Наша правительственная система восходит ко временам Конфуция, который верил, что мудрость ученых и трезвость их суждений – залог существования справедливого и процветающего государства. Каждый чиновник любого ранга должен подтвердить свои познания в классической литературе и философии. Найдется ли на земле второй такой народ?
– Никогда не слышал о таком. Две тысячи лет назад жители Англии раскрашивали лица синей краской, а Иисус еще не родился, – отозвался Кайл. – Но незыблемость конфуцианства также породила застой и косность наряду со множеством запутанных законов и чиновников-бюрократов.
– Верно, но что плохого в том, что любой крестьянский парень может попытаться выдержать экзамен? Если он умен, в конце концов, он дойдет до поста губернатора провинции или доверенного лица самого императора. Иногда жители деревни сообща поддерживают местного кандидата, нанимают учителей, надеясь, что он принесет славу всей деревне.
– Таким благоговением перед наукой можно только гордиться. В Англии нет ничего подобного. – Кайл повернул к ней скрытое под повязкой лицо. – Кстати, я впервые слышу, как вы говорите «наш» и «мы», когда речь идет о Китае.
Трот поняла, что он прав.
– Наверное, теперь, перед отъездом, я особенно остро ощущаю свою связь с этой страной.
– С окончательным решением еще можно повременить, – тихо напомнил Кайл. – Если захотите, вы сможете вернуться к Чэнгуа или остаться в Макао.
Трот попыталась найти утешение в его словах, но не смогла. Да, в доме Чэнгуа ей никогда не откажут в миске риса, но за последние недели она слишком изменилась, чтобы и впредь довольствоваться такой малостью.
И в этом виноват не кто иной, как Максвелл.
Удаляясь от павильона экзаменов, Кайл гадал, сумел бы он преуспеть в этой стране. Он всегда хорошо учился, но только потому, что был любознателен от природы. Взвешивать свою жизнь на таких весах ему еще не приходилось. Как говорится, он родился с серебряной ложкой во рту. Он ни разу не сталкивался с серьезными испытаниями, даже такими, которые выдержал Доминик, служа в армии.
Суматоха и пестрота улиц резко контрастировали с торжественностью мрачных кирпичных келий павильона экзаменов. После нескольких недель, проведенных в крохотном сеттльменте, Кантон пробудил в душе Кайла ликование. К счастью, веревки, вложенные в башмаки, нещадно натирали ноги, не давая ему забыть о роли старого калеки.
Несколько раз путники проходили мимо храмов, большинство которых напоминали небольшие часовни, но один, величественный и яркий, был щедро украшен статуями и резьбой. Ковыляя мимо храма, Кайл успел внимательно рассмотреть его, мысленно решив попросить Трот в дороге объяснить ему, как принято вести себя в местах поклонения святыням, чтобы в Хошане их не разоблачили.
Возле мрачного официального строения толпа поредела. Делая вид, будто обводит спутника вокруг выбоины на каменной мостовой, Трот взяла его за локоть и прошептала:
– Это ямынь – городской суд и тюрьма.
Губы Кайла сжались при виде осужденных, прикованных к наружной стене тюрьмы и ставших жертвой оскорблений прохожих. Большинство узников стояли, опустив головы и плечи. Кайл увидел, как какая-то старуха плюнула в лицо одному из преступников. В обществе, где каждый всеми силами стремился «сохранить лицо», такое публичное унижение было серьезным наказанием.
Из дверей ямыня вышел человек, голова и руки которого торчали через отверстия в массивной доске. Кайл уже слышал об этом предмете, называемом колодками, – переносной разновидности позорных столбов, к которым когда-то в Англии приковывали виновных в незначительных преступлениях.
Закованный в колодки невысокий человек был, вероятно, уличным торговцем. Он пошатывался под весом толстой доски, дергал головой в тщетной попытке отогнать мух, облепивших лицо. Кайл невольно замедлил шаг, но Трот резко дернула его за плечо, заставляя поспешить. Задерживаться возле городской тюрьмы было неразумно.
К тому времени как они добрались до сарая, где держали ослов, голова Кайла гудела от шума, его переполняли впечатления, а от усталости ему хотелось побыстрее оказаться где-нибудь в тихом месте. Оставив его у дверей сарая, Трот вошла внутрь, зовя хозяина по-китайски.
Кайл был бы не прочь заглянуть в сарай, но решил, что полуслепому калеке это не пристало. Два тощих пса обнюхали его щиколотки и заворчали. Неужели они по запаху угадали в нем чужестранца? Или они просто слишком злы? Кайл стоял неподвижно, пока собаки не отошли.
Несколько минут спустя Трот вывела из сарая осла с грубым седлом на спине и вьючной сумкой. Животное было низкорослым, неухоженным, но крепким и здоровым на вид. Трот взяла ладонь Кайла, положила ее на шею осла и тихо посоветовала: – Садитесь в седло медленно.
Кайл повиновался, притворяясь, будто никак не может перебросить ногу через спину осла. Когда он наконец уселся в седло, оказалось, что ступни волочатся по земле. Кайл подавил улыбку при мысли, как позабавились бы его друзья-англичане, увидев его в эту минуту. Тем более что среди них Кайл слыл знатоком лошадей.
Трот взяла осла за узду и повела на улицу. Удивившись, Кайл спросил:
– А где же ваш осел?
– Его не будет, – ответила Трот и, заметив, что Кайл намерен запротестовать, перебила его: – Потом!
Напомнив себе, что он обязан подчиняться Трот, Кайл поерзал в седле и стал потихоньку оглядываться по сторонам. Осел шагал не быстрее человека, но до городских ворот было близко, и вскоре они очутились за пределами Кантона. На север вела широкая, оживленная дорога.
Когда предместья Кантона остались позади, Трот свернула на пустынную боковую дорогу шириной всего пять футов. Она вилась между зеленых холмов с террасами, превращенными в поля. Самой распространенной культурой был рис, на рисовых чеках крестьяне и буйволы работали по колено в воде. Ландшафту была присуща почти неземная прелесть, какую Кайл видел на рисунках из своей драгоценной папки. Художники, создавшие их, ничуть не приукрасили действительность.
Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, он тихо спросил:
– Почему вы взяли только одного осла?
– Один осел для старика – это еще куда ни шло, но двух ослов могут позволить себе только зажиточные люди, – объяснила Трот. – Мы же должны выглядеть как бедняки, у которых нечего отнять.
– Понимаю, но я не могу ехать верхом в то время, как леди идет пешком.
– Я не леди, разве вы забыли? Люди возмутятся, увидев, как я сижу в седле, а мой почтенный дедушка ковыляет следом.
– А я вовсе не почтенный дедушка. – Кайл спрыгнул на землю и зашагал по другую сторону от осла, держась за примитивное седло. – В Кантоне я изнывал от безделья. Я ни за что не упущу такую возможность размять ноги.
– Хорошо, но как только мы приблизимся к городу или к деревне, вы опять сядете в седло.
– Ладно. – Кайл глубоко вздохнул, радуясь тому, что он вновь оказался на лоне природы. Он разглядывал холмы, держа голову так, чтобы посторонний человек не заподозрил в нем зрячего. – Эти возделанные земли напоминают мне парк. В Англии пейзажи выглядят естественнее.
– Расскажите, какие они?
– На юге многие дороги окаймлены живыми изгородями, которые летом пестрят цветами и ягодами, а над ними кружат птицы. Вдоль дорог попадаются и леса, и ручьи, которые текут сами по себе, а не по рукотворным руслам.
– А в Шотландии?
Кайл принялся описывать торфяники, высокие холмы, убегающих оленей, мрачные замки горцев, ручьи, стекающие с гор, водопады, в которых играет многоцветная радуга.
– По сравнению с китайским шотландский пейзаж дик и мрачен. В горах на севере Шотландии у меня есть дом. Думаю, он понравился бы вам.
– Я в этом уверена, – не скрывая стремления увидеть родину отца, ответила Трот. – Мой отец вырос на границе Англии и Шотландии, но в молодости он часто бродил по горам. Он мечтал когда-нибудь уйти от дел и вернуться на родину,
– Вы грезили о севере Шотландии так, как я – о Хошане, – подытожил Кайл. – Значит, нас свела судьба.
– Разве христиане верят в судьбу?
– По-моему, вера в судьбу или удачу присуща человеческой натуре. Расскажите мне о китайских религиозных верованиях. Я читал о них, но никак не мог разобраться в трех основных религиях. Буддизм, даосизм, конфуцианство – кто во что верит.
– Большинство китайцев следуют всем трем учениям, – улыбнулась Трот. – В Библии христиан сказано: «Господь, Бог твой, Бог ревнитель», но здесь принято считать, что любая религия, возвышающая человека, достойна уважения.
Есть так называемые три пути. Даосизм учит, что мы должны подчиняться законам природы, и утверждает, что духи окружают нас повсюду. Основатели этого учения – Лао-Цзы, «мудрый старец», и «восемь бессмертных» – Ба Сянь. Дао – это инь и ян, противоположное и равное, и фэн шуй, искусство создания гармоничной обстановки, домов и садов, радующих душу.
– Вы слишком спешите! – запротестовал Кайл. – Рассказывайте подробнее.
Трот расцвела обаятельной улыбкой.
– Позднее. Второй путь – учение Конфуция. Он призывает людей уважать друг друга, высоко ставить долг, науку и мудрость, почитать старших. Принципы, на которые опираются китайское общество и государство, заложены в его учении.
– А буддизм?
– Будда, «просветленный», учил: дабы вырваться из череды смертей и возрождений, мы не должны привязываться к земному. Отказ от земных желаний ведет к покою и мудрости.
Кайл вгляделся в чистые линии ее шеи, изящный профиль.
– Я решительно не готов отказаться от земных желаний, но хочу узнать больше. Я намерен слушать вас каждый день по пути из Кантона в Хошань, и оттуда – в Лондон.
– После долгих лет молчания незаметный Цзинь Кан будет рад обрести слушателя, – невозмутимо отозвалась Трот.
Кайл улыбнулся, уже зная, что его ждет увлекательное путешествие. Наверное, судьба с умыслом свела их, чтобы Трот посвятила его в тайны Китая. А он, в свою очередь, откроет ей Шотландию.
Если бы не вынужденная роль дряхлого старика, Кайл начал бы довольно посвистывать.
16
– Пора снова сесть на спину нашей верной клячи, – пробормотала Трот. – Деревня вон там, на холме, достаточно велика – значит, в ней найдется постоялый двор. Очень кстати, солнце уже заходит.
– Неужели в Китае все города и деревни обнесены стеной?
– Почти все. В нашей истории бывали времена, когда завоеватели наводняли страну подобно саранче, стирая с лица земли беззащитные деревни.
Смирившись с положением бесполезной обузы, Кайл взгромоздился на осла, и спутники начали взбираться по длинному склону холма. Кайл заметил, что деревня построена на каменистом участке, чтобы не занимать драгоценную плодородную землю строениями. Впервые в жизни он видел такое разумное использование территории.
Сразу за воротами деревни стоял постоялый двор, распознать который было так же просто, как какую-нибудь английскую гостиницу. Трот провела осла через арку ворот во двор, где три из четырех дверей вели в комнаты для постояльцев, а четвертая – в сарай. Во дворе резко пахло навозом и горячим маслом.
Не успела Трот привязать осла, как из дома появилась женщина средних лет, несущая на подносе чайную посуду. Коротко переговорив с ней, Трот вложила в руку Кайла чашку с дымящимся чаем. Он неловко поднес ее к губам, считая, что именно так должен пить чай глухой и слепой старик.
Когда он опустошил чашку, Трот забрала ее и вошла в дом вместе с женщиной. Кайл остался сидеть на осле, сдерживая нетерпение. В Англии он привык к тому, что всю черную работу выполняет прислуга, но за время путешествия его взгляды изменились. Его камердинер отказался сопровождать хозяина, а слуга, заменивший его, попросил расчета еще в Индии. Не сумев найти слуге подходящую замену, Кайл решил обойтись без него в Кантоне и обнаружил, что одиночество ему по вкусу – раньше постоянное присутствие камердинера порой раздражало его. Теперь же обо всем заботилась Трот, а Кайл вернулся к вынужденной праздности.
Но вскоре ему представился случай развлечься. Крохотный ребенок нетвердыми шажками направился к ослу. Не сводя с Кайла больших серьезных глаз, малыш присел, его штанишки разошлись по шву, и он облегчился прямо посреди двора. Кайл растерянно заморгал под повязкой. Одежду ребенка он счел практичной, но в Лондоне она вряд ли была бы приемлема.
Жеманно переступая крохотными перевязанными ножками, подошли две миловидные молодые женщины с грубо и ярко раскрашенными лицами – скорее всего проститутки, которым на постоялом дворе хватало работы. Одна взяла малыша за руку и повела прочь, а вторая остановилась, поглядывая на Кайла.
Очевидно, посчитав Кайла выгодным клиентом, она потрепала его по колену – нет, выше: ее рука скользнула по его бедру. Женщина весело задала какой-то вопрос, и Кайл замер, со стыдом сознавая, что его тело откликнулось на рассчитанную ласку. Может, Трот забыла рассказать ему о каком-нибудь местном обычае?
Трот вылетела из дверей, осыпая проститутку громкой бранью. Ничуть не смутившись, девушка ответила ей, завязалась бурная перепалка. В конце концов, проститутка лукаво усмехнулась и соблазнительным жестом провела по руке Трот. Наконец она отошла, зазывно покачивая бедрами.
Ругаясь вполголоса, Трот отвела осла в угол двора и помогла Кайлу спуститься, крепко вцепившись ему в локоть. Дверь комнаты выходила прямо во двор, почти всю комнату занимала жесткая лежанка. Пока Трот вносила вещи, Кайл успел оглядеться. Мебель была скудной и примитивной, большие окна, заклеенные бумагой, почти не пропускали свет, но Кайлу случалось ночевать и не в таких условиях.
Когда Трот вернулась и плотно закрыла дверь, Кайл негромко спросил:
– Что произошло во дворе?
Трот бесцеремонно бросила сумку на пол у стены.
– А разве не ясно? Дрянная потаскуха подыскивала клиентов.
– Это я понял, но вы с ней о чем-то долго спорили.
– Я объяснила ей, что вы уже слишком стары, чтобы прибегать к услугам блудниц, и что она оскорбила ваше достоинство, – язвительно откликнулась Трот. – А она, в свою очередь, сообщила мне, что для таких услуг вы еще не слишком стары и что она готова оказать их вам бесплатно, поскольку питает глубокое почтение к старости.
– Что за гостеприимный народ! – воскликнул Кайл, усмехаясь этой нелепости.
Трот пронзила его гневным взглядом.
– Прикажете позвать ее? Хотите воспользоваться ее щедростью?
– Разумеется, нет. Но я… восхищен, – его душил смех, – тем, как глубоко пустил корни конфуцианский принцип уважения к старости.
Подскочив, Трот зажала ему рот ладонью.
– Ради Бога, замолчите! – прошипела она. – Вы хотите, чтобы сюда сбежался весь постоялый двор? Всякий, кто услышит ваш смех, сразу поймет, что вы вовсе не немощный старик!
Он умолк сразу, как только почувствовал ее прикосновение. Сквозь повязку ему едва удавалось разглядеть ее лицо, но тепло тела было почти осязаемым. Томление, которое теплилось в нем после встречи с проституткой, сменилось яростным влечением, но не к любой женщине, а именно к этой. Он приложил ладонь к щеке Трот, гладкой, как теплый шелк. Как давно он был близок с женщиной, как давно пылал подобным вожделением!
Плотские желания пересилили доводы рассудка, и он наклонился, чтобы поцеловать ее. Поля их соломенных шляп столкнулись, шляпа Трот свалилась на пол. Кайл сознавал, что сделал шаг по чрезвычайно опасному пути, но губы Трот были такими сладкими, такими податливыми… Продлевая поцелуй, он заскользил ладонями вниз по ее спине, коснулся изящно изогнутых бедер и притянул ее ближе.
На блаженный миг она прильнула к нему и вдруг вырвалась, широко раскрыв глаза.
– Мне надо отвести осла в сарай. И раздобыть еды. – Она подхватила шляпу и метнулась прочь из комнаты, надвинув шляпу низко на лоб.
С колотящимся сердцем Кайл присел на край лежанки. С каких это пор он так безнадежно поглупел? Путешествие только началось, а он уже поддался искушению.
Обольстить Трот было бы проще простого, но ведь он мужчина, а не подросток, а обольщать невинную девушку непорядочно. Только негодяй мог бы воспользоваться ее неопытностью. В Англии у Трот появится шанс стать женщиной, о чем она давно мечтала. А интимная связь с ним безвозвратно погубит ее.
Кайл умел владеть собой и понимал, что с Трот должен быть сдержанным. Но почему эта задача вдруг показалась ему непосильной?
Дрожащей рукой Трот погладила осла. Господи, как трудно ей было вырваться из объятий Максвелла! Больше всего в эту минуту она желала лечь с ним в постель, узнать, что такое соитие мужчины и женщины. Но он обнял ее слишком внезапно. Чутье подсказывало Трот, что одной страсти недостаточно, иначе совокупление вызовет только чувства неловкости и вины: Максвеллу станет стыдно, а ее мучает раскаяние. Так или иначе, время было выбрано неудачно.
К тому времени как она закончила чистить осла, животное приобрело ухоженный вид, каким не отличалось прежде. Трот покинула сарай, располагавшийся слева от главных ворот. Уже стемнело, ворота постоялого двора заперли, двор освещало колеблющееся пламя единственного факела.
К счастью, сегодня постоялый двор «Небесный покой» был почти пуст, а это означало, что их с Максвеллом никто не потревожит. Они уже научились разговаривать вполголоса, чтобы их не подслушали, и постоянно помнили, что малейшая забывчивость может дорого обойтись им. Зайдя в кухню, Трот забрала заранее заказанный жене хозяина поднос с едой. Вернувшись в комнату, она испытала укол сожаления, увидев, что Максвелл уже расстелил для нее на полу соломенный тюфяк. Очевидно, его приступ страсти миновал.
Он закрыл дверь за Трот и заложил в скобы тяжелый деревянный засов. Только после этого Максвелл начал снимать повязку.
– Всего на несколько часов, – пообещал он.
Трот старалась не смотреть, как знакомое лицо появляется из-под грязных полос ткани. Ласковый, больной дедушка исчез, его место занял мужчина в расцвете сил. Когда Максвелл стащил парик и взбил слежавшиеся под ним волосы, Трот пришлось отвернуться, чтобы не выдать своего волнения.
– Хорошо, что вас никто не видит, дедушка. Комнаты по обе стороны от нашей пусты, но помните: в ночной тишине звуки разносятся далеко.
Максвелл зажег маленький масляный светильник в центре низкого стола, Трот переставила посуду с подноса на стол. Им предстоял скромный ужин – рис и мелко нарезанные овощи, сдобренные имбирем, – запить который полагалось чаем. Кайл удовлетворенно улыбнулся: наконец-то он увидел настоящий Китай. Трот присела к столу, скрестив ноги, и попыталась найти несущественную тему для разговора.
– На севере, где зимы холодные, лежанки складывают из кирпичей, а внутри разводят огонь, чтобы лежанка оставалась теплой.
Кайл неловко присел к столу напротив Трот.
– Такие лежанки пригодились бы в Англии. Мы пользуемся грелками с горячей водой, но они быстро остывают.
– Мой отец часто вспоминал холодные туманы Шотландии. Но о грелках он ни разу не упоминал. – Радуясь тому, что недавняя натянутость исчезла без следа, Трот разлила чай и приготовилась наслаждаться простой едой и обществом Максвелла.
Когда пришло время ложиться спать, ими вновь овладела неловкость. Подавив зевок, Максвелл произнес:
– Я уже засыпаю. Спокойной ночи. – Он присел на тюфяк и стащил башмаки.
– На полу буду спать я.
Максвелл аккуратно поставил башмаки у стены.
– Нет.
– Но лежанка гораздо удобнее, – запротестовала Трот. – Как дедушка и лорд, вы вправе занять ее.
– За пределами этой комнаты я буду помнить, что мы в Китае, и подчиняться вам. Но я ни на минуту не забываю, что вы – леди, а я – джентльмен, – твердо заявил Максвелл. – А джентльмен обязан уступить лучшее место леди.
В Макао Трот видела, как европейцы оберегают своих женщин, словно хрупкие стеклянные статуэтки, но подобное поведение настолько не сочеталось с китайскими обычаями, что вызывало у нее неприятие.
– Но я не смогу уснуть, зная, что вам неудобно.
Максвелл поднялся и грациозно поклонился.
– Увы, миледи, и мне совесть не даст уснуть, если лежанку займу я. Не будьте так жестоки со мной, уступите. – Он протянул ей руку. – Позвольте проводить вас к ложу.
Его галантность вызвала у Трот улыбку. Чувствуя себя настоящей леди, она легко коснулась пальцами его ладони.
– Я не в силах устоять перед вашим красноречием, милорд, но боюсь, всю ночь я не сомкну глаз.
В глазах Максвелла блеснули насмешливые искры.
– Я так устал, что способен заснуть даже на острых камнях, поэтому вам не о чем беспокоиться. – Он подвел ее к лежанке и снова поклонился. – Прикажете задуть огонь?
– Сделайте одолжение.
Кайл погасил светильник. Трот услышала, как в темноте он снимает верхнюю одежду, прежде чем лечь на тюфяк. Она тоже разделась и устало вытянулась на комковатом матрасе, покрывающем лежанку.
Но, несмотря на изнеможение, ей никак не удавалось расслабиться, и не только от стыда за то, что она заняла лучшую постель. Она лежала, глядя в потолок и остро сознавая близость Максвелла. В ней воскресли воспоминания о его объятиях.
Зачем она сглупила и вырвалась? Наверное, все произошло слишком быстро, но дело было не только в этом: Трот осознала, что происходящее страшит ее, как все неизвестное, а Максвелл остается влиятельным и загадочным незнакомцем.
Но теперь, когда было уже слишком поздно, она проклинала себя за пугливость – ведь он жаждал ее не меньше, чем она его. Будь она посмелее, сейчас она лежала бы рядом с ним. При этой мысли она ощутила мучительную опустошенность. Больше такого случая ей не представится: Максвелл отнюдь не похотливый сластолюбец, способный лечь в постель с кем угодно, а она не так опытна, чтобы совратить его.
Минуты тянулись бесконечно, а Трот гадала, стоит ли самой сделать первый шаг сегодня же, пока еще свежи воспоминания о поцелуе. Она рисковала быть отвергнутой и униженной, но это лучше, чем бездействие.
Как она устала ждать, изнывая от желания! Понимая, что смелости ей все равно не хватит, она решила положиться на волю случая. Максвелл дышал ровно и размеренно. Если он спит, то и она попытается уснуть. А если нет… Трот негромко произнесла:
– Милорд…
– Да?
Звук его низкого голоса внезапно наполнил ее решимостью. Соскользнув с лежанки, Трот вытянулась рядом с ним на тюфяке. Робко коснувшись его груди, она произнесла, запинаясь:
– Сегодня вы желали меня. И вот… я здесь.
Он выругался вполголоса.
– За свое поведение я заслуживаю порки. – Он обнял ее нежно, но бесстрастно. – Ваше… великодушное предложение звучит на редкость соблазнительно, но принять его я не могу. Здесь, в Китае, женщины живут для того, чтобы служить мужчинам, но английскому джентльмену не подобает пользоваться неопытностью девушки. В Англии вас ждут новая жизнь, новые возможности. Близость со мной повредит будущему.
Трот уткнулась лицом в его плечо, от наслаждения у нее закружилась голова. Ей нравился его мужской, влекущий запах, нравилось сильное и крепкое тело.
– Еще неизвестно, как меня встретят на родине отца. Я не из тех женщин, которых находят желанными, ни один мужчина ни разу не проявлял интереса ко мне. А вам я… небезразлична. – Ее губы скривились. – Или вас распалила ласка той блудницы?
Он обнял ее обеими руками, но не как любовницу – даже отсутствие опыта не помешало Трот заметить это.
– Я нахожу вас желанной и ручаюсь, в Англии у вас будет толпа поклонников. Вам незачем отдаваться мне из опасения, что больше вам никогда не представится случай изведать близость. Поверьте, труднее всего вам будет сделать выбор.
Как учтиво умел лгать этот человек! Сдерживая слезы, Трот прошептала:
– Разве у англичан не бывает наложниц? Я с радостью стала бы вашей наложницей, лишь бы вы время от времени вспоминали обо мне.
Он погладил ее по руке, от теплой ладони по телу Трот расплылись волны наслаждения.
– Да, у некоторых мужчин есть любовницы, но неверность считается грехом, Трот. Будь у меня жена, я ни за что не стал бы обманывать ее.
Он впервые назвал ее по имени! Осознав смысл его слов, Трот приуныла, хотя ее сердце по-прежнему учащенно билось.
– Как любезно вы отвергаете меня, милорд! Но если мне не суждено стать вашей женой или наложницей, почему бы вам не сделать меня своей любовницей хотя бы на две недели? Больше я ни о чем не прошу.
– Вы должны требовать большего! – резко выпалил Кайл. – Должны претендовать на положение жены, а не любовницы. Требовать, чтобы вас любили и лелеяли!
– Даже бесстыдством мне не удается соблазнить вас. – Трот попыталась подняться, слезы жгли ей глаза.
Он сжал объятия, останавливая ее.
– Меня неудержимо влечет к вам, но, поддавшись искушению, я совершу ошибку: ведь я не смогу дать вам то, чего вы заслуживаете.
Губы Трот сжались.
– Лучше бы вы поменьше заботились обо мне. Сколько бы вы ни твердили, что я заслуживаю положения жены, мы с вами прекрасно знаем: лорд никогда не женится на нищей полукровке.
Он вздохнул.
– Состояние и происхождение тут ни при чем. Изъян есть не в вас, а во мне.
Трот ощутила, как напряглось его тело, но не от желания.
– О чем вы говорите?
После долгого молчания он с болью выговорил:
– Об этом никто не знает, но однажды я уже был женат, правда, совсем недолго. Когда Констанция умерла… вместе с ней умерло мое сердце. Я не гожусь в мужья женщине, способной полюбить меня.
Этим объяснялась его сдержанность. Трот растерялась и в то же время сразу все поняла.
– Мне очень жаль, милорд, простите…
Он провел кончиками пальцев по ее лбу, отводя прядь волос.
– Зовите меня Кайлом – это мое имя.
Кайл. Трот исполнилась благодарности, получив право звать его по имени, хотя и рассчитывала на большее.
– Вы женились тайно, потому что родные не одобряли ваш выбор?
– Узнав о нем, мой отец, наверное, пришел бы в ужас. Сестра и брат поняли бы меня – оба знают, что значит любить. Но чувством, которое я испытывал к Констанции, я слишком дорожу, чтобы говорить о нем.
Трот коснулась его подбородка, пробивающаяся щетина уколола ей пальцы. Завтра ему придется побриться, иначе борода выдаст его.
– Но если вы расскажете о своей любимой, вам может стать легче.
– Наверное, вы правы… – Кайл надолго замолчал. – Много лет Констанция была моей любовницей. Она родом из Испании, где живут люди, похожие на португальцев из Макао, – темноволосые, темноглазые и красивые. Констанция была намного старше меня; когда мы встретились, она была куртизанкой. Может показаться, что я испытывал к ней не более чем первую юношескую влюбленность, но она оказалась самой доброй и любящей женщиной из всех, каких я знал. Рядом с ней я ощущал покой и безмятежность. – Его голос стал еле различимым. – И страсть.
Неудивительно, что он утратил всякий интерес к женщинам, – ему принадлежало сокровище.
– По крайней мере, вам хватило смелости жениться на ней, хотя вы и знали, что родные сочтут этот шаг чудовищной ошибкой.
– Женившись на ней, я совершил самый разумный поступок в своей жизни. Жаль только, что это не пришло мне в голову раньше. Такая мысль возникла у меня, когда она уже умирала.
Ужаснувшись отчаянию, сквозившему в его голосе, она попыталась утешить его:
– И все-таки вы решились. Вам повезло найти друг друга, милорд.
Он тихо поцеловал ее в лоб.
– Кайл.
– Кайл, – послушно повторила она.
Трот хотела была уйти на лежанку, но Кайл повернулся и прижался щекой к ее волосам. Безмерно благодарная за то, что он не прогнал ее, она придвинулась ближе и вскоре уснула.
17
Англия
Рождество 1832 года
Семейство Ренбурн собралось, чтобы вместе встретить Рождество. Трот побаивалась встречи с сестрой Кайла, но леди Люсия оказалась такой же доброй и приветливой, как Доминик. Рослая и синеглазая, она унаследовала от родителей темные волнистые волосы, как у ее братьев. Ее муж Роберт Джастис, немногословный мужчина, посматривал на Трот с любопытством, но по-дружески.
Двое детей супругов Джастис были почти ровесниками малышам Доминика и Мериэл.
– Наша свадьба состоялась через несколько недель после свадьбы Дома, – объяснила Люсия, пока дети шумно приветствовали друг друга. – Неплохо задумано, правда?
– Действительно, – согласилась Трот, глядя вслед убегающим ребятишкам и восторгаясь тому, что теперь уже четверо детей зовут ее тетей.
Супруги Джастис прибыли в поместье около полудня, незадолго до ленча. Встав из-за стола, Трот удалилась в библиотеку. Ей не только хотелось побыть одной: она из деликатности оставила две супружеские пары, чтобы не мешать им обсудить выбранную Кайлом жену.
Трот сразу полюбила библиотеку особняка, коллекция книг в которой произвела бы впечатление даже на Чэнгуа. Наугад выбрав томик стихов, она устроилась в кресле перед камином.
День выдался ненастным, в окна стучал ветер, а в библиотеке было тепло и уютно.
Выбранная книга оказалась сборником стихов английских поэтов XVII века. «Будь целый век у нас с тобой, жеманство не было б бедой…» Читая эти строки, Трот грустно улыбнулась. Еще недавно ей самой выпала роль неудачливого влюбленного, хотя Кайл ни в коей мере не походил на робкую девицу. Он оказался человеком чести.
«Могила – тихий уголок, но кто бы в ней обняться смог?» Трот закрыла книгу, на ее глаза навернулись слезы. Она ни на минуту не пожалела о своем бесстыдном поведении. Величайшее утешение она находила в словах Доминика о том, что Кайл умер, исполнив свою мечту, а таких счастливцев немного. Ей хотелось верить этому, но втайне она думала, что было бы гораздо лучше, если бы Кайл исполнил мечту и остался жив.
Дверь библиотеки открылась, вошел старик, опираясь на трость. Если бы Трот не знала, что на Рождество граф Рексхэм намерен навестить сына, она ни за что не приняла бы этого старика за отца Кайла: сходства между ними не было ни малейшего. Однако граф держался с высокомерием аристократа, в каждом движении его слабого тела чувствовалась стальная воля.