Маленькая ложь во спасение – это образ жизни. Не скажет же она: «Мы говорили о вашем с Кэс целомудрии».

Хотя в прошлом мы втроем обсуждали все детали нашей жизни. И не только сексуальную свободу, но еще и свободу дефекации – во время путешествия в Индию.

Вечером, когда Иззи ушла, я рассказываю Джошу, о чем мы говорили. Это была маленькая хитрость ради изменения наших отношений, почти незаметная и уж вовсе несущественная.

Брат Иззи делает эскизы наших свадебных приглашений, и Иззи должна забежать сегодня вечером, чтобы определиться с текстом. Вот и еще одно небольшое изменение – теперь Иззи редко заезжает надолго. Теперь она является только по делу. Но дел у нее много – выбрать платья и цветы, перекрасить квартиру Джоша, вернуть блюдо из-под запеканки. И поэтому она заезжает так часто, что это не проблема.

– Итак, Иззи? Ты решила, кем ты будешь – подружкой невесты или шафером? – спрашивает Джош.

– Подружкой невесты. Мне больше нравится платье, чем костюм.

– Меня ты любишь больше! – воплю я.

Но она не отвечает мне, а спрашивает:

– А где будет свадьба? Мы хором отвечаем:

– В Лондоне, – это я.

– Дома, – говорит Джош.

– Дома, – быстро соглашаюсь я.

– В Лондоне, – настаивает он.

– Мы еще не все обдумали, – улыбаюсь я Иззи. Он воздерживается от пояснений.

– Мы уже назначили дату, – говорит Джош. Я прижимаюсь к нему.

– Это хорошо, – улыбается Иззи. – Когда?

– В июне, – говорю я.

– В июле, – говорит Джош в голос со мной. Мы оба смеемся. – Слушай, мне все равно. Делай что хочешь. Просто я немного нервничаю. Это будет лучшая свадьба на свете.

Он наклоняется и целует меня.

Я отворачиваюсь от него, потому что не хочу смущать Иззи.

Джош уехал на тренировку по регби, а мы с Иззи взялись за свадебные приготовления. Я отношусь к этому так же серьезно, как к своей работе.

– Так, нужно составить список.

Иззи вскакивает и несет бумагу и ручку. Я сгребаю в кучу журналы для новобрачных и открываю бутылку «Шардоне».

– Ты все еще не решила, когда и где? – тихо спрашивает Иззи, аккуратно выводя «Свадьба Кэс и Джоша» вверху листа. Почерк у нее округлый, детский и такой знакомый.

– У Джули и Эшера, у родителей Джоша.

– Это уже что-то, – улыбается Иззи. – А в какой церкви?

– Церкви? Я не подумала о церкви.

– Обычно это бывает в церкви.

– Я хотела устроить гражданскую церемонию. Может, в саду или в маленьком отеле? – я скрестила ноги.

Иззи осторожно прощупывает почву.

– Вы обсуждали это с Джошем? Он ведь довольно религиозен.

– Ты имеешь в виду регби?

И мы хохочем. И ведь правда, нельзя сказать, что Джош ревностный христианин, но он верит в бога и ходит в церковь на Пасху, Рождество, в общей сложности не реже трех раз в год. Но как же серьезно он отнесся к своим обязанностям, став крестным отцом детей своего начальника. Я бы приписала это конформизму. А может, и нет. Я подумаю.

– Конечно, Иззи, он религиозен. Он учился в отличной школе, они все ходили на мессу.

– Если ты рассчитываешь выйти замуж в июле, то лучше обстряпать это побыстрее. Уже апрель. Как я понимаю, ты имеешь в виду июль этого года? – Она рисует в углу списка сердечки и колокольчики.

– Да, этого.

Мы прикидываем список расходов. Я возмущаюсь, обнаружив, что по традиции родители невесты должны оплатить практически все, а родители жениха раскошеливаются всего-то на букетик да на кольца. Сомнительно, что у мамы есть тайные сбережения, которые появятся – оп-ля! – когда я встречу прекрасного принца.

Скорее, ее вклад в мою свадьбу ограничится нематериальными активами – личным присутствием. Мы с Джошем должны будем оплатить всю церемонию – ну и потом я хочу угостить гостей колбасой на шпажках, сыром и ломтиками ананаса. Надеюсь, все будут довольны.

У людей столько странностей. Если бы я получала фунт за каждое произнесенное вслух «как принято», «как обычно» и «как положено», то уже стала бы миллионершей. Поразительно, до чего же часто я стала слышать эти слова, раньше я их вообще не слышала.

– Ладно, что мы еще не записали? – вопрошаю я.

– Не очень-то ты романтична, – криво улыбается Иззи.

– Просто хочу хорошо подготовиться.

Она пожимает плечами и возвращается к журналам для новобрачных, а я – к бутылке вина.

– Для гражданской или церковной церемонии нужны кольца и остальной антураж. Еще надо выбрать музыку и тексты, решить с машинами, фотографами и жильем для гостей. И еще куча всякого: список приглашенных, программа вечера, меню, карты вин, списки подарков. Выбрать поставщиков продуктов. Нанять фотографа и видеооператора. На твоем месте я бы отказалась от предложения моего отца принести свою камеру. Она старше меня. А мы? Как мы будем отмечать?

– Кажется, тут нет вариантов – будет праздничный обед.

Иззи таращит на меня глаза.

– Как это нет вариантов? Банкет с шариками из дыни и курицей или что-то необычное? Что-то азиатское или суши, или итальянская, или мексиканская кухня? Какие будут приборы, салфетки, цветы, как оформить меню? Ты будешь приглашать детей? Если да, то нужно продумать детское меню и пригласить артистов. Еще нужны банты, воздушные шары, схема рассадки гостей. Столы будут круглые или квадратные? Кто будет сидеть на месте отца невесты? Будешь ли ты произносить речь? – она наконец переводит дыхание.

– Все понятно. А ты что посоветуешь? – Иззи всю жизнь ждала, чтобы ей задали этот вопрос.

– На твоем месте я бы продумала, кого и куда сажать. Я бы не стала сажать вместе пожилых и молодых – это только в книжках получается удачно. Лучше усаживать рядом тех, кому есть о чем поговорить. Ну и я подала бы карпаччо из тунца, потом темпуру с салатом из Чили, поленту с пармезаном, а потом ягоды. Насыпала бы их горками и поставила в центр стола. И не стала бы заказывать традиционный торт, а лучше профитроли из горького шоколада.

Тут у меня просто перехватывает дух от восторга и восхищения. Когда Иззи успела все это продумать?

Лишь потом я понимаю, что она сыграла эту воображаемую свадьбу вместо занятия по тай-чи.

– Здорово. Так и сделаем!

– Нет! Это я так сделаю!

Я не стала напоминать Иззи, что она ни с кем постоянно не встречается. Это все-таки не очень вежливо.

– Ну, тогда… – Не знаю, что сказать. Это не так важно, и я уверена, что Джоша это тоже не очень волнует. – Давай спросим у моей мамы. Она любит помогать, а подготовка к свадьбе ее развлечет, ведь ее жизнь так скучна.

– Она не считает ее скучной.

– Ой, не надо, Иззи! До замужества она вела тихую, чистую и целомудренную жизнь, никакого веселья. Потом страстно любила своего мужа, а потом он исчез, и она до сих пор не может о нем забыть.

– Ты так думаешь?

– Ну да, а как же еще? – Я уже набираю мамин номер и не могу сказать точно, о чем бормочет Иззи. Вроде бы о каких-то трех грехах, которые меня не касаются. Она ведет пальцем вниз по странице журнала, эта ее привычка так мила и так трогательна. Но вот ее палец останавливается.

– Как насчет страховки? – спрашивает Иззи.

– Страховки? От чего?

– От кражи, повреждения платья, повреждения шатра.

– Это свадьба, а не попойка.

– От потери задатка из-за отмены свадьбы. Мы умолкаем.

– Ладно, давай посчитаем.

Мама засучила рукава. Все лето она трудилась как лошадь и сделала невозможное. Она организовала все, от церкви до поставщиков провизии, тактично советуясь обо всем с матерью Джоша. Предстоящая свадьба всех поставила на уши. Мать Джоша оживилась, стала меньше пить и больше улыбаться. Так как у меня нет отца, который требуется для традиционной патриархальной церемонии, его решил заменить отец Джоша. Он приглашает всех своих знакомых на свадьбу, говорит о «предстоящем счастливом событии» и, могу поклясться, сильно задирает нос. Все это могло бы вызвать досаду, но тут есть и кое-какие плюсы: он решил, что теперь ему не подобает содержать любовницу. Он, видите ли, решил оставить кобелиные привычки. На время, разумеется.

Джош похож на счастливого психа. Иззи пока не обнаружила ни одного просчета в планах. И все счастливы, как свиньи в грязи. И поскольку все они освободили меня от этой суеты, можно снова сосредоточиться на работе. Уйти в нее с головой.

Я вернулась к обычной жизни и пять раз в неделю бываю в спортклубе, с восьми тридцати сижу в офисе и пашу без обеда. Но часто оставаться допоздна теперь нельзя, потому что мама организовала обязательные встречи с парикмахером, священником, поставщиками провизии, видеооператором, фотографом, флористом и так далее, – на более или менее постоянной основе. Но я люблю, когда у меня много дел. Так и живу: среди шороха папиросной бумаги, лент и сыплющихся розовых лепестков.

– Кто-то поставил на мое место свой мотоцикл. Разберитесь, пожалуйста, – бросаю я Джеки. – Рики, где статистика по вчерашнему шоу? Ди, Дебс, вы читали сегодня газеты? О нас упомянули в «Гардиан» в связи с сюжетом «Теддингтон Кресент», в «Сан» по поводу документальных фильмов о детях звезд и в «Стар» из-за «Секс с экс». Неплохо для одного дня, правда? Подготовьте сообщения для всех трех редакторов к десяти часам.

Джеки ставит на мой стол двойной эспрессо.

– Что вы смотрели вчера вечером по телевизору? – спрашивает она.

– Не было времени, я примеряла диадему. – Мы обмениваемся улыбками.

– Доброе утро, – кричит Том, обращаясь ко всем сразу.

– Добрый день, – отвечаем мы хором, потому что уже без пятнадцати девять. Том поражен: наверное, он никогда в жизни не приходил на работу так рано.

Совещание катится строго по повестке. Грей сообщает о двух жалобах от Независимой Телевизионной Комиссии – у нас проскочила нецензурная, видите ли, лексика. Несмотря на это (а может, именно поэтому), рейтинги взлетели до самых небес. Мы уже перескочили прогноз рейтингов на следующий сезон. В интересах Грея как директора по рекламе и спонсорству завышать прогнозируемые рейтинги, которые обычно, мягко говоря, не имеют ничего общего с реальностью. Я весьма дипломатично улаживаю конфликт, предложив несколько промежуточных показателей. Рики сообщает новый график вещания. Я улавливаю лишь половину его слов, потому что замечаю, что Дебс вообще не слушает, а вместо этого рассматривает фотографию Джорджа Клуни на заставке своего компьютера. Такое невнимание разозлит кого хочешь. Пытаюсь снова настроиться на Рики.

– …и главное, они предлагают передвинуть «Секс с экс». Я соглашусь, вы же не против? – Если бы он не так быстро захлопнул папку и не заторопился уйти, я бы ничего не заметила.

– Что-что? Что ты сказал?

Рики вздыхает. Он понял, что я все уловила и ему придется рассказать в деталях.

По иронии судьбы, именно успех «Секс с экс» принес «ТВ-6» деньги, которые мы вложили в лучшие фильмы. Я сама дала на это согласие. Теперь отдел стратегии и планирования предлагает обставить другие коммерческие каналы, показав лучшие фильмы в лучшее экранное время вместо программы «Секс с экс». Как я могла не подумать об этом?

– Сделать уже ничего нельзя, – виновато пожимает плечами Рики. – Все решено. Аудитория «Секс с экс» уже сформировалась, а новых зрителей мы можем привлечь фильмом с Арни Шварни. Он динамичнее.

А ведь он прав. Я вздыхаю и киваю.

– Черт с ними. Скажи, что мы согласны.

– И мы так просто сдадимся? – изумленно спрашивает Фи. – А ты не хочешь попробовать расширить «Секс с экс»?

– Фи, ты уже должна бы знать, за что стоит бороться, а за что нет. Посмотри на это шире. Мы несем ответственность за канал, а не за наши собственные шоу.

– Но ты ведь придумала это шоу.

– Фи, у меня тонны идей. Десять миллионов зрителей – отличный результат для программы этого рода. Это гораздо больше того, на что мы рассчитывали, когда начинали. Давайте не жадничать. С хорошими фильмами мы соберем двенадцать миллионов. К тому же они ведь хотят не закрыть «Секс с экс», а просто поменять время эфира.

– Было бы это мое шоу, я бы зубами и когтями дралась за лучшее время. – Фи в дикой ярости, такой я ее еще не видела.

– Но это же не твое шоу.

Я наращиваю свой вес в обществе. Это нужно, чтобы защититься от Бейла, который все пытается спихнуть меня. В интервью прессе я даю понять, что мой личный вклад в «ТВ-6» колоссален. Я даже использую свои женские привилегии, сообразив, что с любимицей публики Бейлу придется быть повежливее. Сейчас я даю интервью репортеру большого женского журнала. И тут заходит Джеки и сообщает, что в секретариате меня ждет мама.

– О, простите меня, придется прерваться. Я повезу маму обедать, – извиняюсь я.

Интервью было нелегким. Мы с репортером оба искусные игроки. Я знаю, что нравлюсь ему, но он прикидывается равнодушным и даже жестким, – это для него вопрос профессиональной гордости, знаете ли. А я делаю вид, что стараюсь его приручить, хотя точно знаю, что он уже мой.

Вот он и морщится, пытаясь понять, не было ли это подстроено для того, чтобы в статье упоминалось об обеде с матерью. Если он решит, что подстроено, то не напишет об этом. А если поймет, что нет, то напишет. Это могло бы, елки-палки, полнее раскрыть мои человеческие качества, а до моих высот ему как до Луны. По правде говоря, это случайность, совпадение. Ничего бы этого не было, если бы мама не боялась опоздать, а журналист не мямлил бы и не полз, как черепаха.

– Еще два-три вопроса. – Я киваю с обворожительной улыбкой. – Вы получаете тысячи жалоб по поводу вашего шоу «Секс с экс» от родителей, учителей, местных властей. Вас осудила даже англиканская церковь…

– Я агностик, – перебиваю я с улыбкой. Он пропускает это мимо ушей.

– Что вы скажете по поводу обвинений в защите адюльтера?

– Очень просто: это не так. Рейтинг не зависит от того, распалась пара или нет. Я считаю телевидение истинно народной, национальной культурой. Никто не заставляет людей смотреть шоу или участвовать в нем, – барабаню я без лишних раздумий, подавляя зевоту. Самой мне все это уже не кажется таким уж убедительным, но главное, чтобы это убедило его. И я решаю поддать жару. – Английская публика слишком умна, чтобы ей можно было что-то навязать. Процитируйте это, пожалуйста. – Он кивает. Ну конечно, он злится на себя за уступчивость.

– И наконец, как вы относитесь к тому, что вас называют «голосом поколения»?

– Вот не знала, – я притворно смеюсь в попытке убедить его в своем неведении. – Правда? Только не записывайте.

Какое напряжение. Не могу больше притворяться паинькой, ни минуты, ни секунды.

Он кивает.

– Я никакой не «голос поколения», потому что я гораздо умнее, сострадательнее и безжалостнее.

Он переваривает то, что я сказала. Представляю, как он жалеет, что не записал эту реплику. Это самое крутое из всего, что я тут наговорила.

Если бы только он знал, что я имею в виду.

Я встаю, давая понять, что интервью окончено. Джеки провожает журналиста к выходу и приглашает маму.

– Извини, что задержала. – Расточая поцелуи и извинения, я беру со спинки стула жакет и сумку и иду к выходу. – Джеки, мы с мамой едем обедать, а потом покупать ей одежду к свадьбе. Меня не будет на месте почти до конца дня.

Ну и что, ведь я так много работаю и имею право исчезнуть на пару часов. Сотрудники «ТВ-6» (кроме моей команды) редко появляются на месте раньше одиннадцати, а для многих работа по-настоящему начинается не раньше, чем они придут в себя после завтрака.

– Проверяй мою почту, я жду ответа от исполнительного комитета насчет бюджета на будущий год. Телефон отключать не буду, но по пустякам мне не звони. И никого со мной не соединяй, кроме Даррена.

– Даррена? – в изумлении переспрашивает Джеки.

Господи, что я ляпнула!

– Я сказала – Даррена? Ой, Джоша, конечно. Я имела в виду Джоша. – Я краснею и лезу в сумку, делая вид, что ищу салфетку, чтобы промокнуть помаду, хотя губы у меня вообще не накрашены.

– Почему ты вспомнила Даррена? – спрашивает Джеки.

– Наверное, из-за этого журналиста. Он спрашивал меня о том же, что и этот самый Даррен. Например, не чувствую ли я себя ответственной за супружескую неверность в масштабе всей страны? Не чувствую ли я вины за то, что провоцирую агрессию?

Мои руки неожиданно зажили собственной жизнью. Они почесывают нос, накручивают волосы на ухо, чешут ногу. И все никак не успокоятся. Джеки и мама пристально смотрят на меня.

– Они очень похожи, этот журналист и, э-э-э, этот, Даррен. Оба идеалисты и не имеют представления о реальной жизни, моралисты гребаные. Извини, мама. – Я извиняюсь за грубость раньше, чем она успевает возмутиться.

Извини, Даррен. Глубоко в душе я чувствую себя предательницей.

– Кто такой Даррен? – спрашивает мама.

– Никто. Один парень, который не пришел на мое шоу.

– Секс ходячий, – припечатывает Джеки.

– Как это, милая? – Мама притворяется, что не поняла.

– Только он упрямый и опасный, – поясняет Джеки. На мамином лице все еще написано смущение. – Такой весь из себя Рэтт Батлер.

– А-а-а, понятно.

В ресторане «Селфриджес» мы с мамой с облегчением плюхаемся на стулья. Сумки тяжелы, зато легко в кошельке, и мы совершенно счастливы. И вообще все просто классно. Мы даже сумели купить маме наряд, который нравится нам обеим, и все обошлось без обид, недовольства, шантажа или слез. Замечательный день! Время завтрака давно миновало, но мы заказываем традиционный чай с оладьями и сэндвичами. Я, конечно, не стану есть торт или крем. Я и раньше фанатично следила за питанием, а теперь я невеста и потому впадаю в крайности. Мама ублаготворена, хоть ее и беспокоят все эти свадебные причуды и излишества. Привычным жестом она лезет в сумку и в миллионный раз достает книжку «Подготовка к свадьбе».

– Ты говорила со своим парикмахером?

– Да, и сделала два заказа. Один, чтобы попробовать, как будет смотреться высокая прическа, а второй – в день свадьбы. Но, может, я еще решу постричься.

– Ох, не надо, у тебя такие прекрасные волосы. – У мамы такой вид, как будто я предлагаю принести весталок в жертву языческим богам.

– Для длинных волос я слишком стара. Мне пойдет короткая стрижка или прическа под Зои Бол?

Очевидно, не очень, потому что мама ставит галочку в графе «парикмахер» и продолжает:

– Ты известила свой банк и жилищный кооператив о смене фамилии? А новые визитки заказала?

– Я не буду менять фамилию.

– Как?!

– Только лишние заботы, – отбиваюсь я, отхлебнув «Эрл Грей». Мама осуждающе молчит. Наконец она откладывает список.

– Тебе нужно выбрать цветы.

Я сразу соображаю, что придется выбрать не те, которые мне нравятся.

– Я думаю, гортензии и…

– Гортензии нельзя.

– Почему?

– Это плохая примета. Они символизируют тщеславие и разоблачение.

– А какие счастливые?

– Розы хороши для любого случая. Они символизируют любовь, невинность и благодарность, в зависимости от цвета. Можно взять что-то изысканное, например гелиотропы. Они означают преданность и верность. И добавить цветов лимона. Они символизируют верность в любви.

– Господи, ну что за чушь. А какие цветы были на твоей свадьбе?

– Цветы лимона.

– Ну вот видишь?

Мама отводит взгляд, и я понимаю, что обидела ее. И даже не хочу извиниться.

– Ладно, гелиотропы и цветы лимона.

Она облегченно улыбается, и мне даже неловко, что ее так легко утешить.

– Ты уже решила насчет медового месяца?

– Я предоставляю это Джошу. Это, конечно, неразумно, но так принято. Мам, ты не могла бы с ним поговорить? Чтобы он не придумал что-нибудь экстравагантное. Не дай ему заказать путешествие на Северный полюс или сафари на каноэ. Меня вполне устроят пляж и бары. – Мама все записывает.

– Он уже выбрал шаферов?

Я с удивлением вскидываю глаза.

– Это не я придумала, так написано в книге. Вот, слушай: «Проверьте, чтобы ваш жених выбрал шаферов», – и тычет в книгу пальцем.

– Господи, они что же, думают, что мы никогда не видели свадьбы? Да они, наверное, считают, что женихи без их совета и высморкаться не могут! – Мы с мамой источаем презрение и недоверчивость.

– Так он выбрал шаферов? – спрашивает она.

– Нет, – и мы смеемся в изнеможении. Как хорошо, когда мама такая раскованная. Просмеявшись, я говорю:

– Мама, до чего же я тебе благодарна. Столько помощи! Спасибо.

Мама сияет. Она аккуратно режет свою оладью пополам, а потом на четвертинки. Дел было так много, что просто не знаю, как бы я справилась без нее. Я вовсе не отношусь к своей свадьбе как к чему-то исключительному, но чем она ближе, тем больше мне хочется, чтобы все было хорошо. Хочется быть прелестной невестой с прелестной прической, в прелестном платье и с прелестным макияжем. И с прелестной мамой в шляпке, которая ей к лицу, – и в окружении друзей, и прелестных гостей, которые довольны угощением и соседями по столу. И чтобы муж, то есть Джош, был тоже прелестен.

– Хороший сегодня день, правда? – спрашивает мама.

– Угу, – киваю я.

– Иззи что-то упоминала о Даррене. Дорогая, передай мне джем. – Она лукавит, но все ее хитрости шиты белыми нитками. Ведь я в этих войнах настоящий ветеран. И я достаю из сумки, из вороха папиросной бумаги свадебные туфли. Они расшиты мелким бисером, миллионами бусинок. Это самые красивые туфли на свете.

– Как тебе, мам?

– Дивные. Даррен – это не тот парень с севера? Ты, кажется, ездила к нему на праздники?

У Иззи и правда язык без костей.

– Это были не праздники, а работа.

Мама придерживается тысячелетних норм этикета и со сноровкой гейши подливает мне чаю и отрезает кусок торта. Подождем финала церемонии. Я только сейчас понимаю, что это всегда помогало ей выиграть время. Она хочет сказать мне что-то важное и раздумывает, как это лучше сделать.

– Джош прекрасный мальчик.

Как забавно. Да мы обе прекрасно это знаем.

– Он мне в некотором смысле как сын, а тебе, естественно, как брат. Я уверена, что он тебя, очень любит.

– Мам, это все не новость. Мы с ним помолвлены и через месяц поженимся. Разве это ни о чем не говорит?

Мама тянется через стол и кладет свою руку поверх моей.

– Ты любишь Джоша?

– Мама!

Я в шоке. Когда отец сообщил матери о своей любовнице, она в это просто не поверила. Ни чуточки не поверила. Из кухни я видела, как она подбежала к нему, повисла на шее, улыбнулась так нежно, так доверчиво, глядя на него снизу вверх, и спросила: может ли он любить другую женщину так же сильно, как свою жену и дочь. Она ожидала, что он одумается и скажет ей: «Нет, конечно же, нет», – и продолжит свою двойную жизнь. Увы, мой отец не выучил эту роль. Он ответил, что, к сожалению, дело обстоит именно так: он любит другую женщину. Мама еле удержалась на ногах.

После этого она стала учиться защите, чтобы уберечься от ужаса и унижения. Она стала ужасно сдержанной и забыла о ласке. Мне хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько раз в жизни она обнимала меня. Мама никогда не говорит о любви и не задает вопросы, ответов на которые не знает. Но сегодня, сидя со мной в ресторане «Селфриджес», она нарушила все три собственных правила, и я встревожена.

Мама опоздала со своими советами. Если я позволила ей выбрать цветы и меню, то это не значит, что меня интересует ее мнение о деталях моей жизни. Она моя мать и поэтому ничего не понимает, а знает и того меньше. Слишком часто она предоставляла мне возможность учиться на собственных ошибках. Зачем же вмешиваться сейчас? До чего же неприятно. Ведь я не случайно выбрала Джоша. Он хороший, добрый и веселый, все его любят, у него замечательные карьерные перспективы. И он хорошо готовит.

И он не Даррен.

Я сверлю маму взглядом, но разве заставишь ее замолчать? И она говорит:

– Не хотелось бы, чтобы все мои уроки прошли впустую.

Я сажаю маму в такси. Эта процедура всегда грозит плохим настроением, потому что она считает такси излишеством, роскошью и «странной привычкой». А я просто хотела уберечь ее шляпную коробку от давки в метро. Мы разве что не подрались, но сразу помирились, когда таксист стал хамить: «Или садись, или вылазь на хрен с моей тачки». Потом я поймала другое такси и рванула на студию, чтобы успеть на интервью с парочкой новых кандидатов. Интервью закончилось в семь сорок пять, и когда я вернулась к своему столу, то обнаружила, что в офисе не осталось никого, кроме Фи.

– Ты почему не уходишь?

Она ничего не ответила, а только фыркнула и сердито взглянула на меня. Я вспомнила, как при всех, хотя и мягко, сделала ей сегодня утром замечание. Наверно, все еще дуется на меня. Попробую восстановить гармонию, рассказав ей об интервью.

– Это типичная девушка из Эссекса… Может, она была совсем не из Эссекса, а из Эдинбурга или Эксетера или еще откуда-то. Но такое обобщение Фи должна оценить. Эта дева описывала мне своего бывшего любовника. При таких взглядах ей прямая дорога в монастырь. Безнадежный бабник и игрок, чье представление о работе сводится к подозрительным прогулкам возле местного торгового центра, и вообще он отвратителен во всех отношениях, но она его защищает, потому что «в нем есть соль». Я недоуменно уставилась на эту девицу.

– Так говорят в Эссексе?

– Ну, соль, соль земли. Он настоящий мужик. Жеребец, – пояснила она.

– Ах, вот что, – улыбнулась я, зная, что получится отличное шоу, а бесчисленные эссекские шуточки придадут ему юмора.

– Фи, а что говорит эссекская девушка после одиннадцатого оргазма? – Фи пожимает плечами. – А сколько вас в футбольной команде?

Это старая шутка, но Фи оценила мои усилия и наконец позволяет себе улыбнуться. Я поняла, что выиграла этот раунд. Она говорит:

– Ладно, ухожу. Не хочешь выпить? Можно пойти в «Храброго льва».

Я хотела было, как обычно, отказаться и объяснить, что мне еще нужно просмотреть больше тридцати электронных писем, когда вдруг вспомнила мамино обиженное лицо в ресторане.

Если бы я только могла его забыть.

Но если я останусь в офисе одна, буду думать только о нем. Закрываю компьютер и беру сумку.

– У тебя все в норме?

– Полный порядок.

Это не так. Но что мне сказать и как объяснить это Фи? Мы чокаемся и пригубливаем джин с тоником.

Интересно, она затеяла это из-за меня?

Фи размахивает своей сигаретой под музыку, раздающуюся из автомата. Играет «Мне все напоминает о тебе», а я не могу это слышать. Блин, скоро стану читать гороскопы. Надеюсь, пабы сохранят приверженность мелодичной музыке. Сентиментальная музыка и алкоголь – убийственное сочетание. Я стараюсь думать о работе и забыть о маме, Джоше и собственной свадьбе.

– Так скажи мне Фи, если бы «Секс с экс» было твоим шоу, что бы ты предприняла?

Фи смущается.

– Извини за то, что было утром. Просто расстроилась и наговорила глупостей. Как ты говоришь, нужно решить, на чьей ты стороне.

– Не нужно извинений, – улыбаюсь я ей. – Хорошо, что ты так любишь свою работу. – По крайней мере, мне так кажется. – Скажи, что ты думаешь о нашем шоу? – Этот вопрос должен показать ей, что я ценю ее мнение. Я часто пользуюсь несложным этим психологическим приемом.

Фи сосет ломтик лимона из коктейля.

– Честно?

И тут мне вдруг на самом деле очень захотелось узнать ее мнение.

– Да, честно.

Как она смеет думать, будто мне хочется слышать неправду? Возмутительно. Потом я вспомнила, что сама часто позволяю себе полуправду, преувеличения, неискренние комплименты и несправедливую критику, – словом, сознательную ложь, которая словно масло для смазки колес жизни. Преувеличение – начиная от продаж и до квалификации в резюме – самое обычное дело. Неискренние комплименты и несправедливая критика – все это чисто политические приемы, как и знаменитые три «п»: поощрение (чтобы обезвредить тех, кто мне мешает), повышение зарплаты (кто-то его должен заслужить, а я диктую условия), промискуитет (учитывая все вышесказанное).

Но как быть с полуправдой?

Это не совсем приятно.

Да нет же, это ужасно.

Я залпом допиваю свой джин с тоником. Мы с Иззи сейчас говорим на языке полуправды. Я и правда не могу быть искренней ни с ней, ни с мамой, ни с Джошем. Потому что для этого нужно быть искренней с самой собой. А это было бы совсем уж глупо.

– Хочешь еще выпить? – Фи встает. Она уже на полпути к бару, когда я киваю в ответ.

Потому что, если говорить правду, то я не забыла Даррена. Я думала, что пройдет время, и его имя сотрется из моей памяти и что я буду вспоминать наши встречи с равнодушным и холодным безразличием. Но я думаю о нем почти все время, и, грезя о нем, я по-настоящему счастлива.

Чистое, настоящее счастье. Мне радостно оттого, что он есть. Я счастлива, что он где-то рядом. И все же через месяц я выхожу замуж за другого.

Но пора вернуться к действительности. О чем мы говорили? Ах да, – «честно».

Фи ставит стаканы на стол.

– Да. Скажи честно, что ты сейчас думаешь о нашем шоу?

– Оно хорошее. – Я подняла бровь. – Очень хорошее, – уточнила Фи.

Я подняла вторую бровь. Это выглядит не так выразительно, зато хорошо передает мои мысли. Фи вздыхает и режет мне в лицо: – Оно потеряло остроту и стало однообразным.

Она права.

– И что ты предлагаешь?

– Ну, парочка идей у меня имеется. – Как интересно, она что же, собирается поделиться со мной соображениями? Кажется, она и выпить-то меня пригласила лишь для того, чтобы высказаться. Чтобы сказать: «Я тут набросала пару идей и составила бизнес-план» и достать их из сумочки.

Я выжидательно молчу.

Мои предположения, слава богу, не оправдались. Честно говоря, мне по горло хватает десятичасового рабочего дня.