помогут дадут под зад коленом!
Вышата задумчиво посмотрел на пустой кубок и грустно произнес:
- Получается, что и при дворе короля приспешники Аваддона успели гнездо свить?
- Да это бы еще полбеды, - продолжал сокрушаться воевода, - однако в последнее время по нашим землям много всякого непотребного люда бродить стало. И у каждого охранная грамота самого короля! Смотрю и поражаюсь: физиономия только на плаху или дыбу отправлять, а я ему обязан всякое содействие оказывать. Тьфу! - Кженский наполнил твердой рукой свой кубок и поднял его: - Хочу выпить за ваше дело тайное, которого хоть и не знаю, но уверен, что оно не во вред нашему народу!
Милав с Вышатой тоже наполнили кубки, и даже Кальконис с готовностью приложился к своему питью. Один Ухоня не принимал в застолье никакого участия, спокойно наблюдая за развитием беседы из своего угла.
- Теперь что касается того чудища, что вы привезли с собой, продолжил Кженский, неторопливо пощипывая гроздь винограда. - Подобной зверюги здесь никто и не видывал. Правда, доходили до меня слухи, что на дальних выпасах, именно в сторону восточных районов, пастухи встречались с чем-то подобным. Но я посчитал их слова пьяной болтовней и не придал им никакого значения. Было это достаточно давно: год или два назад.
Милав слушал внимательно и делал в уме кое-какие памятки.
- Все это может означать только одно - кто-то серьезно готовится к вторжению в страну Рос! - произнес он уверенным тоном.
- Да что вы такое говорите?! - искренне возмутился воевода Кженский. Наши народы больше двух веков живут в мире и согласии. Да как ты только мог такое подумать!!
- К сожалению, Милав прав. - Вышата поставил свой кубок на стол. Судя по твоим словам, королем Сигизом Мундом кто-то манипулирует. И даже если самих полионов не смогут склонить на открытое противостояние с нами, то рассчитывать на вашу помощь в будущей войне нам не придется.
Кженский, пораженный словами тысяцкого, молчал.
- Вообще-то у меня тоже были подозрения по поводу непонятного шевеления иностранцев при дворе короля, - проговорил он тихо. - Но я не думал, что все это успело так далеко зайти!
В этот вечер легли поздно, потому что всем хотелось подольше побыть под защитой надежных стен и побольше поговорить с человеком, который тебя так хорошо понимает.
ШЕПОТ?
- Напряжение вокруг него очень велико.
- Ему нужно собрать все силы для отстаивания Света.
- Он не дрогнет?
- Нет. Он понимает, что любая, даже крошечная, неуверенность в Свете мгновенно открывает вход тьме.
- Понял ли он, какие силы группируются вокруг него?
- Он еще не видит Водящего, но тянется к нему изо всей силы.
- Хорошо. Надеюсь, он всегда помнит, что ходит по краю пропасти?
- Я видел, как он без содрогания заглянул в нее, не страшась, что она овладеет им.
- Пусть он не забывает о ее существовании, - тогда каждое мгновение жизни будет восприниматься им еще тоньше, еще трепетнее...
Утром долго не могли решить, что делать с "многоглазом". Ухоня настаивал на его немедленном сожжении (гигант-нагльбаар внушал ухоноиду непонятный страх). Милав был против. Вышата в дискуссии не участвовал, а мнением Калькониса никто не интересовался. Все решил голос Кженского, принявшего сторону Ухони.
- Я думаю, его нужно уничтожить, - сказал воевода. - Уверен - не пройдет и недели, как здесь объявится какая-нибудь малопривлекательная личность с бумагой короля о том, чтобы отпустить этот болотный кошмар на свободу.
- Наверное, ты прав... - согласился Милав с доводом воеводы.
Участь "многоглаза" была решена.
Глава 10
СТОЙЛЕГ И БОРИСЛАВ ПРОПАЛИ!
Росомоны собрались покинуть стены крепости, когда Кженский подошел к Вышате и негромко произнес:
- Опасайся дневного леса!
Вышата удивленно посмотрел на него, но едва успел открыть рот, чтобы расспросить подробнее, как воевода удалился.
- Что он хотел этим сказать? - спросил тысяцкий у кузнеца.
- Наверное, то, что даже в своей крепости он не волен открыть нам некоторые вещи...
Вышата внимательно посмотрел вокруг, помахал воеводе рукой в кожаной перчатке и тронул поводья.
"Слишком много вопросов и слишком мало ответов", - подумал он и твердо решил изменить это соотношение.
По мере удаления от крепости стал как-то неестественно быстро оживать Кальконис. У Кженского от него и слова нельзя было добиться, а сейчас его словно прорвало. Возбуждение сэра Лионеля заметил даже Вышата, которого, кроме военного дела, ничто не интересовало. Со своими наблюдениями он обратился к Милаву:
- Что это с нашим любителем словесности?
Милав сразу отвечать не стал. Он внимательно пригляделся к Кальконису. Словно невзначай коснулся рукой его лба, некоторое время послушал обильный словесный поток "философа".
- Он здоров, - сообщил Милав тысяцкому, - думаю, его чрезмерная возбужденность связана с тем, что он долгое время находился под чьим-то гипнотическим воздействием.
- "Многоглаз"?
- По-видимому. Другого объяснения я просто не вижу.
- Но почему они охотятся на Калькониса? Скорее, им следовало бы интересоваться твоей персоной - уж прости меня за такие слова!
- Кальконис знает не только дорогу в страну Гхот - ему известны многие обычаи, нравы, да и просто языки лежащих на пути государств. Без него я не дойду. И они это понимают.
- Выходит, нам следует беречь Калькониса надежнее собственной жизни?!
- Выходит, так.
- Ну и дела!
Тысяцкому не давали покоя слова Кженского: "Опасайся дневного леса". Ну, ночного - понятно: в потемках и собственную руку за лиходея принять недолго, но днем?! На всякий случай он разослал дополнительные наряды в авангард и арьергард отряда и даже позволил Ухоне произвести "невидимую инспекцию" всех постов. Ухоноид тотчас умчался выполнять ответственное поручение, а Милав заговорил с Кальконисом, у которого повышенная болтливость сменилась обычной созерцательностью.
- Вы не вспомнили, при каких обстоятельствах болотный нагльбаар мог слышать вашу речь в остроге Выпь?
Кальконис виновато улыбнулся.
- Сколько я ни пытаюсь, у меня ничего не выходит, - сказал он, словно кто-то не пускает меня в собственную память...
"А ведь это мысль! - подумал Милав. - Скорее всего, именно так и обстоит дело: Кальконису заблокировали память, чтобы он не опознал предателя, а когда мы стали выпытывать у него про тот случай - его решили устранить... Ничего не скажешь - серьезные силы противостоят нам!"
Кальконис продолжал смотреть на Милава преданными и испуганными глазами, и кузнецу впервые стало жаль этого по существу очень несчастного человека. И он дал себе слово, что, как бы ни обернулась в будущем их затея, он обязательно отпустит Калькониса домой. Хотя понятие "дом" и сэр Лионель как-то не сочетались.
Вернулся довольный Ухоня и доложил, что гриди службу несут исправно. Некоторые интонации "доклада" наводили на мысль, что он чего-то недоговаривает. Милав заметил это первым и стал приставать к ухоноиду:
- Говори, что ты там скрываешь?
Ухоня упрямился совсем недолго и сообщил, что проверял служивых "с особым пристрастием".
- Это как же? - встрепенулся Вышата.
- Очень просто, - ответил Ухоня гордо, - я им в облике нагльбаара являлся!
- Должен откровенно признаться, что не все реагировали правильно, продолжал разглагольствовать Ухоня.
- Как прикажешь тебя понимать? - спросил Вышата напряженным голосом.
- Ну... некоторые пытались, конечно, поймать меня, но не все...
- А ты себя-то вспомни, - напомнил Милав, - как ты возле клетки "многоглаза" дрожмя дрожал?!
- Меня можно понять и простить, - нашелся Ухоня, - у меня детство трудное было!
Милав только собрался ответить, как впереди показался сотник Корзун, скакавший во весь опор. Через несколько мгновений он был уже возле Вышаты, и по его лицу все прочитали: что-то произошло.
- Стойлег и Борислав пропали!
- Это не я! - испуганно сказал Ухоня, но никто даже не улыбнулся.
Пропавших искали долго. Прочесали весь лес вдоль и поперек, облазили даже дно оврага - на тот случай, если их в какую нору спрятали. Но все было тщетно - гриди как сквозь землю провалились! Вышате не к месту вспомнились пророческие слова воеводы Кженского - воины пропали в дневном лесу!
- Как это произошло? - в который раз спрашивал тысяцкий, словно надеялся с помощью ответов Корзуна отыскать сгинувших гридей.
- В разъезде пять воинов было, - отвечал сотник, - две двойки по сторонам, я в центре. За одним из поворотов Стойлег что-то в траве заметил, попросился проверить. Я разрешил и Борислава ему в помощь отправил. Подождал некоторое время - они не возвращаются. Я вторую двойку окликнул и к ним. А там никого. Лошади спокойно стоят, траву щиплют. Мы шибко удивились - зачем оба одновременно спешились? Стали звать их - никакого ответа. Мы быстро по кустам пробежались - никого. И самое поразительное нигде ни травинки не примято, словно их кто по воздуху унес...
- Стоп! - вскрикнул Милав.
- Ты что?! - удивился Вышата.
- "По воздуху..." - повторил Милав и поднял палец вверх. - Их унесли по воздуху!
- Вздор! - воскликнул Вышата. - Какая птица поднимет двух вооруженных воинов?!
- А если птиц было много?
Вопрос остался без ответа.
Все вернулись на то место, где лошади пропавших гридей по-прежнему щипали траву. Ни лучшие следопыты, ни невероятное чутье Ухони следов воинов на земле не обнаружили.
- Они не спускались на землю, - уверенно заявил Милав.
Вышате пришлось согласиться. Он распорядился брать в разъезды не менее десяти воинов, и чтобы все постоянно были на виду друг у друга. А у самого из головы не выходили слова Кженского.
"Что он хотел этим сказать? - спрашивал тысяцкий самого себя. - И почему не сказал прямо?"
Пропавших продолжали искать до вечера - и по-прежнему безрезультатно. Вышата приказал становиться на ночевку прямо на дороге - не мог он решиться покинуть это место, не будучи уверен в судьбе двух воинов.
Трапеза прошла в скорбном молчании. Говорить не хотелось. У всех было такое чувство, что стоит только произнести слово, и с пропавшими товарищами обязательно случится непоправимое. Вышата увеличил количество ночной стражи и сам в течение ночи несколько раз вставал, чтобы проверить посты. Но гриди службу несли исправно - понимали, что может случиться, засни они на посту...
К утру погода испортилась - заморосил мелкий нудный дождик. Тяжелые свинцовые тучи ползли низко-низко, едва не задевая верхушки деревьев. Сырость, отсутствие солнца, жуткая тишина действовали на росомонов угнетающе. Ждать дольше не имело смысла, и Вышата с тяжелым сердцем отдал команду выступать.
- Я вернусь... - сказал он так тихо, что никто из окружающих ни слова не расслышал, - и тогда я спрошу у этого леса, где мои воины!
Дождь лил весь день. Намокали и становились жесткими и грубыми толстые кожаные плащи. Ноги, которые не укрывали длинные полы, промокли в первые часы и больше не впитывали воду.
Милав обратил внимание, что Вышата с тревогой поглядывает на небо.
- Они сегодня не прилетят, - сказал он, поравнявшись с тысяцким.
- О чем ты? - спросил Вышата.
- О птицах, - пояснил Милав, - в такой дождь перья намокают, их подъемная сила уменьшается...
- А если это не птицы?
Милав внимательно посмотрел на Вышату - не шутит ли? Да нет вроде.
- Если они сумели поселить здесь нагльбааров, - пояснил тысяцкий ход своих мыслей, - почему бы и летающего монстра не притащить в эти земли?
В полдень решили не останавливаться - какой прок. В такой сырости и горячего травяного отвара не приготовишь! Решили идти до вечера, или пока солнце не проглянет.
Вышата как будто успокоился и в небо поглядывал реже - то ли слова Милава возымели силу, то ли по какой другой причине.
К вечеру погода наладилась. Подул порывистый ветер и разогнал сплошную пелену облаков. Дождь прекратился, выглянуло солнце. Под его закатными лучами заблестели-запереливались многочисленные лужи, лужицы и микроскопические озерца, в которых и муравей бы утонуть не смог. А по всему лесу пошли гулять яркие сполохи - то солнечные лучики, дробясь, отражались в бесконечном множестве дождевых капель, повисших на листве, на ветвях и стволах деревьев. Мир мгновенно преобразился. Преобразились и росомоны словно тот же ветер, что разогнал нудную дождливую серость, унес тяжесть и гнетущую черноту с их сердец.
Вышата объявил привал до завтрашнего утра.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что неугомонный Ухоня, который "никогда не спал", решил немного порезвиться в предутреннем сумраке и стал гонять здоровенного вепря по кустам, чем ужасно переполошил весь лагерь и заработал серьезный выговор от Вышаты и Милава. Впрочем, ухоноид нисколько не расстроился, заявив, что он "не чета некоторым - не хочет потерять спортивной формы, заседая на спине бедного животного". Милав в долгу не остался и сказал, что некоторые могли тренироваться и в более подходящей обстановке, а не вытворять черт-те что в то время, когда нормальные люди спят.
Короче говоря, утро начиналось просто славно и обещало много неожиданностей впереди; Ухоня подсознательно отводил себе не последнюю роль в будущих перипетиях.
Странности начались сразу же после того, как отряд тронулся по маршруту. Солнце уже поднялось над горизонтом. Облаков - ни перистых, ни грозовых - не было, отчего небесный свод казался бездонным. Тысяцкий с озабоченным видом осмотрел великолепную синь, не имеющую материальной границы, и распорядился половине отряда приготовить арбалеты. Милав не посчитал подобные приготовления излишними - удивительные спокойствие и умиротворение, разлившиеся в природе, готовы были обрушиться на росомонов любым сюрпризом.
Почти сразу же вслед за этим к тысяцкому подъехал сотник Корзун.
- Замил-слухач что-то почуял, - сказал он.
- Что же? - спросил Вышата, внутренне готовый к подобному сообщению.
- Он затрудняется определить, что это, но уверен - за нами следят.
- Передай сторожевым разъездам, чтобы держались на прямой видимости от нас, - приказал он сотнику, а затем обратился к Милаву: - А что ты почуял?
Глава 11
КОЛЬЗОР ИГЛОКРЫЛЫЙ
ШЕПОТ?
- Он спокоен?
- Да. Он легко усваивает новое. Но многое подвергает сомнению. Например - отчего явления кажутся неожиданными. Он видит два ответа первое - любое ожидание всегда создает противодействие, ибо любое осознанное ожидание привносит лишнюю энергию; второе - энергия ожидания может случайно оповестить темные силы, заинтересованные в этом.
- И к какому выводу он пришел?
- Весь мир делится на белых и черных, но есть и третьи, представляющие собой аморфное вещество - студень. И именно они - самые опасные, потому что любой ветер может бросить их из одной крайности в другую.
- Светлая мысль, хотя и не столь бесспорна, как может показаться на первый взгляд...
- Кто-то не оставляет нас своим вниманием с самого восхода солнца, ответил Милав.
- Ты его видишь?
- Нет, но уверен, что он не один...
- Позвольте полюбопытствовать, - вклинился в разговор сэр Лионель, - о ком или о чем идет речь?
- Скоро узнаем... - неопределенно ответил тысяцкий и поднял руку над головой - знак, чтобы все были наготове.
- Он не станет нападать на открытом пространстве, - предположил Милав. - Ему нужны густые заросли, например, как вон те, впереди, что шатром нависают над дорогой.
- Пожалуй, что так, - согласился Вышата. - Стойлег с Бориславом пропали как раз в таком месте...
- Я вижу их! - негромко сказал Милав.
- Где?! - выдохнул Вышата. Голос его трепетал от возбуждения, но внешне он остался совершенно спокоен.
- Впереди, в ветвях дуба, что склонились над дорогой, - пояснил Милав.
- Но я ничего не вижу!
- Их трудно заметить, - отозвался Ухоня, голос которого дрожал, словно хвост кота-забияки, наткнувшегося на мышь-агрессора, - они почти полностью сливаются с листвой.
- Сколько их?
- Кажется, трое... - неуверенно проговорил Милав и, обратившись к Ухоне, спросил: - Ну что, напарник, повыдираем хвосты пернатым?
- Если таковые найдутся - выдерну собственноручно!
- Когда это ты успел руками обзавестись? - усмехнулся Милав, трогая пальцами прохладный чехол Поющего.
- Ну, тогда - "собственнолапно", суть одна: останутся без хвостового оперения. Это точно, хоть к бабке Матрене не ходи!
Они подъехали к естественной зеленой арке, тут и случилось долгожданное: в абсолютной тишине, не пошевелив ни листочка, ни веточки, ни травинки, на всадников скользнуло что-то огромное и почти прозрачное, их было всего двое. Первое что-то неслышно опустилось на Калькониса, который, сколько ни крутил головой в тревожном ожидании невидимого врага, так и не заметил мгновения атаки. Милав выхватил Поющий, щелчком раздвинул его и приступил к "тренировке". В тот же миг Ухоня, бьющий от возбуждения полуторааршинным тигриным хвостом по спине своей лошади, отчего последняя в испуге округлила глаза, стремительно кинулся на второе что-то. В абсолютной тишине раздавался лишь монотонный хруст, наводящий на всех мистический ужас.
Через несколько долгих мгновений борьбы Вышата наконец-то смог рассмотреть, с кем он воюет. Это были не птицы и не животные; длина тела более трех саженей, размах конечностей, которые с большой натяжкой можно было назвать крыльями, - не более двух саженей.
По мере того как Милав ускорял темп вращения Поющего и все больше его ударов достигало цели, таинственный противник становился все материальнее словно посох неведомым образом уплотнял субстанцию до состояния видимости невооруженным глазом.
Тем временем воины окружили место боя и были готовы по первому зову тысяцкого свершить правосудие над злобными тварями. Но Вышата команды не отдавал. Напротив, повинуясь какой-то своей мысли, он попросил Милава не добивать неведомого врага, забыв о том, что кузнец, даже если бы и захотел этого больше всего на свете, не смог бы оборвать жизнь неведомой твари: Поющий бы не позволил.
А вот над Ухоней подобный запрет не довлел, и он расправился со своим противником со скоростью рыси и свирепостью льва. Его жертва, так и не издав ни единого звука, сложила изувеченные тигриными клыками крылья и затихла. Но воины продолжали держать тварь на прицеле, помня о том, что самый страшный враг - это неведомый враг.
Противнику Милава тоже досталось основательно, и он коконом свернулся между лошадьми Милава и Вышаты. Милав спешился и осторожно приблизился к поверженному монстру, держа Поющего наготове.
- Тварь не убивать! - напомнил Вышата гридям. - Мы с ее помощью товарищей наших отыщем!
В это время Милав вплотную приблизился к неведомому существу и склонился над ним, разглядывая огромный клюв. Птичий глаз дрогнул, сверкнул отраженным солнечным светом и...
"Кользор иглокрылый, последний представитель летающей флоры. Абсолютно агрессивен, злобен до самопожирания. Питается исключительно темными и дурными мыслями, а потому жить вдалеке от людей, к сожалению, не может. Паразитирует на отрицательных эмоциях. Срок биологического функционирования не ограничен".
Милав вдруг понял, что глаза кользора уже не пусты и безразличны, как мгновение назад, а налиты обжигающей злобой, готовой выплеснуться из узких зрачков цвета мориона. Милав отпрянул назад, но недостаточно быстро несколько игл из мгновенно раскрывшегося крыла кользора буквально пригвоздили кузнеца к влажной земле. Атака иглокрыла была столь стремительной, что лишь несколько арбалетных стрел пронзили раскрывшиеся крылья кользора. Гриди больше стрелять не стали, боясь в неразберихе поранить Милава. А кользор тем временем стремительно рванулся ввысь и... Никто даже не успел среагировать, как иглокрыл заложил крутой вираж и вырвал из седла оцепеневшего от страха Калькониса.
- Не стреля-я-ять! - что есть мочи закричал Вышата, опасаясь за жизнь сэра Лионеля. Воины с досадой опустили оружие.
- Уйдет же! - воскликнул кто-то в сердцах.
- От меня не уйдет! - крикнул Ухоня и, превратившись в мантообразное полотнище, ринулся вслед иглокрылу, не забыв выхватить из рук пораженного Вышаты меч.
Все, затаив дыхание, следили за тем, как Ухоня настигает кользора. Вот он догнал иглокрыла, и на солнце блеснул клинок Вышаты. Тело Калькониса полетело вниз. Благо до земли было не более трех саженей, да и упал Кальконис не на дорогу, утрамбованную многочисленными крестьянскими телегами, а в самую середину густого орешника. Несколько гридей тут же кинулись вызволять сэра Лионеля из колючего плена и скоро благополучно вернулись вместе с ним.
К этому времени и Ухоня, и кользор успели скрыться из виду, исход воздушного боя оставался неясным. Вышата отдал приказ спешиться и ждать возвращения Ухони. На вопрос Корзуна: "Сколько ожидать?" - он недовольным голосом ответил: "Пока не вернется!"
Стояли долго.
Наконец Вышата, видя, что время неумолимо уходит, приказал медленным шагом двигаться вперед. Он был уверен, что ухоноид сам объявится: не тот иглокрыл противник, чтобы можно было всерьез опасаться за Ухонину безопасность.
- А как ты собирался с помощью кользора о судьбе пропавших воинов узнать? - спросил Милав, покачиваясь в седле рядом с тысяцким.
- Думал вслед ему Ухоню отправить, - сказал Вышата. - Да теперь-то что говорить об этом - лишь бы он сам вернулся...
- Да-а-а... - протянул Милав. - Надо было тебе нас заранее предупредить...
- Если бы да кабы - под носом росли грибы! - скороговоркой проговорил Вышата и махнул рукой - о чем теперь горевать?
Еще несколько верст миновали в напряженном ожидании Ухониного возвращения. День перевалил на вторую половину, вот и вечер-баловник уже о себе заявил, сгущая тени по оврагам да ямам. Ухоня не объявился, зато прискакал запыхавшийся сотник Корзун и звенящим от волнения голосом объявил, что впереди на дороге лежат...
- Кто? - спросил Вышата, заметив, как побледнел сотник.
- Дак... пропавшие объявились!
Вышата пришпорил коня и ринулся вперед, выспрашивая на скаку у сотника:
- Их никто не трогал?
- Нет! Боязно нам чего-то - лежат на дороге, словно мертвяки!
- А охраны достаточно?
- Так десяток - сила немалая...
Домчались быстро. Впереди маячила группа всадников, стоявших недалеко от двух тел, лежащих поперек дороги. Было тихо. Тревожно.
Вышата остановился рядом с молчаливыми воинами и подождал, пока подъедет Милав.
- Что думаешь? - спросил он кузнеца.
- Похоже на ловушку...
- А может, это работа Ухони?
- Стал бы он прятаться после такого "геройства"?!
Тела на дороге лежали недвижимо, словно это и не люди были вовсе, а опрокинутые наземь каменные истуканы.
- Не могут они быть пропавшими Стойлегом и Бориславом, - уверенно заявил Вышата, хотя причину своей уверенности объяснить не мог.
- Посмотрим... - проговорил Милав и тронул коня.
- Я с тобой! - проговорил Вышата.
Милав хотел возразить, но, глянув в полыхающие решимостью глаза тысяцкого, перечить не стал, сказав только:
- Хорошо. Будь рядом, но не слишком близко...
Тысяцкий сделал знак, и десятка два воинов последовали за ним, готовя к стрельбе арбалеты. По их мрачным лицам было видно, что на этот раз промашки не будет.
Милав направил коня к ближайшему воину, чутко прислушиваясь к тому, как отреагирует лошадь: животное весьма чувствительно ко всяким оборотням-перевертышам. Но конь вел себя спокойно, словно впереди ничего не было. И это было странно - лошадь должна была почуять тело росомона, не важно: жив он или мертв.
Милав спешился в нескольких шагах. Не торопясь, достал Поющего. Спиной почувствовал, как зашевелились гриди, готовясь к стрельбе. Краем глаза заметил, что и Вышата спешился и стоит рядом, шагах в пяти.
"Теперь не уйдут голубчики!" - подумал Милав и тронул посохом ближайшего воина.
Милав был готов и не упустил того момента, когда глаз лежащего на земле гридня раскрылся и...
"Сторцин - самый искусный оборотень среди демонов Низшего Круга. В одном теле живет не более суток. Очень пластичен и очень уязвим; собственной волей не обладает. Способен создавать до пяти двойников-клонов из одной оболочки. Открытый и незамутненный взгляд смертелен для любого живого существа".
Ничтожно короткий миг потребовался Милаву на то, чтобы в промежутке между тем, как он узнал о смертельной опасности, и мгновением, когда взгляд оборотня прояснится, нанести ему несколько коротких, но сильных ударов.
- Не смотрите им в глаза! - крикнул Милав и обрушился на второго оборотня, который, осознав полный провал задуманного плана, торопливо искал среди воинов свою жертву. Найти он ее не успел - Поющий работал быстро и точно, да и Вышата, закрыв глаза перчаткой, орудовал мечом, взятым у оруженосца взамен унесенного Ухоней, с такой яростью, что дважды едва не срубил вместо сторцина самого Милава. Десяток арбалетных стрел закончили дело.
- Сжечь их! - приказал Вышата, с брезгливостью вытирая меч о траву.
Пока готовили большой костер и обкладывали останки оборотней сухим хворостом, прошло некоторое время.
- Ухони все нет, - сказал тысяцкий, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Вернется... - ответил Милав, - потому что... потому что он уже летит сюда!
И показал рукой на просвет между деревьями. Скоро можно было различить полотнище грязно-серого цвета - Ухоню, еще и что-то болталось под его брюхом. Милав не поверил своим глазам: Ухоня, отрастив из нижней части своего тела две огромные мускулистые руки, держал в каждой из них по гридню!
Минута томительного ожидания - и недалеко от полыхающего костра сделал вынужденную посадку Ухоня-носитель, пропахав безвольно болтающимися телами гридей здоровенную полосу; если бы не расторопность воинов, успевших поймать обессиленного ухоноида, он бы обязательно нашел приют в глубокой болотине, живописно раскинувшейся недалеко от дороги.
Никто еще и рта не успел открыть, боясь поверить в столь невероятную удачу, как недовольный голос Ухони уже оглашал окрестности стенаниями:
- О боги! И чем это Вышата своих воинов кормит! Да в них в каждом веса по восемь пудов!
Глава 12
"ТИХАЯ" НОЧЬ
ШЕПОТ?
- Я заметил его неудачную попытку раздвоения сознания. Так ли это?
- Он сделал правильный вывод, что человек не должен уподобляться животному, способному мыслить лишь однонаправленно. Его интересует большее: он пытался делать несколько дел одновременно, интуитивно чувствуя, что только так он может утвердить правильные волны ритма. Но ему нелегко управлять несколькими потоками сознания одновременно.
- Он отчаялся?
- Нет. Его отвлекли мелкие заботы...
Однозначно, Ухоня был герой дня! Он с упоением рассказывал всем о том, как жестоко бился с иглокрылом и как одолел его в неравной схватке. По его словам выходило, что все эти долгие часы он только тем и занимался, что беспрерывно атаковал несчастного кользора, подвергая себя "ужаснейшему риску". Верить ему было можно, но... убив иглокрыла в воздухе, он никогда бы не обнаружил пропавших воинов! На подобную нестыковку в своем рассказе Ухоня не обратил никакого внимания, заявив Милаву, что того терзает "чужая слава".