Глава 1

Поздним воскресным вечером, когда серебристый свет полной луны тихо залил скоростное шоссе 27, на нем появились два незнакомца в простой рабочей одежде. Необыкновенно высокие, никак не менее двух метров, сложены ладно и крепко. Один из них был темноволосый, с выразительным лицом, второй — светловолосый атлет. Шоссе это вело в маленький университетский городок Аштон, и даже сюда, за километр от него, до них отчетливо доносились звуки праздничного веселья, которое царило по всему городу. Незнакомцы несколько мгновений внимательно прислушивались к доносившемуся шуму, а затем двинулись в путь.

Аштонский летний фестиваль был в самом разгаре. Раз в году городок захлестывала волна хаоса и легкомыслия. Этим праздником городок прощался, благодарил и звал обратно восемьсот студентов из Вайтмор-колледжа, отправлявшихся на долгожданные летние каникулы Большинство студентов уже упаковало чемоданы, готовясь разъехаться по домам, но все, тем не менее, решили задержаться ради праздника: поучаствовать в карнавальном шествии, потолкаться на уличных дискотеках, развлечься на аттракционах и в дешевых кинотеатрах, заглянуть и в другие заведения, чтобы в конце концов как следует встряхнуться и хорошенько гульнуть. Этот праздник — время дикого веселья, когда всякий может напиться, а кто-то и забеременеть, кого-то изобьют или ограбят, кому-то суждено заболеть, — и все это в одну ночь.

Один из заботливых отцов города на своем участке в центре Аштона разрешил разбить луна-парк. Установили аттракционы, ларьки и передвижные туалеты, а странствующие актеры устраивали карнавальные представления. Проржавевшие карусели украсили веселыми разноцветными лампочками, что в вечерних сумерках делало их даже привлекательными. Они отчаянно тарахтели тракторными двигателями со снятыми глушителями, стараясь перекрыть грохот карнавальной музыки, звуки которой, возникая неизвестно откуда, довершали эту безумную какофонию. Был прекрасный теплый вечер, и толпы народа, жуя сахарную вату, слонялись по всему городу. В центре луна-парка медленно вращалось колесо обозрения. Оно останавливалось, чтобы взять новых желающих и неторопливо делало несколько оборотов, позволяющих сполна насладиться зрелищем города с высоты птичьего полета. Пестро разукрашенные, ярко светящиеся карусели крутились, облупленные безногие лошади важно покачивались под звуки хриплой шарманки. Гости карнавала вовсю швыряли мячи в корзинки, а мелочь в коробки, стрелы в воздушные шары, а деньги на ветер… Этому безудержному веселью предавались на всей аллее длинного ряда тесно поставленных друг к другу шатких балаганов, где назойливые зазывалы каждому проходящему выкрикивали свое: «Попытайте удачи!».

Незнакомцы, стоя в людском водовороте, приглядывались к происходящему, удивляясь тому, как может городишко в двенадцать тысяч жителей, включая студентов, превратиться в такую бесконечную, кишащую массу. Обычно спокойные горожане, к которым присоединились заезжие искатели приключений, превратились в безумную орду, запрудившую улицы и переулки, заполнившую магазины и ресторанчики… Стоянки автомашин в городе были забиты до отказа. Все было дозволено, ничто не считалось противозаконным. И хотя полицейские не сидели ни минуты без дела, но на каждого задержанного хулигана, пьяного и вора, уже надежно закованных в наручники, приходились десятки нарушителей порядка, по-прежнему бесчинствующих по всему городу. Фестиваль, достигший в этот вечер своего апогея, походил на тайфун, который невозможно было укротить. Оставалось только ждать, когда он сам пронесется мимо, чтобы потом убирать, разгребать и чистить.

Двое пришельцев медленно продвигались сквозь плотно забитое людьми пространство, прислушиваясь к разговорам и внимательно наблюдая. Город вызывал у них любопытство, они не спеша рассматривали его, осторожно оглядываясь по сторонам. Толпа вращалась вокруг них, как белье в стиральной машине, перетекая с одной стороны улицы на другую, создавая непредсказуемый бесконечный круговорот. Незнакомцы продолжали всматриваться в толпу. Они явно кого-то искали.

— Здесь, — наконец уверенно проговорил темноволосый.

Незнакомцы одновременно увидели девушку. Она была молоденькая и очень хорошенькая, но выглядела совершенно растерянной. Держа в руках фотокамеру, она потерянно оглядывалась по сторонам.

Пришельцы поспешили протиснуться вперед и встали с ней рядом. Девушка их не замечала.

— Ну-ка, посмотри туда, — властно произнес темноволосый.

С этими словами он положил руку на плечо девушки и повел ее к палатке, стоящей посреди балаганов. Она прошла прямо по газону, засыпанному мусором, к открытому стенду, где соревновались юнцы, бросая стрелы в воздушные шары. Однако вовсе не это заинтересовало девушку, а ее внимание привлекли несколько фигур, укрывшихся в тени палатки. Держа фотоаппарат наготове, она осторожно сделала еще несколько шагов вперед и быстро поднесла камеру к лицу.

В ту же секунду, как фотовспышка осветила деревья за стендом, двое пришельцев уже спешили к следующему месту встречи.

Шагая в ногу и нигде более не задерживаясь, незнакомцы поспешно пересекли почти весь город, направляясь в район, расположенный в километре от центра. Они дошли до конца Поплар-стрит и стали подниматься на Морган-Хилл. Прошло совсем немного времени, как они уже стояли перед маленькой белой церковью, окруженной аккуратно подстриженным зеленым газоном. Прямо у входа бросалась в глаза нарядная доска объявлений с расписанием часов занятий воскресной школы и богослужений. В самом верху доски помещалось название церкви: «Аштон Комьюнити», а ниже черными косыми буквами поверх прежней надписи стояло имя пастора: «Генри Л. Буш».

Пришельцы огляделись. С высокого холма весь город был как на ладони. На западе поблескивали карамельными огоньками аттракционы луна-парка, на востоке высились помпезные здания университетского городка Вайтмор-колледжа. На шоссе 27, которое при въезде в город превращалось в главную улицу — Майн-стрит, расположились лучшие магазины, бетонная громадина супермаркета «Сире», несколько конкурирующих бензоколонок, торговый дом хозяйственных товаров, редакция местной газеты и несколько офисов частных фирм. Со стороны городок выглядел типично американским: невинным, маленьким и безобидным, будто сошедшим с картин Норманна Рокуэлла. Однако пришельцы могли видеть не только то, что было доступно человеческому глазу. Даже здесь, наверху холма, их дух и сознание явственно ощущали тяжесть истинного состояния Аштона. Они чувствовали неотступное, сильное, все возрастающее, хорошо продуманное и целенаправленное наступление зловещей опасности.

Незнакомцам нередко приходилось расспрашивать, размышлять и расследовать, ведь это было частью их дела. Поэтому для обоих было естественно задаться вопросом: «Почему именно здесь?»

Однако времени на раздумья у них не было. Пришельцы уловили явные сигналы опасности, были ли этому причиной их особая сверхчувствительность или инстинкт, реагирующий на едва уловимую угрозу, но что-то заставило их моментально скрыться за углом церковного здания и слиться в темноте с шершавой штукатуркой стены. Они замерли в полном молчании, всепронизывающим взглядом зорко наблюдая за чем-то, приближающимся к зданию.

Перспектива ночной тихой улицы казалась коллажем лунного света и кобальтово-синих непроницаемых бездонных теней. Одна из них вела себя необычно: она не колебалась от ветра, подобно теням деревьев, и не была неподвижной, как тени домов; нет — она кралась вдоль улицы, приближаясь к церкви, мелко дрожа при каждом осторожном шаге. Казалось, эта тень поглощала в себя весь свет, все освещенное пространство, встречающееся на ее пути, как будто была черной бездонной дырой. Однако эта странная тень имела свою форму, форму какого-то живого существа, и чем ближе она приближалась к церкви, тем явственнее был различим скрежет когтей, царапающих мостовую, и тихий шелест тонких перепончатых крыльев.

Хотя у существа имелись и руки и ноги, но, похоже, оно передвигалось без их помощи. Оно пересекло улицу и затем поднялось по ступеням церковной лестницы. Его похотливые выпученные глаза отражали свет луны, который смешивался с их собственным желтым блеском. Бугристая голова возвышалась над вздернутыми плечами, зловонный красноватый дым с шипением струился сквозь ряды острых мелких клыков.

Существо то ли посмеивалось, то ли кашляло: шипящий звук, поднимавшийся из глубины глотки, был похож и на то и другое. Распрямившись, оно встало на ноги, оглядываясь в царящей вокруг тишине. Его черная, как у летучей мыши, пасть скривилась в ухмылке, превратившей морду мерзкого создания в отвратительную маску смерти.

Страшилище подобралось к самой двери. Черная рука прошла сквозь нее легко, как сквозь воздух. Тело подалось вперед и стало просачиваться сквозь дверь, но успело продвинуться только наполовину.

Внезапно жуткое существо отпрянуло назад, наткнувшись на какую-то преграду, и, описав в воздухе дугу, кубарем скатилось с лестницы. Пар его дыхания прочертил красную спираль в ночном воздухе.

С жутким воплем бешенства и возмущения омерзительное чудовище поднялось с тротуара и уставилось на дверь, которая повела себя необычно, не дав существу проникнуть внутрь. Перепонки крыльев у него за спиной задрожали, начиная расправляться под напором воздуха, и мерзкое создание с ревом стремительно ринулось головой на дверь, проскочило сквозь дверь, пронеслось по вестибюлю и врезалось прямо в облако ослепительно белого света.

Существо вскрикнуло и в страхе закрыло глаза, а затем почувствовало, как тяжелая, могучая рука сдавила его, словно клещами. И в то же мгновение страшилище вышвырнули вон, и оно тряпичной куклой вылетело на улицу.

Но гнусное исчадие развернулось и вновь кинулось на дверь. Крылья судорожно бились и трещали, красные испарения с шипением клубами вырывались из ноздрей. Острые когти были выпущены для атаки, и жуткий вой, подобный вою сирены, раздирал его глотку. Как стрела в Цель, как пуля в мишень, чудовище врезалось в дверь — и ощутило, как его внутренности разрываются на части.

Взрыв, удушливое зловоние, последний крик, судорожный взмах ног и рук — и все исчезло. Не осталось ничего, кроме вонючего серного облака да двух пришельцев, неожиданно оказавшихся уже внутри церкви,

Светловолосый вложил в ножны сверкающий меч. Окружающий его белый свет медленно угасал.

— Дух преследования? — спросил он.

— А может, сомнения или страха. Кто знает? — пожал плечами его спутник.

— И, по-моему, один из самых незначительных.

— Да, никогда не встречал такого слабого.

— Я тоже. И сколько же тут бесов, как ты думаешь?

— Больше чем нас, намного больше. Они повсюду и не

Тратят зря время.

— Я это знаю, — вздохнул светловолосый атлет. — Но что они тут делают? Мы никогда не видели такого скопления демонов, по крайней мере, здесь.

— Ничего, думаю, причина скоро откроется, — светловолосый посмотрел прямо сквозь дверь, ведущую из вестибюля в зал церкви.

— Давай-ка взглянем на мужа Божьего. Они направились по узкому вестибюлю в зал.

На находящейся здесь доске объявлений можно было прочесть призыв к сбору продуктов для нуждающейся семьи, приглашение присмотреть за детьми и просьбу молиться за больного миссионера. Было здесь и написанное крупными буквами напоминание о собрании членов церкви в следующую пятницу. На другой стене висел отчет о сборе пожертвований, которые значительно уменьшились за последнюю неделю, так же, впрочем, как и число прихожан: от шестидесяти одного до сорока двух.

Пришельцы пошли по наклонному узкому проходу вдоль опрятных рядов темнокоричневых деревянных скамей в переднюю часть зала, где слабый свет софита освещал скромный крест над баптистерием. В середине подиума, покрытого сплошным потертым ковром, находилась маленькая кафедра с лежащей на ней открытой Библией. Обстановка была простой, скорее практичной, чем элегантной, что свидетельствовало то ли о непритязательности, то ли о скупости прихожан.

Затем незнакомцы услышали тихие звуки: глухие, сдавленные рыдания, доносившиеся со скамьи первого ряда.

Там стоял на коленях молодой человек. «Даже слишком молодой и легко ранимый», — подумал в первое мгновение светловолосый. Юноша был погружен в глубокую искреннюю молитву. Он крепко сжал руки и склонил голову на жесткую скамью. Его лицо являло собой картину скорби, любви и боли. Губы беззвучно шевелились: молитвы и славословие струились вместе с потоками слез. Пришельцы остановились возле молодого человека и стали внимательно наблюдать за ним, обдумывая и взвешивая происходящее.

— Божий воин, — произнес темноволосый.

Его спутник тихо ответил, скорее обращаясь к самому себе, не сводя глаз с убитого горем, сокрушающегося молодого человека:

— Да, это он, я не сомневаюсь в этом. И даже сейчас молится. Этот воин стоит перед Господом за людей, за весь город…

— Он проводит тут почти каждый вечер. Высокий улыбнулся:

— Ну, значит, этот человек не так уж слаб.

— Но ведь он — единственный. Он абсолютно один.

— Нет, — покачал головой высокий, — есть и другие. Всегда есть кто-то еще. Нужно только разыскать их. Его одинокая неусыпная молитва — только начало.

— Но ведь у юноши будут неисчислимые трудности, ты прекрасно знаешь.

— Журналиста тоже ждут испытания. Да и у нас их будет немало.

— Но мы победим?

Глаза светловолосого снова загорелись.

— Мы будем сражаться.

— Да, мы будем сражаться, — эхом отозвался его друг.

Они встали с обеих сторон коленопреклоненного воина. И в то же мгновение комната медленно, подобно распускающемуся цветку, стала наполняться белым светом. Он осветил крест на задней стене и постепенно проявил цвет и фактуру каждой детали на скамьях, и прежде скромные, почти убогие предметы алтаря ожили и засветились неземной красотой. Стены блистали, потертые ковры запылали пестрым пламенем, маленькая кафедра с резко очерченными контурами теперь казалась высокой и величественной, как воин на посту. Теперь и сами пришельцы светились белым сиянием. Их одежда превратилась в блестящие ризы, казавшиеся пылающими в ослепительно ярком свете. Бронзовые лица сияли, а глаза горели огнем. У каждого на золотом поясе висел меч в сверкающих ножнах.

Они возложили руки на плечи молодого человека. И за их спинами начали распрямляться атласные, почти прозрачные крылья, которые, словно великолепный балдахин, поднимались над их головами, соприкасаясь друг с другом и медленно колыхаясь в потоках духовного ветра.

Они посылали мир своему молодому подопечному, и его слезы начали понемногу иссякать.

«Аштон Кларион» была типичной газетой маленького провинциального городка: небольшого формата, скромной, временами не слишком организованной и несколько старомодной. Другими словами, она была печатным, черным по белому, отражением состояния самого Аштона. Редакция находилась на деловой Майн-стрит, в одноэтажном доме с окнами во всю стену и тяжелой, обшарпанной дверью с щелью для почты. Газета выходила два раза в неделю, по вторникам и пятницам. Дела ее шли неблестяще. При первом же взгляде на редакцию можно было легко понять, что средств у газеты явно не хватает.

В передней части здания располагались контора и отдел новостей. Здесь находились три письменных стола, две пишущие машинки, пара корзин для мусора, два телефона и электрокофеварка без шнура. Казалось, будто рукописи, листы, обрывки бумаги, канцелярские принадлежности занесло сюда случайным ветром из редакций всего света, Старая потертая невысокая перегородка, невесть как попавшая сюда с какого-то заброшенного вокзала, отделяла рабочую часть редакции от приемной. И, конечно же, над дверью висел маленький колокольчик, слабо дребезжащий при входе и выходе каждого посетителя.

Позади всего этого хаоса, называемого «рабочей обстановкой» — взору неожиданно являлось потрясающее великолепие, которое подходило, по меньшей мере, редакции большого города: застекленная контора редактора. Это было и впрямь смелым нововведением. Главный редактор, владеющий «Кларион», до недавнего времени был репортером одной из ведущих газет Нью-Йорка, и иметь кабинет со стеклом во всю стену было мечтой его жизни.

Нового редактора и хозяина звали Маршалл Хоган. Это был сильный, зрелый и напористый человек, которого его сотрудники: и наборщик, и секретарша, которая писала статьи и собирала объявления, и выпускающий редактор, и репортер, а заодно и обозреватель «Кларион», то есть абсолютно вся маленькая редакция, — любовно называли «Аттила де Хоган», подразумевая его физические и душевные качества.

Он купил эту газету несколько месяцев назад. Энергия и напористость журналиста большого города разительно контрастировали с безмятежным существованием сотрудников редакции, что время от времени приводило к неизбежным конфликтам. Маршалл стремился придать газете настоящий размах, сделать ее более интересной и организовать работу так, чтобы всему было свое время и все находилось на своем месте. Но перебраться из «Нью-Йорк Тайме» в «Аштон Кларион» было все равно, что попасть в сонное царство. В этой маленькой редакции все делалось не спеша. Так что неуемная энергия Маршалла наталкивалась на собирание кофейной гущи для компостной кучи в саду секретарши или ликование по поводу того, что кто-то, наконец, принес долгожданную статью на волнующие общественные темы, напечатанную на листах, запачканных пометом волнистого попугайчика.

Но, как и всегда, по утрам в понедельник работа шла полным ходом, не давая времени на раскачивание после уик-энда. Очередной номер нужно было срочно довести до готовности, и весь персонал находился в состоянии предродовых схваток. Сотрудники редакции безостановочно сновали между своими рабочими местами и корректорской, находившейся в глубине редакции. Руки их были заняты всевозможными бумагами: монтажными листами, статьями и объявлениями, которые нужно было срочно набрать свежими гранками и клише всевозможных размеров и видов, предназначенных для иллюстрации новостей.

В ярком свете ламп, в редакционном шуме и суете, над макетным столом склонились Маршалл и Том, ответственный редактор. Они собирали предстоящий номер

— "Клариона" из отдельных разлетающихся во все стороны кусочков

Текста и вырезок: это подходит сюда, а это нет, нужно перенести на другую страницу. Этот материал занимает слишком много места, а чем заполнить пустые места? Маршалл начал раздражаться. Подобная история повторялась каждый понедельник и четверг.

— Эди! — крикнул он, и его секретарша тотчас откликнулась:

— Иду!

Сотый раз он говорил ей:

— Гранки должны лежать в корзинке на столе, а не просто на столе, и не на полу, и не…

— Я и не кладу их на пол! — запротестовала Эди, спеша в редакторскую с горой свежих гранок в руках. Эди была решительной, маленького роста женщиной лет сорока, обладающей всеми необходимыми качествами для того, чтобы противостоять натиску бесцеремонного Маршалла. Она лучше чем кто бы то ни было, и, прежде всего, лучше своего нового шефа, знала, где, в каком месте найти ту или иную вещь.

— Я положила страницы в твои маленькие симпатичные корзиночки точно так, как ты просил.

— А как тогда они попали на пол?

— Ветер сдул, Маршалл, ветер, и не мне тебе говорить, откуда он взялся!

— Ладно, шеф, — прервал их Том, — сейчас готовы третья страница, четвертая, шестая и седьмая. А как с первой и второй? Что делать с пустыми полосами?

— Тут мы поместим захватывающий репортаж Бернис о фестивале с потрясающими снимками, как только она отклеится от своего стула и принесет нам материал, Эди?

— Слушаю!

— Честно говоря, Берни запаздывает на целый час! Позвони ей еще разок!

— Только что звонила. Никакого ответа.

— С ума сойти!

Их прервал Джордж, человек маленького роста, уже на пенсии, продолжавший, однако, работать наборщиком. Он откатился на стуле от компьютера и предложил:

— Может, подойдет материал о пикнике женского комитета? Я как раз его заканчиваю, и фотография, миссис Мармазель достаточно пикантна, чтобы дать повод для открытия судебного дела.

— О-о-о… — простонал Маршалл, — прямо на первой полосе! Только этого не хватало, чтобы окончательно испортить нашу репутацию.

— Ну, так что теперь будем делать? — спросила Эди.

— Был кто-нибудь на фестивале?

— Я ходил на рыбалку, — ответил Джордж. — Этот фестиваль для меня слишком бурный.

— А мне жена не разрешила, — вставил Том.

— Я видела кое-что, — откликнулась Эди.

— Садись и пиши, — приказал Маршалл. — Это самое большое событие года в нашем городе, должны же мы как-то отреагировать.

Зазвонил телефон.

— Спасена ударом гонга? — произнесла с надеждой Эди, поднимая трубку. — «Кларион». Доброе утро, — внезапно лицо ее просветлело:

— Привет, Бернис! Куда ты запропастилась?

— Ну, где она там? — нетерпеливо потребовал ответа Маршалл.

Эди слушала, и лицо ее вытягивалось от удивления:

— Да… ну, успокойся… да, конечно… не огорчайся, мы тебя вытащим.

— Ну, так куда она подавалась? — раздраженно фыркнул Маршалл.

— Она арестована и находится в полиции, — ответила Эди и посмотрела на него с явным укором.

Глава 2

Маршалл торопливо спустился в подвал здания Аштонс-кой полиции и остановился перед металлической дверью тюремного отделения. У него сразу же возникло неистребимое желание заткнуть и нос, и уши. Вонь и шум, доносящиеся из переполненных камер, немногим отличались от запахов и какофонии звуков вчерашнего фестиваля. По дороге в полицию он поразился, насколько тихими были улицы города в это утро. И не удивительно: вся суматоха переместилась сюда, в несколько камер-клеток, замурованных в холодный, со следами облупившейся краски, отдающий эхом бетон. Здесь была собрана целая коллекция из наркоманов, пьяниц и хулиганов, которых полиции удалось арестовать на улицах накануне. Это напоминало битком набитый зверинец. Часть заключенных чувствовала себя как дома, сражаясь в покер засаленными картами на сигареты или стараясь перещеголять друг друга рассказами о своих «подвигах», В дальнем конце помещения несколько юнцов выкрикивали непристойности в сторону камеры, набитой проститутками, для которых не потрудились найти более подходящего места. Другие просто сбились в угол, все еще пьяные или совершенно подавленные происшедшим. Несколько человек, заметив Маршалла, тотчас, злобно глядя сквозь толстые прутья решетки, начали клянчить у него сигареты, попутно понося его на чем свет стоит. Хоган порадовался, что оставил. Кэт наверху.

Джимми Данлоп, новый помощник шерифа, как верный страж, сидел за столом дежурного. Он заполнял бланки, потягивая крепкий кофе.

— Здравствуйте, мистер Хоган, — сказал он. — Вы все-таки сюда спустились.

— Я не мог больше ждать… И я не собираюсь торчать здесь вечно, — огрызнулся Маршалл.

Он чувствовал себя прескверно. Это был его первый фестиваль, который уже сам по себе был отвратителен, но Маршалл никак не предполагал, что для него он будет иметь такое безобразное, мучительное продолжение. Он стоял у стола, наклонив вперед свое большое тело, всей своей позой подчеркивая охватившее его нетерпение.

— Ну, — произнес он требовательно.

— Что?

— Я пришел вытащить отсюда своего репортера.

— Да, конечно, я знаю. Есть у вас разрешение?

— Слушай! Я только что внес этим идиотам наверху залог. Они должны были тебе позвонить.

— Никто мне не звонил, к тому же мне нужно разрешение на выдачу.

— Джимми…

— Что?

— Ты забыл положить трубку на рычаг.

— Ох…

Маршалл с такой силой швырнул трубку на место, что телефон звякнул от боли.

— Звони им.

Выпрямившись, Хоган молча наблюдал, как Джимми набирал неверный номер. Потом полицейский повторил свой «фокус», пытаясь дозвониться. «Этот тип прекрасно вписывается в этот городишко, — думал Маршалл, нервно проводя рукой по рыжим с проседью волосам. — Хотя все же приятный городок. Маленький, легкомысленный, похож на нескладного подростка, который постоянно попадает впросак. Впрочем, и с большими городами дело обстоит не лучше».

— Мистер Хоган, — спросил Джимми, зажав трубку ладонью. — С кем вы говорили наверху?

— С Кипни.

— Сержанта Кинни, пожалуйста.

Маршалл начал терять терпение:

— Дай мне, по крайней мере, ключ от решетки. Должна же она знать, что я здесь.

Джимми протянул ему ключ. Сержанту уже приходилось сталкиваться с Маршаллом Хоганом.

Насмешливые приветствия градом посыпались из камер вместе с пустыми сигаретными пачками. Маршалл старался как можно быстрее найти нужную ему камеру.

— Эй! Крюгер, я знаю, что ты где-то тут!

— Иди сюда, Хоган, помоги мне выбраться! — послышался раздраженный и полный отчаяния женский голос в дальнем конце отделения.

— Подними руку и помаши мне, что ли, дай какой-нибудь знак!

Из плотной массы тел сквозь решетку камеры протиснулась рука и отчаянно замахала. Маршалл подошел, успокаивающе похлопал по ней и оказался лицом к лицу с Бернис Крюгер, своим лучшим журналистом, превосходным репортером, а сейчас птицей-невольницей в тюремной клетке. Это была привлекательная молодая женщина лет двадцати пяти, с растрепанными темными волосами, в очках с массивной стальной оправой, сильно запачканных. Ясно было, что она провела тяжелую ночь с дюжиной других женщин, в большинстве профессиональных проституток. Некоторые из них были старше ее, другие

— шокирующе моложе. Маршалл не знал, смеяться ему или ругаться.

— Не нахожу слов, ты выглядишь ужасно, — сказал он.

— Соответствует моей профессии. Видал, куда меня запихали?

— Да, да, она такая же, как мы, — заметила из камеры крепко сложенная девушка.

Маршалл состроил гримасу и покачал головой.

— С какими же вопросами ты к ним вчера приставала?

— Мне сейчас не до шуток. Ни один анекдот о том, что произошло вчера вечером, меня не рассмешит. У меня внутри все кипит. Эта затея с репортажем была просто унизительной.

— Но послушай, должен же был кто-нибудь написать о фестивале.

— Наши предположения оправдались, как говорится, нет ничего нового под солнцем, в данном случае под луной тоже.

— Тебя арестовали… — попробовал он наладить разговор.

— Чтобы преподнести читателям скандальную историю. О чем же еще можно было писать?

— Ну, так прочти мне, что тебе удалось накропать? Испанка в дальнем углу камеры оборвала их разговор:

— Она попала не в свою тарелку.

Изо всех камер послышались насмешки и громкий смех.

— Я требую, чтобы меня выпустили! — взвилась Бернис. — Ты что, в землю врос? Сделай же что-нибудь!

— Джимми разговаривает с Кинни по телефону. Я внес залог. Сейчас мы тебя вытащим.

Бернис притихла, стараясь взять себя в руки, и приступила к отчету:

— Отвечая на твой вопрос, скажу, что я старалась собрать материал прямо в луна-парке: сделать несколько потрясающих снимков, взять сногсшибательное интервью, записать, что говорят люди… да мало ли еще что. Думаю, Нэнси и Рози, — она кивнула в сторону двух молодых женщин, очень похожих на близняшек, и те улыбнулись Маршаллу, — с удивлением глядели, как я слоняюсь с растерянным видом. Они заговорили со мной, и хотя наш разговор не обещал ничего интересного для печати, зато доставил нам массу проблем. Потому что Нэнси сделала недвусмысленное предложение переодетому в штатское полицейскому, и нас всех накрыли.

— Я думаю, что со временем у вашей журналисточки это тоже стало бы отлично получаться, — грубовато пошутила Нэнси, за что и получила от Рози игривый шлепок.

— Но разве ты не показывала ему свое удостоверение или пресс-карту? — раздраженно спросил Маршалл.

— Он меня даже не слушал. Я ему сказала, кто я такая.

— Может, он не расслышал? Слушал он ее? — обратился Маршалл к девушкам.

Они только пожали плечами, но Бернис, перейдя на фальцет, закричала:

— Ну что, так, по-твоему, достаточно громко? Именно так я вчера кричала, когда он надевал на меня наручники!

— Добро пожаловать в Аштон!

— Ну погоди же! Дай мне только выбраться отсюда, уж я постараюсь снять с него полицейскую бляху!

— Не марай руки, — Хоган протестующе поднял ладонь, чтобы предотвратить дальнейшую бурю. — Послушай, все это не стоит твоих переживаний.

— А это зависит от того, с какой стороны поглядеть!

— Бернис…

— Мне бы очень хотелось написать кое о чем, полосы на четыре. Об этом фараоне и о его безнадежном кретине-начальнике. Кстати, где он?

— Ты имеешь в виду Бруммеля?

— У него удивительная способность исчезать. Он-то знает, кто я такая. Где он?

— Не знаю, я его утром не застал.

— А вчера он повернулся ко мне спиной!

— Что?

Внезапно Бернис осеклась, но по ее лицу Маршалл сразу понял, что она хотела сказать: не забудь спросить меня об этом после.

В эту секунду отворилась решетка тюремного коридора, и к ним направился сержант Данлоп.

— Ладно, поговорим об этом позже, — произнес Маршалл. — Все в порядке, Джимми?

Полицейского тоже встретили градом насмешек, воплями и диким смехом, так что ответил он не сразу. Но у него был ключ от камеры, и этого было достаточно.

— Отойдите от двери, — приказал сержант.

— Эй, там, может, переменишь тон? — такой, примерно, ответ получил он, однако пространство у дверной решетки освободили. Джимми открыл ее, Бернис выскользнула, и клетка снова захлопнулась.

— Значит, так, — сказал полицейский, — тебя отпускают под залог. Когда нужно будет явиться в суд, тебя известят.

— Верните мне сумку, пресс-карту, блокнот и фотокамеру, — прошипела Бернис и двинулась к выходу.

Наверху, в вестибюле суда, Кэт Хоган, грациозная рыжеволосая женщина, всегда полная достоинства, пыталась хоть чем-то заполнить время ожидания. По окончании фестиваля здесь было на что посмотреть, хотя, по правде говоря, зрелище было не из приятных: несколько разбушевавшихся человек, сопровождаемых полицейскими, входили, сражаясь с наручниками и грязно ругаясь, а вернее сказать, их бесцеремонно заталкивали в вестибюль. Другие, наоборот, выходили на свободу после ночи, проведенной за решеткой. Картина напоминала смену рабочих на какой-то странной фабрике. Первая смена растерянно покидала здание, неся свои скудные пожитки в маленьких бумажных пакетах. Вторая смена, в наручниках, отчаянно сопротивлялась. Большинство полицейских были чужаками, прибывшими из соседних городков для подкрепления малочисленной команды Аштона. За дружелюбие и вежливость им не платили.

За большим столом, заваленным ворохом бумаг, сидела женщина с двойным подбородком. Рядом с ней в пепельнице дымились сразу две сигареты, но у нее не хватало времени затянуться из-за бумаг, которые надо было оформить на каждого поступающего и выбывающего. По мнению Кэт, тут было слишком много беспорядка и суматохи. Несколько дешевых адвокатов раздавали свои визитные карточки. Однако ночь, проведенная в тюрьме, послужила серьезным наказанием для большинства, и теперь у них было только одно желание — поскорее убраться подальше от злополучного города.

Кэт бессознательно покачала головой. Подумать только, бедняжка Бернис попала в загон со всеми этими подонками. Она, должно быть, вне себя от возмущения.

Почувствовав на талии сильную ласковую руку, она прильнула к мужу.

— О-о-о… Какая приятная перемена.

— После того, что я насмотрелся внизу, — сказал Маршалл, — мне необходимо прийти в себя. Кэт притянула его к себе.

— И что же, так бывает каждый год?

— Нет, с каждым годом все хуже.

Кэт опять покачала головой, и Маршалл прибавил:

— Но на сей раз «Кларион» выскажет свое мнение. Аштон должен изменить курс, пора это наконец-то понять.

— Как Бернис?

— Ну, из нее в скором времени получится классный журналист. С ней все в порядке, она выжила.

— Собираешься ли ты поговорить с кем-нибудь о случившемся?

— Альфа Бруммеля нет на месте. Он достаточно хитер. Но я его сегодня поймаю, и тогда посмотрим, что можно сделать. И потом, я хочу получить назад мои двадцать пять долларов.

— Уверена, что он очень занят. Не хотела бы я быть шерифом в такой день, как сегодня.

— Он еще меньше этого захочет, когда я до него доберусь.

Отрывисто стуча каблуками в вестибюле, наконец появилась Бернис. Ночь, проведенная взаперти, оставила глубокий отпечаток на ее лице. В руках у нее тоже был бумажный пакет, в котором она с раздражением копалась, проверяя, все ли на месте.

Кэт протянула руки, чтобы обнять и утешить девушку.

— Бернис, как ты себя чувствуешь?

— Скоро все узнают, кто такой Бруммель, да и мэру не поздоровится, а эту полицейскую рожу я так пропечатаю — язык не повернется произнести. Я вне себя от возмущения. Меня тошнит от всей этой истории. Не знаю,

Удастся ли отмыться от этой грязи, но мне просто необходимо принять ванну.

— Конечно, конечно, — согласился быстро Маршалл. — Но сначала настучи-ка это на машинке, придави им хвост. Отчет о фестивале должен попасть в завтрашний номер.

Бернис, осторожно порывшись в кармане, вытащила скомканную ленту туалетной бумаги и выразительным жестом протянула ее Маршаллу.

— Твой лучший репортер всегда на службе, — сказала она. — А что же там еще делать, как не разглядывать надписи на стенах и стоять в очереди в туалет. Думаю, что ты найдешь тут весь отчет, в красках. И потом, я взяла интервью у соседок по камере для приправы. Кто знает? Может, удастся заставить этот город задуматься о том, куда он катится!

— А фотографии? — спросил Маршалл. Бернис протянула ему кассету с пленкой:

— Уверена, здесь ты найдешь что-нибудь подходящее. У меня есть еще несколько кадров, но они представляют для меня личный интерес.

Маршалл улыбнулся. На него это произвело впечатление:

— Даю тебе сегодня отгул, а завтра все будет выглядеть иначе.

— По крайней мере, ко мне вернется профессиональная объективность.

— И ты будешь лучше пахнуть.

— Маршалл!

— вмешалась Кэт.

— Ничего, — заметила Бернис, — он всегда так со мной разговаривает. — Она вытащила, наконец, из пакета сумку, пресс-карту и фотокамеру и, скомкав, швырнула пустой пакет в мусорную корзину.

— А что с моей машиной?

— Кэт пригнала ее сюда, — объяснил Маршалл. — Если ты согласишься подбросить ее домой, то окажешь мне большую услугу. У меня остались кое-какие дела в редакции, а потом я постараюсь поймать Бруммеля.

Эти слова напомнили Бернис что-то важное.

— Да, Бруммель! Я должна тебе сказать кое-что.

Она потянула Маршалла в сторону, не дав ему времени опомниться, и он, послав Кэт извиняющийся взгляд, очутился зажатым в углу возле туалетных комнат. Оттуда ни главного редактора, ни его корреспондента не было видно.

Бернис понизила голос:

— Если ты собираешься сегодня добраться до Бруммеля, ты должен знать то, что знаю я.

— Кроме того, что уже ясно: он трусливый кретин?

— Да, кроме этого. Пока у меня есть только несколько отдельных наблюдений, но, может быть, в один прекрасный день все станет понятным. Ведь ты учишь всегда замечать все детали? Думаю, что я видела твоего пастора вместе с Бруммелем вчера на фестивале.

— Пастора Янга?

— Пастора церкви «Аштон Юнайтед Крисчиан», председателя местной пасторской коллегии, сторонника религиозной терпимости и противника насилия над животными. Так ведь?

— Да, все верно.

— Но ведь Бруммель посещает не вашу церковь?

— Нет, он член маленькой церквушки на горе.

— Они стояли позади одной из палаток, в полутьме. С ними было еще три человека: светловолосая женщина средних лет, коротконогий толстяк и черноволосая выдра в солнцезащитных очках, похожая на привидение. Представляешь: в черных очках! Ночью!

На Маршалла это пока не произвело никакого впечатления. Бернис настойчиво продолжала говорить:

— Я думаю, что совершила роковую ошибку, когда попыталась их сфотографировать. Я сделала снимок, и, судя по всему, им это пришлось не по вкусу. Бруммель ужасно перепугался и даже начал заикаться. Янг, мягко выражаясь, попросил меня убраться подальше, сказав: «Это частная встреча». Толстяк отвернулся, а «привидение» уставилось на меня с открытым ртом.

— А теперь представь, как ты отнесешься ко всему, что произошло, после того как примешь ванну и отоспишься.

— Дай мне только договорить до конца, а тогда посмотришь, ладно? Сразу после этого на меня наскочили Рози и Нэнси. Я имею в виду, что не я к ним подошла, а они ко мне. И сразу же меня арестовали и отобрали фотоаппарат.

Она видела, что до Маршалла не доходит. Он нетерпеливо оглянулся и сделал шаг в сторону вестибюля.

— Ну, хорошо, хорошо, еще одно, — настаивала Бернис, пытаясь его удержать. — Бруммель был там, Маршалл, и он все видел.

— Что, все?

— Как меня арестовывали! Я старалась втолковать полицейскому, кто я такая, и показать удостоверение, но он выхватил у меня сумку и камеру и надел на меня наручники. Я снова оглянулась на палатку и увидела, что Бруммель следит за нами. Он тут же исчез, но я клянусь, что он все видел! Маршалл, я ломала голову над случившимся всю ночь, прокручивала от начала до конца и думаю… Я не знаю, право, что думать, но должно же это что-нибудь значить!

— В дополнение сценария скажи еще, что они вытащили пленку из камеры, — усмехнулся Маршалл. Бернис проверила:

— Нет, пленка на месте. Но это ничего не значит. Хоган вздохнул и, немного подумав, проговорил:

— Хорошо, досними пленку, посмотри, что можно использовать, а тогда увидим. Теперь можно идти?

— По-твоему, случалось мне прежде быть импульсивной, самонадеянной и делать такие глупые ошибки?

— Без сомнения!

— Ах вот как! Не можешь ли ты проявить милосердие хоть раз?

— Ладно, постараюсь на все закрыть глаза.

— Иди, тебя жена ждет.

— Знаю, знаю.

Вернувшись к Кэт, Маршалл даже не знал что ей сказать.

— Мне очень жаль…

— пробубнил он.

— Послушайте, — Кэт решила продолжить прерванный разговор, — мы говорили о машине. Бернис, мне пришлось приехать сюда на твоем автомобиле, чтобы ты могла вернуться на нем домой. Если ты будешь так добра подвезти меня…

— Конечно, конечно, — согласилась Бернис.

— Маршалл, у меня столько дел после обеда, не заберешь ли ты Санди? У нее лекция по психологии.

Маршалл не ответил ни слова, но на его лице было написано решительное «нет».

Кэт достала из сумки связку ключей и протянула ее Бернис:

— Твоя машина стоит возле нашей, на стоянке для прессы. Не подгонишь ли ты ее ко входу?

Бернис все поняла с полуслова и направилась к двери. Кэт ласково обняла мужа и некоторое время изучала его лицо.

— Пожалуйста, попытайся хотя бы раз.

— Но петушиные бои в этом штате запрещены.

— А я думаю, что вы с ней два сапога пара.

— Не знаю, с чего начать.

— Одно то, что ты за ней заедешь, будет для нее очень важно. Воспользуйся случаем.

Когда они выходили, Маршалл оглянулся и высказал то, что подсказывала ему интуиция:

— Тебе не кажется, Кэт, что с этим городом происходит нечто странное? Похоже на какую-то болезнь. Все заражены одной и той же странной болезнью.

Ярким солнечным утром вчерашние неприятности всегда кажутся не такими серьезными, как накануне. Так думал Ханк Буш, распахивая наружную дверь и ступая на небольшую бетонную площадку перед входом. Он жил в дешевом домике из двух комнат недалеко от церкви. Маленькая беленая коробка с оштукатуренными стенами и замшелой крышей, окаймленная крошечным садиком, стояла на углу улицы. Владение было небольшое, а казалось и того меньше, но оно соответствовало его пасторской зарплате. Нет, он не жаловался. Они с Мэри чувствовали себя здесь уютно и надежно, а утро было просто замечательное.

Было утро, когда можно было отоспаться, а на ступеньках крыльца ожидали два литра молока. Он поднял пакеты, предвкушая тарелку кукурузных хлопьев, плавающих в молоке, — это отвлекло его от печальных мыслей о случившемся накануне.

Ханк многое пережил в своей жизни. Сын пастора, он и в детстве испытал множество чудесных, но и нелегких минут, связанных с пробуждением в церкви, пасторской ответственностью и миссионерскими разъездами. Уже в детстве Ханк знал, что именно так он и хотел бы жить и так служить Господу. Для него церковь всегда была местом увлекательной работы. Подростком он с радостью помогал отцу, потом, по окончании библейской школы и семинарии, два года проработал вторым пастором. Теперь тоже было интересно, но у него было ощущение, похожее на тревогу, которую испытали техасцы перед битвой при Аламо. Двадцатишестилетний Ханк был полон огня, но здесь, в его первой самостоятельной работе, разжечь огонь в других казалось безнадежным делом. Как будто кто-то подмочил все спички, и Ханк не понимал, как можно изменить положение. Так или иначе, его приняли на должность пастора большинством голосов. Это доказывало, что хотя бы некоторые члены церкви хотели видеть его в этой должности, но потом обнаружились те, кто сделал его служение таким… «увлекательным». По-настоящему они проявили себя, когда он проповедовал истинное покаяние, когда выступил против греха в жизни одного из членов общины, когда высоко поднял перед ними крест Христов, когда проповедовал весть о спасении. Сейчас только вера в то, что Бог хочет видеть его пастором этой церкви, удерживала его на баррикадах под всеобщим обстрелом. «Ну, хватит, — подумал Ханк, — будь доволен, по крайней мере, этим чудесным утром. Господь сотворил его специально для тебя».

Если бы пастор решил попасть в дом, пятясь спиной к двери, то, несомненно, сохранил бы приятное расположение духа. Но он развернулся, чтобы войти, и сразу же увидел огромные, с подтеками, черные буквы, написанные распылителем прямо на стене дома. «Считай, что ты дохлый…». Последнее слово было непристойным ругательством. Ханк непроизвольно окинул взором всю стену, от одного угла до другого, осознавая надпись. Оцепенев, он с неприятным удивлением соображал, кто бы мог ее сделать, затем — для чего, и, наконец, каким образом ее ликвидировать. Потом, подойдя поближе, он пальцем потрогал буквы. Писали ночью, потому что краска успела хорошо высохнуть.

— Дорогой, — послышался из дома голос Мэри, — ты не закрыл дверь.

Ханк даже не смог сообразить, что ответить жене. Ему не хотелось, чтобы она увидела эту гнусную картину.

Он вошел, решительно закрыв за собой дверь. Сел рядом с молодой и хорошенькой Мэри, чтобы съесть горячих кукурузных хлопьев и пару ломтиков жареного хлеба с маслом. Его жизнерадостная, чудесная жена, с мелодичным смехом и длинными локонами, была как солнечный луч на грозовом небе. Очень женственная, она, тем не менее, обладала твердым характером. Ханк часто жалел, что ей предстояло пройти через начатую им борьбу, ведь она без труда могла бы благополучно выйти замуж за занудливого бухгалтера или солидного страхового агента. Однако именно Мэри, всегда готовая прийти на помощь, была ему главной опорой в жизни. Она всегда верила Господу, зная, что Он подскажет наилучший выход из положения, и всегда верила в Ханка.

— Что случилось? — тотчас отозвалась она. «А! Как ни старайся скрыть от нее что-нибудь, чтобы не огорчать, она все равно заметит», — подумал Ханк.

— Гм… да, — начал он.

— Все еще переживаешь за правление? «Вот шанс перевести разговор, Буш», — решил Ханк и вслух ответил:

— Да, немного.

— Я даже не слышала, когда ты вернулся. Долго оно продолжалось?

— Нет. Альф Бруммель должен был уйти на какую-то встречу, о которой он не хотел говорить, а другие, ты знаешь… Словом, все разбрелись, оставив меня зализывать раны. Я остался, чтобы молиться. Думаю, Бог меня услышал, после этого мне стало лучше, — его лицо немного прояснилось. — В общем, Господь меня вчера укрепил.

— Я по-прежнему считаю, что они выбрали неудачное время для собрания: в самый разгар фестиваля! — заметила Мэри.

— Да еще в воскресный вечер, — рот Ханка был набит кукурузными хлопьями. — Я как раз приглашал выйти вперед для покаяния, когда мне подсунули записку.

— Опять о том же?

— Ах, я думаю, что они просто используют Лу как предлог, чтобы делать мне гадости. — Ну, и что ты им сказал?

— То, что уже говорил. Мы поступили так, как сказано в Библии: сначала я разговаривал со Стэнли наедине, потом мы с Джоном вместе продолжили разговор с Лу, и только после этого я вынес этот крайне непристойный вопрос на обсуждение всей церкви. И только после этого мы его исключили.

— Да, это было общее решение.

Почему же тогда правление не согласно?

— Может быть, они разучились читать? Разве в десяти заповедях не говорится о нарушении супружеской верности?

— Конечно, говорится.

Ханк отложил ложку, чтобы удобнее было жестикулировать:

— Но они так на меня разозлились вчера вечером! Я наслушался фраз типа «Не суди, да не судим будешь…».

— Кто это сказал?

— Все та же компания: Альф Бруммель, Сэм Тэрнер, Гордон Мэйер… Ты знаешь, старая гвардия.

— Ни в коем случае не позволяй им собою командовать!

— Я не отступлю. Но не думаю, что это улучшит мое положение.

Теперь возмутилась Мэри:

— И что это Бруммель себе позволяет? Он, что, не согласен с Библией или истиной, в чем дело, в конце концов? Если бы не этот случай, он придрался бы к чему-нибудь другому!

— Иисус любит его, Мэри, — остановил ее Ханк. — Похоже, что он испытывает угрызения совести. Он виноват, он грешит, и он это знает. И такие, как мы, всегда раздражают таких, как он. Прежний пастор искренне проповедовал Слово, и Альфу это не нравилось. Теперь я проповедую, и это ему тоже не нравится. Он тянет на себе большой груз в общине и поэтому считает, что имеет право диктовать, что проповедовать с кафедры.

— Ну, уж нет! Ничего у них не выйдет!

— По крайней мере, при мне.

— Почему же он тогда не уходит?

— А вот это, дорогая жена, интересный вопрос! — Ханк патетически поднял указательный палец. — Похоже, это его хобби, призвание, так сказать, — доводить пасторов.

— Они упрямо пытаются навязать другим свое мнение. Ты вовсе не такой, как они тебя расписывают!

— Хм… Расписывают? Ну, ладно, ты готова?

— К чему готова?

Ханк набрал полную грудь воздуха, с шумом выпустил его, посмотрел на жену и медленно произнес:

— У нас были ночные гости. Они… написали пакость на стене.

— Что? На нашем доме?!

— Ну, скажем, на доме, в котором мы живем. Мэри вскочила. «Где?» Она выбежала за дверь, и ее мягкие туфли зашлепали по бетонным плитам.

— О, Боже!

Ханк вышел следом за ней, и они оба молча рассматривали надпись. Она по-прежнему красовалась на стене.

— Ну, теперь и меня довели! — произнесла Мэри и заплакала. — Что мы им такого сделали?

— Я думаю, это как раз то, о чем мы сейчас говорили, — заметил Ханк.

Мэри не обратила внимания на его слова, она объяснила это по-другому:

— Это все фестиваль. Такие мероприятия всегда пробуждают в людях низменные инстинкты.

У Ханка было свое мнение, но он промолчал. «Должно быть кто-то из нашей церкви», — решил он про себя. За короткое время ему пришлось выслушать массу «лестных» эпитетов в свой адрес: ханжа, фанатик, любитель ставить подножки, мямля. Его обвиняли даже в гомосексуализме и избиении жены. Это ругательство мог написать один из разъяренных членов церкви, один из друзей Лу Стэнли, может быть, и сам Лу. Этого он, наверное, никогда не узнает, но это неважно — Бог знает.

Глава 3

По скоростному шоссе 27 мчался огромный черный лимузин. На плюшевых подушках заднего сиденья развалился разжиревший мужчина средних лет. Он обсуждал дела с си девшей ^рядом с ним секретаршей, длинноногой изящной женщиной с длинными угольно-черными волосами и бледным, голубоватым лицом. Толстяк говорил внятно и отрывисто, диктуя ей план какой-то крупной сделки. Вдруг он замолк, что-то вспомнив.

— Между прочим, — произнес он, и секретарша оторвала взгляд от своего блокнота. — Профессор утверждает, что не так давно послала мне пакет. Но я что-то не помню, чтобы его получал.

— Что за пакет?

— Небольшая книжка, лично для меня. Возьми на заметку и поищи, когда приедем на ранчо.

Секретарша достала из портфеля блокнот и, похоже было, сделала пометку. На самом деле страница блокнота осталась чистой.

За сегодняшний день это было второе посещение Маршаллом здания суда. Первый раз он приезжал вызволять Бернис из камеры. Теперь же он должен был встретиться именно с тем человеком, которого Бернис хотела прижать к стене: с шефом полиции Альфом Бруммелем. Отправив номер в печать, Маршалл собирался позвонить ему, но Сара, секретарша Бруммеля, опередила его, сообщив, что встреча назначена на 14.00. «Прекрасно, — подумал Хоган, — Бруммель просит перемирия, не дожидаясь, пока войска пойдут в атаку».

Он поставил «бьюик» на стоянку, зарезервированную для него перед новым комплексом городского суда, и некоторое время оставался в машине, разглядывая улицу и ужасаясь последствиям праздничного смерча, пронесшегося по городу накануне. Майн-стрит пыталась выглядеть все той же прежней спокойной, респектабельной улицей, но наметанный глаз журналиста сразу же подметил усталость и апатию направляющихся по своим обычным делам горожан. Они то и дело останавливались, озирались вокруг, укоризненно качали головами. В течение многих поколений Аштон гордился уютом и добропорядочностью и старался быть хорошим местом для подрастающего поколения. Но сейчас ощущался внутренний переворот: беспокойство и страх, как раковая опухоль, втихомолку разъедали здоровую атмосферу города. Разбитые витрины были наспех заклеены прозрачным пластиком, многие счетчики-автоматы на автостоянках сломаны, повсюду валялись мусор и осколки разбитого стекла. И несмотря на то, что хозяева магазинов и владельцы контор постарались замести следы бесчинств, вид разрушений наводил на мысль о том, что город в беде. Хулиганства и бесчинства становились обычным делом, особенно среди молодежи. Соседи перестали доверять друг другу. Никогда еще Аштон не был так наполнен скандальными слухами и злыми сплетнями. Из-за страха и подозрительности жизнь в городе утратила спокойствие и простоту, и никто не мог сказать, почему и каким образом это произошло.

Маршалл направился к административному комплексу. Он состоял из двух невысоких зданий, между которыми находилась автостоянка, красиво обрамленная ивами и кустарниками. В первом краснокирпичном корпусе располагался суд, приютивший сбоку городскую полицию, где в подвале находились камеры предварительного заключения. Одна из трех полицейских машин стояла у входа. По другую сторону стоянки, в здании с застекленным фасадом помещался городской совет, кабинеты мэра и городского начальства. Маршалл направился к зданию суда.

Он прошел через простую безликую дверь с надписью «Полиция» и оказался в маленькой пустой приемной. Из-за дверей до него доносились приглушенные голоса, но Сары, секретарши Бруммеля, похоже, не было на месте.

Неожиданно за невысокой перегородкой приемной закачался огромных размеров канцелярский шкаф, и оттуда послышались пыхтенье и стоны. Маршалл перегнулся через перегородку, и перед ним предстала невероятная картина: Сара стояла на коленях и мужественно, не жалея чулок и одежды, сражалась с заклинившим ящиком. Результат неравной борьбы между тяжелым ящиком и тонкими ногами Сары был 3:0 в пользу ящика. Но Сара не умела проигрывать с достоинством, как, впрочем, и ее чулки. Она выругалась, прежде чем заметила присутствие Хогана, после чего было поздно принимать обычную официально-приветливую мину.

— О! Привет, Маршалл…

— В следующий раз воспользуйся солдатскими бутсами, ими легче пинать ящики.

По крайней мере, они были хорошо знакомы, и это успокаивало Сару. Маршалл появлялся в полиции довольно часто и был на короткой ноге с большей частью персонала.

— Вот, пожалуйста, — сказала она, подражая тону экскурсовода, — перед вами отвратительный шкаф из кабинета Альфа Бруммеля, шерифа. Сам он только что приобрел элегантный новый, так что этот урод по наследству достался мне! Почему он должен стоять именно здесь, ума не приложу. Но, согласно прямым указаниям шефа, мне придется с этим смириться.

— Он слишком безобразен для его кабинета.

— Да еще эта защитная краска, представляешь! Может быть, если его перекрасить, он будет выглядеть более сносно? Если уж ему суждено тут стоять, пусть, по крайней мере, станет более приветливым.

В эту минуту зазвонил внутренний телефон. Сара нажала кнопку и ответила:

— Да, сэр!

Голос Бруммеля звучал слегка осуждающе:

— Алло! В моем кабинете вовсю мигает сигнал тревоги.

— Прошу прощения, это моя вина. Я пыталась задвинуть на место один из ваших архивных ящиков.

— Ах вот как? Постарайся переставить шкаф.

— Маршалл Хоган ожидает встречи.

— Пригласи его сюда.

Сара покачала головой, посмотрела на журналиста, ища у него поддержки.

— Может, у тебя найдется место секретаря? — спросила она. Маршалл улыбнулся. Сара объяснила:

— Он поставил этот шкаф как раз рядом с потайной сигнальной кнопкой. Каждый раз, когда я открываю ящик, полиция оцепляет весь дом.

Махнув ей сочувственно рукой, Маршалл направился к ближайшей двери и вошел в кабинет Бруммеля. Шериф, поднявшись ему навстречу, протянул руку для приветствия, лицо его расплылось в широкой белозубой улыбке:

— Добро пожаловать!

— Привет, Альф.

Они пожали друг другу руки, и Бруммель, введя Маршала в кабинет, закрыл за ним дверь. Бруммель, холостяк неопределенного возраста — между тридцатью и сорока — прежде был скорым на расправу полицейским большого города, а сейчас, в Аштоне, вел шикарную жизнь, вряд ли соответствующую его зарплате. С самого начала их знакомства он старался выглядеть своим парнем, но Маршалл никогда полностью не доверял ему. А если точнее, так он его просто недолюбливал. Слишком уж скалит зубы без всякого повода.

— Садись, располагайся поудобней, — пригласил Бруммель, начав разговор, прежде чем они опустились в кресла. — Похоже, в этот уик-энд произошла забавная ошибка.

В памяти Маршалла возникла картина камеры, в которой его репортерша провела ночь с проститутками.

— Бернис было не до шуток, а я лишился двадцати пяти долларов.

— Так именно поэтому мы и встретились, чтобы все уладить, — примирительно произнес Бруммель, открывая верхний ящик стола, — Пожалуйста, — он выписал чек и протянул его Маршаллу. — Получи свои деньги, и я обещаю, что мы пошлем Бернис письмо с официальным извинением, подписанное лично мной от имени всей полиции. Но не можешь ли ты рассказать, что, собственно, произошло? Если бы я там был, то непременно бы вмешался.

— Бернис говорит, что ты там был.

— Я? Где? Мне пришлось бегать целый вечер в участок и обратно, но…

— Нет, она видела тебя в луна-парке. Бруммель осклабился еще больше:

— Не знаю, кого она там видела, но я вчера вечером на фестивале не был. У меня и здесь дел хватало.

Однако Маршалл уже набрал скорость и не собирался отступать:

— Она видела тебя именно в тот момент, когда ее арестовывали.

Бруммель притворился, что не слышит.

— Так расскажи-ка мне толком, что же произошло. Я хочу докопаться до истины.

Маршалл умерил напор, сам не зная почему. Может быть, из вежливости, а может, он чего-то испугался? Как бы там ни было, он начал свой рассказ, подбирая слова, излагая суть в четкой телеграфной форме, примерно так, как слышал от Бернис, но опуская некоторые детали, которыми она с ним поделилась. Рассказывая, он изучал лицо Бруммеля и внимательно разглядывал его кабинет, фиксируя каждую мелочь обстановки, в том числе и настольный календарь с записями на каждый день. Это происходило автоматически. За время работы в «Нью-Йорк Таймс» он выработал привычку наблюдать и схватывать информацию так, чтобы это было незаметно со стороны. Может быть, он присматривался, потому что не доверял этому человеку? Но если бы и доверял, он все равно всегда и во всем оставался репортером. По обстановке кабинета можно было заключить, что Бруммель — педант. Об этом говорило все, начиная от полированной поверхности стола и кончая стаканчиком с идеально отточенными карандашами.

У стены, там где раньше стоял безобразный массивный мастодонт, красовалась впечатляющая композиция из полок и шкафов мореного дуба с застекленными дверцами и литыми медными ручками.

— Вот как! Ты поднялся в цене, Альф! — иронически произнес Маршалл, кивая в сторону шкафа.

— Нравится?

— Очень. Для чего он тебе?

— Прекрасная замена старому. Я приобрел его, желая показать, что можно сделать, если экономить каждую копейку и не сорить деньгами. Старый меня раздражал. Я считаю, что кабинет должен быть представительным.

— Конечно, конечно. Ух ты, у тебя свой ксерокс…

— Да, и книжные полки с запасом на будущее.

— И запасной телефон?

— Телефон?

— Да, что это там за шнур выходит из стены?

— Это? Это для кофеварки. Ну, так о чем мы говорили?

— О том, что произошло с Бернис… — ответил Маршалл. Он прекрасно умел читать и вверх ногами, и задом наперед и, продолжая рассказ, не сводил глаз с календаря, лежащего на столе. Все места для записей на вторники были пусты, хотя это был рабочий день Бруммеля. Только в один из них была намечена встреча с пастором Янгом, в 14.00.

— Передай привет моему пастору, — спокойно произнес Маршалл, как бы невзначай. Судя по удивленному и в то же время раздраженному взгляду Бруммеля, он сразу понял, что перешел дозволенные границы.

С трудом заставив себя улыбнуться, Альф ответил:

— Ах да, ведь Оливер Янг твой пастор?

— Да, а ты с ним тоже хорошо знаком?

— Нет, не совсем. Мне приходилось с ним встречаться лишь по службе…

— Но ведь ты ходишь в другую церковь, в ту, маленькую?

— "Аштон Комьюнити". Впрочем, продолжай, расскажи до конца.

Маршал заметил, насколько легко можно привести его в замешательство, но ему не хотелось заходить слишком далеко в своих экспериментах. По крайней мере, не сейчас. Журналист подхватил нить рассказа и, вплетя в него мимоходом возмущение Бернис, виртуозно довел повествование до конца. Он обратил внимание на то, что Бруммель разыскал в столе несколько бумаг, которые ему вдруг понадобились, и прикрыл ими календарь.

— Кто был тот индюк, который не удосужился посмотреть удостоверение Бернис? — спросил Маршалл.

— Чужак, он не из нашего участка. Если Бернис назовет его имя или номер полицейской бляхи, я заставлю его ответить за свое поведение. Видишь ли, нам пришлось вызвать подкрепление из Виндзора на время фестиваля. Наши-то прекрасно знают, кто такая Бернис Крюгер, — с неприязнью добавил шериф.

— Но почему бы ей самой не выслушать от тебя все эти оправдания?

Бруммель подался вперед, и лицо его стало очень серьезным:

— Я считаю, что лучше поговорить с тобой, Маршал л, чем заставлять ее еще раз являться в полицию. Полагаю, что ты знаешь, какое горе она перенесла не так давно?

«Ладно, — решил про себя Маршалл, — не знаю, но спрошу тебя».

— Я в городе новый человек, Альф.

— Разве она тебе не рассказывала?

— Но уж ты-то с удовольствием расскажешь? — эти слова вырвались у Маршалла непроизвольно, но он попал в цель.

Бруммель откинулся в кресле, внимательно изучая лицо Маршалла. Хоган же подумал, что совсем не жалеет о сказанном.

«Я уже вне себя, если ты этого еще сам не заметил», — красноречиво говорил его взгляд. Бруммель продолжал:

— Маршалл, я хотел встретиться с тобой лично, потому что хотел… исправить положение.

«Так, послушаем, что ты расскажешь о Бернис. Теперь будь начеку и получше выбирай слова, Бруммель», — подумал Маршалл.

— Да, — Бруммель запнулся, — я думаю, что тебе лучше знать обо всем. Эта информация поможет тебе, когда ты будешь иметь с ней дело. Видишь ли, Бернис Крюгер приехала в Аштон за несколько месяцев до того, как ты купил газету. Она появилась здесь после того, как ее сестра покончила жизнь самоубийством. Сестра училась в университете. Бернис приехала в Аштон горя желанием отомстить, открыв тайну смерти сестры, но… это загадка, на которую, похоже, никогда не найти ответа.

Несколько минут прошло в молчании, потом Маршалл произнес:

— Я этого не знал.

Голос Бруммеля звучал тихо и печально:

— Она была уверена, что дело нечисто, и вела свое расследование весьма напористо.

— У нее репортерский нюх.

— Да, это так. Но, видишь ли, Маршалл… ее арест был унизительной ошибкой. Правду сказать, не думаю, что у нее есть желание снова оказаться в этом заведении. Теперь ты понял?

Маршалл был не совсем уверен, что до конца понял шерифа. Зато он был уверен, что Бруммель чего-то не договаривает. Внезапно журналист почувствовал слабость и был крайне удивлен, куда вдруг подевалась вся его злость. Ведь он знал, что нельзя доверять этой шельме Альфу… или можно? Бруммель лжет, отрицая, что был у палатки… или не лжет? Или я его просто не понял? Или… о чем это мы? Ты что, Хоган, не выспался сегодня?

— Маршалл?

Журналист смотрел в пристальные серые глаза Бруммеля и чувствовал странную отрешенность, какая бывает во сне.

— Маршалл, — произнес Бруммель, — надеюсь, ты понимаешь. Теперь ты все понял, да?

Маршалл сделал над собой усилие, чтобы снова начать думать, и заметил, что ему легче сосредоточиться, если не глядеть Бруммелю в глаза.

— Эээ… — это звучало глупо, но на большее он сейчас был не способен. — Да, конечно, Альф. Я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Ты правильно сделал.

— Но я хочу все исправить до конца, и прежде всего, отношения между нами.

— О, не беспокойся, это не так важно. — Сказав это, Маршалл спросил себя, так ли это на самом деле.

Бруммель осклабился, и его крупные зубы снова выдались вперед:

— Рад это слышать, Маршалл.

— Но ты мог бы ей позвонить, по крайней мере. Бернис нувствует себя глубоко оскорбленной.

— Я позвоню, Маршалл, — Бруммель подался вперед, вцепившись руками в крышку стола и странно улыбаясь. Серые глаза пристально смотрели на журналиста, завораживающе, будто обволакивая сознание. — Маршалл, давай в заключение поговорим о тебе и об этом городе. Мы все очень рады, что ты взял «Кларион» в свои руки. Мы предполагали, что свежая струя в журналистике положительно повлияет на общество. Я могу тебе честно сказать, что прежний главный редактор был… в общем, он портил настроение всему городу… особенно в конце.

Маршалл подумал, что целиком и полностью согласен с шерифом, но промолчал, чувствуя, что сейчас последует продолжение,

— Нам нужен такой человек, как ты, Маршалл, — снова заговорил Бруммель. — Пресса может воздействовать на общество, это всем известно. Поэтому нам необходимо иметь верного человека, который способен использовать эту власть должным образом, для всеобщего блага. Мы все, кто занят на общественной службе, должны служить интересам города и всего человечества. Ты именно такой человек. Ты необходим людям так же, как и мы. — Бруммель нервно провел рукой по волосам. — Понимать, о чем я говорю?

— Нет.

— Ну… — шеф полиции подыскивал слова, — ты правильно заметил, что ты в нашем городе человек новый. Могу я быть с тобой откровенным?

«Почему бы и нет?» — подумал Маршалл и пожал плечами, побуждая Бруммеля продолжать.

— Прежде всего, наш городок маленький, а значит, любые недоразумения, даже между несколькими людьми, выплывают наружу и беспокоят всех жителей. Тут трудно остаться в тени, не замеченным в нашем городе быть невозможно, да у нас и нет таких. Прежний главный редактор не хотел этого понять и стал причиной событий, взбудораживших все общество. Он обладал патологической склонностью брюзжать и на все жаловаться. Он подорвал доверие людей к членам городского правления, всех горожан друг к другу и, в конце концов, к себе самому. Это очень печально. Он нанес нам глубокую рану, и понадобилось немало времени, чтобы ее залечить. К твоему сведению, ему пришлось с позором покинуть город: он изнасиловал двенадцатилетнюю девочку. Я старался вести расследование как можно тише, но в маленьком городке ничего не скроешь. Мной руководило желание никому не причинять боли и уберечь девочку, ее семью и весь город от скандала. Я не завел официального дела, потребовав, чтобы он немедленно покинул город и никогда здесь не появлялся. Он согласился. Но я никогда не забуду, каким ударом это было для города, и сомневаюсь, что и другие это забудут. Теперь ты понимаешь, насколько все мы связаны. Я сожалею о неразберихе с Бернис, искренне желаю сохранить добрые отношения между полицейской властью и «Кларион», а также и лично между нами. Я бы хотел избежать любого повода их испортить. Нам необходимо единство, товарищеские отношения, здоровый дух в обществе… — он сделал выразительную паузу. — Маршалл, мы хотим знать, собираешься ли ты сотрудничать с нами в достижении этой цели.

Затем последовало долгое молчание, сопровождаемое столь же долгим пристальным взглядом. Маршалл явно должен был что-то ответить. Он поерзал в кресле, собираясь с мыслями, прислушиваясь к своим чувствам и стараясь избегать пронзительного взгляда серых глаз. Может, этому парню и стоило верить, а может, его пространная речь была всего лишь хитрым дипломатическим трюком, направленным на то, чтобы сбить его со следа, на который напала Бернис.

Однако Маршалл не мог не только ясно думать, но и как следует разобраться в своих чувствах. Его репортера по ошибке арестовали, бросили на целую ночь в грязную камеру, а он из-за этого как будто больше и не волнуется. Широкая улыбка шефа полиции превратила Бернис в обманщицу, и Маршалл позволил убедить себя в этом. «Эы, Хоган! Ты что, забыл, зачем ты здесь?»

Он страшно устал и теперь старался вспомнить, а для чего он, собственно, перебрался в Аштон? Он рассчитывал, что это поможет ему изменить семейную жизнь. Пришла пора распрощаться с ежедневной газетной борьбой и пустыми газетными статьями о хитросплетенных интригах большого города и заняться более простым и понятным: писать о конкурсах школьных газет и застрявших на деревьях кошках. Может быть, сказывалась власть привычки, оставшейся после долгих лет работы в «Таймс», заставляющая его набрасываться на Бруммеля, подобно инквизитору. Ради чего? Чтобы нажить новые неприятности и ввязаться в очередное сражение? Не пора ли для разнообразия пожить тихо и спокойно?

Внезапно и вопреки развитой интуиции он заключил, что для беспокойства вовсе нет причин. Бернис проявит фотопленку, и тогда выяснится, что Бруммель говорит правду, а Бернис ошибается. И Маршаллу действительно в эту минуту хотелось, чтобы дело закончилось именно так, как он только что подумал.

Однако Бруммель по-прежлему ждал ответа, не спуская с него гипнотического, пронзительного взгляда.

— Я… — начал Маршалл, и теперь он чувствовал себя униженным и глупым, — я действительно устал бороться, Альф. Может быть, меня так воспитали и поэтому ценили в «Таймс», но я решил перебраться сюда, а это что-нибудь да значит. Я устал, Альф, и не становлюсь моложе. Мне необходимо подлечиться. Хочу научиться быть обыкновенным человеком и просто жить.

— Да — подхватил Бруммель, — именно это тебе и нужно.

— Так что… не волнуйся. Я хочу жить тихо и спокойно, как все люди. Я не собираюсь больше сражаться и не хочу неприятностей. С моей стороны тебе нечего опасаться.

Бруммель был восхищен и протянул ему руку. Пожимая ее, Маршалл чувствовал себя так скверно, как будто продал душу. Да неужели Маршалл Хоган говорил все это? «Я, должно быть, и вправду устал», — подумал он.

Не успев опомниться, он очутился за дверью. Аудиенция была окончена!

Когда Хоган вышел и дверь за ним была тщательно закрыта, Альф Бруммель со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла и сидел некоторое время, глядя в пространство, собираясь с силами для выполнения следующего, не менее трудного дела. Разговор с Маршаллом был, по его мнению, только репетицией, а теперь его ожидало настоящее испытание. Он потянулся к телефону, придвинул его поближе к себе, с минуту смотрел на него, не двигаясь, и затем набрал номер.

Ханк как раз заканчивал красить фасад дома, когда зазвонил телефон и раздался голос Мэри:

— Ханк! Это Альф Бруммель!

«Ох-ох-ох! — подумал Ханк. — У меня все руки в краске. Ему бы здесь сейчас поработать».

Идя к телефону, он признался Господу, что согрешил.

— Здравствуй, — произнес он в трубку.

В своем кабинете Бруммель повернулся спиной к двери, как бы отгораживаясь от невидимых зрителей, хотя кроме него в помещении никого не было, и заговорил приглушенным голосом.

— Здравствуй, Ханк. Это Альф. Я решил позвонить, чтобы узнать, как ты там, после… вчерашнего вечера.

— А! — только и смог произнести Ханк, чувствуя себя, как мышь в зубах у кошки. — Все в порядке, сейчас намного лучше.

— Ты все обдумал?

— Да, конечно. Я долго размышлял, молился и проверил по Слову целый ряд вопросов…

— Хм. Похоже, ты остался при своем.

— Да, это так. Вот если Слово изменит себе, тогда и я изменюсь, но, насколько я понимаю, Бог не думает отступать от того, что Он сказал. Так что у меня, видишь ли, нет никакого выбора.

— Ханк, ты знаешь, что в пятницу будет собрание общины?

— Знаю.

— Я действительно хочу тебе помочь, Ханк. Я не могу спокойно смотреть, как ты сам себе вредишь. Тебя хорошо приняли в церкви, но… как бы это сказать? Расхождения во взглядах, препирательства, склоки… это может разрушить общину.

— Кто же препирается?

— Ну вот, ты опять…

— И, в конце концов, кто созвал это собрание? Сэм, Гордон и ты. Не сомневаюсь, что Лу по-прежнему действует с вами заодно, так же, как и те, кто размалевал мой дом.

— Мы просто обеспокоены. Ты все противишься тому, что было бы лучше для всей общины.

— Это смешно. А я — то думал, что сражаюсь против тебя. Но ты слышал, что я сказал? Кто-то расписал фасад моего дома.

— Что? Что там было написано? Ханк медленно произнес всю фразу. Бруммель застонал:

— Но Ханк, это безумие!

— Мэри тоже так считает. Представь себя на нашем месте.

— Если бы я был на твоем месте, я бы призадумался. Ты понимаешь, что происходит? Поговаривают, что ты восстановил против себя весь город. Это значит, что скоро все отвернутся от нашей церкви, а нам тут жить. Ханк! Мы должны помогать людям, проявлять к ним милосердие, а не вбивать клин между нами и обществом.

— Я проповедую Евангелие Иисуса Христа, и многим это нравится. И о каком это клине ты говоришь? Бруммель начал терять терпение.

— Ханк, поучись на примере прежнего пастора. Он совершил ту же ошибку. Посмотри, что с ним произошло.

— Я это учел. Я понял: единственное, что мне нужно сделать, — это отступить, сидеть тихо и похоронить истину поглубже, чтобы никому не причинять боли. Тогда все идет хорошо. Все будут мной довольны, и мы снова станем дружной, счастливой семьей. Вот уж правда, Иисус поступал опрометчиво. Он сохранил бы многих друзей, если бы отступил, сдался и начал играть в политику.

— Хочешь стать мучеником?

— Я хочу спасать души, обращать грешников, я хочу помогать рожденным свыше верующим возрастать в истине. Если бы я этого не делал, то у меня нашлось бы кого бояться куда больше, чем тебя и остальных членов правления.

— Это не назовешь любовью, Ханк.

— А я люблю вас всех, Альф. Поэтому мой долг — дать вам лекарство, и особенно в нем нуждается Лу. Бруммель пустил в ход свое главное оружие:

— Ханк, думал ли ты, что он может подать на тебя в суд?

На другом конце провода было тихо.

— Нет, — ответил наконец Ханк.

— Он может привлечь тебя к ответственности за клевету, нанесение морального ущерба и не знаю за что еще.

Ханк глубоко вздохнул, моля Господа о терпении и мудрости.

— Видишь ли, в чем дело, — ответил он, — многие люди не знают или не хотят больше знать, что такое истина. Мы не можем постоять за нее и во всем отступаем. Поэтому такие люди, как Лу, блуждают в тумане, разрушают свои собственные семьи, распускают сплетни, пачкают свое имя, делают себя несчастными, совершая грех… и потом ищут кого-нибудь, на кого можно переложить всю ответственность! Кто же кому вредит в таком случае?

Бруммель начал терять терпение.

— Мы поговорим об этом в пятницу. Ты, конечно, придешь?

— Да, я приду. Сначала я только встречусь с одним человеком, он хочет посоветоваться о своей жизни, и после этого я приду на собрание. Ты когда-нибудь давал подобные советы?

— Нет.

— От человека требуется уважение к истине, когда он старается помочь другим изменить жизнь, построенную на лжи. Подумай об этом.

— Ханк, я думаю о благе других людей. Бруммель с треском бросил трубку и оттер пот с ладоней.

Глава 4

Если бы кто-нибудь смог его увидеть, то скорее всего пришел бы в ужас не от вида шершавого бородавчатого тела этой отвратительной рептилии, а от того, как она полностью, без остатка, будто черная дыра, поглощает свет. Жуткое создание скорее напоминало тень, причудливо перемещающуюся в пространстве. Но все дело в том, что этого маленького беса невозможно было увидеть человеческим глазом: невидимый и нематериальный, кружил он над городом, кувыркаясь то в одну, то в другую сторону, влекомый вперед не ветром, а усилием воли. Крылья этого чудовища, которые казались от быстрого движения плотной серой массой, трепеща и шурша, несли его, как пропеллер.

Существо походило на страшную маленькую химеру, как и подобает демону. Кожа его была слизистой, непроницаемо черной, тело тощим, паукообразным, получеловеческим, полуживотным. Два огромных выпученных желтых кошачьих глаза выступали вперед. Они щурились и вращались, постоянно что-то высматривая. Дышал демон прерывисто, выпуская при этом вонючие, светящиеся серные клубы пара.

Демон неотступно следовал за своим подопечным: водителем коричневого «бьюика», пробирающегося по улицам Аштона в дальний конец города.

Маршалл покинул «Кларион» немного раньше обычного. После утреннего переполоха было даже странно, что номер все же был сдан в печать, и теперь персонал был занят подготовкой следующего. Газета маленького городка выйдет вовремя… и сегодня, может быть, ему представится возможность хоть немного познакомиться со своей дочерью.

Санди, рыжеволосая красавица, была единственным ребенком в семье. У нее были хорошие задатки, но, увы, львиную часть детства ей пришлось провести с вечно занятой матерью и отцом, которого в нужную минуту никогда не было дома. Когда они жили в Нью-Йорке, удача сопутствовала Маршаллу почти во всем; единственное, что ему не удавалось, — быть для Санди настоящим отцом, в котором она так нуждалась. Она всегда напоминала ему об этом, но, как правильно заметила Кэт, они были слишком похожи друг на друга. Дочь постоянно требовала любви и внимания, и Маршалл действительно уделял ей внимание, но такое, какое уделяет собака кошке.

«Никаких стычек, — уговаривал себя Маршалл. — Ничего, что могло бы уколоть или ранить ее. Пусть говорит, нужно дать девочке выговориться, высказать свои чувства, и не быть к ней строгим. Любить ее такой, какая она есть, дать ей возможность быть самой собою, не отталкивать ее».

Уму непостижимо, но его любовь к ней всегда выражалась в раздражении, гневе и колких словах. Единственным желанием отца было достичь контакта с дочерью, завоевать ее расположение, но до сих пор это ему не удавалось сделать.

Ну, Хоган, попытайся, попытайся еще и уж постарайся хоть на сей раз ничего не испортить.

Свернув налево, он увидел прямо перед собой университет. Вайтмор-колледж выглядел, как большинство американских университетских городков, — красивый, с солидными зданиями, которые с первого взгляда убеждали вас в учености тех, кто их населял. Широкие аккуратно подстриженные газоны пересекались мощеными камнем дорожками. Громадные валуны, кусты и статуи украшали зелень газонов. Все было так, как и подобает хорошему колледжу, включая автостоянку. Маршалл поставил машину и отправился искать Стьюарт Холл, в котором размещался психологический факультет. Там сегодня проходила последняя лекция Санди.

Вайтмор был частным колледжем, основанным в начале двадцатых годов каким-то богачом, пожелавшим оставить о себе память. Судя по старым фотографиям, некоторые из краснокирпичных зданий с белыми колоннами фасадов стояли здесь с самого основания университета. Они были памятником прошлому, стоящему на страже будущего.

Летом здесь было относительно тихо и спокойно. Какой-то студент младших курсов, кидавший «летающую тарелку», указал Маршаллу дорогу, и он свернул налево. В дальнем конце тополевой аллеи он нашел Стьюарт Холл, внушительное здание, по архитектуре напоминающее европейские соборы: с башенками и аркадами. Пройдя через большую двойную деревянную дверь, Маршалл оказался в просторном вестибюле. Звук захлопнувшейся за ним двери, отразившись от сводчатого потолка и гладких стен, отозвался громовым гулким эхом, и Маршалл подумал, что наверняка его услышали во всех аудиториях.

Он стоял в раздумье. В трехэтажном здании было более тридцати лекционных залов, и Маршалл не представлял, где ему искать Санди. Он двинулся по длинному коридору, стараясь не стучать каблуками. Похоже, тут нельзя было даже икнуть.

Санди училась на первом курсе. Они переехали в Аштон, опоздав к началу учебного года, и теперь девушка занималась дополнительно, наверстывая упущенное. Но главное, это был подходящий момент для того, чтобы войти в новую жизнь. Она еще не определила для себя основной предмет: присматривалась, проходя подготовительный курс. Какое место во всем этом занимала психология самопознания, Маршалл понятия не имел, но они с Кэт решили не давить на Санди.

Откуда-то извне в гротоподобный коридор доносились отзвуки лекции, громкие, но неразличимые слова, произносимые женским голосом. Маршалл решил идти на этот голос. Миновав несколько дверей с черными номерными табличками, фонтанчик для питья и тяжелую каменную лестницу с чугунными перилами, ведущую наверх, он остановился у двери с номером 101. Теперь слова доносились до него более отчетливо.

«… Итак, если вы принимаете простую онтологическую формулу: я думаю, значит я существую, это будет ответом на наш вопрос. Но быть — не предполагает иметь слысл…»

«Ах, вот что! Да тут больше пахнет заумью, которая Доставляет удовольствие слушателю и с помощью которой можно блеснуть академическими познаниями, но больше этот вздор ни на что не годится, — язвил про себя Маршалл. — Психология. Если бы все эти „промыватели мозгов“ могли для разнообразия до чего-нибудь договориться, от этого была бы польза. Прежде Санди оправдывала свою сопливую позицию ужасом, пережитым во время рождения. Ну, а что было потом? Плохо ее учили сидеть на горшке? Ее новое занятие — самопознание, вернее, самопоклонение, ее собственная персона. Она и так всегда была слишком занята собой, теперь ее учат этому в университете».

Он заглянул в чуть приоткрытую дверь и увидел просторный амфитеатр — ряды скамеек круто поднимались вверх — и на небольшой кафедре, на фоне черной доски — женщину, профессора, читающую лекцию.

"…смысл вовсе не обязательно берет начало в мышлении, как некоторые утверждают. "Я" вовсе не то же самое, что разум. И разум, фактически, подавляет существование "я", тормозит самопознание…"

Вот это да! Почему-то Маршалл ожидал увидеть пожилую тощую даму с пучком на затылке, в роговых очках и с блестящей цепочкой вокруг шеи. Но к его глубокому удивлению, профессор скорее подходила для рекламы губной помады или журнала мод: светлые длинные волосы, стройная фигура, выразительные темные глаза. Она слегка щурилась, но явно не нуждалась в очках ни в роговой, ни в какой другой оправе.

Затем Маршалл заметил в передних рядах сияние копны темнорыжих волос. Он узнал Санди, внимательно слушающую и что-то тщательно записывающую. Удача! Найти ее оказалось нетрудно. Он решил проскользнуть в зал и дослушать лекцию до конца. Это поможет ему понять, что изучает Санди, и найти тему для разговора с дочерью. Стараясь не шуметь, Маршалл примостился на свободное место в последних рядах.

Вот тут все и началось. Словно некий радар в голове профессора неожиданно уловил его присутствие. Она повернулась в сторону Маршалла и окинула его внимательным взглядом. Он вовсе не собирался привлекать к себе внимание, но теперь вся аудитория разом повернулась к нему. Маршалл оцепенел. Женщина пристально смотрела на него, казалось, она изучала его лицо, как будто оно ей было знакомо, словно она пыталась вспомнить кого-то. Выражение, появившееся на ее лице, заставило Маршалла вздрогнуть. Ее взгляд пронзил его, как удар ножа. Выражение глаз профессора было, как у разъяренной тигрицы. От непонятного, неясного страха у него перехватило дыхание.

— Что вам угодно? — спросила лектор, и единственное, что видел Маршалл перед собой в эту минуту, были ее пронзительные, полные злобы глаза.

— Я жду свою дочь, — ответил он вежливо.

— Не могли, бы вы подождать за дверью? — произнесла она тоном, не допускающим возражений.

Маршалл снова очутился в коридоре. Он прислонился к стене и стоял, уставившись в пол. Мысли путались в голове, сердце бешено колотилось. Он был сбит с толку и никак не мог понять, каким образом оказался в коридоре. Однако он стоял тут. Как же это произошло? Ну-ка, Хоган, перестань трястись и начни думать.

Маршалл попытался прокрутить внутри себя все с начала, но ему это удавалось с трудом, требовалась большая сила воли, как будто он вспоминал тяжелый сон. Глаза этой женщины! По тому, как она на него смотрела, было понятно, что она знает, кто он такой, хотя они никогда не встречались. И никогда раньше, ни в чьем взгляде он не видел и не чувствовал такой ненависти. К тому же взор этой женщины внушал страх, который все возрастал и доводил до полного изнеможения, до сердцебиения. Это был сковывающий страх, не имеющий никаких объяснимых причин. Маршалл был напуган до полусмерти… абсолютно ничем! Это было глупо. Он был не из трусливых, ни перед чем не отступал всю свою жизнь. Но сейчас впервые он испытал…

Впервые? Лицо Альфа Бруммеля со сверлящими серыми глазами вспыхнуло в памяти, и Маршаллом снова овладела слабость. Он стряхнул неприятное воспоминание и сделал глубокий вдох. Куда подавалась былая хогановская сила воли? Она, что, осталась в кабинете Бруммеля?

Маршалл не смог найти ни ответа, ни толком объяснить происходящее, в нем только росло чувство презрения к себе. «Опять я поддался, как гнилое дерево», — думал он и, как гнилое дерево, прислонился к стене и стоял так, чего-то выжидая.

Через несколько минут двери зала распахнулись, и студенты стали вылетать в коридор, как пчелы из улья.

Они не замечали Маршалла, как будто он был невидимкой, но ему было абсолютно все равно. Затем вышла Санди, Маршалл встрепенулся и двинулся к ней со словами приветствия, но она просто прошла мимо! Не повернув головы, не остановившись, не улыбнувшись, не ответив ему ничего! Проводив ее взглядом по коридору до выхода, Маршалл почувствовал всю глупость своего положения.

Он пошел вслед за дочерью. Хотя он шел ровным шагом, ему казалось, что он все время спотыкается. Он шагал нормально, отнюдь не волоча ноги, но у него было ощущение, что они налились свинцом. Он видел, как его дочь, так ни разу и не обернувшись, вышла из здания. Грохот захлопнувшейся за ней двери отозвался в бесконечно длинном коридоре тяжелым осуждающим эхом, как бы навеки разъединяя его с той, кого он так любил. Маршалл остался один в широком коридоре, онемевший, беспомощный, и его крепкая внушительная фигура казалась совсем маленькой.

Струйки удушливого зловонного пара, которые Маршалл не мог видеть, тянулись по полу. Это напоминало тихое течение воды под аккомпанемент недоступного слуху царапанья и скрежета когтей по кафельному полу,

Маленький бес накрепко присосался к Маршаллу, как скользкая черная пиявка. Его когтистые пальцы обвивались вокруг ног Маршалла, словно щупальца спрута, удерживая его и отравляя его дух. Желтые выпученные глаза на шишковатой физиономии наблюдали за ним, буравя насквозь.

Маршалл чувствовал глубоко внутри все возрастающую боль, и маленький дух знал это. Но удержать этого человека становилось все труднее. Пока Маршалл стоял в пустом коридоре, в нем начало просыпаться чувство отчаяния, любви и горечи. Жалкие остатки раздражения и запала догорали. Он двинулся к двери.

Действуй, Хоган, действуй. Это же твоя дочь!

Маршалл решительно шагал вперед. Демон, изо всех сил вцепившись в его ногу, волочился по полу. Глаза духа горели яростью, и серное дыхание с шумом вырывалось из ноздрей. Он распустил крылья, ища опоры, чтобы удержать Маршалла, но так и не смог ни за что зацепиться.

«Санди, дай же отцу хоть один шанс!» — в отчаянии думал Маршалл.

В конце коридора он уже почти бежал, большие ладони толкнули дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену здания. Сбежав по ступеням, он остановился на дорожке, обсаженной тополями, посмотрел вперед на зеленую лужайку перед Стьюарт Холлом, оглянулся по сторонам, но дочери нигде не было.

Демон снова начал карабкаться вверх по его телу. Маршалл замер, одинокий и растерянный.

— Я здесь, папа.

Демон мгновенно скатился вниз и, не удержавшись, упал, злобно ворча от возмущения. Маршалл обернулся и увидел дочь, стоявшую почти возле той самой двери, с которой он только что сражался. Она явно пыталась укрыться от своих сотоварищей за кустами камелий и, похоже, собиралась хорошенько проучить отца. «Все равно это лучше, чем потерять ее», — подумал Маршалл.

— Прости, пожалуйста, — поспешно проговорил он, — но мне показалось, что ты не захотела узнать меня там, в коридоре.

Санди выпрямилась, готовясь встретиться с отцом лицом к лицу и показать ему, насколько она оскорблена, хотя по-прежнему не решалась посмотреть ему прямо в глаза.

— Это… так неловко получилось.

— Что именно?

— Да знаешь, все, что там произошло.

— Конечно. Но, видишь ли, я люблю мутить воду, некоторым будет что вспомнить…

— Папа!

— И кто же тогда снял табличку «Родителям вход запрещен»? Откуда мне было знать, что мое присутствие твоему лектору неугодно?! Что же это, позвольте спросить, такое сомнительно важное и тайное она хотела скрыть от посторонних?

Теперь, наконец, Санди почувствовала себя достаточно уязвленной, чтобы посмотреть отцу прямо в глаза:

— Ничего, абсолютно ничего. Обыкновенная лекция.

— А в чем же тогда дело?

Санди подыскивала подходящее объяснение.

— Не знаю. Я думаю, она тебя узнала.

— Не может быть. Я с ней никогда не встречался. — И тут же Маршалл задал моментально возникший вопрос:

— Что ты имеешь в виду, говоря, что твой профессор знает, кто я такой?

Санди была в замешательстве:

— Я имею в виду… Не знаю… Может быть, она знает о твоей газете. Может, ей не нравится, когда вокруг шныряют репортеры.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я тут вовсе не «шнырял». Я только искал тебя.

Саиди решила закончить этот разговор:

— Ладно, папа, хорошо. Она просто что-то не правильно поняла. Я не знаю, что ей не понравилось, но думаю, что лектор имеет право выбирать своих слушателей.

— А я, значит, не имею права знать, чему учат мою дочь?

Санди не стала отвечать и произнесла только:

— Ты все-таки подслушивал?

В эту же секунду Маршалл понял, что все потекло по старому руслу: началась та же обычная игра в «кошку с собакой», привычный для них «петушиный бой». Это было невыносимо. Маршалл не хотел этого, но он уже потерял над собой власть и не мог остановиться.

Что касается демона, тот ползал поблизости, щурясь на Маршалла, как будто тот был раскаленной лампочкой, и спокойно наблюдал за происходящим, ожидая развязки.

— Какой болван мог подумать, что я подслушиваю! — прорычал Маршалл. — Я тут оказался потому, что я твой отец, я люблю тебя и хотел подвезти тебя домой после занятий. Я знал всего лишь, что ты в Стъюарт Холле. Я просто пытался разыскать тебя, и вот…

Маршалл вздохнул и прикрыл глаза рукой, пытаясь остановиться.

— ..решил подсмотреть, чем я занимаюсь? — процедила Санди.

— А это запрещено?

— Ладно, я попытаюсь тебе объяснить. Я человек, папа, у каждого человека — неважно, кто он такой — есть свое место во вселенной, и поэтому он не может подчиняться воле других. Что касается профессора Лангстрат, то она вправе решать, пускать тебя на свою лекцию или выгнать!

— А кто же, собственно говоря, ей платит? Санди пропустила вопрос мимо ушей.

— Что касается меня: чему я учусь и кем буду, куда я иду и чего я хочу, то ты не имеешь права вмешиваться в мой мир, пока я тебе сама не разрешу этого!

Маршалл зажмурил глаза и представил маленькую Санди, лежащую у него на коленях. Его злости необходимо было вылиться на кого-нибудь, но сейчас он всеми силами старался удержать себя от нападок на дочь. Он махнул рукой в сторону Стьюарт Холла и спросил:

— Так это — это она тебя научила?

— Это тебя не касается!

— Нет, я имею право знать!

— Ты потерял это право, папа, много лет назад.

Удар пришелся прямо под дых. Не успел он оправиться, как она уже уходила по аллее, прочь от него, прочь от их злобной и никчемной ссоры. Маршалл прокричал ей вслед что-то совсем идиотское, вроде: «А как ты собираешься добраться до дома?» Но Санди даже не замедлила шага.

Демон тут же воспользовался возникшей ситуацией, и в это же мгновение Маршалл почувствовал, что гнев и уверенность в своей правоте сменились глубоким сомнением. Он снова все испортил. Он сделал то, чего совсем не собирался и не хотел делать. И как он сорвался? Почему он никак не может сблизиться с дочерью, выразить свою любовь, завоевать ее расположение? Она должна была вот-вот исчезнуть из поля его зрения. Фигурка ее становилась все меньше и незаметнее на фоне университетского пейзажа. Казалось, она ушла так недосягаемо далеко, что уже нельзя было дотянуться до нее любящей рукой. Маршалл всегда старался устоять в жизненных бурях, но сейчас ему было так плохо, что он ничего не мог поделать. Жизненные силы постепенно покидали его, и он стоял, глядя, как Санди, так и не обернувшись, исчезла за углом здания факультета психологии. Что-то сокрушилось в нем, душа его таяла, и не было в этот момент человека на свете, которого он ненавидел бы больше, чем самого себя.

Колени Маршалла ослабли под тяжестью печали, и он опустился на ступени перед старым зданием.

Демон запустил когти в его сердце, и несчастный отец невнятно: «Зачем все это?»

Ииа-а-а-а-а-а!

— раздался оглушительный рев из растущих невдалеке кустов, и оттуда сверкнул голубоватый луч. Демон вобрал когти и, отцепившись от Маршалла, испуганно отлетел, как муха. Он приземлился в отдалении, дрожа и подобравшись для защиты. Огромные желтые глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит, трясущаяся рука сжимала черную как сажа кривую саблю. Потом за кустами началась непонятная возня, какое-то суматошное движение, и источник света исчез за углом Стьюарт Холла.

Бес оцепенел, внимательно вслушиваясь и всматриваясь. Но кроме шелеста листьев, колеблемых легким ветерком, не доносилось ни звука. Он осторожно вернулся к месту, где по-прежнему сидел Хоган, и, миновав его, заглянул вначале за кусты, а потом за угол здания.

Ничего.

Длинные тягучие струи желтого пара струились из ноздрей, как будто он сдерживал дыхание. Несомненно, не могло быть ошибки в том, что именно он заметил. Но почему же они исчезли?

Глава 5

Невдалеке от происходящего, никем не замеченные, светящимися бледно-голубыми кометами на землю стремительно спускались два исполина. Они быстро скользили в воздухе на раскинутых балдахином крыльях, трепещущих за спиной и горящих, подобно вспышкам молний. Один из спускавшихся, громадный чернобородый атлет, могучий как лев, был чрезвычайно расстроен и полон гнева. Он что-то воинственно выкрикивал, грозно размахивая длинным блестящим мечом. Второй гигант, немного меньше чернобородого, внимательно осматривался по сторонам, опасаясь, как бы их не заметили, и успокаивал своего разбушевавшегося спутника.

Сделав плавный вираж, они опустились на землю позади студенческого общежития. Как только ноги гигантов коснулись земли, свет, исходящий от них, начал угасать, а блестящие крылья сложились за спиной. Они быстро укрылись за одной из небольших колонн, украшенной резьбой. В эти минуты исполины стали походить на обыкновенных людей: один был изящный и светловолосый, а другой крепко скроенный, тяжелый, как танк. Одежда их напоминала коричневую груботканную робу. Золотые пояса превратились в простые из темной кожи, ножны мечей тускло засветились медью, а блестящие плетеные сандалии стали совсем обычными. Чернобородый силач был настроен воинственно и явно готовился начать спор.

— Трискал! — прогремел он, но вняв предостерегающей жестикуляции друга, произнес уже гораздо спокойнее:

— Что ты тут делаешь?

Трискал остановил его жестом руки.

— Ш-ш-ш… Гило! Дух послал меня сюда, впрочем, как и тебя. Я прибыл вчера.

— Знаешь, кто это был? Разувер, демон самодовольства и отчаяния, это я могу точно сказать! Если бы твоя рука не удержала меня, я бы расправился с ним одним ударом!

— Несомненно, Гило, одним ударом. Какая удача, что я вовремя тебя остановил! Ты только что прибыл и еще не понимаешь…

— Чего я не понимаю?

Трискал старался подобрать веские слова:

— Нам… нельзя сражаться, Гило, сейчас еще не время для активных действий.

Гило был уверен, что его друг ошибается. Он крепко держал его за плечо, вопросительно глядя прямо в глаза:

— Меня вызвали сюда. И я здесь для сражения.

— Да-да, — ответил Трискал, согласно кивая головой, — но придется подождать.

— Значит, у тебя есть приказ. Ты получил приказ? Трискал выдержал эффектную паузу, а затем ответил:

— Приказ Тола.

Раздражение Гило немедленно сменилось недоумением. Он был ошеломлен.

Над Аштоном опускался вечер, заходящее солнце омыло теплыми неяркими лучами маленькую церковь на Морган-Хилл. В ее дворе молодой пастор подстригал газон, торопясь закончить работу до ужина. В соседних дворах лаяли собаки, люди возвращались с работы, матери звал Детей к столу.

Не видимые этим «смертным», Гило и Трискал быстрыми шагами поднимались к вершине холма. Они двигались тихо, не излучая света, как бы влекомые ветром. В ту минуту, когда они приблизились к церкви, Ханк Буш вышел из-за угла вслед за трещавшей косилкой. Гило приостановился, чтобы разглядеть его получше.

— Это он? — спросил он Трискала. — С него все началось?

— Да, — ответил Трискал, — несколько месяцев назад. Он и сейчас молится. Часто он ходит по улицам Аштона, прося и умоляя за город.

— Но это ведь такой… неприметный городишко! Для чего меня вызвали? Да что там меня, сам Тол здесь! Трискал вместо ответа потянул его за руку:

— Давай-ка лучше поспешим.

Они, не теряя времени, прямо сквозь стены проскользнули в невзрачный зал церкви. Здесь уже собралось немало воинов. Некоторые примостились на скамьях, другие стояли вокруг помоста, а кто-то дежурил у окон и дверей, осторожно наблюдая за улицей сквозь цветные витражи. Все собравшиеся были одеты, как Гило и Трискал, в бурые куртки и просторные брюки. Однако Гило сразу отметил, что выглядели они очень внушительно. Сюда пришли славные, сильные воины, и он еще никогда не видел, чтобы их собралось так много вместе.

Общая атмосфера происходящего передалась и ему. Это собрание могло показаться веселой, радостной встречей старых добрых друзей, но лица воинов были по-особенному серьезны. Оглядевшись, Гило заметил несколько знакомых, тех, с кем он рука об руку сражался вместе в былые времена. Натан, рослый араб, неразговорчивый, но неудержимый в битве. Обычно он хватал демонов за пятки и использовал их, как клюшки, поражая ими их же собратьев. Армут, огромный африканец, одного только воинственного клича и угрожающего вида которого часто бывало достаточно, чтобы обратить врагов в бегство еще до того, как он на них нападал. Однажды Гило и Армут вступили в бой с духовными князьями над каким-то бразильским поселком, охраняя семью миссионеров во время ее многочисленных и долгих путешествий по джунглям.

Шимон, сдержанный золотоволосый европеец с рубцом от раны на плече: демон успел нанести удар прежде, чем Шимон навеки отправил своего врага в преисподнюю. Гило прежде не встречал этого отважного воина, но был наслышан о его подвигах и способности, подобно щиту, принимая на себя удары, отражая атаки, направленные на их, а после этого, собравшись с силами, в одиночку побеждать несметные полчища бесов.

В этот миг до Гило донеслось приветствие одного из самых славных и уважаемых им друзей:

— Добро пожаловать Гило, Сила Многих.

О да это сам Тол, Капитан Небесного воинства! Странно было видеть этого знаменитого могучего воина в таком тесном и невзрачном зале. Гило встречал Капитана вблизи престола, там, на небесах, на совете у самого Михаила. И здесь, в этой скромной церкви, он все такой же прекрасный, золотоволосый, с чуть розоватой кожей, с огненным, искрящимся взглядом, излучающим железную волю.

Гило подошел к Толу, и они пожали друг другу руки.

— Ну вот, мы и опять вместе, — сказал Гило, и тысячи воспоминаний пронеслись в его голове. Он не помнил воинов, которые сражались бы так, как Тол. Ни один демон не был способен превзойти его в ловкости и стремительности атак. Ни один меч не способен был отразить удар его меча. Плечом к плечу Гило и Капитан отражали атаки взбунтовавшихся падших ангелов. Они были соратниками еще до того, как произошло первое столкновение.

— Приветствую тебя, мой славный Капитан!

— Мы с вами собрались для выполнения очень ответственного поручения, — начал Тол.

Гило внимательно разглядывал Капитана: несомненно, Тол уверен в себе, на его лице не заметно ни тени робости, ни смущения, выражение глаз очень серьезно, а складки у рта говорят о собранности и твердой воле. Гило еще раз обвел взглядом скромный зал. Сейчас он явно ощутил особое напряженное состояние, то, которое возникает, когда ждут серьезных испытаний или плохих вестей. Собравшиеся здесь воины, по-видимому, знали нечто, что ему еще было неизвестно, и теперь они с нетерпением ожидали, когда кто-нибудь более сведущий, скорее всего Тол, заговорит об этом.

Однако Гило не был способен долго и терпеливо ждать, он не выносил подобного напряжения. Двадцать три, — насчитал он, — лучших, храбрейших, непобедимых бойцов… собрались здесь, как в осажденной крепости перед нападением страшного врага. Осознав всю драматичность момента, он выхватил из ножен свой огромный меч и согнул его в дугу.

— Капитан Тол, кто наш противник? Тол ответил медленно и внятно:

— Ваал-Рафар, князь Вавилона.

Все взоры обратились к Гило, он выслушал это ужасное известие со страхом и недоверием, так же, как и все собравшиеся здесь воины. Наступило долгое тягостное молчание, каждый надеялся, что кто-нибудь рассмеется, обратив все в шутку. Но этого не произошло — Тол сказал правду. Воины взирали на Гило с той же решительностью, с какой смотрят в минуту смертельной опасности. Они начали понимать всю серьезность своего положения.

Гило взглянул на свой меч: неужели он дрожал в его руке? Он попытался сдержать себя, но это ему удалось не сразу. Еще некоторое время он продолжал рассматривать клинок, потемневший и покрытый зазубринами. Эти боевые отметины появились на мече много веков назад, когда Гило и Тол схватились не на жизнь, а на смерть с князем Ваалом. Двадцать три дня сражались они, прежде чем победили, и Вавилон пал. Гило по-прежнему ясно помнил тьму и крики ужаса, беспощадную страшную битву и нестерпимую боль во всем теле. Злоба этого «божества», казалось, окружила тогда его плотной непроницаемой завесой, и им пришлось рубиться и разить врага вслепую. И никто из них не знал, сражается ли еще его товарищ.

Никто не определит, кто нанес в той битве последний удар, пославший Рафара прямо в преисподнюю. В ушах до сих пор стоит душераздирающий крик, с которым он провалился сквозь рваный разрыв в пространстве. И только после этого отважные воины смогли различить друг друга в медленно, как туман, рассеивавшейся тьме.

— Я знаю, что ты говоришь правду, — произнес наконец Гило, — но неужели Рафар пожалует в такой малоприметный городок? Он князь народов, а не деревушек, какой интерес может представлять для него Аштон?

Тол покачал головой.

— Мы не знаем. Но это сам Рафар, вне всяких сомнений, и передвижения в стане врагов говорят о том, что он что-то замышляет. Дух послал нас сюда, и мы должны действовать, чего бы это ни стоило.

— Но нам запрещено действовать? Нельзя оказывать "противления врагу? Интересно, каким будет твое следущее распоряжение, Тол. Нельзя сражаться?!

— Пока нет. Нас слишком мало. И молитвенная защита лишком слаба. Нам запрещены всякие открытые столкновения, всякое сопротивление. Ни малейшего проявления активности. До тех пор пока мы не встали у них поперек дороги, держимся на расстоянии и ничем не угрожаем, наше присутствие будет восприниматься как обычная охрана нескольких святых.

И в заключение Капитан Небесного воинства прибавил твердо:

— Лучше всего, если враг не будет даже подозревать, что я здесь.

Гило понял, что сейчас его обнаженный меч выглядит неуместно и, с сожалением во взгляде, послал его обратно в ножны.

— Но у тебя, наверняка, есть какой-нибудь план, — не отступал он. — Ведь нас позвали не для того, чтобы спокойно наблюдать, как город переходит к ним в руки?

Под окном раздался стрекот косилки, и Тол, обернувшись, кивнул в ту сторону.

— Задачей Шимона было привести Ханка Буша сюда, — объяснил Капитан. — Отвести глаза его врагам и поставить пастором этой церкви прежде, чем они успеют опомниться. Шимон справился с задачей: Ханка утвердили к удивлению многих. С того дня, как он прибыл в Аштон, он молится с утра до ночи. Нас собрали здесь ради него, ради святых Божьих и Агнца.

— За святых Божьих и Агнца, — эхом отозвались собравшиеся.

Тол посмотрел на высокого темноволосого воина, того самого, с которым он пробирался по городу в ночь фестиваля, и улыбнулся:

— Неужели тебе удалось привести Ханка к победе с перевесом всего в один голос? Тот только пожал плечами:

— Господь хотел видеть его здесь. Шимон и я сделали все возможное, чтобы выиграл он, а не другой претендент, в котором не было страха Божьего.

Тол представил воина своему другу:

— Гило, это Криони, ангел-хранитель нашего мужа молитвы и всего Аштона. Нам поручено начать с Ханка, но появлением здесь его самого мы обязаны именно Криони.

Гило и Криони молча, кивком головы, приветствовали друг друга. За окном Ханк заканчивал стричь газон. Он беспрестанно громко молился.

— Так что сами видите, — продолжал Тол, — в то время как враги пастора в церкви перестраиваются и придумывают, как бы поскорее убрать его с дороги, он не перестает молиться за Аштон. Он один из Уцелевших.

— Если не единственный, — вздохнул Криони.

— Нет, — возразил Тол, — он не одинок, есть и другие. Всегда есть Уцелевшие.

— Всегда есть живые, — эхом отозвались воины.

— Все начнется здесь, на этом самом месте. Здесь и будет располагаться наш штаб, под защитой этих стен. И отсюда мы будем действовать. Сигна, — обратился он к высокому воину-азиату, — возьми на себя защиту этого здания и выбери двух помощников. Это наше убежище, охраняй его внимательно, чтобы ни один демон не посмел и близко сюда подойти.

Сигна, не медля ни минуты, выбрал двух воинов, и они ушли занимать посты.

— Трискал, теперь я хочу узнать последние новости о Маршалле Хогане.

— Я следовал за ним по пятам, пока не столкнулся с Гило. Хотя Криони доложил о весьма решительном поведении Маршалла вплоть до фестиваля, я нашел, что его все равно преследует Разувер, демон самодовольства и отчаяния.

Тол выслушал это сообщение с большим интересом.

— Да, это может означать, что Маршалла удалось расшевелить. Они охраняют его и пытаются взять под контроль.

— Я никогда не думал, что так случится. Господь хотел видеть его шефом «Кларион», так что мы об этом позаботились. Хотя, честно говоря, я еще не видел более измотанного и уставшего человека.

— Да, он измотан, однако это поможет сделать его грозным орудием в руках Господа. Я заметил, что он начал по-настоящему пробуждаться, как и предвидел Господь.

— Но ведь ему предстоит пробудиться только для того, чтобы потерпеть поражение? — заметил Трискал.

— Они ним охотятся. Они понимают, какое влияние он может оказать на город, и боятся этого.

— Да, верно, — согласился Тол, — и все-таки мы должны следить за тем, чтобы, дразня нашего медведя, они его разбудили, но не более того. А это будет весьма рискованно.

Теперь Тол был готов приступить к делу. Он обратился

Ко всем:

— Я рассчитываю, что Рафар возьмет власть в свои руки не сегодня-завтра. Мы сразу почувствуем это. Будьте уверены, он немедленно начнет искать, с какой стороны ему угрожает опасность, чтобы постараться предотвратить ее.

— Бедняга Ханк Буш, — вставил Гило.

— Можно смело предположить, что Рафар пошлет демонов испытать стойкость духа пастора. Криони, Трискал, выбирайте четырех воинов и охраняйте Ханка.

Тол тронул Криони за плечо:

— До сих пор ты прекрасно справлялся с тем, чтобы Буш не подвергался прямым атакам.

— Спасибо, Капитан.

— Теперь тебе предстоит трудная задача. Сегодня ночью ты должен быть начеку! Не позволяй никому лишить Ханка жизни, но не препятствуй тому, что будет происходить. Ему необходимо пережить это страшное испытание.

На мгновение среди воинов возникло замешательство, но лишь на мгновение: все были уверены, что Тол не поступит неразумно.

— Что же касается Маршалла Хогана, — продолжал

Тол, — он, пожалуй, единственный, в ком я до конца не уверен. Рафар даст своим лакеям свободу действий, так что Маршалл или будет полностью сломлен и отступит, или, на что мы все надеемся, выдержит и нанесет ответный удар.

Он представляет для Рафара чрезвычайный интерес, и для меня тоже. Особенно сегодня ночью. Посмотрим, как он себя поведет. Гило, выбери себе и мне по два помощника, мы будем охранять его сами. Остальные отправятся на поиски Уцелевших.

— Рафар, — негромко проговорил Тол в задумчивости, — вот мы и встретились.

Тол вытащил меч из ножен и высоко поднял его. Остальные сделали то же. Целый лес блестящих клинков взвился в сильных руках.

Капитан обратился к своему войску:

— За святых Божьих и Агнца!

— За святых Божьих и Агнца, — эхом повторили они за ним.

Сложив крылья, Разувер, дух самодовольства и отчаяния влетел в Стьюарт Холл и начал опускаться сквозь этажи в подвал, где расположилась администрация и канцелярия факультета психологии. В этом мрачном и тесном подземном мире, под низким давящим потолком тянулись километры переплетений водопроводных и отопительных труб, похожих на змей, готовых ужалить в любую минуту. Потолки, стены, трубы, стеллажи — все было выкрашено в одинаковый грязно-бежевый цвет. Тусклое освещение как нельзя лучше подходило Разуверу и его компании: они предпочитали темноту. Дух самодовольства заметил, что демонов собралось намного больше обычного. Должно быть, к ним присоединились вновь прибывшие.

Скользнув в узкую щель, Разувер направился по коридору в дальний конец, к двери с надписью «Конференц-зал» и, войдя в нее, оказался среди кишащего зла. В комнате было темно. И тьма эта была не физической, это была духовная сила, атмосфера, которая колыхалась, скреблась и ползала. В этой тьме светилось множество грязно-желтых кошачьих глаз, принадлежавших сонму ужасающих своей гротескностью тварей. Неясный красный свет, льющийся неизвестно откуда, вырисовывал уродливые контуры дружков Разувера. Желтый дым слоями стоял в подвале, наполняя его удушливой вонью. Похожие на привидения фигуры продолжали лениво переговариваться в темноте глухими гортанными голосами.

Разувер чувствовал их презрение и отвечал им тем же. Они были воинственны, непримиримы и самовлюбленны, были готовы растоптать любого, перешагнуть через кого угодно, чтобы возвысить самих себя. Разувер принадлежал к демонам низшего разряда, а потому его было легче всего унизить и обидеть.

Он подошел к двум неуклюжим существам, которые что-то обсуждали между собой. По сильным, покрытым колючками и зазубринами лапам, по полным яда словам, которыми они нехотя перебрасывались, он понял, что специальность этих демонов — сеять и выращивать семена раздора, возбуждать в людях ненависть и распространять ее повсюду. Ядом своих колючек и ругательств они способны были отравить любые добрые чувства между людьми, уничтожить всякую любовь.

— Где князь Люциус? — спросил Разувер.

— Ищи его сам, ничтожество, — огрызнулся один из них.

Похабник, демон вожделения, извивающееся существо с похотливым выражением беспокойных прищуренных глаз и гладкой кожей, услышав их разговор, немедленно подскочил и схватил слабосильного духа, вцепившись в его тело длинными острыми когтями.

— И где же ты сегодня спал? — спросил он издевательски ухмыльнувшись.

— Я вообще не сплю, — резко ответил дух самодовольства и отчаяния. — Мое дело — усыплять людей.

— А, ерунда! Возбуждать страсти и лишать невинности гораздо приятнее.

— Но ведь кто-нибудь должен отводить им глаза.

Похабник, немного подумав, игриво усмехнулся, соглашаясь. Он выпустил маленького демона, бесцеремонно оттолкнув его под всеобщий хохот.

Разувер прошел мимо Лжеца, решив даже не удостаивать его вопросом. Лжец — самый дерзкий и коварный из всех демонов: надменный и заносчивый, он превосходит всех в хитром искусстве управлять сознанием людей. Его внешность не столь отталкивающе, как у его собратьев, он почти похож на человека. Его оружие, как он хвастает, заключается в том, чтобы заставить свою жертву принять его доводы, неотразимые и убедительные, тонко переплетенные с отменной ложью.

Здесь собрались и другие демоны. Убийца, чьи когти не просыхают от крови; Преступник, с отполированными и заточенными, как острые гвозди, пальцами и толстой кожей: Завистник — вечно подозрительный, с которым никто не может договориться.

В конце концов Разувер обнаружил Люциуса, князя Аштона, — демона, который занимал среди собравшихся самое высокое положение. Люциус был занят переговорами с несколькими своими советниками, обсуждая, каким образом полностью подчинить себе город. Его главенство не подлежало сомнению. И без того здоровенный, выше всех остальных, Люциус держался так, что казался еще более могучим. Крылья, свободно охватывающие фигуру, расширяли его контуры. Руки напряжены, сжатые кулаки готовы ударить в любой момент. Многие претендовали на его место, и он это знал. Люциус уже поразил и обратил в бегство нескольких соперников и не собирался уступать остальным. Он никому не верил и всех подозревал. По выражению его черного шершавого лица и колючих ястребиных глаз было ясно, что даже своих компаньонов, он считает злейшими врагами.

Разувер был доведен до отчаяния и слишком нервничал, чтобы соблюдать субординацию, и потому решился нарушить требования закона, касающиеся славы Люциуса. Протиснувшись сквозь группу, окружавшую князя, он оказался лицом к лицу с Люциусом, удивленным его бесцеремонным поведением.

— Достославный Люциус, — воззвал ничтожный дух умоляющим тоном, — я должен поговорить с тобой.

Глаза Люциуса сузились. Что это за жалкое пресмыкающееся позволяет себе прерывать важное совещание и нарушать его повеления в присутствии подчиненных?

— Почему ты оставил Хогана? — прорычал он.

— Я должен сообщить тебе нечто важное.

— Как ты смеешь обращаться ко мне, прежде чем я позвал тебя?

— Но это чрезвычайно важно. Ты сделал… Ты допустил ошибку. Мы взялись за дочь Маршалла, а это…

Люциус мгновенно превратился в бушующий вулкан и злобно извергнул:

— Как ты смеешь обвинять своего князя в ошибке? Как ты смеешь обсуждать его действия?!

Разувер сжался в комок, в любой момент ожидая жестокого удара, но тем не менее не сдавался:

— Хоган не причинит нам никакого вреда, если мы оставим его в покое. Ты зажег в нем такой огонь, что он сбросил меня!

Звук от удара, нанесенного ребром ладони, прозвучал, как выстрел, и маленький упрямец, кувыркаясь, стремительно полетел в противоположный конец подвала, соображая по дороге, не сказать ли ему еще что-нибудь. Остановившись, наконец, и придя в себя, он увидел, что все глаза устремлены на него. Он читал в них язвительное презрение.

Медленно приблизившись, Люциус навис над ним, как гигантская скала.

— Хоган тебя сбросил? А не ты ли его отпустил?

— Не бей меня! Выслушай сначала!

Громадные руки сгребли Разувера в охапку, так что у него кости затрещали, и он оказался в воздухе на уровне глаз Люциуса.

— Маршалл может встать у нас на дороге, а я этого не допущу — Ты знаешь свои обязанности, ну так и исполняй!

— Я исполняю, исполняю! — завопил испуганный до смерти маленький дух. — Но пока газетчику нечего было бояться, это был слизняк, кусок глины. Я мог бы держать его целую вечность.

— Ну так и держи!

Люциус разжал кулаки, отчего Разувер шлепнулся на пол, распластавшись бесформенной массой. Потом князь повернулся к собравшимся:

— Мы, что, наслали на Хогана врагов? Все знали, что нужно ответить:

— Абсолютно никаких!

— Лжец, — позвал Люциус, и тот, выступив вперед, учтиво поклонился. — Ничтожный Разувер обвиняет своего князя в том, что мы доставляем неприятности дочери Хогана. Что ты об этом знаешь?

— Ты приказал не нападать на Санди Хоган, князь Люциус, — ответил Лжец.

Разувер, ткнув в него крючковатым пальцем, запальчиво закричал:

— Ты преследуешь ее, ты и твои лакеи! Ты вкладываешь в нее свои мысли и сбиваешь с толку!

Лжец с притворным удивлением повел бровью и спокойно ответил:

— По ее собственному желанию. Мы сказали ей только ТО, что ей хотелось знать. Это никак не назовешь атакой. Люциусу не понравился высокомерный тон Лжеца:

— Санди Хоган — это одно дело, а ее отец — другое. Она не представляет для нас опасности, а он представляет. Не послать ли нам еще кого-нибудь, чтобы держать его под контролем?

Разувер не знал, что ответить, и перевел разговор на другую тему, которая его явно беспокоила:

— Я… я видел сегодня посланников Живого Бога! Его слова вызвали всеобщий хохот.

— Никак ты оробел, слабосильное ничтожество? Мы видим их каждый день, — с издевкой в голосе сказал Люциус.

— Но они были совсем близко и собирались напасть на меня. Наверняка они знают, что я делал.

— Это точно! Если бы я был одним из них, то обязательно выбрал бы тебя своей мишенью! Публика загоготала еще громче.

— Дряхлый, беспомощный бес, на тебе любой жалкий ангел может испробовать свою силу!

Разувер сжался от унижения. Люциус прогуливался по подвалу, надменно оглядывая присутствующих.

— Кто тут боится Небесного воинства?

— Раз ты не боишься, то и мы не боимся! — ответили ему хорошо натренированные голоса.

Демоны, собравшиеся в подвале под прикрытием его толстых стен, толкали в спину и пинали Разувера, перебрасывая из угла в угол, как мяч. Они не заметили приближения мрачного, дьявольски холодного потока воздуха. Он медленно надвигался на город, неся с собой резкий ветер и ледяной дождь. Несмотря на то, что еще час назад вечер обещал быть ясным и тихим, в эту минуту заметно стемнело, и над городом нависли давящие грозовые и духовные тучи.

На крыше маленькой белой церкви Сигна и два его товарища стояли на страже в темноте, сгущавшейся над Аштоном. С каждым мгновением тьма становилась все плотнее, и заметно похолодало. Во дворах завывали собаки, то тут, то там слышна была брань ссорящихся людей.

— Он уже здесь, — произнес Сигна.

В то время как Люциус упивался собственной славой, у него естественно, не было времени заметить, с каким особым вниманием следили теперь за ним его солдаты. Все находящиеся в подвале демоны, большие и маленькие, были охвачены все возрастающим возбуждением и страхом. Они чувствовали приближение чего-то неотвратимо ужасного, беспокойно ерзали, оглядываясь по сторонам, лица их были искажены страхом. Люциус, проходя мимо Разувера, еще раз пнул его в бок и бросил с издевкой:

— Ты, ничтожество, можешь быть спокоен, у нас все под контролем, все до мелочей. У нас нет нужды бояться. Мы чувствуем себя уверенно в этом городе, и никто не в силах помешать нам, потому что город наш, и мы добьемся полной победы. Ты, жалкий, слабовольный ублюдок! Бояться — значит потерпеть поражение!

Потом что-то произошло — так внезапно, что все пронзительно завопили от ужаса. Не успел Люциус произнести слово «поражение», как страшное кипящее облако с гулким грохотом ворвалось в подвал, будто внезапно обрушилась сокрушительная лавина. Демонов разметало по углам, они валялись, словно обломки разбитого корабля, выкинутого на берег. Бесы с криком вертелись волчком на месте, пытаясь крыльями прикрыть себя от ударов, — все, кроме Люциуса.

Едва справившись с ужасом, они поднялись и увидели тело Люциуса, болтающееся, как сломанная игрушка, в огромной черной клешне. Он боролся с удушьем, хрипел, умоляя о пощаде, но рука, словно выраставшая из тьмы, как циклоп из грозового облака, только сильнее сжимала его горло, причиняя сильнейшую боль. Затем показалась и вся фигура демона-великана. Он тряс Люциуса, как тряпичную куклу. Чудовище превосходило размерами всех, кого они встречали раньше, — перед ними стоял великан с львиной мордой, горящими глазами, невероятно развитой мускулатурой и перепончатыми крыльями, заполнившими собою все помещение.

Голос, булькая, вырывался из глубины груди великана, из пасти поднимались клубы горячего красного пара.

— Ты, который никого не боишься, — теперь тебе страшно?

Дух со злобой швырнул Люциуса, и тот кувырком полетел через весь подвал прямо в толпу демонов. Потом великан встал посреди зала, огромный, как гора, размахивая страшным кривым мечом, размером с дверь. Оскаленные клыки ужасного исполина сверкали так же, как и драгоценные камни на цепи, обвивавшей его шею и грудь. Несомненно, этот князь князей получил ее в награду за прошлые победы. Угольно-черная грива свисала до плеч, на обеих руках блестели золотые браслеты с драгоценными камнями, пальцы были унизаны перстнями, а торс опоясывал рубиново-красный пояс с ножнами. Черные широкие крылья красовались за спиной, как королевская мантия.

Зловещий гигант стоял, казалось, целую вечность, изучая собравшихся грозным тяжелым взглядом, огонь которого постепенно угасал. Все, на что были способны демоны в эту минуту, — это забиться по углам, сжаться и замереть от ужаса. Зрелище напоминало жуткую картину, изображавшую насмерть перепуганных карликов.

Отражаясь эхом от стен, прогремел его голос:

— Люциус, я вижу, тут меня не ожидали. Представь меня! А ну, вставай!

Меч, протянувшись через всю комнату, острием зацепил Люциуса за шиворот и поставил его на ноги.

Люциус, небывало униженный в глазах подчиненных, изо всех сил старался сдержать возрастающую злобу. В конце концов панический страх одержал верх над всеми другими чувствами.

— Собратья! — прохрипел он срывающимся от напряжения и ужаса голосом. — Это Ваал-Рафар, князь Вавилона!

При этих словах все непроизвольно вскочили на ноги, и не только из чувства подобострастия и страха: напуганные демоны старались уберечься от меча, которым Рафар по-прежнему грозно размахивал, готовый подцепить первого зазевавшегося неудачника.

Князь Вавилона окинул присутствующих быстрым взглядом и удостоил Люциуса еще одним, персональным ударом.

— Люциус! Ступай к ним. Я пришел, а городу нужен только один князь.

Коса нашла на камень, и все это почувствовали. Люцине двинулся с места, его тело застыло, кулаки сжались еще сильнее, и, хотя его заметно била дрожь, он не мигая выдержал полный ненависти взгляд Рафара. Люциус не желал сдаваться.

— Ты… не просил меня уступить тебе место! — произнес вызывающе мятежный демон.

Ни у кого не было сомнений в том, что произойдет. Демоны попятились, помня, что меч Рафара может описать широкую дугу.

Меч настиг Люциуса так быстро, что они поняли это только по воплю, который испустил мятежник, свернувшись на полу в уродливый клубок. Его меч вместе с ножнами валялись рядом, ловко срубленные одним ударом. Рафар снова взмахнул своим страшным оружием, на сей раз прибив волосы Люциуса к доскам пола.

Князь Вавилона стоял, наклонившись над противником. Кроваво-красные клубы дыма вырывались из его пасти и ноздрей.

— Кажется, ты претендуешь на мое положение? Люциус молчал.

— ОТВЕЧАЙ!

— Нет!

— завопил Люциус.

— Я сдаюсь!

— Поднимайся!

Люциус заставил себя встать, и сильная рука Рафара бросила его к остальным демонам. В эту минуту вид Люциуса был жалок. Он был совершенно раздавлен. Рафар подцепил меч Люциуса крючковатым острием и, описав им в воздухе дугу, вложил его в протянутую руку бывшего князя.

— Слушайте внимательно все, — прогремел Рафар. — Люциус, не боящийся Небесного воинства, струсил. Он лжец и безмозглый слизняк. Нечего его слушать. Я говорю вам: бойтесь Небесного воинства! Ангелы — наши враги, и их задача — победить вас. Если вы забудете это, если дадите им возможность беспрепятственно действовать, они вас одолеют.

Рафар тяжело, неуклюже шагал вдоль шеренги демонов, пристально вглядываясь в каждого. Заметив жалкого Разувера, он приблизился к нему и качнулся вперед, отчего тот опрокинулся навзничь. Рафар зацепил его одним пальцем за загривок и поставил на ноги.

— Скажи-ка мне, каракатица, что ты сегодня видел? Дух самодовольства и отчаяния от напряжения вдруг потерял память.

— Посланников Живого Бога, так ты сказал? — напомнил ему князь.

Разувер утвердительно закивал головой.

— Где?

— Здесь, прямо перед этим зданием.

— Что они делали?

— Я…я…

— Напали они на тебя?

— Нет.

— Ты видел сияние?

Эти слова заставили ничтожного духа очнуться. Он опять закивал.

— Когда Посланник Бога нападает, всегда виден свет, — Рафар со злобой повернулся к остальным. — И вы упустили такую важную примету! Вы смеялись! Вы издевались! Враг собирался атаковать, а вы не придали этому значения!

Теперь Рафар снова двинулся к Люциусу, чтобы продолжить пытку.

— Скажи-ка мне, князь в отставке, что происходит в Аштоне? Все ли готово?

— Да, Ваал-Рафар, — быстро ответил Люциус.

— Ах, вот как! Значит, ты уже покончил с молящимся Бушем и этим сонным смутьяном Хоганом? Люциус замялся.

— Значит, ты этого не сделал? Сначала ты позволил им явиться в город, который мы выбрали как чрезвычайно важное место для нашего дела…

— Это была ошибка, Ваал-Рафар! — выпалил Люциус. — Прежнего шефа «Кларион» удалось убрать по твоему приказу, но… никто не знает, откуда взялся Хоган. Он купил газету прежде, чем мы успели что-нибудь предпринять.

— Ну, а Буш? Я думал, что вы помогли ему исчезнуть.

— Это… это был другой служитель. Его мы убрали.

— Ну, и…?

— Вместо него появился этот молокосос. Неизвестно откуда.

Длинная зловонная струя вырвалась между клыками Рафара.

— Небесное воинство, — грозно произнес он. — Вы его прозевали. И теперь они действуют через избранников Божьих прямо у вас под носом! Ни для кого не секрет, что Ханк Буш постоянно молится. Тебя что, это не пугает?

Люциус кивнул:

— Да, конечно, это самое ужасное. Но мы на него все время нападаем, стараемся выжить из города,

— Ну, и как он реагирует?

— Он… он…

— Говори!

— Он молится.

Рафар покачал головой.

— Да, именно так, ведь он Божий служитель. Ну а, Хоган? Что вы предприняли против него?

— Мы… мы воздействовали на его дочь. Услышав это, Разувер не смог сдержаться:

— Я же сказал им, что это не поможет! Мы только раздразним Хогана и поможем ему выйти из летаргического сна.

Люциус изо всех сил старался привлечь внимание Ра-фара:

— Если мой господин позволит мне объяснить…

— Позволяю, — снисходительно бросил князь, не сводя глаз с Разувера.

Люциус лихорадочно выкладывал свои соображения:

— Иногда бывает неумно атаковать напрямую, так что мы нашли его слабое место — дочь, и решили, что нужно начать наступление с нее, нанести удар по дому, может быть, разбить его семью. Нам удалось разрушить жизнь предыдущему редактору. По крайней мере, это первое, что нужно попробовать.

— У вас ничего не выйдет, — опять затявкал Разувер. — Маршалл был безопасен для нас, пока вы не нарушили его благополучия. А теперь… теперь я боюсь, что мне не удастся заполучить его обратно, он…

Нетерпеливый угрожающий жест Рафара оборвал излияния духа самодовольства и отчаяния:

— Я не желаю, чтобы Хоган стал таким, каким был прежде, я хочу, чтобы он был уничтожен. Да, забирайте его дочь. Отберите у него все, что только возможно. Нам ни в коем случае нельзя рисковать.

— Но…

— пискнул Разувер.

Рафар снова схватил его и процедил, обжигая ядовитым дыханием его лицо:

— Забери у него мужество! Это-то ты наверняка сможешь сделать.

— Да-а-а-а…

Но Рафар не собирался ждать ответа. Сильным взмахом руки он вышвырнул Разу вера из подвала.

— Мы его уничтожим, окружим со всех сторон, мы выбьем почву у него из-под ног. Что же касается нового служителя, который затесался здесь не к месту, мы ему подстроим какую-нибудь ловушку. Но наши противники, насколько они сильны?

— У них нет никакой силы, — ответил Люциус, пытаясь поправить свое шаткое положение.

— Они достаточно умны, чтобы заставить вас поверить в свою слабость. Роковая ошибка, Люциус, — князь Вавилона обернулся к остальным. — Не смейте больше избегать ангелов. Надо охотиться за ними, считать, сколько их. Узнайте, где они, их планы, их имена. Не было еще ни одного задания, в которое бы не вмешалось Небесное воинство. А это дело особой важности. Меня прислал наш хозяин, и я должен исполнить его волю. У него большие виды на этот город. Одного моего появления достаточно, чтобы стянуть целую армию противника на наши головы. Будьте бдительны и не отступайте ни на шаг. Особенно это касается двух типов: пастора и журналиста, которые путаются у нас под ногами. Последние две занозы необходимо вытащить. Сегодня ночью испытаем, на что они способны.

Глава 6

Был темный дождливый вечер. Крупные капли стучали в старую оконную раму, не давая никому уснуть. В конце концов сон одолел Мэри, но Ханк, на душе у которого было и без того неспокойно, никак не мог расслабиться. Минувший день был тяжелым и неприятным во всех отношениях. Пришлось потратить немало сил, чтобы замазать надпись на фасаде дома, и все это время он неотступно

Размышлял, кто же был способен написать о нем такое. В ушах звучал последний телефонный разговор с Альфом Бруммелем. К тому же Ханку не давали покоя высказанные ему членами правления горькие и обидные слова. Он не ждал ничего хорошего от общего собрания, назначенного на пятницу, и сейчас, лежа в темноте, он в отчаянии шептал Господу свою молитву.

Удивительно, насколько каждый комок в матрасе кажется еще жестче, когда человек взволнован. Ханк уже начал беспокоиться, что ворочаясь, он разбудит Мэри. Он то ложился на спину, то поворачивался с боку на бок, засовывал руки под подушку, но тут же вытаскивал их оттуда. Наконец, совершенно измучившись, Ханк взял бумажную салфетку и высморкался. Часы показывали двадцать минут первого. Когда они ложились спать, было десять.

Ханк впал в полузабытье. Через некоторое время сон овладел им, и, как это обычно бывает, настолько незаметно, что утром и не вспомнить, как заснул.

Прошел час-другой, и его начали одолевать неприятные сновидения. Сначала это был давно знакомый сон: будто он едет на автомобиле прямо через гостиную, а потом машина превращается в самолет и взлетает. Затем сновидения начали сменяться с невероятной быстротой, становясь все более хаотичными и лихорадочными. Ханк из последних сил избегал невероятных опасностей, слышал крики, чувствовал, что на него нападают, видел кровь и ощущал ее вкус. Картины сменялись, переходя с цветных ярких на мрачные черно-белые. Он отчаянно боролся за свою жизнь: бесконечные преграды и враги подстерегали его, окружая со всех сторон. Происходящее было полной бессмыслицей, но одно ощущение не оставляло его ни на мгновение: леденящий душу ужас. Ему отчаянно хотелось закричать, но и лишней секунды у него не было. Он боролся с чудовищами и невидимой нечистой силой.

У него стучало в висках. Весь мир кружился, и ужасная вакханалия, проносившаяся в голове Ханка, стала доходить до его сознания, пробуждая ото сна. Он потянулся, перевернулся на спину, глубоко вдохнул, чтобы окончательно сбросить с себя кошмарные видения. Глаза его были полуоткрыты, но взгляд еще не мог ни на чем окончательно остановиться. Ханк испытывал неприятное чувство оцепенения, какое бывает, когда человек еще находится между сном и явью.

Но что это? Видит ли он это на самом деле? Похожее на привидение существо парило в воздухе под потолком, будто изображение, светящееся на черном бархате. Прямо над кроватью, настолько близко, что он ощущал серное удушливое дыхание, ужасная рожа гримасничала и изрыгала злобные слова, смысла которых он не понимал.

Усилием воли Ханк резко открыл глаза. Ему казалось, что он все еще видит перед собой эту маску, между тем изображение угасло, и в этот момент он почувствовал резкий сильный удар под ложечку. Сердце забилось и застучало с такой силой, будто хотело выскочить из груди. Пропитанные потом пижама и простыня прилипли к телу. Ханк лежал, тяжело дыша и выжидая, когда ужас оставит его. Все оставалось без изменений, и он чувствовал, что не в силах совладать с собою,

«Мне просто приснился кошмар, — уговаривал себя пастор, — может, я еще так и не проснулся». Он широко открывал глаза, озирался по сторонам, пытаясь узнать знакомые очертания домашней обстановки. Одновременно ему хотелось, как в детстве, спрятаться с головой под одеяло в надежде, что привидения, чудовища и ночные воры исчезнут сами собой.

Ханк не мог различить в темноте ничего, кроме обычных вещей. В углу притаилось вовсе не приведение — это белая рубашка висела на стуле. Мерцавший на стене странный кружок света был всего лишь отблеском от стекла его часов, отражающего свет уличных фонарей. Но что-то его напугало, и он по-прежнему испытывал безотчетный ужас. Ханка всего трясло, и он судорожно пытался понять, где галлюцинации, а где реальность. Он, затаив дыхание, прислушивался, но даже тишина, царившая вокруг, несла в себе угрозу. Она была обманчивой и не успокаивала. Ханку казалось, что в ней затаилось нечто злое, незваный гость или бес, выжидающий удобного случая для нападения. «Что это? Чьи-то шаги? Или кто-то скребется? Нет, это ветер стучит в окно», — уговаривал он себя. Дождь прекратился.

Еще какой-то звук, на этот раз шелест, донесся из истиной. Он никогда раньше не слышал ночью ничего подобного. «Я должен проснуться. Я должен проснуться. Сердце, перестань, успокойся, чтобы я мог слышать».

Ханк заставил себя сесть, хотя так он чувствовал себя еще более уязвимым. Несколько минут пастор сидел в постели не шелохнувшись, прижав руку к груди, пытаясь сдержать удары сердца. В конце концов оно забилось ровнее, однако пульс оставался слишком частым. Капли пота холодели на коже. Встать или попытаться снова заснуть? Но он знал, что уснуть ему не удастся. Пастор решил все же пройтись по дому. Неожиданно на кухне что-то грохнуло со страшным металлическим лязгом.

Только после этого Ханк начал молиться.

Похожие кошмары одолевали и Хогана, сердце его стучало от неотступного страха. Голоса. Действительно, где-то разговаривали. Санди? А может быть, радио?

«Но кто его знает, — решил он про себя, — должно быть, этот город окончательно сошел с ума, и теперь помешанные появились и в моем доме». Он встал с постели, надел тапочки и направился к гардеробу, чтобы взять там бейсбольную биту. «То же самое случалось и в городе, где мы жили раньше, — думал он. — А сейчас, наверное, придется кому-то раскроить череп».

Маршалл выглянул из спальни в коридор. Там было темно, ни единого лучика света, ничего. Однако ноги у него подкашивались от страха, он не мог найти этому никакого объяснения. Хоган щелкнул выключателем. Проклятие! Лампочка в коридоре перегорела. Когда это произошло, он не знал. Но сейчас, стоя в кромешной тьме, Маршалл чувствовал, что мужество окончательно покинуло его. Сжав биту, он осторожно двинулся по коридору, прижимаясь к стене, напряженно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Ему почудился легкий шорох, как будто кто-то тихо крался.

Маршаллу показалось, что он разглядел что-то под аркой дверного проема, ведущего в гостиную. Журналист вжался в стену, стараясь остаться незамеченным. Дверь на улицу была открыта. Сердце забилось еще сильнее, в висках стучало. Это был беспричинный, отвратительный страх, как детский страх темноты. А ведь сегодня он уже испытывал подобный ужас. Странно, но почему-то он почувствовал себя немного спокойнее, по крайней мере, распахнутая дверь указывала на реального врага.

Неожиданно в голове пронеслась дикая мысль: профессор должна быть где-то здесь, в доме.

Маршалл прошел.по коридору в комнату Санди, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Он хотел увидеть Кэт и Санди, ведь в доме явно что-то происходило.

Дверь в спальню дочери была открыта, это было необычно, и поэтому он насторожился еще больше. Держа биту наготове, Хоган медленно двинулся к открытой двери и заглянул в комнату.

С Санди явно что-то случилось. Кровать была пуста, а сама она исчезла. Маршалл повернул выключатель. Постель была разбросана: одеяло валялось на полу, как будто его поспешно отшвырнули прочь, в комнате царил совершенный беспорядок.

Маршалл вышел из комнаты дочери, и пока он на ощупь пробирался дальше по темному коридору, ему пришло в голову, что Санди могла просто выйти в ванную или на кухню выпить воды. Но эта простая мысль вовсе не объясняла того дикого ужаса, который охватил его. Он сделал несколько глубоких вдохов, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, но страх не проходил. Это был предательский, неестественный страх, как будто Маршалл был всего в дюйме от неведомого чудовища, готового сомкнуть челюсти на его горле.

В ванной было темно и холодно. Маршалл щелкнул выключателем, приготовясь к ужасному зрелищу. Все было в порядке, он не заметил ничего необычного. Оставив свет гореть, он повернул обратно в сторону гостиной.

Настороженно, как вор, готовый броситься в любую секунду прочь, Маршалл осторожно заглянул в комнату. Шелест послышался снова. Он быстро включил свет. Нет! Это лишь холодный воздух, задувающий в открытую дверь, шевелил гардины. Санди не было и здесь. Ни в гостиной, ни на кухне, нигде. Может, она вышла во двор?

Но Маршалл не сразу решился пойти к входной двери. Идти надо было через гостиную, где за каждой вещью могла притаиться опасность. Он покрепче сжал биту, занес ее для удара и начал обходить гостиную кругом, держась спиной к стене: отступил к дивану, заглянул за него, обогнул «стерео» и наконец добрался до двери.

Маршалл вышел на веранду и, окунувшись в холодный ночной воздух, сразу почувствовал себя спокойнее. В городе было по-прежнему тихо. Все жители в этот час мирно спали в постелях, а не шастали, крадучись, по собственному дому с бейсбольной битой. Постояв некоторое время и собравшись с силами, Маршалл снова вошел в дом.

Закрыть за собой дверь было все равно, что запереться в тесном чулане с сотнями гадюк. Страх вернулся снова, Маршалл покрепче сжал биту и, стоя спиной к двери, оглядел комнату. Но почему так темно? Свет был зажжен, но лампы горели настолько тускло, будто их окунули в черную краску. «Хоган, — подумал он сам о себе, — ты или рехнулся, или влип в неприятную историю». Он замер у двери, вглядываясь и вслушиваясь. И все-таки в доме кто-то был. Хоган никого не видел и не слышал, однако ощущал чье-то присутствие.

А перед домом, укрывшись в тени кустов, Тол и его спутники наблюдали за тем, как демоны — Тол насчитал их не меньше сорока — испытывали рассудок и дух Маршалла. Они шныряли из дома на улицу и обратно в дом, как угольно-черные ласточки, они носились по комнате, кружа вокруг Маршалла, выкрикивая ему в уши ругательства и богохульства. Они тешились его страхом, который становился все сильнее и сильнее. Тол внимательно следил, не появится ли Рафар, но его не было в этой беснующейся своре. Хотя, без сомнения, демоны действовали по приказу самого грозного князя Вавилона.

Тол и его друзья страдали вместе с Маршаллом, всем сердцем переживая его мучения. Один из бесов, маленький уродливый дьяволенок с острыми шипами по всему телу, вспрыгнув на плечи Маршалла, бил его по голове и орал: «Ты умрешь, Хоган! Ты умрешь! Твоя дочь мертва, и ты тоже умрешь!»

Гило был не в силах больше сдерживать себя. Его меч со свистом выскользнул из ножен, но сильная рука Тола остановила его.

— Позволь мне, Капитан, — умолял Гило. — Никогда еще я не видел такой наглости!

— Успокойся, мой дорогой воин, — урезонил его Тол.

— Я только разочек ударю!

Гило видел, какую муку испытывал сам Тол, отдавая приказ: «Наберись терпения. Терпение. Он должен пройти через это».

Ханк зажег свет по всему дому, но ему казалось, что зрение сыграло с ним злую шутку, потому что в комнатах по-прежнему было очень темно, и тени оставались совершенно непроницаемыми. Он не мог понять, сам ли он или это только тени двигаются по комнате. Странные вздымающиеся волны полусвета-полутени колыхались, будто в такт медленному ровному дыханию.

Ханк стоял в дверях между кухней и гостиной, весь превратившись в слух и зрение. Он чувствовал какое-то неясное движение воздуха, но это был не свежий ветер с улицы, а скорее оно было похоже на чье-то горячее, едкое, липко-зловонное, гнетущее дыхание.

Заглянув на кухню, Ханк обнаружил, что грохот наделала всего лишь лопатка для жаренья, соскользнувшая с сушилки на пол. Настолько обычное объяснение должно было бы немедленно успокоить его взвинченные нервы, но страх не проходил. Он знал, что рано или поздно ему придется преодолеть себя, и наконец пастор решился и сделал первый шаг от порога в гостиную — это было словно падение в бездонный колодец ужаса. Волосы встали дыбом от безумного страха, губы начали лихорадочно шептать молитву.

Ханк сделал еще один шаг, и, прежде чем он успел сообразить, что произошло, его тело рывком подалось вперед, и он грохнулся на пол. Словно попавшее в ловушку животное, он инстинктивно боролся, пытаясь освободиться от навалившейся на него невидимой тяжести. Руки и ноги бились о мебель, вещи сыпались на него, но, охваченный ужасом, он не чувствовал боли. Ханк извивался и судорожно глотал воздух. Он наносил удары руками и ногами во все стороны, чувствуя какое-то необъяснимое сопротивление, подобное тому, какое ощущает своим движениям пловец. Комната казалась заполненной дымом.

Тьма ослепила, слух изменил, связь с реальным миром исчезла, время остановилось. Ханк почувствовал, что умирает. Неожиданно перед ним возник не то фантом, галлюцинация, не то зловещая реальность: два желтых, горящих, как у привидения, полных ненависти глаза. Горло перехватило, сдавило клещами, не давая крику вырваться наружу. "Иисус!

— пронеслось в его сознании.

— Помоги мне!"

Следующая его мысль, короткая, мимолетная, похоже, пришла от

Господа: "Связывай их!

Используй свою власть!"

Ханк твердо выговаривал слова вслух, сам не слыша их:

— Я связываю тебя во имя Иисуса Христа!

Страшная тяжесть, навалившаяся на него, внезапно исчезла. Ему почудилось, будто вихрь подхватил его и оторвал от пола. Ханк глотнул воздуха и заметил, что сражается с пустотой. Но страх еще не отпускал: чье-то присутствие, черное, таящее угрозу, не исчезало.

Приподнявшись, он сел, еще раз перевел дыхание и произнес громко и отчетливо:

— Во имя Иисуса, я приказываю тебе оставить мой дом!

Мэри проснулась внезапно, как от удара, удивленная и испуганная звуками борьбы и криками боли. Вначале шум был оглушительным, но потом звуки начали затихать, ослабевать, как бы удаляясь.

— Ханк!

— встревоженно воскликнула Мэри.

Маршалл зарычал как дикарь и занес биту для удара. Нападающий тоже закричал от ужаса.

Это была Кэт. Неожиданно для себя они столкнулись спинами, пятясь в темном коридоре.

— Маршалл! — проговорила Кэт срывающимся голосом. — Что ты тут делаешь, в конце концов?! — Она была вне себя и готова заплакать.

— Кэт, — вздохнул Хоган и почувствовал, что напряжение уходит, как воздух из проколотой камеры. — Что ты тут делаешь? Тебе что, жить надоело?

— Что происходит? — Кэт посмотрела на биту, поняв, что все-таки что-то случилось, и в страхе прижалась к мужу. — В доме кто-то есть?

— Нет… — пробормотал он со смешанным чувством облегчения и отвращения. — Никого. Я проверял.

— Что случилось, кто это был?

— Я же сказал, никого.

— Но мне показалось, ты с кем-то разговаривал. Он с раздражением взглянул на нее и выпалил, едва не срываясь на крик:

— Ну и как, похоже, что я вел светские беседы? Кэт отрицательно покачала головой:

— Я, наверное, спала. Но меня разбудили голоса.

— Какие еще голоса?

— Казалось, что у нас идет новогодняя вечеринка. Выкладывай, кто это был?

— Никого не было, я же сказал. Кэт была озадачена:

— Но ведь меня что-то разбудило.

— Значит, это были привидения.

Кэт с силой сжала руку мужа с такой силой, что та совершенно онемела.

— Не говори так!

— Санди исчезла, — наконец решился сообщить Маршалл.

— Как это — исчезла, что ты имеешь в виду?

— Ее нет. Ее нет в доме. Комната пуста. Испарилась. Исчезла, понимаешь!

Кэт бросилась в комнату Санди. Маршалл двинулся за ней и через открытую дверь наблюдал, как Кэт осматривала гардероб, ящики письменного стола. Потом она произнесла с тревогой:

— Часть одежды пропала, и учебников нет на месте. Кэт выглядела совершенно беспомощной.

— Маршалл, она действительно ушла из дома!

Он довольно долго смотрел на Кэт, не произнося ни слова, потом оглядел разоренную комнату, и голова его с глухим стуком ударилась о дверной косяк.

— Рехнуться можно, — простонал несчастный отец.

— Вчера вечером я заметила, что она была не в себе. Мне надо было разобраться.

— Да, у нас произошел не совсем удачный разговор.

— Явно неудачный. Ты вернулся домой без нее.

— А как она, кстати, добралась домой?

— Ее подвезла Тэрри, подруга.

— Тогда, может быть, она отправилась спать к Тэрри?

— Позвонить ей, спросить?

— Не знаю…

— Ты не знаешь?

Маршалл закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.

— Нет, уже поздно. Все равно, она там или ее там нет.

Если ее нет, то мы только зря поднимем людей с постели. А если она там, то, по крайней мере, с ней все в порядке. Кэт начала нервничать.

— Я все-таки позвоню.

Маршалл поднял руку и снова прислонился головой к косяку.

— Ну-ну, не паникуй. Погоди немного.

— Я только спрошу, у них ли Санди…

— Ладно, ладно…

Тут Кэт заметила, что с мужем творится что-то неладное. Он был бледен, слаб и явно чем-то потрясен.

— Что с тобой, Маршалл?

— Погоди немного…

Обеспокоенная, она обняла его за плечи

— Что с тобой?

Маршалл явно колебался, прежде чем признаться:

— Мне страшно.

Его заметно била дрожь.

— Я действительно боюсь, но сам не знаю чего. Теперь уже перепугалась Кэт.

— Маршалл…

— Не волнуйся, пожалуйста. Не теряй головы.

— Чем тебе помочь?

— Держись сама. Этого вполне достаточно. Кэт немного подумала и участливо обратилась к Маршаллу:

— Лучше бы тебе накинуть халат. Хочешь, я согрею молока?

— Да, это было бы очень кстати.

Первый раз в жизни Ханк Буш сражался с бесами и связывал их. Они проявили удивительную наглость: внезапно под покровом ночи ворвались в дом, чтобы издеваться над ним и все крушить. Демоны метались с воплями по комнате, прыгали по телу Ханка, стараясь до смерти напугать его. Неожиданно Криони и Трискал вместе с другими ангелами увидели из своего укрытия, как стаи перепуганных и разъяренных духов, подобно взбудораженным летучим мышам, с шумом начали вылетать из дома. Они возмущенно кричали, зажимая лапами уши. Их было около сотни, обычных «шутников» и хулиганов, работу которых Криони уже видел по всему городу. Без сомнения, это «великий Ваал» послал их, и теперь, когда они потерпели неудачу, неизвестно было, что скажет Рафар и что он предпримет в дальнейшем. Что же касается Ханка, он выдержал первое испытание блестяще. В мгновение ока путь освободился, опасность миновала, так что воины вздохнули с облегчением и вышли из засады. Криони и Трискал были довольны.

— Тол прав, Ханк Буш не так прост, — начал Криони.

— Этот человек — крепкий орешек, — добавил Трискал.

Однако Ханк и Мэри в ту минуту не чувствовали себя ни сильными, ни, тем более, победителями. Потрясенные, сидели они за кухонным столом, Мэри с ледяным пузырем в руках, Ханк с шишкой на лбу и множеством синяков и ссадин на руках и на ногах. Ханк был доволен уже тем, что остался жив, а Мэри, все еще не оправившаяся от потрясения, была в полном недоумении.

Молчание затянулось. Но они не решались заговорить о пережитых событиях из боязни, что после расспросов и рассуждений происшедшее окажется всего-навсего следствием того, что оба съели на ночь слишком много копченой колбасы и острого перца. Однако шишка на лбу Ханка заметно увеличивалась, и ему пришлось подробно рассказать все, как было. Мэри верила каждому его слову, вспоминая разбудившие ее дикие вопли. Поделившись друг с другом неприятными впечатлениями, оба пришли к выводу, что случившееся этой бурной ночью было все же реальностью, а не кошмарным сном.

— Бесы, — заключил Ханк. Мэри согласно кивнула.

— Но почему? — не унимался Ханк. — Для чего это все?

У Мэри сразу не нашлось ответа. Она ждала, что скажет муж. Наконец, он произнес:

— Это был мой первый экзамен по рукопашному бою. Я был совершенно не готов — и провалился.

Мэри подала ему пузырь, он дернулся от боли, прикладывая его ко лбу.

— Почему ты так решил?

— Не знаю. Я сам виноват, они обвели меня вокруг пальца. Я позволил им втянуть себя в это безобразие. Боже, милостивый! Помоги мне быть начеку в следующий раз! Дай мне мудрости, научи чувствовать их приближение и предвидеть их действия.

Мэри пожала ему руку:

— Может быть, я ошибаюсь, но разве Господь этого уже не сделал? Я имею в виду, как бы ты мог узнать, как противостоять прямой сатанинской атаке, если бы ты… просто не испытал ее?

Именно это необходимо было услышать Ханку.

— О! Выходит, я уже ветеран!

— Я считаю, что ты справился. Они исчезли, ведь так? А ты остался. Если бы ты слышал эти ужасные крики!

— Ты уверена, что это кричал не я?

— Абсолютно уверена.

Затем последовала долгая напряженная пауза.

— Что же теперь будет? — спросила наконец Мэри.

— Давай молиться, — ответил Ханк. Для него это было естественным выходом из любого положения.

И они молились, сидя за маленьким кухонным столиком. Взяв друг друга за руки, они держали совет с Господом, благодарили Его за ночное переживание, за то, что он оградил их от настоящей опасности, дав им почувствовать, что представляет из себя враг. Они провели так около часа, и постепенно их мысли перенеслись с личных проблем на общечеловеческие. Ханк и Мэри молились за свою церковь, за прихожан, за город, за свой народ, за весь мир. Это дало им чудесное ощущение связи с Божьим престолом, уверенность в союзе с Господом и в своей сопричастности к серьезному делу. Ханк твердо решил продолжать сражение с дьяволом, пока не заставит его обратиться в бегство, и был уверен, что Бог хочет того же.

Теплое молоко и присутствие Кэт успокаивающе подействовали на взвинченные нервы Маршалла. С каждым глотком молока и с каждой минутой покоя к нему возвращалось сознание того, что мир не перевернулся, и он сам будет жить дальше, и утром, как обычно, взойдет солнце. Маршалл недоумевал, отчего еще недавно все выглядело столь ужасно.

— Ну как, теперь лучше? — спросила Кэт, намазывая масло на теплый поджаренный хлеб.

— Вроде бы да! — ответил Маршалл, отметив про себя, что сердце стучит так же размеренно, как и всегда. — Не понимаю, что на меня нашло.

Кэт поставила перед ним тарелку.

Маршалл взял хлеб и спросил:

— Значит, у Тэрри ее нет?

Кэт утвердительно кивнула головой.

— Ты уверен, что хочешь поговорить о Санди? Маршалл был готов к беседе.

— Да, нам нужно переговорить о многом.

— Не знаю, с чего начать…

— Ты думаешь, что я виноват?

— Ох, Маршалл…

— Пожалуйста, говори честно, я целый день получал удары в спину. Я тебя слушаю.

Глаза их встретились, и Кэт долго смотрела на Маршалла серьезным и полным любви взглядом.

— Вовсе нет, — наконец сказала она.

— Уверен, что виноват во всем я.

— Я думаю, мы все виноваты, Санди тоже. Не забывай, что она многое решает сама.

— Конечно, но, может быть, это произошло оттого, что мы не предложили ей взамен чего-нибудь лучшего.

— Как ты считаешь, не поговорить ли с пастором Янгом?

— Вот уж подходящий тип.

— Что?

Хоган безнадежно покачал головой.

— Может быть… может быть, этот Янг слишком либерален. Ты знаешь, он так много говорит об общечеловеческой семье, о самопознании, о спасении китов…

Кэт была удивлена.

— А я думала, что он тебе нравится.

— Да… пожалуй. Но не всегда. Вообще-то, когда я бываю на службе у Янга, у меня не возникает ощущения, что я нахожусь в церкви. Скорее это напоминает заседание парламента или одну из тех странных лекций, которые слушает Санди.

Он посмотрел жене в глаза; они были серьезны. Кэт была вся внимание.

— Кэт, у тебя никогда не возникала мысль, что Бог должен быть, как бы это сказать… значительнее? Тот Бог, которому мы поклоняемся в нашей церкви… для меня Он нереален. А если Он на самом деле таков, значит, Он еще беспомощнее, чем мы сами. Неужели можно надеяться, что Санди поверит той чепухе, которой я и сам не верю?

— Я не знала, что тебя мучают подобные мысли, Маршалл.

— Я только что об этом подумал. То, что случилось сегодня ночью… Я должен все основательно переосмыслить. За последнее время многое произошло.

— Что ты имеешь в виду? Что произошло?

«Нет, я не могу ей сейчас сказать», — подумал Маршалл. Ну как ей передать странный, завораживающий взгляд Бруммеля и разговор с ним, ощущение встречи с призраком, которое осталось у него от стычки с профессором Лангстрат, а ужас, который он испытал сегодня ночью? Это было необъяснимо. В довершение ко всему, Санди исчезла. Он был потрясен своей полной неспособностью ответить ударом во всех этих ситуациях. Как будто кто-то управлял им. Но как объяснить все это Кэт?

— Ну, это длинная история, — отмахнулся он наконец. — Единственное, в чем я уверен: наша жизнь, наша религия, словом, все, абсолютно все, не в порядке. Что-то должно измениться.

— Может, ты хочешь поговорить с пастором Янгом?

— Да ведь он полное ничтожество! В это мгновение, несмотря на то, что был час ночи, зазвонил телефон.

— Санди!

— воскликнула Кэт.

— Слушаю?!

— Маршалл поспешно рванул трубку.

— Привет! — раздался женский голос. — Ты не спишь?

Маршалл был разочарован. Это была Бернис.

— Здравствуй, Берни, — сказал он и посмотрел на лицо которой мгновенно омрачилось. Не клади трубку! Прости, что я звоню так поздно, но у меня была одна встреча, и я только что вернулась домой. Мне так хотелось проявить пленку… Ты сердишься?

— Сердиться я буду завтра утром, а сейчас я слишком устал. Ну и что у тебя вышло?

— Так вот. Я знаю, что на фестивале я отсняла двенадцать кадров, в том числе с Бруммелем, Янгом и тремя неизвестными. Сегодня дома я отщелкала оставшиеся двенадцать — снимала кота, соседку на фоне торгового центра, вечерние новости и так далее. Сегодняшние снимки получились…

Наступила пауза, и Маршалл понял, что он должен задать вопрос.

— А как с остальными?

— Эмульсия была абсолютно черной, полностью засвеченной. На пленке же проявились отпечатки пальцев, во многих местах. С камерой все в порядке.

Маршалл долго не отвечал, и Бернис окликнула его:

— Маршалл… алло?

— Это интересно, — очнулся он.

— Должно же это все что-нибудь да значить! Меня просто заело. Попробую выяснить, кому принадлежат отпечатки.

Опять наступила долгая пауза.

— Алло?

— Слушай, а как выглядела вторая женщина, блондинка?

— Средних лет, длинные светлые волосы… очень злая, по-моему.

— Толстая, худая, средняя?

— Она была в норме.

Маршалл нахмурился, его взгляд блуждал по сторонам, пока он собирался с мыслями.

— Увидимся завтра.

— Пока. Спасибо, что ты меня выслушал. Маршалл положил трубку. Вперив взгляд в крышку стола, он барабанил по ней пальцами.

— Что она тебе сказала? — спросила Кэт.

— Да так, — произнес он, все еще раздумывая и медля с ответом, — газетные дела, ничего особенного. Извини, а о чем мы говорили?

— Ну, если это по-прежнему имеет для тебя значения, то мы обсуждали, стоит ли тебе поговорить с пастором Янгом о наших проблемах.

— Янг, — подхватил Маршалл почти со злостью.

— Но если ты не хочешь…

Маршалл уставился на остывшее молоко. Кэт, подождав, пробудила его вопросом:

— Может, лучше вернемся к этому утром?

— Я поговорю с ним, — твердо сказал Маршалл. — Я я хочу с ним поговорить. Будь уверена, что я с ним поговорю!

— Это не повредит.

— Нет, уж конечно, не повредит.

— Я не знаю, в какое время он сможет с тобой встретиться, но…

— В час меня вполне устраивает, — произнес он угрюмо.

— Маршалл, — начала было Кэт, но оборвала себя на полуслове. Похоже, что с ее мужем что-то произошло, это было заметно и по голосу и по выражению его лица. Кэт давно недоставало прежнего огня в глазах мужа. Может быть, только теперь она осознала, что этот огонь исчез с тех пор, как они переехали из Нью-Йорка. Старые непрощеные воспоминания, к которым она не хотела бы возвращаться, пробудились в ней сейчас, поздно ночью, когда их дочь так таинственно исчезла.

— Маршалл, — сказала она, отодвинув стул и убирая тарелку с полузасохшим хлебом, — пошли спать.

— Вряд ли я сейчас усну.

— Я понимаю, — ответила она тихо.

Все это время Тол, Гило, Натан и Армут находились в комнате, внимательно прислушиваясь к беседе. Гило неожиданно раскатисто рассмеялся.

— Нет, Маршалл Хоган, — сказал Тол с улыбкой, — ты и раньше не любил много спать… А сегодня Рафар помог тебе окончательно проснуться!

Глава 7

Наступил вторник. Утреннее солнце светило через окно кухни, где Мэри замешивала тесто. Ханк нашел в церковной книге нужное ему имя: пастор Джеймс Фаррел. Сам он никогда с Фаррелом не встречался, и единственное, что слышал о своем предшественнике, были дурно пахнущие злые сплетни. Теперь Фаррел перебрался куда-то подальше от Аштона.

Ханк понимал, что это было его фантазией, выстрелом наугад. Но, тем не менее, он опустился на диван, снял трубку и набрал номер.

— Алло? — прозвучал в трубке усталый немолодой голос.

— Алло, — произнес Ханк, стараясь говорить приветливо, несмотря на взвинченные нервы, — Джеймс Фаррел?

— Да, кто это?

— Ханк Буш, пастор, — он услышал глубокий, понимающий вздох Фаррела, — «Аштон Комьюнити». Вы, я полагаю, знаете, кто с вами разговаривает?

— Да, пастор Буш. Как идут дела?

«Что ему ответить?» — размышлял Ханк:

— Э-э… хорошо, с одной стороны.

— И нехорошо с другой, — дополнил Фаррел мысль Ханка.

— Ну и ну. Вы действительно в курсе событий.

— Не совсем. Иногда до меня доходят слухи от некоторых членов церкви. — Затем он поспешно добавил:

— Я рад, что вы позвонили. Чем могу быть полезен?

— Э… Поговорить со мной…

— Ну что ж, могу рассказать вам много интересного, — ответил Фаррел. — Я слышал, что в пятницу будет собрание церкви. Это правда?

— Да, это так.

— Голосование доверия, как я понимаю?

— Да, вы совершенно правы.

— Видите ли, для меня это пройденный этап. Бруммель, Тэрнер, Мэйер и Стэнли — все те же заводилы, что и в вашем случае.

— Вы, наверное, шутите?

— Нет. История повторяется, Ханк, поверьте мне.

— Они выбросили вас вон?

— Им не понравилось, что я проповедую и как исполняю мое служение, поэтому они настроили против меня всю церковь, а затем им удалось провести голосование. У них был небольшой перевес, и я проиграл.

— Те же четверо!

— Да, все те же четверо… Скажите, правда ли, что вы исключили Лу Стэнли из общины?

— Конечно, исключил.

— Неплохо. Я не предполагал, что Лу позволит кому-нибудь сделать такое.

— Как же! Оставшиеся трое постарались сделать этот вопрос главным в нашем конфликте. Не думаю, что они оставят меня в покое.

— А как отнеслась к этому община?

— Не знаю. По-моему, они разделились пополам.

— Ну, и что вы думаете о происходящем? Ханк не нашел ничего лучше, чем сказать прямо:

— Кажется, против меня ведется атака — прямая духовная атака.

На другом конце провода стало тихо.

— Алло?

— Да, я слушаю, — Фаррел говорил медленно, с сомнением в голосе, как будто обдумывал каждое слово. — Что же это за духовная атака?

Ханк слегка замялся, он не представлял себе, как передать чужому человеку впечатления прошлой ночи:

— Э… я думаю, что сам сатана замешан в этом деле. Фаррел произнес почти требовательно:

— Ханк, я спрашиваю, какую атаку вы имеете в виду?

Ханк начал осторожно развивать свою мысль. Он старался, чтобы его доводы выглядели здраво и ответственно, поэтому перечислил только самое важное. Шайка Бруммеля пытается расквитаться с ним: раскол церкви, сплетни, злобное отношение церковного совета, ругательства, написанные на стене дома, духовный разбой, который ему пришлось пережить прошлой ночью. Фаррел прерывал его только для того, чтобы задавать уточняющие вопросы.

— Я понимаю, что это звучит безумно… — закончил Ханк.

Единственное, что смог выдавить из себя Фаррел после глубокого вздоха:

— Эх! Да пропади оно все пропадом!

— Да, как вы правильно заметили, история повторяется — Несомненно, вы испытали нечто подобное? Или это происходит только со мной?

Фаррел заговорил, тщательно подбирая слова.

— Я рад нашему разговору. Я все равно хотел позвонить вам. Не знаю, захотите ли вы выслушать мой совет, но… — несколько секунд он собирался с духом. — Ханк вы уверены, что вы на своем месте?

Ханк почувствовал, как в нем просыпается инстинкт самозащиты.

— Да, я верю всем сердцем, что Бог призвал меня сюда.

— А вы знаете, что вас выбрали пастором по ошибке?

— Некоторые так говорят, но…

— Это правда, Ханк. Вам стоило бы во всем разобраться. Община отвергла меня и собиралась пригласить другого пастора, и уже решила, кого именно: одного либерального религиозного философа, вполне подходящего ее запросам. Ханк, я совершенно не представляю, как вы оказались на его месте, но ясно, что произошла какая-то организационная ошибка. Кого они меньше всего хотели видеть у себя в церкви, так это пастора-фундаменталиста, особенно после того, как они уже избавились от одного такого.

— Но они за меня проголосовали.

— Произошло какое-то недоразумение. Бруммель и очень многие члены церкви были против.

— Мне это ясно как день.

— Хорошо, что вы это понимаете. Тогда позвольте мне дать вам несколько конкретных советов. На вашем месте, я бы, не теряя ни минуты, начал упаковывать вещи и подыскивать работу где-нибудь подальше от Аштона. Поймите, после пятницы, независимо от того, как пройдет голосование, будет поздно.

У Ханка перехватило дыхание. Вопреки его желанию разговор явно клонился не в ту сторону, однако он смог только тяжело вздохнуть в ответ.

Фаррел продолжал давить на него.

— Ханк, я был в вашем положении и прошел все от начала до конца. И я хорошо знаю, что вам предстоит. Поверьте, эта история не стоит ваших страданий. Пусть они забирают эту церковь, пусть они забирают весь город, вам не стоит жертвовать собой.

— Но я не могу уехать…

— О да, конечно, вы же призваны Богом! Ханк, у меня тоже было призвание. Я был готов к бою, был готов поастояшему сражаться за город ради Господа. Но, видите ли, это стоило дома, репутации, здоровья и, похоже, семьи. Когда я покинул Аштон, я собирался, на полном овезе, сменить фамилию, исчезнуть. Вы и представить себе не можете, с кем имеете дело. В этом городе действуют такие силы…

— Какие силы?

— Ну, политические, социальные… духовные тоже, само собой разумеется.

— Конечно. Но вы так и не ответили на мой вопрос: что случилось со мной сегодня ночью и что вы об этом думаете? Фаррел, несколько помедлив, ответил:

— Ханк… не знаю почему, но мне трудно говорить о подобных вещах. Одно могу сказать, бегите из этого города, пока не поздно, бросьте все это. Вас не желает ни церковь, ни город.

— Я не могу уехать, я же вам сказал.

Наступило молчание. Ханк боялся, что его собеседник положит трубку. Но в конце концов Фаррел все же заговорил:

— Ладно, Ханк, слушайте. Мне пришлось пережить то же самое, что случилось с вами ночью. Но могу вас уверить — это только начало.

— Пастор Фаррел…

— Никакой я не пастор, зовите меня Джим.

— Иисус призывает нас сражаться с сатаной, чтобы свет Евангелия светил во тьме…

— Ханк, можете похоронить эти милые проповеди, они вам не помогут. Я не знаю, как вы вооружены и подготовлены, но если вы пройдете через все это и останетесь живы, меня это удивит. Я говорю совершенно серьезно.

У Ханка не нашлось лучшего ответа, чем просто сказать:

— Джим… я дам вам знать, как пойдут мои дела. Может быть, я выиграю, а может быть, мне и не сносить головы. Бог не обещал, что я выйду из этой истории живым. Он велел мне остаться и сражаться. Одно вы мне разъяснили: сатана хочет завладеть городом. Я ему этого не позволю!

Ханк положил трубку и готов был расплакаться. "Боже милостивый, — молился он.

— Боже милосердный, что мне делать?"

Господь не дал ему немедленного ответа. Несколько минут Ханк сидел на диване, собираясь с силами и обретая уверенность в себе. Мэри по-прежнему хлопотала на кухне и хорошо, потому что Ханк все равно не смог бы сейчас поговорить с ней. Слишком много мыслей и чувств нахлынуло на него.

Потом на память ему пришел стих из Библии: «Встань и обойди эту землю, в длину и в ширину. Ибо тебе Я даю ее»

Да, это лучше, чем сидеть дома и киснуть. Он надел кеды и выбежал на улицу.

Криони и Трискал ожидали своего подопечного снаружи. Невидимые, они сопровождали Ханка, направляясь вместе с ним вниз с Морган-Хилл к центру города. Ханк был не особенно высок и осанист, а между этими гигантами выглядел и того меньше. Но вид у него был уверенный, и даже очень.

Трискал окинул его заботливым взглядом и промолвил:

— Интересно, что он собирается делать? Криони не первый раз видел Ханка в подобной ситуации.

— Я думаю, пастор и сам не знает. Дух ведет его, и Дух поручил его сердцу нести бремя этого города.

— Значит, у нас будет, чем заняться!

— Только бы демоны не почувствовали угрозы. Пока это лучшая возможность выжить в городе.

— Так скажи об этом маленькому пастору.

Добравшись до-центра города, Ханк остановился на одном из перекрестков и осмотрелся. Повинуясь указаниям светофора, во все стороны света неслись старые и совсем новые легковушки и грузовики, спешили пешеходы, сновали бегуны, и катились неизвестно куда велосипедисты.

Где же сейчас находилась эта нечисть? Как же ей удалось с такой силой заявить о себе прошедшей ночью и запрятаться так глубоко днем, заставляя сомневаться в самом своем существовании. Мимо Ханка, не замечая его, шли обычные, ничем не примечательные люди, с которыми он сталкивался ежедневно.

Да, именно за этот город он молился день и ночь со слезами и стонами, исходящими из глубины сердца, неся возложенное на него бремя, которое он не смог бы выразить словами. А сейчас этот город испытывал терпение Ханка, пытаясь выбить почву у него из-под ног.

— По-моему, ты попал в беду, а может, тебе это безразлично? — громко обратился он к городу.

Но никто его не слушал, не угрожал ему и глубокий, полный ненависти голос.

Однако Дух Господа в самом пасторе не собирался оставлять его в покое. «Молись, Ханк, молись за этих людей. Не давай им исчезнуть из твоего сердца. Здесь боль и страх, здесь притаилась опасность».

«Когда же мы победим? — спрашивал он Господа. — Ты знаешь, сколько я молился за них, обливаясь слезами. Как мне хотелось бы услышать хоть какой-нибудь отзвук. Я хочу увидеть, как эта сонная собака, наконец, зашевелится от моих пинков».

Удивительно, как это демоны умеют иногда воспользоваться сомнением именно в том, что они вообще существуют.

— Я знаю, что вы притаились где-то рядом, — произнес он тихо, пристально вглядываясь в бетон и стекло домов, в пустые лица фасадов. Духи дразнили его. Они могли напасть на него в любую секунду, начать запугивать и подавлять, а потом так же внезапно исчезнуть, ускользнуть в свои укрытия, играть с ним в прятки, наблюдая, как он мечется, подобно слепому безумцу.

Ханк опустился на скамью, стоящую у самого края тротуара. Мужество его оставило.

— Я здесь, сатана, — произнес он. — Я не вижу тебя, и ты, может быть, действуешь быстрее меня, но я остаюсь здесь. И милостью Божьей и силою Святого Духа я собираюсь вступить с тобою в смертельную схватку и биться до тех пор, пока один из нас не достигнет своего!

Ханк разглядывал прекрасное здание на другой стороне улицы — церковь «Аштон Юнайтед Крисчиан». Он был знаком с несколькими чудесными христианами этой общины, но эта церковь была совершенно необычной, она отличалась либерализмом, доходящим до странности. Ханк встречался с пастором Янгом, но им ни разу не удалось как следует поговорить. Янг выглядел холодным и неприступным, и Ханк никак не мог понять, почему.

В то время как Ханк, сидя на скамье, разглядывал коричневый «бьюик», который только что въехал на просторную асфальтированную церковную стоянку, Криони и Трискал тоже наблюдали за этой машиной. Но только они могли видеть необычных пассажиров, сидящих на ее крыше: араба Натана и африканца Армута. Не видно было сверкающих мечей — согласно приказу Тола они просто находились рядом, не вызывая подозрений у врага. Точно так же вели себя и другие воины Небесного войска.

Маршалл просмотрел пленку Бернис. Он заметил маленькие царапины, появившиеся из-за небрежного обращения, и грубые отпечатки пальцев, повторяющиеся с одинаковым промежутком. Они могли быть оставлены только тем, кто вытаскивал пленку из аппарата, чтобы засветить ее.

В час дня у Маршалла была назначена встреча с Янгом. Он подъехал к церкви в 12.45, проглотив перед этим большой гамбургер с сыром и запив его чашкой кофе.

Здание «Аштон Юнайтед», одно из крупнейших и представительных в городе, было построено в традиционном стиле: каменное, с окнами из цветного стекла, величественными пропорциями и длинным шпилем. Входной портал соответствовал общему впечатлению: высокий, немного пугающий, особенно когда посетитель в одиночку пытался справиться с массивной дверью. Церковь располагалась близко к центру города. Башенные часы отбивали каждый час и играли мелодию псалма в 12 часов. Это было солидное заведение, Янг был почтенным пастором, и люди, посещавшие церковь, — уважаемыми гражданами. Маршалл часто ловил себя на мысли, что респектабельность и положение в обществе было непременным условием членства в «Юнайтед Крисчиан».

Маршалл взялся за ручку большой тяжелой двери, не без труда открыл ее и вошел внутрь. Нет, эта община никогда не скупилась на расходы. Пол в фойе, лестницы и зал были покрыты толстым красным паласом, деревянные предметы изготовлены из мореного дуба и ореха. Этому соответствовало и литье: литыми были ручки, защелки дверей и окон, вешалки в гардеробе и перила. Окна, конечно же, были с цветными стеклами, тяжелые люстры красовались под высокими потолками, украшенными затейливой лепниной.

Миновав еще одну громадную дверь, Маршалл прошел зал и пересек его по проходу между рядами скамей. Помещение напоминало не то оперный зал, не то громадный грот: мощный подиум, незыблемая кафедра, место для хора да и, конечно же, сам хор — все это было необыкновенно внушительно.

Кабинет Янга располагался сразу за подиумом, сбоку, и выход пастора через большую дубовую дверь был необходимой частью воскресной церемонии.

Маршалл толкнул массивную дверь и вошел в приемную. Миловидная секретарша встретила, его приветливо, хотя и не знала, кто он. Хоган представился, и она, сверившись с расписанием, сделала пометку. Маршалл тоже заглянул в расписание, читая вверх ногами. На два часа была назначена встреча с Бруммелем.

— Да ведь это сам Маршалл, — приветствовал его Янг с показной улыбкой делового человека и потряс его руку. — Входи, входи.

Маршалл последовал за Янгом в его роскошный кабинет. Будучи весьма представительным мужчиной лет пятидесяти, в очках в стальной оправе, с круглым лицом и с жидкими напомаженными волосами, Янг выглядел человеком, вполне довольным своим положением как в церкви, так и в обществе. Темные панели стен кабинета пастора были сплошь увешаны памятными дипломами и поздравительными адресами от общественных и благотворительных организаций. Здесь же висели в рамках фотографии самого Янга в обществе губернатора, двух-трех популярных евангелистов, нескольких писателей и даже одного сенатора.

Сидя за красивым внушительным столом, Оливер Янг являл собой портрет преуспевающего бизнесмена, профессионала в своем деле. Кожаное кресло с высокой спинкой казалось троном, а его собственное отражение на зеркальной поверхности стола было более пышным и великолепным, чем отражение горы в зеркальной глади альпийского озера.

Янг кивком указал Маршаллу на стул. Журналист сел и сразу же отметил про себя, что опустился гораздо ниже Уровня глаз пастора. У него возникло хорошо знакомое чувство легкого испуга, вся обстановка как будто способствовала этому.

— Приятный кабинет, — констатировал он.

— Спасибо большое, — ответил Янг с улыбкой, от которой его щеки собрались складками возле ушей. Свободно откинувшись в кресле, он слегка барабанил согнутыми пальцами по столу:

— Мне он тоже нравится. Здесь спокойно.

«Здесь тебе спокойно, — подумал Маршалл. — Ну и ну».

— Как обстоят дела в «Кларион»?

— Вполне сносно. Ты получил сегодняшний номер?

— Да, мне он очень понравился. Он сделан в хорошем стиле. Должен отметить, что ты привнес в газету настоящую атмосферу большого города.

— Да…

— у Хогана внезапно пропала охота говорить.

— Я рад, что ты с нами, Маршалл, мы уверены, что у нас будут добрые отношения.

— Да, да, разумеется.

— И что же у тебя на сердце?

Маршалл немного поерзал на стуле, а затем поднялся. На этом стуле он чувствовал себя микробом под микроскопом. «В следующий раз я захвачу с собой собственный большой письменный стол», — подумал он и начал ходить по кабинету, стараясь выглядеть независимо.

— Нам о многом предстоит поговорить за этот час, начал он.

— Мы можем встречаться чаще.

— Конечно. Так вот, я хочу тебе сказать, что этой ночью исчезла Санди, моя дочь. О ней ничего не слышно, и мы не знаем, где она… — он коротко описал Янгу суть их раздора с дочерью и его предысторию. Янг слушал внимательно, не перебивая.

— Ты думаешь, что она отвергла ваши традиционные ценности, и это тебя огорчает? — спросил он под конец.

— Я не глубоко религиозен. Ты понимаешь, что я имею в виду? Но определенные вещи должны считаться правильными, а определенные — ошибочными, и мне не понравилось, что Санди как бы… мечется то в одну, то в другую сторону.

Янг величественно поднялся из-за стола и подошел к Маршаллу с улыбкой снисходительного, всепонимающего отца. Он положил руку ему на плечо и сказал:

— Как ты думаешь, Маршалл, она счастлива?

— Я никогда не видел ее счастливой. Может быть, только потому, что когда я ее вижу, она находится в моем обществе.

— И это, видимо, объясняется тем, что ты считаешь непонятным путь, который она выбрала в жизни. Скорее всего, ты высказываешься в духе полного неприятия ее философии…

— О, да! А также профессорши, которая впутала ее в эту философию. Скажи, ты встречал ее, как бишь ее зовут, профессор Лангстрат, из университета?

Янг подумал и отрицательно покачал головой.

— Санди прослушала у нее пару курсов, и я замечаю, что моя дочь все больше и больше теряет связь с реальностью.

Янг довольно рассмеялся.

— Маршалл, похоже, что она просто начинает изучать и познавать тот мир, ту вселенную, в которой живет. Разве ты забыл себя в этом возрасте? Многие истины представляются человеку обманом до тех пор, пока он не познает их сам. Вероятнее всего, это происходит сейчас с Санди. Она очень умная девочка. Уверен, что ей необходимо разобраться и найти себя.

— Ну что ж, надеюсь, как только Санди найдет себя, она позвонит.

— Маршалл, я думаю, что ей гораздо легче было бы позвонить, если бы она знала, что дома ее встретит понимание и сочувствие. Не в нашей власти решать за другую личность, что ей делать с собой, или заставить ее занять то или иное место во вселенной — Каждый человек должен самостоятельно найти свой собственный путь и свою собственную истину. Для того, чтобы мы могли существовать в этом мире как цивилизованное общество, нам необходимо научиться уважать других, признав за ними право на свои собственные убеждения и взгляды.

Маршалл услышал знакомый мотив, как будто мысли из головы Санди перекочевали в голову Янга. Он не удержался от вопроса:

— Ты уверен, что никогда не встречался с профессором Лангстрат?

— Абсолютно уверен, — ответил Янг с улыбкой.

— И с Альфом Бруммелем тоже?

— С кем?

— С Альфом Бруммелем, шерифом? Маршалл впился взглядом в лицо пастора. Скажет ли Янг правду?

— Я мог встречаться с ним когда-нибудь… — ответил Янг наконец. — Я пытаюсь припомнить кого-нибудь с этим именем.

— Так вот, он думает точно так же, как ты. Тоже говорит, что мы должны договориться и быть терпимыми. Как получилось, что он стал полицейским, ума не приложу.

— Но мы, кажется, обсуждали Санди?

— Хорошо, продолжай. Янг заговорил:

— Все эти вопросы, над которыми ты бьешься, — что есть правда, а что — не правда, или что такое истина и почему у нас разные взгляды… многое из этого невозможно понять умом, ответы может подсказать только сердце. Мы все чувствуем истину, которая заставляет наше сердце биться в унисон. Каждый человек обладает естественной потребностью творить добро, любить. Каждый желает, чтобы он сам, как и другие люди, стремились к своему благу и благу ближнего…

— Как я понимаю, ты не был на фестивале? Янг крякнул от досады:

— Я не отрицаю, что мы, люди, по ошибке можем склоняться к тому худшему, что в нас есть.

— Пастор, скажи-ка, ты был на фестивале?

— Конечно, каждый из нас неизбежно что-нибудь да видел. Но мне, как ты догадываешься, не интересны такие праздники.

— Значит, ты не заглядывал в луна-парк?

— Конечно, нет. Зачем мне бросать деньги на ветер? Что же касается Санди…

— Да, мы говорили о том, что есть истина, и о различных взглядах… по отношению к Богу, например. Похоже, она не может Его постичь, а я как раз стараюсь это сделать. Мы не можем найти общей точки зрения в вопросах религии, и, как видно, ты нам не поможешь.

Янг многозначительно улыбнулся. Маршалл понял, что сейчас услышит нечто возвышенное.

— Твой Бог, — важно произнес Янг, — есть там, где ты будешь Его искать. И чтобы найти Его, нужно только открыть глаза и увидеть, что Он, в первую очередь, находится внутри каждого из нас. Мы не можем быть вне Его, Маршалл. Просто мы ослеплены своим незнанием, и это мешает нам ощутить ту любовь, ту надежность и смысл жизни, которых мы так жаждем. Иисус указал нам наши грехи на кресте, не так ли? Он сказал: «Отче, прости им, что не ведают…». Тем самым Он подал нам пример стремиться к познанию, всегда и во всем. Ты занят именно этим, так же, как и Санди. Все твои беды из-за ограниченности взглядов, Маршалл. Ты должен открыть свое сознание. Ты должен искать, и Санди тоже.

— Значит, ты считаешь, — подумав произнес Маршалл, — что все зависит от того, как мы смотрим на вещи?

— Частично, да.

— И если я что-то воспринимаю определенным образом, это вовсе не означает, что все остальные воспринимают одинаково со мной, верно?

— Совершенно верно! — похоже, Янг был очень доволен своим учеником.

— Стало быть… посмотрим, правильно ли я тебя понял. Мой репортер Бернис Крюгер решила, что видела, как ты, Альф Бруммель, и еще трое неизвестных совещались за балаганом для метания дротиков. Значит, это было только ее личное восприятие действительности?

Янг улыбнулся странной, обозначающей «чего-ты-добиваешься» улыбкой и ответил:

— Как я понимаю — Маршалл, ты сказал это только для примера. Уверяю тебя, я и близко не подходил к аттракционам. Я терпеть не могу подобных развлечений.

— И ты не был вместе с Бруммелем?

— Нет, вовсе нет. Как видишь, у мисс Крюгер совершенно искаженное восприятие других людей.

— Ты хочешь сказать, вас обоих.

Янг, улыбнувшись, пожал плечами. Маршалл решил поднажать немного:

— Как ты думаешь, насколько искажено ее восприятие?

Янг по-прежнему улыбался, но лицо его немного покраснело.

— Маршалл, чего ты от меня хочешь? Чтобы я поссорился с тобой? Уверен, что ты пришел сюда не за этим.

Маршалл решился на отчаянный шаг и выложил свои козыри:

— Она сделала несколько снимков, Янг вздохнул и некоторое время смотрел в пол. Потом он холодно произнес:

— Когда в следующий раз ты принесешь эти снимки, мы продолжим наш разговор.

Ухмылочка Янга была как плевок в лицо Маршалла.

— Ладно, — пробормотал он, не опуская глаз.

— Марч назначит тебе новое время.

— Премного благодарен.

Маршалл взглянул на часы, подошел к двери и, распахнув ее, громко сказал:

— Входи, Альф.

Альф Бруммель сидел в приемной. Увидев Маршалла, он подскочил, неприятно пораженный. Он выглядел таким взволнованным, как будто на него вот-вот налетит паровоз.

Маршалл сгреб руку Альфа и с чувством потряс ее.

— Здорово, приятель! Кажется, вы не знаете друг друга? Позвольте мне вас представить: Альф Бруммель — это пастор Оливер Янг, Пастор Янг — это шеф полиции Альф Бруммель!

Бруммель явно не оценил сердечности Маршалла, зато Янг оценил. Он вышел вперед, нервно потряс руку Бруммеля и, быстро втащив его в свой кабинет, крикнул через плечо:

— Марч, назначь, пожалуйста, мистеру Хогану новое время.

Но мистера Хогана уже не было в приемной.

Глава 8

Санди Хоган уныло сидела за маленьким столиком кафетерия в университетском городке, в тени разросшихся виноградных лоз. Она рассеянно смотрела на подогретый гамбургер в упаковке, медленно остывавший, и на маленький пакет молока, так же медленно нагревавшийся. Утром у нее были лекции, которые она слушала, как во сне, почти не вникая в суть. Мысли Санди были заняты воспоминаниями о себе, своей семье и бесконечных стычках с воинствующим отцом. К тому же она провела совершенно ужасную ночь. Пройдя через весь Аштон, она просидела по утра в автобусном парке, читая учебник по философии. После последней лекции она прилегла на газоне парка, прислонившись спиной к скульптуре, и ненадолго заснула. Когда Санди проснулась, мир показался ей ничуть не лучше, она испытывала только два ощущения: голод и одиночество. А теперь, когда перед ней на столике лежала еда, купленная в автомате, одиночество превозмогло голод, и она готова была заплакать.

— Почему, папа, — шептала она чуть слышно, мешая трубочкой в картонке с молоком, — почему ты не любишь меня такой, какая я есть?

Как он может осуждать ее, почти не зная? Почему он настроен так резко против ее мыслей и философии, ничуть их не понимая? Они жили в разных измерениях, и каждый пренебрегал миром другого.

Вчера за весь вечер они с отцом не сказали друг другу ни слова, и Санди отправилась спать расстроенная и злая. Она лежала и слушала, как ее родители чистили зубы, гасили свет и ложились в постель. Все это происходило как будто на другой стороне планеты. Ей хотелось закричать, позвать их в свою комнату, ее тянуло к ним, но она была уверена, что опять ничего не получится. Отец будет требовать невозможного и ставить свои условия, вместо того чтобы просто любить ее, только любить.

Санди по-прежнему не понимала, что погнало ее из постели в ночь. Единственное, что она помнила, проснувшись, было мучительное состояние, как будто все страхи, которые она когда-либо испытывала раньше, навалились на нее одновременно: страх смерти, страх неудач, страх одиночества. Ей непременно нужно было бежать из дома. Лихорадочно одевшись и выскочив на улицу, Санди уже понимала, что совершает глупый и бессмысленный поступок, но эмоции в эту минуту были сильнее, чем доводы разума.

Девушка чувствовала себя несчастным зверьком, выброшенным из дома в неизвестность. Она понимала, что обратно ей уже не вернуться. Санди была в состоянии полной неопределенности: ничего хорошего не ждет ее ни сейчас, ни в будущем.

— О, папа!

— простонала она и заплакала.

Рыжие волосы спадали по обеим сторонам лица мягкими волнами, слезы одна за другой капали на стол. Санди слышала, как люди проходили мимо, но они жили в своем собственном мире и не хотели вмешиваться в ее жизнь. Она старалась плакать тихо, но ей это удавалось с трудом чувства нахлынули, как вода сквозь прорванную плотину.

— Э-э-э… — послышался мягкий неуверенный голос, — прости, пожалуйста…

Подняв голову, Санди увидела молодого человека, светловолосого, худощавого, с карими глазами, полными сострадания.

— Прости, пожалуйста, что я тебя потревожил, — мягко сказал молодой человек. — Но… может быть, я могу тебе чем-нибудь помочь?

В гостиной профессора Джулин Лангстрат было темно и очень, очень тихо. Стеариновая свеча на кофейном столике отбрасывала слабый желтоватый свет на высокие, до потолка, книжные полки, причудливые восточные маски, затейливо расставленную мебель и лица двух людей, сидящих друг против друга. Свеча разделяла их. Одним из расположившихся за столиком была сама профессор. Закрыв глаза, она откинула голову на спинку стула. Вторым был Альф Бруммель. Глаза у него тоже были закрыты, но он не повторял движений Лангстрат. Бруммель был неподвижен и, похоже, чувствовал себя неуютно. Иногда он на мгновение приоткрывал глаза, чтобы следить за тем, что делала профессор.

Вдруг Джулин застонала, и на ее лице отразились боль и раздражение. Она открыла глаза и выпрямилась. Бруммель поймал ее взгляд.

— Ты не очень хорошо себя чувствуешь сегодня, не правда ли? — спросила Лангстрат.

Бруммель пожал плечами и опустил глаза в пол.

— Да нет, все в порядке, я просто устал.

Джулин покачала головой, явно недовольная ответом.

— Нет, нет, я чувствую, как от тебя исходит какая-то энергия, ты чем-то озабочен.

Бруммель не нашел, что ответить.

— Ты разговаривал сегодня с Оливером? — наступала профессор.

— Ну, разговаривал, — помолчав, буркнул в ответ Альф.

— И ты ходил к нему, чтобы рассказать о наших отношениях!

Бруммель встрепенулся:

— Нет! Я…

— Не лги мне.

Он опять поник и расстроено вздохнул.

— Да, мы говорили и об этом. Но вообще беседа была совсем о другом.

Лангстрат впилась в него взглядом, пронизывающим насквозь, как рентген. Она развела руки и слегка помахала ими в воздухе. Бруммель изо всех сил старался вжаться в стул, слиться с ним воедино.

— Послушай, — сказал он дрожащим голосом, — это не так уж важно…

Лангстрат заговорила так, будто читала по бумажке, приколотой у него на груди:

— Ты испуган… чувствуешь себя загнанным в угол ты пошел… чтобы сказать Оливеру… что тобой руководят, вынуждают… — она посмотрела ему в лицо. — Принуждают? Кто тебя принуждает?

— Да никто!

Джулин тихонько рассмеялась, пытаясь его успокоить.

— Конечно, ты так считаешь! Я прекрасно это вижу. Бруммель мельком взглянул на телефон, стоящий на краю стола.

— Янг тебе звонил?

Джулин усмехнулась, как будто его вопрос позабавил ее.

— В этом не было необходимости. Оливер очень близок ко Вселенскому Сознанию. Сейчас я начинаю растворяться в его мыслях.

Взгляд ее стал жестким:

— Альф, мне бы хотелось, чтобы у тебя дела обстояли так же хорошо.

Бруммель опять вздохнул, спрятал лицо в ладонях и с трудом вымолвил:

— Но послушай, я не могу воспринять все сразу! Ведь так многому нужно научиться!

Джулин ободряюще коснулась его руки:

— Давай разберемся до конца, Альф. Бруммель поднял глаза.

— Ты сильно испуган, чего ты боишься?

— Скажи сама, — ответил он с вызовом.

— Я даю тебе возможность сказать первому.

— Нет, я не боюсь.

По крайней мере, он не боялся до этой минуты. Глаза Лангстрат сузились и буравили его насквозь.

— Конечно, ты боишься, — сказала она сурово. — Тебя испугало то, что нас сфотографировала репортерша из «Кларион». Разве не так?

Бруммель зло погрозил ей пальцем:

— Что я и говорил! Он звонил тебе! Это была одна из тем нашего разговора с Янгом. Он наверняка тебе звонил!

Джулин кивнула и, нимало не смущаясь, согласилась:

— Конечно, он мне звонил. Он ничего от меня не скрывает. Ни у кого из нас нет тайн друг от друга, ты это знаешь.

Бруммель понял, что лучше все рассказать.

— Я беспокоюсь за План. Нас становится много, слишком много, чтобы оставаться незамеченными. Мы рискуем быть обнаруженными во многих местах. Я считаю, было неосторожностью с нашей стороны появляться вместе на людях.

— Не беспокойся, с этим-то все в порядке.

— Не беспокойся? Хоган напал на след. Я думаю, ты знаешь, какие вопросы он задавал Оливеру?

— Оливер способен сам о себе позаботиться.

— А как мы позаботимся о Хогане?

— Так же, как обо всех остальных. Тебе известно, что он говорил с Янгом о конфликте с дочерью? Для нас это весьма интересно.

— Ну, и что же произошло между Хоганом и его дочерью? — заинтересовался полицейский.

— Она убежала из дома… и все равно явилась сегодня на мою лекцию. Мне это нравится.

— И какие же выгоды мы можем извлечь из этого? Джулин улыбнулась хитро и коварно:

— Всему свое время, Альф, нам незачем спешить. Бруммель встал и начал расхаживать по комнате.

— Я не совсем уверен в Хогане. По-видимому, он не такой слабый противник, как Хармель. Я считаю, что арест Крюгер был ошибкой.

— Но зато тебе удалось заполучить фотоаппарат и засветить пленку.

Бруммель резко повернулся к ней:

— И к чему это привело? До этого они не задавали никаких вопросов, а теперь задают! Представляю себе, что бы я подумал, если бы мне вернули камеру с засвеченной пленкой! Хогана и Крюгер не так легко провести!

Лангстрат обвила руками, будто ползучими растениями, шею Бруммеля.

— Но зато они легко уязвимы. Ты можешь сделать с ними, что угодно, а уж я и подавно, — утешала она шерифа.

— Ну да, как и все остальные, — проворчал Бруммель.

Ему следовало бы предвидеть ее реакцию. Джулин холодно и враждебно смотрела ему прямо в глаза.

— И это вы успели обсудить сегодня с Оливером!

— Он тебе все доносит!

— Если бы он этого не сделал, то рассказали бы Хозяева.

Бруммель пытался избежать ее взгляда. Он не выносил, когда Лангстрат превращалась из красавицы в отталкивающее омерзительное существо.

— Смотри на меня, — потребовала она, и Бруммель подчинился. — Если наши отношения тебя не устраивают, я могу позаботиться, чтобы они закончились.

Бруммель опустил глаза и простонал:

— Нет, нет, все в порядке.

— Что в порядке?

— Я имею в виду, что меня все устраивает.

— Точно?!

Бруммель лихорадочно старался развеять все ее сомнения, утихомирить ее и заставить поскорее отпустить его:

— Я… я только не хочу терять контроль над происходящим.

Джулин одарила его долгим и мучительным поцелуем вампира.

— Ты сам нуждаешься в хорошем контроле. Разве я тебя этому не учила?

Лангстрат терзала его, а Бруммель был перед ней совершенно беззащитен. Она крепко держала его, он целиком принадлежал ей.

Альф не мог справиться с беспокойством:

— Но сколько еще противников нам предстоит убрать с дороги. Не успеем мы избавиться от одного, как на его месте появляется другой. Хармель исчез, так откуда-то взялся Хоган…

— Ты разделался с Фаррелом — возник Ханк Буш, — докончила она его мысль.

— Так не может продолжаться. Судьба нам противится.

— Считай, что Буша уже нет. Ведь у вас будет голосование в пятницу?

— Церковь поддается, он начинает раздражать ее, но…

— Что за «но»

— Ты ведь знаешь, он исключил Лу Стэнли за измену жене.

— О, да. Думаю, это поможет церкви сделать решительный шаг.

— Но большая часть общины с ним согласна. Джулин отошла в сторону, чтобы получше разглядеть Бруммеля, и от ее взгляда кровь застыла в его жилах.

— Ты боишься Буша?

— У него по-прежнему много сторонников. Больше, чем я предполагал.

— Ты боишься его!

— Кто-то помогает ему во всем, и я не знаю, кто. Подумай, что будет, если он узнает о Плане!

— Он никогда ничего не узнает!

Если бы у нее были клыки, наверняка, они бы зловеще сверкнули в эту минуту.

— Мы его раздавим задолго до того, как он что-нибудь пронюхает. И ты об этом позаботишься, не так ли?

— Я стараюсь.

— Не смей отступать перед Бушем! Он должен склониться перед тобой, а ты передо мной!

— Я же сказал, что стараюсь!

Джулин вдруг успокоилась и улыбнулась.

— Значит, в следующий вторник?

— Э-э-э…

— И мы отпразднуем падение Буша в пятницу. Ты мне расскажешь, как это произошло.

— А Хоган?

— Хоган слабый, беспомощный идиот. Не беспокойся. Это не твоя забота.

Не успел Бруммель опомниться, как он уже стоял на улице у захлопнувшейся двери черного хода.

Лангстрат наблюдала из окна за машиной Бруммеля, пока она не скрылась из виду. Стараясь остаться незамеченным, он ехал окольным путем, выбирая самые неприметные улочки и переулки. Джулин приоткрыла гардины, чтобы впустить свет, и погасила свечу на столике. Потом она достала из ящика письменного стола папку. Перед ней лежали подробные биографии, заметки об особенностях характеров, всевозможные фотоснимки — это были досье на Маршалла, Кэт и Санди Хоган. Когда взгляд Лангстрат упал на лицо Санди, в глазах профессора загорелся зловещий огонь.

Невидимая, на плече Лангстрат лежала огромная черная рука, унизанная драгоценными кольцами и золотыми браслетами. Бархатный обольстительный голос нашептывал мысли, глубоко проникавшие в ее сознание.

Во вторник после обеда редакция «Кларион» была похожа на поле сражения, покинутое воинами. Стояла гробовая тишина. Джордж, наборщик, как всегда, взял сутки отгула, чтобы прийти в себя после бешеного галопа перед сдачей номера в печать. Том, редактор, отправился добывать очередной материал.

Что касается Эди, секретарши, ответственной за объявления, то она объявила, что увольняется с работы, и исчезла еще накануне вечером. Маршалл не знал, что когда-то она была счастливой женой, потом незаметно стала несчастной женой и, в конце концов, завела роман с шофером грузовика. Это и привело к расколу в ее семейной жизни. Теперь Эди ушла с работы, и Маршалл ощутил, что редакция внезапно опустела.

Маршалл и Бернис были одни в маленькой стеклянной конторке. Сидя за подержанным десятидолларовым письменным столом, Маршалл мог хоть целый день обозревать через стекло конторы три рабочих стола, две пишущие машинки, пару мусорных корзин, два телефона и кофеварку. В помещении царил беспорядок: повсюду валялись бумаги, какие-то копии, газетные вырезки, но ничего не происходило.

— Ты тоже не знаешь, где искать? — спросил он Бернис.

Девушка сидела прямо на одном из рабочих столов, прислонившись к стене и помешивая ложкой в чашке с теплым какао.

— Ничего, все равно найдем. Я знаю, где она хранит книги. Уверена, что у нее в журнале есть все нужные адреса и телефоны.

— И шнур от кофеварки тоже?

— А почему, ты думаешь, я пью какао?

— Идиотство. Хоть бы кто-нибудь сказал, где его искать!

— Не думаю, чтобы кто-то знал.

— Лучше всего дать объявление о найме нового секретаря на этой же неделе. Эди тянула тяжелый груз.

— Да, ей приходилось нелегко. Она поспешила исчезнуть из города, пока глаза ее супруга не открылись и он не успел засечь, в какую сторону она улизнула.

— Любовные дела. Хорошего от них не жди.

— Ты знаешь последние новости об Альфе Бруммеле?

Маршалл поднял глаза. Бернис сидела на столе, как нахохлившаяся птичка, и казалось, больше была заинтересована своим какао, чем пикантными новостями.

— Сгораю от нетерпения услышать их, особенно в связи с последними событиями, — ответил Маршалл.

— Я сегодня встречалась с Сарой, секретаршей Альфа. Представь, он исчезает каждый вторник после обеденного перерыва на несколько часов, не объясняя, куда. Но Сара знает. У нашего дорогого Бруммеля есть удивительная подружка.

— А, Джулин Лангстрат, профессор психологии в университете.

Бернис была разочарована.

— Так тебе все известно?

— Помнишь блондинку, которую ты видела в луна-парке. Моя сотрудница сделала несколько снимков, которые кого-то так разозлили, что она вместе с фотоаппаратом загремела в кутузку. Меня же на следующий день профессор Лангстрат с треском выставила из аудитории. Прибавь к этому, что уши Оливера Янга багровеют, когда он говорит, что незнаком с ней.

— Потрясающе, Хоган.

— Просто блестящая догадка.

— Между ней и Бруммелем что-то есть! Он называет это терапией, но мне кажется, он получает от нее массу удовольствий. Пойми меня правильно.

— А каким образом в эту картину вписывается Янг? Зернис не услышала вопроса.

— Жаль. Если бы Бруммель был женат, я бы знала, что мне делать.

— Эй, Бернис! Соберись с мыслями… А ведь у нас образовался маленький клуб, и все три человека, о которых мы говорим, его члены…

— Прости.

— Одно нам, по крайней мере, ясно: они до такой степени не желают, чтобы мы о нем — учти, о НЕМ — догадались, что рискнули даже арестовать тебя.

— И засветить пленку.

— Хотел бы я знать, удастся ли что-нибудь извлечь из отпечатков пальцев.

— Вряд ли. В картотеке их нет.

Маршалл повернулся на стуле, в упор глядя на Бернис:

— Сдаюсь, рассказывай, что у тебя на уме! Бернис была довольна.

— Мой дядя тесно связан с офисом Джастина Паркера.

— Окружного прокурора?

— Именно. Он все для меня сделает.

— Погоди, не втягивай их в это дело. Пока еще рано… Бернис подняла руки, как бы сдаваясь:

— Хорошо, хорошо, пока не буду.

— Но я не сказал, что они нам не понадобятся.

— Ты думаешь, я этого не понимаю?

— Скажи, Бруммель не извинился перед тобой?

— После того, как ты перед ним сник? Ты что, шутишь?

— И не было никаких официальных извинений, подписанных им самим или его конторой?

— Он тебе это обещал? Маршалл кисло улыбнулся:

— Оба они, Янг и Бруммель, несли вздор: что они не знают друг друга, что и близко не подходили к балаганам. О! Как бы я хотел иметь эти снимки!

Бернис была уязвлена.

— Но мне-то ты можешь верить, Хоган. Мне-то! Маршалл несколько мгновений смотрел куда-то в пространство, размышляя:

— Бруммель и Лангстрат. Терапия. Я думаю, здесь есть какая-то связь.

— Ну, так давай выложим все факты на стол.

«Уж какие там факты, какие выводы можно сделать из неясных чувств, странных ощущений и предположений», — думал Маршалл.

В конце концов он произнес:

— Бруммель и Лангстрат… Они чем-то похожи, в них есть что-то общее, убежден.

— Что же в них общего?

Маршалл понимал, что его прижали к стене:

— Может быть… дурной глаз? Бернис удивленно подняла брови.

«Ах, Крюгер, не требуй от меня объяснений», — умолял про себя Маршалл.

— Ты должен мне объяснить, — настаивала она.

«Ну вот, начинается», — пронеслось в голове Маршалла, и, помедлив, он пустился в несколько путаные объяснения:

— Видишь ли, это может показаться глупым, но когда я с ними разговаривал, то они — ты сама можешь проверить как-нибудь — они смотрели одинаково… У них во взгляде было что-то жуткое, как будто они меня гипнотизировали, внушали свои мысли или что-то в этом роде…

Бернис саркастически усмехнулась.

— Ага! Давай, давай, смейся! — рассердился Маршалл.

— Ну что ты такое городишь! Неужели ты думаешь, что они принадлежат к какой-нибудь индийской секте?

— Не знаю, как назвать, но это так. Конечно, Бруммель не так силен, как Лангстрат. Он слишком часто скалит зубы. Янг тоже замешан, но он уж очень любит много жонглировать словами..

Бернис некоторое время внимательно рассматривала лицо Маршалла, а потом сказала:

— Пожалуй, тебе нужно выпить чего-нибудь покрепче. Какао подойдет?

— Почему бы и нет. Принеси, пожалуйста.

Бернис вернулась с полной кружкой, на которой стояло имя «Эди».

— Надеюсь, оно достаточно крепкое, — сказала она, подав Маршаллу кружку. Затем девушка снова удобно устроилась на столе.

— Но почему эти трое так упорно стараются убедить нас, что не знают друг друга? — вслух размышлял Маршалл. — И кто те, неизвестные: Толстяк и Привидение? Ты не встречала их раньше?

— Никогда. Они, по-моему, нездешние.

— А, все равно, это ни к чему не приведет, — вздохнул Маршалл.

— Пока нет. Бруммель ходит в ту маленькую белую церковь, «Аштон Комьюнити». И я слышала, что оттуда кого-то выгнали за то, что он завел любовницу.

— Бернис, это сплетни!

— Ладно. А что ты скажешь на это: у меня есть приятельница в Вайтмор-колледже, и она может кое-что рассказать о нашей таинственной профессорше.

Маршалл смотрел на нее с сомнением.

— Не создавай мне новых проблем, пожалуйста. С меня хватит того, что есть.

— Санди?

Теперь разговор перешел, действительно, на неприятную тему:

— Мы еще до сих пор ничего о ней не слышали. Звоним в разные места, расспрашиваем родственников и ее друзей. Надеюсь, что все разъяснится.

— А она не ходит на курс лекций Лангстрат?

— Она посещает несколько ее курсов, — с горечью ответил Маршалл. — Тебе не кажется, что мы перешли границу между объективной журналистикой и… личной местью?

Бернис пожала плечами.

— Я только пытаюсь выяснить, в чем, собственно говоря, дело. Неважно, пойдет оно в отдел новостей или нет. Мне казалось, что тебе хочется прощупать почву…

Маршалл не мог забыть мрачного взгляда Джулии Лангстрат. Душа его начинала болеть еще сильней, как только он вспоминал, что об идеях профессора он узнал от родной дочери.

— Если это те сведения, которые нам необходимы, то переверни хоть все вверх дном, но добудь их.

— В свободное время или в рабочее?

— Делай, когда угодно, но откопай мне эту информацию, — ответил Маршалл и принялся стучать на пишущей машинке.

Глава 9

В этот вечер Маршалл и Кэт накрыли стол на троих. Неизбывная вера руководила ими, и родители не сомневались, что Санди окажется рядом с ними, как обычно. Они обзвонили всех знакомых, но никто не видел их дочери. Полиция тоже пока ничего не нашла. Они звонили в университет, но ни один из преподавателей Санди не мог сказать ничего определенного.

Маршалл с грустью глядел на пустой стул Санди. Кэт сидела напротив, ожидая, пока сварится рис.

— Маршалл, — произнесла она, — не вини себя.

— Нет, только я во всем виноват, я безнадежен.

— Прекрати сейчас же!

— Дело в том, что теперь, когда все разрушено, слишком мало шансов что-то исправить.

Кэт потянулась через стол и взяла Маршалла за руку.

— Ничего подобного, она вернется. Санди достаточно взрослая и рассудительная и знает, что делает. Посмотри, как мало вещей она с собой взяла. Значит, она ушла не навсегда.

В эту секунду в дверь позвонили. Маршалл и Кэт вздрогнули от неожиданности.

— Да ну их! — махнул рукой Маршалл. — Наверняка, это почтальон, или школьница продает печенье, или свидетели Иеговы.

— Ты прав, Санди незачем звонить, у нее есть ключ.

Сказав это, Кэт быстро встала и пошла открывать, а Маршалл поспешил вслед за ней. К двери оба подлетели одновременно, и Маршалл открыл сам.

Они никак не ожидали увидеть перед собой молодого человека, светловолосого, интеллигентного, типичного студента колледжа. В руках у него не было ни брошюр, ни религиозных трактатов, и выглядел он смущенным.

— Мистер Хоган? — спросил молодой человек.

— Да, — ответил Маршалл, — а вы кто?

Парень был спокоен, достаточно решителен и перешел сразу к делу:

— Меня зовут Шон Урмсби, я учусь в Вайтмор-колледже и знаком с вашей дочерью Санди.

Кэт собралась было пригласить его в дом, но Маршалл перебил ее:

— Ты знаешь, где она?

Шон замялся и ответил осторожно:

— Да, я знаю, где она.

— Где же?

— Можно мне войти? — спросил он вежливо. Кэт приветливо кивнула, отступила, освобождая проход и буквально отодвинув Маршалла с дороги:

— Да, входите, пожалуйста.

Они провели его в гостиную и усадили. Кэт крепко стиснула руку мужа, тем самым вынуждая его сесть и быть сдержанней.

— Спасибо, что вы зашли, мы очень волнуемся, — сказала Кэт.

Маршалл собрал все свои силы и спокойно спросил:

— Что ты о ней знаешь?

Шон был, по-видимому, в замешательстве.

— Я… я встретил ее вчера в университетском саду.

— Она была вчера в колледже? — изумился Маршалл.

— Дай ему рассказать, — остановила мужа Кэт.

— Да, она была вчера на занятиях, — продолжал Шон. — Но встретил я ее на Джон-Плаза, в кафетерии, где мы все часто бываем. Она была одна и выглядела очень взволнованной, поэтому я решил, что мне необходимо чем-то помочь ей.

Маршалл сидел как на иголках.

— Что значит, взволнованной, с ней все в порядке?

— Да, да, с ней все в порядке, не волнуйтесь, с ней не случилось ничего дурного. Но… я здесь по ее поручению.

На сей раз оба родителя слушали, не перебивая. Шон продолжал:

— Мы поговорили немного, и Санди рассказала, как она смотрит на происшедшее. Она, действительно, хочет вернуться домой, это я должен сразу вам сказать.

— Ну, и?

— Да, мистер Хоган, я ее пытался уговорить с самого начала, но… она боится вернуться и немного стыдится.

— Меня, что ли?

Шон продолжал разговор осторожно, словно ступал по тонкому льду:

— Можете ли вы примириться с ней? Маршалл готов был все взять на себя.

— Конечно же, конечно. Я пытаюсь сделать это уже не один год и надеюсь теперь-то, наконец, мне удастся помириться с дочерью.

Шон облегченно вздохнул.

— Именно это я и хотел услышать. Я не специалист в подобных делах, я учусь на геологическом. Но мне бы очень хотелось увидеть, как ваша семья соединится.

— Мы тоже этого хотим, — сказала Кэт смиренно.

— Да, — подхватил Маршалл, — мы делаем все возможное, чтобы это случилось как можно скорее. Послушай, парень, если ты со мной познакомишься поближе, то поймешь, что характер у меня сложный, крутой, и мне бывает трудно с ним справиться.

— Ты наговариваешь на себя, — запротестовала Кэт.

— Нет, я именно такой, но я стремлюсь к лучшему и всегда буду стремиться. Скажи, — он подался вперед на стуле, — как я понимаю, Санди послала тебя встретиться с нами?

Шон посмотрел в окно.

— Она сидит в машине.

Кэт немедленно поднялась. Маршалл взял ее за руку и снова усадил.

— Кто из нас заинтересован больше всех? — он повернулся к молодому человеку. — Как она себя чувствует? По-прежнему боится? Она, что, думает, я на нее накинусь?

Тон утвердительно кивнул.

— Я не собираюсь ни кричать, ни обвинять ее, ни злиться или язвить, я только… я…

— Он ее любит, — вставила Кэт, — в самом деле любит.

— Это правда? — спросил Шон. Маршалл в ответ кивнул.

— Нет, скажите эти слова, я хочу услышать, как вы произнесете эти слова сами.

Маршалл поглядел ему прямо в глаза:

— Я люблю ее, парень. Она мой ребенок, моя дочь, я люблю ее и хочу вернуть назад. Шон улыбнулся и встал.

— Я ее приведу.

В этот вечер стол был накрыт на четверых.

В пятницу, когда вечерний номер «Кларион» же был в городских киосках, а в редакции, как обычно в это время, царила тишина, Бернис представилась наконец возможность заняться своими делами. Ей не терпелось сегодня же встретиться кое с кем в Вайтмор-колледже. После нескольких телефонных звонков в университет она договорилась встретиться в кафе за обедом со своей знакомой. Им предстоял важный разговор.

Кафе студенческого городка находилось в недавно построенном современном здании из красного кирпича, с голубоватыми стеклами огромных, во всю стену окон. Здесь можно было пообедать в зале за маленькими столиками на двух или четырех человек или расположиться на солнышке — прямо на открытой веранде, окруженной цветочными клумбами. Это было кафе самообслуживания, кормили в нем вполне сносно.

Бернис шла к столику, неся поднос с чашкой кофе и салатом. За ней пробиралась Руфь Вильяме, веселая, средних лет женщина, профессор экономики. Она взяла на обед мексиканский салат.

Они сели в полутени за отдельным столиком. Первая половина трапезы ушла на общие разговоры и ничего незначащие сплетни.

Однако Вильяме достаточно хорошо знала подругу.

— Берни, — сказала она наконец, — насколько я понимаю, тебе нужно о чем-то серьезно поговорить. Бернис была благодарна ей за эти слова.

— Руфь, дело совершенно необычное и не имеет никакого отношения к моей работе.

— Значит, разузнала что-то новое о сестре?

— Нет, это не касается Пат. Расследование пришлось пока отложить. Но если мне удастся кое-что выяснить можешь быть уверена, я снова займусь обстоятельствами смерти сестры. — Бернис посмотрела на Руфь долгим взглядом. — Ты ведь уже и не веришь, что я могу найти хоть какие-нибудь концы?

— Бернис, ты знаешь, что я на все сто поддерживаю твое стремление разобраться в этом деле, но сомневаюсь, что твои поиски увенчаются успехом. Это все так… безнадежно, так трагично.

Бернис пожала плечами.

— Поэтому я буду продолжать поиски, чего бы это мне ни стоило. Об этом я и хотела с тобой поговорить, хотя тема для меня очень неприятная. Ты знаешь, что меня арестовали и я провела в тюрьме целую ночь?

Вильяме, конечно, отнеслась к сказанному скептически:

— В тюрьме? За что?

— За то, что я пыталась купить любовь полицейского, переодетого в штатское.

Эта новость произвела желаемое действие, особенно после того, как Бернис описала подруге все унижения, через которые ей пришлось пройти.

— Невероятно, — повторяла Вильяме. — Какая гадость! Ушам своим не верю.

— Как бы там ни было, — закончила Бернис, перейдя к цели разговора, — но я должна во что бы то ни стало узнать, почему мистер Бруммель так поступил. Помни, пока все, чем я обладаю, только предположения и догадки, но я найду истину хоть на дне моря.

— Я тебя понимаю. Но чем я могу помочь?

— Ты встречалась с профессором Джулин Лангстрат с факультета психологии?

— Да… несколько раз. Мы обедали за одним столиком. Бернис заметила кислую гримасу подруги.

— Она что, со странностями?

— Ну, видишь ли, все мы разные, — ответила Вильяме и нехотя поковыряла вилкой в салате. — Но у нас не оказалось ничего общего. С ней совершенно невозможно найти общей темы для разговора.

— Какая она, по-твоему: сильная, открытая, самоуверенная, отталкивающая…?

— Скорее всего — первое, и, как мне показалось, чагадочная, хотя я использую это слово за неимением более точного. У меня, к сожалению, сложилось впечатление, что люди ей просто скучны. Ее научные интересы — эзотерическая метафизика, и, видимо, она предпочитает ее банальной действительности.

— С кем она водит знакомство?

— Понятия не имею. Я бы удивилась, узнав, что у нее вообще есть друзья!

— Значит, ты никогда не встречала ее с Альфом Бруммелем?

— Ах! Так вот, что тебя интересует! Нет, не встречала.

— Но ведь ты видишь ее не так часто?

— Верно, к тому же она не очень-то общительна. Но я постараюсь припомнить все самое важное, понимаешь, что я имею в виду? Я очень хочу помочь тебе разобраться в том, что касается смерти Пат, но сейчас все то, чем ты занимаешься…

— Я же говорила, — это необычно и не имеет отношения к моей работе.

— Да, в этом ты права. Но я хочу, как друг, помочь тебе связаться с кем-нибудь более сведущим. Есть у тебя авторучка? Его зовут Альберт Дарр, он работает на факультете психологии. Насколько я знаю, в основном, от него самого, он встречается с Лангстрат каждый день. Она ему не нравится, и он к тому же обожает сплетни. Я могу даже позвонить ему и рассказать о тебе.

Альберт Дарр, молодой профессор с простодушным лицом, всегда модно одетый, несомненно, привлекал к себе внимание женщин. Сейчас профессор находился в своем кабинете и занимался проверкой студенческих тетрадей. У него нашлось время поговорить, особенно с такой милой, хорошенькой журналисткой из «Кларион».

— Привет, привет, — сказал он Бернис, когда она открыла дверь.

— Привет, привет, — в тон ему ответила журналистка и представилась:

— Бернис Крюгер, подруга Вильяме.

— Профессор огляделся в поисках свободного стула и в конце концов переместил на пол гору студенческих курсовых.

— Пожалуйста, садись. Прости за беспорядок. — Он уселся на другую гору тетрадей и книг, под которой вероятно, скрывался еще один стул. — Чем могу служить?

— Понимаете… Это вовсе не официальный визит профессор Дарр…

— Альберт.

— Спасибо, Альберт. Я здесь, собственно, по личному делу. Но если мои догадки подтвердятся, оно может стать настоящей сенсацией.

Бернис сделала паузу перед тем, как перейти к щекотливому вопросу:

— Руфь сказала, что ты знаешь Джулин Лангстрат.

Дарр вдруг широко улыбнулся, откинулся на своем возвышении и сцепил руки на затылке. «Похоже, это его излюбленная тема», — подумала Бернис.

— Так, так! — проговорил он с живостью. — Значит, ты решилась ступить на святую землю! — Дарр с насмешливой решительностью оглядел комнату, пытаясь удостовериться, нет ли здесь лишних ушей. Потом он подался вперед и понизил голос:

— Есть вещи, которых никто не знает, даже я сам, — он опять прислушался. — О, наша дорогая профессорша имела неосторожность задеть мое самолюбие и унизить меня, так что причины отблагодарить ее у меня есть. Я буду рад ответить на твои вопросы.

Бернис явно повезло, с малым можно было говорить начистоту.

— Хорошо, — проговорила она и приготовила блокнот и авторучку. — По сути дела, меня интересует Альф Бруммель, шеф полиции. У меня есть информация, что он и Лангстрат часто встречаются. Можешь ты это подтвердить?

— Да, определенно.

— Значит… между ними что-то есть?

— Что ты имеешь в виду под «что-то»?

— Дополни сам.

— Если ты имеешь в виду романтические отношения… — он с улыбкой покачал головой. — Дорогая моя, не знаю, понравится ли тебе мой ответ, но я скажу — нет, не думаю, чтобы между ними была любовная связь.

— Но он регулярно встречается с ней.

— Понимаю, понимаю.

Но с ней встречается масса юдей — Она дает консультации в свободное время. Скажирруммель встречается с ней каждую неделю? Бернис ответила без прежнего энтузиазма:

— Да, каждый вторник в одно и то же время.

— Вот видишь! Он ходит к ней на еженедельные сеансы.

— Но почему он никому не хочет говорить об этом? К чему такая таинственность?

Дарр снова подался вперед и тихо сказал:

— Все, что делает Лангстрат, окружено глубокой тайной! Это внутренний круг, Бернис. Никто не имеет права знать об этих «консультациях», никто, кроме избранных, элиты, власть имущих, кроме особых постоянных ее посетителей. Такова она.

— Но чем же она занимается?

— Видишь ли, — глаза его озорно блеснули, — это конфиденциальная информация, и должен предупредить, что я и сам ей не вполне доверяю. То немногое, что мне удалось узнать, — результат моих личных наблюдений, в основном здесь, в университете. Профессор ухитрилась нажить себе массу врагов и не вызывает у коллег большой симпатии, — он повернулся к Бернис так, что они теперь смотрели прямо в глаза друг другу.

— Видишь ли, Бернис, профессор Лангстрат, если можно так выразиться, человек не от мира сего… Ее научные изыскания лежат в той сфере, с которой мы, обычные люди, не очень то желаем соприкасаться: Источник, Вселенское Сознание, Высший План…

— Увы, я не понимаю, о чем идет речь.

— Да никто из нас не понимает. Некоторые слишком близко принимают это к сердцу и беспокоятся. Мы не знаем, может быть, она — гений и действительно подошла к важным открытиям, а может быть… просто ненормальная.

— Ну, а что все это значит — Источник, Сознание?

— Постараюсь объяснить… Насколько мы поняли, это связано с восточными религиями, странными мистическими культами и манускриптами, с тем, чем я никогда не интересовался и не собираюсь заниматься. Мое мнение — что она, занявшись этой белибердой, совершенно потеряла вязь с реальностью. Может быть, мои коллеги и поднимут меня на смех, но я убежден, что все эти идиотские изыскания Лангстрат не что иное, как современное язычество своего рода ведьмино искусство. Я уверен, что она пребывает в полном заблуждении.

Бернис вспомнила о необыкновенном описании Лангстрат, сделанном Маршаллом.

— Я слышала, что она производит невероятные опыты над людьми…

— Сумасшествие. Чистое сумасшествие. Я думаю, она убеждена, что может читать мои мысли, контролировать меня, заколдовывать и всякое такое прочее. Я старался держаться от нее как можно дальше.

— Но можно ли принимать это всерьез?

— Нет, совершенно нельзя. Единственно, кого она может контролировать и на кого влиять, — это несчастные дураки Внутреннего Круга, которые легко дают себя обмануть.

— Внутренний Круг… ты часто используешь это название.

Альберт Дарр предостерегающе поднял руку:

— Никаких фактов. Я предполагаю и сопоставляю все сам. И то, что у меня есть — пара наблюдений здесь, пара там… что в сумме, уверен, все же составляет четыре. Я слышал, как она говорила, что помогает советами людям, которые к ней приходят, и я заметил, многие из них — люди весьма влиятельные. Но как может давать советы человек, опутанный ложными идеями. И потом…

— Что?

— Я готов поверить, что она… имеет особую выгоду в этой ситуации. Кто знает, может быть, на этих сеансах и встречах она занимается чтением их мыслей? Может, она варит хвосты улиток и глаза саламандр и подает их с жареными лапками пауков, чтобы получить ответ из области сверхъестественного… Но я, кажется, переборщил.

— Все-таки ты допускаешь такую возможность?

— Ну, не такие дикости, как я тут расписывал, но все равно что-то в этом духе, это соответствует ее оккультным увлечениям.

— А эти, члены Внутреннего Круга, они встречаются регулярно?

— Насколько я знаю, да. Понятия не имею, как это все организовано и зачем. Что, черт возьми, все это значит!?

— Можешь назвать кого-нибудь?

— Надо подумать.

Естественно, прежде всего твой Альф Бруммель, ты сама это мне сказала. Потом, знаешь

Хармеля? Бернис чуть не уронила ручку.

— Да, именно, прежний редактор

— Я у него работала перед тем, как он ушел и Хоган перекупил газету.

— Хм, насколько я понимаю, речь идет не о том, что он просто ушел.

— Нет, он переехал в другое место. Кто еще?

— Миссис Пинкстон, член университетского правления.

— Ах, вот как, значит там не только мужчины?

— Нет, как видишь. Бернис записывала.

— Продолжай, продолжай!

— Дорогуша, ну, кто же еще? Э… Дуайт Бран дон, я думаю…

— Кто такой Дуайт Брандон?

Дарр окинул ее снисходительным взглядом:

— Он владеет землей, на которой стоит университет.

— О-о-о! — Бернис записывала имена, жирно подчеркивая пояснения.

— Дальше у нас идет Эжен Байлор. Он казначей, очень влиятельная личность в университетском правлении. Он иногда позволяет себе отпускать весьма колкие шутки о своих встречах с профессором, но он непоколебим в своих взглядах.

— Ну и ну.

— Так, дальше у нас идет этот пастор, как его там…

— Оливер Янг.

— Откуда ты знаешь? Бернис только улыбнулась:

— Счастливая догадка. Продолжай.

Глава 10

Всю пятницу Ханк изо всех сил старался не вспоминать о предстоящем собрании. Ему удалось полностью отвлечься от тяжелых мыслей только после обеда, поскольку все внимание пастора было занято молодой дамой. Она стояла перед ним в его маленьком кабинете, устроенном в углу гостиной. Ханк попросил Мэри быть с ним рядом, выказывая ему любовь и нежность, как и подобает доброй супруге. Разговор с Кармен — она назвала ему только свое имя — был не из легких. Взглянув на облик и наряд молодой женщины сквозь смотровое окошечко входной двери, Ханк попросил, чтобы Мэри сама открыла дверь и впустила посетительницу. Ханк заметил, что Кармен не пыталась надеть на себя какую-то маску: она выглядела вполне естественно, хотя и несколько жеманно. Что же касается причины, по которой она пришла за советом…

— Мне кажется, что всему причиной — мое одиночество, поэтому я постоянно слышу эти голоса.

Нежданная гостья внимательно посмотрела на Ханка и Мэри, явно интересуясь, как они отреагируют на ее слова. Но после всего, что с ними произошло, ни Мэри, ни Ханк уже ничему не удивлялись.

— Что за голоса? — спросил Ханк. — О чем они говорят?

Кармен на мгновение задумалась, глядя в потолок уж слишком невинными, большими голубыми глазами.

— То, что я переживаю, происходит не просто так. Я вовсе не сумасшедшая.

— Нет, я понимаю, дело не в этом, но расскажи-ка поподробнее о голосах. Когда ты их слышишь?

— Прежде всего, когда я бываю одна. Вчера вечером, например, как только я легла в постель… — посетительница пересказала то, о чем говорили ей голоса. Хозяева никак не ожидали услышать такие грязные непристойности из уст молоденькой женщины.

Мэри не знала, что и сказать, положение становилось весьма щекотливым. Ханку в некоторой степени все это уже было знакомо, и хотя он отнесся к причине посещения Кармен осторожно, но легко допускал, что она столкнулась с теми же самыми демоническими силами, что и он сам.

— Кармен, — спросил Ханк, — говорили ли хоть раз эти голоса, кто они такие?

Гостья ненадолго задумалась.

— Мне кажется, что один из них испанец или итальянец. Он говорит с акцентом и зовут его Амано или Аманзо, общем как-то похоже, он разговаривает очень спокойно и всегда предлагает мне улечься с ним, вы понимаете…

В это мгновение в другой комнате зазвонил телефон быстро встала, чтобы поднять трубку. Не задерживайся, пожалуйста, — попросил ее Хакк.

Было заметно, что Мэри очень торопилась. Ханк смотоел ей вслед и вдруг почувствовал, что Кармен тронула его за руку.

— Ты ведь не думаешь, что я ненормальная? — спросила она вызывающе.

Ханк резко отдернул руку, а затем, чтобы скрыть свое невольное движение, в задумчивости потер подбородок:

— Нет, Кармен, я так не думаю. Но меня интересует, откуда эти голоса появились? Когда ты начала их слышать?

— Когда я переехала в Аштон. Мой муж меня бросил, и я переехала сюда, чтобы начать новую жизнь… Я чувствую себя так одиноко.

— Значит, ты начала их слышать, когда переехала в Аштон?

— Да, я уверена, что они появились, когда я осталась одна, и я по-прежнему одинока.

— А что они говорили в самом начале, как они назвались?

— Дома никого не было, и я чувствовала себя всеми забытой. Я переехала сюда, но все равно мне слышался голос Джима, понимаешь, это мой муж.

— Продолжай.

— Сначала я решила, что это он. Я даже не подумала, как это он может говорить со мной, если его здесь нет, но я ему отвечала, и он объяснил, насколько ему меня недостает. Он провел со мной остаток ночи, — Кармен уронила несколько слезинок. — Это было бесподобно!

Ханк не знал, что и думать.

— Невероятно, — только и мог он сказать. Кармен опять подняла на него томные глаза и промолвила сквозь слезы:

— Я знала, что ты мне поверишь. Мне говорили, что ты очень участливый человек, который все понимает.

«Это зависит оттого, кого слушать», — подумал Ханк, но тут он опять почувствовал ее прикосновение. «Попа сделать перерыв», решил он и начал говорить ободряюще, искренне и без осуждения:

— Послушай, я думаю, что для тебя сегодня была очень важная встреча…

— О, да!

— Может быть, ты зайдешь еще раз, как-нибудь на следующей неделе?

— Конечно, непременно, — встрепенулась гостья, как будто он предложил ей вместе прогуляться. — Я должна тебе еще многое рассказать.

— Ладно, думаю, что в следующую пятницу смогу, если тебя это устроит.

Несомненно, ее это устраивало, и Ханк поднялся, чтобы распрощаться, показав, что на сегодня аудиенция закончена. Они не слишком продвинулись вперед, но для него и этого было достаточно.

— Нам обоим необходимо время, чтобы все обдумать. Через неделю ситуация, может быть, прояснится, и мы сможем разобраться…

«Но где же жена, куда она подевалась? — думал Ханк, — Ну, наконец-то пришла!»

Мэри сразу же обратилась к гостье:

— Вот как, ты уже уходишь?

— Это было чудесно! — вздохнула Кармен и нехотя выпустила руку пастора.

Выпроводить Кармен за дверь теперь оказалось довольно просто. «Дорогая моя Мэри, спасительница!»

Ханк закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к косяку. «Уф!» — вздохнул он с облегчением.

— Ханк, — заметила Мэри, понизив голос, — мне это все не нравится!

— Она… Да, это опасная женщина, скажу тебе.

— Что ты думаешь о ее рассказах?

— Не знаю. Поживем, увидим. Кто звонил?

— Ты и представить себе не можешь. Звонила какая-то женщина из «Кларион». Она хотела уточнить, кого именно исключили из церкви, не Альфа ли Бруммеля.

Услышав эти слова, Ханк обмяк, будто проколотая надувная игрушка.

Немного разочарованная, Бернис вернулась в кабинет

Он сидел за рабочим столом, перебирая объявления для очередного номера.

— Ну, что они сказали? — спросил он, не поднимая головы.

— Увы! Это был не Бруммель, и, насколько я поняла, мой вопрос был довольно бестактным. Я разговаривала с женой пастора, и по ее тону мне стало ясно, что я задела больную тему.

— Я краем уха слышал разговор в парикмахерской. Какой-то парень сказал, что они собираются сегодня проголосовать за отставку пастора.

— Значит, и тут не все в порядке.

— По крайней мере, это не относится к нашему делу, что меня весьма радует. Мы и так слишком далеко зашли, — проговорил Маршалл, просматривая список имен, полученный от Альберта Дарра. — И как только я могу справиться с работой, когда ты мне все время подсовываешь всякую чушь? Берни, знаешь, мне это начинает не нравиться.

Девушка приняла это за комплимент.

— Ты просмотрел список избранных посетителей Лангстрат?

Маршалл взял со стола лист и с сомнением покачал головой:

— Что значит вся эта чепуха, пропади она пропадом! «Введение в Сознание и Возможности Богов и Богинь: божественность человека, ведьмы, колдуны, Священное Медицинское колесо, действие магических форм и знаков»? Ты шутишь!

— Читай дальше, шеф!

— "Пути к Внутреннему Свету: встреться со своими Духовными богами, заметь свет внутри себя, приведи свое мыслительное, физическое, эмоциональное и духовное состояние в гармоническое единство через гипноз и медитации". — Маршалл прочел еще несколько фраз и вдруг взорвался:

— Что? «Как улучшить свою жизнь в настоящем, познав свою прошлую жизнь и будущую?»

— А мне особенно понравилось там, внизу: «Вначале была Богиня». Лангстрат, вероятно?

— Почему я никогда раньше об этом не слышал?

— По той простой причине, что об этом никогда не пишут ни в университетской газете, ни в курсовых работах. Альберт Дарр дал мне это сам и сказал, что этот, лист рассылается, как исключение, особо интересующимся студентам.

— И моя милая Санди ходит на лекции этой женщины…

— Так же, как все эти люди из списка. Маршалл отложил лист в сторону и снова взялся за список. Читая его, он только качал головой.

— Я бы не возражала, если бы кучка глупцов позволяла Лангстрат дурачить себя, — заметила Бернис. — Но ведь это люди чрезвычайно влиятельные! Ты только посмотри: два члена университетского правления, владелец университетской земли, ревизор, окружной судья!

— И Янг! Осторожный, уважаемый, влиятельный, общественно полезный Оливер Янг.

В памяти Маршалла всплыли картины его встречи с Янгом:

— Да, да, все правильно, все встало на свои места, теперь мне понятна бессмысленная, странная чепуха, которую я выслушивал в его кабинете. У Янга своя собственная религия, и никакой он не ортодоксальный баптист, теперь я в этом уверен!

— Религия меня не интересует, это ложь и тайна, покрытая мраком!

— И он уверял меня, что совершенно не знает Лангстрат. Я его спросил об этом в упор, и он ответил, что не знаком с ней.

— Кто-то лжет!

— пропела Бернис.

— Но, надеюсь, у нас в руках будет больше доказательств.

— Да, думаю, нам предстоит кое-что большее, чем просто встреча с Дарром.

— Что он говорил о Тэде Хармеле? Ты ведь его хорошо знала?

— Можно сказать, довольно хорошо. Ты знаешь, почему он бросил работу?

— Бруммель говорил, что с Тэдом произошла какая-то скандальная история. Но кому теперь можно верить!

— Тэд это отрицает.

— Конечно, теперь все говорят все, и все совершенно все отрицают.

— В любом случае, позвони ему. У меня есть его телефон. Он теперь живет где-то по дороге в Виндзор. Похоже, решил стать отшельником.

Маршалл смотрел на гору объявлений, скопившихся на столе и ожидавших его внимания.

— Ну когда я должен со всем этим разбираться!

— Э, не велико дело. Если уж я смогла кое-что разнюхать по собственной инициативе, то ты, по крайней мере, можешь звякнуть Тэду. Сделай это завтра, ведь в субботу у тебя свободный день. Как журналист журналиста, газетчик газетчика, может быть, вы лучше поймете друг друга.

— Ладно, давай телефон, — вздохнул Маршалл.

Мэри закончила мыть посуду после ужина, повесила полотенце сушиться и прошла в спальню, с окнами на задний двор. Там, в темноте, стоя около кровати, молился Ханк. Она опустилась возле мужа, взяла его за руку, и так, вместе, они полностью отдали себя в руки Господа. Бог должен был явить Свою волю сегодня вечером, и они решили подчиниться Ему в любом случае.

У Альфа Бруммеля был свой ключ от церкви, и он уже расхаживал по залу, зажигая свет и поворачивая регуляторы отопления. Чувствовал он себя неважно. «Хорошо бы на этот раз они проголосовали как надо», — думал он.

Хотя до собрания было еще целых полчаса, у здания уже стояли автомобили; их было куда больше, чем во время воскресных служений. Сэм Тэрнер, ближайший друг Альфа, помогал своей жене Элен выбраться из большого «кадиллака». Он был фермером, владельцем ранчо, не слишком крупным дельцом, но держался подчеркнуто солидно. В этот вечер он выглядел весьма суровым и решительным, как и его жена. В другой машине приехали Джон и Патриция Колмэн, тихая пара, перешедшая в «Аштон Комьюнити» из какой-то другой большой церкви города они симпатизировали Ханку и не скрывали этого. Эти люди прекрасно понимали, что Бруммелю их присутствие на собрании радости не доставит.

Прибывая, члены церкви быстро собирались в кучки

— симпатизирующие Ханку и его противники, они тихо перебрасывались короткими фразами, переглядывались между собой, а те, кто должен был подсчитывать голоса уже сейчас пытались определить, каким будет исход голосования.

Темные тени внимательно наблюдали за происходящим: одни, заняв позиции на крыше, другие, расположившись вокруг здания, а некоторые так и прямо в зале собрания.

Люциус, нервничая как никогда, слонялся рядом с церковью. Ваал-Рафар, который по-прежнему желал оставаться незамеченным, доверил ему это задание, и, по крайней мере, в этот вечер Люциус мог вернуть себе прежнее влияние. Единственное, что его беспокоило, так это присутствие других духов из стана врага — Небесного воинства. Конечно, они как всегда пасовали перед силами Люциуса, но среди них было несколько новичков, которых он никогда не встречал раньше.

Ближе всех к церкви, но все же на достаточном расстоянии, Сигна и два его воина стояли на вахте. По приказу Тола они свободно пропускали демонов в здание, но зорко следили за ними, заодно пытаясь обнаружить Рафара. Сами ангелы-часовые и присутствие где-то рядом Небесного воинства действовало на наглых бесов отрезвляюще. Не произошло ни одной стычки, ни одного столкновения, а именно это совпадало с приказом Тола.

Появление в дверях четы Колмэн обеспокоило Люциуса. В былые времена они с трудом справились с нападками Люциуса, и их брак чуть было не распался. Когда они сели на скамью, Люциус скользнул вниз и набросился на их нового спутника.

— Эй, ты, что-то я не встречал тебя раньше, — нагло заорал он, привлекая внимание всех других бесов к чужаку. — Откуда ты взялся?

Чужак, европеец Шимон, ничего не отвечал. Он спокойно смотрел на Люциуса, не давая себя запугать.

— Я хочу узнать твое имя!

— требовал демон. Чужак не проронил ни слова. Люциус хитро улыбнулся и продолжал наседать:

— Ты что, глухой? И немой? И так глуп, что тебе сказать нечего?

Демоны вокруг загоготали. Им нравились такие шуточки.

— Ну-ка, скажи, ты хорошо умеешь драться?

Молчание.

Люциус со звоном вытянул из ножен кривой меч, вспыхнувший кроваво-красным светом. Как по сигналу, все демоны сделали то же. Лязг и звон оружия заполнили помещение, отблески от обнаженных клинков заплясали по стенам. Вооруженные до зубов бесы перекрыли дорогу Божьим посланникам, так что они не могли прийти на помощь своему товарищу, над которым издевался Люциус. Демон уставился на своего могучего молчаливого противника с ненавистью, разжигавшей в его глазах желтый огонь. Вонючий пар вырывался из ноздрей. Он поигрывал мечом, описывая круги перед самым лицом чужака, стараясь втянуть его в драку. Но Шимон только глядел на него и стоял не шелохнувшись.

С диким воплем Люциус взмахнул мечом и разорвал плащ Шимона. Толпа демонов ликовала. Люциус приготовился к сражению, он держал меч обеими руками, приседая и складывая крылья.

Но перед ним стояла неподвижная статуя в разорванном плаще.

— Сражайся, ничтожество! — пронзительно визжал Люциус.

Чужак не шелохнулся, и Люциус поцарапал ему лицо. Демоны снова восторженно завыли.

— Отсечь тебе ухо? Или язык отрезать, если он у тебя вообще есть? — не унимался Люциус.

— Думаю, пора начинать, — произнес Альф Бруммель, стоя за кафедрой.

Собравшиеся прервали и без того тихие разговоры.

Люциус косо взглянул на чужака, махнул мечом в сторону Небесного воинства:

— Убирайся к своим жалким трусам!

Молчаливый воин вернулся в конец зала и занял место среди других Божьих посланников позади когорты демонов.

Одиннадцать ангелов проникли в церковь, не вызывая беспокойства бесов.

Трискал и Криони вошли с Ханком и Мэри. Они и раньше часто сидели рядом с пастором и его женой, так что появление ангелов вызвало как обычно, всего лишь умеренную злобу. Здесь же находился и Гило, огромный и непримиримый, но его демоны не задирали и не осмеливались раздражать вопросами.

Один из вновь прибывших Божьих посланников, крепко сложенный полинезиец, подошел к Шимону и заклеил пластырем царапину на его лице, пока тот чинил свой порванный плащ.

— Мота, призван из Полинезии, — представился ангел,

— Шимон из Европы. Добро пожаловать в наш полк.

— Ты сможешь продолжить дежурство? — спросил Мота.

— Да, думаю смогу, — ответил Шимон, наскоро скрепляя края дыры. А где Тол?

— Его еще нет.

— Демон лихорадки пытался помешать прийти чете Колмэн, а Тол, без сомнения, отбивает атаку бесов на Дастер. Не представляю, как он это делает, оставаясь незамеченным?

— Он может! — Шимон огляделся вокруг. — А Ваала что-то не видно.

— Вполне возможно, что мы его вообще никогда не увидим.

— Да, не советовал бы я ему встречаться с Толом.

Бруммель призвал присутствующих к тишине и, стоя за кафедрой, беспокойно вглядывался в лица. В этот вечер собралось больше пятидесяти членов церкви. Предугадать результат голосования со своего наблюдательного пункта он все-таки не мог. Одни из сидящих вблизи кафедры явно были готовы помочь Ханку намылить веревку, о других можно было сказать с уверенностью, что они не собирались этого делать, но были и такие, чью позицию Альф не мог определить.

— Я хочу поблагодарить всех, кто пришел сегодня,

— проговорил Бруммель. — Нам предстоит обсудить очень неприятный вопрос и вынести по нему окончательное решение. Я надеялся, что этого не случится, но мы все заинтересованы в исполнении Божьей воли и хотим только лучшего Его народу. Поэтому давайте начнем с молитвы и предадим остаток этого вечера Его попечению и руководству.

После этого Бруммель произнес настолько смиренную молитву — умоляя Господа о милости и милосердии, в таких благолепных и печальных выражениях, что даже самые сухие глаза увлажнились.

В углу зала с кислым выражением лица стоял Гило, сожалея, что ангелу нельзя плюнуть в человека.

— Ты чувствуешь силу? — спросил Трискал Шимона.

— Откуда! — отмахнулся тот. — Да разве в этом зале кто-нибудь молится? I

Бруммель закончил молитву, несколько голосов пробубнили: «Аминь!», и он перешел к делу.

— Цель сегодняшнего собрания — открыто высказать и обсудить мнения, сложившиеся о пасторе Ханке, чтобы раз и навсегда пресечь всякое злословие и слухи, и закончить собрание всеобщим голосованием. Я надеюсь, что все вы проявите в этом деле сознательность в Господе. Желающих высказать свое мнение я прошу ограничиться тремя минутами. Я дам знать, когда время истечет, но лучше об этом не забывать.

Бруммель посмотрел на Ханка и Мэри.

— Я думаю первое слово предоставить пастору. Затем ему придется нас оставить, чтобы мы могли говорить открыто.

Когда Ханк поднимался со своего места, Мэри пожала ему руку. Он взошел на подиум, встал позади кафедры, уперевшись в нее руками. Долгое время Ханк никак не мог произнести первое слово, он внимательно всматривался в каждого из присутствующих. Внезапно пастор осознал, насколько любит этих людей, всех до одного. Он видел жесткие лица некоторых из них, но от него не ускользнули боль и те путы, с которыми жили эти люди: соблазны, последствия греха, жадности, их разочарование и противление Богу. В то же время на многих лицах он читал беспокойство за него, некоторые прихожане тихо молились о том, чтобы Бог проявил милосердие и вмешался в происходящее. Прежде чем начать говорить, все мысли, которые его мучили, Ханк обратил в мгновенную молитву к Богу.

— Я всегда считал привилегией данную мне возможность стоять здесь, за этой кафедрой, проповедовать Слово Божье и провозглашать истину.

Пастор снова бегло оглядел лица собравшихся и затем продолжил:

— И сегодня я чувствую, что не могу не исполнить Божьего поручения, над выполнением которого я трудился Я не собираюсь защищать себя или свое служение. Иисус мой Защитник и Адвокат, и я передал всю свою жизнь Его руководству и милосердию. Поэтому разрешите мне сегодня воспользоваться возможностью, пока я еще стою перед вами за кафедрой проповедника, и поделиться тем, что я получил от Господа.

Ханк открыл Библию и прочел из четвертой главы Второго Послания к Тимофею: «Итак, заклинаю тебя перед Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и Царствие Его: проповедуй слово, настой вовремя и не вовремя, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим похотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху, и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение свое».

Ханк закрыл книгу и глядя прямо в глаза собравшихся, твердо сказал:

— Давайте все мы будем применять Слово Божье там, где его можно применить. Сегодня вечером я обращаюсь только к себе. У меня есть призвание от Бога, и я вам сейчас зачитал, в чем оно заключается. Я знаю, некоторые из вас считают, что Ханк Буш одержим Евангелием, что это единственное, о чем он думает. Это правда. Иногда я сан удивляюсь, почему я занимаю позицию, которая доставляет мне столько неприятностей, почему я вроде плыву против течения… но для меня призвание Божье — неотъемлемая часть жизни. Как Павел говорил: «Горе мне, если не благовествую!» Я понимаю, что иногда истина Слова Божьего разделяет нас глубже, чем пропасть, и становится камнем преткновения в наших отношениях. Но это происходит только потому, что Слово неизменно, бескомпромиссно и непоколебимо. И разве существует более надежное, более прочное основание, на котором можно построить свою жизнь? Противиться Слову — значит разрушать самих себя, лишать себя радости, мира и счастья.

Я хочу быть добр к вам, поэтому я собираюсь ясно и точно объяснить, чего вы можете от меня ожидать. Я буду вас любить, что бы сегодня ни произошло. Я буду вести и направлять вас до тех пор, пока вы сами этого хотите. Я не собираюсь отказываться или отрекаться от того, чему учит Библия, и не собираюсь идти на уступки, а значит, неизбежны такие моменты, когда вы почувствуете, как мой пастырский посох достигнет вас. Не для того, чтобы осудить или ранить, но чтобы помочь вам идти в правильном направлении, охранять вас и исцелять. Я буду проповедовать Евангелие Иисуса Христа, потому что к этому я призван. Я буду нести бремя ответственности за этот город. Иногда оно так сильно давит меня, что я спрашиваю себя, зачем? Но оно никуда не денется, и я не имею права отказаться от него. Пока Господь не даст мне что-то другое, я собираюсь оставаться в Аштоне и продолжать нести свою ношу.

Если вам нужен такой пастор, то сегодня вы дадите мне об этом знать. Если же вам такой пастор не нужен… то и об этом я узнаю сегодня.

Я всех вас люблю и хочу донести до вас лучшее, что Бог для вас приготовил. Вот и все, что я хотел вам сказать.

Ханк сошел с возвышения, взял Мэри за руку, и они вместе пошли по проходу к двери. Он старался, насколько это было возможно, заглянуть каждому в глаза. Одни отвечали ему взглядом, полным любви, другие отворачивались.

Криони и Трискал вышли вместе с Ханком и Мэри. Люциус проводил их презрительным взглядом.

— Когда кота нет, крысы пляшут на столе, — вполголоса сказал Гило своим друзьям.

— Где же Тол? — снова спросил Шимон. Бруммель встал с места.

— Теперь послушаем, что скажет община. Если кто-то хочет высказаться, поднимите руку, и мы по очереди дадим вам слово. Сэм, ты можешь начать первым.

Сэм Тэрнер встал и прошел вперед.

— Спасибо, Альф, — кивнул он Бруммелю. — Вы все, конечно, знаете меня и мою жену Элен. Мы живем здесь больше тридцати лет и поддерживаем эту церковь и в кару, и в стужу. Сейчас я скажу не особенно много. Вы, конечно, в курсе, что в жизни я следую одному принципу: люби ближнего я поступай хорошо. Я всегда старалг поступать правильно и быть примерным христианином. Сегодня же я просто вне себя. Я страдаю из-за нашего друга Лу Стэнли. Вы, несомненно, заметили, что сегодня Лу нет в зале, и думаю, знаете почему. Раньше он мог смело смотреть вам в глаза и был членом нашей церкви. Мы все его любили, и он нас любил, и я уверен, что наши отношения не изменились. Но Буш воображает, будто он дар небесный на нашей бренной земле, и считает, что он имеет право осудить и вышвырнуть Лу из церкви! Но, друзья позвольте мне сказать вам лишь одно: никто и ниоткуда не может выкинуть Лу Стэнли, если он сам не захочет уйти и то, что Лу позволил забросать себя грязью и унизить свое достоинство, показывает лишь доброту его сердца. Ему следовало бы поставить Буша на место или уладить свое дело, как он умеет улаживать дела других. Он никого не боится. Но я думаю, что Лу чувствует себя опозоренным из-за этих ужасных сплетен и страдает при мысли о том, что мы о нем думаем, и поэтому посчитал за лучшее держаться подальше. Вся кутерьма поднялась по вине этого лжеправедника, болтуна, долбящего Библию. Простите, если я выражаюсь слишком грубо, но я помню то время, когда наша церковь была единой семьей. Так было всегда, а что теперь? Теперь мы сидим на собрании и грыземся между собой. Почему? Потому что мы позволили Ханку Бушу мутить здесь воду. Аштон всегда был мирным городом, и в нашей церкви всегда царило согласие. Мы должны сделать все, чтобы восстановить эту жизнь.

Тэрнер вернулся на свое место сопровождаемый одобрительными кивками некоторых из сидящих на передних скамьях прихожан, явно довольных его речью.

Следующим поднялся Джон Колмэн. Он был стеснительным человеком и заметно нервничал оттого, что ему предстояло говорить перед множеством собравшихся. Но он был настолько обеспокоен происходящим, что все решился выступить.

— Да, — произнес он, нервно теребя Библию и глядя в пол, — я обычно не говорю много, и я так боюсь стоять здесь, но… я думаю, что Ханк Буш настоящий Божий человек, хороший пастор, и будет ужасно, если он уйдет. Та община, из которой мы с Пат ушли, совершенно не удовлетворяла наши нужды, и мы оставались голодными: изголодались по Слову, по присутствию Бога. Мы с Пат нашли это здесь. Мы действительно возросли в Господе и приблизились к Нему под пасторством Ханка, и, насколько знаю, некоторые могут сказать то же самое. Что касается истории с Лу Стэнли, то тут не только Ханк принимал решение. Мы все в этом участвовали, включая меня, и я знаю, что Ханк никому не желает зла.

Когда Джон сел на место, Патриция похлопала его по руке и тихо сказала: «Ты отлично справился». Однако сам Джон не был в этом уверен.

— Я думаю, полезно будет выслушать секретаря общины — Гордон Мэйер хочет выступить, — произнес Бруммель.

Гордон вышел вперед с ворохом церковных бумаг и протоколов в руках. Он держался несколько неестественно и говорил хрипло.

— Я хотел бы затронуть два вопроса, — сказал секретарь. — Что касается деловой стороны, я должен довести до вашего сведения, что сумма пожертвований за последние два месяца уменьшилась, в то время как одни платежи остались прежними, а другие увеличились. Короче говоря, наши деньги подходят к концу, и меня это не удивляет. Между нами возникли разногласия, которые пора, наконец, разрешить. Но для этого недостаточно только продолжать жертвовать на церковь. Если у вас есть замечания к пастору, то сегодня вечером вы обязаны их высказать, чтобы не допустить страданий всей общины из-за одного единственного человека. Второй, может быть, не менее важный момент. Первоначально учредительный комитет рекомендовал нам совершенно иного человека на это место. Как член комитета, я уверяю вас, что никто не давал рекомендаций Бушу. Убежден, что произошел целый ряд недоразумений, в результате которых была допущена досадная ошибка. Мы проголосовали не за того кандидата и теперь за это расплачиваемся. Наконец, я хочу сказать вот что: несомненно, мы совершили ошибку, но я надеюсь, что все собравшиеся здесь сегодня помогут ее исправить и жизнь общины вернется в прежнее русло. Так что давайте это и сделаем.

И так на протяжении двух часов Ханка Буша попеременно то распинали, то прославляли. Нервы у всех были натянуты, спины одеревенели и зудели, но противоборствующие стороны спорили все с большим жаром. Через два часа всеобщее нетерпение выразилось ропотом всего зала: "Давайте начинать голосование.

Бруммель скинул пиджак, ослабил галстук и закатал рукава. Он раскладывал прямоугольные листочки для голосования.

— Что ж, перейдем к голосованию, — проговорил он и, протянул бумажки двум быстро подскочившим к нему служителям, которые сразу же и начали их раздавать. — Сделаем просто. Тот, кто хочет оставить нынешнего пастора, пишет «да», кто хочет его переизбрать, пишет «нет».

Мота легонько толкнул Шимона в бок:

— Ханк наберет достаточное количество голосов?

Шимон в ответ только покачал головой:

— Мы этого точно не знаем.

— Ты считаешь, что он может проиграть?

— Мы надеемся, что кто-нибудь молится.

— Но где же Тол?!

Написать «да» или «нет» было недолго, так что служители тут же вслед за бумажками послали по рядам корзинку для сбора пожертвований.

Гило оставался в своем углу, внимательно наблюдая за множеством демонов, которые тоже не спускали с него глаз. Несколько мелких бесенят слонялись по залу, пытаясь подглядеть, что пишут люди, и то хихикали, то хмурились, радовались или сыпали проклятия. Гило представил тощие жилистые шеи крепко зажатыми в своем кулаке. Настанет час, бесы, настанет час!

Бруммель снова призвал собрание к порядку. — Хорошо, чтобы все было честно и справедливо, прошу представителей… разных мнений выйти вперед для подсчета голосов.

После короткого нервного обсуждения от стороны «да» вышел Джон Колмэн, а от стороны «нет» — Гордон Мэйер. Вдвоем они отнесли корзинку на дальнюю скамью. Целый рой шипящих демонов кинулся к ним, желая поскорее узнать результат. Гило тоже двинулся туда. Так будет справедливо, решил он. Люциус немедленно слетел с потолка и прошипел:

— Убирайся в свой угол!

— Я хочу видеть результат.

— Ах, вот как, ты хочешь, — произнес Люциус с издевкой. — А что если я тебя раскромсаю, как твоего дружка?

Гило грозно бросил:

— Попробуй только! — и Люциус сразу притих. При появлении Гило бесенята разлетелись в стороны, как стайка цыплят. Он склонился над двумя мужчинами. Гордон Мэйер считал первым, молча передавая бумажки Джону Колмэну. Но две бумажки с ответом «да» он незаметно зажал в ладони. Гило взглянул на демонов, чтобы увидеть, насколько внимательно они за ним наблюдают, и потом незаметным движением подтолкнул Мэйера под локоть. Один из демонов это заметил и впился зубами в руку Гило. Воин отдернул руку и медленно, угрожающе двинулся на обидчика, готовый изрубить его на куски. Но, не осмелившись нарушить приказ Тола, сдержал себя.

— Как тебя зовут? — решил узнать Гило.

— Плут, — ответил демон.

— Плут, — возмущенно повторял Гило, возвращаясь в свой угол. — Надо же, Плут!

Благодаря Гило трюк Мэйера не удался. Бумажки выпали из его руки, и Джон их увидел.

— Ты что-то уронил, — заметил он очень вежливо.

Мэйер, не проронив ни слова, протянул ему листки.

Подсчет был закончен, но Мэйер захотел проверить еще раз. Но и после этого все осталось по-прежнему: голоса разделились поровну.

Они известили об этом Бруммеля, и тот огласил результаты голосования. В зале послышались крики.

Альф почувствовал, что ладони взмокли от пота, и он старался вытереть их носовым платком.

— Послушайте, вероятно шанс, что кто-то переменит свое мнение не очень велик, но я уверен: все хотят покончить с этим вопросом сегодня же. Думаю, многим хочется немного поразмяться, выйти в туалет, поэтому сделаем короткий перерыв. После этого проголосуем еще раз.

Пока Бруммель излагал свое предложение, два демона, расположившиеся перед церковью, заметили на улице движение, сильно их встревожившее. На расстоянии квартала появились две пожилые женщины, направлявшиеся прямо к зданию церкви. Одна из них опиралась рукой на палку, с другой стороны ее поддерживала подруга. Похоже, старушка чувствовала себя не очень хорошо, но поступь ее была уверенной, взгляд ясен и решителен. Палка постукивала в такт шагам. Ее подруга была помоложе и покрепче, она помогала ей идти, ласково подбадривая.

— Эта, с клюкой, — Дастер, — встревожено пробормотал первый демон.

— Откуда она взялась? — удивился второй. — Я думал, о ней позаботились.

— Да, она больна, но все равно пожаловала!

— А с ней что за старуха?

— У Эдит Дастер слишком много друзей. Нам следовало бы это помнить.

Старушки подошли к церковной лестнице. Каждая ступень была для них серьезным препятствием. Сначала одна нога, потом другая, потом палка перемещались на ступеньку вверх. Так они достигли двери.

— Так держать! — воскликнул сильнейший из ангелов. — Я знал, что ты их одолеешь. И если Господь помог тебе прийти сюда, Он доведет тебя до конца.

— Этой Эдит нужен хорошенький сердечный удар! — пробормотал один из демонов болезней и обнажил свой меч.

Может быть, это была чистая случайность или невероятное совпадение, но в ту секунду, когда он сделал выпад, направив острие своего меча в сердце Эдит Дастер, вторая женщина резким движением потянула на себя дверь. Клинок наткнулся на ее твердое, как бетон, плечо, прикрывшее Эдит от смертельного удара. Меч замер, а демон перелетел через обеих женщин и упал, как сломанная игрушка, прямо на церковном кладбище. Эдит же, как ни в чем не бывало, перешагнула через порог и вошла внутрь церкви.

Оправившись после падения, омерзительный бес болезней заорал во все горло: «Небесное воинство!»

Демоны-охранники удивленно уставились на него.

Бруммель, увидев входящую в зал Эдит, тихо выругался. Ведь достаточно было одного голоса, чтобы собрание вынесло убийственное для него решение, и не было никакого сомнения, что Дастер проголосует за Буша. Народ неторопливо собирался после перерыва. Божьи посланники встрепенулись.

— Посмотрим, что будет делать Тол, — сказал Мота. Но Шимон не был так спокоен:

— Невероятно, чтобы он прошел через такую сильную охрану врага незамеченным. Наверняка его обнаружили.

— Нет, не думаю, вы же знаете: наш Капитан очень скромен, — усмехнулся Гило.

Некоторые из демонов, следившие за нападением на Эдит, были поражены тем, что произошло с бесом болезней перед самой дверью. А тот по-прежнему был уверен, что столкнулся с небесным воином. Но куда же он подевался?

Тол, Капитан воинства, присоединился к Сигне, который вместе с другими ангелами незаметно нес дежурство в хорошо скрытых местах.

— Ты и меня провел, — заметил ему Сигна.

— Можешь и сам как-нибудь попробовать, — улыбнулся в ответ ему Тол.

Бруммелю, стоящему за кафедрой, мерещилась дама пик. Он очень хорошо представлял себе испепеляющий взгляд Лангстрат, который ему предстояло выдержать в случае провала.

— Так, — начал он, — если все готовы, можем начинать повторное голосование.

Зал притих. Сторонники пастора были вполне готовы к бою.

— После того как мы помолились и все обсудили, может быть, некоторые из вас более ответственно отнесутся к будущему нашей церкви. Я… э… «Ну, Альф, скажи же что-нибудь, не будь посмешищем», — в отчаянии подумал выступавший. — Да, так я хотел бы сказать несколько слов, я ведь до сих пор не высказывал своего мнения. Видите ли, Ханк Буш слишком молод…

Средних лет мужчина, из тех кто собирался голосовать за Буша, закричал во все горло:

— Если ты думаешь сказать что-нибудь против, то и нам должен дать столько же времени!

Сторона «да» одобрительно загудела, тогда, как сторона «нет» хранила полное молчание.

— Вы меня не правильно поняли, — пробормотал Бруммель, покраснев до корней волос. — Я и не собирался влиять на голосование, я только…

— Давайте голосовать!

— выкрикнул кто-то с места.

— Да, да, голосовать, и поскорее!

— прошептал Мота.

В этот миг дверь отворилась. «О, нет! — простонал Бруммель. — Кого там еще принесло?» В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина. Вошедший, Лу Стэнли, угрюмо кивнул всем и уселся на скамье в самом конце зала. Он выглядел очень постаревшим.

— Давайте голосовать!

— закричал Гордон Мэйер.

Пока служители раздавали бюллетени, Бруммель обдумывал, как ему ретироваться в случае провала. Его нервы были напряжены до предела. Он пристально смотрел на Стэнли, пытаясь привлечь его внимание. Когда их взгляды встретились, Стэнли нервно усмехнулся.

— Проследите, чтобы Лу Стэнли получил бюллетень, — приказал Бруммель одному из служителей, который тут же пошел выполнять приказание.

— Я думаю, мы готовы ко всем фокусам Люциуса, — шепотом обратился Шимон к Гило.

— Да, эта ночь может затянуться надолго, — вставил Мота.

Листочки собрали. Люциус и другие демоны плотным кольцом окружили корзинку для пожертвований, внимательно наблюдая за каждым небесным воином.

Пока Мэйер и Колмэн подсчитывали голоса, атмосфера в зале накалялась. Все были настороже: и бесы, и ангелы, и люди.

Мэйер и Колмэн внимательно следили друг за другом, тихо бормоча себе что-то под нос. Мэйер закончил считать и теперь ожидал Колмэна. Тот, наконец, завершил подсчет, посмотрел на Мэйера и спросил, не хочет ли он проверить еще раз. Они начали все сначала. Потом Мэйер достал ручку, написал результат и передал записку Бруммелю. Пока тот разворачивал листок, Мэйер и Колмэн вернулись на свои места.

Явно потрясенному Бруммелю понадобилось несколько мгновений, чтобы принять деловой, официальный вид.

— Так… — начал он, пытаясь овладеть голосом, — хорошо… пастор… остается.

Одна часть зала облегченно вздохнула и заулыбалась. Остальные молча забрали свои вещи и вышли.

— Альф, как распределились голос? — спросил кто-то.

— Э… здесь не указано.

— Тридцать восемь против тридцати шести, — произнес Гордон Мэйер и осуждающе посмотрел в сторону Лу Стэнли. Но тот уже вышел.

Глава 11

Тол и Сигна вместе с другими ангелами, стоящими на вахте, в волнении наблюдали за взрывом. С дикими воплями взбешенные демоны, совершенно потеряв рассудок, бросились вон из церкви сквозь крышу и стены, тесня и толкая друг друга. Выбравшись, они тотчас разлетелись во всех направлениях. Их крики наполнили город сплошным гулом невыразимой злобы, как вой тысяч фабричных сирен.

— Ну и шабаш устроят они сегодня!

— заметил Тол. Мота, Шимон и Гило подошли с рапортом.

— Двумя голосами, — доложил Мота.

— Отлично, — улыбнулся Тол.

— Но каков Лу Стэнли! — воскликнул Шимон.

— Неужели это правда Лу?

Тол отлично понимал, что он имеет в виду:

— Да, это был мистер Стэнли. Я стоял рядом с ним с тех пор, как мы вошли с Эдит Дастер.

— Я видел, как Дух действовал! — весело подтвердил Гило.

— Проследи, чтобы Эдит добралась домой без приключений. Пошли с ней охрану. А сейчас все по местам. Сегодня ночью бесы поднимут на ноги весь город.

Да, в эту ночь полиции пришлось поработать. В ресторанах и кафе не прекращались драки, на здании суда краской из распылителя были намалеваны грязные ругательства. И в довершение ко всем бедам какие-то весельчаки, украв несколько машин, с шумом и гиканьем разъезжали на них по газонам и клумбам городского парка.

До глубокой ночи Джулин Лангстрат не могла выйти из транса. Профессор находилась где-то на непостижимой грани между мучительной жизнью на земле и жгучим адским пламенем. Она ложилась в постель, падала на пол, свернувшись в клубок забивалась в угол, дико кружила по комнате и вновь падала на пол. Угрожающие голоса, чудовища, огненные языки и кровь перемежались с ослепительными вспышками света и проносились в ее голове с бешеной скоростью, так что Джулин казалось, что череп не выдержит и расколется. Она ощущала когти, впившиеся в горло. Чудовища кусали, обрушиваясь на нее, вгрызались внутрь тела, опутывали руки и ноги цепями. Она слышала голоса злобных бесов, видела их глаза и оскаленные клыки, впитывала в себя их серное дыхание.

Хозяева были в ярости! «Проиграла, проиграла, проиграла, — стучало в мозгу и раскаленным железом жгло глаза, — Бруммель проиграл, ты проиграла, он умрет, ты умрешь…»

Был ли у нее в руке нож или это тоже было видение, подстроенное Высшим Планом? У нее появилось непреодолимое желание, чудовищной силы импульс освободиться от страданий, вырваться из телесной оболочки, этой тюрьмы, которая сковывала ее.

«Иди к нам, иди к нам, иди к нам», — звучали голоса. Она почувствовала холодное прикосновение лезвия ножа. Кровь потекла по ее пальцу.

Неожиданно зазвонил телефон. Время остановилось. Вновь яркой вспышкой на сетчатке ее глаз запечатлелась комната. Телефон надрывался. Джулин была в спальне. На полу растеклась кровь. Звонки все не умолкали. Нож выпал из ее руки. Она слышала голоса, грозные жуткие голоса. Телефон звонил…

Джулин, с порезанным пальцем, стояла на коленях. Звонки, звонки… Она прохрипела в пространство: «Алло!», но аппарат не унимался.

— Я вас не подведу, — умоляла она своих хозяев. — Не мучайте меня, я вас не подведу.

Телефон все звонил и звонил.

Альф Бруммель тревожно вслушивался в бесконечные гудки на другом конце провода. Наверное, Джулин нет дома. Он со вздохом облегчения положил трубку, радуясь хотя бы временной отсрочке. Результат голосования ей не понравится: еще одна задержка в исполнении Плана. Альф знал, что объяснений ему не избежать, она все узнает, и ему предстоит пережить неприятную встречу с ней и претерпеть жестокое наказание от других.

Полностью раздавленный, он бросился ничком на постель, желая только одного: раствориться, исчезнуть…

Субботнее утро. Солнце поднялось, косилки громко перекликались через заборы, обходя круг за кругом газоны и срезая траву. Дети играли, их родители мыли грязные машины.

Маршалл сидел на кухне за столом, заваленным копиями объявлений, старыми и новыми счетами.

— "Кларион" по-прежнему жила без секретаря.

Входная дверь открылась и вошла Кэт: «Мне нужна помощь!» Никуда не денешься, придется тащить пакеты с продуктами.

— Санди, — крикнул Маршалл в боковую дверь, — иди, помогай.

За многие годы они прекрасно научились управляться с продуктами: передавая от одного к другому, раскладывать их по местам.

— Маршалл, — сказала Кэт, протягивая ему пакет с овощами, чтобы он убрал его в холодильник, — ты все еще работаешь над этим номером? Сегодня же суббота.

— Он почти готов. Терпеть не могу, когда на мне что-то висит. А как поживают Джо и компания? Кэт застыла с пучком сельдерея в руках.

— Можешь себе представить, Джо больше не работает. Он продал магазин и уехал, а я и слыхом не слыхивала об этом!

— Вот тебе раз! Перемены происходят здесь довольно быстро. А куда он перебрался?

— Не знаю. Никто не может сказать. А новый владелец, по правде говоря, мне не понравился.

— Куда девать пасту для чистки?

— Поставь под мойку, — банка исчезла в шкафчике. — Я спросила его о Джо и Ангелине, почему они продали магазин, зачем и куда уехали, но он не захотел об этом говорить, сказал только, что ничего не знает.

— Новый владелец? А как его зовут?

— Не знаю, этого он тоже не сказал.

— Но говорил же он что-нибудь? Он вообще говорит по-английски?

— Да, конечно, и достаточно хорошо, чтобы разбираться в товарах и брать плату. Но и только. Нельзя ли переложить все это куда-нибудь со стола?

Маршалл начал убирать свои бумаги, пока их не завалили банками и овощами.

— Я привыкла к этому магазину, но сегодня мне показалось, что я не туда попала. Там что-то сильно изменилось, может быть, у них теперь новый персонал?

Внезапно на кухне появилась Санди:

— В нашем городе происходит нечто мистическое.

— Вот как? — встрепенулся Маршалл. Санди не стала дальше развивать свою мысль. Маршалл постарался вытянуть из нее объяснение:

— И в чем же это проявляется?

— Да так, ничего особенного. Просто у меня сложилось такое впечатление. Люди ведут себя очень странно. Мне кажется, в город вторгаются какие-то чужаки.

Наконец продукты были разложены. Санди вернулась к своим занятиям. Кэт приготовилась работать в саду. Маршалл собрался звонить по телефону. Слова Санди о таинственных чужаках, вторгающихся в город, всколыхнули в нем воспоминания, и его журналистское чутье подсказывало ему, что слова дочери не пустой звук. Положим, Лангстрат нельзя было назвать чужаком, но, без сомнения, она была мистической фигурой. Хоган расположился на диване в гостиной и достал из бумажника листок с телефоном Тэда Хармеля. Солнечное субботнее утро сулило мало надежд застать кого-либо дома, но он решил попробовать. На другом конце провода раздалось несколько гудков, прежде чем мужской голос ответил:

— Алло?

— Алло, Тэд Хармель?

— Да, кто говорит?

— Меня зовут Маршалл Хоган, я новый редактор

— А… вот как…

— Хармель ждал продолжения.

— Вы ведь знакомы с Бернис Крюгер? Она работает у меня.

— Надо же, она по-прежнему там? Узнала ли она что-нибудь новое о своей сестре?

— Мм… я об этом не очень-то много знаю. Она никогда не говорит на эту тему.

— А как идут дела в газете?

Несколько минут говорили они о «Кларион», о редакции, о том, куда мог задеваться шнур от кофеварки. Особенно Хармеля беспокоил уход Эди.

— Ее брак распался, — пояснил Маршалл, — но это было для меня совершенной неожиданностью. Я пришел слишком поздно и не знаю, что случилось.

— Хм… да… — Хармель выжидал на другом конце. «Поддерживай разговор, Маршалл!» — подбодрил себя Хоган и переменил тему:

— Знаете, моя дочь начала учебу в университете.

— Ах, вот как.

— Да, она ходит на подготовительный курс, сдает массу зачетов, и ей это нравится.

— Ну, если нравится, то и заниматься легче. У Хармеля было завидное терпение.

— Понимаете, Санди занимается у профессора психологии, по-моему, весьма забавная особа.

— Лангстрат.

«Прямо в цель», — подумал Маршалл и сказал:

— Именно. Масса странных идей.

— Совершенно верно.

— Вы знаете что-нибудь о ней?

Хармель помолчал, вздохнул и потом спросил:

— А что вас, собственно, интересует?

— Откуда она взялась, в конце концов? Санди приносит домой такие чудные мистические идеи…

Хармель ответил не сразу.

— Это… это восточная мистика, древние религиозные штучки. Она занимается, знаете… медитации, высшее сознание… единство во Вселенной. Я не в курсе, какое понятие вы обо всем этом имеете.

— Не слишком большое. Но ей удалось заинтересовать Других, не так ли?

— Что вы хотите сказать?

— Понимаете, она встречается регулярно со всякими людьми, с Альфом Бруммелем и… кто там еще? Пинкстон…

— Долорес Пинкстон?

— Да, из университетского правления. Дуайт Брандон, Эжен Байлор…

Хармель внезапно резко оборвал Маршалла.

— Что вы, собственно говоря, хотите выяснить?

— Насколько я понимаю, вы в курсе дел…

— Нет, вы ошибаетесь.

— А разве вы сами с ней не встречались? Наступила долгая пауза.

— Кто это сказал?

— Ну… мы сами пришли к такому выводу. Снова долгая пауза. Хармель вздыхал и сопел.

— Что вы еще знаете? — спросил он.

— Немного. Мне думается, что за этим кроется какая-то история. Вам это, должно быть, лучше известно.

Тэд боролся с собой, судорожно соображая и подыскивая слова:

— Да, я знаю. Но вы ошибаетесь на сей раз. Вы глубоко ошибаетесь! — Еще одна пауза, снова борьба. «Дернуло же тебя позвонить», — с тоской подумал Хармель.

— Но послушайте, мы же оба журналисты…

— Нет, это вы журналист! А я с этим делом покончил. Уверен, что вам обо мне все уже давно доложили.

— Я знаю лишь ваше имя, телефон и то, что вы владели «Кларион» до меня.

— Ну и хорошо, этого вполне достаточно. Об остальном я остерегаюсь говорить. Не хочу, чтобы у вас все рухнуло.

Маршалл ухватился за добычу:

— Так не оставляйте меня во тьме неизвестности!

— Я не собираюсь темнить, но есть вещи, о которых я не могу говорить.

— Ладно, это я понимаю. Все в порядке.

— Нет, ничего вы не понимаете. Послушайте-ка меня! Я не имею понятия, на что вы там напали, но похороните это, что бы там ни было. Займитесь чем-нибудь другим. Охраняйте лесопосадки Киваниса, делайте все, что не причинит вам вреда, но не высовывайте носа, а то заработаете простуду.

— О чем это вы?

— Хватит выжимать из меня информацию. Больше я вам ничего не скажу, употребите, что получили, себе на пользу. Я вам советую: забудьте Лангстрат, забудьте все, что вы о ней слышали. Конечно, я понимаю, вы журналист, и конечно, вы поступите наоборот, но позвольте мне вас предупредить совершенно серьезно: бросьте это. Маршалл ничего не отвечал.

— Хоган, вы слушаете?

— И вы думаете, что теперь я это так оставлю?

— У вас есть жена и дочь? Подумайте о них. Подумайте о себе самом. Иначе будете стоять на ушах, как все остальные.

— Кто это

— остальные?

— Я ничего не знаю, я не знаю Лангстрат, я не знаю вас, я больше не живу в Аштоне. Все, и на этом закончим.

— Тэд? У вас неприятности?

— Простите, но это не ваша забота!

Разговор оборвался. Маршалл бросил трубку, но продолжал неподвижно сидеть. Мысли роились в его голове. «Не твоя забота, — сказал ему Хармель. — Брось это».

Ни за что на свете.

Эдит Дастер, мудрая старая служительница на ниве Божьей, в прошлом миссионер в Китае, овдовевшая лет тридцать тому назад, жила в Виллоу-Тэррас, квартале для пенсионеров, неподалеку от церкви. Ей было за восемьдесят, существовала она на социальную помощь и маленькую пасторскую пенсию мужа. Она всегда очень ценила общение с людьми, а теперь и особенно, когда ей стало трудно передвигаться и выходить из дома.

Ханк и Мэри сидели в ее крошечной столовой, у большого окна, выходящего во двор. Тетушка Дастер разливала чай из необычайно красивого старинного чайника в такие же красивые чашки. Она была тщательно одета, словно для выхода. Так она одевалась всегда, принимая гостей.

— Нет, — проговорила тетушка, садясь, наконец, за столик, покрытый нарядной скатертью и уставленный печеньем и булочками, — я знаю, что Божьим намерениям невозможно долго препятствовать. У Него всегда найдется способ вывести Свой народ из тупика.

Ханк слегка кивнул головой в ответ:

— Я с вами совершенно согласен.

Мэри коснулась его руки.

Тетушка Дастер убежденно продолжала:

— Я знаю это, Генри. То, что ты здесь, не может быть ошибкой. Я не сомневаюсь в этом. Если бы в этом не было смысла, твое служение не принесло бы таких прекрасных плодов.

— Он чувствует себя подавленным после голосования, — заметила Мэри.

Тетушка Эдит улыбнулась, с любовью взглянув на Ханка.

— Я думаю, Господь готовит пробуждение церкви. Но это похоже на прилив. Прежде чем он начнется, вся вода должна отхлынуть от берега. Нужно дать общине время для обращения. Ты должен также считаться с противниками, будь готов потерять несколько членов церкви. Но после отлива вода придет обратно. Это только вопрос времени. В одном я уверена: ничто не могло удержать меня дома вчера вечером. Я себя чувствовала ужасно. Думаю, это была атака сатаны. Но Господь повел меня. Как раз в то время, когда собрание началось, я почувствовала, как Его рука подняла меня, я оделась и пошла, и успела как раз вовремя. Не думаю, что смогла бы пройти столько же, выйди я в магазин. Это был Господь, я знаю. Жаль только, что у меня был всего один голос.

— А чей, по-вашему, был второй голос? — спросил Ханк.

— Вероятно, Лу Стэнли, — сострила Мэри.

— Не говори так, — улыбнулась Эдит, — человек не знает всего, что может Господь. Но тебя это удивляет, не так ли?

— Если кто действительно удивлен, так это я, — Ханк тоже улыбнулся.

— Как ты, наверное, заметил, а может быть, еще и не успел, все мы в руках Божьих, и ты тоже. Позволь, я подогрею тебе чай.

— Этой церкви ни за что не выжить, если половина прихожан перестанет ее поддерживать. Вряд ли они будут помогать пастору, которым недовольны.

— Я так не думаю. В последнее время ко мне часто являются ангелы, а это случается редко. Я видела их и раньше, и всегда как раз тогда, когда в Царстве Божьем должно было случиться что-нибудь важное. У меня такое чувство в духе, что у нас произойдет какой-то решительный переворот — А как ваше мнение?

Ханк и Мэри посмотрели друг на друга, решая, кто из них заговорит первым. Потом Ханк подробно рассказал о ночной битве и о том бремени ответственности за город, которое легло на его плечи в последнее время. Мэри вставляла в его рассказ приходившие ей на память подробности. Тетушка Эдит слушала с огромным интересом и время от времени произносила: «Ой-ой-ой!», «Слава Господу!» и «О, нет!»

— Да, — проговорила она наконец, — я это хорошо понимаю. Видите ли, однажды вечером я испытала нечто подобное прямо здесь, — она указала на окно, выходящее во двор. — Я приводила все в порядок перед сном и, проходя мимо окна, посмотрела на крыши и фонари. Вдруг у меня закружилась голова. Чтобы не упасть, мне пришлось сесть. Это мне-то, ведь я никогда в жизни не теряла сознания. Правда один раз это все же случилось со мной, когда мы жили в Китае. Мы с мужем посетили одну женщину, она была медиум, спиритист. Я знала, что она нас ненавидит и старается наложить на нас проклятие. И прямо перед ее дверью я почувствовала головокружение. Этого ощущения я никогда не забуду. И в тот вечер, у окна, произошло то же самое, что и тогда, в Китае.

— Что же вы сделали? — взволнованно спросила Мэри.

— Я стала молиться. Я сказала: «Демон, убирайся, во имя Иисуса!» — Он исчез и больше не появлялся.

— Значит, вы думаете, что это был демон? — задал вопрос Ханк.

— О, да! Бог действует, и сатане это не нравится. Я абсолютно уверена, что в городе полно злых духов.

— Но не кажется ли вам, что сейчас их больше обычного? Понимаете, я был христианином всю свою жизнь и никогда не испытывал ничего подобного.

Эдит задумалась.

— Род сей изгоняется только постом и молитвою. Нам необходимо начать молиться и вовлечь в молитву других. Ангелы постоянно говорят мне об этом.

— Ангелы в ваших снах? — с неподдельным интересом переспросила Мэри.

Эдит утвердительно кивнула.

— А как они выглядят?

— О! Как люди, только ни на кого не похожи. Они большие, очень красивые, с огромными белоснежными крыльями, в светлых одеждах, на боку они носят громадные мечи. Тот, что был вчера вечером, напомнил мне моего сына: высокий, светловолосый, похож на скандинава… — Она посмотрела на Ханка. — Он мне велел молиться за тебя. Я видела его, когда ты проповедовал с кафедры, а он стоял сзади тебя, и его крылья были шатром раскрыты над тобой. Ангел посмотрел на меня и сказал: «Молись за этого человека».

— Я знал, что вы за меня молились, — сказал Ханк,

— Конечно, но теперь настало время, чтобы подключились и другие. Я думаю, что приближается время прилива, Генри, тебе нужны настоящие верующие, ведомые Духом, которые стояли бы с тобой в молитвах за наш город. Нужно молиться, чтобы Господь собрал их.

Было так естественно взяться за руки и славить Господа в песне и благодарении за поддержку и вдохновение, которое они почувствовали впервые за долгое время. Ханк благодарил Бога, но нахлынувшие чувства мешали ему довести молитву до конца. Мэри была благодарна Господу не только за помощь, в которой они так нуждались, но и за то, что Он укрепил дух самого Ханка.

Эдит Дастер, которой и раньше приходилось участвовать в духовных сражениях и завоевывать победы за пределами своей родины, крепко сжимала руки молодой пары.

— Боже милостивый, — говорила она, и тепло Святого Духа заполнило их, — я ставлю охрану вокруг этой молодой четы и связываю всех злых духов во имя Иисуса Христа. Сатана, что бы ты ни замышлял сотворить с этим городом, я связываю тебя во имя Иисуса и изгоняю вон!

Неожиданно громкий металлический звон прервал речь ужасного Рафара. Наступила гнетущая тишина. Князь Вавилона злобно посмотрел в сторону, откуда донесся звук. Он увидел валяющиеся на полу мечи, которые выскользнули из рук их владельцев. Два демона, два неустрашимых солдата, были растеряны и смущены, они быстро наклонились, чтобы как можно скорее поднять оружие.

Оконфузившиеся бесы заискивающе глядели на князя, прося у него прощения.

Нога Рафара с грохотом наступила на один из мечей, и его собственный огромный меч ударил по второму. Испуганные и посрамленные воины почтительно отступили назад.

— Сжальтесь, Ваша милость! — пролепетал один из провинившихся.

— Умоляем, простите! — подхватил другой. — Такого раньше никогда не случалось…

— Заткнитесь, вы оба!

— взревел Рафар.

Оба демона приготовились понести ужасное наказание, их испуганные глаза робко смотрели из-под черных крыльев, выставленных вперед для зашиты, как будто что-то могло спасти их от ярости Ваал-Рафара.

Однако Рафар не спешил с расправой, он размышлял. Судя по всему, больше всего его интересовало упавшее оружие. Князь пристально разглядывал мечи, сдвинув брови и сузив желтые глаза. Он медленно обошел их, явно обеспокоенный, чего за ним раньше не замечалось.

— Грррр… — злое собачье рычание поднималось из глубины его горла, из раздувающихся ноздрей вырывались желтые вонючие клубы горячего дыма.

Рафар медленно опустился на колени и поднял меч. В его огромном кулачище оружие выглядело, как детская игрушка. Князь смотрел то на меч, то на его владельца, то куда-то вверх в пространство. Его шишковатое угрюмое лицо дышало ненавистью, медленно овладевавшей всем его существом.

— Тол, — прохрипел он.

Потом князь поднялся с колен, медленно, как просыпающийся вулкан, и внезапно его оглушительный рев потряс подземелье, до смерти перепугав всех присутствующих. Он метнул меч, и тот, пронзив стены, пронесся над газоном возле Стьюарт Холл, промелькнул над соседним университетским зданием и, наконец, взмыл в небо, прочертив на нем многокилометровую дугу.

Чуть успокоившись, Рафар сгреб незадачливого хозяина оружия в охапку и с криком: «Возьми свой меч!» метнул Демона, как копье, вдогонку.

Схватив второй меч, он запустил им в хозяина, отскочившего в сторону, и как раз вовремя, чтобы избежать смертельного удара. Тем не менее провинившийся отправился вслед за мечом.

Многим бесам имя Тола ничего не говорило, но, видя как испугались некоторые из них, глядя на их подавленные лица, они поняли, что случилось нечто непредвиденное и ужасное.

Рафар бушевал, изрыгал страшные угрозы, размахивал мечом, как будто сражался с невидимыми противниками. Все выжидали, пока он не придет в себя, и не отваживались задавать вопросы. Наконец Люциус шагнул вперед, изогнувшись в поклоне, хотя терпеть не мог так унижаться.

— Мы готовы служить тебе, Ваал-Рафар. Скажи нам только, кто такой Тол?

Князь повернулся к нему, гремя крыльями, как грозовая туча, и сверкая раскаленными, как угли, глазами.

— Кто такой Тол? — заорал он, и демоны в ужасе попадали на пол.

— Кто такой Тол, Капитан Небесного воинства? Этот проныра, хитрец, не имеющий себе равных? Кто такой Тол?

Дрожащие от страха бесы распластались на полу, и только жалкий Разувер, дух самодовольства и отчаяния, испуганно озирался, надеясь спрятаться понадежней. Но тщетно. Рафар уже сдавил в кулаке его костлявую шею, вытащил из укромного угла, как пучок травы, и поднял в воздух.

— Ты потерпел неудачу из-за этого Тола! — прорычал в гневе ужасный князь, брызгая серной слюной. Маленький бес трясся, онемев от ужаса. — Хоган не хуже охотничьей собаки шныряет за нами по пятам. Мне надоели твои бесконечные оправдания!

Огромный меч прочертил кроваво-красную полосу, рассек пространство, оставив в нем ужасающую черную рану куда, подобно воде, стек весь свет без остатка.

Глаза несчастного беса расширились от смертельно! ужаса, и прозвучал его последний на этой земле крик: «Нет, Ваал, н-е-е-е-т!»

Могучей рукой Рафар послал Разувера в преисподнюю. Маленький демон закружился волчком и начал падать. Крик его становился все тише, пока не затих совсем. Рафар загладил разрез в пространстве плоской стороной меча, и, казалось, все осталось по-прежнему.

Как раз в эту минуту возвратились два демона, послание за своими мечами. Рафар схватил их за крылья и поднял перед собой.

— Всем встать! — проревел вселяющий ужас князь. Демоны повиновались. Ваал встряхнул провинившихся, как бы им в назидание.

— Кто такой Тол?! Он стратег, которому ничего не стоит заставить воинов потерять свои мечи!

С этими словами он швырнул обоих провинившихся в толпу демонов, так что некоторые из них попадали на пол, но как можно скорее постарались вскочить на ноги.

— Кто такой Тол?! Он хитроумный воитель, который знает свои возможности и никогда не вступает в сражение, если не уверен, что выиграет его. И который к тому же прекрасно знает силу святых Божьих — чему вам всем следовало бы поучиться!

Рафар сжимал меч дрожащей от негодования рукой и размахивал им, чтобы придать своим словам должную весомость.

— Я предчувствовал, что мне предстоит встретиться с ним. Михаил никогда не посылает против меня противника, слабее чем Тол. Теперь, когда Хоган проснулся, по крайней мере ясно, зачем он прибыл в Аштон. Ханк Буш удержался на своем месте, «Аштон Комьюнити» не пала и стоит против нас, как бастион. А мои воины теряют мечи, как неуклюжие идиоты! И все из-за этого… Тола! Так он сражается. И его сила вовсе не в оружии, а в молитве святых Божьих. Где-то есть люди, которые молятся!

Слова эти вызвали злобный ропот в толпе демонов. Рафар продолжал расхаживать взад и вперед, он был задумчив и ворчал себе под нос: «Да, да, Буш и Хоган связаны между собой. План Тола задуман в расчете на них. Если они падут, то и план их провалится. У нас не так много времени».

Рафар отыскал глазами демона мерзкого вида, покрытого с ног до головы слизью.

— Ты приготовил ловушку для Буша?

— Конечно, Ваал-Рафар, — ответил слизняк и, не удержавшись, засмеялся, до того хитрым казалось ему задуманное.

— Позаботься опозорить его как следует. Помни, ни одно прямое нападение не обеспечит нам успеха.

— Положись на меня.

— А что сделано, чтобы расправиться с Маршаллом Хоганом?

Раздор выступил вперед и доложил:

— Мы стараемся разрушить его семью. Жена служит ему крепкой опорой. Если мы ее уберем…

— Делай все, что считаешь нужным.

— Слушаюсь, ваша милость.

— И не будем упускать из виду другие возможности. Хоган может быть смертельно опасен, так же, как и Крюгер. Нужно постараться, чтобы они скомпрометировали друг друга… — Рафар выбрал несколько бесов и дал им задание проверить все возможные пути нападения. — А как обстоит дело с дочерью Хогана?

Лгун выступил вперед:

— Она уже в наших руках.

Глава 12

Листья сияли той первой свежей зеленью, какая бывает только в начала лета. Сидя за маленьким столиком на террасе кафетерия из красного кирпича, Санди и Шон, подняв головы, глядели на небо. Солнце ласково светило сквозь раннюю листву, птицы то и дело слетали с веток в поисках крошек и картофельной соломки. Это было самым любимым местом Санди во всем университетском городке. Здесь было так тихо и мирно, как будто бесконечные годы отделяли ее от всех проблем, ссор и семейных споров.

Шон с любопытством смотрел, как серенькие воробьи стремительно бросались на каждую крошку, брошенную им на каменный пол.

— Меня поражает, насколько все во Вселенной подогнано одно к другому, — задумчиво проговорил юноша. — Деревья растут, чтобы давать нам тень, мы сидим здесь, едим и даем пищу птицам, живущим в ветвях деревьев. Все взаимосвязано!

Эта мысль увлекла Санди. В окружающем мире все выглядело ясно и просто, почти как в сказке. Ее душа жаждала именно такой простоты и покоя.

— А что происходит, когда не все во Вселенной подходит одно к другому? — спросила она. Шон улыбнулся:

— Во Вселенной все уравновешено. Беда только, что люди не всегда это видят.

— А как тогда ты объяснишь ситуацию, в которой я оказалась вместе с родителями?

— Ваше сознание настроено на разные волны, как в радиоприемнике. Если передача неотчетливо слышна, голоса скрипят, шипят, то не радиостанция тому виной — настрой свой приемник получше, и все будет в порядке. Санди, Вселенная совершенна. Тут все гармонично, все отлажено. Покой, единство, целостность. И мы, люди, являемся частью Вселенной. Мы созданы из того же теста, что и все вокруг, так что нет никаких причин выбиваться из единого мироздания. Если же это происходит, значит, где-то мы сделали неверный выбор и оттого потеряли контакт с реальностью.

— Да, я это заметила, — пробормотала Санди. — Это-то меня и раздражает! Мои родители и я считаемся христианами и должны были бы любить друг друга, но мы только и делаем, что ссоримся и разбираемся, кто прав, а кто виноват.

Шон кивнул, соглашаясь:

— Да, да, я все знаю, ведь я и сам через это прошел.

— Неужели? Ну и как же ты с этим справился?

— Я избавился от этого только в себе самом. Ведь я не могу изменить сознание других людей. Это не так-то легко, Но если ты настроен на одну волну со всей Вселенной, то мелочи тебя уже не раздражают. Все равно борьба происходит только в твоем сознании. Когда ты перестаешь слушать ложь, которую тебе постоянно навязывает сознание, то начинаешь сознавать, что Бог настолько велик, что Его хватит на всех. Он внутри каждого. Никому не удается запихнуть Его в консервную банку и хранить только для себя, используя для своих капризов и идей.

— Чего бы я хотела

— так это найти Его по-настоящему.

Шон ободряюще посмотрел на Санди и коснулся ее руки:

— Но Его вовсе не трудно найти. Мы все — часть Его.

— Что ты имеешь в виду?

— Как я уже сказал: все во Вселенной взаимосвязано. В ее основе заложена одна суть, один дух, одна… энергия. Ты слушаешь? — Санди пожала плечами и кивнула. — Так что каким бы индивидуальным не было наше личное восприятие Бога, мы все знаем, что Он есть некая сила, принцип, энергия, на которой все держится. И если эта сила пронизывает всю Вселенную, то она обязательно должна быть частью нас самих.

Санди не понимала:

— Мне это довольно чуждо. Я далека от новой философии. Видишь ли, я придерживаюсь старой иудейско-христианской системы взглядов.

— Значит, все, чему тебя научили, это религия? Санди подумала с минуту и затем обескуражено ответила:

— Выходит, так.

— Э-э! Видишь ли, проблема религии, я бы сказал, беда всех религий заключается в том, что они сужают перспективу, рассматривают истину односторонне, а не в широком ее понимании.

— Теперь ты говоришь прямо, как профессор Лангстрат.

— Да, по-моему, она совершенно права. Когда начинаешь серьезно размышлять, то сразу же осознаешь, что это не просто слова. Именно об этом притча о слепых и слоне.

— Она нам рассказывала ее.

— Очень хорошо, значит ты понимаешь, о чем идет речь. Помнишь, слепцы спорили, как выглядит слон. Они прикасались к нему, но ни один из них не мог понять, что такое слон целиком. Слепцы передрались. Так же и религиозные мудрецы во все времена ссорятся, не желая признать, что слон и есть слон. Мудрецы не понимают друг друга, и не могут прийти к общему решению.

— Получается, что мы все похожи на слепцов? Шон энергично кивнул, подтверждая ее слова.

— Мы, как тьма насекомых, вьемся у самой земли, не отваживаясь взглянуть вверх. Если бы муравей мог говорить, как ты думаешь, что бы он ответил на вопрос: что такое дерево? Ведь он почти всегда ползает по земле, а если а забирался на дерево, то все равно считает, что деревьев вообще не существует. Кто же ошибается? Кто слеп? Мы позволяем нашему ограниченному рассудку обманывать нас. Ты никогда не интересовалась философией Платона? Санди, смеясь, покачала головой:

— Я изучала его труды в прошлом семестре, но, кажется, ничего не поняла.

— Так вот, его занимал тот же вопрос. Он считал, что существует высшая реальность, совершенное «нечто», бледной копией которого мы все являемся. Платон пришел к выводу, что наше сознание настолько ограничено, что дает нам искаженную картину мира, раздробленную, неполную, поэтому мы не в состоянии охватить всю Вселенную, как она есть, где все совершенно, подогнано, все имеет единую основу. Можно даже сказать, что действительность, которую мы знаем, — это иллюзия, отражение нашего "я", нашего сознания, выражение наших эгоистических желаний.

— Все это звучит так странно.

— Но как прекрасно вторгаться в эти сферы! Ведь в них находишь ответы на все свои вопросы и избегаешь множества бед.

— Да, если, конечно, захочешь. Шон подался вперед:

— Ты не попадешь в эти сферы, Санди, они находятся внутри тебя. Задумайся об этом хоть на минуту.

— Я в себе ничего такого не чувствую…

— А почему? Догадайся!

Санди покрутила невидимую ручку радионастройки.

— Я не на той волне.

Шон рассмеялся от удовольствия.

— Верно, верно! Слушай, Вселенная неизменна, но мы способны изменяться. Если мы не соответствуем общей картине, неверно настроены, — значит, мы живем своими иллюзиями, как слепые. Если в твоей жизни что-то поломалось — это произошло в результате твоего взгляда на жизнь.

Санди язвительно улыбнулась.

— Ах, вот оно что! Не хочешь ли ты убедить меня в том, что вся беда в моей голове!

Шон предупреждающе поднял руку.

— Нет, нет, не спеши делать выводы. — Он снова посмотрел вверх, на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь зелень деревьев, на порхающих птиц:

— Ты только прислушайся!

— Что я должна услышать?

— Ветер. Птиц. Взгляни, как трепещут листья. Какое-то время они сидели молча. Потом Шон произнес тихо, почти шепотом:

— Ну, скажи честно… Разве ты никогда не ощущала некоего… родства с деревьями, птицами, со всей природой? Если бы их тут не было, тебе бы их недоставало, правда? Разве ты никогда не разговаривала с цветами? — Санди кивнула. В словах Шона была доля истины. — Так не сопротивляйся этому чувству. То, что ты испытаешь, — всего лишь один глоток реальной Вселенной, — и ты ощутишь единство во всем. Все взаимосвязано, ты ведь и раньше это замечала!

Санди опять кивнула.

— Именно это я и пытаюсь тебе показать, истина уже заложена внутри тебя. Просто ты сама не хочешь этого понять.

В эту секунду Санди отчетливо услышала пение птиц. Ветер, запутавшись в верхушках деревьев, гудел то тише, то громче, шелест листвы напоминал отчетливую, законченную мелодию. Солнце было теплым и ласковым. Внезапно она с необычной силой ощутила, что все это уже было с ней, и именно здесь, на этом самом месте: деревья и птицы были ей хорошо знакомы, они уже и раньше пытались дозваться до девушки, заговорить с нею.

Потом Санди с удивлением поняла, что впервые за много месяцев она почувствовала внутренний покой. Сердце билось ровно. Это был не тот мир, который окружал ее, и Санди затруднилась бы сказать, откуда он появился в ней, но она ощущала его и не хотела терять его.

— Думаю, что теперь я почти попала в тон, — сказала она.

Шон улыбнулся и ободряюще сжал ее руку.

Все это время Лгун стоял позади Санди и перебирал ее мягкие волосы осторожными движениями когтистых лап, нашептывая нежные обнадеживающие слова.

Тол и его воины снова собрались в маленькой белой церкви, но на этот раз дела обстояли гораздо лучше. Накануне вечером они почувствовали вкус сражения и одержали первую, хотя и маленькую, победу. И главное, их стало значительно больше. Если в начале их было двадцать три, то теперь Капитана окружало сорок семь крепких воинов, вызванных сюда благодаря молитвам…

«… Уцелевших!» — закончил Тол свою мысль, сгорая от нетерпения и просматривая список. Сцион, рыжеволосый веснушчатый воин с Британских островов, докладывал о проведенных им поисках:

— Они есть, Капитан, и их много, но им необходима наша охрана.

Тол зачитал имена:

— Джон и Патриция Колмэн…

— Они были вчера вечером и выступали в защиту пастора, — пояснил Сцион. — Теперь они готовы идти за ним в огонь и воду, для них упасть на колени в молитве так же легко, как снять шляпу. Мы вовлекли их в дело.

— Анди и Джун Форсайт, — продолжал читать Тол.

— Заблудшие овцы, так сказать. Оставили Объединенную церковь, где абсолютно изнемогли. Завтра мы приведем их сюда. Их сын Рон ищет Господа. Пока еще колеблется, но своего добьется.

— И еще много других, как я вижу, — заметил Тол с улыбкой и передал список Гило:

— Возьми трех-четырех вновь прибывших воинов и собери с ними вместе всех Уцелевших, я хочу, чтобы они начали молиться.

Гило взял у него список и начал обсуждать его с несколькими воинами.

— Ну, а как обстоит дело с родными и друзьями Уцелевших в других местах? — спросил Тол у Сциона.

— Многие из них спасены и готовы начать молиться. Может, отправить посыльных передать им задание?

— Нет, я не могу позволить даже одному воину отлучиться надолго. Лучше, если посланник передаст распоряжение ангелам-хранителям этих людей в городах и поселках. И пусть позаботятся, чтобы их подопечные молились за своих близких.

— Будет исполнено!

Сцион тут же отправил посланника выполнять поручение.

Гило тоже послал своих воинов и был в восторге оттого что дело наконец завязалось.

— Прекрасно, Капитан, — сказал он Толу.

— Это только начало!

— А Рафар? Думаешь, он не догадывается, что ты здесь?

— Думаю, что он уже давно все понял, ведь мы знаем друг друга достаточно хорошо!

— Значит, Ваал готовится к сражению.

— Поэтому мы его и не начинаем. Слишком рано. Молитвенная поддержка еще очень слаба, и потом мы не знаем, зачем Рафар прибыл сюда. Ведь он — князь империй, а не маленьких городишек, и никогда не стал бы выполнять задание, недостойное его звания. Пока мы видим только крошечную частицу плана противника. А как дела у Хогана?

— Я слышал, жалкого Разувера отослали в преисподнюю. Ваал был в ярости от его неудачи с журналистом. Тол улыбнулся своим мыслям.

— Хоган пробудился к жизни, как проросшее зерно, — проговорил он и позвал:

— Натан, Армут! — Воины немедленно явились. — Теперь у вас достаточно сил. Берите сколько понадобится помощников и охраняйте Маршалла Хогана. Когда меч бездействует, врага может отпугнуть наша численность.

Гило был недоволен и разглядывал ножны своего мена, явно горя желанием сражаться.

— Не сейчас, мой храбрый Гило, — предупредил Тол, — еще не пришло время.

Вскоре после разговора Маршалла с Тэдом Хармелем телефон в квартире Бернис буквально надрывался от крика, чуть не падая на пол. Маршалл не просил, он приказывал: «Будь в редакции в семь вечера, нам предстоит работа».

В десять минут восьмого в редакции

— "Кларион" наступил полный покой, и она погрузилась во тьму. Однако так казалось лишь со стороны. В комнате, расположенной в глубине редакции, находились Маршалл и Бернис. Они извлекали из архива старые номера газеты. Тэд Хармель был отменный педант: подшивки аккуратно лежали в пронумерованных папках.

— Когда Хармеля вышибли из города? — спросил Хоган, просматривая страницы.

— Около года назад, — ответила Бернис, выкладывая на стол еще несколько папок. — Газета велась очень скромно, до тех пор пока ты ее не купил. Эди, Том, я и пара журналистов-студентов. Некоторые номера были удачны, а большинство похожи на школьную газету.

— Как эта, к примеру?

Бернис взглянула на августовский прошлогодний номер:

— Я буду тебе очень признательна, если ты не перестанешь придираться.

Маршалл перелистывал газеты.

— Мне нужны все номера, до того дня, как ушел Хармель.

— Хорошо. Тэд закончил работу в конце июля. Здесь июнь… май… апрель. Что ты, собственно, ищешь?

— Причину, по которой от него избавились.

— Ты же знаком с его историей,

— Бруммель рассказывал, что он изнасиловал какую-то девочку.

— Да, наш шериф любит почесать языком.

— Так было это или нет?

— Девочка утверждала, что да. Ей тогда было лет двенадцать. Дочь одного из членов университетского правления.

— Кого именно?

Бернис ненадолго задумалась и наконец вспомнила:

— Адама Джарреда. Я думаю, он по-прежнему занимает свое место.

— Есть он в списке Дарра?

— Нет. Но, может быть, его следует внести. Тэд знал Джарреда довольно близко. Они обычно вместе рыбачили. Он и дочь его знал, часто видел ее, и это ухудшает дело.

— Но почему тогда его не привлекли к суду?

— Решили не раздувать дела, Тэда вызывали к окружному судье…

— Бэйкеру?

— Да, он есть в нашем списке. Дело попало к нему, и они заключили какой-то договор. Буквально через несколько дней Хармель испарился.

Маршалл со злостью ударил кулаком по столу.

— Как бы я хотел, чтобы этот парень был сейчас здесь. Ты мне раньше не говорила, что я сунул руку в осиное гнездо.

— Я и сама не предполагала, что все это настолько серьезно.

Маршалл продолжал листать подшивку. Бернис просматривала номера за предыдущий месяц.

— Ты сказала, что скандал произошел в июле.

— Где-то во второй половине месяца.

— В газете об этом ничего нет.

— Конечно, стал бы Тэд печатать что-то против себя самого, разве не ясно. Да этого и не нужно было. Репутация его была и так испорчена. Тираж падал катастрофически. Несколько месяцев не выплачивалось жалованье.

— Так, а это что такое?

Глаза обоих были прикованы к номеру, вышедшему в первую пятницу июля.

Маршалл пробегал глазами по строчкам, бормоча себе под нос: «Должен выразить свое негодование по поводу незаслуженных оскорблений, высказанных университетскому правлению местной печатью… Статьи, публикуемые в последнее время „Аштон Кларион“, есть не что иное, как оскорбительная газетная шумиха, и мы надеемся, что главный редактор газеты проявит достаточно профессионального такта и перестанет печатать необоснованные вымыслы…»

— Ну, конечно же! — вспомнила Бернис. — Это письмо Эжена Байлора. Она похлопала себя по щекам обеими руками и воскликнула:

— О! Эти статьи. — Бернис быстро искала что-то в июньской подшивке. — Да, вот они!

Заголовок одной из публикаций гласил: «СТРАЧАН ТРЕБУЕТ РЕВИЗИИ». Маршалл прочел первые фразы: «Несмотря на усиливающееся противодействие со стороны правления Вайтмор-колледжа ректор Элдон Страчан потребовал провести ревизию во всех службах и канцеляриях университета. Он выражает опасение, что в последнее время университетские доходы расхищаются».

Бернис подняла глаза к небу:

— Ну и ну! Да это хуже, чем осиное гнездо!

Маршалл читал дальше: «Страчан утверждает, что у него есть необходимые доказательства для срочного проведения ревизии, хотя она потребует немалых затрат и, как продолжает утверждать правление, является несвоевременной».

— Понимаешь, — пояснила Бернис, — в то время я не придавала этому большого значения. Тэд был человеком задиристым и увлекающимся, он и раньше, бывало, ошибался, и все дело выглядело банальной политической игрой. Я была всего лишь обычным репортером и занималась безобидными общественными темами… С какой стати мне было этим интересоваться?

— Стало быть, ректор университета пошел против собственного правления. Похоже на серьезную вражду.

— Тэд был другом Элдона. Он встал на его сторону, и университетскому правлению это не понравилось. Вот еще одна статья, неделей позже.

Маршалл читал: «ЧЛЕН ПРАВЛЕНИЯ ОБВИНЯЕТ СТРАЧАНА. Член правления Вайтмор-колледжа, университетский казначей Эжен Байлор обвинил сегодня ректора Элдона Страчана в неблаговидных поступках, назвав их „мерзкой политической грязью“. Он утверждает, что Страчан использует недопустимые неэтичные методы, чтобы насадить собственных людей в администрации колледжа».

— Да… не слишком-то безобидный скандальчик между двумя коллегами.

— Теперь-то я понимаю, что это была настоящая война. Тэд, вероятно, сунул свой нос куда не следовало. И попал под перекрестный огонь.

— Отсюда и злобное письмо Эжена Байлора.

— И политическое давление тоже. Ведь Страчан и Тэд часто встречались, и Тэд знал кое-что. Может, даже слишком много,

— А ты не.помнишь деталей…

Бернис только подняла руки вверх и покачала головой.

— У нас есть эти статьи, телефон Тэда и потом список.

— Да, список, — размышлял вслух Маршалл, — в него попала большая часть членов университетского правления.

— Плюс шеф полиции и окружной судья, который вел дело Тэда.

— А что стало со Страчаном?

— Его выкинули.

Бернис перелистала еще несколько старых номеров «Кларион». Незакрепленный газетный лист выскользнул из папки и упал на пол. Маршалл поднял его. Один из заголовков привлек внимание Хогана, и он углубился в текст, пока Бернис искала то, что ей было нужно — статью, напечатанную в конце июня.

— Вот она, — с облегчением проговорила Бернис, — «УВОЛЬНЕНИЕ СТРАЧАНА. В связи с возникшим конфликтом, в интересах общего дела, а также из-за профессиональной некомпетентности, правление Вайтмор-колледжа потребовало сегодня отставки Элдона Страчана».

— Ну и ну, не слишком длинная статейка, — заметил Маршалл.

— Тэд поместил ее, потому что был вынужден, но ясно, что он постарался избавиться от компрометирующих деталей, он был уверен в правоте Страчана.

Маршалл продолжал просматривать страницу.

— Ого, а это что такое?

«ДОЛГИ ВАЙТМОР-КОЛЛЕДЖА ИСЧИСЛЯЮТСЯ МИЛЛИОНАМИ, УТВЕРЖДАЕТ СТРАЧАН». Маршалл внимательно читал дальше. «Еще немного, — говорит ректор, — и университет окажется в крайне тяжелом положении, — но при этом умалчивает, откуда ему это известно».

— Так, кажется, картина проясняется. Хотя понятно, что Тэд и Страчан не успели публично высказать всего перед тем, как их убрали.

— Миллионы… речь идет о громадных деньгах.

— Но ты улавливаешь связь?

— Да, члены правления, судья, шеф полиции, пастор Янг, ревизор и, не знаю, кто там еще. Все связаны с Лангстрат, и все это скрывают.

— И не забудь Тэда Хармеля.

— Он тоже старательно избегает говорить об этом. Парень смертельно боится. Он оказался не особенно преданным членом этого клуба — встал на сторону Страчана.

— Так что они его, можно сказать, «вычеркнули» вместе с Элдоном.

— Вероятно. Хотя это только предположение, и к тому же ничем не подкрепленное.

— Все равно, — у нас есть гипотеза, и то, что я угодила в тюрьму, вполне вписывается в общую картину.

— На первых порах, — вслух размышлял Маршалл, — мы должны разобраться, в чем суть дела. Коррупция, незаконное лишение свободы, экономические махинации и, кто знает, что еще. Мы должны быть уверены на сто процентов.

— Что там за лист выпал?

— Какой?

— Который ты поднял с пола.

— Гм… Он лежал не на своем месте, попал из январской подшивки.

Бернис полезла доставать с полки нужную папку.

— Не хочу, чтобы в архиве был беспорядок после… Эй, что ты делаешь! Зачем ты согнул лист?

Маршалл пожал плечами, ласково взглянул на нее и протянул газету.

— Это статья о твоей сестре.

Взглянув через его плечо, Бернис увидела заголовок: «СМЕРТЬ КРЮГЕР БЫЛА САМОУБИЙСТВОМ». Она тут же отвела взгляд.

— Я подумал, что тебе неприятно будет вспоминать об этом, — объяснил Маршалл.

— Я знаю эту статью, у меня дома есть копия, — резко отозвалась Бернис.

— А я прочел ее в первый раз.

— Уверена.

Девушка достала наконец папку, бросила ее на стол и раскрыла в нужном месте.

— Маршалл, — сказала она, — тебе следует об этом знать, потому что дело может всплыть снова. По моему мнению, оно еще не расследовано до конца. Мне пришлось пережить тяжелое потрясение.

Маршалл только вздохнул.

— Не забудь, ты первая начала.

Бернис сжала губы и выпрямилась. Она старалась быть бесстрастной. Молча указала на другую статью, напечатанную в начале января: «ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ В УНИВЕРСИТЕТСКОМ ГОРОДКЕ».

Маршалл читал молча. Он не был готов к таким ужасным подробностям.

— В статье описано все точно, — осторожно заметила Бернис. — Они нашли Пат не в ее комнате, она находилась в другой, свободной, в конце коридора. Я думаю, многие девушки охотно ходили туда посидеть, почитать наедине, если на этаже бывало шумно. Никто не знал, где была Пат, пока кто-то не заметил, что из-под двери течет кровь… — голос Бернис сорвался, и она снова плотно сжала губы.

«Тело Патриции Элизабет Крюгер, девятнадцати лет, было найдено в комнате общежития, раздетым, с перерезанным горлом, оно уже успело окаменеть. Никаких следов борьбы или насилия обнаружено не было. Свидетелей убийства не нашлось».

Бернис показала другую страницу: «НИКАКИХ ПУТЕВОДНЫХ НИТЕЙ К РАЗГАДКЕ СМЕРТИ КРЮГЕР НЕ ОБНАРУЖЕНО». Маршалл быстро пробежал глазами текст. У него все больше складывалось впечатление, что он вторгся на чужую территорию, где ему нечего было делать. В статье говорилось, что свидетелей смерти так и не удалось найти. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, и никаких догадок по поводу возможного убийцы ни у кого не было.

— В заключение просмотри еще одну статью, — попросила Бернис. — В ней они утверждают, что это было самоубийство. Они уверены, что моя сестра сама разделась донага и перерезала себе горло.

Вид Маршалла выражал сомнение.

— Это все?

— Да, это все.

Маршалл тихо закрыл папку. Он еще никогда не видел Бернис такой подавленной и скорбной. У этой храброй маленькой журналистки, которая выдержала ночь в камере с проститутками, была неизвестная ему жизнь, которая нанесла девушке столько страшных душевных ран, что залечить их не сможет и время. Он тихонько похлопал Бернис по плечу.

— Я сожалею, что с тобой приключилось такое.

— Поэтому-то я сюда и приехала, понимаешь? — Она сняла слезинки кончиками пальцев и достала бумажный

Платок, чтобы вытереть нос. — Я… я просто не могла этого так оставить. Я хорошо знала Пат, я ее знала лучше, чем кто-либо другой. Она была веселой, прекрасно со всеми уживалась, и ей нравилось в колледже. Это было ясно из ее писем.

— Может… может, закончим на сегодня? Бернис не обратила внимания на его слова.

— Я проверила планы всех спален, комнату, где ее нашли, узнала фамилии всех девушек, которые жили в этом здании. С каждой из них я разговаривала. Читала отчеты полиции, просмотрела все личные вещи Пат. Я пыталась разыскать ее соседку по комнате, но она ушла из колледжа. Я не помню ее имени и видела ее только один раз, когда приезжала в гости к сестре. В конце концов я решила остаться в Аштоне, найти работу, подождать и осмотреться. Я и раньше немного занималась журналистикой, так что работа в газете оказалась для меня нетрудной.

Маршалл положил руку ей на плечо.

— Я тебе помогу, сделаю все, что удастся. Тебе больше не придется одной нести эту ношу.

Бернис немного успокоилась и прильнула к нему, чтобы ощутить тепло руки, ее обнимавшей.

— Не хочу тебя затруднять.

— Ты меня и не затрудняешь. Как только ты будешь в состоянии, мы вспомним все подробности этой страшной истории. Где-то должна обнаружиться ниточка…

Бернис потрясла кулаками и простонала:

— Если бы только я могла быть совершенно объективной!

Маршалл ободряюще рассмеялся и дружески ее обнял.

— Ну, так может быть, у меня это получится! Ты отлично работаешь, Берни! Только держись.

«Да, она чудесная девушка», — думал Маршалл, и, насколько помнил, он впервые прикасался к ней.

Глава 13

По понятным причинам в церкви «Аштон Комьюнити» этим воскресным утром собралось гораздо меньше народу, чем обычно. И хотя в зале чувствовалась напряженность, Ханк прекрасно видел, что атмосфера была куда более мирной и спокойной, чем на прошлом собрании. Стоя за старенькой кафедрой, он с радостью смотрел на улыбающиеся лица тех, кто поддержал его накануне. Вот и чета Колмэн на своем обычном месте. Эдит Дастер тоже пришла на собрание, она чувствовала себя гораздо лучше, слава Господу. Неподалеку от нее — сестры Купер, супруги Харрис, почтальон Бен Сквайр. Хотя Альфа Бруммеля не было, но Гордон Мэйер и его жена, так же как Сэм и Элен Тэрнер находились в зале. Несколько не слишком активных членов церкви пришли отметиться, как обычно, раз в месяц, и Ханк одарил каждого из них особой улыбкой, давая понять, что он их заметил.

Когда Мэри вступила с гимном «Великая сила в имени Иисуса», а Ханк дирижировал пением, в дверях зала появилась незнакомая пара. Новички скромно примостились на задней скамье.

Сцион, оставшись возле двери, наблюдал, как Анди и Джун Форсайт занимали места. Потом он поднял глаза к кафедре и дружески приветствовал Криони и Трискала. Они ответили ему улыбкой. Несколько демонов настороженно вошли в зал вместе со своими подопечными. Бесов совсем не радовало присутствие такого количества небесных воинов, которые не просто обитали в городе, но привели с собой в церковь новых людей. Однако Сцион мирно, не ввязываясь в препирательства, вышел из зала.

Ханк не понимал, отчего в это утро на душе у него было так легко и радостно. Может быть, причина была в том, что в зале сидели тетушка Дастер, чета Колмэн и вот эти новички?

А может быть, его подбадривало присутствие высокого, спортивного вида светловолосого юноши, занявшего место сзади, у самой двери?

Ханк хорошо помнил слова Эдит, сказанные накануне: «Мы должны молиться, чтобы Господь собрал вместе всех Уцелевших…».

Когда пришло время проповеди, Ханк раскрыл 55 главу книги пророка Исайи.

"Ищите Господа, когда можно найти его, призывайте Его, когда Он близко. Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник — помыслы свои, и да обратятся к Господу, и Он помилует его, и к Богу нашему, ибо Он многомилостив.

Мои мысли — не ваши мысли, не ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших. Как дождь и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но поит землю и делает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому, кто сеет, и хлеб тому, кто ест, так и Слово Мое, которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его. Итак, вы выйдете с веселием и будете провожаемы с миром. Горы и холмы будут петь перед вами песнь, И все дерева в поле рукоплескать вам".

Ханк очень любил это место Писания и не мог удержаться от улыбки, начав пояснять его. Некоторые из присутствующих, бесстрастно вперив в него взор, равнодушно слушали, исполняя воскресную обязанность, зато другая часть, подавшись вперед на скамьях, жадно впитывала каждое слово. Новички на задней скамье согласно кивали в такт его проповеди. Высокий блондин улыбнулся, кивнул и даже воскликнул «Аминь!»

Слова текли из сердца и сознания Ханка. Должно быть, это Божье помазание. Расхаживая по подиуму, он время от времени останавливался у кафедры, заглядывая в свои записи. Проповедуя Божье Слово, он порывал связи с землей и возносился к небу.

Маленькие ничтожные бесы, которым удалось проникнуть в зал, жались к своим подопечным и с ненавистью скалили зубы. Кое-кому из них удалось закрыть уши слушавшим, но в это утро небесная атака была особенно сильна и неотразима. Проповедь Ханка действовала на демонов хуже, чем визг циркулярной пилы на больные зубы.

На крыше церкви прочно устроились Сигна и его воины, не собираясь отступать ни на шаг. Люциус со своей свитой прибыл к началу собрания, но Сигна невозмутимо оставался на своей позиции.

— Тебе придется иметь дело со мной! — угрожал Люциус, на что Сигна с преувеличенной вежливостью ответил:

— Увы, мы не можем впустить сегодня ни одним демоном больше.

Так что Люциусу ничего не оставалось делать, как подыскать в это утро своим бандитам другое место. Идти напролом через мощный заслон ангелов не имело смысла. Изрыгая ругательства, он повернул свою свиту прочь, назад в город, чтобы вовсю побесчинствовать там.

Сразу после собрания часть прихожан направилась к дверям, другая же подошла к Ханку.

— Пастор, меня зовут Анди Форсайт, а это моя жена Джун.

— Очень рад, приветствую вас, — ответил Ханк, и лицо его осветилось широкой улыбкой.

— До чего же было славно!

— продолжил разговор Анди, удивленно кивая головой и одновременно пожимая руку пастора.

— Это было… это была, действительно, чудесная проповедь!

Они коротко представились и немного рассказали о себе. Анди был владельцем лесного склада на окраине города, а Джун работала секретарем в суде. У них был сын Рон, пристрастившийся к наркотикам и нуждавшийся в Господе.

— Да, — рассказывал Анди, — еще недавно мы и сами не были спасенными. Прежде мы посещали церковь «Аштон Юнайтед Крисчиан»… голос его сорвался.

Джун, не смущаясь, продолжила за мужа:

— Мы там совсем изголодались и решили уйти.

— Да, это верно, — снова включился в разговор Анди. — Мы много слышали об этой церкви, вернее сказать, о тебе. Нам говорили, что у тебя возникло много неприятностей из-за того, что ты твердо стоишь в Слове Божьем, поэтому мы решили: стоит взглянуть на этого человека. И я очень рад, что мы пришли сюда.

— Я хочу, чтобы ты знал, что там множество жаждущих душ, — продолжал Анди. — У нас есть несколько друзей, любящих Господа, и им некуда пойти. Последний год у нас в городе происходит что-то странное. Церкви изживают себя и умирают, одна за другой. Вроде бы они продолжают существовать, у них есть прихожане и деньги, но… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Ханк попытался уточнить:

— Что именно ты имеешь в виду? Анди покачал головой:

— Мне кажется, сатана особо заинтересовался нашим городом. Раньше ничего подобного в Аштоне не бывало, и не происходило столько подозрительных вещей. Может быть, тебе трудно в это поверить, но у нас есть друзья, которым пришлось оставить из-за этого уже три-четыре церкви.

Джун обменялась взглядом с мужем, припоминая тех, о ком шла речь:

— Грег и Эва Смит, Бартон, Дженнинг, Клинт, Нил…

— Да, верно, — подтвердил Анди. — Как я уже говорил, в городе множество христиан, изголодавшихся и рассеянных, как овцы без пастыря. Церкви этого, естественно, не замечают, потому что там не проповедуют Евангелие.

После этих слов к ним подошла радостно улыбавшаяся Мэри. Ханк представил ее, и после обмена приветствиями она обратилась к мужу:

— Ханк, это… — она обернулась, с удивлением оглядывая пустую церковь. — Он… он ушел!

— О ком ты говоришь? — спросил Ханк.

— Да помнишь того высокого молодого человека, который сидел позади?

— Светловолосый парень?

— Да, мы с ним только что разговаривали. Он просил передать тебе… — Мэри понизила голос, подражая ему: «Господь с тобой, продолжай молиться и продолжай слушать».

— О! Это очень мило. Ты узнала его имя?

— Э-э… нет, кажется, он даже и не назвал себя.

— О ком вы говорите? — вмешался Анди.

— Да о том высоком блондине, который сидел рядом с вами, — пояснил Ханк.

Анди и Джун переглянулись, и глаза их расширились от удивления. Сначала Анди улыбнулся, потом начал смеяться, а потом захлопал в ладоши, приплясывая на месте.

— Слава нашему Господу! — восклицал он. Ханк уже давно не видел такого неподдельного веселья. — Слава нашему Господу! Так ведь рядом с нами никого не было, пастор, ни одной души!

Мэри только раскрыла рот от удивления да так и стояла, прикрыв его ладонью.

Оливер Янг был настоящим артистом. Он умел воздействовать на публику настолько мастерски, что заставлял ее то плакать, то смеяться; так что прихожане, как китайские болванчики, всегда были готовы согласно кивать головами, что бы он им ни преподносил. Он стоял за кафедрой, необычайно величественный и уверенный в себе, слова в проповеди были всегда хорошо подобраны и убеждали публику в абсолютной правоте пастора. По крайней мере, его большая община не знала сомнений, и в это воскресное утро зал был заполнен до отказа. Многие прихожане были высокообразованными людьми: врачи, учителя, адвокаты, доморощенные философы и поэты, многие из них имели прямое или косвенное отношение к университету. Они конспектировали проповедь Янга, как будто были на лекции.

Маршаллу были прекрасно знакомы все па этого танца, так что в это воскресенье его мысли были заняты не столько проповедью, сколько тем, как ему поймать Янга после собрания.

— .. Разве Бог не сказал: «Сотворим человека по подобию Нашему»? — продолжал Янг. — То, что было веками сокрыто в традициях и во тьме неведения, теперь открылось в нас. Мы обрели, или скорее вернули себе знание, которое всегда имели: как человеческое общество мы в основе своей являемся частью божества, и внутри нас скрывается способность к доброте, возможность, так сказать, быть богами, в точности такими, как Бог — наш Отец, источник всего существующего…

Маршалл украдкой бросил взгляд в сторону: там сидела Кэт, а за ней Санди, лихорадочно записывающая проповедь, и возле нее — Шон Урмсби. Санди и Шон хорошо понимали друг друга. Он явно оказывал на нее положительное влияние. Сегодня, например, они заключили договор: если Шон пойдет с Санди в церковь, то она согласится идти вместе с родителями. Сработало.

Хочешь не хочешь, а Маршаллу пришлось признать, что у Шона легко установились с Санди такие отношения, которых самому Маршаллу, увы, достичь никогда не удавалось. Иногда Шон даже играл роль посредника между Маршаллом и дочерью, открывая им возможность доверительного общения друг с другом, такого, которое, как каждый из них думал, было совершенно невозможно между ними. Наконец-то в доме установился мир. Шон был дружелюбен и обладал поразительной способностью примирять.

«Что же происходит? — удивлялся Маршалл. — В кои-то веки вся семья сидит рядом на церковной скамье, а ведь это не что иное, как чистое чудо. Но Бог мой, что за странную церковь они выбрали, а что касается самого проповедника, там, за кафедрой…»

Как было бы хорошо и удобно оставить все как есть, но Маршалл был настоящим журналистом, и его репортерское чутье ясно подсказывало ему, что Янгу было что скрывать. За этим явно что-то стояло.

Итак, пока Оливер Янг старался увлечь слушателей идеями о том, что «бесконечные божественные возможности заложены в том, кто кажется нам ограниченным человеком», Маршалл обдумывал беспокоившие его вопросы.

Собрание закончилось ровно в двенадцать часов, когда часы на башне как всегда начали свой традиционный благолепный аккомпанемент рукопожатиям, приветствиям и прощальным разговорам прихожан.

Маршалл и его семья медленно плыли в общем потоке по направлению к фойе. Оливер Янг стоял на своем обычном посту у выхода из зала и, как истинный пастор, прощался с прихожанами своей церкви, пожимал руки взрослым и шутил с детишками. Наступил черед Маршалла, Кэт, Санди и Шона.

— Приятно видеть тебя, Маршалл, — произнес Янг, сияя и тряся его руку.

— Ты знаком с. Санди? — спросил Хоган и официально представил ему дочь.

— Санди, я очень рад тебя видеть, — обратился к девушке Янг, похоже, очень сердечно. Санди искренне ответила, что тоже очень рада их знакомству.

— О! Шон! — воскликнул Янг. — Шон Урмсби! — они пожали друг другу руки.

— Так вы знаете друг друга? — удивился Маршалл.

— О, да, я его знал, когда он был еще мальчиком. Шон, ты мог бы заходить сюда почаще!

— Вы правы, — ответил юноша, смущенно улыбаясь.

Все прошли вперед, но Маршалл задержался и, обойдя Янга, пристроился к нему с другой стороны, чтобы продолжить разговор.

Он подождал, пока пастор закончит ритуальную беседу со следующей группкой прихожан, и быстро проговорил:

— Я подумал, может, тебе приятно будет узнать, что отношения между мной и Санди немного наладились.

Янг улыбнулся, пожал еще несколько рук и обернулся к Маршаллу:

— Прекрасно, в самом деле, прекрасно, Маршалл. — И сразу же обратился к очередному собеседнику:

— Приятно вас видеть сегодня!

Между двумя следующими сердечными рукопожатиями Маршалл успел вставить:

— Ей очень понравилась твоя сегодняшняя проповедь. Она нашла ее очень смелой.

— Спасибо, что ты мне это сказал. О, мистер Бьюмон, как поживаете?

— Видишь ли, ей показалось, что она была очень похожа на лекции Джулин Лангстрат в колледже.

Янг на это ничего не ответил, напротив, все его внимание, казалось, было сосредоточено на молодой паре с младенцем:

— Ах! Вы только посмотрите, как она выросла!

— Тебе стоит как-нибудь встретиться с профессором Лангстрат, — не отставал Маршалл. — Между тем, что она говорит на лекциях, и твоими проповедями есть удивительное сходство. — Янг по-прежнему не реагировал. — А насколько я понимаю, Лангстрат глубоко завязла в оккультизме и восточной мистике…

— Маршалл, в этом я решительно ничего не понимаю.

— И ты не знаком с профессором Лангстрат?

— Конечно, я же тебе говорил.

— И ты никогда не бываешь на приемах, которые она устраивает у себя дома, не знаком с Альфом Бруммелем, Тэдом Хармелем, Долорес Пинкстон, Эженом Байлором и даже с судьей Бэйкером?

Янг мучительно покраснел, помолчал, а затем изобразил на лице удивление, как будто что-то внезапно вспомнил.

— Ах, вот о ком ты говоришь! — рассмеялся он. — И как это я забыл! Видишь ли, все это время я думал, что ты имеешь в виду другого человека!

— Так ты ее все-таки знаешь?

— Конечно, конечно, ее многие у нас знают.

Янг отвернулся, приветствуя очередных прихожан. Когда они миновали пастора, Маршалл все еще стоял рядом.

— Ну, так что же ты можешь рассказать об этих встречах? — настаивал Маршалл. — Правда, что ее «гости» состоят из влиятельных лиц нашего общества, членов университетского правления?

Янг холодно посмотрел прямо в глаза журналисту:

— Маршалл, а что тебя, собственно говоря, тревожит?

— Просто выполняю свою работу. Что бы там ни было, жители Аштона имеют право на достоверную информацию, особенно, когда дело касается влиятельных лиц, формирующих жизнь в городе.

— Если тебя это волнует, то я ничем не могу быть тебе полезен. Тебе стоит обратиться непосредственно к профессору Лангстрат.

— Это я и собираюсь сделать. Я хотел только предоставить тебе возможность дать несколько честных ответов, чего ты, насколько я понимаю, постарался избежать.

Янг все более раздражался.

— Маршалл, меня удивляет, что ты пытаешься шпионить, прикрываясь профессиональным интересом, а это неэтично. Это конфиденциальная информация, я надеялся, что ты это поймешь, не вынуждая меня говорить об этом.

Послышался голос Кэт, зовущей мужа: «Маршалл, мы тебя ждем!»

Хогану пришлось прервать разговор, и, вероятно, к лучшему. Он начинал горячиться, а это не привело бы ни к чему хорошему. Янг был хладнокровным, сдержанным и очень скользким собеседником.

Далеко-далеко от Аштона, где-то совсем в другом штате, в долине, покрытой плотным ковром зелени, окруженной высокими горами и замшелыми скалами, расположились странные мрачные здания. Они находились посреди долины, и добраться до них было возможно только по единственной, извилистой, сплошь в ухабах, дороге.

Небольшой поселок, в прошлом бедное, полуразвалившееся ранчо, теперь представлял собой целый комплекс строений из камня и кирпича. Были здесь жилые корпуса, свой офис, столовая, бытовое здание и даже больница. Рядом стояло несколько особняков. Ни единого щита или указателя с надписью, что это за странный поселок, здесь не было.

Черная точка, прочертив по небу зловещую угольную черту, мелькнула над верхушками гор и начала стремительно опускаться в долину, прорезав тонкий, как бумага, слой тумана, неподвижно повисший в воздухе. Под покровом тяжелой духовной тьмы и полного безмолвия, Ваал-Рафар, князь Вавилона, как черное облако, парил над долиной. Он держался ближе к склонам гор, скользя меж мертвыми, полусгнившими пнями и скалистыми уступами. Шлейф тьмы следовал за ним, как тень, как лоскут ночи. Желто-красная лента пара, вылетавшая из ноздрей, медленно растворялась в воздухе позади него. Здесь, внизу, ранчо казалось заполненным сплошным густым облаком кошмарных черных насекомых. Полчища безликих воинов с обнаженными мечами, как защитный купол, почти неподвижно висели в воздухе над поселком, выпученными желтыми глазами обозревая долину. Глубоко внутри этой перевернутой чаши можно было различить кишащую массу демонов самых невообразимых форм, размеров и силы, занятых каждый своим делом. Приблизившись, Рафар заметил, что скопление духов было гуще над многоэтажным каменным зданием на краю поселка. Значит, Стронгман там, подумал он и, немного изменив курс, направился к зданию. Заметив его, внешняя охрана подняла предупредительный вой, похожий на рев сирены. Охранники немедленно подались в стороны, освобождая дорогу подлетающему Рафару. Быстро проскользнув по образовавшемуся проходу, он приземлился. Охрана приветствовала его, подняв обнаженные мечи. Глаза бесов горели, как тысячи желтых звезд на черном бархате. Князь Вавилона быстро миновал их, даже не удостоив своим вниманием, и живая стена духов сомкнулась за его спиной.

Не торопясь он проник сквозь крышу дома, чердак, стены, просочился сквозь верхнюю спальню и толстые межэтажные балки, пока не очутился в просторной гостиной нижнего этажа. Зло в комнате было плотным и густым, тьма, как черная жидкость, колыхалась при каждом движении. В гостиной было тесно от присутствующих.

— Ваал-Рафар, князь Вавилона, — провозгласил чей-то голос, и все чудовищного вида демоны, стоявшие вдоль стен, почтительно склонившись, приветствовали его.

Рафар величественно сложил крылья, которые будто плащ покрывали его спину, и стоял перед ними, олицетворяя королевское величие и могущество. Драгоценные украшения сияли, а его огромные желтые глаза рассматривали выстроившихся вокруг него демонов. Жуткое сборище. Это были духи-князья, правители целых наций, народов и стран. Одни из Африки, другие с Востока, несколько князей из Европы. И все они были непобедимы. Рафар не без удовольствия отметил их невероятные размеры и устрашающую внешность. И по облику, и по жестокости они были под стать ему самому, и он вряд ли решился бы бросить вызов хоть одному из них. Ему льстило принимать от них почести. Такой прием свидетельствовал о его неоспоримом авторитете.

— Приветствуем тебя, Рафар, — раздался громовой голос в конце комнаты.

Стронгман, князь Силы. Бесам было запрещено произносить вслух его имя. Он был одним из приближенных самого Люцифера, одним из властителей мира, руководящих многовековой войной, ведущейся против плана Живого Бога, той войной, которая помогает Люциферу удерживать свое царство на земле. Такие, как Рафар, стояли над целыми нациями и народами; такие, как Стронгман, управляли Рафарами и подобными ему князьями.

Стронгман поднялся со своего места, и бесформенная расплывающаяся масса его огромного тела заполнила собой все свободное пространство. Зло, исходившее от него, чувствовалось повсюду почти физически, являясь продолжением его мерзкого неуклюжего тела. Это была жуткая пародия на могущество. Черная кожа мешками свисала с плеч, собиралась в складки на мускулах, а лицо представляло собой причудливое переплетение выпиравших узлов и глубоких рытвин. На шее, груди и запястьях рук сияли бриллианты, огромные черные крылья, как царская мантия, ниспадали на пол.

Рафар согнулся в глубоком поклоне, страшная сила Стронгмана давила даже на расстоянии.

— Будьте славны, Ваша Сила!

Стронгман никогда не скупился на замечания и колкости:

— Ты опять изволил опоздать?

— Люциус совершил ошибку, которую мне пришлось исправлять. Наши новые противники достаточно слабы, Ваша Сила, скоро город будет готов принять Вас.

— А Небесное воинство?

— Немногочисленно.

Стронгману не понравились ответы Рафара, и тот сразу это почувствовал. Медленно выговаривая слова, князь Силы пристально смотрел на Рафара.

— Нам донесли, что в Аштон для подкрепления послан Капитан Небесного воинства. Я думаю, ты его тоже знаешь.

— Я не верю, что Тол в Аштоне, но я готов с ним встретиться.

Огромные, окруженные черным бархатом глаза загорелись зловещим огнем.

— Это не тот ли Тол, который победил тебя в Вавилоне? Рафар знал, что не может уклониться от ответа, и поспешно признался:

— Да, он.

— В тот раз нам это дорого обошлось. Мы потеряли свое преимущество. Тебе предстоит борьба с равным тебе противником.

— Ваша Сила, Вы скоро увидите, на что способен Ваш слуга.

— Смелые слова, Рафар, но твоих сил хватит только в том случае, если ты будешь действовать решительно и без промедления. Противник накапливает силы.

— Все готово,

— А пастор и журналист?

— Неужели они заслуживают внимания Вашей Силы?

— Твоей «Силе» следует уделить им особое внимание!

— Они бессильны, Ваша Сила, и скоро будут устранены.

— Но только в том случае, если Тол потерпит поражение, — проговорил Стронгман с угрозой. — Дай мне увидеть это своими глазами и не раздражай меня пустым хвастовством. А до той поры мы останемся здесь. Рафар, я не намерен долго ждать!

— Вам и не придется.

Стронгман усмехнулся:

— Ты слышал приказ. Отправляйся и действуй!

Рафар низко поклонился, расправил крылья и медленно пересекая здание снизу вверх, вылетел наружу.

Потом он взвился в небо с такой ужасающей силой, что бесов расшвыряло во все стороны. Он быстро увеличивал скорость, крылья хлестали воздух, демонов обдавало ядовитым дыханием, и они спешили уступить ему дорогу, чтобы он не врезался в их гущу. Глядя ему вслед и снова смыкаясь, они обменивались испуганными взглядами.

Взмыв ракетой над грядой остроконечных вершин, Рафар устремился в Аштон. Пусть весь мир увидит его и задрожит! Он — Рафар, князь Вавилона! Весь мир поклонится ему или будет на мелкие кусочки изрублен его мечом!

Тол! Одно это имя вызывало горький привкус у него во рту. Прихвостни из свиты Люцифера не дадут ему забыть то давнее падение, они будут смеяться над ним, пока он не восстановит свое могущество.

И он совершит это. Рафар предвкушал, как его меч опустится на голову Тола и, разрубив его тело на тысячи кусков, раскидает их по всему небу. Он уже чувствовал, как напряглись его руки, и слышал свист и скрежет меча. Все это только дело времени.

Среди зубчатых скал, на одной из горных вершин, из укрытия показался высокий сереброволосый ангел. Он внимательно следил, как Рафар промчался над грядой и исчез за горизонтом, оставив после себя черный след. Бросив последний взгляд на кишащую демонами долину, на линию горизонта, за которой скрылся Рафар, ангел исчез в лучах света за другим склоном горы, сопровождаемый легким посвистом крыльев.

Глава 14

«Ладно, — думал Маршалл, рано или поздно я должен с этим разделаться!»

В четверг после обеда, когда в редакции все утихло, он закрылся в своем тесном кабинете и набрал несколько номеров, пытаясь разыскать Джулин Лангстрат по телефону. Он дозвонился до университета, узнал телефон факультета психологии и переговорил с двумя телефонистками, прежде чем выяснилось, что Лангстрат сегодня не работает и что номера домашнего телефона профессора у них нет. Тогда Маршалл вспомнил об услужливом Альберте Дарре и позвонил ему. Дарр был на лекции, но ему ответили, что если он оставит свой номер, то профессор сможет связаться с ним сам. Маршалл продиктовал номер, и Альберт перезвонил через два часа. Он знал телефон Лангстрат.

Маршалл набрал номер профессора.

Однако телефон был занят.

В гостиной Джулин Лангстрат, слабо освещенной маленькой лампой, стоящей на камине, было тихо, тепло и уютно. Шторы на окнах опущены, чтобы ничто не отвлекало профессора: ни уличный свет, ни звуки автомашин… Телефон предусмотрительно был отключен.

Джулин сидела на своем обычном месте, в кресле, напротив очередного посетителя.

— Ты слышишь только звук моего голоса… — сказала она и затем повторила это тихо, спокойно, но настойчиво несколько раз:

— Ты слышишь только звук моего голоса…

Через две-три минуты ее пациентка впала в глубокий гипнотический транс.

— Ты опускаешься, уходишь глубоко внутрь себя, — Лангстрат внимательно наблюдала за лицом спящей. Затем она протянула к ней ладони с раздвинутыми в стороны пальцами и начала водить руками вверх и вниз всего в нескольких сантиметрах от ее тела, как будто что-то ощупывая. — Освободи свое внутреннее "я"… расслабься, оно бесконечно… в соединении со всем существующим… Я это чувствую! Ощущаешь ли ты, как моя энергия передается тебе?

— Да, — промолвила пациентка.

— Теперь ты свободна от своего тела… твое тело это только иллюзия… ты чувствуешь, как твое тело растворяется…

Лангстрат подалась вперед, продолжая манипулировать руками.

— Ты свободна…

— Да… да, я свободна…

— Я ощущаю, как возрастает твоя жизненная сила.

— Да. Я это чувствую.

— Достаточно. Можешь оставаться здесь, — Лангстрат была очень сосредоточена и внимательно наблюдала за происходящим.

— Иди обратно… иди обратно… Так, хорошо, ты возвращаешься. Скоро ты почувствуешь, как я ухожу из тебя. Не бойся, я по-прежнему здесь.

Потом она стала медленно выводить пациентку из транса, шаг за шагом, внушение за внушением.

— Хорошо, — проговорила профессор, наконец. — Когда я досчитаю до трех, ты проснешься. Один, два, три…

Санди Хоган открыла глаза, огляделась по сторонам, приходя в себя, глубоко вздохнула и окончательно проснулась.

— Невероятно!

— были ее первые слова. Все трое рассмеялись.

— Понравилось? — спросил Шон, сидящий рядом с Лангстрат.

— Вот это да!

— только и смогла произнести Санди.

С ней такое было впервые. Идея принадлежала Шону. И если поначалу она отнеслась к ней с сомнением, то теперь была рада, что дала себя уговорить.

Шторы были подняты, Санди и Шон заспешили на послеобеденные лекции.

— Спасибо, что ты пришла, — обратилась к девушке профессор Лангстрат, провожая молодых людей до двери.

— Это вам спасибо, — возразила Санди. Джулин повернулась к Шону:

— А ты молодец, что привел ее. — Затем она обратилась к ним обоим:

— Помните, что я не советую об этом рассказывать. Это очень личное, интимное переживание, к которому мы все должны относиться с уважением.

— Да-да, конечно, — поспешила ответить Санди. Шон отвез ее на машине обратно к университету.

Наступила пятница. Ханк, сидя в своем небольшом кабинете, устроенном в углу гостиной, с беспокойством поглядывал на часы. Мэри была человеком точным. Она отправилась за покупками и обещала вернуться домой раньше, чем Кармен явится на очередную встречу. Ханк понятия не имел, шпионит ли кто-нибудь за домом или нет Достаточно было кому-то увидеть, как Кармен входит в дом в отсутствие Мэри, и Ханка несомненно могли ожидать грязные обвинения со стороны его врагов. Он подозревал, что именно они подослали эту чуждую ему, обольстительную женщину, чтобы полностью скомпрометировать его в глазах прихожан.

Ханк твердо решил, если и сегодня Кармен не отнесется серьезно к его советам и не возьмется наконец за ум, это будет их последняя встреча.

Раздался звонок в дверь. Ханк выглянул в окно: красный «форд» Кармен красовался прямо перед домом пастора. Машина, ярко освещенная дневным солнцем, прекрасно была видна из окон десяти-пятнадцати ближайших домов. Увидев, как сегодня оделась посетительница, Ханк решил, что лучше всего все-таки побыстрее впустить ее в дом, чтобы убрать от любопытных взоров.

Куда же, куда запропастилась Мэри?

Мэри не слишком нравились новые хозяева магазина, который раньше назывался «Джо-маркет». И дело было вовсе не в том, хорошо или плохо они обслуживали покупателей, были они дружелюбны или нет. В общем-то, тут все было в порядке, и потом Мэри хорошо понимала, что им необходимо некоторое время, чтобы познакомиться со всеми клиентами. Ее скорее настораживало, что они явно что-то утаивали и ни в какую не хотели объяснить, куда девались Джо Карлуччи и его семья. Мэри было ясно, что. Джо, Ангелина и их дети исчезли неспроста. Странно, что они не сказали никому ни слова, и к тому же никто не знал, куда они переехали из Аштона.

Ладно. Она поспешно вышла из магазина и направилась к своей машине, мальчик-носильщик тянул за собой тележку с продуктами. Открыв багажник, Мэри наблюдала, как он перекладывает пакеты.

Внезапно, без видимых причин, Мэри вдруг стало холодно, она занервничала, ее немного лихорадило, и единственное, о чем она думала, так это как ей поскорее добраться до дома.

Трискал сопровождал Мэри, и его тоже неожиданно охватило очень неприятное ощущение. Меч со звоном мгновенно выскользнул из ножен и оказался в его руке.

Но поздно! Откуда-то сбоку ангела с силой ударили по затылку, и он чуть не упал. Трискал развернул крылья, пытаясь удержать равновесие, но сильнейший толчок в спину, подобный удару молота, поверг его на землю.

Он видел их конечности — когтистые лапы мерзких рептилий, красные отсветы их оружия, он слышал их шипящие голоса. Трискал приподнял голову: по меньшей мере десять демонов-воинов окружили его. Их желтые глаза горели ненавистью, они угрожающе скалились и издевательски хохотали.

Трискал посмотрел на Мэри. Пока с ней все было в порядке, но он знал, что ей угрожает опасность, если он ничего не предпримет. Но что он мог сделать?!

Что же это происходит? Внезапно ангел почувствовал, как невыносимая тяжелая волна злобы захлестнула его с новой силой.

— Поднимите его, — раздался громоподобный голос.

Невидимая рука словно клещами сжала горло Трискала, и он повис в воздухе, как тряпичная кукла. Теперь он оказался с ними лицом к лицу. В Аштоне он видел их впервые. Трискал вообще не встречал еще таких огромных, сильных и наглых демонов. Тела их были покрыты толстым и твердым, как броня, панцирем, мускулы на руках вздувались шарами, их рожи были полны угрозы, а из пасти вырывалось липкое, удушливое серное дыхание.

Бесы раскачивали его из стороны в сторону, и вид их не предвещал ничего хорошего.

Сжимая изогнутый меч в чудовищно огромной руке, в окружении свиты воинов над ним навис, будто скала, дух-великан.

Рафар! Эта мысль пронеслась в голове Трискала с быстротой молнии, как смертельный приговор. Каждая клеточка его тела стонала в ожидании удара и невыносимых мук.

Хищная пасть с огромными клыками растянулась в зловещей гримасе. Желтая слюна капала из раскрытой пасти, и целое облако серного пара вырывалось из нпздрей великана при каждой издевательской усмешке.

— Неужели ты так испугался? — измывался Paфар — тебе следовало бы чувствовать себя польщенным., ангелочек, первый, кто удостоился меня здесь увидеть.

— Ну, как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил Ханк, указывая Кармен на удобный мягкий стул в своем импровизированном кабинете.

Она опустилась на него с восторженным вздохом, а Ханк лихорадочно вспоминал, куда он задевал свой магнитофон. Он знал, что ему не в чем себя винить, но все-таки запись их разговора не помешала бы.

— Я чувствую себя гораздо лучше, — спокойно ответила гостья, вполне владея собой. — Видишь ли, не знаю почему и надеюсь, ты мне объяснишь, но вот уже неделю я не слышу никаких голосов.

— Ах, вот как… хм… да, — пробормотал Ханк, с трудом настраиваясь на серьезный разговор. — Мы ведь с тобой именно это обсуждали в прошлый раз?

Трискал смотрел на Мэри: она поблагодарила мальчика и закрыла багажник.

Рафар повернул голову по направлению его взгляда.

— О! Понимаю. Ты приставлен охранять ее. Зачем? Может быть, мух отгонять? — Трискал молчал. Тон Рафара стал угрожающим. — Нет, ты ошибся, ангелочек, тебе придется иметь дело с противником посильнее.

Рафар ударил мечом по земле, и в то же мгновение Трискал почувствовал железную хватку двух демонов, заламывающих ему руки за спину. Ангел с тревогой смотрел на Мэри. Она поискала ключи от машины. Села за руль. И сразу же один из бесов, выхватив свой меч, пронзил им мотор. Мэри попыталась завести автомобиль, но двигатель молчал. Рафар взглянул на прачечную-автомат, по другую сторону стоянки. Там, подпирая столб, скучал потрепанного вида парень. Трискал хорошо видел, что несколько прихвостней Рафара полностью подчинили оборванца себе. Князь Вавилона повелительно кивнул им — демоны начали действовать: разбитной юнец направился к машине Мэри.

Мэри проверила свет. Нет, она не оставляла фары включенными. Она повернула ключ зажигания и включила радио. Все было в порядке. Она нажала на гудок — раздался сигнал. В чем же дело? В эту секунду она заметила приближающегося к ней молодого человека, красно.

Тоискал беспомощно смотрел, как демоны подвели парня к окну машины.

— Привет, крошка!

— сказал он развязно.

— Что случилось?

Мэри разглядела его внимательнее. Юнец был худ и грязен, одет в черную кожу, а на ней — блестящие хромом цепи.

— Нет, нет, спасибо, я справлюсь, — крикнула она через окно.

Наглый парень посмотрел на нее с издевкой сверху вниз:

— Ты могла бы открыть дверцу! Посмотрим, что я могу для тебя сделать!

Ханк чувствовал себя не в своей тарелке. Куда подевалась Мэри? Впрочем, Кармен вела себя намного приличнее, чем в прошлый раз. Она решила на самом деле изменить свою жизнь. Может быть, на сей раз все обойдется без приключений. Хотя Ханк не был в этом уверен.

— Скажи, что, по-твоему, стало с этими ночными голосами? — спросил он.

— Я их больше не слышу, — ответила Кармен. — Ты помог мне понять в прошлый раз, что эти голоса нереальны. Они были только в моем воображении.

Ханк был доволен ее словами:

— Да-да, ты права.

Глубоко вздохнув, Кармен подняла на него огромные голубые глаза.

— Просто я пыталась избавиться от одиночества, и ничего больше, я уверена. Ты такой сильный. Хотела бы я быть такой же.

— Библия говорит: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе».

— А где твоя жена?

— Поехала за покупками. Она вернется с минуты на минуту.

— Ах, вот как… — Кармен подалась вперед и улыбнулась самой обольстительной улыбкой. — Наше общение действительно придает мне силы. Я хочу, чтобы ты это знал.

Мэри чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Что же этот мерзавец собирается делать?

Парень нагнулся ниже, стекло запотело от его дыхания.

— Скажи, дорогуша, как тебя зовут?

Рафар сгреб Трискала за волосы и крутанул его голову так, что, казалось, она разлетится вдребезги. Дохнув серой ему в лицо, Рафар прорычал:

— А теперь, ангелочек, мы с тобой поговорим. — Острие кривого меча уперлось в горло Трискала. — Где твой Капитан?

Трискал не отвечал.

Рафар снова повернул его голову в сторону Мэри.

Парень пытался открыть дверцу машины. В ужасе Мэри начала нажимать кнопки замков на всех дверях, успев это сделать до того, как он потянул на себя ручку задней дверцы. Мэри нажала на сигнал. Один из демонов позаботился о том, чтобы он не сработал. Рафар снова повернул голову Трискала к себе и прижал холодное лезвие к его лицу.

— Я тебя спрашиваю, где твой Капитан?!

Кармен продолжала говорить Ханку о том, какое благотворное влияние оказали на нее его советы, о том, что он похож на ее бывшего мужа, и о том, что она искала человека именно с такими достоинствами, какими обладает он, Ханк. Буш был вынужден положить этому конец.

— Ладно, — прервал он ее, — есть же среди твоих знакомых другие люди, которые могли бы придать тебе силы, оказать поддержку, предложить свою дружбу…

Кармен взглянула на него, несколько опечалившись.

— Некоторым образом, да, у меня есть друзья, владельцы таверны… Но ничего серьезного, надежного. В голове ее созревала очередная мысль.

— Как ты считаешь, я достаточно привлекательна?

Парень, весь затянутый в черную кожу, выкрикивал отвратительные ругательства и угрозы прямо в окно машины. Затем он начал стучать по стеклу железной пряжкой, оказавшейся у него в руке.

Рафар кивнул одному из своих головорезов, тот протянул руку сквозь стекло окна и взялся за кнопку замка, приготовившись поднять ее по первому приказу Рафара. У бесов, присосавшихся к парню, от нетерпения текли слюни. Тот взялся за ручку двери.

Рафар проследил за тем, чтобы Трискал мог видеть все происходящее, и снова прорычал:

— Отвечай!

— Тормоз!

— простонал наконец Трискал.

Рафар сжал его еще сильнее и поднес прямо к самому лицу.

— Я не слышу.

— Тормоз, — повторил Трискал.

Мэри вдруг осенило. Автомобиль стоял на склоне. Улица, хотя и не круто, но все-таки шла вниз, может быть, этого достаточно, чтобы машина покатилась? Она дернула рычаг, и машина двинулась с места. Оборванец явно не ожидал этого. Он стучал в стекло, старался забежать вперед, чтобы остановить машину, но она набирала скорость, и наконец он понял, что его поведение привлекает внимание. Здоровенный детина, стоявший возле грузовика, закричал ему:

— Эй, сопляк, ты что делаешь?

Увидев это, Рафар обрушил всю свою ярость на пленника. Железный кулак сжался еще сильнее. Трискалу казалось, что еще чуть-чуть, и он задохнется.

Но Рафар, похоже, пошел на попятный.

— Прекратите! — приказал он демонам. Те отступили, парень отвязался, стараясь принять небрежный вид. Шофер кинулся было за ним, но его и след простыл.

Машина катилась вниз. Один из выездов со стоянки переходил в боковую улицу. Мэри выруливала туда, надеясь, что ни одна машина, ни один пешеход не выскочат ей наперерез.

Трискал видел, что она уже почти справилась с управлением. Рафар тоже это понял. Холодное стальное лезвие было по-прежнему прижато к горлу Трискала.

— Хорошо сработано, ангелочек. Тебе удалось сберечь свою подопечную до следующего подходящего случая. На сей раз мы используем тебя посыльным и отправим в твой лагерь с сообщением. Будь очень внимателен.

С этими словами Рафар отдал Трискала в полное распоряжение своей банды.

Огромный покрытый бородавками демон ударил его железным кулаком в живот, отчего Трискал взвился вверх, где другой бес встретил его ударом меча, оставившим глубокую рану на спине ангела. Перевертываясь и кружась в воздухе, Трискал упал вниз, прямо в когтистые лапы двух бандитов, которые принялись колотить кулаками и топтать ногами его и без того израненное тело. Несколько минут Рафар хладнокровно наблюдал за этой чудовищной игрой. Наконец он дал команду, и проклятые бесы выпустили свою жертву. Трискал в полном изнеможении рухнул на землю, и нога Рафара наступила ему на горло. Огромный меч описывал круги прямо у лица поверженного воина…

— Передай своему Капитану, что Рафар, князь Вавилона, ищет с ним встречи. — Тяжелая нога еще сильнее надавила на горло. — Скажи ему это!

Трискал остался один. Он лежал на мостовой, словно куча брошенных обломков. С трудом он медленно поднялся. Единственное, о чем он мог думать в эту минуту, так это о Мэри.

Ханк спокойно снял руку Кармен со своего колена. Задержав на секунду ее руку в своей, пастор посмотрел гостье прямо в глаза, участливо, но твердо. Потом он отпустил руку и отодвинулся на стуле на безопасное расстояние.

— Кармен, — проговорил Ханк мягко, — мне очень льстит, что ты удостоила вниманием мои мужские качества… и я ни капли не сомневаюсь, что женщине с такими несомненными достоинствами нетрудно будет найти человека, с которым она могла бы построить прочную и надежную семью. Но я — мне не хочется быть бестактным, — смею тебя уверить: я не тот человек. Я пастор и твой советчик, и мы должны ограничить наши отношения именно этими рамками.

Кармен выглядела обиженной и оскорбленной.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что мы не можем больше продолжать наши встречи. Они слишком воздействуют на твои эмоции. Я думаю, тебе следует пойти к кому-нибудь другому.

Ханк не мог бы объяснить, почему, но произнеся эти слова, он вдруг понял, что одержал победу. По холодному взгляду Кармен было очевидно, что она проиграла.

Мэри плакала, вытирая слезы руками, и усердно молиилась: «Боже-Отче, дорогой Иисус! Спаси меня, спаси меня, спаси меня!» Уклон кончался, машина снижала скорость: двадцать пять, двадцать, десять километров в час. Она оглянулась. Погони не было, но она была так напугана, что яге оавно не чувствовала себя в безопасности. Ей хотелось поскорее попасть домой. И тут в конце улицы показался Трискал. Он летел метрах в трех от земли. Одежда его поблескивала теплым белым светом, он взмахивал крыльями хотя и не равномерно, но все же уверенно. Лицо выражало беспокойство за Мэри. Широко распластав изломанные дрожащие крылья, он притормозил ими, опускаясь на крышу автомобиля. Машина почти остановилась, и Мэри, жалобно плача, с силой подалась вперед, пытаясь заставить ее катиться дальше.

Трискал протянул руку сквозь крышу и ласково положил ее на плечо Мэри.

— Ну-ну, успокойся… все прошло. Теперь ты в безопасности.

Мэри оглянулась и немного приободрилась. Трискал говорил, обращаясь прямо к ее сердцу:

— Господь спас тебя. Он тебя не оставит. Все хорошо.

Пока было возможно, Мэри вырулила на другую сторону улицы и поставила автомобиль у тротуара. Она закрепила ручной тормоз и сидела несколько минут, пытаясь успокоиться.

— Ну вот, — подбадривал ее Трискал в духе, — отдыхай, покойся в Господе. Он здесь, с тобой.

Соскользнув с крыши, он потянулся к мотору и начал что-то делать под капотом. Наконец он нашел, что искал.

— Мэри, — произнес ангел, — я думаю, ты должна попробовать снова завести двигатель.

Между тем Мэри с тоской думала о том, что эта штуковина вообще никогда не заработает. И в какой ужасный момент она сломалась, как будто специально, чтобы ее подставить!

— Ну-ка, — призвал Трискал, — сделай шаг веры. Надейся на Бога, ты даже не знаешь, что Он может для тебя сделать.

И хотя Мэри слабо верила в успех, она решила все же пробовать завести машину и повернула ключ зажигания.

Мотор задрожал, чихнул и заработал. Мэри дала ему возможность поработать вхолостую, убедилась, что все в порядке. Затем она вырулила на проезжую часть и, быстро набрав скорость, помчалась домой. Трискал сопровождал ее, сидя на крыше автомобиля. Мэри спешила под надежную защиту Ханка.

Услышав хлопок автомобильной дверцы, Ханк вздохнул с облегчением:

— Это, должно быть, Мэри!

Кармен поднялась с места.

— Тогда мне лучше исчезнуть. — Теперь, когда жена была рядом, Ханк смягчился:

— В этом нет необходимости, тебе необязательно уходить так сразу.

— Нет, нет, я пойду. Может быть, мне лучше выйти через боковую дверь?

— Не говори глупостей, идем, я тебя провожу. Я все равно должен помочь ей внести сумки.

Но Мэри и думать забыла о продуктах, ее единственным желанием было поскорее попасть в дом. Трискал следовал за ней. Он был весь в грязи, одежда изорвана, глубокая рана на спине невыносимо болела.

Ханк открыл дверь.

— Привет, дорогая, а я уже начал беспокоиться. — Тут он заметил, что глаза у нее полны слез. — Но что…

Внезапно раздался страшный крик. Это был искаженный до неузнаваемости голос Кармен. Ханк кинулся обратно в комнату, не понимая, что могло произойти.

— Н-Е-Е-Т! — кричала Кармен, подняв руки к лицу. — Ты сошел с ума! Убирайся от меня! Прочь с дороги!

Пораженные Ханк и Мэри молча наблюдали, как она пятилась в комнату, взмахивая руками, будто отбиваясь от невидимого противника. Кармен кружилась по комнате, наталкиваясь на мебель и выкрикивая непристойности. Ею вдруг одновременно овладели и ярость, и страх. Широко раскрытые глаза остекленели, лицо перекосилось.

Криони попытался удержать Трискала, который непременно хотел свершить правосудие. Мерцающий ореол вдруг озарил Трискала, его растрепанные крылья выросли мягко переливаясь тысячами радуг, заполнили всю комнату. В руке Трискала сверкал обнаженный меч, которым н описывал стремительные круги, безжалостно атакуя Похабника — безобразного демона вожделения, покрытого черной чешуей, с телом скользким, как у ящерицы, и красным языком, подергивавшимся, словно змеиный хвост. Сначала похотливый дух только оборонялся, но потом яростно бросился в контратаку. Огромный кривой красный меч прочертил кровавую дугу в воздухе. Клинки противников со страшным звоном столкнулись, просыпав целый ливень огненных брызг.

— Не трогай меня, я тебе говорю! — заверещал Похабник. Крылья его трепыхались, как у запутавшейся в паутине мухи.

— Оставь его! — крикнул Криони, пытаясь удержать друга и уклоняясь от ударов. — Прекрати, это приказ!

Наконец Трискал отступил, все еще держа перед собою обнаженный меч, отблески которого падали на его грозное лицо и горящие глаза.

Кармен утихла и протерла глаза. Она испуганно озиралась по сторонам. Ханк и Мэри подошли к ней, пытаясь ободрить.

— Тебе что-то померещилось, Кармен? — спросила Мэри участливо. — Это я, Мэри. Разве я сделала тебе что-то дурное? Я вовсе не хотела тебя испугать.

— Нет… нет… — простонала Кармен. — Это не ты. Это что-то другое…

— Кто? Что?

Похабник стоял втянув голову в плечи, по-прежнему сжимая меч.

— Мы не позволим тебе больше бесчинствовать, — приказал ему Криони, — убирайся. И не смей здесь больше появляться!

Похабник опустил крылья и, осторожно обойдя небесных воинов, попятился к двери.

— Я и так уйду, — прошипел демон.

— Я и так уйду, — повторила Кармен, она будто очнулась от сна. — В этой комнате какая-то… какая-то злая сила. Прощайте.

Гостъя кинулась к двери. Мэри хотела ее окликнуть, но

Ханк взял жену за руку, давая понять, что сейчас лучше промолчать.

Криони удерживал Трискала до тех пор, пока свет вокруг него не померк. Все еще дрожа от напряжения, тот убрал меч в ножны.

— Трискал, — отчитывал его Криони, — ты же знаешь приказ Тола! Я все время был с Ханком. Пастор все делал правильно, тебе незачем было… — тут ангел заметил, что одежда друга разодрана, а сам он серьезно ранен. — Что случилось?

— Я не позволил еще одному негодяю прикоснуться ко мне, — Трискал тяжело дышал. — Криони, у нас появились более сильные противники.

Мэри наконец вспомнила, что собиралась плакать и разразилась слезами.

— Мэри, ради Бога, что произошло? — обнял ее Ханк.

— Только запри покрепче дверь, дорогой, запри дверь и обними меня покрепче! Пожалуйста!

Глава 15

Вытирая на ходу руки, Кэт спешила к телефону.

— Алло?

— Привет, это Маршалл.

Кэт уже знала, что ей предстоит услышать. За последние две надели это случалось часто.

— Маршалл, я приготовила обед, и приготовила его ни четверых…

— Да, но…

— Маршалл, как обычно в таких случаях, пытался выкрутиться.

— Маршалл, — Кэт понизила голос и повернулась спиной к гостиной, где занимались Санди и Шон, впрочем, большей частью они болтали. Ей не хотелось, чтобы они увидели ее огорченное лицо.

— Я хочу, чтобы ты приехал к обеду. Ты опаздываешь всю эту неделю. Ты так занят своими делами и мыслями… мне иногда кажется, что у меня нет мужа…

— Кэт! — перебил ее Маршалл. — Все не так плохо, как ты думаешь. Я скоро приеду, но мне придется немного задержаться.

— На сколько же ты задержишься?

— Э-э… не могу сказать точно… Может быть, на час. Кэт не знала, что и ответить, она только вздохнула с досадой.

Маршалл постарался ее задобрить:

— Я приеду, как только освобожусь. Кэт решилась высказать все по телефону, не зная, представится ли ей в ближайшее время более удобный случай:

— Маршалл, я очень беспокоюсь за Санди!

— Ну, что еще с ней такое случилось?

О как ей хотелось влепить ему пощечину за такой тон!

— Если бы ты хоть время от времени появлялся дома, ты бы знал! Она… я не знаю… Только она больше не прежняя Санди. Мне не нравится, что сделал с ней Шон.

— А что «сделал» с ней Шон?

— Это не телефонный разговор.

Теперь вздохнул Маршалл.

— Хорошо, хорошо. Мы поговорим об этом.

— Когда, Маршалл?

— Ну, вечером, когда я вернусь.

— Мы не можем говорить при них…

— Я имел в виду… ты знаешь, что я имел в виду! — Маршаллу надоел этот разговор.

— Ну ладно, будь добр, приходи домой!

Кладя трубку на место, Маршал был раздражен и недоволен собой, думая о том, каково было Кэт. Но это продолжалось несколько секунд. Потом его мысли вернулись к неотложному делу: интервью с профессором Лангстрат.

Пятница, вторая половина дня. Профессор должна быть дома. Маршалл набрал номер и на этот раз услышал длинный гудок, и еще один, и еще…

— Алло?

— Здравствуйте, это Маршалл Хоган, главный редактор «Кларион». Я говорю с профессором Джулин Лангстрат?

— Да, это я. Чем могу служить, мистер Хоган?

— Моя дочь Санди посещает ваши лекции.

— Ах вот как, очень мило! — казалось, ей действительно было приятно услышать эти слова.

— Мне бы чрезвычайно хотелось узнать время, когда вам было бы удобно дать интервью.

— Вам следует поговорить с кем-нибудь из моих ассистентов. Они следят за успехами студентов и их проблемами. Видите ли, группы очень большие.

— Да, но это не совсем то, что мне нужно. Я хочу взять интервью лично у вас.

— Из-за вашей дочери? Увы, я с ней незнакома, так что не смогу быть вам полезной…

— Ну… Мы, естественно, поговорим и об обычных лекциях, но меня больше интересуют другие ваши занятия в университете: свободные лекции и встречи, которые вы устраиваете по вечерам…

— Ах, вот что! — тон Лангстрат не предвещал ничего хорошего. — Эта идея принадлежит нескольким моим коллегам, и пока это только эксперимент. Если вас это интересует, обратитесь в канцелярию, у них, наверное, есть какие-нибудь старые бумаги. Но, должна вам заметить, мне не очень нравится сама идея давать интервью для прессы, и я не собираюсь этого делать.

— Значит, вы не хотите рассказать о тех влиятельных людях, которые составляют круг ваших друзей?

— Что вы хотите сказать? — похоже, профессор не только не понимала в чем дело, но и была недовольна заданным вопросом.

— Альф Бруммель, шеф полиции, пастор Оливер Янг, Долорес Пинкстон, Дуайт Брандон, Эжен Байлор, судья Джон Бэйкер…

— Мне нечего вам ответить, — сухо проговорила она. — Простите, у меня очень много дел. Чем я еще могу быть вам полезна?

Маршалл решил сделать еще одну попытку;

— Единственное, что мне еще хотелось бы знать, — почему вы выгнали меня со своей лекции? Теперь Джулин просто негодовала:

— Даже не представляю, о чем вы говорите!

— В понедельник после обеда, две недели назад. «Психология самопознания» — так, кажется, это называлось. Я тот мужчина, которого вы попросили выйти вон.

Она недоверчиво рассмеялась:

— Я и понятия не имею, о чем идет речь! Вероятно, это был кто-то другой.

— И вы не помните, что попросили меня подождать за дверью?

— Я уверена, что вы меня с кем-то путаете.

— Ах, вот как? А разве у вас не длинные светлые волосы?

— Всего хорошего, мистер Хоган, — вот и все, что он услышал в ответ, прежде чем профессор бросила трубку.

Подождав с минуту, он спросил сам себя: «Собственно говоря, Маршалл, а чего ты ожидал?»

Он положил трубку и вышел из своего застекленного кабинета в редакционный зал. Вопрос Бернис вывел его из задумчивости:

— Хотела бы я знать, каким образом ты собираешься припереть Лангстрат к стенке? — язвительно спросила девушка, не отрываясь от бумаг, разложенных перед ней на столе.

Маршалл почувствовал, как кровь с силой прилила к лицу.

— Ну и ну, как ты покраснел! — не удержалась Бернис.

— Сегодня вечером мне пришлось разговаривать со слишком темпераментными женщинами. Одна из них

Лангстрат, — объяснил он.

— А я — то думал, почему это из Хармеля слова не вытянешь.

Бернис с любопытством повернулась к нему:

— Тебе удалось с ней поговорить?

— Целых тридцать две секунды! Ей было абсолютно нечего мне рассказать, и она совершенно не помнит, как выставила меня с лекции.

— Какая прелесть, никто не помнит встреч с нами, — иронично продолжила разговор Бернис. — Маршалл, должно быть, мы с тобой невидимки!

— Или, может быть, незваные гости?

— Да, — согласилась журналистка, возвращаясь к своим бумагам, — профессор Лангстрат слишком важная, занятая персона, чтобы разговаривать с нахальными репортерами… — скатанный бумажный комочек угодил ей в голову. Она обернулась, но Маршалл, как ни в чем не бывало, просматривал газетные листы. Всем своим видом главный редактор показывал, что обстрел не имеет к нему ни малейшего отношения.

— Ох, — произнес он, — может быть, стоит попробовать снова связаться с Хармелем? Но он тоже не хочет ни о чем говорить.

Тот же бумажный снаряд попал ему в щеку. Маршалл посмотрел на Бернис, которая была очень серьезна и очень занята.

— Однако ясно, что Тэд много знает. Я подозреваю, что и он, и ректор Страчан смертельно напуганы.

— Да, — Маршалл вспомнил их первый разговор, — похоже на то. Хармель предупреждал меня об опасности Он сказал, что я буду стоять на ушах, как и все остальные

— И кто же эти остальные?

— Посмотрим, кого они убрали с дороги… Бернис заглянула в блокнот.

— Видишь ли, я пролистала свои записи, и мне вдруг стало ясно, что эти люди заняли свои места не так уж давно. Комок снова угодил ей в голову и отскочил к стене.

— И кого же они заменили? — спросил Маршалл.

Бернис спокойно подняла упавший снаряд.

— Мы можем это проверить. А пока лучше всего позвонить Страчану, — она запустила бумажным комочком в Маршалла, — и послушать, что он нам скажет!

Маршалл подхватил комок на лету, быстро смял еще один лист, собираясь усилить атаку, и запустил в девушку оба снаряда. Бернис начала готовиться к ответному удару.

— Ладно, ладно, — расхохотался Маршалл, — позвоню еще и ему.

Целый дождь бумажных комков полетел в его сторону.

— Но сейчас, я думаю, самое время отправиться по домам. Меня ждет жена.

Но Бернис еще не закончила войну, и какое-то время они продолжали обстреливать друг друга, после чего пришлось собирать мусор по всей комнате.

Рафар расхаживал взад и вперед по темному подвалу, из его ноздрей валил горячий пар, который, как облако, скрывал его голову до самых плеч. Он сжимал кулаки, рвал когтями воображаемых врагов, ругался и рычал.

Люциус стоял в толпе других воинов, ожидая, пока Рафар утихомирится и скажет, наконец, для чего он собрал их на этот раз.

Люциус наслаждался зрелищем: ясно, что Рафар, этот беспощадный деспот, уменьшился в размерах после встречи со Стронгманом! Люциус не мог сдержать ехидную ухмылку.

— Что же, какой-то ничтожный ангел не захотел сказать, где прячется этот… как там его зовут? — спросил Люциус, прекрасно зная имя Тола.

— ТОЛ! — заорал Рафар, и было видно, что одно упоминание этого имени раздражало и унижало князя Вавилона.

— Этот ангелочек, этот беспомощный ангелочек, он ничего не рассказал? — продолжал язвить Люциус.

Рафар не замедлил ответить, схватив обнаглевшего беса за горло.

— Ты еще смеешь надо мной насмехаться, жалкий дьяволишко!

Люциус тут же пошел на попятный, умоляющим тоном пытаясь смягчить тирана.

— Ой, отпусти, великий и сильный! Ох, я только то и делаю, что стараюсь тебе угодить!

— Тогда найди Тола! — проревел Рафар. Он выпустил Люциуса и повернулся к другим стоящим вблизи него демонам:

— Всем искать Тола! Я хочу, наконец, добраться до него и разорвать на куски. Эта война касается только нас двоих. Как только обнаружите его, немедленно донесите мне!

Теперь Люциус заговорил льстивым сострадательным тоном, но истинный смысл его слов был совершенно ясен:

— Конечно, мы его найдем, о, великий! Но этот Тол должен быть ужасным врагом, раз он вынудил тебя бежать при падении Вавилона! Неужели ты решишься еще раз напасть на него?

Рафар усмехнулся, блеснув клыками:

— Ты еще увидишь, что может сделать Ваал!

— Надеюсь, нам не придется увидеть, что может сделать Гол?

Приблизившись к Люциусу, Рафар уставился на него желтыми горящими глазами.

— Когда я разделаюсь с Толом и раскидаю то, что от него останется, по всему небу в знак победы, я дам тебе возможность встретиться со мной. Это доставит мне огромное удовольствие.

Рафар развернулся, и его огромные черные крылья на мгновение заполнили всю комнату, прежде чем он стремительно взмыл вверх сквозь здание и исчез в небе.

Несколько часов подряд ангелы следили, как Ваал летал над городом, подобно зловещему грифу, и вызывающе размахивал кривым мечом. Вверх и вниз, вперед и назад, он то метался между зданиями центра, то, взвившись ввысь, описывал плавные виражи над окраинами.

Снизу, из окна складского помещения, Сцион наблюдал, как Рафар снова и снова проносился над его головой. Он обернулся к своему главнокомандующему, сидящему поблизости на ящиках вместе с Гило, Трискалом и Мотой. Трискал с помощью друзей был со всех сторон облеплен пластырем и заплатками.

— Я не понимаю, чего он добивается? — спросил Сцион.

— Хочет разыскать Капитана, — объяснил Мота. — Наверняка, он обещал награду тому, кто первый заметит Тола.

Капитан вмешался в разговор, предупредив следующий вопрос:

— Сигна вместе с остальными воинами по-прежнему находится в церкви. Мы держим там наших стражей, чтобы все выглядело как обычно.

Сцион наблюдал, как Рафар, сделав круг над дальним концом города, в новом витке приближался к центру.

— Да, ужасно попасть в лапы такого, как он, Тол, ничего не скрывая, пояснил:

— Если бы мы встретились сейчас, я, всего вероятнее, проиграл бы. И он это знает. Наш молитвенный заслон еще слишком слаб, Рафар же собрал всю свою силу.

Они услышали свист огромных кожистых крыльев и увидели, как тень проносившегося мимо Рафара накрыла здание.

— Нам всем нужно быть очень и очень осторожными.

Ханк снова бродил по городу, влекомый Господом, он вдоль и поперек исходил деловые и торговые кварталы. Пастор сопровождал молитвой каждый свой шаг. У него было ощущение, что Бог, отправляя его на эту прогулку, преследовал какую-то определенную цель, которой он пока не понимал.

Криони и Трискал следовали за ним, охраняя пастора с обеих сторон. Они оставили дома с Мэри дополнительную охрану. Оба ангела были сосредоточены и внимательны. Трискал, все еще не оправившийся после встречи с Рафаром испытывал необычайное беспокойство, думая о том, куда они направляли Ханка.

Ханк свернул там, где прежде никогда не сворачивал, и пошел по улице, по которой никогда раньше не ходил, пока наконец, не остановился у заведения, о котором ходили самые дурные слухи. Впервые он стоял здесь, с удивлением наблюдая за молодежью, толпящейся перед входом. Молодые люди, как пчелы возле улья, сновали то внутрь, то обратно. Потом пастор и сам вошел вслед за другими посетителями.

Криони и Трискал, не отставая от Ханка ни на шаг, изо всех сил старались выглядеть спокойными и дружелюбными.

Название заведения было самым подходящим: «Грот». Несколько рядов призывно светящихся, пищавших и мигавших игровых автоматов, по-видимому, поглощали всю электроэнергию, поскольку заведение было погружено почти в полную тьму. Лишь маленькие, в несколько ватт, синие лампочки едва светили под черным потолком. В этом баре было куда больше звука, чем света: металлический рок, рвущийся из развешанных повсюду колонок, дополнял пронзительный электронный писк автоматов. Владелец бара одиноко сидел за маленькой кассой в углу и лениво разглядывал порнографический журнал, время от времени отвлекаясь от этого занятия для размена денег игрокам. Ханк никогда еще не видел такого количества двадцатипятицентовиков одновременно.

Здесь была молодежь всех возрастов — те, кому некуда деваться. Они собирались здесь в конце недели после занятий, здесь они встречались, играли, сходились в пары, куда-то исчезали. Молодые люди шли сюда в поисках наркотиков, секса, и, действительно, они могли здесь найти что угодно. Но не игровые автоматы, не какофония звуков и даже не темнота давили на присутствующих, помещение было пропитано едким духовным зловонием, испускаемым бесами. Ханку стало дурно.

Криони и Трискал различали сотни прищуренных желтых глаз, уставившихся на них из темных углов. Они слышали звон стальных клинков, приготовленных для нападения.

— Разве я не выгляжу достаточно безобидно? — спросил Трискал спокойно.

— Бесы больше не считают тебя безобидным, — сухо заметил Криони.

Друзья оглядывались, повсюду встречаясь с настороженными взглядами демонов. Они примирительно улыбались, поднимая руки, показывая, что не намерены ввязываться в ссору. Демоны никак не реагировали, но несколько мечей все же блеснули в темноте.

— А где Сэт? — спросил Трискал.

— Наверняка, на пути сюда.

Трискал вздрогнул, и Криони, обернувшись, увидел приближающегося к ним хмурого демона. Рука его лежала на рукоятке меча, который он еще не вынул из ножен, но сзади него уже блестели обнаженные клинки. Черный Бес посмотрел на обоих ангелов сверху вниз и прошипел:

— Вас сюда не звали! Что вам тут понадобилось? Криони ответил быстро и вежливо:

— Мы охраняем пастора.

Демон взглянул на Ханка, и спесь его заметно поубавилась.

— Буш! — нервно выкрикнул Черный Бес. Стоявшие за ним демоны отпрянули назад. — Зачем он пришел?

— Это мы с вами обсуждать не собираемся, — ответил Трискал.

— Это ты, Трискал? — снова крикнул хмурый демон.

— Да.

Черный

Бес засмеялся, выплевывая красно-желтые пары:

— Ты любишь подраться, а?

Стоявшие рядом духи злобно расхохотались.

Трискал не собирался отвечать, а у демонов не было времени дожидаться ответа. Неожиданно все эти глумливые бесы насторожились и забеспокоились. Они отвели глаза, попятились, а затем кинулись прочь, как стая испуганных птиц, и попрятались в темных углах. В то же время Криони и Трискал почувствовали прилив новых сил. Они посмотрели на Ханка.

Пастор молился.

— Дорогой Господь, — тихо говорил он, — помоги нам достичь сердец этих молодых людей, помоги спасти их жизни.

Если принять во внимание сумятицу, возникшую у них дверей, молитва Ханка пришлась как нельзя кстати. Когда толпа испуганных духов кинулась в панике к выхотрое их приятелей-демонов как раз входили в бар. Они злобно шипели, пускали слюни и прикрывали головы руками и крыльями.

— Ага!

— сказал Трискал.

— Сэт привел сюда Рона Форсайта и всю его компанию!

— Я подозревал, что это случится, — отозвался Криони.

Трискал увидел молодого человека, еле различимого в окружении трех демонов, полубезумного, совершенно сбитого ими с толку. Они крепко вцепились в свою жертву, как пиявки, и все четверо шли, раскачиваясь взад и вперед, чтобы избежать уколов меча, которым небесный воин подгонял их в нужном направлении. Не спуская с них глаз, Сэт подвел их прямо к Ханку Бушу.

— Привет, Рон, — послышались приветствия парней, сгрудившихся у автомата и с увлечением бомбивших очередную цель.

— Привет… — ответил юноша и, с трудом подняв руку, медленно помахал ею в воздухе. Вид у него был весьма плачевный.

Ханк видел Рона, слышал, как его назвали по имени, но какое-то время оставался в нерешительности, не зная, что ему предпринять: оставаться на месте или отступить в сторону. Рон Форсайт оказался высоким худощавым парнем, с длинными неухоженными волосами. Он был в грязной майке и джинсах. Взгляд его блуждал где-то далеко, в другой вселенной. Наткнувшись на Ханка, он обернулся, отмахнулся через плечо, словно отбиваясь от невидимых ос, и резко отшатнулся, как будто вдруг заметил, что стоит на краю обрыва. Ханк решил не сходить со своего места. Если Господь хочет, чтобы они встретились, то пусть так и будет.

Наконец молодой Форсайт остановился, прислонившись спиной к автомату. Человек, стоявший перед ним, похоже, был ему знаком.

Демоны, присосавшиеся к Рону, тряслись и хныкали, ини с испугом поглядывали то на Сэта, стоявшего позади них, то на Трискала и Криони. Остальные бесы, находившиеся в «Гроте», предвкушали сражение. Их желтые глаза выкатились из орбит, красные лезвия мечей скрежетали, но все же что-то удерживало их от нападения. И это было не что иное, как молитва пастора.

— Здравствуй, — сказал пастор парню, — меня зовут Ханк Буш.

Остекленевшие глаза Рона расширились. Он уставился на Буша и слабым голосом произнес:

— Я тебя видел раньше. Ты проповедник, о котором мои все время говорят дома. Ханк решил продолжать.

— Рон, ты ведь Рон Форсайт?

Молодой человек беспокойно огляделся, как будто его обличили в чем-то незаконном.

— Да…

Ханк протянул ему руку:

— Благослови тебя Бог, Рон, очень рад тебя встретить. Демоны, присосавшиеся к парнишке, недовольно заворчали, но трое воинов, сомкнувшись, не спускали с них глаз.

— Колдун, — обратился Трискал к одному из демонов по имени.

Колдун еще крепче вцепился в Рона острыми когтями и прошипел:

— Чего тебе от нас нужно?

— Мне нужен парень, — спокойно ответил ему Криони.

— Ты не можешь нам приказывать! — закричал другой демон, сжав кулаки.

— Бунтовщик? — догадался Криони,

Демон не стал отрицать этого, а лишь закричал истошно:

— Парень принадлежит нам!

Вся банда осмелела и стала приближаться.

— Давайте уведем его отсюда, — предложил Криони. Ханк положил руку на плечо юного Форсайта:

— Выйдем на воздух и поговорим немного.

— Зачем-это?!

— заорали Колдун и Бунтовщик в один голос.

— Зачем это? — запротестовал Рон.

Ханк произнес дружелюбно:

— Пойдем, — и вывел его через заднюю дверь.

Трискал остался стоять в дверях, держась за рукоять меча. Только трем демонам, привязанным к Рону, позволили выйти в сопровождении Сэта и Криони.

На улице юноша безвольно, как тряпичная кукла, плюхнулся на ближайшую скамью. Ханк положил руку ему на плечо, заглянул в его мутные глаза. Он не знал, с чего начать.

— Как ты себя чувствуешь.

Один из демонов обхватил голову обалдевшего юноши липкими шершавыми лапами.

Парень уронил голову на грудь и задремал, не реагируя на слова Ханка.

Острие меча Сэта привлекло внимание беса, присосавшегося к Рону.

— Что тебе надо?!

— испуганно закричал дух.

— Да не Прорицатель ли это? Демон залился злобным смехом:

— Да, и все время с ним. Больше и больше. И он никогда меня не оставит!

Рон начал глупо, хихикать. Наркотики давали себя знать.

Ханк почувствовал что-то в своем духе, то же мерзкое присутствие, приведшее его в такой ужас той памятной ночью. Злые духи? В таком молодом парне? Господи, что же мне делать? Что сказать?

Господь ответил Ханку. Пастор понял, что ему предстоит совершить.

— Рон, — начал Ханк, не заботясь о том, слушает его юноша или нет. — Можно я буду за тебя молиться?

Молодой Форсайт только повел глазами в его сторону и умоляюще произнес:

— Да, пастор, помолитесь за меня.

Но демонам это пришлось не по вкусу. В один голос они заорали в уши Рону: «Нет! Нет! Нет! Тебе этого не нужно!»

Окончательно сбитый с толку парнишка вздрогнул, закачал головой и пробубнил:

— Нет, нет… не молись за меня, мне это не нравится. Ханк остановился в нерешительности. «Чего же хочет он на самом деле? И он ли говорил последние слова?»

— Я хочу за тебя помолиться, — повторил Ханк испытующе.

— Нет, не надо, — нерешительно пробормотал юноша, а потом снова попросил:

— Пожалуйста, помолись… — Начинай! — подбадривал Криони.

— Молись!

— Нет! — орали бесы, ты не заставишь нас отпустить его!

— Молись!

— повторил Криони.

Ханк понял, что ему следует взять на себя ответственность, и начал молиться. Его рука уже обнимала Рона, и он начал говорить очень спокойно:

— Господь Иисус, я молюсь за Рона. Коснись его Господи, войди в его сознание и освободи от духов, которые им овладели.

Демоны, прочно вцепившиеся в молодого человека, как уличные мальчишки, заскулили, услышав молитву Ханка. Рон застонал и сильнее затряс головой. Он попытался было подняться, но снова опустился на скамью и ухватился за руку Ханка.

Господь снова обратился к Ханку, и тот узнал имя.

— Прорицатель, оставь его во имя Иисуса!

Юный Форсайт завертелся на скамейке и вскрикнул, как будто его ударили ножом. Ханк думал, что парень сломает ему руку.

Но Прорицатель, демон волшебства, подчинился: он хныкал, и кричал, и плевался, но в конце концов отлетел за деревья.

Рон облегченно вздохнул и посмотрел на Ханка глазами, полными боли и отчаяния.

— Продолжай, со мной что-то произошло.

Ханк изумился. Потом схватил несчастного юношу за руку, чтобы его успокоить, и продолжал смотреть ему прямо в глаза. Взгляд Рона прояснился. Ханк видел перед собой искреннюю, умоляющую о помощи душу, отвечающую на его взгляд. «А теперь?» — спросил он Господа.

Господь дал ему еще одно имя: Колдун.

Рон дико посмотрел на Ханка и прохрипел:

— Нет, не я, ни за что!

Но Ханк был неумолим. По-прежнему глядя прямо в глаза молодого человека, он приказывал:

— Колдун! Исчезни, исчезни во имя Иисуса Христа!

— Нет! — запротестовал Рон и тут же быстро произнес:

— Колдун, убирайся! Давай, давай. И не смей соваться ко мне!

Колдун нехотя подчинился. Ему не доставляло больше никакого удовольствия мучить Рона Форсайта. И во всем виноват этот святоша-пастор.

Рон снова обмяк и еле сдерживал слезы. Сэт пнул последнего демона:

— Ну, а как быть с тобой, Бунтовщик?

Демону уже был ясен исход дела. Рон это почувствовал.

— Злой дух, убирайся! Хватит меня мучить! Ханк повторил вслед за юношей:

— Злой дух, уходи, оставь Рона в покое, во имя Иисуса Христа!

Бунтовщик, раздумывая над словами Рона, покосился на меч Сэта, поглядел на молящегося человека и отпустил парня.

Рона передернуло, как будто в нем происходила ужасная борьба, но потом он проговорил:

— Да, он ушел.

Сэт наподдал всем троим бесам, и они поплелись к «Гроту», где их ожидали и где они могли безобразничать в свое удовольствие.

Не выпуская руки юного Форсайта, Ханк ждал, весь обратясь во внимание, и молился, пока не узнавал, что ему делать дальше. Все это было так невероятно и потрясающе, так пугало, но это было совершенно необходимо. Похоже, Господь преподал еще один урок пастору в духовной войне. Ханк уже многое знал и многому научился, чтобы одержать победу в этой битве.

Рон менялся у него на глазах: он успокоился, легко дышал, его взгляд становился нормальным, он возвращался на землю.

— Аминь, — тихо закончил Ханк. — Рон, как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, намного лучше, — сразу ответил тот и посмотрел на Ханка с тихой, почти блаженной улыбкой. — Это было чудесно. Нет, это было здорово. Именно сегодня мне так хотелось, чтобы за меня кто-нибудь помолился. У меня больше не было сил терпеть всю эту грязь, в которой я жил. Это было невыносимо.

— Я уверен, что это дело Господа!

— Никто за меня раньше не молился.

— Твои родители молятся за тебя постоянно.

— Да, конечно, они молятся.

— И мы, все члены церкви, тоже.

Мы все за тебя молились.

Только теперь Рон внимательно посмотрел на Ханка

— Так ты пастор моих родителей? Я думал, ты намного старше.

— Совсем старик!

— пошутил Ханк.

— И все другие в церкви — такие, как ты? Ханк рассмеялся:

— Мы все только люди. У нас есть и хорошие, и плохие стороны, но у нас есть Иисус, и Он дает нам особую любовь друг к другу.

Они говорили и говорили: о школе и о городе, о родителях Рона, о наркотиках, о трудностях, которые нас окружают в жизни, о церкви Ханка и верующих, об Иисусе. Юноша заметил, что какую бы тему они ни затрагивали, разговор сводился к Иисусу. И Рон не имел ничего против. Это не было хитростью со стороны Ханка, пастор действительно был уверен, что Иисус Христос — это и есть ответ на все вопросы.

Когда они перебрали все темы, в которых упоминался Иисус, Рон дал Ханку возможность говорить снова об Иисусе и только об Иисусе. И это не было скучно. Ханк действительно горел огнем любви к Нему.

Глава 16

Натан и Армут стремительно летели над залитой летним солнцем прекрасной землей, неотступно следя за коричневым «бьюиком». Здесь, в сельской местности, было заметно спокойнее, чем в находившемся на военном положении Аштоне. Тем не менее оба отважных воина испытывали некоторую тревогу за тех двоих, что сидели в мчавшейся по шоссе машине. Нельзя было сказать с уверенностью, но все же у них было предчувствие, что Рафар и его банда задумали что-то недоброе. Маршалл и его молоденькая сотрудница — слишком заманчивая комбинация, и вряд ли бесы упустят такой благоприятный для них случай.

Прежний ректор университета Элдон Страчан жил в живописной местности. Он был владельцем скромной фирмы, расположившейся на пяти гектарах земли в часе езды от Аштона. Земледелием он не занимался, а просто там жил, поэтому Маршалл и Бернис, проезжая по длинной грунтовой дороге, видели, что его хозяйствование не простирается дальше сада, окружавшего белоснежный дом. Газоны были коротко подстрижены, фруктовые деревья ухожены и плодоносили, клумбы прополоты и взрыхлены. Несколько цыплят шныряли вокруг, попискивая и разгребая землю. Лохматая колли приветствовала появление журналистов громким лаем.

— Цыц! В кои-то веки она видит человеческое существо приехавшее брать интервью, — заметил Маршалл.

Так ведь Страчан и покинул Аштон, чтобы быть подальше от нахальных репортеров, — ответила Бернис.

Хозяин появился на веранде, и колли, продолжая лаять, кинулась к нему.

— Добро пожаловать! — крикнул он Маршаллу и Бернис, когда те вышли из машины. — Утихни, Леди, — приказал он собаке, но Леди никогда не слушалась подобных приказаний.

Страчан оказался моложавым седоволосым человеком, выглядел он свежим и бодрым. Этому, конечно, способствовала здоровая, полная движения жизнь, что он собственно и демонстрировал: на нем была рабочая одежда, а в руке он держал садовые перчатки.

Маршалл, а вслед за ним и Бернис крепко пожали ему руку. После взаимных представлений Страчан отстранил неугомонную Леди и ввел их в дом.

— Дорис! — позвал Элдон. — Мистер Хоган и мисс Крюгер приехали.

Вскоре Дорис, миловидная, кругленькая, маленькая старушка, уже накрывала на стол. Она принесла чай, кофе, булочки и сладости. Начался общий разговор о ферме, окрестностях, погоде и пасущихся без привязи коровах соседей. Все понимали, что без подобной беседы не обойтись, к тому же Страчаны оказались приятными собеседниками.

В конце концов Элдон решил перейти к делу.

— Ну что ж, — серьезно сказал он, — как я понимаю, в Аштоне не все обстоит так благополучно, как здесь. Бернис сразу же, как по сигналу, достала блокнот.

— Увы, это так, и нам не очень приятно тащить сюда за наши беды, — подтвердил Маршалл.

— Прячься не прячься, а проблемы от этого не исчезнут, — философски, с улыбкой заметил Страчан. Он посмотрел через окно на верхушки деревьев и синее безграничное небо и продолжил:

— До сих пор не знаю, вправе ли я был бросить университет. Но что же мне оставалось делать?

Маршалл справился в своих записях.

— Давайте посмотрим. Вы мне сказали по телефону что вы ушли…

— В конце июня, около года назад.

— И Ральф Кулинский занял ваше место.

— И, как я понимаю, занимает до сих пор.

— Да, верно. Принадлежал ли он к этому… Внутреннему Кругу, не знаю, как назвать его точнее. Страчан на минуту задумался:

— Не могу сказать с уверенностью, но меня бы это не удивило. В самом деле, он должен был входить в эту труппу, чтобы получить назначение.

— Значит, существует какая-то группа?

— Несомненно. Я это понял моментально. Все члены университетского правления были, как горошины из одного стручка, как братья-близнецы: вели себя одинаково, произносили одни и те же слова…

— Кроме вас?

Страчан расхохотался.

— Да, я сразу догадался, что не подхожу к их клубу. Я был среди них чужаком, даже врагом, потому-то они меня и вышвырнули.

— Насколько я понимаю, скандал разгорелся вокруг использования университетских доходов?

— Совершено верно, — Страчан старательно восстанавливал события в памяти. — Вначале я ничего не подозревал, пока мы не заметили странные, необъяснимые затяжки платежей по счетам. Это была вовсе не моя обязанность — следить за финансовой дисциплиной, но когда до меня стали доходить разные слухи, вы знаете, как это бывает, я спросил Байлора, в чем дело. Он ни разу не ответил прямо на мои вопросы, по крайней мере, меня не удовлетворили его ответы. Тогда я попросил совершенно независимого ревизора, приятеля моего друга, ознакомиться с отчетностью, разобраться в том, что делалось в нашем экономическом отделе. Не знаю, как ему это удалось, но он был человек сведущий в этих делах, и он напал на след.

— Можете вы назвать его имя? — не удержалась Бернис.

Страчан пожал плечами:

— Джонсон, Эрни Джонсон.

— А как его найти?

— Увы, его уже нет в живых.

Как жаль. Маршалл начал терять надежду.

— А он хоть оставил после себя какие-нибудь записи, бумаги, что-нибудь вещественное? Страчан покачал головой:

— Если они и остались, то для нас они все равно потеряны. Почему, вы думаете, я тут отсиживаюсь? А ведь я даже знаком с Нормой Маттили, государственным прокурором, и причем довольно хорошо. Я решился пойти к нему и все рассказать. Но надо всегда учитывать то обстоятельство, что все эти шишки там, наверху, даже не назначат вам время для встречи, если у вас нет конкретных доказательств, и притом неопровержимых. Власть трудно заставить высунуть голову из своей раковины. Она не желает ни во что вмешиваться.

— Ладно… Ну, и что этот Эрни Джонсон откопал?

— Когда он пришел ко мне, то был в совершенной панике. По его словам, деньги от объявлений и платежи за учебу исчезали и потом поступали неизвестно откуда. И было ясно, что они не приносили никаких процентов, никаких доходов, как следовало бы в том случае, если бы, к примеру, деньги специально для этой цели задерживались в банке. Ничего подобного. Они как будто падали в бездонную бочку и бесследно исчезали. Эти господа манипулировали цифрами, пытаясь скрыть, что оплачивали просроченные счета совершенно с другого счета… Словом, была полная каша.

— Стоимостью в несколько миллионов?

— По крайней мере, громадные суммы университетских Доходов утекали год за годом совершенно бесследно. Где-то там, в ином измерении, видимо, существует ненасытное чудовище, поглощавшее все наши доходы.

— И тогда вы потребовали ревизии?

— Да. Эжен Байлор взвился под потолок. Наши отношения моментально перешли с деловых на личные, и мы стали непримиримыми врагами. Это меня окончательно убедило в том, что университет испытывает большие затруднения и что в них повинен Эжен Байлор. Но, естественно, он ничего не мог сделать один, без ведома остальных. Я уверен, что все они были заодно. Поэтому когда голосовали за мою отставку, мнение было таким единодушным.

— Но какова цель? — спросила Бернис. — Для чего им ставить под удар экономическое положение университета? Страчан только покачал головой:

— Я не знаю, что они пытаются сделать, но если нет никакого другого, тщательно скрываемого объяснения тому, куда пропадают деньги и как можно покрыть недостачу, то университет, вероятнее всего, приближается к банкротству. Кулинский должен об этом знать. Для меня ясно, что он причастен и к финансовым махинациям, и к моему увольнению.

Маршалл полистал свои заметки.

— Ну, а как вписывается в общую картину наша дорогая профессорша?

Страчан не удержался от смеха:

— Ах! Наша дорогая профессорша! С минуту он обдумывал ответ.

— Конечно, Лангстрат всегда была руководителем, имеющим несомненное влияние, но… я не думаю, что круг замыкается на ней. По-моему, она целиком и полностью контролирует всю группу, но в то же время существует некто более сильный, и ему, в свою очередь, подчинена Лангстрат. Я думаю… я думаю, она несет ответственность за людей из этой группы перед кем-то могущественным и мне неизвестным.

— И вы даже не догадываетесь, кто это может быть? Страчан отрицательно покачал головой.

— Ну ладно, что вы еще знаете о ней самой? Страчан задумался, вспоминая нужные сведения:

— Училась в Лос-Анжелесе, преподавала в других университетах, прежде чем попала в Вайтмор-колледж. На факультете она уже не меньше шести лет. Насколько я помню, всегда интересовалась восточной философией и оккультизмом. Какое-то время была связана с новоязыческой группой в Калифорнии. Но, понимаете, я только три назад заметил, что она открыто излагает свои верования ученикам, и был поражен, узнав, что ее лекции вызывали большой интерес. Ее вероучение и рекомендации по его практическому применению нашли отклик среди студентов и среди преподавателей.

— Кто же из них на это прельстился? Страчан негодующе потряс головой:

— Это безумие продолжалось на факультете психологии несколько лет, прежде чем я обратил на него внимание! Среди коллег Лангстрат могу назвать — Маргарет Исландер… вы ее, может быть, знаете?

— Я думаю, моя подруга Руфь Вильяме знакома с нею, — заметила Бернис.

— Исландер одна из первых вошла в группу Лангстрат, правду сказать, она всегда интересовалась парапсихологией, как впрочем и Эдгар Кэйс, так что это было естественно.

— Вы можете назвать кого-нибудь еще? Страчан достал мелко исписанный листок бумаги и положил его перед Маршаллом.

— Я просматривал его множество раз после того, как покинул университет. Перед вами список почти всех работников кафедры психологии… — он указал на несколько имен. — Тревор Коркоран приступил к работе только в этом году. Прежде чем попасть в университет, он три года учился не где-нибудь, а в Индии. Хуаните Янке заменила Кевина Форда… Да и многие другие сменились за последний год. У нас произошли большие кадровые перемещения.

Маршалл заметил вторую группу имен на листке.

— А кто эти люди?

— Гуманитарный факультет, потом факультет философии, а эти, внизу, читают лекции по биологии и подготовительный курс медицины. В Вайтмор-колледже произошли большие перемещения.

— Вы говорите это второй раз, — заметила Бернис. Страчан взглянул на нее:

— Что вы хотите этим сказать?

Бернис взяла листок из рук Маршалла и положила его перед Страчаном.

— Расскажите, пожалуйста, все по порядку. Кто из этих людей пришел в университет за последние шесть лет после того как появилась Лангстрат?

Теперь Страчан начал более внимательно вглядываться в фамилии:

— Джонс, Конрад… Вайтерспун, Эппс…

Преобладающее большинство преподавателей и ассистентов заменили тех, кто ушел сам или тех, с кем не возобновили контракт. Да, разве это не примечательно?

— Я бы сказала, что это весьма примечательно, — отозвалась Бернис.

Страчан был явно потрясен.

— Эти просто невероятные изменения преподавательского состава меня очень беспокоили, но я не задумывался… Это многое объясняет. Я знал, что между этими людьми существует какая-то связь. Какие-то необъяснимые, очень специфические отношения, особый язык, тайны, особое отношение к действительности. Вероятно, никто из них ничего не мог делать без ведома других. Я думал, это причуда, носившая скорее социологический характер… — он поднял глаза от списка, в них разгорался огонек новых мыслей. — Значит, это было более серьезно. Наш университет оккупирован, а кафедры заселены… сумасшедшими!

Короткое, как вспышка, воспоминание на мгновение возникло в голове Маршалла, будто быстро промелькнувший кадр, — его дочь Санди, говорящая: «Люди вокруг начинают реагировать мистически. Я думаю, нас захватили какие-то чужаки». И вслед за этим вспомнился телефонный разговор с Кэт: «Я боюсь за Санди… она уже не та Санди, что была раньше…»

Маршалл отогнал воспоминания и продолжал листать свои записи. В конце концов он наткнулся на старый листок, полученный Бернис от Альберта Дарра.

— Ладно. Теперь посмотрим, что за курсы были у Лангстрат: «Введение в сознание богов и богинь и Возможности… Тайное медицинское колесо… Магические формы и рисунки… Дороги к Внутреннему свету… Встреча с твоими собственными духовными проповедниками».

Страчан утвердительно кивал.

— Да, все это началось как факультатив к учебной программе, чисто добровольно, по выбору, для интересующихся студентов, и плата за курсы поступала в отдельную кассу. Я думал, они изучают фольклор, предания и традиции.

— Насколько я понимаю, они относятся к этой чепухе совершенно серьезно.

— Видимо, да. И теперь выходит — большая часть преподавателей и учащихся… заколдованы?!

— Так же, как руководители правления. Страчан снова задумался.

— Послушайте, я думаю, что подобное же умопомрачение напало на членов университетского правления. Там всего двенадцать мест, и пять из них внезапно заняли новые люди за каких-то полтора года. Иначе как объяснить результат голосования? До этого в правлении у меня были верные друзья.

— Как их звали, и куда они подевались?

Бернис записывала имена, а также сведения о каждом, насколько помнил Страчан. Джек Абернатти умер. Морис Джеймс обанкротился и сменил работу. Фред Айнсворт, Джордж Ульсон и Рита Якобсен уехали из Аштона неизвестно куда.

— То же самое произошло с другими, остались только те, кто вошел в мистическую группу.

— Включая Кулинского, нового ректора, — заметила Бернис.

— И Дуайта Брандона, владельца земли.

— А как с Тэдом Хармелем? — спросил Маршалл. Страчан сжал губы, опустил глаза и вздохнул.

— Он попытался выйти из игры, но к этому времени он слишком много знал, ведь недаром он был дружен со мной. Поэтому они сочли, что легче будет оговорить Хармеля, чем контролировать его. Они заставили Тэда уехать из города, состряпав подходящий к случаю скандал.

— Они столкнулись лбами, — пробормотала Бернис.

— Естественно. Он мне постоянно твердил, что это новое увлекательное научное открытие в области человеческого сознания, и уверял, что вначале им двигал интерес к новому. Но он все больше и больше впутывался в их шашни и попадал в зависимость. Они обещали поддержку, а значит, и успех его газете, если он войдет с ними в компанию.

Перед мысленным взором Маршалла встала еще одна картина: серые глаза Бруммеля смотрели на него гипнотизирующе, и манящий голос вопрошал: «Маршалл, мы хотим знать, с нами ли ты…»

Страчан продолжал говорить. Маршалл очнулся и переспросил:

— О, простите, что вы сейчас сказали?

— Я сказал, что Тэду пришлось выбирать. Он всегда руководствовался прежде всего истиной и был беспристрастен ко всем, даже к своим друзьям, включая меня. С другой стороны, он принадлежал к группе Лангстрат, придерживался их философии и был прекрасно осведомлен об экспериментах. Я думаю, он считал, что истина неприкосновенна, что пресса всегда имеет право на свободу, но пока, находясь на распутье, он начал печатать материалы об экономических проблемах. И явно перешел границы дозволенного в отношении членов правления.

— Да-да, припоминаю, — сказала Бернис, — Хармель говорил, что они пытались взять его под контроль и диктовать, что ему следует писать. Это его страшно разозлило.

— Естественно, когда дело касалось принципов, не важно, так называемых научных или метафизически-философских, которыми он так увлекался, Тэд в первую очередь оставался журналистом… — Страчан снова вздохнул, глядя в пол. — Так что, увы, он попал под перекрестный огонь в моей борьбе с университетским правлением. Вследствие чего мы оба потеряли свои посты, положение в обществе… Можно сказать, я был даже рад все бросить и уехать. С ними невозможно бороться.

Маршаллу такие речи пришлись не по вкусу.

— Неужели они так сильны? Страчан был очень серьезен:

— Я даже не представлял себе тогда, насколько вездесущи и могущественны они на самом деле, да и сейчас до конца не представляю. Я понятия не имею, какова конечная цель всех этих людей, но начинаю сознавать, что всякий, кто встанет у них на дороге, будет уничтожен. Сейчас, сидя перед вами и вспоминая недавнее прошлое, я прихожу в ужас при мысли о том, как много людей в Аштоне, не имеющих ни малейшего отношения к университету, исчезло в течение последнего года.

Маршалл вспомнил Джо, хозяина бакалейной лавки. А Эли? Что произошло с ней?

Страчан был бледен, и в голосе его звучала тревога:

— Что вы оба собираетесь делать со всей этой информацией.

— Не знаю, — честно признался Маршалл.

— Я еще не знаю. До полной картины недостает многих деталей. Пока мне нечего печатать.

— Помните, что случилось с Тэдом? Задумывались вы над этим?

Но Маршалл и не собирался сейчас об этом думать. Он предпочел спросить о другом:

— Почему Тэд не захотел со мной разговаривать?

— Он боится.

— Боится чего?

— Их. Системы, которая его сломила. Он больше знает об их таинственных занятиях, чем я, и уверен, что его страх имеет основания. Уверен, что опасность очень велика.

— Но с вами-то он разговаривал?

— Конечно. Обо всем, кроме того, что вас сейчас интересует.

— Вы продолжаете встречаться?

— Да, удим рыбу, охотимся, обедаем вместе. Он живет недалеко отсюда.

— Не можете ли вы ему позвонить?

— Позвонить и замолвить за вас словечко?

— Именно это я имею в виду.

— Я… я подумаю, но это и все, что я могу вам обещать.

— Спасибо!

— Но… мистер Хоган… — Страчан подался вперед и взял Маршалла за руку. Посмотрев на обоих журналистов, он сказал очень спокойно:

— Мне страшно за вас. Вы не неуязвимы. И никто из нас не одержал победы. Уверен, что человек может потерять все, если сделает хотя бы один неверный шаг. Обдумывайте свои поступки, я вас умоляю, обдумывайте свои поступки и каждую секунду ясно сознавайте, что вы делаете.

Том, ответственный редактор «Кларион», был занят размещением объявлений и верстки на полосах очередного номера, когда звякнул колокольчик входной двери. У Тома были более важные заботы, чем прием посетителей, но Хоган и Бернис уехали по своим таинственным делам, и кроме него в редакции никого не было. Как бы он хотел видеть Эди на ее обычном месте! Работать становилось с каждым днем все труднее. Хоган и Бернис в погоне за призраками совершенно забросили свои обязанности, и выполнять их было некому.

— Здесь есть кто-нибудь? — произнес приятный женский голос.

— Минуточку, я сейчас выйду! — закричал Том, вытирая руки влажной тряпкой.

По узкому проходу между столами он выбрался в приемную, где увидел у перегородки привлекательную, нарядно одетую молодую женщину. При виде его она улыбнулась. «Ой-ой-ой!» — подумал Том, сразу почувствовав себя помолодевшим.

— Привет, чем могу служить? — спросил он, все еще вытирая руки.

— Я прочла объявление, что вам нужна секретарша. Я пришла узнать, можете ли вы меня взять на работу. «Должно быть, это ангел», — подумал Том.

— Если вы справитесь, то, пожалуйста, для вас тут масса дел!

— Да, я готова начать хоть сейчас! — ответила женщина с радостной улыбкой.

Представляясь, Том проверил, чисто ли вытерта его рука и протянул ее:

— Том Мак Бридж, ответственный редактор. Крепко пожав протянутую руку, женщина ответила:

— Кармен.

— Приятно познакомиться, Кармен. Она засмеялась своей забывчивости.

— О, Кармен Фразер. Я так привыкла представляться только по имени.

Том открыл маленькую дверцу в перегородке, приглашая Кармен следовать за собой.

— Давайте я покажу вам, чем мы тут занимаемся.

Глава 17

В мрачном и таинственном поселке, закинутом далеко от городов и больших дорог, надежно спрятавшемся за склонами громадных гор, срочно готовились к переезду. В здании, где разместилась администрация, около двухсот человек самых разных национальностей и внешности были целиком заняты работой: печатали письма, рылись в картотеках, просматривали архивы, подводили балансы, неустанно говорили о чем-то по телефону на всех языках мира. Служащие всех возрастов, от совсем юных до пожилых сидели за письменными столами, сновали по коридору хлопали дверьми и пробегали вверх и вниз по лестницам. Обслуживающий персонал в голубых рабочих комбинезонах подвозил горы пустых коробок и ящиков, куда работники канцелярий тщательно укладывали содержимое шкафов: книги, деловые бумаги и конторские принадлежности.

Затем ящики выносили и грузили в фургоны. Множество рабочих разъезжало по комплексу в автотележках, разбирая различную аппаратуру, отключая электричество и снимая кабели, опечатывая опустевшие здания.

На веранде большого каменного особняка, расположившегося на краю поселка, появилась женщина, высокая и худощавая, с черными, как уголь, длинными волосами, в свободной черной одежде. Она внимательно наблюдала за всем происходящим. Дрожавшей бледной рукой она плотно прижимала к себе маленькую сумочку, висевшую у нее на плече. Оглядевшись по сторонам, стараясь расслабиться, она несколько раз глубоко вдохнула. Потом достала из сумочки черные очки и надела их. Сойдя с веранды, женщина направилась к зданию администрации.

Шаги ее были твердыми и уверенными, смотрела она прямо перед собой. Несколько служащих, повстречавшихся ей по дороге, приветствовали женщину в черном, складывая руки под подбородком ладонями вместе и слегка кланяясь. В ответ она слегка кивала им головой и шла дальше.

В канцелярии с ней здоровались таким же странным образом, и женщина, не произнося ни слова, улыбалась в ответ. Поймав ее улыбку, работники возвращались к своим Делам. Заведующая канцелярией, хорошо одетая дама, с волосами, туго стянутыми в узел на затылке, сделав шаг к женщине в черном, тоже слегка поклонилась и спросила:

— Доброе утро, что угодно Служительнице? Служительница с улыбкой ответила:

— Я бы хотела снять несколько ксерокопий.

— Я сделаю это немедленно.

— Спасибо, я хочу заняться этим сама.

— Конечно, конечно, пойду включу вам аппарат.

Заведующая поспешила в маленькую боковую комнатку, и Служительница последовала за ней. Встречающиеся на пути люди — азиаты, индейцы и европейцы — кланялись при их приближении и тут же возвращались к своим занятиям.

Меньше чем за минуту заведующая приготовила ксерокс к работе.

— Благодарю вас, вы можете идти, — отпустила ее Служительница.

— Хорошо, если возникнут трудности или вопросы, я к вашим услугам.

— Благодарю.

Заведующая канцелярией вышла. Служительница плотно закрыла за ней дверь, избавившись таким образом от всех нежелательных свидетелей. Потом она быстро вынула из сумочки маленькую книжку. Листая ее, женщина в черном пробегала глазами исписанные страницы, пока не нашла то, что ей было нужно. Затем, аккуратно положив книжку в аппарат, она начала нажимать кнопки, копируя страницу за страницей.

Пересняв сорок страниц, она выключила ксерокс, тщательно сложила листы и убрала их вместе с книжечкой в сумку. Из административного корпуса она направилась обратно к большому каменному особняку.

Дом был величественным и по размерам, и по убранству, с громадным камином и высоким сводчатым потолком. По лестнице, покрытой толстым ковром, Служительница быстро поднялась в свою спальню и закрыла за собой дверь на ключ. Положив книжку на громадный, античной работы стол, она достала из ящика бюро коричневую оберточную бумагу и кусок бечевки. На бумаге уже стояло имя адресата: " Александр М. Касеф ". Была в углу и фамилия отправителя: «Дж. Лангстрат». Она быстро завернула книжку в бумагу так, как будто пакет никогда не разворачивали, и перевязала его бечевкой.

В просторном кабинете, расположенном в другой части особняка, на большой подушке сидел толстый, круглый мужчина средних лет, одетый на восточный манер в широкие шальвары и длинную, до колен рубашку. Глаза его были полузакрыты, он медленно и глубоко дышал. Вся обстановка в комнате говорила о том, что ее хозяин занимал высокое положение и обладал огромной властью. Кабинет украшали сувениры и реликвии со всех концов света: мечи, сабли, дубинки, африканские маски, несколько гротескных, выразительных фигурок восточных богов. Корабельная корма, служившая письменным столом, с вмонтированными в нее компьютером и телефонами, длинная софа с мягкими подушками, обитые плюшем стулья, дубовый инкрустированный столик, а также охотничьи трофеи по стенам: медвежья, лосиная и львиная головы, — все говорило о своеобразных вкусах и пристрастиях хозяина.

Хотя в дверь не стучали, человек громко произнес:

— Входи, Сузан.

Тяжелая дубовая дверь отворилась, и вошла Служительница с коричневым пакетом в руке.

Не открывая глаз, мужчина проговорил:

— Положи его на письменный стол. Женщина подчинилась. Потом мужчина пошевелился, открыл глаза и потянулся, как бы просыпаясь.

— Значит, ты ее все же нашла? — произнес он насмешливо.

— Книжка и не терялась. В этой суматохе она просто завалилась в угол.

Мужчина встал с подушки и, разминаясь, сделал несколько кругов по комнате.

— Я даже не знаю, что это такое, — пожал плечами он, вроде бы отвечая на вопрос.

— Я не интересовалась…

Толстяк примирительно улыбнулся:

— Нет? Может быть, и нет. Но у меня иное ощущение. — Он остановился позади нее, положил ей руки на плечи и сказал прямо в ухо:

— Иногда я понимаю тебя Довольно хорошо, но иногда ты как бы ускользаешь. В время ты выглядишь такой озабоченной, почему?

— О! Все эти переезды, суета.

Мужчина обнял ее за талию и крепко прижал к себе

— Не беспокойся, тебе не о чем волноваться. Мы перебираемся в место получше, я уже выбрал подходящий дом. Тебе должно понравиться.

— Ты знаешь, я ведь выросла в этом городе.

— Нет, нет, мы уедем в другой гораздо лучше этого Но, кажется, ты мне не веришь?

— Ты же слышал, я выросла в Аштоне…

— И все, чего тебе хотелось, — убраться из него подальше!

— Ты должен меня понять, я испытываю настолько разноречивые чувства.

Толстяк подошел к ней, заглянул в глаза и, поддразнивая, расхохотался:

— Оно и видно! С одной стороны, у тебя нет никакого желания возвращаться в город, с другой стороны, ты сразу же кидаешься туда, чтобы участвовать в карнавале!

Сузан немного покраснела и опустила глаза.

— Я искала одного человека из моего прошлого, чтобы избежать встречи с ним в будущем. Крепко обняв ее, мужчина сказал:

— Нет никакого прошлого. Ты останешься со мною, теперь я — ответ на все твои вопросы.

— Да, конечно, раньше я этого не понимала. Рассмеявшись, он отошел к письменному столу.

— Прекрасно, прекрасно. Нам больше не придется встречаться тайком в луна-парке. Ты сама видела, как волновались наши друзья из-за той встречи.

— Но зачем тебе понадобилось приходить туда и искать меня? Зачем ты их вообще притащил?

Толстяк сел на край стола и поднял зловещего вида церемониальный нож, с золотой рукояткой и острым прямым клинком.

Посмотрев на нее поверх ножа, он проговорил:

— Потому, дорогая Служительница, что я не доверяю тебе. Я люблю тебя, я, в общем-то, составляю с тобой одно целое, но… — мужчина держал лезвие на уровне глаз и глядел на свою собеседницу взглядом таким же острым, как нож, — но не доверяю тебе. Ты женщина, обуреваемая многими страстями.

— Я не могу повредить Плану. Я только человек, одна из множества…

Касеф подошел к противоположному краю стола, где из резной головы какого-то языческого идола торчали кинжалы.

— Ты, дорогая Сузан, разделяешь со мной мою жизнь, тайны и мою цель.

Но я должен защищать свои интересы.

Он выпустил нож из пальцев, и тот воткнулся в голову идола.

Понимающе улыбнувшись, Сузан подбежала к нему и наградила долгим поцелуем.

— Я твоя и всегда буду твоей, — убежденно проговорила она.

Касеф ответил ей довольной улыбкой, но его взгляд по-прежнему оставался острым и холодным:

— Естественно, ты принадлежишь мне.

Среди диких скал, вознесшихся высоко над долиной, притаились два ангела. Один из них, среброволосый, статный и крепко сложенный, бывал здесь и раньше. Проницательным, мудрым взглядом он внимательно, не отрываясь, наблюдал за тем, что происходило внизу.

Вторым был Тол, Капитан Небесного воинства.

— Здесь находится именно то, что ты ищешь, — сказал среброволосый. — Рафар появлялся здесь всего несколько дней тому назад.

Тол окинул взором долину. Ужасное черное облако демонов было таким же густым, как и раньше. Их было гораздо больше, чем следовало бы.

— Стронгман? — спросил Тол.

— Без сомнения, князь Силы в окружении своих телохранителей и воинов. У нас все еще нет никакой возможности проникнуть внутрь.

— И она там одна посреди этого скопища бесов!

— Дух непрерывно открывает ей глаза на все происходящее и призывает ее. Она стоит очень близко к Стронгману, в смертельно опасной близости. Молитвы Уцелевших удерживают демонов вокруг нее, ослепляя и ослабляя их. По крайней мере, это дает тебе больше времени, но не слишком много.

Тол был явно недоволен.

— Генерал, чтобы пробиться к ней, требуется гораздо больше, чем их слабость. Мы еще можем удерживать Аштон, но у нас нет сил атаковать Стронгмана.

— Ты должен считаться с тем, что положение ухудшается. Их число увеличивается с каждым днем. Да, они готовятся. В то же время у нее обостряются отношения с ними, скоро она не сможет готовятся. Это совершенно ясно скрыть истинные чувства и взгляды от своего господина там, внизу. Тол, она на грани самоубийства.

Тол прямо посмотрел в глаза Генералу.

— Патриция была ее близкой подругой? Среброволосый ангел утвердительно кивнул.

— Смерть Патриции потрясла ее, и она стала более восприимчивой. Ее уверенности в себе хватит ненадолго. Ты должен сделать следующий шаг. Общество Вселенского сознания устраивает благотворительный обед в Нью-Йорке для своих сторонников и представителей ООН. Касеф не сможет на нем присутствовать в связи с тем, что происходит здесь. Он пошлет туда Сузан своим представителем. Ее будет сопровождать плотная охрана, но это единственный случай, когда над ней не будет демонической опеки Стронгмана. Дух знает, что она задумала использовать эту возможность для того, чтобы связаться с одним из своих прежних знакомых, который, в свою очередь, поможет ей выйти на твоего журналиста. Она рассчитывает использовать этот шанс, Тол. Ты должен позаботиться о том, чтобы ей это удалось.

— Есть ли у нас молитвенная охрана в Нью-Йорке?

— Ты ее получишь.

Тол посмотрел на черный рой внизу:

— И они ничего не узнают?

— Нет, они не должны даже подозревать о случившемся, пока ты не обеспечишь Сузан охрану. Если бы они догадывались, то тут же обезвредили бы ее.

— А кто этот знакомый?

— Его зовут Кевин Вид, это ее бывший одноклассник и близкий друг.

— Тогда за работу! Мне требуются дополнительные молитвы, и я отправляюсь за ними.

— И пусть Бог поможет тебе, дорогой Капитан!

Выбравшись из-под прикрытия скал, Тол взлетел повыше и расправил крылья. Он начал подниматься над горами бесшумно и грациозно, как белое облако, гонимое ветром. Только удалившись на приличное расстояние, так чтобы никто в долине не мог его видеть, ангел в полную силу взмахнул крыльями и полетел, как стрела, чертя в небе сверкающие радужные дуги. Вскоре он исчез за горизонтом.

Маршалл и Бернис мчались по шоссе, проходящему сквозь густой лес. Они оба устали говорить только о работе и теперь просто дружески болтали обо всем на свете: о себе, о своем прошлом, о своих семьях…

— Я вырос в пресвитерианской семье. И теперь не знаю, какой я веры.

— А мои родители принадлежали к епископальной церкви. И я, наверное, вообще не верю. Родители водили меня в церковь каждое воскресенье, но мне всегда хотелось улизнуть.

— А мне нравилось в воскресной школе. У нас был хороший учитель.

— Да, в этом мне, наверное, не повезло. Я никогда не посещала воскресную школу.

— Ах, вот как. Я считаю, что детям необходимо давать представление о Боге.

— А если Его нет?!

— Вот-вот, так я и думал — сразу видно, что ты не училась в воскресной школе!

«Бьюик» подлетел к перекрестку, где щит указывал, что дорога налево ведет в Аштон… Маршалл свернул в город.

Бернис продолжала рассказывать, отвечая на вопросы Маршалла.

— Нет, мои родители уже умерли. Папа в семьдесят шестом, а мама… да, два года назад.

— Печально.

— А потом я потеряла свою единственную сестру, Патрицию.

— Ужасно! Я тебе сочувствую.

— Иногда мне так одиноко, как будто я одна на всем свете…

— Да, могу себе представить… Да и кого можно встретить в Аштоне!

— А я ни за кем и не охочусь, Маршалл, — ответила Бернис, пристально посмотрев на него.

Приблизительно через километр дорога несколько расширялась. На обочине стояло несколько ветхих построек известных под названием «Бэйкер». Это было одно из тех мест, куда трудно попасть, если его разыскивать по карте стоит зазеваться, и проскочишь мимо. Обычное местечко у дороги, где водители автофургонов и охотники на колесах останавливались выпить кофе и съесть бутерброд с вареным яйцом.

Держась над самыми верхушками деревьев, Натан и Армут внимательно следили за «бьюиком». Они ритмично взмахивали крыльями, оставляя за собою алмазные полосы света.

— Итак, здесь все и начнется! — радостно заметил Натан.

— И тебя послали, чтобы нанести удар.

— Детская забава!

— Натан улыбнулся.

Армут решил поддразнить его еще:

— Тол мог бы послать кого-нибудь другого, из тех, кто мечтает прославиться…

Натан выхватил из ножен меч, блеснувший, как молния.

— Ну, уж нет, мой дорогой Армут! Я и так слишком долго ждал. Я это сделаю сам!

Он отлетел в сторону, оставив Армута одного, снизился над дорогой и держался теперь метрах в десяти над машиной, без труда скользя с той же скоростью, что и она. Они быстро приближались к «Бейкеру», и Натан прикинул, какое расстояние машина может прокатиться с отключенным двигателем. В нужную минуту он поднял сверкающий меч как копье. Меч точно угодил в цель, пронзив мотор автомобиля.

Двигатель заглох.

— Ах, что за досада! — Маршалл быстро переключил передачу в нейтральное положение.

— Что случилось? — спросила Бернис.

— Заглох мотор.

Маршалл пытался завести двигатель, пока машина еще катилась своим ходом, но безуспешно.

— Вероятно, замыкание…

— проворчал он.

— Лучше всего подрулить к этой бензоколонке.

— Да, конечно.

«Бьюик» подкатил к маленькой заправочной «Бэйкера» остановился перед дверью. Маршалл поднял капот.

— Я зайду в туалет, — сказала Бернис.

— Зайди и — за меня, окажи услугу, — Маршалл со злостью копался в моторе.

Бернис направилась к соседнему зданию — «Лесной таверне». Время и непогода сделали свое дело, так что один угол этого ветхого дома сильно покосился, краска на дверях облезла. Зато неоновая реклама пива светилась исправно, а музыкальный автомат проигрывал пластинку в стиле «кантри».

Бернис толкнула дверь, прочертившую глубокую дугу на старом линолеуме, и поморщилась от сизого табачного дыма, заменявшего в таверне воздух. В зале было всего несколько человек, скорее всего, лесопильщиков, первыми закончивших рабочий день. Они громко разговаривали, травя друг другу анекдоты, густо пересыпанные ругательствами. Бернис огляделась по сторонам в поисках дверей с надписями «дамы» и «господа». К счастью, туалеты здесь все-таки были.

Один из сидящих за столиком немедленно отреагировал на ее появление:

— Эй! Курносая! Как поживаешь?

Бернис и не думала оборачиваться в его сторону, удостоив говорившего лишь косым сердитым взглядом. «Много чести для такой компании», — подумала она.

Внезапно девушка замедлила шаги, потом остановилась, вглядываясь в лицо окликнувшего ее парня. Тот тоже смотрел на нее, на бородатом лице блуждала пьяная улыбка.

— Похоже, ты ей понравился, приятель, — сказал Другой лесоруб.

Подойдя к столику, Бернис продолжала внимательно рассматривать подвыпившего парня. Его длинные нечесаные волосы были стянуты на затылке резинкой, остекленевшие мутные глаза сощурены. Но все же она узнала этого человека.

— Добрый вечер, — сказал его приятель, — не обращайте на него внимания, он немного отключился, а, Вид?

— Вид… Кевин Вид? — спросила Бернис. Кевин смотрел на нее изучающим взглядом, но молчал. В конце концов он произнес:

— Могу ли я пригласить вас на кружку пива? Бернис наклонилась, чтобы он мог лучше рассмотреть ее лицо.

— Ты меня помнишь? Бернис Крюгер? — Вид тупо смотрел на нее.

— Ты помнишь Пат Крюгер? В памяти Вида забрезжил отдаленный свет:

— Пат Крюгер? А ты кто?

— Я Бернис, сестра Пат. Ты меня помнишь? Мы встречались несколько раз. Ты был приятелем соседки Пат по комнате.

Вид несколько протрезвел и заулыбался. Потом он выругался и попросил прощения.

— Бернис Крюгер! Сестра Пат! — Он снова выругался и снова извинился. — Как тебя сюда занесло?

— Просто остановилась по дороге. Пожалуй, я выпью кока-колы, спасибо за приглашение.

Вид улыбнулся и посмотрел на своих друзей. Они таращили на него глаза, отпускали грубоватые шуточки и хохотали.

— Я думаю, мальчикам пора сменить столик… — сказал Вид.

Приятели собрали свои каски и коробки с завтраком:

— Ладно, ладно, молчим.

— Дан, — позвал Вид, — маленькую колы для дамы.

Хозяин заведения с удивлением уставился на хорошенькую девушку, неожиданно появившуюся в его заведении. Он поставил перед ней банку кока-колы.

— Ну, а как обстоят твои дела? — спросил Кевин.

Бернис достала бумагу и ручку. Она немного рассказала ему о своей работе и о том, чем занималась сейчас. Потом она сказала:

— Мы с тобой давно не встречались, с тех пор как умерла Пат.

— Да, меня ее смерть здорово потрясла.

— Кевин, можешь ли ты мне рассказать об этом? Что ты знаешь?

Не очень много… не больше того, что было в газетах.

— Ну, а подруга Пат, слышал ли ты что-нибудь о ней в последнее время?

Как только Бернис упомянула подругу Кевина, у парня глаза полезли на лоб и раскрылся рот.

— Ну и ну, этот мир становится все теснее, — удивленно проговорил он.

— Так ты встречался с нею? — Бернис не могла поверить, что ей так повезло.

— Да, можно так сказать.

— Когда? — наступала Бернис.

— Но я видел ее всего одну минуту.

— Где? Когда? — Бернис еле сдерживалась.

— Я встретился с ней на карнавале, в луна-парке.

— В Аштоне?

— Конечно, в Аштоне. Я просто налетел на нее. Она меня окликнула по имени, я обернулся, и она там стояла.

— Что она сказала? Она говорила, где живет? Вид скривился:

— Э-э-э… я не знаю. Меня это не волнует. Она меня спустила в унитаз, понимаешь, сбежала с этим типом. В тот вечер она тоже была с ним.

— А как ее зовут?

— Сузан. Сузан Якобсон. Она настоящая чародейка!

— Ну, ты хоть имеешь представление, где я могу ее разыскать? Я должна поговорить с ней о Пат, Может быть, она что-нибудь знает.

— Ну… я не знаю. Долго мы с ней не говорили. Она очень спешила, должна была встретиться со своим новым приятелем. Ей надо было, видите ли, узнать номер моего телефона, и это все.

Бернис не хотела сразу терять надежды.

— Ты уверен, что она хотя бы намеком не дала тебе понять, где теперь живет и как ее найти? — Вид пожал плечами. — Кевин, я ее ищу уже целую вечность! Я Должна с ней поговорить!

— Поговори с ее любовником, с этим жирным пижоном, со всеми его ножами.

Нет, нет, блеснувшая в памяти картина не могла быть правдой. Или все же это правда?

— Кевин, а как выглядела Сузан в тот вечер?

Он уставился вверх в пространство, будто напившийся с горя отвергнутый любовник.

— Обольстительно! — причмокнул губами парень. — Длинные черные волосы, черное платье, черные очки — неотразимый секс…

Бернис почувствовала, как у нее перехватило дыхание

— А ее приятель? Ты его видел?

— Да, потом. Сузан притворилась, что не знает меня когда я его засек.

— Ну, и как он выглядел?

— Как жирдяй из Города жирных. Наверное, она прилепилась к нему из-за денег.

Дрожащей рукой Бернис взяла авторучку:

— Какой у тебя номер телефона? Он назвал.

— Адрес?

Он пробормотал адрес.

— Ты говорил, что она спрашивала у тебя телефон.

— Да, но я не знаю, зачем. Может быть, у нее не все в Порядке с этим мальчиком.

— Ты дал ей номер телефона?

— Конечно, меня, может быть, легко провести, но телефон я ей дал.

— Тогда она тебе, возможно, позвонит. Кевин пожал плечами.

— Кевин… — Бернис протянула ему свою визитку. — Слушай меня внимательно. Ты меня слышишь? Он посмотрел на нее и утвердительно кивнул.

— Если она тебе позвонит, если она даст о себе знать, скажи ей мое имя и телефон и передай ей, что я хочу с H поговорить. Попроси ее дать свой номер, чтобы я могла позвонить. Можешь ты это для меня сделать?

Вид взял визитную карточку и кивнул:

— Конечно, могу. Бернис допила кока-колу и собралась уходить. Кевин угрюмо взглянул на нее остекленевшими глазами.

— Эй, а что ты делаешь сегодня вечером?

— Позвони мне, если что-нибудь услышишь от Сузан. Потом у нас будет о чем поговорить. Кевин снова поднял глаза:

— Ладно.

Вскоре Бернис была у бензоколонки, поспев как раз вовремя: Маршаллу удалось завести машину. Старый сгорбленный владелец колонки только качал головой, глядя на мотор.

— Ты отлично справился, — кричал ему Маршалл, сидя за рулем.

— Да я ничего не делал, — ответил старик. Высоко в небо над бензоколонкой взвился Натан, присоединяясь к Армуту и убирая в ножны меч.

— Готово, — сказал он.

— А теперь посмотрим, как Капитан и Гило справятся в Нью-Йорке.

«Бьюик» продолжил свой путь, и оба ангела следовали за ним, как бумажные змеи на привязи.

Глава 18

Ханк начал воскресное собрание с чудесной вдохновенной песни, которую Мэри особенно хорошо играла на пианино. У обоих было прекрасное настроение. Несмотря на все признаки приближающегося столкновения, они чувствовали, что Бог, в Своей бесконечной мудрости, подготовил замечательный план восстановления Царства Божьего в Аштоне. Им предстояли большие и маленькие победы, и Ханк знал, что рука Господа ведет их.

Примером Божьего покровительства было то, что сегодня он проводил собрание в совершенно новой церкви, по крайней мере, у него было такое чувство. Многие из прежних противников покинули общину, унеся вместе с собой горечь и недовольство и прихватив целую свору нечистых духов. Альф Бруммель, Гордон Мэйер и Сэм Тэрнер по-прежнему крутились рядом, замышляя месть, но в это утро никого из них не было. Напротив, пастор увидел множество новых, свежих лиц. К чете Форсайтов присоединились их многочисленные друзья и знакомые. Появилось несколько супружеских пар, пришли студенты, тетушка Эдит тоже была здесь, бодрая и энергичная, как всегда готовая к новым сражениям. Находился тут и Джон Колмэн со своей женой Патти. Джон не мог сдержать радостной, довольной улыбки.

Из остальных присутствующих Ханк знал только одного. Возле Анди и Джун с несколько глуповатым видом сидел Рон вместе со своей подружкой — маленькой, сильно накрашенной второкурсницей университета. При виде четы Форсайтов, входящих в зал вместе с сыном, Ханк с трудом подавил охватившее его волнение. Это было чудо, великая милость живого Бога. Ему захотелось крикнуть «Аллилуйя!», но он боялся смутить новичков. Благоразумнее было проявить такт и промолчать.

После окончания первой песни Ханк решил, что настал удобный момент поговорить о сложившейся ситуации.

— Да, — начал он, — я не знаю, как мне вас называть: посетители или переселенцы, или еще как-нибудь.

Все рассмеялись, переглядываясь между собой. Ханк продолжал:

— Может быть, мы отвлечемся на минуту и представимся друг другу? Полагаю, что вы меня все знаете? Меня зовут Ханк Буш. Я — пастор, а это прекрасное создание за пианино — моя жена Мэри.

Мэри быстро поднялась, мягко улыбнулась и села на место.

— Может быть, каждый представится и немного расскажет о себе?

Итак, состоялось первое собрание Уцелевших, на виду у всех ангелов и демонов. Криони и Трискал находились на своих постах возле Ханка и Мэри, в, то время как Сигна и его свита, к этому времени выросшая до десяти воинов, образовали живую цепь вокруг церкви.

Люциус, как всегда, затеял перебранку с Сигной, стараясь попасть внутрь церкви. Но он прекрасно понимал, что не стоит заходить слишком далеко: накануне дела Ханка Буша были из рук вон плохи, но сейчас в церкви было полно молящихся святых. Пока перевес явно был на стороне Небесного воинства. В конце концов Люциус приказал своей своре оставаться на улице и постараться получше подслушать и подсмотреть, что будет происходить в церкви.

Внутрь удалось проникнуть только демонам, привязанным к своим подопечным, и теперь они сидели там и сям, с удивлением наблюдая за ужасными для них переменами. Сцион стоял у входа, как волчица, охраняющая свой выводок. Сэт старался держаться поближе к Форсайтам и их многочисленным друзьям.

Сегодня в церкви чувствовался особый прилив сил, особенно тогда, когда новички вставали, чтобы представиться. Ханку казалось, что он присутствует на перекличке в необычной армии.

— Ральф Метцер, второкурсник Вайтмор-колледжа.

— Джуди Кэмп, второкурсница.

— Грег и Эва Смит, друзья Форсайтов.

— Билл и Бэтти Джонс, мы держим молочную лавку на Восьмой улице…

— Майк Стюарт, я живу у Джонсов и работаю на фабрике.

— Кэл и Джинжер Бартон. Мы недавно переехали в Аштон.

— Сесиль и Мириам Купер, мы так рады видеть вас всех здесь…

— Бен Сквайр, это я развожу вам почту, если вы живете в западной части города…

— Том Харрис, а это моя жена Мабел. Добро пожаловать славить Господа вместе с нами!

— Клиф Нил, я работаю на бензозаправочной станции.

— Грег и Нэнси Дженнинг, я преподаю, а моя жена — секретарь-машинистка.

— Анди Форсайт. Слава нашему Господу!

— Джун Форсайт. Слава и аминь! Рон поднялся и, засунув руки в карманы и глядя в пол, заговорил:

— Я… меня зовут Рон Форсайт, а это — Цинтия, и… я встретился с пастором в «Гроте» и… — голос юноши сорвался. — Я только хочу поблагодарить вас всех за то, что вы переживали и молились обо мне. Он замолчал, не решаясь поднять глаза, наполненные слезами.

Джун встала рядом и добавила, обращаясь к сидящим в зале:

— Рон хочет, чтобы вы знали: вчера вечером он и Цинтия отдали свои сердца Господу Иисусу.

Все заулыбались, одобрительно перешептываясь. Это подбодрило Рона, он почувствовал себя увереннее и смог продолжать:

— Да, и мы спустили в туалет весь наш кнарк!

Эти слова вызвали настоящую бурю восторга. Все радостней и радостней продолжалась перекличка, а демоны снаружи слушали ее с ужасом и ненавистью.

— Рафар должен узнать об этом! — наконец сказал кто-то из бесов.

Люциус, грозно полурасправив крылья, чтобы его не беспокоили драчливые приспешники, стоял совершенно неподвижно в глубокой задумчивости.

Маленький дьяволенок взвился над его головой и прокричал:

— Что нам делать, хозяин? Может, разыскать Рафара и доложить ему?

— Назад! Не лезь не в свое дело, — прошипел Люциус в ответ. — Я уж сам как-нибудь об этом позабочусь!

Все собрались вокруг Люциуса, чтобы получить очередной приказ. Он выглядел непривычно тихим в последнее время:

— Чего уставились?! — заорал вдруг князь Аштона. — А ну, все по местам! Эти ничтожные святоши — моя забота!

Демоны кинулись врассыпную, а Люциус занял наблюдательную позицию под окном.

«Рассказать Рафару? Ни за что! Пусть Рафар смирится и спросит сам. Люциус не собирается быть его лакеем».

В этой части Нью-Йорка все было устроено исключительно для избранных и богачей: только дорогие магазины и рестораны, роскошные отели, предназначенные специально для деловых встреч на высшем уровне. Тщательно ухоженные цветущие деревца в круглых кадках стояли вдоль вымытых тротуаров и чисто выметенных прогулочных дорожек.

В толпе счастливых покупателей и витринных зевак, оглядываясь по сторонам, шагали двое очень рослых прохожих в светло-коричневых плащах.

— "Гибсон отель", — вслух прочитал Тол на фасаде тридцатиэтажного фешенебельного небоскреба.

— Я не вижу особой активности, — заметил Гило.

— Еще рано. Они скоро будут здесь. Нам нужно все сделать быстро.

Они проскользнули в фойе отеля через широкие входные двери. Люди шли обтекая их с обеих сторон, а иногда проходили прямо сквозь них, не причиняя им при этом, естественно, никаких неудобств. Быстро оглядев пространство возле стойки администратора и оба банкетных помещения, они убедились, что большой банкетный зал в этот вечер зарезервирован Обществом Вселенского сознания.

— Генерал получил верную информацию, — удовлетворенно сказал Тол.

Они быстро миновали длинный, покрытый ковром коридор, прошли мимо парикмахерской, косметического салона, автомата для чистки обуви, магазина подарков и добрались, наконец, до двухстворчатой дубовой двери с литыми вычурными ручками. Пройдя прямо сквозь нее, они оказались в громадном зале со множеством обеденных столов, застланных белоснежными скатертями и уставленных хрусталем. На каждом столе стоял бокал с розой на высоком стебле. Официанты спешно заканчивали последние приготовления, расставляя рюмки и раскладывая замысловато сложенные салфетки. Тол заглянул в таблички на столе для почетных гостей. На одной из них было написано: "А. Касеф. «Омни корпорейшн».

Выйдя из зала в боковую дверь, они огляделись по сторонам. В глубине коридора вдоль левой стены, выходящей на задний двор отеля, располагалось несколько дамских туалетных комнат. Войдя внутрь, друзья прошли мимо прихорашивающихся женщин и наконец нашли то, что искали: дальнюю кабинку, предназначенную для инвалидов. В одной из ее стен было окошко, выходившее во двор, достаточно большое для того, чтобы через него могла протиснуться хрупкая фигура. Потянувшись вверх, Тол проверил, легко ли оно открывается и закрывается. Гило прошел сквозь стену в проулок, где стояли мусорные баки. Он без труда придвинул тяжелый бак к стене так, чтобы тот оказался прямо под окном. Потом он расставил возле него коробки и ящики наподобие лестницы.

Тол вышел к Гило, и оба ангела поспешили по проулку на улицу, где через квартал была телефонная будка. Подняв трубку, Тол убедился, что аппарат исправен.

— Едут! — предостерег Гило. Воины быстро вошли в большой магазин и через витринное стекло стали наблюдать, как громадный черный лимузин, потом еще один, и еще один, зловещей вереницей тянулись вдоль улицы к отелю. В машинах восседали сановники и другие важные персоны всех рас и национальностей. Их сопровождали демоны: большие, черные, бородавчатые. Они бешено вращали желтыми глазами.

Тол и Гило с любопытством разглядывали кортеж. Вверху над отелем, как стаи черных стрижей, собирались бесы. Их контуры четко выделялись на фоне красного вечернего неба.

— Впечатляющее зрелище, Капитан, — заметил Гило.

Тол, не отрываясь от наблюдения, утвердительно кивнул. Среди лимузинов было много такси, которые тоже везли всевозможных представителей рода человеческого: азиатов, африканцев, европейцев, жителей Запада и Востока — людей со всего света, обладателей огромной власти и неисчислимых возможностей, могущественных финансовых магнатов.

— Как сказано в Писании, — напомнил Тол, — «…земные короли опьянели от блудодейства ее».

— Великий Вавилон, великая блудница, поднимается, — отозвался Гило.

— Да, Вселенское сознание. Мировая религия, бесовская доктрина, опутавшая своей сетью все страны. Вавилон восстанавливается перед концом времен.

— Вместе с возвращением Рафара, вавилонского князя.

— Естественно. Именно поэтому нас сюда призвали. Мы были последними, кто с ним сражался. Гило наклонился и тихо произнес:

— Капитан, от нашей последней битвы с Рафаром у меня остались тяжелые воспоминания.

— Будущая встреча тоже не предвещает ничего хорошего.

— Думаешь, он появится здесь сегодня?

— Нет. Это собрание — только легкая закуска перед настоящим пиршеством. Удар будет нанесен в Аштоне.

Оставаясь в укрытии, Тол и Гило наблюдали, как людские потоки и сатанинские силы устремлялись к отелю «Гибсон». Они ожидали появления главного действующего лица — Сузан Якобсон, Служительницы Александра Касефа.

Наконец небесные воины заметили ее в элегантном «линкольн континенталь», несомненно, машине самого Касефа, управляемой его личным шофером. Сузан сидела между двумя телохранителями.

— Ее тщательно охраняют, — проговорил Тол. — Пошли, нужно рассмотреть все поближе.

Быстро проскользнув сквозь полки с товарами в магазине, сквозь стены, вывески, встречных людей и прямо вниз под землю, они вновь появились на поверхности уже внутри ресторана, расположенного как раз напротив главного входа в отель. Вокруг них за столиками с зажженными свечами посетители поглощали изысканные блюда французской кухни. У окна пожилая пара неспешно наслаждалась дарами моря и вином. Ангелы подсели к ним за столик как раз в ту секунду, когда «линкольн» с Сузан остановился у подъезда гостиницы.

Одетый в красную униформу швейцар распахнул дверцу машины. Телохранитель вышел первым, подав Сузан руку и помогая ей выйти. Следом за ней сразу выскочил второй охранник и пристроился сзади. Оба ее спутника, одетые в смокинги, были весьма элегантны и в то же время выглядели устрашающе. Оба держались к ней очень близко. На Сузан было свободное вечернее платье, полностью скрывавшее ее фигуру.

— Неужели ее планы соответствуют нашим? — с сомнением спросил Гило.

— Генерал никогда не ошибается, — успокоил его Тол. Гило только покачал головой.

— В проулок, — скомандовал Тол.

Они пронеслись под землей, прямо под мощеным брусчаткой проулком. Выскочив на поверхность, они укрылись за пожарной лестницей. Наступил вечер, и во дворе стало очень темно. Ангелы насчитали двадцать пар внимательных желтых глаз, равномерно расположившихся вдоль решетки, отделявшей проулок от улицы.

— Вокруг этого места не меньше сотни охранников, — заметил Тол.

— При более благоприятных обстоятельствах — всего-навсего горсточка противников, — возразил Гило.

— Тебя должны волновать только эти двадцать.

Гило взял меч в руку и сразу почувствовал силу молитв святых.

— Будет трудновато. Молитвенный заслон невелик.

— Твоя задача не победить их, а только втянуть в драку. Необходимо хотя бы на короткое время очистить проулок.

Друзья терпеливо ждали. Влажный воздух был неподвижен. Демоны тоже почти не двигались. Они тихо бубнили, переговариваясь между собой на разных языках. Их серное дыхание вырисовывало в воздухе желтые ленты пара, грязным потоком плывущие над двором. С каждой секундой Тол и Гило чувствовали, как напряжение возрастает. Банкет, вероятно, был в самом разгаре. В любую секунду Сузан могла встать и, извинившись, выйти из-за стола.

Время шло. Внезапно оба, Гило и Тол, почувствовали призыв Духа. Тол посмотрел на друга, и тот кивнул в ответ. Сузан приближалась. Оба не спускали глаз с окна. Свет, проникший из дамской комнаты, осветил окно туалета. Они слышали хлопки двери при входе и выходе посетительниц.

Дверь снова открылась. Женские каблучки громко застучали по кафелю. Демоны зашевелились и забубнили громче. Дверца крайней кабинки распахнулась. Рука Гило сильнее сжала рукоятку меча. Он набрал побольше воздуха, сильные мускулы напряглись, Божья сила устремилась в них. Взгляды обоих воинов были прикованы к окну. Демоны встрепенулись, тревожно озираясь по сторонам и громко переговариваясь.

Внезапно на стекле показалась тень женской руки. Задвижку отодвинули.

Тол тронул Гило за плечо, и тот немедленно прыгнул вниз. Это заняло долю секунды.

— Уах-ха-а…! — вырвался из груди Гило боевой клич, и весь проулок вспыхнул ослепительным белым светом, когда ангел, распрямившись во весь рост, взмахнул мечом, прочертившим в воздухе сверкающую дугу. Демоны отскочили и завизжали от ужаса, но, быстро придя в себя, обнажили свои мечи. Задворки наполнились металлическим звоном. Красные отсветы кривых мечей, как хвосты комет, заплясали на высоких кирпичных стенах.

Гило, высокий и сильный, стоял и заливался смехом, сотрясавшим землю.

— Ну, черные ящерицы! Теперь посмотрим, какие вы смелые!

Здоровенный дух, торчавший на углу улицы, выкрикнул приказание, и все двадцать демонов, сверкая мечами, кинулись на Гило, оскалившись, как голодные шакалы. Отважный ангел проскользнул сквозь эту свору, как копье, и полетел вверх, быстро набирая скорость и оставляя за собой разноцветные брызги света. Громко хлопая крыльями, демоны кинулись вдогонку. Тол смотрел, как Гило носится по небу, то описывая круги, то кидаясь в крутые виражи, то взлетая вверх… Он смеялся и дразнил демонов, держась от них всего на расстоянии вытянутой руки. Бесами овладела слепая ярость.

Проулок был пуст. Окно открылось. Некоторое время Тол неподвижно стоял под ним, слившись с темнотой. Как только показалась женская рука, он потянул ее на себя настолько сильно, что Сузан, практически без всяких усилий, выскользнула из окна. На ней была простая блузка, джинсы и легкие сандалии — она была готова к пробежке через темный переулок. Однако и в этой одежде она по-прежнему была ослепительно хороша.

Тол помог Сузан слезть с бачка и повел ее по проулку на улицу. Там она остановилась, посмотрела по сторонам и, заметив телефонную будку, кинулась к ней. Тол сопровождал ее, стараясь, по возможности, оставаться незамеченным. Он оглянулся назад: маневр Гило удался как нельзя лучше. Демоны вовсю преследовали отважного ангела, сосредоточив на нем все свое внимание и не замечая стремительно бегущей женщины.

Сузан вбежала в будку и захлопнула за собой дверь. Достав из кармана целую горсть мелочи, она связалась с телефонисткой и заказала междугородный разговор.

В дешевом общежитии, наскоро переоборудованном из склада, где-то на полпути между Аштоном и крохотным местечком Бэйкером, Кевин Вид был разбужен от глубокого сна телефонным звонком. Перекатившись по матрасу, он снял трубку.

— Да, кто это?

— Кевин, это ты? — послышался в трубке задыхающийся голос.

Кевин оживился. Голос был женский.

— Да, кто со мной говорит?

Прежде чем ответить, девушка боязливо выглянула из будки.

— Кевин, это Сузан. Сузан Якобсон.

— Привет, — Кевин недоумевал, — зачем я тебе понадобился?

— Мне нужна твоя помощь, Кевин. У меня очень мало времени. У меня совсем нет времени.

— Времени для чего? — спросил он хмуро.

— Пожалуйста, ну будь так добр, выслушай. Запиши, если не сможешь запомнить.

— У меня нет ручки.

— Тогда слушай внимательно. Ты знаешь «Аштон Кларион»? Газету?

— Да, знаю.

— Там работает Бернис Крюгер. Она сестра моей старой подруги, соседки по комнате, которая покончила с собой.

— Вот это да… что же такое происходит?

— Кевин, ты хочешь мне помочь? Можешь ты связаться с Крюгер из «Кларион»… Кевин?!

— Да, я слушаю. — Кевин, я в опасности. Мне нужна твоя помощь.

— А где твой приятель?

— Его-то я и боюсь. Ты его знаешь. Расскажи Бернис все, что ты знаешь об Александре Касефе, абсолютно все… Кевин был смущен.

— Но что я знаю?

— Расскажи ей все, что произошло между нами и Касефом. Скажи ей, чем он занимается.

— Я в этом ничего не понимаю.

— У меня нет времени объяснять. Скажи ей только… скажи, что Касеф собирается захватить весь город… и передай, что я знаю многое о смерти ее сестры Пат. Я постараюсь с ней связаться, но телефон в «Кларион» может прослушиваться. Кевин, я хочу, чтобы ты был дома, чтобы ты отвечал на звонки, потому что… — Сузан с трудом владела собой, нахлынувшие чувства мешали ей подобрать нужные слова. Хотелось сказать так много, но времени уже не было.

— Я ничего не понял. Ты что, наглоталась?

— Пожалуйста, Кевин! Я позвоню опять, как только смогу, или напишу, или сделаю что-нибудь. Но, пожалуйста позвони Бернис и расскажи, что ты знаешь о Касефе и обо мне. Скажи ей, что она видела меня на карнавале.

— Как, ты думаешь, я могу все это запомнить?

— Сделай это, обещай, что ты сделаешь!

— Ладно, я позвоню.

— Я должна идти! Пока!

Сузан повесила трубку и кинулась прочь из будки. Тол следовал за ней, скрываясь, по возможности, внутри зданий, чтобы не быть замеченным.

Ангел появился в проулке на несколько секунд раньше нее, чтобы проверить ситуацию. Досада! Четыре новых демона сменили сворубесов, увлеченных погоней за Гило, и были начеку. Не было никакой возможности узнать, где находятся Гило и его преследователи. Тол огляделся. Сузан стремительно бежала к проулку.

Тогда Тол нырнул сквозь брусчатку, глубоко под город. Обнажив серебряный меч, он стремительно набрал огромную скорость. Божья сила росла в нем: должно быть, где-то святые усиленно молились. Он это чувствовал и знал, что у него в запасе всего несколько секунд. Сделав под землей большой разворот, он стремительно двигался от отеля, чтобы потом, удалившись на километр, снова развернуться, увеличивая скорость, набирая силу, быстрее, быстрее… Меч сверкал, как молния, глаза горели огнем, земля проносилась мимо него со скоростью света, гул и грохот стояли, как от товарного состава, когда ангел пролетал сквозь глину, трубы и брусчатку. Он держал меч острием вперед наготове для одного молниеносного удара.

Быстрее мысли, как вспышка, вырвался сияющий поток из-под земли и, устремляясь через улицу, рассекая воздух в проулке, вспыхнул прямо перед глазами четырех Демонов. Они упали на землю, испуганные и ослепленные, они ползали, ощупью пытаясь отыскать друг друга. Поток света исчез так же внезапно, как и возник, обратно в землю. Сузан показалась из-за угла отеля и побежала по проулку к окну.

Тол развернул крылья и затормозил. Он должен был помочь Сузан пролезть через окно, прежде чем демоны придут в себя и забьют тревогу. Помогая себе крыльями, он на полной скорости спешил к окну.

Сузан взобралась по ящикам на бочку. Демоны терли глаза, к ним возвращалось зрение. Тол выскочил из-за пожарной лестницы, пытаясь использовать оставшееся время.

Прекрасно! Гило вернулся и кинулся в проулок, как коршун. Он подхватил Сузан, в одно мгновение протолкнул ее в окно и поддержал, чтобы она не упала на пол внутри. Он сам закрыл за ней раму.

Тол подлетел к нему. «Еще раз!» — крикнул он.

Больше ничего не нужно было говорить. Четверо демонов опомнились и кинулись на них в атаку. Тут же показались и остальные двадцать, преследующие Гило. Ангелы взмыли в воздух и полетели прочь, по пятам за ними гналась стая разъяренных демонов. Отважные воины летели высоко над городом, не слишком быстро, дразня своих преследователей, но не даваясь им в руки. Небесные войны направлялись на запад, оставляя после себя в темном ночном небе брызги света. Демоны преследовали их несколько сот километров, но вскоре, обернувшись, Тол заметил, что бесы прекратили погоню и вернулись в Нью-Йорк. Тол и Гило полетели быстрее, направляясь в Аштон.

В туалете Сузан закатала джинсы, сняла с крючка вечернее платье и обрела прежний блистательный вид. Сбросив сандалии, она спрятала их в сумочку, надела туфли и, открыв дверь кабинки, вышла в фойе дамской комнаты.

Мужской голос за дверью произнес:

— Сузан, там тебя заждались!

Сузан посмотрела на себя в зеркало, причесалась, стараясь успокоить дыхание.

— Сейчас! Сейчас!

— крикнула она раздраженно.

С подобающим великосветской даме достоинством она вышла, наконец, в коридор и взяла под руку своего телохранителя. Он повел ее обратно. Банкетный зал был полон народа. Помогая Сузан занять место за почетным столом, охранник успокаивающе кивнул своему напарнику.

Глава 19

Редакция «Кларион» наконец-то приобрела человеческий вид и заработала в нормальном ритме. Маршалл был рад этому. Наибольшая заслуга тут принадлежала новой секретарше — Кармен. Меньше чем за неделю, взяв быка за рога, она, как нельзя лучше, заменила Эди, приведя в порядок и заново наладив всю канцелярскую работу редакции.

Была еще только среда, а подготовка очередного номера шла полным ходом. По пути к кофеварке Маршалл остановился у стола Кармен.

Новая секретарша протянула ему несколько свежих копий:

— Тут несколько статей для Тома.

Маршалл кивнул:

— Да, это о пожарной команде.

— Я разбила материал на три части: персонал, история и задачи, — и мне кажется, что мы могли бы так и печатать его, по частям. Том уже отработал первые две и уверен, что сможет собрать кое-что для третьей.

Маршалл был доволен.

— Пожалуй, пусть так и будет. Хорошо, что ты сумела разобрать его почерк.

Кармен уже прочла большую часть корректуры на пятницу, и у нее была готова половина копий для Джорджа. Она просмотрела конторские книги и оплатила все счета. Завтра она собиралась помочь Тому верстать номер. Фотографии закладки спортивного клуба были готовы.

Маршалл, приятно удивленный, только качал головой.

— Рад, что ты у нас работаешь.

— Благодарю, — ответила Кармен с улыбкой.

Маршалл поставил варить кофе и только тут сообразил: Кармен нашла шнур от этой идиотской кофеварки!

Пронося пару чашек свежезаваренного кофе в свой стеклянный кабинет, он одарил девушку восхищенной улыбкой. Единственное требование новой секретарши касалось расположения ее стола. Она попросила, чтобы его поставили прямо перед дверью Маршалла, и тот охотно согласился. Теперь стоило только повернуться и крикнуть, как Кармен тотчас исполняла его просьбу.

Войдя в кабинет, Маршалл поставил одну чашку на стол, а вторую протянул длинноволосому хмурому парню сидевшему в углу. Бернис устроилась на стуле, который прихватила из редакторской комнаты вместе с кофе.

— Так на чем мы остановились? — усаживаясь за свой стол, спросил Маршалл.

Кевин Вид, а это был он, потер лоб, отхлебнул глоток кофе, пытаясь снова собраться с мыслями. Он смотрел в пол, как будто именно там потерял их.

Маршалл подтолкнул его:

— Окей, давай, по крайней мере, убедимся, что я все правильно понял. Ты был раньше, скажем… близким другом Сузан, а она была соседкой по комнате Пат, сестры Бернис Крюгер. Правильно?

Вид кивнул:

— Это точно.

— Так что делала Сузан в луна-парке?

— Понятия не имею. Как я сказал, она подошла ко мне сзади и сказала: «Привет». Я ее не искал и не мог поверить, что это она, понимаешь?

— Но она взяла твой телефон и вчера вечером тебе позвонила…

— Да, потрясающе. Похоже, она свихнулась. Несла какой-то бред.

Маршалл посмотрел на Вида, потом перевел взгляд на Бернис и спросил ее:

— И это оказалась та самая женщина-привидение, которую ты сфотографировала в тот вечер? Бернис была уверена:

— Описание Кевина подходит к той особе, которую я видела, и к тому типу, что был с ней.

— К Касефу, — Кевин выговорил имя так, как будто проглотил жабу.

— Хорошо, — обескураженно произнес Маршалл, пытаясь переварить все, что он сейчас услышал. — Давайте сначала поговорим о Касефе, потом о Сузан, а затем уж о Пат.

Бернис держала блокнот наготове:

— Ты знаешь его полное имя? Вид напряг память:

— Алекс… Алан… Александр… что-то в этом роде.

— Ладно, значит, начинается с "А".

— Это точно.

— Так кто же он такой? — спросил Маршалл. — Новый дружок Сузан, из-за которого она меня бросила.

— И чем же он занимается, где работает?

Вид покачал головой:

— Не знаю. Но у него полно баксов, настоящий пройдоха. Когда я про него в первый раз услышал, говорили, что он появился в Аштоне, в колледже, и что он покупает дома, что-то в этом роде. Да, этот парень — богач, и он хотел, чтобы все вокруг об этом знали. — Неожиданно Вид вспомнил:

— И Сузан говорила, что он хочет загрести весь город…

— Какой город, этот?

— Насколько я понял, да.

— Но откуда взялся этот человек? — спросила Бернис.

— С востока, из Нью-Йорка, может. Я думаю, он принадлежит к избранным, тамошним заправилам.

— Берни, запиши, чтобы я позвонил Алу Лемли из «Таймс». Может быть, он сумеет напасть на след этого парня, если тот действительно из Нью-Йорка, — проговорил Маршалл. — Что ты еще о нем знаешь? — снова обратился он к Кевину.

— Он такой таинственный. Занимается какой-то мистической чепухой.

Маршалл начал терять терпение:

— Ах, вот как. Постарайся-ка говорить яснее.

Вид таращил глаза, ерзал на стуле и пытался сообразить, какими словами ему выразить свои мысли.

— Видите ли, он гуру, колдун, один из этих странных фанатиков, и он втянул Сузан во всю эту чепуху.

— Ты имеешь в виду восточноазиатский мистицизм? — допытывалась Бернис.

— Да.

— Языческие религии, медитации?

— Да, вся эта чушь. Он ею занимался, и вместе с ним эта профессорша из университета, как, бишь, ее зовут…

Маршаллу стало дурно от одного упоминания об этой женщине.

— Лангстрат, — с трудом произнес журналист.

Лицо Кевина просветлело:

— Точно, так ее и зовут.

— Значит, Касеф имел дело с Лангстрат. Они были друзьями?

— Ага. Думаю, они преподавали вместе на вечерних курсах, и Сузан на них ходила. Касефа вроде бы специально пригласили читать там лекции. Все были так увлечены. По мне, он был похож на привидение.

— Ясно. Значит, Сузан ходила на курсы…

— И она просто свихнулась. Я имею в виду, по-настоящему свихнулась. На нее это подействовало сильнее, чем кнарк. С ней стало невозможно разговаривать. Она всегда витала где-то в облаках.

Теперь из Вида не нужно было вытягивать слова клещами, он воодушевился:

— Это-то меня, собственно, и начало раздражать. Она и вся эта компания разводили тайны, у них был свой собственный язык, и они старались скрывать от меня, о чем они там говорили… Сузан все время твердила, что я не посвящен и поэтому не смогу ничего понять. Она отдалась этому Касефу, и он ей завладел, я имею в виду, по-настоящему. Он ей и сейчас владеет. Ее нет, понимаете, она похожа на живой манекен.

— И Лангстрат была в этом замешана?

— Конечно, но Касеф — главная фигура. Он — гуру, а Лангстрат — его собачонка.

— Значит, Сузан берет у тебя телефон и звонит, хотя прошло столько времени…

— Она очень боялась, — заметил Вид.

— У нее серьезные затруднения, поэтому она, просила найти вас и сказать все, что я знаю. И еще она сказала, что знает кое-что о Пат.

Бернис не терпелось разузнать больше.

— Тебе она что-нибудь говорила о Пат?

— Нет, ничего, но она хочет связаться с вами.

— А почему она тогда не звонит сюда?

Этот вопрос заставил Вида вспомнить еще кое-что:

— Да, она сказала, что ваш телефон, наверное, прослушивают.

Маршалл и

Бернис молча переглянулись, не можно ли принимать всерьез эти слова.

— Как я понимаю, она мне позвонила как посреднику, тобы я помог выйти на вас, — добавил он.

— Выходит, ты

— единственный, на кого она сейчас может положиться? — допытывался Маршалл. Вид пожал плечами.

— Ну, а что ты знаешь о Пат? — спросила Бернис. — Что говорила о ней Сузан, когда вы еще были вместе?

Самым трудным занятием для Вида было что-либо как следует вспомнить.

— Э-э-э… они с Пат были подругами, по крайней мере, какое-то время. Но, понимаете, Сузан бросила нас всех, когда сошлась с компанией Касефа. Она меня выставила, и Пат тоже. Им стало трудно вместе, и Сузан все время говорила, что Пат… точно, как я… стоит у нее на дороге, что она непосвященная и только путается под ногами.

Маршалл тут же задал ему вопрос, стараясь опередить Бернис:

— Ты думаешь, что компания Касефа могла посчитать ее своим врагом?

— Ну… — Вид старался вспомнить яснее. — Она полезла не в свое дело, я имею в виду… стала для них опасна. Однажды они повздорили серьезно из-за всех этих дел, в которых увязла Сузан. Пат не доверяла Касефу и все время говорила, что он пудрит Сузан мозги.

Глаза Вида ожили.

— Да, однажды я разговаривал с Пат. Мы были на бейсбольном матче и говорили о том, что Сузан влипла в историю, что Касеф ее полностью подчинил своей воле. Пат это ужасало, как и меня. Они с Сузан здорово ссорились, пока, наконец, Сузан не ушла из общежития и не сбежала с Касефом. Она бросила университет и вообще все.

— Но были ли у Пат какие-нибудь враги, я говорю о настоящих врагах?

Вид старался раскопать в памяти то, что стерли время и алкоголь.

— Э-э-э… да, может быть. После того как Сузан сбежала с Касефом, Пат сказала, что собирается во всем разобраться. Кажется, она несколько раз встречалась с профессоршей Лангстрат. Как-то позднее я один раз случайно столкнулся с Пат. Она сидела в кафетерии в университетском городке и выглядела так, как будто не спала несколько суток. Я ее спросил, как она себя чувствует, но она не хотела со мной разговаривать. Я спросил, как ее расследования насчет Касефа, Лангстрат и всего прочего, но она сказала, что давно этим не занимается и ничего не узнала. Мне это показалось странным, ведь ее это сначала так сильно занимало. Я ее спросил: «Они что, за тобой охотятся?» Но она не хотела отвечать, сказала только, что я ничего в этом не понимаю. Потом она рассказала о каком-то инструкторе, каком-то парне, который помог ей выбраться из затруднений. И теперь все хорошо. Я понял, что она не хочет, чтобы я вмешивался, так что мне пришлось оставить ее в покое.

— Тебе не показалось странным ее поведение? — взволнованно спросила Бернис. — Она была такая же, как всегда?

— Ничего подобного.

Если бы я не знал, как она, относилась к Касефу, Лангстрат и всем этим мерзавцам, я бы подумал, что она из их компании. У нее был такой же отсутствующий вид.

— Когда? Когда ты видел ее такой? Было заметно, что Кевину не хочется говорить на эту тему:

— Незадолго перед тем, как ее нашли мертвой.

— По-твоему, она была напутана? Может быть, намекала на каких-нибудь врагов?

Вид скорчил гримасу, вспоминая.

— Пат мне ничего не сказала. Но я ее встретил еще раз и начал спрашивать о Сузан, она вела себя так, как будто я был вор или бандит… Она закричала: «Оставь меня в покое, оставь меня в покое!» и хотела убежать. Потом она разглядела, что это я, и начала озираться по сторонам, как будто ее преследовали…

— Кто? Она сказала, кто? Вид посмотрел в потолок.

— Ну… как, бишь, звали этого парня… Бернис в нетерпении подалась вперед:

— Кто, кто это был?

— Томас, какой-то Томас.

— Томас. А фамилию она не назвала?

— Нет, не помню, чтобы она говорила фамилию. Я его никогда не встречал, никогда его не видел, но он ею владел, должно быть. Она вела себя так, как будто он ходил за нею по пятам, говорил с ней, может быть, он ей угрожал, я не знаю — Похоже, она его по-настоящему боялась.

— Томас… — прошептала Бернис. — Что ты еще знаешь об этом парне? Ну хоть что-нибудь.

— Я его никогда не видел… Она не говорила, кто он и где она его подцепила. Но все это было так странно. То она уверяла, что он для нее главное в жизни, а в следующую минуту пряталась за мою спину и говорила, что он ее преследует.

Бернис вскочила и направилась к двери:

— У нас тут, может быть, есть университетский телефонный справочник.

Немедленно принявшись за дело, она начала копаться на полках и в ящиках шкафов.

Вид сидел тихо. Он выглядел очень усталым.

— Ты чудесно справился, Кевин, кое в чем мы тут разобрались, — подбодрил его Маршалл.

— Э-э-э… я не знаю, так ли важно, что я тут рассказал…

— Считай, что все очень важно.

— Ну, о том, что у Пат был инструктор… Я думаю, что некоторые из компании Касефа, может быть, и Сузан тоже имели инструкторов.

— Но как я понял, Пат не хотела иметь с ними ничего общего.

— Да, это верно.

Маршалл сменил тему разговора:

— А какое ко всему этому имел отношение ты, кроме твоей дружбы с Сузан?

— Никакого! Я не хотел с ними связываться!

— Ты где-нибудь учился?

— Да, бухгалтерскому делу. Но когда началась вся эта история и потом, когда Пат дошла до самоубийства, мне стало совсем плохо. Я не хотел быть следующим на очереди, понимаешь? — Он смотрел в пол. — Моя жизнь с тех пор превратилась в сплошной ад.

— Ты работаешь?

— На, на лесопилке у «Братьев Горст», за Бэйкером, — Кевин покачал головой. — Никогда не думал, что опять встречу Сузан.

Маршалл повернулся к своему столу и поискал листок бумаги.

— Будем держать связь друг с другом. Дай-ка мне свой адрес и телефон, домашний и рабочий. Вид продиктовал.

— Если меня там не окажется, можешь искать меня в «Лесной таверне», в Бэйкере.

— Отлично, если Сузан снова объявится, дай нам знать в любое время суток, — Маршалл протянул Виду визитную карточку.

Бернис вернулась с телефонным справочником.

— Маршалл, тебя к телефону. Я думаю, что-то важное, — сказала она. Потом повернулась к Кевину Виду:

— Кевин, давай пробежимся по справочнику. Может быть, обнаружим полное имя этого парня.

Вид вышел вместе с Бернис, и Маршалл поднял трубку телефона:

— Хоган.

— Это Тэд Хармель.

Маршалл поискал на столе ручку.

— Привет, Тэд. Я рад твоему звонку.

— Значит, ты говорил с Элдоном…

— А Элдон говорил с тобой. Хармель вздохнул:

— Ты зарабатываешь себе неприятности, Хоган. Ладно, я тебе кое-что скажу. Есть у тебя чем записывать?

— Да, начинай. Бернис попрощалась с Видом и проводила его до двери. В этот момент Маршалл вышел из кабинета.

— Нашли? — спросил он.

— Ничего. Нет там никакого Томаса. Ни по имени, ни по фамилии.

— Все равно, это ниточка.

— Кто тебе звонил?

Маршалл внимательно посмотрел на исписанный листок.

— Слава Богу за хоть небольшие, но успехи. Это был Тэд Хармель.

Лицо Бернис просветлело, когда Маршалл пояснил:

— Он хочет встретиться со мной завтра утром. Я записал, как к нему проехать. Думаю, это довольно далеко. Хармель по-прежнему страшно напуган, как и все, кто из города. Я вообще удивлен, что он не заставил меня приехать в маскировочном костюме.

— Хармель ничего не говорил о нашем деле?

— Нет, не по телефону же. Это должен быть разговор глазу на глаз, — Маршалл подался вперед и добавил тише

— Тэд тоже считает, что наш телефон прослушивают.

— Но как узнать, так ли это?

— Этим ты и займешься. И вот еще несколько заданий. Бернис взяла со стола блокнот и стала записывать то, что говорил ей Маршалл.

— Проверь телефонный справочник Нью-Йорка.

— Уже сделано. Нет там никакого А. Касефа.

— Зачеркни. Дальше: свяжись с торговцами недвижимостью в городе, на случай, если Вид прав и Касеф скупает дома. И хорошо бы посмотреть фирмы тоже.

— Ладно…

— И выбери минутку, узнай, кто теперь владеет магазином Джо.

— А разве это не сам Джо?

— Нет. Он принадлежал Джо и Ангелине Карлуччи. Я хочу знать, куда они пропали и кто купил магазин. Постарайся получить конкретные ответы.

— А ты свяжешься со своим другом в «Таймс»…

— Да, с Лемли, — Маршалл сделал пометку.

— Это все?

— Пока все. Между делами постараемся все-таки не забывать и газету.

Все это время — и в продолжение встречи с Видом, и при всем последующем разговоре — Кармен сидела за своим столом, занятая работой, и по ее виду можно было заключить, что она не слышала ни единого слова.

Утро прошло в спешке. Критическая минута сдачи номера в печать приближалась с ужасающей быстротой, но к двенадцати часам редактор был готов везти номер в типографию, и работа вошла в обычное русло.

Маршалл позвонил в «Нью-Йорк Тайме» Лемли, своему старому товарищу по оружию. Тот записал всю имеющуюся у Маршалла информацию о таинственном Касефе и обещал начать действовать немедленно. Кладя одной трубку на рычаг, второй Маршалл уже тянулся за пинжаком: следующим пунктом была встреча с затворником Тэдом Хармелем.

Бернис отправилась выполнять свои задания. Она поставила красную «тойоту» возле бывшего «Джо маркет» который теперь назывался «Аштон меркантиль». Минут через тридцать она снова завела мотор. Время было потеря, но напрасно: никто ничего не знал. Продавцы были все новые, нанятые совсем недавно, хозяин отсутствовал, и неизвестно было, когда он появится. Одни никогда не слышали имя «Карлуччи», другие знали его, но не имели понятия, что с ним случилось. Старший продавец попросил ее, наконец, не отвлекать служащих во время работы. Так обстояло дело с «конкретным ответом».

Теперь настала очередь агентств по продаже недвижимости.

«Джон Смит риэлти» расположился на краю делового района, в старом доме, перестроенном под офис. Перед зданием по-прежнему красовался чудесный сад с высокой сосной посередине и затейливым почтовым ящиком в виде бревенчатого домика. Внутри офиса было уютно, приветливо и тихо. По стенам на планшетах расположились многочисленные фотографии домов. Под ними — карточки с описанием здания, внутренних удобств, окрестностей, расстояния до ближайших магазинов и последнее, но немаловажное — его стоимость. Ой-ой-ой, сколько вынуждены платить люди за дом в наши дни!

Из-за письменного стола в бывшей гостиной поднялась молодая дама.

— Чем могу служить? — с улыбкой спросила она Бернис.

Улыбнувшись в ответ, Бернис вежливо обратилась к служащей:

— Я хочу задать вам несколько вопросов. Может быть, они покажутся вам странными. Вы не возражаете?

— Нет, конечно.

— Имели ли вы в течение последнего года или немного раньше дела с человеком по имени А. Касеф?

— Как пишется его фамилия?

Бернис продиктовала и пояснила:

— Видите ли, мне необходимо связаться с ним по личному делу, и я бы хотела узнать его телефон или адрес, или хотя бы какие-нибудь координаты.

Молодая дама взглянула на имя, записанное на листке, и сказала:

— Я здесь недавно, точно не знаю, но я могу спросить Розмари.

— Можно мне пока посмотреть микрофиши?

— Конечно. Вы знаете, как искать?

— Да.

Женщина отправилась в глубь офиса, где Розмари, скорее всего жена шефа, сидела в кабинете, устроенном в бывшей спальной. Бернис слышала, как она разговаривала по телефону. Нужно было ждать, чтобы получить от нее ответ.

Бернис подошла к каталожному ящику. С чего же начать? Она посмотрела на карту Аштона и его окрестностей, висевшую на стене, и нашла на ней магазин Карлуччи. Сотни маленьких фотокадров были расположены в каталоге по порядку: район, часть города, квартал, номер дома. Бернис сначала пришлось просмотреть немало микрофишей, прежде чем она нашла нужный и вставила его в аппарат.

— Простите, — послышался раздраженный голос. Это была Розмари, направляющаяся к ней. — Мисс Крюгер, микрофишем могут пользоваться только наши сотрудники. Что вы хотите, чтобы я вам отыскала?

Бернис говорила спокойно, стараясь скрыть досаду:

— Ах вот как, извините. Вы не могли бы назвать нового владельца «Джо маркета».

— Я его не знаю.

— Но я думаю, что информация о нем должна иметься в аппарате.

— Нет. Вряд ли. Некоторое время архив не велся. — Но не могли бы вы проверить? Розмари игнорировала просьбу.

— Чем еще могу служить?

Бернис не позволила сбить себя с толку:

— Относительно моего первого вопроса

— имели ли дело с неким Касефом за последние два года или около этого?

— Нет, никогда не слышала такого имени.

— Но, может быть, кто-то из служащих…

— Они тем более ничего не знают. Бернис хотела было предложить спросить их самих, но Розмари оборвала ее:

— Я знаю лучше, мне известно все, что они делают. Бернис решила попробовать зайти с другой стороны:

— Может быть, у вас есть реестр…

— Нет, у нас его нет, — резко ответила Розмари. — Что-нибудь еще?

Бернис надоело притворяться вежливой.

— Даже если бы вы очень хотели мне помочь, я не стану вас больше затруднять: вы можете вздохнуть спокойно.

Бернис поспешила уйти, чтобы окончить эту нечестную игру.

Глава 20

Маршалл начал волноваться за свою машину. На старом проселке было больше рытвин и ухабов, чем, собственно говоря, самой дороги. Видимо, этот путь уже давно не использовался рабочими лесного хозяйства, а служил только охотникам, знающим эту местность настолько хорошо, что они не боялись заблудиться. Маршаллу же эта дорога была совершенно незнакома. Ему приходилось постоянно заглядывать в свои записи и на карту. До чего же медленно движутся километры на таких вот разбитых проселках!

Свернув в очередной раз, Маршалл наконец заметил машину, стоящую на обочине: старенький «валиант». Это был Хармель. Пристроившись сзади, Маршалл заглушил мотор. Хармель вышел из своей машины. На нем была шерстяная рубашка, светлые джинсы, грубые ботинки и вязаная шапочка. Его вид отражал внутреннее состояние: он выглядел очень усталым и испуганным.

— Хоган? — спросил он.

— Да, — Маршалл протянул ему руку.

Хармель пожал ее и, куда-то заторопившись, выпалил:

— Иди за мной.

Маршалл двинулся за Тэдом по тропинке, ведущей от дороги. Они шли между высоких деревьев, иногда перешагивая через камни и поваленные стволы. Сам Маршалл был в костюме, его ботинки явно не годились для подобного путешествия, но его это не волновало — он ведь только-только подцепил на крючок большую рыбу, сорвавшуюся в прошлый раз. В конце концов Хармель решил, что они шли достаточно далеко. Остановившись у большого, "валенного на бок замшелого пня, он сел.

Маршалл опустился рядом.

— Спасибо, что ты позвонил, — произнес Маршалл, чтобы начать разговор.

— Нашей встречи не было, — напрямик сказал Хармель. — Договорились?

— Договорились.

— Итак, что ты обо мне знаешь?

— Немного. Раньше ты был владельцем «Кларион». Эжен Байлор и другие члены правления университета за тобой охотились. Ты и Страчан — друзья… — Маршалл быстро перечислил все, что ему было известно, по большей части то, что им с Бернис удалось выудить из старых газет.

Хармель кивнул.

— Да, все это верно. Элдон и я по-прежнему дружим. Мы прошли через одни и те же перипетии, и это нас особенно сблизило. Что же касается изнасилования Малы Джарред, дочери Адама Джарреда, это было подстроено. Не знаю, кто за этим стоял, но кто-то подучил девочку, что сказать полиции. Я думаю, с самого начала было решено провернуть дело втихомолку. Если бы я действительно совершил такое преступление, его не стали бы замалчивать.

— Почему же это случилось, Тэд? Что ты натворил, почему они с тобой так обошлись?

— Я все больше влезал в их дела. Ты прав в отношении Лангстрат и ее друзей. Это тайное общество, своего рода клуб, у членов которого нет никаких тайн друг от друга. У них глаза и уши повсюду. Они следят за всем, что ты Делаешь, говоришь, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Они целиком посвятили себя идее, которую называют «Вселенское сознание». Эти люди считают, что рано или поздно человечество настолько эволюционирует, что соединится в один глобальный мозг, единое трансцендентальное сознание. — Хармель поднял голову и посмотрел на Маршала

— Я говорю так, как сам слышал. По-твоему, это неумно?

Маршалл мысленно сравнил «болтовню» Хармеля тем, что сам узнал за последнее время.

— И все, принадлежащие к этому обществу, разделяют подобные идеи?

— Да. Все крутится вокруг оккультизма, восточноазиатской мистики, высшего «космического» сознания. Именно поэтому они занимаются медитациями и чтением мыслей, пытаются соединиться в духовной сфере в единое сознание,

— Во время телепатических сеансов у Лангстрат?

— Совершенно верно. Все, кто подключается к ним проходят определенный ритуал посвящения. Они встречаются с Джулин и пытаются достичь более высоких ступеней сознания при помощи парапсихических сил, пытаются овладеть способностью покидать свое тело. В сеансе участвуют один или несколько человек, но Лангстрат — ядро всего этого, что называется «гуру», а мы, все остальные, считаемся ее учениками. Мы становимся единым разрастающимся организмом, пытаемся превратиться во Вселенский разум.

— Ты что-то сказал… о слиянии ваших мыслей?

— Телепатия, или как ее там называют. Твои мысли перестают быть твоими собственными так же, как и твоя жизнь. Ты просто становишься частью общего. Лангстрат — дока в подобных делах. Она, она-то знает все мои мысли. Она владеет мною… — Тэду было трудно подобрать подходящие слова. Он напрягся, голос его треснул и ослабел, — Наверное, она и сейчас этим занимается. Иногда я слышу, как она меня зовет… проникает в мой мозг.

— Таким же образом она управляет другими?

Хармель кивнул:

— Да, она владеет всеми, И они не остановятся, пока не захватят весь город. Я сам наблюдал, как это происходило Тот, кто вставал у них на дороге, неожиданно пропадал неизвестно куда. Поэтому я так и беспокоюсь за Эди. С тех пор как это началось, я болезненно отношусь к тому, что люди без видимых причин исчезают…

— А чем могла им быть опасна Эди?

— Может быть, она была только одной из тех, кого следовало убрать. Меня бы это не удивило. Они устранили Элдона, меня, Джефферсона….

— Кто такой Джефферсон?

— Окружной судья. Я не знаю, как они это сделали, но неожиданно для всех решил не участвовать в перевыборах, продал свой дом, уехал из города — и больше никто Гнём ничего не слышал.

— Теперь Бэйкер…

— Он принадлежит к организации. Им владеют.

— Ты знал об этом, когда замолчали твое «преступление»?

Хармель кивнул.

— Бэйкер сказал, что мог бы устроить громкий процесс, передать дело прокурору и умыть руки. Судья прекрасно знал, что это заговор! Он объявил мне шах, и я принял его условия. Уехал из города.

Маршалл достал ручку и блокнот.

— Кого ты еще знаешь из этой компании? Хармель отвел глаза:

— Если я тебе скажу много, они опять нападут на меня. Ты должен сам этим заниматься. Единственное, что я могу — дать тебе верное направление. Ты знаешь о Бруммеле?

— Да. Бруммель, Янг, Бэйкер.

— Поищи в земельном управлении. В правлении «Независимого банка» и… — Хармель припоминал, — окружного ревизора тоже проверь.

— Он есть у меня в списке.

— Члены университетского правления?

— Да. Думаешь, те кто уехал, с ними тоже рассчитались?

— Только частично. Я не смог разобраться со всем до конца. Я встал у них на дороге. Организация обо мне «позаботилась» прежде, чем я смог бы им помешать. Но у меня нет ни малейшей возможности что-либо доказать. Да какая разница! Это дело слишком большое, огромный организм, и он разрастается все больше и больше. Нельзя разобраться только в одной его части, как например, в Университетском правлении, и думать, что ты охватил все. Они существуют повсюду, на всех уровнях. Ты религиозный человек?

— Да не очень-то глубоко, насколько я понимаю.

— Но тебе необходимо «нечто», чтобы одолеть их. Это духовное дело, Хоган. Они не руководствуются никакими деловыми соображениями, законами, моралью, кроме своих собственных. И они не верят ни в какого Бога. Они сами — бог.

Хармель остановился, чтобы успокоиться, и потом перешел на другую тему:

— Я сначала встретился с Лангстрат, когда решил, написать статью о «науке», которой она занимается. Меня это страшно увлекло: парапсихология, мистические феномены — и все это было у нее научно обосновано. Я начал посещать ее, так называемые, консультации. Я позволял ей читать и фотографировать мою «ауру» и мое «биополе», я позволил ей изучать мое сознание и соединяться со мной в мыслях. Я согласился на это, чтобы написать статью, но увяз слишком глубоко и уже не мог вырваться. Через некоторое время я начал делать кое-что из того, чему она меня учила: выходить из тела, передвигаться в космосе, разговаривать с моими инструкторами… — Хармель осекся. — Да, Маршалл, — все это правда. Ты просто не поверишь всей этой чертовщине!

Маршалл твердо решил выслушать все до конца. Может быть, он в это верил.

— Рассказывай, все равно.

Хармель заскрипел зубами и поднял глаза к небу. Он медлил, запинался, лицо его побледнело.

— Я думаю, наверное, мне не стоит об этом рассказывать. Они узнают.

— Кто узнает?

— Организация.

— Тут же на целую милю ни одной живой души.

— Это неважно.

— Ты произнес слово «инструкторы». Кто они такие Хармель сидел молча, дрожал, и лицо его было перекошено от ужаса.

— Хоган, — произнес он наконец, — ты ничего не сможешь с ними сделать. Я не могу рассказать. Они все узнают!

— Да кто же они такие, это-то ты можешь мне объяснить, по крайней мере?

— Я не знаю, существуют ли они на самом деле промямлил Хармель.

— Они просто… есть, есть, и Внутренние учителя, духовные проводники, высшие хозяева

— называй, как хочешь. Но все проходящие обучение у Лангстрат в течение долгого времени вступают с ними в вязь. Они возникают из ниоткуда, ты с ними разговариваешь Иногда они появляются во время медитации, но потом обретают свою собственную жизнь, свой характер… и перестают быть только фантазией.

— Но кто они такие?

— Существа… некие существа. Иногда их видишь как людей. Иногда только слышишь их голос. Иногда чувствуешь их присутствие как духов. Джулин работает на них, или они на нее, я не знаю, кто у них главнее. Но от них нельзя скрыться, нельзя избежать их присутствия. Они принадлежат Организации, которая все знает, все контролирует. Джулин, в свою очередь, контролировала меня. Она вмешивалась даже в мои отношения с Гайл, стояла между нами. Я делал все, что требовала ДжулТш: она, могла позвонить среди ночи и приказать прийти к ней, и я шел. Могла сказать, чтобы я не печатал ту или иную статью, и я не печатал, хотя это шло вразрез с моими намерениями. Она указывала мне, на какие новости нужно обратить внимание, и я печатал точно то, что она хотела… Она владела мною, Хоган, она могла приказать мне взять пистолет и застрелиться, и я бы, наверное, это сделал. Ты должен ее знать, чтобы понять, о чем я говорю.

Маршалл вспомнил, как он стоял в коридоре перед лекционным залом, недоумевая, как там очутился.

— Представь себе, я понимаю.

— Тут Элдон принялся разбираться с университетской бухгалтерией. Мы расследовали дело вместе, и он оказался прав. Колледж был на пути к банкротству, и сейчас положение не изменилось. Элдон пытался остановить падение и хоть что-то выяснить в этой неразберихе. А я как будто двигался в двух направлениях, стараясь быть беспристрастным и к тем, и к другим. Мне казалось, внутри у меня все разрывается. Может быть, это и заставило меня искать выход из положения, пробудило желание вырваться. Я решил, что больше не позволю себя контролировать, ни Организации, ни Лангстрат, ни кому другому. Я — журналист, я должен писать, как оно есть, — так я им и сказал.

— И тогда они о тебе позаботились.

— Это было для меня полной неожиданностью. Нет наверное, не совсем. Когда в редакцию газеты пришла полиция, чтобы меня арестовать, я, пожалуй, понял, в чем дело. Я должен был это предвидеть, судя по тому, как обращалась со мной Джулин да и все остальные. Ведь они раньше проделывали такие штучки с другими.

— Например?

— Я предполагаю, с агентами по продаже недвижимости, налоговыми инспекторами. Информация, которую ты сможешь получить в агентствах, поможет тебе кое-что понять. Я не сумел раскопать все, пока была возможность, но многие сделки с недвижимостью показались мне сомнительными.

И Бернис тоже почувствовала, что в агентствах по продаже недвижимости творится неладное. Притормозив машину возле одного из таких агентств — «Тюллер и сын», она увидела ее владельца Альберта Тюллера, закрывающего дверь на замок. Он уходил.

Бернис опустила стекло и спросила:

— Разве у вас открыто не до пяти?

Тюллер только улыбнулся в ответ и пожал плечами:

— Только не по четвергам.

Бернис кивнула на табличку на двери:

— Но тут написано: понедельник — пятница, с 10 до 17. Тюллер явно начал раздражаться:

— Не по четвергам, я сказал.

Тут Бернис заметила Кальвина, его сына, выезжающего из-за дома в маленьком «фольксвагене». Журналистка вышла из машины и помахала ему рукой. Кальвин нехотя затормозил и опустил стекло.

— Да?

— Разве вы открыты не до пяти?

Кальвин только пожал плечами и состроил гримасу.

— Я не знаю, раз папан сказал, что мы едем домой, значит мы едем.

Он двинулся дальше. «Папан» — Тюллер — садился в свой «плимут». Бернис, махая рукой, побежала к нему

Теперь он по-настоящему разозлился. Опустив стекло, он грубо сказал:

— Мы закрылись, и мне пора домой!

— Я просто хотела посмотреть ваши микрофильмы. Мне необходима информация о некоторых домах. Он покачал головой:

— Нет, я все равно не смогу вам помочь, наш аппарат сломан.

— Что?!

Но Тюллер уже поднял стекло и рванул машину с места так резко, что завизжали шины.

Бернис зло прокричала ему вдогонку:

— Это Розмари тебя настроила?

Девушка бросилась к машине. Оставалось еще агентство «Вершина благополучия». Ей было известно, что владелец агентства обычно по четвергам, во второй половине дня, помогает тренировать молодых бейсболистов. Может быть, девушка, что там работает, не знает ее в лицо.

У Хармеля был хмурый и изможденный вид.

— Они уничтожат тебя, Хоган. У них достаточно для этого влияния и связей. Посмотри на меня — я потерял все, что имел: жену, семью… Они меня выпотрошили. То же самое они сделают с тобой.

Но Маршалла интересовали только ответы на его вопросы, а не сказки про страшный суд.

— Что ты знаешь о парне по имени Касеф? Хармель опять состроил гримасу.

— Поохоться за ним. Кажется, он источник всех бед. Джулин боготворит этого типа. Все подчиняются ее приказам, но она сама подчинена ему.

— Знаешь ли ты, что он скупает дома в Аштоне?

— Он болтал насчет университета, это я знаю. Маршал был поражен.

— Университет? Продолжай, продолжай…

— Я не успел докопаться до сути, но, похоже, это правда. Поговаривали, что университет целиком перейдет в руки нескольких заправил из Организации, и Эжен Байлор проводил немало времени за разговорами с Касефом и его представителями.

— Касеф пытается купить университет?

— Просто он этого еще не сделал. А пока он скупает город.

— Например?

Жилые дома, насколько я знаю. Но я уже сказал что не хочу распространяться на эту тему. Поищи в налогов и в жилищных агентствах и посмотри, что он не успел купить. У него хватит денег на все.

Хармель достал из кармана помятый коричневый конверт.

— Если хочешь, можешь заняться и этим. Маршалл взял конверт.

— А что это?

— Проклятие, вот это что! С теми, кто прикасался к этому конверту, обязательно что-нибудь происходило Друг Элдона, Эрни Джонсон, дал его мне. Я надеюсь Элдон говорил, что с ним приключилось?

— Да, сказал.

— Это то, что Джонсон откопал в университетской бухгалтерии.

Маршалл не мог поверить такой удаче.

— Ты шутишь? Элдон знает об этом?

— Нет, я сам на него напал. Но погоди радоваться. Постарайся сам найти знающего человека, который поможет расшифровать тебе эти записи. Для меня это все темный лес… Однако мне кажется, что здесь не хватает доброй половины документов.

— Но все же это начало. Спасибо.

— Если хочешь поиграть в версии, попробуй эту: Касеф появляется в Аштоне и пытается скупить все, на что ему удается наложить лапу. У университета и в мыслях нет продаваться. Происходит следующее: университет, благодаря нашему Байлору, сталкивается с большими финансовыми трудностями, выбраться из которых можно только одним путем — через продажу. Поэтому предложение Касефа кажется не таким уж глупым, а ко времени голосования правление уже до отказа забито теми, кто проголосует «за».

Открыв конверт, Маршалл, страницу за страницей, пробежал глазами ксерокопии колонок с цифрами.

— И тебе не удалось обнаружить хоть какую-нибудь ниточку?

— Много ниточек тебе не понадобится. По крайней мере, не так много, как доказательств. Что тебе действительно необходимо

— знать, что находится на другом конце этого запутанного клубка.

— Может быть, финансовые отчеты Касефа.

— Со всеми его друзьями и соратниками из университета И меня не удивит, если Касеф вернется, чтобы купить университет на их же собственные деньги!

— Это тоже версия. Но что может сделать такой человек, как он, пусть с маленьким, но целым городом или университетом?

— Хоган, человек с такой властью и такими деньгами, какие, похоже, есть у него, может без труда купить городок, как Аштон, и делать с ним все, что захочет. Я думаю, что он уже многого достиг.

— Откуда ты знаешь?

— Поищи сам.

Глава 21

Бернис спешила. Она находилась в уютном бюро агентства «Вершина благополучия», торопливо просматривая микроархив. Карла работала в этой фирме недавно и была в городе новичком. Она поверила россказням о том, что Бернис — историк из университета, изучающая прошлое Аштона. Преподав ей краткий курс обращения с аппаратом, она вышла, оставив Бернис в покое. Та сразу же занялась картотекой. Вот это была удача! В других фирмах в микроархиве узнать фамилию владельца недвижимостью можно было только в том случае, если знаешь адрес дома, которым интересуешься. Здесь же можно было найти адрес, зная имя владельца.

Касеф. Бернис перебирала карточки в каталожном ящике, пока не дошла до буквы "К". Затем она вставила нужный микрофильм в аппарат. Журналистка прокручивала пленку вверх и вниз… Невероятное количество мельчайших цифр и букв неясно мелькали в кадре, пока она искала нужную колонку. Наконец-то: Кв…. Кх… Ке… Ка… Поторапливайся, Бернис!

Но фамилии «Касеф» в списке не оказалось.

— Как дела? — спросила Карла из соседней комнаты.

— Прекрасно. Пока я нашла немного, но я знаю, что и где искать.

Вот! Строчка с надписью «Джо маркет» была на месте. Она быстро вернулась к первому перечню и достала микрофильм района, чтобы узнать адрес. Быстро вставила пленку в аппарат. На экране аппарата снова замелькали цифры и буквы. Здесь! Название магазина изменилось на «Аштон меркантиль». Он оценивался в 105 900 долларов и принадлежал теперь новому владельцу: «Омни корпорейшн». Других данных не было.

Бернис вернулась к именному указателю. Молниеносно вставила в аппарат пленку с буквами «Ок — Ом». Вверх, вниз, Ольсон… Омер… Омни. Омни. Омни. Омни… «Омни корпорейшн» занимало несколько рядов, повторяясь по меньшей мере сотню раз. Схватив ручку, Бернис с лихорадочной быстротой начала записывать. Многие адреса и названия ей ничего не говорили, некоторые вообще невозможно было понять. Но она записывала, не глядя на бумагу, в надежде, что потом сумеет разобрать написанное. Сокращая слова, она заполняла блокнот, страницу за страницей. В соседней комнате во второй раз зазвонил телефон, но теперь голос Карлы был не слишком радостным. Она говорила тихо и встревожено, как будто оправдываясь.

«Ну, сейчас начнется, поспеши, дорогая!» — подумала Бернис.

Карла буквально влетела в комнату.

— Вы Бернис Крюгер из «Клврион»? — спросила она.

— А кто спрашивает? — вопрос прозвучал глуповато, но Бернис не хотела сразу отвечать напрямик. Карла была сильно встревожена.

— Вы должны немедленно уйти, — приказала она.

— Это был ваш шеф?

— Да. Прошу вас не говорить о том, что я вас впустила. Не знаю, в чем дело и почему вы не сказали мне правду, но будьте так добры, уходите. Шеф сейчас придет, чтобы закрыть контору, и я сказала ему, что вы еще не появлялись.

— Вы просто ангел!

— Да, я солгала ради вас, а теперь, пожалуйста, сделайте то же самое ради меня.

Бернис мгновенно собрала свои записи, положила пленку на место: «Меня здесь не было».

— Большое спасибо, — прокричала Карла вдогонку убегающей Бернис, а то еще немного, и я из-за вас потеряла бы работу.

Анди и Джун Форсайт жили в уютном современном, построенном в деревенском стиле домике на окраине города, неподалеку от своего склада. В этот вечер Ханк и Мэри вместе с другими Уцелевшими были приглашены к ним на ужин. Криони, Трискал, Сэт, Шимон и Мота расположились на высоких стропилах, наблюдая за происходящим. Ангелы чувствовали, как возрастает сила в этой маленькой группе молящихся. Здесь были супруги Джон, сестры Купер, Колмэны и Харрисы явились семьями, присутствовало и несколько студентов колледжа. Рон пришел вместе с Цинтией, приведя с собой и совершенно новых людей, которые в это время как раз представлялись присутствующим. День ото дня группа заметно увеличивалась.

После еды гости удобно расположились в гостиной возле большого открытого камина, а Ханк и Мэри заняли места в центре. Новички рассказывали о своем прошлом.

Билл и Бетти Джон посещали церковь всю свою жизнь, но серьезно отдали себя в руки Иисуса Христа только год назад. Господь Сам обращался к ним, и они нашли к Нему путь.

Джон и Патти Колмэн, в прошлом члены другой аштонской церкви, были плохо знакомы с Библией и Иисусом Христом до тех пор, пока не попали в общину Ханка. Сесиль и Мириам Купер всегда любили Господа и теперь радовались, видя, как на смену старому войску собирается новое. «Впечатление такое, будто заменили колесо, у которого лопнула шина», — шутила Сесиль.

Остальные гости тоже рассказывали и свидетельствовали, что у всех у них раньше были свои взгляды и обычаи, но сейчас эти различия не представлялись им важными. Всех интересовало одно: город Аштон.

— Это точно, в городе идет война, — заметил Анди. — Невозможно пройти по улицам, чтобы не почувствовать этого. Иногда такое впечатление, что попал под артиллерийский обстрел.

Новая пара — Дан и Джин Кореи, друзья сестер Купер, взяли слово.

— Я верю, честное слово, что это сатана, — взволнованно проговорила Джин. — Точно, как написано в Библии: ходит вокруг, как рыкающий лев, пытаясь поглотить всех и вся.

— Беда в том, что мы сидели в стороне сложа руки и допустили это, — высказал свое мнение Дан. — Настало время бить тревогу, встать на колени перед Господом. Тогда и увидим, каким образом Он изменит положение дел.

— Некоторые из вас знают, что у нас большие неприятности с сыном, особенно в последнее время, — добавила Джин. — Мы очень просим вас молиться за него.

— Как его зовут? — спросил кто-то.

— Бобби, — назвала имя Джин хриплым голосом. — Мальчик поступил осенью в колледж, и с ним что-то произошло… Джин неожиданно умолкла.

Дан продолжил с горечью:

— Похоже, что со всей молодежью, поступающей в колледж, происходит что-то неладное. Я и понятия не имел обо всей мистической чепухе, которой их обучают. Вам всем следует знать об этом, чтобы не позволить затянуть ваших детей в нечто подобное.

Рон Форсайт, сидевший до этого молча, вмешался в разговор:

— Я знаю, о чем вы говорите. В гимназии происходит то же самое: ребята запутались в разного рода сатанизме, вы не поверите, насколько это серьезно. В ваше время увлекались наркотиками, а теперь всех одолели бесы.

— Да, я знаю, это ужасно, — проговорила Джин сквозь слезы. — Но неужели Бобби — одержимый?

— Со мной было то же самое, — неожиданно произнес Рон. — Я это точно знаю. Я слышал голоса, они мне приказывали, чтобы я раздобыл кнарк или украл что-нибудь, заставляли вытворять ужасные вещи. Я не разрешал родителям вмешиваться в мою жизнь, ушел из дома. И все кончилось тем, что я стал ночевать в самых диких местах, с самыми невероятными людьми…

— С Бобби происходит то же самое. Мы его уже неделю не видели, — вздохнул Дан.

— Как это у тебя началось? — допытывалась Джин. Рон пожал плечами:

— Я уже до этого сбился с дороги. И теперь не уверен, что полностью освободился. Но я скажу вам, по моему мнению, меня втянули в эту дьявольщину, когда мне предсказывали судьбу.

Уверен, что все произошло именно тогда.

Кто-то спросил, знает ли Рон эту гадалку.

— Нет это было нечто другое. Три года назад, во время карнавала, в луна-парке.

— О, они повсюду!

— простонал кто-то.

— Это подтверждает, насколько далеко зашло дело в нашем городе! — заметила Сесиль Купер. — Гадалок и ведьм здесь больше, чем учителей воскресных школ.

— Посмотрим, что можно сделать в подобной ситуации, — откликнулся Джон Колмэн. Рон продолжал свой рассказ:

— Но это вовсе не так просто. Я имею в виду, что столкнулся с настоящей мистикой, когда этим занимался: видел, как предметы летали сами по себе, мог читать мысли других, однажды я даже вышел из тела и парил над городом. Лучше всего, если вы все начнете серьезно молиться!

Джин Кореи снова заплакала:

— Бобби одержим, я это чувствую!

Ханк понял, что пора взять разговор в свои руки:

— Хорошо! Я чувствую обязанность молиться за наш город, уверен, что и вы тоже. Я думаю, что именно так мы найдем ответ. Это первое, с чего нужно начать.

Все были готовы. Многие чувствовали себя неловко перед необходимостью громко молиться вслух, другие, привыкшие к этому, молились с полной отдачей. Некоторые в молитве произносили слова, заученные во время разного рода литургий. Но все относились серьезно к каждому сказанному слову, стараясь максимально выразить свои чувства и мысли. Сердечная атмосфера постепенно и медленно захватывала собрание, молитвы становились определеннее. Кто-то затянул простой псалом, те, кто знал его, подхватили, остальные пели, разучивая на ходу.

Вверху, на крыше, пели ангелы, такими же мягкими певучими голосами, какими звучат бас и виолончель в симфоническом оркестре. Трискал развел руки и с широкой улыбкой смотрел на Криони. Улыбнувшись в ответ, тот обнял друга. Шимон вытащил из ножен меч, заплясавший у него в руках, сверкая и рассыпая в воздухе разноцветные брызги. Увлеченный пением Мота смотрел куда-то в бездонное небо, покачивая в такт распростертыми крыльями и руками.

Кэт в глубокой задумчивости сидела за столом. Перед ней стояла чашка с остывшим чаем и тарелка с бутербродами, к которым она так и не притронулась. Кэт была совершенно подавлена нахлынувшими на нее чувствами, от которых перехватывало горло и сжималось сердце. Сколько же раз ей приходилось сидеть за обеденным столом вот так — в полном одиночестве. Конечно, Кэт мирилась с этим в Нью-Йорке, где Маршалл с утра до ночи был занят охотой за материалом для своих статей. Но ведь они с мужем перебрались в маленький городок, где жизнь обещала быть спокойной и размеренной. Однако и здесь Маршалл по-прежнему старался быть в курсе всех новостей. В результате он день и ночь за кем-то гонялся или что-то расследовал. И все ради того, чтобы раскопать историю, в которой совершенно ничего невозможно было понять. Может быть, в этом была его главная страсть, куда более сильная, чем любовь к жене или дочери.

Санди. Где была она в этот вечер? Разве не ради нее они переехали? А теперь она отдалилась от них как никогда, хотя по-прежнему жила дома. Шон вошел в ее жизнь как разрушающая все вокруг раковая клетка, а не как друг. Кэт так и не удалось поговорить с Маршаллом, несмотря на его обещания. Ее муж был постоянно погружен в свои мысли. Он был женат на своей газете, а может быть, и влюблен в хорошенькую молоденькую репортершу.

Кэт резко отодвинула тарелку, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Сейчас не время раскисать и жалеть себя, нужно все серьезно обдумать и что-то решить. Но увы, принимать решение ей предстояло в одиночестве.

Возле вокзала, расположенного на самом краю Аштона, в заброшенной водонапорной башне, Тол собрал своих воинов на совет.

Натан прохаживался взад и вперед, и его голос отзывался эхом от высоких стен огромного резервуара:

— Капитан, я заметил, когда враг завлек Хогана в ловушку. Произошла опасная перемена в его чувствах к Крюгер. Семье журналиста грозит серьезная опасность.

Глубоко погруженный в свои мысли, Тол рассеянно кивнул:

— Этого и следовало ожидать. Рафар знает, что прямым ударом ничего не добьешься, его коварная рука нашла самое слабое место. Он пытается скомпрометировать их.

— И, похоже, успешно.

— Но что мы можем сделать? Если Хоган потеряет семью, он сломается!

— Нет, не сломается. Согнется, ослабеет, наверняка. Однако все зависит целиком и полностью от грязи в его душе, от которой Божий Дух должен убедить его избавиться Мы ничего не можем сделать. Мы должны ждать, позволив всему идти своим чередом.

Натан в порыве чувств качал головой. Гило, стоящий поблизости, размышлял над словами Тола. Естественно, то, что тот говорил, было верно. Грешит только тот, кто хочет грешить.

— Капитан, — сказал он, — подумай, что будет, если Хоган падет?

Тол прислонился к стене.

— Вопрос не в том, что будет, «если Хоган падет», а в том, «когда». Буш и Хоган закладывают фундамент, который нам необходим в сражении за город. Когда они сделают свое дело, они оба «должны» пасть, и Буш, и Хоган. Только их полное поражение поможет вытащить Стронгмана из укрытия.

Гило и Натан в смущении смотрели на Тола.

— Ты… ты думаешь пожертвовать этими людьми?

— Только временно, — ответил Капитан.

Маршалл достал толстый коричневый конверт с документами, тайно скопированными Эрни Джонсоном в бухгалтерии Вайтмор-колледжа, и протянул его через перегородку в редакции «Кларион» Харвею Кулу. Ревизора Кула Маршалл знал достаточно хорошо и вполне доверял ему.

— Я не понимаю, что ты сможешь извлечь из всего этого, но постарайся отыскать то, что нашел Джонсон, и проверь, что за темные делишки они там творят.

— Да, но это будет тебе дорого стоить, — ответил Харвей.

— Я дам тебе бесплатно место для нескольких объявлений, что ты на это скажешь?

— Идет, — Харвей улыбнулся. — Я займусь этим делом и дам тебе знать, как только появится что-нибудь конкретное.

— Спасибо, и как можно быстрее…

Харвей ушел. Маршалл вернулся в свой кабинет, чтобы заняться обычной вечерней работой вместе с Бернис.

Они просматривали груды записей, газеты, телефонные справочники и прочие материалы, которые смогли свободно раздобыть. Посреди этой бумажной горы лежал список с именами, адресами, должностями и налоговыми счетами. Листок за листком.

Маршалл просмотрел запись разговора с Хармелем.

— Отлично, как у нас дела с судьей, как бишь его зовут, Джефферсоном?

— Антони С., — дополнила Бернис и полистала телефонный справочник за прошлый год. — Да, Антони С. Джефферсон, 221 Адлер-стрит. Она тут же заглянула в свои каракули, наспех сделанные в агентстве «Вершина благополучия». — «221 Адлер-стрит…» — она пробежала глазами один листок, потом второй, третий, пока наконец не воскликнула:

— Нашла!

— Еще один!

— Может быть, так: Джефферсона убрала Организация, а «Омни» вошла в дело и купила его дом?

Маршалл сделал несколько записей в своем блокноте, затем задумчиво произнес:

— Хотел бы я знать, почему Джефферсон уехал и за сколько он продал свой дом. Еще мне хотелось бы знать, кто сейчас живет в его доме.

Бернис пожала плечами:

— Можно пройтись по спискам и проверить адреса всех, входящих в Организацию. Бьюсь об заклад, это один из них.

— Как насчет Бэйкера, судьи, заменившего Джефферсона?

Бернис заглянула в другой лист:

— Нет, Бэйкер живет в доме бывшего директора гимназии… Валлера, Джорджа Валлера.

— Да, точно, он потерял свой дом на судебном аукционе.

— И таких много. Уверен, что мы нашли бы больше, если бы знали, где искать.

— Можно покопаться в финансовом управлении округа. Каким-то образом получается, что все эти люди не заплатили налог на жилье. Не могу поверить, чтобы все они ловчили с налогами.

— Кто-то умело распоряжался деньгами, так что они не доходили до цели.

— Это грязное дело, Хоган. Очень грязное.

— Лью Грегори, бывший ревизор, здесь не при чем. Он вынужден был уйти из-за постоянных конфликтов. Теперь там сидит Ирвинг Пирс. Как ты думаешь, он куплен «Омни»?

— Уверена.

— А что у тебя есть о мэре Стине? Бернис проверила записи и отрицательно покачала головой:

— Он только что купил свой дом. Все выглядит вполне законно. Подозрительно только то, что дом принадлежал бывшему шерифу, оставившему город безо всяких причин. Может быть, это имеет значение, а может, нет. То же и с другими людьми, их действия меня настораживают.

— Да, но почему ни один из них не протестовал публично и не сопротивлялся? Я бы ни за что не позволил окружным властям продать мой дом с аукциона прямо у меня на глазах, не задав им хотя бы парочку вопросов. За этим кроется что-то, о чем мы пока не догадываемся.

— Вот еще что: подумай о Карлуччи. Ты знаешь, что его дом был продан «Омни» за пять тысяч долларов?

— Какая нелепость!

— Джо Карлуччи с женой скрылись тихо, без шума! Исчезли без следов!

— Интересно, кто теперь живет в их доме.

— Может быть, новый ректор гимназии, или новый начальник пожарной охраны, или новый член муниципального совета, или новый еще кто-нибудь!

— Или кто-нибудь из новых членов университетского правления.

Маршалл снова углубился в бумаги.

— Ну и каша! — воскликнул журналист. В конце концов он нашел то, что искал. — Давай пройдемся по всем членам правления и посмотрим, какая там получается картина,

Бернис полистала свой блокнот.

— Я знаю точно, что дом Пинкстон принадлежит «Омни». Некое взаимовыгодное соглашение, помогающее избежать уплаты налога.

— И Эжен Байлор?

— А разве он не у тебя?

— У одного из нас, но не помню точно, у кого. Оба стали искать, копаясь в ворохе бумаг. Маршалл нашел, наконец, нужное среди своих заметок.

— Вот. Эжен Байлор, 1024 СВ, 147.

— Так, где-то я этот адрес встречала. Да, этот дом принадлежит «Омни».

— Вот это да! Похоже, записать все, что имеешь, на счет «Омни корпорейшн» — необходимое условие для членства.

— В таком случае, Янг и Бруммель тоже должны иметь членские билеты.

— Это точно. Если они решили слиться во Вселенском сознании, значит, им необходимо отказаться от всего личного, включая частную собственность.

Маршалл читал имена членов университетского правления, одно за другим, а Бернис изучала их адреса. Из двенадцати восемь жили в домах, принадлежащих «Омни корпорейшн», остальные — в квартирах, и одна из них была расположена в доме, купленном «Омни». Об оставшихся домах у Бернис не было сведений.

— Пожалуй, случайное совпадение можно исключить, — сделал вывод Маршалл.

— Вот теперь я жажду услышать, что скажет твой друг Лемли.

— Конечно, что Касеф и «Омни» связаны друг с другом. Это совершенно ясно, — с минуту Маршалл размышлял. — Но знаешь, что меня действительно пугает? Все, что мы пока узнали, выглядит вполне законно. Я уверен, что они ловчат в чем-то другом, чтобы здесь все было чисто. Однако хорошо видно, что они работают внутри системы или, по крайней мере, делают все, чтобы так выглядело.

— Но Маршалл! Ведь он, скажем прямо, старается скупить весь город!

— И не забывай — делает это законно.

— Но где-нибудь он должен оставить следы? Мы должны постараться разузнать все до конца.

Маршалл набрал полные легкие воздуха и потом сказал с шумным вздохом:

— Да, мы можем попытаться напасть на след тех, кто продал дом и уехал из города. И постараться разузнать, почему это случилось. Мы можем проверить, какую должность они занимали здесь, и найти тех, кто занимает ее теперь. И расспросить, какую связь он или она имеет с «Омни корпорейшн». Или с группой промывания мозгов «Вселенское сознание». Мы можем спросить каждого из них, что они знают о неуловимом мистере Касефе. Мы можем сами покрутиться вокруг «Омни», чтобы узнать, где располагается эта корпорация, чем занимается и чем еще владеет. Нам предстоит масса дел. И затем, насколько я понимаю, настанет время пойти к нашим друзьям со всем, что у нас окажется, и получить у них ответы на все наши вопросы.

По тону Маршалла Бернис заметила, что его беспокоит какая-то мысль.

— Тебя что-то смущает, Маршалл? Маршалл отбросил свои записи и задумался, откинувшись на стуле.

— Берни, было бы идиотством верить, что от этой заразы могут спасти прививки. Бернис понимающе кивнула:

— Да, я уже думала о том, что они могут предпринять.

— Я подозреваю, что они уже завладели моей дочерью. Это было внезапное озарение, и Маршалл ужаснулся, услышав свои собственные слова.

— Ты не знаешь точно.

— Если я не знаю этого, значит, я не знаю ничего,

— Ну, хорошо, какую еще власть они могут применить, кроме экономической и политической? Я не собираюсь вникать в их космическо-спиритическую чепуху. Потому, что это все просто умопомрачение.

— Тебе хорошо говорить, ты неверующая.

— И, как видишь, это значительно легче.

— Представь себе, что с нами могло бы произойти то же что случилось… с Хармелем. Семья разбита, а ты трусливо прячешься в кустах и бормочешь о… привидениях?

— Я бы предпочла, в таком случае, оказаться на месте Страчана. Он, похоже, прекрасно себя чувствует, разводя цветы.

— Да, Берни, пусть так, но мы должны предвидеть опасность еще до того, как она нас настигнет, — он взял ее за руку и сказал очень серьезно:

— Я надеюсь, мы оба сознаем, какой смертельной опасности мы себя подвергаем Может быть, мы уже слишком далеко зашли. Я хочу сказать, что у нас еще есть возможность все бросить…

— Ты же понимаешь, что мы не можем этого сделать.

— Я знаю только, что я не могу. Я от тебя ничего не требую. Советую тебе прямо сейчас уехать куда-нибудь подальше и работать в женском журнале. Но только не против меня.

Она улыбнулась и крепко пожала ему руку.

— Один за всех, и все за одного.

Маршалл только покачал головой и улыбнулся в ответ.

Глава 22

Где-то очень далеко, совсем в другом штате, на окраине какого-то городка, по улицам, заполненным звенящими детскими голосами, двигался маленький пикап. Небольшие, на две семьи, безликие и убогие домики выглядели совершенно одинаково.

Машина, на обоих бортах которой можно было прочесть: «Прачечная Принцесс», остановилась в тупике небольшого переулка.

Водитель, молодая женщина в голубом комбинезоне и красном платке, вышла из машины, открыла боковую дверцу, вытащила большой узел с бельем и несколько платьев на плечиках в целлофановых пакетах. Она проверила адрес, направилась по проходу к нужной двери и, подойдя, позвонила.

На мгновение откинулась занавеска окна, глядящего на улицу, потом послышались шаги, и дверь открылась.

— Привет, я привезла ваше белье.

— Ах, вот как, — произнес мужчина, открывший дверь. — Тогда входите.

Он распахнул дверь пошире, чтобы дать женщине войти в дом. В ту же секунду трое ребятишек, хотя им очень хотелось поглазеть на незнакомку, все же попытались прошмыгнуть на улицу.

Мужчина позвал жену:

— Дорогая, приехали из прачечной. Его жена, выглядевшая нервной и напряженной, вышла из маленькой кухни:

— Идите, дети, поиграйте, — приказала она. Ребятишки начали ныть, но она вытолкала их за дверь, закрыла ее, а заодно и окно.

— Откуда вы взяли это белье? — спросил мужчина.

— Да оно было в машине, я понятия не имею, чье оно. Мужчина, крепко скроенный итальянец с седеющими вьющимися волосами, протянул ей руку и представился:

— Джо Карлуччи.

Молодая женщина отложила белье в сторону, пожала протянутую руку и назвалась:

— Бернис Крюгер из «Кларион».

— Они предупредили меня, чтобы я ни за что не разговаривал с вами или мистером Хоганом.

— Ради детей, сказали они, — добавила миссис Карлуччи.

— Это Ангелина. Это ради нее, ради детей мы переехали. Мы оставили все, без единого слова.

— Вы сможете нам помочь? — спросила Ангелина. Бернис достала блокнот,

— Постараемся, но наберитесь терпения. Начнем с самого начала.

«Бьюик» Маршалла подъезжал к тому месту, которое Ал Лемли назвал серединой между Аштоном и Нью-Йорком. В маленьком городке Тэйлор, который возник на пересечении двух скоростных дорог, он остановил машину возле местной страховой кассы. Он вошел в приемную и тут же был узнан женщиной, сидящей у письменного стола.

— Мистер Хоган? — спросила она.

— Да, доброе утро.

— Мистер Лемли уже здесь. Он вас ожидает.

Указав на дверь, она проводила его в служебное помещение, в эти ранние часы пустовавшее.

— На кухне есть кофе, а в туалет можно попасть через эту дверь и затем направо.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Маршалл закрыл дверь, и только тогда Ал Лемли поднялся и протянул ему руку.

— Маршалл, рад тебя видеть, право, рад!

Лемли был маленького роста, лысоватый, с опущенным носом и колючими голубыми глазами. Он был полон энергии, и Маршалл всегда считал его надежным коллегой, другом, который был готов прийти на помощь в любой ситуации.

Ал сел за письменный стол, Маршалл примостился на стул рядом, чтобы вместе просмотреть материал, привезенный Лемли.

Немного поговорили о былых временах. Ал старался заполнить пустоту, образовавшуюся в редакции «Таймс» с уходом Маршала. Он только теперь начал по-настоящему ценить работоспособного Маршалла.

— Не думаю, что хотел бы поменяться с тобой местами сейчас, — произнес Ал. — Я считал, что ты перебрался в Аштон, чтобы избавиться от всех своих трудностей и проблем!

— Я не заметил, что они шли за мной по пятам, — пошутил Маршалл.

— Э-э-э! Через несколько недель Нью-Йорк будет для тебя более безопасным местом!

— Что тебе удалось узнать?

Ал вынул из папки большую блестящую фотографию и подтолкнул ее по столу к Маршаллу:

— Это тот человек?

Маршалл посмотрел на фото. Он никогда не видел Александра Касефа, но описаний было достаточно.

— Да, вероятнее всего, он.

— Это действительно Касеф. Он и известен, и неизвестен, если ты понимаешь, что я имею в виду. Простые люди никогда и не слышали об этом парне, но спроси-ка ребят с Уолл-стрит, или в правительстве, или иностранных дипломатов, или любого, кто имеет отношение к международным махинациям или к политике, — они тебе расскажут. Да, Александр Касеф — председатель «Омни корпорейшн», тут все ясно.

— Несомненно, несомненно.

А что ты знаешь об «Омни»?

Ал придвинул к Маршаллу целую пачку бумаг, толщиной сантиметров в десять.

— Слава Богу, существуют компьютеры. Эту корпорацию было довольно трудно выследить. У нее нет ни центральной штаб-квартиры, ни главного адреса. Местные конторы рассыпаны по всему миру и стараются держаться в тени. Насколько я понимаю, Касеф окружил себя личным штабом и желает оставаться как можно менее заметным. Он управляет всем, и никто не знает, откуда. Словом, впечатление мрачное. Они не выходят на Нью-Йоркскую биржу, по крайней мере, под своим именем. В любом случае, акции принадлежат сотням различных подставных фирм. «Омни» владеет сетью магазинов, банков, финансовых фирм, закусочных, заводов прохладительных напитков и, вообще, чем угодно.

Ал продолжал говорить, листая страницы:

— Мне пришлось как следует покопаться, но я не обнаружил никаких материалов, касающихся самой корпорации. Сначала приходится искать одну из подставных фирм, потом подкатывать, так сказать, с черного хода, чтобы посмотреть, какой интерес она представляет для главного дела. Вот тут, например…

Ал вытащил годовой отчет владельца акций горнодобывающей фирмы в Айдахо.

— Когда читаешь эти бумаги, то понятия не имеешь, о чем, собственно говоря, идет речь, пока не дойдешь до самого конца… ты видишь? Оказывается, это дочерняя фирма «Омни корпорейшн».

— Интернациональная?

— Да, даже очень интернациональная. Ты и представить себе не можешь, какое влияние они имеют в арабском мире, и в странах Экономического содружества, и в Международном банке, и в среде международного терроризма…

— Не жди, что ты найдешь в бумагах отчеты об автомобилях, начиненных бомбами, или массовых убийствах. Но в каждом деле, которое имеется в документах, кроме того что лежит прямо на поверхности, существует множество сотен фактов, которых никто не может доказать, но которых все знают.

— Такова жизнь.

— И таков твой Касеф. Я тебе скажу откровенно Маршалл, если кто его по-настоящему припрет, он прекрасно знает, как без шума отправить на тот свет. Впрочем иногда он может это сделать и просто ради своего удовольствия. Я абсолютно уверен, что этот парень — настоящий гибрид «великого гуру» и Адольфа Гитлера. Аль Капоне по сравнению с ним, просто мальчик. Ходят слухи, что даже мафиози его боятся!

В рассказе Ангелины Карлуччи было больше чувств чем реальных воспоминаний, поэтому она постоянно возвращалась к одному и тому же. Бернис все время приходилось задавать ей наводящие вопросы, чтобы выудить что-нибудь конкретное.

— Вернемся к вашему сыну Карлу.

— Они сломали ему руки, — заплакала она.

— Кто сломал ему руки?

Джо старался помочь жене:

— Это после того, как мы отказались продавать магазин.

— Тогда они начали вам угрожать?

— Они никогда не «угрожают»!

— зло произнесла Ангелина.

— Они сказали, что никогда и не угрожали нам! Джо снова пришел на помощь:

— Они… Они делают так, чтобы это не выглядело как угроза. Это трудно объяснить. Сначала они стараются с вами договориться и дают понять, как умно вы поступите, если согласитесь на их предложение. И вы знаете, просто знаете, что надо соглашаться, если… не хочешь попасть в какую-нибудь беду.

— Но кто были те, с кем вы говорили?

— Двое мужчин… Они назвались друзьями тех, которые теперь владеют магазином. Сначала я думал, что они маклеры или кто-то в этом роде. Я и понятия не имел…

Бернис опять заглянула в свои записи:

— Ладно, значит, после того как вы выставили их в третий раз, кто-то сломал Карлу руки.

— Да, в школе.

— Ну, и кто это сделал?

Ангелина и Джо посмотрели друг на друга. Ангелина ответила:

— Их никто не видел. Это произошло на одной из перемен, и никто их не видел!

— Но Карл-то должен был их видеть. Джо покачал головой и протянул руку, как бы пытаясь остановить Бернис.

— Карла невозможно об этом спрашивать. Он по-прежнему мучается и видит кошмарные сны.

Ангелина наклонилась вперед и прошептала:

— Злые духи, мисс Крюгер! Карл думает, что это были злые духи!

Бернис терпеливо ждала, пока вполне здравомыслящие родители закончат рассказывать наивные сказки о своем мальчике. Она с трудом сформулировала вопрос:

— Но, что… почему… что вы думаете… но, ведь должны же вы знать, что произошло на самом деле, или, по крайней мере, иметь какое-нибудь объяснение. — Несчастные родители только беспомощно и тупо смотрели друг на друга, не находя слов. — Разве там не было кого-нибудь из учителей, кто помог ему после случившегося?

Джо снова попытался объяснить:

— Он играл в бейсбол с другими мальчиками, мяч укатился за деревья, и он побежал его догонять. Когда он вернулся назад, он был… он был, как сумасшедший, и кричал, он описался… и руки у него были сломаны.

— И он не видел, кто это сделал?

Глаза Джо Карлуччи остекленели от ужаса.

— Какие-то большие и черные существа, — прошептал он.

— Мужчины?

— Существа. Карл сказал, что это были злые духи, чудовища.

— Не придирайся", — обратилась Бернис сама к себе. Было ясно, что эти несчастные, попавшие в беду люди Действительно верили, что на них навалилось нечто необъяснимое. Они были ревностными католиками, но также и очень суеверными людьми. Наверное, этим объяснялось множество распятий на всех дверях, картинок с изображением Иисуса и маленьких статуэток девы Марии повсюду на столах, над притолоками дверей, и даже на всех окнах.

Маршалл тщательно обдумывал все факты, связанные с «Омни корпорейшн». Однако одно для него по-прежнему оставалось совершенно непонятным, и он спросил своего Друга:

— Есть ли тут какая-нибудь связь с религией?

— Да, — ответил Ал и потянулся к другой папке. — В этом ты прав. «Омни» — только один из спонсоров Общества Вселенского Сознания. Это уже совсем другая экономическая и политическая игра. А может быть, и важная область деятельности корпорации и даже, я бы сказал, более важная, чем деньги. Общество — хозяин «Омни», которая, в свою очередь, владеет одними предприятиями и поддерживает другие… Дорогой мой! Их должны быть тысячи, от маленьких магазинчиков до банков, частных предприятий, школ, университетов…

— Университетов?

— Да, и адвокатских фирм тоже, согласно этим газетным вырезкам. У них большие силы среди лоббистов в Вашингтоне, они могут влиять на принятие законов в своих собственных интересах… обычно антисемитских и антихристианских.

— А как насчет городов? Не имеет ли Общество привычки скупать города?

— Я знаю, что Касеф этим занимается или чем-то подобным. Я связался с Чуком Андерсоном, одним из наших зарубежных корреспондентов. Он мне сообщил, что собственными ушами слышал весьма любопытные вещи, не считая тех, которые сам видел. Похоже, что эти люди со «вселенским сознанием» создали международный клуб, который охватывает весь мир. Мы подсчитали, что местные отделения существуют в 93 странах. Они вырастают, как грибы после дождя, повсюду, в любом месте земного шара. Эти отделения и осуществляют контроль над городами, селениями, больницами, владеют целыми флотами, огромной сетью предприятий. Иногда они их скупают, а иногда просто захватывают.

— Как вторжение без оружия.

— Да, обычно совершенно законно, но в действительности все это чистое мошенничество. И не забывай, что у них громадная власть, а следовательно, и возможность показывать давление. Ты встал на пути Большого Папы, и, насколько я знаю, он не сбавит скорости, не остановится и тем более не пойдет в обход.

— Безвыходное положение, а?

— Да. Я бы… утихомирился. Обратился бы в федеральную полицию, предоставил бы кому-нибудь покрупнее заняться этим делом, если они захотят. Ты ведь знаешь, за тобой по-прежнему закреплено место в "Таимо. Держись, по крайней мере, на расстоянии от всего этого. Ты первоклассный репортер, но ты на грани… Одним словом, ты можешь потерять все.

Единственное, что подумал Маршалл в эту минуту: «Почему я?»

Бернис медленно, постоянно наталкиваясь на невероятные трудности, терпеливо продолжала расспрашивать несчастных Ангелину и Джо. По мере того как она задавала новые вопросы, муж и жена Карлуччи все больше путались в своих ответах, теряя последние остатки мужества и начиная впадать в настоящую панику.

— Это, наверное, неумно с нашей стороны, — сказал под конец Джо, — но если они узнают, что мы с вами разговаривали…

Бернис готова была в который раз заорать, слыша это слово.

— Джо! Кто такие «они»? Вы все время говорите: «они», «их», но ни разу не объяснили, кто они такие!

— Этого я объяснить не могу, — с трудом выговорил Джо.

— Давайте, по крайней мере, выясним одно: «они» — люди? Я имею в виду

— настоящие люди? — Супруги немного подумали, и Джо ответил:

Да, они настоящие люди.

— Значит, это настоящие люди из плоти и крови?

— Может быть, и духи тоже.

— Сейчас я говорю о настоящих людях, — оборвала его Бернис. — Настоящие, живые люди проверяли ваши налоги?

Оба растерянно кивнули.

— И реальный человек приклеил объявление об аукционе на вашей двери?

— Мы его не видели, — ответила Ангелина.

— Но это была самая обыкновенная, настоящая бумага?

— Но ведь нам никто не говорил, что должно произойти! — запротестовал Джо. — Мы всегда платили налоги и я могу доказать это, у меня есть все копии счетов, но в финансовом управлении нас и слушать не захотели!

Теперь разозлилась и Ангелина:

— У нас не было денег, чтобы выплатить сумму, которую они требовали, потому что мы уже уплатили этот налог. Мы не могли платить еще раз!

— Они сказали… они сказали, что заберут магазин и все товары, и дела наши шли плохо, очень плохо. Половина наших постоянных покупателей ушла и больше не возвращалась.

— И я знаю, что заставило их уйти! — упрямо сказала Ангелина. — Мы их всех знали. Окно не разбивается само собой, скажу я вам, и банки с пряностями сами не слетают с полок! Сам дьявол побывал в нашем магазине.

Бернис вынуждена была снова их осадить:

— Ладно, ладно, я не возражаю — вы видели, что вы видели, я в вас не сомневаюсь…

— Но разве вы не понимаете, мисс Крюгер? — спросил Джо со слезами на глазах. — Вы не понимаете, что мы не могли больше оставаться? Что бы они сделали в следующий раз? Наше дело не шло, наш дом был продан у нас на глазах, наших детей мучили злые люди, духи, я не знаю, кто. Вы понимаете, что лучше было не сопротивляться. Это была Божья воля. Мы продали магазин. Они нам хорошо заплатили…

Бернис знала, что это не так.

— Вам не дали и половины того, что он стоил. Джо прорвало, и он залился слезами:

— Но зато мы свободны… Мы свободны!

Однако Бернис в этом сильно сомневалась.

Потом началась настоящая лихорадка: «Один за всех, и все за одного». В погоне за новой информацией и доказательствами Маршалл и Бернис испытывали то решимость, впадали в уныние, то бесстрашно продолжали расследование, то предавались трезвым размышлениям. Как всегда в последнее время, «Аштон Кларион» и в эти две недели по вторникам и пятницам вовремя поступала на прилавки киосков и без опоздания опускалась в почтовые ящики подписчиков, но ее главного редактора и ведущего репортера трудно было увидеть в редакции даже мельком.

Записки с телефонными сообщениями Маршаллу просто сваливали в кучу на его стол. Бернис, само собой разумеется, никогда не было дома. Несколько ночей Маршалл вовсе не приходил домой, а спал то там, то сям. Иногда прямо в редакции, в ожидании какого-нибудь особого телефонного разговора или между попытками самому дозвониться куда-нибудь. Стараясь одной рукой поддерживать выпуск газеты, другой он листал бесконечные списки адресов, налоговые счета, деловые отчеты, записи разговоров, разбираясь в хитросплетении фактов.

Люди, оставившие свою работу и покинувшие Аштон, и люди, их заменившие, были совершенно разными, полные противоположности. Вскоре Маршалл и Бернис научились предвидеть заранее, чего можно ожидать от того или другого расследования.

Бернис позвонила Адаму Джарреду, тому самому члену университетского правления, чья дочь была якобы изнасилована Тэдом Хармелем.

— Нет, — сказал Джарред, — я действительно никогда не слышал об этом особом… как вы сказали?

— Обществе. «Обществе Вселенского сознания».

— Нет, увы, не знаю такого. Маршалл взял на себя Эжена Байлора.

— Нет, — отвечал Байлор несколько смущенно, — я даже никогда не слышал имени «Касеф». Я, право, не понимаю, чего вы добиваетесь.

— Я пытаюсь расследовать целый ряд фактов, говорящих о том, что университет договаривается о продаже своей собственности некоему Александру Касефу из «Омни корпорейшн».

Байлор рассмеялся:

— Наверное, речь шла о каком-нибудь другом университете. Мы ничего не собираемся продавать.

— А как насчет полученной нами информации о том, что университет находится в тяжелом финансовом положении?

Байлору этот вопрос тоже пришелся не по вкусу.

— Послушайте, предыдущий издатель «Кларион» тоже пытался вмешиваться не в свое дело, и это была самая большая глупость с его стороны. Лучше позаботьтесь-ка о своей газете и предоставьте нам заниматься делами университета.

Те же, кто раньше состоял в правлении, говорили совсем иное.

У Мориса Джеймса, сейчас он был экономическим консультантом в Чикаго, о последнем годе пребывания в университете остались только дурные воспоминания.

— Я на себе испытал, что значит быть прокаженным, — рассказал он Бернис. — Я считал, что могу внести положительный вклад в работу правления, быть, так сказать, стабилизирующим фактором. Но они не терпели никаких расхождений во мнениях. Я считал, что это явно непрофессионально.

— А как заботится о благосостоянии университета Эжен Байлор?

— Я ушел еще до того, как возникли настоящие, серьезные проблемы, те, о которых вы мне рассказали, но я их предвидел. Я пытался помешать целому ряду необдуманных решений правления. Например, тому, чтобы предоставить Байлору особую власть, особые полномочия. Я считал, что это значило бы дать одному человеку больше привилегий, чем всем остальным членам правления. Конечно, мое замечание проигнорировали.

Бернис задала ему очень щекотливый вопрос:

— Мистер Джеймс, что вынудило вас выйти из правления и покинуть Аштон?

— Вы знаете… на это мне трудно ответить, — начал он неохотно. Весь ответ занял у него пятнадцать минут. Самым главным в нем было следующее:

— На мою фирму оптовой торговли начались такие нападки… невидимых гангстеров, как я бы их назвал… мое дело подверглось большому риску. Отчеты невозможно было заполнить, покупатели исчезали, и я просто-напросто перестал сводить концы с концами. Фирма пошла ко дну, и я понял, что лучшее — убраться подальше. После этого все шло хорошо. Способный человек всегда выплывет, понимаете.

Маршаллу удалось разыскать Риту Якобсен, жившую теперь в Нью-Орлеане.

Она и слышать не желала об Аштоне.

— Пусть этот город достанется дьяволу!

— сказала она горечью.

— Если ему так охота, пусть забирает его. Маршалл спросил ее о Джулин Лангстрат.

— Это ведьма. Я имею в виду, настоящая ведьма, в прямом смысле.

Он спросил ее об Александре Касефе.

— Колдун и гангстер, одновременно. Держитесь от него подальше. Он вас похоронит раньше, чем вы успеете об этом догадаться. — Маршалл пытался задать ей еще несколько вопросов, но она сказала:

— Будьте так добры, никогда больше не звоните по этому номеру! — и бросила трубку.

Маршаллу удалось разыскать по телефону некоторых бывших служащих мэрии. Он узнал, что часть из них просто ушла на пенсию, а остальных постигли всевозможные беды и несчастья: Аллан Вэйтс заболел раком, Ширли Давидсон развелась с мужем и уехала из города с новым возлюбленным, Карла Фрума «убрали», какой выразился, за неуплату налогов, фирму Юла Беннингтона выжила из города банда гангстеров, о которой он, само собой разумеется, не хотел распространяться. Маршалл выяснил, что каждый уволившийся член правления городской коммуны был заменен человеком, так или иначе связанным либо с Обществом, либо с «Омни», а то и с ними обоими. Во всех случаях уволившиеся думали, что они были единственными, попавшими в беду. Теперь все они, гонимые страхом, очутились вдали от Аштона. Они изо всех сил стремились отстоять свои интересы, но естественное желание не хлебнуть еще худшего оставило их без связей, без работы. Они сделались безмолвными и безропотными. Некоторые из них охотно отвечали на вопросы Маршалла. Другие — со страхом, чувствуя, что им грозит постоянная опасность. Но во всех случаях Маршалл находил то, что искал.

Что касается прежних владельцев предприятий и фирм, ныне принадлежавших таинственной корпорации, то никто из них и думать не думал продавать свою собственность и навсегда покидать мирный Аштон. Причиной их бегства всегда было нечто сходное: ложные обвинения в махинациях с налогами, угрозы, бойкоты, личные проблемы, разводы, иногда болезни или нервные расстройства, сопровождаемые жуткими рассказами несчастных о странных, может быть, сверхъестественных происшествиях.

Рассказ бывшего судьи Антони С. Джефферсона был типичным по своей трагичности:

— В суде и в юридических кругах стали распространяться слухи о том, что я беру взятки, чтобы влиять на решения суда. Несколько лжесвидетелей предъявили мне обвинение. Но я никогда не брал взяток, я могу поклясться в этом всем, что есть во мне святого!

— Можете ли вы тогда сказать мне правду, почему вы уехали из Аштона?

— По разным причинам: и по личным, и по деловым. О некоторых я не хочу говорить, они по-прежнему существуют. Могу только сказать, что нам с женой нужно было срочно сменить обстановку. Мы оба чувствовали давление, причем она еще большее, чем я. Мое здоровье начало меня подводить. В конце концов мы решили, что самое лучшее — уехать из Аштона куда подальше.

— Могу ли я спросить, были ли какие-нибудь неблагоприятные внешние обстоятельства… повлиявшие на ваше решение оставить кресло судьи?

Он на минуту задумался и с горечью произнес:

— Я не могу вам раскрыть, что это было за давление, у меня на это есть свои причины. Но я отвечу — да, весьма и весьма неблагоприятные.

Маршалл задал последний вопрос:

— И вы не можете мне сказать, с чьей стороны?

Джефферсон иронически засмеялся:

— Продолжайте в том же духе и скоро узнаете сами с чьей стороны!

Слова Джефферсона мучили и Маршалла, и Бернис. За время этой работы им уже пришлось выслушать множество подобных предупреждений. Оба со все большей ясностью сознавали, что «нечто» вокруг них сгущалось и становилось все более угрожающим. Бернис пыталась избавиться от дурных мыслей, Маршалл заметил, что он все чаще произносит короткие, стремительные молитвы, но «оно» не отступало. Он уподоблял себя песочному замку на берегу который огромная волна вот-вот смоет, не оставив и следа.

И сверх того, Маршалл с удивлением осознал, что Кэт постепенно настолько отдалилась от него, что он не представляет себе, каким образом сумеет наладить их отношения снова, когда все, наконец, останется позади. Она опять называла себя вдовой, «газетной вдовой», и, кроме того сделала несколько очень неприятных намеков в отношении Бернис. Тут необходимо было что-то предпринять, иначе от их брака вскоре не останется и следа.

И потом, конечно, Санди, которую теперь Маршалл не видел неделями. Но что касается дочери, он надеялся, что когда все будет кончено, их отношения сложатся совершенно иначе.

В настоящую же минуту расследование, проводимое им и Бернис, приняло необычайно спешный характер. Ему отдавалось предпочтение перед всеми делами, особенно по мере того, как при каждом шаге вперед положение их становилось все более угрожающим.

Глава 23

Когда после очередного безумного вторника в редакции наступило долгожданное затишье, Маршалл попросил Кармен раздобыть вместительную картонную коробку и несколько папок. Пора было разобраться с кучей бумаг, записок, документов, каких-то листочков с адресами, телефонами и всякой всячиной, собранной им и Бернис за время расследования. Просматривая этот замысловатый архив, Маршалл одновременно составлял в своем блокноте список вопросов для беседы с одной из главных фигур заговора — Альфом Бруммелем.

После обеда, когда Кармен отправилась к зубному врачу, Маршалл позвонил в контору Бруммеля.

— Полицейское управление, — послышался в ответ голос Сары.

— Привет, Сара, это Маршалл Хоган. Можно поговорить с шерифом?

— Его сейчас нет на месте, — Сара глубоко вздохнула и Добавила чужим, но спокойным голосом:

— Маршалл, Бруммель не хочет с тобой разговаривать.

— Немного подумав, Маршалл спросил:

— Сара, ты попала между двух огней?

— Может быть, — в ее голосе звучала обида. — Я не знаю, но Альф приказал мне, чтобы я не соединяла тебя с ним и сообщала ему о твоих звонках.

— Хм…

— Я не знаю, где кончается дружба и начинается профессиональный этикет, но мне бы хотелось знать, что происходит между вами.

— А что случилось?

— А что ты можешь предложить мне в обмен на откровенность?

Маршалл понял, что ему представляется удобный случай.

— Я думаю, что смогу рассказать тебе что-нибудь столь же важное, если хорошенько подумаю.

Сара, прежде чем начать откровенный разговор, какое-то мгновение колебалась, а затем сказала:

— Судя по всему, ты стал его злейшим врагом. Я часто слышу через дверь, как он произносит твое имя, и при этом в его тоне не чувствуется ничего хорошего.

— С кем же он обо мне разговаривает?

— Нет уж, теперь твоя очередь отвечать.

— Ладно. Мы тоже его часто вспоминаем, и если то, что мы раскопали, соответствует истине, значит, я действительно его злейший враг. Ну, так с кем же он обо мне говорит?

— Кое-кого я встречала раньше, но не всех. Шериф несколько раз обсуждал тебя с Джулин Лангстрат, это его… кто там знает, как и назвать ее.

— Еще?

— С судьей Бэйкером, некоторыми членами муниципального совета….

— Малой?

— Да.

— Эверетт?

— Да.

— Так, кто еще… Престон?

— Нет.

— Голдри?

— Да, плюс кто-то из «шишек» Аштона и еще Спенс Нельсон из Виндзорской полиции, которая помогала нашим во время карнавала. То есть с массой людей, гораздо больше обычного! Что-то происходит. Что же?

Маршалл понимал, что нужно быть осторожным.

— Может быть, это касается меня или «Кларион», а может быть, и нет.

— Я не знаю, могу ли принять такой ответ.

— А я не знаю, могу ли тебе доверять. На чьей ты стороне?

— Это зависит от того, кто из вас темнит. Я знаю, что Альф — подозрительная личность. А ты? Ее смелость вызвала у Маршалла улыбку:

— Предоставляю тебе самой судить. Я стараюсь вести газету честно, и мы тут расследуем не только дела твоего шефа, но и почти всей верхушки нашего города…

— Он это знает. Да и другие в курсе.

— Да, я уже почти со всеми переговорил. Альф — следующий в моем списке.

— Я думаю, шериф и это знает. Он сказал мне сегодня утром, что не хочет с тобой разговаривать. Он и всех остальных заводит. Сейчас пошел с целой кипой бумаг под мышкой на очередное тайное совещание.

— Как ты думаешь, что они собираются со мной сделать?

— Можешь быть уверен, что-нибудь они обязательно сделают, и у меня такое чувство, что они уже зарядили оружие самого крупного калибра. Прими это как предупреждение.

— А тебе я бы посоветовал представляться милым, невинным ангелом, который ничего не знает и ни о чем не говорит с посторонними. Иначе запутаешься.

— Если что случится, Маршалл, можно я приду к тебе за советом или, по крайней мере, попрошу купить билет, чтобы выбраться отсюда?

— Ладно, считай что мы договорились.

— Я постараюсь помочь тебе, чем смогу, если ты обеспечишь мне надежный тыл.

По ее голосу Маршалл понял, что девушка испугана. — Такие вот дела, Сара. Помни, что я не просил тебя вмешиваться.

А я и не собиралась. Просто так получилось. Я знаю Бруммеля, и лучше уж иметь другом тебя, чем его.

— Буду держать тебя в курсе. Клади трубку и веди себя как ни в чем не бывало.

Сара последовала его совету.

Альф сидел в кабинете Джулин Лангстрат, вместе с ней просматривая бумаги из битком набитого портфеля, принесенного им с собой.

— У Хогана достаточно информации, чтобы заполнить всю первую страницу газеты! — говорил шеф полиции с несчастным видом. — Ты отчитала меня за то, что я медлю с Бушем, но с самого начала сама дала свободу Хогану.

— Спокойно, Альф, — сдерживала его Джулин, успокойся.

— Этот писака вот-вот придет ко мне со своими вопросами, он уже допрашивал других. Что, по-твоему, я ему должен отвечать?

Лангстрат была изумлена его глупостью:

— Абсолютно ничего, естественно!

Бруммель расхаживал по комнате вконец расстроенный.

— Ах, вот как, я могу не отвечать, Джулин! Но сейчас уже не имеет значения, буду я отвечать или нет. У него и так есть все, что ему нужно: он знает о скупке домов, у него в руках полно нитей, ведущих к аукционным распродажам, он знает все об «Омни» и Обществе, он собирает информацию об экспериментальных курсах в колледже… Кроме того, Маршалл без труда может обвинить меня в незаконном лишении свободы его репортера!

Лангстрат улыбнулась:

— Твой шпион хорошо потрудился!

— Он передал мне массу материалов. Сейчас Маршалл все приводит в порядок. По-моему, он готов нанести решающий удар в любой момент.

Лангстрат собрала все бумаги, запихала их обратно в портфель и откинулась на стуле.

— Мне это нравится.

Бруммель смотрел на нее в изумлении, качая головой.

— Ты можешь проиграть в один прекрасный день, понимаешь? Мы все можем потерять!

— О, я люблю, когда мне бросают вызов, — ликовала Джулин. — Я люблю встречаться с сильным противником. Да, чем сильнее противник, тем сильнее стимул к борьбе! Но прежде всего я люблю выигрывать! — она посмотрела рруммеля с довольной улыбкой. — Альф, я в тебе сомневалась, но я думаю, что ты все-таки справишься со своей задачей. Поверь, скоро ты станешь свидетелем того, как мистер Хоган сломает себе шею.

— Поверю, когда увижу.

— Увидишь, я тебе обещаю.

В Аштоне царило затишье, какое бывает перед бурей: в городе было подозрительно спокойно, люди не встречались и мало говорили друг с другом.

Целыми днями Маршалл и Бернис приводили в порядок собранные материалы, поэтому почти все время находились в редакции. Однажды вечером Маршалл все же повел Кэт в город поужинать. Бернис после работы сидела дома, пытаясь отвлечься от дел чтением романа.

Альф Бруммель соблюдал распорядок дня, но почти не разговаривал с Сарой и другими служащими. Лангстрат болела, так, по крайней мере, отвечали в университете. Ее лекции на несколько дней были отменены.

Ханк и Мэри решили, что у них испортился телефон: так необычно тихо было в доме. Чета Колмэн уехала из города навестить родственников. Супруги Форсайт проводили инвентаризацию на своем складе. Остальные Уцелевшие были заняты обычными повседневными делами.

Подозрительная тишина воцарилась повсюду. Воздух был наэлектризован, солнце казалось бледным, в городе стояла липкая жара.

Но никто не мог расслабиться.

Высоко на холме за городом, на серебристо-сером стволе давно мертвого дерева, подобно огромному черному коршуну, сидел Рафар, князь Вавилона. Демоны окружили его плотным кольцом, напряженно ожидая последнего приказа, но Рафар молчал. Час за часом сидел он совершенно неподвижно и, медленно ворочая желтыми глазами, наблюдал за городом.

На другом холме, на противоположной стороне города, укрывались между деревьями Тол и его воины. Они тоже наблюдали за городом и ощущали необычную, как перед грозой, тишину, таившую в себе страшную угрозу.

Гило стоял возле Капитана. Он пребывал в хорошо знакомом ему самому состоянии

— так же происходило и в прошлые века.

— Это может начаться в любую минуту. Мы готовы? — спросил он Тола.

— Нет, — просто ответил Капитан, не отрывая внимательного взгляда от города. — Не все Уцелевшие еще собрались. А те, кто здесь, почти не молятся. Ни количества, ни силы молитв не хватает.

— А ведь черная туча злых духов над Стронгманом увеличивается день ото дня.

Тол оглядел небо над Аштоном.

— Скоро они заполнят небо до краев.

Из своего укрытия он видел все, что происходило на другой стороне долины. Он видел безобразного противника, сидящего на большом мертвом дереве.

— И откуда только понабралось всей этой нечисти? — заметил Гило.

— Рафар давно готов к нападению. Он сам может назначить время и место битвы и отобрать для нее лучших воинов. Он способен атаковать в сотнях местах одновременно.

Гило покачал головой:

— Ты знаешь, что мы не сможем отразить такую атаку. В эту минуту к ним подлетел курьер.

— Капитан, — взволнованно доложил он, приземлившись, — у меня сообщение от тех, кто наблюдает за Стронгманом. Там началось движение. Демоны ведут себя все беспокойнее.

— Значит, начинается, — ответил Тол, и его слова понеслись по цепочке от воина к воину. — Гило!

— Капитан!

— Гило выступил вперед. Тол обнял его за плечи.

— У меня есть план. Я хочу, чтобы ты взял нескольких помощников и организовал охрану в долине…

Гило был не из тех, кто ставит под сомнение приказы Главнокомандующего, но тут и он не удержался:

— Всего нескольких! Под носом у Князя Силы!

Они продолжали обсуждать положение: Тол давал указания, Гило с сомнением качал головой. Наконец он вернулся к остальной группе воинов, выбрал себе спутников и скомандовал им:

— Отправляемся в путь!

Взмахнув крыльями, двадцать четыре воина, петляя между деревьями, отлетели на необходимое расстоянием стремглав взмыли в небо.

Капитан подозвал к себе сильного, крепкого воина.

— Замени Сигну в охране церкви и отправь его сюда. Потом он подозвал еще одного курьера.

— Попроси Криони и Трискала расшевелить Ханка: он должен начать молиться, так же как и все Уцелевшие. Вскоре появился Сигна.

— Следуй за мной, — приказал Тол. — Мы должны все как следует обсудить.

Для Ханка и его жены сегодня после обеда выдались спокойные и радостные часы. Мэри возилась в маленьком садике за домом. Сам пастор заделывал дыру в заборе, сделанную детьми. Охотясь за сорняками на овощных грядках, Мэри вдруг услышала, что удары молотка Ханка стали раздаваться все реже, пока, наконец, совсем не утихли. Она взглянула в сторону мужа и увидела, что он молится, все еще держа в руках инструмент.

Он выглядел очень обеспокоенным, и Мэри окликнула его:

— Что-то случилось?

Ханк открыл глаза и, не поднимая головы, ответил:

— Какое-то нехорошее предчувствие. Мэри подошла к нему:

— Что же это?

Ханк знал, откуда пришло чувство беспокойства.

— Это, должно быть, Господь предупреждает меня. Я чувствую приближение беды. Должно разразиться что-то ужасное. Пойду позвоню Форсайту.

В ту же секунду зазвонил телефон. Ханк пошел отвечать. Говорил Анди Форсайт:

— Прости, что беспокою, но я хочу спросить, не чувствуешь ли ты сейчас настоятельную необходимость молиться. Я уверен, что-то происходит.

— Приходи ко мне, — попросил Ханк. Ремонт забора был отложен.

В этот вечер Небесное воинство выжидало, в то время как Ханк, Форсайт и еще многие молились. Рафар по-прежнему восседал на мертвом дереве. Глаза его светились в сгущавшейся тьме. Когтистые пальцы продолжали барабанить по колену, брови были сведены в напряженную прямую линию. За его спиной собиралось несметное войско. Сосредоточенно, внимательно бесы следили за Рафа-ром, ожидая его приказа.

Солнце утонуло за холмами на западе, окрасив небо красным заревом.

Рафар выжидал. Демоны ждали вместе с ним.

Джулин Лангстрат сидела на кровати в позе лотоса Глаза ее были закрыты, голова поднята, тело окаменело Единственная стеариновая свеча освещала спальню. Погрузившись во тьму, она встречалась там с Хозяевами, духовными проводниками, учителями Высшего Плана. Глубоко в сознании, где-то внутри своего собственного существа она разговаривала с посланником. В ее завороженном сознании он представлялся ей молодой женщиной, одетой во все белое, с вьющимися светлыми волосами, ниспадающими почти до земли, колеблемыми легким ветром.

— Где мой Господин? — спросила Лангстрат.

— Он ожидает за городом и наблюдает. Его армия ждет вашего слова, — отвечала девушка.

— Все готово. Пусть ждет сигнала.

— Да, Ваша милость.

И тут же, в одно мгновение, посланница, будто грациозная газель, скрылась из виду.

Посланник, черное, грязное, кошмарное существо с перепончатыми крыльями, в одно мгновение скрылся из виду. Безобразно изогнувшись, он летел над Аштоном с важным сообщением Рафару. Князь Вавилона по-прежнему выжидал.

Тьма над Аштоном сгущалась. Пламя свечи в комнате Лангстрат вытянулось затухающим длинным языком, тающим в расплавленном воске. Непроницаемая тьма побеждала слабый желто-красный огонек. Лангстрат шевельнулась, открыла остекленевшие глаза и поднялась с постели. Легонько подув, она погасила свечу и в полузабытьи перешла в гостиную, где на столике горела другая свеча. Подтеки воска, как страшные растопыренные пальцы, застыли на фотографии Тэда Хармеля, лежавшей под свечой.

Лангстрат опустилась на колени возле столика, держа голову совершенно прямо и закрыв глаза. Ее руки плавно опускались и поднимались над свечой, замирая в воздухе и простирая невидимый балдахин над пламенем. Затем на ее губах почти беззвучно возникло имя древнего бога, повторяемое раз за разом. Короткое жесткое имя срывалось с ее губ так, как будто она выплевывала горсти невидимых камешков, и с каждым разом ее транс становился все глубже и сильнее. Ровным голосом, непрерывно повторяла она страшное имя. Затем все громче и быстрее. Глаза Лангстрат раскрылись и, не мигая, уставились в пустоту. Тело забилось в конвульсиях, громкий шепот перешел в жуткий жалобный вой.

Восседая на сухом, мертвом дереве, Рафар слышал все. Его собственное дыхание становилось глубже, вырываясь обратно из ноздрей желтыми вонючими клубами. Глаза блестели, когти впивались в ствол.

Тело Лангстрат колебалось из стороны в сторону и тряслось, она выкрикивала имя, кричала, звала, устремив взгляд на пламя свечи, она призывала того, кому принадлежало имя.

Потом Джулин застыла.

Рафар поглядел вверх, очень спокойно, очень внимательно, и прислушался.

Время застыло. Лангстрат была неподвижна, руки оставались простертыми над свечой.

Рафар слушал.

Воздух медленно протекал через ноздри Джулин, наполняя легкие, и затем, с внезапно вырвавшимся изнутри воплем, она, как сачком, накрыла ладонями свечу, загасив пламя.

— Вперед! — закричал Рафар. Сотни демонов взметнулись в небо и, словно живой шлейф, устремились равномерным потоком на север.

— Смотрите! — воскликнул один из ангелов, и Тол и его войско увидели черный поток, протянувшийся через все небо, как дым большого пожара.

— Они направляются на север, прочь от Аштона, — заметил Тол.

Рафар смотрел на быстро удаляющуюся тучу демонов, и клыки его блестели в угрожающей ухмылке: «Я буду держать тебя в неведении, Капитан Небесных воинов!» Тол громовым голосом отдал приказание:

— Охраняйте Хогана и Буша. Поднимите на ноги всех Уцелевших!

Сотни ангелов кинулись вниз, в город. Тол видел Рафара, сидящего на мертвом дереве.

— Что же ты задумал, князь Вавилона? — задумчиво пробормотал Капитан.

Резкий телефонный звонок пробудил Маршалла от беспокойного сна. Часы показывали 3.48. Рядом застонала Кэт, недовольная тем, что ее разбудили. Маршалл взял трубку и прохрипел «алло»,

В первое мгновение он никак не мог сообразить, что происходит на другом конце провода. Невозможно было разобрать ни одного слова. Голос был дикий, истерический, жалобный.

— Эй, эй! Успокойтесь и говорите медленно, иначе я брошу трубку! — предупредил Маршалл. И вдруг он узнал голос:

— Тэд? Это ты, Тэд?

— Хоган, — слышался срывающийся голос Хармеля, — они меня одолели, они здесь, повсюду!

Сон сразу пропал. Маршалл прижал трубку плотнее к уху и пытался понять, чем так взволнован Тэд.

— Я не слышу! Чего ты хочешь?

— Они узнали о нашем разговоре! Они здесь, повсюду!

— Кто, они?

Хармель стонал и выкрикивал что-то непонятное, от этих звуков у Маршалла кровь стыла в жилах. Он ощупью отыскал бумагу и ручку на ночном столике.

— Тэд! — закричал он в трубку, так что Кэт, вздрогнув, повернулась к нему. — Где ты? Ты дома?

До Кэт доносились вопли и крики из трубки, и это ее окончательно разбудило.

— Маршалл, кто это?

Однако муж ничего не ответил, пытаясь добиться от Тэда Хармеля членораздельного ответа.

— Тэд, успокойся и скажи, где ты находишься. — Пауза. Новые крики. — Я спрашиваю, как к тебе добраться? — Маршалл быстро царапал на бумаге. — Постарайся вырваться оттуда, если можешь…

Кэт прислушивалась, но не могла понять, о чем говорит человек на другом конце провода. Маршалл взволнованно проговорил в трубку:

— Мне понадобится самое меньшее полчаса, чтобы добраться до тебя, если я найду, где заправить машину. Нет, я приеду, держись пока, хорошо? Тэд?

— Кто такой

— Тэд?

Маршалл, не обратив внимания на вопрос жены, продолжал взволнованно говорить по телефону:

— Ладно, ладно, не будем терять времени, я еду. Постарайся успокоиться. Пока.

Бросив трубку, он спрыгнул с кровати.

— Кто, в конце концов, это был? — не унималась Кэт. Маршалл торопливо одевался.

— Тэд Хармель, я тебе о нем рассказывал…

— Не собираешься же ты ехать к нему среди ночи?

— Похоже, человек лишился рассудка…

— Иди, ложись!

— Кэт, я должен ехать! Я не могу упустить такой случай.

— Нет! Это невероятно. Ты что, серьезно?

Маршалл был серьезен. Он поцеловал жену, пожелал ей спокойной ночи и, прежде чем она успела сообразить, что он действительно уходит, исчез.

Кэт сидела в кровати пораженная, потом она сердито откинулась на спину и уставилась в потолок, слушая, как машина выворачивает к воротам и стремительно уносится в ночь.

Глава 24

Маршалл вел машину на север. Быстро проскочив километров пятьдесят, он миновал городок Виндзор и помчался дальше. Маршал недоумевал, почему после бегства из города Тэд Хармель все же поселился так близко от Ашто-на. Тем более, что их прошлая встреча состоялась в горах, километрах в ста пятидесяти от города. «Хармель, должно быть, сощел с ума, и я тоже, если ввязываюсь в это дело, — думал Маршалл. — У него, наверное, паранойя, он витает где-то в другом мире».

Но телефонный разговор был слишком убедителен.

Кроме того, представилась возможность возобновить связь с Хармелем — пока она ограничивалась единственным разговором.

Поглядывая в инструкцию, данную Тэдом, Маршалл чуть ли не ощупью отыскивал дорогу в лабиринте улочек и указателей. Когда он, наконец, обнаружил маленький покосившийся домик в конце поселка, на горизонте уже забрезжил рассвет. На дорогу ушло полтора часа. Да, все верно: старенький «валиант» Тэда стоял перед домом. Пристроившись сзади него, Маршалл выключил мотор и вышел из машины.

Входная дверь была распахнута настежь. Окно разбито. Оставаясь под прикрытием своей машины, Маршалл с минуту смотрел на дом. У него возникло неприятное чувство, уже испытанное им в ночь исчезновения Санди. Каза: лось, сегодня для его появления не было видимых причин. Маршалл не хотел себе признаться, но он боялся двинуться дальше.

— Тэд? — крикнул он не очень громко.

Никто не отозвался.

Дело было нечисто. Маршалл заставил себя оторваться от машины, направиться к дому, подняться-на веранду. Он шел медленно, осторожно, прислушиваясь и приглядываясь. Ни звука вокруг, кроме стука его собственного сердца. От хруста битого стекла под ногами перехватывало дыхание.

«Ну, Хоган, давай дальше».

— Тэд? — крикнул он в раскрытую дверь. — Тэд Хармель, это я, Маршалл Хоган.

Никакого ответа, но это явно был дом Тэда. На вешалке висело его пальто, а на стене над обеденным столом — страница «Кларион» в рамке.

Он заставил себя идти дальше.

Вокруг был полный разгром. Осколки посуды были рассыпаны по всему полу. В гостиной возле пролома в стене, на куче осыпавшейся штукатурки валялся сломанный стул. Люстра под потолком была разбита, книги сброшены с полок и раскиданы повсюду. Окна были тоже разбиты. Маршалл почувствовал, как и в первый раз, насильственный, выматывающий нервы ужас. Он попытался стряхнуть его, не обращать на него внимания, но страх отступал. Ладони Маршалла вспотели, слабость одоле-его.

Он осмотрелся в поисках оружия и заметил длинную кочергу. «Держись спиной к стене, Хоган, успокойся, осмотри все углы», — приказал он себе. Внутри не было видно ни зги, черная тьма была непроницаема. Он снова остановился, чтобы глаза привыкли к темноте, и старался нащупать выключатель.

Над Маршаллом тихо шевелилось перепончатое крыло. Мутные желтые глаза наблюдали за каждым его движением. И здесь и там, по всей комнате, под потолком, на полках мебели, уцепившись за стены, как насекомые, висели демоны, одни из них подхихикивали, другие пускали изо рта кровавые пузыри.

Пробравшись к письменному столу в углу комнаты, Маршалл выдвинул ящики, пользуясь носовым платком, чтобы не оставлять отпечатков. Вещи в них лежали в полном порядке. С кочергой наготове он продвигался дальше по дому.

В ванной тоже царил беспорядок: в раковине и на полу валялись осколки разбитого зеркала.

Держась спиной к стене, Маршалл крался по коридору.

Сотни желтых глаз следили за каждым его движением. Время от времени кто-нибудь из бесов кашлял, брызгая слюной и вонючим паром.

Самые отвратительные духи ожидали его в спальне. Они уставились на дверной проем отовсюду: со стен, из-под потолка, из каждого угла. Звуки их дыхания походили на удары цепей по жидкой глине.

Из коридора через дверь спальни Маршаллу был виден только угол постели. Озираясь по сторонам, он осторожно приблизился к двери. Заглянув в спальню, журналист увидел картину, которая навсегда запечатлелась в его памяти. Минута, когда он стоял, переводя взгляд с окровавленного покрывала на простреленную голову Тэда Хар-меля и на большой револьвер, все еще зажатый в его окоченевшей руке, показалась ему вечностью.

Крики! Грохот! Оскаленные клыки! Демоны с диким воем кинулись со стен, из каждого закутка комнаты, вонзаясь, как стрелы, в сердце Маршалла.

Нестерпимо яркий луч света! Потом еще один, и еще! Ослепительно белый луч чертил светящиеся дуги, его острое лезвие врезалось, как коса, в густую толпу злых духов. Некоторые из них, кувыркаясь, проваливались в пустоту, другие спрессовывались в пачки и вдруг исчезали, оставляя после себя клубы красного дыма. Потоки бесов по-прежнему со злобой бросались на одиноко стоящего человека, остолбеневшего от неописуемого ужаса. Но в это время четыре воина-ангела в белых сияющих одеждах окружили Маршалла, простирая сверкающие крылья над своим подопечным, их мечи, со свистом рассекая воздух, источали море света.

Все вокруг наполнилось мертвящими душу криками безобразных духов. Мечи рубили их тела, руки, шеи, и демоны один за другим распадались на куски, которые, медленно растворяясь, исчезали, как пар. Натан, Армут и два других ангела — Сентер и Кри, раскидывали, рубили и вышвыривали прочь одного беса за другим. Клинки разили направо и налево. Их блеск был настолько ярок, что все краски вокруг померкли.

Натан, подцепив одного демона на острие и раскрутив как следует, выкинул его прямо через крышу, бес исчез в облаке пара. Отважный ангел рубил мечом, свободной рукой хватая бесов за шиворот. Армут и Сентер врезались в толпу демонов, кося их мечом, как траву. Кри кинулся к Маршаллу и распростер над ним крылья, стараясь охранить этого мужественного человека.

— Гони их назад! — кричал Натан, кулаком разгоняя демонов над головой. Когда кто-нибудь из бесов, отлетая от удара, сталкивался с другими духами, раздавался звук, будто кто-то невидимый, проходя мимо, проводит палкой по штакетнику.

Демоны начали рассеиваться, их количество, как и их наглость, сразу же уменьшились наполовину. Натан, Армут и Сентер кружили вокруг Маршалла, отбрасывая прочь наглых бесов, ряды которых таяли на глазах.

Какой-то демон, громко визжа от ужаса, взвился высоко в небо. Сентер догнал его и в мгновение ока прикончил духа. Некоторое время ангел продолжал кружить над крышей, быстро и решительно расправляясь со всеми пытавшимися улизнуть врагами. Меткими ударами, словно имел дело с теннисными мячами, он отправлял их в небытие.

Вскоре всебыло кончено, почти так же внезапно, как и началось. Ни одного демона не осталось, ни одному не удалось удрать с поля сражения целым и невредимым.

Сложив крылья, Натан приземлился в прихожей. Свет вокруг него постепенно угасал.

— Как чувствует себя наш друг? Кри с радостью сообщил:

— Он пока еще потрясен, но с ним все в порядке. Он выдержал и не потерял желания продолжать борьбу.

Армут, приземлившись, немедленно приступил к осмотру тела Хармеля. Сентер опустился сквозь крышу и присоединился к своему другу.

Армут покачал головой и вздохнул:

— Капитан был прав — Рафар может выбрать любое место и время нападения.

— Они владели Тэдом и долго мучили его, — заключил Сентер.

— А как Кевин Вид, его охраняют? — встревоженно спросил Натан.

Армут ответил немного растерянно:

— Тол послал к нему Сигну.

— Сигну? А разве он не стоит на вахте в церкви?

— Должно быть, Тол изменил свои планы. Натан напомнил ангелам об их собственных обязанностях:

— Хорошо бы позаботиться о Маршалле.

Но журналист уже собрался с силами. Поначалу ему показалось, что он первый раз в жизни поддался панике. «Только этого не хватало! Я не хочу сейчас влипнуть в эту переделку», — думал он. Несколько минут ему понадобилось, чтобы привести нервы в порядок и оценить ситуацию. Хармель теперь уже в прошлом, а как обстоит дело с Другими?

Войдя в столовую, Маршалл отыскал телефон. Обхватив трубку платком, он набрал авторучкой номер полиции в Виндзоре, который, по счастью, был ближе, чем Аштон. Что-то подсказывало Маршаллу, что Бруммель и его полицейские — вовсе не те лица, кому следовало звонить в данном случае.

— Я не хочу называть себя. Дело касается смертельного выстрела, самоубийства…

Он рассказал дежурному констеблю, как найти дорогу, положил трубку и поспешил прочь.

Немного севернее по шоссе он нашел бензоколонку с телефоном-автоматом. Сначала он набрал номер Элдона Страчана. Никакого ответа.

Тогда он заказал разговор с «Кларион». Ради такого случая Бернис должна бы быть на месте. Ну-ка, отвечай!

— "Аштон Кларион", — это была Кармен.

— Кармен, можешь соединить меня с мисс Кргогер?

— Конечно.

Бернис ответила немедленно:

— Хоган, ты собираешься бюллетенить?

— Постарайся отвечать спокойно, Берни, — попросил Маршалл. — Произошло нечто серьезное.

— Прими аспирин и ложись в постель.

— Умная девочка. Теперь приготовься. Я только что из дома Тэда Хармеля. Бедняга прострелил себе голову. Он позвонил мне под утро и орал нечеловеческим голосом, что за ним кто-то охотится. Я тут же помчался к нему домой и нашел его мертвым. Такое впечатление, что он с кем-то сражался не на жизнь, а на смерть. В доме полный погром.

— А как ты себя чувствуешь сейчас? — спросила Бернис, продолжая игру.

— Я потрясен, но уже в порядке. Я позвонил в полицию Виндзора, но предпочел поскорее убраться из дома Тэда. Сейчас я на 38-й магистрали, вблизи Виндзора. Думаю проехать на север и посмотреть, как дела у Страчана. Я хочу, чтобы ты немедленно проверила, что происходит с Видом. Я не желаю, чтобы источники информации иссякли у меня под носом.

— Ты думаешь… ты думаешь, что это заразно?

— Еще не знаю. Хармель был немного не в себе, так что, может быть, это только отдельный случай. Я обязательно должен поговорить со Страчаном. Прошу тебя, не медли с Видом.

— Окей, я сделаю это сегодня же.

— Постараюсь вернуться после обеда. Береги себя.

— И ты тоже береги себя.

Вернувшись в машину, Маршалл нашел по карте кратчайший путь к Страчану. Примерно через час он подъезжал по старой дороге к знакомому симпатичному домику.

Журналист плавно нажал тормоз, так что «бьюик» проскользил по влажному грунту, прежде чем остановиться Открыв дверцу, он еще раз осмотрелся, не вылезая из машины. В своих предположениях он не ошибся.

Оконные стекла здесь тоже были выбиты. Колли, которая непременно должна была бы дать знать о себе, молчала. Вокруг стояла мертвая тишина.

Маршалл вышел из машины и тихо пошел к дому. Окна были разбиты, но, как заметил журналист, на этот раз стекла упали внутрь дома, а не наружу, как у Хармеля. Пройдя к дальнему концу дома он осмотрел стоянку: машин не было. Он стал молиться, чтобы Элдон и Дорис оказались не здесь, а где-нибудь подальше от этого погрома.

Обогнув дом, Маршал подошел к веранде с другой стороны и поднялся по ступенькам ко входной двери. Она была заперта на замок. Заглянув в разбитое окно — стекло почти полностью вывалилось — он увидел полный хаос: в доме все перевернули вверх дном, как при обыске.

Маршалл осторожно влез прямо через окно в когда-то нарядную гостиную. Теперь здесь все было разгромлено: мебель повалена, диванные подушки вспороты, кофейный столик разнесен в щепки. Изломанные торшеры валялись на полу, все было сметено со своих мест и раскидано.

— Элдон! — позвал журналист. — Дорис! Есть кто-нибудь дома?

«Как будто я жду, что кто-то ответит», — подумал Маршалл. Но что это там, на каминном зеркале? Он присмотрелся. Кто-то разлил красную краску… или это была кровь? Маршалл подошел поближе и с облегчением вздохнул, почувствовав запах краски. На зеркале вкривь и вкось кто-то написал отвратительные ругательства.

Журналист знал, что ему предстоит осмотреть весь дом, и в это мгновение сообразил, что не испытывает такого ужаса, как в доме Хармеля. Может быть, в этот день он уже получил хорошую порцию наркоза, а может, не верил в худшее.

Маршалл облазил весь дом сверху донизу, до самого подвала. К своей радости, он не обнаружил ничего ужасающего, хотя он испытывал сильное чувство беспокойства и недоумения. И там и тут было много общего, несмотря на существенную разницу. Во второй раз внимательно осматривая гостиную, он размышлял о том, какая связь могла быть между этими случаями. Оба, и Хармель и Страчан, были свидетелями в расследовании Маршалла и потому оказались в смертельной опасности. Но Хармель, обуреваемый смертельным ужасом, мог сам разгромить свой дом, сражаясь неизвестно с кем, в то время как разрушения в доме Страчана были сделаны явно не хозяином, а кем-то другим, желающим запугать его. Одно объединяет эти погромы — страх. Против обоих — Хармеля и Страчана — применили тактику запугивания, хотя и по-разному. Но почему бы…

— Стоять! Не двигаться! Полиция! Не сходя с места, Маршалл видел через разбитое окно полицейского, который целился в него из пистолета.

— Успокойтесь, — произнес Маршалл как можно убедительнее и вежливее.

— Поднимите руки, чтобы я их видел! — приказал полицейский.

Маршалл повиновался.

— Меня зовут Маршалл Хоган, я издатель «Аштон Клариоц», друг Страчанов.

— Стойте спокойно. Я хочу видеть ваше удостоверение, мистер Хоган.

Маршалл объяснял все, что собирался делать:

— Я опущу руку в карман, там у меня бумажник. Теперь я брошу его вам через окно.

Второй полицейский поднялся на веранду и тоже направил пистолет на Маршалла. Тот бросил бумажник через окно, и первый полицейский поднял его. Минуту он изучал удостоверение.

— Что вы здесь делаете, мистер Хоган?

— Пытаюсь разобраться, что же такое произошло в доме. И я бы хотел знать, что случилось с Элдоном и его женой Дорис.

Полицейского, видимо, удовлетворили документы Маршалла, и он заметно расслабился, но все еще не опускал пистолета.

Подергав дверь, он спросил:

— Как вы вошли?

— Через это окно.

— Хорошо, мистер Хоган, я попрошу вас вылезти на — "ад очень осторожно и медленно. Будьте добры, держите руки, чтобы я их видел.

Маршалл повиновался. Когда он оказался на веранде, полицейский поставил его с поднятыми руками лицом к стене и обыскал.

— Вы приехали из Виндзора?

— Виндзорская полиция, — ответил тот коротко, защелкивая наручники на руках Хогана. — Вы арестованы, советую вести себя спокойно…

Маршалл прикинул, каким образом ему действовать и что сказать, чтобы поскорее освободиться, но решил, что лучше всего молчать.

Глава 25

Бернис позвонила Кевину Виду сразу же после разговора с Маршаллом, но ей никто не ответил. Вероятнее всего парень был на работе. Покопавшись в своих бумагах, она нашла телефон компании «Древесина братьев Горст».

Ей ответили, что Кевин сегодня не появлялся на лесопилке, и просили передать ему, если она его разыщет, чтобы он срочно пришел, иначе потеряет место.

— Благодарю, мистер Горст.

Она позвонила в «Лесную таверну», в Бэйкер. Ответил Дан, хозяин заведения:

— Да, Вид приходил сегодня утром, как обычно, но у него было отвратительное настроение, и он подрался с одним из своих собутыльников. Я был вынужден вышвырнуть их обоих.

Бернис продиктовала Дану телефон «Кларион», на случай, если он снова увидит Вида.

Положив трубку, она с минуту раздумывала, соображая, как поступить. Не было ни малейшего желания ехать в Бэйкер, но, с другой стороны, приказ есть приказ. Бернис достала свое служебное расписание на сегодняшний день и изменила его так, чтобы высвободить время для поездки.

— Кармен, — сказала она, подхватывая куртку и сумочку, — я думаю, меня не будет целый день. Если Маршалл позвонит, скажите ему, что я отправилась проверить один источник, он знает, о чем идет речь.

— Хорошо, — ответила Кармен.

Местечко Бэйкер находилось километрах в двадцати пяти от Аштона, на север по скоростному шоссе номер 27, а место, где жил Кевин, расположилось на три километра ближе к городу. Бернис разыскала нужный ей дом без труда. Это были жалкие берлоги, втиснутые в старое пропитанное плесенью складское помещение. Нос подсказывал девушке, что канализация здесь была явно не в порядке.

Бернис поднялась по деревянной лестнице на площадку для грузов, служившую теперь верандой. Внутри дома царили сумерки. Вдоль коридора тесно расположились двери. Комнаты, в которые они вели, скорее походили на раздевалки, чем на квартиры.

На верхнем этаже послышались чьи-то шаги по скрипучим доскам пола, потом они раздались уже на лестнице, прямо у нее за спиной. Бернис резко повернула голову и успела разглядеть безобразную фигуру, спускающуюся вниз. Это было тощее угреватое существо в черной кожаной одежде. Бернис быстрыми шагами направилась в другой конец коридора, как будто у нее там было спешное дело.

— Эй!

— раздался голос.

— Ты кого-нибудь ищешь?

«Пошевеливайся, Бернис», — подумала девушка и ответила:

— Пришла повидать друга.

— Приятно провести время! — сладко протянул угреватый, глядя на нее так, словно она была говяжьей котлеткой.

Бернис шла по коридору, надеясь, что в конце его не окажется тупика. Спиной она чувствовала, что парень продолжает наблюдать за ней. Ну, Хоган, ты за это получишь!

К ее великой радости, в темном конце коридора оказалась вторая лестница, ведущая наверх. Квартира Вида была под номером двести, так что она начала подниматься на второй этаж. Старые, скрипучие, полустертые ступени освещались голой лампочкой, болтавшейся где-то под высоким потолком. Лет тридцать назад кто-то, видимо, пытался побелить стены. Бернис поднималась, стараясь не глядеть на гадкие надписи, нацарапанные повсюду. Каблуки гулко стучали по изношенным доскам. Поднявшись на второй этаж, она направилась в дальний конец коридора, внимательно глядя на комнатные номера. Из-за некоторых дверей доносились звуки очередной телевизионной «мыльной оперы», рок-музыки, шума семейных ссор.

Добравшись до двери Вида, Бернис постучала. Ответа не последовало, но дверь у нее под рукой открылась сама по себе. Бернис осторожно распахнула ее пошире.

Внутри комнаты был совершенный погром. Бернис и раньше приходилось видеть жилища неряшливых людей, но как, все-таки, Вид мог жить среди такого беспорядка?

— Кевин? — позвала она.

Никакого ответа.

Бернис вошла, прикрыв за собой дверь.

То, что она увидела, можно было посчитать последствиями нашествия вандалов. Имущества у Вида было немного, но и это немногое было изломано, разбито и разбросано. Раскладушка была скручена в спираль, проломанная гитара валялась на полу среди осколков посуды, лампочка под потолком разбита. Потом она увидела надпись во всю стену, сделанную аэрозолыо: грязные ругательства и угрозы.

Долгое время Бернис стояла неподвижно. Она была страшно напугана. Смысл увиденного был ясен: сколько придется ждать, когда наконец удар настигнет ее и Маршалла? Неизвестно, что обнаружил он у Страчанов, неизвестно, как сейчас выглядит ее собственный дом, но одно очевидно: в полицию обращаться бесполезно, потому что полиция на «их» стороне.

Наконец девушка тихонько выскользнула из комнаты, написала короткую записку на случай, если Кевин явится домой, и сунула ее в щель над дверной ручкой. Оглядевшись по сторонам, она снова пошла в конец коридора к той же лестнице, по которой поднималась наверх.

В середине лестницы была площадка, и верхняя половина пролета закрывала обзор в ее дальнем темном углу. Бернис успела только подумать, что не любит слепых углов в таких местах, да еще плохо освещенных…

Черная фигура кинулась на нее с нижнего пролета. Она отлетела к стене, зубы лязгнули от удара.

Парень в черном! Тяжелая грязная рука сгребла ее блузку в кулак. Страшный удар в бок. Ткань порвалась, Бернис пошатнулась. Удар в левое ухо, оглушительный как взрыв. Смутно различимое, полное ненависти лицо…

Бернис падала, хватаясь руками за доски стены, но была не в силах удержаться и соскользнула по стене на пол. Черный ботинок мелькнул перед глазами, очки вдавились в лицо, голова глухо ударилась о стену. Парень продолжал бить ее, и каждый удар болью разносился по всему телу.

Потом шаги, шаги, шаги, шаги… И он исчез.

Бернис лежала в полузабытьи, голова кружилась. На полу в крови валялись осколки очков.

Девушка потянулась к стене, пытаясь подняться. Ей казалось, что на нее все еще сыплются удары кулаков и ног. Она чувствовала, как кровь течет изо рта и носа. Пол притягивал ее, как магнит, и голова снова ударилась о доски. Бернис застонала, издавая гортанный звук: кровь и слюна пенились в горле и во рту. Она сплюнула и, подняв голову, попыталась позвать на помощь, но раздался лишь полустон, полуплач.

Где-то наверху половицы внезапно заскрипели и загремели под торопливыми шагами. Девушка слышала, как люди на лестнице что-то кричали, ругались, но не могла пошевелиться. Звуки и свет то исчезали, то нарастали в ее полупотухшем сознании. Чьи-то руки подняли ее, понесли, тряпкой отирали рот. Потом она почувствовала тепло одеяла. Влажное холодное полотенце часто меняли на ее лице. Бернис снова сплевывала кровь и слюну, снова слышала возлесебя чью-то ругань.

Несмотря на настойчивость детектива виндзорской полиции, Маршалл до сих пор не ответил ни на один вопрос.

— Здесь пахнет убийством, — убеждал его полицейский. — Мы знаем из достоверных источников, что рано утром вы были в доме Тэда Хармеля. Примерно в то время, когда он умер. Что вы скажите на это?

«Этот „финт ушами“ родился еще вчера, — подумал Маршалл. — Дожидайся, ничтожество, так я тебе и рассказал все, чтобы меня потом вздернули! Ни за что в жизни не соглашусь, что это было убийство».

Что Маршалла действительно интересовало, так это то, кто же был «достоверным источником» и откуда этот «источник» мог не только знать, что он был у Хармеля, но я отыскать его у Страчана? Он напряженно искал ответ на этот вопрос.

— Так почему вы не хотите отвечать? — в который раз допытывался детектив.

Маршалл не говорил ни да, ни нет и вообще не реагировал на вопросы.

— Ну, — пожал плечами полицейский, — тогда скажите мне, по крайней мере, имя вашего адвоката. Я уверен, что он вам понадобится.

Маршалл не мог ни назвать настоящего имени, ни придумать его на ходу. Оба выжидали.

— Спенс, — нарушил молчание дежурный полицейский, — кто-то звонит из Аштона. Детектив поднял трубку.

— Спенс Нельсон. Ага, привет, Альф. Что ты хочешь? «Альф Бруммель? Дело приобретает совершенно новый оборот», — подумал Маршалл.

— Да, — сказал Нельсон, — он тут. Хочешь с ним поговорить? Он не желает разговаривать с нами. — Детектив протянул трубку Маршаллу. — Это Бруммель.

Маршалл взял трубку.

— Алло, это Хоган.

Альф Бруммель разыгрывал изумление и потрясение:

— Маршалл, я не понимаю, что у вас происходит?

— Я ничего не скажу.

— Они говорят, что убили Тэда Хармеля, и подозревают тебя. Неужели это правда?

— Я ничего не скажу.

Альф начал понимать, в чем дело.

— Маршалл… я звоню, чтобы узнать, как я могу тебе помочь. Я уверен, что это ошибка, и мы сумеем ее исправить. Но что же ты делал у Хармеля?

— Я ничего не скажу.

Бруммель прикинулся обиженным:

— Маршалл, можешь ты забыть, что я полицейский? Я ведь твой друг и хочу тебе помочь.

— Помогай.

— Да я это и собираюсь сделать, в самом деле. Передай трубку детективу Нельсону. Может быть, мы с ним придем к какому-нибудь соглашению.

Нельсон поговорил немного с Бруммелем, и по их разговору было видно, что они прекрасно знают друг друга.

— Ладно, может, ты сумеешь добиться от него больше чем я, — дружески сказал Нельсон. — Конечно, почему бы и нет? Да, хорошо, — Детектив посмотрел на Маршалла. — Альф сейчас разговаривает по другому телефону Но он действительно хочет вам помочь, и я думаю, что он может взять на себя ответственность в вашем деле, если вас это устраивает.

Маршалл понимающе кивнул. Теперь у Бруммеля есть все, что ему нужно. «В вашем деле»! Не будь этого «дела», так Бруммель отыщет другое. Что же теперь произойдет? Хармель и Хоган в одной связке: изнасилование малолетних и убийство в гангстерском стиле?

Нельсон тем временем вернулся к разговору с Бруммелем:

— Да, алло. Да, конечно, — он протянул трубку Маршаллу.

Бруммель был встревожен, по крайней мере, казался встревоженным:

— Маршалл, мне сейчас звонили из службы спасения. Они послали «скорую» в Бэйкер. Это касается Бернис. Ее сильно избили.

Никогда еще Маршалл не желал с такой силой, чтобы слова Бруммеля оказались ложью.

— Расскажи подробнее.

— Мы ничего не знаем, пока они не приедут сюда. Дорога не займет много времени. Тебя сейчас отпустят под расписку на мою ответственность. Будет лучше, если ты немедленно вернешься в Аштон. Можешь зайти ко мне часа… часа в три, например?

Маршалл с трудом сдержался, чтобы не выпалить в трубку все, что накипело у него внутри.

— Я приду, Альф. Никто не сможет мне помешать.

— Прекрасно, тогда увидимся в три часа.

Маршалл передал трубку Нельсону.

— Мы отвезем вас обратно к вашей машине, — сказал; детектив, улыбаясь.

Парень, одетый с ног до головы в черную кожу, снова был в Аштоне. Он несся со всех ног по улицам и аллеям города, как одержимый, озираясь по сторонам, размахивая руками, крича вне себя от страха.

Пять мрачных демонов сидели у него на спине. Они проникли в его тело, впились, как огромные пиявки, глубоко вонзив когти в его мозг.

Но не бесы гнали парня, напротив, они сами были смертельно напуганы.

Низко над демонами и их несчастной жертвой кружило шестеро небесных воинов с обнаженными мечами. Они летели то справа, то слева, то взмывали вверх, то бросались вниз, подгоняя парня с сидящими на нем демонами в нужном направлении.

Демоны шипели и плевались, жилистыми лапами пытаясь отбиться от ангелов.

Парень бежал, отмахиваясь от чего-то невидимого, как от роя ос. Он завернул за угол вместе со своими спутниками и преследователями. Демоны пытались податься влево, но ангелы преградили им путь, заставив повернуть вправо. Демоны подчинились и с жалобным воем кинулись направо.

Бесы взывали о милосердии. «Нет! Оставьте нас в покое! — умоляли они. — У вас нет никакого права!»

Немного впереди по улице шли Ханк Буш и Анди Форсайт, решившие уделить время прогулке и беседе о своих обязанностях и молитве. Рядом с ними держались Трискал, Криони, Сэт и Сцион. Все четверо видели, кого вели их товарищи, и были готовы к встрече.

— Пришло время практических занятий для нашего бойца, — заметил Криони.

Трискал поманил демонов пальцем: «Сюда, сюда!» Анди, обернувшись, первым увидел фигуру парня.

— Однако…

— Что такое? — Ханк заметил удивление на лице спутника.

— Приготовься. Там Бобби Кореи!

Ханк поднял глаза и сжался в комок при виде безумного парня, бегущего прямо на них. Бобби, с выпученными от ужаса глазами, руками бил воздух, сражаясь с невидимыми врагами.

— Какой ужас!

Остановившись, они ждали, что будет делать Бобби.

Увидев их, он закричал с еще большим испугом:

— Нет! Нет! Оставьте нас в покое!

Демоны и так достаточно устали и вовсе не желали иметь дела еще и с Бушем, и с Форсайтом. Они крутились вокруг Бобби, стараясь удрать, но шестеро небесных воинов немедленно преграждали им путь.

Бобби остановился, как вкопанный. Он тупо посмотрел на Ханка и Анди, потом обернулся к своим невидимым врагам. Обезумевший парень вскрикнул, но остался стоять на месте со скрюченными дрожащими руками. Глаза его закатились и остекленели.

Ханк и Анди медленно приближались к нему.

— Тише, Бобби, — спокойно обратился к нему Анди. — Успокойся.

— Нет! — заорал Бобби. — Оставьте нас в покое! Мы не желаем иметь с вами дела!

Один из ангелов ткнул демона острием мечи.

— O-o-o! — закричал Бобби и упал на колени. — Оставьте нас в покое, оставьте нас в покое!

Быстро подойдя к нему, Ханк уверенно произнес:

— Во имя Иисуса, замолчи. Бобби снова завопил.

— Замолчи!

— крикнул Ханк.

Бобби утих и начал плакать, стоя на коленях прямо на тротуаре.

— Бобби, ты меня слышишь? — Ханк наклонился и мягко повторил:

— Бобби, ты меня слышишь?

Один из демонов зажал ладонями уши Бобби, и тот не расслышал вопроса.

Зато Ханк услышал слова Святого Духа и понял, что сделал демон.

— Во имя Иисуса, демон, убери лапы от его ушей! — твердо проговорил пастор и вновь обратился к одержимому:

— Бобби, ты меня слышишь?, На этот раз Бобби ответил:

— Да, пастор, я слышу.

— Хочешь освободиться от этих бесов?

«Нет! Он не хочет! Он принадлежит нам» — немеденно отреагировали бесы, и Бобби выкрикнул в лицо Ханку:

— Нет! Он не хочет! Он принадлежит нам!

— Молчи дух, я разговариваю с Бобби.

Демон больше ничего не сказал и, воровски озираясь, отошел.

— Я сделал что-то ужасное, — пробормотал Бобби и заплакал. — Вы должны мне помочь… я не представлял, что способен на такое…

Повернувшись к Анди, Ханк тихо сказал:

— Мы должны увести его куда-нибудь, где можно будет спокойно поговорить и где он может закатывать сцены, если уж так ему хочется.

— В церковь?

— Пойдем, Бобби.

Они взяли его под руки, помогли подняться и направились вдоль улицы: трое людей, шесть ангелов, пять демонов, а за ними чуть позади четыре небесных воина.

Быстро миновав Бэйкер, Маршалл сделал крюк и подъехал к общежитию. Там не было никаких признаков жизни, и он помчался в Аштон. «Скорая» уже стояла перед входом в больницу. Санитар, задвигавший носилки обратно в машину, объяснил Маршаллу:

— Она в отделении скорой помощи, вторая дверь.

Рванувшись ко входу, Маршалл через мгновение стоял перед нужной ему дверью. Взявшись за ручку, он услышал крики боли. Бернис лежала на столе, и две медсестры промывали ей лицо и перевязывали раны. Увидев девушку, Маршалл дольше не смог сдерживать себя. Вся злость, все нервное напряжение, весь ужас пережитого за день вырвались наружу жутким ругательством.

— Это ты верно, в самую точку, — выдавила Бернис сквозь распухшие губы.

Маршалл кинулся к столу, и врач и медсестры расступились, пропуская его. Он смотрел, взяв девушку за руку, и не мог поверить своим глазам. Избивавший ее был беспощаден.

— Кто это сделал? — глухо спросил он, вне себя от гнева.

— Мы прошли все пятнадцать кругов, шеф.

— Не смей со мной шутить! Ты видела, кто это был? Доктор остановил его:

— Успокойтесь, дайте нам сначала помочь пострадавшей…

Бернис что-то прошептала. Маршалл, не расслышав нагнулся к ее лицу, и она прошептала снова. Распухшие губы мешали ей говорить отчетливо:

— Он меня не изнасиловал.

— Слава Богу!

— Маршалла передернуло. Его ответ не удовлетворил Бернис, она жестом попросила его нагнуться и слушать.

— Единственное, что он сделал, — избил меня. Это все, что было ему нужно.

— А тебе что, этого мало? — прошипел Маршалл довольно громко.

Бернис дали стакан воды. Девушка прополоскала горло и сплюнула в тазик.

— Как дом Страчана, все такой же симпатичный и опрятный? — спросила она.

Маршалл медлил с ответом. Он обратился к доктору:

— Вы позволите мне поговорить с ней наедине? Доктор раздумывал.

— Через несколько минут ее повезут на рентген…

— Дайте нам только тридцать секунд, — потребовала Бернис, — только тридцать секунд.

— Нельзя ли подождать?

— Нет, пожалуйста…

Врач и медсестры вышли из процедурной.

Маршалл тихо сказал:

— В доме Страчана был полный разгром, кто-то постарался на совесть. Его самого не оказалось. Я понятия не имею, где он может быть и что с ним.

— На квартире Вида — то же самое, — отчитывалась Бернис. — И на стене кто-то написал угрозы. Вида не было сегодня на работе. Дан из «Лесной таверны» сказал, что он был чем-то сильно раздражен. В общем, Вид исчез, я его не нашла.

— А мне шьют убийство Хармеля. Они узнали, что я был там утром. Они думают, что это я его убил.

— Маршалл, Сузан Якобсон была права: наш телефон прослушивают. Вспомни, ты позвонил мне в

— "Кларион" и сказал о том, что был у Тэда и куда собираешься ехать.

— Да-да-да.

Я об этом думал.

Но это значит, что виндзорская полиция тоже замешана в этом деле. Они точно знали, где и когда меня искать, и нашли у Страчана.

— Брумнель и

Нельсон: вот так, — и девушка сцепила указательные пальцы.

— У них, наверное, уши повсюду.

— Они знали, что я еду к Виду одна… и знали, когда… — сказала Бернис, и вдруг ее осенило:

— Кармен это тоже знала!

Это откровение подействовало на Маршалла, как смертный приговор.

— Кармен знает очень многое.

— Нам здорово вмазали, Маршалл. Я думаю, таким способом они стараются дать нам понять кое-что. Маршалл подзадоривал себя:

— Ну, погоди только! Уж я доберусь до Бруммеля! Бернис поймала его руку.

— Будь осторожен, я хочу сказать, очень осторожен. Маршалл поцеловал ее в лоб:

— Удачного рентгена.

Он стремглав выскочил из комнаты, как разъяренный бык, у которого никто не отважился бы встать на пути.

Глава 26

Лицо Маршалла было совершенно красным от гнева. Он был до того зол, что поставил машину, заняв сразу два места на стоянке перед зданием суда. Журналист решил, что прогулка через улицу к полицейскому управлению немного охладит его, но этого оказалось слишком мало. Пихнув дверь, он вошел в приемную. Сары на обычном месте не было. Бруммеля в кабинете не оказалось. Маршалл взглянул на часы — было ровно три.

Из-за угла вышла женщина, которую он раньше здесь не встречал.

— Добрый день, — поздоровался он и резким тоном добавил:

— Кто вы?

Женщина была удивлена вопросом и смущенно ответила:

— Я… меня зовут Барбара, я здесь секретарь.

— Секретарь? Что случилось с Сарой?

Она была и напугана, и немного возмущена его тоном.

— Я… я не знаю никакой Сары, но чем я могу вам помочь?

— Где Альф Бруммель?

— Вы мистер Хоган?

— Да.

— Шериф Бруммель ждет вас в конференц-зале, в конце коридора.

Она еще не закончила фразы, а Маршалл уже стремглав шел по коридору. Если бы дверь оказала ему малейшее сопротивление, он разнес бы ее в щепки. Журналист влетел в помещение, готовый свернуть шею первому встречному. Однако претендентов оказалось достаточно много: комната была полна людей. Для Маршалла это было полной неожиданностью. Он огляделся и у него не осталось ни тени сомнений в том, что сейчас произойдет: вокруг Бруммеля чинно сидели его друзья и соратники. Шишки. Лгуны. Интриганы.

В окружении приятелей, сверкая белозубой улыбкой, на председательском месте восседал Альф.

— Привет, Маршалл. Будь другом, закрой за собою дверь.

Маршалл захлопнул дверь и окинул взглядом собравшихся явно ради него людей. Здесь были Оливер Янг, судья Бэйкер, окружной ревизор Ирвинг Пирс, шеф пожарной станции Франк Брэди, детектив Спенс Нельсон из Виндзора, несколько других, незнакомых Маршаллу лиц и, наконец, сам мэр города Дэвид Стин.

— Смотрите-ка, мэр Стин, — холодно заметил Маршалл. — Занятно встретить вас здесь.

Мэр, не говоря ни слова, сердечно улыбнулся, как кукла-марионетка, которой, кстати, он всегда и казался Маршаллу.

— Садись, пожалуйста, — вкрадчиво произнес Бруммель, жестом указывая на свободный стул. Маршалл не двигался с места.

— Альф, это и есть та самая встреча, о которой мы договаривались?

— Да, это та самая встреча, — согласился шериф. — Я думаю, ты знаком не со всеми присутствующими… — С наигранным удовольствием Бруммель представил журнаясту новые лица:

— Это Тони Сульский, адвокат. Нед Несли, я думаю, ты его встречал, председатель Независимого банка — Как мы понимаем, с Эженом Байлором, членом университетского правления, ты знаком. Это, если ты помнишь, Джимми Клэйборн из Коммерческой печати.

Бруммель показал зубы в своей отвратительной улыбке. — Пожалуйста, садись!

Весь кипя от гнева, мысленно проклиная шерифа, Маршалл, внешне спокойный, холодно ответил:

— Не очень-то старайся, я под следствием. Оливер Янг поспешно опередил Альфа:

— Маршалл, это будет честный и сердечный разговор.

— Да? А кто сделал отбивную из моего репортера? — у Хогана не было ни малейшего желания выступать в роли приятного собеседника.

— Маршалл, подобные вещи часто происходят с неосторожными людьми, — ответил Бруммель.

В конце концов журналиста прорвало, и он выложил все напрямую:

— Бруммель, это не просто «произошло». Это было подстроено. На нее напали, избили, а твои полицейские даже пальцем не пошевелили, и вы все знаете, почему! — он посмотрел им прямо в глаза. — Вы все в этом замешаны, и вы вместе задумали этот дешевый трюк. Вы громите дома, угрожаете, изгоняете людей, а потом делаете вид, как будто у вас тут клуб невинных мальчиков. — Он указал на Бруммеля:

— А ты позоришь свою профессию. Ты используешь власть, которую тебе доверили, чтобы запугивать людей и покрывать свои собственные грязные дела!

Янг снова попытался вмешаться:

— Маршалл…

— А ты называешь себя Божьим служителем, пастором, «благолепным» примером того, каким должен быть христианин. Ты лгал мне все это время, Янг, прикрываясь так называемой профессиональной этикой. Ты по уши увяз во всей этой чертовщине вместе с ведьмой Лангстрат и делаешь вид, что тебе об этом ничего неизвестно. Скольких людей, доверившихся тебе, ты предал и оболгал?

Присутствующие в зале молчали. Маршалл продолжал метать молнии.

— Если все вы тут — слуги общества, тогда Гитлер был великим благодетелем человечества! Вы занимаетесь интригами и подлогами, вы захватываете город, как банда гангстеров. И вы заставили замолчать всех, кто пытался сказать правду и стоял у вас на дороге. Вы еще прочтете об этом в газете, господа мои! Если вы будете все отрицать или все же захотите дать какие-нибудь объяснения, я их с удовольствием выслушаю, я даже напечатаю все, что вы скажете, но пришло, наконец, время написать правду обо всех вас, нравится вам это или нет.

Янг снова поднял руку, останавливая разбушевавшегося журналиста:

— Маршалл, я хочу предупредить тебя, контролируй свои слова.

— Не беспокойся, у меня есть конкретные доказательства. У меня есть свидетельства пострадавших по вашей вине невинных людей: Карлуччи, Райтса, Андерсона, Домбровского, больше сотни из тех, кого вы лишили дома и работы угрозами и налоговыми махинациями.

— Угрозы? — удивленно взвизгнул Янг. — Маршалл, не в нашей власти воспрепятствовать страху, идиотским суевериям, разбитым бракам. Что ты, в самом деле, собираешься писать? Что Карлуччи, например, уверены, будто их магазин посетили злые духи, и они же сломали руки их малолетнему сыну? Так, что ли?

Маршалл отмахнулся:

— Да, Янг, это твоя специальность. Я напишу, что ты и твоя компания раздували страхи и играли на их суеверии. Я расскажу о странных темных идеях, которые ты исповедуешь, чтобы добиться своего. Я все знаю о Лангстрат и ее фокусах с чтением мыслей. Я знаю, что каждый из вас в этом участвует. Я собираюсь написать, что вы хватаете людей по подложным обвинениям только для того, чтобы уволить их с работы и посадить на их место своих людей. Вы обвинили Лью Грегори, прежнего ревизора, в использовании служебного положения, вы полностью поменяли правление Вайтмор-колледжа после того, как Элдон Страчан напал… — он обернулся к Байлору, — на финансовые махинации Эжена Байлора! Вы заставили Тэда Хармеля сломя голову бежать из города, состряпав дело об изнасиловании бедной дочери Адама Джарреда, и вы учредили целый фонд, собирая деньги на ее университетское образование. А если присмотреться, то окажется, вы сами и финансируете этот фонд. Я напишу, что моего епортера незаконно арестовали бруммелевские подпевалы поскольку она сфотографировала то, что вы скрываете выше всего: ни больше ни меньше, как самого Александра Касефа вместе с Бруммелем, Янгом и Лангстрат, а ведь Касеф — главная фигура заговора по захвату города, которому вы помогаете, вы, жаждущие власти, псевдодуховные неофашисты!

Янг спокойно улыбнулся:

— Из чего следует, что ты собираешься писать об «Омни корпорейшн».

Маршалл едва верил своим ушам: «Неужели это произнес Янг? Значит, настало время сказать правду?»

Янг невозмутимо продолжал:

— Да, ты разузнал обо всем, что куплено и чем владеет «Омни», не так ли?

— Верно, разузнал.

— Ну, и сколько же домов, по-твоему, скупила «Омни корпорейшн» за неуплату налогов? — спросил он со смешком.

Маршалл не собирался участвовать в этой игре:

— Скажи сам.

Янг повернулся к ревизору Ирвингу Пирсу. Тот заглянул в свои бумаги.

— Мистер Хоган, я думаю, ваше расследование показывает цифру сто двадцать три — это количество домов, проданных с аукциона за неуплату налогов и приобретенные «Омни»…

Маршалл прекрасно знал это. «Ну, и что же дальше?»

— Я в этом уверен.

— Вы ошиблись.

«Давай, давай, ври дальше, Пирс».

— Точная цифра сто шестьдесят три. Это были абсолютно законные сделки, совершенные в течение последних пяти лет.

Маршаллу не понравился такой поворот, но он промолчал.

— Ты прав, — продолжал Янг, — «Омни» владеет жилыми домами и предприятиями. Но ты должен понять, насколько улучшилось состояние этих домов при новых владельцах. Я бы сказал, что благодаря этому Аштон стал заметно лучше.

Маршалл чувствовал, как в нем снова закипает гнев

— Эти люди честно платили налоги! Я говорил с целой сотней человек!

Пирс был непоколебим:

— У нас есть документы, свидетельствующие об обратном.

— Это чистая ложь!

— Что же касается университета…

— Янг посмотрел на Эжена Байлора и кивнул ему, прося продолжить. Байлор поднялся.

— Я право же устал от всех этих пересудов и сплетен о том, что университет якобы находится на грани экономической катастрофы. Наоборот, наши дела идут прекрасно, а эта… оскорбительная кампания, затеянная Элдоном Страчаном, должна прекратиться, иначе мы подадим в суд. Мистер Сульский как раз собирается этим заняться.

— У меня есть заключения, у меня есть доказательства, что вы спустили на сторону миллионы, принадлежащие Вайтмор-колледжу.

— У тебя нет никаких доказательств, Маршалл, никаких заключений.

Маршалл улыбнулся:

— Вы увидите, что у меня есть!

— Мы уже увидели. Все, — спокойно проговорил Бруммель.

У Маршалла возникло чувство, как будто он, оторвавшись от скалы, только что сделал шаг в пропасть.

Янг продолжал холодно:

— Мы следили за твоими бесплодными попытками с самого начала. Мы знаем, что ты разговаривал с Тэдом Хармелем, мы знаем, что ты расспрашивал Элдона Страчана, Джо Карлуччи, Лью Грегори и сотню других шарлатанов, разочарованных неудачников и пророков судного дня. Мы знаем, что ты преследовал наших людей и наши начинания. Ты даже пытался встрять в наши личные дела, — Янг сделал эффектную паузу. — Теперь с этим покончено, Маршалл.

— После этой встречи? — спросил Маршалл с сарказмом. — Что ты приготовил для меня, Янг? Что ты скашь Бруммель? Какое моральное преступление ты думаешь пришить мне? Или ты собираешься послать кого-то устроить погром в моем доме?

Янг встал, показывая жестом, что хочет говорить.

— Маршалл, может быть, ты не понимаешь наших истинных побуждений, но позволь мне, по крайней мере, разъяснить тебе некоторые вещи. У нас нет никакой хищной жажды власти, хотя ты, вероятно, так считаешь. Наша цель — не власть сама по себе.

— Нет, вы ее добиваетесь только по случаю, — вставил Маршалл с усмешкой.

— Власть для нас, Маршалл, — лишь средство достижения истинной цели для всего человечества, и это ничто иное, как благосостояние Вселенной.

— Кто такие «мы» и «нас»?

— Это ты прекрасно знаешь. Общество, Маршалл, Общество, за которым ты все время гоняешься, как за таинственным преступником.

— Общество Вселенского сознания. И вы устроили собственную столицу в Аштоне, свой безобидный клуб завоевателей мира!

— Больше, чем клуб, Маршалл. Фактически наши устремления простираются гораздо дальше, вплоть до возрождения сил для глобальных изменений, это всемирный голос, который, наконец, объединит человечество.

— Да, настолько прекрасное филантропическое движение, что вы вынуждены прятаться, должны скрывать его цели.

— Только из-за давно устаревших представлений, Маршалл, из-за таких вечных препятствий, как религиозный фанатизм и нетерпимость. Мы живем в изменяющемся и раздвигающем собственные границы мире, человечество непрестанно развивается и созревает. Многие отстают от этого процесса и поэтому не приемлют именно того, что должно послужить к их большей пользе. Маршалл, даже многие из нас не всегда знают, что есть лучшее. В один прекрасный день, и я верю, что он наступит скоро, все поймут, что необходимо человечеству, и тогда не будет различных, всевозможных религий, и поэтому не останется ничего тайного.

— А пока вы делаете все, что в ваших силах, запугивая людей и изгоняя их из собственных домов и работы…

— Только в тон случае, если эти люди не хотят понять перспектив и противостоят истине, только если они встают на пути всего истинно правильного и полезного.

Маршалла охватил приступ дурноты и слабости такой же силы, как и приступ гнева, который он испытал несколько минут назад.

— Истинно, только правильного и полезного? С каких это пор вы, господа, стали специалистами по определению того, что правильно и важно? Но, Янг, где же твоя теология? Какое же место занимает Бог во всех твоих идеях?

Янг неопределенно пожал плечами:

— Мы сами и есть Бог.

Маршалл опустился наконец на стул.

— Нет, или вы действительно ненормальные, или я.

— Я знаю, что все это превосходит то, о чем ты думал раньше. Наши идеалы слишком возвышены и грандиозны. Но мы подчиним им все человечество, это неизбежно. Это ни больше ни меньше, как конечная цель развития человечества: просвещение и самовыражение. Однажды все люди, включая тебя, должны понять свои собственные неограниченные возможности, свою божественность и объединиться в один всемирный разум, Вселенское сознание. В противном случае они должны исчезнуть.

Маршалл достаточно наслушался.

— Янг, все это чистый лошадиный навоз, и твой собственный разум помутился!

Янг посмотрел на людей, сидящих в зале, и произнес почти скорбным тоном:

— Мы все же надеялись, что ты поймешь нас. Хотя, по правде сказать, мы допускали, что ты отнесешься ко всему именно таким образом. Ты слишком далеко зашел, Маршалл, слишком далеко…

Журналист окинул всех долгим взглядом.

— Вы надеетесь овладеть городом, я не ошибаюсь? Купить университет? Сделать его своего рода ульем для вашего космического общества поврежденных разумом?

— Да, да, для всеобщего блага, Маршалл, — ответил Янг, окинув его оценивающим взглядом. — Только так и должно быть.

Маршалл поднялся и направился к двери:.

— Встретимся на страницах газеты.

— У тебя нет никакой газеты, Маршалл, — резко произнес Янг.

Маршалл, обернувшись, тряхнул головой.

— Пошел к черту!

Нед Весли, председатель Независимого банка, заговорил по знаку Янга:

— Маршалл, мы вынуждены подать на тебя в суд. Маршалл не верил своим ушам.

Весли открыл папку с заемными бумагами Маршалла на покупку «Кларион».

— Ты задолжал нам выплату за восемь месяцев. Мы так и не получили ни одного ответа на наши многочисленные запросы. У нас нет иного выхода, как подать иск.

Маршалл готов был запихнуть в глотку Весли папку со всеми его подложными документами, но ему не дали времени. Ирвинг Пирс встал со своего места:

— Что касается твоих налогов, увы, и здесь у тебя большая задолженность. Я попросту не понимаю, неужели ты думаешь, что сможешь как ни в чем не бывало по-прежнему жить в таком доме, как твой, не заплатив ни цента?

Маршалл сознавал, что в эту секунду мог убить, это было бы для него самым простым делом, но в комнате находились двое полицейских и судья, который после этого с большим удовольствием отправил бы его на тот свет.

— Вы все с ума сошли, — проговорил медленно журналист. — Вам никогда не выбраться из этого дерьма.

В этот момент в разговор вступил Джимми Клэйборн, директор «Коммерческой печати»:

— Маршалл, у нас, к сожалению, тоже возникли проблемы с тобой. Мои записи показывают, что мы не получали от тебя платежей за шесть последних выпусков «Кларион». Мы не можем продолжать печатать газету, пока ты не оплатишь счета.

Детектив Нельсон добавил:

— Это очень серьезное обвинение, Маршалл. Ну, а что касается нашего расследования убийства Тэда Хармеля, у нас есть против тебя неопровержимые улики.

— Что касается суда, — вступил в разговор Бэйкер, — мы, со временем, вынесем решение в зависимости от того как ты будешь вести себя, начиная с этой минуты.

— Особенно в свете обвинения в сексуальном преступлении, которое поступило к нам сегодня, — поддержал судью шериф Бруммель. — Твоя дочь, должно быть, была настолько запугана, что молчала так долго.

Маршаллу казалось, как будто пули со всех сторон впились в его тело. Он чувствовал, что сейчас умрет, он был в этом уверен.

Все пятеро демонов, намертво вцепившихся в Бобби Кореи, шипели и изрыгали проклятия, даже когда он уже вошел в небольшую комнату для молитв в «Аштон Комьюнити». Трискал, Сэт и Сцион находились здесь вместе с другими шестью ангелами. Обнажив мечи, они окружили молящихся. Ханк раскрыл Библию и пробежал глазами по нескольким местам Евангелия, чтобы проверить в точности, как им следует поступать в этой ситуации. Вместе с Анди они твердо, но дружески держали Бобби в своей власти. Парень сидел на полу у кафедры. Джон Колмэн пришел на помощь одержимому, Рон Форсайт тоже не хотел оставаться в стороне.

— Да, — заметил Рон, — он глубоко увяз.

Бобби, привет, ты меня помнишь? Я Рон Форсайт. Бобби посмотрел на него пустыми глазами:

— Да, я тебя знаю…

Но бесы тоже помнили Рона и то, как крепко держали его в лапах их товарищи: «Предатель, предатель!»

— Предатель! Предатель! — завопил Бобби, пытаясь вырваться из рук Ханка и Анди. Джон помог удержать его на месте.

Ханк приказал бесам:

— Прекратите! Прекратите немедленно!

Бобби повернулся к Ханку всем телом, и демоны начали проклинать его: «Мы не обязаны тебя слушаться, проклятый святоша! Тебе никогда нас не одолеть! Ты умрешь скорее, чем нас победишь!»

— Чтоб вы все подохли!

— орал Бобби, выпучив глаза.

Ханк молился громко, так, чтобы слышали все, включая Бобби:

— Боже! Мы противостоим всем этим духам… во имя Христа, мы связываем их!

Пятеро бесов пригибались, кричали и выли, прикрывая головы руками, как будто их засыпали градом камней.

— Нет… нет…

— стонал Бобби.

— И я прошу Тебя, Боже, послать Своих ангелов нам на помощь…

Десяток воинов только и ждали этих слов.

— Я хочу знать, сколько вас, отвечайте!

— приказал Ханк.

Меньший из демонов буквально прилип к спине Бобби — и кричал: «Не-ет!»

Хриплый крик вырвался из горла Бобби.

— Кто ты? — спрашивал Ханк.

— Ни за что не скажу, ты меня не достанешь!

— Во имя Иисуса!..

— Прорицатель, — немедленно выпалил бес.

— Прорицатель, сколько вас, отвечай!

— Миллионы!

Трискал тихонько ткнул демона в бок.

— Ох! Десять! Десять! Еще один удар.

— Ох! Нет, пять, только пять!

Бобби начал трястись и клониться к полу: бесы боролись друг с другом. На Прорицателя посыпались удары, один за другим.

«Что вы наделали! Они меня бьют!» — орал Прорицатель. Он выпустил Бобби и отскочил в сторону. Криони тут же подхватил беса.

«Убирайся прочь!» — приказал ангел.

Прорицатель взвился вверх и, не оглядываясь, исчез из церкви.

Большой, покрытый черной шерстью демон орал беглецу вслед, и Бобби повторял за ним:

— Предатель! Предатель! Ты еще за это получишь!

— А ты кто? — спросил Ханк.

Демон тут же притих, так же как и Бобби, уставившись на присутствующих глазами, полными ненависти.

— Демон, кто ты?

Бобби молчал, тело его напряглось, он крепко сжал губы, глаза закатились. Парень тяжело дышал, лицо его налилось кровью.

— Демон, я приказываю тебе именем Иисуса сказать кто ты!

— Только не произноси Его Имя, только не это, — прошипел дух и выругался.

— Я буду повторять это Имя снова и снова, ты знаешь что это Имя тебя победило!

— Нет… нет!

— Кто ты?

— Заблуждение, Сумасшествие, Ненависть… Ха! Я исполняю обязанности их всех!

— Именем Иисуса я связываю тебя и приказываю тебе выйти вон!

Неожиданно демоны, одновременно взмахнув крыльями и, не выпуская Бобби из своих когтей, потянули несчастного парня в разные стороны.

Бобби пытался вырваться из рук державших его мужчин, и они выбивались из сил, стараясь удержать его на месте. Они были тяжелее парня по крайней мере в четыре раза, и, тем не менее, он чуть было не раскидал их во все стороны.

— Выходи!

— приказали все четверо в один голос. Еще один демон выпустил Бобби. Изгнанный бес внезапно ослабел и взлетел к потолку.

— Убирайся прочь и не смей приближаться к Бобби! — приказали духу.

Тот посмотрел сверху на Бобби, на трех оставшихся сотоварищей, затем пулей вылетел из церкви и помчался прочь.

Демон, один из трех вцепившихся в парня, тут же завопил голосом Бобби:

— Меня вы ни за что не заставите уйти! Я живу в нем почти всю его жизнь!

— Кто ты?

— Колдун! Прорва колдовства.

— Ну, так пришло тебе время убраться! — заключил Ханк.

— Ни за что! Мы не одни, нас очень много, так и знай!

— Только три, если я правильно считал.

— В нем, да. Но тебе никогда не справиться со всеми нами. Давай, выгоняй нас отсюда, но в, городе нас по-прежнему останутся миллионы. Миллионы!

— демон злорадно засмеялся.

Анди решился задать ему вопрос:

— А что вы все здесь делаете?

— Это наш город! Мы им владеем! И думаем оставаться здесь вечно!

— А мы думаем вышвырнуть тебя вон!

— ответил Ханк.

Колдун только захохотал:

— Давай! Попробуй!

— Выходи, во имя Иисуса!

Демон держался крепко, отчаянно вцепившись в Бобби, тело которого снова судорожно напряглось.

Ханк повторил приказ:

— Колдун, выходи во имя Иисуса!

Демон заорал устами Бобби, который помутневшими глазами дико уставился на Ханка и Анди. Жилы у парня на шее напряглись, как рояльные струны:

— Я не хочу! Я не хочу! Он мой!

Ханк, Анди, Рон и Джон начали молиться вместе, буквально выбивая Колдуна своими молитвами. Тот метался внутри Бобби и старался прикрыть голову крыльями. Он пускал слюни от боли и злобы, сотрясаясь каждый раз, когда произносили имя Иисуса. Они молились не переставая. Колдуну стало трудно дышать, он орал и звал на помощь.

— Рафар, — кричал Бобби, — Ваал Рафар!

— Что ты сказал?

Демон продолжал громко звать с помощью Бобби:

— Рафар… Рафар…

— Кто такой Рафар? — спросил Ханк.

— Рафар… это Рафар… это Рафар… Рафар это… Тело Бобби дергалось, он говорил невнятно, как заезженная пластинка.

— Кто такой Рафар? — настойчиво спрашивал Анди.

— Рафар правит. Он правит. Рафар — это Рафар. Он — господин.

— Иисус — Господин, — напомнил демону Джон.

— Сатана — господин!

— упрямился тот.

— Ты сказал, что Рафар господин?

— Сатана — господин Рафара.

— Ну, так над чем же господствует Рафар?

— Рафар — хозяин Аштона. Рафар правит Аштоном Анди осенило:

— Он, что, князь Аштона?

— Да, Рафар князь. Князь Аштона.

— Ничего, мы и его свяжем! — убежденно произнес Рон Восседая на мертвом дереве, Рафар вдруг забеспокоился, как будто его ткнули в бок, и подозрительно посмотрел на сидящих рядом с ним демонов.

Колдун продолжал бахвалиться. Он говорил устами Бобби, чье лицо, как в зеркале, в точности отображало его отвратительные гримасы.

— Нас много, много!

— хвастался Колдун.

— И Аштон принадлежит вам? — допрашивал Ханк.

— Да, мы его у тебя отобрали, проклятый святоша!

— Тогда пришла пора снова молиться, — заметил Анди, и они обратились к Богу.

Демон корчился от боли, в отчаянии прикрывал голову крыльями и цепко, из последних сил держался за Бобби.

— Нет… нет… нет!

— канючил он.

— Отпусти его, Колдун, — приказывал Ханк. — Выйди из него вон!

— Пожалуйста, дайте мне остаться! Я не причиню ему вреда, я обещаю!

Хороший знак. Ханк и Анди переглянулись. Значит, скоро и этот уберется.

Прямо глядя Бобби в глаза, Ханк приказал:

— Ты, злобный бес, выходи немедленно, во имя Иисуса!

Демон заорал, почувствовав, что теряет свою жертву. Медленно, один коготь за другим, он против своей воли втягивал их, не в силах удержаться. Он вопил, выкрикивал проклятия, и эти вопли вырвались из горла Бобби в то мгновение, когда демон окончательно оторвался от него и, трепыхаясь, поднялся вверх.

Ангелы с готовностью показали ему дорогу, посоветовав не приближаться больше к этому месту, но демон и без того кинулся прочь.

«Ухожу, ухожу!» — прошипел бес и исчез.

И Бобби, и четверо боровшихся за его освобождение облегченно вздохнули.

— Прекрасно, Бобби, все в порядке? Бобби, настоящий Бобби, ответил:

— Да… там внутри осталось еще несколько.

Я их чувствую…

— Отдохнем немного, потом все вместе возьмемся за дело, — сказал Ханк.

— Да, — вздохнул Бобби, — это было бы хорошо.

Рон похлопал его по плечу:

— Молодчина, ты прекрасно справился! В этот момент появилась Мэри. Услышав, что в зале за кого-то молятся, она пришла узнать, не нужна ли ее помощь.

И тут она увидела Бобби. Это же тот самый парень! Парень в черной кожаной одежде! Она застыла на месте от неожиданности.

Бобби поднял глаза и узнал ее, так же, как и бесы внутри него. Неожиданно лицо Бобби исказилось, из обессиленного, испуганного юноши он преобразился в нахального, сладострастного насильника.

— Привет, — пропел с его помощью дух, и Бобби начал говорить о Мэри непристойности, в самых гадких выражениях.

Ханк и все присутствующие были поражены, но они-то знали, кто кроется за этими словами. Ханк обернулся к жене, в испуге пятившейся к двери.

— Это… это он угрожал мне на стоянке, — закричала она.

Демон выплюнул еще несколько ругательств.

— Молчи, мерзкий дух, — немедленно вмешался Ханк.

Бес выругался ему в ответ.

— А! Это ведь твоя жена, а?

— Я связываю тебя во имя Иисуса. Бобби корчился и кривился, как от ужасной боли: демон чувствовал на себе силу молитв.

— Оставьте меня в покое, — орал он, — я хочу… я хочу… — он продолжал расписывать насилие со множеством безобразных деталей.

Мэри снова попятилась, но вдруг, собравшись с духом, решительно сказала в ответ:

— Да как ты смеешь! Я — Божье дитя, я не обязана выслушивать всю эту мерзость! Ты будешь молчать, и ты выйдешь из него вон!

— Оставь его, Насильник!

— приказал Анди.

— Выходи из него!

— сказал Ханк.

Мэри подошла вплотную к Бобби и сказала решительно:

— Я связываю тебя, демон, во имя Иисуса я связываю тебя!

Демон, как подстреленный, вырвался из Бобби и затрепыхался на полу. Криони подобрал его и вышвырнул из церкви.

Оставшийся в одиночестве демон был напуган, но не хотел сдаваться.

— Я сегодня раздел одну женщину.

— Мы не желаем тебя слушать, — сказал ему Джон. — Убирайся отсюда!

— Я ее ударил, и бил ногами, и я ее раздел…

— Замолчи и выходи!

— приказал Ханк.

Демон громко выругался и исчез не без помощи Криони, подхватившего его по дороге.

Бобби упал на пол, изможденный, но блаженно улыбающийся:

— Они ушли! Их нету! Слава Богу, их нет! — смеялся он счастливо.

Ханк, Анди, Джон и Рон обнимали его, ободряя. Мэри все еще не была уверена в этом человеке, недавно так напугавшем ее.

Анди был сосредоточен и перешел прямо к делу:

— Бобби, тебе нужно принять Святого Духа, тебе нужен Иисус, если ты хочешь навсегда избавиться от подобных вещей.

— Я готов, я готов! — немедленно согласился Бобби. И вот теперь Бобби Кореи становился новым творением. И первыми словами Бобби, ставшего христианином, были:

— Послушайте-ка, наш город в опасности! Погодите, я вам расскажу, с кем я имел дело!

Глава 27

Происходило это всегда в квартире профессора Джулин Лангстрат. Они сидели на мягком, уютном диване, в полумраке гостиной, освещенной единственной свечой, стоящей кофейном столике. Лангстрат выполняла роль учителя проводника, давая указания спокойным, но твердым голосом. Шон тоже был рядом как участник, никогда не оставлявший Санди в одиночестве, он всегда был готов оказать ей моральную поддержку.

Теперь их встречи стали регулярными, и каждый раз их свидания предвещали новые, неизведанные приключения. Спокойные путешествия в иную сферу, на другие уровни сознания открыли доступ к высшей действительности, в мир парапсихических сил и необычных переживаний. Санди была полностью захвачена ими.

Метроном на столике стучал медленно, безостановочно, в спокойном ритме: вдох — выдох, расслабиться, расслабиться, расслабиться.

Санди оказалась молодцом: она с легкостью погружалась под поверхностные слои сознания, те самые обычные жизненные слои, — изменчивые, обманчивые, подверженные внешним влияниям. Где-то глубоко под этими слоями находились иные уровни, дававшие возможность испытать истинные парапсихические переживания. Для того чтобы проникнуть туда, требовалось тщательное методическое расслабление, медитации и умение полностью концентрировать свое внимание. Каждый раз Лангстрат учила Санди делать новые шаги.

Сейчас девушка сидела на диване совершенно неподвижно, под пристальным взглядом Шона. Джулин отсчитывала монотонным голосом, в такт метроному:

— Двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три…

Санди чувствовала, что она словно в лифте погружается в глубинные уровни своего разума. Она расслабилась, пройдя поверхностные слои сознания, где еще действовала воля, и двигалась все глубже и глубже в подсознание.

— Три, два, один, уровень Альфа, — проговорила Лангстрат. — Теперь открывай дверь.

Санди видела себя открывающей дверь лифта и ступающей на прекрасный зеленый луг, окаймленный деревьями, сплошь усыпанными бело-розовыми цветами. Воздух был тепл. Ласковый, игривый ветерок проносился над лугом. Санди огляделась вокруг.

— Ты ее видишь? — мягко спросила Лангстрат.

— Я пока ищуее, — ответила Санди. Потом ее лиц0 просветлело — О, вот она идет! Какая же она прекрасная!

Санди увидела приближающуюся к ней девушку, молоденькую, красивую, с вьющимися золотыми волосами, В сияющем белизной длинном платье. Ее лицо светилось счастьем. Она дружески распахнула объятия.

— Здравствуй!

— радостно сказала Санди.

— Здравствуй! — ответила девушка чудесным мелодичным голосом, окончательно очаровавшим Санди.

— Ты пришла за мной?

Золотоволосая красавица взяла руки Санди в свои и заглянула ей в глаза своими огромными очами, в которых светились дружелюбие и понимание:

— Да. Меня зовут Маделен. Я буду учить тебя. Санди удивленно смотрела на Маделен.

— Ты выглядишь такой молодой! И ты уже жила прежде?

— Сотни раз. Но каждая жизнь — это только шаг вперед. Я покажу тебе дорогу.

— О! Я хочу научиться! — самозабвенно воскликнула Санди. — Я хочу пойти за тобой!

Маделен, взяв Санди за руку, повела ее через луг по золотистой ровной тропинке.

И в то время как Санди, с выражением радости и увлечения на лице, полностью уйдя в потусторонний мир сидела на диване Лангстрат, безобразный черный демон охватил сзади ее голову, его острые когти впились в ее череп, глубоко вонзясь в мозг. Он склонился над ней и сладострастно шептал, проникая в ее сознание: «Пойдем. Следуй за мной. Я представлю тебя другим, которые воскресли задолго до меня».

— С радостью, — ответила Санди.

Лангстрат и Шон, довольные, улыбнулись друг другу.

Услышав звон колокольчика над входной дверью, Том Мак Бридж, ответственный редактор «Кларион», тихо застонал. Этот день был самым беспокойным и трудным из всех, которые он пережил за годы работы в газете. Он выбежал из редакционного отдела как раз в тот момент, когда Маршалл, ни на секунду не задержавшись в приемной, направился было в свой кабинет.

Том давно уже просто изнемогал от вопросов, на которые некому было ответить.

— Маршалл, ну где ты был, и куда девалась Бернис? Номер еще не вышел из типографии! Телефон звонит не переставая, так что мне пришлось его отключить, люди заходят в редакцию и спрашивают, почему до сих пор нет газеты.

— Где Кармен? — бросил Маршалл в ответ, и Том обратил, наконец, внимание на его изможденный вид.

— Маршалл, — сказал он озабоченно, — как… как это так? Что происходит?

Маршалл, казалось, готов был свернуть Тому шею.

— Где Кармен? — прорычал он.

— Ее нет. Она была с утра, потом ушла Бернис, за ней она, а я кручусь тут один целый день!

С силой толкнув дверь, Маршалл влетел в свой кабинет и сразу же выдвинул ящик стола — в нем ничего не было. Нагнувшись, он поднял с пола подозрительно легкую архивную коробку и открыл ее. Коробка тоже была пуста. Маршалл с размаху бросил ее снова на пол.

— Э-э-э… могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Том.

Маршалл опустился на стул, с побелевшим как мел лицом и взъерошенными волосами. Он сидел неподвижно, обхватив голову руками, и глубоко дышал, стараясь собраться с мыслями и успокоиться.

— Позвони в больницу, — наконец проговорил он слабым сдавленным голосом, вовсе непохожим на обычный голос Маршалла Хогана.

— Куда… в больницу? — Тому стало совсем плохо.

— Спроси, как дела у Бернис.

Том едва мог говорить от изумления:

— Бернис? Она в больнице? Что случилось?

— Да звони же! — взорвался Маршалл, Том кинулся к телефону. Маршалл поднялся и вышел вслед за ним:

— Том…

Том смотрел на шефа, одновременно пытаясь набрать номер.

Маршалл прислонился к притолоке. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.

— Том, прости меня.

Мне стыдно, что я сорвался.

Спасибо, что ты звонишь. Скажешь мне, что они ответят. Потом он вернулся к себе и, опустившись на стул, окаменел.

Вернувшись к нему, Том доложил:

— Э… у Бернис сломано ребро, они перевязали раны… но других серьезных повреждений нет. Кто-то пригнал ее машину из Бэйкера, и она поехала на ней домой. Сейчас она, должно быть, уже дома.

— Мне… мне необходимо уйти.

— Что с ней случилось?

— Ее избили. Кто-то набросился на нее, повалил и сильно избил.

— Маршалл… — Том боялся сказать что-нибудь не так. — Это… все так ужасно.

Маршалл, согнувшись, все еще сидел за столом. Том по-прежнему ничего не мог понять.

— Маршалл, что с номером? Выйдет сегодня газета или нет? Мы отправили материал вовремя, я не понимаю…

— Они не будут печатать, — сухо ответил Маршалл.

— Что? Почему не будут?

Маршалл, покачав головой, уронил ее на стол и некоторое время оставался совершенно неподвижным. Потом он со вздохом посмотрел на Тома:

— Ты можешь быть свободен на сегодня. Дай мне прийти в себя, тогда я позвоню, идет?

— Ладно.

Том вышел, прихватив из внутреннего помещения коробку с завтраком и плащ.

Зазвонил телефон — линия, которую Маршалл зарезервировал для особо важных разговоров. Он схватил трубку.

— "Кларион".

— Маршалл?

— Да…

— Это Элдон Страчан.

O! Слава Богу, он жив! Маршалл чувствовал, как у него запершило в горле, он был готов расплакаться.

— Элдон, с тобой все в порядке?

— Нет, у меня неприятности. Маршалл, мы только что вернулись, кто-то разорил весь дом. Тут настоящий погром!

— Что с Дорис?

— О, она в отчаянии. Я тоже.

— Нам всем досталось. Они крепко ударили, сразу по всем.

— Что произошло?

Маршалл выложил ему все. Самое трудное было — сказать, что его друг, которого как и самого Элдона вышвырнули за борт, его друг Тэд Хармель был мертв. Страчан молчал. Ему трудно было говорить в эту минуту. Какое-то время длилась мучительная, тягостная тишина, несколько раз прерываемая покашливанием, убеждающим в том, что собеседник не положил трубку.

— Маршалл, — произнес наконец Страчан, — нам лучше всего исчезнуть. Лучше всего — уехать отсюда и никогда не возвращаться.

— Куда? — спросил Маршалл. — Ты уже удрал однажды, не так ли? Пока ты жив, тебе придется жить с этим грузом, и они об этом знают.

— Неужели никто из нас ничего не может сделать?

— У тебя есть друзья! Государственный прокурор, например.

— Я тебе уже сказал, что не могу пойти к Норму Маттили только со своими догадками. Здесь одной дружбы мало. Мне нужны доказательства, документы.

Маршалл посмотрел вниз, на пустую коробку.

— Я тебе их достану, Элдон. Так или иначе, но я найду то, что можно показать тем, кто захочет нас выслушать. Элдон вздохнул.

— Я только не знаю, насколько далеко это еще может зайти…

— Настолько далеко, насколько мы с тобой позволим. Страчан немного подумал.

— Да, да, ты прав. Дай мне что-нибудь весомое, существенное, и я посмотрю, что можно сделать.

— У нас нет выбора, нам уже накинули петлю на шею. Мы должны спасать себя сами!

— Это я и собираюсь делать. Мы с Дорис собираемся скрыться, и я советую тебе поступить так же. Здесь нам нельзя оставаться.

— Как я тебя найду?

— Я не хочу говорить по телефону. Жди, пока тебе не позвонят из прокуратуры от Норма Маттили. Я свяжусь с тобой через него.

Только таким образом я смогу помочь.

— А если меня не будет здесь, если я уеду из города иди умру, то свяжись с Алом Лемли из «Нью-Йорк Таймс», я постараюсь держать его в курсе дел.

— Хорошо. Мы с тобой обязательно еще встретимся.

— Будем молиться, чтобы так оно и было.

— Да, теперь я уже начал молиться о многом.; Маршалл положил трубку, как следует запер все двери и отправился домой.

Бернис лежала на диване с ледяным пузырем на лице и неудобной повязкой на ребрах и желала только одного; услышать телефонный звонок. Она уже пыталась подняться, в голове стучало, тело болело, но ей нестерпимо хотелось, чтобы кто-нибудь позвонил. Что происходило за стенами ее квартиры? Она несколько раз звонила в редакцию «Кларион», но там никого не было. В конце концов она набрала домашний номер Маршалла, но и там никто не отвечал.

Наконец-то! Телефон проснулся. Бернис схватила трубку, как сова хватает мышь.

— Алло!

— Бернис Крюгер?

— Кевин?

— Да… — парень был возбужден и сильно нервничал. — Привет, я, похоже, помру, я имею в виду, что я здорово трушу!

— Где ты, Кевин?

— Я звоню из дома. Кто-то побывал здесь и изломал у меня в квартире!

— Ты закрыл дверь?

— Да.

— Но почему ты ее не запираешь?

— Но она была заперта. Мне страшно. Похоже, за мою голову назначили хорошую цену.

— Будь осторожен, думай, что ты говоришь, Кевин. То, что мы слышали, будто наши телефоны прослушивают, вероятно, правда. Твой, наверняка, тоже.

Вид долго не отвечал, потом от страха почти закричал

— Да, я только что разговаривал, ты сама знаешь, с кем! Думаешь, они слышали наш разговор?

— Я не знаю. Но мы должны быть осторожны.

— Что же делать? Все летит к чертям. Сузан сказала, что у нее есть доказательства, и все летит к чертям. Она собирается удрать оттуда.

Бернис оборвала его:

— Не говори больше ничего. Лучше, если мы встретимся с глазу на глаз. Где мы можем увидеться?

— Но разве они не узнают, где мы сделаем это?

— А! Узнают, так узнают, но мы, по крайней мере, будем уверены, что они подслушивают.

— Тогда давай скорее встретимся, ты понимаешь, скорее, слышишь?

— Что ты скажешь про мост через Джад-ривер, недалеко от Бэйкера?

— Большой, зеленый?

— Да, этот. Там есть поворот направо, сразу как съезжаешь с северного конца моста. Я буду там… скажем, в семь часов?

— Я приеду.

— Окей. Тогда до встречи.

Бернис не медля набрала номер «Кларион». Никакого лвета. Она позвонила Маршаллу домой.

Телефон на кухне Хоганов звонил и звонил, но Кэт и Маршалл сидели за кухонным столом не шевелясь, пока он не умолк.

У Кэт дрожали руки. Она старалась сдерживаться, глядя на мужа полными слез глазами.

— У телефона потрясающая способность приносить худые вести, — с грустной иронией заметила она, опуская глаза.

Маршалл чувствовал, что в голове у него оглушительно пусто. Он не находил, что ответить.

— Когда произошел этот разговор?

— Утром.

— И ты не знаешь, кто звонил?

Кэт сделала глубокий вдох, пытаясь совладать со своими чувствами.

— Кто бы это ни был, практически он знал о нас с тобой все, и о Санди тоже. Он все учел, и это не было шуткой. Его доводы… были очень убедительными.

— Но он врал!

— зло сказал Маршалл.

— Я знаю, — ответила Кэт примирительно.

— Они хотят меня запугать. Кэт! Они отобрали у меня газету, пытаются отобрать дом и теперь хотят разрушить мою семью. Между мной и Бернис ничего нет и никогда не было. Я для нее, честно говоря, слишком стар, я ей в отцы гожусь!

— Я знаю, — опять сказала Кэт. Она остановилась, стараясь собраться с силами, чтобы продолжить разговор. — Маршалл, ты мой муж, и если я тебя когда-нибудь потеряю, я знаю, что мне не найти никого лучше тебя. Я знаю также, что ты не из тех, кто позволяет страстям одержать над собой верх. Я тебя очень уважаю и всегда буду уважать.

Маршалл взял ее руку:

— И ты

— именно та, о которой я всегда мечтал. Пожав руку мужа, Кэт заговорила вновь:

— Я уверена, что всегда буду к тебе так относиться, и это помогает мне держаться и ждать…

Голос у нее дрогнул, и на кухне воцарилась тишина. Маршалл не знал, что ответить. Кэт с трудом сдержала слезы и, овладев собой, продолжала говорить:

— Есть и нечто другое, что ост; чось без изменения, но что мы хотели было изменить. Мы с тобой договорились, что все будет иначе, когда мы уедем из Нью-Йорка: твоя работа будет спокойнее, ты будешь уделять семье больше времени, и мы, все трое, постараемся лучше понять друг друга, чтобы наладить нашу семейную жизнь… — слезы снова потекли, и ей стало трудно говорить. Но, раз начав, она хотела высказаться до конца:

— Я не знаю, то ли это действительно неприятности настигают тебя, куда бы ты ни направился, то ли ты каждый раз сам себе изобретаешь трудности, но если я тебя когда-нибудь и ревновала или подозревала, что у тебя есть любовница, так это именно сейчас. У тебя есть другая любовь, Маршалл, и я, право, не знаю, могу ли я с ней соперничать.

Маршалл знал, что никогда не сумеет объяснить ей всего:

— Кэт, ты даже не подозреваешь, насколько это все серьезно.

Она покачала головой, не желая ничего слушать.

— Я говорю не об этом, я уверена, что это серьезное лело, настолько важное, что оно, вероятно, требует всего твоего времени и энергии. Но сейчас я пытаюсь объяснить тебе какой вред нанесло все это мне, Санди, нашей семье. Маршалл, я не хочу сравнивать, но мы с Санди оказались на последнем месте в твоем списке дел. Мы страдаем, об остальном я не хочу и говорить.

— Кэт… это именно то, чего они хотели добиться!

— И им это удалось! — резко оборвала его Кэт. — Но не старайся перекладывать вину на других, если не можешь сдержать своих обещаний. Никто не несет ответственности за твои слова, Маршалл. Ты целиком и полностью виноват в том, что не выполнил того, в чем уверял не так давно свою семью.

— Кэт, но я не просил, чтобы мне это навязывали, я не хотел, чтобы так случилось. Когда все кончится…

— Это закончится сейчас! — ее слова заставили Маршалла замолчать. — И у меня действительно нет иного выбора. Моим возможностям есть предел. Я знаю, сколько могу вынести. Я должна уйти.

Маршалл был настолько обессилен, что не мог ничего возразить. Он не мог даже думать в эту минуту. Единственное, что он мог, — глядеть жене в глаза, предоставив ей возможность говорить и делать все, что она решила.

Кэт нужно было успеть выговориться прежде, чем это станет невозможным:

— Я говорила утром с мамой. Она прекрасно понимает нас обоих и не хочет становиться на чью-либо сторону. Мама — и это, наверное, самое главное — много молится за нас в последнее время, особенно за тебя. Она сказала, что даже видела тебя сегодня во сне. Ей снилось, что с тобой стряслась какая-то беда и что Бог пошлет тебе ангелов на помощь, если она будет за тебя молиться. Моя мама отнеслась к этому очень серьезно и сразу начала молиться.

Маршалл слабо улыбнулся. Ему приятно было это слышать, но какая от этого могла быть польза?

Кэт сказала, подводя итог:

— Я собираюсь пожить у нее немного. Мне нужно подумать. И тебе нужно подумать. Ты должен решить, какие из своих обещаний ты действительно собираешься выполнить. Нам необходимо решить это раз и навсегда, Маршалл, прежде, чем мы предпримем следующий шаг. Что касается Санди, то я не знаю, где она сейчас. Если я ее найду, то, может быть, предложу поехать со мной. Хотя я сомневаюсь, что она захочет оставить Шона и все то, во что ее впутали, — Кэт сделала глубокий вдох, страшная мука сжала ей сердце. — Единственное, что я могу сказать, — считай, что ты ее больше не знаешь, Маршалл. И я ее не знаю, она отдаляется от нас все больше и больше… Ты всегда отсутствовал… — Кэт не могла больше говорить. Закрыв лицо руками, она горько заплакала.

Маршалл не знал: подойти ли ему к ней, подбодрить ее, обнять? Как она это воспримет? Верит ли она, вопреки всему, что его волнуют ее переживания?

Он страдал вместе с ней. В его сердце было сомнение. Он подошел и тихо положил руку ей на плечо.

— Я не могу сейчас тебе сказать ничего конкретного, — мягко произнес Маршалл. — Ты права. Все, что ты мне высказала, правильно. Я не решусь сегодня дать новые обещания, которые я, может быть, не выполню, — то, что он говорил, причиняло ему боль, но он заставлял себя продолжить. — Я должен все обдумать, хорошенько разобраться. Наверное, тебе лучше уехать. Поживи у мамы, будь подальше от всей этой заварухи. Я… я дам тебе знать, когда все кончится, когда я подойду к тому, что действительно важно. Я не буду просить тебя вернуться до этого.

— Я люблю тебя, Маршалл, — плача сказала Кэт.

— Я тоже тебя люблю, Кэт.

Она неожиданно поднялась, обняла его и горячо поцеловала. Маршалл долго не сможет этого забыть: поцелуй, когда Кэт отчаянно прижимала его к себе, ее лицо, залитое слезами, и тело, дрожащее от плача. Маршалл с силой обхватил жену, как будто держал в руках саму жизнь, драгоценное сокровище, которое он, может быть, терял навсегда.

Потом Кэт грустно произнесла:

— Лучше мне ехать прямо сейчас, — и обняла его в последний раз.

Удержав ее еще на мгновение, Маршалл проговорил ободряюще:

— Все будет хорошо. Прощай.

Чемоданы были уже упакованы. Кэт не брала с собой много вещей. Входная дверь тихо закрылась за ней, их маленький пикап попятился к выезду на улицу.

Маршалл долго одиноко сидел у кухонного стола. Он тупо рассматривал узоры на его поверхности. Тысячи воспоминаний проносились в голове. Минута проходила за минутой, но он не замечал времени. Земля продолжала вращаться и без его участия.

Наконец он вышел из оцепенения, и все его мысли и чувства сосредоточились на одном имени: «Кэт…» — он плакал и плакал.

Глава 28

Закусив нижнюю губу, Гило внимательно следил за происходящим внизу, в долине. С ним были две дюжины воинов. Из их укромного наблюдательного пункта, среди скал, резиденция Стронгмана, князя Силы, походила на осиное гнездо, вокруг которого вился гудящий, рассерженный рой. Мириады бесов образовали живую движущуюся массу над группой одиноко стоящих мрачных зданий. Звуки от взмахов их крыльев гулким эхом отражались от окружающих гор. Демоны вели себя необычайно встревоженно.

— Они что-то замышляют, — заметил один из воинов.

— Пожалуй, кому-то явно грозит опасность, — произнес Гило. — Берусь утверждать, что дело касается Сузан. По всему комплексу зданий готовили к отправке громадные фургоны с вещами из канцелярии и охотничьими трофеями Александра Касефа. Персонал разошелся по жилым корпусам упаковывать свои пожитки. Сам воздух был полон возбужденного ожидания переезда. Люди собирались кучками то тут, то там, беседуя на разных языках, о большом каменном особняке, вдали от общей суеты, ^узан Якобсон тоже собирала вещи. Она разбирала рукописные заметки, документы, газетные вырезки из большой артонной коробки, собираясь выбросить все, что не имело особой ценности. Но почти каждый листок бумаги был нужным и важным. Единственный чемодан, лежащий туалетном столике, должен был вместить в себя все. Он и без того уже полон и слишком тяжел для Сузан, но, тем не менее, она складывала в него все новые и новые бумаги.

Быстро прошептав несколько молитв, она снова начала сортировать свой груз, чтобы отделить половину. Потом принялась тщательно укладывать чемодан: папка сюда, свидетельства туда, еще несколько документов, фотографии, еще одна папка, ксерокопии, толстая пачка фотографий, несколько непроявленных пленок.

Неожиданно раздались шаги в коридоре! Сузан быстро захлопнула чемодан, прижала крышку коленом, защелкнула замок и, быстро приподняв свисавшее покрывало, задвинула тяжелый чемодан под кровать. Потом торопливо собрала оставшиеся бумаги в коробку и спрятала ее за кипой простыней в бельевом шкафу.

Не постучав, в комнату вошел Касеф. На нем была свободная будничная одежда, так как он тоже укладывал вещи, принимая участие во всеобщей суете.

Подойдя к нему, Сузан обвила его руками за шею.

— Привет! Ну, как у тебя дела?

Он нехотя обнял ее в ответ, потом снял ее руки и осмотрелся.

— Мы удивлялись, куда ты пропала, — произнес толстяк. — Все собрались в обеденном зале и надеялись, что ты спустишься к нам.

В его голосе было что-то чужое и угрожающее.

— Да, — ответила Сузан, несколько обеспокоенная его необычным поведением, — конечно, я приду. Я не пропущу такой случай ни за что на свете.

— Прекрасно, — сказал он и снова оглядел комнату.

— Сузан, можно мне заглянуть в твой чемодан? Она посмотрела на него с удивлением:

— Что?

Касеф не собирался менять своего решения или объяснять его:

— Я хочу посмотреть твой чемодан.

— Чего ради?

— Давай его сюда! — потребовал он тоном, не допускающим возражений. Сузан направилась к гардеробу, достала голубой чемодан, полный одежды, и бросила его на кровать. Касеф открыл замки, откинул крышку и начал поспешно доставать вещи, небрежно раскидывая их во все стороны.

— Нет, — запротестовала Сузан, — что ты делаешь? Мне понадобилось несколько часов, чтобы их уложить!

Касеф опустошал чемодан, открывая все отделения и отстегивая все ремни. Когда проверка закончилась, Сузан казалась по-настоящему рассерженной.

— Алекс, что все это значит?

Он обернулся к Сузан с угрюмым видом, посмотрел ей в лицо, а затем неожиданно расплылся в широкой улыбке.

— Уверен, что ты сумеешь упаковать чемодан еще удачней, чем в первый раз.

Сузан не знала, что ему ответить.

— Но я должен контролировать все. Видишь ли, дорогая Сузан, ты ведешь себя странно, избегаешь меня, — толстяк медленно ходил по комнате, внимательно заглядывая в каждый укромный уголок. — К тому же у нас, кажется, исчезло несколько важных папок с документами, из тех, к которым имеют доступ только такие доверенные люди, как ты, моя Служительница, — его лицо снова скривилось в улыбке, острой, как нож. — Я знаю, что твое сердце, несомненно, скоро соединится с моим, несмотря на твою… скажем, рассеянность и необоснованный страх, который ты проявляешь в последнее время.

Сузан, оправившись, посмотрела ему прямо в глаза:

— Это происходит исключительно из-за слабости моей человеческой натуры, которую, уверена, я сумею преодолеть.

— Слабость твоей человеческой натуры… — он с минуту раздумывал над ее словами. — Те самые маленькие слабости, которые всегда делали тебя такой привлекательной, потому что могли таить в себе опасность.

— Значит, ты думаешь, что я могу предать тебя?

Касеф, подойдя, положил ей руки на плечи. Сузан чувствовала, что ему стоит всего лишь немного сдвинуть их, чтобы сдавить ей горло.

— Возможно, — ответил Касеф, — что кто-то пытается меня предать. Это витает в воздухе, — он смотрел на нее в упор, его взгляд сверлил ее до глубины души.

— Более того, я могу сейчас прочесть это в твоих глазах.

Сузан отвела глаза:

— Я тебя не предам.

Крепко обнимая ее, он холодно ответил:

— И никто другой этого бы тоже не сделал… если бы знал, какая расплата его ожидает. Это слишком опасная затея.

Его руки сжали Сузан железной хваткой.

В лес, прямо возле Аштона, стремительно, со свистом едва не до самой земли спустился ангел. Посланник, скользя между деревьями, разыскивал Тола.

— Капитан! Где Капитан? — спрашивал он небесных воинов, встречавшихся на его пути.

— Собирает людей на молитву в дом Ханка, — подсказал ему Мота. — Будь осторожен, не привлекай к себе внимания.

Посланник спустился еще ниже и полетел уже по лабиринту окраинных улочек и переулков.

В доме Ханка, тщательно укрывшись, Тол отдавал распоряжения своим воинам, и те, исполняя их, приводили все новых и новых людей, готовых молиться.

Ханк и Анди объявили экстренное собрание, но они никак не ожидали, что придет так много народа. Автомобили подъезжали и подъезжали, люди входили, заполняя гостиную: Колмэн, Рон Форсайт и Цинтия, новообращен ный Бобби Кореи, его родители Дан и Джин, чета Джонсов, сестры Купер, Смиты, Бартоны, несколько студентов и их друзья. Ханк собрал все стулья в доме, но их не хватило. Кто помоложе, садились прямо на пол. Окна были открыты.

Выглянув наружу, Тол увидел старенький фургончик, остановившийся возле дома пастора. Ангел довольно улыбнулся: он предчувствовал, какую радость вызовет у Ханка появление вновь прибывших.

Когда в дверь позвонили, раздалось несколько голосов: «Входите, открыто!» Но никто не появлялся. Ханк пробрался между сидящими к двери и открыл ее.

На пороге, держась за руки, стояли Лу Стэнли и его жена Марги. Смущенно улыбнувшись, Лу произнес:

— Привет, Ханк, это здесь собираются на молитву? Ханк поверил в чудеса: перед ним стоял человек, источенный из общины за прелюбодеяние, стоял рядом с ней и был готов молиться вместе с другими!

— Господи! — воскликнул Ханк. — Да, это здесь, входите, входите!

В битком набитой гостиной с восторгом встретили появление Лу и Марги.

В этот момент колокольчик снова зазвонил. Ханк, не успевший отойти от двери, снова открыл ее и увидел пожилую пару, которую раньше никогда не встречал.

Зато Сесиль Купер сразу узнала вновь прибывших и закричала со своего места:

— Слава нашему Господу! Не могу поверить! Джеймс и Диана Фаррел!

Ханк посмотрел на Сесиль, потом снова на пожилую пару и раскрыл рот от удивления:

— Пастор Фаррел?

Пастор Джеймс Фаррел, бывший руководитель «Аштон Комьюнити», протягивал ему руку:

— Пастор Генри Буш? — Ханк, кивнув, крепко пожал ему руку. — Говорят, сегодня вечером здесь собираются молиться?

Их приняли с распростертыми объятиями. Одновременно с ними появился невидимый посланник.

— Капитан, — обратился он к Толу, — Гило передает, что время Сузан на исходе! Ее почти разоблачили. Ты должен прибыть туда немедленно.

Тол быстро окинул собравшихся оценивающим взглядом: молитвенная защита была достаточной для исполнения плана сегодняшнего вечера.

Ханк начал собрание.

— Господь положил нам на сердце желание молиться за Аштон. Сегодня утром мы узнали страшную новость. Наши предположения о намерениях сатаны подтвердились. Мы Должны молиться, чтобы Бог связал демонов, которые пытаются одержать верх. Мы должны молиться о победе Божьего народа и Божьих ангелов…

— Так, хорошо, верно, — думал Тол, — этого, наверное, будет достаточно.

Однако из-за того, что по сообщению посланника творилось в стане Стронгмана, небесным воинам пришлось бы сражаться и без молитвенной защиты.

Жуткий рой бесов продолжал густеть и расти над долиной, и Гило, укрывавшийся со своими воинами среди скал, видел бессчетное множество светящихся желтых глаз

Он ни на секунду не расслабился и нетерпеливо вглядывался в небо над горами, ожидая, не сверкнет ли, наконец луч света, означающий появление Тола.

— Где же Тол? — ворчал он.

— Где он?

Именно в эти минуты штаб Касефа — мозг, управляющий «Омни корпорейшн», — собрался в столовой на импровизированный банкет и последнее совещание перед большим переселением, в подготовке которого все присутствующие принимали действенное участие. Меню, в основном, состояло из наскоро приготовленных закусок. Обстановка была неофициальной, поэтому присутствие тоже было необязательным. Сам Касеф, как обычно, с видимым удовольствием смешался со своими подчиненными, и их руки часто протягивались к нему со всех сторон: каждый желал получить особое благословение.

Бок о бок с ним шла Сузан, облаченная в свою обычную черную одежду. К ней тоже тянулись руки, все хотели благоговейно прикоснуться к ней или хотя бы удостоиться особого взгляда. Она охотно раздавала эти бесплатные дары благодарным поклонникам.

Пришло время обеда. Касеф и Сузан заняли места за почетным столом. Сузан старалась вести себя как обычной даже с удовольствием есть, но к ее ужасу на лице ее господина по-прежнему сохранялась чужая, резкая, зловещая улыбка. Что он знал на самом деле?

Обед подошел к концу. Касеф поднялся, и все собравшиеся, как по сигналу, умолкли.

— Итак, мы будем действовать здесь подобно тому, как мы действовали уже во множестве разных мест, во всех частях света, которым вскоре предстоит объединиться, — сурово произнес Касеф, и все в комнате зааплодировали. — «Омни корпорейшн», важный и могущественный инструмент Общества Вселенского сознания, готовится занять еще один форпост, утверждая Новый мировой порядок, пришествие Христа нового времени и установление его власти. Я получил сообщение от наших распорядителей в Аштоне, что оформление покупки здания для нас, где расположится штаб-квартира, закончится к воскресенью. Отправляюсь туда, чтобы завершить переговоры, после этого город будет окончательно принадлежать нам.

Комнату наполнили восторженные крики и аплодисменты.

Внезапно лицо

Касефа помрачнело, и все сидящие лом с ним, также стали серьезными.

— Все это время мы, естественно, не забывали, наскольсерьезно наше предприятие, которому мы все верны и отдаем нашу жизнь. Мы часто интересуемся, к каким ужасным последствиям для нашего дела привело бы, если бы кто-то из нас свернул на ложный путь, не устояв перед страстью к мирским соблазнам или даже руководствуясь простыми человеческими слабостями, которые нас постоянно подводят.

В комнате наступила мертвая тишина. Глаза всех были устремлены на Касефа, который медленно обводил всех мрачным взглядом.

Сузан чувствовала, как глубоко внутри нее поднимается ужас, который она всегда старалась обуздать, побороть. То, чего она больше всего боялась, медленно, но неумолимо надвигалось.

Касеф продолжал:

— Только немногие из вас знают, что при проверке архивов главной канцелярии мы заметили исчезновение нескольких папок с крайне важными документами. Совершенно ясно, что кто-то из самых приближенных и посвященных, тех, кто имеет доступ к этим архивам, решил, что они могут показаться очень важными… где-то и в другом месте.

Сидящие рядом с Касефом тревожно загудели.

— Нет, нет, не беспокойтесь, мы нашли пропажу!

По комнате пронесся вздох облегчения и послышалось хихиканье. «Ага», — подумали многие, так это очередная шутка Касефа.

Касеф сделал повелительный жест двум охранникам, стоящим в дальнем конце комнаты, и один из них показал какой-то предмет. Сузан приподнялась на стуле, пытаясь разглядеть получше.

Что же это? Картонная коробка! Неужели картонная коробка? Та самая, которую она спрятала в бельевом шкафу? Охранник со своим трофеем подошел к почетному столу.

Сузан снова села, она была близка к обмороку. KpoR отхлынула от ее лица, внутри все свело от мучительног страха. Ее измену обнаружили, и нет никакого выхода. Вг происходило, как в кошмарном сне.

Телохранитель опустил тяжелую коробку на стол Касеф начал перебирать бумаги. Да, это были те самые документы, которые она сумела в страшной спешке отобрать и спрятать за простынями. Касеф поднял руку бумагами так, чтобы все могли видеть. Сидящие рядол недоуменно переговаривались.

Касеф бросил бумаги обратно в картонку и жестом приказал охранникам вынести ее.

— Эта коробка, — сообщил он, — была спрятана в бельевом шкафу Служительницы.

Присутствующие онемели. Одни застонали, пораженные, другие качали головами.

Сузан Якобсон молилась. Она молилась, собрав все оставшиеся у нее силы.

Посланник возвратился в долину, где Гило с нетерпением ожидал новостей.

— Ну, говори же!

— Тол собрал молитвенную защиту для предстоящей операции. Он должен прибыть с минуты на минуту.

— С минуты на минуту может оказаться поздно, — Гило смотрел на мрачную картину внизу, в долине. — Б любую минуту Сузан может погибнуть.

Тол в последний раз взглянул на молящихся людей, ведомых силой Святого Духа. Они особенно молились, прося внести полное замешательство в стан демонов. Хорошо, может быть, этого будет достаточно! Он выскользнул из дома под покровом темноты, надеясь быстро преодолеть пространство над Аштоном и лететь в логово Стронгмана, ужасного князя Силы, чтобы спасти жизнь Сузан. Но не успел Тол выбраться за решетку позади дома, как почувствовал резкую боль в ноге. Меч Капитана блеснул в темноте, и голова мелкого беса, вцепившегося в него, слетела с плеч. Нападавший растворился, оставив после себя кроваво-красную струйку дыма.

Другой бес повис у ангела на спине. Он отсек и этого.

Тут же следующий демон вцепился в спину, другой в ногу, по крайней мере, два злобных духа кусали голову небесного воина.

— Это Тол! — услышал он их крики. — Это Капитан Тол!

Какой переполох, и, наверняка, они поспешат вызвать сюда Рафара! Тол знал, что ему необходимо разделаться со всеми бесами, чтобы его не обнаружили. Демоны кружили над самой его головой. Размахивая мечом, он разил направо и налево, разрубая на куски тех, кому все-таки удавалось в него вцепиться.

Но количество духов, казалось, удваивалось. Некоторые из них были серьезными противниками, и все жаждали получить обещанную Рафаром награду.

Здоровенный демон с хохотом приблизился, желая убедиться, что это действительно Тол, а затем взмыл в небо. Тол бросился вдогонку, и все вокруг утонуло во взрыве света и силы — отважный воин схватил все еще хохочущего беса за шиворот. Злой дух начал кричать и царапаться. Тол камнем кинулся вниз, увлекая демона за собой. Крылья демона хлопали и беспомощно мотались, словно сломанный зонтик на сильном ветру. Опустившись на землю, Тол острым мечом рассек твердь, послав поверженного беса прямо в преисподнюю.

Но все новые и новые демоны накидывались на ангела со всех сторон. Слух о том, что Тол обнаружен, передавался дальше и дальше.

Двое сильных, мускулистых телохранителей, те самые, что однажды, разодетые в смокинги, сопровождали Сузан в Нью-Йорк, подхватили ее под локти. Она едва касалась ногами земли. Охранники повлекли свою жертву через двор, на веранду каменного особняка, потом внутрь, вверх по резной лестнице, по коридору, прямо в ее же комнату. Касеф следовал за ними, холодный, собранный и абсолютно невозмутимый.

Головорезы бросили Сузан на стул. Касеф посмотрел на нее долгим злобным взглядом.

— Сузан, — металлическим голосом произнес он, — моя дорогая Сузан, меня это, право же, нисколько не удивило. Подобные проблемы возникали у нас и раньше, и не однажды. И каждый раз мы были вынуждены с ними разбираться. Как ты сама хорошо знаешь, подобные вещи у нас никогда не остаются безнаказанными. Никогда, — толстяк подошел ближе. Настолько близко, что его слова хлестали ее по лицу, как удары плетки. — Я никогда не доверял тебе, Сузан. Я тебе не раз об этом говорил. Так что я всегда наблюдал за тобой одним глазом и приказал моим людям следить за тобой. Теперь я понимаю, что ты восстановила дружбу с моим… соперником, мистером Видом, — Касеф сардонически захохотал. — У меня глаза и уши повсюду, дорогая Сузан. С той самой минуты, как твой мистер Вид вошел в редакцию «Аштон Кларион», мы ни на секунду не спускали с него глаз, мы знаем все: куда он идет, кого знает, кому звонит, и даже — что он говорит. А что касается неосторожной беседы, которая у тебя была с ним сегодня… — говоривший опять громко рассмеял ся, — Сузан, неужели ты не подумала о том, что все телефонные разговоры отсюда прослушиваются! Мы были уверены, что ты рано или поздно сделаешь нечто подобное Все, что нам оставалось, — ждать и быть наготове. Естественно, задача, которую мы себе поставили, порождает врагов. Это мы прекрасно понимаем, — Касеф склонился над ней и смотрел прямо ей в глаза холодно и язвительно. — Но мы не собираемся с этим мириться. Нет, Сузан, мы всегда принимаем самые твердые и решительные меры. Я думал, что наша маленькая хитрость заставит твоего друга утихомириться. Впрочем, как мы теперь видим, он знает слишком много. Поэтому мы считаем необходимым позаботиться и о тебе, и о мистере Виде.

Сузан дрожала и не решалась произнести ни единого слова. Она знала, что просить пощады совершенно бесполезно.

— Ты ведь никогда не присутствовала при наших ритуалах, если я не ошибаюсь? — Касеф начал говорить как, будто читал лекцию. — Прежние поклонники Изис. Молоха или Астарты были недалеки от истины. Они, по крайней мере, понимали, что жертвоприношение человеческой жизни их так называемым «богам» помогает им снискать милость у этих богов. То, что они делали интуи тивнс, мы продолжаем исполнять с полным понимание сущности дела. Жизненные силы, которые двигают нами, заимосвязаны, наша вселенная циклична. Она не имеет онца и самовосстанавливается.

Ничто новое не может водиться, пока не умрет что-то старое, это и есть карма, Сузан, твоя карма.

Этими словами он приговаривал ее к смерти.

«Что это? Что с ними?» — встревоженно спросил у Гило один из воинов.

Оба прислушались. Туча, по-прежнему медленно клубящаяся в долине, начала издавать странный, гудящий звук — непонятный шум, постепенно нараставший. Сначала он был похож на звук прибоя, потом стал походить на рев огромной толпы и наконец, достигнув апогея, перешел в леденящий кровь вой всех труб ада.

Гило медленно со звоном вытянул из ножен меч.

— Что ты собираешься делать?

— Будьте наготове! — приказал Гило, и его приказ передали по всему отряду. В руках воинов зазвенели клинки.

— Они смеются, — объяснил Гило. — Нам не остается ничего другого, как идти вниз.

Воины были готовы на все, но эта мысль не укладывалась у них в голове. Идти вниз? Туда… в самое пекло?

Бесы были сильны, безжалостны, жестоки… И теперь они смеялись, чуя запах смерти, который для их ноздрей был подобен драгоценным благовонным курениям.

Трискал и Криони бросились на помощь Капитану, их блистающие мечи стремительными ударами раскидывали демонов во все стороны. Несколько небесных воинов, появившихся здесь вместе с Трискалом и Криони, взмыли в воздух, как картечь из пушки, подхватывая и приканчивая на лету пытавшихся улизнуть демонов.

Тол был в замешательстве, ему страшно хотелось развернуться в полную силу, но он не мог этого себе позволить, чтобы не привлечь еще большего внимания со сторона врага. Он мог бы без труда, одним махом покончить со семи злыми духами, вцепившимися в него, подобно раз-ренным осам, но был вынужден отдирать их с себя, отсекая мечом по одному.

Вот и Мота пришел на помощь и обрубал демонов со своего Капитана, как летучих мышей со стен грота: «Этот и еще этот, и еще один!..»

Потом на какое-то мгновение Тол оказался чист свободен от бесов. Мота быстро занял его место, а То исчез, провалившись в глубь земли.

Злые духи были увлечены и продолжали собираться черным облаком к месту битвы, кружили вокруг Моты пока, наконец, не заметили, что Толу удалось каким-то образом ускользнуть. Теперь они сами попали в ру, небесных воинов, под мечами которых им предстояла пасть, но теперь уже без надежды получить награду у Рафара.

Ряды нападавших начали редеть, крики стихать, ц вскоре все бесы улетели прочь.

В нескольких километрах от Аштона Тол пулей вылетел на поверхность земли. Теперь он мчался высоко в небе, держа перед собой меч и оставляя позади светящийся след, похожий на шлейф кометы. Сады, поля, леса и дорога мелькали в тумане. С обеих сторон, будто белые серебристые горы, его окружали облака.

Тол чувствовал, как молитвами святых возрастала его; сила. Его меч горел, как раскаленный. Казалось, будто; неведомая сила влекла его дальше и дальше по небу.

Быстрее, еще быстрее — ветер свистел вокруг Тола, все ближе и ближе к логову Стронгмана, князя Силы. Гудя невидимыми крыльями, он мчался вперед.

Длинноволосый маленький гуру, закутанный в длинное черное одеяние, с ожерельем какого-то древнего племени на шее, по знаку Касефа вошел в комнату Сузан. С мрачным видом он послушно поклонился своему хозяину и наставнику.

— Приготовь алтарь, — приказал ему Касеф. — Это будет совершенно особая жертва, посвященная успешному завершению нашего дела.

Маленький жрец поспешно вышел. Касеф повернулся к Сузан. Мельком взглянув на нее, он вдруг ударил её ребром ладони.

— Прекрати сейчас же! — заорал толстяк. — Прекрати молиться!

Удар был настолько силен, что Сузан несомненно бы упала со стула, если бы один из телохранителей не подхватил. Она уронила голову и начала плакать, коротко и громко всхлипывая и дрожа от страха.

Касеф стоял над ней, подобно безжалостному убийце, упиваясь ее отчаянием.

— Тебе некого призывать! Нет никакого Бога, который бы тебя услышал! На пороге смерти ты совсем сошла с ума и вспомнила старую религиозную чушь!

Потом он сказал ей почти по-дружески:

— Ты даже не понимаешь, что я, фактически, оказываю тебе услугу. В своей следующей жизни ты, может быть, достигнешь более высокого уровня мышления. Твои недостатки не повторятся. Твоя смерть создаст тебе прекрасную карму в будущей жизни. Вот увидишь!

После этого напутствия он приказал телохранителям:

— Свяжите ее!

Они свели ей руки за спиной. Сузан почувствовала прикосновение холодной стали, услышала, как защелкиваются наручники, и затем, как бы со стороны, свой собственный крик.

Касеф отправился в свой кабинет, уже успевший стать холодной, пустой комнатой. В ней стояло несколько ящиков и чемоданов, готовых к отправке. Он подошел к маленькой сумке из старой, хорошо выделанной кожи, сунул ее под мышку и тут же вышел.

По парадной лестнице Касеф спустился в нижний этаж, там он открыл внушительную дубовую дверь и уже по другой лестнице прошел в глубокий подвал. Затем, завернув за угол и войдя еще в одну дверь, толстяк очутился в полутемной комнате. Она была аккуратно выложена камнем и освещалась одной единственной свечой. Мрачный маленький жрец уже находился здесь и, сидя перед свечой, бормотал непонятные, странные слова, повторяя их снова и снова. Несколько особо приближенных к Касефу лиц стояли, прижавшись к холодной стене, и ожидали в полном молчании своего господина. Касеф протянул жрецу сумочку и тот положил ее на край большой, деревянной, неотесаной скамьи в самом дальнем углу мрачной комнаты, жрец открыл сумку и начал вынимать из нее и раскладывать ножи — ножи Касефа: искусной работы, покрытые орнаментом, украшенные драгоценными камнями. Кинжалы зловеще поблескивали острыми как бритва лезвиями.

Тол уже видел перед собой гору. Он держался совсем низко над скалами: ему ни в коем случае нельзя было оказаться замеченным.

Гило вместе с воинами, сияя в темноте своей красотой шаг за шагом приближались к логову Стронгмана. Они осторожно пробирались к мрачным домам под прикрытием валунов и старых пней. Прямо над их головами кишело огромное облако демонов: буйное и хохочущее, грозное и страшное. Но Гило явственно чувствовал действие молитв Бесы наверняка должны были бы заметить маленький отряд смельчаков, но их глаза были незрячи.

Далеко внизу, на стоянке машин перед главным административным зданием, стоял громадный фургон. Гило выбрал место, откуда грузовой автомобиль был хорошо виден, и велел своим воинам укрыться поблизости. Он оставил возле себя только одного ангела, для особого поручения.

— Видишь верхнее окно в каменном особняке? — спросил его Гило.

— Да.

— Сузан там. Когда я подам тебе знак, проникнев туда и выкрадешь ее.

Глава 29

Александр Касеф в окружении своей небольшой свиты сидел в таинственной полутемной комнате. Все находились в состоянии глубокой медитации. Перед ними, за грубой деревянной скамьей, стоял Стронгман, окруженный охраной и помощниками. Он осклабился в отвратительной слюнявой улыбке и время от времени хихикал от удовольствия, обнажая клыки.

— Один за другим отступают препятствия, — проговорил ужасный князь Силы. — Да, твоя жертва принесет тебе счастье, и она угодна мне, — большие желтые глаза его сузились. — Ведите ее сюда! — приказал он.

Наверху отчаявшаяся Сузан Якобсон, под присмотром двух охранников, беспомощно сидела на стуле со связанными руками и ногами. Она ожидала своей участи и молилась, собрав все свои душевные силы, она взывала к истинному Богу, которого она не знала, но который должен был существовать и обязательно должен был ее услышать. Он единственный, кто мог прийти ей на помощь.

Приблизившись к горам, Тол стал подниматься все выше и выше вдоль отвесных скал, постепенно замедляя полет. Добравшись до вершины, он медленно перебрался на другую сторону и потом плавно и беззвучно заскользил вдоль склона, тихий и невидимый. Он был чрезвычайно обеспокоен тем, насколько сгустилось черное облако в его отсутствие. Оставалось только надеяться, что молитвенной охраны хватит хотя бы для того, чтобы ослепить все эти мерзкие существа.

Зоркие глаза Гило, с нетерпением ожидавшего прибытия Капитана, сразу заметили Тола, парящего грозно и бесшумно, подобно орлу.

— Готовьтесь, — приказал Гило своей свите. Небесные воины давно ждали этих слов. Он посмотрел вверх, на окно второго этажа. В это мгновение Тол коснулся земли, опустившись возле них легко ибесшумно, как перышко.

— Наша охрана действует.

— Вперед! — приказал воинам Гило, и они стремительно полетели к мрачному особняку.

Маленький жрец, с горящими от нетерпения глазами, поднимался по главной лестнице, бормоча под нос свою мантру.

Касеф и его люди ждали внизу в полном безмолвии. Толстяк стоял возле самых ножей.

Сузан Якобсон старалась избавиться от наручников, но они врезались в тело и причиняли острую боль, даже когда она не шевелилась. Телохранители только потешались над ней.

— Боже милостивый, — молилась несчастная пленница — если Ты действительно правишь этой вселенной, то прояви милосердие к той, которая решилась встать на Твою сторону против этого ужасающего зла…

И вдруг…

— ей показалось, что она уже находится не комнате, будто она очнулась от кошмарного сна: мучительный, разрывающий сердце страх начал утихать, уходящая вдаль гроза. Казалось, комнату каким-то образом заполнил покой. Сузан удивленно озиралась по сторонам. Что произошло? Неужели она уже умерла? Спит она или это видение?

Но ведь однажды Сузан уже испытала подобное. Ныо-йоркский вечер тут же пришел ей на память: то странное вдохновенное чувство, которое охватило ее в тот момент когда она отчаянно вылезала через окно. В комнате явно присутствовал кто-то еще. Она была в этом уверена

«Ты пришел, чтобы мне помочь?» — мысленно спросила пленница, и слабая искра надежды блеснула где-то глубоко внутри нее.

Раздался тихий звон: ноги внезапно оказались свободны, цепь лежала на полу с открытым замком. Почом она почувствовала, как щелкнул замок наручников, и смогла развести руки, наручники упали на пол.

Сузан посмотрела на свою охрану: головорезы стояли на месте и, глядя на нее, по-прежнему ухмылялись. А потом и вовсе отвернулись в сторону, как будто ничего не произошло.

Потом она услышала еще один щелчок и, обернувшись на звук, успела увидеть, как повернулась ручка и большое окно спальни открылось само по себе. Холодный ночной воздух заструился в комнату.

Что бы это ни было — сон или реальность — Сузан решила принимать все, как есть. Она вскочила со стула, охранники не реагировали, подбежала к открытому окну и вдруг неожиданно что-то вспомнила.

Внимательно и настороженно глядя на телохранителей, она кинулась к кровати и быстро вытащила из-под нее чемодан. Удивительно, что его не обнаружили люди Касефа в таком обычном месте! Он показался ей удивительно легким, если вспомнить о бумагах, которыми он был набит. Но все остальное было не менее удивительно, поэтому Сузан не стала гадать, отчего ей так легко было нести чемодан к окну, а затем без труда перекинуть его на крышу Она оглянулась: головорезы Касефа нагло улыбались пустому стулу!

С чувством, как будто кто-то ее поддерживал, Сузан выбралась через окно на крышу. Сильная, густая виноградная лоза раскинулась по стене дома. Это была превосходная лестница для побега.

Перед административным зданием несколько охранников приглушенными голосами обсуждали то, что произошло со Служительницей, и ее печальную участь. Неожиданно они услышали шаги бегущего к стоянке человека.

— Смотрите! — закричал кто-то из них. Охрана увидела одетую в черное женщину, спешащую к одному из автофургонов.

— Эй! Ты что делаешь?

— Да ведь это Служительница!

Они помчались к ней, но Сузан уже успела добежать до громадного трейлера и взобраться в кабину. Мотор взревел, завелся, и машина, раскачиваясь и дергаясь, двинулась с места.

Гило выскочил из своего укрытия, издавая воинственный клич: «Уа-х-х-а-а!» Его небольшой, состоящий из двадцати трех воинов отряд фейерверком взметнулся вверх в воздух и двинулся вслед за фургоном.

Маленький жрец, подойдя к спальне Сузан, костлявой рукой открыл дверь.

— Мы готовы, — начал он, но вдруг обнаружил, что обращается к двум мужчинам, которые с самым серьезным видом охраняют пустой стул.

Маленький идолопоклонник разразился отборной руганью. Охранники же не могли ничего объяснить.

Автофургон медленно взбирался по извилистой, крутой, опасной дороге, ведущей из долины к перевалу. Четыре ангела снизились и начали подталкивать машину сзади, так что она понеслась со скоростью девяносто миль в час. Несмотря на это, оглядываясь назад, они видели бесов, пустившихся в погоню. Блеск их клыков и красные отблески клинков наполняли ночное небо.

Гило сверху следил за тучей. Она оставалась на месте, охраняя Стронгмана. Только небольшой отряд был послан в погоню за беглянкой. Четверо вооруженных телохраниелеи Касефа кинулись вдогонку на мощном джипе, и теперь он с ревом взбирался по горной дороге. Тем более удивительным было то, что ему никак не удавалось догнать трейлер.

— Я думал, что он основательно нагружен, — заметил удивленно один из преследователей.

— Так оно и есть, — ответил ему охранник, сидящий за рулем джипа, — я сам его загружал.

— Сколько же в этом грузовике лошадиных сил, ума не приложу?

В это самое время Касефу донесли о побеге Сузан. Он послал в погоню еще восемь вооруженных головорезов на двух машинах: джипе и восьмицилиндровом спортивном автомобиле. С визгом и скрежетом они сорвались с места.

Ангелы и демоны по пятам следовали за фургоном, не сбавлявшим скорость даже на крутых подъемах. Часто его заносило в сторону на скользкой грунтовой дороге. Четыре ангела, упираясь, продолжали подталкивать его сзади, в то время как остальные воины маленького отважного отряда, со всех сторон окружив машину, отбивали атаки демонов. Те пикировали сверху, сверкая красными мечами и вовлекая небесных воинов в жестокий рукопашный бой. Клинки звенели, сталкиваясь и отражая удары.

Фургон, наконец, достиг вершины и прибавил скорость. Преследователи преодолели перевал всего несколькими секундами позже. Чем больше грузовик набирал скорость, тем больше он подпрыгивал на рытвинах и ухабах. Глубокие выбоины и резкие повороты каждую секунду угрожали жизни водителя. Тяжелую машину бросало из стороны в сторону. Балансируя то на трех, то на двух колесах, она мчалась вниз по крутому спуску. Дорога то шла прямо, то круто поворачивала. Огромный трейлер боролся с дорогой, камни и дорожные столбики проносились мимо. На каждом вираже автомобиль скрипел и сильно кренился, рессоры стучали под тяжестью груза, покрышки протестующе взвизгивали.

Вот еще один крутой поворот налево; с громким скрежетом и огненным дождем искр тяжелый трейлер зацепил ограждение, но помчался дальше.

Снова вниз по дороге. Новая рытвина, и страшным удар по днищу. Джип и спортивная машина преследовали автофургон. Им было гораздо легче проскочить предательские повороты, но и для них это была поездка с риском для жизни. Двое мужчин в джипе, который был ближе к преследуемой машине, держали наготове снайперские винтовки. Но вести прицельный огонь было невозможно. Они стреляли наугад, стремясь хотя бы испугать Служительницу.

Тяжелый трейлер стремительно приближался к крутому повороту, где дорога сильно сужалась. Желтые дорожные знаки призывали снизить скорость. Четверо ангелов, которые до сих пор подталкивали машину, теперь прилипли к ее бортам, пытаясь удержать ее на дороге. Сам Гило, размахивая сверкающим мечом, пробивался к автофургону через завесу демонов. Буквально доли секунды отделяли громадную машину от падения в пропасть, но Гило с силой толкнул грузовик, рывком направляя переднее колесо влево. Миновав поворот, трейлер помчался дальше. Преследователям пришлось снизить скорость, чтобы не перелететь через парапет.

Однако число небесных воинов, окружавших машину, постепенно уменьшалось. Гило посмотрел вверх и увидел огромного демона, пикирующего с выпущенными когтями на одного из ангелов, как ястреб на воробья. Сильный удар оглушил ангела, и тот, трепеща крыльями, упал в глубокое ущелье. Еще одна рукопашная схватка высоко вверху окончилась криками боли воина, который, потеряв равновесие и переворачиваясь в воздухе, с изодранным крылом исчез за скалой. Звон мечей эхом отдавался в горах. В красном облаке дыма растворился демон, а вот еще один ангел, обессилев, упал на дно ущелья, так и не выпустив меча из рук. За ним метнулся его преследователь. В конце концов адские силы начали пробиваться к трейлеру. Один из бесов, дотянувшись, поразил ангела, летящего совсем рядом с Гило. Гило не успел еще понять, что случилось, как его собственный меч мгновенно поднялся, чтобы отразить огромной силы удар, нанесенный злым духом. Адское отродье было по меньшей мере таких же размеров, как и сам Гило. Гигантский бес парировал удар. На мгновение они настолько сблизились, что Гило пришлось ударить ногой. Раздробив морду демона, он сбросил его в ущелье. Трейлер начал сильно раскачиваться из стороны в торону. Колеса буквально балансировали на краю пропасти — Гило изо всех сил поддерживал фургон, направляя его снова и снова к центру дороги. Машина опять наклонилась и Гило понял, что демоны навалились с другой стороны, стараясь ее перевернуть. Ангел оглянулся в поисках помощи, но увидел больше клыков и желтых глаз, чем друзей. Огромный меч чуть было не обрушился на его плечо, но он успел отразить удар. Другой клинок просвистел прямо перед его лицом, но он успел отшвырнуть беса в сторону.

Фургон неотвратимо мчался прямо к обрыву. Гило все еще старался направить его на дорогу. Одновременно ангел успевал парировать удары. Он поразил еще одного демона, сумел пнуть какого-то беса в морду, продолжать звать подмогу.

Удар! Гило не видел нападавшего. Удар парализовал его. Он отпустил машину, увидел дно ущелья, извивающееся далеко внизу, землю, небо, снова землю и опять небо. Ангел стремительно падал. Он расправил крылья и спланировал вниз, как осенний лист. Сверху доносился вой, от которого кровь стыла в жилах. Гило посмотрел вверх. Должно быть, выл тот, кто его ударил — огромное, с выпученными глазами, покрытое змеиной кожей и размахивающее зубчатыми крыльями чудовище.

— Давай, давай… — пробормотал отважный воин, ожидая, что бес кинется на него в атаку.

Демон пикировал на него с открытой пастью, блестя клыками и сверкая широким лезвием меча. Гило ждал. Чудовище подняло меч и рубануло со свистом. Ангел вдруг оказался на метр от того места, где только что находился, клинок же врага продолжил полет, не встретив препятствия. Демон проделал головокружительное сальто-мортале вслед за ним. Гило одним махом отрубил ему крылья и уж потом окончательно покончил с ним.

Струя клубящегося красного дыма успела рассеяться как раз вовремя: Гило увидел, как трейлер, ломая заграждения, полетел в пропасть. Падение продолжалось настолько долго, что казалось, будто машина будет бесконечно парить в воздухе, прежде чем сплющится, разбившись о скалы внизу. Она кувыркалась, как консервная банка. Из нее вылетали стулья, стол, шкаф. В воздухе как снег, разметались бумаги. Несколько десятков демонов летали высоко над местом аварии, некоторые сидели, облепив остатки ограждения, глядя на свою работу.

Перевернувшись еще несколько раз, трейлер грудой иско-оеженного металла и битого стекла застыл у подножия горы. Невозможно было представить, чем были эти обломки минуту назад. Машины преследователей остановились, и дюжина головорезов с довольным хохотом разглядывала дело своих рук.

Гило сел на скалу, отложил меч и посмотрел вверх. Высоко в небе он различил тоненькие лучи света, расходящиеся в разные стороны. За каждым из них следовали две или три черные тени с хорошо заметным красным оттенком. Его войско, или, вернее, то, что от него осталось, было разметено во все стороны. Ангел решил, что лучше всего — оставаться на месте, пока небо не очистится. Ему, Толу и многим другим предстояло снова собраться в Аштоне.

Рафар по-прежнему восседал на большом мертвом дереве и разглядывал город, как шахматист доску с фигурами в ожидании нового хода. Он с удовольствием следил за тем, как многочисленные участники игры делали ходы навстречу друг другу.

Когда демон-курьер из логова Стронгмана принес вести о бесславном конце Служительницы и о бегстве Небесного воинства с места сражения, Рафар торжествующе расхохотался. Он объявил шах королю противника!

— И точно так будет с остальными, — проговорил Рафар с дьявольской радостью и ехидством. — Князь Силы поручил мне приготовить город, и он найдет его свободным и в полном порядке!

Он подозвал нескольких бандитов и приказал им:

— Пора очистить дом. Пока небесное войско ослаблено и не может противостоять нам, нужно убрать последние препятствия. Я хочу избавиться от Хогана и Буша, я хочу видеть королей поверженными! Используйте Кармен и смотрите, чтобы они оба были связаны и беспомощны. Выставьте их на посмешище всему городу! Что касается Кевина Вида… — глаза повелителя демонов сузились от пренебрежения — для меня он слишком ничтожный, недостойный противник. Прикончите его как-нибудь, на ваше усмотрение, и доложите мне о его смерти.

Банда кинулась выполнять его приказания.

Рафар с издевкой вздохнул: «Ну, мой дорогой Капитан, похоже, я увижу свою победу. Стоит мне только пальцем пошевелить, мимоходом отдать приказ, зародившийся в моем проницательном уме, и звук твоих триумфальных фанфар заменит жалкий смиренный вопль о пощаде, я одержу победу, даже не удосужившись увидеть твое лицо или твой, меч! — он посмотрел вниз на город, и дьявольски ухмыльнувшись, сжал когти. — Но будь уверен, мы еще встретимся, Тол! Не думай, что тебе удастся спрятаться за твоими молящимися святошами, потому что мы с тобой оба станем свидетелями их предательства. Ты и я — мы встретимся!»

Бернис понимала, насколько будет трудно, более того, опасно вести машину без очков, но Маршалл не отвечал на звонки, так что встреча с Кевином полностью зависела от нее, и тут, без сомнения, стоило рискнуть. Пока она двигалась по скоростному шоссе номер 27, было еще вполне светло, она видела среднюю линию и встречный транспорт, и машина шла с хорошей скоростью навстречу большому зеленому мосту, расположенному севернее Бэйкера.

В это время Кевин Вид сидел за стойкой в «Лесной таверне», обхватив руками кружку пива, и, не сводя глаз с больших стенных часов, тоже думал об этом мосте. Здесь, в баре, он почему-то чувствовал себя намного увереннее, чем дома в одиночестве. Тут были его приятели, в зале стоял несмолкаемый шум: по телевизору передавали футбольный матч, за спиной у него играли в карты. Стоило ему выпустить кружку, как руки начинали дрожать, поэтому он сидел, вцепившись в нее и пытаясь делать вид, что он, как ни в чем не бывало, попивает пиво. Входная дверь скрипела и царапала пол с завидным постоянством — людей становилось все больше и больше.

В зале было душно от множества посетителей, но это было даже хорошо. Чем больше людей, тем надежнее. Несколько рабочих с лесопилки зашли выпить по кружке пива и рассказать друг другу свои байки. Вокруг карточной игры шла перебранка: в этот вечер затянувшаяся партия в покер должна была закончиться выявлением сильнейшего — раз и навсегда. Кевин заставил себя улыбнуться, приветствуя друзей, и даже пытался шутить. Это помогло ему расслабиться.

Вошли еще двое рабочих. "Наверное, новички, — подумал Вид.

Никогда раньше их не видел". Парни свободно влились в общую компанию и вскоре уже болтали о том, сколько времени и где работали раньше, и о том, хорошая ли погода сегодня, или плохая, или так себе. Потом они подсели к Виду за стойку.

— Привет, — поздоровался один из парней и протянул руку. — Марк Хансен.

— Кевин Вид, — ответил Кевин, пожимая руку. Потом Марк представил своего друга — его звали Стив Дрэйк. Они быстро разговорились о всякой всячине: о лесоповале, бейсболе, охоте на оленей и вечеринках, и руки Кевина перестали дрожать. Он допил свое пиво.

— Хочешь еще кружку? — спросил Марк.

— Можно, спасибо.

Дан принес пиво, и разговор продолжился.

Громкий торжествующий крик раздался из-за карточного стола, новоиспеченные приятели повернулись, чтобы посмотреть, как победитель пожимает руку побежденному.

Марк воспользовался всеобщим ликованием и проворно вылил содержимое маленькой бутылочки в кружку Кевина.

Компания игроков перебралась к стойке бара. Кевин посмотрел на часы. Похоже, пора было двигаться. В шуме и толкотне он распрощался с новыми дружками, допил пиво и направился к двери. Марк и Стив дружески помахали ему вслед.

Кевин забрался в свой старенький пикап и завел мотор. Он подумал, что приедет на место раньше назначенного времени. При одной мысли о встрече он снова начал дрожать.

Марк и Стив не теряли времени. Едва Кевин выехал на шоссе, как они уже сидели в машине и следовали за ним на небольшом расстоянии. Стив взглянул на часы:

— Скоро подействует.

— Куда бы его спихнуть? — спросил Марк.

— Почему бы не в реку? Ведь он едет к реке.

«Должно быть, последняя кружка подействовала», — подумал Кевин. Наверное, он выпил ее слишком быстро, и теперь резь в животе напоминала ему об этом, К тому же Ниду понадобилось в туалет, и в это же время он начал клевать носом. Кевин протянул еще несколько километров, соображая, что делать, и в конце концов решил, что всего лучше — свернуть, пока не заснул.

Давно некрашеная, облезлая дешевая закусочная стояла немного в стороне от шоссе. Кевин съехал на узкую дорогу, свернул и, буквально проваливаясь в сон, все же ухитрился поставить пикап возле бара. Он даже успел заметить машину, которая остановилась в сотне метров от него.

— Черт! — зло сказал Марк. — Он что, собирается свалиться прямо перед баром? Я думал, это мыло действует намного быстрее и наверняка!

Стив покачал головой:

— Может, он просто в туалет решил зайти? Подождем, посмотрим.

Очевидно, Стив был прав: Кевин, спотыкаясь и шатаясь, вошел в мужской туалет позади дома. Несколько минут они сидели, уставившись на дверь туалета. Стив снова посмотрел на часы. Время поджимало.

— Если ему удастся снова выбраться на дорогу, эта дрянь подействует раньше, чем он подъедет к мосту.

— Если он выйдет оттуда! — пробормотал Марк. — Представь, нам придется выволакивать его из сортира!

Нет. Кевин вышел из туалета и даже выглядел несколько лучше. Бандиты видели, как Вид сел в машину и выехал обратно на шоссе. Они двинулись за ним, ожидая, что произойдет.

И произошло. Машину начало заносить то вправо, то влево.

— Ага, началось!

— обрадовался Стив.

Впереди показался мост через Джад-ривер — стальная конструкция, соединяющая две стороны глубокой пропасти, в которую забегала река. Маленький пикап по-прежнему шел на большой скорости, то заезжая на встречную полосу, то возвращаясь обратно, то сползая на обочину.

— Он старается не заснуть, — заметил Стив. — Наверное, мыло прекрасно растворилось в бочке пива, которую он высосал.

Пикап совсем съехал на обочину, накренился, колеса наполовину зарылись в мягкий грунт. Заднее колесо визжало, разбрасывая брызги мелких камней. Машина про-скользила несколько метров вперед по направлению к мосту. Но водитель уже потерял контроль, наверное, уснул, не снимая ноги с педали акселератора. Машина с воем прибавила газу, пулей перелетела на другую сторону дороги расширявшейся перед самым мостом, проскочила прямо сквозь кусты и наконец ринулась с обрыва в пропасть. Марк и Стив оказались на мосту как раз в ту секунду, когда пикап погружался в реку колесами вверх.

— Еще одно очко в пользу Касефа, — усмехнулся

Стив.

Машина, ехавшая навстречу, остановилась на мосту, шофер выскочил и перегнулся через парапет. Потом еще один. Мост заполнился возбужденными людьми. Марк и Стив осторожно выбрались из толпы и направились к своей машине.

— Мы позвоним в полицию!

— прокричал Марк через окно.

Они исчезли, и никто с тех пор их больше не встречал и ничего о них не слышал.

Глава 30

Кэт. Санди. Организация. Бернис. Лангстрат. Организация. «Омни». Касеф. Санди. Бернис.

Мысли кружились в голове Маршалла. Он стоял у раздвижной двери, ведущей из кухни в сад, и смотрел через стекло, как медленно угасает небо над деревьями, как желто-красные тона заката переходят в скучные серые сумерки.

Возможно, еще никогда в жизни журналист не проводил столько времени, стоя на одном месте. Но, может быть, именно это место и было окончанием всей его прежней жизни, такой, какой он ее себе представлял. Конечно же, он делал слабые попытки доказать самому себе, что все эти вселенские реформаторы, странные конспираторы были всего лишь пустым звуком, призраком, но разум постоянно возвращал его к холодным, жестким фактам. Хармель был прав — Маршалл угодил в ловушку, как до него попались в нее и все другие. «Поверь, Хоган, — наконец сказал он сам себе, — ведь это произошло независимо от того, веришь ты этому или нет!»

Он выбит из колеи точно так же, как Хармель, Страчан, Эди, Джефферсон, Грегори, Карлуччи, Валлер, Джеймс, Джекобсон…

Маршалл почесал затылок, припоминая длинный список имен. Эти мысли ранили его, каждое проносившееся в мозгу имя было как удар ниже пояса.

Но как же, все-таки, им это удавалось? Неужели они настолько могущественны, что сумели беспрепятственно разрушить жизнь стольких людей? Или это было только случайностью? Маршалл не мог ответить на этот вопрос. Он жил рядом с ними. Он, потерявший семью, мог обвинить в случившемся Организацию, но также и себя самого. Слишком легко было свалить вину за то, что и жена, и дочь отвернулись от него, на конспираторов, но где была граница между их ответственностью и его собственной?

Единственное, что он знал, — семейная жизнь разлетелась вдребезги, а он был выброшен из игры, как и другие.

Постой-ка! Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Может быть, это Кэт? Он подошел к другой двери и заглянул в гостиную.

Вошедший, едва показавшись, быстро завернул за угол.

— Санди? — спросил он.

Сначала никто не ответил, потом он услышал отчужденный, холодный голос дочери:

— Да, это я, папа.

Журналист готов был броситься к ней, но заставил себя успокоиться и медленно направился к ее спальне. Заглянув туда, он увидел Санди, быстро и нервно перебирающую вещи в гардеробе и явно недовольную тем, что за ней наблюдают.

— Где мама? — спросила дочь.

— Она… — Маршалл пытался подобрать ответ, — она поехала на время к своей матери.

— Другими словами, она тебя бросила, — напрямик заявила Санди.

Маршалл тоже решил быть точным.

— Да, это так. — Он молча продолжал наблюдать за дочерью. Девушка собрала одежду и мелкие вещи и сложила их в чемодан, прибавив к ним несколько пакетов. — Кажется, ты собралась в дорогу?

— Да, я ухожу, — ответила Санди, не снижая темпа сборов и не поднимая головы. — Я чувствую, что должна что сделать. Я знала, что мама решила уйти, и я считаю, что она права. Ты прекрасно справляешься сам, так что мы решили не мешать тебе.

— Куда ты пойдешь?

Санди в первый раз подняла глаза, и Маршалл похолодел и обмер от холодного, чужого, сумасшедшего взгляда, которого он никогда прежде у нее не видел.

— Этого я тебе не скажу! — отрезала девушка, и ее голос привел Маршалла в еще большее замешательство. Это была вовсе не его дочь.

— Санди, — заговорил он мягко, почти умоляюще, — можно поговорить с тобой? Я ни на чем не настаиваю и не хочу тебя удерживать, но не могли бы мы просто поговорить?

Чужие глаза пристально смотрели на него, и его девочка, его любимая дочь, ответила:

— Мы поговорим с тобой в аду!

Маршалла опять охватило хорошо знакомое чувство — страх и обреченность. Нечто опять неслышно вошло в его дом.

Ханк отворил дверь и тут же почувствовал толчок в духе. Перед ним стояла Кармен. На этот раз она была нарядно, но прилично одета и держалась вполне естественно. Тем не менее, пастора не оставляли подозрения.

— Ах, это ты!

— произнес он. Кармен обезоруживающе улыбнулась:

— Добрый день, пастор Буш.

Ханк отступил в сторону, пропуская ее в дом. Как раз в этот момент в дверях кухни показалась Мэри.

— Привет, — сказала Мэри. Подойдя, она дружески обняла Кармен. — Все хорошо? Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, намного лучше.

Кармен посмотрела на Ханка с раскаянием во взоре:

— Пастор, я очень сожалею о своем поведении в прошлый раз и прошу прощения, я вас, наверное, страшно напугала.

Ханк замялся и наконец ответил:

— Да, по правде сказать, мы были обеспокоены твоим состоянием.

Мэри вошла в гостиную и мягко спросила гостью:

— Разве ты не присядешь? Хочешь чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответила Кармен, опускаясь на диван. — Я на долго не задержусь.

Ханк сел на стул напротив и смотрел на нее, изо всех сил молясь в душе. Да, она выглядела не так, как раньше. Очевидно, ей удалось многое преодолеть в себе, но тем не менее… Ханку пришлось в последнее время столкнуться кое с какими подозрительными вещами, и сейчас он был уверен, что он видит перед собой то же самое. Что-то в выражении ее глаз настораживало…

Санди немного отступила, глядя на Маршалла, как затравленный зверь, готовый к нападению.

— Не стой у меня на дороге! Маршалл оставался неподвижен.

— Я не хочу с тобой ссориться, Санди. Я не собираюсь стоять у тебя на дороге вечно. Я хочу только, чтобы ты немного подумала. Можешь ты успокоиться и поговорить со мной в последний раз?

Санди не двигалась, тяжело дыша, сжав губы и по-бычьи наклонив голову вперед. Нет, это было совершенно не правдоподобно!

Маршалл старался успокоить ее голосом, как дикую лошадь:

— Я не стану тебя удерживать, это твоя жизнь. Ты можешь идти, куда захочешь. Но мы не можем расстаться, не сказав друг другу того, что нужно. Видишь ли, я люблю тебя. — Дочь не реагировала. — Я действительно тебя люблю. Веришь… Ты что, совсем мне не веришь?

— Ты… ты не знаешь, что значит это слово.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Последний год я вел себя отвратительно. Но мы могли бы снова все собрать по кусочкам. Почему нужно смириться с тем, что произошло, а не попытаться восстановить?..

Санди снова подняла глаза и заметила, что отец все еще стоит в дверях, стоит, загородив ей выход.

— Папа, единственное, чего я хочу сейчас, так это уйти отсюда.

— Одну минутку, только одну минутку, — Маршалл старался говорить медленно и дружелюбно. — Санди. — Я не знаю, как бы точнее выразиться, но, помнишь, ты как-то сказала, в прошлую субботу, ты заметила, что… тебе кажется… что чужаки завладели городом. Ты помнишь? Санди не отвечала, но как будто слушала его.

— Ты даже не представляешь, насколько ты была права как верна оказалась твоя догадка. У нас в Аштоне есть люди, Санди, которые именно в эти дни стараются завладеть всем городом. Они хотят уничтожить всех, кто стоит у них на пути. Санди, я — один из тех, кто мешает им.

Санди покачала головой. Она не верила.

— Выслушай меня, только выслушай! Я издаю газету, ты это прекрасно знаешь. И мне известно, что они задумали, и они знают, что мне это известно. Поэтому они стараются сделать все, чтобы разрушить нашу семью! Они хотят доконать меня: они отобрали у меня дом, газету! — Он испытующе посмотрел на дочь, но не мог понять, доходит ли до нее то, что он говорит. — Все, что произошло с нами… этого они и добивались. Они хотят разрушить нашу семью!

— Ты сумасшедший! — со злостью проговорила девушка наконец. — Ты ненормальный, уйди с дороги!

— Санди, послушай! Они даже тебя настраивают против меня. Знаешь ли ты, что эти подонки в городе готовы обвинить меня в чем угодно, лишь бы избавиться от меня? Они решили засадить меня за убийство и задумали обвинить в том, что я тебя изнасиловал! Это так ужасно… Ты должна понять…

— Но ты это сделал! — закричала Санди. — Ты прекрасно знаешь, что ты это сделал!

Маршалл опешил. Он смотрел на нее не мигая. Должно быть, она сошла с ума.

— Сделал

— что, Санди?

Ее прорвало, и слезы брызнули из глаз, когда она прокричала:

— Ты меня изнасиловал. Ты меня изнасиловал.

Казалось, Кармен было трудно перейти к делу, из-за которого она пришла:

— Я… я не знаю, как мне начать… это так трудно.

Ханк успокоил ее:

— Не бойся! Ты среди друзей!

Кармен посмотрела на Мэри, сидящую на другом краю Дивана, потом на Ханка, расположившегося напротив.

— Ханк, я больше не могу так жить.

— Почему же ты не возложишь все, что тебя мучает на Иисуса? Он наш Целитель. Он может залечить все твои раны, твою скорбь, поверь мне.

Гостья бросила на него подозрительный взгляд и недоверчиво покачала головой:

— Ханк, я пришла не для того, чтобы продолжать этот обман. Настало время открыть истину и решить все, раз и навсегда. Мы поступаем несправедливо по отношению к Мэри.

Ханк не понимал, о чем она говорит, но подался вперед и кивнул головой — это была его манера показать, что он слушает.

Кармен продолжала:

— Да, я считаю, что следует все ей рассказать. Прости меня, Ханк.

Она обернулась к Мэри. Глаза ее были полны слез.

— Мэри… последнее время… начиная спервой беседы, мы с Ханком встречались постоянно.

— Что ты имеешь в виду? — обескураженно спросила Мэри.

Кармен умоляюще взглянула на Ханка.

— Ханк, тебе не кажется, что ты сам должен все объяснить?

Она снова повернулась к Мэри и взяла ее за руку.

— Мэри, у нас с Ханком сложились определенные отношения.

Мэри насторожилась, но не выказала особого удивления. Она отобрала у Кармен свою руку. Затем посмотрела на Ханка.

Ханк некоторое время внимательно изучал лицо Кармен, потом кивнул Мэри, Та повернулась к Кармен всем телом. Ханк поднялся со стула. Оба пристально смотрели на молодую женщину. Она сидела потупив глаза.

— Это правда, — настаивала гостья, — скажи ей это сам, Ханк.

— Злой дух, — твердо произнес Ханк, — я приказываю тебе во имя Иисуса, замолчи и выйди из нее!

Их было пятнадцать, впившихся в ее тело как пиявки, они шипели и извивались — чудовищная мешанина рук, ног, когтей и голов. Они почувствовали мучения, застонали а закричали, и то же самое делала Кармен. Ее глаза остекленели и застыли, уставившись куда-то в пространство.

Криони и Трискал наблюдали на расстоянии всю эту сцену.

— Приказ, приказ, приказ! — Трискал стонал от нетерпения.

— Тол знает, что делает, — напомнил ему Криони. Трискал закричал, указывая на гостиную:

— Но Ханк играет с бомбой! Ты что, не видишь этих бесов? Они же разорвут его на куски!

— Мы не должны вмешиваться, — ответил Криони. — Мы можем сохранить жизнь Ханку и Мэри, но мы не можем препятствовать демонам сделать то, что они задумали… — Криони и самому было трудно сдерживать себя.

Санди все больше и больше приходила в исступление. Маршалл чувствовал, что в любую минуту может совершенно потерять над ней контроль.

— Выпусти меня отсюда, иначе для тебя это плохо кончится! — почти кричала она.

Маршалл просто оставался стоять на месте, холодея от ужаса.

— Санди, это я, Маршалл Хоган, твой отец. Подумай, что ты говоришь, Санди. Ты знаешь, что я к тебе никогда не притрагивался и не пытался ничего с тобой сделать. Я только любил тебя и заботился о тебе. Ты моя дочь, моя единственная дочь!

— Нет, ты это сделал! — истерически кричала девушка.

— Когда же, когда, Санди? Когда я сделал тебе что-нибудь плохое?

— Давно, мое сознание было заблокировано годами, но профессор Лангстрат помогла мне вспомнить!

— Лангстрат!

— Да, она меня загипнотизировала, и я увидела все так ясно, как будто это было вчера. Ты это сделал, я тебя ненавижу!

— Ты этого не помнила, потому что этого никогда не было, очнись, Санди!

— Я тебя ненавижу. Ты надругался надо мной.

Натан и Армут, стоя у окна во дворе, видели безобразного духа лжи, прочно устроившегося на спине Санди и запустившего когти глубоко в ее череп.

Возле ангелов стоял Тол. Только что он отдал им особое распоряжение.

— Капитан, — сказал Армут, — мы не знаем, на что еще способно это чудовище.

— Сохраните им жизнь, — распорядился Тол, — но Хоган должен пасть. Что касается Санди, то за ней на расстоянии будет следовать особая группа, чтобы вмешаться, когда придет время.

И тут, тихо и плавно, не привлекая внимания, к нему опустился Сигна.

— Капитан, — доложил он, — Кевин Вид мертв, все в порядке.

Тол обменялся с ним странным, понимающим взглядом и улыбнулся:

— Превосходно.

Пятнадцать бесов, владеющих Кармен, выли, шипели и плевались. Ханк обеими руками мягко держал Кармен за плечи. Мэри, немного смущенная, стояла рядом, прижавшись к мужу. Кармен стонала, ерзала на месте и, прищурившись, смотрела на Ханка.

— Отпусти нас, проклятый святоша, — предупредили бесы голосом Кармен. Удушливое серное зловоние вырвалось из глубин ее чрева.

— Кармен, ты хочешь быть свободной от них? — спросил Ханк.

— Она тебя не слышит, — завопили духи.

— Оставь — нас в покое! Она принадлежит нам!

— Замолчите! Выходите вон из нее!

— Нет! — закричала Кармен. Мэри была уверена, что видела желтые пары, вырвавшиеся из ее рта.

— Выходи во имя Иисуса!

— грозно приказал Ханк.

Бомба взорвалась. Ханка отбросило в одну сторону, Мэри успела отскочить в другую. Кармен накинулась на Ханка, она царапалась, кусалась и била его. Зубы молодой женщины впились в правую руку пастора. Он размахнулся и ударил левой.

— Бес, отпусти!

— крикнул он.

Челюсти разжались. Ханк упирался изо всех сил, и Кармен повалилась набок, извиваясь и крича. Падая, она успела ухватиться за стул, и он немедленно взлетел вверх — Кармен с силой кинула его в голову Ханка. Но пастор успел увернуться. Он бросился к ней, пытаясь остановить, но одержимая тут же схватила другой стул и с силой ударила Ханка ногой. Ханк, как будто брошенный из катапульты, перелетел через всю комнату и глухо ударился о стену. Последовал молниеносный удар кулаком. Он быстро пригнулся, и кулак пробил дыру в стене. Ханк сумел на мгновение заглянуть в глаза чудовищу и почувствовал удушливое серное дыхание, с шипением прорывавшееся между оскаленными челюстями. Пастор попытался отскочить в сторону. Острые когти рвали его рубашку, впивались в тело. Ханк слышал, как Мэри кричала:

— Прекрати, злой дух, прекрати во имя Иисуса! Кармен обернулась и закрыла уши ладонями.

Она заикалась и орала страшным голосом.

— Замолчи, бес, и выйди из нее! — приказывал Ханк, пытаясь держаться на расстоянии от Кармен.

— Я не хочу! Я не хочу! — кричала Кармен. Ее тело изогнулось и неожиданно отлетело к входной двери. Она ударилась об нее со всего маху, и створки с треском разошлись. Ханк, подскочив, распахнул дверь, и Кармен, вылетев наружу, понеслась прочь по улице. Ханк и Мэри провожали ее взглядом, надеясь, что соседи ничего не заметили.

— Санди, — твердо сказал Маршалл, — это не ты, я знаю, что это не ты.

Ничего не ответив, девушка кинулась на него, как кобра, стараясь проскочить в дверь. Он поднял руку, защищая лицо от ее кулаков.

— Хорошо, хорошо, — проговорил он, отходя в сторону. — Ты можешь идти. Помни только, что я тебя люблю.

Санди схватила чемодан, большую сумку и кинулась прочь. Отец двинулся за ней по коридору в гостиную.

Маршалл завернул за угол и единственное, что он успел заметить, была лампа, летевшая ему в голову. Он почувствовал страшный удар и ощутил боль во всем теле. Потом лампа с грохотом и звоном упала на пол. Журналист опустился на одно колено, прислонился к дивану и обхватил голову руками. Подняв глаза, он увидел лишь открытую входную дверь. Кровь текла по его лицу.

В голове было пусто, и он боялся подняться на ноги Силы его иссякли. Этого не хватало — теперь кровь была на ковре. Что скажет Кэт?

Маршалл, — позвал женский голос, и чья-то рука опустилась ему на плечо. Санди? Кэт? Нет, над ним стояла Бернис с синяками на распухшем лице.

— Маршалл, что случилось? Ты… ты меня слышишь?

— Помоги мне убрать это, — все, что он смог ей ответить.

Бернис кинулась на кухню. Вернувшись с клочком бумаги, она скомкала ее и прижала к голове Маршалла. Он вздрогнул от боли.

— Ты можешь встать? — спросила Бернис.

— Не хочу я вставать!

— зло ответил журналист.

— Ладно, ладно, я видела, как Санди отъезжала от дома. Это она?

— Да. Она кинула в меня эту лампу…

— Наверное, ты ей что-то сказал невпопад. Вот. Сиди спокойно.

— Моя дочь была не в себе. Совершенно сошла с ума.

— А где Кэт?

— Она бросила меня.

Бернис опустила глаза в пол. На ее распухшем лице застыло выражение крайней подавленности и усталости. Некоторое время они не проронили ни слова. Просто смотрели друг на друга, как люди, угодившие в ловушку.

— Ну и вид у тебя!

— заметил наконец Маршалл.

— Опухоль, по крайней мере, спадает. Теперь я похожа на лису, а?

— Скорее на енота. Я думал, ты отлеживаешься дома. Слушай, а как ты тут очутилась?

— Я только что вернулась из Бэйкера. Там тоже плохие новости.

Маршалл это предвидел.

— Вид?

— Он мертв. Его пикап съехал с дороги у моста через Джад-ривер и свалился в пропасть. Мы должны были там встретиться. Перед этим он разговаривал с Сузан Якобсон по телефону. Дело, судя по всему, было важное.

Голова Маршалла снова упала на диван, он закрыл глаза.

— Фантастика! Просто невероятно! — ему страшно хотелось умереть.

— Кевин позвонил мне после обеда, и мы договорились о встрече. Как видно, мой телефон прослушивается. Авария была подстроена, я в этом уверена. Я поспешила оттуда поскорей убраться!

Маршалл отнял руку от раны и увидел, что бумага промокла от крови. Он снова приложил ее к голове.

— Они нас доконают, Берни, — заверил Маршалл и рассказал ей все, что произошло с ним за вторую половину дня: о своей встрече с Бруммелем и его шайкой, о том, что он потерял дом, газету, Кэт, Санди — все. — И, знаешь, в довершение ко всему меня обвиняют в изнасиловании собственной дочери и любовной связи с моим репортером…

— Похоже, они разрезали тебя на мелкие кусочки? — Бернис говорила спокойно, но от страха она вся дрожала. — Что же мы можем сделать?

— Бежать отсюда, вот что мы можем сделать!

— Ты думаешь сдаться?

Маршалл снова уронил голову. Он устал.

— Пусть кто-нибудь другой продолжит эту войну. Нас предупреждали, Берни, но мы не послушались. Они меня крепко прижали. У них все наши бумаги, все наши доказательства. Хармель прострелил себе голову. Страчан убрался куда-то подальше. Вида прикончили. У меня такое чувство, что я расстаюсь с жизнью, а это собственно все, что у меня осталось.

— А Сузан Якобсон?

Понадобилось напрячь все силы и всю волю, чтобы заставить Маршалла вспомнить о ней в эту минуту.

— Я вот думаю, существует ли она вообще? По крайней мере, вряд ли она еще жива.

— Кевин сказал, что у Сузан есть доказательства и что она собирается уехать оттуда, где она находилась. Похоже, что она решила сбежать, и, должно быть, у нее есть все, что нам нужно, чтобы справиться с ними.

— Берни, об этом они тоже позаботились. Вид был наш последний шанс связаться с ней.

— Хочешь проиграть одну идейку?

— Нет.

— Если телефон Кевина прослушивали, то они знают что он разговаривал с Сузан. Они все слышали.

— Естественно. Так что считай, что она — мертвец.

— Этого мы не знаем. Может быть, ей удалось скрыться. Может быть, она должна была где-нибудь встретиться с Кевином.

— Ну и что…

— Маршалл слушал рассеянно.

— Вот о чем я подумала: где-то у них должна быть запись этого разговора.

— Наверняка так оно и есть, — Маршалл чувствовал себя полумертвым, но та его половина, которая оставалась жить, начала лихорадочно соображать. — Но где же? Наша страна слишком большая, Берни.

— Да… как я сказала, мы только пытаемся развить одну идею. Это все, что нам осталось.

— Немного.

— Я до смерти хочу знать, что ему сказала Сузан…

— Будь добра, не употребляй слово «смерть».

— Ну подумай, Маршалл, подумай обо всех, кто мог бы заниматься подслушиванием. Эти типы из полиции Виндзора знали, что тебя нужно искать у Страчана, после того как ты сказал мне по телефону, что едешь к нему… Не правдоподобно, чтобы оборудование было у них. Они слишком далеко.

— Значит, их кто-то направлял.

Маршаллу пришла в голову одна мысль, и от этого на его лице прибавилось немного краски:

— Я подумал о Бруммеле. У Бернис сверкнули глаза.

— Точно! Я же говорю, что виндзорская полиция в этой истории все время была в курсе событий.

— Альф выгнал с работы Сару, понимаешь. Ее сегодня не было, ее заменили. — Маршаллу пришла новая мысль:

— Так… она говорила со мной по телефону и немного посплетничала о Бруммеле. Она сказала, что может мне помочь, если я помогу ей… мы договорились информировать друг друга… и Бруммель выгнал ее! Значит, шериф слышал и этот разговор. — И тут его осенилло:

— Да! Capal Старый архивный шкаф! Архивный шкаф Бруммеля!

— Горячо, горячо, Маршалл, продолжай!

— Он выставил свои архивные шкафы к Саре в приемную, чтобы освободить место для новой мебели. Я их видел, эти новые шкафы. Рядом из стены выходил шнур. Он сказал, что это от кофеварки. Но я не заметил никакой кофеварки!

— Я думаю, ты засек то, что надо.

— Это был телефонный провод, а вовсе не электрический, — лицо его исказилось от напряжения, он продолжал:

— Да, Берни, это был телефонный шнур.

— Если бы мы были уверены, что подслушивание ведется из его кабинета… если бы мы нашли кассеты с разговорами… Да, этого было бы достаточно хотя бы для обвинения а незаконном прослушивании телефонов…

— В убийстве.

От этой мысли кровь стыла в жилах.

— Нам нужна Сара, — заключил Маршалл. — Если она на нашей стороне, то сейчас она может это доказать.

— Как бы то ни было, ни в коем случае не звони ей. Я знаю, где она живет.

— Помоги мне подняться.

— Лучше ты помоги мне подняться!

Глава 31

Ханк и Мэри все еще не могли оправиться от потрясения. Ханк внимательно осмотрел входную дверь, покачал головой и присвистнул от удивления:

— Она сломала дверной косяк. Смотри-ка! Замок сдвинулся на несколько сантиметров.

— Смени рубашку, — попросила Мэри, и Ханк вспомнил, что половина его рубашки валяется на полу.

— Еще одна тряпка в твоем хозяйстве, — заметил он, снимая вторую половину, и при этом застонал.

— Что такое?

Ханк поднял руку, чтобы получше разглядеть что с ним случилось. Взглянув повнимательнее, Мэри так и ахнула: на руке четко отпечатались следы зубов Кармен, в нескольких местах кожа лопнула.

— Лучше всего промыть перекисью, — посоветовала Мэри и направилась в ванную. — Иди сюда!

Ханк вошел следом за ней, все еще держа половину рубашки. Он поднял руку, и Мэри начала промывать рану

— Боже милостивый! Она укусила тебя в четырех местах! — удивленно произнесла Мэри. — Смотри вот еще!

— Ох! Надеюсь, она не ядовита!

— Я сразу почувствовала, что эта женщина появилась не к добру.

В этот момент в дверь позвонили.

— Пожалуй, лучше открыть, — сказал Ханк. Мэри направилась через гостиную к двери, Ханк заканчивал обрабатывать рану.

— Ханк! — послышался ее голос. — Я думаю, тебе лучше подойти сюда!

Пастор вошел в гостиную все еще с рваной рубашкой в руке, с явственно видимыми следами укусов.

В дверях стояли двое полицейских, один высокий и пожилой, другой выглядел совсем зеленым юнцом. Да, наверняка соседи решили, что в их доме произошло что-то ужасное. И они по-своему правы.

— День добрый!

— поздоровался Ханк.

— Ханк Буш? — спросил старший.

— Да, а это моя жена Мэри. Вам, наверное, звонили соседи?

Высокий полицейский подозрительно посмотрел на руку Ханка:

— Что с вами случилось?

— Ну… — Ханк не знал, что и сказать. Правда выглядела слишком не правдоподобной.

Но отвечать ему не пришлось. Молодой взял у него кусок рубашки и поднял его вверх обеими руками. Оказалось, что вторую половину старший прятал у себя за спиной. Теперь он достал ее и сравнил с первой.

Полицейский кивнул молодому, и тот, вынув наручники, защелкнул их на запястьях Ханка. Мэри раскрыла рот от удивления.

— Что вы делаете? — возмущенно воскликнула она. Старший быстро пробубнил ритуальные слова при аресте:

— Мистер Буш, вы арестованы. Моя обязанность сообщить вам ваши права. Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы скажете, может быть обращено против вас…

Ханк понимал это, но все равно спросил:

— Так… но могу я знать, по крайней мере, в чем меня обвиняют?

— Это вы сами должны знать, — ответил старший.

— Подозрение в изнасиловании, — сказал младший.

— Что?!

— Мэри не верила своим ушам. Младший предостерегающе поднял руку:

— Не вмешивайтесь не в свое дело, миссис.

— Но вы ошибаетесь! — умоляющим голосом запротестовала Мэри.

Полицейские повели Ханка к входной двери. Все произошло так быстро, что Мэри не успела сообразить, что ей делать. Она кинулась вдогонку, пытаясь остановить их и образумить.

— Вы с ума сошли, какая дикость!

— Отойдите в сторону, если не хотите быть обвиненной в сопротивлении органам правосудия, — ответил младший.

— Правосудия! — воскликнула Мэри. — Вы называете это правосудием? Ханк, что я должна делать?

— Позвони кому сможешь.

— Я поеду с тобой!

— Вы не можете ехать в полицейской машине, — заметил старший.

— Звони, Мэри, — повторил Ханк настойчиво.

Они усадили его в машину и замкнули дверь. Затем уселись сами. Машина двинулась вдоль улицы, свернула за угол и исчезла из виду. Мэри стояла на тротуаре, вдруг оставшись без мужа, в полном одиночестве.

Тол, его воины и курьеры в точности знали, на что им следует обратить внимание. Они слышали, как во многих местах зазвонили телефоны, и видели, как люди по всему городу вставали с постели или отрывались от телевизора, спеша к аппарату. Все Уцелевшие были подняты на ноги звестием об аресте Ханка и начали молиться.

— Буш пал, остается только Маршалл.

— Тол обернулся к Шимону и Моте:

— У Сары есть ключи?

— Она успела сделать несколько запасных ключей, прежде чем ее убрали из полицейского управления, ответил Шимон,

Мота окинул взглядом город:

— Именно сейчас они должны с ней встретиться.

Сара, Маршалл и Бернис сидели в маленькой кухоньке Сары и разговаривали приглушенными голосами. В квартире не зажигали света, за исключением маленькой лампочки в столовой. Несмотря на поздний час, Сара еще не спала и не переодевалась. Она была занята упаковкой вещей к отъезду.

— Я возьму только то, что смогу впихнуть в машину, но ни за что не останусь здесь до завтра, особенно после нашей встречи, — едва слышно шептала она.

— А как у тебя с деньгами? — спросил Маршалл.

— Хватит на бензин, чтобы убраться из нашего штата, а дальше не знаю, что будет. Бруммель не дал мне расчета.

— Что, он тебя просто выгнал?

— Шериф этого не сказал, но я не сомневаюсь, что он слышал наш разговор. После этого там стало невыносимо оставаться.

Маршалл дал ей сто долларов и сказал:

— Я дал бы тебе больше, если бы у меня было.

— Это тоже пригодится. Можно сказать, что мы заключили сделку, — она передала ему связку ключей. — Теперь слушай внимательно. Вот этот — от входной двери, но сначала ты должен отключить сигнализацию вот этим маленьким ключом. Откроешь небольшую дверцу сбоку, сразу над мусорным ящиком. Только открой крышку и поверни выключатель. Вот этот ключ, с круглой головкой, — от кабинета Бруммеля. Я не знаю, закрыто ли оборудование, но у меня все равно нет от него ключа. Будете действовать на свой страх и риск. Ночной вахтер сидит в пожарной части, так что в управлении никого не должно быть,

— Что ты думаешь о нашей идее? — спросила Бернис.

— Я знаю, что Бруммель буквально дрожит над новым оборудованием. С тех пор как его установили, мне не разрешалось входить в кабинет, дверь он всегда держит закрытой. Я бы в первую очередь поискала именно там.

— Лучше всего, если мы отправимся туда прямо сейчас

— предложил Маршалл.

Бернис обняла Сару:

— Удачи!

— Вам тоже удачи, — ответила Сара. — Уходите как можно тише!

Они выскользнули в полной темноте.

Позднее, этой же ночью, Маршалл прихватил Бернис из ее квартиры, и они вместе отправились в центр города.

Журналист нашел для своего «бьюика» надежное место в нескольких кварталах от здания суда — пустырь, скрытый от взоров со стороны улицы густыми кустами и деревьями. Он завел машину в эти джунгли и заглушил мотор. Какое-то время они с Бернис сидели неподвижно, размышляя, с чего лучше начать. Они были готовы приступить к делу: оделись в темную одежду, запаслись карманными фонариками и резиновыми кухонными перчатками.

— Ух — произнес Маршалл. — Последний раз я проделывал нечто подобное, когда мы подростками воровали кукурузу у соседа.

— Ну, и чем кончилось то предприятие?

— Нас поймали. Ну и попало же нам, ой-ой-ой!

— Сколько на твоих часах?

Маршалл посветил фонариком:

— Двадцать пять второго.

Бернис заметно нервничала.

— Не уверена, что настоящие воры работают именно так. У меня такое чувство, что мы герои детективного фильма.

— Может быть, немного подкрасишь лицо углем?

— Спасибо, я и так достаточно разрисована.

Они посидели еще некоторое время, стараясь привести нервы в порядок. Наконец Бернис сказала:

— Ну, так будем мы делать дело или нет?

— Один за всех, и все за одного! — откликнулся Маршалл и открыл дверцу машины.

Злоумышленники перелезли через низкий заборчик и, пройдя несколько дворов, очутились с задней стороны здания суда и полицейского управления. На их счастье, Род не сумел выделить денег для освещения служебной стоянки, так что тьма служила им прекрасным прикрытием.

От Бернис было мало толку, потому что она была буквально парализована страхом и держалась исключительно благодаря силе воли. Маршалл тоже нервничал, ц0 его вдохновляло и ободряло сознание того, какое коварное бесчестное дело они затеяли против своих врагов. Быстро пройдя через стоянку, они прижались к стене здания оставаясь невидимыми под покровом тьмы. Здесь было так темно и надежно, что Бернис не хотелось двигаться с места

Метрах в шести от них, у стены находился мусорный бачок, над которым виднелся маленький черный ящичек. Маршалл подошел к нему, нашел нужный ключ, открыл крышку и повернул выключатель. Он помахал Бернис, и она перебежала к нему. Они быстро обогнули здание и оказались возле входа. В эту секунду они были видны со всех сторон: злоумышленники находились на большой стоянке между полицейским участком и зданием городского управления. Ключ был наготове, и они сразу вошли в здание. Маршалл поспешно закрыл за собой дверь.

Теперь взломщики могли передохнуть и прислушаться. В помещении было пусто, стояла мертвая тишина. Они не услышали ни воя сирены, ни других подозрительных звуков. Найдя следующий ключ, Маршалл направился к кабинету Бруммеля. До сих пор инструкции Сары действовали безупречно. Дверь кабинета легко открылась, они вошли.

И вот перед ними шкаф с таинственным оборудованием. Маршалл зажег фонарик, прикрыв рукой луч света, чтобы он не попадал на стены или в окна. Потом он открыл нижнюю дверцу шкафа. Внутри было несколько выдвижных полок. Он потянул верхнюю…

На ней оказался записывающий аппарат со множеством кассет. «Эврика!» — прошептала Бернис.

— Должен включаться по сигналу… Записывает автоматически, когда идет разговор.

Бернис зажгла свой фонарик и проверила вторую нижнюю дверцу справа. Там лежало несколько папок.

— Похоже на реестр! — сказала она. — Смотри-ка: имя, дата, разговор и номер кассеты.

— Почерк знакомый…

Оба с удивлением отметили, как много имен было в писке, сколько людей прослушивалось с помощью этого Оборудования.

— Включая тех, кто сам принадлежит к Организации — заметил Маршалл. Потом он указал на несколько "мен в конце страницы:

— А вот и мы.

Он был прав. Телефон

— "Кларион, тоже находился в списке. Разговор между ним и Тэдом Хармелем был записан на кассете 5-а.

— И кто только, чтоб его… находит время записывать всю эту чушь? — недоумевала Бернис. Маршалл покачал головой.

— Как найти разговор Сузан и Вида? Бернис немного подумала:

— Нужно проверить сегодняшний день, а может, и вчерашний… кто знает? Вид не назвал точное время.

— Может быть, разговор был сегодня. Тут нет никаких записей.

— Тогда посмотри в аппарате. Наверное, кассету еще не прослушивали.

Маршалл перемотал пленку, нажал на «старт» и приглушил звук. Поначалу он услышал только незначительные, невинные разговоры. Во многих из них участвовал сам Бруммель. Это были служебные звонки. Маршалл несколько раз понемногу прокручивал пленку вперед, перескакивая через разговоры. Вдруг послышался знакомый голос — его собственный.

— Ты уже однажды сбежал, не так ли? Пока ты жив, Элдон, тебе придется жить с этим, и ты это знаешь…

— Мой разговор с Элдоном, — объяснил он Бернис.

Было ужасно слышать собственные слова записанными на магнитофон, слова, которые могли рассказать Организации так много, буквально все.

Маршалл перемотал пленку вперед еще немного.

— Все это сплошное идиотство…

— произнес чей-то голос.

Бернис насторожилась:

— Это Вид?

Маршалл прокрутил назад. После паузы внезапно начался разговор.

— Алло? — произнес Вид.

— Кевин? Это я, Сузан.

Бернис и Маршалл внимательно слушали. Вид ответил:

— Да, я слушаю. Что я должен делать? Сузан говорила быстро, напряженным голосом.

— Кевин, я собираюсь бежать. Я сделаю это сегодня вечером.

Можешь ты меня встретить в «Лесной таверне» завтра вечером?

— Да… да.

— Постарайся прихватить с собой Бернис Крюгер, у меня есть, что ей показать, есть все, что ей необходимо знать.

— Все это сплошное идиотство. Посмотрела бы ты на мою квартиру. Кто-то забрался и переломал все. Будь осторожна!

— Мы все в большой опасности, Кевин. Касеф переезжает в Аштон, чтобы завладеть всем. Но я не могу сейчас разговаривать. Встречай меня в «Таверне» в восемь часов. Я постараюсь туда как-нибудь добраться. Если нет, я тебе позвоню.

— Хорошо, хорошо!

— Я должна идти. Пока и спасибо! — Щелчок. Разговор окончился.

— Да, — пояснила Бернис, — он мне позвонил, чтобы рассказать об этом разговоре.

— Немного, — констатировал Маршалл, — но все-таки достаточно. Единственный вопрос — удалось ли ей бежать?

Послышался звук ключа во входной двери. Бернис и Маршалл никогда еще в жизни не двигались так быстро. Девушка убрала на место папки, Маршалл задвинул аппарат в шкаф и закрыл дверцы. Входная дверь открылась, в вестибюле зажегся свет.

Злоумышленники спрятались за большим письменным столом Бруммеля. В глазах Бернис можно было прочесть только один вопрос: «Что нам теперь делать?» Маршалл помахал ей, приказывая вести себя тихо, потом сжал кулак, показывая, что, может быть, придется прорываться отсюда силой.

Теперь ключ повернулся в замке кабинета, и дверь отворилась. Кто-то подошел к шкафу, открыл дверцу, передвинул аппарат. Маршалл сообразил, что сейчас вошедший должен стоять к ним спиной. Он быстро поднял голову, чтобы разглядеть его, у шкафа стояла Кармен. Она перематывала кассету назад и готовилась делать записи в реестре.

Бернис тоже приподнялась. Обоих охватила ярость.

— Ты, что же, никогда не спишь? — спросил Маршалл громко, во весь голос. Бернис от неожиданности вздрогнула. Кармен дернулась от испуга, уронила бумаги и вскрикнула. Потом она, задыхаясь, повернулась к столу.

— Что? — сдавленным голосом пробормотала она. — Что вы тут делаете?

Маршалл и Бернис поднялись. Странная одежда явно выдавала цель их визита.

— Нельзя ли спросить тебя о том же? — спросил Маршалл. — Который, по-твоему, теперь час?

Кармен переводила взгляд с одного на другого, не в состоянии произнести ни слова.

У Маршалла, напротив, нашлось, что сказать:

— Ты шпионка, я ведь прав? Ты шпионила у нас в редакции, подслушивала телефонные разговоры и потом сбежала, прихватив все наши материалы!

— Я не знаю…

— О чем я говорю? Именно! Насколько я понимаю, ты продолжаешь заниматься этим по ночам: прослушиваешь и записываешь, чтобы большие мальчики могли найти то, что их может заинтересовать.

— Нет, я не…

— Ну, а как обстоят дела с «Кларион»? Давай-ка прежде всего разберемся с этим.

Внезапно Кармен громко зарыдала.

— О-о-о!.. Ты не понимаешь! — она направилась к регистратуре.

Маршалл не отставал от нее ни на шаг. Он не собирался упускать Кармен из виду ни на секунду. Он схватил ее за Руку и загородил ей дорогу.

— Спокойно, девочка! Кое-что мы должны с тобой выяснить.

— О-о-о! — продолжала ныть Кармен. Вдруг она обвила шею Маршалла руками, как испуганный ребенок, и прижалась к его груди. — Я думала, что это воры! Как я рада, что это ты, Маршалл. Мне нужна помощь!

— А нам нужен ответ! — съязвил Маршалл, не замечая ее слез. Он сел на стул Сары. — Садись и прибереги свои слезы для какой-нибудь мелодрамы.

Кармен посмотрела на журналистов, по ее щекам вместе со слезами длинными полосами тянулись следы краски,

— Неужели ты не понимаешь! Неужели у тебя нет сердца! Я пришла сюда за помощью! Я только что перенесла нечто ужасное! — она снова заплакала, собираясь с силами, чтобы сказать что-то. — Меня изнасиловали!

Кармен упала на пол, безудержно рыдая.

Маршалл переглянулся с Бернис.

— Ну, — сказал Маршалл безучастно, — впрочем, у нас тут в последнее время это не редкость. Особенно среди тех, кого твои боссы хотят убрать с дороги. Кто же это был на сей раз?

Она по-прежнему лежала на полу, продолжая плакать.

У Бернис внутри все кипело:

— Как тебе нравится мой вид, Кармен? Интересно, ведь кроме тебя никто не знал, что я собираюсь встретиться с Кевином Видом. Это ты послала мне вдогонку бандита, который меня так отделал?

Кармен все еще лежала на полу и рыдала, не говоря ни слова.

Маршалл сходил в кабинет Бруммеля и вернулся с несколькими папками, включая заметки, сделанные Кармен этой ночью.

— Все записи сделаны твоей рукой, дорогая Кармен. С самого начала ты была не кем иным, как шпионом. Разве я не прав?

Кармен продолжала плакать. Маршалл схватил ее за плечи и поднял с пола:

— Давай-ка, вставай!

Он сразу же заметил у нее под рукой на полу кнопку сигнализации. В эту же секунду послышался стук входной двери и крик:

— Не двигаться! Полиция!

Кармен больше не размазывала по лицу слезы. Теперь она ухмылялась. Маршалл поднял руки, Бернис сделала то же самое. Кармен, отскочив, спряталась за спинами двух полицейских, вошедших в помещение. Их пистолеты были направлены на «грабителей».

— Твои друзья? — кивнул шпионке Маршалл. Кармен злобно улыбнулась.

Через некоторое время не замедлил явиться и сам круммель, в ночном халате, поднятый прямо с постели.

— Что тут происходит? — спросил он и тут заметил Маршалла. — Что?! Но кто же это? — он хихикнул, подошел к Маршаллу, покачал головой и показал все свои крупные зубы. — Я не могу поверить! Просто невероятно! — он перевел взгляд на Бернис. — Бернис Крюгер? И вы тут?

Девушка не нашлась, что ответить, а расстояние между ними было слишком велико, чтобы плевок долетел до цели.

Ну, вот! Шкатулка наполнилась до краев: в дверях появилась Джулин Лангстрат тоже в ночном халате. Она проскользнула к Бруммелю, и теперь они стояли рядом, с гордостью глядя на Маршалла и Бернис, как будто те были их охотничьими трофеями.

— Очень сожалею, что я вас всех потревожил, — съязвил Маршалл.

— Ничего, я ни за что на свете не хотела бы упустить такой случай!

Бруммель, продолжая скалить зубы, кивнул полицейским:

— Зачитайте им их права и задержите.

Случай, действительно, был исключительный: тут находилось двое полицейских при исполнении служебных обязанностей, тут скалил зубы Бруммель, и немного впереди них стояла сама Лангстрат. Ситуация сложилась превосходная во всех отношениях, и Маршалл, собрав все свои силы, рванулся вперед и всей тяжестью тела обрушился на Бруммеля. Журналист ударом в живот послал шерифа и Лангстрат прямиком, через всю комнату на двух полицейских.

— Беги, Берни, беги!

— крикнул он.

Девушка подчинилась: ей некогда было даже подумать о том, есть ли у нее мужество, желание, сила и проворство, она просто кинулась к выходу. На двери была защелка. Бернис ударила по ней — дверь распахнулась, и она выскочила в холодную ночь.

Маршалл остался в сумятице кулаков, рук, тел и криков, он держался, сколько было возможно. Пожалуй, он получал даже удовольствие от происходящего и не особенно пытался увернуться от ударов. Он старался дать занятие им всем.

Один из полицейских опомнился и через боковую дверь бросился вдогонку за Бернис. Он был достаточно близко к ней, слышал звук ее торопливых шагов по боковой улице в преследовал девушку по пятам.

Только тут Бернис в полной мере ощутила, в каком состоянии она находится: со сломанным ребром, вся израненная. Задыхаясь, она бежала вдоль изгороди в кромещ-ной тьме. Ей так недоставало очков или, по крайней мере, хотя бы немного света. Беглянка слышала позади шагв полицейского, кричавшего, чтобы она остановилась. В любую минуту он мог сделать предупредительный выстрел. Бернис резко свернула влево, побежала через двор. Залаяла собака.

Между двумя рядами фруктовых деревьев брезжил слабый свет. Бросившись туда, девушка очутилась у забора, возле которого стояли два помойных бачка. Вскарабкавшись на них, она перебралась через забор, но грохот при этом стоял такой, что теперь-то полицейский точно знал, где ее нужно искать.

Бернис проковыляла через какой-то огород, повалив в темноте несколько подпорок на грядках с фасолью. Потом она вернулась обратно к изгороди, уронила несколько ведер и, перебравшись еще через один забор, снова кинулась со всех ног вперед.

Полицейский, по-видимому, начал отставать. Бернис была совершенно измучена и надеялась, что он тоже устал. Сил у нее осталось ненадолго. Каждый вдох и выдох отдавался болью под сломанным ребром. Она едва дышала.

Девушка обогнула какой-то дом и пробежала несколько дворов в обратном направлении. Собаки захлебывались от лая. Перебежав через улицу, Бернис начала пробираться между деревьями. Ветви хлестали ее по лицу, впивались в тело, но она упрямо продвигалась вперед, пока наконец не наткнулась на изгородь, отделяющую сад от бензоколонки. Она побежала вдоль забора, разглядела старый контейнер по другую сторону штакетника, прошла еще немного, и вдруг ее внимание привлек поток уличного света, пробивавшийся сквозь листья и освещавший кучу мусора, оставленную каким-то неряхой прямо на тротуаре. Беглянка выхватила из кучи первое, что попалось ей под руку — старую бутылку, — и бросилась на землю, стараясь не дышать громко и не закричать от боли.

Полицейский довольно медленно продирался сквозь переплетенные ветви деревьев, приближаясь в темноте к своей жертве. Ветки трещали у него под ногами. Он ругался и сопел, Бернис лежала тихо, выжидая, пока он остановится, чтобы прислушаться. В конце концов преследователь замер. Он слушал. Тогда Бернис бросила бутылку через забор. Она ударилась о крышку контейнера, отлетела и разбилась об асфальт позади бензоколонки. Полицейский, не раздумывая, бросился сквозь деревья к забору. Он перелез через него и теперь не двигаясь стоял с другой стороны колонки. Бернис не видела его со своего места, но вся обратилась в слух. Он тоже стоял и слушал. Потом до нее донеслись новые звуки: полицейский медленно пошел вдоль боковой стены бензоколонки и опять остановился. Через некоторое время мерные шаги "ачали удаляться. Преследователь понял, что потерял свою добычу.

Бернис оставалась на месте, стараясь унять сердцебиение, от которого кровь стучала в ушах. Она пыталась успокоиться. У нее было единственное желание — чтобы исчезла боль. Ей хотелось одного — вздохнуть полной грудью, ей не хватало воздуха.

О, Маршалл, Маршалл, что они сделают с тобой?

Глава 32

Маршалл лежал на полу лицом вниз. Его карманы были выпотрошены, руки стянуты за спиной наручниками. Он хорошо потрудился над полицейским, который теперь стоял над ним с пистолетом в руке. Кармен, Бруммель и Лангстрат в кабинете прослушивали последнюю кассету.

— Ничего страшного, — сказала Кармен, — видите мою пометку. Не думаю, что с тех пор было много записей. Последние начинаются вот с этого места.

Они прокрутили кассету немного назад.

Бруммель вышел из кабинета и наклонился над Маршаллом:

— Ну, и что вы с Бернис слушали, а?

— Большой джаз-банд, — ответил журналист. В ответ каблук Бруммеля угодил ему в затылок.

— Ай-яй!

Бруммель задал еще один вопрос:

— Кто тебе дал ключи? Сара?

— Не задавай вопросов, тогда мне не нужно будет врать.

— Придется ею тоже заняться, — буркнул Бруммель.

— В этом нет необходимости. Она убралась и не представляет опасности, — остановила шерифа Лангстрат. — Не создавай себе лишних проблем. Сосредоточься на Крюгер.

Бруммель повернулся к полицейскому, охранявшему Маршалла:

— Эй, выйди и посмотри, не нужна ли Джону помощь. Ее мы никак не должны упустить.

Как раз в это время в другом конце коридора показался Джон, один, без Бернис.

— Ну? — спросил Бруммель. Джон пожал плечами:

— Она бежала, как трусливый заяц, а там такая тьма!

— О! Фантастика!

— простонал Бруммель. Маршалл подумал, что это действительно была фантастика.

Из кабинета раздался голос Лангстрат:

— Альф, иди сюда, послушай.

Шериф направился в кабинет. Это был разговор Вида с Сузан.

— Вот именно это они и слушали, — сказала Лангстрат. — Мы приняли это сегодня от Сузан. Диалог закончился. Если я не ошибаюсь, Крюгер должна находиться по дороге в «Лесную таверну», в Бэйкере, чтобы встретиться с Сузан… — она расхохоталась.

— Я отдам приказание караулить там, — ответил Бруммель.

— И поставь охрану у ее квартиры: ей понадобится машина.

— Хорошая идея.

Они вышли из кабинета и встали, будто шакалы, по обе стороны от Маршалла.

— Маршалл, — произнес

Бруммель с деланной радостью — боюсь, что ты здорово влип. У меня достаточно материала, чтобы упрятать тебя куда следует. У тебя была возможность мирно уехать отсюда.

Журналист посмотрел вверх на его самодовольную, ухмыляющуюся физиономию и ответил:

— Бруммель! Тебе не выкарабкаться безнаказанно из этой истории. Не все правосудие принадлежит тебе. Рано или поздно ты окончательно запутаешься. Судьба окажется сильнее тебя.

Шериф улыбнулся так, что Маршаллу захотелось тут же забыть эту улыбку, и ответил:

— Маршалл, одно только решение низшей инстанции — вот все, что нам сейчас нужно, И я уверен, что получу его. Смотри правде в глаза. Ты всего-навсего лжец и третьеразрядный вор, не говоря уже о том, что ты изнасиловал собственного ребенка и подозреваешься в убийстве. У нас есть свидетели — прекрасные, безупречные граждане. Мы позаботимся о скрупулезном судебном разбирательстве, которое не оставит ни малейшей возможности для подачи аппеляции. Все кончится для тебя очень, очень плохо. Может быть, судья и даст тебе какой-нибудь шанс защищаться, но… не уверен.

— Ты имеешь в виду пройдоху Бэйкера?

— Я знаю, что он способен проявить сочувствие, при… определенных обстоятельствах.

— Попробуй что-нибудь другое. Может, обвинишь Бернис в проституции? Раскопаешь ту фальшивку с полисменом?

Бруммель пренебрежительно фыркнул:

— Все зависит от того, какие у нас есть свидетельства. Мы можем обвинить ее в грабеже, и это устроили вы себе сами.

— А что говорит закон о незаконном прослушивании телефонных разговоров?

На это ответила Лангстрат:

— Нам ничего не известно ни о каком прослушивании. Мы не занимаемся подобными вещами… — и после эффектной паузы добавила:

— Потом, они ничего не найдут, Даже если и поверят вам, — тут она о чем-то вспомнила — Кстати, не рассчитывайте на Сузан Якобсон. Мы получили прискорбное известие: с ней произошла ужасная авария.

Единственный, кто будет ожидать мадмуазель Крюгер в «Лесной таверне», — так это полиция.

Бернис чувствовала себя совсем слабой. Грудная клетка болела так, как будто была раздроблена на части. В местах ушибов немилосердно пульсировала боль. Она лежала в кустах не менее часа, не имея ни сил, ни воли двинуться с места. Девушка пыталась решить, что же ей делать дальше. Каждый куст, раскачиваемый ветром, казался крадущимся полицейским, каждый звук таил в себе опасность. Бернис посмотрела на часы. Время приближалось к трем ночи. Скоро рассвет, а значит, укрыться будет невозможно. Она знала, что пора двигаться дальше.

Девушка медленно и осторожно поднялась и встала, пошатываясь, под деревом с низко висящими ветвями, обвитыми виноградом. Она ждала, пока кровь в мозгу не начнет циркулировать нормально и не вернется способность свободно двигаться.

Бернис сделала шаг, потом еще один. Уверенность в себе возрастала, так что она продолжала идти, осторожно нащупывая путь среди деревьев и поросли, раздвигая кусты, нагибаясь и уклоняясь от больно царапающихся сучьев. На улице было темно и тихо. Собаки успокоились и больше не лаяли. Бернис продвигалась в сторону своей квартиры, находившейся примерно в километре, на другом конце города. Она быстро перебегала открытые пространства между деревьями и заборами. Только один раз мимо нее проехала машина, но это была не полиция. Бернис спряталась за большим кленом.

Несчастная девушка уже была не в состоянии отделить физическую боль и усталость от болезненного состояния своих нервов. Несколько раз она терялась и путала направление, не в силах разобраться в надписях. И когда Бернис неожиданно упиралась в забор или в стену, она готова была разрыдаться.

Но журналистка всякий раз напоминала себе, что Маршалл ради нее бросился прямо в львиную пасть, и она не имеет права разочаровывать его. Она должна все вынести, должна выбраться из города, встретиться с Сузан, найти помощь, сделать что-то.

Так она брела почти час, шаг за шагом, квартал за кварталом, пока, наконец, не добралась до своей улицы. Конечно, Бернис обогнула дом широкой дугой, желая осмотреть все подступы к нему. Осторожно выглядывая из-за соседского «плимута», она различила слабый свет маячка на крыше автомобиля, стоящего в конце квартала. Этот отсвет выдавал его принадлежность полиции. Сидящие в машине могли прекрасно видеть любого, кто захотел бы войти в дом. Итак, засада.

Сбоку дома укрыться было гораздо легче. Там, вдоль уходящего в глубь дворов низкого темного штакетника, находились две небольшие стоянки для машин. Освещение было слабым, и все предметы сливались во тьме и не просматривались с улицы. Машину там ставить было неудобно, но Бернис сейчас, ночью, это устраивало как нельзя лучше.

Отважная девушка перебежала через улицу квартала, не просматриваемого из полицейской машины. Потом, под прикрытием дома, добралась до штакетника, перелезла через него и побежала дальше вдоль него, пригибаясь к бетонному основанию. Достигнув, наконец, своей «тойоты», она отключила сигнализацию и открыла запасным ключом дверь.

О! Как близко, и как недостижимо! Журналистка не могла завести мотор, ведь его звук прорезал бы тишину ночи. Но кое-чем она все-таки могла воспользоваться. Как можно быстрее она залезла в машину и закрыла дверь, чтобы свет под потолком погас, — все это было делом секунды. Затем Бернис выдвинула ящик на передней панели и вытряхнула на сиденье мелочь. Всего несколько долларов, но этого должно хватить. Она сунула монетки в карман. В откидной коробке она отыскала свои солнечные очки с диоптриями. Теперь она видела лучше, к тому же они скрывали синяки вокруг глаз.

Ничего не поделаешь, надо выбираться из города. Может быть, зайти поспать куда-нибудь и потом, так или иначе, добраться до Бэйкера, чтобы быть в «Лесной таверне» в восемь часов вечера. Бернис пыталась вспомнить кого-нибудь, кого они не знали, кто мог бы помочь и приютить у себя беглянку, не задавая лишних вопросов, но имен, хранящихся в памяти, было слишком мало, да и люди эти были ненадежны. Бернис двинулась по направлению к шоссе 27, соображая и прикидывая, как действовать дальше.

В подвальном этаже здания суда, в камере предварительного заключения, на нарах лежал Ханк и, как ни странно, спал.

За вечер не произошло ничего особенного: его раздели изучили сверху донизу, сделали соответствующие записи, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали. Потом впихнули в камеру, не дав даже одеяла, чтобы укрыться и согреться. Он просил Библию, но они ничего не захотели ему дать. Пьяницу в соседнюю камеру поместили ночью, парень, подделавший чек, молчал, как будто набрал в рот воды, а вор в клетке напротив, как назло, оказался горластым марксистом, которого невозможно было урезонить.

«Ладно, — подумал Ханк, — Иисус умер за них, и они тоже нуждаются в Его любви». Он старался держаться с ними по-дружески и хоть немного рассказать о Божьей любви, но кто-то успел сообщить им, что его обвиняют в изнасиловании, и это бросало тень на его свидетельство. Пастор лег спать, сравнивая себя с Павлом и Силой, Петром и Иаковом и всеми другими христианами, которых без вины бросали в тюрьму. Он прикидывал, сколько времени продлится его служение теперь, когда его репутация была запятнана. Сможет ли он оставаться в церкви, и без того прослыв драчливым пастором? Бруммель и его приспешники наверняка используют создавшуюся ситуацию, чтобы доконать его. Насколько понимал Ханк, именно они стояли за всем происходящим. Но он передал дело в руки Господа и знал, что Бог на его стороне. А это было лучшим утешением.

Ханк молился за Мэри и за свою новую решительную паству, читал по памяти строки из Библии, пока не заснул.

Ранним утром Ханка разбудили шаги в коридоре и звук отпираемой дежурным полицейским двери. Так и есть! Дежурный открыл дверь его камеры. Теперь, в довершение ко всему, Ханку придется делить камеру с вором, пьяницей, а может, даже с настоящим насильником… Пастор продолжал делать вид, что спит, но приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на вновь прибывшего. Боже милостивый! Огромный детина выглядел таким отвратительным, повязка и кровоподтеки на его лице без сомнения говорили, что ой только что с кем-то дрался. Ханк пробормотал несколько фраз насчет того, что ему придется делить клетку с насильником, после чего он начал молить Господа о защите. Этот тип весил в два раза больше него и был явно взбешен.

Новый сосед бросился на свои нары и дышал так, как будто продолжал сражаться с медведями, драконами и чудовищами.

Господи! Освободи меня!

Рафар важно восседал на вершине мертвого дерева, высоко над городом, небрежно покачивая крыльями, распустив их наподобие мантии. Демоны-курьеры регулярно доносили о последних важных приготовлениях в городе. Все это были только хорошие новости.

— Люциус, — позвал Рафар тоном, каким подзывают ребенка. — Люциус, не хочешь ли ты подойти сюда?

Люциус приблизился, всем своим видом выражая достоинство, распустив крылья, как и Рафар.

Князь Вавилона смотрел на демона с наигранной веселостью, самодовольно улыбаясь:

— Надеюсь, что ты кое-чему научился на моем опыте. Как видишь, я за несколько дней добился того, чего ты не смог сделать за несколько лет.

— Может быть, — это был весь ответ, до которого соизволил снизойти Люциус.

Рафар был недоволен услышанным:

— Ты не согласен?

— Может быть, Ваал, твои успехи — результат работы, которую я проделал перед твоим прибытием.

— Год работы, которую твои промахи превратили в ничто, ты это имеешь в виду? — фыркнул Рафар. — Сомневаюсь, что после того как я завоевал этот город для Стронгмана, я решусь снова передать Аштон в руки того, кто чуть было не проиграл его.

Это заявление пришлось Люциусу явно не по вкусу.

— Рафар, этот город многие годы был моим владением, л по праву считаюсь князем Аштона!

— Ты был им. Но власть дается в награду за заслуги, Люциус, а твои заслуги кажутся мне недостаточными.

Люциус был возмущен, но вынужден был сдерживать себя в присутствии этого гиганта.

— Ты еще не знаешь моих заслуг, потому что не удосужился поинтересоваться ими. Ты с самого начала настроен против меня.

Люциус зашел слишком далеко. Страшная сила взметнула его в воздух, горло оказалось зажатым в кулаке Рафара, державшего его прямо перед глазами.

— Это я, — сказал Рафар жестко и медленно, — и только я достиг победы!

— Пусть судит Стронгман! — дерзко ответил Люди-ус. — Где этот Тол, твой противник, которого ты должен победить, где обещанные клочки, раскиданные по небу как знамя победы?

Рафар заставил себя улыбнуться, хотя глаза его по-прежнему горели:

— Святоша Буш побежден, его имя смешано с грязью. Неуемная ищейка Хоган теперь беспомощен, как разбитый параличом старик. Предательница, Служительница, уничтожена, и это ничтожество, ее друг, тоже убран с дороги. Все остальные сбежали, — Рафар кивком головы показал на город. — Смотри, Люциус, где ты видишь сияющие небесные войска, планирующие над городом? Где блеск их мечей? Где их несчетные сторожевые посты вокруг?

Он издевался и над Люциусом, и над Толом одновременно.

— Тол, Капитан Небесного воинства, руководит теперь слабой, потерпевшей поражение армией и боится показаться мне на глаза! Сколько раз я вызывал его сразиться со мной, напасть на меня, но он и носа не показывает. Не волнуйся, как я сказал, так и сделаю. Когда все остальные неотложные дела будут окончены, мы с Толом встретимся, и ты увидишь нашу битву с ним до того, как я рассчитаюсь с тобой!

Все еще держа перед собой Люциуса, Рафар подозвал другого демона.

— Сообщи Стронгману, что все готово и он может войти в город, когда захочет. Все препятствия устранены, Рафар выполнил свою задачу, и город Аштон готов пасть к его ногам… — с этими словами Рафар отбросил Люциуса, как гнилое яблоко.

Люциус вскочил с земли, униженный и потрясенный, и исчез под громкий хохот бесов.

Глава 33

Укладываясь вечером в постель, Эдит Дастер чувствовала необыкновенное беспокойство в духе, поэтому когда ее разбудили два сияющих существа, она не слишком удивилась, только вздрогнула от неожиданности.

— Слава Богу! — воскликнула она восхищенно, едва открыв глаза.

Гости выглядели дружелюбными и участливыми, но выражения их лиц были серьезны. Один из них был светловолосый, другой, помоложе, черноволосый. Головами они доставали до потолка, а сияние их белоснежных одежд заливало всю комнату. У обоих на поясах были сверкающие ножны, рукоятки вложенных в них мечей были из чистого золота и украшены драгоценными камнями.

— Эдит Дастер! — сказал светловолосый глубоким приятным голосом. — Мы идем в сражение за город Аштон, и победа зависит от молитв святых Божьих. Тебе, знающей Господа, необходимо молиться и призвать на молитву других. Молитесь за поражение врага и освобождение праведников.

— Пастор Буш в тюрьме, — добавил темноволосый, — позвони его жене Мэри, поддержи ее.

Они исчезли так же внезапно, как и появились, в комнате снова стало темно. Дастер была уверена, что уже видела их когда-то раньше, может быть, во сне, а может, среди обычных людей.

Поднявшись с постели, она положила подушку на пол возле кровати и встала на колени. Ей хотелось и смеяться, и плакать, и петь.

Старая женщина чувствовала возложенную на нее обязанность и силу ее исполнить. Она сложила дрожащие Руки на постели, склонила голову и начала молиться. Слова шли из глубины ее сердца, ее души, протест против атаки на Божий народ, на Его народ, на Его святых, молитва о силе и победе во имя Иисуса. Она связывала злых духов, которые пытались украсть жизнь, украсть сердце в этом обществе. Имена и лица проносились в ее памяти, и Эдит молилась за всех них, ища у престола благодати защиты и спасения каждой душе. Она молилась, молилась и молилась без устали.

Сверху Аштон выглядел безобидным игрушечным городком, нарисованным на куске холста, кукольные жители которого по-прежнему спали, несмотря на серо-красные полосы рассвета, надвигающиеся на город с холма на востоке. Улицы замерли без движения. Ни огонька. Молочные фургоны застыли на стоянках.

Откуда-то из-за облаков, в ореоле розового света, донесся одинокий, высокий серебряный звон. Ангел-воин стремительно по спирали спускался с неба. Вскоре он растворился среди улочек и зданий. За ним появился второй и так же тихо и быстро бесследно исчез внизу.

Эдит Дастер продолжала молиться.

Двое ангелов подлетели к городу и, сложив за спиной крылья, камнем кинулись головой вниз в глубину улиц. За ними появился еще один и, описав широкую дугу над городом, исчез на противоположной окраине. Потом следующие четыре ангела скрылись в разных местах. Затем еще два, затем семь…

Телефонный звонок вырвал Мэри из тревожного сна, которым она забылась на диване.

— Алло? — глаза ее оживились. — О, Эдит, я так рада, что вы позвонили! Я пыталась к вам дозвониться… я еще не ложилась, но у меня, должно быть, номер не правильно записан или телефон не работал… — потом она, плача, начала рассказывать Эдит обо всем, что произошло накануне вечером.

— Ты должна отдохнуть и успокоиться, пока я не подойду, — посоветовала Эдит. — Я провела на коленях целую ночь, и Бог действует, не сомневайся! Мы вырвем у них Ханка, и еще многое произойдет!

Эдит надела свитер и спортивную обувь. Она направилась к Мэри. Никогда еще она не чувствовала себя такой молодой.

Джон Колмэн в это утро проснулся очень рано, потрясенный увиденным сном, и больше не мог уснуть. Патриция знала, что он переживает, с ней ведь произошло то же самое.

— Я видел ангелов!

— начал Джон.

— Я тоже видела ангелов, — ответила Патриция.

— И… и я видел демонов, Патти! Безобразные сущеег-ра! Между ними происходила битва. Это было…

— Ужасно.

— Потрясающе, в самом деле, потрясающе!

Они позвонили Ханку. Ответила Мэри. Они услышали обо всем, что произошло, и поделились с ней своими переживаниями.

Анди и Джун Форсайт всю ночь не могли заснуть. Утром Анди был раздражен, и Джун старалась не попадаться ему на глаза. В конце концов, за завтраком, Анди решился заговорить:

— Это, должно быть, Господь. Я не знаю, что это еще может быть.

— Но почему ты так раздражен? — как можно мягче спросила Джун.

— Потому что до сих пор я не испытывал ничего подобного, — голос у него задрожал. — Это… у меня такое чувство, как будто я должен молиться, как будто… что-то должно произойти, и я не найду себе покоя, пока это не случится.

— Видишь ли, — сказала Джун, — я вполне понимаю, что ты имеешь в виду. Не знаю, сумею ли я это выразить, но у меня всю ночь было ощущение, что мы не одни. Кто-то был с нами и наполнил нас этим желанием.

У Анди расширились глаза.

— Да, я с тобой согласен! — он с облегчением и радостью взял жену за руку. — Джун, дорогая, а я думал, что сошел с ума!

В это время зазвонил телефон. Это была Сесиль Купер. Ей, как и многим другим, приснился тревожный сон. Что-то должно было произойти. Они не стали тратить время на общий сбор, они стали молиться немедленно, каждый на своем месте.

Со всех сторон: с севера, юга, востока и запада, небесные ангелы бесшумно слетались в город. Они спускались с неба плавно и тихо, как снежные хлопья. Обыкновенными людьми они входили в город. Ангелы скользили над полями и фруктовыми садами, опускались медленно, подобно планерам, на землю. Там они надежно укрывались и выжидали.

Ханк проснулся около семи, но кошмарный сон не исчез. Он по-прежнему был в камере. Новый сосед храпел еще целый час, пока дежурный полицейский не принес завтрак. Громила, не говоря ни слова, взял протянутую ему через решетку тарелку. Он с отвращением смотрел на подгоревший хлеб и вареное яйцо. Может быть, это был подходящий момент, чтобы растопить лед молчания.

— Доброе утро, — поздоровался Ханк.

— Доброе утро, — равнодушно ответил здоровяк.

— Меня зовут Ханк Буш.

Сосед отпихнул тарелку под дверь, чтобы охранник мог подобрать ее. К еде он не притронулся. Пастор стоял и смотрел на пленного зверя, который никак не отреагировал на имя Буша и не называл своего. Было видно, что дикий зверь страдает: пустой взгляд выражал только одно — желание освободиться. Единственное, что оставалось Ханку — молиться за него,

Шаг, еще один. Бернис споткнулась и снова сделала шаг. Все утро она тащилась мимо мирно пасущихся коров, кукурузных полей и густых зарослей. Она медленно продвигалась вдоль скоростной дороги номер 27 на север. Звук моторов проносящихся слева по шоссе машин не давал ей сбиться с пути. Ноги заплетались, мысли иссякли. Ряд за рядом кукурузные стебли маршировали мимо, длинные крепкие листья стегали по лицу с почти уже не раздражающим постоянством. Ноги были черными от земли, набившейся в спортивные туфли. Казалось, дорога высосала из девушки все силы. Преодолев целое море кукурузы, Бернис очутилась перед рядом тощих молодых деревьев, посаженных между полями для защиты от ветра. Войдя в жидкий лесок, она тут же опустилась на мягкую подушку травы, посмотрела на часы. Было 8.25 утра. Надо непременно отдохнуть. Так или иначе, она обязательно доберется до Бэйкера… в этом сейчас единственная надежда… она надеялась, что с Маршаллом все в порядке… она надеялась, что не умрет… она спала.

Ко времени второго завтрака у Ханка и его соседа пробудился аппетит. Бутерброды были не так уж плохи, а овощной суп просто превосходен.

Прежде чем охранник успел уйти, Ханк поспешил обратиться к нему с вопросом:

— Послушайте, вы уверены, что тут негде раздобыть Библию?

— Я уже сказал, что жду разрешения, и пока я его не получу, не о чем разговаривать! — грубо ответил полицейский.

Неожиданно здоровяк, этот молчун, произнес:

— Джимми, у тебя в столе целый ящик Библий Гидеонитов, и ты это прекрасно знаешь. Дай человеку Библию! В ответ дежурный охранник только огрызнулся:

— Теперь вы по ту сторону решетки, Хоган, здесь распоряжаюсь я!

Полицейский ушел, громила сосредоточил все свое внимание на еде. Через некоторое время он взглянул на Ханка и произнес с сарказмом:

— Джимми Данлоп. И он еще что-то из себя корчит.

— Все равно, спасибо за поддержку. Здоровяк глубоко вздохнул.

— Простите, что я вел себя невежливо целое утро. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя после вчерашнего и понаблюдать за вами, чтобы понять, кто вы. И потом, нужно привыкнуть к мысли, что я за решеткой.

— Это мне понятно, я ведь тоже раньше никогда не сидел, — опять попытался завязать разговор Ханк. Он протянул соседу руку и снова представился:

— Ханк Буш.

На этот раз здоровяк взял ее и крепко пожал:

— Маршалл Хоган.

В эту секунду в сознании обоих что-то включилось. Не выпуская рук, они пристально посмотрели друг на друга и одновременно спросили:

— Так это ты?

Потом они молча продолжали изучать друг друга. Ангелы, конечно же, наблюдали всю сцену и поспешили с донесением к Толу.

— Хорошо, хорошо, — сказал Тол, — теперь пусть вдоволь наговорятся.

— Так ты пастор той маленькой белой церквушки? — спрашивал Маршалл.

— А ты издаешь «Кларион»? — вопросом ответил Ханк.

— Но что же ты, черт возьми, тут делаешь?

— Не знаю, поверишь ли ты мне…

— Ты даже удивишься, чему только я теперь не способен поверить! — Маршалл понизил голос и кивнул в сторону дежурного полицейского. — Они сказали, что тебя арестовали за изнасилование.

— Это точно.

— Насколько я понимаю, эта история только выглядит правдоподобно?

Ханк не знал, как отнестись к его словам.

— Конечно, ничего подобного не было.

— Альф Бруммель ходит в твою церковь?

— Да.

— Наверное, ты хоть раз помешал его планам?

— Ну… да, я думаю.

— И я. Поэтому я здесь и оказался. И ты тоже! Рассказывай, что произошло.

— Когда?

— Я имею в виду — что произошло на самом деле — Ты хоть знаешь, по крайней мере, ту девушку?

— Да…

— А как появились следы на руке? Ханка вновь охватило сомнение:

— Лучше я ничего не буду говорить.

— Может, ее зовут Кармен?

На удивленном лице Ханка ясно читался ответ.

— Это просто догадка, — объяснил пастору свое неожиданное прозрение Маршалл. — Она настоящий предатель, эта девица. Она работала в моей газете. Вчера она мне рассказала, что ее изнасиловали. Я сразу понял, что она врет.

Ханк раскрыл рот от удивления.

— Ну, уж это слишком! Откуда ты можешь знать?.. Маршалл огляделся по сторонам и пожал плечами:

— А! Да что нам еще делать? Ханк, у меня есть что тебе поведать, если ты готов слушать. Это займет несколько часов. Идет?

— Да, я тебя выслушаю, если потом ты согласишься слушать меня.

— Мисс! Вам плохо, мисс?

Бернис вздрогнула и проснулась. Кто-то склонился над ней. Это оказалась молоденькая девушка, скорее всего старшеклассница или гимназистка: карие глаза, черные кудри, рабочие джинсы — настоящая фермерская дочь.

— Ох! Нет… нет… — единственное, что могла произнести Бернис.

— Как вы себя чувствуете? — спросила девушка с несколько странным выговором.

— Спасибо, хорошо. Я только очень устала. Надеюсь, все в порядке. Я тут шла и… — она вспомнила про свои синяки и подумала: «Прекрасно, ребенок решил, что меня обокрали и избили бандиты, не иначе».

— Вы ищете свои очки? — спросила девушка. Потянувшись, она подняла с травы темные очки и подала их Бернис.

— Я… я думаю, тебя удивляет, что у меня с лицом? Девушка расплылась в обезоруживающей улыбке:

— О! Видели бы вы мое лицо, когда я просыпаюсь!

— Это, наверное, частная территория, я не собиралась…

— Нет, я здесь случайно, как и вы. Увидела, что вы тут лежите и решила посмотреть, не случилось ли чего. Может быть, вас подвезти?

Бернис готова была уже произнести «нет», но бросив взгляд на часы, она воскликнула:

— Что это! Почти четыре! А ты не на север?

— Я еду в Бэйкер.

— О! Превосходно! Можно я поеду с тобой?

— Сразу после завтрака.

— Что?

Старшеклассница, выйдя из перелеска, направилась к кукурузному полю, и Бернис заметила сверкающий на солнце синий мотоцикл. Девушка достала из багажной сумки коричневый пакет. Вернувшись, она положила пакет и картонку с холодным молоком перед Бернис.

— Ты завтракаешь так поздно? — улыбнулась Бернис.

— Нет, — ответила молодая особа, — но вы проделали длинный путь, и вам еще предстоит долгая дорога, поэтому нужно подкрепиться.

Бернис посмотрела в чистые, смеющиеся карие глаза, на простой пакет с едой и почувствовала, как краснеет ее лицо и на глазах выступают слезы.

— Давайте, ешьте, — сказала девушка.

Бернис открыла пакет и нашла в нем бутерброд с ростбифом — настоящее произведение искусства. Мясо было еще теплым, а листья салата свежими и зелеными. Под бутербродом оказалась баночка с черничным йогуртом, ее любимым и как будто только что вынутым из холодильника.

Бернис старалась подавить нахлынувшие чувства, но слезы безудержно текли по щекам. «Как глупо я себя веду», — думала она. Но все было так необычно.

— Прости меня, — наконец проговорила она, — я только… я так тронута твоим вниманием. Девушка прикоснулась к ее руке:

— А я так рада, что могу помочь вам.

— Как тебя зовут?

— Зовите меня Бетси.

— А я… ты можешь звать меня Мари, — это было второе имя Бернис.

— Хорошо. У меня есть немного холодной воды, если хотите.

Тут Бернис охватила новая волна чувств.

— Ты такая чудесная. И что ты делаешь на этой планете?

— Помогаю тебе, — ответила Бетси и побежала к мотоциклу за водой.

Ханк сидел на краю нар, не пропуская ни единого слова из захватывающего рассказа Маршалла.

— Ты серьезно? — спросил он вдруг, — Альф Бруммель занимается колдовством? Член правления моей церкви?

— Да, называй, как хочешь, но я уверен, это чистое сумасшествие. Не знаю, когда он сошелся с Лангстрат, но, думаю, достаточно давно, чтобы заразиться ее бредом о космическом сознании и стать опасным типом, я имею в виду, по-настоящему опасным.

— Кто же сейчас входит в эту группу?

— Спроси лучше, кто в нее не входит! Оливер Янг, судья Бэйкер, большинство полицейских в нашем участке…

Маршалл продолжал перечислять, разворачивая перед Ханком полную картину происходящего. Ханк был поражен. Эта встреча — дело Господа. Наконец-то он нашел ответ на многие вопросы, которые давно задавал себе.

Маршалл продолжал говорить еще с полчаса, но вдруг сник, подойдя вплотную к рассказу о том, что произошло с Кет и Санди.

— Это меня ударило больнее всего, — грустно произнес журналист, отведя глаза от Ханка и глядя куда-то за решетку. — Это уже другая история, и тебе необязательно ее выслушивать. Но я все вспоминал сегодня целое утро и пришел к выводу: это моя вина, Ханк, я довел их до этого.

Маршалл тяжело вздохнул и отер влажные глаза.

— Если бы я потерял все: газету, дом, проиграл бы эту войну, я бы выдержал, если бы только они у меня остались. Но их я тоже потерял… — Помолчав, он добавил:

— Вот что со мной произошло, — и замолчал окончательно.

Ханк плакал. Он плакал и улыбался, и поднимал руки к Богу, и качал головой от удивления. В глазах Маршалла это выглядело каким-то религиозным экстазом.

— Маршалл, — сквозь слезы говорил Ханк, то вставая, то опять садясь на нары, не в силах усидеть на одном месте, — это дело Бога! Это не случайность. Наши враги задумали зло, но Бог обратил его в добро. Он свел нас вместе, чтобы мы могли встретиться и собрать все части в целое. Ты ведь еще не слышал моего рассказа, но знаешь что? Он очень похож на твой! Мы с тобой попали в одну и ту же историю, только с разных сторон.

— Давай, давай, рассказывай, я тоже хочу поплакать!

Итак, Ханк начал повествование о том, как он вдруг стал пастором в церкви, которая не желала, чтобы им был именно он…

Мотоцикл Бетси несся по шоссе номер 27 как ветер. Бернис крепко держалась за спину новой знакомой. Она сидела на мягком кожаном сидении и с удовольствием смотрела по сторонам. Поездка была замечательной. Она снова почувствовала себя ребенком, и то, что на обеих были шлемы с темными стеклами, давало ей ощущение спокойствия.

Но они быстро приближались к Бэйкеру, навстречу смертельным опасностям. Здесь должно было выясниться главное: удалось ли Сузан Якобсон добраться до Бэйкера. В душе Бернис росло желание оставаться на мотоцикле рядом с чудесной, милой девушкой и продолжать полет по шоссе… куда угодно. Любое иное место было сейчас лучше, чем то, куда она направлялась.

Бернис были хорошо знакомы места, которые они проезжали: щит с рекламой кока-колы, открытый торговый склад леса. Наконец мотоциклистки въехали в Бэйкер. Бетси нажала на тормоз, снижая скорость. В конце концов она съехала с шоссе и вырулила на незаасфальтированную стоянку прямо перед старым мотелем «Сансет».

— Здесь тебя устраивает? — прокричала Бетси сквозь стекло шлема.

Бернис разглядела неподалеку вывеску «Лесной таверны».

— Да, отлично.

Она спрыгнула с сиденья и отстегнула ремень шлема под подбородком.

— Подожди снимать, — посоветовала Бетси.

— Почему?

Но в ту же секунду Бернис собственными глазами заметила то, что могла знать только она: полицейская машина из Аштона проехала мимо и, снизив скорость и просигналив левый поворот, въехала на стоянку перед «Лесной таверной». Из нее вылезли двое полицейских и прошли внутрь здания. Бернис посмотрела на Бетси: знает ли она?

По ее виду было непохоже. Бетси показала рукой в сторону маленького кафетерия, расположенного сразу за мотелем.

— Это заведение Рози Аллен. Оно ужасно выглядит, но Рози готовит лучший суп в мире, и очень дешево. Подходящее место, чтобы протянуть время.

Бернис сняла шлем и положила его на сиденье.

— Бетси, я у тебя в долгу, большое спасибо.

— Не стоит, — улыбка, осветившая лицо, была заметна даже сквозь защитное стекло шлема.

Бернис посмотрела на крошечное кафе. Нет, оно выгляо узк слишком невзрачным. Лучший суп в мире?

Она повернулась к Бетси и… окаменела. Ей даже показалось, что она сейчас упадет, будто земля ушла у нее из-под ног.

Бетси не было. Мотоцикл исчез. Ей казалось, что она пробудилась ото сна, и теперь ей нужно время, чтобы окончательно очнуться и понять, где кончается сон и начинается реальность. Свежий след мотоцикла по-прежнему четко виднелся на мягком грунте, начинаясь там, где они свернули с дороги, и обрывался возле места, где она сейчас стояла.

Бернис попятилась, потрясенная. Она осмотрелась по сторонам, хотя понимала, что не увидит ни мотоцикла, ни девушки. Через несколько секунд она поняла, что была бы разочарована, если бы обнаружила мотоциклистку. Именно таким и должен быть конец прекрасного приключения, подобного которому ей никогда еще не приходилось переживать.

«Но нужно уйти с дороги», — сказала она себе. Ее слишком хорошо было видно со всех сторон. Бернис поспешила в кафе Рози Аллен.

Обед подали через решетку в шесть часов. Маршалл уже давно был готов съесть кусок жареного цыпленка с вареной морковью, но Ханк так увлекся своим рассказом, что журналист еле заставил его пообедать.

— Я дошел до самого интересного места, — протестовал Ханк, а потом спросил:

— Тебе трудно это воспринимать?

— Отчасти это для меня ново, — подтвердил Маршалл.

— С кем же ты водил знакомство? С пресвитерианской Церковью?

— Точно, но не сваливай все на них. Я есть только я и никто другой, и я всегда верил, что привидения могут появляться только ночью в День всех святых.

— Но ведь ты хотел получить объяснение таинственной силе Лангстрат и тому, каким образом Организации удается оказывать такое влияние на людей? Ты хотел понять, что же в действительности мучило Тэда Хармеля и, прежде всего, кто такие духовные инструкторы?

— Ты… ты хочешь, чтобы я поверил в бесов?

— А ты веришь в Бога?

— Да, я верю, что Бог существует.

— А ты веришь, что дьявол существует? Маршаллу нужно было подумать. Неожиданно он понял, что его представления успели измениться.

— Да… я думаю, что теперь вполне верю.

— Верить в существование ангелов и демонов — это просто следующий шаг. Это логично.

Маршалл пожал плечами и принялся за куриную ножку.

— Ладно, продолжай. Дай мне выслушать все, до конца.

Глава 34

По совету Бетси журналистка провела почти полтора часа в кафе Рози Аллен. Заказав тарелку супа, Бернис поняла, что Бетси была права — суп оказался вкусным. Она ела его медленно, украдкой наблюдая за Рози. Сделай хозяйка хоть один шаг к телефону, Бернис немедленно сбежала бы. Но, казалось, Рози не находила ничего особенного в том, что женщина, у которой все лицо в синяках, ест суп в ее кафе. Хозяйка не обращала на девушку никакого внимания.

Как бы там ни было, в половине восьмого настало время заставить себя отправиться к месту встречи. Бернис расплатилась за суп мелочью и вышла.

Похоже было, что полицейская машина, останавливавшаяся перед таверной, уехала, но начинало темнеть, стоянка была довольно далеко, так что Бернис не могла сказать этого с уверенностью. Она была вынуждена подойти ближе.

Бернис шла осторожно, оглядываясь во все стороны, страшась увидеть полицию, засаду, подозрительную машину, да мало ли что еще. Как обычно в субботний вечер, стоянка возле «Лесной таверны» была переполнена. Бернис не снимала солнечных очков, но во всем остальном она выглядела точно так, как Бернис Крюгер, которую разыскивает полиция. Что же она могла с этим поделать?

Приближаясь к таверне, она внимательно осматривалась, запоминая возможные пути отступления. Она отметила тропинку, ведущую от площадки позади здания в лес, но не имела понятия, далеко ли шла эта тропка куда она в конце концов приводила. Так или иначе, время для бегства было не слишком много.

Задворки таверны явно никого не интересовали. Между пжавыми останками трех автомобилей, забытым холодильником, горой ящиков из-под пива, сваленных в кучу сломанных столов и покореженных стульев был узкий проход к задней, запасной двери.

Входная дверь в «Таверну» привычно царапала старый линолеум. В баре Бернис обдало волной сигаретного дыма, дикого грохота, несущегося из музыкального автомата, и противного сладкого запаха пива. Закрыв за собой дверь, она оказалась в темном переполненном посетителями гроте. Девушка различала лишь силуэты людей. Она настороженно осмотрелась, глядя поверх темных очков и пытаясь сообразить, где стоит она и где находятся все остальные.

Нужно было найти свободное место. Все столики были заняты рабочими с лесопилки и их подружками. В углу зала отыскался один-единственный свободный стул. Бернис опустилась на него, пытаясь получше разглядеть помещение.

Отсюда она видела входную дверь и входящих, но лица различала смутно. Она узнала Дана за стойкой бара. Хозяин разливал пиво, стараясь не упускать из вида все происходящее. Прислушавшись, Бернис поняла, что игра в покер шла полным ходом, а писк двух игровых автоматов разносился по всему залу.

Было без десяти восемь. Просто сидеть за столом не имело смысла. Зажатая со всех сторон, Бернис не видела того, что ей было нужно. Встав со стула, она принялась бродить среди людей, стараясь держаться ближе к стене. Девушка снова посмотрела на Дана. Теперь она была ближе к нему, но заметил ли ее хозяин, было непонятно. Дан держался так, как будто не узнал Бернис, и не обращал на нее никакого внимания. Журналистка старалась найти место, откуда она могла бы наблюдать за ближайшим ко входу столиком. Она присоединилась к маленькой группке зевак, сгрудившихся возле одного из столиков, за которым шла игра в карты. Девушка различала только силуэты людей, но ни в ком она не могла признать Сузан.

Снова показался Дан. Перегнувшись через столик, он подтянул занавеску на окне вверх до половины. Некого-рым это не понравилось, но у Дана нашлось какое-то объяснение, и занавеска осталась поднятой.

Бернис решила снова сесть на свой стул и ждать. Она прошла мимо карточного стола, медленно продвигаясь к дальней части зала за спинами наблюдавших игру людей.

И тут кровь бросилась ей в лицо. Она уже видела трюк с занавеской в каком-то фильме. Сигнал? Бернис повернула голову, и в это мгновение открылась входная дверь. Двое в форме вошли в зал. Полицейские! Один из них сразу же указал пальцем на нее. Бернис со всех ног кинулась к задней двери. Вокруг была тьма. Как она вообще найдет эту дверь?

Девушка услышала крик, перекрывающий все другие звуки:

— Эй! Держите вон ту женщину! Полиция! Ты! Стой!

Народ вокруг нее зашевелился: «Кого? Какую женщину? Эту женщину?»

Другой голос в потемках произнес: «Эй, я думаю, он имеет в виду тебя!»

Бернис не оборачивалась, но слышала грохот стульев и громкое шарканье ног позади себя. Ее преследовали.

Вдруг она различила зеленую лампочку над запасным выходом. Она мысленно приказала себе: «Ни о чем не думай, успокойся!»

Бернис бросилась на свет. Люди вскакивали, одни пытались помочь ей, другие хотели просто посмотреть, что происходит. Они загораживали путь полицейским, и те кричали: «В сторону, в сторону, пожалуйста! Освободите дорогу! Держите ее!»

Бернис не разглядела, была ли на двери ручка или задвижка, но в надежде, что замок приспособлен для отступления на случай пожара, с силой бросилась на дверь Замок оказался обычным, она услышала, как что-то треснуло, и дверь распахнулась. Беглянка очутилась на заднем дворе.

На улице было чуть светлее, чем в баре. Она отыскала проход между кучами мусора и кинулась по нему, собрав всю свою волю к жизни. Дверь сзади нее снова с треском распахнулась, послышался звук бегущих ног. Сможет ли она скрыться из виду, пока погоня пробирается через свалку? Бернис сорвала с себя темные очки как раз вовремя чтобы разглядеть тропинку в лес, начинающуюся по лоугую сторону забора. Просто потрясающе, на что способен человек, которого преследуют. Ухватившись за верх забора, Бернис подпрыгнула и в одно мгновение перекинула свое тело через преграду, с маху приземлившись в густые заросли по другую сторону. Не останавливаясь, мысленно поздравив себя с удачей, она помчалась по тропке в лес, как загнанный заяц. Она пригибалась, чтобы не натыкаться на нижние ветви деревьев, которые успевала различить, те же, которых она не замечала, хлестали ее по лицу. Дорожка была мягкой, хорошо различимой и приглушала звук шагов. В лесу было темнее, и по временам несчастная девушка останавливалась, чтобы сориентироваться, одновременно прислушиваясь, нет ли погони. Далеко позади слышались выкрики, но, видимо, никто и не вспомнил об этой тропинке.

Впереди стало светлее. Бернис добралась до грунтовой дороги и в раздумье остановилась между деревьями. Она стояла довольно долго, прислушиваясь и приглядываясь, не появится ли на дороге машина, полицейские или прохожие. Было тихо и пусто. Быстро выбравшись на дорогу, Бернис соображала, в какую сторону ей направиться.

Внезапно, невдалеке на перекрестке появился автомобиль и свернул в ее сторону. Они! Должно быть, ее заметили! Ничего не оставалось делать, как бежать дальше! Легкие работали изо всех сил, сердце стучало и готово было разорваться на куски, ноги как свинцом налились. Едва удерживая крик боли и страха, готовый вырваться при каждом вдохе, Бернис повернула к нескольким одиноко стоящим строениям. Оглянувшись, она заметила бегущую за ней фигуру. «Нет! Нет! Оставьте меня в покое, не преследуйте! Я больше не выдержу!»

Строения приближались, эта была старая ферма. Бернис не могла больше думать, она просто бежала, не видя ничего теперь еще и из-за слез, застилавших глаза. Бедная двушка дышала со свистом, во рту пересохло, боль в грудной клетке отдавалась по всему телу. Трава хлестала ее ро ногам. Бернис спотыкалась, рискуя упасть в любую минуту. Шаги преследователя шуршали по траве невдалеке от нее. «Боже милостивый! Помоги мне!»

Она была рядом с большим темным сараем. Будь что будет. Бежать больше не было сил.

Спотыкаясь и еле волоча ноги, Бернис завернула за угол. Громадная раздвижная дверь была полуоткрыта. Оца не вошла, а буквально ввалилась в сарай.

Внутри царила кромешная тьма. Глаза ничего не различали. Спотыкаясь, Бернис продвигалась вперед, вытянув перед собой руки. Ногн тонули в соломе. Руки уперлись в перегородку. Стойло. Она двигалась дальше. Еще одно стойло. Догонявший завернул за угол и вошел в дверь, Бернис прижалась к перегородке и старалась сдержать дыхание. Она почти теряла сознание. Шаги затихли — преследователя встретила та же кромешная тьма. Но все же он начал медленно приближаться.

Бернис попятилась в глубину стойла, соображая, каким образом спрятаться. Рука наткнулась на какую-то палку. Бернис на ощупь определила, что это были вилы. Она схватила их обеими руками. Сможет ли она, когда понадобится, хладнокровно воспользоваться ими?

Шаги постепенно приближались. Преследователь обыскивал каждое стойло, прежде чем двинуться дальше. Бернис увидела слабый луч света, ощупывающий пространство.

Девушка подняла вилы, несмотря на страшную боль в сломанном ребре. «Тебе придется пожалеть, что не оставил меня в покое, что погнался за мной» — подумала она. Сейчас здесь действовал закон джунглей.

Преследователь был совсем рядом. Луч фонарика подобрался к перегородке ее стойла. Бернис была готова. Свет попал ей в глаза. Послышался чей-то вздох облегчения, журналистка же мысленно упрашивала себя: «Давай же, Берни, бросай, рази врага вилами!» Но руки не желали слушаться.

— Бернис Крюгер, — произнес приглушенный женский голос.

Несчастная девушка по-прежнему не двигалась. Ова держала вилы над головой, хватая ртом воздух. Малень кий лучик освещал ее отчаянное опухшее лицо и синяки под глазами.

Говоривший отошел в сторону за перегородку и попросил:

— Бернис! Пожалуйста, не бросай в меня вилы!

Это придало Бернис решимости, она очнулась, глотнула воздуха и попыталась заставить руки двигаться. Они не слушались.

— Бернис, — снова произнес голос, — это я, Сузан Якобсон. Я одна!

Бернис по-прежнему не опускала вилы. Она сейчас вообще была не в состоянии что-либо понять, слова до нее не доходили.

— Ты меня слышишь? Пожалуйста, положи вилы. Я тебе ничего не сделаю. Уверяю тебя, я не полицейский.

— Кто ты? — спросила наконец Бернис хриплым дрожащим голосом.

— Сузан Якобсон, Бернис, — она медленно повторила:

— Сузан Якобсон, подруга твоей сестры Пат. Мы должны были с тобой встретиться.

Бернис как будто очнулась от кошмарного сна. Имя дошло наконец до ее сознания и пробудило ее.

— Ты…

— прохрипела она, — ты шутишь!

— Нет, это вправду я.

Сузан осветила крошечным фонариком свое лицо. Черные волосы и бледное лицо невозможно было не узнать. Черную одежду она сменила на джинсы и голубую куртку.

Бернис опустила вилы и тихо всхлипнула, зажав рот рукой. Она упала на колени, обхватив себя руками поперек груди.

— Что с тобой? — взволнованно спросила Сузан.

— Погаси фонарь, пока тебя не заметили, — все, что смогла выдавить из себя девушка.

Свет погас. Бернис почувствовала прикосновение руки.

— Ты ранена!

— сказала Сузан.

— Я… я пытаюсь осознать, что происходит, — прохрипела Бернис, — Я по-прежнему жива, я нашла настоящую Цзан Якобсон, мне никого не пришлось убивать, полиция меня не схватила и… у меня сломано ребро! О-о-ох!..

Сузан обняла девушку за плечи, стараясь ее ободрить.

— Осторожно, — предупредила Бернис.

— И откуда только взялась? Как ты меня нашла? — Я наблюдала за таверной с другой стороны дороги, на случай, если появишься ты или Кевин. Я видела, как полицейские вошли внутрь и как ты выскочила черед запасную дверь. Я сразу поняла, что это ты. Мы студентами часто сюда приезжали, так что я знала тропинку, по которой ты бежала, и знала, что она приведет тебя к дороге. Я поехала, решив, что догоню тебя и подберу, ноты была слишком далеко, а потом кинулась через поле.

Бернис уронила голову. К ней возвращалось знакомое чувство.

— Раньше я думала, что чудес не бывает, а теперь — не знаю.

Наконец Ханк закончил свой рассказ, успев к тому же, благодаря настояниям соседа, съесть большую часть обеда. Маршалл начал задавать вопросы, на которые Ханк отвечал, пользуясь знанием Библии.

— Значит, — спрашивал Маршалл, одновременно рассуждая, — если в Евангелии говорится, что Иисус и Его ученики изгоняли бесов, значит, они в действительности нагоняли их?

— Именно так.

Маршалл откинулся на нарах, продолжая размышлять.

— Это объясняет многое. Но как же Санди? Ты думаешь, что она… что она…

— Точно не знаю, но очень может быть.

— Та, с кем я вчера разговаривал, была не Санди. Она была как ненормальная, ты просто не поверишь… — тут он запнулся, — нет, кажется, веришь!

Ханк был в азарте.

— Но разве ты не видишь, что произошло? Это Божье чудо, Маршалл. Все время, пока ты занимался этой темной историей и распутывал интриги, ты удивлялся, каким образом подобные вещи могут происходить так тихо и беспрепятственно. Особенно если учесть, что тут речь идет о жизни многих людей. Теперь ты получил ответ на свое «каким образом». И сейчас, когда ты рассказал обо всем что тебе удалось разузнать и через что пришлось пройти, я получил ответ на мое «почему». Я постоянно сталкивался с демоническими силами в этом городе, но никак не мог толком понять, чего они добиваются. Теперь я это знаю. Только Господь мог свести нас тут!

Маршалл недоверчиво улыбнулся:

— Ну и что нам теперь делать, пастор? Они нас засадии и не дадут нам видеться с нашими семьями, друзьями, адвокатами, ни с кем. Я предполагаю, что наши конституционные права в данной ситуации нам не пригодятся.

Ханк прислонился спиной к холодному бетону и задумался.

— Это знает только Бог. Но я так явно и сильно чувствую, что Он вовлек нас во все это. Он же и поможет нам выбраться.

— Если уж говорить о сильных чувствах, то у меня есть предчувствие, что они решили убрать нас с дороги на все время, пока не закончат того, что начали. Интересно будет посмотреть, что останется от нашего города, нашей работы, дома, семьи, от всего, что мы любим и ценим, к тому часу, когда мы выйдем отсюда. Если выйдем.

— Не теряй веры. Бог все знает и видит.

— Да, надеюсь только, что Он и теперь не забудет о нас.

Они сидели в темном сарае на соломе. Бернис спешила выложить Сузан все, что произошло: как случилось, что у нее сломано ребро, что пришлось пережить им с Маршаллом, о смерти Кевина Вида.

Сузан, помолчав, вздохнула:

— Таков Касеф. Такова Организация. Я должна была предвидеть это и не втягивать Кевина.

— Не обвиняй себя. Мы все в этом замешаны, хотим мы этого или нет.

Сузан старалась заставить себя не давать воли чувствам и быть расчетливой.

— Ты права… по крайней мере, сейчас. Потом у меня будет время обо всем подумать и оплакать его смерть, — она резко поднялась. — Но сейчас у нас слишком много дел и мало времени. Как ты думаешь, ты сможешь двигаться?

— До сих пор мне это удавалось.

— Я взяла напрокат машину. В ней находятся слишком важные документы, чтобы оставлять их там без присмотра. Пошли.

Осторожно и медленно, по знакомому уже пути, Сузан

Бернис добрались до двери сарая.

Снаружи стояла абсолютная тишина…

— Ну, рискнем? — спросила Сузан.

— Конечно. Пошли.

Они двинулись через поле к дороге, где Сузан оставила машину. Одинокое дерево, четко вырисовывавшееся на фоне неба, служило им прекрасным ориентиром. Бернцс подумала, насколько короче кажется путь, когда не нужно бежать, спасая свою жизнь.

Сузан подошла к машине, стоявшей у дороги и скрытой несколькими деревьями. Она искала в кармане ключи.

— Сузан!

— донеслось из леса. Женщины застыли как вкопанные.

— Сузан Якобсон! — сова послышался мужской голос. Сузан изумленно прошептала:

— Не может быть.

— Я тоже не могу поверить!

— отозвалась Бернис.

Кевин?

Кусты зашевелились и затрещали, и из леса вышел человек. Даже в темноте невозможно было не узнать эту долговязую фигуру и расслабленную походку.

— Кевин Вид?!

— воскликнула, пораженная, Бернис.

— Крюгер? Ты вырвалась! Просто фантастика! Удивление сменилось горячими объятиями.

— Надо выбираться отсюда, — решительно произнесла Сузан.

Они втиснулись в маленькую машину, и вскоре уже несколько километров отделяло их от Бэйкера.

— Я сняла номер в мотеле в Ортинге, к северу от Виндзора, — рассказывала Сузан. — Мы можем поехать туда.

Никто не возражал.

Бернис сказала счастливым голосом:

— Кевин! Ты только что заставил меня солгать. Я была уверена, что ты мертв.

— Пока что жив, — ответил Кевин. В будущем, стадо быть, у него не было никакой уверенности.

— Но твой пикап нырнул в реку!

— Да, я знаю. Какой-то тип украл его и разбился. Кто-то хотел меня убить.

Он заметил, что слушательницы ничего не поняли, решил рассказать все сначала.

— По дороге на встречу с Бернис я заехал в «Таверну» чего-нибудь выпить, и кто-то сыграл со мной злую шутку, я имею в виду, подсыпал что-то в мое пиво. Я окосел. Когда поехал дальше, меня так развезло, что я свернул в ближайшую закусочную, чтобы прийти в себя и выпить воды, зайти в туалет, ну, все такое… Ну и уснул в мужском туалете и проспал всю ночь. Сегодня утром я проснулся и вышел, но машины не было. Я не знал, что произошло, пока не прочел обо всем в газете. Они небось до сих пор ищут в реке мой труп.

— Ясно, что Касеф и Организация постарались убрать нас всех, — сказала Сузан, — но… мне кажется, что нас кто-то охранял. Кевин, со мной произошло то же самое. Я сбежала от Касефа. Шла пешком. Удалось мне это только потому, что охранники погнались за кем-то другим, кто пытался удрать на грузовике. Кто мог это сделать, и именно в нужный момент?

— А я до сих пор не представляю, кто же такая Бетси, — добавила Бернис.

Сузан же высказала идею, над которой размышляла уже несколько дней:

— Я думаю, что нам пора начать верить в Бога.

— В Бога?

— И в ангелов, — добавила Сузан. Она быстро пересказала все детали своего побега и закончила:

— Кто-то тогда вошел в комнату, я это твердо знаю.

Кевин согласно кивнул:

— Так, выходит, ангел увел мою машину. В свою очередь Бернис вспомнила:

— Понимаете, в Бетси было что-то необычное, что заставило меня плакать. Со мной никогда ничего подобного не происходило.

Сузан коснулась ее руки:

— Пожалуй, со всеми нами что-то произошло, поэтому, что бы мы ни делали, мы все должны быть очень внимательны.

Они быстро ехали по проселочной дороге, окольными путями добираясь до маленького дачного местечка Ортинг.

Теперь Маршалл и Ханк были товарищами по оружию, им казалось, что они знакомы всю жизнь.

— Мне нравится твоя вера, — заметил Маршалл.

— Неудивительно, что они хотели выгнать тебя из церкви, — журналист тихонько рассмеялся.

— Ты должен чувствовать себя, как в сражении при Аламо! Ты единственный кто встал между дьяволом и всеми остальными в городе, Ханк слабо улыбнулся.

— Я ничего из себя не представляю, поверь мне. Но я не единственный. Тут есть святые, Маршалл, которые молятся. Рано или поздно произойдет перелом. Бог не собирается так легко уступать дьяволу наш город!

Маршалл погрозил пальцем Ханку.

— Вот видишь! Мне нравится такая вера: ясно и хорошо, без выкрутасов, — он покачал головой. — Да, давно я не слышал, чтобы кто-то говорил так просто.

Ханк решил, что пришло время сказать журналисту несколько нелицеприятных слов:

— Да, Маршалл, поскольку мы говорим с открытым сердцем, без утайки, может, поговорим немного о тебе? Видишь ли, должна быть причина, почему Бог свел нас в этой тюремной клетке.

Маршалл не собирался обороняться, он улыбнулся, приготовился слушать и только спросил:

— То есть о состоянии моей собственной души? Ханк улыбнулся в ответ:

— Точно, именно об этом.

Они говорили о грехе, об опустошающем усиливающемся стремлении человека бежать от Бога, идти собственным путем, нанося этим непоправимый вред самому себе. Этот разговор привел их к обсуждению семьи Маршалла, о том, как многое в отношениях между людьми и в их действиях является прямым следствием человеческого эгоизма и бунта против Бога.

Маршалл только качал головой, впервые взглянув на вещи именно в таком свете.

— Наша семья никогда не знала Бога. Мы только следовали традициям. Неудивительно, что Санди не устояла!

Потом Ханк говорил об Иисусе и показал Маршаллу, что Тот, чье имя мир втаптывает в грязь, обращаясь с ним бесцеремонно, есть нечто большее, чем просто религиозный, символ, предмет поклонения, недосягаемый образ с витражей храмов, — действительно великий, действительно Сын Божий, реальная личность, Он может стать Господом и Спасителем каждого, кто просит Его об этом.

— Никогда не думал, что буду лежать вот так и слушать нечто подобное, — вдруг произнес Маршалл. — Ты попал в самое чувствительное место, знаешь ли ты это?

— Да, — просто ответил Ханк, — и как ты думаешь, почему? Что является причиной твоей боли?

Маршалл глубоко вздохнул, размышляя, прежде чем ответить.

— Пожалуй, от сознания того, что ты прав, из чего следует, что я ошибался в течение долгого, долгого времени.

— Иисус все равно тебя любит. Он знает все твои трудности, сомнения и беды. Он за них умер.

— Да… верно.

Глава 35

Мотель в Ортинге оказался затейливо украшенным, приветливым и по-домашнему уютным, как, впрочем, и весь городок, растянувшийся по берегу Джад-ривер на территории национального парка. Это было прибежище туристов, рыбаков и охотников.

Желая избежать неприятностей и не привлекать к себе внимания, Сузан заплатила за своих гостей на эту ночь. Они вошли, наконец, в номер и опустили шторы.

Все побывали в ванной, но Бернис задержалась там дольше других, поправляя повязку на ребрах и промывая лицо. Глядя на себя в зеркало, ощупывая синяки и отеки, она даже начала насвистывать. С этой минуты обстоятельства просто должны измениться к лучшему.

Сузан тем временем положила на кровать большой чемодан и открыла его. Она достала из него небольшую книжечку и, когда Бернис вышла из ванной, протянула ее Девушке.

— Вот с чего все началось, — сказала она. — Это дневник твоей сестры.

У Бернис не находилось слов. Бриллиант не показался бы ей дороже. Она смотрела на голубую книжицу, последнюю ниточку, связывающую ее с умершей сестрой, и не могла поверить, что наконец держит ее в руках.

— Что… как она к тебе попала?

— Джулин Лангстрат позаботилась о том, чтобы ее никто не смог прочесть. Она стащила ее из комнаты Пат и отдала Касефу, а я взяла у него. Я была его девушкой «Служительницей», как он меня называл. Я могла приходить к нему, когда мне захочется. Он мне доверял. Однажды я увидела эту книжку, когда прибирала у него в кабинете. Я ее сразу узнала, потому что видела, как Пат в ней что-то писала почти каждый вечер. Я ее спрятала и потом потихоньку прочитала, и это меня отрезвило. Д0 этого я думала, что Касеф был — да, Мессией, ответом человечеству, истинным борцом за мир и вселенское братство… — лицо Сузан исказила судорога, как будто ей стало дурно. — Он полностью завладел моими мыслями и сознанием, но где-то в глубине души я всегда сомневалась. Эта книжечка доказала, что мне следовало верить своим сомнениям, а не ему.

Бернис листала дневник. Он велся в течение нескольких лет и содержал множество подробностей жизни Пат.

— Тебе, наверное, не следует читать его сейчас, — заметила Сузан. — После того как я его прочла, мне было плохо несколько дней.

Бернис не терпелось узнать хотя бы, что произошло с Пат в самом конце.

— Сузан, ты знаешь, как умерла моя сестра? Лицо Сузан исказил гнев.

— Твоя сестра Пат постоянно и отчаянно сражалась с Обществом Вселенского сознания, или, вернее, с силами, которые за ним стоят. Она сделала ту же фатальную ошибку, что и другие: слишком много узнала об Обществе и стала врагом Александра Касефа. Этот человек всегда добивается своей цели, и его ничто не волнует, если он хочет кого-то уничтожить, убить или разнести в щепки, — она покачала головой. — Я, должно быть, совсем ослепла, если не замечала того, что происходит с Пат. Ведь это было ясно как день!

— А как насчет Томаса? Сузан ответила напрямик:

— Да. Томас был. Он виновен в ее смерти… Но он не был мужчиной, — добавила она.

Бернис постепенно начала понимать происходящие события, в высшей степени странные.

— И теперь ты собираешься сказать, что он не был и женщиной…

— Пат проходила курс психологии, и ей нужно было подвергнуться психологическому эксперименту, для собственных исследований. Об этом есть в дневнике, ты потом сама прочтешь. Один из друзей уговорил ее участвовать в опытах по технике расслабления, во время которых она испытала то, что она называла «парапсихическим переживанием», «взглядом внутрь высшего мира», как она говорила. Ты узнаешь об этом из дневника, Пат была настолько захвачена своими исследованиями, что не видела никакой связи между своими «научными» изысканиями и моими «мистическими». Она продолжала участвовать в эксперименте и под конец вступила в контакт, — как она говорила, «с высокоразвитым, бестелесным человеком» из другого мира, очень мудрым, интеллигентным существом по имени Томас.

Бернис было трудно поверить услышанному, но она знала, что документальное подтверждение рассказа Сузан она найдет в дневнике сестры.

— Но кто такой этот Томас на самом деле? Только воображение?

— Кое-что ты должна согласиться принять на веру, — ответила Сузан со вздохом. — Мы говорили о Боге, развивали мысль о добрых ангелах. Теперь давайте попробуем заняться злыми «ангелами», злыми духовными существами. Перед ученым-атеистом они могут вдруг возникнуть как нечто инопланетное, часто в космических кораблях; перед сторонниками эволюции — как высокоразвитые существа; перед страдающими одиночеством — как давно потерянные родные, говорящие из загробной жизни. Психологи типа Лангстрат называют их «архитипами» — сверхсуществами, возникающими из соединения «коллективного сознания» человеческой расы в чистом виде.

— Что?

— Это так. Злые духи принимают тот образ, какой подходит в том или ином случае, такое обличье и форму, которые помогают им завоевать доверие человека, играя на его тщеславии. Они говорят обманутому искателю истины то, что ему хочется слышать до тех пор, пока полностью не возьмут его под контроль.

— Как льстец, плетущий свои хитрые интриги.

— Это и есть сплошная фальшь: восточноазиатские медитации, колдовство, гадание, изучение работы сознания, парапсихическое исцеление, схоластические идеи — все это одно и то же: уловка с целью завладеть человеческим сознанием, духом и даже телом.

Бернис, шаг за шагом, вспоминала их с Маршаллом расследование, и утверждения Сузан точно вписывались в общую картину.

— Бернис, — продолжала Сузан, — мы имеем дело с глубоко законспирированными духовными существами. Я это знаю. Касеф начинен ими и подчиняется их приказам. Они руководят его грязной работой. Если кто-то встает у него на пути, он обладает неограниченными ресурсами в духовном мире и может устранить неугодного ему человека любым подходящим к случаю образом.

«Тэд Хармель, Карлуччи, — думала Бернис, — сколько же их еще?»

— Ты не первая, кто пытается рассказать мне об этом.

— Надеюсь, что мне наконец удастся тебя убедить.

— Да, я помню, как Пат говорила о Томасе, — вмешался в разговор Вид. — Не похоже, чтобы она говорила о человеке — он был для нее каким-то богом. Даже по мелочам она должна была спрашивать его совета и одобрения, к примеру, что ей есть на завтрак. Я… я думал, что она нашла себе какого-то парня, какого-то садиста, что-то в этом роде.

Сузан подошла к концу своего рассказа:

— Томас полностью закабалил волю Пат. На это не понадобилось много времени, обычно все происходит очень быстро, если человек соглашается подчиниться духовному влиянию. Без сомнения, он взял ее под контроль, потом запугал ее и убедил, что… да, индусы называют это кармой. Они учат, что в нашей следующей жизни мы будем совершеннее, чем теперь, если заработаем достаточно очков, как в детской игре. Для Пат самоубийство было только средством избежать зла этого низшего мира и соединиться с Томасом в высшем существовании.

Сузан осторожно полистала дневник, отыскивая последние записи.

— Здесь. Дневник заканчивается любовным письмом к Томасу. Пат готовилась вскоре соединиться с ним, и она даже пишет о том, как собирается это сделать.

Бернис почувствовала отвращение при одной мысли, что ей придется читать подобное письмо, но, тем не менее, начала изучать последние страницы дневника сестры. Пат писала так, как будто была жертвой какого-то странного, навязываемого ей заблуждения, в ее словах явно чувствовался страх перед самой жизнью. Страшные муки охватили душу Пат, превратив ее из той жизнерадостной Патриции Крюгер, вместе с которой Бернис росла, в запуганного психопата, полностью потерявшего контакт с действительностью.

Бернис попыталась читать дальше, но вдруг ощутила, как сжалось ее сердце и слезы выступили на глазах: чувства, давно скрываемые и ожидавшие именно этого момента последнего откровения, вырвались из укромных уголков души, как бурный поток через прорвавшуюся плотину. Наскоро исписанные страницы, заполненные горькими тяжелыми словами, начали расплываться перед глазами. Слезы потекли ручьями. Все ее тело содрогалось от рыданий. Единственное, чего она хотела сейчас: забыть все на свете, забыть храбрую и мужественную Сузан, бедного неухоженного рабочего с лесопилки, забыть все и, бросившись на кровать, плакать. Так она и сделала.

Ханк безмятежно спал в темной камере. Маршалл же, наоборот, бодрствовал, он сидел, прислонившись спиной к холодным прутьям решетки. Журналист склонил голову и нервно потирал руками лицо. Ему казалось, что все перевернулось: он потерял силу, непоколебимость и самоуверенность — все то, что составляло его внешнюю суть. Он привык к тому, что всегда и во всем оставался Маршаллом Хоганом, настоящим охотником, готовым для достижения своей цели идти напролом, противником, с которым нельзя не считаться, человеком, всегда и во всем полагающимся только на себя.

«Подлец, вот кто ты такой, — размышлял про себя Маршалл, — настоящий идиот. Вот Ханк Буш — другое дело. То-то, Хоган. Нечего винить Бога, это ты сам все упустил, много лет назад. Ты все разрушил. Ты думал, что все тебе подвластно, но где же тогда твоя семья и где же оказался ты? Может быть, тебя обманули демоны, о которых говорил Ханк, и, больше того, ты сам себя обманывал. Так-то, Маршалл, ты знаешь, почему ты проморгал семью. Ты бросил их на произвол судьбы, опять повторилось старое! И тебе, если честно, нравилось работать с хорошенькой журналисткой? Дразнить ее, бросать в нее бумажные комки, помнишь? Сколько тебе лет? Шестнадцать?»

Маршалл позволил-таки своей совести и сердцу произнести истину. Пожалуй, они и раньше свидетельствовали ему, но он не хотел слушать. «Сколько же времени я лгал самому себе?» — удивлялся он.

— Кэт, — прошептал Маршалл в темноте со слезами на глазах, — Кэт, что я наделал?!

Невидимая сильная рука протянулась к пастору и потрепала его по плечу. Ханк пошевелился, открыл глаза и спокойно произнес:

— Что случилось?

Маршал ответил тихо, продолжая плакать:

— Ханк, мне нехорошо. Мне нужен Бог, мне нужен Христос.

Сколько раз в своей жизни слышал Ханк эти слова?

— Давай будем молиться.

Через некоторое время Бернис почувствовала, что поток слез иссяк. Она села на кровати, все еще потрясенная, и постаралась вернуться к реальности.

— Это было как раз то, что меня отрезвило, — повторила Сузан. — Я думала, что эти люди желают мне добра, что у Касефа есть ответы на все вопросы. Но я только тогда увидела этих людей в их истинном обличье, когда поняла, что они сделали с моей лучшей подругой, твоей сестрой.

— Поэтому ты подошла ко мне в луна-парке и попросила телефон? — спросил Кевин.

— У Касефа была особенно важная встреча в городе с Лангстрат и тайными руководителями: Оливером Янгом и Альфом Бруммелем. Я приехала в Аштон вместе с Касефом, просто сопровождая его, как обычно, но, выбрав удачный момент, удрала. Я решила разыскать тебя, надеясь, что смогу с тобой где-нибудь неожиданно встретиться. Может быть, и здесь Бог мне помог, это было просто чудо, что я заметила тебя среди аттракционов. Мне нужен был друг, на которого я могла бы положиться, кто-нибудь обыкновенный, не привлекающий к себе внимания. Кевин улыбнулся:

— Хорошо же ты меня описала. Сузан продолжала:

— Касеф не мог смириться с тем, что у него нет надо мной полной власти. Когда я улизнула от него в луна-парке, он, вероятнее всего, объяснил остальным мое отсутствие тем, что сам послал свою Служительницу к балаганам и приказал им отправиться туда же. Найдя меня, он затащил меня за ту самую палатку, а другим сказал, что велел выбрать для встречи именно это место.

— Тогда-то я вас и сфотографировала! — воскликнула Бернис.

— Потом Бруммель дал пару долларов проституткам и подозвал двух своих приятелей из Виндзора. Остальное ты знаешь.

Сузан подошла к чемодану:

— Ну, а теперь вот вам по-настоящему большие новости. Касеф начинает действовать сегодня утром. На два часа дня запланирована встреча университетского правления. «Омни корпорейшн» — подставное лицо Общества Вселенского сознания — собирается купить Вайтмор-колледж, и это последнее, что осталось сделать Касефу.

Глаза Бернис расширились от ужаса:

— Значит, мы были правы, он охотится за университетом!

— Прекрасная стратегия. Практически весь Аштон построен ради университета. Когда Общество и Касеф овладеют им, они смогут управлять городом. Народ из Общества хлынет сюда, и Аштон станет еще одним местом, посвященным «Вселенскому сознанию». Так уже происходило много раз в других городах, в разных частях света.

Бернис с сожалением хлопнула ладонью по постели.

— Сузан, у нас есть бумаги с доказательствами финансовых махинаций Эжена Байлора, которые показывают, как захватывали университет. Но мы ничего толком не смогли извлечь из них!

Сузан вынула из сумки пленку и спокойно сказала:

— Вы знаете только половину. Байлор не такой идиот, он сумел замести следы так, чтобы его связь с «Омни» оставалась тайной. А нам нужна вторая половина доказательств этой сделки, бумаги самого Касефа, — она показала кассету с фотопленкой. — У меня не хватило места в чемодане для всех документов, но я их сфотографировала, и если бы мы могли проявить эту пленку…

— В «Кларион» есть фотолаборатория. Там мы сможем сразу же сделать копии.

— Тогда поехали.

И они без промедления двинулись в путь.

Уцелевшие продолжали молиться. Никому из них не удалось повидаться с Ханком после происшедшего или хотя бы что-нибудь разузнать о нем. Полицейский участок был заполнен людьми, которых раньше в городе никто не видел, и ни один из этих новичков не знал, у кого можно добиться разрешения на свидание, не говоря уже о том, чтобы взять заключенного на поруки. Полицейские не хотели этим заниматься. Создавалось впечатление, что Аштон превратился вдруг в полицейскую вотчину. Недоумение, гнев и молитвы усиливались. Что-то ужасное происходило с городом, и все это чувствовали. Но чего можно было добиться от глухих ко всему властей? Городское управление было закрыто до понедельника. По телефонным проводам раздавались сигналы тревоги. Они беспрерывно неслись из города далеко за его пределы, по всей стране, к родным и друзьям, которые тут же падали на колени, начинали молиться, эти люди обращались ко всем, кто обладал властью и влиянием, они стучались во все двери, где им могли помочь.

Альф Бруммель держался подальше от своей конторы, чтобы избежать встреч с взбудораженными христианами, которые требовали соблюдения прав человека в отношении их пастора. Они напоминали об ответственности должностного лица перед избирателями. Шериф оставался в квартире Лангстрат, слоняясь из угла в угол, потея от напряжения и страха и ожидая, когда стрелки приблизятся к двум часам воскресного дня.

Эдит Дастер продолжала молиться и подбадривала других, уверяя, что Бог не оставит их. Она напоминала молящимся, о чем поведали ей ангелы, и тогда люди вспоминали свои сны и видения или то, что слышали в духе, внутри себя, во время молитвы. И они продолжали молиться за город.

Со всех сторон, отовсюду, в Аштон продолжали стекаться новые и новые приезжие. Одни из них были похожи на путешественников, собирающихся провести здесь летний отпуск, они незаметно выбирались из окрестных полей, растворяясь в неприметных улочках. Другие, подобно диким мотоциклистам, врывались с ревом в притихший городок, третьи, вроде гимназисты, чинно приезжали в Аштон в автобусах. Некоторые же появлялись, укрывшись в багажниках машин, направляющихся к городу по скоростному шоссе номер 27.

И все неприметные и укромные городские уголки: брошенные дома, пустые подвалы, — все подходящие места в Аштоне наполнялись тихими, незаметными пришельцами, сжимавшими в руках рукоятки мечей. Их горящие глаза пронизывали все вокруг насквозь, они наблюдали и прислушивались, ожидая сигнала необыкновенной трубы.

На холме, возвышающемся над городом, укрывшись среди деревьев, Тол вглядывался в широкую долину. Он по-прежнему видел Рафара, восседавшего на большом мертвом дереве и следившего за действиями своей армии.

Капитан Тол продолжал наблюдать, выжидая.

Черное облако демонов, растянувшееся на целых три мили над уединенной долиной, заканчивало последние приготовления. Оторвавшись от земли, оно поднималось все выше и выше к вершинам гор. Невозможно было сосчитать демонов. Черное облако было таким густым, что вокруг было все темно. Злые духи плясали и ревели, как пьяные дикари, размахивая мечами, захлебываясь слюной и выкатив жуткие, одурманенные глаза. Мириады бесов толкали и задирали друг друга, пробуя свою силу и ловкость.

В центре этого кипящего облака, в большом каменном особняке, находился сам Стронгман, князь Силы. Он прищурил глаза, и едва заметная ухмылка прорезала еще одну морщину на его рыхлом лице. Вместе со своими генералами жуткий демон обдумывал последние донесения, полученные из Аштона.

— Рафар добился исполнения моего желания, выполнил свою задачу, — обнажил Стронгман лошадиные зубы в слюнявой улыбке. — Мне будет хорошо в этом городишке. В моих руках он разрастется, как ядовитый сорняк, и заполнит собой все вокруг.

Он самодовольно улыбнулся при мысли, только что пришедшей ему на ум: «Мне, может быть, никогда не придется уходить из этого города. Как вы думаете? Не нашли ли мы себе, наконец, подходящий дом?»

Присутствующие — высокопоставленные особы и генералы — согласно закивали головами и забормотали. Ужасное чудовище поднялось, и все остальные суетливо закопошились вокруг него.

— Наш дорогой мистер Касеф уже давно призывает меня. Готовьте войска. Мы немедленно трогаемся в путь.

Генералы пулей вылетели сквозь крышу и, взвившись прямо в центр облака, принялись выкрикивать приказания, перестраивая свою армию в боевой порядок.

Князь Силы распустил крылья, подобно королевской мантии, и, как чудовищный, невероятных размеров гриф, спустился в подвал, где Александр Касеф сидел на подушке, скрестив ноги и снова и снова повторяя его имя. Стронгман опустился в центре комнаты прямо перед Касефом и некоторое время наблюдал за ним, всасывая его молитвы и призывы. Потом он сделал молниеносное движение вперед, и его огромное бесформенное тело растворилось в теле Касефа, отчего тот завертелся и изогнулся самым причудливым образом. В одно мгновение произошло это овладение, и Касеф очнулся от медитации.

— Время настало! — произнес он и окинул окружающих страшным взглядом Стронгмана.

Глава 36

Все в той же взятой напрокат машине Сузан подрулила к маленькой грунтовой стоянке позади редакции «Аштон Кларион». Было пять часов утра, начинало светать. Насколько понимали друзья, только каким-то чудом им удалось избежать внимания полиции. Город выглядел спокойным и тихим, день предвещал быть чудесным, солнечным.

Бернис подошла к стене, туда, где стояли мусорные бачки, и вытащила из укромного места запасной ключ к задней двери. Через секунду они были уже внутри редакции.

— Не зажигайте свет, не шумите и не приближайтесь к окнам, — предупредила Бернис. — Вот тут темная комната, закроем дверь, прежде чем я включу свет.

Все трое протиснулись в маленькую фотолабораторию, Бернис плотно закрыла дверь и ощупью отыскала выключатель.

Журналистка смешала химические реактивы, проверила пленку и приготовилась заряжать ее в бачок. Потом погасила свет, и они остались в полной темноте.

— Здорово!

— сказал Кевин.

— Это займет всего несколько минут, — ответила Бернис. — К сожалению, представления не имею, что стало с Маршаллом, но я не решусь даже попытаться узнать об этом.

— А у вас есть автоответчик? На нем могут быть записи, — предложила Сузан.

— Это мысль. Проверю, как только пленка проявится. Скоро будет готово.

Потом Бернис вдруг вслух подумала о другом:

— А что же с Санди Хоган? Она бросила в отца лампой, прежде чем уйти из дома.

— Да, ты рассказывала.

— Не знаю, куда она ушла, если только не сбежала с этим типом Шоном.

— С кем? — встрепенулась Сузан. — С кем ты сказала?

— С неким парнем по имени Шон.

— Шон Урмсби? — переспросила Сузан.

— Да. А что, ты его знаешь?

— Боюсь, Санди грозит серьезная опасность. Имя Шона Урмсби часто встречается в дневнике твоей сестры. Ему очень подходит его прозвище — «Змеиное гнездо». Это он втянул Пат в парапсихические эксперименты. Он уговаривал ее продолжать их, и он, в конце концов, представил ей Томаса!

Зажегся свет. Пленка была заряжена в бачок. Бернис, с побелевшим лицом, смотрела на Сузан неподвижным взглядом.

Мадлен вовсе не была прекрасной, златовласой, премудрой девушкой, не была она и сверхчеловеком другого, высшего измерения. Мадлен была демоном, безобразным, со скользкой отвратительной кожей, острыми когтями, с коварной и лживой душой. Для этого злого духа Санди оказалась очень легкой добычей. Душевные переживания из-за ухудшающихся отношений с отцом сделали ее прекрасным объектом для внушения идеальной любви, которую разыграла Мадлен. Теперь было ясно, что Санди охотно следует тому, что, по словам Мадлен, является единственно правильным для нее. Несчастная верила всему. Мадлен обожала доводить людей до такого состояния.

Патриция Крюгер, наоборот, была крепким орешком. Обратившемуся в красивого благовоспитанного Томаса демону с трудом удалось заставить ее поверить в его реальность. Пришлось применить несколько очень сильных, захватывающих галлюцинаций и целый ряд искусно подобранных жизненных обстоятельств, не говоря уже о парапсихических чудесах и необыкновенно впечатляющих знамениях. Томасу недостаточно было подобрать ключи к ее душе и выстроить вереницу правдоподобных ситуаций, ему пришлось произвести несколько удачных материализации. В конце концов он добился успеха и тем самым выполнил приказ Люциуса. Пат по всем правилам страшной церемонии лишила себя жизни и уже никогда не испытает Божьей любви.

А как обстоит дело с Санди Хоган? Что хочет новый хозяин — Ваал Рафар — сделать с ней? Демон, который назвал себя Мадлен, приблизился к повергающему все живое в трепет князю Вавилона, восседавшему на мертвом дереве.

— Ваша милость, — обратился он к нему с глубоким, учтивым поклоном, — правда ли, что Маршалл Хоган наконец побежден и совершенно беспомощен?

— Да, это так, — ответил Рафар.

— Как же нам поступить с его дочерью Санди?

Рафар уже давно знал, что делать с девушкой, но он медлил, будто бы раздумывая. Наконец он произнес:

— Не губите ее пока окончательно. Наш враг очень умен, Маршалл Хоган ни в коем случае не должен добиться успеха. Сегодня прибывает Стронгман. Сохрани девчонку для этого случая,

Рафар послал с Мадлен курьера навестить профессора Лангстрат.

Ранним утром Шона разбудил телефонный звонок профессора.

— Шон, — сказала Лангстрат, — у меня есть новости от Хозяев. Они хотят подстраховаться на случай, если сегодня Маршалл будет мешаться под ногами. Санди еще у тебя?

Из спальни Шон видел гостиную своей маленькой квартирки. Санди по-прежнему спала на диване.

— Да, она здесь.

— Совещание правления будет проходить в административном корпусе, в конференц-зале на третьем этаже. Комната напротив, номер 326, отведена для нас и других парапсихслогов. Приведи с собой Санди. Так хотят Хозяева.

— Мы придем.

Лангстрат положила трубку. Было слышно, как на кухне возится Альф Бруммель.

— Джулин!

— крикнул он.

— Где у тебя кофе?..

— Тебе не кажется, что ты и так слишком возбужден? — спросила она, выходя к нему из спальни.

— Я стараюсь проснуться, — проворчал шериф, дрожащей рукой ставя на плиту кофейник.

— Проснуться? Да ты вовсе не спал, Альф!

— А ты? — съязвил он.

— Я-то спала превосходно, — ответила профессор примирительно.

Лангстрат была уже одета, подтянута и готова отправиться в университет. У Бруммеля же вид был совершенно помятый: глаза ввалились, волосы встрепаны. Он еще не снимал банного халата.

— До чего же будет замечательно, когда этот день пройдет и все закончится, — проговорил Бруммель. — Как шериф, я нарушил, кажется, все законы, которые существуют.

Джулин положила руки ему на плечи и сказала, успокаивая:

— Весь мир, который будет отныне вокруг тебя, наполнят твои друзья, Альф. Мы здесь теперь закон. Ты помог нам навести новый порядок, и это не останется без награды.

— Да… хорошо будет, когда мы окончательно добьемся своего, вот все, что я могу сказать.

— Ты можешь оказать в этом помощь, Альф. Большинство новых руководителей встретятся сегодня в конференц-зале во время совещания Общества. Мы будем находиться рядом, по другую сторону коридора. Сконцентрировав нашу парапсихическую силу, мы должны позаботиться, чтобы никто не посмел встать на пути к нашему успеху.

— Не знаю, решусь ли я появиться на людях. Арест Буша и Хогана вызвал протест многих горожан, я имею в виду членов церкви. Обвинение в изнасиловании нисколько не повредило репутации Буша, вопреки нашим расчетам. Большинство членов церкви настроено против меня и считает, что я полностью сфабриковал это дело.

— Ты будешь присутствовать, — произнесла Лангстрат тоном, не допускающим возражений. — Придут многие. Будет и Оливер. Да, кстати, ты там увидишь Санди Хоган.

Обернувшись, Бруммель с ужасом посмотрел на Джулин:

— Как? Зачем вам понадобилась Санди Хоган?

— Для страховки.

Шериф широко раскрыл глаза, голос его дрожал:

— Еще одна? Ты собираешься ее убить? Взгляд Лангстрат стал холодным, как сталь.

— Я никого не убиваю! Я подчиняюсь Хозяевам!

— И что же они решили?

— Ты скажешь Хогану, что его дочь в наших руках и для него будет полным безумием вмешиваться в то, что происходит, начиная с сегодняшнего дня.

— И ты хочешь, чтобы я ему это сказал?!

— Мистер Бруммель! — голос Джулин был резким и леденящим душу. С угрожающим видом она подступила к нему вплотную, так что отважный полицейский попятился — Маршалл сидит в твоей тюрьме, ты за него отвечаешь, и ты ему это скажешь!

С этими словами профессор вышла, хлопнув дверью, из квартиры. Она направилась в университет.

Бруммель стоял совершенно ошеломленный, он ничего не мог понять и был смертельно напуган. Мысли беспорядочно крутились в его голове, как стайка потревоженных рыб. Он забыл, зачем пришел на кухню.

«Так, Бруммель, теперь тебе конец! Почему ты решил, что ты не такой же мусор, как все другие, кто для Общества лишь подручный материал? И ты это видишь, Бруммель. Джулин использует тебя для своей грязной работы, и сейчас она собирается сделать тебя, ни больше ни меньше, как соучастником убийства. Я бы на твоем месте немного подумал о себе самом. Все это дело рано или поздно раскроется, и кого, ты думаешь, привлекут к ответу?»

Бруммель продолжал размышлять, и разрозненные мысли начали устремляться в одном направлении: «Это сумасшествие, чистое сумасшествие. Хозяева говорят то, Хозяева говорят это. А кто они или что это такое? У них нет запястий, на которых можно было бы защелкнуть наручники, у них нет работы, которую можно потерять, нет лица, с которым, как ему, страшно даже показаться сегодня в городе».

«Бруммель, почему ты не остановишь Лангстрат, пока она окончательно не разрушила твою жизнь? Почему не остановишь это безумие и не послужишь хоть один раз закону как его настоящий, честный слуга?»

«Да, — думал Альф, — почему же я этого не делаю? Если я этого не сделаю, мы все вместе потонем на этом сумасшедшем корабле».

Люциус, отставной князь Аштона, стоял на кухне рядом с Альфом Бруммелем, шефом полиции, и вел несложную для искушенного в подобных делах беса дискуссию. Этот Бруммель всегда был слабаком, на этот раз Люциус собирался использовать его в своих интересах.

Сержант Джимми Данлоп подкатил к зданию суда в воскресенье в половине восьмого утра, готовый приступить к своим обязанностям. К своему удивлению он обнаружил, что стоянка перед зданием полна народу: молодые и пожилые пары, маленькие старушки — как будто вся церковь собралась на воскресный пикник. Не успел он вырулить из-за угла, как на его полицейскую форму устремились взгляды всех присутствующих. О, нет! Теперь они бросились к нему!

Мэри и Эдит Дастер сразу же узнали Джимми — это был тот самый молодой самоуверенный полицейский, который не дал им свидания с Бушем. Теперь они шли к нему в окружении плотной толпы, и хотя никто из этих людей не собирался делать ничего недостойного или незаконного, но никто из них не позволил бы растоптать себя.

Волей-неволей Джимми пришлось вылезать из машины. Он был обязан заступить на дневное дежурство.

И тут же к нему смело обратилась Мэри:

— Сержант Данлоп, вы сказали, что сегодня дадите мне свидание с мужем.

— Простите, пропустите, пожалуйста, — пробормотал он, пытаясь протиснуться вперед.

— Мы собрались здесь, — учтиво объяснил Колмэн, — чтобы просить вас выполнить законное право жены встретиться с мужем.

Джимми был полицейским. Он представлял закон. У него были большие полномочия. Единственное, чего ему недоставало, так это смелости.

— Ну-ну… — промямлил он, — вы должны разойтись, иначе вы рискуете быть арестованными.

Тут вперед выступил Абе Стирлинг, он был адвокатом и другом друга дяди Анди Форсайта, поэтому его вытащили из постели среди ночи, специально для такого случая.

— Это совершенно законное, мирное собрание, — напомнил он Джимми, — согласно положению параграфа RCS 14.921.217 и решению, вынесенному верховным судом в Стратфорд-Кантри, записанному в законодательстве штата.

— Да, да, — подхватили другие, — послушайте этого человека.

Джимми совсем растерялся. Он посмотрел на входную дверь. Ее охраняли двое полицейских из Виндзора.

Джимми направился к ним, удивляясь, почему они не вмешиваются.

— Привет, — сказал сержант приглушенным голосом, — что это такое? Почему вы не разгоните этих людей?

— Слушай, Джимми, — ответил один из них, — это твой город и твоя забота. Мы решили, что зи все знаешь, и велели им дожидаться тебя.

Данлоп внимательно всматривался в окружавшие его лица. Нет, просто игнорировать их — этим дела не уладишь.

— Давно они здесь? — спросил он полицейского.

— С шести утра. Если бы ты только видел, тут было целое богослужебное собрание.

— И что, им разрешается это устраивать?

— Говори с их адвокатом. Они имеют право на мирную демонстрацию, если она не препятствует обычной работе. Они вели себя нормально.

— И что мне с ними делать?

Оба полицейских выразительно переглянулись.

Абе Стирлинг стоял прямо позади Джимми.

— Согласно закону вы имеете право задержать подозреваемого без предъявления ему обвинения в течение семидесяти двух часов. В то же время жена подозреваемого имеет право видеться с мужем, поэтому мы собираемся обратиться в Стратфорд-Кантри с жалобой и потребовать от вас объяснений, почему вы лишаете ее этого права,

— Вы слышали? — выкрикнул кто-то.

— Я… э… я должен поговорить с шерифом… — снова промямлил Джимми, проклиная про себя Бруммеля за то, что тот втянул его в эту историю.

— А где же, кстати, Альф Бруммель? Он бросил в тюрьму своего собственного пастора, — подала голос Эдит Дастер.

— Я… я ничего об этом не знаю.

— Тогда мы как граждане города просим вас разобраться. Пусть нам дадут возможность встретиться с шерифом Бруммелем. Не будете ли вы так добры это устроить?

— Я… я посмотрю, что можно сделать, — растерянно ответил Джимми и повернулся к двери.

— Я хочу видеть мужа! — твердо заявила Мэри и вышла вперед.

— Я посмотрю, что я могу сделать, — снова повторил Джимми и поспешил в участок.

Эдит Дастер обернулась к собравшимся:

— Помните, братья и сестры, что мы сражаемся не с нлотью и кровью, а с князьями и правителями тьмы века сего, с поднебесными духами злобы.

В ответ несколько голосов заключили: «Аминь!» Кто-то затянул песню, и все Уцелевшие без промедления громко подхватили ее. Прямо здесь, на стоянке, они воспевали и славили Бога.

Рафар слышал звуки песни. Он стоял на вершине одного из холмов, возвышавшихся над Аштоном, и с презрением глядел на поющих святых Божьих. Пусть себе поют над своим падшим пастором. Скоро их песня заглохнет, когда Стронгман со своими полчищами обрушится на город.

Несчетное число духов все прибывало и прибывало в Аштон. Но это были вовсе не те, кого ожидал Рафар! Эти духи стремглав спускались под прикрытием облаков с неба на землю. Они, невидимые, въезжали в город в легковых машинах и на грузовиках, в фургонах и автобусах. В укромных местах по всему городу один воин присоединялся к другому, двое — к двум другим, четыре — к четырем… Они тоже слышали пение и чувствовали, каких силы возрастают с каждым новым звуком.

Их мечи тихо звенели в такт песне. Именно молитвы святых и песни прославления Господа призывали их сюда.

Уединенная долина превратилась в гигантский котел кипящей смолы, в которую были вкраплены мириады желтых светящихся глаз. Страшное черное облако демонов увеличивалось, заполняя долину до краев, как вода морскую впадину.

Александр Касеф, одержимый Стронгманом, вышел из каменного особняка и сел в ожидавший его лимузин. Все бумаги были готовы к подписи, его адвокаты ожидали их в административном корпусе Вайтмор-колледжа. Об этом дне он мечтал и давно готовился. Лимузин с Касефом и Стронгманом начал подниматься по извилистой дороге, и море демонов хлынуло за ним из долины, подобно гигантской волне. Шум крыльев становился сильнее и сильнее, потоки демонов, переливаясь через края котла, начали растекаться между вершинами гор, как горячая серная смола.

В темной комнате «Аштон Кларион» Бернис и Сузан стояли возле увеличителя и смотрели на проекции негативов, только что проявленных Бернис.

— Да, — подтвердила Сузан, — это первая страница документа о вытеснении. Заметь, что тут нет названия университета, но суммы, которые они получили, должны в точности совпадать с теми, которые утекли из университета по документам Вайтмор-колледжа.

— В соответствии с теми бумагами, которые есть у нас и у нашего ревизора.

— Посмотри, это был довольно постоянный приток денег. Эжен Байлор химичил и по своим каналам пропускал университетские вложения небольшими суммами, помещая их на разные банковские счета, которые в действительности принадлежали подставным фирмам «Омни» и Общества.

— И все так называемые вложения попадали прямо в карман Касефа.

— Я уверена, что все вместе они составляют значительную часть тех денег, которые Касеф задумал использовать для покупки университета.

Бернис прокрутила пленку вперед. Множество кадров с экономической информацией промелькнуло перед глазами.

— Погоди-ка! — остановила ее Сузан. — Вернись немного назад. — Бернис перекрутила пленку. — Да, вот тут. Это я пересняла кое-какие записи самого Касефа. Трудно разобрать почерк, но посмотри на список имен…

Бернис и сама не раз писала эти имена. «Хармель, Джефферсон»… — читала она.

— А этого ты еще не видела, — Сузан указала в конец этого длинного списка.

Там стояли имена: Хоган, Крюгер, Страчан, написанные рукой самого Касефа.

— Я предполагаю, что это исключительно важный документ.

— Точно, в нем указаны сотни имен. Ты заметила крестик возле многих из них?

— Те, от кого уже избавились?

— Купили, выгнали, может, убили, оклеветали или разорили.

— А я — то думала, что наш список очень длинный!

— Это только верхушка айсберга. У меня есть и другие документы, которые мы должны скопировать и спрятать в надежное место. Все вместе это составляет убийственное свидетельство не только против Касефа, но и против «Омни». Тут находятся доказательства, подтверждающие незаконное прослушивание телефонных разговоров, шантаж, финансовые махинации, террор и убийства. Изобретательность Касефа в этой области не имеет границ. Настоящий гангстер.

— К тому же интернациональной лиги, и не забывай, объединенной неестественной преданностью Обществу Вселенского сознания.

Кевин, снимавший ксерокс с фотокопий документов, выкраденных Сузан, прошептал со своего места:

— На улице полицейский. Сузан и Бернис замерли.

— Где? — встревоженно спросила Бернис. — Что он делает?

— Стоит напротив дома. Бьюсь об заклад, он выслеживает нас.

Сузан и Бермис осторожно подались вперед и увидели Кевина, полусогнувшегося в дверях копировальной комнаты. Уже полностью рассвело, и через окна в помещение проникал свет.

Кевин указал на старый «форд», стоящий на другой стороне улицы, едва заметный из окна. Одетый в штатское водитель без дела сидел за рулем.

— Келси, — уверенно пояснил Вид, — он меня брал несколько раз. Он без формы, и «форд» старый, но его рожу я узнал бы за километр.

— Без сомнения, это работа Бруммеля, — прошептала Бернис.

— Что же нам делать? — растерянно спросила Сузан.

— Пригнитесь, — тихо проговорил Кевин. Они нырнули за дверь в тот момент, когда еще кто-то подошел к окну редакции и заглянул внутрь.

— Майкелсон, — тут же отозвался Кевин, — дружок Келси.

Майкелсон потянул за ручку. Дверь была заперта. Он заглянул в другое окно и отошел, исчез из поля зрения.

— Пришло время для нового чуда, а? — проговорила Бернис с некоторым сарказмом.

Ханк проснулся рано утром в полной уверенности в чудесном вмешательстве Бога: или он сейчас немедленно вознесется на небо, или ангелы придут спасти его, или… или… или он не мог точно сказать, что произойдет. Но, лежа здесь на узких нарах, полусонный, все еще в том состоянии, когда человек не может отличить, что вокруг него реально, а что нет, Ханк слышал звуки песен и славословий. Ему даже казалось, что он различает среди других голос Мэри. Долгое время он просто лежал и наслаждался этими звуками, не желая окончательно просыпаться, боясь, что они исчезнут,

В эту секунду раздалось удивленное восклицание Маршалла:

— А это еще что такое?!

Выходит, он тоже слышал? Ханк, наконец, проснулся. Соскочив с нар, он подошел к решетке. Звуки проникали с улицы через окошко в конце отделения. Маршалл тоже встал, и товарищи по несчастью слушали вместе, ясно различая имя Иисуса, прославляемое и воспеваемое.

— Мы продержались, Ханк, — восторженно произнес Маршалл. — Мы на небе!

Ханк плакал. Если бы только эти люди на улице знали, каким благословением было для них это пение! Ему вдруг показалось, что он уже не в тюрьме. Для Евангелия Иисуса Христа нет никаких цепей, и они с Маршаллом — самые свободные люди на земле.

Оба продолжали слушать, а потом Ханк неожиданно для Маршалла тоже запел. Это была песня, представляющая Иисуса Христа непобедимым воином, а церковь такой же непобедимой армией. Ханк, конечно же, знал все слова наизусть и пел во весь голос.

Маршалл, несколько смущенный, оглянулся вокруг. Парочка автомобильных воров в соседней клетке-камере до сих пор не пришла в себя после ареста, им вообще ни до чего не было дела. Парень, которого обвиняли в подделке чеков, только покачал головой и снова углубился в чтение бульварного романа. Несколько заключенных в дальнем конце коридора, не видимые Маршаллу и Ханку, что-то пробурчали, но не слишком громко.

— Вот так, Маршалл, — подбадривал Ханк, — давай подключайся! Может быть, мы себя «выпоем» из этого места!

Журналист улыбнулся и покачал головой.

В этот момент с грохотом открылась большая дверь, ведущая в тюремное отделение, и на пороге появился Джимми Данлоп, с красным лицом и дрожащими руками.

— Что здесь происходит? — зло спросил сержант. — Знаете, что вы нарушаете порядок?

— Нет, мы только наслаждаемся музыкой, — ответил Ханк, расплывшись в улыбке.

Джимми погрозил ему кулаком:

— Кончайте с этой вашей религиозной чепухой. Здесь ей не место, тут общественная тюрьма. Хотите петь, так пойте где-нибудь в церкви, а не здесь.

«Так, — подумал Маршалл, — теперь я, кажется, запомнил слова». И он начал петь громко, как только мог, прямо в лицо Джимми Данлопу. Тот повернулся на каблуках и пошел прочь, с силой захлопнув дверь.

Началась новая песня. Маршалл был уверен, что слышал ее где-то раньше, скорее всего в воскресной школе. «Благодарю, Господь, что ты спас мою душу», — он пел громко, стоя рядом с маленьким Божьим служителем, оба держались руками за решетку.

— Как Павел и Сила в Деяниях Апостолов! — вдруг выкрикнул Маршалл. — Да, теперь я вспомнил!

После чего он пел уже не только назло Джимми Данлопу.

В своем укрытии Тол тоже слышал музыку. Его лицо все еще выражало озабоченность, но он довольно кивал головой в такт песне. Подлетел посланник с новостями: «Стронгман двинулся в путь».

Другой доносил: «У нас есть молитвенная поддержка в тридцати двух городах. Еще четырнадцать вот-вот подключатся».

Тол вынул меч из ножен. Он чувствовал, как от молитв святых наливается силой и звенит его клинок, чувствовал силу Божьего присутствия. Улыбнувшись, он со звоном вложил меч обратно в ножны.

— Собирайте наши силы: Лемли, Страчана, Маттили, Кула и Паркера. И быстрее. Они должны прибыть вовремя.

Несколько воинов без промедления кинулись выпол нять приказ.

Глава 37

Санди приводила себя в порядок перед зеркалом в ванной Шона. Нервными движениями она расчесала волосы, а затем начала подводить глаза и губы. «Ох! Надеюсь, что справлюсь… что мне говорить, что делать? Никогда в жизни не участвовала в таком собрании».

Шон вернулся с хорошими новостями: профессор Лангстрат пришла к выводу, что Санди — превосходный тип для испытания, богато одаренный парапсихическими способностями. Поэтому теперь она принята основным кандидатом в члены совершенно особого, закрытого международного общества парапсихологов. Санди вспомнила, что краем уха слышала разговоры о каком-то Обществе Вселенского сознания. О нем всегда говорилось возвышенно и как о чем-то тайном, необычайно важном и даже святом. Она и не мечтала, что ей представится возможность встретиться с другими парапсихологами и, тем более, стать членом их тесного круга. Она представляла себе новые опыты высшего порядка, в которых сможет участвовать вместе с высокообразованными людьми, объединяющими свои парапсихические знания и энергию для дальнейших исследований.

«Мадлен, это ты обо всем позаботилась? Подожди только, когда мы снова встретимся, ты просто утонешь в моих благодарных объятиях!»

Бернис, Сузан и Кевину не оставалось ничего другого, как только постараться сберечь свидетельства, раздобытые Сузан с таким риском. Бернис отпечатала снимки, Kевин снял с них копии, так же как и со всех остальных документов. Бернис осмотрела весь дом, пытаясь найти подходящее место, чтобы спрятать материалы. Сузан изучала карту, намечая путь для отступления из города, раздумывая, как им выбраться, если это удастся, и кому можно будет позвонить.

В это мгновение раздался телефонный звонок. До сих пор они не подходили к телефону, и автоответчик зачитывал обычный текст автоответа, записанный на пленку. Но тут, после короткого сигнала, послышался знакомый голос:

— Алло! Это Харвей Кул, я тут разобрался со счетами, которые ты мне дала…

— Погоди-ка, сделай громче!

— попросила Бернис.

Сузан поползла к столу в кабинет Маршалла, на котором стоял аппарат, и прибавила звук. Голос Кула продолжал:

— Я должен связаться с тобой, как можно скорее.

Бернис схватила трубку:

— Алло, Харвей? Это Бернис.

Сузан и Кевин застыли от ужаса.

— Что ты делаешь?..

— Полицейские все слышат!

Харвей продолжал говорить, и все находящиеся в редакции прекрасно его слышали при помощи включенного на полную громкость автоответчика:

— А! Так ты здесь! Мне говорили, что вас вчера вечером арестовали. Полиция не захотела ничего отвечать. Я не знал, куда бы мне позвонить…

— Харвей, слушай внимательно. У тебя есть бумага и ручка?

— Да, есть.

— Свяжись с моим дядей, его зовут Джерри Даллас, телефон: 240-99-46. Объясни ему, что мы с тобой хорошо знаем друг друга, скажи, что это очень срочное дело и что у тебя есть материал для Джастина Паркера, окружного прокурора.

— Что? Не так быстро. Бернис повторила медленнее:

— Наш разговор скорее всего прослушивается Альфом Бруммелем или кем-то из его приспешников в полицейском участке Аштона. Поэтому важно, чтобы информация достигла прокурора, даже если с нами что-нибудь случится. Пусть он поинтересуется, что происходит в этом городе.

— Это тоже записать?

— Нет… Обязательно свяжись с Джастином Паркером.

Если ты его найдешь, попроси его позвонить сюда, в редакцию «Кларион»,

— Погоди, Бернис, я хочу сказать, что мне стало понятно каким образом деньги утекают из университетской казны, но из бумаг не ясно, куда…

— У нас есть документ, в котором это указано. У нас есть все. Скажи это моему дяде.

— Окей, Бернис, насколько я понимаю, ты здорово влипла?

— Полиция охотится за мной. Вероятно, после нашего разговора они узнают, что я здесь, ведь телефон прослушивается. Так что поторопись!

— Да-да, понимаю. Харвей быстро положил трубку.

Сузан и Кевин, переглянувшись, вопросительно уставились на Бернис.

— Считайте, что это наш единственный шанс, — только и могла сказать журналистка в ответ. Сузан пожала плечами:

— Да, лучших идей у нас все равно нет. Телефон зазвонил опять.

Бернис не спешила брать трубку, ожидая, пока проговорит автоответчик. Потом послышался голос:

— Маршалл, это Ал Лемли. Мне удалось разыскать несколько человек из ФБР в Нью-Йорке, которые по-настоящему заинтересовались твоей информацией и хотят поговорить с тобой об этом Касефе. Они уже давно за ним наблюдают, и если у тебя есть какой-нибудь материал на него, они очень интересуются…

Бернис подняла трубку:

— Ал Лемли, меня зовут Бернис Крюгер, я работаю на Маршалла. Вы сможете привезти сегодня этих людей сюда, в Аштон?

— Что? Алло? — Лемли был поражен. — Вы действительно разговариваете со мной или это пленка?

— Сейчас я говорю сама, и мне очень нужна помощь. Маршалл в тюрьме…

— В тюрьме?!

— Сфабрикованное обвинение. За этим тоже стоит Касеф — он покупает Вайтмор-колледж сегодня в два часа дня. Он приказал засадить Маршалла, чтобы убрать его с дороги, меня же до сих пор не поймали. Это длинная история, вашим друзьям она придется по вкусу, и у нас есть документы, подтверждающие каждое наше слово.

— Повторите свое имя.

Бернис внятно назвала свое имя дважды, по буквам.

— Этот телефон прослушивается, они, вероятно, уже знают, что я здесь. Пожалуйста, поторопитесь и привезите с собой все добрые силы, какие только найдете. В этом городе их не осталось.

Теперь Ал Лемли знал достаточно.

— Не беспокойтесь, Бернис, я сделаю все, что могу. И эти куклы, которые подслушивают ваш телефон, пусть знают, что если мы не найдем вас в полном здравии, у них будут большие неприятности!

— Подъезжайте к административному корпусу университета не позже двух.

— Встретимся там.

Теперь уже и Кевин, и Сузан начали прислушиваться к разговору.

— Что ты задумала, — спросила Сузан.

— Еще одно чудо?

Телефон опять зазвонил. Бернис больше не ждала, она сразу подняла трубку.

— Алло! — произнес незнакомый голос. — Это государственный прокурор Норм Матгили, я ищу Маршалла Хогана.

Сузан не могла сдержать восторженного возгласа.

— Тихо! Тихо!

— остановил ее Кевин. Бернис ответила:

— Это Бернис Крюгер, репортер «Кларион». Я работаю на Хогана.

— О-о-о!.. — Матгили умолк, очевидно он с кем-то совещался. — Рядом со мной находится Элдон Страчан и говорит, что у вас в Аштоне происходят неприятные вещи…

— Самого худшего сорта. Сегодня они достигли кульминации. Нам удалось раздобыть бесспорные доказательства, и мы их вам предоставим. Можете ли вы приехать прямо сейчас?

— Да, но… я не собирался приезжать,

— Сегодня в два часа дня город Аштон будет захвачен террористической организацией.

— Что?!

Бернис слышала приглушенный голос Элдона Страча-на, который что-то бубнил Маттили в другое ухо.

— Так… а где Маршалл Хоган? Элдон беспокоится, в безопасности ли он.

— Могу вас уверить, что мистер Хоган вовсе не в безопасности. Вчера вечером, когда мы занимались расследованием, на нас с ним напала местная мафия. Маршалла схватили, а мне удалось бежать. С тех пор я скрываюсь и не имею понятия, что случилось с мистером Хоганом.

— Черт побери! Так вы… — Элдон продолжал что-то говорить в ухо Маттили. — Но мне понадобятся конкретные доказательства, имеющие юридическую силу…

— Они у нас есть, но нам необходимо ваше немедленное вмешательство. Вы можете приехать и привезти с собой хоть несколько настоящих полицейских? Речь идет о жизни и смерти.

— Вы не преувеличиваете?

— Пожалуйста, приезжайте не позже двух. Я постараюсь встретить вас у административного корпуса Вайтмор-колледжа.

— Хорошо, — согласился Маттили по-прежнему с сомнением в голосе. — Я приеду. Посмотрим, что вы мне покажете.

Бернис положила трубку, и телефон тут же снова зазвонил.

— "Кларион".

— Алло? Это окружной прокурор Джастин Паркер. С кем я говорю?

Бернис прикрыла трубку ладонью и прошептала Сузан:

— Бог есть!

Альф Бруммель больше не мог оставаться безучастным к происходящему. Он полностью потерял контроль над событиями, от которых целиком зависело его будущее и безопасность. Поэтому смысла отсиживаться в укрытии у него не было, ему срочно нужно было попасть в полицейский участок. Бруммель должен быть там, знать, что происходит, может, удастся что-то предотвратить… может, он не Даст происходящему зайти настолько далеко, что потом уже ничего не исправишь, и… Да где же ключи от машины?

Шериф завел мотор и помчался через весь город в полицию.

Уцелевшие по-прежнему были на стоянке и пели. Когда он подъехал настолько близко, что смог ясно разглядеть кто здесь собрался и для чего, ретироваться было слишком поздно.

Люди потянулись к его машине, как рой пчел.

— Где же вы были, комиссар?

— Когда выпустят Ханка?

— Мэри требует с ним свидания!

— Что это ты сделал с нашим пастором! Никого он не насиловал!

— Приготовься распрощаться со своей должностью!

— Ну, Альф, лучше опередить события, если ты хочешь спасти то, что еще можно", — решил полицейский и спросил:

— Э-э-э… где Мэри?

Мэри помахала ему с лестницы. Шериф направился прямо к ней, и, видя это, собравшиеся охотно уступили ему дорогу.

Как только Альф приблизился настолько, чтобы слышать ее, Мэри начала говорить:

— Мистер Бруммель, я хочу встретиться с моим мужем! И как только вы отважились затеять всю эту комедию!

Альф никогда еще не видел хорошенькую и казавшуюся такой легкоранимой Мэри настолько возмущенной.

Он старался придумать подходящий ответ:

— Да, тут устроили настоящий дурдом, я сожалею, что меня не было…

— Мой муж не виноват, и вам это хорошо известно! — сказала она твердо. — Вам не удастся выйти сухим из воды, мы специально для этого здесь собрались!

Ее речь вызвала в рядах собравшихся целую бурю восторга.

Бруммель попробовал было запугать собравшихся:

— Слушайте, все вы! Никто не может нарушить закон, кто бы он ни был. Пастор Буш обвиняется в сексуальном преступлении, и мне ничего не оставалось сделать, как выполнить долг стража закона. Ни вы, его друзья, ни церковь не можете тут ничего поделать. Это дело чисто юридическое!

— Болтовня! — раздался бас позади Бруммеля. Шериф обернулся, чтобы приструнить говорившего, но же осекся и побледнел, увидев Лу Стэнли, своего бывшего единомышленника. Лу стоял широко расставив ноги, одной рукой он держался за ремень, а другой размахивал прямо перед лицом Бруммеля:

— Ты уже много раз обещал устроить эту свистопляску, Альф! Я слышал, как ты говорил, что только ждешь подходящего момента… Я тебя обвиняю в нарушениях закона, Альф! И если суд захочет получить от меня свидетельские показания, я готов их дать!

Раздались торжествующие аплодисменты и крики.

Тут настала очередь второго удара. Гордон Майэр, казначей церкви, вышел вперед и тоже направил указательный палец в лицо Бруммелю:

— Альф, обычные разногласия — это одно дело, а умышленные злодеяния — совсем другое. Тебе же лучше будет, если ты подумаешь, чем ты занимаешься!

Бруммель был приперт к стене.

— Гордон… Гордон, мы должны делать то, что лучше для всех… мы…

— Нет! Я не в счет! — оборвал полицейского Майэр. — Я и так сделал для тебя достаточно!

Бруммель повернулся спиной к бывшим друзьям и тут же оказался лицом к лицу с откуда-то взявшимся Бобби Кореи!

— Привет! Шериф Бруммель, — сказал Бобби, — вы меня помните? Поглядите-ка, на кого я теперь работаю.

Бруммель потерял дар речи. Он начал подниматься по ступенькам ко входу в участок, надеясь найти там хоть какую-нибудь защиту от надвигавшейся катастрофы.

В это мгновение подошел Анди Форсайт. Не загораживая дорогу шерифу, он однако придвинулся к нему вплотную.

— Мистер Бруммель, — твердо сказал Анди, — тут стоит Молодая женщина, которая по-прежнему ожидает, чтобы ее требование было выполнено.

Бруммель прибавил шагу.

— Я посмотрю, что можно сделать. Дайте мне проверить, как обстоит дело. Подождите здесь, я скоро вернусь. Как только он вошел, быстро захлопнув за собой дверь, народ на лестнице подошел прямо к дверям, и Бруммель оказался как бы под арестом.

Новая секретарша сидела за своим письменным столом с удивлением глядя на лица, мелькавшие за окном.

— Может… может, вызвать полицию? — спросилаона.

— Нет, — ответил Бруммель, — там всего несколько друзей, которые пришли со мной встретиться.

С этими словами он исчез за дверью своего кабинета.

Джулин, Джулин! Это все ее вина! Он устал от нее, от всей этой каши, которую она заварила.

На столе лежала записка. Сэм Тэрнер просил ему немедленно позвонить. Бруммель набрал номер.

— Как дела, Сэм?

— Ничего хорошего, Альф. Я прождал у телефона целое утро. Никто не хочет идти на экстренное собрание. Они не собираются голосовать против Ханка. Никто не верит в историю с изнасилованием. Примем это к сведению, Альф. Твоя затея провалилась.

— Моя затея провалилась?! Моя затея провалилась?! — взорвался Бруммель. — Разве это была не твоя выдумка?

— Брось! — ответил Тэрнер с угрозой в голосе, — Не пытайся меня впутывать в свои грязные дела!

— Значит, и ты не собираешься меня поддержать?

— Тут нечего поддерживать, Альф. План не удался, это ясно. Буш — мальчишка, сопляк, и это все знают, так что обвинять его в насилии просто смешно.

— Сэм, мы же вместе взялись за это дело. Оно должно получиться!

— Ничего подобного, мой друг. Ханк останется на своем месте, насколько я понимаю, а я выхожу из игры. Делай то, что сочтешь нужным. Но лучше, если ты попытаешься выпутаться из этой истории. Иначе, когда все кончится, твое имя будет покрыто вечным позором.

— Благодарю от души, дружище…

Бруммель со злостью бросил трубку.

Он посмотрел на часы. Было около двенадцати. Через два часа начнется совещание.

«Хоган. А ведь именно мне придется сказать Хогану о Санди, — в отчаянии размышлял шериф. — Это явно еще одна находка Джулин. Точно, Джулин, такие вот дела! Я и так сижу в луже с неумело сфабрикованным обвинением против Буша, а теперь ты хочешь, чтобы я стал соучастником того, что ты задумала сделать с Санди Хоган? А как с Крюгер? Кому она успела донести?»

Бруммель выскочил из кабинета и поспешил в дежурку, в другой конец коридора.

— Есть что-нибудь новое о нашем беглеце? — спросил он одиноко сидящего полицейского.

Дежурный засунул в рот остаток бутерброда с ореховым маслом и ответил:

— Нет, здесь все было тихо.

— А в «Кларион»?

— Позади редакции стоит чей-то автомобиль, но он из другой части штата. Мы еще не успели проверить номер.

— Вы… не проверили номер?! Проверьте дом! Там может быть кто-то внутри!

— Мы никого не заметили…

— Осмотрите дом!

— взорвался шериф. Секретарша позвала с другого конца коридора:

— Шериф Бруммель, Бернис Крюгер у телефона. Попросить оставить распоряжение?

— Нет! — закричал он и кинулся по коридору. — Я отвечу из кабинета!

Альф захлопнул за собой дверь и схватил трубку:

— Алло? — он нажал вторую кнопку на своем аппарате. — Алло?

— Мистер Бруммель? — спросил приглушенный голос.

— Бернис?

— Пришло время поговорить.

— Хорошо, где ты?

— Не будь идиотом. Я звоню, чтобы предъявить тебе ультиматум. Я говорила с государственным прокурором, с окружным прокурором, с ФБР. Я сказала им, что у меня есть доказательства, я имею в виду, конкретные доказательства, которые разнесут твой никудышный заговор в Щепки, и они направляются сейчас прямо сюда!

— Блефуешь?

— У тебя наверняка есть запись разговоров. Возьми и послушай.

Бруммель слегка улыбнулся. Теперь он знал, где ее искать.

— И что же у тебя за ультиматум?

— Отпусти Хогана. Сейчас же. И перестань охотиться за мной. Через два часа я собираюсь показаться в городе и не хочу, чтобы произошли еще какие-нибудь инциденты, особенно в присутствии высоких гостей, которые будут меня сопровождать.

— Ты ведь звонишь из «Кларион», я не ошибаюсь?

— Естественно. И я вижу… как его… Келси сидит напротив в ржавой таратайке, он и его друг Майкелсон. Я хочу, чтобы ты убрал отсюда этих парней. Если ты не согласишься, то мои важные дяди узнают, что ты со мной сделал. Убери своих прихвостней, это в твоих же интересах.

— Ты… я по-прежнему считаю, что ты блефуешь!

— Включи свой подслушивающий аппарат, Альф. И узнаешь, правду ли я говорю. Я буду ждать, пока не увижу, что парни с машиной убрались.

Телефон тихо звякнул: Бернис положила трубку.

Бруммель кинулся к шкафу, открыл дверцу и выдвинул магнитофон. Мгновение, замерев, он раздумывал, лихорадочно соображая. Потом задвинул аппарат, захлопнул дверцу и кинулся в дежурку.

Полицейский на посту все еще дожевывал бутерброд. Бруммель протянул руку прямо через него, схватил микрофон и нажал на кнопку.

— Обоим — второму и третьему, Келси и Майкелсон, 10-19. Я повторяю: 10-19 — немедленно!

Дежурный удивленно поднял глаза:

— Что случилось? Крюгер сама сдалась?

Бруммель никогда не отвечал на глупые и неуместные вопросы. Он поспешил к телефону в приемной и позвонил в здание суда.

— Я хочу поговорить с Данлопом. На другом конце Данлоп взял трубку.

— Джимми, освободи Хогана и Буша под расписку. Отпусти их.

Джимми тоже задал несколько глупых вопросов.

— Делай, что сказано, и предоставь все формальности мне. Исполняй сейчас же!

Он бросил трубку и снова исчез в кабинете. Секретарша продолжала смотреть через окно на собравшихся. Они снова запели. И ей это пение почему-то нравилось.

Бернис, Сузан и Кевин нервно ожидали, что же теперь произойдет, худое или доброе. Согласится ли Бруммель принять их ультиматум, или через несколько минут их выкурят отсюда слезоточивым газом?

— Смотрите!

— сказал Кевин.

Сузан отмахнулась, Бернис посмотрела в окно, не рассчитывая увидеть ничего хорошего так скоро.

Старый «форд» уезжал, увозя прочь Келси и Майкелсона.

Теперь Бернис не хотела терять ни секунды.

— Складываем все документы обратно в чемодан и едем в суд! Маршалл должен знать, что произошло.

— Вот это мне не нужно повторять дважды! — обрадовался Кевин.

Единственное, что могла произнести Сузан:

— Спасибо, добрый Боже! Спасибо, добрый Боже!

Альф Бруммель прослушал только небольшой отрывок разговора Бернис с государственным прокурором. Он узнал голос Маттили. Да, совершенно ясно, что Элдон Страчан найдет у прокурора поддержку, если только у него есть какие-нибудь веские доказательства.

Бруммель громко выругался. Веские доказательства! Маттили достаточно найти этот магнитофон, спрятанный в шкафу и незаконно подключенный к телефонной сети.

Позвонила секретарша. Потянувшись через стол, Бруммель нажал кнопку.

— Да? — произнес он со злостью.

— Джулин Лангстрат на линии номер два.

— Запищите, что она хочет! — ответил он и отключил связь.

Шериф и так знал, зачем она звонила: собиралась браниться, а заодно напомнить о собрании, где должна была присутствовать Санди Хоган.

Он открыл другую дверцу шкафа и вытащил списки и пленки. Куда же, черт возьми, все это спрятать? Каким образом уничтожить?

Секретарша снова позвонила.

— Ну?

— Она настаивает на разговоре с вами. Бруммель взял трубку и услышал призывно льстивый голос Лангстрат.

— Альф? У тебя все готово?

— Да, — ответил он нетерпеливо.

— Тогда, будь добр, приходи пораньше, как только сможешь. Мы должны приготовить энергию в помещении, прежде чем начнется собрание. Я хочу, чтобы мы достигли гармонии, перед тем как Шон приведет Санди.

— Неужели ты действительно собираешься ее использовать?

— Только для страховки, конечно. Маршалл Хоган устранен, но мы должны позаботиться, чтобы он снова не появился, по крайней мере до тех пор, пока не исполнятся все наши планы и Аштон не вольется в общий поток Вселенского сознания.

Профессор помолчала, наслаждаясь своими видениями, а потом бесцеремонно спросила:

— А как обстоят дела с нашей беглянкой? Что-нибудь слышно?

Не успев сообразить, зачем он это делает, Бруммель солгал:

— Нет, еще нет. Скорее всего она убралась из города.

— Уверена. Ее потом нетрудно будет найти, а после сегодняшнего дня у нее не останется никакой надежды.

Альф ничего не ответил. Внезапно, подобно молнии, в его голове мелькнула мысль:

— "Альф, она тебе верит. Получается, что она ничего не знает?"

— Ты сейчас же придешь, Альф! — прозвучал не то вопрос, не то приказ.

«Она не знает, что произошло, — единственное, о чем думал Бруммель в эту минуту. — Она не всемогуща! Я знаю то, чего она не знает!»

— Я приду немедленно, — ответил он механически.

— До встречи, — властно проговорила Джулин и положила трубку.

«Юно ничего не знает! Она думает, что все идет прекрасно и никаких трудностей не будет. Она уверена, что справится со всем».

Бруммель позволил себе расслабиться, отогнав мысли о том, как ему поступать дальше, поскольку его последнее открытие давало ему ощущение некоторого превосходства. Да, похоже, дело идет к финалу, и теперь он скорее всего погорит… Но в его власти утащить с собой эту женщину, этого паука, эту ведьму!

Неожиданно у него пропало всякое желание уничтожать подслушивающий аппарат и кассеты. Пусть их найдут. Пусть все увидят. Может быть, он им сам их покажет.

«Что касается Плана, то ведь если Касеф и Общество такие непобедимые, такие всемогущие, зачем им что-нибудь сообщать? Пусть разбираются сами!»

«Разве тебе не доставит удовольствия хоть разочек посмотреть, как твоя дорогая Джулин пбтеет от страха?» — спрашивал Люциус.

— Занятно будет посмотреть хоть раз, как Джулин дрожит от страха, — пробормотал Бруммель.

Глава 38

Ханк и Маршалл вышли из тюремного подвала здания суда на улицу и оказались в полном одиночестве. Их протестующие друзья по-прежнему находились у входа в полицейский участок, где они пели и молились.

— Слава нашему Господу! — все, что смог сказать Ханк.

— Да, я тоже верю, что это Он, — поддержал пастора Маршалл.

Первым их заметил Джон Колмэн и восторженно закричал. Все остальные повернули головы в их сторону и застыли, пораженные. Потом они бросились навстречу Ханку и Маршаллу, как цыплята к наседке.

Однако все расступились перед Мэри, люди любовно подталкивали ее, когда она пробегала мимо них навстречу Ханку. Господь был так добр! Перед Ханком была его дорогая Мэри, она плакала, обнимая мужа, она целовала его и шептала ему слова любви. Ханк все еще не мог этому поверить. Никогда раньше он не разлучался с нею.

— Все в порядке? — беспрестанно спрашивала она, и Ханк отвечал:

— Да-да, все в порядке, все в порядке.

— Это чудо, — слышалось вокруг. — Господь ответил на наши молитвы. Он вырвал тебя из тюрьмы точно так же, как Петра.

Маршалл смиренно принял то обстоятельство, что его они просто не замечали. Это был звездный час Буша.

Но что там такое? Поверх моря людских голов Маршалл заметил, как Альф Бруммель, выскользнув через боковую дверь, сел в машину и поспешно уехал. Да, на его месте я бы тоже улизнул поскорее, — усмехнулся про себя журналист.

А это едет… Нет! Не может быть! Быстро работая локтями, Маршалл стал пробираться сквозь толпу, вытягивая шею, чтобы удостовериться в том, что в машине были именно те, о ком он думал все это время. Да! Бернис уже махала ему рукой! И рядом с ней Вид — живой! А вторая девушка, та, что вела машину… Нет, этого не может быть! И все же это она! Неужели Сузан Якобсон воскресла из мертвых? Маршалл, наконец, протиснулся сквозь толпу приверженцев Ханка и, широко улыбаясь, направился к машине, которую Сузан ставила на стоянку. Да! Когда эти люди молятся — Бог слышит!

Бернис, выпрыгнув из машины, кинулась к нему на шею.

— Маршалл, у тебя все благополучно? — она чуть не плакала.

— А ты, ты как? — взволнованно спрашивал он в ответ.

Голос позади Маршалла произнес:

— О, миссис Хоган, я так хотел с вами встретиться.

Это был Ханк. Он улыбался во весь рот, обнимая свою маленькую жену, и весь Божий народ стоял рядом с ними, и все эти люди тянулись, чтобы обнять его.

Бернис смущенно выскользнула из объятий Маршалла.

— Ханк, — произнес журналист каким-то надломленным голосом, которого Бернис у него раньше не замечала, — это не моя жена. Это Бернис Крюгер, мой репортер.

Потом он посмотрел на Бернис и добавил с любовью и уважением:

— И притом, замечательный!

Бернис немедленно поняла, что с Маршаллом что-то произошло, и ее это не удивило. И голос, и лицо Маршалла ясно указывали на внутреннюю перемену, которую и сама она пережила. Каким-то особым чутьем она поняла, что молодой человек, стоящий рядом с ее шефом, причастен к этой перемене в Маршалле.

— Кто же твой товарищ по несчастью? — спросила девушка.

— Бернис, а это Ханк Буш, пастор церкви «Аштон Комьюнити» и мой новый и очень хороший друг.

Бернис пожала ему руку, но тут же вспомнила о том, что им предстоит сегодня. Она сразу же заставила себя сосредоточиться на главном, отбросив в сторону все лишние мысли и чувства. Ведь время не шло — время летело.

— Маршалл, слушай внимательно. У нас ровно шестьдесят секунд, чтобы ввести тебя в курс дела!

Ханк, извинившись, отошел к своей ликующей пастве.

Когда Бернис представляла Маршаллу Сузан, он подумал, что пожимает руку ни больше ни меньше, как чуду во плоти.

— Я слышал, что вас убили, и Кевина тоже.

— Потом расскажу вам всю историю, — дружески ответила Сузан. — Но сейчас у нас нет времени, а вам многое нужно успеть узнать.

Сузан открыла багажник машины и показала Маршаллу свой потертый чемодан. Маршалл горел и пылал — все было здесь, все, что, как он думал, навсегда попало в загребущие руки Кармен и этой гидры — Общества.

— Сегодня в Аштон прибывает Касеф, чтобы закончить дела с университетом. В два часа в Вайтмор-колледже будут подписаны бумаги, и он без шума будет продан «Омни корпорейшн».

— Вы имеете в виду — Обществу, — уточнил Маршалл.

— Естественно. Ключевая сделка. Падет университет, вместе с ним падет и город.

Бернис быстро пересказала новости о Маттили, Паркере и Лемли, не тратя времени на рассказ о результатах изучения Харвеем Кулом бухгалтерии Эжена Байлора.

— Когда они будут в городе? — спросил Маршалл.

— Надеюсь, успеют к началу заседания. Я сказала им, что мы встретимся там.

— Я, пожалуй, приглашу сам себя на это заседание. Уверен, что все будут очень рады меня увидеть.

Сузан тронула Маршалла за рукав:

— Но мы должны предупредить, что они обработали вашу дочь Санди.

— Как будто я этого не знаю!

— Они будут держать ее в своей власти именно сейчас, это стиль Касефа, поверьте мне. И если вы пойдете против него, для нее это может очень плохо кончиться.

Бернис рассказала Маршаллу о Пат, о ее дневнике, о ее мистическом друге Томасе, о лживом и дьявольски хитром Шоне Урмсби.

Маршалл смотрел на них какое-то мгновение, а потом, обернувшись, крикнул:

— Ханк! Это по твоей части, тут тебе и твоим людям найдется работа!

Летнее воскресенье в Аштоне — самое милое, самое радостное и спокойное время недели. Фермеры неспеша болтают друг с другом, деловые люди отдыхают, большая часть магазинов закрыта, а мамы и папы со своими детьми придумывают самые интересные развлечения и отправляются на веселые прогулки. Большинство стульев и скамеек в парке занято, на улицах тихо и спокойно. В такой чудесный день семьи чаще всего собираются вместе.

Однако в это солнечное утро все шло наперекосяк. На одной ферме у коровы вздулся живот, на другой сгорело в тракторе магнето, и вряд ли его можно было найти на складе. И хотя ни один из фермеров не был виноват в бедах другого, они подрались.

Хозяин небольшой лавочки никак не мог правильно сосчитать сдачу и ввязался в перепалку с покупателями. Многие владельцы магазинов, сидя за кассой, мечтали вообще поскорее покончить со своим делом, которое все равно рано или поздно было обречено.

Жены нервничали и требовали везти их на прогулку куда угодно, но как только их мужья наконец усаживали в машины детей и загружали провизию, они передумывали и уже никуда не желали ехать. Дети начинали волтузить друг друга, их родители бранились, а машины стояли на месте. Через открытые окна из них слышались крики и раздраженные голоса.

Скамейки в парке ломались под тяжестью сидящих, или их просто невозможно было отыскать. Улицы были забиты спешащими автомобилями, водители которых не знали точно, куда они, собственно говоря, едут. И даже собаки, постоянно бодрствующие собаки Аштона, никого не замечая, лаяли и выли не переставая, поджав хвосты и повернув морды на восток.

На восток? Многие поворачивались лицом к востоку: и завхоз школы, и почтальон, и страховой агент, и даже целая семья гончаров… По всему городу стояли люди, почувствовавшие необъяснимую, но явную угрозу, какую-то духовную маяту, и, обернувшись лицом к востоку, стояли тихо и как будто молились.

Вокруг мертвого дерева по-прежнему не было движения. Наконец Рафар снялся с огромной сухой ветви — своего главного поста — и в окружении свиты стоял на холме, обозревая Аштон. Он скрестил на груди мускулистые руки, раскинул широкие черные крылья, как королевское покрывало. Драгоценные украшения сияли и переливались на солнце.

Но даже и он смотрел на восток.

Ваал-Рафар с величайшим нетерпением ждал. Наконец он увидел! Тотчас демон с оглушающим свистом втянул в себя воздух. И это был вовсе не вздох удивления. Это было проявление демонического восторга и бесовского трепета. Такое с ним случалось необыкновенно редко, ведь отвратительный бес завершил свое ужасное дело и сейчас он испытывал наслаждение, будто вкушал драгоценный сочный плод после трудов праведных.

Волосатая черная рука князя Вавилона взялась за отливавшую золотом рукоятку меча, и страшное оружие со страшным свистом и звоном выскользнуло из ножен; толпа демонов потонула в его кроваво-красном зловещем блеске.

Под общие крики ликования Рафар поднял меч над головой. Огромные крылья неожиданно расправились и единым махом с силой подняли его в воздух и понесли через широкую долину над Аштоном. Ужасный демон не скрывался и летел совершенно открыто, так что его хорошо было видно со всех концов города, из каждого уголка его окрестностей.

Князь Вавилона парил высоко над городом с обнаженным мечом в руке. Он поворачивал голову из стороны в сторону, медленно покачивая телом и сверкая глазами,

— Капитан Небесного войска! — ревел он, и эхо его голоса гремело над долиной, как грозовой гром.

— Капитан Тол! Ты меня слышишь?

Тол прекрасно слышал Рафара. Он знал, что Рафар собирается произнести речь, и знал все, что скажет этот воин-бандит, повелитель демонов. Стоя в лесу в укрытии, в окружении своих ближайших помощников, он тоже вглядывался в горизонт на востоке.

Рафар беспокойно оглядывался по сторонам, надеясь отыскать хотя бы малейшие признаки присутствия своего противника.

— Ты до сих пор боишься показаться мне на глаза, а мне не страшно предстать перед тобою! Капитан, смотри со своими воинами прямо мне в лицо! Оно сегодня навечно запечатлеется в твоей памяти, потому что это лицо победившего тебя!

Тол, Гило, Трискал, Криони, Мота, Шимон, Натан, Армут и Сигна — все, собрались вместе ради этого момента и давно уже ожидали хвастливой речи князя.

Рафар продолжал:

— Сегодня имя Рафара, князя Вавилона, навечно врежется в твою память, как имя храбрейшего и непобедимого воина! — Рафар сделал еще несколько быстрых кругов, высматривая своего злейшего врага. — Тол, капитан Небесного воинства, решишься ли ты высунуть свой нос из укрытия? Не думаю! Неужели ты отважишься напасть на меня? Не верю! Неужели ты со своей жалкой шайкой разбойников с большой дороги посмеете встать на пути князя, господствующего в воздухе? — Он презрительно рассмеялся. — Не может этого быть!

Выждав, пока его слова, повторяемые эхом, отгремят, он пренебрежительно усмехнулся:

— Я даю тебе возможность, мой дорогой Капитан, убраться отсюда подобру-поздорову, чтобы избежать мучений, которые тебе придется испытать, попадись ты мне в руки! Я даю тебе и твоим воинам возможность унести по добру по здорову ноги, потому что я провозглашаю, что сражение вами уже проиграно! — Рафар обратил свой меч к горизонту на востоке:

— Смотри на восток, Капитан! Там подтверждение моих слов!

Тол и без того всматривался на восток, напряженно, внимательно, неотрывно. В эту минуту к нему подлетел посланник с новостью:

— Хоган и Буш свободны! Они… — он остановился на полуслове и вслед за другими повернулся к востоку, чтобы узнать, что привлекло их внимание. — О, нет! — прошептал он. — Нет! Нет!

Сначала туча была совсем крошечной, подобно зловещей черной точке, повисшей над горизонтом. Это могла бы быть приближающаяся гроза или дымок фабричной трубы, темная вершина горы, неожиданно вынырнувшая из тумана. Но затем ее размеры стали увеличиваться, сначала напоминая наконечник стрелы, а через некоторое время — медленно и неотвратимо, как прилив тьмы, черное грозное облако захлестнуло все небо. Еще мгновение назад его можно было окинуть одним взглядом, но уже через минуту оно растянулось с одного конца горизонта до другого.

— Такого не было со времен Вавилона, — спокойно заметил Гило.

— Да, эти демоны были там, все до одного, — отозвался Тол, — и теперь они вернулись. Посмотри на передовой отряд — они летят в несколько слоев.

— Те же приемы атаки, — подтвердил Гило. Раздался чей-то уверенный голос:

— Тол, до сих пор твой план осуществляется прекрасно. Враги все до единого вышли из укрытия, в несметном количестве.

Это говорил Генерал, прибытия которого давно ожидали. Тол ответил:

— Уверен, что они заготовили нам сокрушительное поражение.

— По крайней мере, твой старый соперник этим во всю хвастает.

— Генерал, Рафар всегда хвастает, есть у него для этого причины или нет, — улыбнулся Тол.

— А, что слышно о Стронгмане?

— Судя по туче, он сейчас всего в нескольких километрах от нас.

— Он вошел в Касефа?

— Предполагаю, что да.

Генерал внимательно смотрел на приближающееся жуткое облако. Теперь оно затянуло небо, будто непроницаемое черное покрывало. Глухой шум и стрекот крыльев был едва слышен.

— Как обстоят дела у нас? — спросил Генерал.

— Мы готовы.

Когда шум крыльев усилился и тень облака легла на поля уже возле самого города; по облаку пошли красноватые отблески, как будто оно горело изнутри.

— Они приготовили мечи к атаке, — заметил Гило.

«Почему мне так страшно?» — удивлялась Санди. Она стояла на лестничной площадке перед лифтом в здании университетской администрации, рука об руку с Шоном. Девушка готовилась встретиться с теми, кому предстояло решить ее судьбу. Эта встреча должна была стать трамплином, с которого она совершит прыжок к полному духовному совершенству, к высшей ступени сознания, а, может быть, и к полному совершенству. Тем не менее никакие самоуговоры не могли заглушить гнетущего беспокойства, которое она чувствовала где-то глубоко внутри себя. Что-то было не так. Может, это все-таки обычное волнение, как перед свадьбой или каким-нибудь другим необычайным событием. Или все-таки проявились последние отблески ее христианского воспитания, старого, отброшенного ею наследия, которое по-прежнему давало о себе знать. Что бы там ни было, Санди старалась заглушить это чувство, победить его разумом или же техникой расслабления, которой она научилась в университете во время занятий йогой.

«Внимание, Санди… дыши спокойно… сконцентрируйся… собери внутрь свою энергию. Вот так, так-то лучше. Я не хочу, чтобы Шон, профессор Лангстрат или кто-нибудь другой подумал, что я не готова к испытанию».

Пока они поднимались в лифте, Санди болтала, шутила и старалась казаться беспечной. Шон смеялся вместе с ней. Так что, когда они оказались на третьем этаже у двери комнаты номер 326, она считала, что теперь готова к встрече.

Шон открыл дверь.

— Ты будешь довольна, — произнес он, и они вошли.

Санди не могла видеть их. Ее взору открылась только преподавательская, очень уютная, с мягкими коврами, кожаными диванами и низким массивным столом из карельской березы. Но в комнате было тесно от безобразных существ, чьи желтые глаза щурились на нее со всех сторон, из каждого угла, с каждого стула, со всех стен. Они ожидали ее.

Один из них просипел астматически: «Добрый день, дитя мое!»

Санди протянула руку Оливеру Янгу.

— Пастор Янг, какая приятная неожиданность. Еще одно чудище скосило рот в слюнявой улыбке и произнесло одновременно с профессором Лангстрат:

— Я очень рада, что ты смогла прийти.

Санди обняла профессора Лангстрат.

Девушка внимательно разглядывала присутствующих. Многие были ей знакомы по факультету, она заметила несколько своих профессоров. Были здесь и деловые люди, и служащие из Аштона. В углу стоял владелец бывшего «Джо маркета». Эти тридцать человек выглядели так, как будто были самыми достойными представителями города.

Те, другие, тоже были готовы и ждали. Враль показывал на Санди Хоган пальцем, как на свой трофей. На несчастную девушку со зловещей улыбкой глядела Мадлен, возле нее, или, вернее, возле него, стоял еще один демон-бандит, вокруг шершавой руки которого в несколько рядов была накручена тяжелая блестящая цепь.

Страшное, черное облако состояло из мириад возбужденных демонов, диких и опьяненных предвкушением победы, безобразий и беспорядков, возможностью выказать свою власть и насладиться ею. Сверху Аштон казался совсем игрушечным, какой-то жалкой деревушкой, затерявшейся в бесконечных просторах. Шеренга за шеренгой, Демоны продвигались вперед, миллионы желтых глаз щурились, глядя на добычу. Город был тих и беззащитен. Ваал Рафар неплохо потрудился.

Целая волна резких выкриков пронеслась в головных отрядах демонов: воеводы отдавали приказания. Взводные по краям черного облака передавали их дальше по всему фронту. И когда несчетные дивизии во главе с командующими начали опускаться, края тучи, изогнувшись к земле, стали осыпаться мелким дождем.

Большой конференц-зал, обставленный тяжелой безликой мебелью, начал заполняться членами университетского правления. Эжен Байлор, веселый, дымящий сигарой, принес с собой целую кипу экономических расчетов. Дуайт Брандон выглядел немного мрачнее обычного, но был в состоянии вести разговор. Долорес Пинкстон чувствовала себя совсем нехорошо, она хотела лишь одного, чтобы все поскорее закончилось. В зал важно вошли четверо адвокатов Касефа — большие доки в своем деле. Взгляд у них — острее кинжала, а на лицах застыли самоуверенные улыбки. Адам Джарред был полон нетерпения, по-видимому, больше всего он мечтал о рыбалке, куда собирался отправиться по окончании дела. Время от времени присутствующие поглядывали на часы: украдкой на свои ручные, или бросали быстрый взгляд на висящие на стене. Время приближалось к двум. Многие в зале явно нервничали.

Злые духи, сидевшие в конференц-зал рядом с членами правления, тоже ощущали беспокойство: они знали о скором прибытии Стронгмана. Это была их первая встреча с ним.

Длинный черный лимузин Александра Касефа пересек границу города и свернул на шоссе, ведущее к Вайтмор-колледжу. Касеф, держа на коленях портфель, с царским видом развалился на заднем сидении. Через зеркальные стекла машины он с удовольствием разглядывал чудесный, приветливый город. Касеф уже мысленно планировал и намечал изменения, решал, что он исправит, а что вообще уберет.

Тем же самым был занят Стронгман, находящийся внутри Александра Касефа. Князь расхохотался раскатистым густым басом, и Касеф рассмеялся точно так же. Страшный демон не мог даже вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя таким довольным и гордым.

Туча продолжала продвигаться вперед, а края ее все больше опускались к земле. Тол и его спутники вели наблюдение из своего укрытия.

— Они смыкают кольцо, — заметил Гило.

— Да, — Тол с интересом смотрел вниз, — как обычно, охватывают город со всех сторон, прежде чем войти в него.

Края тучи пригибались все ниже, как будто невидимая рука задергивала черный занавес. Демоны соскальзывали сверху, точно занимая, будто кирпичи в кладке, свои заранее намеченные позиции. Мечи их были обнажены, взгляды сосредоточены.

— Хоган и Буш? — спросил Тол.

— Они в пути, вместе с Уцелевшими, — ответил ангел-посланник.

Тяжелый как танк лимузин подкатил к университету, и Касеф увидел элегантные здания, сложенные из красного кирпича, стройные клены и могучие дубы. Он посмотрел на часы — да, он прибудет точно в назначенное время.

Когда громадный лимузин миновал перекресток, неприметная зеленая машина свернула на Колледж-стрит, двигаясь в том же направлении. За рулем сидел Альф Бруммель. Он выглядел уставшим, был сильно удручен и нервничал. Шериф прекрасно знал, кто едет впереди него.

Не успели лимузин и машина полицейского проехать следующий перекресток, как длинная вереница автомобилей вынырнула на шоссе справа и пристроилась сзади. Первым в колонне шел большой коричневый «бьюик».

— Ой-ой-ой! — присвистнул Маршалл, когда он одновременно с Ханком, Бернис, Сузан и Кевином заметил, за кем они следуют.

— Узнаешь Касефа? — спросила Сузан у Бернис.

— Старый друг, толстячок, собственной персоной.

— Что же происходит? — удивлялся Маршалл. — Неужели встреча состоится?

— Может, Бруммель мне не поверил?

— Ну, нет, он тебе поверил, и все сделал, как ты сказала.

— Но почему тогда Касеф не отменил этот спектакль? Он же едет прямиком в ловушку!

— Скорее всего, Касеф считает, что он неуязвим, А может, Бруммель ему ничего не рассказал. Ханк оглянулся:

— Кажется, все успеют проехать до красного света.

Друзья журналиста тоже посмотрели назад: за ними следовал Анди в красном микроавтобусе, набитом молящимся народом, потом пикап Сесиль Купер, в котором тоже теснились люди, за ним джип Джона и Патти Кулманов, и позади всех — Джеймс Фаррел, бывший пастор. Он вел вместительный фургон, в котором нашлось место для Мэри, Эдит Дастер и многих других.

Маршалл посмотрел вперед, потом обернулся назад и сделал заключение:

— Да… это будет незабываемая встреча!

Глава 39

По знаку Лангстрат улыбающиеся парапсихологи вместе с Санди и Шоком расселись на диванах и обитых плюшем стульях, стоящих по кругу.

— Это действительно знаменательный день, — приветливо сказала профессор, обращаясь ко всем присутствующим.

— В самом деле!

— поддержал ее Янг.

Все согласно закивали головами. Санди улыбалась в ответ на их улыбки. Ей нравилось, что собравшиеся оказывали такое почтение этой великой женщине, первопроходцу новой науки.

Лангстрат расположилась, приняв позу «лотос», в большом кресле, стоящем в общем кругу на почетном месте. Еще несколько желающих с готовностью последовали ее примеру. Санди, опустившись на мягкие подушки дивана, просто расслабилась, откинув назад голову.

— Наша задача — объединить общую парапсихическую энергию для того, чтобы обеспечить успех тому делу, которое должно сегодня совершиться. Наша долгожданная цель вскоре будет достигнута: Вайтмор-колледж, а вслед за ним и весь город Аштон станут частью Нового миропорядка.

Присутствующие зааплодировали, Санди тоже хлопала в ладоши, хотя и не понимала ясно, о чем говорит Лангстрат. Впрочем, ее слова напомнили ей мысль, высказанную совсем другим человеком, — не это ли имел в виду отец, говоря о людях, пытающихся захватить город? Нет! Этого не может быть!

— Я хочу представить вам нового несравненного Восходящего хозяина, — восторженно произнесла Лангстрат, и на всех лицах засветилось выражение напряженного ожидания. — Он жил многие века и много странствовал, и вобрал в себя безграничную мудрость всех веков. Он прибывает в Аштон, чтобы наблюдать за выполнением проекта.

— Мы рады его приходу, — проговорил Янг. — Как его имя?

— Его зовут Рафар. Он князь прошлых времен и был правителем древнего Вавилона. Он прожил много жизней и вернулся сейчас, чтобы дать нам возможность воспользоваться его мудростью, — Лангстрат закрыла глаза, она глубоко дышала. — Давайте призывать его, и он посетит нас.

Санди почувствовала себя нехорошо: ее начало подташнивать, затем девушке показалось, что ее обдало ледяным холодом. На руках явственно выступили мурашки. Но Санди справилась с неприятными ощущениями, она закрыла глаза и начала расслабляться, внимательно прислушиваясь к словам Лангстрат.

Присутствующие тоже начали расслабление, один за другим впадая в транс. Какое-то время было тихо, не раздавалось ни единого звука, кроме глубокого дыхания находящихся в комнате людей.

Потом с губ Лангстрат едва слышно слетело имя: «Рафар…»

Собравшиеся отозвались эхом: «Рафар…»

Лангстрат повторила имя и продолжала призывать его, все остальные сконцентрировали свои мысли на этом имени, выговаривая его тихо и отчетливо.

Рафар стоял возле большого мертвого дерева, с неподдельной веселостью наблюдая, как черная туча растекается по городу. Услышав свое имя, он сощурил глаза и оскалился в безобразной улыбке.

— Все фигуры расставлены по местам, — сказал он, повернувшись к своему помощнику. — Что нового от Люциуса?

Тот с радостью доложил:

— Князь Люциус сообщает, что он проверил все фронты, не обнаружил ничего непредвиденного и не встретил ни одного противника.

Рафар с силой взмахнул крылом, и мгновенно с десяток чудовищ встали возле него.

— Пора в путь, — скомандовал он. — Нужно закончить это дело.

Рафар сложил мощные крылья и взмыл в воздух, вместе с ним поднялся десяток головорезов. Они окружили его, как свита короля. Высоко над ними нависла черная мрачная туча, затмевавшая свет, и тень этой зловещей духовной тьмы накрывала весь город. Описывая над Аштоном широкую дугу, Рафар поднял глаза, взглянул вверх и различил мириады желтых глаз и красный блеск мечей, которыми размахивали демоны, завидя своего повелителя. Рафар взмахнул мечом им в ответ, и они испустили ликующий вопль. Бесчисленные мечи поднимались и опускались в приветствии, отчего небо стало напоминать кроваво-красное поле, колеблемое ветром. Воздух наполнился невыносимым запахом серы.

Впереди, далеко внизу, лежал студенческий городок, это спелое яблоко, готовое упасть в протянутые жадные руки. Рафар замедлил полет и начал снижаться прямо к административному корпусу Вайтмор-колледжа.

Спускаясь, он заметил черный лимузин Стронгмана, въехавший на круглую площадку перед зданием администрации. Это зрелище придало ему новые силы. О! Вот она, долгожданная минута! Рафар в сопровождении своего эскорта проник через крышу корпуса как раз в ту секунду, когда Стронгман и его человеческое воплощение — Александр Касеф — вышли из машины. Не успели еще двери закрыться за Касефом, как к стоянке начали подъезжать машины, и через минуту все пространство перед зданием было уже забито автомобилями.

Бруммель первым выскочил из машины. Постояв немного и набравшись храбрости, он нетвердыми шагами направился ко входу.

Маршалл остановил «бьюик», и друзья выскочили из автомобиля. Вокруг них слышалось хлопанье дверец. Уцелевшие выходили из машин, присоединяясь друг к другу.

— Бруммель отнюдь не выглядит счастливым, — заметил Маршалл.

Его товарищи успели разглядеть только спину шефа полиции, входящего в здание.

— Может быть, он собирается предупредить Касефа? — забеспокоилась Бернис.

— Ну, а где же наши влиятельные спасители? — обеспокоенно поинтересовался Маршалл.

— Не волнуйся… по крайней мере, не очень. Они обещали приехать, — попыталась успокоить его Бернис.

Их перебила Сузан:

— Уверена, что совещание проходит на третьем этаже, в конференц-зале. Обычно правление собирается там.

— А где же нам искать Санди? — спросил Маршалл. Сузан покачала головой:

— Этого я не знаю.

Они торопливо направились к административному корпусу. Уцелевшие двинулись за ними, со всех сторон стекаясь к лестнице перед входом.

Люциус чувствовал в воздухе такое напряжение, как будто тетива огромного лука натянулась до предела, перед тем как метнуть стрелу. Он тихо и неприметно соскользнул с неба прямо на крышу Эймс-холла, стоящего по другую сторону административного корпуса. Там никого не было. Края тучи по-прежнему опускались, охватывая весь город. Из-за такого чудовищного скопища злых духов атмосфера была густой и липкой, как патока.

Неожиданно за спиной Люциуса раздалось торопливое хлопанье крыльев, и, обернувшись, он увидел маленькое тщедушное существо, подлетевшее к нему с явным намерением что-то сообщить.

— Князь Люциус, внизу собрался народ, — пробормотал дьяволенок, — То не наши! Это святые Божьи!

— У меня у самого есть глаза, ты, насекомое! — прошипел Люциус раздраженно. — Не твоего ума дело!

— Но что, если они начнут молиться?!

Люциус схватил жалкое ничтожество за шиворот и ударил его крылом так, что тот завертелся юлой в кулаке рассерженного беса.

— Ты будешь молчать!

— Но Рафар должен знать!

— Заткнись!

Маленькое существо утихло, и Люциус прочел ему на коньке крыши короткую лекцию.

— Что из того, что они молятся? — говорил Люциус презрительным тоном, — Помогало ли им это до сих пор? Смогли ли они помешать нам, хотя бы на йоту? Ты видел, какая сила и власть у Ваал-Рафара? — Люциус не мог удержаться от саркастического смеха. — Ты знаешь, что Рафар непобедимый и всемогущий, и он не нуждается в нашей помощи!

Дьяволенок слушал с выпученными глазами.

— Не будем беспокоить Великого Рафара нашими ничтожными заботами, — продолжал Люциус. — Он справится с этим делом сам!

Тол по-прежнему спокойно выжидал, продолжая наблюдение. Зато Гило становился все нетерпеливее, он беспокойно вышагивал взад и вперед, оглядывая город с одного края до другого.

— Скоро колпак полностью накроет город, — сказал он. — Они окружат Аштон, и путей к отступлению не будет.

— К отступлению?!

— Тол поднял брови.

— Чисто тактическое соображение, — пожал плечами Гило.

— Немного терпения, — сказал Тол и посмотрел в сторону университета. — Скоро все игроки займут свои места.

Демоны в конференц-зале почувствовали его присутствие и застыли. Шерсть на их руках, затылках и спинах встала дыбом. Черная зловещая масса, сгусток зла, приближаясь, ползла по коридору. Они торопливо оглядывали себя, чтобы убедиться, все ли в надлежащем порядке.

Дверь отворилась. Присутствующие застыли, выказывая своими позами высшую степень уважения.

В дверях стоял Стронгман, жуткий и мрачный, как кошмарный сон, если не сказать больше.

— Добрый день, господа, — произнес он.

— Добрый день, сэр, — ответили члены правления и адвокаты Александру Касефу, вошедшему в зал и начавшему пожимать руки каждому из собравшихся.

Альф Бруммель не имел ни малейшего желания встречаться с Александром Касефом. Он выждал, пока тот поднимется в лифте, и когда дверь лифта открылась на третьем этаже, Бруммель осторожно высунул голову, оглядел коридор и, только убедившись, что он пуст, вышел. Услышав, как захлопнулась дверь конференц-зала, он тихо направился к комнате 326.

Остановившись перед дверью, шериф прислушался. Внутри было довольно тихо. Собрание, должно быть, уже началось. Он очень медленно, осторожно, нажал ручку и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы видеть происходящее. Лангстрат сидела, закрыв глаза, погруженная в медитацию. Он боялся только ее, но сейчас Джулин не видела его.

Бруммель быстро проскользнул в комнату и нашел свободный стул сбоку, на порядочном расстоянии от Лангстрат. Он огляделся по сторонам, оценивая ситуацию. Парапсихологи призывали какого-то совершенно особого духовного наставника. Никогда раньше он не слышал его имени. Это, должно быть, новая персона, ожидаемая специально по случаю сегодняшнего события.

О, нет! Шериф заметил Санди Хоган, глубоко погруженную в транс. Она, как и все остальные, произносила имя Рафара. Ну, Бруммель, что же ты теперь будешь делать?

На площадке лестницы перед дверью в административный корпус, ожидая распоряжений, стояли Уцелевшие. Ханк и Маршалл коротко изложили им положение дел, после чего пастор заключил:

— Мы не знаем, что нас ожидает внутри, но мы должны идти туда, хотя бы для того, чтобы выручить Санди. Нет никакого сомнения — это духовная война, так что вы все знаете, что делать.

Они знали и были готовы.

— Анди, — продолжал Ханк, — я хочу, чтобы ты, Эдит и Мэри взяли на себя руководство молитвой, Я пойду с ними, — он кивнул в сторону Маршалла.

Маршалл, Ханк, Кевин и Сузан вошли в здание. Бернис нашла свободное место и опустилась на ступеньку лестницы у входа, чтобы осмотреться и подумать. Она не могла удержаться и с интересом наблюдала за Уцелевшими. В них было нечто, казавшееся ей таким знакомьдм и таким… таким прекрасным.

Рафар с десятью его телохранителями уже давно находились в комнате 326, наблюдая и слушая. Наконец Рафар шагнул к Лангстрат и глубоко вонзил когти в череп профессора. Она начала извиваться всем телом, на какое-то мгновение потеряв дыхание, потом ее черты исказились, медленно принимая безобразное выражение лица самого князя Вавилона, которое ни с чем нельзя было спутать.

— Наконец-то! — произнес Рафар глубоким гортанным голосом, вырвавшимся из уст Лангстрат.

Собравшиеся в комнате задрожали. Некоторые приоткрыли глаза и в ужасе уставились на профессора, сидевшую перед ними с выпученными глазами, оскаленным ртом и спиной, изогнутой, как у готовой к прыжку львицы. Бруммель сжался на своем стуле и страстно желал только одного — исчезнуть, пока это чудовище не обратило на него внимания. Но оно, пуская пену изо рта, смотрело не на него, а на Санди.

— Наконец-то! — повторил ужасный голос. — Ведь мы собрались сегодня здесь, чтобы увидеть исполнение нашего плана? Так и будет! — чудовище ткнуло пальцем в сторону Санди. — А кто этот новичок, эта искательница тайных откровений?

— С-санди Хоган, — ответила девушка, не решаясь открыть глаза.

— Насколько я понимаю, ты уже прошла по многим путям вместе с твоим инструктором Мадлен.

— Да, Рафар.

— Погрузись в саму себя опять, Санди Хоган, там тебя встретит Мадлен. Мы ждем.

Санди успела только с недоумением подумать, каким образом она сама сможет войти в нужное состояние, но за ее спиной тут же возникла безобразная скользкая маска смерти, и демон ударил ее костлявой рукой по голове. Она тут же подалась назад, глаза ее закатились, тело вдавилось в диван, и Санди почувствовала, как оно растворяется, как исчезают мысли и давящее чувство беспокойства. Все вокруг начало расплываться, и девушка впала в ничем не замутненное состояние транса. Она услышала голос, повторявший ее имя, хорошо знакомый голос.

— Санди!

— звал голос.

— Мадлен, — откликнулась она, — я иду!

Мадлен показалась в конце бесконечно глубокого тоннеля и полетела к ней с раскрытыми для объятия руками. Санди двинулась по тоннелю ей навстречу. Она ясно видела Мадлен. Глаза ее светились, улыбка сияла, как солнечный луч. Их руки встретились, и они крепко друг друга обняли.

— Добро пожаловать!

— сказала Мадлен.

Альф Бруммель видел все. Он видел затуманенные экстазом глаза Санди. Они решили покончить с ней! Но единственное, на что был способен сейчас шериф, — оставаться на месте, скорчившись, содрогаясь и потея от ужаса.

Люциус неслышно опустился сквозь крышу административного корпуса и, свернув за спиной крылья, приземлился на третьем этаже. Из-за двери триста двадцать шестой комнаты до него доносилось рычание и рев Рафара, а из конференц-зала голос Стронгмана, занятого деловыми формальностями. Ни тот ни другой даже не подозревали о надвигавшейся угрозе.

Люциус услышал звук закрывающейся двери лифта в другом конце коридора и шаги нескольких человек. Так это, должно быть, ищейка Хоган, святоша Буш и та, кого Стронгман меньше всего желал бы видеть живой — Служительница!

Внезапно раздался треск крыльев и возбужденное пыхтение. К Люциусу приближался демон с перекошенной от ужаса мордой.

— Князь Люциус! — закричал он. — Предательство! Нас обманули! Хоган и Буш на свободе! Служительница жива! Вид жив!

— Умолкни!

— угрожающе произнес Люциус. Но бес не унимался.

— Святые собрались и молятся! Нужно предупредить Ваа…

Речь демона резко оборвалась, сменившись бульканьем и хрипом. Он поднял на Люциуса испуганные вопрошающие глаза и съежился, стараясь стать как можно меньше. Прижимаясь к Люциусу, он изо всех сил пытался избежать удара. Люциус воткнул меч ему прямо в живот, потом рванул свое страшное оружие, которое прочертило горящую дугу вместе с исчезающим телом нахального демона. Неугодный растворился в облаке красного дыма.

На ступеньках лестницы перед зданием, под недоуменными взглядами прохожих молились Уцелевшие.

Санди увидела, как в тоннеле за спиной Мадлен показались прекрасные существа.

— О! А это кто? — спросила она. — Новые друзья, — объяснила Мадлен, — твои новые духовные проводники. Они поведут тебя дальше.

Александр Касеф приступил к обмену финансовыми документами и к официальным переговорам с членами правления и адвокатами. Они обсуждали формальности, которые осталось лишь окончательно утрясти. Мелочи, много времени они не отнимут.

Громадное черное облако, наконец, образовало плотный замкнутый купол над Аштоном. Тол и его свита оказались под темным непроницаемым колпаком демонов. Духовная тьма давила и угнетала. Стало трудно дышать. Неумолчный треск крыльев, казалось, разрывал барабанные перепонки.

Вдруг Гило прошептал: «Они опускаются!» Все подняли глаза и увидели, как черный кипящий шатер с красными и желтыми крапинами стал приближаться к земле, грозя придавать собой город. Еще немного, и Аштон будет погребен под ним.

Несколько автомобилей свернули на Колледж-стрит. В первом из них сидел окружной прокурор Джастин Паркер, во втором — Элдон Страчан с государственным прокурором Норманом Маттили. В третьей машине находился Ал Лемли с тремя агентами ФБР. Когда они проехали перекресток, к ним присоединилась четвертая машина, которую вел неподкупно честный, добросовестный ревизор Харвей Кул, а возле него на переднем сидении возвышалась целая гора бумаг.

Тол крепко сжимал в руке золотую трубу. Каждый мускул, каждый нерв были напряжены до предела.

— Приготовиться! — скомандовал он.

Глава 40

Маршалл, Ханк, Сузан и Кевин осторожно и тихо шли по коридору, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку и внимательно рассматривая номера на дверях. Сузан указала на одну из них, и они остановились.

Маршалл взялся за ручку двери и знаком приказал остальным оставаться на месте. Потом он открыл дверь и вошел. Касеф сидел во главе большого стола, вдоль которого расположились члены правления и адвокаты. Демоны, находящиеся в комнате, немедленно выхватили мечи и прижались спинами к стенам при виде нежданных гостей: журналиста сопровождали два небесных воина грозного вида — гигантский араб и суровый африканец, оба явно готовые к сражению.

Стронгман понимал, что это вторжение вызовет некоторые осложнения… но не слишком большие. Он вызывающе посмотрел на непрошеных гостей и даже позволил себе ухмыльнуться:

— Ну, и кто же вы такие?

— Меня зовут Маршалл Хоган, — ответил журналист Касефу. — Издатель «Кларион». Вернее, так бы я сказал тем, кто признает мои права. Но я понимаю, что нам с вами необходимо кое-что выяснить, поэтому я и решил, что настало время встретиться.

Эжен Байлор не считал появление Маршалла таким уж безобидным, так же думали и все присутствующие. Они потеряли дар речи и застыли, как испуганные до смерти кролики. Все были совершенно уверены, что Хоган пребывает в том месте, где ему надлежало быть. Но вот Маршалл вдруг оказался там, где он вовсе не должен быть — прямо перед ними!

Взгляд Стронгмана стал ледяным, и демоны, окружавшие его, приободрились при мысли о его непобедимости и дьявольской хитрости. Уж он-то знал, что нужно делать!

— Как вы попали сюда? — спросил Касеф за всех.

— Поднялся на лифте, — съязвил Маршалл. — Но теперь я задам вопрос. Я хочу получить мою дочь, и получить ее целой и невредимой. Давай покончим с этим, Касеф. Где она?

Касеф и Стронгман издевательски засмеялись.

— Покончим, говоришь ты? Ты, обыкновенный человек, хочешь покончить со мной? — Касеф выразительно посмотрел на своих адвокатов и добавил:

— Хоган, есть ли у тебя хоть малейшее представление, с какой силой ты имеешь дело?

Демоны захихикали: «Нет, Хоган, Стронгмана так просто не возьмешь!»

Натан и Армут не смеялись.

— О, нет, — ответил Маршалл. — Тут-то вы и ошибаетесь. Я знаю, с какого сорта силой я имею дело. Совсем недавно мне преподали несколько превосходных уроков на эту тему, и потом я получил множество добрых советов от моего друга.

С этими словами Маршалл открыл дверь, и в зал вошел Ханк, а с ним Криони и Трискал. На этот раз о мире не могло быть и речи.

Стронгман подпрыгнул на месте, судороги свели его тело. Демоны задрожали и загородились мечами.

— Спокойно, спокойно! — проговорил один из адвокатов. — Это же ничтожества!

Но Стронгман при появлении этого человека почувствовал в комнате Божье присутствие. Демоны темного царства хорошо знали, с кем им придется иметь дело.

— Буш! Святоша!

Ханк тоже знал, кто стоял перед ним. Святой Дух подсказал ему имя, и это лицо…

— Стронгман, князь Силы, если я не ошибаюсь? — сказал Ханк.

Санди снова спросила:

— Мадлен, куда мы идем? Почему ты держишь меня так крепко?

Мадлен не собиралась отвечать. Она увлекала Санди в тоннель все глубже и глубже, ее спутники окружали их плотным кольцом, и все это было уже совсем не по-дружески и не по-доброму. Они подталкивали ее, цепляя острыми когтями, хватали и тащили вперед.

Собравшиеся в конференц-зале были сбиты с толку и поражены. Внезапно они оказались лицом к лицу с безобразным существом. Никогда они не видели на лице Касефа такого выражения, никогда они не слышали, чтобы он говорил с такой злобой. Он поднялся со стула, дыхание со свистом вырывалось из его перекошенного рта, он выпучил глаза, выгнул спину и сжал кулаки.

— Ты меня ни за что не победишь, проклятый! — взревел страшный Стронгман, и демоны отчаянно ухватились за его слова, как за последнюю надежду.

— У тебя силы не хватит! Я уничтожу тебя\

Ханк и Маршалл не отступали, они уже имели дело с бесами, для них эти вопли не были неожиданностью.

Адвокаты Касефа не знали, что и сказать.

Маршалл обернулся и толкнул дверь. С высоко поднятой головой, твердой походкой в зал вошла Сузан Якобсон, Служительница, сопровождаемая воинственно настроенным Кевином Видом. С ними в зале появились еще четыре небесных телохранителя. В комнате становилось все теснее и напряженнее.

— Привет, Алекс!

— сказала Сузан. Касеф выкатил глаза от неожиданности и ужаса, но тем не менее, задыхаясь, пробормотал:

— Кто вы такая? Я вас не знаю. Я вас никогда раньше не встречал.

— Не говори ничего, Алекс, — предупредил его адвокат.

Ханк выступил вперед — пришло время сражаться.

— Стронгман, князь Силы, — произнес он твердо и непреклонно, — именем Иисуса Христа я связываю тебя!

Я связываю тебя и беру над тобой власть!

Мадлен не отступала. Крепко держа Санди за руку она тянула ее за собой. В тоннеле стало темно и холодно.

— Мадлен, — закричала Санди, — Мадлен, что ты делаешь? Отпусти меня, пожалуйста!

Мадлен смотрела вперед, так ни разу и не повернув лица в сторону Санди. Единственное, что Санди могла видеть, были светлые длинные распущенные волосы Мадлен. Ее руки стали ледяными и твердыми, они сжимали Санди с такой силой, что той стало больно.

Санди снова растерянно крикнула:

— Мадлен! Мадлен! Пожалуйста, остановись!

Внезапно духовные проводники, подлетев вплотную, облепили Санди, крепко вцепившись в нее жесткими, как стальные клещи, пальцами.

— Ты слышишь? Пожалуйста, останови их!

Мадлен, наконец, повернула голову. Ее лицо было чернее сажи, кожа поблескивала. Выпученные жуткие глаза горели двумя желтыми шарами. У нее были львиные челюсти, с обнаженных клыков капала слюна. Протяжный гортанный вой вырвался из ее горла.

Санди закричала. Она кричала из мрака страшного и отвратительного тоннеля, этого «ничто», которое так неожиданно преобразилось из великолепия в бесконечный ужас. Она взывала из увлекшей ее обманом и ложью жуткой черной дыры, из глубины своей объятой мукой, обреченной на смерть души.

Тол резко оторвался от земли, в фейерверке света и блеска крыльев. Город стремительно уменьшался, становясь похожим на карту. Ангел мчался, подобно комете, пронзая духовную тьму. Он, как вспышка молнии, осветил всю долину. Тол взмыл в поднебесье и летел, описывая широкие круги, распахнув сверкающие, будто унизанные алмазами, крылья.

Ангел приставил трубу к губам, и звук ее потряс небеса, как гул обрушившейся на берег волны, эхом отозвавшись по всей долине. Тол трубил и трубил. Волна за волной, звуки с грохотом неслись к земле, оглушали бесов, гремели по улицам и переулкам, эти звуки были слышны каждому в городе. Голос трубы все набирал и набирал мощь и силу. Он насквозь пронизывал застывший плотный воздух. Тол трубил и трубил, паря над городом. Его крылья горели, одежды сияли.

Долгожданный миг настал.

Стронгман внезапно утих, вращая огромными глазами.

— Что… что это? — прошептал он.

Демоны вокруг него были потрясены и с надеждой смотрели на него, ожидая ответа. Но их ужасный повелитель молчал.

Восемь небесных воинов выхватили мечи из ножен. Вот это был ясный ответ.

Рафар закричал устами профессора Лангстрат:

— Я здесь повелеваю! Никто не смеет отвлекать ваше внимание!

Демоны в комнате снова постарались сосредоточиться. Так же, как и парапсихологи, которыми управляли злые духи.

На считанную долю секунды Мадлен разжала руку, только на мгновение.

Все были уверены, что расслышали какой-то посторонний звук.

Ужасное облако опускалось на город все ниже и ниже. Неожиданно злых духов ослепило необычайно яркое сияние, исходящее от ангела, прочертившего под ними горящую дугу. Что означает этот громовой, оглушительный трубный звук? Разве Небесные силы уже не побеждены? Неужели они решились поверить, что у них осталась хоть малейшая возможность удержать город?

Внезапно глубоко внизу весь город прорезали тонкие лучи света. Они не исчезали, наоборот, лучи становились все ярче, и с каждой секундой их прибавлялось. Город как будто загорелся, растворившись в брызгах света, бесчисленных, как крупинки песка. Это было ослепительное зрелище!

В центре черного облака раздался душераздирающий вопль, который, как круги на воде, начал расходиться от одной дивизии демонов к другой: «Небесное воинство!»

Тол снова опустился на холм и высоко поднял сверкающий меч. Его воинственный клич разнесся гулом по всему небу:

— За святых Божьих и Агнца!

Ему вторили Гило и тысячи ангелов, заполнивших долину от одного края горизонта до другого. Весь город, все поросшие лесом холмы вокруг него были густо усыпаны сияющими звездами.

В каждом доме и на каждой улице, даже на заборах и в дождевых колодцах, повсюду: во всех машинах, на озерах и плотинах, на деревьях и в кустах — в каждом укромном месте — загорались яркие звезды и поднимались в воздух.

Небесное воинство!

Санди извивалась и сопротивлялась. Чудовище, по имени Мадлен, крепко держало ее за руки, несколько демонов вцепились ей в горло, кто-то схватил за ноги и талию. Они кусали ее и царапали. Откуда-то, издалека, слышался голос Восходящего хозяина Рафара: «Держи ее, Мадлен! Она наша! Мы не можем ее упустить!»

Санди старалась выйти из транса, внезапно ставшего таким зловещим, избавиться от кошмарного видения, но никак не могла вспомнить, как это сделать. Она слышала металлический звон цепей. Нет! Н-Е-Е-Е-Т…

— Ты не сможешь меня победить! — орал отвратительный Стронгман, и его слуги желали, чтобы это было правдой.

— Замолчи и выйди из него!

— приказал Ханк.

Его слова разметали демонов по сторонам и поразили их хозяина не хуже, чем удар профессионального боксера.

Касеф шипел, изрыгая проклятия и непристойную брань прямо в лицо молодому пастору. Члены университетского правления застыли вокруг совещательного стола, некоторые быстро нырнули под него. Адвокаты пытались утихомирить Касефа.

— Мне нужна моя дочь!

— потребовал Маршалл. — Где она?

— Все кончено! — крикнула Сузан. — Я передала в газету все документы! Теперь ФБР займется тобой, и я собираюсь все рассказать полиции.

За спинами своих мужественных друзей Кевин выкрикивал:

— Касеф! Ты думаешь, что ты такой сильный? Давай выйдем и посчитаемся, как мужчина с мужчиной!

Страшное черное облако, которое медленно и неуклонно опускалось на город, и возносящиеся кверху сияющие ангелы заполнили все пространство над Аштоном. Небо гремело, как во время грозы, от столкновения невиданной силы двух духовных миров. Клинки сверкали, усиленные в сотни раз эхом крики и вопли разносились по всему небу. Небесное войско, отважно действуя мечами, косило ряды демонов. Те падали на землю, подобно метеоритам. Вращаясь и сгорая на лету, бесы превращались в облачка красного дыма.

Тол, Гило и Генерал стремительно летели к университету, держа наготове обнаженные мечи. Город внизу под ними потерял свои очертания. Несметные полки ангелов, пробиваясь сквозь гущу демонов, стекались к Вайтмор-колледжу. Вскоре над университетом образовался балдахин из светлых ангелов, сверху накрытый черным колпаком, охватывающим весь город. Силы противника в этом месте ослабевали.

— Еще немного, и мы возьмем верх над Стронгманом! — Гило старался перекричать шум ветра и крыльев.

— Ищи Санди! — приказал Тол. — Нельзя терять ни секунды!

— Князя Силы я беру на себя, — спокойно произнес Генерал.

— А уж Рафар скоро получит от меня то, чего он так добивался! — добавил Капитан.

Прибавив скорость, ангелы летели сквозь толщу демонов, каждый к своей цели. Бесы по-прежнему пытались перекрыть доступ к университету. Они всей сворой кидались на ангелов, но для Гило сражаться с бесами было настоящим наслаждением. Сквозь свист мечей, разящих врагов одного за другим, до Тола с Генералом доносился его раскатистый хохот.

Тол тоже был полностью захвачен сражением. Он был ^видной добычей для демона, которому посчастливилось бы поразить его. Злобные духи колоссальных размеров набросились на Капитана, и ему было не так-то легко одолеть их.

Быстро скользя в воздухе, он прикончил одного из безобразных великанов, взвился по спирали вверх и напал на следующего, с силой вонзив в него меч. Затем Тол пулей бросился навстречу бесам, проткнул мимоходом зазевавшегося демона, подхватил его крылом и кинул поверженного беса так, что тот сразу же исчез из виду.

И опять отважный ангел со скоростью артиллерийского снаряда подлетел сзади еще к одному врагу и снова ударил. Бес исчез в облаке красного дыма. Через несколько мгновений, выскользнув из когтей трех бандитов, Тол внезапно стремительно полетел к университету, рассекая каждого, кто вставал на его пути. Откуда-то из-за плеча, слева, по-прежнему доносился смех и победные крики Гило.

Атмосфера в конференц-зале быстро накалялась. Долорес Пинкстон кипела от возмущения:

— Я знала!

Я это знала!

Я знала, что вы в этом погрязли!

— Хоган, — проговорил Эжен Байлор со злостью, ты врешь, у тебя ничего нет.

— У меня есть все, и ты это прекрасно знаешь. Касефу стало совсем дурно.

— Убирайтесь отсюда! Я вас всех прикончу, если вы не уйдете с моей дороги!

Неужели перед ним тот самый Касеф, за которым Маршалл охотился все это время? Наглый мистический гангстер, правящий огромной империей? Неужели он в самом деле боится?

— Ты проиграл, Касеф!

— грозно произнес Маршалл.

— Ты побежден, Стронгман!

— в тон ему вторил Ханк.

Ужасный бес затрясся от страха. Все остальные демоны в комнате сжались в комок.

— Итак, давай сочтемся, — снова предложил Маршалл. — Где моя дочь?

Бруммель был близок к инфаркту, и ему действительно хотелось, чтобы его хватил удар. Все это было так ужасно. Люди, сидевшие за столом, как завороженные внимали этому чудовищу, вещавшему устами Лангстрат. Они упивались происходящим с Санди. Девушка извивалась и корчилась, кричала и стонала, изо всех сил сопротивляясь невидимому мучителю.

— Отпустите меня! — во весь голос взывала она. — Отпустите меня!

Ее глаза были полузакрыты. Сейчас они видели неописуемые ужасы другого мира.

— Она умрет, Бруммель! Они ее убьют!

Неуклюжее, похожее на паука чудовище, сидящее на месте Лангстрат, заорало голосом, заставившим Бруммеля содрогнуться до глубины души:

— Ты пропала, Санди Хоган! Теперь ты в наших руках! Ты принадлежишь нам, мы — твоя единственная реальность!

— Добрый Бог! — звала в отчаянии Санди. — Пожалуйста! Забери меня отсюда!

— Иди к нам! Твоя мать сбежала, а отец мертв! Его нет! Не думай о нем больше. Ты принадлежишь нам!

Неожиданно Санди резко вздрогнула, обмякла, будто ее смертельно ранили. На ее лице внезапно появилось и застыло выражение полной растерянности.

Бруммель больше не мог оставаться безучастным. Прежде чем подумать, что он делает, Альф вскочил со стула, подбежал к Санди и мягко потряс ее за плечи, пытаясь вызвать девушку на разговор.

— Санди! — умолял шериф. — Санди, не слушай их! Это все ложь. Ты меня слышишь?

Несчастная девушка не слышала его.

Но зато слова Бруммеля отлично расслышал Рафар. Лангстрат буквально спрыгнула со стула и заорала на Бруммеля все тем же глубоким дьявольским голосом:

— Замолчи, ничтожное насекомое, и отойди в сторону! Она принадлежит мне\

Бруммель не обратил на нее никакого внимания.

— Санди, не верь этим лживым чудовищам. Это я, Альф Бруммель. С твоим отцом все в порядке.

Ярость Рафара возрастала, отчего тело Лангстрат готово было взорваться.

— Хоган побежден! Он сидит в тюрьме!

Бруммель посмотрел прямо в бешеные глаза Лангстрат-Рафара и воскликнул:

— Маршалл Хоган на свободе! Ханк Буш на свободе! Я сам их выпустил! Они свободны и уничтожат тебя!

Рафар на мгновение остановился. Он, конечно, не поверил этому слабаку, этой ничтожной кукле, которая никогда раньше не решалась даже пикнуть что-нибудь против.

Но вдруг до его ушей донесся совершенно не подходящий к месту смешок за спиной Бруммеля, и Рафар увидел знакомую физиономию, издевательски насмехающуюся над ним.

Люциус!

Тол и Гило уже опустились внутрь административного корпуса, как вдруг Тол замер.

— Погоди! Что там такое?

Люциус выхватил меч.

— Ты не такой уж неуязвимый, Рафар! Твой план провалился, и я буду единственным князем Аштона! Меч Рафара, сверкнув, вылетел из ножен.

— И ты смеешь противостоять мне?

Его меч со свистом рассек воздух, но Люциус отразил выпад. Однако сила удара чуть было не опрокинула его навзничь.

Демоны в комнате были поражены и сбиты с толку. Они не понимали своих хозяев. Что происходит?

Касеф настолько рассердился на своих адвокатов, что закричал на них в страшном гневе:

— Прекратите сейчас же! Вы еще будете говорить, что мне делать! Это мой мир! Я за него отвечаю! Я приказываю! Эти люди идиоты и лжецы, все до единого!

Сузан повернулась и посмотрела прямо в глаза Касефу.

— Ты, Александр Касеф, виноват в смерти Патриции Крюгер и попытке убить меня и Вида. У меня есть список людей, которые один за другим умирали по твоему приказу.

— Убийства?! — воскликнул кто-то из членов правления. — Мистер Касеф, это правда?

— Не отвечай на вопрос, — опять вставил адвокат.

— Нет!

— крикнул Касеф.

Некоторые из членов правления переглянулись между собой. Они достаточно хорошо знали Касефа. Они ему не верили.

— Что ты на это скажешь, Касеф? — сурово спросил Маршалл.

Стронгман всем сердцем, переполненным злобой, жаждал броситься на эту поганую ищейку, и он так бы и сделал, несмотря на охрану, если бы только мерзкий святоша Ханк не стоял у него на дороге.

Лангстрат кинулась на Бруммеля, как разъяренная львица. Многие парапсихологи, потеряв своих духовных наставников, выходили из транса и пытались понять, что происходит вокруг них.

— Я тебя уничтожу, предатель! — шипела профессор психологии.

— Что такое? — удивленно спросил Оливер Янг. — Вы что, оба с ума сошли?

Бруммель не сдавался, он грозил Лангстрат пальцем и кричал:

— Больше ты не будешь мной управлять. Твой План не удастся и не принесет тебе славы. Уж я об этом позабочусь!

— Замолчи, несчастный идиот! — приказала Лангстрат.

— Нет уж! — ревел Бруммель, подстрекаемый потерявшим рассудок, обнаглевшим Люциусом. — План обречен, он потерпел крах, чего я и добивался!

— И ты обречен, Рафар, — кричал Люциус, увернувшись от смертельного удара. — Ты слышишь шум сражения за стенами? Небесное войско захватило весь город!

— Измена? — шипел Рафар. — Ты поплатишься за свое предательство!

— Предательство!

— подхватила часть демонов.

— Нет, Люциус говорит правду! — кричали в ответ Другие.

Санди заставила себя посмотреть в полные злобы желтые глаза и сказала умоляюще:

— Что это, что с тобой произошло, Мадлен? Почему ты так изменилась? — Мадлен только расхохоталась в ответ:

— Не верь тому, что видишь. Что такое зло? Это только иллюзия. Что такое боль? Это тоже иллюзия! Что такое страх? Только иллюзия!

— Но ты мне лгала! Ты меня обманывала!

— Я всегда была только сама собой. Это ты обманула себя.

— Что ты собираешься делать?

— Освободить тебя.

В тот момент, когда Мадлен произносила эти слова, что-то потянуло вниз руки Санди с такой силой, что она чуть не упала.

Цепи! Звено за звеном блестящая тяжелая цепь обвивалась вокруг ее запястий и рук. Холодные звенья оставляли синяки, впиваясь в ее тело. Санди больше не могла сопротивляться. Она хотела крикнуть, но у нее не хватило дыхания.

— Теперь ты свободна!

— ехидно рассмеялась Мадлен.

Бруммель говорил вслух, как будто обращаясь к самому себе:

— Власти… государственный прокурор…

Джастин Паркер… федеральная полиция! Они знают все!

— Что?!

— разом закричали парапсихологи, вскакивая со своих мест. Они начали задавать вопросы. Зал охватила паника.

Янг старался навести порядок, но безуспешно.

Рафар выпустил Лангстрат, чтобы освободиться для сражения с негодяем и предателем Люциусом.

Лангстрат очнулась от транса и почувствовала, что парапсихическая энергия исчезла из комнаты.

— Все вернитесь на свои места, — крикнула она. — Мы еще не достигли цели! Она закрыла глаза и позвала: «Рафар, пожалуйста, вернись обратно! Наведи порядок!»

Но Рафару было не до них. Люциус, конечно, был много мельче его, но очень увертлив и действовал решительно. Их мечи со звоном скрещивались, разбрасывая по комнате фейерверки искр. Люциус вился вокруг головы Рафара, как надоедливая оса, он извивался, отскакивал и снова рубил. Комната наполнилась треском крыльев и горячими клубами дыма, огромный меч, не переставая, чертил красные зигзаги.

— Изменник! — кричал Рафар. — Я изрублю тебя на мелкие кусочки!

Лангстрат в бешенстве двинулась на Бруммеля:

— Изменник! Я разорву тебя на куски!

— Нет! — заорал Бруммель, глаза его вылезли из орбит, а рука потянулась к боковому карману. — Только не на этот раз… и никогда в жизни!

Янг кричал обоим:

— Прекратите! Вы не соображаете, что вы делаете!

Демоны в комнате разделились на два лагеря.

— Князь Люциус говорит правду! — кричали одни. — Это Рафар довел нас до погибели!

— Нет, ваш Люциус глупец, вражеская собака!

— Пусть мы глупцы, но мы собираемся спасаться, пока не поздно.

Еще несколько мечей сверкнули в воздухе.

Рафар видел, что полностью потерял контроль над ситуацией.

— Идиоты! — ревел он. — Это же трюк врага! Он старается нас рассорить!

Хватило одного-единственного мгновения, когда Рафар перевел взгляд с меча Люциуса на бушующую свору бесов…

Хватило одного-единственного мгновения, когда Бруммеля охватил такой ужас, что он окончательно потерял разум. Шериф направил пистолет на взбешенную Лангстрат…

Меч Люциуса рассек воздух и скользнул под мечом Рафара, пытающегося отразить удар. Острие глубоко рассекло тело Рафара, открыв большую зияющую рану в его боку.

Лангстрат сделала только одно неверное движение, и пуля вошла ей прямо в грудь.

Собравшиеся в конференц-зале услышали выстрел. Маршалл, ни секунды не раздумывая, бросился в коридор.

Глава 41

Бернис вскочила на ноги. Это же Элдон Страчан с самим прокурором Маттили, и Джастин Паркер, а это, должно быть, Ал Лемли, а те трое с ним, в безупречных костюмах, несомненно, из ФБР! О, а вот и Харвей Кул с ворохом бумаг под мышкой!

Она побежала им навстречу, ее глаза сияли от восторга.

— Здравствуйте! Вы как раз вовремя!

Норм Маттили удивленно уставился на ее лицо:

— Что с вами случилось? Все в порядке? Бернис дорого заплатила за свои синяки, и она не собиралась ничего скрывать.

— Нет, конечно, не в порядке, меня избили! Скорее! Тут происходит нечто ужасное!

Агенты не медля кинулись в здание, на ходу вынимая оружие.

Наконец Тол понял, что больше медлить нельзя, крикнув Гило: «Иди туда!». Капитан вылетел из здания за подкреплением.

Дым и красная смола текли из глубокой раны Рафара, но его ярость была слишком велика, чтобы князь Вавилона отступил хоть на шаг перед мятежным Люциусом. Свет, излучаемый тысячами ангелов, проникал через окна. Еще секунда, и они окажутся в комнате, но Рафару хватило и этого мгновения. Он вращал широким, как доска, мечом, рассекая со свистом воздух над головой и нанося Люциусу удар за ударом. Но упрямый маленький демон отражал каждый выпад князя Вавилона своим звенящим клинком, сыплющим искры во все стороны.

Шум крыльев ангелов снаружи становился все громче. Пол и стены дрожали от неумолкаемого гула.

Рафар взревел и рубанул мечом прямо перед собой. Люциус отразил и этот удар, но склонился под его мощью. Кривое лезвие взметнулось снова и рубануло Люциуса сбоку. Рука мятежного демона взлетела в воздух, и он закричал. Меч снова опустился и рассек Люциуса, пройдя от головы до пят. Воздух наполнился красным дымом.

Люциус исчез.

— Убейте девчонку! — крикнул Рафар Мадлен. Мадлен выхватила жуткий кривой нож. Она осторожно вложила его в руку Санди.

— Эти цепи — цепи жизни, это есть зло, лживое сознание и тюрьма иллюзий. Освободи свое истинное я! Иди ко мне!

Шон стоял, с ножом наготове. Он вложил его в руку загипнотизированной Санди.

Рафар, спотыкаясь, кинулся сквозь стену в соседнюю аудиторию. В это мгновение свет миллионов солнц ворвался в комнату вместе с оглушительным шумом крыльев и боевым кличем Небесного воинства.

Спасаясь, демоны пытались удрать, но им это не удавалось: они растворялись под ударами сверкающих мечей. Комната превратилась в огромную светящуюся карусель.

В шуме крыльев тонули все звуки, кроме воплей пора жаемых духов.

Касеф упал со стула и свалился под стол. Члены правления и адвокаты пятились, вжимаясь, стену. Некоторые побежали к двери.

Ханк, Сузан и Кевин наблюдали за происходящим, держась на безопасном расстоянии. Они-то хорошо понимали, что происходит.

Лицо Касефа окаменело, и он испустил жуткий вопль.

Стронгман очутился лицом к лицу с Генералом. Демоны исчезли, смытые, как волной, атакой ангелов. Гул крыльев по-прежнему не утихал, он был подобен шуму горной лавины. Меч Генерала взвивался быстрее, чем мог предположить неуклюжий повелитель духов. Он оборонялся и кричал, наносил удары и изворачивался. Генерал подлетел еще ближе.

В коридоре Маршалл аамер, прислушиваясь. Ему показалось, что он слышит какой-то шум немного поодаль, и он двинулся туда.

Санди держала нож, но теперь медлила Мадлен, озабочено оглядываясь по сторонам. Цепь все так же крепко держала Санди, обхватив ее железным коконом.

Гило посмотрел на несчастную девушку, закованную в цепь — ужасную демоническую силу, взявшую ее в плен.

— Ну, хватит!

— крикнул ангел. Он высоко занес меч и затем резко опустил его. За ним шлейфом потянулась широкая полоса света. Острие с легкостью разрезало звенья цепи. Одна за другой последовали вспышки. Цепь изрубленной змеей упала на пол.

Мадлен попыталась удрать, но Гило схватил ее за тонкую отвратительную шею. Держа мерзкое существо в вытянутой руке, он раскручивал и рубил Мадлен на мелкие кусочки.

Санди почувствовала, как ее закружило, потом подбросило вверх, будто она находилась в скоростном лифте. Ее уши начали различать звуки. Она снова ощутила свое тело. Санди открыла глаза. К ней постепенно возвращалось зрение. Нож выпал у нее из руки.

В комнате был полный хаос. Все кричали. Кто-то в ужасе бегал по комнате, кто-то пытался успокоить беснующихся. Одни кидались друг на друга, грязно ругаясь, другие пытались выскочить из комнаты. Несколько человек боролись с Альфом Бруммелем, подмяв его под себя. В воздухе висел голубой дым и ощущался сильный запах гари, как это бывает после фейерверка.

Профессор Лангстрат лежала на полу, над ней склонилось несколько человек. Санди увидела кровь.

Кто-то схватил девушку за руку. Ну нет, только не снова! Она подняла глаза и увидела Шона. Он старался ободрить ее и удерживал на месте.

Чудовище! Обманщик! Лжец!

— Отпусти меня! — закричала ему Санди, но он не уступал. Девушка ударила его по лицу и кинулась прочь. Она бежала к двери, расталкивая одних и наступая на других. Шон кинулся вдогонку, выкрикивая ее имя.

Санди распахнула дверь и выскочила в коридор. Откуда-то до нее донесся хорошо знакомый голос, звавший ее по имени. Она вскрикнула и бросилась на голос.

Шон не отставал. Он должен был удержать эту жертву, пока еще не все проиграно.

Но что это?! Какой ужас! Грозное существо с огромными крыльями стояло, перегородив коридор и направив пылающее острие меча прямо в его сердце.

Шон резко затормозил, так что каблуки ботинок заскользили по полу.

Вдруг откуда-то появился Маршалл Хоган. Он пробежал прямо сквозь это сверкающее существо. Его огромный кулак безжалостно своротил челюсть Шона, и все было кончено.

— Пошли, Санди, — сказал Маршалл, — мы спустимся по лестнице.

Где-то внутри здания университетской администрации, сотрясаемого ужасной битвой, метался Рафар, понимая, что ему нужно как можно скорее уносить отсюда ноги. Он попытался пошевелить крыльями. Но они только затряслись, как в лихорадке. Он должен вернуть себе силу. Ваал-Рафар не позволит победить себя на глазах всех этих жалких трусов, он не позволит отправить себя в преисподнюю!

Встав на колени, Рафар зажал рукой дыру, зияющую в боку и стоял так, чтобы ярость и ненависть окрепли и разрослись внутри него. Тол! Это работа Тола! Ну, нет, хитрый Капитан, меня так просто не возьмешь!

Желтые глаза загорелись с новой силой. Демон сделал еще одну попытку — на этот раз крылья начали понемногу расправляться. Рафар что есть силы сжал рукоятку меча и посмотрел вверх. Крылья налились силой и начали поднимать его сквозь здание, быстрее и быстрее, пока, наконец, он не взмыл через крышу в открытое небо — и сразу же столкнулся лицом к лицу с тем самым Капитаном, которого столько раз дразнил и вызывал на поединок.

Вокруг шла бешеная схватка. Демоны, объятые пламенем и дымом, падали с неба кровавым дождем: так без следа сгорали безумные мечты Рафара о своей великой победе.

И вот они встретились! Лишь на секунду, Тол в замешательстве, а Рафар в страхе, противники застыли в полной неподвижности. Еще бы, ведь они уже давным-давно забыли, насколько устрашающе они выглядят. Ангел и бес глядели друг на друга, вспоминая о своей последней ужасной встрече.

Сейчас ни Тол, ни Рафар не были до конца уверены, кто выйдет победителем в предстоящей смертельной схватке.

Рафар отскочил в сторону, и Тол собрался с силами для удара, но… Рафар удрал! Он летел прочь, как гигантская окровавленная птица, оставляя за собой алую дымящуюся струю.

Тол преследовал князя Вавилона, с силой взмахивая крыльями, ангелу приходилось стремительно отклоняться в стороны от падающих демонов. Ангел вглядывался вдаль сквозь мешанину бешеного боя, кипящего вокруг. Там! Тол заметил князя в последнее мгновение перед тем, когда тот бросился вниз, в зияющую глубину города. Демону трудно было разобраться в лабиринте домов, улиц и перекрестков. Тол напряг все силы и полетел что есть мочи. Расстояние заметно сокращалось. Рафар почувствовал приближение ангела. Князь злобы пулей кинулся вперед и резко снизился над большим зданием.

Тол успел заметить, в каком месте бес исчез сквозь крышу, и ринулся вслед за ним. Черная просмоленная крыша стремительно приближалась ему навстречу. Еще несколько секунд назад она казалась меньше почтовой марки, а сейчас уже невозможно было охватить ее взглядом. Ангел на секунду замер и затем стремительно ринулся внутрь здания. Потолок, комната, пол, комната, вдоль по коридору, через стену, опять вверх, следуя за шлейфом дыма, через какой-то офис, опять длинная стена, сквозь пол… Стремительная погоня продолжалась, все мелькало перед глазами, проносилось мимо, кружилось в диком танце.

Дымя гарью, черная ракета, преследуемая яркой блистающей кометой, промчалась по коридору, скользнула вниз сквозь несколько этажей, опять взмыла вверх, прошла насквозь балки и крышу и взвилась в открытое небо.

Рафар бросался вперед, кидался вниз, он делал то стремительные повороты, то закладывал неожиданные виражи между падающих демонов, метался вспять, исчезал среди улочек окраины, но Тол неотступно следовал за ним, безошибочно предугадывая все его маневры.

Дверь конференц-зала с грохотом распахнулась, и оттуда вывалился Александр Касеф. Он катался по коридору, захлебываясь криком.

Генерал и Стронгман скрестили свои мечи. Могучий ангел наносил удар за ударом, ослабляя демона, рубил, все чаще попадая в цель, и враг начал терять силы.

— Ты не победишь меня! — по-прежнему ревел ужасный демон, а вслед за ним Касеф, но эти угрозы были пустыми и бессмысленными. Бес плевался красным паром и смолой, глаза его горели злобой и ненавистью, он отчаянно махал своим огромным мечом, но… молитвы!

Молитвы неслись отовсюду, и Генерал был непобедим!

Бернис собрала вызванных ею влиятельных и могущественных людей в вестибюле и старалась сообразить, как объяснить происходящее. Неожиданно из дверей, ведущих на лестничную площадку, вихрем вылетели Маршалл и Санди.

— Скорее наверх!

— крикнул Маршалл, прижимая к себе плачущую дочь.

— Там кого-то застрелили! Агенты Лемли тут же приступили к действиям:

— Звони в полицию! Надо окружить здание!

— Я вижу на улице несколько полицейских… — заметила Бернис.

Полиция подоспела в нужную минуту. Кто-то вызвал ее с просьбой разогнать религиозных фанатиков, собравшихся на территории университета. Полицейские пытались разогнать собрание, когда Норм Маттили с одним из агентов ФБР выскочили на улицу и, показав им свои документы, приказали окружить здание.

Люди Бруммеля не были идиотами. Они подчинились.

Рафар то мчался стрелой, то петлял на лету, по-прежнему оставляя за собой кроваво-красный шлейф, тянущийся из раны. По этому предательскому следу демона было легко преследовать, и Тол без устали продолжал погоню. Раненый бес кинулся к огромному магазину, разглядев его эй несколько кварталов.

Проскочив стену на высоте третьего этажа, Тол почти настиг демона, однако на этаже никого не оказалось, и здесь негде было укрыться. Значит, Рафар кинулся вниз. Тол преследовал беса, следя за красной струей. Серый бетонный пол стремительно летел навстречу ангелу.

Тол молниеносно достиг первого этажа и успел заметить, как струя свернула в сторону и пробуравила дальнюю стену. Он следовал за ней. Стены мелькали перед глазами.

Удар!

Горячее лезвие вонзилось небесному воину глубоко в бок! Тол закрутился на месте от удара и выпустил меч. Потом упал навзничь, скорчившись от боли.

Раненый Рафар стоял в углу, согнувшись и прислонившись к стене, через которую только что появился Тол. Он ждал его здесь, чтобы нанести внезапный удар. На острие его обнаженного меча висел лоскут боевой одежды Капитана.

Нет времени размышлять! Нет времени чувствовать боль! Тол кинулся к своему мечу.

Р-р-раз! Меч Рафара опустился в потоке искр. Ангел по полу откатился в сторону. Огромное красное лезвие снова просвистело в воздухе над самой его головой. Взмахнув крыльями, Тол отскочил еще на несколько метров.

Ч-ч-чирк! — зловещий меч прочертил в воздухе красную полосу. Глаза Рафара из желтых тоже стали красными, из раскрытого рта шла пена.

Огромные черные крылья задрожали, и Рафар, как громадная торпеда, понесся прямо на ангела. Сильные руки занесли меч для нового удара.

Тол наклонился вперед, проскользнул под рукой Рафара и головой с размаху ударил его в грудь. Поток серы хлынул из легких чудовища. Тол стремительно обогнул демона, резко отклонившись в сторону от лезвия меча, рубанувшего воздух.

Это-то и нужно было Капитану: теперь он находился между Рафаром и своим упавшим мечом. Небесный воин кинулся вниз, подхватив на лету оружие, и мгновенно вернулся.

Адское лезвие со звоном скрестилось с мечом Тола, сверкнув, как молния. Теперь непримиримые враги стояли друг против друга. Рафар ухмылялся.

— Ну как, Капитан? Мы одни, и силы наши равны. Я ранен, и ты тоже. Будем продолжать сражение еще двадцать три дня? Или закончим гораздо раньше, а?

Тол не отвечал. Таков был Рафар: браниться и издеваться входило в его тактику.

Мечи скрестились снова… и снова… Помещение начало погружаться во тьму от возрастающей злобы Рафара.

— Что, свет ослабел? — съязвил жуткий демон. — Может быть, ты теряешь силу?

Святые Божьи, где же ваши молитвы?

Еще удар! Плечо ангела пронзила острая боль. Он ответил метким ударом, поразившим Рафара под ребро. Воздух заполнила тьма, красные испарения и дым.

Новые и новые удары горящих клинков… звуки разрываемой кожи и одежды, еще больше тьмы.

Святые! Молитесь! МОЛИТЕСЬ!

Взбежавшие на третий этаж полицейские поначалу решили, что застрелили Касефа. Они поняли свою ошибку, когда это дикое животное начало расшвыривать их в стороны, как пушинки.

— Вам меня не победить! — орал он.

Генерал снова ударил Стронгмана, и тот снова закричал. Мечи скрестились со звоном и искрами.

— Ты меня не победишь!

Полицейские направили на Касефа пистолеты. Что еще выкинет этот чокнутый?

— Остановитесь, — крикнул им Ханк.

— Это не он!

Полицейские ничего не поняли.

Ханк выступил вперед и еще раз собрался с духом:

— Стронгман, князь Силы, я знаю, что ты меня слышишь. Ты побежден. Кровь, пролитая Иисусом, победила тебя. Замолчи и убирайся отсюда!

Теперь полицейские направили пистолеты на Ханка.

Демон не стал дожидаться, пока этот святоша окончательно свяжет его. Он отступил. Он опустил оружие. Генерал только раз взмахнул сверкающим мечом, и чудовище исчезло.

Касеф как подкошенный грохнулся на пол и замер.

Адвокаты и члены правления закричали из конференц-зала: «Не стреляйте!» — и начали выходить по одному с поднятыми вверх руками, не дожидаясь приказа. Полицейские по-прежнему не знали, кого им арестовывать.

— Сюда! Сюда! — позвал кто-то из комнаты напротив. Полицейские, вбежав, обнаружили там подобие жалкой тряпки, в которую превратился Альф Бруммель, и труп Джулин Лангстрат.

Глава 42

Сверкнуло лезвие, и меч Рафара отрубил конец крыла Тола. Ангел продолжал кружить и увертываться от ударов. Сам Рафар был ранен в плечо и бедро. Воздух наполнился серным зловонием, духовная тьма курилась густыми клубами.

— Господь связывает тебя!

— крикнул Тол. Мечи зазвенели еще громче.

— Где твой Господь? — насмехался Рафар. — Что-то я его не вижу!

Клинки сталкивались со страшным металлическим звоном. Ужасная битва продолжалась.

Неожиданно Тол вскрикнул от боли. Его левая рука безжизненно повисла.

— О, мой Бог!

— закричал Тол. — Его зовут Рафар! Скажи им это!

Уцелевшие почти не молились. Вместо этого они наблюдали за всеобщим смятением, за полицейскими, сновавшими туда и обратно.

— Да! — восторженно произнес Джон Колмэн. — Господь действительно отвечает на наши молитвы!

— Слава нашему Господу! — подхватил Анди. — Это только чтобы показать… Миссис Дастер, что с вами?

Эдит Дастер, с побледневшим лицом, упала на колени. Святые собрались вокруг нее.

— Может, вызвать неотложку? — спросил кто-то,

— Нет, нет! — остановила их Эдит. — Мне это знакомо. Так бывало раньше. Господь хочет мне что-то сказать!

— Что? — спросил Анди.

— Что такое?

— Прекратите разговоры и начинайте молиться! Я вам все скажу.

Эдит начала плакать.

— Там, в городе, остался еще один злой дух! — воскликнула она. — Он очень сильный… Его зовут… Рафаэль… Расери…

— Рафар!

— выпалил Бобби Кореи.

Эдит подняла на него широко открытые глаза:

— Да! Да! Именно это имя Господь называл мне.

— Рафар! — взволнованно повторил Бобби. Он здесь правит всеми!

Тол мог только отступать, уклоняясь от бешеной атаки бесовского князя. Он держал меч здоровой рукой, пытаясь обороняться. Рафар продолжал рубить и колоть, искры сыпались во все стороны, когда сталкивались их мечи. С каждым ударом рука Капитана опускалась все ниже.

— Господь… связывает тебя! — еще раз удалось выговорить слабеющему ангелу.

Эдит поднялась с колен и воскликнула, обращаясь к небу:

— Рафар, злобный князь тьмы, во имя Иисуса Господа мы связываем тебя!

Тол стоял, опустившись на одно колено. Меч Рафара просвистел над его головой, но Рафар промахнулся.

— Мы связываем тебя!

— кричали Уцелевшие.

Желтые глаза вылезли из орбит.

— Мы изгоняем тебя вон!

— твердо проговорил Анди.

Из пасти Рафара вылетело серное облако, он согнулся пополам. Тол быстро поднялся на ноги.

— Мы связываем тебя, Рафар, — повторила Эдит.

Рафар вскрикнул

— Тол проткнул ему грудь.

Кривой широкий клинок снова скрестился с мечом Тола, но теперь оружие ангела наполнилось новой силой и со свистом рассекало воздух сверкающими дугами. Здоровой рукой Тол рубил, сек, резал, заставляя Рафара отступать назад. Горящие глаза Ваала затухали, пена текла изо рта, заливая грудь, желтые пары дыхания стали кроваво-красными.

Новый, ужасающей силы удар огромного кривого меча отбросил Тола, как тряпичную куклу. Он рухнул на пол, голова кружилась, тело пронизывала нестерпимая боль. Он не мог пошевелиться. Его сила иссякла.

Но… где же Рафар? Где его смертоносный меч? Собрав все силы, Тол повернул голову, взглядом стараясь отыскать своего врага. Где его противник? Где Рафар?

Через плотную завесу вонючих паров и тьмы он разглядел отвратительную фигуру Рафара, раскачивающуюся, как былинка на ветру. Демон не угрожал и не пытался нападать. Его огромная рука по-прежнему держала меч, но теперь он был опущен и болтался, острием задевая пол. Дыхание перешло в редкие хрипы, из ноздрей тянулись темно-красные струи. И глаза, его полные ненависти глаза, горели как раскаленные угли.

С дрожащей отвисшей челюсти стекала липкая тягучая жидкость, и слова с трудом пробивались сквозь смолу и серу:

— Если бы… не… твои… молящиеся святоши! Если бы не было твоих… святых!..

Гигантское чудовище качнулось вперед, испустило последний шипящий вздох и, окутанное красным облаком, повалилось на пол. Все стихло.

Тол задыхался. Он не мог пошевелиться. Единственное, что он видел, — густой красный туман, повисший над полом, и тьму вокруг гигантского тела.

Да… где-то молились святые. Он это чувствовал. К нему начали возвращаться силы.

Что это? Откуда-то, издалека, прямо к нему, нарастая, текли звуки чудесной музыки. Они ободряли его. Славословия. Молитвы. Имя Иисуса.

Ангел приподнял голову и оглядел холодное бетонное помещение. Рафар, могучий отвратительный Ваал-Рафар, князь Вавилона, исчез. От него ничего не осталось кроме сгустка тьмы, над которым сейчас разгорался свет, почти как восходящее солнце над горизонтом.

Тол начал яснее слышать музыку. Она лилась, заполняя небеса, смывая остатки тьмы и очищая путь святому Божьему свету.

Его собственное сердце первым сказало ему: ты победил в сражении за святых Божьих и Агнца. Ты победил!

Свет становился все ярче, заполняя комнату, тьма сжималась, рассеивалась и исчезала. Теперь Тол заметил свет, бьющий в окно. Солнечный луч? Да! Небесное воинство? Да!

Тол поднялся на ноги и стоял в ожидании, когда восстановятся силы. Постепенно они возвращались. Ангел шагнул вперед, затем еще и еще, он шел твердо и уверенно. Потом он расправил крылья, складку за складкой, и они раскинулись за его спиной, как сияющий атлас, унизанный бриллиантами. Тол замер, ожидая, пока они окрепнут.

Капитан глубоко вобрал в себя воздух, крепко взявшись за рукоятку меча обеими руками, затем он поднял его прямо перед собой и взмахнул крыльями. Теперь Тол был на воле, поднимаясь в чистое, ослепительно сияющее небо. Он посмотрел вверх и не заметил над собой ни тьмы, ни препятствий, ни туч.

Единственное, что было у него перед глазами, — это свет, свет, излучаемый Небесным воинством, расчищающим и прибирающим небеса от края до края. Воздух был так свеж, и он пах чистотой!

Тол скользил над маленьким уютным городком, возвращаясь к университету. Он подлетел как раз вовремя: увидел мелькающий свет полицейских автомобилей, скорой помощи и служебных машин, которые со всех сторон окружили здание… Где же Гило? О, где, где же этот задира Гило?

— Капитан Тол!

Полетев на зов, Тол опустился на крышу Эймс-холла, и друг-великан заключил Капитана в медвежьи объятия, грозя переломать ему все кости.

— Битва закончена! — воскликнул во все горло Гило, заливаясь счастливым смехом.

— Это… точно? — Тол хотел услышать эти слова еще раз.

Капитан огляделся, оценивая обстановку. Да, только далеко-далеко от города еще можно было заметить последние остатки ужасной тучи, продолжавшей рассеиваться под натиском Небесного воинства. Небо было голубым. Внизу он заметил Уцелевших, продолжающих петь и ликовать. Полиция заканчивала наводить порядок.

Норм Маттили, Джастин Паркер и Ал Лемли собрались вокруг Бернис и ее новой подруги.

— Вот это, — говорила им Бернис, — Сузан Якобсон. У нее найдется что вам показать.

Норм Маттили в восхищении пожал Сузан руку:

— Вы очень мужественная женщина! Сузан сквозь слезы радости и облегчения проговорила, указывая на Бернис:

— Мистер Маттили, посмотрите лучше сюда — перед вами сама храбрость, собственной персоной.

Бернис бросила внимательный взгляд на носилки, которые вынесли из здания два санитара. Тело Джулин Лангстрат было закрыто белой простыней. За носилками, в сопровождении двух собственных полицейских, в наручниках шел Альф Бруммель.

За бывшим шерифом следовал виновник торжества — Александр М. Касеф. Сузан проводила его долгим холодным взглядом, но он, ни разу не подняв глаз и не произнеся ни звука, под конвоем агентов ФБР с трудом влез в полицейскую машину.

Ханк и Мэри обнимались и плакали, счастливые, что все кончилось… И все равно, это было только начало. Поглядите-ка на всех этих задорных святых! Аллилуйя! — чего только не сделает Бог вместе с такими людьми!

Маршалл прижимал к себе Санди так крепко, как будто никогда раньше не держал ее в объятиях. Оба без конца просили друг у друга прощения, теперь им доставляло истинное удовольствие говорить друг другу полные любви теплые и нежные слова, которых обоим так недоставало раньше!

И потом… что это, неужели не сказка? Отбрось все сомнения и вопросы, Хоган, это действительно Кэт спешит к тебе! Ее лицо сияет, и ой-ой-ой, как она выглядит!

Все трое стояли обнявшись, обливая друг друга слезами.

— Маршалл, — говорила Кэт, растроганная и плачущая, — я не могла оставаться у мамы, когда услышала, что тебя арестовали\

— Увы!

— ответил Маршал, ласково ее обнимая.

— А как же иначе Богу удалось бы добиться моего внимания? Кэт крепче прижалась к мужу:

— О! Как прекрасны твои слова!

— Погоди, я тебе все расскажу!

Кэт внимательно всматривалась в окружавших их людей и наконец обратила внимание на суету вокруг.

— Это конец твоего… важного дела? — Он рассмеялся, обнимая сразу двух своих самых любимых женщин.

— Да! Это конец! Будьте уверены!

Генерал тронул Тола за плечо. Тот посмотрел вверх и увидел в его руках золотую трубу.

— Капитан, — спросил среброволосый ангел, — как нам совершить последний ритуал? Трубить победу?

Тол взял трубу и вдруг почувствовал, что ничего не видит из-за слез, застилавших ему глаза. Он отер их и посмотрел вниз, на поющих святых и их маленького пастора.

— Они… они никогда не смогут понять, что они свершили, — проговорил он.

Потом Капитан глубоко вздохнул, справляясь с наплывом чувств, и повернулся к своему верному товарищу по оружию.

— Гило, может быть, ты? — сказал он и протянул трубу могучему ангелу. Гило отказался:

— Капитан Тол, ты всегда сам трубишь победу.

— Тол улыбнулся, отдал ему трубу и сел на крышу.

— Дорогой друг… я слишком устал сегодня.

Гило на секунду задумался, а затем расхохотался во все горло, хлопнул Тола по спине и взмыл в воздух.

Звук победной фанфары был высоким и чистым. Гило трубил и к тому же ухитрялся подниматься вверх по спирали, как бы ввинчиваясь в небо.

— Он обожает подобные штучки!

— сказал Тол, Генерал смеялся.

У Ханка были Мэри и его маленькая новорожденная церковь, Маршалл снова обрел семью и был готов перекроить всю жизнь заново. Сузан и Кевину предстояло на какое-то время заняться исключительно свидетельскими показаниями. Бернис — она была в этом уверена — Маршалл поручит довести до конца начатое расследование. Но сейчас Бернис стояла избитая и измученная. Вдруг девушка почувствовала себя ужасно одинокой среди этих счастливых веселых людей. Она радовалась за каждого из них и, благодаря своему профессионализму, внешне прекрасно справлялась с ролью победителя. Но внутри, в душе, настоящая Бернис не могла побороть и скрыть за улыбкой тяжесть гнетущей, глубокой печали, которая была ее подругой уже долгое время.

Теперь она окончательно потеряла Пат. Может быть, загадка ее смерти и непреклонная решимость найти ответ удерживали живую Пат так долго и глубоко в ее сердце. Теперь не осталось ничего, что могло бы оттянуть последний шаг, который раньше Бернис не решалась сделать, сказать — прощай!

В ее сердце появилось непонятное глубокое томление, какого она не испытывала прежде, до встречи с очаровательной и странной Бетси. Неужели это Бог коснулся ее? Каким образом? И если это так, то что же ей делать дальше?

Бернис тихо отошла от ликующих людей. Небо было светлым, воздух теплым, в городке царили тишина и покой. Наверное, прогулка по усыпанной красным кирпичом дорожке успокоит ее и поможет обдумать, охватить все, что произошло вокруг нее и в ней самой.

Девушка остановилась под большим дубом, думая о Пат, о своей собственной судьбе, о том, как же ей теперь жить со всем этим. Она залилась слезами. «Может быть, нужно молиться?» — подумала Бернис. «Бог…», — прошептала она и запнулась, не зная, что же сказать дальше.

Тол и Генерал оценивали обстановку, беседуя внизу у здания администрации.

— Я хочу сказать, что эта история всколыхнет весь город, — заметил Генерал. Тол согласно кивнул;

— Университет уже не останется прежним, начнется расследование федеральными властями, не говоря уже о деньгах, которые предстоит разыскать и вернуть.

— У нас достаточно сил, чтобы восстановить в городе порядок?

— Ангелы сейчас как раз для этого собрались. Криони и Трискал пока остаются у Буша. Натан и Армут помогут семье Хоган найти хорошую церковь, где они смогут залечить свои раны, и… — внезапно Тол заметил одинокую фигуру, стоящую поодаль. — Одну минуту. — Он подозвал к себе еще одного, совершенно особого ангела:

— Она там. Нельзя допустить, чтобы она так ушла.

Бернис наконец подобрала короткую фразу, которой могла бы помолиться: «Бог, я не знаю, что мне делать».

Ханк Буш — имя само пришло к ней. Бернис оглянулась в сторону здания администрации. Пастор и его паства все еще не расходились.

«Знаешь что? — говорил ей какой-то особенный внутренний голос. — Тебе не повредит, если ты поговоришь с этим человеком».

Бернис смотрела на Ханка Буша и на окружавших его людей, выглядевших такими счастливыми, такими умиротворенными.

«Ты взывала к Богу. Может быть, именно этот человек соединит тебя с Ним раз и навсегда», — продолжал говорить голос.

«Он, наверняка, помог тогда Маршаллу», — подумала Бернис.

«Там, у них есть что-то такое, в чем ты нуждаешься, милая девочка. Если бы я была на твоем месте, — звучал голос Бетси, — то постаралась бы узнать, что это».

Генерал спешил в дорогу.

— А сейчас мы нужны в Бразилии. Пробуждение идет хорошо, но враг опять что-то замыслил. Тебе, несомненно, придется по вкусу такого рода вызов.

Тол поднялся и вытащил меч из ножен. В этот момент вернулся с трубой Гило.

— Бразилия, — сказал ему Тол.

Гило довольно засмеялся и тоже выхватил меч.

— Погоди-ка, — тронул его Капитан и посмотрел вниз.

Бернис смущенно подходила к молодому пастору и его счастливому стаду. По ее серьезному кроткому взгляду Тол понял, что она готова. Скоро ангелам снова придется ликовать.

Довольный, Капитан помахал хрупкой златоволосой девушке-ангелу, сидящей на большом дубе, — и та, улыбнувшись, помахала ему в ответ. Ее карие глаза сияли, ослепительно белое платье и золотые сандалии гораздо больше подходили ей, чем рабочие брюки и мотоцикл.

Генерал спросил с удовлетворением:

— Ну что, отправимся в путь? Тол посмотрел на Ханка:

— Еще минутку. Я хочу послушать это еще раз.

Бернис подошла к Ханку и Мэри. Она плакала, не таясь, и сквозь счастливые слезы произнесла несколько тихих, но проникнутых чувствами слов. Выслушав, Ханк, Мэри, а за ними и все другие заулыбались. Они клали ей руки на плечи и рассказывали об Иисусе, и сами начинали плакать. Теперь все святые собрались вокруг Беркнеу с любовью обнимая ее, и Ханк сказал:

— Будем молиться…

Тол широко улыбнулся.

— Отправляемся в путь!

В фейерверке сияющих крыльев, оставляя за собой три блистающие огненные полосы, воины взмыли в небо. Они становились все меньше и меньше, пока совсем не исчезли за горизонтом на юге, оставив мирный Аштон в надежных руках.