- ...и только в полнолуние, - закончил свою фразу кудесник. - А до полной луны еще пять дней!
      Глава 6
      НОЧНОЙ ДОПРОС
      - Чем закончился ваш визит в логово варваров? - поинтересовался Аваддон, когда Кальконис прислуживал ему вечером за трапезой.
      - Ваш гениальный план полностью удался! - отрапортовал сэр Лионель.
      - Заподозрил ли что-нибудь кузнец?
      - Нет, - уверенно заявил Кальконис. - Я беседовал с ним дважды - он ни о чем не подозревает.
      - Ну что ж, - удовлетворенно вздохнул чародей, - значит, вместо тренировки в черном колдовстве мне придется похвалить вас.
      - Что вы, магистр Аваддон, - расплылся Кальконис счастливой улыбкой, я ведь не ради награды...
      - Неужели?! - поднял брови Аваддон. - А ради чего?
      У Калькониса было на раздумье всего несколько мгновений, а потом либо в лужу навозную, либо...
      - Я это сделал только из безграничной к вам преданности и еще более безграничного уважения! - выпалил Кальконис и замер с закрытыми глазами: что же сейчас последует?
      - Вот как? - Аваддон слегка промокнул губы салфеткой из тончайшего шелка и встал из-за стола.
      Кальконис, затаив дыхание, прислушивался к тому, как шаги Аваддона приближаются к нему... приближаются... а вот и замерли возле него. Сэр Лионель успел уловить слабый запах дорогой ароматической воды, привезенной чародеем с далекой родины, а потом холодные пальцы Аваддона опустились на плечо философа, дрожащего как осенний лист.
      - Нервы у вас не в порядке, - сказал магистр тоном заботливого друга. - Что же касается моего поручения, то... вы просто молодец!
      Вздох облегчения вырвался из груди Калькониса: какое счастье привалило неутомимому искателю сладкозвучной рифмы - сегодня он сможет поспать в настоящей постели, а не плескаться гигантской лужей, богатой органическими удобрениями!
      - Готов и впредь служить вам столь же ревностно! - Кальконис так и сочился безграничной преданностью правому делу своего господина.
      Аваддон с непонятной улыбкой на лице опустился в кресло, услужливо пододвинутое для него Кальконисом, и поманил его пальцем:
      - И чем закончилась ваша вторая встреча с кузнецом? - спросил он негромко, когда лицо Калькониса склонилось к самому его уху.
      - Я сказал, что на утренней заре буду ждать его в условленном месте, зашептал сэр Лионель, дыша запахом чеснока на чародея, поморщившегося от такого аромата.
      - А он?
      - Кузнец радовался, что дите малое, - веселился Кальконис, - и все пытался меня под белые ручки взять да проводить до дороги!
      Аваддон слегка отодвинулся от напиравшего на него в целях конспирации Калькониса и сказал:
      - Планы меняются. Мы сделаем иначе...
      ... Скрип половиц Кальконис услышал сразу: в последние дни он научился спать вполуха. Аваддон не повторял своих слов дважды. Когда он звал Лионеля посреди ночи - горе, если философ опаздывал. Вот и сейчас, услышав непонятный скрип, Кальконис соскочил со своей кровати (он спал в комнате, примыкавшей к спальне Аваддона) и, еще не успев открыть глаз, уже стоял возле двери. Заглянул в щель, прислушался - до него долетало лишь тонкое посапывание чародея. Аваддон спал сном младенца, чего нельзя было сказать о Кальконисе. Сэр Лионель прислушался еще раз, теперь обратив внимание в сторону второй двери, выходившей в коридор. Там определенно что-то происходило: шуршание, слабый шепот, непонятное поскрипывание. Кальконис насторожился - обеспамятевшие гриди, стоявшие на страже на каждом этаже терема, не могли так шуметь, потому что передвигались совершенно бесшумно, словно бестелесные тени (что было недалеко от истины). Девки, убиравшие комнаты, двигались так же бесшумно, отчего любвеобильный Кальконис не воспринимал их, как создания женского рода - скорее как одушевленные тряпки для уборки грязных полов. Поэтому звуки показались ему подозрительными. Он осторожно приблизился к двери и приложил ухо к дубовым резным доскам. Шорох сразу стих, словно там тоже кто-то вслушивался в темноту. Кальконис подождал некоторое время - шорох не возобновился. Тогда он, уверенный, что это мыши (все коты по непонятной причине покинули княжеский двор после трагедии с Годомыслом), открыл дверь. Пламя свечи, стоявшей за его спиной на ночном столике, осветило небольшую часть коридора. Сэр Лионель собрался распахнуть дверь настежь и...
      * * *
      - Честно говоря, мне не верится, что это был Кальконис, - грустно сказал Милав. Ему почему-то даже думать не хотелось о том, что поганый Аваддон добрался и до образа бабушки Матрены, ставшей для него в последнее время самым дорогим человеком.
      - Ладно, - вздохнул кудесник, удивленный непонятным упорством кузнеца, - ты лучше расскажи о том, как вы расстались.
      - Она попросила меня прийти на рассвете проводить ее, - сказал Милав.
      - И тебе это не кажется странным? - спросил Вышата.
      - Чего тут странного, - отозвался кузнец, - на дворе июнь месяц - ночи сейчас короткие, что кафтан у сироты. Не успеешь оглянуться - вот и рассвет. А ей травы разной много собрать надо...
      - А где встреча у вас? - спросил кудесник.
      - Да там же, недалеко от первого разъезда, в орешнике.
      - Вышата, - обратился кудесник к милостнику, - возьми десятка два воинов - засаду устроим.
      Вышата кивнул головой, соглашаясь со словами Ярила, но с места не тронулся. На его лице внимательный взгляд кудесника прочитал явное замешательство.
      - Что-то тревожит тебя? - спросил кудесник.
      - Я вот о чем подумал: Аваддон без труда может принять личину любого из нас.
      - Может, - согласился Ярил.
      - Нам нужен какой-то тайный знак, чтобы в случае... - Вышата замялся. - В случае подмены тела распознать самозванца.
      Милав, насупившись, молчал. Кудесник с доводами милостника согласился:
      - Дело говоришь. Нам нужно секретное слово. И оно у меня есть...
      - А вдруг меня уже подменили?! - неожиданно произнес Милав, расценивший слова милостника как подозрение в отношении себя самого.
      Кудесник с осуждением покачал головой, а импульсивный Вышата шагнул к кузнецу, вынимая меч:
      - А мы сейчас проверим...
      - Стойте, забияки, - повысил голос кудесник, - распетушились, как глупые тетерева, а того не ведаете, что все это только на руку Аваддону! Вы еще побоище тут устройте - на радость чародею поганому...
      Милав опустил голову - стыд залил ему лицо; хорошо что костер почти прогорел и никто ничего не видит. "Кто меня только за язык дернул, подумал он, - может, и впрямь Аваддон манипулирует моим мозгом?" Вышата чувствовал себя не лучше. Кудесник улыбнулся краем губ, разворошил почти прогоревший костер и сказал:
      - Ночи сейчас и впрямь коротки - успеть бы нам засаду организовать. А там поглядим - кто прав...
      * * *
      ...и получил страшный удар по голове. Огонек свечи мгновенно превратился в сотни ярко горящих факелов, оранжевым светом заливающих все вокруг. А потом стало вдруг темно, и Кальконис с радостью позволил своему истерзанному ужасными испытаниями сознанию ускользнуть от него...к счастью, ненадолго.
      - Дормидон, ты очумел, что ли?! - брюзжал старческий голос, показавшийся сэру Лионелю смутно знакомым. - А вдруг он помер?
      - Как же, - откликнулся тот, кого назвали Дормидоном, - ты посмотри на его физиономию. Да он небось притворяется. Дай-ка я его опять палицей спробую!
      Кальконис вздрогнул всем телом, ожидая нового удара по голове.
      - Я же говорил, что притворяется, - удовлетворенно произнес Дормидон.
      Сэр Лионель понял, что его рассекретили, и потихоньку приоткрыл один глаз.
      - Ишь, зенками погаными так и зыркает! - свистящим шепотом сказало лохматое создание, именуемое Дормидоном.
      - Зыркает, говоришь, - прошелестел знакомый голос, и Кальконис увидел склонившегося к нему... баенника.
      "О боги! - мысленно простонал сэр Лионель. - Опять этот ужасный старик!"
      - Я вижу, ты узнал меня, - с улыбкой палача, желающего своей жертве долгих лет жизни, произнес старик.
      Кальконис согласно закивал головой, только сейчас почувствовав, что во рту у него кляп, и, судя по мерзкому запаху, струившемуся прямо в нос, кляп побрызгали совсем не той ароматной водой, что Аваддон хранил в своих красивых склянках.
      - Ты нос от запаха не вороти, - назидательно проговорил баенник. - Это я тебе специально такое благоухание устроил, чтобы ты знал, где мы тебя утопим, коли ты... - он сделал многозначительную паузу, - не захочешь поведать нам о замысле Аваддоньки.
      Кальконис торопливо закивал головой, и ужасный запах затопил его сознание. Сэр Лионель понял, что, если кляп в ближайшую минуту не вынут, он либо задохнется от удушья, либо захлебнется - позывы к рвоте были все настойчивее.
      - Тогда я вытаскиваю кляп, - сказал баенник, - а ты помни: ежели пикнешь...
      Увесистая палица в руках Дормидона красноречиво показала Кальконису, что его в этом случае ожидает. Сэр Лионель, соглашаясь со всем, еще интенсивнее закивал головой, чувствуя, что больше не в силах держать во рту ужасную затычку.
      Баенник рванул кляп, и Кальконису показалось, что вместе со зловонной тряпкой его рот покинуло большинство зубов, весьма неплохо себя чувствовавших там в последние тридцать лет. Благодатный воздух ворвался В легкие, погасив спазмы. Баенник благородно дал Кальконису целое мгновение на то, чтобы отдышаться, а потом повторил свой вопрос:
      - Что еще замыслил Аваддонька?
      - Ему нужен Талисман Абсолютного Знания, без него он не может покинуть вашу страну, - торопливо говорил Кальконис свистящим шепотом.
      - То нам ведомо, - сказал баенник, - ты нам про другое скажи: о чем нонче вечером вы в трапезной секретничали?
      "Откуда они узнали об этом?" - подумал Кальконис.
      - Этим утром я должен был встретиться с Милавом-кузнецом в оговоренном месте, но магистр Аваддон сказал, что пойдет сам.
      - Почему? - насторожился баенник.
      - Откуда мне знать, - всхлипнул Кальконис, - он ничего не объясняет!
      - А ты что должен делать?
      - Со сторожевой башни наблюдать...
      - Для чего? - Баенник придвинулся к самому лицу сэра Лионеля, поигрывая кошмарным кляпом, который он не выпускал из рук в продолжение всего допроса.
      - Он не сказал, - заскулил Кальконис, уворачиваясь от тряпки, которую баенник как бы невзначай подвигал все ближе и ближе к его лицу.
      Баенник отошел к Дормидону, и они о чем-то оживленно зашептались. Кальконис только теперь смог осмотреться и понял, что допрос происходил в его собственной комнате; он лежал на кровати, на смятой постели, которая была вся измарана той же ужасной субстанцией, что и мерзопакостный кляп в волосатой лапе баенника. От обиды и возмущения сэр Лионель собрался исторгнуть из героической груди вопль о помощи, но.. Дормидон со своей палицей уже стоял рядом и, казалось, только и ждал подобной промашки от Калькониса.
      "Ну, нет, - подумал сэр Лионель, - вот назло вам не скажу ни слова!"
      - Нам пора, - сказал баенник, кидая кляп в руки Кальконису. - А ты полежи тут пока... Только не дури: мы пострашнее твоего Аваддона будем, потому как от нас ни на этом, ни на том свете не скроешься...
      Кальконис несколько раз клацнул зубами, следя за тем, как две мохнатые тени растворяются в коридорном сумраке. Затем на дрожащих ногах приблизился к двери и осторожно выглянул. В конце коридора, освещенные слабым светом зарождающегося утра, стояли два обеспамятевших гридя. И все - ни следа тех, кто учинил Кальконису этот поистине дурнопахнущий допрос. Кальконис обернулся на свою развороченную постель и подумал о том, что ему понадобится целая уйма времени, чтобы все убрать. А поспать так хочется! Сэр Лионель сладко зевнул и...
      - Эй, Кальсонкин, - донеслось из-за закрытой кем-то из ночных визитеров двери в опочивальню чародея, - готовь мое платье!
      Глава 7
      БЕЛЕНЬКАЯ КОЗОЧКА
      - Голову даю на отсечение, что никто не придет, - раздраженно сказал Милав, прогуливаясь по неширокой тропинке возле зарослей бузины, за которой схоронились кудесник с милостником и еще половина взятых в засаду воинов, вторая половина расположилась на другой стороне тропы, поближе к воде.
      - Отойди от нас подальше, - строго сказал кудесник, - не ровен час, услышит кто.
      - Да нет же здесь никого! - в сердцах воскликнул Милав.
      - Тсс, - цыкнул из кустов Вышата, - слышите?
      Все замерли, прислушиваясь. Действительно, где-то недалеко послышался легкий хруст песка - кто-то приближался к ним со стороны крепости. Все затаились. Милав вышел на середину тропы и стал всматриваться в туманный сумрак. Сердце билось учащенно, но совсем не от страха - в своих чувствах он буквально разрывался на две части: первая хотела, чтобы баба Матрена обязательно пришла (надо же наказать самозванца!), но вторая часть его "я" категорически не желала этого (пусть имя старушки окажется незапятнанным, а Вышата-сумасброд посрамленным! Когда шум шагов приблизился, Милав физически ощутил, как напряглись тела воинов, готовых броситься на ворога и скрутить, смять, сковать и даже растерзать его, если в этом появится нужда.
      Затаив дыхание, слушал кузнец шум чьей-то поступи и ждал. Вот хрустнула ветка прямо за поворотом тропы, находящимся от него саженях в десяти, вот закачались высокие травяные стебли, вольготно разросшиеся по сторонам, вот появилась...
      Хрустя песком, на Милава спокойно шагала... беленькая козочка с огрызком сыромятного ремня на шее. Кузнец, замерев, смотрел на то, как грациозные ножки унесут белоснежное животное ему навстречу. Коза шла спокойно, неторопливо и даже как-то кокетливо. Милаву пришлось отойти с дороги, чтобы уступить тропу этому ангельскому созданию. Коза прошествовала мимо, даже не удостоив его мимолетным взглядом. Создавалось впечатление, что так она ходит по этой тропинке уже не первый год. Коза прошла мимо, и Милав услышал за спиной шевеление.
      - А ничего бабуля-козуля! - уже успел сострить один из засады - на тропе стали собираться все, кто долгие часы томился в сырой траве.
      Подошли кудесник с милостником. Вышата выглядел обескураженным. Ярил молчал, о чем-то напряженно размышляя. А воины сбились в кучку, и до кузнеца стал долетать их заглушаемый ладонями смех.
      "Похоже, мы нынче здорово прославились", - подумал Милав. И мысль эта показалась ему совсем невеселой.
      - Наверное, мне нужно извиниться... - пробормотал Вышата, чувствуя себя не в своей тарелке.
      - Подожди с выводами, - остановил кудесник Вышату и, обратившись к воинам, приказал. - Приведите сюда эту козочку.
      Воины, давясь смехом, кинулись вслед животному На тропе остались лишь Милав, Вышата и кудесник Ярил. Последний, в отличие от своих молодых товарищей, не выглядел ни подавленным и ни веселым - он целиком был поглощен напряженной работой ума. Прошло некоторое время, а воины не возвращались
      - Что они там копаются? - недовольно проговорил Вышата
      В это время вернулся один из посланных.
      - Козы нигде нет, - виновато сказал он - смеяться воину больше не хотелось.
      - Как это нет?! - возмутился Вышата. - В кустах ищите, в траве!
      Воин опрометью бросился выполнять приказание. Через минуту до милостника долетели обрывки слов - воин передал распоряжение.
      - Не найдут они козу! - вдруг сказал кудесник
      - Почему? - не понял Милав.
      - Потому что не коза то была.
      - Кто же?!
      - А это, парубки вы мои несмышленые, сам Аваддон спробовать нас приходил... И спробовал по всем статьям!
      * * *
      Сэр Лионель, стоя на вершине самой высокой сторожевой башни, во все глаза всматривался в сторону дороги на Рудокопово (именно там и должна была состояться его встреча с Милавом-лопухом). Однако сколько он ни вглядывался в том направлении, напрягая зрение до рези в глазах, в ожидании зафиксировать любые перемещения или события, но так ничего и не заметил Уже и утро наступило, и туман истаял, пряча поредевшие лохмы по ямам да оврагам. Кальконис облегченно вздохнул - лучше нынешняя "размеренная" жизнь под дамокловым мечом грядущего штурма росомонов, чем неожиданные всплески бешеной активности черного мага, которые каждый раз в обязательном порядке весьма круто меняли жизнь любителя сладкозвучной рифмы. В предвкушении спокойного дня Кальконис стал спускаться на землю, напевая что-то из героической саги Артарголя:
      Я страшный воин Артарголь,
      Меня не сломит алкоголь.
      Меня не сломит алкоголь,
      Ведь викинг я, ведь я - король!
      Напрасно доблестный сэр Лионель вспомнил сей героический мотив, ой, напра-а-асно! Ибо внизу его поджидала совсем не восторженная публика, и даже не публика вовсе.
      - Я рад, что в вас заговорил патриотизм викингов! - Голос чародея просвистел над Кальконисом, как пучок розог, готовых впиться в тело своей жертвы.
      Кальконис вздрогнул, повернулся на голос и увидел Аваддона, красноречиво разминающего свои тонкие пальцы, способные при необходимости завязать конскую подкову в забавный бантик.
      - Ик.. - Единственное, что родилось в горле Калькониса при виде чародея, бледневшего от бешенства.
      Аваддон шаг за шагом наступал на стремительно уменьшавшегося в размерах Калькониса - словно тело философа медленно втягивалось в некий внутренний резервуар. Да уж, от судьбы... и Аваддона далеко не убежишь. Это сэр Лионель понял, когда его физиономия (по личному убеждению философа - не без аристократизма и благородства) стала добросовестно подстригать траву, произрастающую повсюду в изобилии. Оно бы ничего - не самое плохое занятие газон стричь, состоя в услужении у чародея, но при этом Кальконису приходилось еще и на вопросы отвечать! А это было совсем не просто - со ртом, полным сочных побегов, а также остатков жизнедеятельности многочисленной живности, обитающей в крепости.
      - Так ты говоришь, что кузнец ничего не заподозрил? - спрашивал Аваддон, выбирая самые густо заросшие места и орудуя Кальконисом, как заправский косарь.
      - Клянусь, магистр Аваддон! - хрипел Кальконис, выплевывая изо рта готовый силос.
      - Тогда объясни: почему на месте вашей встречи меня ждала засада из дюжины гридей? - Новый взмах, и новая порция пахучей травки-муравки у Калькониса в зубах, за которыми он так тщательно ухаживал.
      - Не могу знать! - верещал Кальконис, разравнивая носом многочисленные коровьи "мины"! - Не могу знать!...
      Сэра Лионеля спасло то, что Аваддон не любил грубой физической работы, а интенсивная косьба здорово утомляет мышцы. О своем "помиловании" на сегодняшний день Кальконис узнал по резкой команде Аваддона:
      - Кресло мне немедленно!
      Счастливый Кальконис понял, что летит в нужную сторону. Удачно спланировав недалеко от крыльца, он резво вскочил на ноги и кинулся выполнять поручение чародея. Через минуту можно было наблюдать идиллическую картину: Аваддон с невозмутимым видом восседает в любимом кресле Годомысла, а рядом в глубоком поклоне склонился преданнейший слуга, готовый за своего господина отдать, не задумываясь, жизнь... разумеется, не свою!
      - Послушайте, сэр Лионель, а что это за мерзкий запах стоял в вашей комнате сегодня утром? - спросил Аваддон, совершенно расслабленный после славной экзекуции.
      - Да... собственно... понимаете... - Кальконис к такому вопросу оказался не готов, а откровенно лгать он не хотел: вдруг чародей прочитает его мысли?!
      Аваддон бросил на него насмешливый взгляд:
      - Мало того, что вы трус, вы, к тому же зас... - Кальконис даже зажмурился, готовый услышать самое ужасное и обидное оскорбление из всех, что он получил в этой стране. Но чародей фразы не закончил: - Впрочем, это ваше личное дело. Меня занимает сейчас другое...
      - Я весь внимание, уважаемый магистр, - пролепетал Кальконис - он был невероятно благодарен чародею за то, что оскорбительное слово так и не сорвалось с губ чародея. А то, что Аваддон слегка поработал им как серпом, - сущий пустяк, газон перед теремом ровнее будет!
      - Что ж ты, Вышата-удалец, старого человека столь долго ждать заставляешь?
      Встреча милостника с баенником произошла почти на том же месте, что и прежде. Но от света дня старик спрятался в самых густых зарослях камыша, и Вышате пришлось пробираться к нему по шею в холодной воде. На недовольное ворчание милостника старик ответил поговоркой:
      - Кто надежней схоронится - тому дольше жизнь приснится!
      - Как бы не так! - продолжал ворчать Вышата. - От постоянных омовений в речке Малахитке по утрам, да еще после бессонной ночи, недолго и в гробовину-домовину сыграть.
      - Э-э, молодец, - отозвался баенник, - я при своей немощи не ропщу, а тебе-то и вовсе не к лицу слова слезливые!
      - Ладно, дедушка, говори, чего звал, - сказал недовольно Вышата что-то в последнее время ему слишком часто краснеть за свои слова приходится: к чему бы это?
      - Хотел упредить тебя насчет замысла Аваддоньки, да вижу, что опоздал.
      - Да... - вздохнул Вышата, - упустили мы колдуна. А ведь он в двух саженях от нас был!
      - А сколь вас было, храбрецов-то? - поинтересовался старик.
      - Поболе дюжины...
      - Тю-ю, - пискнул баенник, - и с такой силой "несметной" вы самого Аваддоньку полонить хотели?
      - А ты, дедушка, не ерничай, - обиделся Вышата. - Мы же не чародея ждали, а бабку переодетую...
      - Ладно, милостник, не печалься, - поддержал старик Вышату, видя, в каком угнетенном состоянии тот находится. - Давай условимся с тобой, где встречаться будем. Чую я нутром своим болезненным, что затевает что-то колдун проклятый, - буду приглядывать за ним на пару с Дормидоном. А ваши старшины что надумали: не век же чародею в крепости отсиживаться?
      - Да уж надумали! - воскликнул Вышата. - Недолго ждать осталось. И ты, дедушка, готовься.
      - К чему это? - насторожился баенник.
      - А к тому, что без помощи Лесного Народа нам Аваддона не одолеть!
      - Это ты верно сказал. - Старик от гордости за свое племя расплылся в широкой улыбке. - Без нас вам не справиться. А мы что ж, за землицу-кормилицу да за водицу-поилицу и порадеть готовы!
      - Эх, и боевой же ты у меня, дед! - восхитился Вы-шата.
      - А то как же! - воскликнул польщенный баенник, наматывая на кулак длинную бороду. - Нам без этого нельзя...
      Глава 8
      ПЕРЕГОВОРЫ
      Народу в шатре Тура Орога собралось немного: сам воевода, милостник князя Вышата, Милав-кузнец, Ярил-кудесник и с полдюжины наиболее знатных гридей из ближайшего окружения Годомысла Удалого. Княгини Ольги не было: опечаленная судьбой супруга и сына, она отправилась со своей свитой в скит тайный, где волхвы знатные пытались излечить обеспамятевших девиц. Отъезд княгини несколько разрядил напряженность в окружении Тура Орога - стыдно было воинам бесстрашным в глаза княгине смотреть, ибо вину за собой чувствовали, и позор тот бременем тяжким лег на их сердца...
      Тур Орог внимательно оглядел присутствующих и заговорил:
      - Многих гонцов отправили мы в чащобы лесные, многие уже возвернуться успели с ответом о согласии лесных обитателей помочь нам. То радостные вести. Но столкнулись мы с трудностью большой: лесные обитатели своенравны, кого попало не захотят слушать, и даже кудесник Ярил для них просто человек из рода росомонов. Нам нужно решить: кто сможет хоть в малой степени руководить всей лесной армадой? И сделать мы это должны как можно быстрее: массовый приход лесных обитателей ожидается через два-три дня. Если мы не найдем... - Тур Орог замялся, не зная, как назвать военачальника над лесными, - нужное существо, нас ожидает полный хаос.
      Он замолчал и еще раз оглядел присутствующих. Молчание затянулось воевода поднял очень непростой вопрос: кому подчинятся все обитатели леса? М-мда... здесь нужен человек... пардон (!) - существо с авторитетом у лесных жителей, как Годомысл - у росомонов. Несколько минут было тихо. Потом заговорил, как ни странно, Милав (все ожидали, что слово возьмет Ярил - самый большой знаток нравов и обычаев Лесного Народа).
      - Я могу предложить только... Бабу Ягу, - сказал Милав, осторожно подбирая слова: в шатре присутствовали некоторые из тех, кто имел своеобразный подход к лесному "меньшинству". - Мне приходилось сталкиваться с ней... один раз. По-моему, она самый подходящий вариант...
      Милав замолчал. Кудесник сидел напротив него и наблюдал за реакцией гридей. Зрелище было занятным - воины, закаленные в многочисленных походах и имевшие за плечами опыт и побед и поражений, сидели на военном совете и решали, ставить Бабу Ягу военачальником над первым штурмовым отрядом или нет! Кудесник по их лицам, изуродованным шрамами и неумолимым временем, видел, как нелегко им оставаться невозмутимыми, словно речь идет об обыденной вылазке против обров. И он сказал:
      - Думаю, что Милав прав: Баба Яга, являясь патриархом мира лесных обитателей, сможет хоть как-то обуздать своих подопечных. Вот только согласится ли она?
      Тур Орог посмотрел на кузнеца - дескать, тебе и карты в руки. Милав смутился под пристальным взглядом воеводы и пробормотал:
      - Я попробую... Последняя наша встреча закончилась не в мою пользу!
      - А ты не робей, Милав, - сказал Тур Орог, - не за себя просишь, а за всю землю нашу!
      - И то верно, - поддержал кудесник воеводу, - неужто старушка без понятия?
      "Старушка, - подумал Милав, - да эта старушка всех нас заткнет за пояс по части гонора!"
      - Сколько времени понадобится, чтобы отыскать ее? - спросил Тур Орог у Милава.
      Кузнец хотел было пожать плечами (кто ж ее ведает - старуху неугомонную?), но знакомый шепот уже щекотал его ухо:
      - Привет, напарник, скажи этим воякам, что вечером ты встречаешься с Бабой Ягой у Вилы-Самовилы, - быстро проговорил Ухоня. - Да сделай вид попроще, а то таращишь свои глаза, словно покойника ожившего увидел!
      Милав поперхнулся (принесла же нелегкая Ухоню в такой неподходящий момент) и громко сказал:
      - Вечером у лечебного озера я буду говорить с ней.
      Кудесник удивленно посмотрел на кузнеца, но ничего не сказал.
      - Тогда встретимся завтра, - объявил Тур Орог. - В зависимости от того, что нам доложит Милав, будем решать дальше.
      * * *
      - Где ты пропадал столько времени? - накинулся Милав на Ухоню, когда они подальше отошли от шатра воеводы. Вышата и кудесник были тут же.
      - А где "здрасте!", а где "спасибо"? - парировал ухоноид выпад кузнеца.
      - Будет тебе "здрасте"! - пообещал Милав.
      - Эй, полегче, напарник, - невозмутимо продолжал Ухоня, - я ведь не ради себя за Бабой Ягой столько времени охотился.
      - А зачем ты вообще искал ее? - спросил кудесник.
      - Ну, вы, ребята, даете! - удивился Ухоня - Вы что, про название первой части операции забыли?
      - О чем это он? - поинтересовался Вышата, до которого скорострельная и малопонятная речь ухоноида доходила позже всех.
      - Как это "о чем", - закипятился Ухоня, - название помните: "Многоликая Кобра"?
      - А-а-а... - протянул Вышата.
      - Да не "а-а-а", - не на шутку разошелся Ухоня, - а "Многоликая Кобра"! А кто, спрашивается, самая главная змея в здешней чаще? - Задав вопрос, он сделал театральную паузу. Так и не дождавшись ответа, торжественно завершил: - Да это же Баба Яга!!
      Трое собеседников переглянулись, а кудесник вежливо спросил:
      - Ты, случаем, об этом ей самой не говорил?
      - Нет, - улыбнулся Ухоня едва видимыми розовыми губами, - это я на потом оставил - вместо сюрприза!
      - Не надо никаких сюрпризов, - торопливо заговорил Милав, - у нас впереди весьма непростые переговоры, и если ты попытаешься их сорвать, то...
      - То? - спросил Ухоня, кривя губы во все стороны.
      - ...то я попрошу Ярила превратить тебя во что-нибудь мерзкое, - с трудом закончил начатое предложение Милав, просительно поглядывая на кудесника, - например, в гадюку! Такую холодную, скользкую, ужасную гадюку!
      - А он не умеет, - неуверенно проговорил Ухоня, на всякий случай пряча улыбку (ухоноид патологически боялся змей, и Милав, - правда, исключительно редко, вот как сейчас например, - пользовался этой слабостью Ухони).
      Но кудесник, к неописуемому ужасу Ухони, твердо пообещал:
      - Обязательно превращу!
      И несчастный ухоноид поверил, хотя, если бы он пошевелил своими невидимыми извилинами, то вспомнил бы слова самого кудесника, что его дар не позволяет ему творить зло в любой форме. Но Ухоня видел перед собой лишь облик мерзкого пресмыкающегося, и видение это буквально парализовало его волю и разум.
      - Ладно, сатрапы, - проговорил он обиженно, - празднуйте победу над жертвой биологического эксперимента!
      - О чьих экскрементах он говорит? - поинтересовался Вышата, как всегда поняв в речи ухоноида не больше половины слов.
      - Не обращай внимания, - сказал Милав, увлекая Вышату за собой, - это у него молитва такая. Лучше пойдем перекусим чего-нибудь, - и, обратившись к Ухоне, позвал его: - Ты с нами?
      - Вот еще! - Ухоня изобразил розовый язык циклопических размеров. Сначала стращают, а потом к трапезе зовут.
      - Ухоня, не дури, - сказал кудесник, - у нас всех сегодня выдался нелегкий день. Но надо быть терпимее друг к другу. Согласен?
      - Согласен... - негромко произнес Ухоня, - но поблагодарить все-таки могли бы!
      - Обязательно, - согласился Милав, - как только получим согласие Бабы Яги, так сразу и поблагодарим тебя.
      - Ладно уж, поверю вам на слово, - пробурчал Ухоня, - а что у нас на ужин?
      - Просим прощения, но лошади жареной пока нет, - извиняющимся тоном сказал Милав, - у нас ужин легкий: рыба, хлеб, зелень да добрый штоф меда.
      - Ну вот, опять, - обиделся Ухоня, - вы, значит, будете трескать, а я вам в рот должен заглядывать?
      - Не надо нам в рот заглядывать, - попросил Вышата, принимавший все слова ухоноида за чистую монету, - а то я подавиться могу.
      - Хорошо, - подозрительно быстро согласился Ухоня, - встретимся у озера. Только не опаздывайте: Баба Яга - дама пунктуальная!
      - Да уж постараемся, - откликнулся Милав, а про себя с ревностью подумал: "Что-то больно ретив Ухоня... Может, это как-то с Вилой-Самовилой связано?"
      Трапеза много времени не заняла, и скоро Вышата, Милав, кудесник и те самые гриди, которые утром "отличились" в поисках козы, отправились знакомой кузнецу тропинкой в сторону целебного озера. Шли ходко: не хотелось оказаться на месте позже Бабы Яги.