Пролог

Такого мороза она никак не ожидала. Дрожа от холода. Трот Монтгомери выбралась из тряского наемного экипажа и плотнее запахнулась в плащ, спасаясь от пронизывающего до костей декабрьского ветра. Она знала, что Великобритания расположена далеко на севере, но после долгих лет, проведенных в тропиках, жгучий холод застал ее врасплох.

На протяжении всего долгого и трудного путешествия Трот подгоняло нетерпение, но теперь, в преддверии встречи с незнакомыми людьми, ей вдруг стало страшно. Умышленно медля, она спросила возницу:

– Это и есть Уорфилд-парк? Мне он представлялся совсем другим…

Возница закашлялся, прикрывая рот рукой в перчатке.

– А что же еще? Это тот самый Уорфилд. – Он вытащил из экипажа единственный ковровый саквояж Трот, поставил его на землю рядом с ней, снова влез на козлы и хлестнул лошадей, торопясь поскорее вернуться домой, в Шрусбери.

Трот заметила собственное отражение, мелькнувшее в оконном стекле прогрохотавшего мимо экипажа. Она была одета в простое темно-синее платье, самый скромный, респектабельный и европейский из своих нарядов, и все-таки отражение показалось ей безобразным, а темные волосы и узкие глаза – безнадежно азиатскими.

Но отступать было уже поздно. Подхватив саквояж, Трот нерешительно поднялась на крыльцо особняка с вытянутым фасадом и остроконечной крышей. Наверное, летом этот серый каменный дом выглядел приветливо и живописно, но теперь, в зимних сумерках, он казался унылым и мрачным. Ей здесь не место, в этом мире ей вообще некуда идти.

Трот снова задрожала, но уже не от ветра. Хозяева особняка вряд ли обрадуются, услышав принесенную ею весть, – хорошо еще, если ее пустят переночевать, хотя бы из уважения к памяти Кайла.

Подойдя к двери, она постучала в нее массивным молотком в виде головы сокола. После томительного ожидания дверь открыл лакей в ливрее. Окинув Трот взглядом, он надменно приподнял бровь.

– Вход для прислуги с другой стороны дома.

Его презрение заставило Трот вызывающе вскинуть голову.

– Я к лорду Грэхему, по поручению его брата, – ледяным тоном отозвалась она, старательно подражая шотландскому выговору.

Лакей нехотя впустил ее в холл.

– Позвольте вашу карточку.

– У меня ее нет. Я… только что вернулась из путешествия.

Лакею явно не терпелось вышвырнуть ее за дверь, однако он не посмел.

– Лорд Грэхем и его жена ужинают. Вам придется подождать здесь. Как доложить о вас, когда он освободится?

Онемевшими от холода губами Трот едва выговорила фамилию, которую так и не привыкла считать своей.

– Скажите, что приехала леди Максвелл. Жена его брата.

Лакей вытаращил глаза.

– Я сию же минуту доложу о вас хозяину.

Слуга торопливо удалился, а Трот оправила плащ и принялась вышагивать по нетопленому холлу, изнывая от волнения. А если, узнав обо всем, хозяин особняка прикажет высечь ее? Говорят, знатные лорды сурово наказывают гонцов, приносящих дурные вести…

Она сбежала бы отсюда, предпочла бы злую северную стужу, если бы не хриплый голос, эхо которого до сих пор звучало у нее в голове: «Извести моих родных, Мэй Лянь. Они должны узнать о моей смерти». Хотя Кайл Ренбурн, десятый виконт Максвелл, относился к Трот дружески, она не сомневалась, что его призрак будет неотступно преследовать ее, если она не сумеет выполнить его последнюю просьбу.

Стараясь успокоиться, она сняла перчатки, выставив напоказ узорное кольцо в кельтском стиле, подаренное Кайлом, – единственное подтверждение ее словам.

За ее спиной послышались шаги. Смутно знакомый голос произнес:

– Леди Максвелл?

Обернувшись, Трот увидела вошедших в холл мужчину и женщину. Женщина была миниатюрна, как уроженка Кантона, но с изумительными серебристо-белокурыми волосами, редкостными даже здесь, в стране «заморских дьяволов». Незнакомка смотрела на Трот с любопытством, как кошка, но без враждебности.

Мужчина повторил:

– Леди Максвелл?

Трот перевела взгляд на него. Кровь отхлынула от лица, холод пронзил ее до мозга костей. Этого не может быть! Мужчина оказался рослым, гибким, хорошо сложенным, с точеными чертами лица и ярко-синими глазами. Волнистые каштановые волосы, крохотная ямочка на подбородке, горделивая осанка. Точная копия умершего человека. Этого не может быть! С этой последней, ошеломляющей мыслью Трот лишилась чувств.

1

Кайл Ренбурн, десятый виконт Максвелл, умело маскировал раздражение, учтиво приветствуя десятки живущих в Макао европейцев, собравшихся выразить почтение благородному лорду. Наконец, исполнив свой долг перед обществом, он ускользнул на веранду, чтобы в тишине предаться размышлениям о последнем и лучшем из своих приключений, которому предстояло начаться завтра утром.

Просторный, длинный дом высился на одном из крутых холмов Южного Китая. Далеко внизу россыпь огней обозначала кварталы Макао, раскинувшиеся на берегах восточной гавани. Макао, экзотический городок у юго-восточной оконечности устья Жемчужной реки, был основан португальцами, единственным из европейских народов, к которому благоволили китайцы.

На протяжении почти трех столетий этот анклав был домом купцов, миссионеров и пестрого сборища уроженцев разных стран. Кайл ни на минуту не пожалел о том, что прибыл сюда. Но Макао – это еще не Китай, а Кайлу не терпелось отправиться в Кантон.

Он облокотился на перила веранды, с наслаждением подставляя лицо прохладному бризу. Возможно, у него разыгралось воображение, но ему казалось, что ветер напоен ароматами неизвестных пряностей и древних тайн, манящих его в страну, которой он грезил с детства.

На веранду вышел хозяин дома, друг и партнер Кайла Гэвин Эллиот.

– Ты похож на предвкушающего чудо ребенка накануне Рождества.

– Это ты можешь позволить себе хладнокровно ждать завтрашнего отплытия в Кантон. Ведь такие путешествия для тебя – привычное дело, ты здесь уже пятнадцать лет. А для меня это первая поездка. – Помедлив, Кайл добавил: – И наверное, последняя.

– Стало быть, ты возвращаешься в Англию. Здесь тебя будет недоставать.

– Что поделаешь, пора. – Кайл задумался о долгих годах странствий, за время которых он неуклонно двигался на Восток. Он повидал Большую мечеть в Дамаске и бродил по холмам, где проповедовал Иисус. Исследовал Индию – от пестрых, красочных южных равнин до диких безлюдных гор северо-запада. В пути он пережил немало приключений, чудом избегал гибели, благодаря которой его младший брат Доминик мог бы унаследовать фамильный титул – и не стал бы сетовать на жестокую судьбу! Сам Кайл давно утратил юношескую вспыльчивость, и не без причины: в следующем году ему должно было исполниться тридцать пять лет. – Здоровье отца оставляет желать лучшего. Боюсь, как бы мне не опоздать.

– А, вот оно что! Досадно слышать. – Гэвин раскурил сигару. – После того, как Рексхэм уйдет в мир иной, на тебя свалится столько забот, что будет уже не до путешествий.

– С каждым годом мир становится все меньше. Корабли все быстрее бороздят океаны, на карте почти не осталось белых пятен. Китай я приберег напоследок. Отсюда я сразу отправлюсь домой.

– Почему же ты приберег Китай напоследок?

Кайлу отчетливо вспомнился тот день, когда он впервые узнал о существовании. Китая.

– Когда мне было четырнадцать лет, однажды я забрел в одну лондонскую антикварную лавку и нашел там папку с китайскими рисунками и акварелями. Только Богу известно, как они туда попали. Это приобретение стоило мне карманных денег, скопленных за полгода. Рисунки очаровали меня. Казалось, я заглянул в совсем иной мир. Именно тогда я решил когда-нибудь стать путешественником и побывать на Востоке.

– Тебе повезло – твоя мечта сбылась. – В голосе Гэвина сквозила печаль.

Кайл задумался, о чем мечтал в юности его друг, но спросить не решился. Мечты – это самое сокровенное, ими не делятся даже с близкими друзьями.

– Самое заветное из моих желаний неосуществимо. Ты что-нибудь слышал о храме Хошань?

– Однажды видел его изображение. Кажется, он расположен в сотне миль к западу от Кантона.

– Да, это он. Есть ли у меня хоть один шанс побывать там?

– Об этом не может быть и речи. – Гэвин затянулся сигарой, ее кончик ярко вспыхнул в темноте. – Китайцы строго-настрого запрещают европейцам покидать сеттльмент[1]. Тебя не подпустят даже к воротам Кантона, а о поездке по стране и думать забудь.

Кайл знал о сеттльменте, застроенной складами узкой полосе земли между портом Кантона и городскими стенами. Ему уже рассказали о печально известных «восьми законах», которые связывали иностранцев в Китае по рукам и ногам. Но Кайл по опыту знал: решительный человек, располагающий средствами, найдет способ обойти любые законы.

– А может, мне все-таки удастся побывать в глубине страны – если я сумею подкупить какое-нибудь влиятельное лицо.

– Ты не проедешь и мили, как тебя возьмут под стражу. Здесь ты – фань цюй, «заморский дьявол». Ты будешь заметнее, чем слон в Эдинбурге. – Гортанный шотландский акцент Гэвина усилился. – В конце концов тебя, как шпиона, сгноят в губернаторской тюрьме.

– Пожалуй, ты прав.

И все-таки Кайл не собирался отказываться от своих намерений. Двадцать лет храм Хошань существовал в его воображении, олицетворяя покой и неземную красоту. Если есть хоть малейшая возможность посетить его, Кайл был готов рискнуть жизнью.

На рассвете китайский сад казался таинственным, удивительным миром причудливо изогнутых деревьев и каменных глыб. Бесшумно, как призрак, Трот Мэй Лянь Монтгомери ступала по знакомым тропинкам. Рассвет был ее излюбленным временем суток, когда она почти верила, что вновь очутилась в отцовском доме в Макао.

Этим утром она решила заняться упражнениями ци возле пруда. В зеркальной глади воды отражались грациозный тростник и арка бамбукового мостика. Трот застыла на месте, представляя себе, как энергия ци перетекает из земли в ее ступни. Она расслабляла одну мышцу за другой, стараясь слиться с природой, стать ее частью, подобно изящным водяным лилиям или поблескивающим чешуей золотым рыбкам, скользящим в воде.

Такой благодати ей удавалось добиться нечасто. Само слово «благодать» принадлежало чуждому миру, тому наследию европейцев, которое упрямо напоминало о себе.

Почувствовав, что ею вновь овладевает напряжение, Трот начала выполнять первые из упражнений тайцзицюань. Ее движения были точными, но плавными, она действовала бесстрастно, но вдумчиво. За долгие годы гимнастика стала для нее привычной и неизменно приносила умиротворение.

Когда Трот была еще ребенком, ее отец иногда по утрам пил чай в саду, пристально наблюдая за ней. Дождавшись конца занятия, он смеялся и обещал, что когда-нибудь увезет дочь в Шотландию, где она станет королевой любого бала и в танцах превзойдет любую английскую девушку. Трот улыбалась, представляя себя одетой, как дама фань цюй, входящей в бальный зал под руку с отцом. Ей было особенно приятно слышать, что ее рост в Шотландии никого не удивит. Она не будет возвышаться над всеми женщинами и большинством мужчин, как здесь, в Макао, и окажется самой обычной девушкой среднего роста.

Такой, как все. Ничем не примечательной. Какая простая, но недостижимая мечта!

А потом Хью Монтгомери погиб во время тайфуна – ужасного шторма, которые то и дело налетали на Макао, сметая все на своем пути. В тот день умерла и Трот Монтгомери; выжила лишь Мэй Лянь, никому не нужная полукровка. Только мысленно она продолжала называть себя Трот.

Она перешла к разминке вин чунь – быстрым движениям ног и имитации ударов. Среди множества видов боевых искусств Трот выбрала стиль вин чунь. Его упражнения требовали немалых усилий, она переходила к ним, уже разогревшись плавной гимнастикой тайцзицюань. Урок близился к концу, когда знакомый голос бесстрастно произнес:

– Доброе утро, Цзинь Кан.

Обернувшись и увидев хозяина, Трот застыла на месте. Чэнгуа возглавлял гильдию купцов и пользовался почти неограниченной властью и влиянием. Когда-то он был поставщиком отца Трот, он взял девушку к себе в дом, когда она осиротела, заслужив ее горячую благодарность и послушание.

И все-таки Трот не нравилось, что Чэнгуа называл ее мужским именем Цзинь Кан, которое придумал сам, когда впервые поручил ей шпионить за европейцами. Несмотря на свое уродство: слишком высокий рост, огромные ступни, которые никогда не стягивали бинтами, и грубые черты лица, свидетельствующие о смешении крови, – Трот оставалась женщиной. Но не для Чэнгуа и не для его домочадцев. Все они относились к ней, как к Цзинь Кану – причудливому творению природы, не имеющему пола.

Подавив раздражение, она поклонилась.

– Доброе утро, дядя.

Чэнгуа был одет в простую хлопчатобумажную тунику и широкие штаны, как и сама Трот, стало быть, пришел сюда, чтобы вместе с ней заняться кунг-фу. Он поднял руки жестом, возвещающим начало поединка.

Трот приложила к его ладоням и рукам до локтя собственные руки – эта поза носила название «липкие руки». Кожа Чэнгуа была гладкой и сухой, и Трот казалось, что между ними пульсирует энергия ци. Хозяину уже перевалило за шестьдесят, ростом он был выше Трот, оставался сильным и подтянутым. Трот он ценил за то, что с ней единственной во всем доме он мог как следует разогреться, занимаясь кунг-фу,

Чэнгуа описывал руками медленные круги в воздухе. Трот поддерживала контакт, чувствуя приток чужой энергии ци и предвосхищая каждое движение. Чэнгуа ускорил шаг, подстраиваться к нему стало труднее. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они исполняют какой-то невиданный танец.

Внезапно Чэнгуа попытался нанести удар, но Трот отразила его, вскинув руку. Пока он старался восстановить равновесие, Трот выбросила вперед ладонь. Ее противник уклонился, ладонь только скользнула по его плечу. Их руки снова задвигались сдержанно и грациозно, маскируя нарастающее напряжение. Как два настороженных волка, они испытывали проворство друг друга.

– У меня есть для тебя новое поручение, Цзинь Кан.

– Какое, дядя? – Она заставила себя расслабиться, представила, что ее ступни вросли в землю, – это помогало удержаться в бою на ногах.

– В торговую компанию Гэвина Эллиота прибывает новый партнер, некто Максвелл. Ты будешь следить за каждым его шагом.

Трот внутренне сжалась.

– Но ведь Эллиот не имеет никакого отношения к армии. Зачем следить за его партнером?

– Эллиот родом из Прекрасной страны. А Максвелл – англичанин, они всегда приносят больше бед, чем другие иностранцы. Хуже того, он знатный и надменный человек. Такие люди опасны. – Чэнгуа опять попытался застать Трот врасплох, но напрасно.

Сегодня в поединке ей особенно везло. Взбодренная тренировкой, Трот задала вопрос, который обдумывала несколько лет:

– Дядя, а когда я перестану быть шпионкой? Мне… надоело притворяться.

Он поднял темные брови.

– В этом нет ничего дурного. Поскольку и я, и остальные купцы отвечаем за все поступки «заморских дьяволов», ради собственной безопасности мы должны знать их намерения. Как непослушные дети, они способны натворить немало бед, даже не понимая, что делают. За ними надо присматривать, недопустимо дать им волю.

– Но моя жизнь стала сплошной ложью! – Она сделала выпад, но просчиталась, предоставив Чэнгуа возможность нанести ей удар в плечо. – Мне опротивело притворяться драгоманом и при этом подслушивать чужие разговоры и заглядывать в бумаги. – Узнав о том, какую жизнь она ведет, ее отец, честный шотландец, сурово осудил бы ее.

– Нигде не найти второго человека, который говорил бы и по-китайски, и по-английски так же бегло, как ты. Следить за иностранцами – твой долг. – Чэнгуа попытался сбить ее с ног.

Трот легко увернулась, схватила Чэнгуа за плечо и подтолкнула вперед. Он упал и покатился по мягкому дерну. Трот сразу пожалела о том, что утратила власть над собой. Она знала, что Чэнгуа – опытный боец, но ей не соперник. Обычно она старалась скрывать свое превосходство.

Он стремительно вскочил на ноги, его темные глаза зло блеснули. Забыв о «липких руках», он принял боевую стойку и заходил вокруг Трот, выжидая удобный момент для атаки.

– Я кормлю тебя, ты живешь в моем доме, пользуешься привилегиями, каких нет ни у одной женщины. Ты должна быть благодарна мне, обязана повиноваться мне как дочь!

Мятежный порыв Трот уже угас.

– Да, дядя.

Злость лишила ее уравновешенности, теперь Чэнгуа без труда мог наказать ее за то, что она забыла свое место. Он сделал обманный замах рукой, а потом обрушил на нее двойной удар ладони и ступни, вложив в него всю силу и сгусток ци. Трот упала, больно ударившись о землю. Вместо того чтобы сразу вскочить, минуту она лежала, задыхаясь, чтобы Чэнгуа успел насладиться победой.

– Простите мою глупость, дядя.

Смягчившись, он наставительно произнес:

– Ты всего-навсего женщина. Ты не способна мыслить.

Шотландку Трот Монтгомери возмутили бы эти слова. Но Мэй Лянь лишь покорно склонила голову.

2

Гавань Кантона напомнила Кайлу лондонский порт, только раз в двадцать многолюднее и в пятьдесят грязнее. Иностранным торговым кораблям полагалось вставать на якорь на расстоянии дюжины миль от порта вниз по реке, в Вампоа, а грузы и пассажиров перевозили на берег в шлюпках. Суденышко, везущее Кайла и Гэвина Эллиота, смело лавировало между гигантскими лорчами и джонками, на носах которых были нарисованы огромные глаза, высматривающие демонов. Одни суда приводили в движение команды гребцов, другие – гребные колеса, которые вращали опять-таки члены экипажа. Несколько раз столкновения казались неизбежными, но в последнюю секунду лодки меняли курс, расходясь в разные стороны.

Мимо проплыло пестро украшенное цветами судно; принаряженные миловидные девушки-китаянки толпились у борта, окликая мужчин и недвусмысленно жестикулируя.

– Не вздумай даже приближаться к таким лодкам, – сухо предупредил Гэвин. – В здешних краях плавучие публичные дома считаются самыми экзотическими, но европейцы, соблазнившиеся прелестями их пассажирок, исчезают бесследно.

– Они интересуют меня только как путешественника. – Кайл не солгал. Хотя он находил смуглых, хрупких восточных женщин на редкость привлекательными, за годы странствий он ни разу не нарушил обет воздержания. Когда-то он уже познал любовь, и когда его жажда женских ласк и ароматов уже была готова перевесить доводы рассудка, в последнюю минуту он вспоминал, что похоть неизмеримо ниже любви.

И все-таки он провожал девушек взглядом, пока украшенная цветами лодка не скрылась за бортом другой джонки. Нетрудно понять, почему многие торговцы из Европы, живущие в Макао, обзаводятся наложницами-китаянками.

– А вот и сеттльмент.

Обернувшись, Кайл увидел узкую полосу суши между берегом реки и городскими стенами – единственное место на территории Китая, куда допускались иностранцы. Ряд строений тянулся вдоль берега, на ветру плескались европейские и американские флаги. Эти строения представляли собой склады, где в нижних помещениях хранился товар, а в верхних во время зимнего сезона торговли жили иностранцы.

– Трудно поверить, что почти весь чай, который пьют на Западе, привозят вот отсюда.

– Торгуя чаем, любой способен разбогатеть, как король. – Гэвин щурился от ослепительного тропического солнца. – На причале нас уже ждут. Вон тот человек в вышитой шелковой тунике – Чэнгуа.

Разумеется, это имя было знакомо Кайлу. Чэнгуа считался одним из богатейших купцов Кантона, а может, и всего мира. Он не только возглавлял гильдию китайских торговцев, но и лично вел дела с торговым домом Эллиота и несколькими крупнейшими торговыми компаниями Великобритании и Америки. Стройный, рослый для китайца, он держался гордо и прямо, в его жидкой бородке мелькали серебристые нити.

Сразу становилось ясно, что этот человек уверен в своей власти.

– Как он узнал о нашем прибытии?

– По реке слухи текут быстрее, чем вода. Чэнгуа знает все, что касается торговцев-иностранцев. Кстати, на этот раз он прихватил с собой одного из своих шпионов.

– Боже милостивый! Неужели «восемь законов» дают местным жителям право шпионить за европейцами?

– Конечно, нет, но я не могу винить Чэнгуа за то, что он следит за нами. Вы, англичане, своенравны и вспыльчивы, вы зачастую нарушаете законы только из упрямства.

– За грехи моих соотечественников я не отвечаю.

Гэвин усмехнулся.

– Признаться, для английского лорда ты ведешь себя на редкость прилично. Но если тебе вдруг придет в голову возмутиться здешними порядками, помни, что за твои провинности ответственность понесут Чэнгуа и другие купцы. Если им повезет, они отделаются огромными пенями, а если нет – их самих и их родных возьмут под стражу, подвергнут пыткам и казнят за преступления фань цюй.

Кайл изумленно уставился на него.

– Ты шутишь?

– К сожалению, нет. Мы в Китае. Здесь свои обычаи. Купцы гильдии – вероятно, самые честные люди, каких я когда-либо встречал, однако они могут лишиться всего, что имеют, по вине любого чужеземца.

Это объяснение ошеломило Кайла. Он вгляделся в лица людей, ждущих на причале.

– Который из них шпион?

– Цзинь Кан, вон тот тощий юнец слева от Чэнгуа. Строго говоря, он переводчик. Здесь переводчиков называют драгоманами, и, как правило, они не блещут познаниями: изучать язык варваров – ниже их достоинства, поэтому они довольствуются гибридным английским языком, на котором говорят почти все местные, работающие в сеттльменте. Этого хватает, чтобы обсуждать условия сделок. – Гэвин понизил голос, опасаясь, как бы Чэнгуа не услышал его.

Босой матрос ловко выпрыгнул на причал и пришвартовал судно к лестнице. Пока пассажиры высаживались на территорию порта, называемую Английским садом, Кайл убедился, что вблизи Чэнгуа выглядит еще внушительнее, чем издалека. Его темно-синяя многослойная туника была сшита из тончайшего шелка и украшена вышивкой по краям широких рукавов, на шее висели резные нефритовые бусы.

На высокое положение Чэнгуа в обществе указывал не только богатый наряд, но и вышитая вставка на груди, и голубой шарик на шапке. Этот шарик был отличительным знаком мандарина[2], а его цвет обозначал ранг и степень влияния его обладателя. Мандарин, не оправдавший доверия приближенных, рисковал лишиться шарика и всех привилегий. Европейцев это удивляло, китайцы же относились к своим обязанностям со всей ответственностью.

Гэвин поклонился.

– Приветствую, Чэнгуа, – доброжелательно произнес он. – Такая встреча – большая честь для нас.

– Мы рады снова видеть вас в Кантоне, тайпен, – отозвался Чэнгуа, пользуясь традиционным обращением к главе торгового дома.

Гэвин представил ему Кайла, который церемонно раскланялся.

– Знакомство с вами – честь для меня, Чэнгуа. Я наслышан о вас.

– Напротив, это честь для меня, лорд Максвелл. – Окинув Кайла проницательным взглядом черных глаз, Чэнгуа повернулся к Гэвину: – Прошу простить мою поспешность, но дело не терпит отлагательств. Не угодно ли вам пройти в Кон-су-хаус?

– Разумеется. – Гэвин перевел взгляд на Кайла. – С вашего позволения, не мог бы Цзинь Кан проводить лорда Максвелла в мой дом и помочь ему устроиться там?

– Конечно, тайпен. Цзинь, проводи лорда Максвелла.

Чэнгуа и Гэвин направились к Консу-хаусу, как европейцы прозвали здание для собраний гильдии, а Кайл повернулся к своему проводнику. Цзинь Кан выглядел далеко не так внушительно, как его хозяин. На нем были бесформенная туника с высоким воротом и мешковатые штаны, обычная одежда местных мужчин и женщин. Темно-синюю простую ткань украшала только узкая полоска вышивки по краю широких рукавов.

Кайл, которому не терпелось осмотреться на новом месте, предложил:

– Если вы не возражаете, я хотел бы пройтись и посмотреть порт.

– Как будет угодно господину. – Тихий голос Цзиня был ничем не примечателен, как и его внешность.

Они покинули Английский сад и сразу очутились в шумной и суетливой толпе на причале. Здесь разгружали товары из Европы, а ящики китайского чая и других колониальных товаров на шлюпках перевозили на торговые суда, стоящие на якоре в Вампоа. Кайлу и его спутнику пришлось уворачиваться от тяжелых тюков, обходить потных от натуги грузчиков. Повсюду слышался убаюкивающий напевный кантонский выговор.

Когда портовая суета осталась позади, Кайл принялся украдкой разглядывать Цзиня. Синяя шапочка прикрывала голову юноши от середины лба до толстой темной косы, падающей на спину. Цзинь был одет лучше, чем простой работник, на его поясе висел кошелек, но потупленные глаза и опущенные плечи выдавали в нем не хозяина, а слугу. Несмотря на довольно высокий рост, он мгновенно мог бы затеряться в толпе соотечественников.

Впрочем, шпиону и полагается быть незаметным. Наверное, у Цзинь Кана немало скрытых талантов, таких, как ум и наблюдательность. Кайл присмотрелся повнимательнее. Лицо Цзиня было по-девичьи миловидным, бледным, тонким, более выразительным, чем плоские лица кантонцев. Должно быть, он родом с севера Китая. Кайл слышал, что северяне ростом превосходят кантонцев, значит, между ними есть и другие различия.

Поскольку лицо Цзиня оставалось непроницаемым, Кайл перестал разглядывать его и посмотрел по сторонам. За портовым районом расположилась целая плавучая деревушка судов, пришвартованных друг к другу и напоминающих ряды домов, между ними едва могла протиснуться узкая лодка-сампан. На корме каждого плавучего дома располагалась кухонька, вдоль бортов висели плетеные клетки с домашней птицей, которой рано или поздно предстояло стать обедом для обитателей лодок. Целые семьи ютились в такой тесноте, по сравнению с которой любой английский коттедж показался бы просторным особняком.

Кайл уже собирался отвернуться, как вдруг заметил, что к борту ближайшей лодки подполз малыш. У Кайла перехватило дыхание, когда он понял, что поблизости нет взрослых, но вдруг он заметил, что к спине ребенка привязан деревянный спасательный буек – вероятно, на случай возможного падения в воду.

Услышав плеск воды, какая-то девушка, наверное, старшая сестра, подбежала к борту лодки и выловила малыша, осыпая его яростной бранью.

– Девчушке повезло, что к ней привязали буек, – заметил Кайл.

Он не ждал ответа, но Цзинь Кан вдруг произнес:

– Это мальчик, а не девочка.

Впервые с тех пор как их познакомили, юноша открыл рот.

– Почему вы так уверены, что это мальчик?

– К девочкам буйки не привязывают, – бесстрастно объяснил Цзинь. – Они не стоят таких трудов.

Думая, что он ослышался, Кайл переспросил:

– Дочери не стоят того, чтобы их спасать?

– Растить дочь, чтобы отдать ее замуж, – все равно что откармливать свинью для чужого пира. – похоже, Цзинь процитировал какую-то старинную поговорку.

Даже по азиатским меркам обычай был слишком жестоким. «Да поможет Бог китайским женщинам», – подумал Кайл.

Потеряв интерес к людям в лодках, Кайл зашагал через открытое пространство между причалом и складами. С виду оно напоминало английскую ярмарочную площадь, кишащую нищими и гадалками, лоточниками и бездельниками. Местные жители украдкой поглядывали на Кайла и тут же отводили взгляды. Во всем Китае только здесь часто встречались европейцы.

Шеренга слепых нищих, держащихся за одну длинную веревку, проковыляла через площадь, жалобно причитая, колотя по земле палками и хватаясь друг за друга. Такой шум мог бы поднять даже мертвеца из могилы. Из ближайшего склада вышел европеец с раздраженным, но ничуть не удивленным выражением лица, и отдал кошелек старшему из нищих.

Нищий поклонился, повернулся и повел остальных обратно в город. Кайл задумался, каким вознаграждением можно откупиться от такой беспокойной и шумной толпы.

– Лондонским нищим было бы чему поучиться здесь.

Цзинь объяснил:

– Нищие принадлежат к обществу Небесного цветка. Это очень древняя гильдия.

– Ах, гильдия! Ну, тогда все ясно. – за несколько недель, проведенных в Макао, Кайл почти утратил способность чему-либо удивляться.

Впереди многолюдная толпа окружила уличного жонглера, который вращал вокруг себя камень, привязанный к концу веревки, чтобы люди расступились, освободив место для выступления. Но свободное место на площади было не так-то легко отыскать. Кайл пробирался через толпу, направляясь к берегу реки. Его взгляд привлекла украшенная яркими флагами канонерка мандарина. Внезапно воздух рассек пронзительный крик:

– Сэр!

Чья-то рука рванула Кайла в сторону, и тут же огромная сеть, набитая ящиками с чаем, сорвалась с лебедки и рухнула на то место, где он только что стоял. Потеряв равновесие, Кайл вместе с Цзинем повалились на землю в облаке пыли и опилок.

Приподнявшись на локте, Кайл на миг встретился взглядом с Цзинем. Глаза юноши оказались не черными, а темно-карими, в них светились ум и сообразительность.

Но Кайла ошеломил вовсе не цвет глаз Цзиня. Случалось, знакомясь с новыми людьми, Кайл мгновенно чувствовал, что между ними возникло взаимопонимание. В последний раз так было, когда он встретился с оборванным индийским отшельником, которому хватило единственного взгляда, чтобы заглянуть в душу Кайла. То же самое произошло во время первой встречи с Констанцией. Эти узы сохранились до самой ее смерти и пережили ее. И вот теперь выражение лица молодого китайца вызвало отклик в сердце Кайла.

Опустив голову, Цзинь Кан попытался встать, но едва перенес вес тела на правую ногу, как она подвернулась, и юноша вскрикнул от боли.

Вокруг уже собралась толпа, грузчики бормотали что-то на ломаном английском – похоже, извинялись за лопнувшую веревку. Не обращая на них внимания, Кайл спросил:

– Нога сильно болит?

– Не очень. – Цзинь опять попытался встать. Увидев, что его лицо исказилось, Кайл поддержал его за локоть.

– Где склад Эллиота?

– Вон там. – Цзинь указал на строение в середине ряда складов.

– Вы сможете дойти до него без помощи?

– Вы не должны мне помогать! Это не понравится моему хозяину, Чэнгуа.

– Очень жаль, потому что я твердо намерен отблагодарить моего спасителя. – Поддерживая Цзиня под руку, Кайл направился к складу. Юноша прихрамывал, но шел довольно быстро. Наверное, он просто растянул щиколотку.

Шагая через площадь, Кайл удивлялся тому, какая сила таится в тщедушном теле Цзиня. Юноша без промедления принял решение, сумел вытащить Кайла из-под падающих ящиков и при этом почти не пострадал сам. Но теперь Цзинь дрожал – вероятно, растянутая нога все-таки причиняла ему боль.

Они приблизились к воротам хана, принадлежащего Эллиоту. Кайл назвал сторожу свое имя и помог Цзиню войти в широкие ворота. Они очутились в просторном помещении склада, где пахло сандаловым деревом, пряностями и чаем.

Цзинь указал вправо:

– Контора вон там.

Между штабелями ящиков с фарфором оставался узкий проход, по которому пришлось протискиваться боком. Кайл и Цзинь вошли в помещение конторы, где собралось полдесятка работников. Человек начальственного вида вскочил и произнес с американским акцентом:

– Лорд Максвелл! Мы ждали вас.

– Если не ошибаюсь, вы Морган, старший управляющий? Эллиот весьма высоко ценит вас. Распорядитесь принести Цзинь Кану чаю, – велел Кайл. – А еще надо осмотреть и перевязать ему ногу. Он только что спас меня. Если бы не Цзинь, меня расплющили бы упавшие ящики с чаем.

– В Английской фактории есть врач. – Морган кивнул молодому португальцу, и тот поспешно выщел. – Отлично сработано, Цзинь.

Кайл помог Цзинь Кану сесть на ближайший стул. Юноша съежился, явно чувствуя себя неловко оттого, что доставил всем столько хлопот, он по-прежнему дрожал. Неужели он и вправду так боится Чэнгуа? Или Кайл нарушил какой-то запрет, прикоснувшись к нему?

Кайл понял, что ему предстоит еще многое узнать о Китае. Как жаль, что в его распоряжении всего несколько недель!

3

Сидящий за письменным столом Чэнгуа поднял голову, не выпуская из пальцев кисть.

– Этот новый фань цюй, Максвелл… какой он?

Трот попыталась привести в порядок спутанные мысли. Ее хозяину нет никакого дела до привлекательного лица Максвелла, его широких плеч и волнующих прикосновений.

– По-моему, Максвелл – порядочный и умный человек. От него незачем ждать неприятностей, но… он привык добиваться своего.

Чэнгуа прищурился.

– Хорошо, что он пробудет здесь всего один месяц. Не спускай с него глаз. – И он снова склонился над бумагой, жестом отпустив Трот.

Хромая и опираясь на раздобытую Максвеллом трость, Трот удалилась к себе в комнату. После того как ее ногу перевязали, Максвелл сам проводил ее до причала, но, к счастью, больше не пытался прикоснуться к ней.

Трот хотела было отделаться от него, но он дождался, когда она благополучно сядет в лодку, которой предстояло увезти ее во дворец Чэнгуа на острове Хонам. Само собой, Максвелл позаботился о ней только потому, что она оказала ему ценную услугу. Подобно верному сторожевому псу или коню, она исполнила свой долг и заслуживала соответствующего отношения.

С бесстрастным лицом Трот поднялась по лестнице в свою комнату на верхнем этаже дома, заперла за собой дверь и, дрожа, опустилась на свою узкую и низенькую кровать. Дрожала она не от боли в растянутой ноге: занимаясь кунг-фу, она часто страдала от растяжений и знала, что боль скоро утихнет.

Но забыть о встрече с Матссвеллом будет нелегко. Впервые после смерти отца она ощутила ласковое мужское прикосновение, и оно до глубины души взволновало ее. Напрасно она заглянула в его ярко-синие умные глаза. А Максвеллу не следовало дотрагиваться до ее ступни и щиколотки – такие прикосновения у китаянок считаются более чем интимными.

Но Максвелл держался спокойно, точно так он прикоснулся бы к любому человеку, нуждающемуся в помощи, а она, глупая женщина, задрожала от потрясения и влечения, ее женская энергия инь забурлила, стремясь уравновесить мужскую ян. Трот хотелось прижаться к Максвеллу, прильнуть к его длинному телу.

Вот если бы такой мужчина посмотрел на нее, не скрывая желания!

Трот уставилась сухими глазами в потолок, не давая слезам пролиться. Ей не суждено быть наложницей, женой или матерью. Надо довольствоваться тем, что у нее уже есть, – удобствами. Она не голодает, хозяин ценит ее, у нее есть возможность уединиться в собственной комнате. Она даже пользуется некоторой свободой в отличие от других женщин, живущих в этом доме. Но лишь потому, что ее не считают ни настоящей женщиной, ни чистокровной китаянкой.

Трот медленно обвела взглядом свою комнату, свой единственный приют. Она сама тщательно обставила ее, руководствуясь правилами фэн шуй – искусства создания гармоничной атмосферы. В комнате осталось много свободного места, Трот разместила здесь лишь любимые предметы мебели – кровать, стул, стол, служащий письменным. Мягкий ковер в синих и кремовых тонах, несколько сундуков разных размеров. И вышитая стенная драпировка с изображением символов четырех стихий дао – воды, земли, воздуха и огня.

В одном углу Трот устроила маленькое семейное святилище, где возносила молитвы за отца и мать, о душах которых было некому позаботиться, кроме нее. Отец привил Трот веру в Господа Иисуса, но в Китае почитали и других древних богов, и пренебрегать ими было бы неразумно.

Напротив кровати стоял сундук лакового дерева, хранящий вещи, которыми Трот особенно дорожила. Может быть, маленькая прихоть, возвращение к своему тайному "я" поможет ей избавиться от чувства опустошенности? Осторожно ступая на поврежденную ногу, она подошла к сундуку, опустилась на колени и извлекла из-под одежды ключ, висящий у нее на шее на шелковом шнурке.

Из-под тяжелой крышки сундука повеяло ароматом сандалового дерева. На дне хранились отцовская Библия, другие английские книги и обитая шелком шкатулка с драгоценностями. А сверху лежало сокровище Трот – женские наряды.

Ей понадобилось несколько лет, чтобы тайно обзавестись этим гардеробом. Чэнгуа платил ей небольшое жалованье, а торговцы-иностранцы иногда вознаграждали ее деньгами, когда были особенно довольны ее услугами. Эти с трудом скопленные гроши Трот тратила на обстановку комнаты и на покупку женской одежды и украшений.

Поскольку Чэнгуа разрешал ей выходить из дома только в мужской одежде, Трот делала вид, что подыскивает наряды для своей сестры. Она уходила на окраины разросшегося города и там выбирала в лавках одежду, на глазок прикидывая, будет ли она ей впору.

Трот бережно вынула из сундука свою гордость, голубой шелковый халат. Поношенный, местами потертый, когда-то он принадлежал знатной особе – должно быть, какой-нибудь рослой маньчжурской женщине. Трот сняла мужскую одежду, развязала полосу ткани, туго стягивающую груди, надела белье и штаны. Гладкий шелк нежно ласкал кожу.

Стащив шапку, она расплела длинную косу, усиливавшую ее сходство с мужчиной, и перебрала пальцами густые пряди. Тщательно расчесав волосы, Трот уложила их на макушке в изысканную придворную прическу, заколов темные локоны длинными позолоченными шпильками. Эти шпильки отец подарил ее матери.

Капельку духов в ямочку у основания шеи, немного помады на губы. Наконец Трот облачилась в искусно вышитый халат. Ей доставляло удовольствие прикасаться к нефритовым пуговицам, продевая их в петли.

Последней очередь дошла до украшений: нефритовых браслетов на запястья, нитей стеклянных и деревянных бус, ажурного платочка, который должен быть у каждой знатной дамы. Выпрямившись во весь рост, Трот вскинула голову гордо, как признанная красавица.

Ее мать Ли Инь была очень хороша собой. Ли Инь любила рассказывать о том, как Хью Монтгомери купил ее, желая сделать своей наложницей, едва успев увидеть. Как она поначалу боялась огромного варвара со странными рыжими волосами и серыми глазами! Но он был добр к ней, и вскоре она начала благодарить судьбу за то, что досталась такому хозяину.

Трот была готова без конца слушать эту историю и представлять себе, как в один прекрасный день какой-нибудь джентльмен увидит ее и полюбит с первого взгляда. В то время Трот была еще совсем ребенком.

Она провела ладонями по халату, вышитые медальоны на ощупь были шероховатыми. Пионы – символ весны, летучие мыши – знак удачи… Остро ощущая свою женственность, Трот медленно закружилась на месте, тяжелые шелковые полы халата приподнялись. Интересно, понравилась бы она лорду Максвеллу в таком наряде?

Увидев свое отражение, промелькнувшее в зеркале на противоположной стене, Трот приуныла. Где бы она ни очутилась, на Востоке или на Западе, ее наверняка сочтут уродливой. Так зачем мучить себя, наряжаясь и притворяясь тем, кем ей никогда не стать? Еще ребенком в Макао она восхищалась прекрасными иностранками с их волосами разных цветов и оттенков и выразительными лицами. Со своим крупным телом и большими ступнями Трот меньше отличалась бы от иностранок, чем от хрупких уроженок Кантона, но никто не назвал бы ее даже миловидной.

В дверь постучали.

– Цзинь Кан!

Трот узнала голос Лин Лин – самой юной, хорошенькой и жизнерадостной из жен Чэнгуа, единственной своей подруги в этом доме. Не желая, чтобы ее увидели в запретной одежде, Трот отозвалась:

– Подожди минутку, Лин Лин.

Поспешно сняв украшения и одежду, она сунула их в сундук и опять натянула привычные широкие штаны и тунику. Заплетать косу было некогда, и под нетерпеливый стук Лин Лин Трот выбрала из волос шпильки и оставила густые пряди свободно ниспадать на плечи. Только после этого она открыла дверь.

Лин Лин вошла, грациозно переставляя крошечные, туго забинтованные ступни. Длина их составляла всего три дюйма, они были предметом гордости Лин Лин. Молодая китаянка удивленно уставилась на Трот.

– Сколько у тебя волос, какого странного они цвета! Не иссиня-черного, а красноватого. Сразу видно, что в твоих жилах течет кровь фань цюй.

Трот подавила вздох. Ее подруга не отличалась деликатностью. Заплетенные в косу, волосы Трот казались черными, но стоило распустить их, в них становились заметными рыжеватые пряди.

– Не все так удачливы, как ты, Лин Лин.

– Верно. – Лукаво улыбаясь, Лин Лин присела на единственный стул. – Вижу, ты не перевязала грудь. Какая она большая!

– Виновата все та же проклятая кровь фань цюй.

Лин Лин кивнула.

– Все варвары огромны, правда? А сколько у них волос! В прошлый раз, когда мой господин устраивал званый обед, я подглядывала из-за ширмы. Как ужасно было бы принадлежать варвару!

– Даже не думай об этом. У тебя родился бы ребенок вроде меня.

– Ты не виновата в том, что у тебя нечистая кровь.

Зная, что подруга не хотела оскорбить ее, Трот села на кровать, вытянув ноющую ногу.

– Похоже, ты пришла сюда не просто так.

Лин Лин подалась вперед, ее глаза заблестели.

– Кажется, у меня будет ребенок!

– Какая радость! Ты точно знаешь?

– Пока нет, но чувствую, что не ошиблась. Я подарю своему господину сына!

– А если родится девочка?

Лин Лин торопливо покачала головой:

– Я ходила молиться в храм Гуань Инь, каждый день я возжигаю для нее благовонные палочки. Будет мальчик! Мой господин тоже мечтает о сыне, иначе он не стал бы дарить мне свое семя. Как он обрадуется!

Из откровенных разговоров с Лин Лин Трот успела уяснить, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Трот слушала подругу со стыдливым, но жадным любопытством, считая, что ей не полагается знать об этом. Она не представляла Чэнгуа в роли любовника, но если верить Лин Лин, в постели он был так же могуч и вынослив, как в поединках. Он сохранил всю силу, иначе не сумел бы зачать дитя в столь преклонном возрасте.

– Кто бы ни родился, я завидую тебе, Лин Лин.

Молодая китаянка склонила голову набок.

– Правда? А я думала, ты жалеешь, что родилась женщиной.

– Моя участь – быть Цзинь Каном. – У Трот дрогнули губы. – Мужчинам я не нужна.

– Китайским мужчинам – может быть, а вот за фань цюй не ручаюсь, – задумчиво возразила Лин Лин. – Им следовало бы гордиться наложницей, в жилах которой течет кровь жительницы Поднебесной!

Трот не раз исподтишка разглядывала европейских торговцев, гадая, каково было бы остаться с кем-нибудь из них наедине. Ей особенно нравился Гэвин Эллиот, так похожий на ее отца, – рослый, красивый, благородный, умный и любезный. Но лорд Максвелл… при мысли о нем Трот вспыхнула. Он воспламенил ее кровь и воображение, хотя о близости с ним невозможно было даже мечтать.

– Аи, неужели у тебя уже есть избранник? – встрепенулась Лин Лин. – Хочешь, сегодня вечером, когда мы с господином ляжем вместе, я попрошу его отдать тебя этому фань цюю?

– Ни в коем случае! – Трот заставила себя равнодушно пожать плечами. – Если мой отец был варваром, это еще не значит, что я хочу жить с одним из них.

Лин Лин одобрительно кивнула. По ее мнению, Трот рассуждала разумно.

Конечно, Трот солгала. Она понимала, что ей не суждено выйти замуж за фань цюя, но не переставала втайне мечтать о таком браке.

Гэвин перелил дымящийся чай в китайскую чашку без ручки и протянул ее Кайлу.

– Ну, что ты скажешь?

Кайл осторожно попробовал янтарную жидкость. Под руководством друга он уже научился различать сорта чая.

– Довольно мягкий вкус.

– Ты слишком снисходителен. Этому сорту недостает пикантности. Зато его предлагают по весьма выгодной цене. Может быть, все-таки стоит попробовать сбыть его в Бостоне?

Кайл отпил еще глоток.

– А если добавить в него какое-нибудь ароматическое вещество? Основной чайный вкус чувствуется отчетливо. А примесь придаст ему пикантность.

Гэвин явно заинтересовался.

– И что же ты предлагаешь?

– В Индии я пил чай, ароматизированный кардамоном. Меня поразили его вкус и запах. А еще можно попробовать цитрусовый аромат – лимона или апельсина.

Его друг задумчиво кивнул.

– Пожалуй, я куплю партию этого чая, и мы поэкспериментируем с ароматными добавками. Подожди, я еще сделаю из тебя торговца! Не хочешь помочь мне основать лондонский филиал «Торгового дома Эллиота»?

– Ты намерен вести торговлю и в Англии?

– Это логичное решение. В Великобритании у меня будет гораздо больше покупателей, чем в Соединенных Штатах. – Гэвин усмехнулся. – Когда я был еще мальчишкой и жил в Абердине, я часто представлял себя хозяином самой крупной в мире торговой компании.

– Ты на верном пути, – заметил Кайл, которому тоже было чем гордиться. Он занялся торговлей, чтобы понять, сумеет ли добиться успеха независимо от своего титула и положения в обществе, и все его предприятия неизменно оказывались удачными и прибыльными. И хотя вскоре ему предстояло вернуться к привычной жизни джентльмена, он желал сохранить связи с Востоком – именно поэтому Гэвин и предложил ему возглавить лондонский филиал «Торгового дома Эллиота». – По-моему, это на редкость удачная мысль. Работа избавит меня от лишней респектабельности.

А еще такая работа могла бы стать предлогом для путешествий, но прежде Кайлу следовало исполнить свой долг перед семьей – жениться и обзавестись одним-двумя наследниками. Эта перспектива его не радовала, но и не внушала отчаяния, как в те времена, когда он покинул Англию. Наверняка ему встретится покладистая девушка, из которой получится заботливая и не слишком требовательная жена. На пылкую любовь Кайл не рассчитывал. Такое бывает только раз в жизни.

Гэвин записал несколько цифр на листе бумаги, который он извлек из кармана.

– Я опаздываю на встречу в Консу-хаус. Ты не попросишь Цзинь Кана написать это письмо Бао Тяню, купцу, который прислал мне образцы чая? Я хочу заказать ему партию.

– Разве Цзинь Кан умеет читать по-английски? – удивился Кайл.

– Сомневаюсь. Просто прочти ему письмо вслух. Цзинь переведет его на китайский и добавит несколько цветистых фраз, как принято в Китае.

– Я сам займусь письмом, – пообещал Кайл, радуясь предлогу повидаться с Цзинь Каном. Может, ему удастся понять, почему во время первой встречи юноша произвел на него столь неизгладимое впечатление.

Кайл уже собирался уходить, когда Гэвин спохватился:

– Не забывай, что сегодня в Английской фактории устраивают званый ужин в твою честь.

Кайл раздраженно застонал.

– А я так надеялся, что его отменят! Почему Ост-Индская компания считает своим долгом устраивать приемы в мою честь? По-моему, я уже перезнакомился со всеми европейцами, живущими в Кантоне.

– Потому, что больше в Кантоне нечем заняться. Жен и любовниц сюда не допускают, все мы ютимся на клочке земли размером чуть больше крикетной площадки, поэтому и радуемся любым развлечениям. Прием в честь гостя, к тому же виконта, – достойный повод потратить лишнее серебро.

Объяснение имело смысл. Несмотря на весь интерес Кайла к Китаю, он сошел бы с ума, не прожив в сеттльменте и шести месяцев. Прошло всего три дня, а он уже мечтал проскакать галопом по полю. Но с этим следовало подождать до возвращения домой, в Дорнли. Пробираясь через толпутруз-чиков в нижних помещениях склада, Кайл вдруг представил себе, как прохладный ветер Англии дует ему в лицо. Да, пора домой.

Но ему предстояло провести в Кантоне еще целый месяц. Даже если побывать в храме Хошань не удастся, надо изучить все особенности китайской торговли. Когда он унаследует титул и займет свое место в палате лордов, ему придется решать вопросы торговли и внешней политики, и ничто не заменит ему знаний, полученных из первых рук.

Опиум составлял львиную долю товаров, ввозимых в Китай; на родине Кайла многих возмущало то, что британские торговцы поставляют в чужую страну наркотик. Кайл был согласен с недовольными. Спасти «Торговый дом Эллиота» от банкротства он согласился главным образом потому, что эта американская компания была в числе немногих, кто категорически не желал торговать опиумом.

Разумеется, в Америке было немало товаров, пользующихся спросом в Китае, – таких как меха и женьшень. Но купцам из других стран повезло гораздо меньше. Китайцев не интересовали европейские фабричные изделия, а вот опиум из Турции или английских колоний в Индии – совсем другое дело.

Кайл вошел в помещение конторы, где работали полдюжины клерков, преимущественно португальцев. Цзинь Кан сидел за столом в углу, перед ним лежала странная вещь – рама с несколькими рядами бусин, нанизанных на стержни, называемая абаком. Этот предмет выглядел детской игрушкой, но, судя по всему, помогал при счете.

Мысленно взяв себе на заметку поближе познакомиться с абаком, Кайл подошел к Цзиню.

– Как ваша нога, Цзинь Кан?

Окинув его быстрым, чуть растерянным взглядом, Цзинь снова уставился на абак. Его глаза и вправду были темно-карими, а не черными.

– С ней все в порядке, сэр, – еле слышно отозвался юноша.

Кайл придвинул поближе свободный стул и сел к столу.

– Мистер Эллиот просил вас перевести для него одно письмо.

– Сию минуту, сэр. – Цзинь отставил абак и вынул из ящика стола бумагу и другие письменные принадлежности. Кайл с любопытством наблюдал, как юноша растер кусок какой-то черной лепешки на камне и смешал порошок с водой, приготовив густую тушь.

Когда все было готово, Кайл медленно прочел письмо вслух. Пользуясь тонкой кистью вместо пера, юноша начертал несколько столбцов сложных символов на листе бумаги, начав в правом углу и двигаясь к левому. Время от времени он останавливался и просил пояснить смысл слова или фразы. Хотя по-английски Цзинь Кан говорил медленно и с сильным акцентом, работал он добросовестно.

Когда письмо было закончено, Кайл заметил:

– Китайская письменность ничуть не похожа на европейскую. Она выглядит на редкость элегантно.

– Каллиграфия – великое искусство. К сожалению, я им не владею. Мой почерк годится лишь для торговых бумаг.

– А по-моему, он прекрасен. Сколько разных букв! Вы не могли бы научить меня китайскому алфавиту?

– Чужестранцев запрещено учить китайскому, – объяснил Цзинь, не поднимая головы. На протяжении всего разговора он ни разу не посмотрел в лицо собеседнику.

– Боже милостивый, почему?

– Приказы императора Поднебесной – не моего ума дело.

Несомненно, причиной подобных запретов была неприязнь, которую китайцы питали ко всем иностранцам. За три дня, проведенных в Кантоне, Кайл успел узнать, что даже беднейшие из местных жителей смотрят на «заморских дьяволов» свысока. Он забавлялся, представляя себе, как рассвирепел бы какой-нибудь высокомерный, спесивый английский аристократ, обнаружив, что оборванный лодочник-китаец считает его низшим существом.

Но как ни парадоксально, китайцы, с которыми приходилось иметь дело самому Кайлу, держались весьма любезно, и он заметил, что в отношениях между кантонскими купцами и фань цюй царит неподдельное взаимное уважение. Воистину Китай – страна контрастов!

– Но ведь изучение алфавита и изучение языка – не одно и то же.

Цзинь покачал головой, его толстая коса зашевелилась на спине.

– У нас нет алфавита.

– Нет алфавита? Тогда что же означает этот знак? – Кайл указал на один из сложных символов.

– Обращенную к купцу нижайшую просьбу отнестись к этому письму со всем вниманием. – Цзинь положил кисть на фарфоровую подставку и нахмурил брови, подыскивая английские слова. – В вашем языке каждая буква обозначает звук. Несколько букв, стоящих рядом, – слово. А в китайском языке каждый символ выражает… мысль. Несколько символов, стоящих рядом, выразят совсем другую мысль. Это сложно объяснить.

– Удивительная и своеобразная письменность. Сколько же в ней символов?

– Очень-очень много. – Цзинь коснулся абака. – Десятки тысяч.

Кайл негромко присвистнул.

– Должно быть, пользоваться ею неудобно. Понадобятся годы, чтобы научиться читать и писать!

– Далеко не от каждого ждут успехов в столь высоком искусстве, – сдержанно отозвался Цзинь. – Письмо, поэзия и рисование – «три совершенства». Всеми тремя владеют только ученые и поэты.

– Но ведь вы умеете писать. Значит, вы ученый?

– О нет, мне не выдержать экзамен на звание ученого чиновника. Моих познаний хватает только для должности писца. – Судя по тону, Цзинь счел вопрос Кайла нелепым.

– А вы не могли бы показать мне, как пишется какой-нибудь символ? Что в этом такого? Это же не изучение китайского языка.

Уголки губ Цзиня дрогнули. Может, он подавил улыбку?

– Вы очень настойчивы, сэр.

– Вы правы. – Кайл разглядывал черную лепешку. Она была восьмиугольной, с изображением дракона на одной стороне. – Лучше уступите сразу, потому что рано или поздно я добьюсь своего.

На этот раз по губам Цзиня порхнула улыбка.

– Ничтожному писцу не пристало упорствовать, господин. – Юноша выложил на стол чистый лист бумаги. – Смотрите, как пишется символ огня. Линии следует рисовать в определенном порядке. – И он дважды нарисовал довольно простой знак, чем-то напоминающий звезду, медленно водя кистью. Потом Цзинь снова окунул кисть в тушечницу и протянул ее Кайлу. – А теперь попробуйте сами.

Любой неискушенный наблюдатель понял бы, что попытка Кайла не увенчалась успехом.

– А это труднее, чем кажется на первый взгляд, – заметил он, повторил попытку чуть удачнее, но его рисунку по-прежнему недоставало изящества линий, начертанных Цзинем.

– Вы неправильно держите кисть. Это не английское перо. Возьмите ее прямее – вот так. – И Цзинь коснулся руки Кайла, поправляя кисть в пальцах.

По руке Кайла пробежал странный трепет. Что это, черт возьми? Наверное, Цзинь тоже что-то почувствовал, потому что поспешно отдернул руку.

Неужели этот юноша – святой человек, как тот индус? Взгляд Шри Аншу мог растопить свинец. Возможно, в Цзинь Кане таится такая же сила. А может, причина такой необъяснимой реакции – запретные, глубоко погребенные постыдные желания?

Несмотря на растерянность, Кайл вел себя как ни в чем не бывало.

– Значит, взять кисть прямо?

– Да, – с трудом выговорил Цзинь. – И не надо так сжимать ее.

Кайл еще несколько раз нарисовал тот же символ. Свободно держа кисть, он сумел добиться большей элегантности линий, но до совершенства ему было еще далеко.

Разобраться в собственном отклике на прикосновение Цзиня ему так и не удалось. Напротив, Кайл окончательно запутался.

4

Трот проснулась на мягкой кровати, застеленной свежим бельем, от которого исходил слабый аромат лаванды. За окном сгустилась темнота, в камине справа от кровати уютно потрескивал огонь. Впервые за несколько месяцев Трот по-настоящему согрелась.

Спокойный знакомый голос произнес:

. – Как вы себя чувствуете?

Повернувшись влево, Трот увидела мужчину, внешность которого поразила ее сразу после прибытия в Уорфилд-парк. Кайл. Но теперь, присмотревшись повнимательнее, Трот поняла, что перед ней не Кайл, а человек, поразительно похожий на него.

– Вы лорд Грэхем?

Мужчина кивнул.

– А вы – леди Максвелл, жена моего брата. Не хотите ли перекусить или попить, пока мы не перешли к серьезному разговору? Может быть, воды?

Трот вспомнила, что с раннего утра у нее во рту не было ни крошки.

– Если можно, воды.

Лорд Грэхем налил в стакан воды из кувшина, стоящего на столике у постели, и помог Трот сесть повыше, подложив ей под спину подушку. Его руки были заботливыми, но не такими нежными, как руки Кайла.

Трот жадно опустошила стакан. Головокружение уже утихло.

– Он не говорил мне, что у него есть брат-близнец.

– Неудивительно, что вы лишились чувств, увидев меня. – Грэхем сел у постели. – Близнецы еще в детстве узнают, что люди, изумленные их внешним сходством, начисто забывают о том, что перед ними – два разных человека. Поэтому, повзрослев, мы стараемся не упоминать, что у нас есть двойники, если на то нет весомых причин.

Кайлу так и не представилось случая упомянуть о брате-близнеце. В конце концов, все произошло слишком быстро.

Трот вгляделась в лицо хозяина особняка. Оно казалось более худощавым, чем лицо Кайла, глаза блестели ярче, и все-таки…

– Вы удивительно похожи на брата, лорд Грэхем.

Он расцвел улыбкой, знакомой Трот до боли.

– Поскольку теперь я прихожусь вам деверем, зовите меня Домиником.

– А меня зовут Трот. – Она беспокойно затеребила край покрывала, не желая сообщать Доминику горестную весть. – Так вы без расспросов поверили, что я жена вашего брата?

– У вас его кольцо. – Доминик указал на кельтское кольцо, на котором играл отблеск огня. – К тому же я знаю, что мой брат способен жениться только на такой женщине, как вы. А где он сам? Задержался в Лондоне?

Этот вопрос был задан небрежным, беспечным тоном, но Трот поняла, что Доминик изнывает от беспокойства. Вот почему он сидел возле ее постели, пока она не пришла в себя! Наверное, он почувствовал неладное, но надеялся услышать, что его брат-близнец жив, здоров и скоро приедет. Трот с болью выговорила:

– К сожалению, я привезла вам плохие вести. Кайл умер в Китае.

Доминик замер, кровь отхлынула от его лица.

– Нет! Этого не может быть!

– Мне тоже до сих пор не верится. – Голос Трот дрогнул, хотя после смерти Кайла прошло уже несколько месяцев. Краткими, скупыми словами она рассказала о смерти мужа.

Когда она умолкла, Доминик закрыл лицо дрожащими ладонями.

– Я так и знал, что с ним случилась беда, – прошептал он. – Но всегда думал, что сразу пойму, что его больше нет…

Трот прикусила губу.

– Поверьте, мне очень, очень жаль… Но перед смертью он просил меня рассказать вам о случившемся.

Доминик вскинул голову, его лицо было измученным.

– Простите. Наверное, вам пришлось еще тяжелее, чем мне.

– Я знала Кайла всего несколько недель. – Правда, эти недели показались ей вечностью. – А вы – всю жизнь.

Губы Доминика сжались.

– Бессмысленно спорить о том, кому из нас больнее.

Он поднялся, устремив в никуда невидящий взгляд.

– Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик, и к вам придут. – Он хотел добавить что-то еще, но осекся и покачал головой. – Про… простите меня…

И он вышел, пошатываясь, как после сокрушительного удара. Трот поняла, что он спешит к жене. Только она могла утешить его, смягчить боль утраты.

Исполнив свой долг, Трот перевернулась на живот, зарылась лицом в подушку и дала волю слезам, которые сдерживала так долго.

5

Войдя в столовую Английской фактории, просторную комнату с высокими потолками, Кайл изумленно заморгал. Сотни восковых свечей горели в рожках люстр и в массивных подсвечниках, выстроившихся посередине длинного стола.

– Ты был прав: этим людям некуда девать серебро, – еле слышно обратился он к Гэвину Эллиоту. – По сравнению с таким великолепием прием в замке английского герцога показался бы жалкой вечеринкой.

Гэвин усмехнулся.

– Тебе лучше знать.

Кайл заметил целую толпу китайцев в простых темных одеждах, стоящую в дальнем углу комнаты.

– Зачем нам столько слуг?

– По обычаю, слуги стоят за каждым стулом. Я попросил Цзинь Кана присмотреть за тобой. Если тебя заинтересуют местные обычаи и этикет, он ответит на все вопросы.

Возможно, Цзинь Кан и вправду был сведущим человеком, но Кайл решил не обращаться к нему с вопросами. Его до сих пор тревожило то, что произошло между ним и Цзинем.

– Лорд Максвелл, позвольте официально принять вас в Английской фактории. – Коренастый лысоватый мужчина выступил вперед и протянул руку. Это был Уильям Бойнтон, глава Ост-Индской компании в Кантоне. Как и подобало хозяину, Бойнтон повел Кайла по комнате, представляя ему собравшихся. Бросив тоскливый взгляд в окно, откуда открывался вид на реку, Кайл приступил к исполнению своего долга. Отец еще в детстве объяснил ему, что вместе с привилегиями появляются и обязанности. Притом довольно скучные.

– Постарайтесь избавить Максвелла от неприятностей, Цзинь, – попросил Гэвин перед званым ужином. – Он чересчур любопытен и недостаточно осторожен.

Трот уже заметила, что с Максвеллом хлопот не оберешься. Пока фань цюй рассаживались за длинным столом, она украдкой изучала их. Здесь были и мудрые, проницательные купцы вроде ее отца, и чванливые выскочки, разбогатевшие на торговле, но презирающие страну и народ, благодаря которым они стали богатыми. Трот знала их всех, а ее не знал никто.

Она встала за стулом лорда Максвелла, которого усадили на почетное место, по правую руку от Бойнтона. Заметив ее издалека, Кайл приветственно кивнул. В его глазах Трот увидела любопытство и настороженность – те чувства, которые терзали и ее. Почему-то она обрадовалась, узнав, что и Кайл встревожен.

Но чем Максвелл пробудил в ней любопытство? Он был отнюдь не самым рослым или богато одетым мужчиной из собравшихся и даже не самым красивым – Гэвин Эллиот привлекательностью превосходил его. И все-таки Максвелл оставался наиболее заметным среди гостей, держался с таким достоинством, что затмевал даже Бойнтона, который, как тайпен Ост-Индской компании, был влиятельнейшим иностранным торговцем в Кантоне.

Во время продолжительного ужина, пока на стол подавали громадные куски мяса, дымящиеся пудинги и другую тяжелую английскую пищу, Трот с избытком хватило возможностей изучить затылок Максвелла. Странно, но ей понравилось разглядывать его густые, волнистые каштановые волосы, сильные широкие плечи. И она вновь и вновь вспоминала непривычный трепет, охвативший ее, пока она учила Максвелла держать кисть. Сейчас, когда ей было нечего делать, кроме как стоять за стулом Максвелла, ее разумом завладели удивительные, пугающие мысли.

Ужин уже близился к концу, на столе появились портвейн и филиппинские сигары, когда разговор принял неприятный оборот. Он начался с обычных жалоб подвыпивших гостей на «восемь законов», ограничивающих деятельность торговцев из Европы. Трот почти не слушала их. Свидетельницей подобных жалоб ей случалось становиться и раньше.

А потом Калеб Логан, шотландец, некогда бывший младшим партнером отца Трот, заявил:

– Вам следовало бы оказать покровительство британской компании, а не какому-то выскочке из Америки. – Несмотря на шутливый тон, его слова прозвучали оскорбительно.

– Ост-Индской компании нужны конкуренты, – дружелюбно отозвался Максвелл. – И потом, мне по душе принципы Эллиота.

– Принципы? – Логан усмехнулся. – Все мы следуем одному и тому же принципу – «делай деньги, и как можно больше».

Максвелл не ответил, зато вмешался еще один подгулявший англичанин, Колуэлл:

– Вы подразумеваете под принципами то, что Эллиот не торгует опиумом?

После раздумья Максвелл сказал:

– Признаться, я предпочитаю не ввязываться в торговлю незаконным товаром.

– Не у всех есть возможность торговать шкурками бобров и грязными корешками.

– Да, американским компаниям повезло – у них есть меха и женьшень, но британские могли бы последовать их примеру и подыскать какой-нибудь товар, пользующийся спросом в Китае, – высказался Максвелл. – В Англии многие протестуют против торговли опиумом, считая, что она позорит нас как страну.

– А что скажут наши праведные соотечественники, если мы перестанем поставлять им чай? – сухо осведомился Логан. – Не будет опиума, не станет и чая. Мы уже предлагали другие европейские товары, но мандарины воротят носы даже от самых лучших.

– Мы гордимся тем, что Наполеон называл англичан прирожденными торговцами, но это еще не значит, что китайцы обязаны торговать с нами, – в тон ему произнес Максвелл. – Здешнее правительство поступает правильно, пытаясь искоренить торговлю опиумом.

– Торговля – источник жизни во всем мире, и китайские купцы в отличие от правительства понимают это. Желающие покупать опиум находятся всегда, благодаря им и существует торговля.

Подобно большинству купцов в Китае, Логан рассматривал сбыт опиума с точки зрения дела, а не нравственности. Зная, к чему приводит привычка курить опиум, Трот придерживалась меньшего прагматизма. К счастью, ее отец никогда не торговал этим зельем, хотя подобное занятие сулило немалые барыши.

Максвелл покачивал в руке стакан с портвейном. Трот чувствовала, что этот разговор вызвал у него неловкость, но сменить тему он не мог.

– В прошлом так все и было, но времена меняются. Через год-другой Ост-Индская компания утратит свою монополию, здесь появятся купцы из других стран, вспыхнет конкуренция. Может случиться и так, что парламент запретит гражданам Великобритании участвовать в торговле опиумом.

Тягостное молчание повисло над обеденным столом. Наконец Логан холодно произнес:

– Значит, вы – шпион парламента, который вскоре вернется в Лондон и предпримет попытку разорить нас?

– У меня нет ни малейшего желания разорять кого бы то ни было. Великобритании нужны ваши знания, опыт и ваш чай. Я просто советую вам разнообразить свою деятельность.

– В этом нет необходимости. Вся эта языческая система законов о торговле развалится сама собой, – заявил распалившийся от выпитого шотландец. – Она существует только потому, что мандарины не хотят показывать нас своему народу, боятся, что все поймут, что мы – истинные джентльмены. Вот нас и называют варварами и держат в тесноте. А на самом деле варвары – это они!

Вмешался Бойнтон, британский тайпен:

– Подобные разговоры недопустимы. В этой стране мы гости, каждому из нас торговля приносит неплохую прибыль.

– Мы не гости, а пленники, черт возьми! – выпалил шотландец. – Нам запрещено устраивать увеселительные поездки, бывать в городе, привозить с собой жен и любовниц. Пусть королевский флот войдет в устье Жемчужной реки и поучит мандаринов вежливости! Тогда мы сможем торговать, где пожелаем, а не только в Кантоне.

– Довольно! – перебил Бойнтон.

– Пожалуй, – вдруг согласился Логан. – Цивилизованные люди умеют решать споры мирным путем.

Но в комнате по-прежнему сохранялась атмосфера почти осязаемого гнева, и Трот чувствовала, что этот гнев обращен на Максвелла, словно он несет ответственность за все препятствия, которые чинят торговцам в Китае. Гэвин Эллиот украдкой бросил взгляд на Трот. Большинство слуг говорили по-английски так плохо, что не уловили суть разговора, но от Трот она не ускользнула, и Эллиот понимал это.

Трот не поднимала глаз, ее лицо оставалось непроницаемым, она делала вид, будто от скуки не слушает, о чем говорят за столом. Конечно, ей придется сообщить Чэнгуа обо всем, что случилось за ужином, но ничего нового он не услышит. Фань цюй вечно чем-нибудь недовольны. Заинтересовать Чэнгуа могут только разумные предложения Максвелла.

– Я понимаю, почему вы чувствуете себя пленниками, – примирительно произнес Максвелл. – Я пробыл здесь всего неделю, но уже успел известись от скуки. Хотел бы я знать, случалось ли кому-нибудь из вас нарушать здешние законы и бывать в городе или в глубине страны? Я был бы не прочь повидать ее.

Этот вопрос шокировал большинство собравшихся. Белокурый голландец воскликнул:

– Об этом не может быть и речи! Мы, «заморские дьяволы», в этой стране слишком заметны.

– Но ведь иезуиты из Португалии путешествуют по Китаю. Может, такое под силу и купцу, если он наденет черную сутану. – Голос Максвелла звучал шутливо, но Трот поняла, что ему не терпится услышать ответ.

Бойнтон покачал головой.

– Да, император благоволит к иезуитам, но даже им не позволено свободно передвигаться по стране. Их сдерживают разрешения, законы и правила. Жаль, а то я бы не отказался примерить черную сутану. – Последнее замечание вызвало смешки гостей.

– Значит, мне придется довольствоваться осмотром Хог-лейн. Пожалуй, схожу туда завтра под вечер. Контраст с сегодняшним званым ужином в кругу джентльменов придаст прогулке особую прелесть, – с едва уловимой иронией заключил Максвелл. – Правду ли говорят, что это место – скопище пороков?

– Там в тавернах продают самое крепкое пойло на всем Востоке, вы наверняка увидите в переулках и сточных канавах пьяных до бесчувствия европейских моряков, – объяснил Логан. – А еще вас могут обокрасть, но поскольку Хог-лейн – часть сеттльмента, никто не воткнет вам нож в спину. Там безопаснее, чем в лондонских трущобах.

– Стало быть, Хог-лейн – почти тихое место по сравнению с другими портовыми городами. К примеру, Калькуттой.

Замечание Максвелла вызвало бурный спор о достоинствах и недостатках портовых городов, зачастую спорщики подкрепляли свои доводы красочными описаниями. Трот с интересом слушала и гадала, сколько в этих россказнях истины, а сколько похвальбы.

К тому времени как гости разошлись, вспыхнувшая за столом ссора забылась. Но, удаляясь вместе с толпой слуг, Трот думала о том, что теперь ей ясно, почему Эллиот просил ее присмотреть за Максвеллом. Горячность могла навлечь нешуточную беду на его красивую голову.

6

На следующий день Трот заработалась допоздна, переводя письма для Бойнтона в Английской фактории. Служа у Чэнгуа, она была обязана оказывать подобные услуги купцам, с которыми заключал сделки ее хозяин. Трот только порадовалась возможности не появляться на складе Эллиота, где она рисковала случайно столкнуться с Максвеллом. Предыдущей ночью он явился к ней во сне, и она проснулась в холодном поту, чуть не плача от унижения. Хорошо, что скоро он уедет и больше никогда не вернется.

Сегодня он собирался побывать на Хог-лейн. Найдет ли он там что-нибудь достойное внимания? У человека, объездившего полмира, местные таверны и проститутки не вызовут никакого интереса. С душевной болью Трот вдруг позавидовала свободе Максвелла. Какая досада, что она родилась женщиной!

Днем мысли то и дело уводили ее от работы, поэтому с письмами она засиделась дольше обычного. К тому же руки не слушались ее, кисть плясала в пальцах, несколько писем пришлось переписать. Закончив работу, Трот услышала, как часы в конторе бьют полночь. Пожалуй, завтра утром она пропустит тренировку и поспит подольше.

Зевая, она покинула Английскую факторию. Сторож попрощался с ней кивком, давно привыкнув к тому, что она уходит домой поздно ночью.

Хотя расстояние до Хог-лейн с ее огнями, шумом и бурлящей толпой не превышало одного квартала, пристань была тихой и безлюдной, только несколько сампанов бесшумно скользило по воде. Трот направилась к причалу, где останавливались лодки, перевозящие пассажиров на остров Хонам, как вдруг путь ей преградила гибкая фигура в черном.

– Цзинь Кан?

По шепоту Трот узнала юношу, служившего в таверне на Хог-лейн: порой он снабжал ее полезными сведениями.

– Добрый вечер, Дэн. Что привело тебя сюда в такой час?

Дэн подступил ближе и понизил голос:

– Мне известно то, что следовало бы узнать тебе.

Очевидно, он без труда, выведал, где она задержалась.

Жители сеттльмента знали друг о друге всю подноготную.

– Уже очень поздно. – Трот зевнула, прикрывая ладонью рот. – Дело спешное?

– К нам в таверну зашли два головореза из одной банды. Я слышал, как они говорили, что им заплатят за убийство фань цюя, которому покровительствует Чэнгуа.

Трот уставилась на него, забыв об усталости.

– Никто не посмеет убить фань цюя!

– Может быть, только они смеялись, болтая о том, сколько мер серебра им достанется, когда они проломят череп новому фань цюю, лорду Макс-Веллу.

О Господи! Если он еще на Хог-лейн, он станет легкой добычей!

– Сегодня ты видел лорда Максвелла?

Дэн пожал плечами.

– В лицо я его не знаю, но на улице полно чужеземных матросов. Наверное, он где-нибудь среди них.

– Когда ты слышал этот разговор?

– Несколько минут назад.

Бежать за подмогой – значит потерять драгоценное время. Хог-лейн невелика, с помощью богов она отыщет Максвелла быстрее, чем это сделают бандиты. Трот сорвалась с места, но Дэн остановил ее, схватив за рукав:

– Эй, я сообщил ценные сведения!

Она высвободилась.

– Обещаю, я заплачу тебе завтра!

И она помчалась прочь мимо темных безлюдных складов, к шумным толпам и огням Хог-лейн.

Грех повсюду одинаков, размышлял Кайл. Грубоватое дружелюбие матросов в грязных тавернах он счел приятным разнообразием после гнетущей любезности джентльменов за вчерашним ужином.

Сегодня Кайл выбрал свою самую поношенную одежду и все-таки выделялся из толпы – впрочем, на морского офицера он не походил, поэтому его везде принимали радушно. Помогало и то, что он не отказывался угощать новых знакомых огненным самшу, местным спиртным напитком, гарантирующим зверское похмелье, а может, и боль в обожженном желудке. Сам Кайл почти не пил.

В низших слоях общества обмен слухами, сплетнями и ценными сведениями не прекращался ни на минуту. Кайл перебирался из одной таверны в другую, болтал с матросами из разных стран, умело избегал стихийно вспыхивающих драк. За этот вечер ему удалось собрать обширную коллекцию мнений о торговле с Китаем, хотя его будущие знакомые по палате лордов были бы шокированы, узнав, каким образом Кайл этого добился.

Но до знатных лордов Кайлу не было никакого дела. С детства он мечтал путешествовать по дальним странам. Только осуществив свою мечту, он понял, откуда она взялась. Родившись виконтом и наследником титула, он был с первого вздоха обречен вращаться в узком кругу, преимущественно среди таких же людей, как он сам, облеченных властью и подчиняющихся обычаям своего класса. Вот почему Кайла так влекло к низшим классам. Одной из множества причин его любви к Констанции было то, что эта испанка казалась ему не только милым, но и экзотическим, загадочным существом.

Но лишь очутившись в Азии, Кайл столкнулся с людьми и убеждениями, резко отличающимися от его собственных. Индусу-святому с умными глазами был безразличен титул Максвелла. Как и членам экипажа, бок о бок с которыми Кайл отбивался от безжалостных пиратов с Молуккских островов. После сражения боцман заметил, что «его сиятельство дерется совсем не так, как джентльмен». Этот комплимент Кайл счел самым лестным в своей жизни.

Во время странствий он познал самого себя, обрел свободу и терпимость. Даже если больше ему не суждено покинуть Англию, путешествие многому научило его. Именно поэтому Кайл смирился с неизбежностью возвращения. И все-таки он наслаждался каждым днем, проведенным вдали от родины.

Хог-лейн заканчивалась улицей Тринадцати факторий, идущей вдоль массивной городской стены на расстоянии пары сотен ярдов от нее. Решив осмотреть лабиринт лавчонок по другую сторону улицы днем, Кайл уже собрался вернуться к Гэвину, как вдруг из-за угла, из переулка шириной не более семи футов, вынырнул мальчишка.

Мальчуган поклонился и заговорил на ломаном английском, на котором изъяснялось большинство местных лавочников:

– Господин хосет посмотлеть отлисных поюсих свелсков? У моего хозяина лусие свелски, самые холосие цены!

Поющие сверчки? Заинтересовавшись, Кайл спросил:

– А где лавка твоего хозяина?

– Сдесь, сдесь, господин! – Мальчик опять поклонился и засеменил по переулку, поминутно оглядываясь через плечо и проверяя, следует ли Кайл за ним. Большинство лавчонок, мимо которых они проходили, было уже закрыто, но впереди, в нише, горел фонарь, а на вбитых в стену гвоздях висели миниатюрные клетки. По мере приближения к этой нише пронзительный стрекот сверчков заглушал гул улицы Хог-лейн.

Прислушиваясь к стрекоту сверчков, Кайл не уловил шагов за спиной, но успел заметить промелькнувшую по стене тень. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увернуться от удара дубинкой.

– Проклятие!

Трое китайцев преградили ему обратный путь, еще трое показались впереди, в конце переулка. Мальчишка исчез, выполнив свою работу. Выругавшись, Кайл бросился к незнакомцам, выросшим у него за спиной. Если подвыпившие матросы-европейцы на Хог-лейн увидят, что за ним гонятся, они помогут ему отбиться от грабителей.

С разгона ему почти удалось прорваться сквозь живую цепь, но тут очередной удар дубинки обрушился ему на левое плечо. Бок сразу онемел, Кайл зашатался и чуть не упал.

С собой он захватил только мелкие деньги, все ценности оставил дома, поэтому было бы разумно бросить грабителям свой кошелек и удрать, но не в характере Кайла было сдаваться без борьбы. Схватив за грудки ближайшего противника, он толкнул его на двух других.

Троица, появившаяся в конце переулка, уже приближалась, мрачная решимость незнакомцев была очевидна даже в потемках. Проклятие, они задумали убить его! Кайл попятился, наткнулся спиной на стену и закричал во всю мочь, надеясь, что его вопль донесется до Хог-лейн.

Вспоминая все уловки, которым он научился в драках с пиратами, бандитами и ворами, он сумел отразить первый натиск. Но врагов было шестеро, а Кайл не удосужился захватить с собой пистолет.

Вспомнив о засунутом за голенище ноже, Кайл выхватил его и полоснул по плечу ближайшего из нападающих. Тот взвыл, пошатнулся, из раны заструилась кровь. Заметив, что их жертва вооружена, остальные издали угрожающий рык. Двое тоже выхватили ножи.

В этот момент кто-то обрушил дубинку на голову Кайла. Он повалился на землю, перед его глазами поплыли светящиеся пятна. Китайцы принялись пинать его в бока и в живот, а Кайл только беспомощно смотрел на блеснувшее над ним лезвие занесенного ножа. У него мелькнула мысль, что нелепо умирать в «тихом» городке, перед самым возвращением домой. Значит, титул все-таки достанется Доминику…

Раздался пронзительный вопль, леденящий кровь. Через мгновение какой-то человек в черном набросился на противников Кайла. Двигаясь с балетной грацией и невероятной быстротой, неизвестный ударил одного из китайцев в пах, второго рубанул ребром ладони по шее, третьего сбил с ног ударом пятки по носу. Переулок огласили стоны и крики бандитов.

Оправившись от неожиданности, китайцы ринулись к новому участнику драки, но не смогли даже приблизиться к нему, неуловимому, как тень, и свирепому, как разъяренный тигр. Легко уклоняясь от кулаков и хлещущих по воздуху дубинок, он ногой выбил у одного из китайцев нож, который описал дугу высоко в воздухе и растворился в темноте, а потом поразил еще одного точным и резким ударом в шею.

Двое бандитов попытались притиснуть незнакомца в черном к стене. Подпрыгнув, тот перекувырнулся в воздухе и опустился на землю за спиной китайца, как цирковой акробат.

Заметив блеск ножа, Кайл издал предостерегающий крик и попытался подняться, но не сумел. Боль пронзила его тело, он вновь погрузился во мрак.

Благодаря богов за то, что никто из нападающих не владел кунг-фу, Трот рванула бандита на себя, увернулась, и он с силой ударился об стену. Осев на землю, он даже не попытался подняться. Еще двое врагов бросились наутек.

Не удостоив их даже взглядом, Трот с колотящимся сердцем присела возле Максвелла. Она примчалась в этот узкий переулок, услышав его крик, и успела увидеть, как решительно он отражал нападение. Возможно, его раны не смертельны.

Его пульс был ровным, кости черепа – целыми, рана едва заметно кровоточила. Значит, он выживет. Но как быть дальше? Здесь задерживаться нельзя: трое бандитов уже постанывали и пытались подняться, а удравшие могли с минуты на минуту вернуться вместе с подкреплением.

На Хог-лейн наверняка найдутся те, кто согласится помочь Трот унести Максвелла отсюда, но тогда весть о нападении на европейца разнесется по всему городу. При этом неизбежно пострадает Чэнгуа: китайские купцы несут ответственность за все, что происходит с иностранцами. За попытку убийства Чэнгуа придется в лучшем случае заплатить огромные пени, а в худшем его посадят в тюрьму. У него немало врагов, завидующих его богатству и власти.

Надо доставить Максвелла к складам тайком, чтобы о случившемся никто не догадался. Эллиот будет держать язык за зубами: в его интересах заботиться о благополучии Чэнгуа.

Трот разыскала упавший на землю нож Максвелла и сунула его в ножны, спрятанные за голенищем сапога. Затем она решительно потрясла спасенного за плечо.

– Вставайте! Надо уходить отсюда.

Он застонал, но не пошевелился. Трот встряхнула его еще раз, резче и сильнее, но Максвелл так и не пришел в себя.

Внезапно Трот вспомнился подслушанный обрывок разговора между Максвеллом и Эллиотом. Максвелл рассказывал, что в детстве у него была няня-шотландка. Может быть, властный голос, знакомый с детства, заставит его собраться с силами – в отличие от ее ломаного английского.

Подражая шотландскому выговору отца, Трот выпалила:

– А ну, вставай, негодный лентяй! Или ты хочешь, чтобы тебе вспороли брюхо?

Выбранное средство подействовало. Максвелл попытался встать. Трот помогла ему выпрямиться, радуясь своей силе, приобретенной за долгие годы занятий вин чунь.

– А теперь я отведу вас домой, дружище. – Поддерживая Максвелла, Трот повела его к концу переулка. В этот час улица Тринадцати факторий безлюдна, а если кто-нибудь и попадется им навстречу, то решит, что ее спутник пьян.

Максвелл пошатывался, но ухитрялся держаться на ногах. Когда они свернули на улицу Тринадцати факторий, он хрипло пробормотал:

– Вы не шотландка. Только в Макао… есть европейские женщины.

– Да, я не шотландка. Вам почудилось. – Трот надеялась, что, окончательно придя в себя, Максвелл ничего не вспомнит.

К тому времени, как они подошли к складу, принадлежащему Эллиоту, с Трот ручьем лил пот. Максвелл оказался тяжелым, в пути они несколько раз чуть не упали.

Изменив голос, она по-китайски обратилась к сторожу у ворот:

– Вашему господину самшу ударил в голову.

Сторож засмеялся, отпирая ворота.

– Тебе помочь, парень?

– И чаевые пополам? Нет уж, спасибо. – Трот втащила Максвелла в дом, надеясь, что в темноте сторож не разглядит ее лица. Как выйти обратно незамеченной, она знала.

Трот хотела было уложить Максвелла где-нибудь в углу склада, но, подумав, решила довести его до комнаты – правда, туда предстояло подняться по лестнице. К счастью, Трот хорошо знала склад Эллиота и легко ориентировалась в темноте. Возле лестницы она опять произнесла с шотландским акцентом:

– Здесь ступеньки. Поднимайтесь.

Максвелл уже начинал приходить в себя, схватился за узкие железные перила и медленно побрел вверх по ступенькам, опираясь на плечо Трот, как на живой костыль. Дважды они едва не потеряли равновесие и не покатились кубарем вниз по крутой лестнице.

Задыхаясь, Трот наконец подвела Максвелла к двери его комнаты.

– Доставайте ключ.

Максвелл неуклюже зашарил во внутреннем кармане. Потеряв терпение, Трот сама сунула ему в карман свободную руку, достала ключ и отперла дверь.

Очутившись в комнате, она бесцеремонно толкнула спутника к кровати. Ей самой хотелось упасть на матрас и отдышаться, но она понимала: чем скорее она покинет комнату, тем больше шансов, что Максвелл забудет о ней. Бой с шестью бандитами – настоящий подвиг для скромного и незаметного китайца. Перед уходом Трот решила разбудить Гэвина Эллиота и попросить его позаботиться о беспокойном госте.

Она зажгла лампу и внимательно осмотрела Максвелла, что не удалось сделать в темном переулке. К счастью, он отделался несколькими синяками и ссадинами, и, пожалуй, завтра у него разыграется жестокая головная боль. Но в остальном он невредим. Максвелл попытался открыть глаза.

– Вы еще легко отделались, дружище. Сейчас я пришлю к вам кого-нибудь.

Она отвернулась, но тут Максвелл поднял руку и схватил ее за запястье. Моргая, чтобы прогнать туман перед глазами, он спросил:

– Кто вы?

– Вы меня не знаете.

– Нет, знаю. Цзинь Кан? – Он свел брови на переносице, стараясь собраться с мыслями. Его удивительные синие глаза казались почти черными.

Трот попыталась высвободиться, но Максвелл держал ее крепко, а она не рискнула применить силу, боясь причинить ему боль. Чтобы озадачить его, она забормотала по-китайски, надеясь, что он не вспомнит ее безупречный английский.

Но прежде, чем она сумела улизнуть, Максвелл сорвал с ее головы темно-синюю шапочку.

– О Господи! – прошептал он. – Цзинь Кан – женщина!

7

В эту минуту она была похожа на загнанного олененка, ее карие глаза стали огромными и встревоженными. Сняв с нее шапочку, Кайл увидел, что она не бреет голову, как китайцы-мужчины. Ее блестящие волосы были темными, но с красноватым оттенком, не похожими на иссиня-черные косы жителей Кантона. А почти миловидное для мужчины лицо вдруг стало женственным, и Кайл чуть не выругал себя за ненаблюдательность.

Это лицо было не только женственным, но и поразительно красивым. Потрясенный, Кайл разжал пальцы на запястье Цзинь Кана.

– Значит, мое влечение к вам вполне естественно. Вы евразийка?

Она кивнула, настороженно глядя на него. Кайл понимал, что ей не терпится убежать, но было уже слишком поздно.

Он приподнялся на постели, сел, опираясь на подушки, и вздрогнул от боли.

– Присядьте, я вас не обижу. Если вы не объясните, кто вы на самом деле, я умру от любопытства. Стоило ли ради этого спасать меня?

С усталым вздохом Трот примостилась на краешке кровати.

– Я в самом деле Цзинь Кан, переводчик Чэнгуа. Но когда-то меня звали Трот Мэй Лянь Монтгомери.

Вот откуда этот резкий шотландский акцент! Естественный голос Трот заметно отличался от робкого говорка Цзинь Кана. Слушая ее, Кайл вдруг затосковал по родине.

– Ваш отец был шотландским торговцем?

– Да. Его звали Хью Монтгомери. А моя мать была его наложницей. Я родилась и выросла в Макао, где научилась языкам обоих родителей. – В отличие от застенчивого Цзинь Кана Трот Монтгомери смотрела Кайлу в глаза с прямотой уроженки Запада.

– Ваш отец умер?

– Да, когда мне было двенадцать лет. А мать умерла годом раньше. Родители не оставили мне денег, поэтому меня взял к себе в дом Чэнгуа. Он был поставщиком моего отца. Поскольку иметь мужчину в доме полезнее, чем женщину, я… стала мужчиной. С тех пор меня зовут Цзинь Кан.

– Все время? Все, кто вас знает?

Трот кивнула.

– Домочадцам Чэнгуа известно, что я женщина, но по безмолвному соглашению меня считают мужчиной. Я ношу мужскую одежду, ко мне относятся, как к мужчине.

Кайл попытался представить себе ее жизнь. Как тяжело, должно быть, скрывать свою истинную сущность, быть полукровкой в стране, где иностранцев презирают!

– Значит, вы живете сразу в двух мирах.

Впервые за весь разговор Трот потупилась, пряча глаза. Кайл воспользовался этим случаем, чтобы повнимательнее рассмотреть ее. Разрез ее глаз был определенно китайским, экзотическим и прелестным, но черты лица, более удлиненного и выразительного, чем лица кантонских женщин, явно указывали на шотландскую кровь. Рост Трот тоже унаследовала от отца, но ее тело было легким и грациозным, скорее азиатским, чем британским.

Впрочем, оценить ее фигуру было нелегко. Ее полностью скрывала мешковатая китайская одежда с высоким воротом. В Англии Трот было бы гораздо труднее сохранить свою тайну.

Но откуда в этом стройном теле такая поразительная сила? Мысль о том, что Трот способна расправиться с полудюжиной мужчин, не только внушала робость, но и пробуждала любопытство.

– Никогда еще не видывал такой схватки, как сегодня. Как вам удалось победить?

– Я владею боевым искусством, – объяснила Трот. – Существует множество его видов. Я предпочитаю стиль вичунь, созданный с учетом преимуществ и недостатков женщины.

Кайл потер ноющий висок, стараясь понять смысл невероятных слов, произнесенных женщиной, которая сидела перед ним. Трот. Красивое шотландское имя, означающее правдивость и преданность.

– Ничего подобного вин чунь я еще никогда не видел. Неужели все китайцы владеют этим искусством?

– В таком случае вас уже не было бы в живых, – сухо отозвалась Трот. – Секреты боевых искусств берегут как зеницу ока, они передаются от учителя к ученику. Моя няня в Макао была служанкой и телохранительницей моей матери, она в совершенстве владела вин чунь. А обучать меня этому искусству она начала, едва я научилась ходить.

– Не знал, что китаянки способны быть воинами.

– Некоторые – да. Некогда существовала даже армия вдов. В Китае есть излюбленная древняя легенда о My Лань, которая заняла в армии место своего отца и проявила удивительную доблесть. – Трот поднялась и надела шапочку. Она будто замкнулась в себе, ее плечи поникли, выражение лица стало непроницаемым. – Мне пора.

– Подождите! – Не желая отпускать ее так сразу, Кайл вскинул руку, и от резкого движения его тело опять пронзила боль. Выругавшись сквозь зубы, он произнес: – Сейчас уже поздно, но я хотел бы когда-нибудь еще раз побеседовать с вами, мисс Монтгомери.

– Никакой мисс Монтгомери не существует. Есть только Цзинь Кан.

– Этого не может быть. Я уже знаю вашу тайну. Я мог бы многому научиться у вас. – Он одарил Трот ослепительной улыбкой. – Наш разговор никому не принесет вреда.

– Вам – может быть. Но не мне.

– Чэнгуа рассердится, узнав, что ваша тайна раскрыта?

Трот помедлила с ответом.

– Он будет очень недоволен, ведь мне было приказано вести себя так, чтобы никто в сеттльменте не узнал, кто я на самом деле. Женщинам-служанкам не позволено приближаться к чужеземцам, и, если обо мне разнесется слух, накажут не только Чэнгуа, но и его близких. И потом… есть и другие причины.

– Вам будет труднее притворяться Цзинь Каном, если время от времени вы станете превращаться в Трот?

Трот нахмурилась.

– Китаец не задал бы такой вопрос.

– Но я не китаец, да и вы китаянка лишь наполовину. – Ощущение неразрывных уз между ним и Цзинь Каном усилилось. Желая узнать о Трот все, Кайл спросил: – Вы довольны своей жизнью?

Она вскинула подбородок.

– Со мной хорошо обращаются, хозяин ценит мои способности. Я считаю, что мне повезло.

– Но вся ваша жизнь построена на лжи, которая может всплыть в любую минуту, – возразил Кайл не столько Трот, сколько самому себе.

Ее взгляд стал ледяным.

– Вы угрожаете мне?

– О Господи, нет! Я совершил бы низость, погубив вас в награду за спасение моей жизни. Я никому вас не выдам.

Она немного успокоилась.

– Благодарю. Чэнгуа незачем знать о том, какой опрометчивый поступок я совершила.

– Вы совершили подвиг, – возразил Кайл и вгляделся в ее лицо. – Сколько вам лет?

– По западному исчислению… – Трот задумалась, – двадцать семь. Скоро будет двадцать восемь.

Она выглядела гораздо моложе своих лет, но оказалась зрелой женщиной, обреченной скрывать свое истинное "я".

– Вам хотелось бы когда-нибудь побывать на родине своего отца?

На миг ее глаза затуманило почти невыносимое желание, но она тут же опомнилась и покачала головой:

– Благовонные палочки велят мне остаться в Китае.

– Благовонные палочки?

– Иными словами – судьба. Или удача. Такие палочки возжигают перед богами, прося их даровать удачу.

Кайл уже видел такие курения, знал, как они называются, но смысл слов Трот понял лишь отчасти.

– Теперь вы видите, как мало я знаю? – Он осторожно приподнялся и придвинулся к ней. – Разве вам не нужен друг, с которым вы могли бы говорить свободно, без притворства?

Трот сжала губы.

– Если я спасла вас, это еще не значит, что вы вправе задавать мне такие вопросы, лорд Максвелл.

Осознав, что он допустил явную грубость, Кайл смутился.

– Простите. Дело в том, что вы пробудили во мне любопытство.

– Несомненно, такое же любопытство у вас вызывают все уродцы и чудовища, – съязвила Трот. – Спокойной ночи, милорд. Не советую вам впредь выходить на улицу одному. Людей, которые напали на вас, кто-то нанял, и, скорее всего, они решатся повторить попытку.

Кайл нахмурился, вдруг сообразив, что совсем забыл про нападение.

– Но кому могло понадобиться убивать меня?

– Понятия не имею. Наверное, кто-то из врагов Чэнгуа жаждет отомстить ему таким способом. А может, своей откровенностью вы сами нажили себе врагов.

– Я привык быть откровенным. Но в Кантоне я не сказал ничего такого, чтобы вызвать смертельную вражду. – Судя по рассказам Гэвина о местной политике, нападение преследовало другую цель – досадить Чэнгуа. Смерть английского лорда, торгового партнера Чэнгуа, вызовет шумный скандал и в Китае, и на Западе. – Как вы узнали о том, что на меня собираются напасть?

– Один мой осведомитель с Хог-лейн слышал, как два бандита похвалялись тем, как щедро им заплатили за то, что они пообещали прикончить вас. Этот осведомитель дождался меня у склада.

– Значит, вы и вправду шпионка.

– Да. И у вас есть причины благодарить судьбу за это.

И она вышла, как подобало шотландке – гордо вскинув подбородок. Но Кайл понял, что через каких-нибудь десять шагов она снова перевоплотится в Цзинь Кана.

Он осторожно потер ноющую голову, вспоминая об искре, проскочившей между ними, когда Цзинь Кан учил его правильно держать кисть и преподавал азы каллиграфии. Даже человек с богатым воображением ни за что не поверил бы, что на самом деле робкий клерк – удивительная женщина-воин, способная без оружия, в одиночку разделаться с шестью бандитами.

Познакомившись с Трот, Кайл сразу понял, что никогда не сумеет забыть ее.

Несмотря на усталость, Трот доложила Чэнгуа о ночных событиях сразу же, едва вернулась на остров Хонам. Хозяин принял ее в своем кабинете, в наспех наброшенном халате и с суровым выражением лица.

– Что стряслось? Зачем ты подняла меня среди ночи?

Трот низко поклонилась.

– Приношу искренние извинения за то, что такое ничтожество, как я, прервало ваш мирный сон, но два часа назад на лорда Максвелла было совершено покушение.

Чэнгуа нахмурился.

– Рассказывай.

Трот коротко объяснила, в чем дело, начав встречей с Дэном и закончив рассказом о том, как она помогла Максвеллу вернуться в хан. Она не утаила ничего, кроме того, что англичанин признал в ней женщину, и не только потому, что боялась недовольства Чэнгуа. Ей казалось кощунством упоминать вслух о редкостных минутах откровенности. Выслушав ее, Чэнгуа спросил:

– Ты узнала кого-нибудь из напавших?

– Одним из них был Сюнь Ки из банды «Красный дракон». Думаю, и остальные оттуда же.

Чэнгуа пригладил бородку.

– Чжань Ху, главарь банды «Красный дракон», не согласился бы отправить своих людей на такое рискованное дело. Наверное, он ничего не знает. Я сам поговорю с Чжанем. Мы выясним, кто нанял этих мерзавцев, и проследим, чтобы они понесли заслуженное наказание.

По спине Трот пробежал холодок. По ее вине шестеро человек обречены на муки и смерть! Конечно, они заслуживали наказания, но Трот, как дочь своего отца, не могла не возмущаться жестокостью китайского правосудия.

Чэнгуа продолжал:

– Ты будешь охранять лорда Максвелла, пока он не покинет Кантон. Следуй за ним повсюду. Если понадобится, обратись за помощью к Эллиоту – он тоже заинтересован в том, чтобы Максвелл остался цел и невредим.

Встревоженная Трот опустилась перед ним на колени.

– Прошу вас, господин, выберите кого-нибудь другого. Я не заслуживаю подобного доверия.

– Ты спасла его от шести отпетых негодяев из банды «Красный дракон», задумавших убийство. Больше никто из моих слуг не способен на такое, во всем Кантоне не найти лучшего телохранителя.

Вместо того чтобы смириться с неизбежностью и удалиться, Трот возразила:

– Максвелл проницательнее, чем большинство других европейцев. Боюсь, рано или поздно он разоблачит меня.

Чэнгуа ответил ей мимолетной сдержанной улыбкой.

– Я убежден, что ты сумеешь обмануть его.

Она снова поклонилась и вышла, едва держась на ногах от усталости. Ее способностям удивлялись и Максвелл, и Чэнгуа, но сама Трот знала, что победила лишь благодаря элементу неожиданности. Кроме того, она сумела увернуться далеко не от всех ударов противника.

У себя в комнате она переоделась в простой халат, распустила волосы и подошла к зеркалу. Из зеркала на нее взглянуло грубое, непривлекательное, но все-таки женское лицо, а не маска бесполого Цзинь Кана.

Трот медленно распутала волосы пальцами, густые пряди легли ей на спину, свисая до самой талии. Почему Максвелл смотрел на нее так пристально? Наверное, счел ее внешность своеобразной и необычной. Но на миг Трот поверила, что в его глазах светилось восхищение. По крайней мере, он не исполнился брезгливости, узнав, что она полукровка.

«Вы довольны своей жизнью?» Она отвернулась от зеркала. Разумеется, она довольна. Только глупец мечтает о несбыточном.

«Вам хотелось бы когда-нибудь побывать на родине своего отца?» О боги, как она стремилась к этому! Первые двенадцать лет жизни она с нетерпением ждала того дня, когда отец отвезет ее в Шотландию и там во всеуслышание объявит своей дочерью. Тогда Трот еще не понимала, как слепо и безоглядно любит ее отец. В его глазах она была прекрасна, она привыкла слышать его похвалы и не заботилась о том, как относятся к ней остальные. Иной раз Трот даже сожалела о том, что отец обожал ее. Вот если бы он остался жив…

Однако мечтами судьбу не изменишь. Встав на колени перед маленьким алтарем, Трот зажгла три благовонные палочки в память отца и матери. Аромат горящего сандалового дерева успокоил ее. Ей повезло родиться в богатом доме, с рождения знать два языка, тогда как большинство китаянок не умеют ни читать, ни писать. А еще у нее есть возможность гулять по улицам Кантона. Она сошла бы с ума, если бы Чэнгуа взял ее в служанки, которым не позволяют выходить даже за ворота.

Но разве о такой жизни для нее мечтал отец? Трот смотрела, как дым спиралью поднимается вверх над горящими кончиками палочек. Правда, отец был бы благодарен Чэнгуа за то, что он спас ее от голодной смерти – со своей внешностью она не могла бы рассчитывать на заработок проститутки.

Но Хью Монтгомери ужаснулся бы, узнав, что его единственная дочь стала лживым писцом, стыдящимся поднять голову и посмотреть собеседнику в лицо. Когда Трот была совсем крошкой, по вечерам отец часто рассказывал ей о шотландской королеве Марии Стюарт, которая водила своих подданных в сражения, а ее длинные рыжеватые волосы развевались, как знамя. Он объяснял, что в Англии с женщинами принято считаться, что к ним относятся отнюдь не как к ничтожествам, стоящим неизмеримо ниже мужчин.

А еще отец воспитал ее христианкой, верующей в небесное царство, которой незачем приносить подношения умершим, чтобы они выжили в мире теней.

Черт бы побрал Максвелла! Это из-за него Трот вспомнились детские мечты о бешеной скачке верхом по холмам Шотландии и разговорах с мужчинами на равных. О возможности гордиться тем, что она женщина, а не прятать женскую одежду, как постыдный секрет.

Укрепив тлеющие палочки в фарфоровой подставке, Трот поднялась и стала в возбуждении вышагивать по тесной комнате. Максвеллу она интересна не более, чем заморская диковина, поразившая воображение любознательного путешественника. Ложась спать сегодня вечером, он в отличие от самой Трот не станет предаваться грезам о ее объятиях…

Вздрогнув, она остановилась и закрыла лицо ладонями. Скоро Максвелл уедет, и в ее душе вновь воцарится покой.

Но когда Трот наконец улеглась, у нее мелькнула тоскливая мысль о том, что ее жизнь уже никогда не станет прежней.

8

На следующее утро Кайл проснулся рано, его мышцы отчаянно ныли от вчерашних ударов. Наверное, Трот решила, что если Кайл вчера смог вести разговор с ней и даже спорить, то беспокоить Гэвина Эллиота незачем. Сам же Кайл считал, что Гэвину следует немедленно сообщить о случившемся.

Плеснув в лицо холодной водой, он поковылял по коридору к комнате друга, окно которой также выходило на реку. Младшим компаньонам фирмы приходилось довольствоваться душными комнатами со стороны двора или городской стены.

Гэвин сразу откликнулся на стук:

– Войдите!

Кайл застал друга сидящим за письменным столом у окна и перебирающим корреспонденцию. В свободном китайском халате, окруженный восточной мебелью вперемешку с западной, Гэвин казался олицетворением преуспевающего купца. Он уже преодолел финансовые затруднения, рассчитался с долгами, унаследованными вместе с торговым домом, и теперь уверенно шагал по пути к званию одного из богатейших людей в Америке.

Заметив синяки на лице Кайла, Гэвин негромко присвистнул.

– Что случилось, черт возьми? Ты решил под конец пребывания в Кантоне ввязаться в драку матросов на Хог-лейн?

– Если бы так! – Кайл наполнил чаем одну из чашек, стоящих на подносе, отхлебнул и одобрительно кивнул. – Отличный чай. С лимоном?

– Верно. Это лучшее из всех сочетаний, но я продолжаю экспериментировать. Но не уводи разговор в сторону. Так что случилось вчера ночью?

Поморщившись, Кайл осторожно присел на стул.

– Меня заманили в какой-то переулок, обещая показать поющих сверчков, и там на меня напали шестеро бандитов. Похоже, их целью было убийство, а не ограбление.

– Боже милостивый! – Гэвин выронил перо. – Это неслыханно! Здесь, в сеттльменте, европейцы всегда чувствовали себя в безопасности. Но как же ты спасся?

Кайл уже обдумал исправленную версию своего рассказа.

– К счастью, я захватил с собой нож. Мне здорово досталось, но я сумел прорваться на Хог-лейн. Там меня увидел Цзинь Кан – он допоздна заработался в Английской фактории. Он и помог мне вернуться сюда.

Гэвин нахмурился и скрестил руки на груди.

– Цзинь, случайно, не знает, почему бандиты напали именно на тебя?

– Он предположил, что это дело рук кого-нибудь из врагов Чэнгуа. Не обошлось и без моего проклятого титула: убийство лорда вызовет более шумный скандал, чем смерть любого другого человека.

– К сожалению, ты прав. Чэнгуа отомстит: скорее всего твоих противников разрежут на куски и скормят собакам, не пройдет и сорока восьми часов. Но тебе лучше до отъезда не покидать наш хан.

– Ну уж нет! – Кайл поднялся. – Я и так почти не видел Китая. Будь я проклят, если просижу на складе до самого отъезда. Чтобы успокоить тебя, я стану брать с собой пистолет и никуда не выходить по вечерам без сопровождения.

– Никому не показывай оружие: нам, «заморским дьяволам», не полагается носить его здесь.

Кайл кивнул.

– Могу я попросить Цзинь Кана сопровождать меня? Он достаточно владеет английским и способен поддержать простую беседу.

– Отличный выбор. Чтобы избавить Чэнгуа от лишних неприятностей, он будет беречь тебя как зеницу ока. Может, позвать врача? У тебя совсем заплыл глаз.

– Не в первый раз и, наверное, не в последний. – Довольно улыбнувшись, Кайл удалился. Он не только не выдал тайны Трот, но и нашел способ чаще видеться с ней.

Этим утром Трот работала в конторе Эллиота, переводя кипу документов. По ее шее побежали мурашки раньше, чем она услышала знакомый голос:

– Доброе утро, Цзинь Кан. Эллиот согласился отпустить вас сегодня со мной на весь день.

Встревожившись, она посмотрела на лорда Максвелла, мужественную красоту лица которого не портили даже синяки и ссадины. Его слова не возбудили бы подозрений стороннего наблюдателя, но в глазах плясали дьявольские огоньки. Трот обмакнула кисть в миску с водой.

– У вас для меня есть работа, сэр?

– Поскольку Эллиот утверждает, что вам известны лучшие лавки во всем сеттльменте, я хотел бы попросить вас сопровождать меня. Мне предстоит купить подарки для своих родных.

Для своих родных. Ну конечно.

– С радостью, сэр. Уверен, ваша жена и дети сочтут за честь то, что вы сами выбрали для них подарки.

Его лицо стало напряженным.

– У меня нет ни жены, ни детей, зато есть немало других родственников. Сейчас вы свободны?

– Я весь в вашем распоряжении, ваше сиятельство. – Трот охватила нелепая радость оттого, что никакая прекрасная англичанка не ждет возвращения Максвелла на родину. Будучи наполовину шотландкой, Трот запрещала себе даже думать о прелюбодеянии. А китайской стороне ее натуры было все равно. Мэй Лянь охотно согласилась бы стать младшей женой Максвелла. И даже наложницей, не имеющей законного статуса, лишь бы он любил ее…

Устыдившись своих мыслей, она торопливо вышла вслед за Максвеллом на площадь, где, как всегда, бурлила толпа. При виде этого живого людского моря Трот занервничала. В толпе убийца без труда мог подойти к Максвеллу вплотную, всадить нож ему в спину и улизнуть незамеченным.

К счастью, Максвелл был неглуп. Он держался с настороженностью человека, которому не раз приходилось сталкиваться с опасностью. С таким спутником, как Трот, он чувствовал себя увереннее. А она на всякий случай спрятала под одеждой нож.

Две улицы соединяли набережную с улицей Тринадцати факторий. По безмолвному согласию спутники выбрали Старокитайскую улицу, а не Хог-лейн. Шагая прочь от пристани, Кайл заговорил:

– Выше нос, Цзинь! Наша цель – не только накупить подарков и осмотреть местные товары, но и развлечься.

Трот искоса взглянула на него:

– Развлечься, сэр?

– Для юноши ты слишком серьезен. – Кайл остановился возле лавки, перед которой были выставлены столы с товаром, и выбрал резной шар из слоновой кости, внутри которого помещалось несколько шаров меньшего размера. – Эта вещица заинтригует моего брата. Мастерство местных резчиков достойно восхищения. – Он вдруг перебросил шар Трот.

От неожиданности она чуть не выронила хрупкий предмет.

– Чтобы вырезать такую вещицу, требуется несколько месяцев упорного и кропотливого труда, – отозвалась она, не зная, как поддержать игривое настроение Максвелла. – Замечательный подарок. А что еще вы хотите купить?

– Забавные и причудливые игрушки, какие пришлись бы по душе детям. Ювелирные украшения, лакированные шкатулочки, и шелк для дам. Может быть, какую-нибудь экзотическую мебель. – Он вошел в лавку и остановился перед крохотными флакончиками из полудрагоценных камней – нефрита, янтаря и бирюзы. – И прелестные безделушки вроде вот этих.

Надеющийся на выгодную сделку лавочник сообщил Трот по-китайски, что щедро вознаградит ее, если фань цюй что-нибудь купит у него в лавке. Трот коротко отклонила предложение. Она вдруг поняла, что поиск для Максвелла лучших товаров по самым низким ценам для нее – вопрос самолюбия, и произнесла по-английски:

– Есть лавки, где вы увидите кое-что получше, милорд.

Сообразив, о чем говорит Трот, лавочник решительно запротестовал на ломаном английском. Максвелл подыграл спутнице так ловко, словно они заранее отрепетировали всю сцену. Через полчаса множество безделушек было упаковано и отправлено на склад Эллиота.

Затем Трот и Максвелл побывали в лавках, где торговали украшениями, изделиями из лака и фарфором. Трот обнаружила, что Максвелл умеет выбирать отличные вещи и мастерски торгуется. Они разработали целую систему знаков: Кайлу было достаточно едва заметного кивка Трот или покачивания головы, чтобы понять, стоит ли вещь денег, которые лавочник просит за нее, или же торг следует продолжать. Сам Кайл так правдоподобно пожимал плечами и делал вид, будто он готов уйти, что торговцы мгновенно сбавляли цену.

Неожиданно Трот почувствовала, что происходящее доставляет ей удовольствие. Возможность с толком тратить огромные суммы денег, принадлежащих Максвеллу, искренне радовала ее. Хотя Чэнгуа был гораздо богаче, Трот еще не доводилось тратить его состояние.

Выходя из лавки, где Максвелл накупил целую охапку вееров из расписного шелка и резной кости, Трот спросила:

– Неужели ваша родина настолько мала, что в Кантоне найдется подарок для каждого англичанина?

Кайл рассмеялся.

– Нет, я просто запасаюсь сувенирами для друзей и слуг. Человек, который никогда в жизни не отъезжал от места, где родился, дальше чем на двадцать миль, будет дорожить таким веером или флаконом духов, как редкостной ценностью. Это напоминание о том, как велик наш мир. – Он повертел в руках флакончик, купленный в первой лавке, – изящный маленький сосуд, вырезанный из горного хрусталя с темными прожилками. – И само собой, я не прочь купить привязанность моих маленьких племянников и племянниц, которых я еще не видел.

Трот усомнилась в том, что Кайлу когда-либо приходилось покупать чью-то привязанность: он напоминал скорее доброго дядюшку, которому не терпится осыпать подарками детей любимого брата. Таким был и ее отец. Когда он возвращался из поездок, Трот пританцовывала от нетерпения, стараясь угадать, что он привез ей на этот раз.

Несмотря на радостное возбуждение, к полудню она устала и проголодалась. Трот знала, как утомительно бродить по лавкам, когда надо беречь каждый грош, но даже представить себе не могла, что устают и те, кто в состоянии покупать все, что только понравится.

– Может быть, вы хотите вернуться в хан пообедать, сэр?

– Пожалуй, нет. А что едят простые кантонцы? – Максвелл перевел взгляд на уличный лоток с лапшой на противоположной стороне улицы. – Кажется, вон там продают что-то съедобное. Давайте попробуем.

– Сэр, вам нельзя есть возле уличного лотка!

– Почему же? Неужели кантонская еда не годится для наших желудков?

– Просто это… ниже вашего достоинства, – неловко объяснила Трот, не зная, должна ли она заботиться не только о безопасности Максвелла.

– Что проку в достоинстве, если оно мешает набираться впечатлений? – С этими словами Кайл решительно зашагал к лотку.

Смирившись с неизбежным, Трот заказала для них две миски супа с лапшой. Потом ей пришлось объяснять подопечному, как пользоваться палочками для еды. Для новичка Кайл орудовал ими на удивление ловко.

Покончив с лапшой, он заявил:

– Вкус превосходный. А что продают с других лотков?

Трот познакомила его с такими традиционными кушаньями, как ароматный рис конги, пампушки и китайские сладости, а под конец пригласила не спеша выпить чаю в чайной. Повсюду Максвелл замечал изумленные взгляды людей, которые впервые наблюдали, как иностранец ест местную пищу.

Трот украдкой наблюдала за ним, заинтригованная его интересом к повседневной жизни кантонцев. Энтузиазм Максвелла был заразителен. Но вскоре Трот опять приуныла. На протяжении долгих лет главное место в ее жизни занимали долг и труд. А теперь Максвелл заставил ее по-новому взглянуть на привычный мир.

Она потягивала чай, печалясь о том, что скоро Максвелл вернется в Англию, а её жизнь опять станет тоскливой и однообразной. Но между ними возникло что-то вроде дружеских уз, и Трот знала, что никто не отнимет у нее эти драгоценные воспоминания.

9

Покинув чайную, они зашли в лавку благовоний. Делая вид, будто помогает спутнику, Трот купалась в море ароматов и ощущений. Будь она настоящей женщиной, она ни за что не отказалась бы от хороших духов.

Затем они побывали у торговца специями и пряностями. Максвелл пересмотрел весь его товар и нахмурился, дойдя до последнего кувшина.

– Кажется, это сушеная цедра бергамота.

Это слово Трот услышала впервые.

– Бергамот? Что это?

– Плод, похожий на апельсин. – Максвелл прибавил вместительный кувшин к своим покупкам, и они приступили к делу, оставленному напоследок: отправились выбирать шелк в самую дорогую и богатую из лавок сеттльмента.

Хозяин лавки уже услышал о появлении лорда Максвелла на улице Тринадцати факторий и теперь с нетерпением ждал его. Когда Трот провела Максвелла в просторную комнату, подобострастный лавочник низко поклонился.

– Вы оказали честь моему скромному заведению, милорд. Позвольте показать вам мой товар.

По его знаку помощники стали разворачивать рулоны шелка. Ярды поблескивающей ткани протянулись по полу, поражая яркостью и разнообразием красок. Отобрав две дюжины рулонов лучшей материи в лавке, Максвелл сказал:

– А еще я хотел бы приобрести женскую одежду, сшитую по последней китайской моде. У вас найдется готовая одежда?

– Да, но ее выбор небогат…

По очередному знаку в комнату внесли десятки халатов и бережно разложили на столе.

От таких одеяний не отказались бы и придворные дамы Пекина. С трудом скрывая вожделение, Трот провела ладонью по изысканному халату персикового оттенка, сшитому из кеси – узорчатой парчи.

– Ткань недурна, – пробормотала она, словно ее интересовало только качество товара.

Максвелл отозвался:

– Пожалуй, этой халат придется впору жене моего брата, да и цвет будет ей к лицу.

– Неужели ваши дамы так миниатюрны? – удивилась Трот.

– Мериэл – да, а моя сестра высока ростом. – Он поднял самый большой из халатов, ярко-алый, расшитый цветами и бабочками. Наверное, это было свадебное одеяние поскольку красный цвет считался счастливым и на свадьбы невесты обычно наряжались в красное. – Вы с Люсией сложены почти одинаково.

Он приложил халат к груди Трот.

– Скажите, Цзинь, эта вещь понравилась бы женщине?

Едва пальцы Кайла скользнули по ее плечам, по телу Трот прошла горячая волна, еще мощнее, чем в тот раз когда она показывала ему, как правильно держать кисть. В глазах Кайла отразилось тоже изумление. После минуты неловкого молчания она произнесла.

– Ваша… сестра наверняка обрадуется такому чудесному подарку, милорд.

Кайл проглотил ком в горле, попятился и положил алый наряд на стол.

– Благодарю за совет.

Пока он заканчивал выбирать покупки, Трот отошла в глубину комнаты. Кайл ничем не выдал ее тайну, но оттого, что он знал, кто она на самом деле, между ними все изменилось.

И Трот не жалела об этом.

Вернувшись на склад, Трот села за стол и занялась переводами, хотя она предпочла бы остаток дня провести дома, поскольку устала не только физически. К тому времени как она закончила работу, в углах комнаты сгустились тени. Трот уже приводила в порядок свой стол, когда появился Максвелл и протянул ей объемистый пакет, обернутый бумагой.

– Это вам. В благодарность за помощь.

Удивившись, она отозвалась:

– Но я не заслужил благодарности. Я просто исполнял свой долг, сэр.

Кайл понизил голос так, чтобы его услышала только Трот.

– Вчера ночью вы спасли мне жизнь. Разве я не вправе выразить вам признательность?

Понимая, что он движим отнюдь не чувством долга, Трот смирилась.

– Как вам угодно, милорд.

– Да, таково мое желание. Спокойной ночи, Цзинь. – Улыбнувшись ей одной, Кайл покинул контору.

Трот сгорала от любопытства, но не решилась вскрыть сверток при посторонних. С непроницаемым лицом она покинула склад и разыскала на пристани лодочника, который часто перевозил ее на остров. Лишь руки, крепко сжимающие пакет, выдавали ее возбуждение. Трот не терпелось остаться одной – впервые с тех пор, как еще в детстве она ждала возвращения отца из поездок.

Повзрослев, она поняла, что жаждала не только подарков, но и подтверждения тому, что даже в отъезде отец помнил о ней. И ей было приятно узнать, что о ней думает и Максвелл.

Наконец она поднялась к себе в комнату и вскрыла пакет. Развернув бумагу, Трот ахнула. Внутри оказался великолепный алый халат, который Максвелл показывал ей в лавке. Трот благоговейно прикоснулась к роскошной ткани. Значит, Максвелл заметил, какими глазами она смотрела на этот наряд, и уловил ее вожделение.

Вынув халат, Трот обнаружила в том же пакете хрустальный флакончик, наполненный самыми изумительными благовониями, какие только были в лавке. Еще в свертке нашлись резные нефритовые бусы, набор позолоченных гребней и элегантнейший веер слоновой кости. Максвелл обратил внимание на все вещи, которые особенно понравились ей, этим и был дорог его подарок. Никто не воспринимал желания Трот всерьез с тех пор, как пятнадцать лет назад умер ее отец, то есть почти половину ее жизни.

Небрежно сбросив опостылевшую мужскую одежду Цзинь Кана, Трот надела женское белье и шелковые штаны. Расчесав волосы, она с помощью гребней уложила их в прическу, но не по китайской, а по португальской моде. Аккуратно подкрасив глаза и губы, она облачилась в алый халат.

Отойдя в дальний угол комнаты, она отразилась в зеркале почти во весь рост. Халат пришелся точно впору, его цвет подчеркивал оттенок волос. Трот превратилась в сказочное существо, дочь Востока и Запада.

Конечно, эта метаморфоза свершилась только благодаря халату. Любая женщина в нем показалась бы красавицей, но эта мысль не умалила радость Трот. Впервые за долгое время она осталась довольна собственным отражением. Негромко смеясь, она закружилась по тесной комнате, наслаждаясь своей женственностью.

Каково было бы постоянно чувствовать себя женщиной? Внезапно посерьезнев, она остановилась и вновь посмотрелась в зеркало. Внешность европейцев более разнообразна, чем облик китайцев, и если бы она жила в Англии, то не выделялась бы в толпе как здесь, в Кантоне. У нее гладкая кожа, густые и блестящие волосы, и, живи она на родине отца и имей гардероб, как у местной дамы, она выглядела бы вполне приемлемо. Ее рост считали бы средним, и никому бы не пришло в голову сравнивать ее со служанкой или крестьянкой только из-за того, что у нее длинные ступни.

Трот медленно опустилась на кровать, мысли беспорядочно вертелись у нее в голове. После смерти отца с мечтой о поездке в Шотландию пришлось распроститься навсегда. Ей было двенадцать лет, когда Чэнгуа явился к ней в дом в Макао и сообщил печальную весть.

Сначала она отказывалась верить ему, пока Чэнгуа не объяснил, что корабль Хью Монтгомери нашли разбитым о скалы, а труп самого Хью волны выбросили на берег. Убитая горем, Трот разрыдалась, но Чэнгуа убедил ее успокоиться, заявив, что неприлично так открыто выражать свои чувства. Растерявшись, она делала все, лишь бы угодить ему, и плакала только по ночам.

В память о дружбе с Хью Монтгомери Чэнгуа лично занялся его делами и взял под опеку нищую девочку-полукровку. Буря, погубившая ее отца, уничтожила и большую часть его товаров, а вместе с ними – и прибыль, необходимую для содержания дома. От отцовского компрадора, опытного управляющего, Трот узнала, что Чэнгуа сам заплатил все долги Хью Монтгомери, чтобы его имя не было обесчещено.

Но, несмотря на это, в последующие годы Трот не раз слышала, как чужеземные торговцы с пренебрежением упоминают имя ее отца. Каждый раз ей стоило величайших усилий сдержаться и не вступить в яростный спор.

Продав дом Монтгомери, Чэнгуа перевез Трот на свою большую торговую джонку, и они проплыли восемьдесят миль вверх по Жемчужной реке, направляясь к Кантону. В пути Чэнгуа объяснил Трот, что ему пригодится ее знание английского языка, но ей придется смириться с ролью мужчины. Еще слишком юная, чтобы дорожить пробуждающейся женственностью, Трот послушно согласилась.

Ко времени прибытия в Кантон Трот Монтгомери превратилась в Цзинь Кана, способного принести пользу Чэнгуа, в отличие от Мэй Лянь. Она смирилась со своей жизнью в Кантоне, не задавая вопросов и радуясь покою в доме покровителя. Чэнгуа оказался строгим и требовательным хозяином, но не обижал нищую сироту. С тех пор она цеплялась за него, как за соломинку, а он относился к ней иначе, чем ко всем домочадцам.

Проводя почти все время среди европейцев, Трот не забыла свой английский и даже усовершенствовала его, но ее жизнь оставалась унылой и однообразной, а наградой за все труды была только безопасность. Трот не хотелось до конца своих дней остаться бесполым шпионом Чэнгуа. В детстве она думала по-английски и считала себя не китаянкой, а шотландкой. После долгих лет, проведенных в Кантоне, она научилась думать по-китайски, но не утратила черт характера, присущих шотландцам. Возможно, ей еще не слишком поздно поискать себе место на родине отца.

Но начинать все заново в чужой стране, без друзей и денег будет нелегко. После распродажи всего имущества ей едва хватит средств на проезд до Англии. Но как расстаться с материнскими драгоценностями и чудесным халатом, подаренным Максвеллом? Эта мысль надрывала ей душу.

И даже если ей удастся попасть на какой-нибудь европейский корабль, покидать Кантон придется тайком. Чэнгуа не согласится отпустить ее – слишком уж он ценит ее услуги.

А если кто-нибудь из фань цюй согласится ей помочь – к примеру, нанять ее переводчиком? Трот нахмурилась. Наверное, кто-нибудь в Ост-Индской компании подыщет работу для Цзинь Кана, но вряд ли обрадуется, узнав, что все эти годы она обманывала их. А мысль о том, что и в Англии ей придется вести опостылевшую жизнь Цзинь Кана, казалась ей невыносимой.

Трот вздохнула, размышляя о том, сколько препятствий ей предстоит преодолеть, если она решит добраться до родины отца. Пожалуй, долгожданная свобода совсем рядом, достаточно лишь протянуть руку. Но хватит ли ей смелости и мудрости, чтобы добиться своего? В этом Трот сомневалась.

10

Обессилев от слез и беспокойного ночного сна, Трот тихо дремала, когда стук в дверь возвестил появление горничной с завтраком. Спальню наполнял дымчатый, призрачный свет, указывающий, что наступило еще одно ненастное, унылое утро.

Горничная нерешительно приблизилась к постели и спросила, коверкая слова:

– Леди любить чай?

Где эта девушка научилась такой нелепой пародии на английский язык?

Трот сухо отозвалась:

– Благодарю, я не прочь выпить чаю.

Горничная густо покраснела.

– Прошу прощения, мэм, я слышала, что вы иностранка…

– Верно, но далеко не все иностранцы не говорят по-английски. – Не желая более смущать девушку, Трот спросила: – А ваше имя?..

– Салли, мэм. – Она поставила поднос на колени Трот, старательно пряча любопытство. Трот часто замечала, как на нее посматривают и в упор, и украдкой во время плавания и после прибытия в Англию. Неужели здесь, в Шропшире, никто не видел живых китайцев? Впрочем, даже в Лондоне на нее смотрели, как на диковинку. – Хотите что-нибудь еще, леди Максвелл?

– Нет, спасибо, Салли. Этого достаточно.

Горничная с поклоном удалилась, а Трот оглядела поднос, на котором теснились тарелки с беконом, яйцами и ветчиной, теплым хлебом, сливочным маслом и джемом. Она уже привыкла к традиционным английским блюдам, хотя по-прежнему скучала по вареному рису. Почувствовав острый голод, Трот опустошила все тарелки и чайник, в котором оказался ароматный зеленый китайский чай.

Готовая встретить все, что принесет новый день, Трот встала и обнаружила, что ее вчерашнее платье кто-то заботливо почистил и повесил на спинку стула. Ее остальные жалкие вещи были аккуратно разложены в комоде. В Уорфидд-парке умели принимать гостей.

Одевшись, Трот вышла из комнаты и в соседней гостиной застала леди Грэхем, которая читала, уютно устроившись в кресле. Этим утром графиня оделась в простое домашнее зеленое платье, а серебристые волосы заплела в нетугую косу. Но выглядела она так же ослепительно, как вчера вечером, в парадном наряде. И хотя графиня была ровесницей Трот, она держалась с достоинством, присущим в Китае только знатным старухам.

Услышав шаги Трот, леди Грэхем подняла голову.

– Доброе утро. Хорошо ли вам спалось?

– Вполне. Благодарю вас за гостеприимство, леди Грэхем.

– Зовите меня Мериэл. – Отложив книгу, графиня поднялась. – Не хотите ли пройтись по оранжерее? Это на редкость тихий уголок.

Благодарная за дружеский прием, Трот кивнула:

– Покой и тишина всегда желанны.

Вдвоем они спустились в холл, где Трот побывала вчера вечером. Кайл говорил, что его невестка миниатюрна, как уроженка Кантона, и не солгал.

– Ваш муж… что с ним?

Мериэл вздохнула.

– Часть его души умерла. Кайл обещал вернуться, и, похоже, Доминик твердо верил ему, хотя и знал, как опасны бывают путешествия.

– Мне больно оттого, что я оказалась бессильна помочь ему, – с горечью выговорила Трот.

– Муж рассказал мне вашу историю. Хорошо еще, что вам самой удалось спастись бегством. И теперь благодаря вам мы знаем, что произошло. – Мериэл с трудом сглотнула. – Это лучше, чем тешить себя напрасными надеждами.

– Вы хорошо знали Кайла?

– Мы встречались всего несколько раз, но постоянно переписывались с ним, и я привыкла считать его братом.

Мериэл умолкла, остановилась перед дверью и открыла ее, жестом приглашая гостью войти в страну чудес. Переступив порог огромной оранжереи, Трот изумленно ахнула: ей показалось, что она перенеслась обратно в Кантон. Теплый, как в тропиках, воздух, был напоен ароматом цветущих лимонных деревьев. Всюду виднелись зеленые кусты и пестрые цветы, вдоль вьющихся тропинок были расставлены удобные скамьи. Но удивительнее всего было то, что за стеклянными стенами тихо падал снег, укутывая землю пышным белым покрывалом.

– Зимой оранжерея – мой излюбленный приют, – произнесла Мериэл. – Место, где так хорошо мечтать и ждать весну.

– Какая красота! – Трот подошла к стене оранжереи и залюбовалась медленно оседающими на землю снежными хлопьями.

– Вы когда-нибудь раньше видели снег? Трот покачала головой:

– Никогда. Я и понятия не имела, что это так красиво. – Она обернулась к хозяйке дома. – Однажды я сказала Кайлу, что красивее сада моего хозяина Чэнгуа не найти во всем мире, он ответил, что ваш сад так же чудесен. Теперь я вижу, что он был прав.

Польщенная, Мериэл улыбнулась и устроилась на деревянной скамье, откуда открывался вид на цветник с геометрически правильными клумбами, припорошенными снегом.

– Я рада, что он так считал. В такую пору большой сад спит, но весной он наверняка понравится вам.

Трот присела рядом с ней.

– Простите мое любопытство и нескромность, но я никак не могу понять, почему и Кайл, и ваш муж носят титулы лордов, хотя они родные братья.

– Титул, который ныне носит Доминик, передавался по наследству в моей семье и чуть не канул в Лету после смерти моего дяди, – объяснила Мериэл. – Но мой свекор считал, что такой титул не должен пропасть, и подал королю прошение, умоляя возродить старинные привилегии ради меня и Доминика.

Какая мать не мечтает о титуле для своего сына? Кайл рассказывал Трот о детях Доминика и Мериэл, сыне и дочери, родившихся уже после того, как сам Кайл покинул Англию. Ему не терпелось вернуться и познакомиться с племянниками…

Пока Трот пыталась проглотить ком, вставший в горле, откуда-то появился громадный ярко-рыжий кот. Окинув гостью оценивающим взглядом фосфорических золотистых глаз, он вдруг запрыгнул к ней на колени. Повертевшись, кот по-хозяйски уселся. Трот осторожно погладила мягкий и гладкий мех, а Мериэл заметила:

– Вот теперь вы полноправный член нашей семьи. Вы понравились Джинджеру.

– Вы очень добры, леди Грэхем, – дрожащим голосом откликнулась Трот. – Но дело в том, что мы с Кайлом были знакомы всего несколько недель, и я не уверена, что наш брак признают законным. Я приехала лишь затем, чтобы сообщить вам печальную весть. Я не заслужила право быть членом вашей семьи.

Мериэл ласково коснулась ее руки.

– Расскажите мне все.

Глубоко вздохнув, Трот изложила обстоятельства своего брака. Мериэл слушала внимательно, ничем не выдавая ни недовольства, ни осуждения. Дослушав, она заключила:

– Необычно, но правдоподобно. А что касается законности церемонии… – Она вздохнула. – Это спорный вопрос, тем более что Кайл мертв. Конечно, брачного контракта у вас нет, но, как вдова, вы имеете право на часть наследства и личную собственность Кайла, что обеспечит вам комфорт и независимость. Уверена, об этом и мечтал Кайл.

– Но я не могу принять его состояние! Он меня не любил. Просто считал своим долгом опекать меня.

– А вы его любили?

Трот затаила дыхание. Ей следовало бы ответить отрицательно, но она не смогла.

Прочитав ответ в глазах собеседницы, Мериэл тихо сказала:

– Хорошо, что в предсмертный час рядом с ним был человек, любящий его. Никто не станет оспаривать ваше право наследования.

Трот закрыла глаза ладонью, еле сдерживая слезы. От наследства она отказывалась не по глупости, гораздо важнее для нее было признание родных Кайла. Впервые после смерти отца она почувствовала себя частью семьи.

– Вы… очень добры ко мне. Но неужели вам не страшно принять в семью такую женщину, как я, существо из чуждого вам мира?

– Долгие годы я сама была чужой в родном доме. С миром нас связывает любовь, а вы любили Кайла, – мягко возразила Мериэл. – Наш дом станет вашим, пока вы сами не пожелаете покинуть его.

Слезы вновь подступили к глазам Трот, вместе с ними началось исцеление.

11

– Еще вина, лорд Максвелл? – Чэнгуа подался вперед, угадывая желания гостя.

– Да, будьте любезны. Ваши вина превосходны. – Дождавшись, когда слуга наполнит бокал, Кайл отпил небольшой глоток. Гэвин заранее предупредил его, что им придется отведать не меньше тридцати блюд, трапеза затянется на пять-шесть часов, поэтому следует помнить об умеренности.

Кайл охотно принял приглашение Чэнгуа, понимая, что ему вряд ли представится другой случай увидеть настоящий китайский дом. Жилище купца оказалось просторным и вместе с тем величественным сооружением, настоящим дворцом с причудливо изогнутыми крышами, внутренними двориками и мраморными полами. Обед тоже производил неизгладимое впечатление. На галерее играли музыканты, на стол подавали французские, английские и китайские кушанья на изысканной фарфоровой посуде, которую меняли так же часто, как и блюда. Но по меркам гильдии, такой обед заслуживал название скромного.

Движимый любопытством, Кайл неизменно выбирал китайские блюда. Их вид, вкус и аромат были необычными, но почти всегда пикантными и изумительными.

Заметив, что гость попросил принести ему китайские палочки для еды, Чэнгуа осведомился:

– Вам интересны наши обычаи, милорд?

– Чрезвычайно! Культура вашего народа – одна из самых древних на земле. Варвар не вправе надеяться постичь всю ее глубину, но я не прочь хотя бы предпринять такую попытку.

Выслушав столь лестное заявление, Чэнгуа согласно кивнул:

– Взаимопонимание между народами принесет пользу всем нам.

Решив, что лучшего случая ему не представится, Кайл спросил:

– Нельзя ли мне совершить поездку по вашей стране? Разумеется, в сопровождении стражников во избежание беды, или с иезуитами, которым известны ваши обычаи.

Глаза Чэнгуа потемнели.

– Это будет… весьма затруднительно. Очень затруднительно.

Кайл уже знал, что китайцы избегают недвусмысленных отказов, поэтому слова торговца «очень затруднительно» равносильны возгласу англичанина: «Ни в коем случае!» Не желая ставить хозяина дома в неловкое положение, Кайл примирительно произнес:

– Может быть, когда-нибудь в будущем, когда узы между нашими народами окрепнут, такое путешествие станет возможным.

– Да, – с облегчением подтвердил Чэнгуа. – Когда-нибудь. – И он повернулся к Уильяму Бойнтону, тайпену Ост-Индской компании, сидящему с другой стороны.

Кайл надеялся увидеть Трот, но она не появлялась. Он гадал, не прячется ли она за резной ширмой, заменяющей одну из стен столовой. Изредка оттуда доносилось приглушенное хихиканье, и Кайл догадался, что из-за ширм за гостями хозяина наблюдают женщины дома. Впрочем, здесь Трот не считали женщиной.

После пятнадцатого блюда хозяин объявил перерыв, за время которого в столовой предстояло установить помост для артистов. Пока убирали посуду, Кайл спросил Чэнгуа:

– Можно ли пройтись по саду? Я хотел бы полюбоваться им.

– Сделайте одолжение. Вид сада радует душу, как хороший обед радует тело.

Довольный шансом размять ноги, Кайл вышел из дома, хотя столовая располагалась на открытой веранде, поэтому переход из нее в сад казался почти незаметным. Когда Кайл вместе с другими иностранцами прибыл в дом, Чэнгуа сам провел их по восхитительному, ухоженному саду. Несколько акров земли занимали рукотворные холмы и пещеры, вода из Жемчужной реки питала разветвленную сеть искусственных ручьев и прудов, заросших лилиями. Нигде не было видно ни единой прямой дорожки.

Уже возвращаясь в дом из отдаленного уголка сада, Кайл залюбовался прудом и увидел, как две тени проскользнули в восьмиугольный павильон, построенный у самой воды. Уверенный, что высокой женщиной может быть только Трот, Кайл обогнул пруд, торопясь догнать ее.

Он уже приближался к павильону, когда маленькая, ярко одетая женщина выпорхнула из двери, грациозно перебирая немыслимо крохотными ступнями. Прежде чем скрыться за декоративным валуном, женщина обернулась, прикрыв нижнюю часть лица платком. Она хихикнула, лукаво блеснула черными глазами и исчезла.

Пораженный своей первой встречей со знатной китайской дамой, Кайл еще смотрел ей вслед, когда услышал знакомый голос:

– Лин Лин очень красива, правда? Она четвертая жена Чэнгуа.

Кайл обернулся к Трот, с непроницаемым видом стоящей в дверях павильона.

– Надеюсь, я не нарушил какой-нибудь запрет тем, что взглянул на нее.

– Ничего страшного не произошло. Подозреваю, Лин Лин будет гордиться тем, что своими глазами видела варвара.

– Я всегда к услугам прекрасных дам. – Кайл вгляделся в лицо Трот. Ее волосы были заплетены в косу, холодная красота скульптурного лица волновала его сильнее, чем кукольное личико только что улизнувшей китаянки. Кайл напомнил себе, что питать подобный интерес к Трот нелепо. Она не из тех женщин, с которыми можно переспать и тут же забыть о них. Они живут на разных концах света. – Вы не появлялись в «Торговом доме Эллиота» с тех пор, как мы побывали в лавках. Я утомил вас?

– Мои услуги понадобились в Английской фактории, милорд. – Трот потупилась. – Я очень благодарна вам за подарки. На редкость удачный выбор.

– Я рад, что они пришлись вам по душе. – Пытаясь представить себе, как выглядела бы Трот в женской одежде, Кайл вошел вслед за ней в павильон. Это был чайный домик с резными стенами, напоминающими кружево. Низкий восьмиугольный столик стоял посреди единственной комнаты, повторяя форму самого павильона, вдоль стен тянулись скамьи с разбросанными по ним подушками. – Какая прелесть! Это ваш излюбленный уголок?

Трот опустилась на скамью.

– Я иногда медитирую здесь. По-моему, во всем мире не найти сада прекраснее, чем этот.

Кайл тоже сел, умышленно выбрав скамью вдоль противоположной стены домика.

– Сад моей невестки не уступит этому. Они совершенно разные, но выбрать из них лучший никому не под силу.

– А я никогда не видела настоящего английского сада.

Кайл вгляделся в линии ее шеи, изящество которых подчеркивал тусклый свет.

– Возраст сада в Уорфилд-парке, имении моего брата и его жены, исчисляется шестью или семью веками, каждое поколение хозяев любовно ухаживало за ним, привнося что-то новое.

– Правда? А я думала, по сравнению с Китаем Англия очень молодая страна.

– Да, таких храмов, как Хошань, в ней нет, – пустил пробный шар Кайл.

– Говорят, Хошань выстроил сам Будда. Конечно, это всего лишь легенда, ведь Будда жил в Индии, а не в Китае, но все-таки храм очень древний.

– Вы там бывали?

– Нет, но бывал мой хозяин, Чэнгуа. У него в кабинете висит свиток с изображением храма.

Все попытки Кайла добиться разрешения на путешествие по Китаю законным путем оказались тщетными, и он решил, что пришло время прибегнуть к хитрости.

– Я полжизни мечтал побывать в Хошане. Вы не знаете, кто мог бы проводить меня туда?

– Даже не думайте об этом! Вас не выпустят из Кантона, а о путешествии по стране не может быть и речи…

– Да-да, знаю – фань цюй заметны, как жирафы, – нетерпеливо перебил Кайл. – Все это я уже слышал, но ведь должен же быть какой-то способ! А если я отправлюсь в путешествие в паланкине, чтобы никто не видел моего уродливого лица?

Трот воззрилась на него.

– Вы шутите?

– Ничуть. – Кайл подался вперед. – Если вы поставляете сведения купцам, у вас должны быть знакомые не только среди знати, но и среди простолюдинов. Наверняка найдется человек, который согласится быть моим проводником, – разумеется, за щедрое вознаграждение.

Вскочив, Трот принялась вышагивать по павильону, как раздраженная тигрица.

– Это очень опасно. В сеттльменте вы находитесь под защитой, но за его пределами с вами может случиться что угодно. Несмотря на все ухищрения, вас мгновенно разоблачат: вы пахнете, как «заморский дьявол».

– Чем плох мой запах? – опешил Кайл.

– Фань цюй едят слишком много мяса. И потом, вы слишком высоки ростом, и у вас странное лицо.

– А если я забинтую лицо и голову, будто раненый?

Трот задумчиво отозвалась:

– В храм Хошань многие приходят за исцелением. С трудом сдерживая ликование, Кайл подхватил:

– А если я несколько недель буду есть только китайскую пищу, мой запах изменится. Что еще я должен предусмотреть?

– Но почему для вас это так важно? Вы хотите побывать там, куда не ступала нога европейца, чтобы было чем похвастаться перед друзьями? Или вам не терпится посмеяться над языческими суевериями?

– Ни в коем случае, – с расстановкой ответил Кайл. – Изображение храма Хошань нашлось в папке с китайскими рисунками, которую я купил вскоре после смерти матери. Этот рисунок напоминал небесное видение, он запечатлел святыню несравненной красоты, будто парящую в горах на другом конце света. Мне… вдруг представилось, что дух моей матери обрел там покой. Понимаю, это звучит нелепо, но в подобных мыслях я находил утешение. – Кайл не добавил, что в ту пору особенно нуждался в утешении, поскольку они с братом быстро отдалялись и становились чужими.

– Существуют и менее рискованные способы увидеть красоту и святость.

Не зная, чем объяснить свое стремление, которое он и сам не понимал до конца, Кайл сказал:

– Неужели у вас никогда не было сокровенной мечты, завладевшей вашими сердцем и душой?

– Когда-то я часто мечтала, – еле слышно призналась Трот.

Она выглядела такой одинокой, что Кайлу захотелось подойти и взять ее за руку. Но он не шелохнулся.

– Тогда вы в состоянии понять, почему мне так важно побывать в храме. Это… своего рода духовный поиск. Так вы найдете человека, который согласится проводить меня до Хошаня? Я отправился бы туда и в одиночку, но все вокруг в один голос заявляют, что это невозможно.

Трот засмотрелась на неподвижную гладь пруда сквозь кружевную резьбу стены. Неужели на другом конце света и вправду существует столь же прекрасный сад?

– Если вас схватят, наказание понесет Чэнгуа.

– Ему или его близким грозит смерть?

Трот нахмурилась.

– Очень может быть, но вряд ли правительство решится уничтожить главу гильдии, который приносит огромную прибыль городу и императорской казне. И все-таки Чэнгуа придется заплатить огромную сумму.

– Купцов гунхана постоянно облагают пошлинами, и это никого не удивляет. А если это случится по моей вине, я возмещу Чэнгуа ущерб. – Его голос звучал все настойчивее. – Но я действительно не понимаю, что опасного в моей просьбе. До храма всего сотня миль, мы доберемся туда за какие-нибудь две недели. Я готов сделать все, лишь бы выбраться из города незамеченным. Мне понадобится только надежный проводник.

Две недели. А может, и больше, если они уплывут на одном корабле.

Но на борту корабля он снова станет лордом, а она – ничтожеством. Зато по пути в Хошань они будут просто спутниками, мужчиной и женщиной. И может статься, исполнится и ее вторая заветная мечта…

12

Кайл наполнил ароматным чаем две чашки.

– Я испробовал различные сочетания ароматов. Что ты скажешь об этом?

Гэвин сделал глоток.

– Изумительно. Чем это так приятно пахнет?

– Бергамотом. Я нашел его в лавке на улице Тринадцати факторий и решил, что он затмит не только обычный апельсин, но и лимон.

– Запиши для меня, сколько бергамота ты добавлял в чай, чтобы мы изготовили партию такой же смеси. Но никому не проболтайся про наш секретный ингредиент, и тогда мы оставим всех конкурентов далеко позади. – Гэвин отпил еще чаю. – Мы назовем этот сорт «Лорд Максвелл».

Кайл поморщился.

– Мой отец будет шокирован, узнав, что наш фамильный титул красуется на упаковках чая.

– Ты уверен? «Граф Рексхэм» звучит еще лучше.

– Только не это!

– Ну хорошо… тогда назовем его «Графским чаем». И твоему отцу будет нечего возразить.

– Пожалуй, да. Но все-таки ты неисправимый сноб.

– Просто расчетливый делец. Благодаря «Графскому чаю» «Торговый дом Эллиота» разбогатеет. Считай, что ты уже искупил свою праздность, которой предавался даже здесь, в Кантоне. – Гэвин снова наполнил свою чашку. – Торговый сезон заканчивается. Ты доволен визитом?

– Китай удивителен. – Кайл решил, что пришло время поведать другу важную новость. – С тобой в Макао я не поплыву. Я отправляюсь в храм Хошань.

Гэвин выругался.

– А я надеялся, что ты давно отказался от этой безумной затеи. Неужели какой-нибудь местный проходимец согласился стать твоим проводником? Кайл, это очень опасно!

– Мой проводник – не проходимец, а Цзинь Кан.

Гэвин со стуком опустил чашку на блюдце.

– Проклятие, я думал, что у этого малого есть голова на плечах!

Кайл уже обсудил с Трот предстоящий разговор с Гэвином.

– С головой у него все в порядке. Когда я спросил, есть ли среди его знакомых кто-нибудь, кто согласится стать моим проводником, он сам вызвался проводить меня. Дело в том, что он наполовину шотландец, ему нужна моя помощь, чтобы перебраться в Англию.

– Боже милостивый! Он так старательно прячет лицо, что я даже не подозревал, что он смешанных кровей! – растерянно выговорил Гэвин. – Его отец был купцом?

– Да, по имени Хью Монтгомери.

Гэвин нахмурился.

– Сам я никогда с ним не встречался – Монтгомери погиб в кораблекрушении за два года до того, как я прибыл на Восток. Но с его именем связан какой-то скандал, правда, подробностей я не знаю. Впервые слышу, что у него был сын.

Скандал? Кайл решил, что об этом Трот ничего не знает. Ее беззаветная преданность отцу была очевидна.

– После гибели Монтгомери Цзинь покинул Макао. Чэнгуа приютил его и нашел применение его знанию языков. Когда Цзинь не притворяется простодушным драгоманом, он говорит с приятным шотландским акцентом.

– Черт! Если его воспитал отец-шотландец, значит, Цзинь понимает по-английски каждое слово. – Гэвин криво усмехнулся. – Этот хитрый старый лис Чэнгуа не смог бы найти лучшего шпиона. Хорошо, что мне нечего скрывать.

– Юный Цзинь – удивительное существо. – Кайл улыбнулся, вспоминая встречи с Трот. – Наш разговор должен остаться в тайне. Я предупредил тебя только на случай, если со мной что-нибудь произойдет и Цзиню понадобится твоя помощь.

– Я сам охотно согласился бы помочь ему, если бы раньше узнал, что в его жилах есть примесь шотландской крови. – Гэвин вдруг просиял. – А если я пообещаю отвезти его в Англию, он откажется от нелепой затеи доставить тебя в храм?

– Нет. Я уже предлагал ему то же самое. Он отказался. Цзинь Кан – гордый парень.

– Если он наполовину шотландец и наполовину китаец, значит, он и впрямь горд, как Люцифер. – Гэвин усмехнулся. – Ловко он одурачил меня! Но раз уж я решил основать филиал в Лондоне, я предложу ему работу. Со своими знаниями языков и навыками клерка он будет незаменим.

Не возьмет ли Гэвин свои слова обратно, узнав, что на самом деле Цзинь Кан – на редкость миловидная женщина? Наверное, нет, ведь он почти всю жизнь прожил в Америке и перенял тамошнюю либеральность. Кайлу вдруг захотелось увидеть, как изумится Гэвин, узнав тайну Трот.

За прошедшие недели Кайл и Трот разработали подробный план, украдкой встречаясь в глубине большого склада. Как только решение было принято, устранить мелкие затруднения оказалось проще простого. Кайл начал есть только китайскую пищу, по вечерам в своей спальне он облачался в китайскую одежду, которую принесла ему Трот. Вскоре он привык к новому облачению и нашел, что оно удобнее европейского.

Трот тоже была занята, готовясь оборвать все нити, связывающие ее с Кантоном. Она разузнала, какая дорога ведет в Хошань, купила необходимые припасы, договорилась с лодочником, который должен был по возвращении из храма отвезти их из Кантона в Макао. Там они без труда отыщут какой-нибудь корабль, отплывающий в Англию, и приключение благополучно завершится.

– Когда ты уезжаешь? – спросил Гэвин.

– На следующей неделе, в тот же день, когда ты покинешь Кантон. Я проникну в город, переодевшись нищим калекой.

– Умно! – Гэвин заулыбался. – Признаться, я завидую тебе. Я давно хотел совершить такую поездку, но понимал, что за это меня выдворят из Кантона. А этого я не могу себе позволить.

– В конце концов иностранцам разрешат свободно путешествовать по Китаю, и у тебя появится шанс. А мне другой случай может не представиться. – Уныние Кайла, вызванное скорым возвращением на родину, умеряла лишь мысль о том, что он проведет несколько месяцев на одном корабле с Трот. Времени с избытком хватит, чтобы получше узнать от Трот о Китае. Он будет учиться китайскому, брать у нее уроки каллиграфии. В обществе Трот месяцы пролетят незаметно.

Кайл досадовал только на то, что Трот слишком привлекательна. Обычно его влечение к миловидным женщинам бывало мимолетным, он без труда избавлялся от него. Но забыть о Трот будет не так-то просто – она не из таких. Ее сообразительность и ум под стать подтянутому сильному телу, ее знания обширны, она практична, не лишена чувства юмора и непредсказуема. Несмотря на то, что Кайл узнал обе стороны ее натуры, Трот для него по-прежнему оставалась интригующей загадкой.

Каково ей было, когда ее вырвали из европейской обстановки и поселили в китайском доме? Трот говорила, что уважает Чэнгуа и ценит все, что он сделал для нее, однако обожаемого отца он ей не заменил. И все-таки она привыкла к новой жизни и не роптала, даже если считала, что судьба несправедливо обошлась с ней.

Кайл надеялся, что Англия окажется достойной мечтаний Трот.

– Эй-я! – Мощным ударом Чэнгуа сбил Трот с ног.

Перекатившись по земле, она легко вскочила, готовая отразить очередной удар. Но вместо этого Чэнгуа чинно поклонился.

– На сегодня хватит. Благодарю, Цзинь Кан. Сегодня твоя ци сильна, как никогда.

– Но не так сильна, как ваша, дядя. – Заложив ладони в широкие рукава, Трот ответила ему почтительным поклоном и внутренне сжалась, понимая, что дольше откладывать важный разговор нельзя. – Позвольте мне, ничтожеству, попросить вас об одолжении.

Чэнгуа оправил простую тунику, в которой обычно упражнялся.

– О каком?

– Торговый сезон почти закончился. Многие иностранцы уже покинули Кантон. Поскольку я почти свободна, я хотела бы съездить в Макао, на могилы родителей. – Она умолкла и, затаив дыхание, ожидала ответа. Если Чэнгуа откажет ей, выскользнуть из дома будет труднее.

Он впился в нее взглядом проницательных черных глаз. Трот потупилась и застыла в неподвижности, молясь о том, чтобы не пробудить в нем подозрения.

– Ты поплывешь в Макао с кем-нибудь из торговцев?

– Гэвин Эллиот позволил мне отплыть на его корабле. Он уезжает через два дня.

– Отлично, можешь отправляться в Макао, твои намерения благородны. Сообщи, когда ты вернешься. Тебе нужны деньги для поездки?

– Нет, дядя. – Трот не поднимала глаз, чувствуя угрызения совести оттого, что Чэнгуа не только согласился отпустить ее, но и предложил ей денег для мнимого паломничества.

Трот и вправду собиралась побывать в Макао на могилах родителей, но Чэнгуа все-таки солгала.

Подавив внезапное желание во всем признаться, она порывисто опустилась на колени в низком церемониальном поклоне котао, коснувшись лбом бархатистого дерна и всем видом выражая признательность.

– Я чрезвычайно благодарна вам за снисходительность.

– Ты заслужила эту привилегию. – Уже погруженный в мысли о сегодняшних делах, Чэнгуа зашагал к дому.

Вместо того чтобы последовать за ним, Трот углубилась в сад, с грустью обходя свои излюбленные уголки. Было еще очень рано, солнце только что встало – самое время проститься с безмятежной красотой, которая, подобно целебному бальзаму, успокаивала ее душу.

Трот помедлила у водопада, превращенного в музыкальный инструмент: струйки воды журчали, создавая удивительную гармонию звуков. Пестрые уточки в пруду уже проснулись и деловито оправляли перышки и завтракали. Трот пыталась получше запечатлеть в памяти каждый пруд, камень и изогнутое дерево, понимая, что больше никогда не увидит это великолепие.

В последнюю очередь она свернула к чайному домику, где часто медитировала и где Максвелл предложил ей помощь, которая обещала изменить всю жизнь Трот. Если бы в тот день они не встретились, сейчас Трот не обдумывала бы побег.

Она вошла в домик через полукруглый дверной проем, так не похожий на скучные прямоугольные двери в домах фань цюй. Несмотря на то, что Трот провела в доме Чэнгуа пятнадцать лет, некоторых комнат она так и не видела. В доме жили взрослые сыновья Чэнгуа с семьями, жены купца и их слуги, доступ во многие внутренние покои был закрыт.

Трот уже знала, что будет скучать по тихим внутренним дворикам, по павильонам и саду, которые так дополняли друг друга, что было трудно угадать, где кончается дом и начинается сад. Она рассудила, что в холодной Англии таких дворцов не найти.

Лин Лин она застала во дворе у пруда, заросшего лилиями. Молодая женщина сидела на берегу и смотрела, как в прозрачной воде беззвучно играют золотистые карпы. Как всегда, четвертая жена Чэнгуа была изысканно одета и подкрашена, ее красота казалась неземной.

– Сегодня ты рано покинула свои покои, – заметила Трот, присаживаясь рядом на каменистый берег пруда.

Взгляд Лин Лин стал мечтательным.

– Теперь я знаю точно, Цзинь Кан: я ношу ребенка моего господина. – Она приложила ладонь к животу, благословляя зародившуюся там жизнь.

– Замечательно! – воскликнула Трот, подавляя зависть. – Пусть он будет первым из твоих крепких и здоровых сыновей. Должно быть, господин и первая жена очень рады.

– Конечно. – Лин Лин улыбнулась. – Тай-тай говорит, что в доме уже давно не появлялись малыши.

Титул тай-тай носила старшая, первая жена Чэнгуа. Эта седовласая женщина с пытливым взором правила домом твердо и мудро. Сама выбирая жен мужу и сыновьям, она поддерживала в доме мир и согласие. К сироте-полукровке, привезенной мужем из Макао, она относилась по-доброму, но сдержанно. Трот сообщила подруге:

– Через два дня я уезжаю в Макао, на могилы моих родителей.

– Ты сожжешь над могилами погребальные дары, или христиане так не делают?

– Да, у христиан нет такого обычая, – подтвердила Трот, – но я воздам отцу и матери почести, как полагается у китайцев, – ведь они лежат в китайской земле.

Лин Лин подтянула к себе распустившийся бутон водяной лилии.

– Ты не вернешься?

Трот похолодела.

– С чего ты взяла?

– В Макао много людей со смешанной кровью. Твое место там, а не здесь. В Макао ты можешь найти мужа, который будет почитать тебя и дарить тебе сыновей.

– Ты догадлива, – нехотя признала Трот. – Я и вправду хочу поселиться в другом месте.

– Мой господин будет опечален, потеряв тебя.

– Пожалуйста, ничего не говори ему!

– Я тебя не выдам. Ты не рабыня, ты вправе уехать отсюда, но будет лучше, если ты сделаешь это тайно. – Лин Лин опустила в воду кончики пальцев, по поверхности побежали расходящиеся круги. – Я с самого начала знала, что судьба уведет тебя из Кантона.

– Правда? – изумленно переспросила Трот. – А я в этом сомневалась…

– Потому, что пробудилась совсем недавно. Ты встретила мужчину, к которому потянулась сердцем, верно? В последние недели ты была не такой, как прежде. Он решил взять тебя в жены?

Трот ошеломленно уставилась на подругу. Юность и проказливость Лин Лин помешали ей заметить, как проницательна китаянка.

– Да, есть человек, который завладел моими мыслями, – осторожно выбирая слова, сказала Трот. – Он поможет мне устроиться на новом месте, но в жены не возьмет.

Лин Лин приподняла тонкие изогнутые брови.

– Ты еще совсем не знаешь мужчин, Мэй Лянь.

– Ты впервые назвала меня настоящим именем! – воскликнула Трот.

– Так и подобает, поскольку ты покидаешь этот дом, став женщиной.

Трот коснулась ее руки.

– Я буду скучать по тебе, Лин Лин.

В глазах китаянки заблестели слезы.

– И я тоже. Только ты не сердилась, когда я дразнила тебя. – Она перевела взгляд на свои перебинтованные ножки в туфлях с вышитыми львами. – Жить так, как ты, я бы не хотела. Но иногда… я завидую твоей свободе.

Легенда гласила, что перебинтовывать женам ноги начали еще в глубокой древности, чтобы они не могли сбежать. Лин Лин гордилась своим титулом младшей жены Чэнгуа и даже не помышляла о бегстве, но ее жизнь была однообразна и со временем должна была стать еще скучнее, превратившись в рутину. Вдовам не позволялось вновь выходить замуж, а те из них, мужья у которых, как у Лин Лин, были на сорок лет старше, вдовели рано и были обречены на тоску и одиночество. Возможно, такая судьба устраивала Лин Лин, но только не Трот.

Туманное будущее перестало вызывать в ней тревогу. Вернувшись к себе, Трот умылась и открыла сундук, выбирая вещи, которые сегодня предстояло унести из дома.

Несколько дней она понемногу переносила свое имущество на склад и укладывала в крепкий, окованный медью сундук, который предоставил ей Максвелл. Первой Трот унесла отцовскую Библию, потом – материнские драгоценности и женскую одежду, которой так дорожила, вынужденная притворяться Цзинь Каном.

Сегодня она выбрала последние книги отца и изящный расписной свиток, привязала их полосой ткани к животу под туникой. Покончив со сборами, она направилась к Водным воротам, где уже ждал лодочник, чтобы доставить ее в сеттльмент. В конце сезона на складах обычно царила суета. Но через два дня они опустеют, и Трот с Максвеллом двинутся в путь.

Трот не знала, какое из двух ее чувств сильнее – страх или радостное предвкушение.

13

За день до отъезда из Кантона Кайл получил пачку писем, последнюю перед возвращением на родину. Письма он отложил на вечер, решив прочесть их, когда будут уложены все вещи.

В письме, написанном дрожащим отцовским почерком, сообщалось о состоянии дел в поместье, которыми Кайл должен был заняться по приезде. Письмо его сестры Люсии было жизнерадостным и полным подробностей, а внизу неуверенной ручонкой приписал наилучшие пожелания ее старший сын, достопочтенный Эдвард Джастис, гордый тем, что ему уже исполнилось пять лет.

Как всегда, письмо брата Кайл прочел последним. В детстве они были неразлучны, но отвыкли друг от друга, после того как отец послал их учиться в разные школы. Когда Кайлу исполнилось восемнадцать, между ним и братом разгорелась яростная ссора, оставившая неприятный осадок и отчуждение на долгие годы. Братья помирились незадолго до отъезда Кайла на Восток, но времени на то, чтобы возродить былую дружбу, им не хватило.

Это сделали письма. Шесть лет они поддерживали постоянную переписку. Кайл поверял бумаге слова, которые ни за что не решился бы произнести вслух, и Доминик следовал его примеру. Их разделяла половина земного шара, но Кайл чувствовал, что брат близок ему, как в детстве.

Он пробежал взглядом страницы, заполнение которых заняло несколько недель. Доминик писал путано, сбивчиво, чередуя домашние новости с ответами на вопросы из предыдущего письма Кайла. Он закончил так: "Наверное, к тому времени, как это письмо найдет тебя, ты уже будешь на пути к дому. Хотел бы я знать, сколько писем преследуют тебя по всему Востоку, передвигаясь гораздо быстрее, чем я их пишу.

Приятно знать, что ты возвращаешься домой. Рексхэм быстро слабеет и угасает. Он скучает по тебе, но не признается в этом. Предупреждаю, как только ты ступишь на порог дома, он займется устройством твоего брака. Если что-нибудь и способно поддержать в нем жизнь, так это следующее поколение наследников, твоих детей. Словом, я тебя предостерег".

Кайл усмехнулся, понимая, что брат не шутит. Граф Рексхэм скрепя сердце отпустил своего наследника из Англии, несмотря на то, что Доминик остался с ним.

Вероятно, к возвращению блудного сына граф уже припас целый список подходящих невест.

Он быстро написал ответ, хотя и знал, что может вернуться в Англию раньше, чем Доминик его получит. Затем Кайл разделся и уложил европейскую одежду в сундучок. Гэвин Эллиот возьмет его с собой в Макао, где вещи будут храниться до возвращения хозяина.

Остальное имущество Кайл уже отправил в Макао на корабле. Трот решительно запретила ему брать в Хошань что-либо европейское, исключением стал лишь карманный пистолет с запасом пуль. Путники намеревались выбирать только самые безопасные дороги, но в чужой стране могло случиться всякое.

Задув лампу, Кайл вытянулся на постели, наслаждаясь прикосновением чистой простыни к обнаженному телу. Стояла середина весны, но ночи были уже довольно жаркими. За последние годы Кайл притерпелся к тропическому климату, но все же ему не терпелось ощутить бодрящую прохладу Англии.

Его мысли вернулись к браку. Прежде необходимость обзавестись семьей не пробуждала в нем недовольства, но с тех пор, как в его жизнь вошла Констанция, он утратил былой интерес к женщинам. Кайл знал, что многие браки заключаются без любви и не распадаются благодаря доброте, взаимному уважению, одинаковому воспитанию и целям. Но когда ему снилась Констанция, он просыпался в холодном поту, отчетливо сознавая, что его брак станет ужасной ошибкой, сделает несчастными и его самого, и жену.

О женитьбе на Констанции Кайл никому не сообщал; даже Доминик знал только, что его брат лишился любовницы, которую безумно любил. С тех пор Кайлу ни разу не встречалась женщина, в которой сочетались бы доброта, великодушие и страстность Констанции, никто не смог бы понять его так, как она. Констанция умерла шесть лет назад, но Кайл знал, что будет вечно хранить память о ней.

Скорбя, он выполнял ее последнюю волю и продолжал жить. Но жить и любить – не одно и то же.

Выспавшись, на следующий день Кайл проснулся до рассвета, предвкушая путешествие. Первым делом он протер лицо, шею, ноги и руки снадобьем, от которого кожа сразу потемнела. Трот сказала, что краска смоется только через несколько недель.

Потом он облачился в одежду, принесенную ему Трот. Свободные синие штаны и туника были поношенными, скверно сшитыми из грубой ткани: Трот купила их у старьевщика. Но найти старую обувь, подходящую Кайлу по размеру, не удалось, и ей пришлось испачкать и потрепать новые башмаки, чтобы они походили на ветхие опорки странника.

Завязав на талии матерчатый пояс с зашитыми в него деньгами, Кайл одернул тунику и подошел к зеркалу. Самому себе он показался усталым пожилым человеком, ничуть не похожим на англичанина.

В комнату вошел Гэвин.

– Значит, ты все-таки решился, – мрачно подытожил он.

Кайл запер свой сундучок и протянул другу ключ.

– А ты в этом сомневался?

– Ни минуты. Счастливого пути. – Они обменялись рукопожатием.

– Увидимся в Макао через две недели, – сказал Кайл. Он уже взялся за дверную ручку, когда Гэвин многозначительно произнес:

– Постой, Максвелл. Эта поездка меня тревожит. Я долго отмахивался от неприятных мыслей, но тени моих предков, шотландских колдунов, не переставали нашептывать мне на ухо, что тебя ждут неприятности. Серьезные неприятности.

Кайл заморгал.

– А твои предки, случайно, не сказали, чего мне следует остерегаться?

Гэвин пожал плечами.

– Предчувствия всегда бывают туманными, но я не могу избавиться от мысли, что ты рискуешь жизнью. Не уезжай!

Нахмурившись, Кайл подошел к окну и устремил взгляд на Жемчужную реку, зловещую в предрассветной мгле. Гэвин не стал бы бросаться такими словами. Неужели его поездка в Хошань – всего-навсего прихоть богача?

Нет, им движет не только любопытство. Может быть, в Хошане он обретет веру или мудрость или что-нибудь, что придаст смысл его жизни. Что бы ни ждало его в храме, ради этой находки стоило рискнуть.

– Спасибо тебе за предостережение, но отказаться от своих замыслов я не могу.

Гэвин вздохнул.

– По крайней мере, будь осторожен и слушайся Цзинь Кана.

– Не тревожься, я появлюсь у тебя в Макао через две недели.

Выйдя из комнаты, Кайл тихо спустился на первый этаж. Вместе с Трот они назначили отъезд на такой ранний час, чтобы никто на складе не увидел Кайла в странном одеянии.

Обширный склад был уже почти пуст; тюки товара, хранившиеся здесь, лежали в трюмах кораблей, плывущих в Англию и Америку. В помещении витал острый аромат чая. Не пройдет и двух часов, как здесь опять начнется суматоха: помощники Эллиота будут убирать на складе и запирать его. Захлопотавшись, они не заметят отсутствия Кайла.

Как и было условлено, Трот ждала его в конторе в глубине склада, ее лицо было суровым. Приличную одежду писца она сменила на лохмотья грузчика. А впрочем, их могли принять и за крестьян.

– Вы опоздали, милорд. Я уже решила, что вы передумали.

– Напрасно. Я задержался потому, что Эллиот зашел попрощаться со мной.

Он приблизился к Трот, и она окинула его критическим взглядом.

– Вы одеты, как крестьянин, а ходите, как европеец. Положите-ка вот это в башмаки. – И она протянула ему два куска толстой грубой веревки длиной около трех дюймов.

Кайл послушно сбросил башмаки, вложил в них веревку, сунул ступни обратно и осторожно прошелся по комнате.

– Неудобно! Зачем это нужно?

– Чтобы вы ковыляли, как старик, у которого ноют все суставы и от слабости кружится голова.

– Разумно. – Кайл оглядел предметы, разложенные на потертом столе. – А эта штука похожа на тушку утонувшего барсука.

– Это ваш парик, дедушка.

Обычно китайцы брили лбы, но чтобы удержаться на голове, этот парик закрывал ее от бровей до затылка и заканчивался косой длиной до пояса. Жесткие волосы были почти седыми. Кайл задумался, где Трот достала этот парик, но решил, что ему лучше об этом не знать. Он натянул его на голову.

– Как я выгляжу?

– Надо спрятать под него все волосы. – Трот убрала под парик выбившуюся прядь, случайно задев ухо Кайла. Он слегка вздрогнул. Может, Гэвин предчувствует, что он, Кайл, забудется, попытается овладеть Трот и она в гневе сломает ему шею? Зная, какова она в схватке, Кайл не сомневался в том, что ему несдобровать.

Но гадать о том, что принесет будущее, было нелепо. И вправду, он находил Трот на редкость привлекательной женщиной, но ведь он не одержимый похотью юнец, всякую минуту готовый распустить руки! Трот излучала удивительную невинность, и Кайл не собирался домогаться ее. И все-таки он вздохнул свободнее, когда она отошла.

– Теперь я похож на китайца?

Она фыркнула:

– Пожалуй, нет. Ваше лицо не привлекает внимания, а вот глаза мгновенно выдадут вас. Значит, их надо спрятать.

Она взяла со стола узкую длинную полосу белой тонкой ткани, свернутую в рулон, и принялась обматывать ею голову Кайла. Он предпочел бы обойтись без повязки, но знал, что других способов скрыть цвет глаз у него нет. Чтобы отвлечься, Кайл попытался представить, как выглядела бы Трот в европейском бальном платье, подчеркивающем фигуру, ныне упрятанную в бесформенный балахон. Как только они вернутся в Макао, он немедленно закажет ей западный гардероб.

А Трот продолжала обматывать тканью верхнюю часть его головы вместе со щеками, ушами и носом. На виду остались только рот и подбородок, для глаз Трот оставила узкую щель. Когда лицо Кайла изменилось до неузнаваемости, Трот удовлетворенно кивнула и закрыла щель для глаз единственной полосой ткани. Она затянула узел и спросила:

– Вы что-нибудь видите?

Кайл повертел головой.

– Лучше, чем я ожидал. Правда, все вокруг как в тумане, но я и вижу, и слышу отлично, и могу без труда говорить и дышать.

– Прекрасно! Только вот повязка слишком чистая. – Она наклонилась, провела пальцами по полу в пыльном углу и втерла пыль в ткань. На голову Кайла она надела шапочку. – Полюбуйтесь на себя, дедушка.

Из маленького зеркала, вложенного Трот ему в руку, на Кайла взглянул оборванный, больной старик. Рот ничем не выдавал его иноземное происхождение.

– Вы просто волшебница, Трот.

– Хотела бы я стать ею! – тревожно отозвалась она. – Надеюсь, я ничего не забыла.

Кайл опустил руку с зеркалом.

– Если предстоящее путешествие все-таки тревожит вас, еще не поздно отказаться. Мы можем сегодня же отплыть в Макао с Гэвином Эллиотом.

Трот так долго медлила с ответом, что Кайл испугался: а если она поймает его на слове? Но она покачала головой.

– Нет. Мы заключили сделку, я выполню свои обязательства. И потом, я тоже хочу увидеть храм.

– И попрощаться с родиной своей матери?

Ее губы сжались. Воплощенная деловитость, она прищурилась и окинула его внимательным взглядом.

– Снимите кольцо. Золотые украшения не по карману крестьянину.

Кайл так привык не расставаться с кельтским узорным кольцом, что совсем забыл о нем. Стащив его с пальца, он вспомнил о том, что прихватил с собой кое-что другое. Он просунул руки под тунику, развязал пояс с деньгами и вручил Трот.

– А это вам.

Глаза Трот расширились, едва она открыла один из кармашков пояса и увидела, что он набит монетами и серебряными брусочками, потертыми от длительного хождения по рукам и вряд ли привлекшими бы внимание.

– Зачем вы отдали мне так много денег?

– В пути за все придется платить вам.

Трот подняла брови, заглянув в остальные кармашки.

– Но здесь гораздо больше денег, чем нам понадобится.

– Если со мной что-нибудь случится, вам пригодятся средства, чтобы добраться до Макао и Англии. Гэвин Эллиот поможет вам, он даже упоминал, что подыщет Цзинь Кану работу в своем лондонском филиале, но все-таки будет лучше, если у вас останутся деньги на черный день. – Кайл протянул ей кольцо. – Положите и его в карман.

Трот сунула кольцо в маленький пустой кармашек пояса так, чтобы оно не царапало тело сквозь ткань, и туго затянула пояс под туникой.

– Хотела бы я знать, как чувствует себя человек, который может купить все, что пожелает.

Кайл вспомнил, каким бесполезным показалось ему собственное состояние, когда он понял, что не сможет вернуть Констанции здоровье.

– Чудеса не продаются за деньги, но состояние приносит свободу и власть. Я часто благодарю судьбу за то, что я избавлен от забот, которые гнетут половину людей в мире.

Трот ощупала пояс с деньгами через тунику.

– Свобода и власть… А у меня никогда не было ни того ни другого.

Смелая женщина. Кайл сомневался, что ему самому хватило бы отваги отказаться от единственного известного ему образа жизни.

– К лучшему или к худшему, ваше будущее станет иным, чем ваше прошлое.

– Надеюсь. – Трот перебросила за спину заплечный мешок. – Вы готовы, дедушка? Пока мы не доберемся до конюшни, где ждет осел, держитесь за мое плечо, шаркайте ногами и не говорите ни слова. Тогда никто не заподозрит в вас «заморского дьявола».

Он усмехнулся:

– «А ты непрост, Макдуф». Точнее – «Ты непрост, Монтгомери».

Трот сверкнула мимолетной улыбкой.

– Забудьте на время о цитатах из шотландских пьес, дедушка. Это не к добру.

Она выглядела так пленительно, что Кайл не удержался и приподнял ее подбородок пальцем.

– В таком случае мы должны поцеловаться – на счастье.

Он надеялся, что поцелуй будет кратким, но едва их губы встретились, обоих охватило желание. С протяжным вздохом Трот прильнула к нему всем гибким телом, касаясь груди и бедер. Повязка мешала Кайлу как следует разглядеть ее лицо, зато он отчетливо почувствовал нежность ее губ и соблазнительные легкие движения тела.

Но Трот вела себя неуверенно – скорее всего, этот поцелуй стал первым в ее жизни. И она не скрывала желания, мгновенно став страстной и податливой…

Дьявол! Напрасно он начал с поцелуя. Тяжело дыша, Кайл отстранился.

– Путешествие начинается благоприятно.

Трот медленно поднесла палец к своим губам и уставилась на него потемневшими глазами, а затем покачала головой.

– Начало было бы более благоприятным, если бы мы увидели летучую мышь. Или журавлей.

Она повернулась к двери, Кайл положил ладонь ей на плечо и зашагал следом. В неудобных башмаках он легко подражал шаркающей походке старика с больными суставами и слабым зрением. Кайл вдруг посочувствовал своему близорукому отцу, страдающему подагрой.

Из хана они вышли через боковые ворота. Подстраиваясь к неуверенному шагу старика, Трот провела его по улице, которая тянулась через весь сеттльмент к городским воротам. Такие дороги охраняли стражники, на ночь их перегораживали, чтобы ни один чужеземец не пробрался в Кантон.

К одним из таких ворот они подошли как раз в тот момент, когда стражник отпирал их. Коротко поздоровавшись с Трот, он махнул рукой, пропуская обоих путников. На Кайла он взглянул лишь мельком.

Ворота в Китай со скрипом отворились.

14

– Вы никогда не ездили верхом? – удивленно переспросил Доминик, поворачиваясь от денника, в котором стоял великолепный жеребец караковой масти.

Трот пристыженно потупилась.

– К сожалению, нет. Только иногда на осле. Видите ли, я жила в городе…

– Печально, но поправимо. Конечно, если вы не прочь научиться ездить верхом, – спохватившись, добавил Доминик таким тоном, будто не представлял себе человека, способного отказаться от радостей верховой езды.

– Попробую. – Трот с сомнением оглядела жеребца. Он казался ей громадным, его глаза горели огнем.

– Не волнуйтесь, верхом на Пегаса я вас не посажу. С ним нелегко совладать даже мне. – Доминик погладил коня по гладкой морде, и его лицо вдруг стало печальным. – Знаете, он принадлежал моему брату. Кайл подарил его мне за день до отъезда из Англии.

Трот мгновенно представила себе Кайла, галопом несущегося по холмам верхом на прекрасном коне. Темные волосы Кайла трепал ветер. Сидя в седле, он внушал восторженный трепет. Трот проглотила ком. Как мало времени судьба отпустила им с Кайлом…

Доминик взял ее за локоть, провел вдоль ряда денников и остановился возле смирной гнедой кобылы.

– Корица как раз подойдет для новичка. Угостите ее. – Он вложил в руку Трот морковку.

Трот боязливо протянула ее лошади, опасаясь, что животное ненароком откусит ей пальцы. Она знала, что лошади едят траву, но никогда не думала, что у них такие огромные зубы. К удивлению Трот, Корица взяла морковку с деликатностью истинной леди, легко коснувшись ладони мягкими губами. Очарованная этим прикосновением, Трот погладила лошадиную морду, и Корица дружески толкнула ее носом в плечо.

– Пожалуй, мы с Корицей поладим.

– В этом я не сомневаюсь. – Доминик улыбнулся, но в его глазах застыла печаль – с тех пор, как он узнал о смерти брата-близнеца. С Трот он обращался подчеркнуто мягко и ласково, словно жена умершего брата заслуживала особой заботы. – Если не ошибаюсь, сегодня вы ждете портниху? Закажите ей амазонку, чтобы поскорее начать уроки верховой езды.

Трот ахнула.

– Наверное, мадам Шампье уже ждет меня. Лучше мне вернуться в дом, иначе Мериэл рассердится.

– Да, не стоит раздражать ее, – серьезно подтвердил Доминик. При этом его глаза лукаво блеснули. Несмотря на то что они с женой в присутствии посторонних строго придерживались этикета, между ними легко угадывались неразрывные узы. Они были женаты уже шесть лет, но при виде друг друга на лицах обоих неизменно вспыхивали улыбки.

Возвращаясь в дом, Трот погрузилась в мысли о супругах. Может, и они с Кайлом были бы так же близки? В этом она сомневалась, зная, что сердце Кайла отдано другой. Однако мечты о близости с ним навевали сладкую грусть.

День выдался холодным, сильный ветер гнал по небу облака, заслоняющие солнце. Вскоре после знакомства Мериэл подарила Трот теплый плотный плащ. В нем Трот не так страдала от холода, как по пути из Лондона в Шропшир.

В первую же неделю Трот почувствовала себя в Уорфилд-парке как дома. Едва она вошла в дом, к ней бросились дети, Филип и Гвинет.

– Пироги! – возбужденно повторяла Гвин.

– Мы идем в кухню помогать печь рождественские пироги, – объяснил ее старший брат. – Хочешь с нами?

– У леди Максвелл наверняка есть другие дела, – вмешалась их няня Анна, взяв детей за руки.

Трот провела ладонью по светлым волосам Гвин.

– К сожалению, я и вправду занята. Может быть, в другой раз? Наверное, и завтра будут печь пироги…

Анна повела детей в кухню, Гвин бросила на Трот через плечо трогательный взгляд. Трехлетняя девчушка и пятилетний мальчик сразу радостно восприняли Трот как тетю. Во время знакомства Трот на миг смутилась, когда Гвин с детской непосредственностью спросила, почему у тети такие странные глаза. Пока Анна пеняла маленькой подопечной на невежливость, Мериэл спокойно объяснила, что Трот приехала из той страны, где такие глаза никого не удивляют, а вот глаза самой Гвин могут показаться странными. Малышка удовлетворилась объяснением, и вскоре они с Трот стали друзьями.

Трот охотно участвовала в приготовлениях к Рождеству, хотя и понимала, что на праздниках ей предстоит встретиться с другими членами семьи Ренбурн. Хотя Доминик и Мериэл относились к ней так, словно вдовы-полукровки сомнительного происхождения – обычное явление, Трот опасалась, что остальные, особенно суровый граф Рексхэм, окажут ей менее радушный прием.

Войдя в гостиную Мериэл, она застала свою невестку сидящей на полу, в окружении вороха тканей, кружев и тесьмы. Мериэл оживленно беседовала с портнихой. Обрадованная непринужденностью обстановки, Трот виновато проговорила:

– Простите, я задержалась.

Портниха ахнула, окинув Трот любопытным взглядом.

– О, миледи Грэхем, вы были правы! – с мягким французским акцентом воскликнула она. – Это будет истинное наслаждение!

Трот заморгала.

– Что, простите?

– Я сказала мадам Шампье, что вы наделены редкостной красотой, и теперь ей не терпится начать шить для вас наряды, – объяснила Мериэл.

Трот почувствовала, как румянец заливает ее лицо.

– Вы смеетесь надо мной?

Мериэл гибко поднялась с ковра.

– Неужели вы не понимаете, как вы красивы? – Она взяла Трот за руку и подвела ее к зеркалу. – Вы только взгляните на себя, но не как на китаянку или на шотландку, а как на прелестную женщину. Оцените свою стройную фигуру, темные глаза, тонкие черты лица. Даже в самой простой одежде вы обворожительны. А на рождественском балу все мужчины будут оборачиваться вам вслед, вам станут посвящать стихи!

Трот уставилась в зеркало, стараясь представить себя на балу. Да, у нее гладкая кожа, густые волосы, а их рыжеватый оттенок в Англии никому не кажется странным. И все-таки она больше похожа на китаянку, чем на европейку. Правда, Кайл восхищался ее внешностью… Наверное, англичане просто ценят женщин, не похожих на других.

– Ну, если вы так считаете… – с сомнением протянула она.

Мериэл вздохнула, но прекратила попытки переубедить Трот и завела с мадам Шампье разговор о самых подходящих для Трот тканях и фасонах.

Трот терпеливо ждала, пока с нее снимут мерки. Кажется, есть английская пословица: «Из свиного уха не сошьешь шелкового кошелька». Мериэл наверняка знала ее, но явно наслаждалась, наряжая родственницу с тем же воодушевлением, с которым расставляла в вазах букеты оранжерейных цветов. Трот только улыбалась, считая Мериэл воплощенной добротой.

Очутившись на противоположном краю света от того места, где она родилась, она наконец-то превратилась в Трот Монтгомери – женщину из семьи Ренбурн. Такого чувства она не испытывала с тех пор, как умер отец. Ей будет непросто расстаться с этим домом. Доминик и Мериэл заявляли, что, если Трот пожелает, она может до конца своих дней жить в Уорфилде, но, разумеется, принять это предложение она не могла. В отличие от двух пожилых добродушных тетушек Мериэл, истинных членов семьи, Трот не была связана с Домиником и его женой кровными узами и не хотела злоупотреблять их гостеприимством.

И, кроме того, она помнила, что должна побывать в Шотландии. Трот уже решила провести в Уорфилде зиму, а затем отправиться на север. Не для того, чтобы разыскать родных отца – она сомневалась, что они примут ее так же тепло, как Доминик и Мериэл. Но ей не терпелось увидеть родину отца, и это желание было под стать стремлению Кайла посетить Хошань. Пожалуй, какой-нибудь шотландский коттедж станет для нее домом.

Теперь она совершенно свободна. Но вместе со свободой она познала одиночество.

15

Чувствуя, как по спине пробегают мурашки, Трот вместе с «дедушкой» вошла в Кантон через Драконовы ворота. Вход в город она считала первым из испытаний, стоящих у них на пути, но Максвеллу об этом не говорила. Трот решила отказаться от путешествия из боязни, что ее спутник привлечет хоть чье-нибудь нежелательное внимание.

Если его разоблачат в Кантоне, вспыхнет скандал, но не слишком шумный. Вице-король придет в ярость, Чэнгуа придется долго кланяться, извиняться и платить деньги – но этим дело и кончится. Чужестранцы часто пренебрегают «восемью законами», поступок Максвелла в Кантоне сочтут детской проказой. Но если его разоблачат, поймав в глубине страны, последствия будут гораздо серьезнее.

И все-таки путешествие началось удачно. Трот втайне опасалась, что Максвелл пренебрежительно отнесется к маскараду, и потому испытала приятное удивление, увидев, как старательно он играет роль слабого старика. Он сутулился, поэтому не так выделялся в толпе высоким ростом, не поднимал головы, но его глаза под повязкой жадно оглядывали кишащие людьми шумные улицы. Трот уже поняла, что поступила правильно, перебинтовав ему почти все лицо. Но, несмотря на плотную повязку, наблюдательный человек мог заметить, что нос Максвелла слишком велик, а подбородок и рот нетипичны для китайца. А его губы…

При воспоминании о поцелуе Трот окатил жар. Этот дьявол в мужском обличье прибег к хитрости, чтобы пробудить в ней чувственность! Но и сам он не смог остаться равнодушным. Это утешало Трот.

С той минуты, когда путники покинули хан, Трот непрестанно оглядывалась через плечо на Кайла. К счастью, всякий, кто заметил бы это, решил бы, что Трот просто беспокоится за немощного старика. Она с удовольствием отметила, что даже в бурлящей толпе с уважением относятся к его сединам, люди сторонятся, чтобы ненароком не толкнуть Кайла. Хотя почтение к старости лежало в основе китайского общества, Трот только теперь поняла, как надежно седой парик и сгорбленная спина Кайла оберегают их от столкновений.

Зная, что Максвеллу не терпится как можно ближе познакомиться с Кантоном, Трот выбрала путь, ведущий мимо самых примечательных зданий города. Приблизиться к нескольким из них она не решилась, издалека заметив большие толпы народу, но, проходя мимо павильона экзаменов, она заплатила привратнику несколько монет, чтобы он пропустил их внутрь.

За воротами начиналась длинная узкая аллея, по обе стороны от которой располагались сотни кирпичных каморок. Убедившись, что ее никто не подслушает, Трот объяснила:

– Здесь ученые люди сдают экзамены по литературе и философии, чтобы стать государственными чиновниками.

Максвелл выпрямился и заглянул в одну из келий.

– А это камеры для тех, кто провалился на экзаменах? Они выглядят так, будто придуманы для наказания.

– Нет, в этих кельях сдают экзамены. Кандидаты должны провести здесь два дня и две ночи, отпущенных им для написания сочинений. За ними наблюдают с башни.

– И сколько же здесь таких келий?

– Кажется, двенадцать тысяч.

Кайл негромко присвистнул, чего никогда не сделал бы китаец.

– Двенадцать тысяч страдальцев, старающихся доказать, что они годятся для государственной службы! Неудивительно, что здесь царит такая гнетущая атмосфера. Должно быть, эти кирпичи пропитаны страхом молодых мужчин, знающих, что их будущее всецело зависит от экзамена!

– Ученики, готовящиеся к экзаменам, а также те, кто не выдержал их, нередко кончают жизнь самоубийством. – Хотя мужская одежда позволяла Трот свободно бродить по городу, сама она побывала в павильоне экзаменов лишь однажды, несколько лет назад, когда еще была не в силах понять весь смысл увиденного. – В этом есть что-то ужасное, правда? И вместе с тем величественное.

– Величественное?

– В некотором смысле этот павильон – символ сокровенной сути Китая. Две тысячи лет его народ создавал поэзию и философские учения, взращивал сады. – Ее вдруг пронзила горечь утраты. – Время от времени с северо-запада являлись племена варваров-завоевателей и провозглашали себя хозяевами Китая, но вскоре перенимали местные обычаи.

Наша правительственная система восходит ко временам Конфуция, который верил, что мудрость ученых и трезвость их суждений – залог существования справедливого и процветающего государства. Каждый чиновник любого ранга должен подтвердить свои познания в классической литературе и философии. Найдется ли на земле второй такой народ?

– Никогда не слышал о таком. Две тысячи лет назад жители Англии раскрашивали лица синей краской, а Иисус еще не родился, – отозвался Кайл. – Но незыблемость конфуцианства также породила застой и косность наряду со множеством запутанных законов и чиновников-бюрократов.

– Верно, но что плохого в том, что любой крестьянский парень может попытаться выдержать экзамен? Если он умен, в конце концов, он дойдет до поста губернатора провинции или доверенного лица самого императора. Иногда жители деревни сообща поддерживают местного кандидата, нанимают учителей, надеясь, что он принесет славу всей деревне.

– Таким благоговением перед наукой можно только гордиться. В Англии нет ничего подобного. – Кайл повернул к ней скрытое под повязкой лицо. – Кстати, я впервые слышу, как вы говорите «наш» и «мы», когда речь идет о Китае.

Трот поняла, что он прав.

– Наверное, теперь, перед отъездом, я особенно остро ощущаю свою связь с этой страной.

– С окончательным решением еще можно повременить, – тихо напомнил Кайл. – Если захотите, вы сможете вернуться к Чэнгуа или остаться в Макао.

Трот попыталась найти утешение в его словах, но не смогла. Да, в доме Чэнгуа ей никогда не откажут в миске риса, но за последние недели она слишком изменилась, чтобы и впредь довольствоваться такой малостью.

И в этом виноват не кто иной, как Максвелл.

Удаляясь от павильона экзаменов, Кайл гадал, сумел бы он преуспеть в этой стране. Он всегда хорошо учился, но только потому, что был любознателен от природы. Взвешивать свою жизнь на таких весах ему еще не приходилось. Как говорится, он родился с серебряной ложкой во рту. Он ни разу не сталкивался с серьезными испытаниями, даже такими, которые выдержал Доминик, служа в армии.

Суматоха и пестрота улиц резко контрастировали с торжественностью мрачных кирпичных келий павильона экзаменов. После нескольких недель, проведенных в крохотном сеттльменте, Кантон пробудил в душе Кайла ликование. К счастью, веревки, вложенные в башмаки, нещадно натирали ноги, не давая ему забыть о роли старого калеки.

Несколько раз путники проходили мимо храмов, большинство которых напоминали небольшие часовни, но один, величественный и яркий, был щедро украшен статуями и резьбой. Ковыляя мимо храма, Кайл успел внимательно рассмотреть его, мысленно решив попросить Трот в дороге объяснить ему, как принято вести себя в местах поклонения святыням, чтобы в Хошане их не разоблачили.

Возле мрачного официального строения толпа поредела. Делая вид, будто обводит спутника вокруг выбоины на каменной мостовой, Трот взяла его за локоть и прошептала:

– Это ямынь – городской суд и тюрьма.

Губы Кайла сжались при виде осужденных, прикованных к наружной стене тюрьмы и ставших жертвой оскорблений прохожих. Большинство узников стояли, опустив головы и плечи. Кайл увидел, как какая-то старуха плюнула в лицо одному из преступников. В обществе, где каждый всеми силами стремился «сохранить лицо», такое публичное унижение было серьезным наказанием.

Из дверей ямыня вышел человек, голова и руки которого торчали через отверстия в массивной доске. Кайл уже слышал об этом предмете, называемом колодками, – переносной разновидности позорных столбов, к которым когда-то в Англии приковывали виновных в незначительных преступлениях.

Закованный в колодки невысокий человек был, вероятно, уличным торговцем. Он пошатывался под весом толстой доски, дергал головой в тщетной попытке отогнать мух, облепивших лицо. Кайл невольно замедлил шаг, но Трот резко дернула его за плечо, заставляя поспешить. Задерживаться возле городской тюрьмы было неразумно.

К тому времени как они добрались до сарая, где держали ослов, голова Кайла гудела от шума, его переполняли впечатления, а от усталости ему хотелось побыстрее оказаться где-нибудь в тихом месте. Оставив его у дверей сарая, Трот вошла внутрь, зовя хозяина по-китайски.

Кайл был бы не прочь заглянуть в сарай, но решил, что полуслепому калеке это не пристало. Два тощих пса обнюхали его щиколотки и заворчали. Неужели они по запаху угадали в нем чужестранца? Или они просто слишком злы? Кайл стоял неподвижно, пока собаки не отошли.

Несколько минут спустя Трот вывела из сарая осла с грубым седлом на спине и вьючной сумкой. Животное было низкорослым, неухоженным, но крепким и здоровым на вид. Трот взяла ладонь Кайла, положила ее на шею осла и тихо посоветовала: – Садитесь в седло медленно.

Кайл повиновался, притворяясь, будто никак не может перебросить ногу через спину осла. Когда он наконец уселся в седло, оказалось, что ступни волочатся по земле. Кайл подавил улыбку при мысли, как позабавились бы его друзья-англичане, увидев его в эту минуту. Тем более что среди них Кайл слыл знатоком лошадей.

Трот взяла осла за узду и повела на улицу. Удивившись, Кайл спросил:

– А где же ваш осел?

– Его не будет, – ответила Трот и, заметив, что Кайл намерен запротестовать, перебила его: – Потом!

Напомнив себе, что он обязан подчиняться Трот, Кайл поерзал в седле и стал потихоньку оглядываться по сторонам. Осел шагал не быстрее человека, но до городских ворот было близко, и вскоре они очутились за пределами Кантона. На север вела широкая, оживленная дорога.

Когда предместья Кантона остались позади, Трот свернула на пустынную боковую дорогу шириной всего пять футов. Она вилась между зеленых холмов с террасами, превращенными в поля. Самой распространенной культурой был рис, на рисовых чеках крестьяне и буйволы работали по колено в воде. Ландшафту была присуща почти неземная прелесть, какую Кайл видел на рисунках из своей драгоценной папки. Художники, создавшие их, ничуть не приукрасили действительность.

Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, он тихо спросил:

– Почему вы взяли только одного осла?

– Один осел для старика – это еще куда ни шло, но двух ослов могут позволить себе только зажиточные люди, – объяснила Трот. – Мы же должны выглядеть как бедняки, у которых нечего отнять.

– Понимаю, но я не могу ехать верхом в то время, как леди идет пешком.

– Я не леди, разве вы забыли? Люди возмутятся, увидев, как я сижу в седле, а мой почтенный дедушка ковыляет следом.

– А я вовсе не почтенный дедушка. – Кайл спрыгнул на землю и зашагал по другую сторону от осла, держась за примитивное седло. – В Кантоне я изнывал от безделья. Я ни за что не упущу такую возможность размять ноги.

– Хорошо, но как только мы приблизимся к городу или к деревне, вы опять сядете в седло.

– Ладно. – Кайл глубоко вздохнул, радуясь тому, что он вновь оказался на лоне природы. Он разглядывал холмы, держа голову так, чтобы посторонний человек не заподозрил в нем зрячего. – Эти возделанные земли напоминают мне парк. В Англии пейзажи выглядят естественнее.

– Расскажите, какие они?

– На юге многие дороги окаймлены живыми изгородями, которые летом пестрят цветами и ягодами, а над ними кружат птицы. Вдоль дорог попадаются и леса, и ручьи, которые текут сами по себе, а не по рукотворным руслам.

– А в Шотландии?

Кайл принялся описывать торфяники, высокие холмы, убегающих оленей, мрачные замки горцев, ручьи, стекающие с гор, водопады, в которых играет многоцветная радуга.

– По сравнению с китайским шотландский пейзаж дик и мрачен. В горах на севере Шотландии у меня есть дом. Думаю, он понравился бы вам.

– Я в этом уверена, – не скрывая стремления увидеть родину отца, ответила Трот. – Мой отец вырос на границе Англии и Шотландии, но в молодости он часто бродил по горам. Он мечтал когда-нибудь уйти от дел и вернуться на родину,

– Вы грезили о севере Шотландии так, как я – о Хошане, – подытожил Кайл. – Значит, нас свела судьба.

– Разве христиане верят в судьбу?

– По-моему, вера в судьбу или удачу присуща человеческой натуре. Расскажите мне о китайских религиозных верованиях. Я читал о них, но никак не мог разобраться в трех основных религиях. Буддизм, даосизм, конфуцианство – кто во что верит.

– Большинство китайцев следуют всем трем учениям, – улыбнулась Трот. – В Библии христиан сказано: «Господь, Бог твой, Бог ревнитель», но здесь принято считать, что любая религия, возвышающая человека, достойна уважения.

Есть так называемые три пути. Даосизм учит, что мы должны подчиняться законам природы, и утверждает, что духи окружают нас повсюду. Основатели этого учения – Лао-Цзы, «мудрый старец», и «восемь бессмертных» – Ба Сянь. Дао – это инь и ян, противоположное и равное, и фэн шуй, искусство создания гармоничной обстановки, домов и садов, радующих душу.

– Вы слишком спешите! – запротестовал Кайл. – Рассказывайте подробнее.

Трот расцвела обаятельной улыбкой.

– Позднее. Второй путь – учение Конфуция. Он призывает людей уважать друг друга, высоко ставить долг, науку и мудрость, почитать старших. Принципы, на которые опираются китайское общество и государство, заложены в его учении.

– А буддизм?

– Будда, «просветленный», учил: дабы вырваться из череды смертей и возрождений, мы не должны привязываться к земному. Отказ от земных желаний ведет к покою и мудрости.

Кайл вгляделся в чистые линии ее шеи, изящный профиль.

– Я решительно не готов отказаться от земных желаний, но хочу узнать больше. Я намерен слушать вас каждый день по пути из Кантона в Хошань, и оттуда – в Лондон.

– После долгих лет молчания незаметный Цзинь Кан будет рад обрести слушателя, – невозмутимо отозвалась Трот.

Кайл улыбнулся, уже зная, что его ждет увлекательное путешествие. Наверное, судьба с умыслом свела их, чтобы Трот посвятила его в тайны Китая. А он, в свою очередь, откроет ей Шотландию.

Если бы не вынужденная роль дряхлого старика, Кайл начал бы довольно посвистывать.

16

– Пора снова сесть на спину нашей верной клячи, – пробормотала Трот. – Деревня вон там, на холме, достаточно велика – значит, в ней найдется постоялый двор. Очень кстати, солнце уже заходит.

– Неужели в Китае все города и деревни обнесены стеной?

– Почти все. В нашей истории бывали времена, когда завоеватели наводняли страну подобно саранче, стирая с лица земли беззащитные деревни.

Смирившись с положением бесполезной обузы, Кайл взгромоздился на осла, и спутники начали взбираться по длинному склону холма. Кайл заметил, что деревня построена на каменистом участке, чтобы не занимать драгоценную плодородную землю строениями. Впервые в жизни он видел такое разумное использование территории.

Сразу за воротами деревни стоял постоялый двор, распознать который было так же просто, как какую-нибудь английскую гостиницу. Трот провела осла через арку ворот во двор, где три из четырех дверей вели в комнаты для постояльцев, а четвертая – в сарай. Во дворе резко пахло навозом и горячим маслом.

Не успела Трот привязать осла, как из дома появилась женщина средних лет, несущая на подносе чайную посуду. Коротко переговорив с ней, Трот вложила в руку Кайла чашку с дымящимся чаем. Он неловко поднес ее к губам, считая, что именно так должен пить чай глухой и слепой старик.

Когда он опустошил чашку, Трот забрала ее и вошла в дом вместе с женщиной. Кайл остался сидеть на осле, сдерживая нетерпение. В Англии он привык к тому, что всю черную работу выполняет прислуга, но за время путешествия его взгляды изменились. Его камердинер отказался сопровождать хозяина, а слуга, заменивший его, попросил расчета еще в Индии. Не сумев найти слуге подходящую замену, Кайл решил обойтись без него в Кантоне и обнаружил, что одиночество ему по вкусу – раньше постоянное присутствие камердинера порой раздражало его. Теперь же обо всем заботилась Трот, а Кайл вернулся к вынужденной праздности.

Но вскоре ему представился случай развлечься. Крохотный ребенок нетвердыми шажками направился к ослу. Не сводя с Кайла больших серьезных глаз, малыш присел, его штанишки разошлись по шву, и он облегчился прямо посреди двора. Кайл растерянно заморгал под повязкой. Одежду ребенка он счел практичной, но в Лондоне она вряд ли была бы приемлема.

Жеманно переступая крохотными перевязанными ножками, подошли две миловидные молодые женщины с грубо и ярко раскрашенными лицами – скорее всего проститутки, которым на постоялом дворе хватало работы. Одна взяла малыша за руку и повела прочь, а вторая остановилась, поглядывая на Кайла.

Очевидно, посчитав Кайла выгодным клиентом, она потрепала его по колену – нет, выше: ее рука скользнула по его бедру. Женщина весело задала какой-то вопрос, и Кайл замер, со стыдом сознавая, что его тело откликнулось на рассчитанную ласку. Может, Трот забыла рассказать ему о каком-нибудь местном обычае?

Трот вылетела из дверей, осыпая проститутку громкой бранью. Ничуть не смутившись, девушка ответила ей, завязалась бурная перепалка. В конце концов, проститутка лукаво усмехнулась и соблазнительным жестом провела по руке Трот. Наконец она отошла, зазывно покачивая бедрами.

Ругаясь вполголоса, Трот отвела осла в угол двора и помогла Кайлу спуститься, крепко вцепившись ему в локоть. Дверь комнаты выходила прямо во двор, почти всю комнату занимала жесткая лежанка. Пока Трот вносила вещи, Кайл успел оглядеться. Мебель была скудной и примитивной, большие окна, заклеенные бумагой, почти не пропускали свет, но Кайлу случалось ночевать и не в таких условиях.

Когда Трот вернулась и плотно закрыла дверь, Кайл негромко спросил:

– Что произошло во дворе?

Трот бесцеремонно бросила сумку на пол у стены.

– А разве не ясно? Дрянная потаскуха подыскивала клиентов.

– Это я понял, но вы с ней о чем-то долго спорили.

– Я объяснила ей, что вы уже слишком стары, чтобы прибегать к услугам блудниц, и что она оскорбила ваше достоинство, – язвительно откликнулась Трот. – А она, в свою очередь, сообщила мне, что для таких услуг вы еще не слишком стары и что она готова оказать их вам бесплатно, поскольку питает глубокое почтение к старости.

– Что за гостеприимный народ! – воскликнул Кайл, усмехаясь этой нелепости.

Трот пронзила его гневным взглядом.

– Прикажете позвать ее? Хотите воспользоваться ее щедростью?

– Разумеется, нет. Но я… восхищен, – его душил смех, – тем, как глубоко пустил корни конфуцианский принцип уважения к старости.

Подскочив, Трот зажала ему рот ладонью.

– Ради Бога, замолчите! – прошипела она. – Вы хотите, чтобы сюда сбежался весь постоялый двор? Всякий, кто услышит ваш смех, сразу поймет, что вы вовсе не немощный старик!

Он умолк сразу, как только почувствовал ее прикосновение. Сквозь повязку ему едва удавалось разглядеть ее лицо, но тепло тела было почти осязаемым. Томление, которое теплилось в нем после встречи с проституткой, сменилось яростным влечением, но не к любой женщине, а именно к этой. Он приложил ладонь к щеке Трот, гладкой, как теплый шелк. Как давно он был близок с женщиной, как давно пылал подобным вожделением!

Плотские желания пересилили доводы рассудка, и он наклонился, чтобы поцеловать ее. Поля их соломенных шляп столкнулись, шляпа Трот свалилась на пол. Кайл сознавал, что сделал шаг по чрезвычайно опасному пути, но губы Трот были такими сладкими, такими податливыми… Продлевая поцелуй, он заскользил ладонями вниз по ее спине, коснулся изящно изогнутых бедер и притянул ее ближе.

На блаженный миг она прильнула к нему и вдруг вырвалась, широко раскрыв глаза.

– Мне надо отвести осла в сарай. И раздобыть еды. – Она подхватила шляпу и метнулась прочь из комнаты, надвинув шляпу низко на лоб.

С колотящимся сердцем Кайл присел на край лежанки. С каких это пор он так безнадежно поглупел? Путешествие только началось, а он уже поддался искушению.

Обольстить Трот было бы проще простого, но ведь он мужчина, а не подросток, а обольщать невинную девушку непорядочно. Только негодяй мог бы воспользоваться ее неопытностью. В Англии у Трот появится шанс стать женщиной, о чем она давно мечтала. А интимная связь с ним безвозвратно погубит ее.

Кайл умел владеть собой и понимал, что с Трот должен быть сдержанным. Но почему эта задача вдруг показалась ему непосильной?

Дрожащей рукой Трот погладила осла. Господи, как трудно ей было вырваться из объятий Максвелла! Больше всего в эту минуту она желала лечь с ним в постель, узнать, что такое соитие мужчины и женщины. Но он обнял ее слишком внезапно. Чутье подсказывало Трот, что одной страсти недостаточно, иначе совокупление вызовет только чувства неловкости и вины: Максвеллу станет стыдно, а ее мучает раскаяние. Так или иначе, время было выбрано неудачно.

К тому времени как она закончила чистить осла, животное приобрело ухоженный вид, каким не отличалось прежде. Трот покинула сарай, располагавшийся слева от главных ворот. Уже стемнело, ворота постоялого двора заперли, двор освещало колеблющееся пламя единственного факела.

К счастью, сегодня постоялый двор «Небесный покой» был почти пуст, а это означало, что их с Максвеллом никто не потревожит. Они уже научились разговаривать вполголоса, чтобы их не подслушали, и постоянно помнили, что малейшая забывчивость может дорого обойтись им. Зайдя в кухню, Трот забрала заранее заказанный жене хозяина поднос с едой. Вернувшись в комнату, она испытала укол сожаления, увидев, что Максвелл уже расстелил для нее на полу соломенный тюфяк. Очевидно, его приступ страсти миновал.

Он закрыл дверь за Трот и заложил в скобы тяжелый деревянный засов. Только после этого Максвелл начал снимать повязку.

– Всего на несколько часов, – пообещал он.

Трот старалась не смотреть, как знакомое лицо появляется из-под грязных полос ткани. Ласковый, больной дедушка исчез, его место занял мужчина в расцвете сил. Когда Максвелл стащил парик и взбил слежавшиеся под ним волосы, Трот пришлось отвернуться, чтобы не выдать своего волнения.

– Хорошо, что вас никто не видит, дедушка. Комнаты по обе стороны от нашей пусты, но помните: в ночной тишине звуки разносятся далеко.

Максвелл зажег маленький масляный светильник в центре низкого стола, Трот переставила посуду с подноса на стол. Им предстоял скромный ужин – рис и мелко нарезанные овощи, сдобренные имбирем, – запить который полагалось чаем. Кайл удовлетворенно улыбнулся: наконец-то он увидел настоящий Китай. Трот присела к столу, скрестив ноги, и попыталась найти несущественную тему для разговора.

– На севере, где зимы холодные, лежанки складывают из кирпичей, а внутри разводят огонь, чтобы лежанка оставалась теплой.

Кайл неловко присел к столу напротив Трот.

– Такие лежанки пригодились бы в Англии. Мы пользуемся грелками с горячей водой, но они быстро остывают.

– Мой отец часто вспоминал холодные туманы Шотландии. Но о грелках он ни разу не упоминал. – Радуясь тому, что недавняя натянутость исчезла без следа, Трот разлила чай и приготовилась наслаждаться простой едой и обществом Максвелла.

Когда пришло время ложиться спать, ими вновь овладела неловкость. Подавив зевок, Максвелл произнес:

– Я уже засыпаю. Спокойной ночи. – Он присел на тюфяк и стащил башмаки.

– На полу буду спать я.

Максвелл аккуратно поставил башмаки у стены.

– Нет.

– Но лежанка гораздо удобнее, – запротестовала Трот. – Как дедушка и лорд, вы вправе занять ее.

– За пределами этой комнаты я буду помнить, что мы в Китае, и подчиняться вам. Но я ни на минуту не забываю, что вы – леди, а я – джентльмен, – твердо заявил Максвелл. – А джентльмен обязан уступить лучшее место леди.

В Макао Трот видела, как европейцы оберегают своих женщин, словно хрупкие стеклянные статуэтки, но подобное поведение настолько не сочеталось с китайскими обычаями, что вызывало у нее неприятие.

– Но я не смогу уснуть, зная, что вам неудобно.

Максвелл поднялся и грациозно поклонился.

– Увы, миледи, и мне совесть не даст уснуть, если лежанку займу я. Не будьте так жестоки со мной, уступите. – Он протянул ей руку. – Позвольте проводить вас к ложу.

Его галантность вызвала у Трот улыбку. Чувствуя себя настоящей леди, она легко коснулась пальцами его ладони.

– Я не в силах устоять перед вашим красноречием, милорд, но боюсь, всю ночь я не сомкну глаз.

В глазах Максвелла блеснули насмешливые искры.

– Я так устал, что способен заснуть даже на острых камнях, поэтому вам не о чем беспокоиться. – Он подвел ее к лежанке и снова поклонился. – Прикажете задуть огонь?

– Сделайте одолжение.

Кайл погасил светильник. Трот услышала, как в темноте он снимает верхнюю одежду, прежде чем лечь на тюфяк. Она тоже разделась и устало вытянулась на комковатом матрасе, покрывающем лежанку.

Но, несмотря на изнеможение, ей никак не удавалось расслабиться, и не только от стыда за то, что она заняла лучшую постель. Она лежала, глядя в потолок и остро сознавая близость Максвелла. В ней воскресли воспоминания о его объятиях.

Зачем она сглупила и вырвалась? Наверное, все произошло слишком быстро, но дело было не только в этом: Трот осознала, что происходящее страшит ее, как все неизвестное, а Максвелл остается влиятельным и загадочным незнакомцем.

Но теперь, когда было уже слишком поздно, она проклинала себя за пугливость – ведь он жаждал ее не меньше, чем она его. Будь она посмелее, сейчас она лежала бы рядом с ним. При этой мысли она ощутила мучительную опустошенность. Больше такого случая ей не представится: Максвелл отнюдь не похотливый сластолюбец, способный лечь в постель с кем угодно, а она не так опытна, чтобы совратить его.

Минуты тянулись бесконечно, а Трот гадала, стоит ли самой сделать первый шаг сегодня же, пока еще свежи воспоминания о поцелуе. Она рисковала быть отвергнутой и униженной, но это лучше, чем бездействие.

Как она устала ждать, изнывая от желания! Понимая, что смелости ей все равно не хватит, она решила положиться на волю случая. Максвелл дышал ровно и размеренно. Если он спит, то и она попытается уснуть. А если нет… Трот негромко произнесла:

– Милорд…

– Да?

Звук его низкого голоса внезапно наполнил ее решимостью. Соскользнув с лежанки, Трот вытянулась рядом с ним на тюфяке. Робко коснувшись его груди, она произнесла, запинаясь:

– Сегодня вы желали меня. И вот… я здесь.

Он выругался вполголоса.

– За свое поведение я заслуживаю порки. – Он обнял ее нежно, но бесстрастно. – Ваше… великодушное предложение звучит на редкость соблазнительно, но принять его я не могу. Здесь, в Китае, женщины живут для того, чтобы служить мужчинам, но английскому джентльмену не подобает пользоваться неопытностью девушки. В Англии вас ждут новая жизнь, новые возможности. Близость со мной повредит будущему.

Трот уткнулась лицом в его плечо, от наслаждения у нее закружилась голова. Ей нравился его мужской, влекущий запах, нравилось сильное и крепкое тело.

– Еще неизвестно, как меня встретят на родине отца. Я не из тех женщин, которых находят желанными, ни один мужчина ни разу не проявлял интереса ко мне. А вам я… небезразлична. – Ее губы скривились. – Или вас распалила ласка той блудницы?

Он обнял ее обеими руками, но не как любовницу – даже отсутствие опыта не помешало Трот заметить это.

– Я нахожу вас желанной и ручаюсь, в Англии у вас будет толпа поклонников. Вам незачем отдаваться мне из опасения, что больше вам никогда не представится случай изведать близость. Поверьте, труднее всего вам будет сделать выбор.

Как учтиво умел лгать этот человек! Сдерживая слезы, Трот прошептала:

– Разве у англичан не бывает наложниц? Я с радостью стала бы вашей наложницей, лишь бы вы время от времени вспоминали обо мне.

Он погладил ее по руке, от теплой ладони по телу Трот расплылись волны наслаждения.

– Да, у некоторых мужчин есть любовницы, но неверность считается грехом, Трот. Будь у меня жена, я ни за что не стал бы обманывать ее.

Он впервые назвал ее по имени! Осознав смысл его слов, Трот приуныла, хотя ее сердце по-прежнему учащенно билось.

– Как любезно вы отвергаете меня, милорд! Но если мне не суждено стать вашей женой или наложницей, почему бы вам не сделать меня своей любовницей хотя бы на две недели? Больше я ни о чем не прошу.

– Вы должны требовать большего! – резко выпалил Кайл. – Должны претендовать на положение жены, а не любовницы. Требовать, чтобы вас любили и лелеяли!

– Даже бесстыдством мне не удается соблазнить вас. – Трот попыталась подняться, слезы жгли ей глаза.

Он сжал объятия, останавливая ее.

– Меня неудержимо влечет к вам, но, поддавшись искушению, я совершу ошибку: ведь я не смогу дать вам то, чего вы заслуживаете.

Губы Трот сжались.

– Лучше бы вы поменьше заботились обо мне. Сколько бы вы ни твердили, что я заслуживаю положения жены, мы с вами прекрасно знаем: лорд никогда не женится на нищей полукровке.

Он вздохнул.

– Состояние и происхождение тут ни при чем. Изъян есть не в вас, а во мне.

Трот ощутила, как напряглось его тело, но не от желания.

– О чем вы говорите?

После долгого молчания он с болью выговорил:

– Об этом никто не знает, но однажды я уже был женат, правда, совсем недолго. Когда Констанция умерла… вместе с ней умерло мое сердце. Я не гожусь в мужья женщине, способной полюбить меня.

Этим объяснялась его сдержанность. Трот растерялась и в то же время сразу все поняла.

– Мне очень жаль, милорд, простите…

Он провел кончиками пальцев по ее лбу, отводя прядь волос.

– Зовите меня Кайлом – это мое имя.

Кайл. Трот исполнилась благодарности, получив право звать его по имени, хотя и рассчитывала на большее.

– Вы женились тайно, потому что родные не одобряли ваш выбор?

– Узнав о нем, мой отец, наверное, пришел бы в ужас. Сестра и брат поняли бы меня – оба знают, что значит любить. Но чувством, которое я испытывал к Констанции, я слишком дорожу, чтобы говорить о нем.

Трот коснулась его подбородка, пробивающаяся щетина уколола ей пальцы. Завтра ему придется побриться, иначе борода выдаст его.

– Но если вы расскажете о своей любимой, вам может стать легче.

– Наверное, вы правы… – Кайл надолго замолчал. – Много лет Констанция была моей любовницей. Она родом из Испании, где живут люди, похожие на португальцев из Макао, – темноволосые, темноглазые и красивые. Констанция была намного старше меня; когда мы встретились, она была куртизанкой. Может показаться, что я испытывал к ней не более чем первую юношескую влюбленность, но она оказалась самой доброй и любящей женщиной из всех, каких я знал. Рядом с ней я ощущал покой и безмятежность. – Его голос стал еле различимым. – И страсть.

Неудивительно, что он утратил всякий интерес к женщинам, – ему принадлежало сокровище.

– По крайней мере, вам хватило смелости жениться на ней, хотя вы и знали, что родные сочтут этот шаг чудовищной ошибкой.

– Женившись на ней, я совершил самый разумный поступок в своей жизни. Жаль только, что это не пришло мне в голову раньше. Такая мысль возникла у меня, когда она уже умирала.

Ужаснувшись отчаянию, сквозившему в его голосе, она попыталась утешить его:

– И все-таки вы решились. Вам повезло найти друг друга, милорд.

Он тихо поцеловал ее в лоб.

– Кайл.

– Кайл, – послушно повторила она.

Трот хотела была уйти на лежанку, но Кайл повернулся и прижался щекой к ее волосам. Безмерно благодарная за то, что он не прогнал ее, она придвинулась ближе и вскоре уснула.

17

Семейство Ренбурн собралось, чтобы вместе встретить Рождество. Трот побаивалась встречи с сестрой Кайла, но леди Люсия оказалась такой же доброй и приветливой, как Доминик. Рослая и синеглазая, она унаследовала от родителей темные волнистые волосы, как у ее братьев. Ее муж Роберт Джастис, немногословный мужчина, посматривал на Трот с любопытством, но по-дружески.

Двое детей супругов Джастис были почти ровесниками малышам Доминика и Мериэл.

– Наша свадьба состоялась через несколько недель после свадьбы Дома, – объяснила Люсия, пока дети шумно приветствовали друг друга. – Неплохо задумано, правда?

– Действительно, – согласилась Трот, глядя вслед убегающим ребятишкам и восторгаясь тому, что теперь уже четверо детей зовут ее тетей.

Супруги Джастис прибыли в поместье около полудня, незадолго до ленча. Встав из-за стола, Трот удалилась в библиотеку. Ей не только хотелось побыть одной: она из деликатности оставила две супружеские пары, чтобы не мешать им обсудить выбранную Кайлом жену.

Трот сразу полюбила библиотеку особняка, коллекция книг в которой произвела бы впечатление даже на Чэнгуа. Наугад выбрав томик стихов, она устроилась в кресле перед камином.

День выдался ненастным, в окна стучал ветер, а в библиотеке было тепло и уютно.

Выбранная книга оказалась сборником стихов английских поэтов XVII века. «Будь целый век у нас с тобой, жеманство не было б бедой…» Читая эти строки, Трот грустно улыбнулась. Еще недавно ей самой выпала роль неудачливого влюбленного, хотя Кайл ни в коей мере не походил на робкую девицу. Он оказался человеком чести.

«Могила – тихий уголок, но кто бы в ней обняться смог?» Трот закрыла книгу, на ее глаза навернулись слезы. Она ни на минуту не пожалела о своем бесстыдном поведении. Величайшее утешение она находила в словах Доминика о том, что Кайл умер, исполнив свою мечту, а таких счастливцев немного. Ей хотелось верить этому, но втайне она думала, что было бы гораздо лучше, если бы Кайл исполнил мечту и остался жив.

Дверь библиотеки открылась, вошел старик, опираясь на трость. Если бы Трот не знала, что на Рождество граф Рексхэм намерен навестить сына, она ни за что не приняла бы этого старика за отца Кайла: сходства между ними не было ни малейшего. Однако граф держался с высокомерием аристократа, в каждом движении его слабого тела чувствовалась стальная воля.

Вскочив, Трот опустилась в реверансе, ее сердце судорожно забилось.

– Лорд Рексхэм…

Старик остановился на расстоянии десяти футов от нее и прищурился, разглядывая молодую женщину. Его взгляд задержался на тонкой талии Трот. Разочаруется он или вздохнет с облегчением, узнав, что она не ждет ребенка? Ребенка, в жилах которого течет смешанная кровь…

– Значит, вы и есть моя новая невестка? Откуда родом ваш отец?

– Из Мелроуза, что к югу от Эдинбурга.

– Моя жена родилась на севере Шотландии. Сыновья больше похожи на нее, чем на меня. – Он издал хриплый, лающий смешок. – И это к лучшему, ведь она была гораздо красивее меня.

Он с трудом опустился во второе кресло у камина.

…..Как чудесно лежать рядом с ней и знать, что их разделяет только тонкая ткань! Как легко было бы придвинуться ближе и запечатлеть поцелуй на ее тонкой шее…

Опомнившись, Кайл поднялся.

– Судя по гвалту во дворе, все обитатели постоялого двора «Опьяняющий отдых» уже встали, значит, и нам пора последовать их примеру.

– «Небесный покой», – поправила она, встала и набросила верхнюю одежду.

Кайл надел седой парик, Трот снова забинтовала ему лицо и голову, втерев в ткань еще немного пыли. Они позавтракали чаем, рисовыми лепешками и фруктами, а потом опять двинулись в путь.

Вскоре они достигли широкой дороги, по которой в обе стороны шли вереницы путников. Трот велела Кайлу сесть на осла. Густые клубы пыли и гомон попутчиков помешали Кайлу продолжить разговор, оставшийся вчера незавершенным.

Он уже собирался спросить у нее, нет ли поблизости другой дороги, когда они услышали доносящийся откуда-то спереди ровный рокот барабанов. Поднявшись на гребень холма, оба увидели внизу на дороге марширующий отряд солдат, направляющийся им навстречу. Повозки, пешеходы и всадники поспешно сворачивали на обочину, пропуская солдат.

– Императорские «знаменные люди», – еле слышно пояснила Трот. – Один из лучших отрядов. Наверное, он идет в Кантон.

Не имея никакого желания встречаться с солдатами, Кайл сказал:

– Вон там, справа, есть узкая тропа. Может, свернем на нее?

Щурясь от яркого солнца, Трот прочла иероглифы, начертанные на вертикальной доске, установленной на перекрестке широкой дороги и тропы.

– Она ведет к известному водопаду и монастырю. Я хотела показать его вам. Значит, это знак свыше.

И она потянула осла за узду, принуждая его прибавить шагу. К тому времени как они свернули на тропу, «знаменные люди» уже приблизились настолько, что Кайлу удалось разглядеть их бамбуковые доспехи и заостренные металлические шлемы. Отдалившись на некоторое расстояние от большой дороги, Кайл остановил Трот, спешился и обернулся, разглядывая солдат. От их тяжелой поступи дрожала земля.

– Китайцы боятся императорской армии?

– Не совсем так, но умный человек не станет лишний раз попадаться на глаза солдатам.

– Как и в любой другой стране. – Кайл замолчал, глядя на проходящий мимо строй. По сравнению с английским оружием мечи и копья выглядели примитивно, но лица солдат были суровыми и решительными. Обученные убивать, крепкие, они представляли нешуточную опасность, но только не для европейских армий.

Надеясь, что столкновение между китайскими и европейскими войсками никогда не произойдет, Кайл побрел рядом с ослом по тропе, уводящей в глубину леса. Тропа шла в гору, местность вокруг была холмистой, земля – совершенно непригодной для земледелия. Прохожие стали попадаться все реже.

Солнце уже стояло в зените, когда Трот и Кайл миновали поворот тропы, напоминающий подкову, и вышли прямо к живописному водопаду. Поток обрушивался в небесно-голубой пруд со скалы высотой не меньше пятидесяти футов и разбегался на несколько водопадов поменьше. При виде дикой красоты этого места у Кайла перехватило дух.

– Этот водопад называют «Летучая вода», а монастырь стоит на вершине горы. Монастыри часто строят в горах, возле воды. – Прикрыв глаза ладонью от солнца, Трот посмотрела вверх. – Говорят, с вершины открывается великолепный вид на окрестности. Но впереди еще долгий путь, а я не знаю, есть ли рядом деревни.

– Мы можем отдохнуть под открытым небом, – предложил Кайл, не желая упускать такой случай.

Они поднялись по тропе вдоль водопада и прошли мимо монастыря. Кайлу хотелось побывать внутри, но Трот напомнила, что им лучше избегать встреч с людьми.

Тропа, ведущая к вершине, была крутой и каменистой, но когда подъем завершился, Кайл понял, что игра стоила свеч. С горы и вправду открывался изумительный вид миль на пятьдесят во все стороны. Вдалеке темным пятном виднелся Кантон; ручьи и каналы, впадающие в Жемчужную реку, причудливой сетью раскинулись среди полей. На плодородных равнинах были повсюду рассеяны деревушки, жмущиеся к склонам гор. Дымок, поднимающийся от подножия горы, указывал, что где-то впереди тоже есть селение.

Этот ландшафт Кайл мог бы разглядывать несколько часов подряд, но вскоре на тропе появились монахи. Трот прошептала:

– Добрые монахи могут удивиться тому, что слепой старик сам поднялся так высоко, поэтому садитесь на осла, дедушка.

Кайл повиновался, и они начали спускаться по еще более узкой тропе, вьющейся по склону горы и проходящей через ущелье. Ручей, текущий по ущелью, после сильных дождей наверняка превращался в бурный поток.

На склоне горы там и сям попадались ряды чайных кустов, уже покрытых первой в этом году листвой.

– Чайные кусты любят нагорья и влагу, – объяснила Трот.

Крестьянин, работающий среди кустов, что-то крикнул им.

– Что он говорит? – спросил Кайл.

– Советует не задерживаться в горах дотемна. Напоминает о духах.

Трот произнесла это так деловито и буднично, что Кайл растерялся.

– О духах?.. Ну конечно!

Она усмехнулась.

– Они здесь повсюду, дедушка. К духам следует относиться почтительно. – Продолжая шагать по тропе, она оглядывалась по сторонам. – На этой горе много пещер. Позднее мы осмотрим их, Кайл. – Ей нравилось его имя, в нем чувствовалась истинно китайская простота и строгость.

Заметив темное устье пещеры в каменной стене ущелья, она жестом велела Кайлу остаться с ослом, а сама направилась вперед. Но не успела Трот пройти и сотню ярдов, как кусты зашелестели и прямо навстречу ей из зарослей вышел огромный зверь с черными полосами на желтой шкуре. Тигр!

Трот замерла. Опомнившись, она с бьющимся сердцем принялась медленно отступать под оценивающим пристальным взглядом хищника.

Не спеша, почти лениво тигр двинулся к ней. Если он разозлится, никакие приемы вин чунь не спасут Трот от гибели.

Может, попытаться влезть на дерево? Но поблизости крепких деревьев не оказалось, к тому же тигры лазают гораздо лучше людей.

Трот продолжала пятиться, пока не запнулась о корень и не упала. Тигр мгновенно сорвался с места. Увидев, как он передвигается длинными мягкими прыжками, а расстояние между ней и зверем неуклонно сокращается, Трот в страхе закричала. Клыки в пасти хищника пробудили в ней смертельный ужас. Надо попытаться ударить его по глазам или схватить за горло…

Камень величиной с кулак просвистел над ее головой и ударил тигра по носу. Зверь застыл, растерянно моргая.

Еще один камень угодил в широкую полосатую грудь, третий попал в мускулистое плечо. Тигр оскалился, глядя куда-то поверх головы Трот, и предостерегающе зарычал.

В наступившей тишине четвертый камень ударил его в темное, опушенное шерстью ухо. Раздраженно зашипев, зверь плавно повернулся и прыжком скрылся в зарослях. Когда хлещущий из стороны в сторону хвост исчез из виду, Кайл помог Трот подняться.

– Вы не ушиблись?

Она покачала головой, не доверяя своему голосу.

– Надо скорее уходить отсюда. К счастью, наш хвостатый приятель был сыт, так не будем ждать, когда он опять проголодается. – Обхватив Трот за талию, Кайл повел ее к дереву, к которому привязал испуганного осла.

Увидев хозяев, осел заплясал на месте, натягивая поводья. Пока Кайл успокаивал животное, Трот спросила:

– С какой стати вы стали швырять в тигра камнями? Такое могло прийти в голову только глупцу.

– Глупцу, у которого нет ружья, – поправил Кайл. Дождавшись, когда осел успокоится, он подхватил Трот на руки и посадил в седло. – В Индии мне случалось сталкиваться с тиграми, и мне объяснили, что удары камней обескураживают, но не злят этих зверей. Обычно на человека нападают только тигры-людоеды, но упавшая добыча любому тигру кажется более съедобной.

– В седле полагается сидеть вам, – запротестовала Трот, когда Кайл повел осла вниз по каменистой тропе.

– Мы поменяемся местами позже – сейчас вы дрожите, как заливная рыба на блюде. – И Кайл сверкнул улыбкой, не сочетающейся с повязкой, которая скрывала из виду почти все лицо.

Он не ошибся: Трот била дрожь. Мысленно она горячо благодарила своего спутника. Жаль только, что она не успела насладиться прикосновениями сильных рук, подсаживающих ее в седло.

Наверное, она уже оправилась от испуга, если ее вновь посетили сладострастные мысли.

– А вы метко швыряли камни.

– В Итоне я неплохо играл в крикет. – Кайл усмехнулся. – Правда, в то время мне и в голову не приходило, что меткость окажется полезной при встрече с тигром. Вот вам преимущества хорошего образования!

Трот улыбнулась, быстро успокаиваясь. Умение стойко переносить невзгоды и улыбаться в лицо опасностям она считала одним из лучших качеств, присущих англичанам. Этим достоинством в полной мере обладал ее отец. Наверное, они с Кайлом понравились бы друг другу.

Проехав верхом еще полмили, она соскользнула с седла и взяла осла за узду. Кайл привычным жестом положил руку на седло. Трот заметила, что он старается вести себя и идти, как старик, даже когда вокруг никого нет. Впрочем, в Китае всюду следовало остерегаться любопытных глаз.

– Солнце уже заходит. Боюсь, до темноты мы не успеем добраться до деревни, – заметил он.

Трот невольно поежилась.

– И я так думаю.

– Провести ночь под открытым небом мы не можем: в темноте тигры выходят на охоту. Конечно, мы могли бы забраться на дерево, но наш длинноухий спутник станет соблазнительной приманкой. – Кайл незаметно приподнял полосу ткани, заслоняющую ему обзор. – Кажется, вон там есть пещера. Может, подойдем к ней поближе?

Трот кивнула, надеясь, что Кайл не ошибся. Она предпочла бы устроиться на ночлег в окружении каменных стен.

Пока они поднимались к устью пещеры, обходя камни, осел вдруг заупрямился. Кайл строго обратился к нему:

– Прекрати! Мы ищем пещеру только ради тебя, чтобы тебя никто не съел.

– А может, он сетует на то, что у него нет имени?

– Назовем его Упрямцем, – предложил Кайл.

Трот рассмеялась.

– Он должен носить китайское имя, как положено китайскому ослу. Пусть зовется Шен – Победитель.

– Будем надеяться, что новое имя продлит ему жизнь. Ну, идем же, Шен. – Кайл потянул осла за узду вверх по усеянному камнями склону.

Приближаясь к пещере, Трот вдруг тревожно спросила:

– А вы заметили, как утоптана эта тропа? А если ее проложили какие-нибудь звери, обитающие в пещере?

– Мы справимся с любым зверем размером поменьше тигра.

Трот заморгала, заметив, как совершенно неожиданно в руке Кайла появился пистолет. Где он его прятал? Трот вдруг поняла, что с ее спутником нигде не пропадешь.

Она остановилась возле входа в пещеру, Кайл осторожно шагнул внутрь. Прислушиваясь к тому, как его голос эхом отдается от стен, он произнес:

– Места здесь хватит всем. А пахнет почему-то сандалом. Видимо, в этой пещере часто ночуют путники, но сейчас в ней пусто. Входите.

Изо всех сил потянув узду, Трот затащила в пещеру цокающего копытами осла. Пещера оказалась неправильной формы, просторной, свет в нее попадал из трещины где-то вверху. Слева виднелся очаг с холодной золой, неподалеку в бассейне плескалась вода.

Рядом нашелся запас факелов. Кайл зажег один и начал осматриваться. Уйдя вперед, в темную глубину пещеры, он крикнул:

– Здесь какой-то ход. Надо осмотреть его на всякий случай.

– Я иду с вами. – Охваченная любопытством, Трот привязала Шена к выступающему из стены камню и последовала за Кайлом по ходу, уводящему в глубину горы. Очевидно, этот естественный, сооруженный самой природой туннель кто-то расширил, обтесав камни стен.

Зачем это было сделано, Трот поняла, когда Кайл вдруг остановился и негромко присвистнул.

– Боже милостивый, это храм!

19

Ошеломленный, Кайл вгляделся в резную женскую фигуру, стоящую перед ним. Высотой вдвое превышающая рост человека, освещенная столбами света, падающими через отверстия в потолке пещеры, она казалась выходящей из каменной стены. Кайл даже не попытался определить возраст фигуры. Сколько ей лет – тысяча? Две?

Трот подошла поближе и тихо объяснила:

– Не «Боже милостивый», а «милостивая богиня». – Она сложила руки на груди и низко поклонилась. – Это Гуань Инь, буддийская богиня милосердия, покровительница детей. – В приглушенном свете пещеры Гуань Инь излучала доброжелательность и безмятежность.

Кайл перевел взгляд на охапку сухих цветов у ног статуи.

– Должно быть, местные жители часто наведываются сюда. Не оскорбит ли «заморский дьявол» богиню и ее почитателей, если проведет ночь в соседней пещере?

– Гуань Инь – самое снисходительное божество. Уверена, она охотно приютит вас. – Трот с восхищением оглядела святилище. – Это священное место. Вы чувствуете вибрацию ци?

Кайл серьезно обдумал ее вопрос и понял, что действительно ощущает… нечто.

– Это что-то вроде биения сердца?

Трот торжественно кивнула.

– Можно сказать и так. Ци – жизненная сила. Она пронизывает все сущее. Здесь она особенно сильна.

Подобную энергию Кайл ощущал и в других местах – иногда в храмах, иногда в особенно живописных уголках природы.

– Эта энергия возникла в результате многовекового поклонения или существовала еще до того, как был построен храм?

– Думаю, оба предположения справедливы. Вероятно, это место – естественный очаг ци, поэтому здесь и построили храм. – Трот подняла глаза к высокому потолку пещеры, в перламутровом свете выражение ее лица стало таинственным, неземным. – Я часто слышала о таких тайных святилищах, но увидела впервые. Мы получили благословение.

Кайл был согласен с ней. Почтительно поклонившись богине, он вернулся в первую пещеру. Трот сказала:

– Я принесу хвороста и травы для осла.

– Только не уходите далеко. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь схватил вас в темноте.

– Поверьте, и я этого не желаю!

Кайл расседлал осла и сложил вещи в естественной нише возле входа в пещеру. К счастью, Трот прихватила с собой в путешествие пару грубых одеял, немного еды и даже котелок, чтобы вскипятить воду для чая. Путники могли расположиться на ночлег с комфортом.

Привязав Шена в другой нише, Кайл старательно растер животное тряпкой. За это время Трот возвращалась в пещеру дважды: один раз – с травой для Шена, второй – с охапкой хвороста. Выглянув наружу, Кайл заметил, что небо уже потемнело.

– Больше я вас никуда не отпущу. Если топлива не хватит, обойдемся без него.

Трот сложила хворост у очага и отряхнула рукава.

– Хорошо.

Кайл указал на грубо сколоченную решетку, прислоненную к стене пещеры.

– Стало быть, тигров боимся не только мы. Видите скобы по обеим сторонам от входа в пещеру? На них крепится решетка, загораживающая вход.

– Богиня заботится о своих подопечных.

Установив решетку на место, Кайл размотал повязку и стащил парик. Этот маскарад докучал ему, помнить о роли слабого старика было нелегко, но, снимая парик и повязку по вечерам, он испытывал ни с чем не сравнимое облегчение. Теперь Кайл понимал, каково пришлось Трот, вынужденной пятнадцать лет вопреки своему желанию притворяться мужчиной. Неудивительно, что она всей душой рвалась в Англию, где могла бы вновь стать женщиной.

В дружеском молчании разделив хлопоты, они взялись за ужин, усевшись на свернутые одеяла. Кайл не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни чувствовал такую же удовлетворенность.

После простого ужина он задумчиво произнес:

– Через много лет, когда я стану седым, старым и нудным, я буду часто вспоминать эту ночь и думать о том, как мне повезло.

– Повезло?

Кайл обвел пещеру взмахом руки с зажатой в ней чашкой.

– Мне довелось поужинать в удивительном, таинственном уголке далекой страны, в обществе прелестной, ни на кого не похожей молодой женщины. В юности я мечтал именно о таком приключении.

Трот смущенно потупилась. Она слышала, как европейцы в Макао льстят своим дамам, расточая им комплименты – приятные, но не внушающие доверия.

– Значит, вот почему вы стали путешественником? Из любви к приключениям?

– Только отчасти. – Кайл устремил взгляд в никуда. – Из всех вещей, стоящих в детской, мне особенно нравились глобус и белые пятна неизученных земель на нем. На старых картах я часто видел надписи: «Здесь должны быть драконы». Мне не терпелось своими глазами увидеть драконов, но есть и другая, более важная причина, по которой я отправился путешествовать: я хотел узнать, кто я такой на самом деле.

Трот улыбнулась.

– Разве вы не Кайл Ренбурн, виконт Максвелл и наследник графа Рексхэма?

– Это очевидные стороны моего "я". – Он наклонился вперед и разлил по чашкам остатки чая. – Дело в том, что на меня возлагали столько надежд, что я никак не мог понять, чего хочу сам. Долгие годы я завидовал своему брату. Будучи младшим сыном, он пользовался большей свободой, но обменял бы свою свободу на мою ответственность, не задумавшись ни на минуту.

– Вы оба чем-то похожи на ослов, которые изо всех сил натягивают привязь, чтобы добраться до недосягаемой травы.

Кайл усмехнулся.

– Вот именно. В конце концов, с помощью Констанции я понял, что почти во все цепи, которые я ношу, я заковал себя сам. Когда она умерла, я сбросил эти цепи и двинулся по пути, который привел меня сюда.

– И вы уже успели узнать, к чему стремитесь?

– Судьба сыграла со мной очередную шутку. Я привык чувствовать себя заложником титула и состояния, знать, что рано или поздно я займу свое место в палате лордов и буду принимать решения, от которых зависит участь страны. Но теперь я не прочь стать и пэром, и хозяином поместья. В любом занятии есть свои преимущества, и я надеюсь, что сумею облегчить жизнь своих арендаторов и соотечественников. – Он издал ироничный смешок. – Звучит напыщенно и нескромно, правда?

Трот вглядывалась в его выразительное лицо, думая, что Кайл никогда не станет напыщенным и нудным.

– Мой отец рассказывал мне, что девизом шотландской королевы Марии были слова «В моем конце – мое начало». Вот и вы решили объехать весь свет, чтобы убедиться, что вам предначертано быть там, где вы родились. Вы счастливый человек.

– Да, почти во всем. – Его лицо омрачилось, и Трот поняла, что он вспомнил о Констанции.

– И хотя рядом с вами нет любимой, у вас еще остаются дом, родные, ваше предназначение, – тихо продолжала она. – Вам можно позавидовать.

Выражение его лица смягчилось.

– Я помогу вам обрести дом в Англии.

Их взгляды встретились над пламенем. Трот хотелось поверить, что тепло в его глазах – отражение любви, но она была не настолько глупа. Она нравилась Кайлу, он желал ее, потому что мужчин влечет к женщинам, но предлагал ей только дружескую помощь.

– По крайней мере мне не придется притворяться мужчиной и быть шпионом.

Трот отставила пустую чашку и поднялась, разминая уставшие мышцы, а потом сняла верхнюю одежду и пояс с деньгами. Она решила лечь спать в легкой тунике и нижнем белье. Кайл был одет так же. Трот украдкой поглядывала, как он раздевается, как играют под тонкой тканью его мускулы.

Она надеялась, что Кайл предложит ей лечь вместе и укрыться сразу двумя одеялами, но он этого не сделал. Подавив вздох, она зажгла факел и направилась в святилище, где опустилась на колени перед Гуань Инь. Слабого света хватало, чтобы озарить лицо богини с играющей на нем сочувственной улыбкой. Трот безмолвно произнесла молитву: «Госпожа, я знаю, что этот человек не для меня. Его сердце отдано другой, он возвышается надо мной, как солнце над облаками, честь запрещает ему поддаваться своим желаниям, если им не сопутствует любовь. Но ты – богиня женской власти и правды. Если есть способ соединить нас хотя бы на час, прошу, позволь этому свершиться. Клянусь, больше я ни о чем не попрошу ни тебя, ни его».

Затем она закрыла глаза и застыла неподвижно. Энергия вливалась в нее, согревая и наполняя тихой радостью, подсказывая, как надо поступить. Как человек чести, Кайл ни за что не согласится причинить вред слабой, беззащитной женщине, значит, надо убедить его, что с ней ничего не случится. И если верить Лин Лин, легче всего покорить мужчину, когда он охвачен страстью.

Но как пробудить в нем эту страсть? Направляясь обратно в первую пещеру, Трот погрузилась в задумчивость. Встав на колени на свое одеяло и повернувшись спиной к Кайлу, она просунула руки под тунику и развязала широкую полосу ткани, стягивающую ее грудь. Чувствуя на себе его взгляд, она медленно размотала ткань и, закончив, принялась массировать грудь, чтобы к ней прилила кровь. Да, он не сводил с нее глаз и наверняка представлял, каково было бы…

Трот обернулась, туника соблазнительно облегала ее женственный стан. Под пристальным взглядом Кайла она расплела косу и встряхнула головой, разбрасывая по – плечам волосы, потом распутала их пальцами и распустила по спине блестящими прядями.

– Иногда я так устаю оттого, что волосы стянуты на затылке.

Теперь он смотрел на нее по-новому, отнюдь не как бесстрастный друг. Сглотнув, Кайл отвел взгляд и расстелил свое одеяло.

– И неудивительно. Мой парик тоже причиняет неудобство.

Энергия пульсировала в ее теле в такт биению сердца – женская энергия инь, мощная и уверенная в своей власти над мужской ян. Медленными шагами Трот преодолела разделяющее их расстояние, готовая убедить Кайла, что они должны стать любовниками.

– Вчера ночью мне понравилось спать рядом с вами.

Он стиснул одеяло.

– Мне тоже, но сегодня было бы разумнее спать по отдельности.

– Разумнее для кого? – Трот опустилась рядом с ним на одеяло. Когда Кайл поднял голову, она придвинулась и поцеловала его в открытые губы прежде, чем он успел запротестовать.

Он обнял ее за талию и резким движением прижал к себе. Поцелуй длился, Трот прильнула к Кайлу, опьяненная страстью. Но она чувствовала, что Кайл еще не готов забыть свой проклятый кодекс чести джентльмена.

Ее опасения оказались ненапрасными: прервав поцелуй, Кайл отпрянул.

– А вы опасная искусительница, – с неловкой улыбкой заметил он. – Но со вчерашней ночи ничто не изменилось, моя дорогая.

Трот склонила голову набок, волосы свесились на одно плечо.

– Изменилась я сама. Вы слишком серьезны, Кайл. Вы любили, вас тяжело ранила потеря, и теперь вы боитесь ранить меня. Я ценю вашу доброту, но не станет ли вам легче, если вы узнаете, что я не влюблюсь в вас?

Вместо того чтобы оскорбиться, он был явно заинтригован.

– Разве в этом можно быть уверенным? Или здесь кроется какая-то китайская мудрость, которой я не понимаю?

Проведя ладонью по его щеке, Трот солгала:

– Я хорошо знаю саму себя. Если бы мне было суждено полюбить вас, это случилось бы уже давно. Но я считаю вас другом, доверяю вам, нахожу вас на редкость привлекательным мужчиной. – Она опустила ладонь, легко касаясь его груди. – Мне страшно покидать привычные места. Думаю, страсть придаст мне сил. И вы окажете мне неоценимую услугу, разделив со мной ложе.

– Вы пытаетесь сбить меня с толку и делаете это чертовски ловко. – Кайл поймал ее за руку, прерывая ласку. – Но большинство мужчин высоко ценят девственность. Такой дар следует преподносить только возлюбленному, но никак не другу.

Она улыбнулась, почувствовав силу его вожделения. Его тело желало ее, хотя разум и продолжал сопротивляться.

– Чем же друг хуже возлюбленного? Отвергая меня, вы доказываете, что ваши помыслы чисты. А поклонники наверняка попытаются обольстить меня ложью, и, если у меня не будет опыта, я им поверю. Значит, гораздо разумнее впервые изведать вкус страсти с другом, который желает мне только добра.

Кайл приложил ладони к ее щекам, его синие глаза стали тревожными.

– Я ни о чем не мечтаю так, как о том, чтобы предаться любви с тобой, но я не хочу, чтобы потом ты раскаивалась.

– Я не стану раскаиваться, – честно ответила Трот. – Но я клянусь: если вы останетесь верным своим представлениям о чести, я буду жалеть об этом до самой смерти.

Его пальцы дрогнули.

– Ты победила, дорогая моя. Ты окончательно запугала меня, превратила мой ум и волю в беспорядочный ком пряжи. – Он поднялся, помог Трот встать и обнял ее, прижимая к себе всем телом, впиваясь ей в губы. На этот раз он не сдерживался, желая близости так же, как Трот.

Она ахнула, почувствовав, как его ладони проскользнули под ее тунику и коснулись груди. Она и не предполагала, что прикосновения могут доставлять такую радость.

Пока Трот приходила в себя, оправляясь от захлестнувших ее ощущений, Кайл раздел ее, затем снял свою тунику и прижал Трот к груди.

– Я долго гадал, какая фигура скрывается под мешковатой одеждой Цзинь Кана. Теперь я вижу, что ты прекраснее моих мечтаний.

На этот раз Трот поверила его словам, и в подтверждение Кайл сомкнул губы вокруг ее соска – нежно, бережно, но она прониклась неистовостью его желания.

На минуту он отступил. Открыв глаза, Трот увидела, что Кайл расстилает на холодном каменном полу их одеяла. Наконец он притянул Трот к себе и улегся рядом.

– Трот… – пробормотал он, касаясь губами ее волос. – Мэй Лянь… Ты долго жила как мужчина, но на самом деле ты – настоящая женщина, податливая, страстная и немыслимо прекрасная.

– Что я теперь должна делать? – неуверенно спросила она, боязливо проводя ладонью по волосам на его груди.

– Просто расслабиться и позволить мне доставить тебе наслаждение. А потом… – Он со смехом оборвал себя. – Да, это только первый урок. – И его губы нашли удивительно чувствительное местечко у основания ее шеи, прошлись вверх до подбородка и снова завладели ее губами.

Одурманенная страстью, Трот подчинилась ему и стала сгустком наслаждения, ее сдавленные возгласы свидетельствовали о том, что каждая последующая ласка радует ее сильнее предыдущей. Когда их тела соприкасались, Трот замечала осязаемое проявление желания Кайла, чувствовала, как двигаются его мышцы, понимала, с каким трудом он сдерживает себя.

Его горячая ладонь двинулась вниз по ее животу, вызывая невыносимое возбуждение. Желание свернулось в ней в тугую спираль, и Трот громко ахнула, когда Кайл просунул ладонь между ее бедер.

Он сразу остановился.

– Это тебе неприятно?

Она вцепилась ногтями в его плечи.

– Нет! Прошу вас, продолжайте!

Он осторожно возобновил изощренные ласки, действуя так уверенно, что Трот едва сдерживала крик. Пламя охватило ее целиком и теперь жгло, жгло…

Она застонала, приникнув к нему, а ее тело было готово взорваться от немыслимого наслаждения. Оно усилилось бы, только если бы Кайл перестал бороться с собой и они смогли бы соединиться.

Вихрь восторга утих, Трот замерла, задыхаясь и уткнувшись лицом в плечо Кайла.

– Начало… было удачным, – сбивчиво произнесла она. Кайл так и не снял свои широкие штаны, поэтому ей пришлось просунуть ладонь под пояс и робко нащупать источник жара, прижавшийся к ее бедру.

Кайл снова поймал ее за руку.

– А теперь давай спать. День был длинным и трудным. Трот мгновенно открыла глаза и изумленно уставилась на него. Лицо Кайла покрыли капельки пота, но выражение было спокойным. Он установил для себя предел и дальше заходить не собирался.

– А как же вы? – Трот высвободила руку и приложила ее к подрагивающему средоточию мужской энергии. – Неужели вы не позволите мне доставить вам удовольствие?

Он застыл, только его орудие пульсировало под ладонью Трот.

– По-моему, ты уже узнала то, что хотела узнать, но непоправимый ущерб еще не нанесен.

Трот не знала, плакать ей или смеяться.

– Милорд Кайл! – решительно воскликнула она. – Забудьте о своем проклятом благородстве!

20

Он вдруг просиял улыбкой и рассмеялся.

– Ты права – я воспринимаю самого себя слишком серьезно. Но я не настолько неотразим, чтобы в меня влюблялись все женщины мира!

– Тогда давайте соединимся как друзья, не придавая этому особого значения. – Вздохнув с облегчением, она слегка пожала его орган. Он тут же вздыбился.

Кайл втянул воздух сквозь зубы, резким движением стащил штаны и лег между ног Трот.

– Дорогая моя Трот, – пробормотал он и закрыл ей рот поцелуем. Их языки соприкоснулись, его раскаленное копье влажно заскользило по потайным местечкам Трот, вызывая у нее прилив ликования. – Это ты неотразима!

К ее изумлению, в ней вновь вспыхнула страсть. Желание стало непреодолимым, пустота у нее внутри жаждала заполнения.

– Если я неотразима, перестаньте сдерживаться!

Он снова впился в ее губы и вошел в нее медленным мощным толчком. Трот слышала, что при первом соитии женщина испытывает боль, но сама ощутила лишь быстрый укол, о котором тут же забыла в водовороте ошеломляющих ощущений, а он продолжал заполнять ее, двигаясь в лад с ее бьющимся сердцем.

Подстраиваясь к его движениям, она вонзила ногти ему в спину. Так вот что такое инь и ян, мужское и женское начала, разделенные, но обретающие силу только вместе! Они стали партнерами, равными, людьми, способными дарить друг другу блаженство…

Неудержимо содрогаясь, Трот укусила Кайла за плечо. Он тяжело дышал, проникая в нее, но еще не достиг экстаза.

А когда дрожь Трот начала затихать, он вдруг сжал ее в объятиях, потом отстранился и выплеснулся ей на живот резкими толчками, простонав:

– Мэй Лянь, Господи, Мэй Лянь…

Трот с грустью поняла, что, даже обезумев от страсти, он не позволил себе зачать ребенка с женщиной, которая не носит его фамилию. Это еще раз свидетельствовало о благородстве Кайла, но Трот пожалела о том, что тайные узы между ними не были окончательно скреплены.

И все же жаловаться ей было не на что: она и без того получила больше, чем смела надеяться. Богиня услышала ее мольбы. Трот поцеловала Кайла в солоноватое от пота плечо.

– Благодарю вас, милорд.

Он улыбнулся.

– Это мне следует благодарить тебя за бесценный дар.

– Почему вы назвали меня Мэй Лянь?

– Наверное, потому, что это самое тайное из твоих имен, – задумчиво отозвался он. – Имя, достойное величайшей близости мужчины и женщины.

– Точно так же, как ваше имя – Кайл?

– Вот именно. Из всех людей мира по имени меня зовут только брат и сестра. – Он поцеловал Трот в кончик носа. – А теперь и ты.

– А как же ваш отец?

– Еще по имени меня звала мать. Кайл – шотландское имя, его носило немало моих предков. Но для отца я с самого рождения был виконтом Максвеллом, иначе он меня не называл.

Он провел ладонью по телу Трот с такой нежностью, что ей захотелось расплакаться. Сердце Кайла осталось недоступным, но, несмотря на это, он оказался очень нежным и внимательным любовником. Какая счастливица эта Констанция, изведавшая всю полноту его любви!

Пока дыхание Трот выравнивалось, она гадала, сколько еще раз они будут лежать вдвоем так, как сейчас. Недели две, в пути до Хошаня, а потом – до Макао. Как мало! Этого ей не хватит. Может, их совокупления продолжатся во время плавания? Оно затянется на четыре-пять месяцев, а то и дольше, если ветер не будет попутным.

Нет, тешить себя иллюзиями не стоит. Безумие прекратится, когда Кайла окружат его соотечественники. А у нее, Трот, осталась в запасе сегодняшняя ночь и еще десяток ночей. Значит, предстоит извлечь из них все возможное.

Кайл не спал, наслаждаясь нежностью тела Трот в его объятиях. Такого удовлетворения он не испытывал с тех пор, как заболела Констанция. Конечно, дружба – это не любовь, но она лучше похоти или продажной плотской любви, как бы искусно ни маскировали последнюю.

Проснувшись, Кайл сонно потянулся к Трот и обнаружил, что она исчезла. Уже рассвело, пещеру заливал бледный утренний свет. Вход по-прежнему перегораживала решетка – значит, Трот где-то рядом.

Подавив зевок, он поднялся, оделся и не спеша направился в святилище, где и увидел Трот, танцующую перед изваянием Гуань Инь. Босиком, в простой одежде, она скользила по каменному полу с головокружительной грацией, двигаясь плавно и гибко, как ветки ивы на ветру. Ее волосы по-прежнему были распущены, они взлетали с каждым шагом и снова опускались на спину. Похожая на тень в тусклом свете храма, она излучала магическую, неземную красоту, которую Кайлу было не с чем сравнить.

Сделав медленный поворот, она остановилась лицом к Кайлу, излучая ликование. У Кайла вдруг защемило сердце при мысли, что эта прелестная женщина будет принадлежать другому, человеку, способному подарить ей любовь и преданность, которых она заслуживает.

Трот – взрослая женщина, во многих отношениях она мудрее его и вчера ночью ясно дала понять: она полностью отдает себе отчет в собственных поступках. После странной полужизни в Кантоне ей было необходимо вернуть себе женственность, набраться сил перед переселением в новый мир. Ему повезло, что именно он преподал ей один из великих уроков жизни.

Увидев Кайла, Трот низко поклонилась.

– Милорд…

– Я тебе не лорд, а друг. – Взяв Трот за руки, Кайл помог ей выпрямиться. – Что это был за танец? Никогда не видел ничего подобного.

Трот улыбнулась.

– Это не танец, а тайцзицюань – упражнения для того, чтобы привести в равновесие энергию ци. С самого детства я каждое утро занималась в саду тайцзицюань и вин чунь. Иногда Чэнгуа присоединялся ко мне, и мы устраивали учебные поединки.

– О Господи… До завтрака? – Неудивительно, что Трот в такой превосходной физической форме. – Но неужели такие занятия и вправду приносят ощущение гармонии?

– Конечно! Прожив без них несколько дней, я чувствую себя выбитой из колеи.

– Пожалуй, такая гимнастика пошла бы на пользу и мне. Ты научишь меня ей?

– Вы и вправду этого хотите?

– Да, и немедленно, если ты согласна стать моей наставницей.

– Тогда начнем с движений, образующих простую последовательность. Она называется «отступление обезьяны». – Трот начала медленно пятиться, все ее тело пришло в движение, одну руку она вытянула перед собой ладонью вверх. – Столкнувшись с тигром, обезьяна спасается, протянув лапу к его носу, и пока он готовится к прыжку, обезьяна отступает, протягивая к нему то одну, то другую лапу, тем самым сохраняя расстояние между собой и противником.

Кайл попытался подражать ей, чувствуя себя до смешного неуклюжим. Легкость движений Трот казалась ему недосягаемой.

– И этот прием мог подействовать вчера, когда нам повстречался тигр?

– Сомневаюсь. Впрочем, я не стала бы даже пробовать. Тигр откусил бы мне руку, а потом вцепился в горло, – весело отозвалась Трот. – Не надо так напрягаться, милорд. Движения должны быть легкими и расслабленными. Почувствуйте, как энергия ци пронизывает вас подобно потоку света.

Поток света. Кайл представил эту картину, заставил себя расслабиться и обнаружил, что ему стало гораздо легче, но до грации Трот было еще очень далеко.

Показав ему полдесятка разных движений, она медленно продемонстрировала всю последовательность. Вместе с ней Кайл переступал по полу святилища под благосклонным взглядом Гуань Инь, чувствуя себя счастливым, беззаботным и умиротворенным.

– На первый раз неплохо! – со смехом оценила Трот. – А теперь повторим. Порядок движений надо заучить наизусть – так, чтобы вам было незачем задумываться о том, что вы делаете. Тогда поток ци будет двигаться свободно.

– Значит, главное не танцор, а сам танец?

– Вот именно! – Трот начала все заново, уже быстрее, а Кайл копировал каждый ее жест. Постепенно он перестал думать о своем теле, дал волю мыслям, не сводя глаз с Трот. Она была удивительной, не похожей ни на одну женщину в мире, казалась чудесным слиянием разума, тела и духа.

Часто ли человек бывает счастлив и при этом осознает свое счастье? Так чувствовал себя Кайл в эту минуту…

Очередная последовательность движений называлась «сорока, садящаяся на ветку». Кайл умышленно сбился, шагнул не влево, а вправо и столкнулся с Трот.

– Извини!

Смеясь, она отстранилась, беззаботная, как девчонка.

– Всем нам случается ошибаться. Для неповоротливого англичанина вы на редкость способный ученик!

– Эти движения чем-то похожи на уклонения в европейском боксе, хотя он выглядит жалко по сравнению с твоим вин чунь. А как выглядят упражнения для двоих?

– Простейшее из них – «липкие руки». Мы соприкасаемся руками и делаем движения ими, испытывая друг друга. Когда один из партнеров наносит удар, второй должен отразить его.

– Учиться ударам я не хочу, но само упражнение меня заинтересовало. – Кайл приложил ладони к рукам Трот. Ее ладони были узкими, а пальцы – длинными и цепкими. От нее исходили сила и гармония. – О Господи, кажется, я чувствую твою энергию ци! Такое возможно?

– Да, надо чувствовать энергию противника, чтобы заранее предугадать каждый его выпад. Попытайтесь высвободить свои руки, а я попробую помешать вам.

Повидав Трот в схватке, Кайл не сомневался: Трот заранее известен каждый шаг противника. Сейчас он убедился в этом: как он ни старался отклониться, руки Трот следовали за его руками, как приклеенные.

– Похоже на воинственный вальс. – Кайл сошел с места, и они задвигались по пещере, будто танцоры. Но сколько он ни выступал вперед, отклонялся в сторону и назад, Трот в точности повторяла его движения, насмешливо улыбаясь и перебирая ногами с проворством шотландской плясуньи. Кайл кружился на месте все быстрее и быстрее, пока оба не начали задыхаться, но Трот по-прежнему следовала за ним неотступной тенью.

Чувствуя, как кровь струится по его венам, Кайл вспомнил интимный танец, которому они предавались минувшей ночью. Желание вспыхнуло в нем мгновенно, вытесняя остальные мысли. Но как быть, как отклониться от «липких рук» Трот?

Пожалуй, не стоит думать о своих движениях, иначе Трот разгадает его намерения. Кайл попытался сосредоточиться на мыслях о ее пухлых губах, стройном гибком теле, страстной любви.

Отказавшись от осознанных мыслей ради интуиции, Кайл вдруг опустил руки, прервав контакт с Трот, а потом обхватил ее за талию и закружил в воздухе.

– Победа! А теперь займемся совсем другими упражнениями для двоих.

Трот обняла его за шею, обвила ногами талию и возразила:

– Говорят, что опасно переходить от упражнений на равновесие ци к совокуплению, милорд. Разыгравшаяся стихия огня способна нанести вред внутренним органам.

Кайл заморгал, теплое женское тело в его объятиях мешало ему сосредоточиться.

– Это правда?

– Не знаю, – призналась Трот. – Но рисковать я бы не стала.

Кайл поцеловал ее в бьющуюся жилку на шее.

– Наверняка опасность минует к тому времени, как я перенесу тебя в первую пещеру.

Трот залилась звонким смехом.

– Вы совершенно правы, милорд. – Пока он нес ее по туннелю к ложу, она дразнила губами его ухо, мурлыкая, как кошка.

Смеясь, они повалились на одеяла, стащили с себя одежду и прильнули друг к другу. Ее белая кожа на ощупь напоминала атлас и манила к прикосновениям. Кайл целовал ее повсюду, скользя по всему телу руками и помня, какие ласки особенно нравятся Трот.

Мысленно он назвал Трот симфонией стройных рук и ног, изящных женственных изгибов, пышной груди.

– Ты аппетитнее блюд на столе Чэнгуа, – хрипло выговорил он. – Ты – пиршество, достойное короля.

– Зачем мне король? Он не умеет ласкать, как вы. –

Она поцеловала его в плечо, соблазнительно двигая бедрами.

– Мэй Лянь… – Он раздвинул ее ноги коленом. – Прекрасная ива…

Он входил медленно, помня, что Трот стала женщиной еще совсем недавно, но она не нуждалась в такой осторожности. Гибкая, сильная, разгоряченная упражнениями вин чунь, она напоминала тигрицу. Вскоре Трот с Кайлом скатились с одеял на пол, не замечая, какой он холодный.

Кайл лег на спину, посадив Трот сверху. Она растерялась, когда он предоставил ей задавать темп движений, но потом просияла, испытав новые ощущения и сладость оттого, что теперь совокуплением управляла она – до тех пор, пока страсть не завладела ее телом, разумом и голосом.

Пока ее дыхание выравнивалось, Кайл держал ее в объятиях, а потом снова перекатился так, что сам оказался сверху. Он дал себе волю и нанес десяток медленных проникающих ударов, невыносимо изощренных и глубоких, но и на этот раз спохватился вовремя. Экстаз на минуту лишил его способности дышать, заставил оцепенеть от наслаждения и изнеможения.

– Дорогая моя девочка, – простонал он, – ты постигаешь искусство любви гораздо быстрее и успешнее, чем я – тайцзицюань.

От смеха у Трот вздрогнула грудь.

– Значит, как учитель вы превосходите меня.

Кайл лег на бок, радуясь тому, что они опять на одеяле, – он слишком обессилел, чтобы шевелиться.

– А может, ты настолько способная ученица.

Трот просунула колено между его ног и испустила блаженный вздох.

– Как приятно ощущать всю полноту гармонии!

По мнению Кайла, она выразилась слишком сдержанно. Такого физического удовлетворения он не испытывал давным-давно. А может, и никогда… Кайл поспешно отогнал эту мысль. Воспоминания о прошлом в эту минуту были бы неуместны.

Они лежали, сплетясь в объятиях, пока не начался дождь. Капли застучали по полу, проникая через световые отверстия в потолке пещеры. Трот мечтательно произнесла:

– Поэты называют плотскую любовь «облака и дождь», потому что это символ соединения небес и земли. Облака поднимаются над землей и встречаются с дождем, льющимся с небес.

– Ты хочешь сказать, что чудесные китайские картины, изображающие природу, на самом деле символизируют плотскую любовь?

– Это излюбленная тема художников.

– И я их понимаю. – Кайл потянулся. – Но нам пора в путь – правда, я не уверен, что мне хватит сил хотя бы встать.

– Есть один китайский обычай, который может показаться вам любопытным. – Трот села, скрестив ноги, и начала расчесывать волосы. – Соединяясь с женами и наложницами, мужчины обычно не выплескивают цзин – свое семя. Таким способом они берегут ян, свою мужскую сущность, чтобы совокупляться вновь и вновь, не уставая и набираясь сил от женской сущности инь.

– Вот как? – Кайл подсел к Трот и принялся перебирать обеими руками густые пряди ее волос. Она доверчиво запрокинула голову, позволяя ему распутывать волосы. Кайл не спешил, наслаждаясь своим делом: таких тихих и уютных минут ему не хватало так же, как возможности спать рядом с возлюбленной.

– Как они этого добиваются, я не знаю, – призналась Трот, – но мне объясняли, что если мужчине удается овладеть этим искусством, он становится на удивление выносливым и доставляет удовольствие не только себе, но и женщине.

Кайл попытался представить себе, как действуют мужчины в этом случае. Пожалуй, это действительно возможно…

– Все это ты узнала от своей подруги Лин Лин?

– Да, она была неисчерпаемым кладезем сведений, – стыдливо подтвердила Трот. – А еще я читала книги из библиотеки Чэнгуа.

– Одну такую книгу я видел в Кантоне. – Кайл вспомнил, как жадно, смущенно посмеиваясь, его знакомые разглядывали эту книгу после ужина, потягивая портвейн. – Конечно, слов я не понимал, но иллюстрации в Европе сочли бы непристойными.

Трот нахмурилась.

– Когда речь заходит об отношениях мужчины и женщины, фань цюй превращаются в робких мальчишек. Даосизм учит, что чувственные удовольствия необходимы для гармоничной жизни; есть множество книг, где объясняется, как можно достичь наслаждения.

Наверное, именно поэтому Трот так открыто говорила о плотской любви! Услышать подобные слова из уст европейской девственницы было немыслимо.

– Об этой части учения даосов ты до сих пор умалчивала. Расскажи о ней подробнее.

– Женская сущность инь бесконечна, поэтому мужчина должен продлевать соединение, чтобы впитать как можно больше сил, – объяснила Трот. – Важно соединяться с жизнерадостными, любящими людьми, поскольку энергия одного любовника передается другому, а плохая ци никому не нужна. – Она лукаво улыбнулась. – Мужчина обязан удовлетворить свою партнершу, потому что при этом он получит от нее гораздо больше инь.

Кайл начал заплетать ее шелковистые волосы в косу.

– Теперь я понимаю, почему китаянки так почитают это учение. А если у мужчины несколько жен и наложниц?

– Чтобы быть истинным господином в доме, мужчина должен удовлетворять всех своих женщин. Вот почему он задерживает цзин, чтобы исполнить все свои обязанности. Для этого ему приходится заниматься любовью десять раз за ночь.

Кайл присвистнул.

– И многим мужчинам такое под силу?

– Думаю, немногим, но это идеал. В книгах говорится, что при удерживании цзин мужчина добивается чрезвычайно глубокого удовлетворения, называемого «равниной наслаждения». А семя следует изливать, только когда мужчина хочет иметь детей. Это называется «пик цзин».

Очарованный наставительным тоном Трот, Кайл воскликнул:

– Удивительно! Надо будет попробовать. – если Трот права насчет «равнины наслаждения», он сможет испытать блаженство, не изливая семя. Европейские обычаи уже начинали казаться ему примитивными и непродуманными.

Трот с милой улыбкой оглянулась через плечо.

– А по-моему, такое искусство достигается неустанной практикой.

Кайл усмехнулся в ответ. Чудесная, замечательная перспектива!

21

Сундук с вещами Трот привезли в Уорфилд-парк за два дня до ежегодного рождественского бала, который давали хозяева поместья. Трот уже думала, что сундук потерялся в пути, но, видимо, корабль, который вез его, просто застрял в каком-то порту.

Когда посыльные уехали, Трот встала возле сундука на колени и отперла его. Вещи, напоминающие о жизни в Китае, лежали точно так, как Трот сама уложила их на складе Эллиота. С печальной улыбкой она вынула вышитый алый халат, подарок Кайла. Как она восхищалась его щедростью! Трот отложила свернутый халат в сторону, жалея о том, что Кайл никогда не увидит ее в этом роскошном наряде.

Перебирая вещи, Трот отыскала среди них десяток отцовских книг, которые она сумела сохранить. Ей было приятно расставлять книги на полке, где уже выстроилось несколько томов, взятых из библиотеки Уорфилда. Каково имущество – таков и его хозяин.

Стук в дверь возвестил прибытие Мериэл и ее горничной.

– Пора одеваться к балу, – объявила графиня. – Портниха работала всю ночь, чтобы дошить ваше платье.

Трот впустила женщин в комнату, смирившись с необходимостью наряжаться. Она предпочла бы во время бала уединиться в своей комнате и почитать, но боялась обидеть хозяев дома. Супруги Ренбурн решили, что бал – удобный повод представить Трот как свою новую родственницу. Правда, вслух об этом никто не заговаривал.

Мериэл устроилась в кресле, а горничная принялась укладывать волосы Трот в модную прическу, которая, по иронии судьбы, называлась a la Chinoise[3]: зачесанные назад и заплетенные в косу волосы сворачивали узлом, а на лоб и виски выпускали тонкие завитые пряди. На взгляд Трот, прическа ничем не напоминала китайскую, но украшенная цветами из оранжереи Мериэл, выглядела очень мило.

Затем пришла очередь нижнего белья и корсета, обязательной принадлежности бального туалета. Трот стоически перенесла процедуру затягивания шнуровки. Европейцы осуждали китайцев за перебинтовывание женских ног, но народ, который изобрел такое орудие пытки, как корсет, несомненно, заслуживал сурового наказания.

Наконец горничная подняла над головой Трот бальное платье и надела его, а затем зашнуровала сзади. Трот вспомнились долгие споры о том, из какой ткани должно быть сшито это платье.

Миссис Маркс, одна из тетушек Мериэл – точнее, дальняя родственница, – объяснила Трот правила, касающиеся траура. Похоронив мужа, леди обязана двенадцать месяцев пребывать в трауре, накладывающем отпечаток на одежду и поведение. В отличие от Китая, где траурным цветом считался белый, в Англии вдовам полагалось шесть месяцев носить глубокий траур – скромные платья черного цвета – и избегать светских развлечений. По прошествии шести месяцев разрешалось надевать платья строгих оттенков серого или лавандового цветов с почти незаметной белой отделкой.

Мериэл решила не заказывать для гостьи черные траурные платья, поскольку в Китае бытовали другие обычаи, но согласилась с миссис Маркс в том, что ради соблюдения приличий Трот должна первый раз появиться в обществе как вдова, шесть месяцев траура которой уже миновали. Портниха сшила прелестное шелковое платье изысканного цвета лаванды, выгодно подчеркивающего цвет глаз и волос Трот.

Предоставив выбрать фасон сведущей Мериэл и портнихе, Трот была ошеломлена, узрев себя в новом платье.

– В таком виде я не могу показаться людям, – ахнула она. – Это же… неприлично!

Мериэл нахмурилась.

– Неприлично?

Трот уже понемногу привыкала к тесным европейским платьям, хотя предпочитала свободную китайскую одежду. А еще она втайне порадовалась, обнаружив, что ее грудь, которая в Китае выглядела чудовищно большой, в Англии оказалась вполне пропорциональной фигуре.

Но в модном бальном платье она увидела себя впервые. Трот уставилась на щедро открытую шею в вырезе платья и на грудь, которую снизу поддерживал корсет, придавая немыслимую пышность.

– Оно облегает тело, как вторая кожа, и совсем открыто сверху!

– Вы в трауре, поэтому вырез у платья не такой большой, как полагается для бала. – Мериэл задумчиво склонила голову набок. – Значит, китайцы одеваются совсем по-другому?

– Тело женщины не должен видеть никто, кроме ее мужа. Даже шею следует закрывать. Поэтому всю женскую одежду шьют с высокими воротниками.

– Неужели вы не сумеете примириться с этим платьем? – мягко спросила графиня. – Вы выглядите прекрасно.

Трот тяжело вздохнула, с испугом заметив, что при этом вырез на груди стал еще глубже, и попыталась оценить себя здраво, не смущаясь. Платье было отлично скроено, превосходно сидело, и в нем Трот могла бы сойти за англичанку, если бы не странный разрез глаз.

А ей отчаянно хотелось быть похожей на англичанок.

– Я… попробую появиться в нем на балу, если вы хотите.

– Важно, чтобы этого хотели вы сами.

Трот прикусила губу. Все взрослые члены семейства Ренбурнов усердно поощряли ее прямо заявлять о своих желаниях, а она продолжала пренебрегать собой. Но теперь она – английская леди, виконтесса, она вправе иметь собственное мнение.

– Я… буду носить это платье – потому, что Кайл хотел бы видеть меня нарядной в кругу своих друзей и родных.

– Вот и хорошо. – Мериэл открыла обитую бархатом шкатулку для драгоценностей и вынула из нее великолепное ожерелье из пяти нитей мелкого жемчуга, соединенных между собой аметистами в золотой оправе. – Попытаемся слегка прикрыть шею.

– Какая прелесть! – Трот коснулась гладких жемчужин пальцами. – Но разве во время траура можно носить такие блестящие украшения?

Мериэл пожала плечами.

– Не все правила созданы для того, чтобы выполнять их.

– В таком случае спасибо за то, что вы одолжили мне это ожерелье.

Мериэл застегнула украшение на шее Трот.

– Жемчуга и серьги к ним ваши. Это подарок лорда Рексхэма.

– Графа? Но почему он проявил такую щедрость к почти незнакомой женщине, на которой его сын женился вопреки его воле?

Мериэл вздохнула.

– Граф тоже скорбит о сыне. Кайлу он уже ничем не может помочь, вот он и решил сделать хоть что-нибудь для вас.

Трот следовало обо всем догадаться самой. Вынув из ушей крохотные золотые сережки, она заменила их длинными, с жемчугами и аметистами.

Возможность проколоть уши и носить сережки до сих пор переполняла Трот ликованием. Из всех женских украшений она больше всего мечтала о серьгах, но, разумеется, Цзинь Кан не имел права носить их. Мочки ушей Трот еще не успели зажить, а новые сережки оказались тяжелыми и причиняли легкую боль, но Трот не замечала ее. Сегодня никто и не подумает усомниться в том, что она женщина.

– А вот и еще один подарок. – Мериэл протянула Трот тяжелый браслет, обруч, образованный переплетенными извилистыми полосками золота.

Трот перевела взгляд на кольцо Кайла, которое сжали, чтобы она могла носить его.

– Он похож на… мое обручальное кольцо.

– Это традиционное кельтское плетение. И кольцо, и браслет раньше принадлежали шотландке, матери Доминика и Кайла.

Трот вгляделась в прихотливый узор.

– Вероятно, теперь они ваши?

– Фамильные драгоценности дарят в знак любви, а не передают по наследству. Кайл был бы рад узнать, что браслет достался вам.

Слезы навернулись на глаза Трот.

– Вы так добры!

– Мы многим обязаны вам, Трот. – Мериэл жестом отослала из комнаты горничную. – Мне пора одеваться. Я зайду за вами, когда наступит время сойти вниз.

Спустя короткое время графиня вернулась, обворожительная в своем нефритово-зеленом платье, подчеркивающем цвет глаз и лунный отблеск волос. Доминик, сопровождавший ее, обратился к Трот:

– Сегодня вы неотразимы. Мой брат всегда отличался превосходным вкусом.

С улыбкой он предложил Трот левую руку, правую подал Мериэл и повел двух дам вниз по широкой лестнице. В черном фраке он выглядел внушительно и казался точной копией брата.

Трот уже присмотрелась к Доминику и ни за что не перепутала бы его с Кайлом, но задумалась, каково было бы появиться на первом балу в жизни под руку с мужем. Когда Доминик смотрел на Трот, она видела в глубине его глаз затаенную печаль. А Кайл, наверное, смотрел бы на нее с многозначительной, ласковой улыбкой.

Судорожно сглотнув, Трот приготовилась к встрече с гостями. Вскоре имена и лица начали путаться у нее в голове: викарий с женой, генерал, баронет с женой, смуглый бородатый мужчина в чалме и прекрасно сшитом фраке… Гостей явно удивила необычная внешность Трот, но никто не выказал недовольства или презрения.

А кое-кто из мужчин поглядывал на нее с явным любопытством. Когда-то Трот мечтала о подобном внимании, но теперь оно только раздражало ее: она не могла представить рядом с собой никого, кроме Кайла.

Заиграла музыка, нервозность Трот улетучилась без следа. Тетушки Мериэл решили, что Трот не следует танцевать, ведь траур еще не закончен, и Трот охотно согласилась с ними. Она была не прочь потанцевать, но когда-нибудь потом, а сейчас предпочитала просто понаблюдать за гостями.

Бал продолжался, и через некоторое время Трот заметила, что рядом с ней постоянно находится кто-нибудь из Ренбур-нов, ненавязчиво поддерживая беседу и следя, чтобы Трот не стало скучно и тоскливо в одиночестве. Очевидно, Кайла очень любили в семье, если так усердно заботились о его вдове.

Через час к Трот подошла раскрасневшаяся от танцев Мериэл.

– Трот, я думаю, вам будет особенно приятно поговорить с нашей соседкой, Дженой Карри. – Представив свою спутницу Трот, графиня удалилась. Трот не сдержала улыбку, заметив, что Мериэл успела до дыр протереть подошвы шелковых туфелек.

Джена Карри оказалась рослой миловидной женщиной с темными волосами и черными глазами. Трот нравилось знакомиться с высокими женщинами, такими, как Джена и сестра Кайла, Люсия.

– Как поживаете, миссис Карри?

– Зовите меня просто Дженой, как все. Не хотите ли пройтись по оранжерее? Там не так душно.

Трот приняла приглашение. Ей самой давно хотелось улизнуть в тихую оранжерею, пахнущую цветами.

– Как я люблю это место! – Джена прикоснулась к ярко-алому бутону. – Когда-нибудь мы построим оранжерею у себя в Холливелл-Гранж, хотя это будет выглядеть странно. Гранжу далеко до Уорфилда: наш дом – просто большой коттедж.

– Ради того, чтобы видеть эту красоту круглый год, стоит рискнуть. Я часто прихожу сюда. Влажный воздух и растения напоминают мне о Южном Китае.

– А мне – об Индии. – Шурша юбками, Джена уселась на скамью, окруженную пышными кустами.

Трот присела рядом.

– Вы бывали в Индии?

– Я родилась там. Мой отец, офицер, служил в Индии. Перебрав в памяти гостей, Трот вспомнила высокого мужчину с проницательным взглядом и военной выправкой.

– Ваш отец – генерал Эймс?

– Да. Первые двадцать пять лет жизни я провела в Индии. Моя мать – индианка, принадлежащая к высокой касте.

У Трот от волнения перехватило дух.

– Так вот почему Мериэл предложила мне поговорить с вами! – Она вгляделась в лицо собеседницы. – Но ваша смешанная кровь не так очевидна, как моя.

Джена улыбнулась.

– Если бы вы увидели меня одетой в сари и стоящей рядом с мужем, а он чистокровный индус, вам и в голову не пришло бы, что я наполовину англичанка. Но вы правы: в европейской одежде я выделяюсь только смуглотой. Ваше китайское наследие гораздо заметнее.

Трот живо придвинулась к ней.

– Как вам живется среди британцев?

– Положение отца надежно ограждает меня от предубеждений. – Джена поджала губы. – Мне пришлось нелегко только после первой свадьбы, когда мой муж узнал, что я полукровка, и пришел в ужас. Это привело к… серьезным неприятностям. Я уже добивалась развода, когда он умер.

Трот догадалась, что Джена многое вынесла, но не хотела об этом вспоминать.

– Ваш муж – тот рослый джентльмен в чалме?

– Да. Карри – англизированная форма его родового имени. – Джена усмехнулась. – Камаль решил провести остаток жизни в Англии и потому перенял некоторые местные обычаи, но его борода и чалма напоминают мне, что я не просто англичанка. Впрочем, я ничего не хочу забывать.

– А вы никогда не думали о том, что было бы проще стать или индианкой, или англичанкой?

– Проще – может быть, но при этом я перестала бы быть собой. – Джена окинула Трот взглядом больших темных глаз. – Самый простой путь не всегда бывает лучшим. Наверное, вам в Кантоне жилось нелегко, и все-таки не стоит забывать, что вы наполовину китаянка. Старательно подражая англичанам, вы будете обделять саму себя.

Джеке было легко давать советы: внешне она ничем не отличалась от европейских женщин, она жила под защитой высокопоставленного отца. Правда, с первым мужем ей не повезло, зато второй производил впечатление умного человека, и местное общество приняло его, несмотря на чуждую кровь. Джена понятия не имела, что значит быть изгоем, скрывать даже собственный пол.

– С такой внешностью мне ни на минуту не удастся забыть о своем происхождении.

Джена вгляделась в ее лицо, но заговорила о другом:

– Местные жители консервативны, особенно крестьяне, но им хватает терпимости. Вы вошли в семью, которая будет защищать вас, как мой отец защищает меня. А когда кончится траур, вас ждет беззаботная и радостная жизнь в Англии.

– Надеюсь, – невесело отозвалась Трот. – В Китае у меня ничего не осталось.

22

Тропа резко вывернула из-за выступа скалы, и взглядам путников открылся Хошань. Кайл замер, ошеломленный красотой храма, возвышающегося впереди. На рисунке он видел возле храма воду, но не сообразил, что храм стоит на острове посреди озера. Небо отражалось в воде, Хошань казался парящим в вышине.

Трот, стоящая по другую сторону от осла, пробормотала еле слышно:

– Он прекрасен, правда? Голубой черепицей кроют только крыши храмов.

Голубая черепица – символ неба. Кайл жадно разглядывал храм и окружающие его строения, не в силах поверить, что через пару часов он наконец-то прибудет в Хошань. Ощущая странную смесь возбуждения, грусти и предвкушения, он снова зашагал по узкой тропе, вьющейся по склону горы и крутыми петлями спускающейся к озеру. На тропе виднелись вереницы паломников.

Кайл напомнил себе, что должен шаркать ногами и брести с опущенной головой, как старик. Но это было нелегко: сейчас он чувствовал себя юношей, впервые познавшим ни с чем не сравнимое плотское наслаждение.

Кайла так и подмывало запеть или броситься бежать вниз по склону, выплескивая ликование.

Ему хотелось без конца благодарить Трот, поскольку вместе с ней он заново открыл для себя жизнь. Страстная и податливая, она была неотразима. В то утро, уничтожив следы своего пребывания в пещере и напоследок заглянув в святилище, они двинулись вниз по холмам, навстречу полям, среди которых пестрели деревни. В сумерках они остановились на деревенском постоялом дворе, как две капли воды похожем на тот, где они провели первую ночь.

Весь день кровь бурлила в жилах Кайла, и едва они остались вдвоем в комнате, он заключил спутницу в объятия. Они соединились возле неровной глинобитной стены, Трот была так же охвачена страстью, как и Кайл.

Подкрепившись рисом, Кайл попытался следовать учению даосов, и обнаружил, что действительно способен задерживать в себе семя и продлевать удовольствие. Несколько последующих ночей и однажды днем, в тени у ручья, Трот охотно участвовала в экспериментах Кайла, ободряя его радостным смехом и воодушевлением. Кайл и не подозревал, что может поддерживать с женщиной отношения, которые он за неимением лучшего определения называл страстной дружбой.

Рядом с Трот он мог не опасаться слез, требований или попыток манипулировать им; она не считала, что Кайл принадлежит ей, поскольку они спят вместе. Трот казалась ему воплощением честности и великодушия, она была на удивление открыта и проста. Они предавались любви так часто и усердно, что Кайл удивлялся тому, что им хватило сил добраться до Хошаня. Но они выдержали долгий путь. Он занял три недели, больше, чем предполагалось, поскольку они не видели причин спешить, но неуклонно приближались к храму, мысли о котором преследовали Кайла почти всю жизнь.

Спускаясь к храму по извилистой тропе, Кайл вдруг пожалел, что цель оказалась достигнутой так быстро. До сих пор ему придавало сил предвкушение. Но на обратном пути все будет иначе: каждый шаг приблизит его к завершению странствий и расставанию с Трот.

Впереди на тропе захрустела галька, свидетельствуя о том, что какой-то паломник возвращается из храма. Вскоре показался паланкин, который несли два носильщика. Кайл, Трот и Шен прижались к почти отвесной стене с краю тропы, пропуская паланкин с задернутыми занавесками. Жилистые носильщики быстро перебирали ногами, словно не замечая, что дорога идет в гору.

Когда они скрылись из виду, Кайл тихо произнес:

– Они идут так быстро потому, что уверены в себе? Или потому, что если они сорвутся со скалы и погибнут, их ждет скорое возрождение?

Трот улыбнулась.

– Скорее всего, они с давних пор доставляют в храм больных паломников и эта тропа хорошо им знакома.

– Значит, им легче, чем мне. – Кайл опасливо заглянул в пропасть слева от тропы. – Наверное, строители Хошаня умышленно выбрали для него такое труднодоступное место.

– Если бы добраться до храма было легко, он утратил бы половину своей притягательности.

Заметив, что к ним снова приближаются странники, Трот умолкла. Тропа заканчивалась на берегу озера, где несколько купцов разложили свои товары. Оставив Шена в местной конюшне, Трот купила гирлянду цветов с опьяняющим, резким запахом и соломенную корзинку с фруктами, предназначенными в дар богам. Цветы она вложила в руки Кайлу, затем взяла его за локоть и повела на причал, откуда лодка перевезла их и еще нескольких паломников на остров.

Пока лодка скользила по глади озера, повинуясь взмахам сильных рук юноши в серой одежде, Кайл все больше волновался. А если, проделав такой долгий путь, он не найдет в храме ничего, кроме удивительной красоты? Кайл повидал немало чужеземных святилищ, пытаясь постичь нечто неуловимое, чему он даже не мог найти названия. Порой ему казалось, что предмет его поисков совсем рядом. Но приблизиться к нему Кайлу не удалось ни разу.

Трот почтительно помогла Кайлу выйти из лодки и повела его по широкой лестнице, ведущей к воротам храма. С бьющимся сердцем Кайл напрягал глаза, сквозь тонкую повязку разглядывая здание, когда-то поразившее его воображение, рассматривал позолоченные статуи мифических существ, возвышающиеся на изогнутых коньках пропорциональных крыш.

Но больше всего Кайла изумила атмосфера, царящая на острове. Она напоминала атмосферу святилища Гуань Инь, но завораживала в сотни раз сильнее. Хошань излучал священную энергию, внушающую одновременно смирение и просветление. Кайл чувствовал ее всеми фибрами своего существа.

Из-за высоких ворот в виде арки доносилось пение монахов, их прекрасные, неземные голоса. Трот крепче сжала локоть Кайла. Красота Хошаня тронула бы даже человека с каменным сердцем.

Они шагнули в таинственный полумрак. Над просторным святилищем возвышался купол с росписью и позолотой, освещенный десятками свечей. Воздух пропитывал аромат сандалового дерева, такой пряный, что Кайл почти ощущал его вкус на языке.

Вокруг большого помещения располагались храмы других богов, но взгляд Кайла устремился на громадную позолоченную статую безмятежного Будды. Это изваяние было средоточием энергии, излучаемой храмом, подкрепленной двумя столетиями поклонений и молитв.

Почти все монахи сидели в позе лотоса, не прекращая песнопений, от которых, казалось, вибрировали стены святилища, но несколько служителей храма встречали гостей. Когда один из монахов приблизился к Трот, она поклонилась, что-то негромко сказала и протянула ему несколько серебряных монет. Монах кивнул и дал ей полдюжины длинных тлеющих курительные палочек.

Трот уверенно повела Кайла вперед, к алтарю, возле которого они положили цветы и фрукты. В пути Трот объяснила, что в храме поклоняются не идолу, а духовному сознанию, которое он символизирует. В мерцающем свете свечей лицо Будды казалось почти живым, а глаза такими проницательными, что было нетрудно понять, почему паломники обожествляют и само изваяние.

Отступив на несколько шагов, Трот вложила в пальцы Кайла три курительные палочки. За ночь до прибытия в Хошань она объяснила спутнику, как следует вести себя в храме. Сначала Кайлу следовало опуститься на колени в молитве или медитации. Закончив обряд поклонения, Кайл должен был поставить курительные палочки в подставку перед статуей, низко поклониться и встать.

Он повиновался, с трудом, как и подобало старику, преклонив колени на холодном мраморном полу. Наконец-то он достиг цели своего путешествия. Прикрыв глаза под повязкой, Кайл почувствовал, как его душу наполняет покой. Сила. Умиротворенность. Тайны, недоступные пониманию смертных.

Зачем он, грешник, предпринял такое паломничество? Бог свидетель, не ради забавы, а в поисках мудрости и душевного покоя.

Но он не заслужил ни того, ни другого. Прошлое пронеслось перед его мысленным взором, он вспомнил, сколько раз раздражался и проявлял эгоизм. Десять лет он враждовал с родным братом, а всему виной были его собственные надменность и глупое упрямство. Кайл знал, как много он значит для своего отца и как сын, и как наследник, но держался с ним отчужденно, хотя и понимал, что отец стремится к более дружеским, крепким узам.

И Констанция… Она служила ему опорой, стала его спасением, но лишь в час смерти он сумел объяснить ей, как она дорога ему.

Отчаяние накатило на него волной. Удача сопутствовала ему с самого рождения, а он оказался недостоин такой милости. Он пустой, никчемный человек, он потерпел фиаско во всем, что имело значение. Господи, зачем он вообще появился на свет?

Слезы увлажнили его повязку, кто-то робко коснулся его левой руки. Трот. Кайл вцепился в ее руку, чтобы не сгинуть в пучине самобичевания. Трот…

Она пожала его пальцы, и Кайл ощутил пульсацию ее ци. Чистая, яркая, ее энергия была наполнена состраданием, согревающим Кайла во мраке отчаяния. Первая искра света разгорелась, как солнечный диск, озаряющий землю очищающим огнем, сжигая его боль и сомнения, мелочность и сожаления. Кайл чувствовал, как его душа плавится, обугливается и преобразуется.

Да, он далек от совершенства, порой он делал глупости, но никогда не держал в сердце зла. Он не был жестоким и даже в гневе помнил о своем долге и чести. А теперь пришло время научиться с радостью исполнять свой долг. Кайла переполняло безбрежное сочувствие ко всем страдающим существам в мире, он знал, что это лишь слабое подобие божественного сострадания к человечеству, но ему, смертному, хватит и этого. Неожиданно Кайл воспрянул духом.

Может, именно эту душевную чистоту христиане называют благодатью? Как странно! Понадобилось объехать полмира, чтобы понять то, что священники пытались объяснить ему в проповедях, к которым он почти не прислушивался.

«В моем конце – мое начало…» Для Кайла началом стало обретение глубокого душевного покоя. Беспокойство, изводившее его с самого детства, развеялось, словно никогда не существовало. Кайл понял, что душевный покой следовало искать не в других странах, не на другом конце света, а в самом себе.

Трот еле слышно заерзала рядом, и Кайл вдруг заметил, что у него затекли ноги, а колени ноют от долгого стояния на мраморном полу. Сколько же он блуждал по лабиринтам своей души?

Неловким движением он поставил палочки в подставку, низко поклонился и встал на ноги. Трот сделала то же самое, но более грациозно.

Вдвоем они прошлись по храму, чтобы заглянуть в другие святилища. Кайл старался запомнить каждое изваяние, каждую подробность, чтобы в будущем мысленно возвращаться в этот храм, зная, что ему больше не суждено увидеть его наяву.

Покинув храм, они направились в сад, окружающий его. Изобилующий уединенными уголками, он идеально подходил для медитации. Возле площадки с камнями причудливой формы Трот еле слышно спросила:

– Вы не могли бы подождать здесь несколько минут? Перед уходом я хотела бы заглянуть в сад Гуань Инь и поклониться богине.

– Конечно, я подожду. – Кайл опустился на скамью в тени миниатюрной горы из неотесанного камня, охотно отпуская Трот помолиться в одиночестве.

В саду камней царил покой. Песнопения слышались словно из другого мира. Тихо журчал крошечный водопад, падая с маленькой скалы в пруд. В пруду с веселым щебетом плескались птицы с пестрым оперением. Убедившись, что поблизости никого нет, Кайл приподнял повязку над глазами, чтобы получше разглядеть сады Хошаня. Они оказались еще чудеснее, чем сквозь пелену тонкой ткани.

Его безмятежное созерцание внезапно прервалось: пожилой монах вошел в сад камней, его легкие шаги заглушало пение птиц. Взглянув на Кайла, старик замер на месте.

Проклятие! Кайл мысленно выругал себя за самонадеянность. При дневном свете цвет его глаз был особенно ярким; увидев их, каждый понял бы, что под повязкой скрывается лицо европейца.

В растерянности Кайл спросил совета у самого себя и тут же получил его. Прежде чем монах успел поднять крик, Кайл поднялся, сложил ладони у груди классическим индийским жестом приветствия.

– Намаете, – негромко произнес он, кланяясь, как индиец.

Узнав жест и слово, монах слегка смягчился, сложил руки по примеру Кайла и повторил:

– Намаете.

Кайл снова поклонился, вложив в поклон всю искренность и стараясь казаться безобидным, и покинул сад камней, встретившись с Трот возле святилища Гуань Инь.

– Я потерял бдительность, и какой-то монах понял, что я иностранец, – коротко объяснил он. – Вряд ли он поднимет тревогу, но нам лучше поскорее уйти отсюда.

Не тратя времени на расспросы и упреки, Трот взяла его за руку и повела прочь. Одна из лодок готовилась к отплытию, в ней нашлось два свободных места, и через несколько минут путники уже были на берегу озера.

Оба решили, что о том, чтобы переночевать на постоялом дворе на берегу, не может быть и речи. Забрав Шена из конюшни, они двинулись в обратный путь по извилистой тропе. День клонился к вечеру, прохожих попадалось немного. По расчетам Кайла, покинуть опасную тропу они должны были незадолго до темноты. На ночлег Трот предложила остановиться на крохотном постоялом дворе, где они уже побывали.

Дойдя до выступа скалы, заслонявшего храм, Кайл попросил:

– Подожди.

Трот кивнула, и оба обернулись, чтобы в последний раз взглянуть на Хошань. В угасающем свете дня храм выглядел еще более нереальным, чем утром.

– Погони я не вижу. – Кайл коротко объяснил, что произошло, и добавил: – Мне показалось, монах понял, что я честный паломник, и не встревожился, хотя и узнал во мне «заморского дьявола».

– А может, он проникся уважением к чужестранцу, который проделал такой долгий путь и так рисковал, чтобы поклониться в храме. – Трот улыбнулась. – Или же принял вас за индийца, а не европейца. Так или иначе, Будда защитил вас.

Помедлив минуту, Кайл задал вопрос, который уже три недели не давал ему покоя:

– А во что веришь ты, Трот?

– Отец приучил меня исповедовать пресвитерианство, оно и стало моей первой верой, – с расстановкой произнесла она. – Но в Китае не обязательно верить в какого-то одного бога. Читая религиозные книга, я заметила, что между Буддой и Христом немало общего, поэтому я не мучаюсь угрызениями совести, вознося молитвы Гуань Инь и Будде. – Она приподняла бровь. – А вас Хошань превратил в буддиста?

– Напротив. – Кайлу вспомнилась итальянская картина из галереи Дорнли. На ней распятый Христос выглядел столь же духовным и величественным, как и Будда в Хошане. Кайла всегда влекло к этой картине, и теперь он понял, почему. – Впервые за всю жизнь я по-настоящему почувствовал себя христианином.

Молча попрощавшись с храмом, он повернулся спиной к священной долине и снова зашагал по тропе. Побывав в Хошане, он, вероятно, совершил самый правильный поступок в своей жизни.

23

Несмотря на то, что оплошность Кайла в Хошане не привела к роковым последствиям, из предосторожности Трот выбрала другую дорогу, ведущую в Кантон. При этом у путников появилась возможность не только повидать новые места, но и продлить путешествие на несколько дней. Сознавая это, Трот втайне радовалась и раскаивалась, но наслаждалась каждым часом, проведенным в обществе Кайла. Никогда еще она не была так счастлива, как теперь, рядом с человеком, знающим, кто она такая на самом деле.

На третий вечер после отъезда из Хошаня они приблизились к городку Фэнтан. При виде высоких глинобитных стен Трот нахмурилась.

– Пожалуй, нам не следует заходить в город. Он довольно велик, здесь наверняка много чиновников и солдат.

– Мы благополучно выбрались из Кантона, а он гораздо больше. И потом, если мы решим обогнуть Фэнтан, нам придется несколько миль брести мимо рисовых полей, а это вряд ли понравится их хозяевам. Уж лучше притвориться скромными странниками.

Кивнув, Трот потянула Шена за узду, и вскоре они вошли в Фэнтан через западные ворота. На многолюдных улицах Трот снова стала молчаливой. Вокруг бегали дети с яркими бумажными вертушками, старики беседовали с друзьями или смотрели представления уличных артистов. Совсем рядом разорвалась бамбуковая хлопушка, Шен заупрямился, а Кайл тихо спросил:

– Что здесь происходит?

Трот перевела взгляд на плывущие в небе над городом воздушные змеи в виде драконов.

– Какой-то местный праздник. Я разузнаю на постоялом дворе.

На двух постоялых дворах для них не нашлось места, на третьем им наконец удалось получить комнату. Хозяин оказался словоохотливым, Трот подробно расспросила его и, оставшись наедине с Кайлом в комнате, объяснила:

– У местного градоначальника, господина By Чжона, родился первый сын, праздник устроен в его честь. Видимо, By уже в летах, но детей у него раньше не было. На радостях он принес богатые дары всем городским храмам и распорядился устроить уличные празднества и шествие с «танцем льва».

– «Танец льва»? Может, задержимся и посмотрим его? – Кайл привычными движениями разматывал повязку. Трот всегда нравилось наблюдать, как он превращается из старика в пылкого возлюбленного. Ее любовника.

Она прикусила губу и задумалась.

– Нам следовало бы избегать многолюдных сборищ. На таких праздниках часто вспыхивают драки, горожане наверняка напьются.

– Я уверен, ты сумеешь защитить меня. – Он снял парик и провел по волосам пятерней. – Мне не терпится увидеть праздник. Во время китайского Нового года я то и дело поглядывал в сторону Кантона, жалея, что не могу попасть туда.

Трот лукаво улыбнулась.

– Попробуйте уговорить меня.

– Каким образом, плутовка? – Блеснув глазами, он в два шага пересек комнату и схватил Трот в объятия. – Ты хочешь, чтобы я овладел тобой?

Она обвила руками его шею.

– Да, прошу вас!

Кайл сорвал с нее тунику прежде, чем они добрались до лежанки, а через минуту на пол упали широкие штаны Трот. Как он прекрасен, думала Трот, наслаждаясь изощренными прикосновениями Кайла. Иногда ей хотелось спросить его, всегда ли совокупления бывают такими неистовыми, но она не смела. Ей хотелось верить, что между ними происходит нечто особенное, что, кроме нее, для него не существует женщин, а он – ее единственный мужчина.

Единственный мужчина в мире… Содрогаясь, она запустила пальцы в его волосы и предалась блаженству.

После любви они задремали и проснулись оттого, что прямо под окнами затрещали хлопушки. Трот зашевелилась в объятиях Кайла и сонно произнесла:

– На ужин нам хватит припасов из сумок. А потом мы продолжим.

– Замечательное предложение. – Кайл поцеловал теплый изгиб ее плеча, готовый согласиться, но вместо этого поднялся с лежанки. – Однако я голоден, к тому же никогда не видел уличных праздников, а заняться любовью можно и позднее.

Подавив разочарование, Трот встала и оделась.

– Вы неутомимый путешественник, милорд.

– Каюсь, – усмехнулся Кайл, любуясь ею. Только когда прекрасное тело Трот исчезло под одеждой, он начал обматывать голову и лицо тканью. Кайла волновала мысль о том, что лишь ему одному известно, какая красота таится под мешковатой одеждой Трот.

Уже в тысячный раз он задумался о том, стоит ли попросить Трот после приезда в Англию остаться его любовницей, и в который раз пришел к прежнему выводу. Трот несравненна, остроумна, добра и страстна, но, став его любовницей, она будет обречена на жалкое существование, окажется отвергнутой обществом. А она заслуживала лучшей участи – не только уважения, но и шанса встретить мужчину, который по-настоящему полюбит ее.

Как сложилась бы его жизнь, если бы он познакомился с Трот еще до встречи с Констанцией? Эта мысль так тревожила Кайла, что он старательно подавлял ее. Только благодаря Констанции он стал таким, каков он сейчас. Без ее влияния он остался бы ничтожеством. Констанция научила его любить, а потом унесла с собой в могилу его сердце.

Только этим она причинила ему боль.

Трот проглотила последний кусочек медового рулета, радуясь, что Кайл уговорил ее остаться в городе. Улицы дышали весельем, фонари разгоняли ночную тьму, лоточники предлагали изысканные сладости, старики со старухами сидели у дверей домов. Пожилая предсказательница схватила Трот за рукав.

– Предсказать тебе судьбу, юноша? Тебя ждут богатство и красивые наложницы.

Трот покачала головой.

– Простите, почтенная, но предпочитаю не знать, что готовит мне будущее. – «И это правда», – мысленно добавила она.

Крепко держа Кайла за руку, она подошла поближе к уличному балагану. Не требовалось владеть китайским языком, чтобы понять смысл представления, в котором участвовали куклы, изображающие благородных мужчин, прекрасных женщин и злых колдуний. Трот поражалась тому, что Кайл не забывает шаркать ногами и сутулиться и вместе с тем зорко смотрит по сторонам под прикрытием повязки.

Представление кончилось, Трот бросила монетку в корзину, поднесенную малолетней дочерью одного из артистов. Отойдя от балагана, Трот купила у уличного торговца две крошечные чашечки рисового вина, которое разливали из большого кувшина лакированным черпаком. Этот черпак настолько заинтересовал Кайла, что он жестом попросил еще одну чашечку, хотя и от первой у него захватило дух. Трот усмехнулась; рисовое вино по крепости напоминало скорее коньяк, чем европейские вина.

Узкие улочки огласил рокот барабанов.

– Шествие! Пойдемте, дедушка, займем удобное место.

Беззастенчиво пользуясь старостью Кайла, Трот ухитрилась протолкнуться в первый ряд зрителей. Сначала мимо прошагали барабанщики, выбивая четкий ритм, затем улицу заполнили танцоры в ярких костюмах. Прошел отряд маньчжуров-знаменосцев в черных одеяниях, в паланкине пронесли самого градоначальника.

Одетый в искусно вышитый халат, окруженный свитой, By Чжон благосклонно кивал горожанам. Но его глаза были холодны, как у змеи, и Трот невольно посочувствовала женам, не сумевшим подарить этому человеку сыновей.

Трубы, барабаны и цимбалы возвестили появление артистов, исполняющих «танец льва». Возбужденная, как ребенок, Трот затаила дыхание, когда на улице вдруг появился гигантский лев с шутихами, взрывающимися возле ног, с искусно раскрашенной головой, рычащей на танцоров в масках, которые дразнили зверя веерами. В костюм вмещались два акробата, благодаря им «лев» ожил, превратился в чудовище из страшных сказок, вызывающее восхищенные возгласы зрителей. Трот смотрела на него, держа Кайла за руку и радуясь тому, что в плотной толпе этого никто не замечает.

«Лев» прошел мимо, и толпа двинулась вслед за ним к главной площади города. Вспыхнули фейерверки, By Чжон вознаградил танцоров за искусство, привязав к верхушке длинного шеста красный мешок, полный денег. «Лев» вздыбился, сделал прыжок, еще один, и, наконец, первый из акробатов ухитрился схватить мешок. Зрители разразились радостными криками и разбрелись, явно намереваясь веселиться всю ночь.

Усталая, но возбужденная, Трот взяла Кайла за руку и повела обратно к постоялому двору. К счастью, у нее еще остались силы на их излюбленное времяпрепровождение…

Катастрофа разразилась молниеносно. У самого постоялого двора Трот и Кайл чуть не столкнулись с подвыпившими гуляками. Трот потянула Кайла в сторону; судя по напрягшейся руке, он сознавал возможную опасность. Крича и распевая во все горло, гуляки прошли мимо, но двое последних толкнули друг друга и задели Кайла на ходу.

– Простите, дедушка. – Незнакомец неловко взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, и его пальцы запутались в косе Кайла. Тот попытался высвободиться, дернулся, и парик слетел с его головы вместе со шляпой и частью повязки. Трот в ужасе вскрикнула, пьянчуга глупо уставился на повисший парик, потом поднял голову и разинул рот, увидев перед собой лицо с непривычными чертами.

– Шпион фань цюй!

Его друзья обернулись и торопливо подошли поближе, пьянчуга вцепился в размотавшуюся повязку. Кайл хотел вырваться, но ослабевшая повязка упала, обнажив лицо европейца.

После секунды ошеломленного молчания один из гуляк рявкнул:

– Грязная чужеземная свинья!

И толпа ринулась в атаку.

Яростными ударами, пригодными для уличной драки, Кайл уложил троих противников, Трот с помощью приемов вин чунь расправилась еще с тремя.

– Бежим! – выкрикнул Кайл.

И они помчались по улице. Трот вскрикнула: камень больно ударил ее в спину между лопатками, еще два камня попали в Кайла. Надеясь уйти от погони, беглецы свернули в узкий замусоренный переулок. Пьяницы гнались за ними, голося, как свора псов.

Поворот влево, вправо, еще раз вправо… Из окон высовывались головы, жители улицы встревожились. При других обстоятельствах Кайл мог бы надеяться улизнуть, но вслед ему неслись оглушительные вопли: «Фань цюй!»

Зарокотали барабаны, и Трот с отчаянием поняла, что солдаты, еще недавно участвовавшие в шествии, присоединились к погоне. Свернув в еще один темный переулок, Трот с Кайлом, оступаясь в темноте, добежали до конца и обнаружили, что попали в тупик. Путь им преграждал приземистый старый дом. Задыхаясь, Трот выпалила:

– Он совсем низкий. Мы взберемся на крышу.

– Нет. – Отдуваясь, Кайл остановился рядом. – На поиски поднят весь город, мне не уйти – слишком уж я заметен в толпе. Пока меня не отыщут, городские ворота останутся запертыми. Я бросился бежать только затем, чтобы спасти тебя.

Трот метнулась к нему, вспомнив о пистолете.

– Вы же вооружены! Мы еще можем спастись!

– Несколько пуль не остановят разъяренную толпу, я никого не хочу убивать. Уходи скорее!

– Я не брошу вас!

– Нет, ты уйдешь, черт побери! – Крики быстро приближались. Прежде чем Трот успела возразить, Кайл крепко поцеловал ее, подхватил на руки и подсадил к краю низкой черепичной кровли. – Убирайся отсюда, и поживее. Вернись в Кантон, добейся моего освобождения. Виие-король будет только рад унизить европейца, но рано или поздно меня отпустят.

– Будьте осторожны! – Признав правоту Кайла, Трот подтянулась на руках, взобралась к коньку крыши, перевалилась через него и распласталась на противоположном скате. Несмотря на оптимистичные прогнозы Кайла, Трот не без оснований опасалась, что толпа разорвет его в клочки, и, видимо, это понимал и сам Кайл. Если на него нападут, Трот решила спуститься с крыши и ввязаться в схватку бок о бок с ним.

С бьющимся сердцем она наблюдала, как Кайл спокойно шагнул навстречу преследователям, подняв руки и показывая, что он безоружен. Первый из подбежавших горожан ударил Кайла по лицу, и Трот от возмущения чуть не прыгнула с крыши. Но тут подоспел офицер-маньчжур в остроконечном шлеме, оттолкнул нападавшего и рявкнул, что шпиона приказано доставить во дворец на допрос. Оробев от властного голоса, пьянчуги попятились, Кайла окружили солдаты.

Ослабев от облегчения, Трот увидела, как Кайл выпрямился во весь рост, возвышаясь над китайцами. Он невозмутимо позволил связать ему руки за спиной. Если боги будут благосклонны, он перенесет плен, оставшись невредимым. Проникновение в глубину страны – дипломатический инцидент, но незначительный по сравнению с другими конфликтами между правительством Поднебесной и чужеземцами.

Пока Кайла уводили, кто-то произнес грубым хрипловатым голосом:

– Человек, который был с ним, должен быть где-то рядом. Тот рослый парень.

– Еще один фань цюй? – откликнулся другой голос.

– Наверное, да. Для китайца он слишком высок ростом.

– Он свернул в другой переулок или спрятался где-нибудь на крыше, но мы его отыщем, – заверил первый голос. – Вы двое, живо осмотрите крыши.

Трот поспешно соскользнула со ската, легко спрыгнула на землю и устремилась в лабиринт переулков. Поскольку солдаты ищут еще одного европейца, ей ничто не угрожает. Она зашла на постоялый двор и взяла самые необходимые из вещей, в том числе смену одежды. Остальное пришлось бросить: солдаты вскоре выяснят, где останавливался на ночлег Кайл, и нагрянут сюда. Осла Трот с сожалением оставила хозяину постоялого двора, поскольку прятаться вместе с ним было бы неудобно.

Трот решила пробыть в Фэнтане еще день-другой и узнать, как власти намерены поступить с Кайлом. Наверное, утром глашатаи объявят, что злодей пробрался в город, но императорские войска доблестно защитили почтенных горожан. Скорее всего By Чжон отправит узника к вице-королю в Кантон. В таком случае Кайл не пострадает. Он доберется до Кантона раньше, чем сама Трот, и с большим комфортом.

Но пока Трот брела по узким улицам и пробиралась через толпы взбудораженных людей, ее не покидало щемящее чувство страха.

24

Кайла отвели прямиком в ямынь, расположенный рядом с дворцом градоначальника. Вход во дворец был ярко освещен праздничными факелами. Поминутно подталкивая Кайла так, что он чуть не падал, стражники провели его по коридорам с мраморными полами.

Возле зала его грубо, но умело обыскали, отобрав пистолет, нож и мешочек с монетами. Кайл предположил, что хороший европейский пистолет преподнесут в виде подарка By Чжону, а монеты достанутся офицеру-маньчжуру.

В зале уже ждал By Чжон, сидящий на резном троне, его темные глаза поблескивали. Жилистый мужчина с седоватыми усами, он зловеще молчал, пока один из стражников не поставил Кайла на колени, с силой толкнув его в спину.

– Котао! – приказал стражник.

Это слово было уже знакомо Кайлу. Дипломатические отношения между китайскими императорами и западными дипломатами не удавалось установить главным образом потому, что европейцы считали унизительным кланяться правителям Китая, ударяясь лбами об пол. Но Трот объяснила Кайлу, что котао – просто знак уважения, такой же, как обычай кланяться английскому королю, поэтому Кайл послушно наклонился вперед и трижды коснулся лбом холодного мрамора.

Удовлетворившись его покорностью, стражники рывком поставили его на ноги, чуть не вывернув руки из суставов. Кайл замер перед градоначальником, которому один из приближенных что-то торопливо объяснял на неразборчивом китайском. Кайл чувствовал себя глухим и лишенным разума. Хорошо, что Трот сбежала. Правда, она переводила бы ему, но с ней, как с уроженкой страны, наверняка обошлись бы более жестоко, чем с ним.

Затем Кайл посмотрел в лицо By Чжону, и кровь застыла в жилах при виде неприкрытой ненависти в его глазах. Многие китайцы презирали чужестранцев, хотя никогда не видели их, но этот человек пылал бешенством. Очевидно, появление фань цюя на празднике в честь его сына By Чжон счел плохим предзнаменованием и теперь жаждал мести.

В зал быстро вошел тучный купец в сопровождении двух солдат, его круглое лицо лоснилось от пота, глаза были встревоженными. By Чжон что-то коротко процедил. Купец побледнел; между By, купцом и помощником градоначальника завязался долгий разговор. Кайлу казалось, что купец и помощник не одобряют решение By, но не отваживаются противоречить ему.

Приготовившись к самому худшему, Кайл дождался, когда купец, обливаясь потом, обернулся к нему. Купец по привычке хотел было поклониться, но опомнился.

– Я Ван. Ты – шпион, – произнес купец на ломаном английском.

– Я не шпион, – спокойно возразил Кайл. – Я только хотел посмотреть на чудеса Поднебесной империи.

– Шпион, – горестно повторил купец. – Господин накажет тебя. – Он умолк, делая судорожные глотательные движения.

Искренне посочувствовав бедолаге, Кайл спросил:

– Каким будет наказание?

Ван отвел глаза.

– Смерть.

От этого единственного короткого слова у Кайла закружилась голова. Боже милостивый, он никак не ожидал столь сурового приговора! В Китае действуют местные законы, но ведь он чужеземец! Постепенно Кайл осознал, что у иностранцев в Китае не больше прав, чем у тараканов. Если By Чжону взбрело в голову умертвить его, Кайла, ему ничто не помешает.

Сдерживая эмоции, Кайл холодно спросил:

– Как меня убьют?

– В знак уважения к «заморским дьяволам» голову тебе не отрубят. Тебя казнят по обычаю фань цюй.

Господи, его расстреляют! Кайлу вспомнилось, как его отговаривали от путешествия и предупреждали о строгости законов империи. Облизнув пересохшие губы, он задал еще один вопрос:

– Когда?

– Послезавтра на рассвете. Господин дает тебе время примириться с твоими богами.

– Понятно… – Кайл кивнул. – Спасибо за объяснения, достопочтенный Ван.

Купец удалился. В голове Кайла путались мысли. Осталось меньше двух суток. За это время Трот не успеть съездить в Кантон за помощью. Даже всадник на быстроногом коне не спасет его. Хорошо, что она спаслась, иначе казнили бы их обоих…

При этой мысли Кайл невольно содрогнулся, но тут же взял себя в руки, и его лицо осталось невозмутимым. Если ему суждена смерть, значит, надо умереть достойно. Он не станет рыдать и просить пощады. Заметив торжество, промелькнувшее на лице By Чжона, Кайл надменно вскинул голову и в сопровождении солдат вышел из зала.

Его вывели из ямыня и повели к другому зданию – приземистому, уродливому, источающему вонь грязи и ужаca. Для маленького городка тюрьма казалась слишком большой. Сколько узников томилось в этих стенах? Сколько человек погибло здесь?

В караульном помещении Кайлу развязали руки, но веревки тут же заменили тяжелыми ручными и ножными кандалами. Потом его повели вниз по каменным ступеням – очевидно, в камеру для самых опасных преступников.

Кайл шагал по темным коридорам со множеством дверей. Сквозь узкие окошки в дверях ему иногда удавалось разглядеть бледные, отчаявшиеся лица заключенных, ждущих появления нового товарища по несчастью. Почти все они были настолько подавлены, что даже не выразили удивления при виде иностранца.

Солдат отпер последнюю массивную дверь, и Кайл увидел за ней тесную камеру. На неровных каменных стенах поблескивала вода, камера была пуста, если не считать охапки сырой соломы.

Кайл послушно шагнул в камеру, но солдат вдруг рявкнул: «Фань цюй!» – и ударил его в грудь рукоятью меча. Его примеру сразу последовали другие стражники, нанося удары, но не стремясь убить.

В душе Кайла взметнулась слепая ярость. Он все равно умрет, Трот спаслась – значит, незачем покорно терпеть побои. Размахивая цепями, как оружием, он сбил одного из солдат на землю и бросился на второго. Если повезет, он умрет здесь, немедленно, в бою, а не как предатель, приговоренный к расстрелу.

Но на крики его жертв сбежалось еще несколько стражников, Кайла быстро скрутили. Разъяренные солдаты хотели было отомстить, продолжив избиение, но старший из них остановил их резким окриком. Кайла втолкнули в крохотную камеру с такой силой, что он ударился о противоположную стену.

Теряя сознание, Кайл горячо благодарил Бога за спасение Трот.

За время краткого пребывания на постоялом дворе Трот успела сменить одежду и теперь походила на грязного оборванца. Она улизнула как раз вовремя: через несколько минут после того, как она покинула постоялый двор, в его ворота заколотил военный патруль.

Затеряться на улицах, заполненных веселящимися горожанами, было нетрудно. Трот перебралась через стену сада близ маленького храма и провела ночь под открытым небом, а когда начался дождь, спряталась под выступающим краем крыши.

Раскаяние и тягостные мысли мешали ей уснуть. Если бы только она доверилась своему чутью и обошла Фэнтан стороной! Если бы только они провели вечер в постели, а не вышли посмотреть праздник! Если бы выбрали другую дорогу, ведущую в Кантон и проходящую по менее населенным землям!

С горечью напомнив себе, что сокрушаться бесполезно, она задумалась о том, как быстрее добраться до Кантона. Ей придется обратиться за помощью к Чэнгуа: вице-король доверяет ему, через несколько часов отряд уже будет на пути в Фэнтан. Трот содрогнулась, представив себе гнев Чэнгуа и его разочарование, но поняла, что другого выхода у нее нет.

С первым лучом солнца она покинула храм. Наступил базарный день. Купив немного фруктов у одного торговца и пампушек у другого, она еще долго бродила по рыночной площади, прислушиваясь к разговорам горожан.

Рынок гудел от слухов. Два демона пробрались в город, чтобы обрушить проклятие на новорожденного сына By Чжо-на. Одного схватили, но при этом он успел расправиться с пятью солдатами, а второй убежал. Нет, это были не демоны, а фань цюй, и один из них сейчас сидит в городской тюрьме, а войска прочесывают город в поисках второго. Всех покидающих город обыскивают, каждую повозку протыкают мечами, чтобы помешать второму «заморскому дьяволу» сбежать.

Трот повезло, что солдаты приняли ее за иностранку. Она не сомневалась, что беспрепятственно покинет город, особенно если дождется середины дня, когда рвение солдат поутихнет.

Трот потягивала чай возле уличного лотка, когда к торговцу подошел знаменосец и попросил чашку чаю. Трот прислушалась. Хозяин лотка с нетерпением выпалил:

– Что стряслось, И? Вы и правда поймали фань цюя?

Солдат залпом выпил чай и снова протянул чашку торговцу.

– Да, я видел это чудовище с рыжей щетиной своими глазами. Громадный безобразный зверь! Дерется, как три демона. – И он принялся отхлебывать чай.

– И что же теперь с ним будет? – полюбопытствовал торговец.

Солдат приосанился, пригладил усы, умышленно медля с ответом.

– Завтра утром он встретится с духами своих предков. Господин решил казнить его по европейскому обычаю. На рассвете его расстреляет дюжина воинов с мушкетами.

– Варварский обычай!

Знаменосец пожал плечами.

– В самый раз для варвара.

В глазах у Трот потемнело, она покачнулась, чуть не рухнув в обморок. О боги, расстрел! Кайла прикончат без суда и следствия!

Да, очень может быть. Вспомнив холодные змеиные глаза градоначальника, Трот поняла, что этот человек не знает жалости. Мало кто из чиновников решился бы подвергнуть европейца такой страшной казни, но многие одобрили бы поступок By Чжона.

Быстро расправившись с Кайлом и объявив, что он спас свой город от шпиона, By Чжон наверняка избежит порицаний – напротив, заслужит одобрение. Правительство принесет извинение англичанам, указав, что казнен был не кто иной, как нарушитель закона.

А может, о случившемся вообще никто не узнает. В планы Кайла посвящен только Гэвин Эллиот, но ему известно, что не вернуться из опасного путешествия Кайл может по тысяче разных причин. Единственная свидетельница – она, Трот. Она вдруг с беспокойством осознала, что и англичанам, и китайцам будет выгодно умолчать о казни, чтобы не нарушить торговые отношения. Лорд Максвелл просто исчез, а ее известием пренебрегут «ради удобства».

Кайла надо спасти. Но как?

Она найдет способ.

25

Кайл не сводил глаз с серебристого луча света, который косо падал из окошка вверху стены и медленно передвигался по стене, как песок в часах, отмеряющих последние минуты его жизни. Утро не принесло ничего хорошего. Приговор не отменили бы, даже если бы Кайл говорил по-китайски: его смерти желал самый высокопоставленный чиновник провинции.

О побеге нечего было и мечтать. В узкое окно не пролезла бы даже крыса. Кроме охапки соломы, Кайл увидел в камере четыре вбитых в стену кольца со свисающими с них короткими цепями, и больше ничего. В попытке найти какое-нибудь оружие Кайл внимательно осмотрел цепи и пришел к выводу, что отцепить их от колец без помощи инструментов невозможно.

И даже если он сумеет расправиться со стражником голыми руками в следующий раз, когда ему принесут горстку риса и жидкий чай, ему не выбраться из города. Нет, его время истекает, и в этом виноват только он.

В свободной китайской одежде он без труда уселся на сырую солому, скрестив ноги подобно буддийскому монаху. Мысленно отрешившись от боли, которую причиняли ему ссадины и синяки, Кайл попытался вновь обрести душевный покой, который впервые ощутил в Хошане. Пути Господни неисповедимы. Неужели его влекло в этот храм только потому, что ему с рождения было суждено умереть в Китае?

Нет, европейское воспитание не давало Кайлу глубоко уверовать в судьбу. Просто ему не повезло. Во время путешествия он часто сталкивался с опасностью, несколько раз спасался чудом, но ни одному человеку удача не сопутствует всю жизнь.

Его блуждающий взгляд уткнулся в струйку воды, стекающую по стене камеры, одну из нескольких, возникших после сильного ночного дождя. Влага проникала между камнями и стекала вниз, в сточный желоб – жалкое устройство, благодаря которому вода не застаивалась на полу камеры. Это мрачное место – подходящая декорация для медленной, мучительной смерти от лихорадки или горячки. Но Кайл напомнил себе, что в камере он пробудет недолго и не успеет заболеть.

Может, ему следовало остаться дома, как и подобало наследнику титула? Наверное, тогда он прожил бы еще лет сорок.

Нет, мысли об ограниченной жизни, полной обязательств, приводили его в отчаяние. Кайл не раскаивался в том, что бросился в погоню за мечтой, правда, потерянных сорока лет ему было жаль…

Дверь скрипнула, вошел стражник с мечом наготове в сопровождении двух дюжих солдат. Старший из них пробормотал что-то – судя по тону, оскорбления, а его спутники поставили Кайла на ноги и убрали цепь, соединяющую ножные кандалы, хотя наручники не сняли. Может, его снова поведут к градоначальнику?

Но вместо того чтобы вывести узника из камеры, стражники притиснули его к стене и прикрепили к наручникам цепи, свисавшие с колец, ввинченных в стену. Выругавшись, Кайл принялся отбиваться, но стражники действовали умело. От Удара в живот Кайл обмяк, послышалось щелканье замков, и вскоре он уже был прикован к стене за руки и за ноги.

От сознания абсолютной беспомощности по его коже побежали мурашки: он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Старший стражник ухмыльнулся, на его лице, вчера вечером разбитом Кайлом в кровь, сверкнули кривые зубы. Медленным движением стражник вынул нож, повернув его так, чтобы на остром лезвии вспыхнул блик. Он был вправе сделать с узником что угодно – лишь бы тот не умер до завтрашнего утра.

Несмотря на все старания сдержаться, Кайл вздрогнул, когда стражник вдруг со свирепой гримасой взмахнул ножом. Но китаец не ранил его, только рассек тунику от плеча до подола, не задев кожу.

Китаец довольно осклабился. Еще один взмах рукой, на этот раз ниже, и сверкающее лезвие опять рассекло ткань. Нож был удивительно острым, и Кайлу вдруг вспомнились легенды времен крестовых походов. Говорили, что принадлежащий Саладину меч дамасской стали разрезал упавший на лезвие шелковый шарф.

Кайл заставил себя думать о крестоносцах. В каком по счету крестовом походе участвовали Саладин и Ричард Львиное Сердце – во втором или в третьем? Не важно. Все крестовые походы были с самого начала обречены на провал и унесли множество жизней.

Сосредоточившись на истории, Кайл остался невозмутимым, когда стражник еще дважды взмахнул рукой. Не в силах охватить весь ужас, разум цепенеет, а Кайл уже достиг этого предела.

Стражник с отвращением вбросил нож в ножны, наотмашь ударил узника по лицу и увел своих спутников. Кайл дрожал всем телом. Его разум уже примирился со смертью, но тело еще хотело жить.

Он попробовал цепи на прочность. Снаружи их покрывала ржавчина, но они могли бы выдержать и слона. Ни сесть, ни лечь было невозможно. Стоило уснуть и повиснуть на цепях, как наручники врезались в кожу, вызывая нестерпимую боль. Впрочем, спать Кайлу не хотелось. Было обидно тратить последние часы жизни на сон, ведь их осталось так мало.

Сами наручники не были тугими, но невозможность свободно двигать руками оказалась изощренной пыткой. С потолка капала вода, вскоре тонкая одежда Кайла промокла насквозь. Возле самого лица загудел комар, уселся на шею, а Кайлу было нечем отогнать или прихлопнуть его. Руки онемели, их начинало покалывать.

«Забудь о физических неудобствах, – уговаривал себя Кайл, – по крайней мере, ты еще чувствуешь их». А завтра в это же время его похоронят без всяких почестей или бросят на съедение собакам.

Кайл начал дышать медленно и глубоко, чтобы восстановить спокойствие. Внезапно за дверью послышались шаги. Он напрягся. Стражник решил вернуться и продолжить игру кошки с беспомощной мышью?

В камеру вошел тощий, оборванный паренек, дверь за ним захлопнулась, зловеще лязгнул в замке ключ. Разглядеть пришедшего в полутьме было нелегко, пока он не приподнял широкую соломенную шляпу и Кайл не увидел прекрасные карие глаза Трот.

– Господи, они схватили и тебя? – Он невольно рванулся к ней, но тут звякнули натянувшиеся цепи, железные браслеты глубоко врезались в запястья и щиколотки.

Трот покачала головой и приложила палец к губам, ожидая, когда затихнут вдалеке тяжелые шаги стражника, закрывшего дверь. Убедившись, что стражник ушел, Трот приблизилась к Кайлу. Когда ее глаза привыкли к тусклому свету, она увидела, что Кайл прикован к стене, и в ужасе ахнула.

– Боже милостивый!

– Меня подвесили, как рождественского гуся, – будничным тоном объяснил Кайл. – Но как ты попала сюда?

Она обняла его, просунув ладони между его телом и стеной. Шляпа слетела с ее головы и теперь болталась на шнурке за спиной, Трот уткнулась лицом в шею Кайла. У него захватило дух от ее тепла и нежности, напоминающих о ни с чем не сравнимых наслаждениях.

– Я подкупила стражников, – объяснила она. – В Китае деньги открывают любой замок.

Путешествуя по Востоку, Кайл уже убедился в этом. Но все-таки Трот поступила рискованно, хотя Кайл не жалел о еще одной нежданной встрече. Он потерся щекой о ее волосы, изнывая от желания обнять ее.

– А я думал, никаких денег не хватит, чтобы повидаться с таким опасным шпионом, как я…

Трот напряглась, и он быстро добавил:

– Я знаю, что меня приговорили к смерти, поэтому тебе незачем говорить об этом.

Трот всхлипнула и отстранилась, по-прежнему держа его за талию.

– Я объяснила стражникам, что жила в Кантоне и потому знаю, как европейцы хоронят мертвых. Я сказала, что если я повидаюсь с вами и исполню обряды, чтобы умилостивить ваш дух, ваши родные будут довольны. Стражники опасаются, что ваш дух будет преследовать их. Услышав все это и увидев деньги, они с радостью согласились впустить меня.

– Какая ты умница! – Его взгляд задержался на изящном ухе Трот. Почему прежде он не замечал, как она прелестна? – Бог свидетель, я рад видеть тебя, но чем быстрее ты уйдешь, тем лучше. Никаким подкупом не смягчишь этих зверей надолго.

– Я надеялась помочь вам сбежать. – Она взглянула на цепи и прикусила губу.

– Если бы меня не приковали к стене, побег был бы возможен. Ты сумела бы справиться со стражниками. Но чтобы распилить цепи, понадобятся ножовка и несколько часов работы, а у нас нет ни того, ни другого.

– Я выкраду ключи!

Кайлу отчаянно хотелось поверить ей, но он не дал себе такой поблажки.

– Нет, дорогая моя. Будь у нас хотя бы один шанс из десяти, даже из сотни, я бы его не упустил, но я не могу рисковать, зная, что обрекаю тебя на верную смерть. Этого я не допущу.

Ее глаза блеснули.

– Как, черт возьми, вы намерены помешать мне?

Не выдержав, Кайл рассмеялся.

– Вот так решимость! Но вспомни о стенах тюрьмы, о стражниках, лучниках, стенах вокруг ямыня и города, о сотнях миль, отделяющих нас от Кантона. А теперь скажи честно: есть ли у нас хотя бы один шанс спастись?

В глазах Трот заблестели слезы.

– Но я не могу бросить вас здесь! Что же будет… со мной?

Кайл чертыхнулся. Погибнув, он не сумеет выполнить свое обещание. А ведь он поклялся благополучно доставить Трот в Англию!

Как же быть? Доминик с женой помогут Трот, Гэвин найдет для нее работу в Лондоне, но все они не связаны с Трот такими узами, как он, Кайл. Правда, есть один выход…

– Трот, – торопливо выпалил он, – выходи за меня замуж.

26

Трот изумленно открыла рот.

– Вы спятили?

– Отнюдь! Мою ничтожную жизнь уже не спасти, но ты должна обо всем рассказать моим родным, Мэй Лянь. Пусть узнают о моей смерти. Жестоко заставлять их годами ждать и надеяться, особенно Доминика. – Кайл чуть не лишился рассудка, когда его брат-близнец был ранен в битве при Ватерлоо. А если Доминик почувствует, что Кайла уже нет в живых, раньше, чем вести долетят до Англии? Наверное, так и будет, но Кайл старался об этом не думать. Чем скорее Доминик обо всем узнает, тем больше шансов, что он останется в здравом уме.

– Конечно, я извещу ваших родных, но брак невозможен и не нужен.

– Ошибаешься! Как моя вдова ты будешь иметь право на наследство и опеку семейства Ренбурн. Больше мне нечем искупить свою вину в том, что я втянул тебя в это рискованное дело. Мне известно, что в Китае женам запрещено снова выходить замуж, но в Англии повторные браки заключают сплошь и рядом. В сущности, быть вдовой – преимущество. – Кайл не добавил, что в этом случае будущий муж не станет задавать Трот нескромных вопросов о том, при каких обстоятельствах она утратила девственность. Трот нахмурилась и задумалась.

– Но как же мы поженимся здесь, без свидетелей?

– Свидетели нам ни к чему.

– Разве такой брак будет считаться законным? – с сомнением спросила она.

– В Шотландии для того, чтобы вступить в брак, требуется только объявить об этом. Конечно, мы не в Шотландии, но мы оба наполовину шотландцы, мне принадлежит имение в горах, поэтому хороший адвокат наверняка добьется признания нашего брака законным. И поскольку никому не придет в голову утверждать обратное, нам нечего опасаться. – Его голос упал. – Прошу тебя, Трот, согласись. Я хотел бы сделать для тебя гораздо больше, но не могу. Мое имя – единственная защита, которую я в состоянии предоставить тебе.

Она крепко зажмурила глаза, но слезы все-таки выкатились из-под ресниц.

– О такой чести я не смела и мечтать, милорд. Я с радостью стану вашей женой, пусть даже на несколько часов.

Кайлу вспомнилось, как священник-испанец сочетал его узами брака с умирающей Констанцией. На этот раз умереть предстояло ему самому. Ему так и не удалось побыть мужем.

– Это честь для меня, дорогая.

– Но что же нам делать?

– Возьми меня за обе руки.

Привстав на цыпочки, Трот протянула руки и коснулась ладоней Кайла. При этом ей пришлось прижаться к нему всем телом. Кайл улыбнулся.

– В Шотландии есть обычай вступать в брак, держась за руки над текущей водой, – сказал он, искоса взглянув на струйку, стекающую по стене ему под ноги. – За неимением другой воды воспользуемся этой.

Трот прикусила губу.

– Как вы можете шутить в такую минуту?

– Я хочу запомнить тебя улыбающейся. У тебя еще будет время поплакать. – Он переплел пальцы с пальцами Трот.

– Дорогая моя Трот Мэй Лянь Монтгомери, я клянусь тебе в вечной преданности. Прекрасно звучит, правда?

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Меня назвали в честь сестры отца и бабушки. Мне всегда нравилось это имя.

Кайлу подумалось, что Хью Монтгомери обладал даром предвидения: Трот заслуживала своего имени, как никто другой, была честна, преданна и удивительно отважна.

– А теперь я жду твоей клятвы, дорогая.

Дрожащим голосом она выговорила:

– Кайл Ренбурн, я клянусь вам в вечной преданности и беру вас в мужья отныне и до самой смерти.

– Помнишь, в Кантоне я отдал тебе кольцо? Оно прекрасно заменит обручальное.

Трот сунула ладонь под тунику и вскоре вынула золотое кельтское кольцо из кармашка матерчатого пояса. Она поцеловала кольцо, поднесла к губам Кайла, а потом надела на средний палец левой руки, для которого оно было явно велико. Трот сняла его и снова спрятала в кармашек.

– Иначе я его потеряю. В Макао я попрошу ювелира уменьшить его, кроме того, в Китае носить такую ценную вещь небезопасно.

Церемония завершилась, шотландское кольцо стало символом их союза.

– Поцелуй меня, жена, – мягко попросил Кайл. – У нас еще есть несколько минут, и я хочу провести их в твоих объятиях.

Она прикоснулась к его губам с мучительной нежностью. И вдруг в них обоих вспыхнуло желание, не угасшее в преддверии смерти. А может, близость смерти воспламенила страсть, яркое пламя, рассеивающее надвигающийся мрак.

* Troth (англ.) – преданность, а также брачная клятва.

Трот осыпала нежными поцелуями колючий, небритый подбородок Кайла и стала спускаться ниже.

– Я и не подозревала, что мужское тело может быть таким прекрасным, милорд муж, – прошептала она, овевая теплым дыханием впадинку у основания шеи Кайла. – Никто и никогда не доставит мне такого наслаждения.

– Не смей так говорить! – У Кайла перехватило дыхание, когда Трот приподняла разрезанную тунику и принялась целовать каждую царапину и синяк. – Можешь скорбеть обо мне, но это не значит, что вместе с моей кончилась и твоя жизнь. Ищи любовь, потому что это самый драгоценный дар жизни.

– Я не желаю даже слышать о других мужчинах! Для меня существуете только вы.

Она обвела языком его сосок, и острое удовольствие заставило Кайла забыть о боли. Ладони Трот заскользили вниз, гладя живот, расстегивая разорванные широкие штаны. Кайл закрыл глаза, отдавшись ощущениям. Трот неутомимо ласкала его разгоряченную плоть.

А потом она взяла его орудие в рот. От неожиданности Кайл вскрикнул, чувствуя себя готовым взорваться каждую секунду. Его бедра задвигались, страсть стремительно нарастала. Позволить себе расслабиться он не мог, но за последние несколько недель научился владеть собой и теперь замер на грани экстаза.

– Господи, Мэй Лянь, – ахнул он, – ты убьешь меня самым чудесным оружием в мире, и Бог благословит тебя за это!

Почувствовав, что он едва сдерживается, Трот выпрямилась и спустила свои штаны, на миг оставив орудие Кайла пульсировать в прохладном воздухе. Затем Трот обняла Кайла за плечи и обвила сильной стройной ногой его талию. Свободной рукой она направила подрагивающее копье в горячие глубины собственного тела. Она действовала медленно, рассчитанными движениями, лишавшими Кайла самообладания.

Не в силах дольше терпеть сладостную пытку, он одним ударом вонзился в нее. Взрыв наслаждения потряс его, но Трот была абсолютно неподвижна, только дрожала ее плоть, охватившая его.

Выждав время, она начала ритмично сжимать мышцы в такт ударам сердца. Они стали едины духом и плотью. Кайл – ее муж… Весь мир перестал существовать, осталась только страсть, вытеснившая невыносимую боль грядущей потери.

– Трот… – простонал он, – Прекрасная ива…

– Если я ваша жена, дайте мне хотя бы надежду иметь ребенка, – выпалила Трот, прижимаясь к нему бедрами так, что оба тела забились в экстазе. Инь и ян стремились соединиться, пока не взмыли ввысь, где нет ничего, кроме ошеломляющего восторга и чувства целостности.

Дрожа и хватая ртом воздух, Трот прильнула к Кайлу. Если бы не цепи, оба упали бы на пол. Сердце Кайла неистово колотилось, грудь высоко вздымалась.

Мысль о скорой смерти вонзилась в ее сердце, как острый нож. Трот крепче сжала объятия. Пока она рядом, Кайл в безопасности. Вместе они бессмертны, ибо их связывает не только телесная близость…

Он поцеловал ее в макушку.

– Спасибо тебе, милый друг, – пробормотал он. – Ты доставила мне наслаждение, о котором большинство мужчин не могут даже мечтать.

Трот решительно приказала себе успокоиться: нельзя, чтобы Кайл запомнил ее плачущей. Она медленно высвободилась, и каждое движение казалось ей маленькой смертью. Дрожащими руками она оправила одежду Кайла, потом оделась сама. Кайл с поразительным спокойствием наблюдал за ней. Он напоминал Трот ангела, закованного в цепи, непобежденного и немыслимо прекрасного.

В дальнем конце коридора с грохотом захлопнулась дверь.

– Как только ты доберешься до Англии, сразу отправляйся к моему брату Доминику, лорду Грэхему, в Шропшир, в поместье Уорфилд-парк, – торопливо произнес Кайл. – Ты все запомнила?

– Лорд Грэхем, Уорфилд-парк в Шропшире, – повторила Трот. – А он поверит, что я ваша жена?

– Ради меня поверит. А если нет… тогда спроси, помнит ли он, как побывал в тайном убежище католического священника в Дорнли. Тогда он все поймет.

– Что еще я должна передать?

– Скажи моему отцу и сестре, что я люблю их и прошу прощения за то, что причинил им столько горя. – На миг Кайл закрыл глаза. – Как бы я хотел обнять тебя! Но это невозможно. Ты не могла бы напоследок обнять меня еще раз?

Смаргивая слезы, Трот обняла Кайла, стараясь запомнить его запах, вкус его кожи, упругость мышц. Ей хотелось выкрикнуть, что она любит его, но она понимала, что от этого Кайлу будет только тяжелее. Он не должен знать, как велико ее горе.

В коридоре зазвучали шаги, быстро приближаясь. Трот нежно приложила ладонь к гениталиям Кайла, молясь о том, чтобы у нее появился ребенок.

– До свидания, мой господин. – Она поцеловала его в губы. – Клянусь, я исполню все ваши желания.

Он жадно прильнул губами к ее горячей щеке.

– Прощай, дорогая. Счастливого пути.

В замке повернулся ключ. Трот разжала объятия и надвинула шляпу на лоб, пряча раскрасневшееся лицо.

Дверь распахнулась, Трот вышла из камеры, не оглядываясь.

«Прощай, моя любовь…»

К рассвету Кайлом овладели усталость и странное спокойствие, подкрепленное смирением и воспоминаниями о Трот. Он стоял смирно, пока стражники снимали с него цепи, хотя его мышцы ныли от долгих часов, проведенных в неподвижности. Молча, он прошел по коридору, поднялся по лестнице и вышел во двор, где лучи восходящего солнца позолотили изогнутую крышу дворца градоначальника. Кайлу подумалось, что если уж умирать, то здесь, в прекрасной стране.

Солдаты выстроились в шеренгу лицом к стене дворца. Кайл усмехнулся: мысль о том, что от пуль в стене дворца By Чжона останутся выбоины, доставила ему мимолетную радость.

Сопровождаемый шестью стражниками, он зашагал по двору под барабанный бой. Гррум, гррум, гррум. Марш смерти.

Окруженный свитой By Чжон восседал на помосте в дальнем конце двора. Кайла поставили лицом к нему, старший стражник приказал:

– Котао!

При первой встрече Кайл охотно выразил уважение градоначальнику, но сейчас не желал кланяться. Подождав несколько секунд и увидев, что пленник неподвижен, стражник с силой толкнул его в спину между лопаток. Кайл, который ждал удара, резко обернулся и ударил локтем в шею китайца, и тот рухнул навзничь на плиты двора, хватая ртом воздух.

Остальные стражники бросились на Кайла, но By Чжон что-то отрывисто произнес, и они удержались от побоев. Офицер высокого ранга выхватил меч и направился к Кайлу. Лезвие блестело в лучах солнца.

Не обращая внимания на офицера с мечом, Кайл пересек двор и остановился у стены. Наследник рода Ренбурнов, он был пропитан высокомерием до мозга костей и теперь цеплялся за него, как за спасительную соломинку. By и его приближенные презирают его, но вряд ли скоро забудут.

Кайл повернулся лицом к палачам, радуясь, что в Китае не слышали об обычае завязывать глаза приговоренным к казни. Он пожалел бы, если бы в последние минуты ему не позволили полюбоваться миром.

Дюжина мушкетов с фитильными замками выглядели примитивно по европейским меркам, об оружии почти не заботились, но все-таки из него можно было убить человека. Дула казались громадными. Пуля, вылетевшая из любого из них, могла бы пробить в теле Кайла дыру величиной с кулак. Он мысленно помолился о том, чтобы смерть наступила сразу.

Лицо By Чжона дышало злорадством. Кайл опять посочувствовал жителям Фэнтана, вынужденным подчиняться этому жестокому человеку.

Кайлу не позволили произнести последнее слово, и в этом не было необходимости: никто из окружающих не понял бы его. А те, к кому он мог бы обратить эти слова, были, к счастью, в безопасности. «Счастливого пути, Трот, тебе понадобятся вся сила и ум. Будь счастлива в Англии».

По сигналу офицера солдаты вскинули мушкеты и прицелились. Их лица под остроконечными шлемами были бесстрастными.

By Чжон вскинул руку и отрывисто отдал приказ. «Господи, вверяю тебе мою душу…»

У стен ямыня собралась толпа, с нетерпением ждущая избавления Фэнтана от «заморского дьявола». Трот стояла в стороне, она была так напряжена, что казалось, ее кости треснут от любого обращенного к ней слова. Не может быть, чтобы в последний день By Чжон не осознал, какую ошибку совершает, убивая европейца. Он вправе отменить приговор.

За стенами хриплый голос скомандовал:

– Пли!

Звуки выстрелов громом разорвали утреннюю тишину, эхом отдаваясь от каменных стен. Темный дым поднялся в небо, Трот прикусила пальцы, сдерживая горестный крик.

Кайл Ренбурн, виконт Максвелл, ее господин, погиб.

27

– …И это случилось в те дни, когда император Август издал указ о всеобщем налоге…

Звучный голос викария наполнял маленькую каменную церковь. Трот закрыла глаза, впитывая знакомые слова. Ее отец всегда возвращался в Макао на праздники, чтобы побыть с родными, а в сочельник читал домашним истории о рождении Христа тем же торжественным голосом, что и уорфилдский викарий.

Сидя на семейной скамье между Домиником и его сестрой Люсией, Трот опять испытала чувство принадлежности к особому кругу людей, исчезнувшее после смерти отца. Живя в Кантоне, на Рождество она тайком читала отцовскую Библию, но это было совсем не то. Сегодня Трот вновь ощутила себя христианкой. Отец порадовался бы, увидев ее в эту минуту.

Как и подобало дочери китаянки, почтение, которое Трот питала к Гуань Инь и Будде, ничуть не умаляло ее любви к Рождеству. Кайл понял бы ее потребность следовать и тому и другому духовному пути – в сущности, он сам следовал им, но Трот не решалась рассказать об этом никому из новых знакомых. Пожалуй, Мериэл тоже поняла бы ее: Трот подозревала, что ее невестка скорее язычница, нежели христианка. Но сегодня графиня внимательно и почтительно слушала мессу и пение, напоминая безмятежного ангела с серебристыми волосами. Впрочем, Мериэл отличалась уравновешенностью и редко выказывала предпочтения.

Служба кончилась. Переговариваясь тише и улыбаясь задумчивее, чем обычно, прихожане покидали церковь и расходились по домам. У церкви обитателей Уорфидд-парка ждал экипаж, но когда Трот увидела, что начался легкий снегопад, она решила:

– Я вернусь обратно пешком. Здесь недалеко, а вечер такой чудесный.

К ее удивлению, Доминик отозвался:

– Если вы не против, я присоединюсь к вам.

– Конечно, нет. – Трот взяла его под руку, и они направились к поместью по тропе, ведущей наперерез через поля. Как обычно, общество Доминика вызвало у Трот светлую печаль. Хотя она старалась не думать о Кайле, в этот снежный вечер было невозможно не мечтать о несбыточном.

На полпути к Уорфилду Доминик тихо заговорил:

– Скорее бы прошли праздники! Меня не покидает мысль о том, что в прошлом году в это же время Кайл был еще жив. Он провел Рождество в Индии и написал мне, что ему недостает наших семейных торжеств. Он… пообещал на следующее Рождество вернуться домой.

– Ему не терпелось вернуться на родину и увидеться с близкими. – Трот крепче сжала руку Доминика, понимая, зачем он вызвался сопровождать ее. За последние семь лет из всех обитателей Уорфилда только она виделась с Кайлом, рядом с ней Доминику становилось легче. – А мне странно думать о том, что еще год назад я даже не знала о существовании Кайла. Как может такое краткое знакомство изменить всю жизнь?

Доминик слабо улыбнулся.

– Мериэл преобразила всю мою жизнь за считанные дни. Это сделала любовь. – Его улыбка погасла. – В глубине души я до сих пор не верю, что Кайл умер. Порой ночью мне кажется, что стоит только протянуть руку – и я коснусь его. Что он вовсе не покинул землю… Но когда я пытаюсь мысленно понять, где он теперь, то изнываю от боли.

Трот прекрасно понимала его.

– Наверное, это доказательство тому, что дух не исчезает и после смерти. Кайл по-прежнему с нами, он скорбит о том, чего лишился…

Доминик повернулся к ней.

– Вы и вправду верите в это?

Трот вздохнула.

– Мне хотелось бы верить.

Они дошли до ограды сада, через которую вели ступеньки. Доминик поднялся первым, подал руку Трот и помог ей перебраться через изгородь. Знакомство с Домиником дало Трот возможность понять, откуда у Кайла столь изысканные манеры и почему он относился к ней галантно, считая, что такого обращения заслуживает каждая женщина. Трот нравилось вспоминать, как Кайл заботился о ней, оберегал, словно драгоценную фарфоровую статуэтку. После жизни в облике мужчины такая перемена была особенно приятна.

Сметая юбками снег со ступеней, Трот сошла на землю. Рыхлый снег покрыл ее слоем толщиной всего в дюйм, но этого хватило, чтобы превратить холмы в сказочную страну.

– Кайл сказал: если вы не поверите, что я его жена, я должна спросить вас, как вы побывали в тайном убежище священника в Дорнли. Но вы ни разу не усомнились в моих словах. А ведь вам наверняка приходило в голову, что я самозванка.

– Никогда. – Доминик снова взял ее под руку, ведя по обледенелой тропе. – Я сразу понял, что вы любите его. Будь вы самозванкой, вам не удалось бы сыграть влюбленную женщину.

Трот заморгала, слезы жгли ей глаза. Неужели ее чувства так очевидны? Значит, и Кайл мог обо всем догадаться? В то время она изо всех сил старалась их скрыть. Кайлу была нужна любовница и спутница, а не женщина, сгорающая от любви. Трот прибегла к помощи всех навыков притворства, чтобы казаться такой, какой хотел ее видеть Кайл.

Но теперь, когда было уже слишком поздно, она горько раскаивалась в том, что Кайл так и не узнал всей правды.

Глава 28

Убитая горем, Трот легко ускользнула из Фэнтана и побрела пешком через страну, держась узких троп и обходя стороной большие деревни, ночуя где попало, чтобы не привлекать лишнего внимания. Она боялась только одного: как бы в ней не признали спутника и сообщника фань цюя. Попав в тюрьму, она не сумеет сдержать обещание, данное Кайлу.

Не смея вернуться в Кантон, где ее многие знали, Трот отклонилась на запад и прошла лишних восемьдесят миль до Макао. Усталость приглушила боль и скорбь. Трот вздохнула с облегчением, когда, наконец, лодочник перевез ее на остров, единственное место в Китае, где позволялось жить европейцам.

Шагая по Прайя-Гранде, Трот испытала ошеломляющее ощущение: она вернулась в родной город, В отличие от Макао Кантон так и не стал для нее домом. Навстречу ей попадались выходцы чуть ли не из всех стран мира, часто мелькали лица, свидетельствующие о смешанной крови. Жизнь Трот сложилась бы совсем иначе, если бы после смерти отца она попала не к Чэнгуа, а в дом какого-нибудь купца из Макао. Наверное, она давным-давно вышла бы замуж и обзавелась детьми.

Но в этом случае она не встретилась бы с Кайлом. Вместо счастливой семейной жизни ей могла быть уготована участь проститутки и ранняя смерть. Уж лучше не роптать на судьбу. Свернув в тихий переулок, Трот вытащила из кармашка кольцо Кайла, надела его на левую руку и сжала пальцы, чтобы кольцо не соскользнуло. Ее обручальное кольцо.

Спрашивая дорогу у прохожих, она вскоре поднялась на холм, где стоял дом Гэвина Эллиота. Когда-то неподалеку располагался и дом отца Трот с такой же широкой верандой, откуда открывался вид на город и Жемчужную реку. Молясь, чтобы Эллиот оказался в Макао, а не уплыл куда-нибудь по делам, Трот позвонила в ворота.

Выглянувший привратник одним взглядом окинул ее грязную, обтрепанную одежду и прикрикнул:

– Ступай прочь, парень. Нищим здесь не подают.

Трот ахнула, узнав в привратнике слугу ее отца. Поскольку он понимал по-английски и по-португальски, неудивительно, что он нашел место в доме еще одного европейца. Сняв помятую соломенную шляпу, Трот укоризненно произнесла:

– Плохо же ты встречаешь гостей, Пэн!

Старик вытаращил глаза.

– Мисс Мэй Лянь?

– Она самая. – Трот прошла мимо него в ворота, словно и здесь была юной госпожой. – Почтенный Эллиот дома? Мне надо поговорить с ним.

Пэн мелко закивал головой.

– Да-да, вам повезло. Через два дня он отплывает в Сингапур. Я доложу о вас.

– Скажи, что пришел Цзинь Кан. Господин Эллиот знает меня под этим именем.

Услышав мужское имя, Пэн удивленно вскинул брови, но торопливо ушел. Через минуту из дома выбежал Гэвин Эллиот, прыгая через три ступеньки.

– Слава Богу, ты вернулся, Цзинь! Ты задержался на несколько недель. А где Максвелл?

Трот, у которой перехватило горло, жестом предложила ему пройти в дом и сама закрыла за ними дверь.

– Лорд Максвелл мертв.

Эллиот смертельно побледнел.

– Боже милостивый… Меня с самого начала мучили плохие предчувствия, но я убедил себя, что тревожусь напрасно… – Он отошел к окну и устремил взгляд в никуда, крепко сжав руки за спиной. – Как это случилось?

Срывающимся голосом Трот рассказала, как Кайла разоблачили, взяли под стражу и казнили. Впервые говоря об этом вслух, она вдруг поняла, что Кайла уже не вернешь. Происходящее походило на страшный сон, но прогнать его, проснуться было невозможно.

– По крайней мере… его смерть была быстрой. – Эллиот вполголоса выругался. – Но чертовски досадной! Максвелл так и не понял, что его могут возненавидеть только за цвет кожи и разрез глаз…

Он говорил правду. Несмотря на аристократическое воспитание, Кайл только восхищался разнообразием мира и не считал людей с другим цветом кожи низшей расой.

Повернувшись к Трот, Эллиот окинул ее тоскливым взглядом.

– А как быть с тобой, Цзинь? Максвелл объяснил мне, что твой отец был шотландским торговцем Хью Монтгомери и что ты родился здесь, в Макао. Ты по-прежнему хочешь уехать в Англию?

– Иначе я не могу. Я пообещал Кайлу лично передать его родным весть о его гибели.

Услышав, как Трот назвала Максвелла по имени, Эллиот удивленно вскинул брови. Повинуясь порыву, Трот расплела косу и встряхнула волосами, рассыпав их по плечам так, как нравилось мужу.

– Кайл сказал, что вы не слышали, что у Хью Монтгомери был сын. И это правда – сына у него не было. Единственным ребенком моего отца была слабая, никому не нужная дочь по имени Трот.

– О Господи! – Эллиот воззрился на нее. – И все эти годы вы притворялись мужчиной? Немыслимо… сейчас, глядя на вас, я не понимаю, как вам удалось меня одурачить.

– Люди видят то, что хотят видеть. – Кроме таких, как Кайл, не боящихся присмотреться. – Чэнгуа не нуждался в служанке, поэтому Трот Монтгомери исчезла.

– А сегодня исчез Цзинь Кан.

Трот немного успокоилась, благодарная Эллиоту за то, что он так быстро все понял и не разозлился на нее за обман.

– Но это еще не все, мистер Эллиот.

Она подняла левую руку и показала кольцо.

– Кайл женился на мне в тюрьме за день до казни. Услышав предложение, я подумала, что он лишился рассудка, но он объяснил, что в Шотландии достаточно только взаимных клятв верности, чтобы брак признали законным. Не знаю, правда ли это, но я выполнила его желание.

– Наверное, и вы этого хотели? – мягко спросил Эллиот.

От этого участливого вопроса внутренний стержень, служивший Трот опорой долгие недели после смерти Кайла, надломился. Она разрыдалась, содрогаясь всем телом, отвернулась, стыдясь своей слабости, но не в силах сдержать отчаянные всхлипы.

Теплые руки обняли ее, как ребенка.

– Вам пришлось чертовски тяжело, детка, – прошептал Эллиот. – Но теперь все позади.

Странно, отношение Эллиота к ней резко изменилось теперь, когда он узнал, что она женщина и наполовину шотландка. Хотя Гэвин всегда был любезен и вежлив с Цзинь Каном, к Трот Монтгомери он отнесся с добротой старшего брата. Трот съежилась в его объятиях, оплакивая молодого, полного сил человека, который мог еще так много успеть. Утрату любимого, к которому она едва успела привыкнуть.

Когда слезы наконец иссякли и она отстранилась, то увидела, что и глаза Эллиота влажно блестят. Он потерял не только компаньона, но и друга.

Вспомнив о практических делах, он сказал:

– Я прикажу подать еду сюда – глядя на вас, можно подумать, что вы голодали целую неделю. Чаю или чего-нибудь покрепче?

– Лучше чаю. И какой-нибудь еды. – Трот устало опустилась в глубокое кресло, а Эллиот позвал слугу и велел поскорее приготовить еду для гостьи.

Он занял кресло, стоящее напротив.

– Простите мою неделикатность, но есть ли вероятность, что вы ждете наследника Максвелла?

– Нет. – Трот закрыла глаза. В ту ночь, когда она поняла, что не беременна, она свернулась клубком и проплакала до рассвета. – К сожалению…

– Мне очень жаль, но вы должны знать, что это к лучшему, – рассудительным тоном возразил Эллиот. – Родные Максвелла вряд ли станут оспаривать ваш брак, если поймут, что им ничто не угрожает. А если поладить с ними окажется нелегко… я готов признать вас наследницей Максвелла. Это означает, что вам принадлежит четверть «Торгового дома Эллиота».

Трот широко раскрыла глаза.

– Об этом я никогда не думала.

– У вас было слишком много других забот. Даже если семья Ренбурн откажется признать вас леди Максвелл, причитающаяся вам доля прибылей «Торгового дома Эллиота» позволит вам жить безбедно. А в ближайшем будущем эта доля увеличится.

– Но… разве это справедливо? Мы были женаты всего один день.

– Максвелл женился на вас, беспокоясь о вашем будущем. Не стесняйтесь принять то, что он хотел вам дать. – Эллиот задумчиво всмотрелся в лицо Трот. – Я намерен основать филиал своего торгового дома в Лондоне. Став моим компаньоном и живя в Англии, вы будете участвовать во всех делах филиала. К тому же о Китае вы знаете столько, сколько не снилось ни одному иностранцу.

Трот закрыла лицо ладонями, ошеломленная тем, что перед ней вдруг открылся большой новый мир. Ей не верилось, что она, еще вчера бесправная и нищая, вдруг стала партнером владельца влиятельной американской компании.

Догадавшись, о чем она думает, Эллиот произнес:

– Да, свыкнуться с этой мыслью нелегко, но у вас будет пять или шесть месяцев, чтобы подготовиться к роли вдовы Максвелла. Только не спешите, всему свое время.

Всему свое время…

– Мне надо заказать европейскую одежду. У меня нет вещей, кроме тех, что сейчас на мне.

– И чем скорее мы сожжем их, тем лучше. Я знаю местную швею, умеющую шить европейскую одежду. Она примет ваш заказ.

Слуга внес поднос с едой и чайник. Пока Трот ела, Эллиот медленно потягивал чай. Только теперь Трот поняла, как она голодна. Насытившись, она вспомнила:

– Пэн сказал, что через два дня вы уплываете в Сингапур.

Эллиот нахмурился.

– К сожалению, да. Я могу задержаться на один день, но не более.

– Вам незачем менять планы из-за меня. – Трот невесело улыбнулась. – Я сама позабочусь о себе.

– Это ни к чему. Кайл взял вас в жены, чтобы впредь о вас заботились другие.

Вновь готовая расплакаться, Трот отпила чаю.

– Я была бы признательна вам, если бы вы распорядились перевезти тело Кайла сюда, чтобы его похоронили, как подобает, в Англии. Думаю, лучше всего будет обратиться к мистеру Бойнтону, ведь он глава Ост-Индской компании.

– Прекрасная мысль! Бойнтон имеет большее влияние на вице-короля, чем любой другой европеец. Сегодня же встречусь с ним и объясню, в чем дело. Поскольку Максвелл – английский дворянин, компания охотно поможет нам. – Эллиот опять нахмурился. – А Чэнгуа знает, в чем дело? – Увидев, что Трот отрицательно покачала головой, он заметил: – Вы должны сообщить ему.

Конечно, он прав. По пути из Фэнтана Трот мысленно пыталась сочинить письмо. Ей не нравилась роль, выбранная для нее Чэнгуа, но больше его было не в чем упрекнуть – он оказался хорошим опекуном. Трот была благодарна ему за все. И хотя раньше она всегда побаивалась Чэнгуа, теперь испытывала к нему уважение и почти дружеские чувства.

– Я напишу ему перед отъездом из Макао.

– Жить вы, разумеется, будете здесь. – Эллиот погрузился в раздумья. – Сейчас в порту стоит английское судно, оно отплывает в Лондон через неделю. Этого времени вам хватит, чтобы закончить все дела и приобрести необходимые вещи.

Чем раньше, тем лучше. Трот не терпелось покинуть Китай и его призраки. Поднявшись, она спросила:

– В доме найдется комната для гостей? Я очень устала.

– Разумеется. – Эллиот вызвал компрадора и проводил Трот до двери гостиной. – Если вам что-нибудь понадобится – просите, не стесняйтесь.

Трот неуверенно улыбнулась.

– Вы очень добры. Кайл оказал мне неоценимую услугу, женившись на мне из жалости.

Эллиот взял ее за подбородок и вгляделся в лицо, и его глаза вдруг потеплели.

– Нет, Трот Монтгомери, жалость тут ни при чем.

С этим загадочным замечанием он представил ей компрадора и удалился в контору компании. Признательная за то, что Эллиот разделил ее боль и горе, Трот вошла в отведенную ей комнату и повалилась на кровать, не сняв грязные обноски.

Она проспала двадцать часов кряду.

Трот прожила в доме влиятельного человека пятнадцать лет, но на нее это влияние никогда не распространялось. А Эллиот за несколько дней сумел с поразительной продуманностью и быстротой устроить ее будущее. К тому времени как он отплыл в Сингапур – днем позже, чем планировал, – проезд Трот до Лондона был оплачен, а портниха уже шила ее гардероб. Кроме того, Эллиот подготовил письмо в лондонский банк, объясняя, что Трот надлежит получить деньги из прибылей компании, причитающихся Кайлу. Он и вправду сумел отлично позаботиться о ней.

Портниха только сокрушенно качала головой, когда Трот выбирала ткани темных цветов и скромные фасоны. Трот считала, что ей, незаконнорожденной полукровке, при встрече с родными Кайла надлежит выглядеть благопристойно.

Труднее всего оказалось покончить с личными делами. В первую очередь Трот написала Чэнгуа, рассказав о смерти лорда Максвелла и остальных событиях последних недель. Она умоляла Чэнгуа простить ее непослушание, но вовсе не собиралась возвращаться в Кантон, к прежней жизни. Она слишком дорого заплатила за свободу, чтобы терять ее.

Затем она побывала на протестантском кладбище, где покоились ее родители. Тихое, обнесенное стеной, оно больше походило на сад. Отец Трот сам выбирал этот участок земли. Прежде в Макао существовало только одно христианское кладбище – католическое, но ни католики, ни китайцы не позволяли хоронить протестантов на своей территории.

Хью Монтгомери и не предполагал, что вскоре кладбище понадобится ему самому. Он часто вспоминал склеп своей семьи возле церкви, на вершине холма. Но Трот чувствовала, что он не прочь лежать в чужой земле страны, где провел почти все зрелые годы.

– До свидания, папа, – прошептала она, кладя цветы на могилу. – В память о тебе я клянусь побывать в Шотландии. Как я хотела бы, чтобы мы уехали туда вдвоем!

Мать Трот считали христианкой, но она продолжала поклоняться тем богам, молиться которым ее научили в детстве. Обращаясь к ней, Трот произнесла:

– Я заказала табличку с твоим и папиным именами, я буду хранить ее всю жизнь. Твоему духу не придется голодать и страдать от жажды.

Трот зажгла курительные палочки и вставила их в трещины между камнями, рядом с принесенными на могилы спелыми апельсинами. Покидая кладбище, она знала, что больше никогда не увидит его.

И, наконец, Трот пешком дошла до того места, где полуостров Макао суживался, превращался в перешеек, прозванный «стеблем лотоса». Дальше возвышалась стена, которую возвели, чтобы нога европейца не ступала на китайскую землю. По своей воле Трот навсегда оборвала все нити, связывающие ее с местом, где она родилась. Долгое время она молча смотрела на стену, затем повернулась и ушла. Да будет так.

29

Сегодня Кайла должны были казнить вновь. Он молился, чтобы на этот раз казнь оказалась настоящей.

Услышав залп мушкетов, он приготовился умереть, но когда дым рассеялся, с удивлением обнаружил, что по-прежнему стоит на ногах. Даже если он и был смертельно ранен, потрясение мешало ему ощутить боль.

Затем он перевел взгляд на By Чжона и заметил на его лице злорадную ухмылку. Проклятие! В мушкеты не зарядили пули, только порох и пыжи! Эта мнимая казнь – изощренная, дьявольская пытка, изобретенная By Чжоном!

Кайл еще неподвижно стоял у стены, когда к нему подошел тучный купец Ван и виновато склонил голову.

– By Чжон посоветовался с прорицателем. Сегодня неблагоприятный день для казни фань цюя. В начале новой луны казнь будет совершена по китайскому обычаю.

– Меня обезглавят?

– Очень быстро и безболезненно, – заверил Ван. Кайл предпочел бы, чтобы его расстреляли.

Стараясь не утратить чувства собственного достоинства, он вернулся в тюрьму под конвоем стражников. Возле камеры стражники не упустили случая вновь избить его, а потом толкнули на сырую солому.

До новой луны оставалось три недели.

Чтобы не сойти с ума, Кайл разработал целую систему упражнений, укрепляющих мышцы. Чтобы занять ум, он методично перебирал все знания, полученные в Кембридже, начиная с первого семестра первого курса. Философия, математика, латынь, греческий… Удивительно, как много может вспомнить человек, когда ему больше нечем заняться.

Он избегал воспоминаний о Трот и доме: они причиняли гораздо больше мучений, чем старания вспомнить отрывки из «Одиссеи». Но управлять своими сновидениями он не мог. По ночам рядом с ним лежала нежная и любящая Констанция или милая, искренняя и страстная Трот. А бывало, что во сне он ловил рыбу с Домиником, скакал верхом по холмам Дорнли вместе с отцом и сестрой…

Просыпаясь, он вновь оказывался в аду.

Кайл не сомневался, что вторая казнь будет настоящей. В конце концов, обезглавливание – излюбленный китайский метод, говорят, палачи действуют на редкость умело.

Думать о такой казни было особенно страшно, несмотря на все заверения Вана, что он не почувствует боли. На этот раз Кайлу было трудно остаться бесстрастным, когда его вывели во двор. Но растрепанная, отросшая борода отчасти скрывала вздрагивающие губы.

Опустившись на колени перед палачом, Кайл заставил себя думать о Хошане и душевном покое. Грохот его сердца почти заглушил бой барабанов, под который палач взмахнул мечом.

Холодный воздух овеял лицо Кайла, лезвие вонзилось в землю на расстоянии дюйма от его головы. Он ждал, что второй удар обрушится на его шею, что его мучения наконец прекратятся, но By Чжон оказался хитрее.

И вновь Кайла отвели в зловонную камеру. В ней царила невыносимая духота. Начался сезон муссонов, струи воды постоянно стекали по стенам, ливни сменял удушливый влажный зной.

Каждый вечер Кайл выцарапывал на стене очередную отметину и гадал, скоро ли китайцу надоест эта игра и он решит положить ей конец.

В третий раз ему объявили, что его повесят в знак уважения By Чжона к западным обычаям. Кайлу было уже все равно: у него началась малярия. Он с самого начала догадался, что эта хворь свирепствует в грязной тюрьме, и вот он сам стал ее жертвой. Крепкое здоровье оберегало Кайла во время путешествий, но заключение подточило его силы.

Он понял, чем болен, когда его начал бить озноб. Все тело содрогалось, несмотря на тропическую жару. Кайл бесстрастно наблюдал, как белеют его пальцы, как ногти приобретают синеватый оттенок. Даже в легкой форме малярия кончается смертью, если ее не лечить.

После озноба на него накатил приступ жара. Кайл в отчаянии терся лицом о сырые стены, мечтая о прохладной воде, а судороги причиняли ему боль, проникающую даже в кости. Стражник, приносивший еду, толкал Кайла ногой, убеждался, что он еще жив, и уходил.

Через двенадцать часов после появления первых симптомов жар утих, Кайл получил краткую передышку. Зная, что вскоре начнется новый приступ, он поспешил съесть весь рис и выпить как можно больше воды. Зачастую приступы малярии повторялись как по часам, и Кайлу требовалось поддерживать силы.

Днем его опять зазнобило, и весь кошмар повторился: озноб, сухой жар, пот. Кайл потерял счет дням, он был слишком слаб, чтобы оставлять отметины на стене. Иногда, дрожа от холода, он представлял, как Трот лежит рядом, согревая его своим телом. А когда он задыхался от жара, ему казалось, что она прикладывает к его лицу холодные руки. Он радостно открывал глаза и видел, что по-прежнему сидит в тюрьме.

До грубо сколоченной виселицы его пришлось нести, но он ухитрился стоять прямо, пока ему на шею накидывали петлю. Третья казнь наверняка будет настоящей: несколько минут – и его страдания прекратятся. «Прости, Доминик, я не сдержал обещание и не смог вернуться…»

Но палач оказался дилетантом, а сама казнь – фарсом. Вместо того чтобы укоротить веревку и резко выбить опору из-под ног приговоренного – так поступил бы любой опытный палач-англичанин, – Кайлу позволили болтаться на самом краю опоры, пока он не потерял сознание. После этого веревку перерезали.

Трудно сохранять надменность, когда лежишь на земле, захлебываясь рвотой, но Кайлу это удалось. Рексхэм гордился бы им. Разочарованный тем, что дальнейших мучений его жертве не вытерпеть, By Чжон взмахом руки отправил Кайла обратно в тюрьму.

Когда начался очередной приступ лихорадки, Кайл благодарил судьбу только за то, что со слов Трот его близкие узнали, что он умер быстро и без мучений.

Ему хотелось увидеть весь мир. А теперь его миром стали каменные стены, болезнь и отчаяние.

– Пей.

Что-то горькое полилось ему в рот, и Кайл начал отбиваться, разъяренный тем, что его вырвали из сна об Англии. Если его лишат даже возможности видеть сны, он сочтет смерть единственным избавлением…

– Пей!

Кашляя и отплевываясь, Кайл постепенно пришел в себя и увидел, что какой-то хорошо одетый китаец пытается влить ему в рот горькое питье. Лекарство? Или яд? Не желая задумываться, Кайл сделал глоток и снова провалился во мрак.

В беспамятстве он смутно чувствовал, что его куда-то несут, потом везут в тряском экипаже. Продолжительные обмороки чередовались с краткими вспышками жара.

Наконец, окончательно придя в себя, Кайл обнаружил, что лежит в блаженно чистой постели. Он медленно обвел взглядом резные ширмы и шелковые драпировки. На столике стояла фарфоровая ваза с одним чудесным цветком. Он оказался в доме богатого китайца. Неужели во дворце By Чжона?

Пожилая служанка присмотрелась к нему и торопливо вышла, а через несколько минут в комнату вошла другая женщина. Она тоже была пожилой, но одетой, как подобало хозяйке дома. Пока незнакомка прикладывала прохладную ладонь ко лбу Кайла, он робко произнес:

– Тай-тай?

Его голос прозвучал хрипло, невнятно, но женщина улыбнулась, обрадованная тем, что ее положение признали, и поднесла к губам Кайла чашку с каким-то горьким питьем. На этот раз он узнал привкус хинной коры. Эту кору, редкостное и дорогое исцеляющее средство, доставляли из Южной Америки. Более эффективного лекарства от малярии Кайл не знал. В следующий раз, когда Кайл проснулся, служанка привела к нему в комнату Чэнгуа, главу гильдии купцов. Наконец сообразив, что произошло, Кайл вежливо наклонил голову.

– Приветствую, господин Чэнгуа. Если я правильно понял, я обязан вам жизнью. Вы сделали для меня гораздо больше, чем я заслуживаю…

– Действительно, – сухо откликнулся купец. – За ваши преступления мне пришлось заплатить немало слитков серебра, но, по крайней мере, вы остались живы. Ваша смерть обошлась бы гораздо дороже.

Кайл закрыл глаза, чувствуя себя пятилетним ребенком, которого бранит отец.

– Простите… Мне следовало прислушаться к советам, но… я так хотел увидеть Хошань…

Слегка смягчившись, Чэнгуа ответил:

– Вполне понятное, но опрометчивое желание.

– Я в Кантоне? – Дождавшись, когда Чэнгуа кивнет, Кайл продолжил расспросы: – Когда я поправлюсь, меня снова посадят в тюрьму?

– Нет. Вас отвезут в Макао, а затем доставят в Англию. By Чжон утверждает, что не собирался казнить вас – просто держал под стражей, а тем временем послал в Пекин весть о вашей поимке. Но гонцы не спешили. – На лице купца возникла язвительная усмешка. – Однако опровергнуть слова By Чжона невозможно.

Значит, By Чжон избежит наказания за ничем не оправданную жестокость. Если бы Кайл умер от лихорадки, никто не стал бы обвинять в этом градоначальника. Мнимые казни были развлечением, гораздо более мягким наказанием, чем заслуживал фань цюй – так, во всяком случае, считали чиновники. Никакого дипломатического инцидента: просто китайское правительство благосклонно вернуло на родину британца, нарушившего закон.

– Как вы узнали о том, что я попал в тюрьму?

– Сначала от представителей Ост-Индской компании, потом из письма Мэй Лянь.

Стало быть, жизнью он обязан Трот, и Чэнгуа знает об их отношениях. Наверное, теперь Трот уже в Англии. После нескольких месяцев траура его родные узнают, что он жив. Тут уж ничего не поделаешь. Кайл надеялся только на то, что страшное известие не убило его отца. Такую вину ничем не загладишь.

Гадая, как дорого обошелся его поступок Чэнгуа, Кайл пообещал;

– Я возмещу вам убытки, верну деньги, которые вам пришлось заплатить за меня.

– Нет. Отправляйтесь домой и помните, что за глупость надо платить.

Без улыбки Кайл отозвался:

– А вы умеете сурово наказывать.

– Да. – Чэнгуа оправил халат, поднялся, но не ушел. – Вы похитили моего лучшего драгомана. Поклянитесь, что будете заботиться о ней.

– Я уже дал себе клятву. – Кайл вгляделся в лицо купца, пытаясь понять, о чем он думает. Что значила Трот для Чэнгуа? Она не была ему ни дочерью, ни другом, но, очевидно, он успел привязаться к ней. – Может, что-нибудь передать Мэй Лянь?

Чэнгуа долго думал.

– Скажите ей, что мне будет недоставать ее кунг-фу.

– Непременно.

После ухода купца Кайл в изнеможении вытянулся на постели. Его последнее увлекательное приключение завершилось унижением, он едва не погиб. Стоила ли игра свеч?

Его страдания продолжались много месяцев подряд, он постоянно бранил себя за безрассудство, он перенес болезнь, от которой оправится не раньше чем через несколько лет. А еще он вступил в брак, считая, что тот продлится не всю жизнь, а несколько часов. В попытке помочь Трот он лишил ее будущего.

Будь он трижды проклят. Несчастный глупец.

30

Трот остановила лошадь на вершине холма над длинной подъездной аллеей Уорфилда. Задумчиво поглядывая то на бледно-голубое небо, то на деревья с первыми листьями, точно окутанные зеленоватой дымкой, она произнесла:

– Только теперь я начинаю верить, что и в Англии бывает лето.

Подъехавшая к ней Мериэл рассмеялась.

– Мне понятны ваши сомнения, но лето на самом деле скоро наступит. А пока стоит весна, мое любимое время года, когда оживает вся земля.

– Не могу дождаться, когда увижу ваш сад во всем великолепии.

– Вы непременно должны помочь мне устроить китайский садик, – напомнила Мериэл, поблескивая глазами.

Доминик тоже остановил коня, но в разговор не вмешивался. Он держался скованно, его мысли блуждали где-то далеко, хотя именно он предложил эту полуденную прогулку. Доминик и Мериэл сидели в седлах, как влитые, но охотно согласились ехать неторопливой рысцой по примеру Трот, еще не овладевшей всеми премудростями верховой езды. Она быстро училась, но по-прежнему была благодарна Корице за покладистость и неспешный аллюр.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Трот прибыла в Англию. Пора было покинуть уютное убежище, исполнить обещание, данное у могилы отца, и побывать в Шотландии. А потом придется решить, как и где жить дальше.

– Мне надо обстоятельно поговорить с Домиником, выяснить, каково мое финансовое положение. Может быть, мне удастся купить небольшой дом.

– И не только дом, но лучше бы вы остались здесь, – живо откликнулась Мериэл. – Дети обожают вас, как и мы с Домиником.

Трот улыбнулась, но покачала головой.

– Я не могу провести здесь всю жизнь.

Мериэл переглянулась с мужем и нахмурилась, обнаружив, что он не слушает их.

– Доминик, что случилось?

Он слегка вздрогнул, словно очнувшись от сна.

– Простите… мне пришли в голову странные мысли. – Он помедлил, будто не зная, стоит ли продолжать, и наконец с болью заговорил вновь: – У меня вдруг возникло чувство, что сейчас Кайл въедет в ворота. Прошлой ночью я даже видел это во сне. Нелепо, конечно, но… если бы мой сон сбылся!

Мериэл молча взяла мужа за руку, с сочувствием глядя на него. Трот понимала, как трудно Доминику смириться со смертью брата. Ей тоже было нелегко, во сне она часто видела Кайла вбегающим в дом и со смехом объясняющим, что его смерть – чистейшее недоразумение, а на самом деле он жив и невредим. Трот бросалась к нему в объятия, а потом сон принимал такой оборот, что, вспоминая о нем днем, она густо краснела.

Стараясь отвлечь спутников, Мериэл предложила:

– Давайте доедем до замка. В такой ясный день оттуда видна вся округа, до самого Уэльса.

Когда они начали спускаться с холма, ворота поместья вдалеке вдруг распахнулись, впуская экипаж. Трот уже научилась различать кареты, но эта не походила ни на одну из соседских. Она напоминала скорее наемный кеб, подобный тому, который привез в Шропшир саму Трот.

Доминик издал сдавленный возглас и напрягся, всматриваясь в экипаж.

Что это?..

Внезапно он пустил коня галопом, ринулся вниз по склону холма с головокружительной скоростью. Спустя мгновение Мериэл последовала за мужем.

Гадая, что происходит, Трот направилась за ними более умеренным аллюром. Может, приехал какой-нибудь любимый родственник? Но карета не принадлежала ни Рексхэму, ни леди Люсии, ни ее мужу – все эти экипажи Трот узнала бы с первого взгляда.

Доминик выехал на аллею, жестом велел кучеру остановиться, спрыгнул с коня и распахнул дверцу кареты. Рослый человек почти вывалился оттуда и упал в объятия Доминика. Господи, этого не может быть. Не может быть!

С колотящимся сердцем Трот ударила лошадь пятками в бока и вцепилась в гриву. Ее подхлестывало нетерпеливое желание присоединиться к Доминику и Мериэл, стоящим у кареты.

Этого не могло быть, но глаза не обманывали Трот. Осунувшийся, похудевший, Кайл обнимал брата, по лицу которого струились слезы.

С трудом осадив Корицу у кареты, Трот спешилась, шурша юбками, и вдруг застыла, стесняясь мешать воссоединившимся братьям. Она сдавленно прошептала:

– Не может быть…

– Но вы же не видели его мертвым, – возразила Мериэл. Эти слова мгновенно объяснили Трот, что произошло. Она знала про смертный приговор, слышала выстрелы, но не видела Кайла мертвым. Зажав рот ладонью, она уставилась на Кайла – истощенного, но живого. Живого!

Кайл повернулся к женщинам, не отпуская Доминика, который не только ласково обнимал его, но и поддерживал. Теперь близнецов было нетрудно отличить: Доминик сиял здоровьем и радостью, а Кайл выглядел так, словно едва оправился после долгой болезни.

Желание Трот обнять его поутихло, когда Кайл взглянул на нее тусклыми, безразличными глазами. Господи, неужели он ее забыл? А может… больше не хочет ее видеть? Сердце Трот ушло в пятки.

В этот миг губы Кайла слегка раздвинулись в улыбке.

– Трот, я рад, что ты добралась до Англии благополучно.

По крайней мере, он узнал ее. В Англии, как и в Китае, публичные проявления супружеской привязанности вызывали всеобщее неодобрение. Даже такие любящие пары, как Доминик и Мериэл, в присутствии посторонних вели себя сдержанно. Надеясь, что Кайл просто следует английским обычаям, Трот с запинкой произнесла:

– Я была уверена, что вы погибли, милорд.

– А я так и не поверил в твою смерть, Кайл! – вмешался сияющий Доминик. – Хотя мне не оставалось ничего Другого после того, как я услышал рассказ Трот о казни.

– Я действительно чуть не умер. У By Чжона своеобразное чувство юмора: он обожает устраивать ложные казни. – Кайл пожал плечами. – Но благодаря тому, что Трот сообщила о моей кончине Чэнгуа и Ост-Индской компании, меня увезли из Фэнтана и вырвали из когтей малярии.

Он отстранился от брата и чуть не упал. Встревоженный, Доминик подхватил его.

– Ты выглядишь, как ходячий труп.

– Это не так уж плохо, – возразил Кайл, с трудом удерживаясь на ногах. – Чтобы полностью оправиться после малярии, нужно долгое время. Трот разузнает, как лечат эту болезнь.

– Конечно, а пока тебя надо поскорее отвезти домой. Я поеду с тобой. Мериэл, ты не отведешь мою лошадь в конюшню? – Не дожидаясь ответа, Доминик подсадил брата в экипаж и велел кучеру трогать.

Это болезнь сделала Кайла таким безучастным, решила Трот. Он обессилел во время тюремного заключения и долгого плавания, а малярия не из тех болезней, от которых оправляются быстро.

Но все-таки Трот чувствовала глубокую обиду, пока подводила Корицу к тумбе, чтобы снова сесть в седло. Кайл поздоровался с ней, как со случайной знакомой, а не любимой женой.

Уже садясь в дамское седло, она со всей ясностью осознала, что означает его возвращение: Кайл предложил ей брак только для того, чтобы защитить ее, но быть ее мужем он не собирался. Да, она стала его любовницей. Если бы не смертный приговор, между ней и Кайлом все осталось бы по-прежнему. У Трот задрожали руки.

Мериэл легко вскочила в седло.

– Не ревнуйте Кайла к Доминику, – посоветовала она. – Если они любят друг друга, это еще не значит, что мы с вами безразличны им. По-моему, братская дружба научила их настоящей любви.

Трот с трудом сглотнула, не зная, радоваться ей или печалиться оттого, что Мериэл так легко прочла ее мысли.

– Да, вам незачем ревновать: Доминик любит вас. А мы с Кайлом – совсем другое дело.

Мериэл пустила лошадь по аллее, ведя на поводу жеребца Доминика.

– Да, другое. У вас еще не было случая познакомиться поближе, при обычных обстоятельствах. – Она взглянула на Трот. – Но вы любите его, а он ни за что не предложил бы вам выйти за него замуж, если бы вы не были дороги ему. Сейчас он просто измучен болезнью и путешествием. Наберитесь терпения.

Другого выхода у Трот не было. Но по пути домой она невольно вспомнила свой сон, в котором Кайл чудом возвращался домой и заключал ее в объятия. Напрасно она мечтала о такой встрече.

Брак, заключенный из благородных побуждений, оказался катастрофой.

Кайлу привиделся кошмарный сон: он вновь очутился в тюрьме By Чжона. С трудом проснувшись, он обнаружил рядом с собой теплое женское тело. На столике у постели горела свеча, темные волосы Трот разметались по подушке. Трот была одета и лежала поверх покрывала. Очевидно, она сидела у постели больного, пока не решила вздремнуть.

Собрав остатки воли, Кайл поборол искушение придвинуться поближе и обнять ее. Не со страстью – все его желания угасли в Фэнтане. Но не исчезло стремление обратиться к ней за утешением, особенно теперь, ночью, когда в его памяти воскресли кошмары.

Во время плавания ему с избытком хватило времени подумать о Трот. Будь их брак абсолютно законным, Кайл не нашел бы другого выхода, кроме как примириться с ним, но его законность была в лучшем случае сомнительна. Это означало, что долг Кайла – освободить Трот от всех обязательств, которые она взяла на себя, зная, что их брак продлится всего несколько часов. Она стремилась к свободе и заслуживала ее.

Но теперь, когда и его родные, и сам Кайл признали ее статус леди Максвелл, будет чертовски трудно расторгнуть их брак, не вызвав скандала. Кайл знал, что незапятнанное имя Трот необходимо так же, как свобода.

Он надеялся не застать ее в Уорфилде. Думал, что она давным-давно вернулась в Англию, известила о его смерти Доминика, а затем отправилась в Шотландию. Кайл заранее боролся с желанием еще раз повидаться с ней.

Он испытал потрясение, увидев ее рядом с Домиником и Мериэл. В амазонке она была так прекрасна, выглядела истинной англичанкой, и поначалу Кайл не узнал ее. Робкий Цзинь Кан и услужливая Мэй Лянь исчезли бесследно. Если бы не чудесный восточный разрез глаз Трот, Кайл принял бы ее за новую подругу Мериэл.

Кайл укрыл Трот стеганым одеялом, сложенным в ногах кровати. Днем весна уже вступала в свои права, но ночи были по-зимнему холодными. Кайлу вдруг живо вспомнилось, как смеялась Трот, когда они предавались любви. Но казалось, что эта страсть и радость были в другой жизни. Теперь Трот отдалилась, а Кайл не узнавал самого себя.

Несмотря на все его старания не потревожить Трот, она вдруг открыла глаза и настороженно воззрилась на Кайла.

– Доминик сидел с вами, пока Мериэл не увела его спать. Надеюсь, вам уже лучше, милорд?

– Намного. – Ее настороженность была мучительна для Кайла. Надо поскорее заверить Трот, что он вовсе не намерен ни к чему принуждать ее. – Прости, Трот, я совершил ужасную ошибку. Я самонадеянно считал, что побываю в Хошане и благополучно вернусь в Макао. А в результате ты чуть не погибла, я причинил ужасные страдания моим близким, Чэнгуа пришлось заплатить кучу денег, а положение европейских торговцев в Кантоне осложнилось. И все из-за моего каприза.

– Что сделано – то сделано, – мудро отозвалась Трот. – Расскажите, что с вами стало.

Кайл коротко поведал ей о ложных казнях, сосредоточившись не на своих эмоциях, а на фактах. Даже теперь, спустя много месяцев, ему было невыносимо вспоминать о своем постыдном страхе и горе. Особенно рядом с Трот.

– А потом Чэнгуа спас вас?

– Да, но это случилось не сразу. Поначалу меня считали мертвым, поэтому вице-король и его приближенные не спешили. Но как только Чэнгуа узнал, что меня не казнили, он отправил в Фэнтан своего старшего сына и личного врача с отрядом солдат – на случай, если By Чжон заупрямится. – Кайл невесело усмехнулся. – Негодяй сделал вид, будто ему самому не терпится отделаться от «заморского дьявола». Он охотно расстался со мной, не преминув сообщить, что послал весть в Пекин, прося распоряжений – правда, гонцу было приказано не торопиться. Однако, узнав, что вице-король забирает узника под свою ответственность, By Чжон не стал возражать. Но обо всем этом мне стало известно гораздо позднее.

– От Чэнгуа?

– Он разбранил меня, как напроказившего школьника, и не позволил вернуть ему деньги, которые ему пришлось заплатить за мою провинность.

– Он рассердился на меня? – Выразительное лицо Трот застыло.

– Он сказал, что ему будет недоставать твоего кунг-фу. – Зная, как это важно для Трот, Кайл добавил: – По-моему, он сожалел о разлуке с тобой, и не только потому, что ты была ему полезна. Он ничуть не сердился. Просто… был опечален и желал тебе всего наилучшего.

Трот вздохнула с облегчением.

– Я рада…

– А что случилось с тобой после нашей последней встречи в Фэнтане?

– Я благополучно добралась до Макао. Гэвин Эллиот оказал мне неоценимую помощь, а ваши родные были очень добры ко мне, даже старый дракон… – Трот поспешно поправилась: – То есть ваш отец.

– Старый дракон – подходящее прозвище для него. Кстати, он должен скоро приехать. Едва ступив на землю Англии, я послал письма ему и сестре. – Кайлу следовало бы сначала побывать в Дорнли, но это даже не пришло ему в голову. Узы, связывающие его с братом, были неизмеримо крепче натянутых отношений с графом, превыше долга.

Трот уткнулась лицом в его плечо.

– Что же будет дальше?

– Будь я проклят, если знаю. То, что казалось оправданным в китайской тюрьме, здесь, в Англии, выглядит помешательством. – Он устремил невидящий взгляд в потолок. – Вопрос заключается в том, как вернуть тебе свободу и не вызватъ скандал.

Трот замерла.

– Вы хотите расторгнуть брак?

Речь шла не о его желаниях, а о справедливости. Тщательно подбирая слова, Кайл ответил:

– Перед тобой открыт весь мир, а я… я не собирался жениться. He думаю, что из меня получится хороший муж. Ты заслуживаешь лучшей участи.

– Как вы благородны, – сухо выговорила Трот.

Впервые за несколько месяцев Кайл засмеялся.

– Нет, не благороден, а растерян, но пытаюсь поступить правильно. – Поддавшись порыву, он продолжал: – Но если ты не спешишь расстаться со мной, мы можем подождать, пока я не окрепну. У тебя будет время решить, чего же ты хочешь. Наверное, ты до сих пор не оправилась от потрясения, увидев меня, воскресшего из мертвых,

Трот кивнула.

Кайл провел ладонью по ее шелковистым волосам.

– Прости. Писать тебе было бессмысленно: я знал, что доберусь до Англии раньше, чем ты получишь письмо.

– Это я понимаю. – Голос Трот остался холодным. – А что касается всего остального… если я не ошибаюсь, вы намерены отказаться от исполнения супружеского долга, пока не решите, как нам будет лучше расстаться.

Кайл поморщился. Неужели она что-то заподозрила? Он и вправду боялся, что если они опять станут любовниками, ему не хватит духу отпустить ее. Пытаясь свести разговор к шутке, он ответил:

– Когда ты увидишь Дорнли, ты сама захочешь расторгнуть наш брак. Это самое мрачное поместье во всей Англии.

– Но это ваш дом.

– Он достался мне за мои грехи. – Кайл усмехнулся, издеваясь над самим собой. – Должен признаться, мне не терпится вернуться туда. Семь лет – долгий срок.

Достаточно долгий, чтобы осуществить свою мечту и остаться ни с чем.

31

Дорнли по праву снискал свою репутацию. Над воротами этого возвышающегося на фоне серого холодного неба зловещего строения следовало бы высечь надпись: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Трот отпрянула от окна кареты, не зная, радоваться ей тому, что томительная поездка завершилась, или печалиться, что ее конечная цель так негостеприимна, как и предупреждал Кайл.

Она сидела напротив мужа и его отца в массивной, роскошной карете Рексхэма. Это тесное пространство они делили Два долгих дня, стараясь не встречаться взглядами.

Последние две недели выдались особенно утомительными. Через два дня после возвращения блудного сына к воротам Уорфилд-парка подкатил экипаж лорда Рексхэма. Двумя часами раньше прибыла леди Люсия. Под обычными резкими манерами граф скрывал волнение наседки, под крыло которой только что вернулся потерянный цыпленок. Кайл принимал всеобщие знаки внимания устало, но любезно, а Трот подозревала, что он предпочел бы побыть один.

Но ее мнение никого не интересовало. С тех пор как он появился в поместье и занял отдельную комнату, Трот вдруг почувствовала, что к ней относятся иначе, чем когда Кайла считали погибшим. Нет, никто не был груб с ней, никто не говорил вслух о том, что ей не место в кругу семейства Ренбурн, но Трот казалось, что она вдруг стала никому не нужна. Долгие дни и ночи она постоянно напоминала себе, что Кайл отдалился не только от нее.

Оживлялся он лишь в обществе брата. Доминик стал резким и нетерпеливым со всеми, кроме Кайла, и Трот чувствовала, что от одного брата другому передается энергия ци, силы Доминика питают его близнеца. А может, все это ей просто мерещилось. В практичной Англии обычаи и поверья далекой родины порой казались Трот смешными суевериями.

К счастью, Мериэл по-прежнему была добра к ней. Она не давала Трот скучать, поручала ее заботам детей, брала с собой на прогулки, вместе с ней работала в оранжерее, предвкушая возможность с наступлением теплых дней пересадить растения в сад.

Но в Дорнли Трот не могла рассчитывать даже на поддержку Мериэл. Проведя в Уорфилде десять дней, Кайл оправился настолько, что согласился вернуться в родовое гнездо. Старик Рексхэм так спешил перевезти сына к себе, словно не верил в его возвращение. А может, он стремился разлучить Кайла с Домиником и впредь держать наследника при себе. Трот догадывалась, что в планах графа ей вообще не отведено места.

Несмотря на желание постоянно быть рядом с мужем, Трот терпеливо выжидала и надеялась, что со временем Кайл переменится к ней. Она одевалась, говорила и вела себя, как подобало английской леди, стремясь заслужить одобрение Рексхэма. Порой она ловила озадаченный взгляд Кайла, который будто не узнавал ее, и догадывалась, что он удивлен тем, как быстро она переняла манеры знатной дамы. Трот с детства была наделена талантом подражания, а от матери унаследовала утонченную женственность.

Карета остановилась перед крыльцом Дорнли, лакей поспешил открыть дверцу и опустить подножку.

Очутившись под дождем, Трот вздохнула с облегчением. Она была бы рада провести два дня в пути наедине с Кайлом, но присутствие Рексхэма все меняло. Несомненно, и граф хотел побыть вдвоем с сыном. А Кайл? Вероятно, он радовался тому, что в дороге его избавили от разговоров.

В холле Дорнли – холодном, гулком, совершенно пустом – выстроилась длинная шеренга слуг, почтительно встречающих наследника графа. Из вежливости Кайл поздоровался с каждым, пройдя вдоль шеренги, а Трот в это время ждала в сторонке, замечая, с каким любопытством посматривают на нее обитатели замка.

К ее удивлению, Кайл, покончив с приветствиями, подошел к ней, взял ее под руку и подвел к слугам. – Моя жена, леди Максвелл.

При этих словах в ее душе вспыхнула искра надежды. Но пока Кайл представлял ей старших слуг, она заметила, что Рексхэм недовольно поджал губы. Экономка повела Трот в ее комнаты, и Трот мысленно вновь поклялась быть терпеливой и вести себя безупречно, как подобает английской леди.

Больше она ничего не могла поделать, разве что молиться и надеяться.

Проведя в Дорнли неделю, Трот поняла, почему Кайл сбежал отсюда. Любой знаток фэн шуй пришел бы в ужас от многочисленных острых углов, тесноты в одних комнатах и зияющей пустоты в других, общей атмосферы мрачности и уныния.

Но, наверное, этот дом вполне устраивал ее мужа, который блуждал по комнатам, как привидение, – любезный, но настолько отчужденный, что даже во время разговоров оставался погруженным в свои мысли. Очевидно, его терзала болезнь похуже малярии и истощения. Болен был его дух, а не плоть. Любопытство и жажда жизни, которые так поразили Трот при первой встрече с Кайлом, улетучились, от него словно осталась пустая оболочка.

Трот хотела помочь ему, но не знала, как, и боялась ошибиться. К тому же ей было нелегко поддерживать свой дух, упавший за целую неделю, проведенную в доме, похожем на мавзолей, за окнами которого непрерывно лил дождь.

Чтобы скоротать время, Трот читала, осматривала комнаты, осторожно знакомилась со старшими слугами, но больше всего ждала хоть какого-нибудь ободрения со стороны мужа. Власть над ее сомнениями и надеждами находилась в его руках. Именно ему полагалось сделать первый шаг.

Выдержит ли он пышный прием, который Рексхэм решил устроить назавтра в честь возвращения сына? В Дорнли была приглашена вся знать округи. Кайл знаком почти со всеми гостями, но многолюдное сборище наверняка утомит его. Саму Трот перспектива приема ужасала, она решила остаться в своей комнате. В отличие от рождественского бала в Уорфилде здесь ее никто не хватится.

Неожиданно сквозь тучи выглянуло солнце. Расчесывая волосы, на ночь заплетенные в косу, Трот любовалась в окно великолепными холмами Нортхемптоншира. После дождя вся зелень пошла в рост, под деревьями расцвели ярко-желтые нарциссы, живые изгороди покрылись первой листвой. Теперь Трот понимала, почему Кайла так тянуло на родину – но не в унылый отцовский дом, а к удивительной природе.

Пока Трот скручивала волосы в скромный узел на затылке, ей в голову пришла удачная мысль – предложить Кайлу верховую прогулку. Может быть, он будет рад показать ей поместье. Рексхэм, страдающий подагрой, не сможет сопровождать их, и они с мужем побудут час-другой вдвоем. Если повезет, они разговорятся и смогут насладиться обществом друг друга, как когда-то в Китае.

Предвкушая удачную прогулку, она позвонила, зовя Бесси, свою новую горничную, и приказала подать амазонку. Если Кайл откажется, она прокатится одна. После длительного бездействия ее тело жаждало движения.

Упражнениями, поддерживающими поток ци, она не занималась с тех пор, как они покинули Хошань.

Сначала путешествие пешком отняло у нее слишком много сил, потом ей пришлось ютиться в тесной корабельной каюте. В Уорфилде, где любую ее причуду восприняли бы как должное, она порывалась возобновить тренировки, но, подумав, решала, что им нет места в жизни чопорной леди Максвелл.

Трот поспешно позавтракала чаем, поджаренным хлебом и джемом. Обедала она в столовой, в обществе Кайла и Рексхэма, но завтрак попросила подавать ей в комнату, чтобы не усиливать напряжение, царящее в доме.

С помощью Бесси Трот облачилась в амазонку, сшитую из скромного темно-синего сукна. Изобретательная портниха отделала ее золотым галуном на манер армейского мундира, и результат получился поразительным.

Подхватив длинные юбки, Трот сбежала по лестнице, чувствуя прилив веселья и оптимизма. Может, Кайлу настолько понравится прогулка, что он проявит интерес и к другому, более интимному галопу…

Упрекнув себя за недостойные мысли, Трот подумала, что они приходят к ней в голову слишком часто. Желание Кайла угасло, но ее по-прежнему влекло к нему, ей приходилось сдерживаться, чтобы поминутно не касаться его руки. Еще труднее было не броситься к нему в объятия, надеясь поцелуем воспламенить страсть.

Всему свое время. Встретив в холле дворецкого, Трот спросила:

– Вы не знаете, где лорд Максвелл?

– Кажется, в кабинете, миледи. – Хокинг окинул одобрительным взглядом ее амазонку. – Прекрасный день для прогулки, миледи. Уверен, лорд Максвелл не откажется составить вам компанию.

– Надеюсь.

Хокинг родился и вырос в Дорнли и питал безграничное уважение к молодому хозяину. Трот чувствовала в нем своего молчаливого союзника.

Осматривая замок, она узнала, что кабинет – уютная комната, прилегающая к большой библиотеке.

Благодаря камину, письменному столу и нескольким удобным креслам кабинет был одной из самых милых комнат дома. Как приятно было бы сидеть здесь по вечерам, слушая Кайла…

Трот прошла по библиотеке и уже взялась за ручку двери, ведущей в кабинет, когда услышала изнутри голоса. Хрипловатый и резкий явно принадлежал Рексхэму.

– Вот вы где, Максвелл. На этот раз вам от меня не спрятаться.

– Вот как? – рассеянно отозвался Кайл. – До сих пор это мне удавалось.

Похоже, ни отец, ни сын не услышали шагов Трот. Она медлила, не зная, уйти или постучаться в дверь. Терять такой чудесный день было жаль, к тому же Кайлу пошли бы на пользу свежий воздух и солнце.

Под Рексхэмом скрипнуло кресло.

– Когда вы наконец поговорите с этой девушкой?

Трот похолодела. Кайл предостерегающим тоном уточнил:

– Полагаю, вы имеете в виду мою жену?

– Она вам не жена, – возразил старик. – Вашу смехотворную церемонию сочли бы незаконной даже в Шотландии. А поскольку она состоялась в Китае, ей грош цена. Вы должны расстаться с ней и выбрать достойную жену.

– Хотя законность церемонии сомнительна, мы оба считаем, что она связала нас прочными узами.

– Значит, она была вашей любовницей, черт побери! Нет, я вас не виню – она смазливая плутовка, даже чересчур. И вы ни за что не стали бы ломать эту комедию, если бы не знали, что на следующий день вас казнят.

– Да, я действительно думал прежде всего о своей смерти, – устало подтвердил Кайл, – но дело не в этом. Я дал клятву, я не могу расстаться с Трот.

– Нет, можете и сделаете это! Я был готов признать ее вашей вдовой, но только не следующей графиней Рексхэм!

– Отчего же?

– Ради всего святого, не прикидывайтесь глупцом, – с отвращением выпалил Рексхэм. – Она китаянка, и будь я проклят, если допущу, чтобы у следующего графа Рексхэма были раскосые глаза!

Дрожа, Трот опустилась в кресло. Все ее старания вести себя, как подобает английской леди, оказались тщетными. По мнению Рексхэма, ее смешанная кровь перевешивала весь ее ум, безупречные манеры и кротость.

– Могло случиться так, что ко времени появления этого гипотетического младенца вы давным-давно покоились бы в могиле, – сухо заметил Кайл. – Я пообещал Трот покровительство и по своей воле дал ей мое имя. Разве честь позволяет графу Рексхэму нарушить клятву только потому, что обстоятельства изменились?

Он ни словом не упомянул о любви, страсти и даже о дружбе. Для него она была просто подопечной. Обузой.

– Поскольку она помогла вызволить вас из тюрьмы, нельзя просто взять и вышвырнуть ее, – согласился Рексхэм. – Вы в состоянии проявить щедрость. Благодаря содержанию в две тысячи фунтов в год она станет богатой женщиной. Пусть отправляется в Лондон и обзаводится какими угодно любовниками. Вы у нее не первый и наверняка не последний.

Трот закрыла пылающее лицо ладонями, слушая ледяной голос Кайла.

– Добродетель и честь Трот безупречны, и я не позволю оскорблять ее ни вам, ни кому-нибудь другому. Надеюсь, я выразился ясно?

Оцепенев, Трот решила, что должна быть благодарна уже за это. Но Кайл вновь подразумевал долг, а не привязанность.

Не в силах выдержать дольше, она вскочила и бросилась в холл, слыша, как затихают за ее спиной голоса. К счастью, ни на лестнице, ни в коридоре ей никто не встретился. У себя в комнате она упала на кровать и свернулась в тугой, дрожащий комочек.

Ее брак распался. Брак? Нет. Она считала Кайла мужем, а он так и не привык воспринимать ее как жену. Она стала для него обременительным сувениром, привезенным из путешествия.

И даже если его до сих пор влечет к ней, брак даст трещину, не выдержав решительных протестов Рексхэма. Упорство Кайла постепенно иссякнет, он капитулирует, потому что сын обязан повиноваться отцу. Места для Трот в Дорнли нет, и поскольку законность ее брака оспаривается, нет смысла задерживаться здесь.

Более того – Трот не желала оставаться в Дорнли. Будьте прокляты и Рексхэм, и Максвелл! Она – дочь Поднебесной империи. Услышав, как и отец, и сын отвергли ее, она убедилась, что фань цюй и вправду варвары. Уж лучше умереть, чем остаться здесь! Ей не нужны ни Ренбурны, ни их жалость.

Охваченная безумной яростью, она позвонила, вызывая горничную, и сама начала собирать вещи. Дорожный сундук был слишком велик, но у Трот нашлась пара саквояжей. В один она сложила самую необходимую одежду, во второй – вещи, привезенные из Китая. За остальным имуществом она пришлет позже – Ренбурны наверняка будут рады отделаться и от самих вещей, и от их хозяйки.

Нет, она просто исчезнет. В отсутствие недостойной жены, к тому же не связанной с ним законными узами, Кайл сможет жениться на одной из кокетливых белокурых девушек, которые толпой окружали его после церковных служб в Уорфилде, и станет толстым и скучным, как и подобает английскому джентльмену.

Дождавшись Бесси, Трот приказала:

– Помогите мне снять амазонку, а потом прикажите подать экипаж.

Горничная вытаращила глаза, увидев наполовину заполненные саквояжи.

– Миледи, что это?

– Никому ни слова!

Прикусив губу, девушка расстегнула амазонку и поспешила передать приказ хозяйки конюху. Трот переоделась в простое платье, которое могла застегнуть сама, без помощи горничной. Амазонку она оставила брошенной на пол, более не заботясь о порядке и атмосфере Дорнли.

Вежливость требовала оставить Максвеллу записку, а Трот не хотелось уподобляться неучтивым «заморским дьяволам». Она быстро написала: «Лорд Максвелл, вы и ваши близкие хотели избавиться от меня. Ваше желание исполнено». И она подписалась китайскими иероглифами, составляющими имя Мэй Лянь.

Взяв по саквояжу в каждую руку, она вышла в коридор и выглянула в боковое окно. К ее облегчению, экипаж уже ждал у крыльца. Трот удалось спуститься вниз незамеченной. У экипажа она велела кучеру:

– Довезите меня до ближайшего постоялого двора, где останавливаются дилижансы.

Как и Бесси, кучер изумленно уставился на ее багаж.

– Что это, миледи?

Трот смерила его разгневанным взглядом. Кучер поспешно уложил в экипаж саквояжи и подсадил Трот.

Как только карета тронулась с места, Трот откинулась на бархатные подушки и перестала сдерживать дрожь. Все кончено. Она не кто иная, как любовница, покидающая своего любовника, и чем скорее она уедет, тем лучше.

Денег, полученных от Кайла перед началом путешествия и от Гэвина Эллиота перед отплытием в Англию, ей хватит на много месяцев. Она отправится в Шотландию. Может быть, какой-нибудь эдинбургской торговой компании нужен клерк, владеющий китайским. А если нет, она найдет применение своим знаниям в Лондоне. Захочет ли Эллиот знаться не со вдовой друга, а с бывшей любовницей делового партнера? Если нет, не важно. Она готова взяться за любую работу.

Трот обернулась, в последний раз окинув Дорнли взглядом сухих глаз. Ей требовалась помощь лорда Максвелла, чтобы добраться до Англии, и она получила эту помощь, а также деньги, которые не дадут ей умереть с голоду. Они с Максвеллом исполнили обязательства друг перед другом, больше их ничто не связывает.

Ничто.

32

Кайл прилагал все мыслимые усилия, чтобы пропускать слова отца мимо ушей, но когда граф зашел слишком далеко, равнодушие Кайла сменилось холодной яростью. Он стиснул кулаки, борясь с желанием ответить ударом на оскорбления.

– Добродетель и честь Трот безупречны, и я не позволю оскорблять ее ни вам, ни кому-нибудь другому. Надеюсь, я выразился ясно?

Рексхэм был шокирован.

– Как вы смеете так разговаривать с отцом?

– Долг мужчины защищать жену превыше его сыновнего долга, – отрезал Кайл. – Вы считаете, что Трот недостойна меня. Но на самом деле я недостоин ее.

Граф раздраженно махнул рукой.

– Если вы настаиваете, я готов поверить, что она чиста, как первый снег, и делает честь себе подобным. Но все-таки вам она не жена.

– Вы решительно отказываетесь признать ее моей женой? В таком случае я вам не сын. Можете без колебаний лишить меня наследства.

Лицо Рексхэма приобрело багровый оттенок.

– Вы прекрасно знаете, что так поступить я не могу! Титул и почти все состояние достанутся вам. Они перейдут по наследству к старшему сыну от старшего сына, как и должно быть.

Кайл вспыхнул.

– И это значит, что я не могу жить так, как пожелаю, и у вас нет выхода?

– Да. Неужели я не вправе надеяться на вашу рассудительность и чувство долга?

Кайл поднялся и начал раздраженно вышагивать по комнате, стук сердца отдавался у него в висках. С самого приезда домой он избегал оставаться с отцом наедине, зная, что спор неизбежен, а он пока не мог разрешить противоречие между долгом перед Трот и обязанностями наследника Рексхэма. Но дольше откладывать неприятный разговор было невозможно. Как положить ему конец, не доводя дело до смертельных обид и разрыва?

Отношения Кайла с графом с давних лет представляли собой сложное сочетание привязанности, долга и напряжения. Старик унаследовал поместье уже после того, как оно пришло в упадок, и упорным трудом привел в его в порядок. Он стал справедливым и изобретательным землевладельцем и добросовестным членом палаты лордов. Но когда речь заходила о семье, граф всеми силами оберегал близких и требовал от них беспрекословного подчинения.

Напомнив себе о достойных восхищения качествах отца, Кайл произнес почти спокойно:

– В путешествии я скучал по вас, отец, Я вернулся не для того, чтобы вновь ссориться с вами.

Рексхэм переменился в лице.

– Вы никогда не называли меня отцом.

– Значит, самое время начать. Я ценю ваше мнение, но не позволю вам распоряжаться моей жизнью, как в детстве.

– Я вовсе не собирался распоряжаться вашей жизнью! Я просто… просто пытался уберечь вас от ужасной ошибки…

Кайл грустно улыбнулся. Его отец деспот, но руководствующийся благими намерениями.

– Трезвость суждений – это прекрасно, но на ошибках мы учимся.

Губы отца нехотя растянулись в улыбке.

– Вы правы, но нелегко сидеть сложа руки, видя, как твой сын губит себя.

– А когда вы были ребенком, вам тоже было невыносимо сидеть сложа руки и видеть, как ваш отец губит все семейство Ренбурн?

– Пожалуй, да. – Рексхэм озадаченно потер подбородок. – Об этом я никогда не думал…

За долгие месяцы, проведенные в тюрьме By Чжо-на, Кайл успел подумать о многом, искал взаимосвязь тех событий, о которых редко вспоминал. Страдания подобно безрассудству помогают приобретать опыт. Пришло время поделиться своими прозрениями, упрочить отношения с отцом.

– Вряд ли наш брак с Трот окажется прочным, но быть ему или нет – решать ей. Если она придет к выводу, что сможет быть счастлива без меня, я попрощаюсь с ней и пожелаю всех благ. – Произнеся эти слова, Кайл вдруг поразился боли, вызванной мимолетной мыслью о расставании с Трот. – Если же она предпочтет остаться леди Максвелл, а это вряд ли, я снова сочетаюсь с ней браком в церкви, чтобы никто не смел сомневаться в законности нашего союза. Но решение должна принять она.

– Не позволяйте чувству долга ввести вас в заблуждение, Максвелл, – печально отозвался отец. – Если вы расстанетесь, вам обоим будет легче. Если она и вправду сокровище, она без труда найдет заботливого мужа, а вы выберете себе достойную жену. Такую, которая понимает, что значит быть графиней.

– Но почему вы так невзлюбили Трот? Только потому, что она наполовину китаянка? Мир уже не такой, как прежде, отец. Лорд Ливерпуль на четверть индус, а он целых пятнадцать лет занимал пост премьер-министра. В жилах членов английской королевской семьи есть примесь африканской крови, как у их родственников, королей Португалии. Империя разрастается, брачными узами все чаще сочетаются дети разных рас. Почему бы и Ренбурнам не присоединиться к их числу?

– Дело не в ней, а в том, что я не желаю, чтобы в жилах моих внуков текла китайская кровь. – Рексхэм нахмурился. – Более того, эта девчонка действует мне на нервы. Она… слишком уж покладиста. Чересчур подобострастна, хитра и скрытна. Я никак не могу догадаться, что у нее на уме, и это меня тревожит.

– Трот подобострастна? – Кайл ошеломленно перебрал в памяти события последних недель. Да, Трот старалась быть почти незаметной, вела себя тихо, как и он сам.

– По-моему, все дело в том, что она просто застенчива и к тому же не уверена в своем положении. Но уверяю вас, она не льстива и не скрытна. Она удивительна, и этим она обязана в первую очередь своему происхождению.

После долгого молчания Рексхэм заметил:

– Она и вправду небезразлична вам?

– Да. – Кайл не собирался признаваться в глубоких, сложных чувствах, которые пробуждала в нем Трот. – Судьба свела нас с Трот. Если она покинет меня, так тому и быть, но если у меня появятся дети, а у вас – внуки, их матерью станет Трот, и больше никто. – Он невесело усмехнулся. – Так что молитесь, чтобы она решила расстаться со мной.

Рексхэм тяжело поднялся.

– Я буду молиться о том, чтобы вы были счастливы, Максвелл. Но, пожалуй, это невыполнимая просьба.

Кайл уставился на дверь, закрывшуюся за Рексхэмом. По своему обыкновению, старик закончил спор, выказав поразительную проницательность. Неужели он давно постиг беспокойную душу своего наследника?

Долгое время Кайл сидел в кабинете, размышляя о своей жизни. С тех пор как он попал в тюрьму, его словно затягивала черная трясина, его преследовали кошмары и мучила нерешительность. Он должен вырваться из этого болота ради своих близких.

И конечно, ради Трот, терпение и нетребовательность которой безграничны. Надо призвать на помощь всю силу и решимость, чтобы подарить ей свободу, а не удерживать ее в Дорнли. Кайл знал, что ему будет недоставать Трот, как солдату недостает ампутированной конечности, но он не имел никакого права держать ее взаперти, раз не мог предложить ей любовь.

Открыв глаза, он заметил, что за окном светит солнце. Пожалуй, они с Трот могли бы прокатиться верхом. Доминик говорил, что она уже неплохо держится в седле. Возможно, во время прогулки им удастся разговориться.

Эта мысль заставила его задуматься о том, что стало с ослом Шеном. Кайл успел привязаться к упрямому животному, несмотря на его костлявую спину.

Охваченный предвкушением, он позвонил, зовя дворецкого. Дождавшись Хокинга, он спросил:

– Вы не знаете, где сейчас леди Максвелл? Я не прочь предложить ей верховую прогулку.

Хокинг удивленно поднял брови.

– Разве ее светлость не нашла вас? Ей в голову пришла та же мысль, она недавно спрашивала о вас.

– Вот как? Нет, сегодня утром я ее не видел. – Кайла осенила пугающая догадка. Если Трот шла за ним в кабинет, она могла стоять у двери в разгар спора с Рексхэмом. И если она успела что-нибудь услышать…

Встревоженный, Кайл быстро поднялся в комнату Трот, надеясь не застать ее плачущей. Узнав о том, что Рексхэм презирает ее за то, что она наполовину китаянка, она будет убита горем.

Кайл постучал в дверь, но ответа не дождался. Постучав вновь, он осторожно повернул ручку и открыл дверь.

То, что он увидел, было гораздо хуже слез. В спальне царил беспорядок, ящики комода остались выдвинутыми, одежда грудами валялась на кровати и на полу. Кайлу было трудно поверить, что здесь живет аккуратная Трот. Точнее, уже не живет: вид комнаты явно свидетельствовал о том, что Трот покинула дом. Кайл прошелся по комнате, огляделся и вызвал горничную. Наверное, эта девушка – кажется, Бесси – знает, куда уехала ее госпожа.

В этот момент Кайл заметил на каминной доске записку, схватил ее, развернул и прочел: «Лорд Максвелл, вы и ваши близкие хотели избавиться от меня. Ваше желание исполнено».

Он скомкал записку в кулаке. Горничная вошла в комнату и пугливо присела.

– Да, милорд?

– Вы знаете, куда уехала леди Максвелл? – Кайл поразился тому, как бесстрастно прозвучал его голос.

– Нет, сэр, но она велела подать ей экипаж.

– Большой или один из маленьких?

– Маленький.

Кайл начал лихорадочно соображать. Если бы Трот отправилась в далекую поездку, кучер прежде спросил бы разрешения у хозяина дома – значит, она добралась до ближайшего города, где дождалась дилижанса, едущего в Лондон. Нет, не в Лондон – скорее в Шотландию. Он давно обещал отвезти ее туда, но ему не хватало сил сдержать слово.

Но теперь Кайл ощутил прилив энергии. Вернувшись к себе в комнату, он быстро сменил домашнюю одежду на костюм для верховой езды. Внизу он столкнулся с отцом.

– Вам повезло, – язвительным тоном сообщил он. – Трот случайно услышала наш разговор и покинула дом. Я надеюсь убедить ее вернуться, но если она откажется, мне не в чем ее винить.

– Проклятие! Этого я не хотел. – Рексхэм нахмурился. – Может, она охотнее согласится вернуться сюда, если узнает, что я скоро уезжаю? Начинается парламентская сессия, мне пора в Лондон. Правда, покинуть дом до приема в вашу честь я не могу, но уеду сразу после него. Только не спешите, разберитесь во всем сами и дайте девушке подумать.

Кайл заморгал, удивленный предложением отца.

– Не знаю, поможет ли это, но совет разумный. Благодарю вас.

Рексхэм иронически усмехнулся.

– Полагаю, уж лучше внуки с примесью китайской крови, чем вообще никаких. – Он повернулся и зашагал через холл, звучным голосом зовя секретаря.

В конюшне Кайл сам оседлал каракового жеребца, напомнившего ему о Пегасе. Старший конюх Маллой, который почти тридцать лет назад учил близнецов ездить верхом, появился, когда Кайл затягивал подпругу.

– А вы сейчас в состоянии править норовистым конем, милорд?

Кайл насторожился.

– Он часто сбрасывает всадников?

Конюх хмыкнул.

– Нет, только когда он не в духе. Ручаюсь, Нельсон вам понравится.

Маллой оказался прав. Едва Кайл вскочил на спину жеребца, Нельсон так заплясал на месте, что Кайл не удержался и вылетел из седла, с силой ударившись об пол. Мальчишка-конюх схватил Нельсона за узду, к Кайлу подбежал встревоженный Маллой.

– Вы не ушиблись, милорд?

Выругавшись сквозь зубы, Кайл отстранил конюха.

– Со мной ничего не случилось.

Он отряхнулся и решительно направился к Нельсону. Как глупо! Он совсем забыл, что целый год не сидел в седле. Осел Шен не в счет. Такого горячего коня, как Нельсон, следовало с самого начала поставить на место. Почти всю жизнь властность была второй натурой Кайла, но в Китае он утратил ее.

С видом человека, сознающего свою власть, Кайл взялся за поводья и несколько минут гладил коня по шее, не давая ему отпрянуть. Решив, что Нельсон укрощен, Кайл снова забрался в седло. На этот раз он был готов к проказам жеребца и предугадывал его резкие движения.

Когда Кайлу удалось заставить Нельсона застыть на месте, Маллой одобрительно заметил:

– Вижу, вы не растеряли мастерства.

– Разве что стал неповоротливым. – Кайл рысью выехал со двора, а потом пустил коня бешеным галопом по холмам, направляясь к Нортхемптону.

В том, что он разыщет Трот, Кайл не сомневался. Но как быть дальше?

33

Быстро нахлынувшая усталость помешала Кайлу во всей полноте насладиться поездкой. Малярия подточила его силу и выносливость, тюрьма в Фэнтане сломила мятежный дух.

Поскольку он скакал наперерез, то должен был опередить карету Трот. Если повезет, он отыщет ее на постоялом дворе. Если же она уже уехала, кто-нибудь наверняка заметил, в какой дилижанс она села.

Но что, черт возьми, сказать ей при встрече? Кайл избегал разговоров с Трот по той же причине, по которой уклонялся от бесед наедине с отцом. Он знал, что любой спор будет мучителен для него, и был еще не готов к такому испытанию. Но как и следовало ожидать, промедление только осложнило его положение. Судя по состоянию спальни Трот, она покинула Дорнли в ярости оттого, что была оскорблена до глубины души.

Хуже всего было то, что ей пришлось уехать, чтобы начать новую жизнь, о которой она так долго мечтала. Преданность и обязательность – вот что удерживало ее в Дорнли, хотя ей явно не нравился этот дом. Но Кайлу было нестерпимо больно думать, что они расстались в ярости.

Молясь о том, чтобы догнать Трот, он въехал на постоялый двор Джорджа, передал Нельсона на попечение конюха, вошел в дом и разыскал хозяина.

– Я Максвелл, – представился Кайл. – Скажите, у вас не останавливалась высокая, красивая женщина, с виду иностранка?

– А как же, – отозвался хозяин постоялого двора с профессиональной осторожностью, но вместе с тем любезно, чтобы не рассердить важную персону. – У вас к ней дело, сэр?

– Я ее муж.

– А, вот оно что! Стало быть, она не мисс Монтгомери, а миссис Максвелл. Леди в маленькой гостиной, ждет дилижанса, отправляющегося на север. Сюда, сэр.

Обрадованный тем, что так легко разыскал Трот, Кайл последовал за хозяином. В маленькой гостиной помещались обеденный стол и полдюжины потертых, но удобных стульев. Трот сидела за столом, перед блюдом с хлебом, сыром и луком. Услышав шаги, она вскинула голову, и кровь отхлынула от ее лица.

– Насколько я понимаю, ты услышала все, что отец имел глупость сказать мне сегодня утром, – выпалил Кайл. – Мне очень жаль.

– Жаль? – В ее глазах сверкнула ярость, она вскочила. – Ваш отец презирает меня, вы сами считаете меня тяжкой обузой, как дряхлую гончую, которая зажилась на этом свете! Мне следовало бы принести извинение семейству Ренбурн – за то, что своим присутствием я нарушила чистоту воздуха в Дорнли!

Кайл поморщился.

– Мой отец был очень груб и резок, но в конце концов мы с ним поняли друг друга…

Трот перебила:

– Поняли друг друга? Вы согласились, что наш так называемый брак – фикция, осталось только выбрать благопристойный способ избавиться от моего присутствия. Так вот, я нашла этот способ. Больше я никогда вас не потревожу. – В ее глазах отражались гнев и боль.

– Нет, Трот! – Кайл шагнул к ней, не в силах видеть, как она оскорблена. – Я считаю наш брак законным, и я думал, что и ты того же мнения. Пожалуйста, вернись домой, и мы подумаем вместе, как быть дальше.

– В этот омерзительный дом я не вернусь никогда! – Она схватила со стола острый нож. – Лучше умереть!

Кайл застыл на месте.

– Неужели положение кажется тебе настолько безвыходным?

Ее лицо исказило бешенство.

– Вы ничего не понимаете! Если вам мало того, что уже случилось, – получайте! – Она приставила острие ножа к горлу и сделала движение всем телом вперед, так что нож вдавился в кожу.

Ужаснувшись, Кайл бросился к ней, схватил ее за руку и попытался вырвать нож. Не удержавшись на ногах, оба упали на вытертый ковер. Трот старалась выскользнуть, Кайл прижал к полу ее руку с ножом. Она неистово отбивалась, лягалась, царапалась, рвалась к своему единственному оружию.

– Будьте вы прокляты! – выкрикнула она. – Будьте прокляты все вы!

– Господи, Трот, не делай этого, не надо!

Она была не только гибкой, но и невероятно сильной, способной отразить нападение шестерых крепких мужчин, а Кайл не смел прибегнуть к запрещенным приемам, боясь причинить ей боль. Его силы были на исходе, он удерживал Трот только тяжестью собственного тела.

Распростершись поверх Трот, прижав к полу ее руки, он в отчаянии произнес:

– Как мы дошли до такого? Ведь прежде ты была такой нежной…

Она перестала вырываться и уставилась на него, тяжело дыша.

– Все дело в том, что вы жалеете, что вообще встретились со мной. – она безутешно разрыдалась.

– Это у тебя есть причины проклинать меня. – Не встретив сопротивления, Кайл отобрал у Трот нож, отшвырнул его подальше, сел и привлек Трот к себе на колени, покачивая, как ребенка. – Поклянись, что больше никогда не попытаешься покончить самоубийством, Трот. Это не выход, каким бы мрачным тебе ни казалось положение.

– К чему жить в мире, где мне нет места? – сквозь всхлипы возразила она. – Даже в Кантоне я нашла свою нишу, пусть и не такую, о которой мечтала.

Угрызения совести терзали Кайла.

– Будь у меня возможность совершить самоубийство в Фэнтане, я не задумался бы ни на секунду – и сделал бы ошибку. Сейчас мне живется невесело, но все-таки лучше, чем в темнице By Чжона, и, даст Бог, со временем моя жизнь изменится к лучшему. Как и твоя.

– Но вы здесь свой, а я – нет. И никогда не буду своей.

Кайл пригладил ее шелковистые волосы, в которых мелькали рыжеватые пряди.

– Я не виню тебя за то, что ты решила покинуть Дорнли, – это унылое, жуткое место, а я и пальцем не шевельнул, чтобы помочь тебе освоиться там. Прости. Я был обязан позаботиться о тебе, но не сумел.

– Обязаны? – Трот выпрямилась и широко раскрыла глаза. – Мы ничего не должны друг другу, лорд Максвелл. Я проводила вас в Хошань, вы помогли мне добраться до Англии. Мы выполнили свои обещания, и теперь пойдем каждый своим путем.

– Но этим наши обещания не исчерпываются. – Он с болью вгляделся в ее прекрасное, экзотическое лицо, заглянул в длинные глаза, припухшие от слез. – Я сглупил, думая, что можно стать любовниками и так же легко забыть об этом.

Трот отвела взгляд.

– Стать любовниками было очень просто, а мысль о браке никогда не приходила мне в голову. Но после церемонии я… начала считать вас мужем. Напрасно, правда? Вы были правы: никто не посмел оспаривать наш брак, пока вас считали мертвым. Но вы живы, и теперь мне ясно, что я никогда не была вам женой.

– Для меня эта церемония была такой же настоящей и законной, как для тебя. В то время я считал, что нашел замечательный выход. – Кайл коснулся ее щеки, Трот вздрогнула, и он отвел руку. – Вернись в Дорнли, хотя бы ненадолго. Мне невыносимо думать, что мы расстались в гневе.

Трот закрыла глаза, из-под ее ресниц вновь заструились слезы.

– Нет. Я прилагала все старания, но то и дело допускала какую-нибудь оплошность. Мне никогда не стать английской леди – потому, что я китайская шлюха.

– Не смей так называть себя! Это отвратительно и несправедливо.

– Ваш отец считает иначе.

– Он ошибается.

– И все-таки он ваш отец.

Возразить Кайлу было нечего.

– Но почему, черт побери, ты так стремишься стать английской леди? Я не просил об этом и сомневаюсь, что ты услышала такую просьбу от Доминика и Мериэл.

– Слишком долго меня презирали за то, что я не такая, как все, – прошептала Трот. – Я думала, в Англии все будет по-другому. Но и здесь я такая же чужая, как в Китае.

Кайл зажал ее руку в ладонях.

– Одни люди ненавидят тех, кто не похож на них, а другие восхищаются различиями. Которых ты предпочтешь видеть своими друзьями?

От неожиданности Трот всхлипнула.

– Я… никогда не думала об этом.

– И неудивительно, ведь ты почти всю жизнь чувствовала себя изгоем. Я не стану обманывать тебя, Трот: повсюду в Англии ты будешь привлекать внимание своим необычным лицом. Но почти все англичане терпимы и дружелюбны. Где бы ты ни поселилась, у тебя вскоре появятся друзья, которые будут считать тебя удивительной, прекрасной женщиной.

– Если верить вам, все так просто!

– Не слишком просто, но вполне возможно. – Он сжал ее ладонь. – Поживи еще немного в Дорнли, и мы найдем способ вернуть тебе свободу, не погубив твою репутацию.

Трот скривила губы.

– Дорнли создан самим дьяволом для того, чтобы угнетать человеческий дух.

– Так сделай его другим. Ты рассказывала мне о фэн шуй, искусстве создания гармоничной атмосферы. Я разрешаю тебе превратить Дорнли в уютный уголок. Сказать по правде, я буду Даже рад таким переменам – ведь я обречен провести там всю жизнь.

– Сомневаюсь, что лорд Рексхэм позволит мне хозяйничать в доме.

– Он позволит, обещаю тебе. А еще он решил в скором времени уехать в Лондон – его ждут дела в палате лордов. Он покинет нас на следующий день после приема.

Трот в нерешительности прикусила нижнюю губу, потом покачала головой.

– Какой в этом смысл? Чем раньше я уеду, тем быстрее утихнет скандал. Если я отправлюсь в Шотландию, в дороге называясь собственным именем, кому какое дело, что когда-то я была леди Максвелл?

Кайлу не хотелось отпускать ее. Но приводить такой довод, как его желание, было нелепо.

– Кажется, я придумал способ расстаться, не вызвав скандала. Никто, кроме моих ближайших родственников, не знает, что произошло между нами в тюрьме, а они не станут обсуждать наши личные дела с посторонними. Мы дали друг другу клятву, прибегнув к старинной брачной церемонии, но существует и другой шотландский обычай, называемый обручением. Это нечто вроде пробного брака, в который люди вступают, чтобы проверить, подходят ли они друг другу. Через год и один день после обручения они могут расстаться – по обоюдному согласию или желанию одного из них.

– А если родится ребенок?

– Отец обязан обеспечивать его. Зачастую такие пары решают заключить постоянный союз, а если нет, они вправе расстаться, не запятнав свою репутацию, и позднее найти себе новых спутников жизни.

– Странные обычаи у шотландцев, – сухо заметила Трот. – Но при чем тут мы?

– Мы можем объяснить, что я хотел помочь тебе покинуть Китай и потому мы обручились, а я объявил тебя леди Максвелл. Когда с момента обручения пройдет один год и один день, ты сможешь покинуть мой дом. Это объяснит, почему до сих пор тебя представляли как леди Максвелл, тем более что это правда. Мы не… сожительствовали, поэтому достаточно будет говорить, что мы заключили временный брак ради удобства, чтобы помочь тебе.

Трот вскинула голову, когда он упомянул о сожительстве, но ограничилась кратким ответом:

– А вы находчивы, лорд Максвелл.

– Благодарю.

Трот скривила губы.

– Это был не комплимент.

– Год выдался для меня трудным, и я готов принимать комплименты в любом количестве. – Радуясь тому, что ему удалось вызвать на лице Трот улыбку, Кайл поднялся и помог ей встать. – Такое изложение событий не будет чистой правдой, но прозвучит убедительно и поможет спасти твою репутацию.

– Я не такая важная особа, чтобы заботиться о репутации, но обручение звучит солиднее, чем фиктивный брак.

– Значит ли это, что ты согласна вернуться в Дорнли? – с трепетом спросил Кайл. – Подумай, как приятно будет перевернуть этот мавзолей вверх дном и сделать его более пригодным для жизни.

Трот прищурилась, мысленно прикидывая, как ответить.

– Пожалуй, до конца года я выдержу. А вы отвезете меня в Шотландию? С вами мне было бы легче…

Разыскать родственников покойного отца леди Максвелл было бы проще, чем мисс Монтгомери.

– С удовольствием, хотя нам придется подождать несколько недель, пока не установится погода. А в Шотландии я покажу тебе наш дом в горах. Побывав в Киннокберне, ты узнаешь о Шотландии больше, чем из рассказов отца.

– Но если я вернусь, я перестану разыгрывать чопорную английскую леди, – предупредила Трот. – Почти всю жизнь мне пришлось притворяться, носить маску, и это мне осточертело.

– Понимаю. Я объехал полмира, чтобы выяснить, кто я такой. Ты тоже проделала долгий путь. Может, именно в Дорнли тебе суждено узнать свое истинное "я". – Он крепко пожал руку Трот. – Только, пожалуйста, пообещай мне, что больше никогда не попытаешься совершить самоубийство.

Трот криво улыбнулась.

– В последний момент я отвела бы нож. Я просто хотела показать, как сильна моя ярость.

– И добилась своего. Наверное, у меня прибавилось седых волос, – отозвался Кайл. – Хотя мне недостает обаяния Доминика, еще никогда женщина не грозила самоубийством, лишь бы сбежать от меня. Весьма прискорбно.

– Вы считаете, что Доминик обаятельнее вас?

– Определенно. К тому же он более покладист. А я унаследовал отцовскую непримиримость. Но я исправлюсь.

– Мудрое решение. – Трот окинула его лукавым взглядом. – В переменах нуждается не только дом.

Она вышла из комнаты, предоставив Кайлу нести ее саквояжи. Ее поведение резко переменилось: прежде робкая и почти незаметная, она стала властной и непредсказуемой. Кайлу оставалось лишь гадать, какой была бы Трот, если бы не пыталась оправдать ожидания окружающих.

Он подозревал, что она стала бы неотразима.

34

О недавних надеждах придется забыть навсегда, решила Трот после возвращения в Дорнли. До сих пор она лелеяла неосуществимую мечту – что Кайл признается ей в любви и объявит ее своей законной женой при условии, что она станет респектабельной леди.

Ее иллюзии развеялись, когда стало ясно, что Кайлу и в голову не приходило сохранить их брак. Она нравилась ему, он желал ей добра, считал, что многим обязан ей – но не представлял ее в роли жены. Хорошо еще, что он не намекал на ее смешанное происхождение подобно его отцу.

Как повезло Констанции быть возлюбленной этого человека!

Надежды Трот сменились чувством тоски, одиночества и свободы. Ей стало все равно, что подумают о ней окружающие, – ведь скоро она покинет Дорнли. Рексхэма она поприветствовала холодным кивком, не удосуживаясь быть почтительной с ним. Его оскорблений она не забыла и не простила.

Рексхэм отвел взгляд, явно стыдясь своей несдержанности, но, не делая попыток извиниться. Трот сомневалась, что он вообще умеет просить прощения. Но в глубине души она восхищалась прямотой старика. Он презирал ее, считал, что она погубила жизнь его сына, и не стеснялся открыто заявлять об этом.

Трот часто напоминала себе, что через несколько дней старик уезжает в Лондон. Ко времени его возвращения она уже покинет Дорнли, и оба они будут только рады этому.

Она не раз удивлялась иронии судьбы, понимая, что после возвращения Кайла изо всех сил старалась быть англичанкой, но вместо этого выглядела покорной, как самые робкие и забитые китаянки. С нее довольно! Теперь она будет вести себя, как подобает сильной, своенравной шотландке. А это значит, что она вспомнит о своем китайском наследии, и не важно, что подумают о ней местные жители.

Трот представила, как их потомки будут передавать из уст в уста легенды о сумасбродной китаянке, которую наследник Ренбурна привез на родину из путешествия, и довольно усмехнулась. В провинции такие истории живут подолгу, постоянно пополняясь новыми красочными подробностями.

На следующее утро она встала на рассвете, облачилась в свободную простую тунику и широкие штаны, привезенные из Китая, и вышла из молчаливого дома в сад. Своими строгими клумбами и бордюрами он ничуть не будил воображение, ему недоставало очарования садов Чэнгуа и Мериэл, но цветы уже распускались, земля излучала жизненную силу. День обещал быть ясным.

Трот медленно начала выполнять упражнения тайцзицюань. Господи, она совсем потеряла форму! Ее суставы затвердели, мышцы ослабли за месяцы бездействия. Будь здесь Чэнгуа, он расправился бы с ней в два счета.

Осознав, что их поединки больше никогда не повторятся, Трот испытала острое сожаление. Хотя в присутствии Чэнгуа она держалась скованно, их связывали особые узы. «Спасибо, почтенный Чэнгуа, за то, что ты нашел в своем доме место для сироты-полукровки!»

Она попыталась представить себе, как энергия ци исходит из земли и втекает в ее ступни, разливается по конечностям. Сначала она не чувствовала ничего, но постепенно ощутила пульсацию. Ци была настоящей, что бы там ни твердили лишенные воображения англичане. Повсюду чувствовался пульс жизни, а в его равновесии таились сила и гармония.

Час энергичных упражнений утомил ее физически, но принес бодрость, какой Трот не ощущала давным-давно. Как она сглупила, решив забросить привычные занятия!

Выкупавшись, Трот впервые за время пребывания в Дорнли спустилась в столовую к завтраку, На столе выстроилась впечатляющая шеренга блюд под серебряными крышками, а у Трот после утренней прогулки и тренировки появился аппетит.

Она уже заканчивала завтрак, когда появился Кайл и налил себе чашку дымящегося кофе.

– До меня дошли слухи, что ты здесь. Ты не против, если я составлю тебе компанию?

– Как вам угодно. – Будь она проклята, если еще раз посмотрит на него преданным собачьим взглядом, жаждая его близости. Тем более что Кайл никогда не замечал ее взглядов.

Но Трот не удержалась и стала наблюдать, как Кайл наполняет свою тарелку. Он по-прежнему выглядел истощенным, а сегодня двигался особенно скованно.

– Вам нездоровится?

– Вчера я слишком много времени провел в седле, не говоря уже о том, что Нельсон сбросил меня еще в конюшне. – Кайл подлил ей неплохого китайского чая сорта «сучжон» и занял место напротив. – Кстати, вчера мне пришло в голову предложить тебе верховую прогулку – так я и узнал, что ты тоже хотела пригласить меня прогуляться, и это решение имело плачевные последствия.

– Не такие уж плачевные. Скорее… поучительные.

– И все-таки слишком серьезные. – Кайл неловко поерзал на стуле. – Пожалуй, лучше мне день-другой не садиться в седло. Но надеюсь, в конце недели ты не откажешься прокатиться со мной? Я не прочь показать тебе поместье, да мне и самому не терпится побывать в давно знакомых местах.

Именно об этом Трот мечтала еще вчера. Судьба насмехалась над ней. Но от прогулки она бы не отказалась и теперь.

– Я охотно поеду с вами, если в вашей конюшне найдется смирная лошадь для меня.

– Уверен, это можно устроить. – Кайл принялся за яичницу с ветчиной. – Сегодня днем перед приемом в доме будет царить суматоха. Ты появишься на балу?

– По-моему, на это нет причин. Я не собираюсь жить здесь всю жизнь и не желаю, чтобы на меня глазели.

– В таком случае гости решат, что мы что-то скрываем, тем более что по округе уже ходят слухи о тебе. В сущности, это идеальный повод опробовать историю о нашем обручении. Чем больше народу узнает официальный вариант, тем быстрее к нему привыкнут. – Кайл улыбнулся, но его глаза остались серьезными. – К тому же я буду рад, если ты выйдешь к гостям.

Черт бы побрал этого человека! Он опять вознамерился превратить ее в свою собачонку. Но доводы показались Трот разумными.

– Хорошо, я спущусь вниз, но ненадолго.

Кайл усмехнулся.

– Когда мы решим, что с нас хватит, мы улизнем. Да. Но поодиночке, а не вдвоем.

В тот вечер Трот вымылась тщательнее обычного и как следует просушила волосы. К тому времени как она нехотя начала одеваться, большинство гостей уже собралось. Трот решила надеть лавандовое шелковое платье, сшитое для рождественского бала в Уорфидде, – более нарядного туалета в ее гардеробе не нашлось.

Бесси почтительно вынула платье из шкафа.

– Как красивы вы будете в нем!

Трот провела ладонью по плотному шелку, вспоминая Рождество. Тогда ей было страшно, но вместе с тем радостно. Она чувствовала, что ее окружают доброжелательные люди. Но сегодня предстояло совсем другое испытание.

Думая о бале, она вспомнила Джену Карри, знакомую Мериэл и Доминика, и ее слова: «Не стоит забывать, что вы наполовину китаянка. Старательно подражая англичанам, вы будете обделять саму себя».

Трот отвергла этот совет, мечтая только об одном – стать своей в семье Ренбурнов. Но она потерпела фиаско, о чем недвусмысленно заявил лорд Рексхэм. Когда-то Трот восприняла его подарок как знак того, что ее приняли в семью, но Мериэл сразу сообразила, что старик сделал это в память о Кайле.

«К дьяволу лорда Рексхэма!» Трот надоело угождать ему и пытаться всеми силами сохранить брак с Кайлом. Сегодня она исполнит свою давнюю мечту, станет настоящей китайской дамой.

– Я передумала, – сказала она горничной, открыла нижний ящик комода и вынула подарки, полученные от Кайла в Кантоне. Эти вещи она выложила из сундука собственными руками, Бесси к ним ни разу не притронулась.

Следом за бельем, драгоценностями и духами на свет был извлечен великолепный алый халат, расшитый цветами и бабочками. Трот бережно разложила его на постели. К счастью, халат почти не измялся.

Бесси прикоснулась к нему так, будто боялась, что он растает в воздухе.

– О, миледи! Это китайская вещь?

Трот кивнула.

– Сегодня я надену ее.

– Но… я не знаю, как вам помочь… – растерялась Бесси.

– Помощь мне не понадобится. Китайскую одежду надевать проще, чем европейскую. – Надев белье и штаны, Трот облачилась в халат и застегнула длинный ряд пуговиц от плеча до колен. На миг собственное отражение изумило ее: она увидела перед собой женщину в алом наряде новобрачной, но не невесту. Трот подавила вздох. – Ну, что скажете, Бесси?

Глаза горничной стали круглыми и огромными, как блюдца.

– Такой красоты я никогда не видывала! Но эти штаны… прилично ли женщине носить их?

– В Китае – да. – Улыбнувшись, Трот села к туалетному столику, вспомнив, как ее саму шокировал низкий вырез лавандового платья. Теперь ее грудь и шея были скромно прикрыты, она чувствовала себя удобнее, чем в корсете и облегающем платье. Умело уложив волосы в высокую изысканную прическу, она воткнула в густые пряди позолоченные шпильки.

Наконец Трот открыла лакированную шкатулку, где хранила краску для лица – спрессованные пластинки в форме цветков лотоса. Ее подмывало накраситься, как для представления ко двору китайского императора, но она передумала, не желая вызывать лишние пересуды. Вместо этого она нанесла немного румян на щеки, подкрасила губы и брови.

Застегнув на шее резные нефритовые бусы, она смочила шею и запястья капелькой духов из подаренного Кайлом хрустального флакона. От тепла ее тела опьяняющий аромат усилился. Трот взяла изящный веер слоновой кости и обернулась к горничной.

– Надеюсь, я никого не шокирую?

Бесси покачала головой.

– Все будут потрясены вашей красотой, миледи.

– Вот и отлично. – С улыбкой на губах и нестерпимьн желанием поразить гостей Трот направилась к лестнице, ведущей в бальный зал.

Принимать давних друзей и соседей было приятно, но чересчур утомительно. Однако препоручить обязанности хозяина Кайл никому не мог: у Рексхэма случился приступ подагры, и он предупредил, что уйдет к себе пораньше. Исчезновение и Кайла, и его отца гости сочли бы неучтивостью. К счастью, предполагался не раут, а неофициальный прием с танцами, карточными играми и застольем.

Миловидная белокурая дочь лорда Хэмилла, живущего близ Кеттеринга, преградила путь Кайлу, идущему через гостиную. Кайл знал эту семью, но успел почти забыть ее, к тому же у Хэмилла было несколько миловидных и белокурых дочерей. Девушка оживленно защебетала:

– Я поспорила с сестрами, что вы ни за что не вспомните меня. Вы поможете разрешить наш спор?

– Вы одна из прелестных мисс Хэмилл, – отозвался Кайл, поспешно перебирая давние воспоминания.

– С этой задачей вы справились. А которая из них? – Ее глаза лукаво блестели.

– Разумеется, самая прелестная.

Рассмеявшись, девушка игриво хлопнула его веером по плечу.

– Нет, так не пойдет! Когда-то вы знали мое имя. А вот и подсказка: наши инициалы идут в алфавитном порядке.

На вид девушке было лет двадцать – значит, она еще училась в школе, когда Кайл покинул Англию. Наверное, это младшая из дочерей Хэмилла. Кайл задумался. Анна, Барбара, Диана…

– Стало быть, вы мисс Элоиза.

– Угадали, угадали! Ради этого стоило проспорить! – Она захлопала ресницами, став одновременно шаловливой и серьезной. Отчего-то рядом с ней Кайл почувствовал себя дряхлым стариком.

Но где же Трот? Кайл опасался, что она передумала и решила не спускаться к гостям.

И вдруг он услышал со всех сторон изумленный шепот. Кайл обернулся, и у него перехватило дыхание при виде Трот, застывшей в дверях бального зала. Высокая, гибкая, закутанная в переливающийся алый шелк, она казалась блистательным павлином среди серых голубей. Ее темные волосы были высоко подняты, обнажая стройную шею, загадочное выражение лица придавало ей особую, ни с чем не сравнимую притягательность.

Томно обмахиваясь веером, она окинула зал взглядом и слегка приподняла брови, заметив рядом с Кайлом Элоизу Хэмилл. Забыв про собеседницу, здравый смысл и сдержанность, Кайл торопливо подошел к Трот и взял ее за руку.

– Ты бесподобна, – прошептал он. – Ты решила свести с ума все мужское население Нортхемптоншира старше десяти лет?

– Отнюдь. – В ее глазах заплясали лукавые искры, когда она заметила, как изумленно воззрился на нее Рексхэм. – Я оделась, как подобает скромной китайской даме.

– Которых в здешних краях отродясь не видывали, – подхватил Кайл, не сводя с нее глаз. В любой одежде Трот была прелестна, но нарядный туалет как нельзя более выгодно подчеркивал ее восточную красоту. Она выглядела, как несравненная китайская наложница, цена которой – целая империя.

Кайл подвел ее к отцу, стоящему в окружении местных землевладельцев, в том числе герцога Кэндовера, лорда-наместника графства. Кэндовер кивнул Кайлу.

– Рад видеть вас целым и невредимым, Максвелл.

– А как рад я сам! Позвольте представить вам мою жену, господа. Мы обручились в Китае.

Рексхэм нахмурился, но Кайл решил приписать эту гримасу боли, вызванной подагрой, а не недовольству по адресу временной снохи. Трот грациозно поклонилась. Что подумали бы гости, увидев настоящий котао – поклон, при котором Трот простерлась бы ниц, коснувшись лбом пола? Но, к облегчению Кайла, от котао Трот воздержалась. Светское общество Нортхемптона не привыкло к подобным зрелищам.

Кэндовер поклонился в ответ.

– Рад познакомиться с вами, леди Максвелл.

– Клянусь Иовом, она редкостная красавица! – воскликнул лорд Хэмилл.

– Я слышал, что у китайцев бывает сколько угодно жен и наложниц, – с интересом заметил сэр Эдвард Суитин. – Им повезло!

Престарелый лорд Уитби, известный своей расчетливостью, разразился дребезжащим смешком.

– Вы обручились? Чтобы попробовать одно лакомство, а потом пуститься на поиски следующего? Очень умно, Максвелл!

– Мы обручились, дабы соблюсти приличия, – возразила Трот на своем английском с отчетливым шотландским акцентом. – Я очутилась в затруднительном положении, а лорд Максвелл любезно помог мне покинуть Китай и перебраться в Англию.

Последовала неловкая пауза, мужчины пытались осознать смысл ее слов. Герцог Кэндовер опомнился первым. С насмешливой улыбкой он заметил:

– А вы удивительно хорошо владеете нашим языком, леди Максвелл.

Трот обратила на него взгляд сияющих глаз.

– Мой отец был шотландцем, по-английски я говорю младенчества.

– Шотландцем? Так вот почему вы похожи на иностранку! – пошутил сэр Эдвард.

Неловкость рассеялась, все рассмеялись, даже Трот.

– Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что я вышла замуж за англичанина, но, к счастью, я только обручена, поэтому скоро буду свободна!

– Законность церемонии обручения, состоявшейся за пределами Шотландии, можно оспаривать, но так уж сложились обстоятельства, – вмешался Кайл, недовольный тем, как старательно Трот подчеркивала временный характер их союза.

Сэр Эдвард заявил:

– Ни один джентльмен не отказался бы прийти на помощь такой прекрасной даме.

Вспомнив, что сэр Эдвард одинок, богат и считается завидным женихом, Кайл поспешил предложить:

– Не хочешь ли потанцевать, дорогая?

– Благодарю, не откажусь.

Кайл повел ее прочь от недавних собеседников.

– В Уорфилде тебе случалось танцевать вальс?

– Нет, ведь я носила траур по усопшему супругу. Но я внимательно наблюдала за танцорами.

Трот встала в позу, подав одну руку Кайлу, а вторую положив ему на плечо. Заметив обольстительный взгляд Трот, он понял, как неразумно поступил, пригласив ее на вальс. В нем зашевелилось давно угасшее желание. Китайский наряд Трот не включал перчатки, и Кайл с невероятной остротой ощущал прикосновение ее пальцев к руке и плечу.

Учить Трот танцевать вальс не понадобилось. Ее наблюдений и природной грации хватило, чтобы быстро усвоить несложные па. Кайл невольно воскликнул:

– Да у тебя талант!

Трот бросила на него соблазнительный взгляд из-под опущенных ресниц.

– Вальсировать не труднее, чем заниматься вин чунь.

Кайл сообразил, что и сейчас она затеяла поединок. Она до сих пор сердилась, но не на него и даже не на Рексхэма. Похоже, Трот восстала против мира, который не оправдал ее ожиданий.

Ему отчетливо вспомнился пещерный храм, где они впервые занимались любовью, а Трот рассказывала ему об энергии Ци. В самом сердце гор оба обрели счастье. Но за близость с Кайлом Трот пришлось отдать то, что было дорого ей. Он надеялся, что в будущем она сумеет снять доспехи и встретит мужчину, которому сможет доверять.

Пока они кружились по залу, желание Кайла нарастало. Проклятие, только этого ему не хватало! Он и без того будет тосковать по Трот, когда она уедет, а страсть усилит его страдания.

Кайл надеялся лишь на то, что до истечения срока, назначенного им вместе с Трот, его силы не восстановятся: постоянно видеть Трот и знать, что физическая близость невозможна, с каждым днем становилось все труднее. Но отказываться от встреч с ней Кайл не мог, перед разлукой он спешил запастись воспоминаниями.

В них он отчаянно нуждался.

35

Трот предчувствовала, что прием станет для нее серьезным испытанием, и не ошиблась, хотя Кайл старался поддержать ее. Поладить с мужчинами оказалось очень просто. С изрядной долей цинизма Трот предположила, что для многих из них она символизирует экзотическую фантазию, поэтому они держались дружелюбно, и только старики недоверчиво хмурились.

А вот женщины – совсем другое дело. Когда Кайл представил ее самым влиятельным дамам округи, десять пар глаз впились в нее с нескрываемым любопытством и враждебностью. Трот была для них не только иностранкой, но и хищницей, похитившей одного из самых достойных женихов Англии. К тому же большинство дам еще не слышали об обручении и не подозревали, что вскоре Кайл вновь будет свободен. Прежде чем завязалась беседа, к Кайлу подошел слуга и что-то негромко сказал. Кайл нахмурился и повернулся к Трот.

– Прости, мне надо уйти на несколько минут. Я постараюсь вернуться поскорее.

Трот почувствовала, как ему не хочется оставлять ее на милость местных общественных судей в юбках.

Первой заговорила леди Суитин, вдовая мать сэра Эдварда, в голосе которой звучала холодная любезность:

– Как вы находите Нортхемптоншир, леди Максвелл?

Подавив желание ответить, что любой без труда найдет графство, стоит только нанять экипаж с кучером, Трот отозвалась:

– Здесь чудесно, но климат холоднее того, к которому я привыкла.

Две дамы переглянулись, и одна произнесла шепотом, но так, чтобы услышали все:

– Странное существо! Где, по-вашему, Максвелл нашел ее?

– Уверена, в таком месте, о котором порядочным женщинам не полагается знать, – последовал язвительный ответ.

Пресекая перешептывание недовольным взглядом, леди Суитин продолжала:

– Несомненно, вы станете украшением нашего светского общества, леди Максвелл.

Возникла неловкая пауза, но тут к ним подошла роскошно одетая женщина.

– Леди Суитин, представьте меня вашей прелестной собеседнице, – благожелательным тоном попросила она.

– Это леди Максвелл, ваша светлость. – Леди Суитин перевела взгляд на Трот. – Позвольте представить вам герцогиню Кэндовер.

В золотистых волосах герцогини поблескивали серебряные нити, морщинки вокруг глаз свидетельствовали о том, что ей давно перевалило за сорок, но она по-прежнему была ослепительно прекрасна. Судя по тому, как почтительно обращались к ней другие гостьи, в их кругу она занимала положение тай-тай. Трот поклонилась.

– Знакомство с вами – честь для меня, ваша светлость.

– Скорее, для меня. Я с давних пор очарована Китаем. Надеюсь, вы не откажетесь рассказать мне об этой стране. – Герцогиня коснулась рукава Трот, украдкой подмигнув ей серовато-зеленым глазом. – Ваш наряд великолепен. Впервые вижу такую искусную вышивку.

С появлением герцогини напряжение рассеялось. Белокурая молоденькая девушка, с которой недавно беседовал Кайл, с детской непосредственностью воскликнула:

– Я думала, у всех китайцев желтая кожа, а у вас она светлая, как у англичанки!

– Кожа у китайцев бывает нескольких оттенков, но только не желтого, – объяснила Трот. – Моя мать родом из той части Китая, где живут преимущественно люди с очень светлой кожей. А мой отец – шотландец.

Лед был сломан, несколько молодых женщин завели расспросы о наряде Трот, ее украшениях, о жизни китаянок. Их объединяло стремление одеться и причесаться так, чтобы подчеркнуть достоинства своей внешности. Еще Трот поняла, что ее приняли благодаря языку. Поскольку она свободно говорила по-английски, дамы вскоре забыли о ее необычной одежде и разрезе глаз и принялись болтать с ней, как с чистокровной англичанкой. Или, по крайней мере, с шотландкой.

Кайл вернулся, когда Трот потягивала шампанское и развлекалась беседой с герцогиней, которая дружелюбием не уступала Мериэл и могла похвастаться бурным прошлым. Трот задумалась, представится ли им случай познакомиться поближе, и с сожалением поняла, что рассчитывать на это не стоит. Увидев Кайла, герцогиня обратилась к нему:

– Вам удалось разнообразить светские беседы в Нортхемптоне, введя в наш круг эту юную леди, Максвелл. С чем вас и поздравляю!

Кайл признательно улыбнулся.

– Я так и думал, что вы легко найдете общий язык. Вы позволите пригласить мою жену на танец?

– Ну, если вы настаиваете… – Герцогиня оглядела зал. – И мне пора отвлечь мужа от скучных разговоров и потанцевать. – Дружески взмахнув рукой, она отошла.

Кружась по залу вместе с Трот, Кайл заметил:

– Раз ты покорила герцогиню, можно считать светский дебют удачным. – Он ласково улыбнулся: – В юности я был безумно влюблен в нее. К счастью, она не стала смеяться над моими чувствами.

Трот догадалась, что Кайл до сих пор питает к герцогине нежные чувства: не увлечься этой женщиной было невозможно.

– Зачем вас разыскивал слуга? Вы куда-то уходили.

– Отец хотел видеть меня, прежде чем покинул зал.

– Он бросил гостей? – удивилась Трот.

Кайл ловко отвел ее в сторону, чтобы не столкнуться с другой парой. Трот давно заметила, что он опытный танцор.

– У него разыгралась подагра – мучительное воспаление суставов, в случае моего отца – суставов больших пальцев ног. Сейчас он у себя в спальне, бранит камердинера.

Неожиданно для себя Трот посочувствовала старому графу.

– У моего отца случались приступы подагры. В Китае знают одно средство, которое не лечит, но снимает боль.

– Ты готова помочь моему отцу после того, как он оскорбил тебя?

– Я просто хочу, чтобы завтра он покинул дом, как предполагалось, – сухо объяснила Трот.

Кайл улыбнулся.

– Убедительная причина. Проводить тебя наверх?

Трот кивнула, и после окончания танца они ускользнули из зала. В спальне Рексхэма они застали старого слугу, переминающегося с ноги на ногу в углу, и самого графа, сидящего в массивном кресле. Его правая нога возлежала на мягком пуфе, он что-то жадно пил из стакана.

Кайл бесцеремонно отобрал у отца стакан и перенес графин на другой стол.

– Насколько мне помнится, врач строго запретил вам пить, особенно во время приступов.

– Поставьте графин на место, дерзкий мальчишка! – взревел Рексхэм, потянулся за стаканом, но не сумел встать и снова рухнул в кресло. Его лицо лоснилось от пота.

Он гневным жестом указал на Трот:

– Какого дьявола ты притащил сюда ее?

– Мой отец страдал подагрой. Туй на, китайский массаж обычно помогал ему, – объяснила Трот.

– Будь я проклят, если стану лечиться по способу варов!

– Как вам угодно, милорд. – Поклонившись, Трот направилась к двери.

– Постойте, – раздался голос Рексхэма. – Что вы намерены со мной делать?

Должно быть, нестерпимая боль заставила «старого дракона» побороть неприязнь.

– Все тело пронизывают энергетические линии. Нажимая на них в определенных местах, можно изменить силу потока энергии и облегчить боль, а иногда и исцелить болезнь. Но как вы понимаете, я не опытный врач. Мне просто известны точки, которые помогают снимать боль при подагре. – Она указала на правую ногу графа. – Я буду довольно сильно нажимать на несколько точек на внутренней поверхности щиколотки. Если повезет, боль утихнет.

Граф неловко поерзал в кресле.

– Думаю, попытка не повредит. А вы возвращайтесь к гостям, Максвелл. Невежливо оставлять их одних.

Уходя, Кайл ободряюще улыбнулся Трот. Она подозвала к себе камердинера Рексхэма:

– Смотрите, что я буду делать. Если мой способ поможет, вы будете применять его сами.

Встревоженный, но заинтересованный, камердинер наблюдал, как Трот встала на колени и вдавила большой палец в кожу на щиколотке графа. Старик вздрогнул, крепко схватился за подлокотники, но не потребовал прекратить лечение.

Надеясь, что она не забыла расположение точек, Трот взялась за работу, негромко объясняя камердинеру, как надо действовать. Сделав все возможное, она поднялась.

– Вам лучше?

Рексхэм подозрительно взглянул на нее из-под бровей.

– Боль уже не так сильна, но она рано или поздно должна была утихнуть сама.

– Очень может быть, – согласилась Трот. – Спокойной ночи, лорд Рексхэм.

Но прежде чем она покинула комнату, граф снова остановил ее.

– Признаться, я почти не чувствую боли, – резким тоном сообщил он. – Но почему вы согласились помочь мне?

– Долг каждого христианина – помогать своим врагам. – Трот саркастически усмехнулась. – При этом враги испытывают угрызения совести.

Рексхэм разразился лающим смехом.

– Не могу поверить, что когда-то считал вас подобострастной особой!

– Вы даже не пытались познакомиться со мной поближе, милорд. – Трот поклонилась и вышла, зная, что сумела завоевать уважение свекра. Но это не важно, скоро она покинет Дорнли. Зато старого графа еще долго будет мучить раскаяние.

Несмотря на то, что накануне Трот легла спать поздно, она проснулась рано, чтобы заняться упражнениями ци. Над землей висел туман, утренняя прохлада пробирала до костей, поэтому ей пришлось сразу начать двигаться, чтобы не озябнуть.

Переходя ко второй последовательности упражнений, Трот увидела, что за ее спиной Кайл бесшумно повторяет каждый ее жест. Трот не знала, усмехнуться ей или выказать недовольство.

– Пройдет немало времени, прежде чем вы овладеете этим искусством, милорд, – сухо заметила она, переходя к медленным, плавным упражнениям под названием «руки-облака».

– Значит, будет лучше, если я начну брать уроки у единственного мастера во всей Англии. – Едва заметно морщась, Кайл подражал ее грациозным жестам. – Поездка верхом по-прежнему напоминает о себе. Ты не против, если я позанимаюсь вместе с тобой? Обещаю, я не стану отвлекать тебя, но все пойму, если ты предпочтешь моему обществу упражнения ци и туман.

Трот и вправду наслаждалась одиночеством, но, услышав предложение Кайла составить ей компанию, тут же согласилась.

– Как вам угодно. Кстати, как себя чувствует лорд Рексхэм?

– Неплохо, во всяком случае, отъезд в Лондон откладывать не придется, – усмехнулся Кайл. – Ты покорила его.

Радуясь, что оставшееся время в Дорнли она проведет без «старого дракона», Трот всецело отдалась тайцзицюань. Кайл быстро схватывал новые приемы, он хорошо помнил уроки, полученные по пути в Хошань. К тому времени как Трот покинет Дорнли, он успеет многому научиться. Упражнения помогут ему поддерживать равновесие энергии, свободному течению которой сейчас что-то мешает.

Перейдя в медитативное состояние, Трот почти забыла о Кайле и двигалась все быстрее. И вдруг она увидела, как Кайл опустился на влажный дерн, схватившись за бок.

– Кайл! – Она подбежала и упала возле него на колени. – У вас приступ малярии?

– Ничего серьезного, – заверил он, задыхаясь и прижав ладонь к боку. – Просто от резких движений закололо в боку. Я совсем ослабел, Трот.

Она села на пятки.

– Но для человека, которого еще недавно считали погибшим, вы на редкость подвижны.

– Вести о моей смерти были сильно преувеличены, – усмехнулся Кайл и осторожно выпрямился. – Худшее из последствий малярии – длительная слабость. Последний приступ случился у меня где-то возле мыса Доброй Надежды, но даже теперь, несколько месяцев спустя, я настолько слаб, что не смогу совладать и со щенком.

– Да, я смогла бы победить вас со связанными за спиной руками, – подтвердила Трот.

– Унизительно, но справедливо. – Кайл с гримасой боли поднялся на ноги. – Пожалуй, на сегодня хватит, иначе в дом меня придется нести на носилках.

– Я тоже позанималась достаточно. – Солнце быстро съедало туман, воздух теплел – по меркам английской весны. – Встретимся позднее, а сейчас я хочу осмотреть сад. Из-за дождей я его почти не видела.

Кайл зашагал рядом с ней по дорожке.

– Думаешь, как улучшить фэн шуй сада?

– Вряд ли я успею многое сделать до отъезда: чтобы создать хороший сад, нужны годы. Но привнести в него такой элемент, как вода, можно уже сейчас. Вид водопадов и прудов успокаивает.

Кайл оглянулся на мрачную громаду дома.

– Я подумываю построить здесь оранжерею, как в Уорфилде. Она пойдет на пользу фэн шуй?

– Может быть. А если вы хотите и впредь заниматься китайской гимнастикой, устройте в оранжерее площадку, окруженную растениями. Они создают отличную ци и потому необходимы для помещений, в которых проходят занятия, тем более что в таком холодном климате под открытым небом нельзя тренироваться большую часть года.

– Ты не поможешь мне распланировать оранжерею? – Кайл вел Трот по вымощенной кирпичом дорожке в глубину сада. – Объясни мне основные принципы фэн шуй. Или это слишком сложно?

– Я вовсе не мастер фэн шуй. Но это искусство с детства интересовало меня, и когда я видела, как работают мастера, я ходила за ними по пятам и засыпала их вопросами: с чего начать?

Трот задумалась о триграммах ба гуа, о делении на секторы, о мириаде правил, касающихся цвета, формы, места и других особенностей предметов обстановки.

Вспоминая рассказы старого садовника из Макао, услышанные в детстве, Трот заговорила:

– Прежде всего фэн шуй предназначен для создания полезного для здоровья баланса энергии во всем доме, что в конечном итоге приносит удачу. В Уорфилд-парке превосходная ци. Мериэл никогда не слышала о фэн шуй, но они с Домиником восприимчивы к окружающей обстановке, поэтому им удалось сохранить в доме и в саду гармоничную атмосферу, которая, по-моему, существовала и прежде. Похоже, Уорфилд любим всеми его обитателями – и прежними, и нынешними.

– А Дорнли обитатели терпели, но не любили. С чего ты намерена начать?

Трот оглянулась на дом, темнеющий вдалеке на фоне неба.

– Надо посадить вокруг дома вьющиеся растения, чтобы смягчить острые углы. Благодаря им дом станет более живописным.

– Предлагаю плющ. Удивительно простое решение. – Кайл придирчиво оглядел серое каменное здание. – И это все?

– Острые углы и прямые линии нарушают гармонию – в особенности подъездная аллея, которая тянется от ворот до парадной двери Дорнли. Это отравленная стрела, нацеленная прямо в сердце дома. – Она искоса взглянула на Кайла, гадая, не смеется ли он над ней. – Надо перенести аллею так, чтобы она делала плавный поворот возле дома.

Кайл принялся рассуждать:

– Начало аллеи перенести было бы трудно – ее окружают ряды каштанов, но к дому ее можно подвести как угодно, и, по-моему, поворот будет вполне уместен. Этого хватит?

Трот кивнула, снова поражаясь восприимчивости и сообразительности Кайла.

– Эти перемены значительно улучшат атмосферу вокруг дома. А внутри придется переставить мебель, сменить стенные панели и драпировки. Все это пойдет только на пользу.

– А можно мне ходить за тобой по пятам и задавать вопросы?

Трот едва сдержала улыбку. В Кайле явно просыпался интерес к жизни.

– Как вам угодно. Но помните, что не на все вопросы у меня есть ответы. – По крайней мере, после ее отъезда Кайлу останется уютный, приветливый дом.

Проведя Трот под арку, оплетенную еще голыми стеблями вьющихся роз, Кайл спросил:

– А что ты скажешь об этой беседке в виде греческого храма? Когда-то мы с Домом считали ее своим излюбленным уголком.

Трот одобрительно кивнула, шагнув на заросшую травой лужайку.

– Она недурна. Здесь сразу чувствуется хорошая ци.

Кайл начинал понимать взаимосвязь полезной энергии ци с приятной, притягательной обстановкой. Трот – настоящее сокровище. Кайл догадывался, что слишком многое случилось после путешествия в Хошань, и видел, что Трот отгородилась от него высокой стеной. Хорошо, что они хотя бы не сторонились друг друга. Даже казались друзьями.

Они обошли круглую беседку, и тут из травы прямо под ноги Трот выкатился крошечный пушистый комочек. Ее лицо просияло, она присела и протянула руку.

– Котенок! Иди ко мне, малыш!

Это был совсем маленький зверек с толстым коротким хвостиком, серый с белыми манишкой, лапками и щеками. Он шаловливо царапнул руку Трот, и она подхватила его.

– Какая прелесть! Откуда он здесь взялся?

– Из конюшни. Я видел, как он резвился с братьями и сестрами. Эта кошечка – самая ласковая из всего выводка. И самая отважная, если забрела так далеко.

Котенок вскарабкался по рукаву Трот и устроился на ее плече, с любопытством поводя короткими белыми усами. Трот почесала его между ушей.

– В Макао у нас была собака. Не знаю, что стало с ней после того, как меня увезли, а дом продали. Боюсь, кто-нибудь съел ее на обед.

Кайла передернуло. Он знал, что в Китае едят собак, понимал, что это не хуже, чем употреблять в пищу кролика или голубей, но мысль о поедании собак казалась ему, истинному англичанину, отвратительной.

– Будем надеяться, что твой пес охранял чей-нибудь дом,

– Может быть. Сторожевых собак ценят, потому что они приносят пользу. У Чэнгуа мне хотелось завести какого-нибудь домашнего любимца, но я могла рассчитывать лишь на сверчка или птичку, а я мечтала не об этом.

Кайл сглотнул, наблюдая за чувственными движениями Трот, почесывающей шейку котенка.

– Если хочешь, возьми его себе. Он уже достаточно взрослый, чтобы расстаться с матерью, а в конюшне и без него хватит кошек.

На лице Трот отразилась детская радость, какую Кайл порой замечал во время путешествия в Хошань.

– О, Кайл, правда?

– Думаю, старший конюх Маллой будет только рад отделаться от котенка. – Кайл был готов осыпать Трот бриллиантами, но если пушистый живой подарок способен вызвать у нее такую милую улыбку, она получит всех котят королевства!

– Вам нравится этот диван? – спросила Трот. Кайл окинул взглядом упомянутый предмет, напоминание о так называемом египетском стиле почти полувековой давности. Диван стоял в маленькой столовой с тех пор, как Кайл себя помнил, и он привык не замечать его.

– Нет, не нравится. Скорее, наоборот. Эти крокодильи лапы – интересная деталь, но сам диван чертовски неудобный, да еще этот тусклый болотно-зеленый оттенок обивки! – Значит, ему здесь не место. – Трот подала знак двум лакеям, которые послушно подняли диван и унесли.

За прошедшие две недели Трог успела переставить мебель в нескольких больших комнатах, следуя основным принципам фэн шуй: в комнате нет места сломанным вещам, мебель не должна создавать тесноту и включать предметы, неприятные обитателям дома.

За два века, прошедших с тех пор, как был построен Дорнли, в комнатах скопилась уйма вещей. Трот зорко высматривала скопления древней мебели, скверные картины, донельзя вытертые ковры и другой хлам, десятилетиями собиравший в доме пыль. Кайл послушно следовал за Трот, высказывая свое мнение о предметах, подлежащих изгнанию. Если оказывалось, что он привязан к какой-нибудь вещи, Трот милостиво щадила ее, но чаще всего Кайл охотно соглашался расстаться с тем или иным предметом меблировки.

Дом преобразился настолько, что вера Кайла в фэн шуй стала почти непоколебимой. В маленькой комнате хранились книги по сельскому хозяйству и книги расходов, но Кайл с давних пор недолюбливал ее. Сюда он заглядывал только в тех случаях, когда дел, связанных с управлением поместьем, было не избежать.

Быстро осмотревшись, Трот приказала переставить письменный стол так, чтобы дверь оказалась сбоку от сидящего за ним, а не за его спиной. Попробовав сесть за стол, Кайл понял, что прежде ему не давала покоя тревожная мысль, что кто-нибудь незаметно подкрадется к нему сзади, пока он поглощен работой.

Этими переменами в обстановке Трот не ограничилась: она изгнала из комнаты пару жидконогих стульев и ненужный стол, повесила на стены пейзажи, которые нравились Кайлу. Он понял, что отныне ему не придется принуждать себя заниматься делами, сидя в этой комнате.

Почти весь нижний этаж выиграл от перестановок, затеянных Трот, новую аллею уже проложили. Другие переделки – высаживание плюща вдоль стен, покраска, смена обоев и драпировок – требовали времени, но Кайл уже чувствовал себя в Дорнли комфортнее, чем когда-либо прежде.

Претворение в жизнь принципов фэн шуй заставило его иначе относиться к дому, в котором он вырос. Кайл всегда сознавал себя всего-навсего потомком давнего рода Ренбурнов. Он помнил, что когда-нибудь дом и поместье будут принадлежать ему, но его задача – просто позаботиться об этом имуществе и благополучно передать его своему наследнику. Мысли об этом неизменно вызывали у Кайла досаду на ответственность, налагаемую наследством.

Но перемены помогли ему понять, насколько атмосфера в доме зависит от него самого. Долг наследника он по-прежнему считал священным, но уже не таким обременительным. А когда мебель, произведения искусства и просто забавные безделушки, собранные в путешествии, заняли места в преобразившихся комнатах, Кайла охватило ощущение уюта. Он не переставал удивляться этому.

Встречу с Трот он считал подарком судьбы. Он жаждал ее общества, они проводили вместе целые дни – сначала занимались упражнениями ци в саду, потом отправлялись на верховую прогулку, позже опять брались за перестановку мебели. Рядом с Трот Кайл чувствовал себя непринужденно, она проявляла живой интерес ко всему, что ее окружало, и охотно отвечала на расспросы о своем прошлом.

Но их общение оставалось дружеским, и не более. Несмотря на приветливость и мнимую открытость Трот, понять, о чем она думает, Кайлу не удавалось.

Хуже того, она часто упоминала о времени, оставшемся до истечения срока обручения. Эти постоянные напоминания дамокловым мечом зависли над головой Кайла.

– Смит, прислоните его к стене. Ну, что скажете, милорд?

Очнувшись от раздумий, Кайл увидел, что лакей придерживает у стены круглое зеркало в позолоченной раме.

– Повесьте его. Любопытно, как благодаря зеркалу комната оживает и как будто увеличивается в размерах. Но где ты его нашла? Раньше я никогда его не видел.

– На чердаке. Там хватит мебели, чтобы заново обставить два таких дома. – Трот задумчиво посмотрела на Кайла. – Надо взяться за вашу спальню.

Кайл растерянно заморгал.

– Это обязательно?

– Да. – И, не тратя времени на споры, Трот вышла из комнаты и направилась к лестнице.

Кайл вошел в собственную спальню, когда Трот уже стояла посередине и оглядывалась по сторонам, прищурив глаза.

– Поскольку это ваша личная комната, ее обстановку необходимо тщательно продумать, иначе гармоничное течение вашей энергии нарушится, – коротко объяснила она. – Если этот огромный глобус и впредь будет стоять в вашем секторе путешествий, вы так и не избавитесь от тяги к странствиям. Хуже того, кровать занимает положение гроба – ее надо немедленно переставить. Неудивительно, что вы до сих пор не оправились после болезни!

– Положение гроба? – переспросил Кайл, глядя на кровать с балдахином у противоположной стены. Массивная резная спинка в изножье этого величественного ложа была обращена к двери.

– Мертвых выносят в двери вперед ногами. Но то, что хорошо для умерших, плохо для живых. – Трот сверилась с компасом, который раздобыла, начав переставлять мебель. – Чтобы вам спалось крепко и спокойно, кровать надо передвинуть вот к этой стене.

– Но она всегда стояла так, как сейчас.

Трот приподняла брови.

– И вам всегда хотелось уехать отсюда, верно? Чутье не подводило вас.

Кайлу вспомнились отвратительные ночные кошмары, видения тюрьмы, до сих пор преследовавшие его. Если достаточно переставить кровать, чтобы избавиться от них, попытаться стоит.

– Отлично, переставьте ее.

– Кто хорошо спит, тот хорошо чувствует себя.

Отчетливо вырисовываясь на фоне окна, Трот была обворожительна в своем европейском платье. Она носила скромные туалеты грациозно и чувственно, радуясь возможности быть женщиной. Кайлу вдруг представилось, как он подхватывает ее на руки, уносит в постель и предается с ней любви.

Силы явно возвращались к нему.

Пока переставляли мебель, Трот ушла за украшениями для спальни Кайла. Вернувшись, она обнаружила, что лакеи уже покончили с работой. Кайл сидел в кресле, держа на коленях котенка Трот, получившего длинное китайское имя Жемчужный Бутон. Очевидно, Кайл взял котенка на руки, чтобы тот не путался под ногами, но зверек, маленький предатель, и не думал удирать: свернувшись клубком, он довольно мурлыкал. На стол в юго-западном углу комнаты Трот водрузила хрустальную вазу с тепличными цветами. Она сама составила букет и отдала горничной приказ своевременно заменять увядшие цветы свежими. Засохшие растения портили фэн шуй.

– Это самое благоприятное место для хрусталя.

Взгляд Кайла задержался на глобусе, перенесенном на новое место.

– Пожалуй, эти перемены придутся мне по душе.

– Разумеется. – Трот задумалась, выбирая место для пары керамических уток-мандаринок, найденных на чердаке. В насмешку, а может, и в дар обитателям дома она постаралась позаботиться о фэн шуй в том секторе спальни Кайла, который управлял любовью и взаимоотношениями. Утки-мандаринки в Китае считались символом любви и верности. Их всегда ставили по две – не по одной, не по три, а именно по две.

Трот добивалась гармонии сектора взаимоотношений во всем доме, не объясняя, чем она занята. В этом году Кайл должен жениться. А может, даже Рексхэм подыщет себе миловидную вдовушку, когда вернется из Лондона и проведет несколько месяцев в поместье. Но на это Трот не рассчитывала. Они с Кайлом договорились ничего не менять в комнатах графа без его согласия.

Она поставила фигурки уток возле искрящейся вазы.

– Эти мандаринки сделаны в Китае. Это очень хороший символ.

– Я не прочь видеть в своей спальне частицу Китая.

Трот повернула уток клювами друг к другу.

– Осталось двадцать восемь дней.

Слабая улыбка Кайла угасла.

– Куда же ты поедешь, Трот? Чем займешься? О чем ты мечтаешь?

Ее руки замерли на фигурках, покрытых яркой глазурью.

– Пожалуй, поселюсь в Шотландии. Найду маленький коттедж и буду разводить овец.

– Такая жизнь однообразна и тосклива.

– По крайней мере, ее я могу себе позволить. А может, и нет. У меня осталось немного денег из тех, что вы отдали мне в Кантоне, и еще небольшая сумма от Гэвина Эллиота – ваша часть прибыли его торгового дома. Строго говоря, все эти деньги принадлежат вам, и я должна их вернуть. Я подумываю подыскать работу клерка в каком-нибудь торговом доме в Эдинбурге или Лондоне.

– Никто не отпустит тебя отсюда без гроша, – раздраженно выпалил Кайл. – Я давно решил назначить тебе содержание – такое, чтобы хватило до конца твоих дней.

Трот поморщилась.

– Рексхэм предлагал мне две тысячи фунтов в год, но, по-моему, это напрасная трата денег. Незачем подкупать меня, ведь я все равно уйду отсюда.

– Проклятие, Трот! К тебе не подступиться, как к ежу. – Кайл спустил на пол Жемчужный Бутон и поднялся. – И прекрати напоминать мне о нелепых предложениях отца. Никто и не думает подкупать тебя. Ты спасла мне жизнь. Поскольку я безгранично благодарен тебе, почему я не могу в знак благодарности выплачивать тебе ренту?

Благодарность. Еще одно обязательство. Кипя от гнева, Трот отрезала:

– Мне вполне хватило бы сотни фунтов в год. Вам незачем тратить наследство на бывшую любовницу. Лучше приберегите его для своих чистокровных сыновей и дочерей.

Кайл шагнул к столу и уставился на Трот поверх букета.

– Повторяю: о чистокровных детях и речи быть не может, потому что женитьба не входит в мои намерения. Для супружеской жизни я не гожусь.

Еще никогда Трот не видела его в таком гневе. Зачем она раззадоривает его, твердя, что и он, и его близкие спешат отделаться от нее? Да, его отец – надменный и спесивый аристократ, но Кайл всегда был добр к ней. Он не виноват в том, что не любит ее.

Трот вдруг вспомнилась ночь в Фэнтане, когда Кайл заставил ее спасаться бегством от разъяренной толпы. Если она спасла ему жизнь, то и он спас ее. Она не вправе злиться. Пора подавить гнев, пока он не разъел ей душу.

– Вы не собираетесь жениться, но жизнь полна сюрпризов. Не отказывайтесь от того, что она может предложить.

В этот момент Жемчужный Бутон ловко запрыгнула на стол. Заметив, что кошечка заинтересованно тянется к букету, Трот подхватила ее на руки.

– Но, держа дверь открытой, будьте осторожны, милорд, иначе какая-нибудь роковая женщина войдет в вашу жизнь и завладеет не только вашим состоянием, но и сердцем.

Посадив котенка на плечо, Трот обошла вокруг кровати и направилась к двери, гадая, какая женщина разделит с Кайлом это царственное ложе.

Это будет не она. Кто угодно, только не она.

36

Перестановка кровати подействовала. Кошмары Кайла, повторяющиеся каждую ночь, сменились редкими туманными сновидениями, и он наконец-то вздохнул с облегчением. К тому же силы быстро возвращались к нему.

К сожалению, перемены в доме не пошли на пользу его отношениям с Трот, которая держалась безупречно вежливо, но отчужденно. А может, и к лучшему, что она не подпускала его к себе: вместе с энергией к Кайлу вернулись плотские желания.

Как назло, весна в Англии в тот год выдалась ранней и теплой. Кайл с ужасом думал, что вскоре ничто не помешает им отправиться в Шотландию, и знал, что обратно он вернется один, без Трот.

Зато он успел запомнить немало упражнений ци. После утренних занятий им овладевали спокойствие и умиротворенность, он был готов принять все, что преподнесет ему новый день. Кайл заказал несколько смен свободной китайской одежды для себя и два костюма для Трот, чтобы ей не приходилось изо дня в день облачаться в одни и те же тунику и штаны.

Каждое утро она выходила из дома бесшумно, как кошка, нисколько не заботясь о том, присоединится к ней Кайл или нет. Кайл с азартом поднимался все раньше и встречался с Трот на лестнице или находил ее в саду. В зависимости от погоды и настроения Трот выбирала разные места для утренних занятий. В это утро она опередила Кайла, поэтому ему пришлось долго бродить по саду, разыскивая ее.

Он уже научился угадывать настроение Трот и потому не удивился, застав ее среди плодовых деревьев в дальнем углу сада. Деревья стояли в цвету, от каждого ветерка с веток на траву сыпались лепестки, и это зрелище не могло не привести сюда Трот.

Кайл помедлил у края поляны, его сердце сжалось при виде Трот, грациозно ступающей по пятнам света, проникающего между ветвей. Второй такой женщины не найти ни в Китае, ни в Европе, ни в обеих Америках. Сегодня утром она оставила волосы распущенными, и темные пряди соблазнительно взметались в такт ее движениям в напоенном ароматом цветов воздухе.

Обернувшись, Трот увидела его и пригласила присоединиться к ней самой нежной и дружеской улыбкой, какую Кайл видел за последние недели. Он без труда подстроился к ритму ее движений, представляя, как из земли в него вливается энергия. Спокойствие распустилось в нем, словно бутон. Вскоре ему придется заниматься в одиночестве, не Кайл знал, что в каком-то смысле Трот будет с ним всегда.

Отработав три последовательности, Трот отыскала длинную ветку и переломила ее пополам.

– Вы уже окрепли, пора переходить к поединкам. Вы когда-нибудь видели бои с шестами?

– В стиле вин чунь – нет, зато я видел бои с дубинками в Англии и в Индии. – Кайл взял протянутую ветку. – Она слишком ломкая.

– Бамбуковые палки были бы гораздо удобнее, но сойдут и эти. – И, едва Кайл встал в боевую стойку, Трот нанесла удар своей палкой. Кайл с трудом успел отразить его.

Их захватил стремительный, похожий на пляску бой – выпады и отражения, сопровождаемые постукиванием неровных веток. Кайл боялся ударить Трот и потому прозевал несколько хлестких ударов. Но Трот просто развлекалась: будь поединок серьезным, она сумела бы вскоре вывести противника из строя.

Убедившись, что Трот умело отражает удары, и, осмелев, Кайл начал драться агрессивнее. От резкого столкновения палок Трот отлетела в сторону, задела низкую ветку дерева, и лепестки осыпали ее дождем. Рассмеявшись, она заметила:

– Неплохо! Значит, в детстве вы учились драться на дубинках?

Кайл покачал головой:

– Нет, просто брал уроки фехтования у лучшего учителя в Лондоне. Фехтование чем-то сродни поединку с шестами.

С пронзительным криком Трот выскочила из-под дерева, вращая перед собой палку. Кайл вздрогнул, выбросил вперед свою палку, и обе они сломались с громким треском.

Трот печально оглядела два обломка, оставшихся у нее в руках.

– Конец поединку…

Кайл отбросил свою сломанную палку, не желая прекращать занятие, которое доставляло им обоим столько радости.

– А может, попробуем «липкие руки»?

– Конечно. – Трот подняла руки, Кайл приложил к ним свои.

Трот начала медленно описывать в воздухе круги руками, Кайл старался не потерять контакт. Ему казалось, что в него вливается энергия Трот, само ее существо. А может, его просто очаровали ее карие глаза и гибкое, сильное тело? Их объединяла не только энергия ци. Влечение, нараставшее неделями, сегодня утром достигло небывалой силы.

Лукаво улыбнувшись, Трот прибавила шагу и начала то отступать назад, то делать неожиданные рывки в сторону. Несколько раз Кайл чуть не отпустил ее руки, но ему пока удавалось предугадывать ее шаги.

– Неплохо, – заметила она, едва заметно задыхаясь. – Может, попробуем другие приемы? Земля мягкая, вы не ушибетесь.

– А ты? Или ты так уверена в себе? – усмехнулся Кайл. – Тогда вперед, узнаем, кому повезет.

Трот неожиданно отклонилась, быстрым движением завела ногу за ногу Кайла и сделала подсечку. Она оказалась права: Кайл не ушибся о мягкий дерн.

Он перекатился, встал на ноги и снова коснулся ее рук.

– Еще несколько лет тренировок – и я стану опасным противником.

Оживление в ее глазах угасло.

– В вашем распоряжении всего несколько дней, милорд. Точнее, двадцать один.

Какого черта она постоянно напоминает об отъезде? В приливе раздражения Кайл толкнул ногой ее правую ногу подцепил ее, и Трот пошатнулась.

Но, падая, она успела сбить его с ног, и они рухнули на дерн вдвоем, Трот оказалась сверху. Она рассмеялась, глядя ему в глаза с расстояния в несколько дюймов.

– А вы быстро учитесь, милорд. Напрасно я вас недооценивала.

Ее волосы шелковистым потоком упали ему на лицо, грудь прижалась к его груди, соблазнительная, как плод, который, змей предлагал Еве. Их взгляды встретились, и беспричинное веселье сменилось другими, более глубокими эмоциями.

Кайлу следовало отстраниться, встать, не обращая внимания на ее глаза, но вместо этого он хрипло проговорил:

– Ты переоцениваешь меня, если думаешь, что я смогу устоять перед таким искушением. – Притянув к себе, он поцеловал ее.

Поцелуй длился бесконечно. Ее губы приоткрылись, она касалась языком его языка. Кайл казался самому себе изголодавшимся человеком при виде манны небесной. Как он мог забыть о страсти, вспыхивавшей между ними? Он обнял Трот за талию и прижал к себе.

– Боже мой, Мэй Лянь, как я мечтал о тебе… Как хотел касаться, обнимать, любить…

– А как же ци? – задыхаясь, напомнила Трот. – Это пламя нельзя раздувать.

– Ты спохватилась слишком поздно.

Не в силах удержаться, он перекатился вместе с ней, целуя атласный изгиб шеи. Ладони Трот скользнули под его свободную тунику и коснулись обнаженной кожи, по которой мгновенно пробежала дрожь. Пока она ласкала его спину, он приподнял подол ее туники и обнажил грудь. Трот выгнулась и застонала, когда его губы сомкнулись вокруг затвердевшего соска.

После целого года воздержания Кайл никак не мог насытиться ею. Ее бледная нежная кожа имела легкий солоноватый привкус, сводивший его с ума. Пока он раздевал Трот, подул ветер, и розовые лепестки упали на ее грудь и живот, только что осыпанные поцелуями. Ее ноги раздвинулись под его ладонью, открывая самые потаенные местечки, к которым он благоговейно прикоснулся губами и языком.

От этого поцелуя Трот вскрикнула, вздрогнула всем телом и запустила пальцы в волосы Кайла в приливе неистового желания.

– О, Кайл, Кайл!

Ее страсть воспламенила его, заставила желать большего. Доставить Трот бесконечное наслаждение, запомнить ее возгласы и вздохи, разносящиеся поддеревьями. После экстаза, который все длился и длился, Трот застонала:

– Довольно! О, боги, хватит, или я умру!

Задыхаясь, он положил голову ей на живот, вдыхая опьяняющие ароматы блаженства. Она нежно поглаживала его по голове.

Отдышавшись, Трот пробормотала:

– Идите же ко мне, милорд. – И она потянула его к себе. – Моя инь жаждет вас.

Он разделся, прохладный весенний воздух овеял его кожу. Трот сказала правду: она уже давно ждала его, изнывая от нетерпения. Инь и ян, тело и дух слились в яростных движениях, прерывистых от переполненности.

Вдвоем они поднимались кругами все выше и выше, пока Трот не ощутила приближение нового экстаза, захватившего и Кайла. Время перестало существовать, остались лишь ощущения и пленительная женщина в его объятиях.

Уставая, они чередовали неистовые удары с нежными, опьяняющими ласками, слышали дыхание и биение сердца друг друга. Близкий к изнеможению, он наклонился и прильнул к ее губам так, словно хотел вобрать в себя ее сущность.

– В этом деле вы непревзойденный мастер, милорд, – прошептала Трот, приподняла бедра и с силой прижалась к нему, сжав внутренние мышцы.

Не выдержав, Кайл забился в конвульсиях и выплеснулся в нее. Его охватил неистовый восторг, тут же сменившийся стыдом и гневом.

– Проклятие! – Задыхаясь, он перекатился на бок и притянул Трот к себе, словно желая защитить ее от последствий неожиданной оплошности. – Прости, Трот, этого я не хотел…

Его слова стали для нее потоком ледяной воды, мгновенно потушившим тлеющие угли блаженства. Почему она до сих пор не поняла, что ему нужна не она сама, а ее тело?

– Конечно, это вышло случайно. Совокупления с наложницами и продолжение рода – не одно и то же.

– Не смей так говорить. – Он положил ее голову к себе на плечо, словно этот нежный жест мог приглушить резкость его слов. – Нельзя обременять ребенком женщину, которая этого не желает.

Она вырвалась и села, сверкая глазами.

– В каком затруднительном положении вы очутились! Вам не нужна ни жена сомнительного происхождения, ни ребенок от нее. Но не беспокойтесь: я не забеременела в Фэнтане, и вряд ли это случится сейчас. Вам и вашему драгоценному наследству ничто не угрожает.

Кайл тоже сел, опираясь на руку и глядя на Трот, как на фейерверк, готовый взорваться.

– Неужели ты и вправду веришь, что я отказался бы от ребенка только из-за смешанной крови?

Трот отвела глаза, понимая, что была несправедлива.

– Нет, не верю. – Кайл не был ограниченным и надменным аристократом, такого открытого человека она никогда не встречала, но даже его терпимость не могла их соединить.

– Влечение бессмысленно и даже опасно, когда ему не на что опираться. – Когда нет любви. Но теперь, когда они снова сблизились, смогут ли они жить под одной крышей, как чужие люди? Это немыслимо. Есть только один выход. Помолчав, Трот с мучительной категоричностью заявила: – Мне пора уехать отсюда.

В его глазах мелькнул ужас. Делая вид, что он не понял ее, Кайл согласился:

– Мы завтра же отправимся в Шотландию.

– При чем тут мы, Кайл? – Она коснулась его щеки. – Мы больше, чем давние любовники, но меньше, чем друзья. Нам будет больно видеть друг друга. В Шотландию я уеду одна.

На его щеке дрогнул мускул.

– Но год еще не истек.

– Наше обручение – вымысел. Незачем поддерживать эту иллюзию, ведь на самом деле мы не женаты и никогда не были женаты. В разлуке нам будет легче дождаться, когда закончится этот год. Гораздо легче. – Она поднялась, сдерживая желание еще раз прикоснуться к нему. – Я уеду, Кайл, хотите вы этого или нет.

По его обнаженному телу рассыпались солнечные пятна, он сидел на траве неподвижно, как греческая статуя, и только нервно сжимающиеся пальцы выдавали в нем живого человека. Наконец он произнес:

– Возьми большую карету – в ней тебе будет удобнее. И если ты решишь вернуться, я пришлю кучера за тобой.

– Я не вернусь, милорд, – тихо возразила Трот. – Какой в этом смысл? – Она оделась и заплела волосы, гадая, что случилось бы между ними, если бы она держалась строго и отчужденно, а не поддалась вожделению. Да, во всем виноват лишь игривый тон, какой они поддерживали сегодня с самого утра.

Кайл тоже встал и оделся, неловко двигая руками.

– Ты хотя бы будешь писать мне? Для этого наша связь достаточно крепка.

– Может быть. Но прежде мне надо покинуть этот дом. Уехать как можно дальше. – Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Этот поцелуй показался Кайлу недопустимо небрежным после страсти, еще недавно сжигающей их. – Я рада, что мы с вами встретились, милорд.

Он поднес к губам ее руку.

– И я. Жаль, что все так вышло.

– Мне тоже, – честно подтвердила Трот.

Большая карета повезет ее и все ее скудное имущество черепашьим шагом. Уложить вещи было недолго. Трот спокойно попрощалась со слугами, словно давным-давно готовилась к отъезду. Горничная Бесси и дворецкий Хокинг смотрели на нее укоризненно, но не посмели упрекнуть. Известно ли им, каковы ее отношения с Кайлом?

На следующее утро, прежде чем спуститься вниз, Трот заметила на своем пальце кольцо Кайла. Она сняла его и оставила на туалетном столике вместе с кельтским браслетом, подаренным Мериэл. Это фамильные драгоценности, а она уже не принадлежит к семейству Ренбурн. В этой семье она всегда была чужой. Трот положила кольцо внутрь браслета, и они напомнили ей кольца на свежеспиленном пне.

Не давая воли боли и гневу, она повернулась и в последний раз покинула свою спальню.

37

Бывают минуты, когда желание выпить становится нестерпимым, и в жизни Кайла наступила одна из таких минут. Ему удалось уговорить Трот оставить себе деньги и снабдить ее письмом в эдинбургский банк, чтобы на первых порах она ни в чем не нуждалась.

Трот держалась чинно, ее манеры были безупречными, а выражение лица – непроницаемым. В конце концов, оба они знали, чем кончится их знакомство. Правда, Кайл не думал, что это случится так быстро.

Дружески кивнув ему, Трот уселась в карету. Она отказалась взять с собой горничную, зная, что сумеет позаботиться о себе сама. Ее единственной спутницей была кошка, уютно устроившаяся в корзине с крышкой.

Кайл вгляделся в ее строгий профиль, стараясь запомнить его. Лакей закрыл дверцу кареты. Кайл не мог не думать о том, что еще двадцать четыре часа назад они с Трот были так близки…

Когда колышущаяся рессорная карета скрылась из виду за поворотом аллеи, Кайл поднялся в бывшую спальню Трот. Пока Трот жила в Дорнли, он ни разу не бывал в этой комнате, но не удивился, увидев, что ее обстановка изменилась. Мебель была переставлена, занавески и украшения заменены.

Комната выглядела уютной, но пустой. Все вещи Трот сейчас лежали в карете, удаляющейся по большой северной дороге. Ничто не напоминало о том, что еще недавно Трот занимала эту комнату, если не считать оставленного кольца с браслетом. Почему-то, увидев эти вещицы лежащими одна в другой, Кайл задохнулся, как от резкой боли.

Оседлав Нельсона, он бешеным галопом понесся по полям. Когда и конь, и всадник устали. Кайл заехал к своим арендаторам, как и подобало владельцу поместья весной, в разгар сева.

В молодости эти обязанности угнетали его, напоминали, что он навсегда привязан к поместью. Но теперь работа доставляла ему удовольствие, хотя присущей Доминику тяги к земле Кайл не испытывал. Доминик и раньше знал все, что творится на землях поместья, и радовался бесконечной смене времен года.

До ужина Кайл перебирал документы и читал письма. Он перекусил в одиночестве, погруженный в раздумья, затем вернулся в кабинет и решил позволить себе напиться. Но не слишком быстро – это было бы вульгарно. Постепенно опустошая графин с бренди, он мало-помалу забудется, а через пару часов ляжет спать и провалится в глубокий сон.

А может, съездить в Лондон? Там хватает развлечений и Друзей, с которыми он не виделся семь лет.

А также юных леди и честолюбивых матушек, жаждущих заманить в свои сети очередного графа Рексхэма.

При этой мысли Кайла передернуло. Лучше не появляться в Лондоне во время светского сезона.

Допивая четвертый стакан бренди, он услышал доносящиеся из холла голоса – кажется, Хокинга и еще кого-то.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и вошел Доминик в запыленной одежде, с таким видом, будто час назад они поужинали вдвоем.

– А, прекрасно! Нет ничего лучше пары стаканов бренди, чтобы согреться в прохладный вечер. Поездка выдалась долгой.

Кайл уставился на брата, понимая, что он еще не так пьян, чтобы видеть галлюцинации.

– Какого дьявола ты здесь делаешь?

– Просто проезжал мимо и решил провести ночь в Дорнли. – Доминик налил себе бренди и уселся во второе кресло.

– От Шропшира до Дорнли путь неблизкий.

– Значит, я солгал, – добродушно заключил Доминик. Лакей принес поднос с едой, Дом велел поставить его на боковой стол, а потом приказал развести огонь в камине. Дождавшись, когда лакей удалится, Кайл сухо предложил:

– Располагайся как дома.

– Да, много лет здесь был мой дом, а если кто-нибудь из слуг начинал упрямиться, мне не составляло труда притвориться тобой. Тебе следовало бы пополнеть. Сейчас нас слишком легко различить. – Доминик вытянул перед собой ноги. – Напрасно ты сидишь в такой зябкий вечер без огня.

– Меня согревает бренди.

– Ах да. – Доминик отставил стакан и занялся элем и сандвичем из хрустящего хлеба и толстых ломтей ветчины. – В чем дело, Кайл? Сегодня мне все утро не по себе. Но поскольку у меня все в порядке, значит, что-то стряслось с тобой.

Кайл вздохнул.

– Откуда ты все знаешь?

– Тебе тоже передаются все мои волнения – мы же близнецы. И еще, по-моему, мы оба унаследовали от мамы шотландский дар предвидения. Помнишь, как однажды на охоте я вылетел из седла? Ты сразу понял, что со мной случилась беда, и через два дня примчался ко мне.

Кайл прекрасно помнил то время, помнил, как боялся, что брат погибнет в сражении при Ватерлоо, как изводился от тревоги, пока Доминика считали пропавшим без вести. Эти волнения были оборотной стороной привязанности, присущей только близнецам.

Помолчав минуту, Доминик продолжал:

– Я сразу понял, что в Китае с тобой что-то случилось. Но я не мог поверить в твою смерть, хотя и уговаривал себя смириться, не тешиться пустыми надеждами. После того как тебя вызволили из тюрьмы, я вздохнул свободнее, но меня по-прежнему не покидали мысли о тебе. Долгое время я гадал, не попала ли твоя душа в чистилище. – Он понизил голос до шепота. – Тебя до сих пор что-то гнетет.

Последняя фраза повисла в воздухе, как вопрос, на который никто не ответил.

Откладывать неизбежное признание было бессмысленно.

– Сегодня утром Трот уехала в Шотландию.

– Надолго?

– Навсегда. Она не вернется.

Доминик понимающе кивнул.

– Так вот зачем тебе понадобился графин бренди.

– Наш брак никогда не был настоящим, и мы договорились объяснять, что обручились, чтобы Трот было легче покинуть Китай. Срок обручения, один год и один день, истек, вот она и уехала.

Не купившись на эту ложь, Доминик возразил:

– Для человека, заключившего фиктивный брак, ты слишком злоупотребляешь бренди в отсутствие той, которую ты даже не желаешь называть женой.

Кайл прикрыл глаза, в висках у него гудело.

– Я просто очень привязан к Трот. Мне недостает ее.

– Значит, уехать решила она сама? Странно… У меня сложилось впечатление, что она не просто привязана к тебе. Привязанность – это не любовь.

Расправившись с сандвичем, Доминик снова взял стакан с бренди.

– Ты хочешь, чтобы я вытягивал из тебя клещами каждое слово? Если понадобится, я сделаю это, но нам обоим было бы легче, если бы ты просто объяснил, в чем дело.

Кайл уставился на пляшущие языки пламени, наслаждаясь теплом. До приезда Доминика он не замечал, как продрог.

– Нам обоим было слишком трудно. Как сказала Трот, мы больше, чем давние любовники, но меньше, чем друзья. Мне было жаль отпускать ее, но поступить иначе я не мог. Всю жизнь она чувствовала себя чужаком, изгоем. Она заслужила право встретить мужчину, который окружит ее любовью и заботой.

– А ты не можешь?

– Когда-то я уже любил вот так. Больше я на это не способен.

– Проверим, правильно ли я тебя понял. Ты утверждаешь, что не любишь Трот и не можешь ее любить, но если разлука с ней так угнетает тебя, разве это не любовь?

– Констанцию я любил иначе. – Кайл закрыл глаза, предавшись воспоминаниям. – Об этом я тебе никогда не рассказывал, но незадолго до смерти Констанции я женился на ней. Вместе с ней умерла часть моей души. Больше я никогда не смогу любить так, как любил ее.

Доминик кивнул:

– Конечно, не сможешь. Твои чувства к ней были ни чем не сравнимы, потому что ты считал ее особенной. Более того, Констанция была твоей первой любовью. Но то, что она умерла, еще не значит, что ты никогда не полюбишь другую женщину – иначе, но не менее крепко.

– Мне всегда недоставало твоего стремления к разнообразию, – сухо откликнулся Кайл.

– До встречи с Мериэл я ни разу не был даже влюблен, но успел узнать, что каждая женщина вызывает особенные чувства. К счастью, я не сталкивался с безответной любовью. И если с Мериэл что-нибудь случится… – По лицу Доминика пробежала тень. – Не будем об этом. Я просто хотел сказать, что любовь не иссякает раз и навсегда, чтобы уже никогда не родиться вновь. Твоя любовь к Констанции – доказательство тому, что в тебе таится неисчерпаемый источник этого чувства. Разве не может быть, что тебе уже сейчас небезразлична Трот, а со временем ты полюбишь ее всей душой?

Кайл открыл рот, чтобы возразить, но осекся.

– Что такое любовь?

– Ты умеешь задавать трудные вопросы. – Доминик выплеснул последние капли бренди из стакана в огонь, и они сгорели в голубом пламени. – Страсть – семя романтической любви, которая цветет годами, о чем я и не подозревал, когда женился на Мериэл. Но это еще не все. Есть дружба. Доверие и откровенные беседы. Беспокойство, когда я долго не вижу Мериэл. Нежность, которая охватывает меня при мысли о ней. – Он снова плеснул в огонь бренди и долго прислушивался к шипению. – Признаться, чтобы спасти ее, я пожертвовал бы жизнью, не раздумывая ни минуты.

Кайл перебрал в уме весь список. Страсть? Да, она объединяла их с Трот. Дружба и доверительные беседы – тоже. Бог свидетель, в отсутствие Трот Кайла охватывало беспокойство, она неизменно пробуждала в нем нежность. Он пожертвовал бы жизнью ради нее, не задумываясь, но она уже доказала, что способна на такой поступок. Она рисковала жизнью, чтобы навестить его в тюрьме и помочь ему сбежать, даже зная, что их попытка обречена на провал. Но ничто из перечисленного не могло сравниться с глубоким чувством, которое Кайл питал к Констанции.

– Разве любовь не складывается из всех этих элементов?

– Да, но у меня нет слов, чтобы описать ее, – с расстановкой подтвердил Доминик. – Скажу только, что Мериэл всегда в моем сердце. Но как ни странно, когда родился Филип, я обнаружил, что в моем сердце хватает места и для него, и для Гвин, когда она появилась. Если у нас будут другие дети, я смогу любить и их.

– В отличие от меня ты создан для любви.

– Мы не такие уж разные, Кайл. Думаю, ты просто боишься дать себе волю, тебе пришлось чаще защищаться в детстве и юности. Но ты способен не только получать, но и отдавать. – Доминик нахмурился, глядя на огонь. – Неужели Констанция хотела, чтобы ты всю жизнь скорбел о ней?

– Конечно, нет! Она была удивительно великодушной женщиной, перед самой смертью она велела мне продолжать жить за нас обоих. Но я не смогу вытеснить ее из сердца, даже зная, что она не стала бы возражать.

– Вы с Констанцией долго прожили вместе. Скажи, когда вы познакомились, у тебя возникло чувство, что ты больше никогда не сможешь полюбить, если потеряешь ее?

– Не знаю. – Кайл растерялся. – Об этом я никогда не думал. Наверное, такого чувства я не испытывал.

Доминик промолчал – слова Кайла говорили сами за себя. Кайл попытался сравнить свои чувства к Трот с чувствами к Констанции в первый год знакомства, но не сумел. Когда он думал о Констанции, десять лет, прожитых вместе, заслоняла любовь, которая полыхала в его сердце перед тем, как Констанция покинула его.

И, кроме того, если верить Дому, ему не следовало сравнивать свои чувства к двум совершенно разным женщинам.

– Ты говоришь, еще слишком рано утверждать, что Трот я никогда не полюблю так, как Констанцию. Но даже если ты прав, мы забываем о желаниях самой Трот. Это она решила, что пришло время расстаться.

– Ладно, примем во внимание желания Трот. О чем она мечтает?

– Чтобы к ней относились, как к равной, – без промедления ответил Кайл. – Она опасается, что в Англии ее всегда будут считать чужой. Через неделю после прибытия в Дорнли она случайно услышала мой разговор с Рексхэмом, который не стеснялся в выражениях, и уже через полчаса уехала на север. Мне удалось уговорить ее вернуться, но этот случай убедил Трот, что на длительные отношения ей нечего рассчитывать.

– Стало быть, измученная и униженная, пусть не в прямом, а в переносном смысле, она решила расстаться с тобой. Но если она страдает, как ты, следовало бы предпринять еще одну, последнюю попытку. Любовь редко достается нам даром. Как правило, ее приходится завоевывать.

Кайл с запинкой сказал:

– Не знаю, хватит ли у меня смелости попытаться и снова потерпеть фиаско.

– Неужели это хуже, чем всю жизнь гадать, сумел бы ты стать Трот настоящим мужем или нет? Она удивительная женщина.

– Если верить тебе, каждая женщина удивительна.

– Верно. Каждый человек ни на кого не похож, но среди людей есть особенные. Такую женщину, как Трот, тебе никогда не найти.

Кайл знал это, но не считал причиной, чтобы удерживать Трот.

– Ты спрашивал о желаниях Трот. А о чем мечтаешь ты, Дом?

– Прожить еще лет пятьдесят так, как сейчас, – живо ответил Доминик. – С Мериэл, детьми и внуками, зная, что меня, как землевладельца и члена магистрата, почитают обитатели Уорфилда и Шропшира. Я деревенский сквайр до мозга костей, Кайл. Твои увлечения разнообразны, но политика может заменить их. Занявшись политикой, ты сможешь творить добро в масштабах страны.

Брат прекрасно понимал Кайла, который с юности мечтал занять свое место в палате лордов и помогать решать судьбу родины.

– Помнишь, как я пообещал тебе Брэдшоу-Мэнор, если ты пойдешь под венец с моей невестой?

– Такое я никогда не забуду. Твой безумный план изменил всю мою жизнь.

– Я все равно отдам Брэдшоу тебе. Я давно принял это решение – поместье по праву твое.

Доминик поднял брови.

– В детстве я часто думал, что это ничем не примечательное поместье тебе ни к чему, но ты был так упрям, что я даже не надеялся на то, что ты отдашь его мне. Но если ты принял решение, почему же ты не отдал Брэдшоу-Мэнор мне раньше, зачем заставил годами томиться в Лондоне?

Кайл сдержанно улыбнулся.

– Я надеялся, что ты воспользуешься свободой – например, отправишься в Китай.

Доминик рассмеялся.

– Об этом мечтал ты, а не я. Забавно думать, как долго я завидовал тому, что ты родился первым. Но повезло мне, верно? В отличие от меня ты рос под постоянным гнетом ответственности.

Рексхэм пристально следил за учебой и поведением наследника и собственноручно наказывал Кайла за малейшие провинности. Кайл научился стоически терпеть боль. А еще он гордился тем, что ему порой удается спасти Доминика от отцовского гнева. Будучи старшим сыном, Кайл считал своим долгом заступаться за младшего и никогда не пренебрегал им.

Доминик задумчиво проговорил:

– Иногда я думаю вот о чем: что было бы, родись я первым? Неужели я стал бы таким, как ты, а ты – таким, как я? И я был бы послушным сыном, а ты – бунтарем? Или разница между нами такова, что мы выросли бы такими же, как сейчас, даже если бы я родился первым?

– Понятия не имею, Дом. И если начну гадать, сегодня мне не избежать головной боли.

– Причина твоей головной боли – бренди. – Доминик поднялся и зевнул. – Пора спать. Увидимся утром.

– Спасибо, что приехал, – тихо сказал Кайл.

Доминик коснулся его плеча.

– Думая о Трот, ты только изведешься. Просто спроси самого себя, что будет лучше – жить с ней или без нее.

После ухода брата Кайл отставил графин, потеряв всякий интерес к спиртному и забвению. Последние слова Доминика не принесли ему никакой пользы. Кайл знал, что предпочел бы жить с Трот, но не был уверен, что она согласилась бы вернуться.

Каким был первый год его знакомства с Констанцией? Он жил, как в эротическом угаре, и не только потому, что был девственником, а Констанция – куртизанкой, умеющей угождать мужчинам. В их соитиях всегда присутствовали мощные эмоции, выходящие далеко за рамки физического влечения, хотя Кайлу понадобилось десять лет, чтобы понять, как он любит ее.

Доминик прав: не следует сравнивать зрелую любовь к Констанции с нарождающейся бурей чувств к Трот. Рядом с Констанцией его охватывали покой и умиротворенность. И хотя его влекло к Трот, как ни к одной другой женщине, фундаментом их взаимоотношений был не покой, а насущная потребность друг в друге, способная уничтожить их обоих. Со временем Кайл стал бы презирать себя за слабость, а Трот опротивела бы его навязчивость. И это не укладывалось в определение любви.

Но если он не решится узнать, какими могут стать его отношения с Трот, он никогда не простит себя.

Мало того, она нужна Кайлу, как ничто другое в жизни. Завоевать ее будет нелегко, пожалуй, даже невозможно.

Туман болезни и подавленности, окутывавший Кайла, наконец развеялся. А если ему все-таки удастся не отпугнуть Трот, а пробудить в ней ответные чувства? Есть только один способ узнать это.

38

– Я приехала домой, отец! – Трот громко рассмеялась. Ветер трепал ее плащ, как черное знамя, пока она осматривала руины Драйбергского аббатства. Исполнив обещание, данное у могилы отца, Трот испытала глубокое удовлетворение.

Об этом аббатстве отец часто рассказывал ей, и сейчас Трот казалось, что отец идет рядом. Непрекращающаяся война между шотландцами и англичанами оставила от аббатства руины, между которыми паслись овцы, мирно пощипывая траву. В такой обстановке Трот почувствовала себя героиней готического романа, какие она читала в Уорфилде.

Где-то среди развалин наверняка притаился злодей, выжидающий минуту, чтобы напасть на невинную деву. Но в последнее мгновение появится герой, вступит в смертельную схватку со злодеем и спасет возлюбленную. Конечно, Трот вовсе не была невинной девой, к тому же могла без посторонней помощи постоять за себя, но не отказалась бы увидеть рядом привлекательного, влюбленного героя.

Она уважительно помедлила у могилы сэра Вальтера Скотта, жившего поблизости и похороненного здесь год назад. В юности ее отец был знаком с писателем. Зимой Трот жадно поглощала удивительные исторические романы Скотта, полные любовных историй и приключений. Скотт упокоился в живописном уголке, где уже давным-давно нет ни злодеев, ни героев.

Но так ли это? Взглянув в окно, Трот заметила, что к руинам аббатства приближается какой-то мужчина в темном плаще. Он напомнил ей Кайла, как и многие другие мужчины, которых она встречала по пути на север. Ее преследовал призрак живого человека.

А если он и вправду здесь, какую роль он выберет – злодея или героя? Улыбаясь своим причудливым мыслям, Трот вышла из разрушенного аббатства так, чтобы избежать встречи с незнакомцем, – она предпочитала одиночество и не нуждалась в обществе, радуясь уже тому, что очутилась в Шотландии. Здесь она иногда замечала любопытные взгляды, но местные жители были вежливы, а когда слышали ее акцент, то оказывали ей самый радушный прием.

Решив спуститься к реке, огибающей аббатство, она вышла из-за угла часовни и вздрогнула от неожиданности, столкнувшись с незнакомцем. Им оказался Кайл.

Трот уставилась на него с гулко бьющимся сердцем.

– Милорд, это вы?

Он поклонился.

– Собственной персоной. Прости, я не хотел напугать тебя.

Обуздав свое воображение, Трот холодно осведомилась:

– Вы приехали за своей каретой?

– Я приехал, чтобы увидеться с тобой. – Под пристальным взглядом Кайла Трот потупилась.

– Как вы нашли меня?

– Выследить карету с гербом на дверце нетрудно, к тому же ты как-то упоминала, что твой отец жил близ Мелроуза. Хозяин постоялого двора, где ты остановилась, объяснил, что ты ушла к аббатству, вот я и решил догнать тебя. И отлично прогулялся.

– Но зачем вы выслеживали меня? – беспомощно спросила Трот.

– Чтобы поговорить. – Кайл обвел взглядом руины. – Ты уже возвращаешься в Мелроуз или хочешь побыть здесь подольше?

– Сегодня я повидала достаточно. – При виде Кайла Трот забыла обо всех достопримечательностях.

Он предложил ей руку, и Трот машинально приняла ее, не сумев отказаться. Некоторое время они шли молча, наконец Кайл заговорил:

– Твой шотландский акцент стал заметнее. Шотландия оправдала твои ожидания?

– Полностью. – Трот подняла голову, подставив лицо свежему ветру. – Как ни странно, мне по душе прохладный ветер и хмурые небеса. Я… приехала домой. Здесь все точь-в-точь такое, как мне представлялось, – тени, свет, холмы… Мне кажется, в прошлой жизни я тоже была шотландкой.

– Может быть.

– Похоже, вы все-таки стали отчасти буддистом.

– Думаю, да. Знаешь, на земле есть места, которые пробуждают в нас странные чувства. Так было со мной, когда я увидел те китайские рисунки. Мне казалось, что Китай – часть моей души, что я не буду счастлив, пока не побываю там.

– Благодаря этому вы не так ограниченны, как большинство мужчин вашего круга. – Трот взглянула на него, вспоминая поездку в Хошань. – Вам хотелось остаться в Китае?

– Будь у меня выбор, я последовал бы примеру твоего отца и до конца своих дней жил бы в Макао или Кантоне, – задумчиво признался Кайл. – Но поскольку долг требует, чтобы я жил в Англии, я доволен уже тем, что сумел увидеть Китай.

– Если вы научились довольствоваться малым, значит, этот год вы прожили не зря. Когда мы познакомились, вас не покидали беспокойство и неудовлетворенность.

Его взгляд снова стал пристальным.

– Да, год для меня не потерян, хотя он выдался нелегким.

Стараясь избежать трудного разговора, Трот умолкла, приподняла юбки и перепрыгнула через лужу, оставшуюся после ночного дождя.

– Странно, что юг Шотландии называют низменностью, хотя на самом деле здесь больше холмов, чем в Англии.

– Верно, но эти холмы невысоки по сравнению с горами севера Шотландии, где родилась моя мать. – Кайл устремил взгляд на север. – Англию и Шотландию считают единым целым, но они всегда будут обособленными.

– Мой отец согласился бы с вами. – Трот отвернулась, гадая, почему при виде Кайла, привлекательностью уступающего Доминику, у нее слабеют колени.

– Ты уже успела найти своих родственников?

Пальцы Трот сжались.

– Мне известно, что у отца был брат, Джеймс Монтгомери, но когда я спросила о нем у хозяина постоялого двора «Старина Брюс», он ответил, что знает в округе пятерых мужчин с таким именем. Не знаю, стоит ли продолжать поиски. Наверное, я пробуду в Мелроузе еще день-другой, а потом уеду в Эдинбург.

– Если хочешь, я помогу тебе найти родных и вместе с тобой навещу их.

Встревоженная тем, как легко Кайл прочел ее мысли и разгадал опасения, Трот перевела разговор:

– Лучше объясните, зачем вы приехали сюда, Кайл. Чтобы наши страдания возобновились?

– Надеюсь, нет. – Он помедлил. – Пожалуй, я приехал, чтобы начать ухаживать за тобой.

Трот изумленно вскинула брови.

– Ухаживать за мной?

– Лучше поздно, чем никогда. – Он криво улыбнулся. – Через двенадцать часов после твоего отъезда в поместье явился Доминик и объяснил, что я болван – во всем, что касается тебя. И он был прав.

У Трот сжалось сердце.

– Что это значит?

– Я до сих пор не знаю, смогу ли стать мужем, которого ты заслуживаешь, – с мучительной откровенностью признался Кайл, – но я не хочу терять все, что у нас есть, если у меня остается хотя бы один шанс.

– Для этого уже слишком поздно. – Она потупилась, ей хотелось плакать. Она любила Кайла почти с первой минуты знакомства, но уже не верила, что они могут быть вместе. Зачем он приехал и все испортил – как раз тогда, когда Трот уже приняла решение идти своей дорогой?

Утверждать что-либо наверняка было еще слишком рано, но Трот чувствовала, что они зачали ребенка, когда предавались любви под цветущими яблонями. В ней что-то изменилось, хотя она не могла сказать, что именно. Трот даже догадывалась, что родится мальчик: она ощущала, как разгорается в ней энергия ян.

Эта догадка наполнила ее ликованием, но вместе с тем Трот поняла: она не желает, чтобы ее ребенок рос в Дорнли, рядом с дедом, презирающим смешанную кровь, и отцом, который так старался избежать беременности своей любовницы. Ее ребенок должен быть окружен любовью, даже если для этого ей придется вернуться в Макао.

– Ты уверена, что уже поздно? У нас даже не было времени узнать друг друга, Трот. Или ты притворялась мужчиной, или мы путешествовали по Китаю, или я был одержим мыслями, что джентльмену следовало бы отпустить тебя. Не лучше ли было бы немного побыть вместе и посмотреть, что из этого выйдет?

– Все не так просто.

– Для начала мы забудем, что были любовниками. – Он слабо улыбнулся. – Прежде я должен завоевать тебя.

– А я не уверена, что смогу находиться рядом с вами и не думать о постели.

Кайл окинул ее обжигающим взглядом.

– Но что мешает нам просто побыть рядом и посмотреть, к чему это приведет?

Трот нервозно запахнулась в плащ.

– Что толку в попытках, Кайл? В вашем мире я лишняя. Он никогда не станет моим – даже если ваш отец примирится со мной, а на это лучше не надеяться. Будете ли вы счастливы, если ослушаетесь его?

– В Англии дети пренебрегают желаниями родителей так же часто, как и в Китае. И потом, уезжая в Лондон, Рексхэм заявил, что внуки с примесью китайской крови лучше, чем их отсутствие.

– Эти слова следует расценивать как одобрение? – иронически уточнила Трот.

– От моего отца – да. – Кайл взял ее за руку, обходя двух пасущихся овец. – Рексхэм – отнюдь не идеальный свекор, ты раздражаешь его не только тем, что ты наполовину китаянка. Но если мы решим сочетаться законным браком, ручаюсь, он примет тебя в семью и, если понадобится, будет защищать тебя даже от короля. А что касается моих брата и сестры – они уже давно считают тебя родственницей. Если я отпущу тебя, они этого не поймут.

– Все это звучит неплохо, но неубедительно.

– Чтобы убедить тебя, понадобится время, вот почему я решил поухаживать за тобой. – Кайл пожал ее руку. – Не прогоняй меня, пока не истечет срок обручения. Если через один год и один день после церемонии в Фэнтане мы решим, что у нас нет будущего, мы расстанемся по обоюдному согласию и без сожалений.

Трот прикусила губу. Если она и вправду беременна, ради будущего ребенка она не должна отказываться от последней попытки стать законной женой Кайла.

– Хорошо. Дождемся конца срока.

Кайл повернул ее к себе, взял за подбородок и наградил медленным, нежным поцелуем, намеренно сдерживая страсть. Его губы были горячими и до боли родными.

Трот сгорала от желания прижаться к его телу, еще больше она жаждала принять его предложение. Но было уже слишком поздно.

Кайл отстранился, его дыхание участилось.

– Спасибо, Трот. Я сделаю все возможное, чтобы на следующие несколько недель стать идеальным спутником.

– Это будет нетрудно.

– Верно. За последние несколько месяцев я опротивел даже самому себе. Неудивительно, что ты сбежала. – Он взял Трот под руку и снова зашагал по тропе. – Кстати, о твоих родных… Визит к ним – рискованная задача, но ты же не боишься рисковать, Трот Монтгомери. Так ты позволишь мне продолжить поиски?

Трот глубоко вздохнула.

– Разыщите Джеймса Монтгомери ради меня, Кайл. Я должна встретиться со своим единственным родственником.

Трот помнила, что они с Кайлом не созданы друг для друга, но не могла не воспользоваться его появлением. Встреча с Родными пугала ее.

К счастью, на постоялом дворе «Старина Брюс» нашлась отдельная столовая, где Кайл и Трот перекусили вдвоем. Для компании, а может, в качестве компаньонки Трот принесла в столовую свою кошку: Жемчужный Бутон любила сидеть у нее на коленях и не терпела, когда ее сгоняли.

Кайл не возражал – ему предстояло о многом подумать, но желание заключить Трот в объятия было почти ошеломляющим. Однако он видел, как насторожена и даже испугана Трот. Значит, надо действовать медленно и осторожно, постепенно завоевывая доверие и дружбу, иначе он упустит свой последний шанс.

Вернувшись из аббатства, он занялся поиском сведений о родных отца Трот, но ей самой сообщил новости только после обеда.

– Я поговорил с местным священником и, кажется, узнал, где живет твой дядя.

Пальцы Трот сжались на ручке чашки.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Да, в округе есть пять Джеймсов Монтгомери, но только у одного был брат Хью, уехавший в Китай. Хью дважды приезжал в Шотландию, в последний раз – более двадцати лет назад, но его не забыли. Найти его брата было нетрудно.

Трот подалась вперед.

– Что еще вы узнали о моем дяде?

– Он пошел по стопам своего отца и стал учителем.

– Да, да! Я совсем забыла, но теперь вспомнила: папа упоминал, что его отец и брат – учителя. – Она отпила чаю, глядя вдаль. – Вот почему папа так заботился о моем образовании. Он сам учил меня всем европейским наукам и нанимал лучших учителей китайского языка, литературы и истории.

– Шотландцы славятся любовью к учебе. Моя мать была самой начитанной и образованной женщиной из всех, каких я знал. Совсем как ты.

Трот отвела глаза и погладила кошку.

– Дядя живет неподалеку?

– В коттедже на окраине Мелроуза, вместе с семьей. Туда легко дойти пешком. – Кайл покачивал в руке свой стакан с вином, молясь, чтобы школьный учитель радостно встретил свою племянницу, пусть даже незаконнорожденную по английским меркам.

А если Монтгомери отвергнет ее, он, Кайл, в ответ…

Кайл не знал, что он предпримет, но пожалел, что дуэли запрещены законом.

39

Напряженная, как натянутая струна, Трот крепко вцепилась в отцовскую Библию, вместе с Кайлом шагая по улице, ведущей к долу школьного учителя Джеймса Монтгомери.

– Должно быть, вот этот. – Кайл указал на ухоженный, довольно большой каменный коттедж с побеленными стенами и кошкой, умывающейся на крыльце. Он ободряюще взглянул на Трот: – Самое страшное скоро будет позади.

Она кивнула, чувствуя, как пересохло у нее во рту. Кайл постучал в окованную железом дверь, и вскоре ее открыл рослый мужчина, любезно осведомившийся:

– Чем могу служить?

У Трот перехватило дыхание. О боги, он был в точности похож на ее отца! Тот же рот, удлиненное худое лицо, густые рыжеватые волосы с частой проседью. Очевидно, Джеймс был несколькими годами моложе Хью.

– Вы Джеймс Монтгомери, брат покойного Хью Монтгомери из Макао?

Мужчина приподнял кустистые брови.

– Да.

Кайл взял Трот за руку и подвел ее поближе.

– Позвольте представить вашу племянницу, Трот Монтгомери, недавно прибывшую в Англию.

У Монтгомери приоткрылся рот, в серых глазах отразилось такое потрясение, что Трот сбежала бы, если бы Кайл не удержал ее за локоть. Внезапно Джеймс взревел зычным голосом учителя:

– Мама, Джинни, Трот приехала!

Схватив Трот за руку, Джеймс втащил ее в дом. Из соседней комнаты выбежали две женщины, вытирая о передники запачканные мукой руки. Одна из них, миловидная рыжеволосая, средних лет, вероятно, приходилась Монтгомери женой, а вторая, рослая, прямая старуха с белоснежными волосами, – матерью.

Под громкий лай двух собак мать Джеймса шагнула к Трот. Должно быть, ей было уже под восемьдесят, но глаза оставались живыми и ясными.

– Дочь моего Хью! – потрясение выговорила она, с трудом удерживаясь от слез. – Как ты похожа на него, детка!

Услышав эти слова, Трот обняла ее и расплакалась.

– А я… я не знала, что у меня есть бабушка, – растерянно пробормотала она.

Эту сцену Трот не раз представляла себе, мысленно видела, как Джеймс Монтгомери гневно отрекается от нее или нехотя признает родственницей, но даже не надеялась на радостный, сердечный прием. Бабушка усадила ее на дубовую скамью, а Джеймс тем временем представил Кайлу свою жену Джин и мать Мейрид. Покончив с формальностями, он сказал:

– А мы думали, что Трот погибла в кораблекрушении вместе с Хью. Где же ты была все эти годы, детка?

– В Кантоне, – ответил Кайл, поскольку Трот неудержимо всхлипывала. – Когда она осиротела, ее приютил один китайский купец, друг ее отца.

Пока Трот пыталась справиться со слезами, одна из лохматых собак положила лапы ей на колени и ткнулась в щеку мокрым носом. Смеясь и плача одновременно, Трот выпрямилась и принялась искать платок. Кайл протянул ей свой.

Вытерев покрасневшее от слез лицо, Трот произнесла:

– Простите меня за такую слабость, но… я не знала, примут ли меня здесь.

– Не примут единственную дочь моего сына? – переспросила Мейрид. – С чего ты взяла?

Трот объяснила без обиняков:

– Дело в том, что я наполовину китаянка, к тому же по шотландским меркам мои родители не были женаты.

– Твои родители поженились по шотландскому обычаю, но даже в противном случае ты остаешься дочерью моего брата, – возразил Джеймс.

– Мои родители были женаты? – удивилась Трот.

– Да, – кивнула Мейрид. – Хью и Ли Инь дали друг другу древнюю шотландскую клятву пред лицом Бога. – И она нежно пригладила волосы внучки.

Трот заинтересованно спросила:

– Но разве такой брак считался законным в Макао?

– Его было достаточно для Хью и для всех нас, – заявила Джин. – Неужели родители ничего не объяснили тебе?

– Нет, я даже не спрашивала. – Трот была уверена, что Ли Инь – наложница Хью, такой статус считался вполне законным в Макао. Мысли о браке ей даже не приходили в голову.

Но теперь, когда она узнала, что ее родители обменялись клятвами, она понимала, почему в семье никогда не упоминали об этом.

– В Макао у многих иностранцев есть наложницы-китаянки и дети, но, женившись на любовнице, любой европеец вызвал бы шумный скандал. Один человек, решившийся на это, был вынужден продать свою торговую компанию. Очевидно, поэтому отец и решил скрыть свой брак.

Он называл Ли Инь женой, что Трот считала любезным и романтичным обращением. Но теперь, думая об этом, она осознала, что нравственные принципы не позволили бы ее отцу жить во грехе, поэтому он женился на Ли Инь, сообщив об этом только своим родным. Европейцам из Макао было незачем об этом знать.

– По-моему, нам пора выпить чаю, – решила Джин, ушла на кухню и вскоре вернулась с корзинкой песочного печенья и большим дымящимся чайником. – От волнений всегда разыгрывается аппетит.

Сегодня днем Трот почти ничего не ела, поэтому с благодарностью принялась за чай и еще теплое домашнее печенье, какое любил ее отец. Утолив голод, она обвела взглядом вновь обретенных родственников.

– Вы и вправду верите, что я – та, за кого себя выдаю? Если хотите, я могу показать вам отцовскую Библию…

Мейрид покачала головой.

– Это ни к чему: ты – вылитая Хью, хотя и наполовину китаянка. Ты унаследовала форму его ушей, овал лица, его выговор. Хью знал, как я мечтаю повидать внучку, поэтому часто писал о тебе. Он гордился твоей красотой и умом и уверял, что благодаря знанию двух языков ты станешь сущим кладом для его компании. – Она печально вздохнула. – Я просила его привезти тебя погостить, но он не хотел разлучать тебя с матерью, а она не вынесла бы долгого плавания.

Хью говорил правду: мать Трот была слишком хрупка для длительного плавания и пребывания в холодной северной стране, хотя и согласилась бы отправиться в Шотландию из уважения к мужу. Но отец Трот ни за что не стал бы принуждать Ли Инь. Такую заботу о женщине Трот считала лучшим из мужских качеств, им обладал и Кайл.

– Зато теперь, когда ты здесь, я могу передать тебе состояние отца и наконец-то избавиться от него, – с улыбкой вступил в разговор Джеймс. – Оно досталось нам потому, что все считали тебя погибшей.

– Но откуда оно взялось? – изумилась Трот. – После смерти отца выяснилось, что он был весь в долгах. Чэнгуа, тот купец, который приютил меня, не мог солгать!

– Мистер Чэнгуа вряд ли знал о том, что у Хью есть счет в английском банке, – объяснил Джеймс. – Большую часть своих прибылей Хью отсылал в банк Эдинбурга, а в Макао оставлял только деньги на домашние расходы и закупку нового товара. Видимо, больше твой друг ни о чем не знал.

– Наверное, так все и было, – согласился Кайл. – И даже если Чэнгуа знал о банковском счете, он считал Трот нищей, не подозревая, что в Англии женщины обладают правом наследования.

Выслушав эти объяснения, Трот вздохнула с облегчением. Конечно, все было именно так. Заподозрить Чэнгуа в нечестности она просто не могла. Он занимался торговлей сорок лет, ему многие верили на слово, и не ошибались.

Трот опять оглядела дружелюбные лица членов семьи Монтгомери. Как сложилась бы ее жизнь, если бы кто-нибудь из европейцев в Макао додумался отправить ее в Шотландию, к родственникам отца? Она выросла бы здесь, окруженная любовью, даже считалась бы наследницей.

– Сколько же денег оставил мне отец?

– Часть пришлось потратить, – признался Джеймс. – Осталось около десяти тысяч фунтов.

Трот опешила. Десять тысяч фунтов – да это же настоящее богатство, которого при некоторой экономии ей хватит на всю жизнь! Больше она никогда не будет нищей и беспомощной. Не веря своему счастью, она спросила:

– Но ведь вы считали себя законными наследниками. Почему же вы не потратили больше? Вы ведь могли купить поместье или перебраться в Эдинбург или Лондон.

На лице Мейрид отразилось изумление.

– Зачем они нам? Мелроуз – наш дом, здесь есть все, что нам нужно.

– Часть денег мы потратили на то, чтобы отправить в университет наших двух сыновей и двух дальних родственников, – подхватил Джеймс. – Наш старший, Джеймс, врач в Эдинбурге, младший, которого мы назвали Хью в честь дяди, тоже учится там. Он хочет вернуться сюда и стать учителем. Когда наши дочери вышли замуж, мы купили им по коттеджу – хорошо иметь собственную крышу над головой. – Его вдруг охватило запоздалое раскаяние: – Конечно, мы все вернем, но нам понадобится время…

– Да, еще на деньги Хью мы пристроили к дому новую кухню, – с беспокойством напомнила Джин. – Мы должны подробно отчитаться перед Трот.

– Вздор! – перебила Трот. – Мой отец наверняка хотел, чтобы его племянники получили образование, а у вас появилась новая просторная кухня. А если бы он и отказался помочь вам, я сделала бы это сама!

– Ты очень щедра, детка, – улыбнулась Джин.

Трот усмехнулась.

– Легко распоряжаться деньгами, о существовании которых только что услышал.

– Но как ты намерена жить дальше? Надеюсь, ты погостишь у нас?

Трот переглянулась с Кайлом.

– Мы хотели побывать в доме Кайла в горах, а на обратном пути задержаться в Эдинбурге.

– Но прежде мы проведем несколько дней здесь, – решил Кайл. – А после поездки в Киннокберн ты вернешься в Мелроуз.

– Вот и отлично! Нам хватит времени, чтобы устроить большой кейли в честь нашей потерянной овечки, – просияла Мейрид.

Трот недоуменно свела брови.

– А что такое кейли?

– Вечеринка с музыкой, танцами и угощением, – объяснила Джин. – Мы позовем Джейми и Хью из Эдинбурга – они захотят познакомиться с новой кузиной!

– А еще надо пригласить Калеба Логана, давнего партнера Хью, – предложил Джеймс. – Он как раз гостит на родине и недавно прислал мне письмо, что весьма любезно с его стороны. Ты виделась с ним в Макао, Трот?

Трот знала Калеба Логана, но вспоминать о своей жизни в Кантоне и Макао была еще не готова.

– Отец иногда упоминал о нем, но мы с мамой никогда не встречались с его партнерами. – Если не считать Чэнгуа, который изредка навещал Ли Инь и торжественно преподносил Трот маленькие подарки.

– Значит, готовимся к кейли! – Мейрид переглянулась с сыном и снохой. – А Трот переселится к нам. В комнате девочек наверху ей будет уютно. Ты согласна, детка?

– Конечно! – воскликнула Трот, не в силах поверить нежданному счастью.

Мейрид махнула рукой сыну и Кайлу.

– А теперь уходите. Джеймс, ступай к сестре, сообщи ей новость. Нам с Джин надо потолковать с нашей гостьей.

Трот перевела на Кайла такой счастливый взгляд, что у него защемило сердце. Так она смотрела на него в начале знакомства.

Догадавшись, что на уме у бабушки Трот, Кайл не удивился, когда Джеймс, выйдя из коттеджа, остановился, раскуривая глиняную трубку, и спросил:

– Кажется, вы не упоминали, кем вы приходитесь моей племяннице, мистер Максвелл. Вы обручены?

– Мы с Трот друзья. – Кайл решил, что такого объяснения будет достаточно. – Как и Трот, я наполовину шотландец, поэтому, чтобы помочь ей покинуть Китай, я предложил ей обручиться. Законность этого обряда можно оспорить, но его срок скоро истекает, и Трот снова будет свободна.

Кайл подозревал, что Трот решит навсегда поселиться в Мелроузе, рядом с семьей, о которой она так долго мечтала. Он радовался за нее – а кто не обрадовался бы, увидев ее сияющее лицо? – но остро осознавал, что теперь, имея семью и состояние, она в нем не нуждается.

Учителя проницательны по натуре, их трудно обмануть.

– Вы чего-то не договариваете, – заметил Джеймс. – Вы намерены вступить в законный брак? Похоже, вы не просто друзья.

– В Китае Трот спасла мне жизнь. Меня считали погибшим, я вернулся на родину на несколько месяцев позже Трот. Теперь мы пытаемся решить, хотим мы остаться супругами или нет.

– Но готовы ли вы поступить, как подобает порядочному человеку?

– Готов. А вот у Трот насчет брака возникли сомнения, притом весомые. – Чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Джеймса, Кайл добавил: – Нет, я не распутник. Но я лорд Максвелл, а не мистер Максвелл. Я – наследник графа Рексхэма, и Трот не уверена, что сможет стать своей в моем мире. И даже не желает пытаться.

– Она унаследовала не только отцовскую щедрость, но и здравый смысл. До сих пор не верю, что она здесь. – Джеймс принялся задумчиво попыхивать трубкой. – Если она решит выйти за вас замуж, по крайней мере, ей незачем опасаться, что вы охотитесь за ее состоянием, – узнав о нем, вы были удивлены, как и она.

– Да, это сюрприз, но приятный. Что бы ни случилось, Трот хватит денег на безбедную жизнь. Но мне ее наследство ни к чему. Мое так велико, что найдется немало людей, готовых позавидовать мне.

Джеймс прищурился.

– Стало быть, вам известно, что деньги – не только преимущество, но и проклятие. Вот почему мы почти не трогали наследства Хью. Не хватало еще, чтобы мои сыновья стали не образованными людьми, а никчемными щеголями! – Он указал трубкой на ближайший коттедж. – Здесь живет моя сестра Энни. У нее три дочери, так что готовьтесь услышать оглушительный визг, как только они обо всем узнают. Не каждый день у них появляется новая кузина.

И не каждый день теряешь удивительную женщину, а Кайл чувствовал, что Трот быстро, но неумолимо отдаляется от него.

40

Семейство Монтгомери сдержало обещание и устроило шумный праздник кейли. Для этого был снят большой зал постоялого двора, столы ломились от еды, напитки текли рекой, музыканты играли без умолку, в Мелроуз съехалось чуть ли не пол-Берикшира.

Как почетную гостью, Трот наперебой приглашали танцевать и занимали разговорами. Кайл наблюдал за ней из угла. Это был ее вечер, она заслужила его. С раскрасневшимся лицом и пышной прической Трот была неотразима. Она мудро выбрала одно из самых простых платьев, чтобы не выделяться среди гостей, а природная грация помогла ей легко усвоить быстрые па народного танца рил.

Казалось, она родилась в этом городке, среди этих людей. В сущности, так оно и было. Просто ей понадобилось немало времени, чтобы понять, где ее дом.

С тех пор как Трот переселилась к бабушке и дяде, Кайл реже виделся с ней, и всегда в присутствии родственников. Он надеялся, что сможет чаще наслаждаться обществом Трот, но, может быть, редкие встречи пойдут на пользу им обоим. Постепенно он примирился с мыслью, что ему нужна Трот, а он ей – нет.

Две женщины средних лет остановились неподалеку от него. Кивнув в сторону Трот, одна из них сказала:

– Славная девушка, но слишком уж чудная.

– Монтгомери это все равно, – отозвалась вторая. – Но я бы не хотела, чтобы мой сын женился на ней.

– Даже если она и вправду богата?

– Ну, какая же мать захочет стать помехой счастью сына! – саркастически рассмеялась ее подружка.

Кайла так и подмывало вмешаться в разговор, но, понимая, что ни Трот, ни ее родным не нужен скандал в разгар кейли, он отошел. Семейство Монтгомери приняло блудную внучку и племянницу с распростертыми объятиями, но далеко не все местные жители проявили подобное радушие.

– Максвелл, может, выпьем?

Обернувшись, Кайл увидел перед собой Калеба Логана, торговца из Эдинбурга, с бутылкой и двумя стаканами в руках. В Кантоне Кайл часто встречался с Логаном, но не подозревал, что когда-то тот был партнером Хью Монтгомери, иначе не упустил бы случая подробнее расспросить его об отце Трот.

– Выпьем за Шотландию и самую чудесную девушку в округе! – развязным тоном предложил Логан, наполняя стаканы чистым янтарным виски.

– За Шотландию и Трот Монтгомери! – Кайл залпом проглотил обжигающую жидкость, радуясь, что до сих пор сегодня не выпил ни глотка. В Кантоне Логан считался одним из самых преуспевающих торговцев, был проницателен, прагматичен и полон решимости сколотить состояние, а потом спокойно удалиться от дел и поселиться в Шотландии. – Рад снова видеть вас. Как прошло путешествие из Китая?

– Прекрасно. Я привез груз лучшего черного китайского чая и продал его здесь по двойной цене. – Логан опустошил свой стакан и снова наполнил его. – Хью обрадовался бы, узнав, что его дочь благополучно добралась до Шотландии.

– А когда Монтгомери погиб, кому-нибудь приходило в голову отправить Трот к его родным? – с любопытством осведомился Кайл.

Логан покачал головой.

– Насколько мне известно, нет. О существовании Трот и ее матери мало кто знал. Даже я никогда не видел их, хотя мы с Хью встречались ежедневно и начали работать вместе с тех пор, как я впервые побывал в Азии. После смерти Хью Чэнгуа сообщил мне, что девочку забрали к себе родственники-китайцы, и это объяснение меня вполне удовлетворило. Не было смысла отрывать ее от привычной жизни и посылать на другой конец света, если у нее нашлись родные в Китае.

Чэнгуа сказал, что у Трот есть родственники-китайцы? Странно. Ли Инь была родом с севера, она перестала поддерживать связи с семьей с тех пор, как стала наложницей.

Кайла осенила тревожная догадка. Неужели Чэнгуа сказал Логану, что у Трот есть родные, чтобы взять ее в свой дом и сделать ценной помощницей? Кайлу было неприятно думать, что Чэнгуа превратил Трот в рабыню по чисто эгоистическим соображениям. Разумеется, с точки зрения самого Чэнгуа он оказывал Трот услугу, предоставляя никому не нужной девочке со смешанной кровью шанс стать полезной.

– Должно быть, ваше дело пострадало после смерти Монтгомери.

– Да, пришлось работать за двоих, с трудом сводить концы с концами, просить помощи у Чэнгуа, чтобы избежать банкротства. Но уже в следующем году дела пошли в гору, и с тех пор мне везет.

Вспоминая рассказы Гэвина, Кайл обмолвился словно невзначай:

– В Кантоне я слышал, что с Монтгомери связан какой-то скандал. Что бы это могло быть?

Логан смерил его пристальным взглядом.

– О покойниках дурно не говорят.

– Неужели Монтгомери совершил какое-то преступление?

Логан махнул рукой с зажатым в ней стаканом.

– Нет, Хью не преступник. Он был чертовски славным малым, разве что… слишком скрытным и лицемерным.

Может, Монтгомери приторговывал опиумом и при этом выступал против такой торговли? Или же скандал вспыхнул по другой причине? Логан прав: ни к чему ворошить прошлое, особенно такое, которое может повредить Трот. Кайл надеялся, что Трот ни разу не слышала от торговцев упреки в адрес ее отца. Сменив тему, он спросил:

– Ваша семья здесь, в Шотландии?

– Да. Сначала моя жена отправилась вместе со мной в Макао, но тамошний климат не пришелся ей по душе, и после того, как у нас родилось двое ребятишек, она решила вернуться домой – очень уж она боялась тамошней лихорадки и других болезней. Вот почему я часто приезжаю на родину – чтобы напомнить моей семье, кто в доме хозяин. – Он усмехнулся. – Конечно, здесь мне недостает моей наложницы, китаянки, но она ждет не дождется, когда я вернусь в Макао. – Он отыскал взглядом Трот. – В китайских женщинах есть что-то особенное, чего нет у европеек.

– Вам следовало бы взять наложницу с собой, чтобы не скучать в пути, – сухо заметил Кайл.

– Я подумывал об этом, но не отважился. Кстати, до меня доходили слухи о вас и дочери Хью – кто-то говорит, что вы женаты, кто-то утверждает обратное.

Кайл снова изложил официальную версию событий:

– Мы устроили церемонию обручения, чтобы Трот было легче уехать в Англию. Срок обручения вскоре истекает.

– А, тогда все ясно. Трот – славная девушка, но, само собой, человеку с положением вроде вас жениться на таких не пристало.

Если бы Логан хотя бы попытался предположить, что Кайл обручился с Трот, чтобы переспать с нею, а потом расстаться, Кайл разбил бы о его голову бутылку виски. К счастью, Логан оставил свое мнение при себе и с деланно безразличным видом продолжил разговор:

– Мне довелось попробовать «Графский чай» Эллиота. Прекрасный вкус. Будет пользоваться спросом. Что в него добавляют?

Кайл улыбнулся.

– Я, конечно, не торговец, но мне известно, что на такие вопросы отвечать не следует.

– Я же просто полюбопытствовал. Дайте мне время, и я разузнаю, из чего состоит эта смесь, – нимало не смутившись, ответил Логан. – В любви, войне и бизнесе все средства хороши.

– Когда вы возвращаетесь в Китай?

– В июле, чтобы прибыть в Кантон как раз к началу нового торгового сезона. Весну я намерен провести в Шотландии. Я скучаю по здешнему лету, но не по зиме. Я слышал, вы с Трот собираетесь в горы?

– Послезавтра мы уезжаем в Киннокберн – это к северу от Стерлинга. Моя мать родом с севера Шотландии, там у нее осталось имение.

– Не забудьте показать дочери Хью Касддум. Оттуда открывается живописный вид. Вы ведь бывали там?

Прозвище Каслдум, Замок Рок, носили руины крепости на вершине почти неприступного утеса среди гор.

– Давным-давно. Но вы правы, Трот там понравится. Мы заедем туда по пути в Киннокберн.

Кайл уже давно решил сделать путешествие как можно более запоминающимся, подозревая, что это его последний шанс завоевать сердце Трот.

Забыв о сдержанности в приливе веселья, Трот подбежала к Кайлу и взяла его за руки.

– Идемте, милорд. Из присутствующих мужчин я еще не танцевала только с вами.

– И со мной, – вмешался Калеб Логан, глаза которого масляно заблестели. Трот поняла, что он принадлежит к тем мужчинам, которых возбуждают мысли о соитии с необычными женщинами.

С непроницаемым лицом Кайл произнес:

– Трот Монтгомери, познакомься с Калебом Логаном, бывшим партнером твоего отца.

– Добрый вечер, мистер Логан. – Трот грациозно присела, будто и не встречалась с Логаном в Кантоне. Но Логану, очевидно, и в голову не приходило, что переводчик Цзинь Кан и дочь его давнего партнера – одно и то же лицо, а Трот ничего не собиралась объяснять. – Отец часто вспоминал про вас – правда, это было так давно!

– И что же он говорил? – заинтересовался Логан.

– Что вы подаете большие надежды и, в конце концов, разбогатеете.

Логан рассмеялся.

– Должно быть, Хью был ясновидящим!

Пока торговец хохотал, Трот вывела Кайла на середину зала – как раз начинался новый танец.

– Надеюсь, вы не злоупотребили виски?

Кайл проказливо улыбнулся.

– Я же наполовину шотландец. Лучше всего я танцую после стаканчика-другого.

Он не солгал. Трот убедилась, что старый шотландский танец рил Кайл танцует превосходно, быстро и уверенно перебирая ногами, крепко обнимая партнершу и кружа ее в воздухе. Забыв о последствиях, Трот отдалась волшебству минуты: танец напоминал ей неистовую плотскую любовь, которой она так жаждала.

Когда рил кончился, Кайл отвел Трот к столу, где стоял кувшин с прохладным кисловатым лимонадом. Потягивая его мелкими глотками, Кайл спросил:

– Ты опять забросила упражнения ци? Последние два дня я приходил поутру к саду Монтгомери, но тебя нигде не заметил.

– Дело в том, что у меня было слишком много хлопот. Я и понятия не имела, что у меня столько кузин! – виновато объяснила Трот, зная, что сумела бы выкроить время для упражнений, если бы хотела. Но она совсем недавно познакомилась с родными отца и еще стеснялась заниматься вин чунь в их саду. Трот Монтгомери они приняли радушно, однако с появлением Мэй Лянь следовало подождать.

Раскрасневшийся от танцев Джеймс Монтгомери упал на стул и объявил:

– Теперь, когда все в сборе, я предлагаю тост – так что поскорее наполните стаканы!

За столом поднялась веселая суета. Джеймс поднял свой стакан, обращаясь к Трот:

– За радость встреч, горечь разлук и счастье новых встреч! Пусть над твоей головой, племянница, всегда сияет солнце – ведь благодаря тебе мой брат вернулся домой!

Со слезами на глазах Трот сжала стакан с лимонадом, все вокруг выпили за нее. Ей хотелось сказать что-нибудь в ответ, но у нее перехватило горло.

Кайл понял, что творится с ней, и звучно провозгласил, перекрывая голоса собравшихся:

– А теперь выпьем за семью Монтгомери из Мелроуза, живое доказательство тому, что никакое гостеприимство в мире не сравнится с шотландским!

Все охотно поддержали предложенный тост. Трот чуть не плакала от счастья, Кайл ласково улыбался ей. Никто в мире, кроме него, не смог бы понять, что значит для нее сегодняшний вечер.

Резкие, пронзительные звуки перекрыли шум разговоров, заставив замереть всех присутствующих.

– Волынщик пришел! Волынщик!

Гости заспешили во двор, Кайл обнял Трот, чтобы впопыхах ее не толкнули. Как всегда, рядом с ним она почувствовала себя защищенной. Ее настороженность тут же развеялась.

Посреди освещенного трепещущими на ветру факелами двора стоял волынщик-горец в полном облачении, в развевающемся килте, извлекая из волынки такие звуки, что у присутствующих по спине пробегали мурашки. Трот уставилась на него как зачарованная. Неудивительно, что солдаты готовы идти за волынщиком хоть в преисподнюю.

А еще она вскоре поняла, почему на волынках играют только под открытым небом, – для помещений они звучат слишком резко. Когда первая мелодия закончилась и слушатели зааплодировали, Трот тихо заметила, обращаясь к Кайлу:

– А я думала, волынку можно услышать лишь в горах на севере Шотландии.

– Да, но все шотландцы искренне горевали, когда после восстания якобитов горские костюмы и обычаи оказались под запретом. Теперь килты и волынки снова разрешены, их любят все шотландцы, особенно с тех пор, как шотландские полки покрыли себя славой в войне с Наполеоном. Он называл горцев дьяволами в юбках.

Джеймс Монтгомери выступил вперед, держа в руках два меча, церемонно скрестил их, положил на землю и объявил:

– А теперь муж моей сестры Энни, сражавшийся в полку Шотландских горцев при Ватерлоо, исполнит танец мечей.

Трот уже успела познакомиться с худощавым и немногословным Тэмом Гордоном, но не знала о его воинском прошлом. Волынщик вновь заиграл, Тэм выступил вперед. Исполняя па танца с поразительным проворством, он кружился возле мечей, вскинув руки. На его лице было написано ликование.

Кайл зашептал на ухо Трот:

– Если танцору удавалось закончить танец, ни разу не коснувшись мечей, считалось, что на следующий день шотландцам обеспечена победа в бою.

– А вы умеете танцевать танец мечей?

– В детстве я учился ему, но исполнять его полагается в килте. Панталоны слишком тесны для неистовых горских танцев. – Кайл положил горячую ладонь на плечо Трот. – Доминику нравятся шотландские обычаи, но он не так влюблен в Шотландию, как я. Может, все дело в том, что я ношу горское имя, а он – нет.

На миг Трот представила себе Кайла в полном облачении воина-горца. При виде его затрепетало бы сердце любой женщины. Трот вздрогнула, вспомнив, как они предавались любви под яблонями в Дорнли. На краткое время они отбросили все сомнения и доводы рассудка…

Танец мечей завершился, волынщик заиграл рил. На круг вышло несколько пар, Кайл притянул к себе Трот и закружил ее под музыку.

– В такую ночь только человек с каменным сердцем не почувствует себя шотландцем!

– А мое сердце вовсе не камень, милорд! – Смеясь, она отдалась ритму быстрых движений, ее юбки взметались, волосы растрепал ветер, она ощущала всю сладость свободы своих предков. Под черным небом, в зыбком свете факелов Трот забыла о прошлом и настоящем, забыла обо всем, кроме неистовых звуков волынки и мужчины, сильные руки и тело которого пробуждали в ней желание.

Она старалась напомнить себе, что близость с Кайлом немыслима. Но боль и гордость вдруг стали далекими, почти призрачными, а зов крови – горячим, неумолимым и властным.

Возможно, по пути в горы они сумеют вновь подарить друг другу наслаждение, какими бы ни были последствия.

41

Несмотря на то, что праздник закончился далеко за полночь, на следующее утро Трот проснулась рано, бесшумно вышла из коттеджа и занялась упражнениями ци и вин чунь. Она надеялась, что Кайл присоединится к ней, но он так и не появился. Наверное, он махнул рукой на свой последний шанс.

После долгих танцев вчера ночью упражнения пошли на пользу усталым мышцам. Но воздух был зябким. В разгар весны утра в Шотландии еще оставались холодными, а сад Трот сочла не самым удобным местом для занятий. Но привычные движения согрели и успокоили ее.

Из мечтательных раздумий ее вывел голос бабушки:

– А это что еще за языческий танец, детка?

Трот обернулась, смущенная оттого, что ее застали в свободной китайской одежде.

– Это не танец. В Китае верят, что жизненная энергия ци присутствует повсюду, а особые упражнения помогают привести ее в равновесие.

Мейрид скептически подняла брови.

– Поразмяться иной раз бывает неплохо, но как бы ты не подхватила чахотку, вертясь в саду в этих неприличных штанах. Я вышла спросить, не пора ли тебе завтракать после такой бурной ночи.

– Праздник был чудесный, и позавтракать я не откажусь. – Стоя неподвижно, Трот вскоре замерзла. Она охотно последовала в дом за бабушкой и поспешила переодеться, пока Мейрид готовила яичницу и жарила хлеб.

Одевшись, как требовали правила приличия, Трот с удовольствием принялась за завтрак, переговариваясь с бабушкой. Джеймса и Джин уже не было дома. Когда Трот допивала чай, Мейрид вышла и вскоре вернулась с перевязанной пачкой писем, которую положила на чисто выскобленный сосновый стол.

– Это письма твоего отца. Думаю, тебе не помешает прочесть их, – объяснила Мейрид, снова наполняя свою чашку.

Затаив дыхание Трот взяла первое письмо. Очевидно, его перечитывали бесчисленное множество раз, лист бумаги обтрепался, но разборчивый и размашистый отцовский почерк Трот узнала сразу. Отец привык так писать, когда еще был учителем.

Письмо излучало радость. «У нас родилась дочка! Ли Инь здорова, но сокрушается, что не сумела подарить мне сына, глупышка. Мы назвали малютку Трот Мэй Лянь (Прекрасная ива), я полюбил ее с первой минуты – второго такого же прелестного ребенка не найти во всем свете».

Прикусив губу, Трот читала письма и словно слышала голос отца. За годы, проведенные в Кантоне, она совсем забыла, что значит быть любимой дочерью.

Слезы затуманили ее глаза, строчки сливались и путались. Бабушка протянула ей платок.

– Ты была его единственным сокровищем, Трот. Я жалею лишь об одном – что Хью не смог привезти тебя домой сам.

Трот уткнулась лицом в мягкий квадратик материи с вышивкой, гадая, неужели частые слезы – признак беременности.

– Спасибо, что ты разрешила мне прочесть его письма, бабушка. Мне казалось, что папа стоит рядом…

– Когда мне не удается смириться с мыслью, что его не вернешь, я перечитываю письма, уверяя себя, что он жив – просто уехал далеко от дома. – Мейрид бережно перевязала пачку писем лентой. – Поверь, это очень больно – пережить своих детей.

Ощутив особую близость с бабушкой и желая излить душу, Трот робко произнесла:

– Кажется, у меня… будет ребенок.

Мейрид впилась в нее взглядом.

– Ты уверена?

– Утверждать еще слишком рано, но почему-то мне кажется, что я не ошиблась.

– Наверное, ты права: женщины узнают о таких событиях задолго до того, как признаки становятся явными. – Мейрид улыбнулась. – Значит, ты выйдешь замуж за Максвелла. Ведь это его ребенок? Мне бы не хотелось стыдить мою внучку.

– Да, ребенок от него, но я не знаю, стоит ли мне выходить замуж за Кайла.

Мейрид задумчиво свела брови.

– Джеймс говорил с ним и узнал, что Максвелл готов поступить, как подобает настоящему мужчине. Или он из породы лживых англичан?

Поступить, как подобает… Трот закаменела.

– Уверена, он исполнит свой долг, но я не хочу выходить замуж по необходимости. Я вообще не знаю, хочу я замуж или нет. Мне казалось, после церемонии обручения женщине нечего стыдиться, если пара решит расстаться. Кайлу незачем знать про ребенка – я смогу вырастить его сама.

– У горцев обручение распространено, но здесь к такому обычаю прибегают редко, особенно образованные люди. Но чем тебе не угодил Максвелл? Неужели он бьет тебя?

– О Господи, нет! Он всегда был добр и заботлив ко мне.

– Значит, у тебя есть другие причины отказываться от такого брака. – Мейрид склонила голову набок. – Или так принято поступать в Китае?

Трот невесело улыбнулась.

– Вовсе нет. В Китае мне постоянно твердили о правилах приличия, и, в конце концов, они мне осточертели.

– Ты и вправду дочь Хью. – Мейрид забарабанила пальцами по столу. – Ты взрослая женщина, мы не вправе принуждать тебя. Но подумай хорошенько, разумно ли всегда поступать по-своему. Ребенок – плод двух людей. Ты готова лишить малыша отца, а Максвелла – ребенка? Он не похож на беспечного повесу.

Трот уже раскаивалась в том, что завела этот разговор. Но конечно, хранить тайну ей удалось бы всего несколько месяцев.

– А если я откажусь выйти за Максвелла, я перестану быть здесь желанной гостьей?

Лицо Мейрид смягчилось.

– Ты всегда останешься моей внучкой, детка. Но в городе на тебя будут смотреть косо, несмотря на обручение. Твоему ребенку придется нелегко, если ты решишь вырастить его здесь. А если ты захочешь иметь других детей?

Трот упрямо выпятила подбородок.

– Тогда я выйду замуж за другого.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь из здешних мужчин придется тебе по душе. Думаю, тебе надо перебраться в Эдинбург. У моего внука Джейми много знакомых, и, если повезет, ты найдешь среди них мужа. – Она поднялась и начала убирать со стола. – Но задай себе вопрос, каким ты хочешь видеть своего мужа. По-моему, ни одна женщина не устоит перед Максвеллом. Чем он плох?

– Бабушка! – возмущенно выпалила Трот.

Старуха лукаво улыбнулась.

– Да, мне восемьдесят лет, я вдова, но я еще жива, детка. Если тебе Максвелл не нужен, попробую узнать, не нравятся ли ему пожилые женщины.

Смеясь, Трот ушла к себе наверх, собирать вещи для поездки в горы. Но ее упрямое второе "я" отвергало даже мысль о браке с Кайлом – потому, что этого ждали все. Трот напомнила себе, что переселилась в Англию, чтобы обрести свободу. А теперь ее лишали заветной мечты.

– Увидимся через две недели. – Мейрид крепко обняла внучку, Трот поцеловала ее и тетю Джин. Не успев покинуть дом, она уже скучала по родным. Почти все свои вещи и Жемчужный Бутон она оставила в Мелроузе. Мысль о том, что ее сундук будет стоять под крышей этого уютного дома, наполняла Трот радостью.

– Обещаю, я буду заботиться о ней, – заверил Кайл Джеймса.

– Только попробуйте не сдержать обещание! – предупредила Мейрид грозно, пока Кайл подсаживал Трот в старую двуколку, которой предстояло довезти их до Киннокберна.

Трот встала коленями на сиденье и махала бабушке и тете, пока они не скрылись из виду. Наконец она обернулась и села.

– Надеюсь, с Жемчужным Бутоном ничего не случится.

– Можешь не беспокоиться. Твоя бабушка вырастила четверых детей – уж она сумеет позаботиться о кошке. Даже о такой беспокойной и проказливой, как Жемчужный Бутон. – Двуколка свернула на главную улицу Мелроуза. – Ты уже решила поселиться здесь?

– Вы хотите знать, стоит ли и впредь ухаживать за мной?

Кайл долго медлил с ответом.

– Я видел, какой счастливой ты стала здесь, в Мелроузе. Трудно представить, чтобы тебе понадобился муж.

Трот подумывала купить коттедж неподалеку от дома бабушки и остальных родственников. Ей хотелось научиться готовить и ухаживать за садом, выписывать книги из Эдинбурга, купить смирную лошадку и кататься по окрестным холмам. Люди, которые пока посматривают на нее косо, вскоре привыкнут и к ней, и к ее ребенку, внешность которого наверняка будет типично шотландской.

Но вчерашний разговор с Мейрид всю ночь не давал ей уснуть. В первом приливе благодарности к родным отца Трот совсем забыла о том, что эти люди вряд ли будут прощать ей все. Она не сомневалась, что кровные узы достаточно крепки, могла рассчитывать на поддержку Монтгомери. Но это не значит, что родные одобрят любой ее поступок и будут во всем соглашаться с ней.

Мелроуз представлял собой небольшой городок с рыночной площадью, его население было немногочисленным и однородным. Даже горец вроде дяди Тэма Гордона выглядел здесь чужаком. Как бы там ни было, она навсегда останется китаянкой, дочерью Хью Монтгомери.

Ей не только никогда не стать полноправным членом местного общества: Трот уже успела убедиться, что здешним жителям вовсе не интересен большой мир за пределами Шотландии. Даже в кругу дружелюбных родных Трот порой становилось одиноко.

– Я еще не приняла решение, – с деланной беспечностью ответила она Кайлу. – Мелроуз прелестен, но слишком уж мал. Здесь будет нелегко обзаводиться тайными любовниками, чтобы поддерживать свою энергию ян.

– По крайней мере наши инь и ян не внушают опасений.

– Но этого слишком мало. – Понимая, что надо прояснить ситуацию с самого начала поездки, Трот продолжала: – Почему вы так настороженно относитесь к браку, Кайл? Почему считаете, что не годитесь в мужья?

– Вижу, восточная утонченность уступила место шотландской прямолинейности, – сухо отозвался Кайл, не сводя глаз с дороги.

– Это не ответ.

– Если бы я знал ответ, я высказался бы яснее. – На его щеке дрогнула мышца. – Боюсь… мне чего-то недостает.

Пока двуколка взбиралась на пологий холм, Трот обдумывала слова Кайла. Решив испробовать другой, более окольный путь, она спросила:

– Зачем вы так долго путешествовали по миру? Чтобы убедиться, как он разнообразен, или по более важным причинам?

– Трудно сказать. – Кайл потянул вожжи: дорогу преградили овцы. – Мне нравилось видеть чужие страны, узнавать странные обычаи, но больше, чем знаний, я жаждал… понимания. Знания можно найти в любой книге, а понимание – нечто неуловимое.

– И вы нашли его?

– Иногда мне так казалось, особенно в Хошане, где я ощущал глубокий покой. Речь идет о понимании того, какое место мне отведено в мире. – Он сжал губы. – Но все мои надежды развеялись в Фэнтане.

– Вам недостает части вашей души, поскольку она служит основанием, а здание на непрочном фундаменте не назовешь крепким, – задумчиво произнесла Трот.

– Наверное, ты права, но как восполнить этот пробел? –

Кайл попытался успокоить лошадей, нервничающих оттого, что овцы окружили их со всех сторон.

– О том, почему я не гожусь в мужья, мы уже поговорили. А как быть с тобой? Ты сомневаешься в том, что для тебя найдется место в моем мире. С чем ты не можешь примириться?

– Я не могу представить себя графиней, особенно хозяйкой великолепного лондонского салона, – ответила Трот, выбрав самую очевидную причину.

– Но почему? Из-за робости, неумения держаться в обществе, своеобразной внешности?

– Из-за всего сразу.

– Но однажды тебе уже удалось обворожить целую толпу аристократов своей красотой, умом и обаянием. Если ты добилась этого в Дорнли, значит, добьешься и в Лондоне.

– Мне удалось произвести впечатление на ваших соседей лишь потому, что в гневе мне было все равно, что они подумают.

– На самом деле это секрет многих известных красавиц: им нет дела до того, что подумают о них люди. Они уверены в себе, они пренебрегают мнением тех, кто неизмеримо ниже их, они завораживают, даже не обладая классической красотой, а зачастую так оно и бывает.

– Если красота – необязательное условие, по крайней мере его я выполнила.

– Напротив! При виде тебя у мужчин перехватывает дыхание, скромностью ты покоряешь женщин. Ты можешь блистать как на кейли в Мелроузе, так и на балу в Дорнли. – Он усмехнулся. – А еще ты умеешь отлично притворяться, будто тебе весело.

Трот пришлось признать, что Кайл прав: и в том и в другом случае она притворялась.

– Вы сами сказали, что я могу рассчитывать лишь на одно: что ваш отец будет терпеть мое присутствие. Я не хочу, чтобы вы разрывались между обязательствами передо мной и долгом перед ним, поскольку родителей надлежит чтить превыше всего.

– Мы не в Китае. – Кайл повернулся к ней, его глаза раздраженно блестели. – Выслушай меня внимательно, Трот Монтгомери. О тебе, как о моей жене, я обязан думать в первую очередь. Если ты не желаешь жить под одной крышей с моим отцом, мы поселимся в другом месте. Если тебе не по душе светское общество – пусть так, хотя я считаю, что, освоившись в новом мире, ты станешь блистательной светской дамой. Если ты не хочешь жить в Лондоне долгие месяцы, пока я буду заседать в парламенте, ты можешь остаться в Мелроузе – правда, без тебя мне будет тоскливо. Я ответил на все твои возражения против брака?

Трот уставилась на него, потрясенная страстью в его глазах. Он снова стал мужчиной, с которым она познакомилась в Кантоне, – решительным, упорным, полным жизни. И если он будет и впредь твердить, что она красива, рано или поздно она поверит ему.

– Я… не знаю, что и сказать.

– Тебе незачем что-либо говорить. У тебя есть время, чтобы найти новые возражения, а у меня – чтобы опровергнуть их. Но не забывай и об этом…

Он обнял ее свободной рукой, рывком притянул к себе и завладел ее губами. Губы Трот приоткрылись, она невольно обняла его за плечи. У Драйбергского аббатства он целовал ее с нежным обещанием. Но на этот раз он оставлял на ее губах свое клеймо, напоминание о близости, чуде, опасности и восторге, которые они пережили вдвоем.

Трот дорожила независимостью, но как она могла считать себя независимой, если так легко поддавалась ему? Когда они были любовниками, она считала себя рабыней Кайла, готовой исполнить любую его прихоть.

Впрочем, он ни о чем не просил – разве что о возможности доставить ей наслаждение. Но если он узнает, что она носит его ребенка, он навсегда завладеет ее телом и душой, а она не сможет противиться. Даже сейчас ей хотелось заявить о своей преданности…

Кайл отстранился, часто дыша, но в его глазах не отражалось ликования – только жажда, как в глазах Трот.

Она неловко вытерла губы ладонью.

– А мне казалось, вы говорили, что пока мы воздержимся от близости…

– Я не пытался соблазнить тебя. Просто просил обо всем подумать. – Овцы наконец прошли мимо, и Кайл хлестнул лошадей. – Я решил проверить, сгораешь ли ты от страсти, как и я.

Трот возмущенно уставилась на его профиль. Желая распалить ее, он добился своего.

Будь он проклят!

42

Прикрывая глаза ладонью, Кайл вглядывался в силуэт замка, гордо возвышающегося на скале перед ними.

– Я совсем забыл, какое это зловещее место. Здесь страх пробирает до костей.

– Зато вы не забыли, что замок стоит на вершине скалы, – отозвалась Трот. – Можно ли подъехать к нему?

– Нет, таких мучений лошадям я не доставлю. Мы пойдем пешком, заодно и проверим, помогла ли мне тайцзицюань. – Он выбрался из двуколки, помог Трот спуститься и повел двух лошадей к ручью, чтобы напоить.

– Откуда взялось название замка? Оно словно сошло со страниц готического романа.

– Его настоящее, гэльское название было гораздо длиннее, но оно начиналось со слога «дум» и так удачно подходило этой крепости, что прижилось. Это замок клана Кэмпбеллов, уничтоженного англичанами после восстания якобитов. С тех пор в замке никто не живет.

Кайл взял из двуколки корзину, в которую жена хозяина маленького постоялого двора уложила им съестные припасы. Путешествие на север было тихим, неспешным, они часто сворачивали в сторону, чтобы осмотреть очередную достопримечательность.

Как и надеялся Кайл, в такой обстановке между ним и Трот возникли непривычные спокойные и непринужденные отношения. Он ограничивал ласки поцелуем на ночь. Желая отомстить чисто по-женски, Трот отвечала долгим, соблазнительным поцелуем, и Кайл едва сдерживался, чтобы не схватить ее в объятия.

Труднее всего было сознавать, что Трот наверняка не отказалась бы провести с ним ночь. Но Кайлу этого было слишком мало, поэтому он всегда возвращался в свою комнату один.

Пока они переходили ручей по грубо сколоченному дощатому мосту, Трот произнесла:

– Это настоящий конец света, где годами никто не бывает.

– Здесь и вправду редко бывают люди: замок стоит в стороне от больших дорог, последний отрезок пути труден для лошадей. – Кайл прищурился, глядя в небо. Что это за дымок вьется над замком? Наверное, просто облако. – Мы с Домиником побывали здесь много лет назад. Замок за это время не изменился. А ведь совсем неподалеку находятся Гебриды, куда пассажиров доставляют быстрые современные пароходы. Поразительный контраст.

– Пароходы? Я бы хотела когда-нибудь увидеть их. Но здесь, в глуши, мне нравится больше.

Разговор оборвался: они начали взбираться по каменистой тропе, вьющейся по склону горы до самого замка. Преодолев четверть пути, Кайл предложил, тяжело отдуваясь:

– Давай сделаем привал. Мне надо отдышаться.

– Ручаюсь, обитатели замка никогда не покидали его, чтобы лишний раз не взбираться на гору! – Трот благодарно опустилась на низкую каменную стену, защищающую путников от камнепада. – Хорошо, что вы предложили мне надеть китайскую одежду. Это прогулка не для дам.

– И не для слабых сердцем и легкими. – В эту категорию путников входил и сам Кайл: малярия все еще давала о себе знать.

Согревшись, Трот сбросила с плеч плед, в который куталась, сидя в двуколке. В Стерлинге, где они побывали в лавке шотландских тканей, она сначала пришла в восторг, а потом была разочарована, узнав, что у клана Монтгомери нет своих цветов.

Кайл утешил ее пледом расцветки клана Кэмпбеллов, заявив, что Трот вправе носить его, потому что его мать происходит из этого старинного рода. С тех пор Трот не расставалась с зеленым клетчатым пледом. Когда она набрасывала его поверх китайской туники и штанов, впечатление получалось странным, но очаровательным.

Трот устремила взгляд вдаль.

– Здесь два ручья, а не один. У подножия холма они сливаются.

– Один из них называется ручьем Горя, а второй – ручьем Отчаяния. Вот еще одна причина, по которой замку дали такое прозвище.

Трот состроила гримаску.

– Мрачные люди эти горцы!

– В романтических историях Вальтера Скотта о горцах есть немало правды, но этим людям всегда жилось нелегко. – Он посмотрел на север, в сторону Киннокберна. – Думаю, мама вышла замуж за моего отца главным образом для того, чтобы ее клан не вымер от голода. Она была Киннокбернской девой – этот титул переходил по наследству, его носили вожди нашей ветви клана Кэмпбеллов. Ее единственным богатством была красота, поэтому она отправилась в Лондон и нашла лорда, который настолько обезумел от любви, что согласился на все ее условия.

– Рексхэм – обезумел от любви? – изумилась Трот.

– Трудно поверить, но это правда. Отец обожал ее. – Кайл встал, подал Трот руку и зашагал по тропе. – В брачном контракте было указано, что земля, доставшаяся в наследство моей матери, навсегда останется в пользовании арендаторов из ее клана. Так она позаботилась о том, чтобы их не согнали с обжитых мест, – такое часто случается в горах.

– И ваш отец согласился? Пожалуй, я все-таки начну уважать его.

– Он вспыльчив, но его чувством справедливости можно только восхищаться. Он понял, как мать привязана к своей земле и клану, как она стремится всеми силами помочь ему. Несколько месяцев в году она проводила в Шотландии, ходила босиком, закутавшись в плед, как какая-нибудь жена фермера. И мы, дети, тоже часто бывали здесь – особенно я, поскольку на меня была возложена обязанность заботиться о членах клана.

– И вы тоже бегали здесь босиком?

– Разумеется.

– Это многое объясняет, – задумчиво проговорила Трот. – Местным фермерам повезло, что вашей матери удалось заключить такую сделку. Она любила мужа?

– Думаю, да. Но оба ставили долг превыше личных желаний. Вероятно, этот долг и связывал их неразрывными узами.

– Наверное, ваша мать была незаурядной женщиной.

– Она понравилась бы тебе, Трот. Вы с ней полюбили бы друг друга.

Трот поплотнее запахнулась в плед.

– Я хотела бы познакомиться с ней.

– Люсия очень похожа на нее. Все мы унаследовали материнскую внешность.

Тропа становилась все круче, зигзагами шла по склону, что удлиняло путь, но позволяло сберечь силы. Несколько раз путникам пришлось делать привалы, однако Трот ни разу не предложила вернуться обратно.

Когда они, наконец, вошли в открытые ворота самой нижней из трех стен замка, Трот в изнеможении прислонилась к тенистому дереву.

– В следующий раз, задумав такое восхождение, напомните мне вовремя удрать, – задыхаясь, попросила она.

Трот уже собиралась присесть, как из куста под деревом выглянула ощетиненная пушистая морда с оскаленной пастью. Испуганно вскрикнув, Трот попятилась.

– Что это?!

Кайл поспешно отвел ее подальше.

– Дикая кошка. Видишь полосы и бакенбарды? Это близкая родственница полосатой кошки твоей бабушки. Сейчас ее шерсть стоит дыбом, и потому кошка кажется крупной, но на самом деле она ничуть не больше домашних.

– Разница лишь в том, что бабушкина кошка ластится ко мне, а дикая, похоже, не прочь пообедать мной. – Трот обошла дерево, настороженно поглядывая на разъяренное животное.

– В такое время у диких кошек появляются котята, а здесь, под деревом, у нее логово. Вот еще одно свидетельство тому, что в замке редко бывают люди, – обычно дикие кошки избегают встреч с ними.

– Неужели материнская любовь превращает любую женщину в тигрицу?

– Говорят, да. Уверен, из тебя получилась бы именно такая мать.

Трот искоса взглянула на Кайла и отвернулась.

– Умираю от голода! Может, перекусим прямо здесь?

Кайл сам проголодался, поэтому охотно распаковал припасы и расстелил одеяло под деревом, откуда можно было любоваться высокими холмами и живописными руинами. Пока они ели, поднялся ветер, листья зашелестели, небо заволокли тучи.

– Похоже, надвигается гроза. Придется поспешить с осмотром замка и поскорее вернуться к двуколке.

– Здесь погода меняется постоянно, – возразила Трот. – До приезда в Шотландию я и не подозревала, что можно промокнуть под ливнем в солнечный день! Хорошо, что вы наняли двуколку с верхом.

– Все это – та самая шотландская романтика, о которой ты мечтала, – усмехнулся Кайл.

Трот оказалась идеальной спутницей. Он был бы не прочь вместе с ней побывать в Италии, Франции, Испании – повсюду. Но через несколько дней она объявит, что между ними все кончено, и ему останется только избавить ее от своего нежелательного присутствия. Эта мысль оказалась настолько мучительной, что Кайл испытал неукротимое желание соблазнить Трот сейчас, немедленно, чтобы навсегда запомнить близость с ней.

Он уже собирался поцеловать ее, когда она зевнула и свернулась клубком на одеяле.

– Можно, я вздремну? Я так устала…

Кайл заставил себя успокоиться.

– Времени у нас сколько угодно. Если я отойду – не пугайся, я буду рядом.

Трот подложила угол пледа под голову, а остальным укрылась, как одеялом. Кайл понимал, что приближаться к ней не следует, но долго не мог отвести от нее взгляд. Как удачно сочетаются в ее лице европейские и восточные черты, как выразительны ее глаза, как шелковиста кожа! Сегодня Трот стянула волосы на затылке лентой, пряди выбились из-под нее и теперь отливали на солнце красноватым оттенком. А ее тело – податливое, женственное, но вместе с тем сильное…

Опомнившись, Кайл собрал остатки пирога с говядиной и почками, который не понравился Трот, и направился туда, где они видели дикую кошку. Положив пирог на землю, он отошел в сторону и затих. Вскоре животное вынырнуло из кустарника, настороженно огляделось по сторонам, схватило пирог и снова исчезло. Кайл улыбнулся. Сегодня у кошки и ее котят роскошный обед.

Дожидаясь, когда выспится Трот, Кайл бродил по нижнему уровню замка. Его не покидало беспокойство.

Замок занимал всю вершину скалы. В дальнем углу обширного сада Кайл обнаружил часовню. Как ни странно, небольшое каменное строение не пострадало, даже крытая сланцем крыша была цела. Английские солдаты, разрушившие Каслдум в назидание бунтовщикам, пощадили часовню – наверное, опасались Божьего гнева.

Во время первого приезда в замок Кайл не заметил этой часовни: они с Домиником состязались в проворстве, каждый из них пытался первым добраться до верхней башни крепости. Неугомонные мальчишки. Как и следовало ожидать, на башню они взбежали одновременно. Удивительное сходство во всем побуждало их к постоянным состязаниям.

Широкая, окованная железом дверь со скрежетом распахнулась. Кайл вошел в святилище, наполненное тишиной и светом. В купели птицы свили гнезда, простой деревянный крест у алтаря и прочные дубовые скамьи запылились, но не сгнили. Наверное, фермеры, живущие по соседству, иногда бывали здесь.

Кайл сел на первую скамью. Ему пришла в голову странная мысль: когда он, наконец, наймет нового камердинера, тот решит в первую очередь сжечь весь гардероб Кайла – вещи, с которыми связано столько страданий его хозяина.

Витражные стекла в окнах давно разбились, каменные завитки в верхней части оконных проемов отбрасывали на пол причудливые тени. Кайл закрыл глаза, ощущая святость простой, заброшенной часовни, ничем не уступающую святости храма Хошань. Ему казалось, что он слышит эхо молитв, отзвучавших несколько веков назад.

«В моем конце – мое начало…» – мелькнуло у него в голове вместе с воспоминаниями о Хошане. Одно время он размышлял об иронии судьбы: ему понадобилось объехать полмира, чтобы испытать духовное просветление, какого он не ощутил в часовне по соседству с домом. Он вернулся домой, описал полный круг. Но если в Хошане его не покидало странное чувство, то в данный момент он испытывал могучий прилив осознания.

Его наполняли тепло и тихая радость, он вспоминал о других священных местах, которые посетил в путешествии. Наверное, душа – это мозаика, составленная из мириад просветлений и мгновений возвышенного покоя. Он скитался по миру, собирая свою мозаику, и теперь отчетливо видел ее рисунок. Кайл не слышал шагов по выложенному плиткой полу, но не удивился, почувствовав в руке ладонь Трот. Она села рядом с ним на скамью, Кайл открыл глаза.

– Кажется, я нашел недостающую частицу моей души.

Трот серьезно выслушала его.

– Как это произошло?

– В Хошане я пережил глубокое духовное просветление, – медленно объяснил Кайл. – Оно началось с угнетающего осознания моих неудач и недостатков. И когда я отринул свою гордыню и надменность, я ощутил божественное сострадание – такое бесконечное, что все мои слабости оказались забытыми, меня наполнил свет.

Думаю, только святым под силу подолгу находиться в таком состоянии экзальтации, но я покинул Хошань, чувствуя небывалую приближенность к духовной благодати. А когда я попал в тюрьму, я словно утратил все, чему научился. Только теперь я понимаю, что в заключении получил совсем другой урок.

– Урок страдания, научивший вас сочувствовать?

– Отчасти да, но самое важное – я потерял всякую возможность распоряжаться своей жизнью. – Он криво улыбнулся. – До тех пор я почти всегда поступал так, как хотел. Но в тюрьме я утратил всю власть. Всем распоряжались другие люди – от них зависело, что и когда я ел, имел физическую свободу или нет, в их руках оказалась сама моя жизнь. И когда я заболел малярией, я окончательно потерял способность владеть своим телом. К концу заключения я молился о смерти. Казалось, изменилась сама моя сущность.

– А, понятно. – Трот кивнула. – Неудивительно, что вы вернулись в Англию еле живым. Ваша душа отделилась от тела, и они не сразу нашли друг друга.

– Можно сказать и так. – Кайл вгляделся в ее лицо. – И ты пережила что-то подобное, правда? В твоем плену условия были лучше, камера – просторнее, и все-таки ты была узницей, которой запрещено вести себя, как подобает женщине, запрещено открывать обе стороны твоей натуры. Теперь, когда ты вырвалась из одной тюрьмы, ты всеми силами стараешься избежать другой.

Ее глаза расширились.

– Да! Вот именно! Брак представляется мне тюрьмой.

– Я никогда не сделаю тебя своей пленницей, Трот Мэй Лянь, – мягко заверил Кайл. – Пребывание в Фэнтане стало доказательством тому, что я распоряжаюсь своей жизнью ровно настолько, насколько позволит Бог, и будь я трижды проклят, если позволю себе сломить такую гордую и свободолюбивую натуру, как ты.

Она сглотнула.

– Вы умеете убеждать, милорд Максвелл.

– Напротив. – Он перевел взгляд на крест над алтарем. – Я просто туповатый ученик, которому надо снова и снова вдалбливать один и тот же урок.

– С каждым духовным уроком мы что-то приобретаем. – Она осторожно пожала его пальцы. – Вы хотите стать священником собственной церкви?

– Такая задача мне не по плечу. Мой долг – пользоваться наследованной властью, не забывая о справедливости и сострадании. А еще я постараюсь почаще вспоминать такие минуты, как эта, чтобы моя душа оставалась единым целым. – Он поднес руку Трот к губам и поцеловал суставы ее пальцев. – Ну что, пойдем дальше?

Она одарила его ослепительной улыбкой.

– Да, милорд.

Кайл принял решение: когда они достигнут высшей точки замка, откуда видны окрестности на несколько миль, он сделает Трот предложение. В конце концов, его цель – брак.

А если сегодня она отвергнет его – ну что ж, завтра он повторит попытку.

43

Рука об руку с Кайлом Трот поднялась на следующий уровень замка, греясь в лучах его чистой энергии ци. Даже если бы Кайл промолчал, она поняла бы, что в церкви завершилось его духовное исцеление. Ощущение целостности постепенно вернулось к нему, как физическое и эмоциональное здоровье, растраченное в Китае.

Трот с печалью осознала, что почти ничем не помогла Кайлу. Ее тревожная уступчивость сменилась колючей раздражительностью, она не смогла стать заботливым, всегда готовым прийти на помощь другом, не говоря уже о том, что пренебрегла долгом жены. Она бесполезна и для него, и для себя. После возвращения Кайла на родину им обоим пришлось нелегко. Но они выжили и обрели душевную гармонию. К чему это приведет?

На втором уровне замка они увидели невысокие, полуразрушенные каменные строения – очевидно, сараи, мастерские и склады. Не задерживаясь возле них, Трот и Кайл продолжили подъем и вошли в ворота третьей, последней стены. Сторожевая башня, казармы и другие строения без крыш обступали двор с трех сторон. Четвертую сторону, обращенную на юг, образовывала высокая каменная стена, разделяющая уровни.

Перед грозой ветер усилился, но его порывы только придавали замку варварское очарование. Трот запрокинула голову и рассмеялась – она была счастлива, неистова и свободна, как Каслдум и ветер.

Пройдя мимо сторожевой башни у восточной стены, Кайл указал влево, на каменную лестницу, ведущую к укреплениям юго-западного утла.

– Если мы поднимемся по ней, то увидим половину центральной Шотландии.

Трот усмехнулась.

– Я справлюсь, а вот насчет вас не уверена.

Но прежде чем Кайл успел ответить, им в уши ударил оглушительный грохот. Трот вскинула голову, думая, что слышит гром.

Грохот повторился, и Кайл обхватил спутницу за талию и почти втащил ее в сторожевую башню. Раскаты не утихали. Кайл поставил Трот к стене сбоку от двери и прижал ее своим телом к неровным камням. Она растерянно выдохнула:

– Что вы делаете?

– Здесь кто-то есть, и этот человек задумал убийство, – мрачно объяснил Кайл.

Трот не успела возразить – прозвучало еще несколько выстрелов, пули выбили осколки камня из стены на расстоянии ярда от двери башни. Трот в ужасе уставилась на них.

– Кому понадобилось стрелять в нас?

– Если бы я знал! Наверное, какому-нибудь сумасшедшему, который живет здесь и ненавидит чужаков.

Трот отчетливо слышала стук его сердца. Кайл прикрывал ее своим телом. Любая пуля, предназначенная ей, прежде ранила бы его.

– Вы сорвались с места так неожиданно…

– В Индии я прошел вместе с военным патрулем вдоль северо-западной границы. Это был весьма поучительный поход. Афганцы – превосходные стрелки. Услышав выстрел из ружья, дуло которого нацелено в твое сердце, этот звук никогда не забудешь.

Трот была уверена, что о подобных экспедициях Кайл не рассказывал отцу. Кайл оберегал его, зная, что старик пришел бы в ужас, сообразив, какая опасность грозила его наследнику.

Выстрелы прекратились, Кайл отстранился, снял сюртук и выставил его край в дверной проем. Тут же двор замка огласил очередной выстрел, пуля пробила плотную ткань. Кайл оделся, и Трот увидела сквозь рваную дыру в сюртуке его белую рубашку.

– Похоже, там, по крайней мере, два стрелка с многозарядными ружьями, – хладнокровно заключил он. – Вероятно, они прячутся в казармах прямо напротив нас, поэтому видят весь двор, в том числе и ворота, ведущие на нижний уровень. Они изрешетят нас, не успеем мы сделать и двух шагов.

– Впервые слышу, что существуют многозарядные ружья.

– Это самое дорогое оружие, какое только изготавливают лондонские оружейники. Такие ружья не по карману нищим, полубезумным отшельникам-шотландцам.

Хватаясь за соломинку, Трот напомнила:

– Но ведь и вы всегда носите с собой оружие!

– Да, однако, все, что у меня есть, – однозарядный пистолет, пригодный лишь для ближней стрельбы. Против двух ружей он бесполезен.

Трот хотела спросить что-то еще, но Кайл зажал ладонью ей рот и прислушался. Во дворе завывал ветер. Даже если кто-то и подбирался к башне, он двигался совершенно бесшумно. При мысли об убийце по спине Трот поползли мурашки.

Кайл вынул дорожный пистолет, взвел курок и выкрикнул:

– Если мы вторглись в ваши владения, примите мои глубочайшие извинения. Отпустите нас, и мы вас больше не потревожим.

– Само собой, – раздался со двора гулкий голос с резким шотландским акцентом. – Выходите оттуда, и вы покинете замок невредимым, если поклянетесь больше никогда не возвращаться сюда.

Трот нахмурилась: голос показался ей знакомым. Лицо Кайла закаменело.

– Я не верю, что вы позволите нам уйти, Калеб Логан! – крикнул он в ответ.

Трот изумленно приоткрыла рот – только теперь она поняла, что голос принадлежит давнему партнеру ее отца. Но зачем Логану убивать их?

– Так вы меня узнали, – расхохотался Логан. – Да, вы правы: живым вы отсюда не уйдете. Ждать вас пришлось чертовски долго. Мы со Скаусом извелись от скуки.

– Проклятие, это же Логан посоветовал нам побывать в замке! – еле слышно пробормотал Кайл. – Мысль показалась мне настолько удачной, что я даже не заподозрил, что он готовит нам ловушку. Только Богу известно, почему он решил прикончить нас. Ты знаешь, кто такой Скаус?

Трот кивнула.

– Капитан одного из судов, принадлежащих Логану. Говорят, он дьявольски жесток.

– Другими словами, надежный сообщник. – Кайл оглядел пустую башню, ставшую им убежищем и тюрьмой. Четырехэтажная, самая высокая из строений двора, башня представляла собой восточное крыло стоящих вплотную зданий без крыш, различной высоты. Только одна дверь, та, через которую вошли в башню Кайл и Трот, выходила во двор. Окна располагались на высоте второго этажа. Строители Каслдума опасались незваных гостей.

Взгляд Кайла задержался на самых нижних из окон южного крыла. Они были обращены к нижнему уровню замка. Подумав, он покачал головой.

– Мы могли бы выбраться через эти окна и спуститься по стене башни, но на нижнем уровне снова окажемся легкой добычей. А если мы попробуем спуститься вниз по скале… Я бы попытался, однако наши шансы выжить ничтожны.

От страха Трот едва дышала, и все же ей удалось ответить ровным голосом:

– Вы хотите сказать, что выхода у нас нет? Что рано или поздно Логан или Скаус ворвутся в башню и пристрелят нас?

– Уж лучше спуск со скалы. Но есть и другой выход… – Он помедлил. – Черт, как мне не хочется предлагать его!

– Мы должны испробовать все. Ну, что вы задумали?

– Ты проворна, как обезьяна, в бою ты способна совладать с любым мужчиной. – Он указал рукой на северную оконечность замка. – Эти здания тянутся вокруг двора, позволяя под прикрытием обойти казарму. Если я сумею отвлечь Логана разговором, как думаешь, смогла бы ты пробраться в казарму и напасть на них сзади? Приемы кунг-фу бесполезны на расстоянии, но если ты подберешься к нашим врагам бесшумно, у нас есть шанс.

О боги, как он верит в нее, если предлагает такое! Паника Трот вдруг сменилась безграничным спокойствием.

– Я справлюсь.

– Да сохранит тебя Господь, любимая. – Он быстро и крепко поцеловал ее. – Не удивляйся, что бы я ни говорил. А теперь ступай.

Оставив в башне плед, сковывающий движения, Трот бросилась в глубину башни, а Кайл выкрикнул:

– У вас есть ружья, а у меня – пистолет! Всякий, кто приблизится к башне, будет убит.

– Я догадался, что вы вооружены, иначе мы были бы уже в башне. Но нам некуда спешить, зарядов у нас хватит надолго, так что молитесь, Максвелл!

– Ждать придется слишком долго. Может, вы удовлетворите мое любопытство? Что, черт возьми, я натворил, если вы решили убить меня?

– Вы побывали в Китае.

Прислушиваясь к гулким голосам, разносящимся по двору, Трот осмотрела дверной проем в стене, на высоте второго этажа. Добраться до него было непросто, но раствор, скреплявший камни, со временем раскрошился, и в стенах осталось немало трещин для пальцев рук и ног, особенно легкого, проворного и отчаявшегося человека. Медленно и осторожно она принялась карабкаться вверх по стене.

Выдержав длинную паузу, Кайл крикнул:

– Не могу припомнить, чем я все-таки навредил вам! Мы едва знакомы. Если я ненароком оскорбил вас, я буду рад извиниться или принять вызов на дуэль.

Логан раскатисто расхохотался.

– Поединки чести – забава для вас, джентльменов, но не для таких, как я. Я – ничтожный купец, выходец из низов, и потому делаю то, что хочу, а не играю со смертью.

Добравшись до дверного проема, Трот схватилась за его край, подтянулась и перевела дыхание, обдумывая следующий шаг. Соседнее здание было меньше и ниже сторожевой башни и не имело выходов на уровне двора. Безопаснее всего было бы обогнуть башню, спуститься до стены крепости и пройти по ней до следующего строения, повыше. Перебраться с башни на крепостную стену не составит труда.

Глубоко вздохнув, Трот повернулась так, что прижалась всем телом к холодной сырой каменной стене сбоку от дверного проема. Страх торопил ее, но она проверяла прочность каждого выступа, прежде чем переставить ногу. Тому, кто ползет по стене, как паук, нельзя спешить.

Сделав еще одну паузу, Кайл продолжал отвлекать врага:

– Ненависть к моему происхождению – не причина для убийства, ведь я тоже намерен заняться торговлей. Может быть, вы все-таки напомните, когда я выразил неуважение к вам или к другим торговцам из Кантона?

– Ничего такого я не припомню, – с усмешкой в голосе отозвался Логан. – Но вы не станете пачкать опиумом свои аристократические ручки. А когда вы займете место в палате лордов, то погубите наше дело, запретив торговлю опиумом. Жаль, что мне не удалось разделаться с вами в сеттльменте.

На миг Трот окаменела. Значит, это Логан нанял убийц, напавших на Кайла! «Пусть демоны сожрут его печень, и поскорее!»

– Вы явно преувеличиваете мое влияние на парламент.

– Все дело в том, что вы сами побывали в Кантоне и видели, что там творится, – продолжал Логан. – Лорды из парламента поверят вам. Даже в Кантоне кое-кто поговаривает о том, что в ваших возражениях есть смысл. Вы чертовски убедительны!

Дрожа от напряжения, Трот обогнула угол башни и очутилась на стене. И тут она сделала ошибку: посмотрела вниз, на отвесный утес. Если она упадет…

Закрыв глаза, она переждала приступ головокружения и напомнила себе, что замок стоит не на самом краю скалы и, сорвавшись, она упадет на узкую полосу земли. Так или иначе, удар будет слишком силен – ей грозит смерть. Зато ширина верха стены – несколько ладоней, по ней легко пройти.

Но самое главное – она должна это сделать, иначе погибнет не только она, но и Кайл.

Головокружение утихло. Трот раскинула руки и зашагала по стене так быстро, как только могла под яростными порывами ветра. Грозовые тучи быстро сгущались, Трот понимала, что мокрые от дождя камни станут скользкими.

– Предлагаю вам сделку, Максвелл! – закричал Логан. – Я предпочел бы сделать в вас несколько дыр. Но если вы бросите пистолет и выйдете из башни, я сброшу вас со скалы. Это лучше, чем медленная и мучительная смерть от ран.

Кайл рассмеялся, словно они обсуждали пари, а не убийство.

– Так или иначе, я буду мертв. Так какой смысл покорно принимать ваши условия?

Трот дошла до угла второго по счету здания от башни. Его стены были ненамного выше первого. Ветер трепал одежду Трот. Подумав, она прошла до третьего строения и остановилась, чтобы осмотреться.

Она уже достигла северо-западного угла крепости и теперь отчетливо видела весь двор. Здание, напротив которого она очутилась, располагалось по соседству с казармой, оба они примыкали к крепостной стене. Взглянув вниз, Трот увидела Логана и Скауса, стоящих в дверях казармы с ружьями в руках.

Почти прямо напротив них виднелся вход в сторожевую башню, слева от которого прятался Кайл. Зная, что он вооружен только пистолетом, Логан и Скаус вышли из-под прикрытия. Даже если их жертва вышла бы во двор, их все равно разделяло бы большое пространство.

Трот помнила Скауса по Кантону. Коренастый и лысый, он слыл знатоком всех злачных мест сеттльмента. Начав карьеру простым палубным матросом, он дослужился до капитана, действуя грубой силой и хитростью. Трот сразу поняла, что это более чем опасный противник.

– Преимущество падения со скалы в одном: клянусь могилой своей матери, что я помогу отыскать ваш труп и ваши родные узнают, что вы мертвы, – объяснил Логан. – В противном случае вы просто исчезнете, и они никогда не узнают, что с вами стало.

Трот ахнула, зная, как подействует на Кайла подобная угроза. Слишком разъяренный, чтобы сдержаться, Кайл выпалил:

– Ублюдок!

Довольный, Логан разразился хохотом.

– Вы оскорбили мою мать, а она была самой порядочной женщиной на земле. – Его веселье угасло. – Чем дольше вы заставляете меня ждать, тем вероятнее я решу спрятать ваш труп в горах, где его не найдет никто, кроме воронья. Вы умрете, Максвелл, но если вы решите сдаться, вашим близким будет легче.

Трот торопливо шагала по стене. Спустившись по ней, она дойдет до широкого выступа вдоль бойниц, доберется до казармы и ринется в атаку. Но ей следовало спешить. Стоит Логану или Скаусу обернуться, и они мгновенно заметят ее силуэт на фоне неба. По коже Трот побежали мурашки при мысли, что она представляет собой легкую мишень.

Она была уже на полпути к цели, когда налетел ветер, чуть не сбивший ее со стены. Начался дождь. Трот сразу присела, чтобы восстановить равновесие, одежда намокла в считанные секунды. Дрожа от холода, она упрямо продолжала двигаться вперед.

Заметив, что начался дождь, Логан и Скаус яростно чертыхнулись. Трот успела пригнуться как раз вовремя – едва она распласталась на стене, оба обернулись, с гневом глядя на небо. В грозовой полутьме заметить Трот, лежащую на стене, было нелегко. В своей промокшей одежде она сливалась с камнями.

Она затихла, слыша, как колотится ее сердце. Скаус что-то сказал Логану, указывая рукой на бойницы и на южную стену двора. Они обменялись несколькими фразами, и Трот показалось, что они заспорили. Наконец Логан пожал плечами, признав правоту собеседника. Скаус пересек казарму и начал подниматься по каменной лестнице к выступу вдоль бойниц.

Трот ужаснулась, понимая, что произошло: капитан объяснил Логану, что они быстрее покончат с пленниками, если он пройдет по выступу до южной стены, отделяющей двор от нижних уровней замка. По южной стене он доберется до самого нижнего из окон сторожевой башни, внезапно нападет на Кайла и прикончит его одним выстрелом. Проще выбросить трупы на съедение хищным птицам, чем ждать под проливным дождем.

Сообразив, что у Кайла нет ни единого шанса, Трот вскочила и торопливо зашагала навстречу капитану, молясь о том, чтобы добраться до выступа, пока не стало слишком поздно. Ливень сменился редким моросящим дождем, но Трот понимала, что это лишь временная передышка перед грозой. Кайл крикнул:

– Хорошо, я, пожалуй, соглашусь, но при одном условии.

– Каком?

– Пощадите Трот Монтгомери. Она здесь ни при чем.

Логан ответил зловещим смехом.

– Как бы не так! Представляю, как она взбесится, узнав, что это я после смерти отца отправил ее не в Шотландию, а в Кантон!

Оправившись от потрясения, Кайл крикнул:

– Так это были вы? Значит, вы замешаны и в смерти Хью Монтгомери?

– Тайфун, потопивший его корабль, не моих рук дело. Но когда его компрадор упомянул, что у девчонки жар, я послал Хью в Сингапур письмо, сообщая, что его драгоценная дочка при смерти. – Логан довольно хмыкнул. – Поэтому он так заторопился в Макао, что забыл о сезоне штормов!

Потрясение оказалось настолько сильным, что Трот оступилась на мокрых камнях, но сумела повернуться в падении и упасть на них животом. Он удара у нее перехватило дыхание. Она лежала, ошеломленная известием о том, что именно Логан был виновником смерти ее отца. Причем он ничем не рисковал! Если бы Хью благополучно добрался до Макао, его партнер объяснил бы, что слишком испугался за Трот, но, хвала Богу, теперь девочка вне опасности. Он сущий дьявол!

– Зачем вы это сделали? – дрогнувшим голосом спросил Кайл.

– Он был славный малый, но болван. Как и вы, он отказывался торговать опиумом. После его смерти я забрал деньги и купил пятьсот ящиков лучшего индийского опиума. С того дня меня не покидает удача.

Так вот почему после смерти Хью в доме не нашли денег! Должно быть, сам Логан распространял слухи, порочащие имя его бывшего партнера, лишь бы выгородить себя!

Похолодев от ярости, Трот встала, прошла еще дюжину шагов, повернулась и начала на ощупь спускаться к выступу вдоль стены. Ширина выступа составляла несколько футов, по нему она в считанные секунды могла догнать Скауса.

– А вы умный человек, Логан, – заметил Кайл, правдоподобно изображая невольное восхищение. – Вы знаете Китай. Дочь Монтгомери – скорее китаянка, чем европейка. Если вы пощадите ее, она охотно уедет с вами в Макао.

– Она хочет вернуться на Восток?

– Дождаться не может! Она разочаровалась в Шотландии и взяла с меня обещание отвезти ее обратно. В Англии слишком холодно. Трот злится на отца, который, видимо, уверял ее, что его родные богаты. Вы же видели их – это настоящие фермеры, жизнь среди которых Трот не прельщает. Если вы возьмете ее в наложницы, ручаюсь, вы об этом не пожалеете. Она была одной из женщин Чэнгуа, в постели с ней никто не сравнится – а мне вы можете поверить, у меня немалый опыт. Жаль губить такое сокровище.

Трот заморгала, выслушав эту речь, но заметила, что Логан заинтересовался, хотя его ответ прозвучал настороженно:

– А кто может поручиться, что она в отместку не перережет мне глотку?

– Логан, она же китаянка, – терпеливо объяснил Кайл. – Ее приучили подчиняться хозяину. Когда вы убьете меня, она поймет, что теперь ее хозяин – вы. Она исполнит любую вашу прихоть в обмен на какие-нибудь безделушки да девчонку-рабыню, которой можно помыкать. Она готова на все – вы понимаете, что я имею в виду?

Судя по всему, многозначительный тон Кайла подействовал, в голове Логана промелькнуло множество соблазнительных видений.

– Так она была одной из потаскух Чэнгуа? – хрипло переспросил торговец. – Неудивительно, что он так поспешил забрать ее в Кантон! Омерзительный сластолюбец!

Хорошо, что Кайл предупредил ее, чтобы она не удивлялась его словам! Спрыгнув на выступ, Трот со всех ног понеслась вслед за Скаусом. Он не спешил, и она надеялась настигнуть его у южной стены.

– Да, он сластолюбец, и он многому научил ее. А когда она вам надоест, вы сможете выгодно продать ее кому-нибудь другому.

– Отлично, я беру ее. Если она и вправду так хороша, в Макао я сделаю ее своей тай-тай, – деловито сообщил Логан. – Я согласился на ваше условие, теперь выходите. Не заставляйте меня ждать: в такую погоду мне недолго и передумать.

Трот уже догоняла Скауса, когда капитан вдруг повернулся, услышав легкий шелест ее шагов. В руках он держал ружье, но, увидев Трот, в первый момент растерялся и, похоже, не поверил, что столкнулся с опасным противником.

Мощным ударом она выбила из его рук ружье. Прогрохотав по камням, оно свалилось вниз. Под крик Скауса Трот ударила его в шею, но напрасно: даже камень не прошиб бы эту прочную колонну мышц.

– Ах ты, косоглазая тварь! – Злобно прищурившись, капитан бросился на нее.

Ожидая нападения, Трот вознесла краткую молитву всем богам Востока и Запада, прося даровать ей силу для победы в самом трудном поединке в ее жизни.

44

Услышав крик, Кайл упал на колени и выглянул в дверь, держа голову как можно ниже – на случай, если дула ружей Логана и Скауса направлены на дверь башни.

Первым он заметил дуло ружья Логана, а потом – Трот в ожесточенном поединке со Скаусом на выступе стены. У Кайла замерло сердце. По сравнению с разъяренным капитаном Трот выглядела беспомощным ребенком. Она умело уклонялась от ударов, но, схватив ее, Скаус мог бы разорвать ее пополам.

Трот отступала, а Скаус с ревом бросался к ней, надеясь сбить с ног своим весом. Отскочив в нишу, Трот выбросила вперед ногу, пытаясь столкнуть Скауса с узкого выступа.

Но капитан учился драться в портах всего мира, кишащих головорезами, он умел пользоваться запрещенными приемами. Схватив Трот за щиколотку, он дернул ее к себе, сбив с ног. Кайл слышал, как Трот рухнула на выступ, чуть не упав вниз.

Вырвавшись, она мгновенно вскочила, Скаус сделал то же самое. С запозданием услышав шум борьбы, Логан обернулся, не понимая, что происходит у него за спиной. Сообразив, в чем дело, он мгновенно прицелился в Трот. Но она успела заметить, что Логан обернулся, и теперь держалась почти вплотную к Скаусу, так что Логан боялся выстрелить, чтобы не ранить сообщника.

И все-таки он выстрелил. Не выдержав, Кайл бросился бежать через двор. Скаус вздрогнул. Вторая пуля впилась в его тело. Трот отпрянула, прижалась к стене ниши, а Скаус замахал руками, балансируя на краю выступа, издал протяжный, душераздирающий вопль и рухнул вниз. Крик завершился жутким глухим ударом.

Но Трот осталась беззащитна. Пока Логан прицеливался, она спрыгнула с выступа стены во двор, попав в узкую щель между стеной казармы и южной крепостной стеной.

Логан сорвался с места, надеясь преградить Трот выход из ловушки. Ему понадобилось всего несколько шагов, чтобы обогнуть угол казармы.

Трот ринулась вперед в отчаянной попытке выбить у Логана ружье. Обезумев от страха, Кайл выкрикнул:

– Логан, тебе конец!

Как он и надеялся, Логан обернулся к новому противнику. Дуло его ружья показалось Кайлу огромным. Логан нажал курок, Кайл метнулся в сторону и в прыжке выстрелил в торговца.

Трот пронзительно закричала, по двору разнеслось эхо трех выстрелов, прозвучавших один за другим. Логан обернулся. На его белой рубашке расплывалось кровавое пятно. Медленно он осел на землю, ружье вывалилось из его рук.

Трот ногой отбросила ружье подальше, метнулась к Кайлу и упала рядом с ним на колени. Небо вновь разразилось ливнем.

– Не умирайте, милорд, прошу вас!

Она попыталась перевернуть его, увидеть, куда он ранен, но Кайл выпустил пистолет и обнял ее.

– Умирать я не собираюсь, – заявил он. – Господи, Трот, ты невредима? Я думал, у меня разорвется сердце, когда он начал стрелять в тебя!

Они крепко обнялись, не замечая проливного дождя.

– Он промахнулся, – напомнила Трот. – Но почему? Он же выстрелил трижды, почти в упор.

– Дважды. Я успел пригнуться и выстрелил в него. – Кайл сел, не разжимая объятий.

Стальная решимость, которая не покидала Трот весь последний час, вдруг улетучилась. Трот неудержимо задрожала, по ее щекам потекли слезы, смешиваясь с дождевыми каплями.

Кайл держал ее в объятиях, пока дрожь не начала утихать.

– Бежим в часовню – только над ней есть крыша. Ты можешь идти? – Трот кивнула, Кайл поднялся и помог ей встать. – Подожди минутку.

Трот в оцепенении наблюдала, как Кайл щупает пульс у торговца.

– Правосудие настигло Калеба Логана, – мрачно объявил Кайл. Он выпрямился, вошел в башню и тут же вернулся с пледом Трот.

Обняв Трот за плечи, Кайл повел ее по скользким камням двора на нижний уровень крепости. Стуча зубами, она спросила:

– Но как вы ухитрились попасть в него с такого расстояния? Я думала, пистолеты для такой стрельбы не годятся.

– Я неплохо стреляю, – просто объяснил он.

Ей следовало догадаться об этом. Благодарно обняв Кайла за талию, она торопливо зашагала к часовне. Внутри обоих охватило не только тепло, но и благословенное спокойствие гармоничной ци, когда-то окутывавшее Трот в объятиях матери.

Едва войдя в часовню, Кайл принялся снимать с Трот мокрую одежду. До сих пор не оправившись от потрясения, она попыталась остановить его.

– Что это вы затеяли?

Он криво усмехнулся.

– Вовсе не то, о чем ты думаешь, плутовка. Мы оба промокли, а поскольку похолодало, мы рискуем подхватить пневмонию, если сейчас же не согреемся.

Понимая, что он прав, Трот пообещала

– Я разденусь сама, позаботьтесь о себе.

Кайл повиновался, помедлив лишь в ту минуту, когда Трот разделась донага и растерла сухим пледом ледяную кожу. Колючая шерсть помогла ей согреться, но Трот по-прежнему дрожала – не столько от страха, сколько от потрясения.

А затем и Кайл стащил с себя пропитанную дождевой водой одежду. Корзина, которую он внес сюда, осталась сухой. Приставив ее к стене, Кайл прислонился к ней и притянул Трот к себе на колени. Когда она устроилась поудобнее, Кайл укрыл ее одеялом, тщательно подоткнув его под ступни.

Трот съежилась, прижавшись щекой к шелковистым волоскам на его груди. Знакомый запах кожи Кайла вызвал у нее чувство защищенности.

Кайл слегка покачивал ее на коленях, долгое время они молчали, прислушиваясь к стуку капель по крыше. Трот догадалась, что Кайлу тоже понадобится время, чтобы оправиться от пережитого и осознать, что еще недавно их жизнь висела на волоске.

Он не так озяб, как Трот, и вскоре согрелся настолько, что сумел согреть и ее. Трот прошептала:

– Не могу поверить, что там, наверху, под дождем лежат два трупа…

– Лучше бы их не было, – отозвался Кайл. – Стоит мне подумать о том, что ты чуть не погибла из-за моих неосторожных слов, сказанных в Кантоне… – Он стиснул ее в объятиях.

Трот открыла глаза, отгоняя страшное видение: Логан в окровавленной рубашке оседает на землю.

– Но мы выжили, и я не жалею о том, что Логан мертв. Если бы не его письмо, мой отец до сих пор был бы жив!

Кайл погладил ее по голове и принялся осторожно разминать холодные плечи.

– И я не раскаиваюсь в том, что убил его, – признался он. – Не сомневаюсь, что и за Скаусом числится немало преступлений. А что касается Логана… он не только косвенно виновен в смерти твоего отца. По его вине ты жила в Китае почти как рабыня, хотя могла бы поселиться здесь, у родных отца.

Трот представила себе, каково было бы расти в семье Джеймса Монтгомери: булочки по утрам, ячменный суп, игры с кузенами, которые стали бы для нее братьями и сестрами. Доброжелательность и любовь.

– Жить с ними было бы чудесно, гораздо проще, чем в Китае, – с расстановкой откликнулась она. – И все-таки я не жалею о том, что судьба привела меня в Кантон. Если бы меня отправили в Шотландию, я забыла бы обо всем, чему научилась в Китае. А теперь я навсегда останусь и шотландкой, и китаянкой!

Кайл засмеялся:

– И слава Богу! Во всем мире не найти второй такой же женщины, как ты, Трот Мэй Лянь Монтгомери.

– Может быть.

И ни один мужчина не сможет оценить обе стороны ее натуры так, как Кайл. Монтгомери видят в ней только шотландку с причудливыми, но безобидными привычками. Чэнгуа считал ее полезной, но странной помощницей, которую надо защищать и уважать за необычные умения и таланты, а также за то, что она – дочь Хью Монтгомери.

А Кайл с самого начала относился к ней, как к равной, и сегодня предложил ей напасть на противника сзади потому, что был уверен в ней. Но когда он понял, что ей грозит смерть, он вызвал огонь на себя. Он мог погибнуть…

Почувствовав, что она опять задрожала, Кайл спросил:

– Тебе все еще холодно?

– Уже нет. – В объятиях Кайла ей было больше не о чем! мечтать.

Ее лента давно развязалась и где-то потерялась, Кайл отвел со лба влажные волосы.

– Просто удивительно, как опасность проясняет мысли. Когда я боялся, что ты погибнешь, я понял, как люблю тебя. Ты согласишься выйти за меня замуж – на этот раз так, как полагается?

Трот запрокинула голову, глядя ему в лицо.

– А я думала, больше вы никогда не сможете полюбить.

– И я так считал, – признался Кайл. – Иногда я мыслю слишком медленно. Я знал, что с тобой меня связывает не только страсть, я хотел всегда видеть тебя рядом. Но чувства к тебе не были похожи на любовь к Констанции, и я думал, что такого отношения ты не заслуживаешь.

Трот уже давно смирилась с тем, что призрак Констанции будет преследовать их всю жизнь.

– Я могу стать для вас второй после нее, милорд.

– Ни в коем случае! – Он прижал ладонь к ее щеке. – Любовь нельзя измерять и взвешивать, ее не следует сравнивать. Констанция – мое сердце, а ты, милая моя девочка, моя душа. – Он коснулся ее губ, словно в подтверждение своих слов.

Трот перевела дыхание.

– Я всегда любила вас, Кайл. – Она просунула ладони под одеяло и обняла его за плечи. – С самого начала вы стали повелителем моего тела, сердца и души.

Кайл хотел ограничиться поцелуем, тем более в часовне, после пережитого ужаса и встречи со смертью, но страсть вспыхнула в нем, требуя единственного выхода – соединения, праздника любви и победы. Не прекращая пылко целовать Трот, он коснулся ее груди под пледом, уловил быстрое биение сердца под нежной кожей. Ее движения сводили его с ума. Трот повернулась и оседлала его.

Он целовал ее шею, а она медленно покачивалась на нем. Тягучее тепло окутывало его, лишая остатков воли. Трот ахнула, когда он не выдержал и глубоко вонзился в нее.

Несколько минут они сидели, не шевелясь, дрожа от напряжения, а потом он нетерпеливо задвигал бедрами. Страсть разгорелась в обоих ярким пламенем. Их возгласы слились, заглушая шум дождя и раскаты грома.

Трот прижалась к Кайлу, и он ощутил удовлетворение, о котором не мог и мечтать. Перекатившись на бок, он притянул ее к себе. В изнеможении они уснули, согревшись под теплым пледом цветов клана Кэмпбеллов.

Кайл не знал, сколько они спали, но когда он проснулся, часовню заливал солнечный свет. Приподнявшись на локте, Кайл долго любовался игрой света и тени на удивительном лице Трот. Она казалась ему редкостным, прелестным цветком Востока и Запада.

Пошевелившись, Трот открыла глаза.

– Трудно сказать, одобрили бы наше поведение строители часовни, но из нее вышло отличное убежище.

– Вряд ли Бог разгневается на нас – ведь это ему мы обязаны чудесным даром любви. – Кайл поцеловал ее в кончик точеного носа. – Но нам пора в путь, иначе мы не успеем вернуться на постоялый двор до темноты.

Трот улыбнулась так, что Кайлу нестерпимо захотелось вновь предаться с ней любви.

– Больше я ни за что в жизни не отважусь побывать в Каслдуме.

– Но ты, надеюсь, примешь мое предложение? – Кайл неохотно отстранился, уже тоскуя по теплу ее изумительного тела. – Потому что сегодня мы могли зачать ребенка. По крайней мере, я на это рассчитываю.

Она приподнялась, надевая мокрую одежду и не спуская с Кайла пристального взгляда.

– А я убеждена, что это мы сделали еще в Дорнли.

– Боже милостивый! – Кайл как раз натягивал через голову рубашку и чуть не запутался в ней, торопясь выпростать голову. – Когда же ты собиралась сообщить мне об этом?

– Только в том случае, если бы мы решили пожениться.

В ее глазах горел вызов. Кайл с брезгливой гримасой натянул сырые панталоны, жалея о том, что они не похожи на свободную и легкую китайскую одежду Трот.

– Другими словами, если бы мы передумали, я бы никогда не узнал, что у нас будет ребенок? Ты не хотела таким способом принуждать меня к браку?

Видя, что он не сердится, Трот успокоилась.

– Все верно. Я не хотела выходить замуж только потому, что все вокруг считали это моим долгом. – Она с улыбкой завернулась в плед.

Кайл грустно покачал головой.

– Ты истинная шотландка, Трот. Ты готова заплатить любую цену, лишь бы поступать так, как считаешь нужным, а до последствий тебе нет дела!

Он уложил одеяло в корзину и повел Трот из часовни, навстречу солнцу и умытой ливнем траве. Ветер сдувал капли с деревьев, горы простирались до самого горизонта, окутанные голубоватой дымкой.

По тропе вниз катился бурный поток, поэтому они шли по обочине, держась за руки.

– Так ты все-таки согласна выйти за меня замуж?

Трот обернулась к нему. В полуденном свете ее глаза казались янтарными.

– Да, милорд, я буду вашей женой. Я готова даже подружиться с вашим отцом и быть хозяйкой в доме, тем более что вы считаете, что это мне под силу.

Кайл и прежде бывал счастлив, но ничто не могло сравниться с ликованием, охватившим его при этих словах. Он отшвырнул корзину и притянул Трот к себе.

– Тогда давай поженимся немедленно. Позднее Рексхэм наверняка устроит официальную церемонию, но здесь есть текущая вода, мы в Шотландии, и на этот раз никто не усомнится в том, что наш союз освящен законом! Я хочу взять тебя в жены, любимая, больше я не желаю ждать ни минуты.

Смеясь, она перешагнула через ручей и протянула Кайлу руку. Крепко сжав его пальцы над текущей водой, она провозгласила:

– Кайл Ренбурн, я беру тебя в мужья и отдаю тебе свое сердце и тело, мою преданность и верность, пока смерть не разлучит нас.

Он улыбнулся, глядя ей в глаза и вспоминая первую клятву, связавшую их на всю жизнь, о чем в тот момент они и не подозревали.

– Трот Мэй Лянь Монтгомери, я беру тебя в жены и отдаю тебе мою любовь, защиту и верность до скончания времен.

Он поцеловал ее руки.

– Теперь я знаю, зачем странствовал по миру, – чтобы найти тебя, моя китайская невеста.

– Таков божественный замысел, мой дражайший лорд. – Она ослепительно улыбнулась. – Инь и ян едины и неразделимы.

Идеальная гармония мужчины и женщины. Навсегда.