Произнося этот монолог, Таргонн одновременно пытался прозондировать мысли генерала. Но, как ни странно, это ему не удавалось. Он видел перед собой какой-то странный щит, поблескивавший на солнце, словно он был стеклянный. Возле него он видел мертвых лесных зверьков, увядшую зелень, сгнившие стебли растений. Кругом простиралась сухая, выжженная земля, покрытая серой золой. Однако проникнуть сквозь щит он не мог, как не мог и приподнять его, сколько ни пытался.
Но чем сильнее Таргонн гневался, тем дружелюбнее и приветливее он выглядел. Тем, кто хорошо его знал, было известно, что Повелитель Ночи наиболее опасен именно в такие минуты, когда он добросердечно пожимает руку и разговаривает с врагом, как с закадычным другом.
Таргонн обменялся с генералом рукопожатием.
— Мина была прекрасным офицером, — заговорил он печально. — И теперь эти бесстыжие эльфы расправились с ней. Меня это не удивляет. Эльфы — коварные, трусливые твари. Они не осмелились сразиться с ней в открытую и решились на низость.
— Вы правы, Повелитель, — согласился Догах. — Это поступок, достойный лишь труса.
— Но они заплатят нам, — продолжал разглагольствовать Таргонн. — Клянусь своей головой, они заплатят за ее убийство. А это погребальный костер, не так ли?
Они с генералом шли рука об руку по полю битвы. Минотавр и капитан лучников следовали позади.
— Внушительный костер, — удивлялся Повелитель Ночи. — Может быть, даже слишком внушительный, вам не кажется? Мина была храбрым офицером, но все-таки младшим офицером. А такой погребальной пирамиды, — он указал на высокий холм, сложенный из срубленных деревьев, — достойны скорее высшие командиры нашего славного Рыцарства. Например, я.
— Вы правы, Повелитель, — спокойно повторил Догах.
В основании погребальной пирамиды лежало шесть толстенных стволов. Их цепями выволокли из леса и притащили в самый центр поля. Деревья были пропитаны легковоспламеняющимися составами. Трава, свежие зеленые ветви, земля — все сочилось запахом масла, смол и спирта. Поверх шести огромных стволов люди набросали веток, кустов и валежника. Пирамида достигала восьми футов в высоту и десяти в длину. Взобравшись с помощью лестницы на самый верх, солдаты укладывали друг на друга мягкие и гибкие ветки ивы, создавая ложе, на котором будет покоиться тело Мины.
— Где же она сама? — В голосе Таргонна зазвучали приличествовавшие случаю траурные нотки. — Я хотел бы отдать последний долг моему офицеру.
Его подвели к палатке, где лежал труп Мины, охраняемый группой притихших солдат. Они расступились, чтобы пропустить Таргонна. Повелитель Ночи привычным усилием запустил свой проверочный щуп в их мысли и прочел в них горе, боль потери, сожаление, слепую ярость, планы отмщения. Таргонн был доволен. Прекрасные мысли. Такие мысли легко можно направить на любые удобные для него цели.
Затем он перевел взгляд на тело усопшей. Ни малейшего раскаяния или сожаления не коснулось его сердца, он только продолжал удивляться, что эта выскочка ухитрилась приобрести таких верных — если не сказать фанатичных — последователей. Но помня, что на него устремлены глаза собравшихся, Таргонн отсалютовал и произнес необходимые слова. Возможно, люди почувствовали недостаток искренности в его голосе — они встретили речь Повелителя молча, без приветственных криков, каких он ожидал. Вообще на него обратили до обидного мало внимания.
— Ну что ж, Догах, — требовательно произнес Таргонн, оставшись наедине с генералом в тишине командирского шатра, — теперь сообщите мне все подробности ужасного убийства. Насколько я понял, виновником его был эльфийский король? Как вы с ним поступили?
Догах вкратце обрисовал события страшной ночи.
— Мы подвергли короля допросу. Кстати, его имя Сильванеш. Довольно ловкий малый. Притворяется, что убит горем. Талантливый актер, Ваше Превосходительство. Кольцо было доставлено от его матери, этой ведьмы Эльханы Звездный Ветер. Наши агенты сообщили из королевского дворца, что ее сподвижник, некий Самар, не так давно проник туда и нанес тайный визит молодому королю. Нет сомнений, что тогда-то они и запланировали это убийство. Король принялся разыгрывать из себя влюбленного, разжалобил Мину, и она приняла в качестве подарка кольцо, которое оказалось отравленным. Она скончалась в ту же самую минуту. Эльфийского короля мы, разумеется, заковали в цепи и держим в заточении. Галдар ненароком сломал ему челюсть, и от короля довольно трудно добиться признания, но мы сумели обойтись и без этого. — Догах мрачно усмехнулся. — Ваше Превосходительство желает видеть его?
— Разве что повешенным. — Повелитель улыбнулся собственной изящной шутке. — Или четвертованным. Нет, нет, этот негодяй не представляет для меня никакого интереса. Лучше всего выдать его солдатам. Его вопли умерят их горе.
— Хорошо, Повелитель. — Генерал Догах поднялся. — Теперь я должен пойти проверить, все ли приготовления к погребению выполнены должным образом. Разрешите идти?
Таргонн махнул рукой, отпуская его.
— Разумеется, идите. Дайте мне знать, когда все будет готово. Я произнесу надгробную речь. Солдатам это должно понравиться.
Догах отсалютовал и вышел из шатра, оставив Таргонна в одиночестве, и тот взялся за изучение бумаг Мины. Он просмотрел ее личную переписку и отобрал те письма, на основании которых можно было бы при желании обвинить кое-кого из офицеров в подготовке заговоре против него, Таргонна. Он лишний раз убедился, что Мина была предательницей и опасной смутьянкой. После этого Таргонн устроился на стуле поудобнее, чтобы недолго вздремнуть и приготовиться к тяготам обратного путешествия.
Неподалеку от шатра беседовали трое офицеров.
— Что он там делает, как ты думаешь? — спросил Самоал.
— Роется в ее вещах, — ответил Галдар и бросил злобный взгляд в сторону шатра.
— Много он там найдет! — пробормотал Догах.
— Пока что все идет не совсем так, как мы предполагали. Что будем делать? — спросил Галдар.
— Сделаем то, что обещали ей, — тоном, не допускавшим возражений, ответил генерал. — Будем готовить погребение.
— Но ведь она говорила, что до погребения не дойдет, — горячо заговорил минотавр. — Она уже все должна была сделать.
— Знаю, знаю, — Догах искоса глянул на палатку, где лежало мертвое тело Мины, холодное и неподвижное. — Но так как она сама этого не сделала, то продолжать должны мы.
— Мы могли бы потянуть время, — пробормотал капитан Самоал, кусая ус. — Можно найти какой-нибудь предлог и...
— Господа, — из шатра высунулась круглая физиономия Таргонна, — я услышал ваши голоса. Сейчас не время стоять тут и обмениваться досужими мыслями. Думаю, что у вас есть заботы, связанные с предстоящими похоронами. Кроме того, мне предстоит обратный полет на драконе, а я не люблю ночных путешествий и потому прошу вас позаботиться, чтобы погребение свершилось точно в назначенное время. — Таргонн нырнул обратно в палатку, но неожиданно снова высунулся наружу. — Между прочим, — добавил он, — если вы тревожитесь о том, что костер может не загореться, то осмелюсь напомнить, что в моем распоряжении находятся семь синих драконов, которые с большим удовольствием окажут вам посильную помощь.
И Таргонн снова скрылся в палатке, оставив всех троих переглядываться в мрачном молчании.
— Ступай и принеси ее тело сюда, Галдар, — велел Догах.
— Вы что, собираетесь положить ее в костер? — прошипел Галдар сквозь стиснутые зубы. — Нет! Я не позволю!
— Тише! Ты слышал, что сказал Таргонн? — угрюмо буркнул Самоал. — Можешь считать это угрозой. Если мы вздумаем ослушаться его, то погребальный костер станет не единственным объектом стараний драконов.
— Послушай, Галдар, — добавил генерал Догах, — если мы откажемся, Таргонн отдаст приказ своей свите, а они выполнят все, чего он потребует. Я не знаю, почему все пошло не так, как мы ожидали, но нам придется идти до конца. Именно этого хотела Мина. Ты был ее помощником и обязан принести к костру ее тело. Ты хочешь, чтобы кто-нибудь из нас взял это на себя?
— Нет! — Галдар сжал зубы. — Я сделаю это сам! Я и никто другой. — Он стер слезы с покрасневших век. — Но я сделаю это только потому, что таков был ее собственный приказ. Будь это не так, меня не испугали бы все драконы мира, даже готовые подпалить меня вместе с этим костром. Если она мертва, я не вижу причин продолжать жить.
Последние слова минотавр в отчаянии произнес так громко, что они донеслись до слуха Таргонна. Сидя в чужом шатре, осторожный Повелитель Ночи принял решение запомнить их и постараться избавиться от минотавра при первой возможности.
12. Церемония погребения
Ступая медленно и торжественно, Галдар на руках вынес тело Мины из шатра и направился к катафалку. Слезы не переставая текли по его щекам. Спазм горя перехватил ему горло. Он нес Мину, как уснувшего ребенка, и ее голова прильнула к его правой — ею же подаренной — руке. Но она не спала — страшный холод сковал ее тело, кожа была смертельно бледной, губы синими, взгляд остановившихся глаз под полуприкрытыми веками — страшным и неподвижным.
Когда Галдар входил в шатер, где лежало, ожидая погребения, ее тело, он все еще испытывал надежду, что обнаружит в нем какие-либо признаки жизни. Он даже поднес к губам Мины свой стальной браслет, ожидая, что его гладкая поверхность затуманится от ее дыхания. Он взял девушку на руки и прижал к груди, надеясь услышать, как бьется ее сердце.
Но сталь осталась такой же блестящей, какой была. И сердце Мины не билось.
«Я буду выглядеть мертвой, — сказала она ему. — Но жизнь не оставит меня. Единый Бог совершит это чудо для того, чтобы я смогла поразить наших врагов».
Он хорошо помнил, как она сказала это, но она говорила также, что очнется от похожего на смерть сна, чтобы назвать своего убийцу и обрушить на него карающий меч. А сейчас она лежит здесь, неподвижная и холодная, подобно срезанной лилии, замерзающей на снегу. И он должен своими руками положить этот хрупкий цветок поверх пропитанных горючими маслами стволов, которым достаточно искры, чтобы обратиться в огненный вихрь.
Рыцари Мины построились в траурный кортеж и печально зашагали вслед за минотавром. Их ярко начищенные доспехи сверкали вороненым блеском. Забрала были опущены, рыцари скрывали от посторонних глаз свое горе под стальными масками. Офицеры еще не успели отдать распоряжение, а люди уже построились в две шеренги, вытянувшиеся от шатра Мины к погребальному костру. Галдар медленно шагал между этими шеренгами, а следом за ним шел капитан лучников Самоал, ведя в поводу чудесного коня Мины, Сфора. Согласно обычаю, ее походные сапоги были вставлены в стремена, но в противоположную движению сторону. Сфор косил злым глазом, фыркал и горячился — возможно, его беспокоил запах минотавра: эти двое, хотя и заключили между собой перемирие, так и не научились переносить друг друга. Самоал всеми силами старался удержать в повиновении всхрапывавшего и вздрагивавшего коня.
Солнце почти достигло зенита. Небо было странного светло-синего цвета: зимнее небо летним днем. Миновав шеренги солдат, Галдар приблизился к погребальной пирамиде. Перед ним стоял катафалк с привязанными к нему веревками. Наверху солдаты ожидали момента, когда нужно будет поднять тело Мины.
Галдар глянул вправо. Там по стойке «смирно» стоял Повелитель Таргонн с приличествовавшей случаю маской горя на лице — возможно, той самой, что была на нем во время похорон Мириел Абрены. Он с нетерпением ожидал завершения церемонии и не преминул указать взглядом Галдару на высоко поднявшееся солнце, намекая, что следует поторопиться.
Слева от минотавра стоял генерал Догах, и Галдар бросил на него умоляющий взгляд.
«Нам нужно потянуть время!» — просили его глаза.
Догах взглянул на солнце. Теперь оно находилось точно в зените. Галдар тоже поднял голову и увидел семерых драконов, круживших в небе и с интересом наблюдавших за тем, что происходило внизу. Это было странно. Обычно подобные церемонии драконы находили ужасно скучными. Люди, считали они, подобны букашкам, жизнь их коротка и перенасыщена событиями. Чуть что они умирают. Если бы люди и драконы не заключили между собой мирного договора, то последним не было бы до людей никакого дела. И тем не менее сейчас они безостановочно кружили над погребальным костром, и тень их крыльев скользила по бледному лицу Мины.
Таргонн весьма рассчитывал на угрозу, исходившую от драконов, а генерал Догах ощущал, как безоглядный ужас перед ними пробирается в его измученное горем сердце. Он покорно опустил голову. Больше ничего нельзя было сделать.
— Продолжайте, Галдар, — спокойно приказал он.
Минотавр опустился на колени и с непривычной нежностью водрузил тело на катафалк, затем сложил руки Мины у нее на груди. Кто-то разыскал тонкое шелковое полотно, затканное золотом и пурпуром, и Галдар накрыл им тело Мины, как заботливый отец, укрывающий уснувшее дитя.
— До свидания, Мина, — прошептал он.
Ничего не видя от слез, струившихся по лицу, минотавр поднялся с колен и отчаянно махнул рукой, подавая знак стоявшим на вершине пирамиды солдатам. Те потянули веревки, и катафалк, оторвавшись от земли, начал медленно подниматься. Наверху его подхватили и, освободив от веревок, поместили на ложе из ветвей ивы. Еще раз поправив шелковое полотно, прикрывавшее тело Мины, солдаты опустились на колени. Кто-то прильнул дрожащими губами к ее ледяному лбу, кто-то прижался к остывшим рукам. Затем солдаты вернулись к подножию пирамиды.
Капитан Самоал подвел к пирамиде коня. Сфор, словно понимая, что на него устремлены глаза многих людей, стоял теперь неподвижно, с гордостью и почти человеческим достоинством выгнув шею и вскинув голову.
Рыцари Мины приблизились к пирамиде, каждый держал в руках горящий факел. Языки пламени горели необычно ровным огнем, и дым вертикальными столбами поднимался в небо.
— Поторопитесь! — раздраженным тоном приказал Таргонн. — Чего вы ждете?
— Одну минуту, Ваше Превосходительство, — ответил Догах. И, повысив голос, крикнул: — Ввести заключенного.
— Это еще зачем? — Во взгляде Таргонна читалась злоба.
«Таков приказ Мины», — мог бы ответить генерал, но вместо этого он произнес: — Мы бросим его в этот же костер, Повелитель.
— А, огненное жертвоприношение, — хмыкнул Таргонн и вновь разозлился, увидев, что никто не откликнулся на его шутку.
Двое гвардейцев ввели эльфийского короля. Сильванеш был в кандалах — оковы на запястьях и лодыжках были приклепаны к железной цепи, обвивавшей талию. Железный воротник обнимал его шею. Король едва мог передвигать ноги под тяжестью этой груды металла, и конвоиры вынуждены были поддерживать его. Лицо короля было изуродовано, один глаз чудовищно распух. Праздничный наряд превратился в лохмотья, покрытые пятнами крови.
Увидел лежавшее наверху тело Мины, молодой эльф мертвенно побледнел. Он издал хриплый крик и метнулся было вперед, но конвоиры грубо вывернули ему руки и вынудили стоять неподвижно.
Сильванеш и не помышлял о побеге. Он, конечно, слышал, как солдаты проклинали его и угрожали бросить в огонь, но короля это не пугало. Он хотел умереть вместе с ней.
— Надеюсь, теперь мы можем покончить с этой театральщиной, — ядовито процедил Таргонн. — А заодно и с вашей Миной.
Зубы Галдара обнажились в недоброй усмешке, огромные кулаки сжались.
— Клянусь моей бородой, сюда, кажется, идут эльфы, — не веря своим глазам, воскликнул генерал Догах.
Мина перед смертью приказала не чинить никаких препятствий эльфам, если они придут на церемонию ее погребения, а пропустить их, не подвергая ни угрозам, ни оскорблениям. Пусть все вместе оплачут ее во имя Единого Бога. Но офицеры Мины все-таки не ожидали, что эльфы осмелятся на столь отчаянный шаг. Страшась возмездия, большинство сильванестийцев прятались в своих домах и подумывали о бегстве в леса.
И вот сейчас городские ворота широко распахнулись, из них выплеснулась толпа эльфов, главным образом молодых, успевших стать приверженцами Мины. Они несли в руках цветы — те самые, что удалось спасти от губительного дыхания магического щита. Печально, но бесстрашно эльфы двигались к лагерю под траурные звуки арфы и скорбную мелодию флейты. Волна недовольства пробежала по солдатским рядам, грозя превратиться в волну мести.
Галдар воспрял духом. Вот прекрасный повод потянуть время! Если солдаты ослушаются приказов и обрушатся на врага, ему и остальным офицерам не удастся быстро привести их к повиновению. Он украдкой глянул в небеса. Драконы не станут вмешиваться в резню эльфов. А после таких событий похороны, несомненно, отложат.
Процессия эльфов продвигалась вперед, тени от драконьих крыльев заслоняли солнце. Эльфы бледнели и вздрагивали. Они понимали, что в любую минуту на них может обрушиться ярость солдат, но тем не менее упрямо приближались к погребальной пирамиде, желая отдать последний долг той незнакомой девушке, которая пришла в их страну, чтобы спасти и излечить их.
Галдар не мог не почувствовать уважения солдат к такой отчаянной смелости. Заглушенные угрозы и гневный ропот стихли. Эльфы остановились на почтительном расстоянии от пирамиды, словно почувствовали, что не имеют права идти дальше. Вот они подняли руки, и неожиданно налетевший с востока слабый ветер подхватил их цветы и легким душистым облаком понес к пирамиде, осыпав тело Мины невесомым белым покрывалом из лепестков.
Холодный солнечный свет засиял на блестевших от масла стволах деревьев, на белом как слоновая кость лице Мины, на золотом шитье накрывавшего ее полотна.
— Мы ожидаем еще кого-нибудь? — саркастически осведомился Таргонн. — Может быть, депутацию гномов? Или делегацию кендеров? Если нет, то давайте закончим со всем этим поскорее, Догах.
— Сию минуту, Повелитель. Вы ведь, кажется, собирались произнести надгробную речь? Как вы справедливо заметили, солдаты будут рады услышать от вас похвальное слово их любимому командиру.
Таргонн нахмурился. С каждой минутой он все сильнее нервничал, сам не понимая почему. Может быть, потому, что так странно смотрели на него собравшиеся офицеры. Может быть, потому, что во взглядах присутствующих он читал ненависть. Но подобное обстоятельство не могло бы смутить Таргонна — немало людей по всему Ансалону ненавидели и боялись Повелителя Ночи. Таргонна скорее смущало то, что он оказался бессилен прочесть мысли хотя бы одного из собравшихся, не мог понять, что у них на уме.
Он чувствовал, как его охватывает страх. Его окружали телохранители, рыцари, имевшие свои причины заботиться о его безопасности. Семь огромных драконов ждали его команды, чтобы расправиться и с солдатами, и с эльфами. И все же Повелитель Ночи ясно ощущал приближение опасности.
И это чувство раздражало его до такой степени, что он уже жалел о своем прилете сюда. Все шло совершенно не так, как он планировал. Он прибыл в Сильванести, чтобы присвоить себе лавры этой редкостной победы, оживить в солдатах и офицерах веру в свой гений, а вместо этого ощущал всеобщее обожание, отданное этой ничтожной, теперь уже мертвой девке.
Прочистив горло, Таргонн с достоинством выпрямился и равнодушным и почти презрительным голосом отчеканил:
— Она выполнила свой солдатский долг. — Собравшиеся ждали продолжения речи, но Таргонн замолчал. — Это все, что я собирался сказать, — холодно пояснил он после паузы. — Таких слов заслуживает любой солдат. Догах, прикажите зажечь погребальный костер.
Генерал не ответил и лишь бросил беспомощный взгляд на двух своих товарищей. Капитан Самоал стоял бледный и удрученный. Галдар с отчаянием смотрел на неподвижное тело Мины, лежавшее на верху погребальной пирамиды.
Кажется, она шевельнулась? Галдар увидел, как дрогнула покрывавшая ее золотая ткань. Он увидел, как вернулся на ее щеки слабый румянец, и его окрылила надежда. Как завороженный, смотрел он на Мину, ожидая, что она сейчас встанет. Но она не двигалась, и он понял, что покрывало дрогнуло от дуновения ветра, а румянец на самом деле был всего лишь игрой солнечных лучей.
С криком, в котором звучали горе и гнев, минотавр выхватил из рук ближайшего офицера горящий факел и метнул его к ногам Мины.
Пламя лизнуло золотой шелк покрывала.
Печально скандируя: «Мина!», рыцари стали бросать факелы к подножию пирамиды. И тотчас же пропитанное маслами и нефтью дерево запылало. Жадные языки пламени охватили пирамиду по периметру и полезли вверх. Галдар не отрывал взгляда от страшного зрелища. Он все смотрел и смотрел туда, где лежало ее тело, хотя от дыма у него слезились глаза и горящие искры падали ему на шкуру. Наконец жар стал таким сильным, что Галдар вынужден был отойти, но и тогда он не выпускал из виду драгоценное тело, окутанное густым дымом.
Повелитель Таргонн, кашляя и разгоняя дым руками, отпрянул от пирамиды гораздо раньше. Он не сомневался, что костер не погасить.
— Итак, — он обернулся к Догаху, — я отбываю...
Но в ту же минуту какая-то тень заслонила солнце. За мгновение, равное промежутку времени между двумя ударами сердца, солнечный день обратился в ночь. Подумав, что наступило затмение, Галдар с изумлением поднял слезившиеся от дыма глаза к небу.
Действительно, какая-то тень закрыла солнце, но это была не круглая тень луны. Странный силуэт заслонял солнечный диск — зловещее извивавшееся тело, загнутый кольцом хвост, узкая драконья голова. Громадный, чернее самой тьмы, дракон с крошечными глазками распростер гигантские крылья, и остатки солнечного света напрочь угасли.
Глубокая непроницаемая тьма навалилась на Сильваност; языки пламени, пожиравшего просмоленное дерево, погасли, словно чье-то неслышное дыхание погасило их.
Из уст Галдара вырвался оглушительный торжествующий крик. Самоал упал на колени и закрыл лицо руками. Догах не сводил с чудесного дракона изумленных глаз. Рыцари Мины в страхе запрокинули головы. Во тьме Таргонн уже не видел тех, кто стоял рядом с ним.
— Быстро ко мне! — коротко бросил он. — Унесите меня отсюда!
Но никто не услышал его приказа. Телохранители замерли, словно каменные изваяния, не сводя глаз с огромного дракона, заслонившего собою солнце.
Охваченный суеверным страхом, Таргонн набросился на них с кулаками и бранью. Ужас сотрясал его и лишал разума. Повелитель Ночи клял своих телохранителей, грозя живьем содрать с них кожу, но уже в следующее мгновение обещал им целое состояние, если они спасут его.
Темнота становилась все более непроницаемой. Сверкнула пылающим раскидистым деревом молния. Загрохотал, сотрясая землю, гром. Таргонн отчаянно кричал, призывая своих синих драконов.
Очередная вспышка молнии высветила человеческую фигуру на вершине пирамиды, облаченную в сверкающие черные доспехи. Синие драконы парили вокруг этой фигуры, совсем рядом с ней сверкали молнии. Затем, пригнув к черным, обгоревшим стволам головы, драконы почтительно склонились перед ней.
— Мина! — ликовали их страшные голоса. — Мина!
— Мина! — зарыдал и рухнул на колени минотавр.
— Мина! — с облегчением прошептали губы генерала Догаха.
— Мина! — торжествующе выкрикнул Самоал.
Позади них, поглощенные темнотой, этот крик подхватили эльфы, превратив его в песню.
— Мина!.. Мина!.. — присоединились к ним солдаты, скандируя нараспев: — Мина-а! Ми-и-ина-а-а!
И тут же тьма рассеялась. Засверкало солнце, его лучи были теперь теплыми и приветливыми. Странный дракон начал медленно снижаться, очень немногие из собравшихся осмелились поднять головы, чтобы рассмотреть его. Подобных драконов еще не встречалось на Кринне. На него было невозможно смотреть долго — глаза слепило так сильно, будто они смотрели на солнце.
Дракон был необыкновенного белого цвета, но не такого, как драконы, живущие среди вечных снегов. Цвет его напоминал об ослепительно белом пламени кузнечного горна. Это была белизна, которая отрицала само существование черноты. Белизна, в которой соединялись все цвета спектра.
Невиданный дракон в медленном парении спускался на землю, от его крыльев не шелохнулась ни одна травинка, от его лап не дрожала земля. Все семь синих драконов почтительно склонили головы и прижали к земле крылья.
— Смерть! — взревели они в едином возгласе, оглушительном и страшном. — Дракон-Смерть вернулся!
Теперь все смогли разглядеть, что необыкновенный дракон не был живым существом. Это был дракон-призрак, вместивший в себя души всех драконов, которые погибли в Век Смертных, истребленные в Последней Битве Драконов.
Дракон-призрак поднял переднюю лапу и положил ее на верхушку пирамиды. Мина ступила на огромный коготь, дракон медленно и бережно перенес ее на обугленную, почерневшую, покрытую пеплом землю.
— Мина! Мина! — Солдаты в порыве радости топали ногами, бряцали мечами о щиты и кричали до тех пор, пока не охрипли, но, и охрипнув, продолжали возносить славословия Мине.
Мина смотрела на них с безмерным счастьем, ее янтарный взгляд потоком живого золота изливался на людей. Переполненная любовью и радостью, она, казалось, растерялась и не находила слов. Наконец она почтила всех грациозным изящным поклоном. Затем она протянула руки Догаху и Самоалу, после чего подошла к Галдару.
Минотавр упал на колени и опустил голову так низко, что рогами уперся в землю.
— Галдар, — мягко произнесла девушка.
Он поднял голову.
— Дай мне руку, Галдар, — попросила она.
Минотавр коснулся ее руки, чувствуя тепло и биение жизни.
— Теперь воздай хвалу Единому Богу, Галдар, — приказала она. — Как ты обещал.
— Хвала Единому Богу! — чуть слышно прошептал минотавр.
— Как долго ты еще будешь сомневаться в могуществе Единого Бога?
Он со страхом посмотрел на Мину, боясь ее гнева, но увидел на ее устах улыбку, любящую и снисходительную.
— Прости меня, — с трудом выдавил он. — Я больше не буду сомневаться. Обещаю.
— Хорошо. Смотри же, сдержи свое обещание. — В голосе Мины не было упрека. — Я не сержусь на тебя. Если бы на свете не было сомневающихся, то не было бы и чудес.
Минотавр прижал ее ладонь к губам.
— А теперь встань, Галдар! — приказала Мина. В ее голосе и взгляде появились суровость и гнев. — Встань и покарай того, кто хотел моей смерти.
И Мина указала на своего убийцу.
Не на несчастного Сильванеша, который пребывал в немом изумлении и не верил собственным глазам.
Мина указывала на Таргонна.
13. Отмщение убийце
Морхэм Таргонн не видел особой пользы в чудесах. В свое время он повидал их немало, видел дым, видел и зеркала. И понял, что, подобно всему в этом мире, чудеса можно купить и продать за наличные деньги точно так же, как рыбу (скорее даже как вчерашнюю рыбу, ибо большинство из них издавали отчетливый неприятный запах). И он с готовностью согласился бы признать, что зрелище, представшее перед ним сейчас, вполне добротное и качеством получше прочих. Правда, объяснить происшедшее он не мог. Чтобы это сделать, нужно было покопаться в мыслях противной девки. А как только он дознается правды, он тут же разберется с этими тупоголовыми болванами. Объяснит им, как опасна эта девчонка. Они еще будут благодарить его...
Таргонн мысленно послал запрос в рыжеволосую головку Мины — быстро и точно, словно стальной наконечник стрелы.
Но к своему удивлению, в ее мыслях он обнаружил лишь Вечность — ту Вечность, что не является уделом смертных.
Ум смертного не в силах даже вообразить подобную необъятность.
Глаз смертного не в силах вынести того слепящего Света, который озаряет Тьму.
Плоть смертного съеживается и погибает в ледяном пламени пылающего ледника.
Слух смертного не может вынести грохот тишины умолкшего грома.
Дух смертного не способен постичь тайну Жизни, которая зарождается в Смерти, и ту Смерть, что живет в Жизни.
Во всяком случае это было не по силам Таргонну, чье сознание умножало добычу алчностью, а честь измеряло приносимыми почестями. Величина, которой равнялся итог его жизни, была разделена пополам, пополам и снова пополам, после чего суть Таргонна выразилась небольшой дробью.
Один лишь проблеск Вечности способен низвести с пьедестала великое и вселить страх в обыкновенное. Таргонна обуял настоящий ужас. Он был крысой, потерявшейся в бесконечном пространстве, мечущейся в поисках спасительного уголка и не могущей найти его.
Но и перед лицом смерти крыса сохраняет животную хитрость. Это было все, что осталось Таргонну. Оглядываясь по сторонам, он не видел вокруг себя ни друзей, ни союзников. Все служили ему, подстрекаемые страхом, нуждой либо честолюбием. И каждое из этих мелких чувств сейчас оказалось лишь горсткой праха, которая была сметена бессмертной рукой. Его вина была очевидна всякому, даже слепцу. Он мог или отрицать ее, или признаваться.
С трудом — выступ неудобного нагрудника мешал его костлявым коленям — Таргонн опустился перед Миной в позе самой рабской униженности.
— Да, это правда, — захныкал он, пытаясь выжать из себя несколько слезинок. — Я посягнул на твою жизнь, почтенная Мина. Но меня вынудили, мне приказали это сделать. — Не поднимая головы, он попытался подсмотреть, какое впечатление на окружающих производят его слова. — Малистрикс отдала мне этот жестокий приказ. Она боится тебя, да разве и может быть иначе?
Он решил, что сейчас самое время поднять голову и взглянуть врагу прямо в глаза. Это придаст искренности его словам.
— Я ошибался. Я боялся Малистрикс. Сейчас я вижу, как беспочвенны были мои страхи. Твой Бог... то есть
нашЕдиный Бог — самый прекрасный и могущественный Бог в мире. — Таргонн судорожно сложил вместе потные ладони и молитвенно воздел их к небесам. — Прости меня, Мина. Позволь мне служить тебе. И нашему замечательному Богу.
Он заглянул в янтарные глаза и увидел самого себя, крохотного хищника, пытавшегося скрыться, пока янтарный поток не поглотил его.
— Я предсказывала, что однажды ты будешь стоять передо мной на коленях, — раздался голос Мины, не торжествующий, а скорее мягкий и сочувственный. — Я прощаю тебя. И более того, Единый Бог тоже прощает тебя и принимает твою службу.
