Обида росла, словно сугроб в хороший буран, и все же Гаврила смотрел на него, ожидая что рассмеется колдун, хлопнет его по плечу и пойдут они… Не знал он еще куда они пойдут, да это было и не важно, главное, что пойдут вместе. Однако Митридан и не думал об этом, уже забыв про Масленникова, уже оставив его в своем прошлом. Гаврила почувствовал себя безштаным ребенком, которого взрослые походя обидели и даже не обратили на это внимания. Он все смотрел на колуна, ожидая, что что-то само собой изменится, но… И тут на него снизошло горькое откровение.
      - А ведь это ты мою тень забрал! - озарило Масленникова.
      - А хоть бы и я, - ответил колдун. - Я ж говорю, что дураку тень только в обузу. Так что ты теперь уж сам как-нибудь.
      Наверное, разговор с Гольшем не пропал для Гаврилы даром - он все это время тяжело продирался к истине, и вот теперь, когда все стало ясно он, потеряв голову от обиды и гнева, рванулся к Митридану. Скоморохи больше не держали его за руки, но колдуну все подмога. Веревка, словно ожившая змея, оплела Гавриловы ноги, и он повалился на доски. Колдовство держало, не давая сдвинуться с места, но злость подсказала, что нужно сделать. Со всей силы, собрав горькую слюну, он плюнул на сапог колдуна. Разбойники засмеялись. Митридан рассмеялся вместе с ними. Он не поленился подойти к ближнему тюку и рогожкой стер плевок с голенища.
      - Вот если отпустят тебя добрые люди, то и пойдешь свою тень искать. Только вряд ли они тебя отпустят, даже если слезами изойдешь.
      Он поставил мешок на борт и покачал головой, словно сокрушался о человеческой неблагодарности.
      - Прощай, Гаврила. Лихом не поминай…
      Гаврила поперхнулся обидными слезами, промолчал, но у вожака нашлось что сказать.
      - Подожди, - остановил он колдуна. - Куда это ты мешок потащил? Ты ведь отдал нам все.
      Не оборачиваясь, Митридан ответил:
      - Все вещи, кроме этого мешка и всех людей, кроме себя.
      Разбойник насмешливо прищурился. Нож в руке давал ощущение почти божественной власти над окружающими.
      - А вот об этом разговора не было. Откуда мне знать, что ты не обманываешь нас? Может быть, то, что лежит в твоем мешке, ценнее того, что ты оставил нам?
      Люди, сгрудившиеся за его спиной, загудели. Потрясенный предательством Гаврила услышал, как кто-то из разбойников крикнул атаману:
      - Не вяжись с колдуном!
      Но атаманские глаза уже застлала жажда наживы.
      - Вот, - показал он себе за спину. - Вот и товарищи мои тоже честью тебя просят показать, что там у тебя.
      - Показать? - улыбнулся Митридан. - Вот значит как?
      - Значит вот так, - отчеканил вожак. В его руке был уже не нож, а топор. - Покажи нам, что у тебя там, а потом поглядим, как дальше жизнь пойдет.
      Митридан пожал плечами. Приглашающий жест заставил атамана сделать шаг вперед. Отходя от мешка, Колдун коснулся человека рукой, и тот застыл, так и не дотянувшись до неведомых колдовских сокровищ.
      Чудо было быстрым, как смерть.
      В один миг только что живой человек стал снежно-белым. Целиком, словно его окунули в сметану или вываляли в снегу. Все-все - одежда, волосы, кожа, сапоги… Все стало белым.
      Мгновение Митридан стоя рядом с ним, а потом легонько ударил того по плечу, и грозный воин, громко треснув, обратился в кучу то ли соляной, то ли мраморной крошки.
      Кто стоял на палубе, тот так и застыл. Тишина, обрушившаяся на корабль, объединила и торговцев и разбойников.
      - А ведь говорил я ему, что зря он с колдуном связался, - сказал, наконец, кто-то. Митридан услышал, кивнул.
      - Умный. Быть тебе тут следующим атаманом.
      Никто в ответ слова не сказал. Все молчали, ожидая исхода волшебника, и только Гаврила не сдержался.
      - Гад же ты, - горько сказал он. - Подлая гадина! Я тебе твое вернул, а ты - нет…
      Митридан, уже собравшийся перелезть через борт, остановился. Задержка была мгновенной, но в Гавриле вдруг опять ожила, всколыхнулась безумная надежда, что колдун усовестился и вот прямо сейчас, махнув на все рукой обнимет его, и пойдут они за Гавриловой тенью, круша нечисть разную направо и налево…
      Но ошибся Гаврила. По-другому Судьба повернулась.
      Из-за пазухи вытащил колдун сложенный в несколько раз кусок пестрой материи. Повернувшись так, чтоб Масленников ничего не упустил, развернул его и направил его по ветру. Легчайший (из паволоки что ли?) платок колыхался в воздушных струях.
      Кто на корабле мог еще стоять или говорить - стоял и молчал. Даже разбойники, и те прекратили ругаться, понимая, что творятся тут дела редкие, колдовские. А Митридану ни до кого и дела не было. Знал, собака, что поперек теперь никто слова сказать не решится.
      Шепча, он отпустил края платка и тот, никем не удерживаемый все так же лениво колыхаясь застыл в воздухе, никуда, тем не менее, не улетая. Закатив глаза колдун несколько раз резко взмахнув руками и из платка полетела на палубу легчайшая черная пыль. Неподвластная ветру, она падала на доски, обретая очертания человеческой фигуры. Гаврила понял, что это, и в безумной надежде обрести утерянное рванулся к своей тени, но веревка не пустила.
      Несколько мгновений порошок лежал неподвижно, а потом разом, словно каждая крупинка получила приказ, взвихрился дымками и разлетелся в разные стороны. Колдун на виду у всех отряхнул одну руку о другую.
      - Все, Гаврила! Веришь или нет - твое дело, а только ничего твоего у меня теперь нету. Что было - то отдал, - с горькой усмешкой сказал он. - Теперь только ты мне должен!
      Журавлевец заревел от обиды и злобы, но Митридан, уверенный в своем колдовстве и в веревке даже не повернулся посмотреть на него, пошел к борту. Поставив ногу на него, оглянулся.
      - Не стоишь ты хорошего совета, ну да ладно. Поймешь - твое счастье, не поймешь - туда тебе и дорога. Когда совсем плохо будет - в ладоши хлопай. Авось и выйдет из этого для тебя что-нибудь полезное.
      Он смотрел на Гаврилу, но ближние разбойники от этого взгляда попятились. Остановить его никто не посмел. Смельчаков среди разбойников хватало, однако безрассудных в этот раз не нашлось.
      Потеряв к ним интерес, Митридан прыгнул за борт.
      Гаврила злорадно подумал, что так ему и надо - вдруг да утопнет, но всплеска не услышал. Сбросив с ног в одно мгновение ослабевшую веревку, Гаврила приподнялся над бортом и увидел, как колдун преспокойненько шлепает по воде, оставляя за собой разбегающиеся во все стороны круги. Он шел легко, словно не оставил за спиной невыполненного обещания.
      Злоба сменилась отчаянием и Гаврила, уронив голову на руки, заплакал…
      Разбойники обошлись с ним по-простому. Как и всех тут, его связали, усадили на дно и, не особенно истязая, полдня везли по реке. Гаврила от своих переживаний пути так и не почувствовал. Мысли его были далеко. В предвкушении того момента, когда он поймает мерзкого колдуна, журавлевец со всем сладострастием представлял, что он с ним сделает, для того, чтоб вернуть свою тень. Сидевший рядом Марк слушал его стоны, всхлипывания и зубовный скрежет и грустно улыбался.
      Гаврила пришел в себя только тогда, когда в чистый воздух реки стали вплетаться посторонние запахи - костровой дым, запах дегтя… Потом послышались голоса, над головами несколько раз скользнул чужой парус от подошедшего слишком близко судна. Разбойники загомонили и, прихватив, что приглянулось, попрыгали за борт. Им на смену на лодью забрались воины - в незнакомых легких панцирях с тонкими мечами. Марк вскинулся, было, но ему легонько съездили по затылку древком копья он сразу понял, что в их положении никаких изменений не наступило. Разве что хозяева поменялись.
      Чуть позже корабль подогнали к берегу и без особых разговоров переправили пленников в подвал стоявшего тут же недалеко дома.
      Народу в темнице было - не протолкнешься.
      Гаврила, так и не вынырнув из черной тоски, нашел в этой тесноте место, прислонился к стене и уснул.
      Снилась ему река и горькая обида…
      Когда он проснулся, ему не пришлось вспоминать, где он и что вокруг происходит. Не пришлось даже протирать глаза. Рана, нанесенная Митриданом еще сочилась горькой безысходностью и что означает эта вонь, и темнота он сразу вспомнил. Темница, застенок, тюрьма, катова горница.
      Сбоку, вдоль стены, строители этого мрачного места прорубили неглубокую канавку, по которой лениво скользили вниз нечистоты. Те, кто сидел тут, провожали их взглядами полными смеси презрения и зависти. В стене, в самом конце ее, было прорублено отверстие и нечистоты, пропутешествовавшие по всему уздилищу, все-таки оказывались на свободе. Вонь от этого соседства тут стояла такая, что можно было подвесить не один топор, но выбирать было не из чего. Дверь стража, как и полагается, держала на запоре, а единственное окно было больше похоже на щель, потому и не воздух тут был, а запах. Он делал воздух упругим, словно состоящим из отдельных неподъемных глыб - казалось, сунь меж них руку, навались посильнее, отбрось в сторону и хлынет в грудь поток чистого свежего воздуха, но куда там… Только свет, что бросали вниз масляные светильники, казался тут чистым, как снег.
      Под лучами качающихся где-то наверху светильников, словно какие-то невиданные рыбы, взблескивали голые человеческие спины. Догола раздели, конечно, не всех. Так не повезло только тем, у кого одежда на вид оказалась получше. Гаврила поправил волчевку на груди, радуясь, что княжий подарок остался при нем. Пообтрепавшаяся в странствиях волчевка - грязная, пахнущая кровью и уксусом никому из разбойников не приглянулась, оттого Гаврила свысока поглядывал на Марка, у которого из одежды остались оберег на шее, рубаха, да пояс вокруг живота.
      Они сидели рядом, стараясь не смешиваться с десятками других, что сидели, лежали или неприкаянно бродили по темнице. Из каравана тут их осталось только четверо. Остальные сидели где-то рядом, в соседних застенках.
      - Ну, что думаешь, Гаврила? - спросил, наконец, купец. Гаврила, огорошенный не столько переменой положения, сколько предательством Митридана замычал, да зубами заскрипел.
      - Плохо…
      - Мда-а-а, -сказал купец осторожно, словно воду ногой щупал. - Плохо… А ведь не просто так все. Не злых духов соизволением. Ведь из-за тебя это все.
      Гаврила поднял голову.
      - А я тут причем?
      - При том.
      Хотя на Марке и осталась только грязная рубаха, но в голосе его чувствовалась твердость человека, привыкшего отдавать приказания.
      - По всему получается, что ты виноват. Если б не ты, то не было бы на моем пути ни колдунов, ни разбойников…
      Гаврила посмотрел на него сквозь прищур, догадываясь, куда тот клонит.
      - Может и так, - согласился он, - только ты ведь меня к себе сам позвал. Кого винить-то?
      - Почему винить?
      Марк вытянул руки вперед, показывая свое миролюбие.
      - Просто всем вместе нужно думать, как выпутываться из всего этого будем… Вместе вляпались.
      - Вляпались, - опять помрачнев, подтвердил Гаврила. - Ох и вляпались… Мне в замок Ко нужно, а тут…
      Мрак оглянулся. Сейчас ему показалось, что любое место будет лучше, чем темница и он кивнул.
      - И в замок можно. Главное тут не задержаться.
      Купец покрутил головой, глядя как в дальнем конце, двое узников сцепились непонятно из-за чего. Страх, злоба и боль наполняли темницу, словно стоячая вода - болото.
      - А вот, кстати, что это друг твой колдун…
      - Гад он.
      Марк не удивился, покивал, соглашаясь.
      - Это - само собой. Что этот гад говорил, что если тебе плохо будет, чтоб ты в ладоши хлопал?
      Гаврила скрипнул зубами.
      - Издевался, сволочь… Или посмеяться решил…
      - Ну, посмеяться… - не согласился купец. - Захотел бы он над тобой посмеяться, он бы тебе третью ногу отрастил бы или петушиный гребень или еще что-нибудь почуднее…
      Кто-то качнул подвешенный наверху светильник, и свет плеснул на Гаврилу. Он посмотрел под ноги, ничего там не увидел и криво улыбнулся.
      - Тут другое что-то…
      Марк помолчал, словно с духом собирался.
      - Может быть, ты в ладони хлопнешь, и какой-нибудь дух появится? Может быть, теперь вместо тени у тебя добрый дух в услужении? Слыхал я про такое…
      Гаврила отмахнулся от слов, как от глупости. Все, что происходило в жизни, происходило от чего-то. От силы, от напряжения, от слов, наконец. Даже колдовство нуждалось в том, чтоб колдун или волшебник произнес какие-то слова, но чтоб просто так… Он даже хмыкнул. Он, может, и рассмеялся бы, только вот ничего вокруг к смеху не располагало.
      - Нет, ну ты хлопни в ладоши-то, хлопни… Не убудет от тебя. Хлопни и желание загадай…
      В глазах у купца было что-то такое, что Гаврила помимо желания кивнул.
      - Попробую. Только не смейся потом, хорошо?
      Купец кивнул и Гаврила, стараясь, чтоб это все быстрее закончилось, сказал:
      - Хочу, что вони этой тут не было.
      Он свел ладони. Шлепок слетел с них и утонул в вонючем воздухе. Несколько мгновений Марк ждал чуда, водя головой туда-сюда.
      - Еще попробовать? - подпустив в голос самую малость издевки, спросил Гаврила. - Или хватит?
      - Попробуй… - серьезно попросил купец. - Попробуй. Ни ты, ни я ведь не знаем, что с нами завтра будет, куда попадем…
      Погруженный в старое горе Гаврила не думал, что может прийти и новое. Он хлопнул раз, и еще раз. Добрый дух так и не появился.
      - А что будет? Выпустят, наверное…
      Марк откинулся и посмотрел на него со столь явным недоумением, что Гаврила даже устыдился.
      - Так ты не понял? Мы теперь рабы! Нас завтра продавать поведут… Вот продадут тебя камень ломать…
      Мысль о рабстве была настолько чужой и далекой, что Гаврила принял ее совершенно спокойно.
      - Каменоломни - это плохо, - сказал, подумав, он. - Это, пожалуй, похуже будет, чем пеньки корчевать…
      Марк посмотрел на него, плечами пожал.
      - Есть вещи, пожалуй, и похуже. В гарем попасть несравненно гадостнее.
      - Гарем? - для Гаврилы это слово было всего лишь набором звуков. Марк так и понял, что оно не означает для Гаврилы ничего. - Неужто хуже? Там что, камни тяжелее?
      Не желая уводить разговор от главного, купец только кивнул и сказал:
      - Карас говорил, что есть в тебе какое-то колдовство…
      - Есть, - вздохнул Гаврила. - Да и не какое-то, а самое паршивое…
      Он замолчал, а потом признался, до конца раскрываясь перед Марком.
      - Да и не одно…
      - Ну, то что у тебя тени нет, это я уже заметил, - осторожно сказал товарищ по несчастью.
      - То, чего нет, заметить проще, чем то, что есть, - отозвался Гаврила, думая о своем, - ты мне лучше про гарем расскажи… Что это такое? Почему опасно?
      - Гарем? - задумчиво отозвался Марк, разглядывая Гаврилу, словно приноравливаясь к нему. - Гарем… Как тебе сказать…
      Он вздохнул.
      - Как и любая вещь в этой жизни, это палка о двух концах. Если он твой собственный и ты в нем хозяин - то это радость и удовольствие, а если ты раб при нем…
      Он непроизвольно передернул ногами, плотно сдвинув колени.
      - Мерзко это и грустно.
      Гаврила не понял, что хотел сказать купец и тряхнул его за плечо. Раздражение, что витало в воздухе, вместе с воздухом попало внутрь и растворилось в крови.
      - Что ты крутишь? Давай, выкладывай свои тайны.
      Купец тяжело вздохнул. Так тяжело, будто пришлось платить долг о существовании которого все сперва забыли, а тут совсем некстати вспомнили.
      - Да нет тут никаких тайн. В этом городе покупают рабов поклонники пророка Мухаммада. Их вера разрешает им иметь трех жен и бессчетное число наложниц.
      Чтобы купец не подумал, что у славян дела обстоят хуже, Гаврила поспешил сказать.
      - Подумаешь… У нас мужчина может иметь столько жен, сколько может прокормить…
      Купец это и сам знал и не обратил на Гаврилов возглас никакого внимания.
      - Так вот место, где все эти жены живут, и называется гарем…
      Гаврила на мгновение забыл про вонь и разулыбался даже.
      - Что ж тут худого в такое место попасть?
      - Сразу видно, о чем подумал, - сказал купец. - Вон вся рожа замаслилась.
      - А что такого? - спросил Гаврила, убирая улыбку с лица. - Подумаешь…
      - Неужели ты думаешь, что хозяин гарема не понимает, что ты там натворишь, если тебя в таком виде там оставить?
      Купец сдвинул пальцы, и они сошлись, словно лезвия овечьих ножниц.
      - Он тебе, перед тем как внутрь запустить кое-что важное оттяпает…
 

 
      Марк подмигнул славянину, не договаривая, но подразумевая. Тот понял. Не сразу, но понял.
      Несколько мгновений Гаврила еще улыбался, а потом под языком стало кисло, и он почувствовал, что спина покрывается потом. Уловив это, крепко сжал волчевку у горла. Несколько томительных мгновений он ждал, что произойдет, но предосторожность с волчевкой спасла его. Марк смотрел на него, даже не стараясь помочь.
      - Ты меня не пугай! - просипел Гаврила, ничего не понявшему купцу. - На всех беду накличешь…
      - Куда уж больше, беда-то? - удивился купец. - Свободу потеряли…
      Содрогнувшись от отвращения, Гаврила пару раз глубоко вздохнул, наполняя грудь вонью и смрадом.
      - Жизнь потерять куда как горше.
      Он передернул плечами.
      - Я ж говорю колдовства во мне - не меряно, - сказал, наконец, Масленников. - Если я пугаюсь - потею.
      Купец поморщился.
      - Удивил… И что?
      Чувствуя какую-то неизъяснимую словами гордость оттого, что именно в нем живет колдовство, а в купце нет его ни капли, Гаврила добавил.
      - А если я запах пота почую, то зверею и начинаю вокруг себя людей убивать, не разбирая.
      Нижняя губа у Марка поднялась и застыла. То ли сказать что-то хотел, то ли плюнуть. Гаврила подумал, что напугал его, но купец обрел дар речи. Кожа на лбу сморщилась, а глаза забегали по сторонам, словно он вспоминал и быстренько пристраивал одно к другому все странное, что запомнил в Гавриловом поведении. Голова закачалась вверх-вниз.
      - Ну да, ну да… А что ж ты тогда… А! Понятно… И давно это у тебя?
      - Нет…
      - Значит, ежели тебя напугать, то… - закусив губу и прищурившись спросил купец.
      - То головы лишишься, - закончил за купца Гаврила. Он не заметил этого прищура. Глаза, слезившиеся от вони сами искали место, где можно было бы перевести дыхание. - И еще чего-нибудь… Если, конечно, подальше не отбежишь и не спрячешься.
      - И что, плохо?
      - Словами не передать, - честно признался Гаврила. - Иногда хоть в петлю лезь…
      Хоть и с горечью это было сказано, с жалостью к себе, но почувствовал в его словах Марк пренебрежение к себе. С улыбкой человека, разрешившего давно мучавшую загадку, он похлопал товарища по плечу.
      - Ну ты не расстраивайся. Не один ты такой, колдунами меченный. У меня тоже кое-что есть…Только у тебя внутри, а у меня - снаружи.
      Он хлопнул себя по животу, ожидая вопроса, но Гаврила на его слова внимания не обратил, а завертел головой, пытаясь найти, хотя б глоток свежего воздуха.
      В дальнем конце застенка, под самым окном, где воздух должен был быть хоть самую малость получше, висел на цепях толстяк в грязной повязке на чреслах. Хотя народу вокруг бродило множество, около него никто не задерживался. Глянут косым взглядом - и дальше. Вокруг него словно бы проведена была невидимая черта, за которую не решался заступить ни один из узников.
      Гаврила задержал дыхание. Одного вида окна, из которого к ним вливался свежий воздух, хватило, чтоб он почувствовал себя лучше. От запахов уже драло горло, и Гаврила дернулся к свету, но Марк остановил его.
      - Там хоть отдышимся, - сказал Гаврила, но Марк на его слова внимания не обратил.
      - Не слышал, что ли, что с иным лучше потерять, чем найти?
      Он наклонился к соседу - маленькому человеку с печальным лицом, кивнул в сторону толстяка.
      - Кто это? Почему прикован? Почему никого рядом?
      Маленький человек повернулся, и печальное лицо в одно мгновение озарилось мстительной радостью.
      - Патрикий… Патрикий Самовратский.
      Несколько мгновений Марк молчал, ожидая, что услышит еще чего-нибудь об этом человеке, но его собеседник умолк, считая, что сказал достаточно.
      Марк посмотрел на прикованного, потом на мужичка, потом снова на прикованного, и снова на мужичка. В глазах забрезжило понимание. Он присвистнул.
      - Неужели тот самый?
      Человечек кивнул, словно гордился, что сидит рядом с таким человеком.
      - Может где, в других местах и есть такой второй, а у нас только один.
      Он опять засмеялся - весело, от души.
      - Был, то есть. Теперь-то все…
      Купец понимающе закивал. Гаврила смотрел на это не видя, и разговор слушал, не понимая его.
      - Знаешь его? - удивился он. - Тем более пойдем…
      Марк кивнул и отмахнулся. Он сел около коротышки так, что Гаврила понял, что это все надолго и уселся рядом.
      - За что его?
      - Видно, было за что, - уверенно сказал человек. - Просто так, без вины, сюда не попадают.
      - Как это не попадают? - возмутился Гаврила. - А мы?
      Маленький человек посмотрел укоризненно.
      - Глупость человека это и есть его вина перед Аллахом! А вы оба наверняка за глупость попали. Как и я впрочем. Тут все из-за глупости сидят…
      - Это как? - удивился слегка Марк. - Как это "за глупость"?
      - Да просто, - и видя, что его не понимают, объяснил. - Наверняка по глупости своей оказались в том месте, где находиться не следовало бы. А там стражники или еще кто, с ножом, что оказался подлиннее, чем у тебя…
      Он подмигнул Гавриле, и тот отчего-то вспомнил злую ухмылку Митридана, а потом, совсем уж невпопад вспомнил и про замок Ко. Журавлевец поднялся.
      - Я пойду…
      Марк ухватился за волчевку.
      - Зачем он тебе?
      - Подышу… - уклонился от прямого ответа Гаврила - Не трудись, - сказал маленький человек. - Я тут давно… Кругом одно и тоже. Что люди, что запах.
      Он округлил глаза.
      - А вдруг придут за ним, да тебя под горячую руку?
      Купец поднялся и с силой надавил на Гавриловы плечи, заставив его сесть на место.
      - А почему никого рядом нет? У него, что изо рта пахнет?
      Человек тихонько засмеялся.
      - Дураков нет раньше времени на плаху… На нем гнев Императора… Пил, пил, гад, нашу кровь, да захлебнулся…
      Он тряхнул кулаком.
      - Есть и на этого паука погибель!
      - Злой ты на него, - подначил его Марк. - Видно, что он у одного тебя пол ведра крови высосал…
      Гаврила опять дернулся вперед, но купец и тут его удержал.
      - Имя грозное, согласен, только что ж он так на особицу… Или и тут не все равны?
      - Не все! - гордо сказал мужичок. - Мы людской закон нарушили, а он - волю Императора, что выше всех законов. Он - по особому счету идет.
      Марк не возразил. Сиделец, с какой стороны не смотря на это, был прав. А вот Масленников так не считал и даже и не думал. Он упрямо замотал головой и пошел к Патрикию. Марк догнал его, стал дергать за полу.
      - Постой… Зачем он тебе? Он прав. Под горячую руку попадемся - плохо будет.
      - А то тебе сейчас хорошо…
      Гаврила расталкивал встречных руками, оставляя за собой злое ворчание. Купец нехотя плелся сзади.
      - Он, похоже, знающий, вроде человек. Может и знает такой где замок Ко.
 
      Узник висел в цепях, безразличный к окружающему миру.
      Гаврила сел рядом, принюхался. Коротышка не обманул. Воздух тут на самом деле был ничуть не чище, чем в любом другом месте, но из-за света, что падал из окна, казалось, что все-таки тут было иначе.
      - Смелые? - прохрипело со стены. - Или дурные?
      Голос узника казался шершавым, как корабельный канат.
      - Тебе-то какое дело? - спросил Марк. - Висишь - и виси себе…
      - Ну, значит дураки… - рассмеялся тот. - Сколько вас уже тут рядом присаживалось… Обидел я вас что ли когда и вы поквитаться пришли?
      - Подышать… - сказал за всех Гаврила. - Поговорить…
      - Поговорить, - передразнил его Патрикий. - Мало вам своего горя, что ли? Хотите, чтоб я своим поделился? Или своих врагов мало?
      - У тебя свое горе - у нас свое… - Хмуро сказал Гаврила. - Тут без горя не сидят. Только я не о горе…
      Патрикий повернул голову, стараясь рассмотреть гостей. Несколько мгновений смотрел, потом рассмеялся.
      - Горе… Не знаю я, какое твое горе, но с моим-то ему не сравниться.
      - Да? - обиженно спросил Масленников. - Не сравнится, значит?
      Марк жестом попытался остановить спор, примирив спорщиков.
      - У всех нас тут одно горе - неволя, и враги одни - те, кто нас сюда засадил.
      - Горе одно, да враги разные, - высокомерно прохрипел Патрикий. - Мой… - он замялся, явно хотел сказать враг, но поостерегся. Разные люди тут сидели, разные… - недоброжелатель сам всемилостивейший Император, а у вас кто?
      Он сплюнул, даже не став предполагать, каким мелким может быть враг у такого человека как Гаврила.
      - А у нас колдун, - значительно сказал Масленников. - Такой колдун, который от твоего Императора, если что, камня на камне не оставит…
      Грозное слово нырнуло в вонючую темноту и там кануло беззвучно. Патрикий не сказал ничего, только лицо скривил. То ли заболело что-то то ли просто презрение выказывал.
      - А что это ты рожу кривишь? - грозно спросил Гаврила, привставая. - Думаешь, вру?
      - С твоей-то мордой добрый колдун тебя к себе и на порог не пустит, а не что во враги запишет… Что ж ты колдуну такого сделал, что он тебя возненавидел? - спросил Патрикий. - Ногу ему что ли отдавил?
      Гаврила вернулся на место.
      - Это не я ему. Это он мне…
      - А-а-а-а! - развеселился Патрикий, - значит не ты ему враг, а он тебе? Это, признай, большая разница. У меня самого таких врагов тысяча или две… Они меня знают, а я их - нет.
      - Он меня тоже знает.
      Глаза Патрикия стали серьезнее, хотя недоверие во взгляде не исчезло.
      - И чем же тебе колдун не угодил?
      - А ты вот сюда посмотри, - сказал тогда Гаврила, тыча рукой в пол. Уж очень ему хотелось уесть придворного гордеца. Тот наклонился, разглядывая грязные камни и перетертую в труху солому.
      - Да тут и смотреть не на что! - сказал враг Императора, не увидев на полу ничего интересного. Марк засмеялся. Между ним и придворным расстояние на сословной лестнице было немногим меньше, чем между придворным и Гаврилой. Приятно было сознавать, что тот, кто стоит выше, все же глупее тебя и не видит очевидного.