Секс с экс

– Дело в том… – Фи колеблется и внимательно рассматривает свои ногти. Ха, да они же обкусаны, остались только короткие огрызки. С чего это она так нервничает? Или она всегда грызла ногти? Не помню.

– Так в чем же дело? Нет, подожди-ка, расскажешь потом, я возьму еще по коктейлю. – Очень странно, но наши стаканы уже пусты, а мне придется сразиться врукопашную с другими наглыми, агрессивными и хорошо одетыми лондонцами. К счастью, меня тут же обслужили. Бармены, не замечающие меня, встречаются редко (а барменши – часто). Я протискиваюсь на место, к Фи. Взять в этом баре коктейль так же напряжно, как шесть недель военных учений. Поэтому я благоразумно беру по два джина с тоником, – по два двойных, конечно. Зато хотя бы четверть часа не буду сдерживать себя. Захочу – выпью залпом.

– Продолжай. Дело в том…

– Дело в тебе.

– Во мне?

– Да. Ты изменилась.

– Я стала пользоваться подводкой. Может, дело в этом. Читала, что подводка для глаз снова вошла в моду.

Фи внимательно смотрит на меня и не может понять, то ли я валяю дурочку, то ли действительно поглупела. На самом деле я нервничаю. Оба своих коктейля я выхлебала, как воду. Фи подвигает мне последний коктейль.

– Может, это из-за помолвки, но… – она не может решить, стоит быть со мной жесткой и откровенной, или нет. И все же продолжает. Мне остается только удивляться ее глупости. – Кажется, ты потеряла интерес к шоу.

– Я очень занята, – возмущаюсь я.

– Конечно.

– Я не в состоянии делать все одна, – защищаюсь я.

– Разумеется, нет.

– Всем остальным занимаешься ты.

– Ну да.

– И мне это в самом деле уже не так интересно, – откровенничаю я.

Правильно. Беспрецедентно! Я делаю большой глоток джина.

– Блин, Фи, с чего бы это?

Фи наклоняет голову. Я хочу ей довериться. Она мне действительно нравится. Ладно, пусть я сегодня разоткровенничалась, хотя обычно это совсем не в моем духе. Ну выпила, ну хочется поболтать. Все равно с кем. А передо мной сидит Фи. Нет, две Фи. Теперь уже две Фи и целая батарея стаканов. Я осторожно качаю головой.

– Может, из-за того, что ты выходишь замуж, в тебе стало поменьше цинизма. Ну, и программой ты перестала интересоваться.

Может быть.

А что? Может, она и права. Хорошее объяснение.

– А может, ты слишком занята другими вещами. Раньше, до помолвки, на первом месте у тебя была работа, а потом уже друзья и родственники. Возможно, из-за забот твои приоритеты изменились.

Да, забот у меня просто тьма. Тут я вдруг холодею. Отдала ли я органисту список гимнов?

Раньше работа у меня была на первом месте, – черт, что она хотела этим сказать?

Фи опять что-то несет. Я пытаюсь понять, что. Зал паба идет колесом. Я трогаю голову, но она тоже идет колесом.

– Когда вы обручились? Кажется, в марте? – Она не ждет, что я отвечу, и глубоко затягивается сигаретой. – Вообще-то мне показалось, что ты потеряла интерес к шоу еще до помолвки. – Я замерла. – С января. Ты что, решила в новом году меньше работать?

Я гневно смотрю на нее. Теперь вижу, что она все просекла. Она просто не договаривает, и тому могут быть несколько причин. Или она не так уж пьяна, или у нее есть смутные догадки, которые она довольно успешно прятала. Или вспомнила, что я ее босс. Или у нее мало денег, и она не хочет меня обижать, так как мне придется за нее платить. Интересно, чем может быть вызвана ее сдержанность.

Во время этой паузы Фи идет к бару, чтобы купить еще выпивки. А-га. Значит, деньги у нее есть.

Когда она садится, я говорю:

– Это Даррен.

– Какой Даррен?

– Даррен Смит. – Я прикусываю язык, чтобы не добавить «разумеется». Как она может не знать Даррена? Как она могла его не запомнить? Я потеряна.

– Смит? Ну и дурацкая же фамилия. Абсолютно безликая.

Я негодую. Смит – прекрасная фамилия. Чем была бы Англия без рабочих по металлу, ювелиров и кузнецов? Смутно вспоминаю, что когда-то и сама считала «Смит» идиотской фамилией. А теперь не считаю. Как забавно! Теперь фамилия Смит (и имя Даррен) для меня навсегда связаны с силой, добротой и мужественностью, и особенно сочетание Даррен Смит, а не все эти псевдонимы, что неверные супруги берут в отеле.

Я вспоминаю о своем оружии – умении действовать в духе Макиавелли.

– Даррен. Помнишь, тот упрямый негодяй, которого я пыталась, но не смогла затащить на шоу. – Постараюсь втемяшить ей, что он не оставил и следа в моей памяти.

Это глупо. Глупо говорить о Даррене.

Зачем же я говорю? Это так опасно.

Фи не связывала мою странную и неожиданную слабость с Дарреном, и это хорошо. Нельзя ничего ей рассказывать. Потому что через месяц я выхожу за Джоша. Джош надежный, он то, что мне надо. Говорить сейчас о ком-то другом попросту неразумно.

Но мне не остановиться. Мне легче, когда я произношу имя Даррена вслух. И я говорю только о нем. Может, этим я пытаюсь прояснить ситуацию. Нужно во всем разобраться, потому что – я уверена, что это от спиртного – я сейчас не могу вспомнить, почему не отвечала на его звонки.

– Тот сексуальный красавец? – спрашивает Фи.

– Разве? Да, наверное, его действительно можно считать привлекательным. Я-то имела в виду его рассуждения о коллективной ответственности, вкусе, порядочности и размывании общественных стандартов.

Заставляю себя взглянуть на Фи и обнаруживаю, что она пристально смотрит на меня, не веря ни одному моему слову. Ну да, не вчера же она родилась. Тут я вдруг трезвею и понимаю, что нужно срочно менять тему. Мой ум ясен, пуст, свободен и чист.

– Я с ним спала.

– Да знаю я, – машет она рукой. Я поражена. Когда женщина признается в такого рода вещах, реакция обычно бывает более бурной. Но тут Фи объясняет, отчего она не удивлена, – ты же спишь со всеми.

– На самом деле это не так. Теперь уже не так. После Даррена я не спала ни с кем.

– И даже…

– И даже с Джошем.

У Фи такое лицо, будто перед ней предстали марсиане – и все они мужчины! Сделаю-ка глубокий вдох.

– Мы все никак не можем решиться! Наверное, просто слишком волнуемся. – Кажется, она меня не слушает. – Джош говорит, что это не важно.

Да нет же, это очень важно. Джош удивляется, отчего я, переспав с половиной мужского населения Лондона, отказываюсь трахаться с собственным женихом. Хороший вопрос. Расчудесный, мать вашу. Я спала с мужчинами, которых едва знала, о любви же и слова не было. Почему вдруг такой каприз? Я никогда не фантазировала о сексе, а просто практиковала его, как и положено. Правда, я и в запретные игры играла, но только для развлечения. Я не сентиментальна и не страдаю от несчастной любви.

Или, по крайней мере, не страдала прежде.

Продолжим. Прежде для меня не существовало никакой слюнявой чепухи вроде «он мне нравится, но я его не люблю». А теперь эта чепуха стала непроходимой преградой. Его запах, скажем. Дело не в том, что от него плохо пахнет – совсем наоборот, от Джоша всегда хорошо пахнет: шампунь, одеколон. А я хочу ощутить запах Даррена. Его пальцев, подмышек, ног, спермы. Но не могу.

– Понимаешь, это трудно, потому что мы очень давно знаем друг друга, но мы всегда были только друзьями. – Я снова гляжу на Фи. На ее лице написано, что я несу чушь собачью. – И мы решили подождать до…

– Свадьбы? – подсказывает Фи. Я ей благодарна.

– Да, свадьбы.

– Но настоящая причина в том, что ты все еще увлечена Дарреном.

– Я этого не говорила.

– А мне кажется, говорила.

Снова ловлю такси – и к Джошу. Глядите-ка, расселся у игровой приставки. И, не отрывая глаз от экрана, бубнит, что пиво в холодильнике.

– Не знал, что ты приедешь, – кричит вслед мне он из комнаты. – Что-то случилось? Если насчет шаферов, то не беспокойся, твоя мама мне уже звонила. И она говорила еще о медовом месяце. Пришлось отменить прыжки в гавани Сиднея.

Я тащу пиво в гостиную и не трачу время на выяснение того, шутит он или нет.

– Нет, это не имеет отношения к подготовке к свадьбе. Просто я… слушай, кончай игру, я тебе другую игру предлагаю.

И набрасываюсь на него, впившись в его рот прежде, чем он успел высказаться про мое порочное поведение. Торопливо расстегнула его рубашку, стянула с плеч и стала безумно целовать его грудь и шею, одновременно расстегивая пряжку ремня.

– Что за спешка? – бормочет он, пытаясь превратить мои торопливые поцелуи в долгие.

Этого хватило, чтобы возбудить его. Он же мужчина. Он вскакивает и идет в спальню. Я за ним. Мы раздеваемся, он складывает и вешает свою одежду. Мы ложимся, ну и вперед.

Он хочет доставить мне удовольствие, ясное дело. Гладит мою голову и бедра, потом мнет груди. Все напрасно. Перед моими глазами стоит лицо Даррена.

Мне хорошо, очень хорошо. Я даже чувствую слабые волны оргазма, но не могу кончить – впрочем, это и так случается редко.

Лежу на спине, смотрю в потолок. Джош подпер голову рукой и глядит на меня. Я натягиваю пуховое одеяло до подмышек. Он гладит мои волосы.

– Прости, все так быстро вышло.

– Нет-нет. Было хорошо. Отлично даже. – Мне не терпится закурить.

– Тебе и правда было приятно? – Ему хочется в это верить. – Я имею в виду, ты…

– Да, я кончила. Почти.

Он с облегчением тянется за сигаретами.

– Значит, все в порядке.

– Да.

Он дает мне зажженную сигарету, и я усаживаюсь, чтобы можно было курить. Надо же, я вцепилась в одеяло, как викторианская девственница. Мы молча курим, а потом молча гасим сигареты.

– Джош, ты думаешь, мы правильно поступаем?

– Что устраиваем большую свадьбу, а не маленькую, только для своих? Нет, все правильно. Будет здорово. У нас обоих много знакомых, которых нужно пригласить – мои родственники, твои коллеги и остальные, кого хотелось бы видеть. Получается много народу.

Я задержала дыхание. А когда выдохнула, так и хлынули непрошеные слова.

– Нет. Я имею в виду – вообще жениться. – Слишком рискованно. Переоценка ценностей – худшее, что может стрястись, когда ты под газом.

– Даже если бы мы просто жили вместе, тебе все равно пришлось бы со мной спать, – шутит Джош. Я повернулась к нему и увидела, что он встревожен. – Кхм. Это было так плохо?

– Да нет же, – я улыбаюсь, ерошу его волосы и влепляю ему смачный поцелуй. – Ты хорош, я же говорила.

Тут мы посмеялись, я и Мой Друг Джош. Теперь мне с Джошем гораздо спокойней, чем было все это время после помолвки. Наверное, у меня просто давно не было мужчины. Все правильно, нам все равно нужно было это сделать. Кажется, что с ним можно просто поговорить.

– Просто меня беспокоит, что ни ты, ни я не знаем, как это делать. Мы ни с кем не поддерживали длительных отношений…

– Это потому, что мы были не с теми людьми. Мы предназначены друг для друга.

Конечно.

– Но мои родители развелись, а твои остались вместе, чтобы мучить друг друга. Не самый хороший пример для подражания. – Почему я все порчу? Я выхожу замуж за Джоша, С чего я вдруг угощаю его своими сомнениями?

– Многие справляются.

– А многие нет, – упорствую я. А потом напоминаю себе: те, кто не справился, поженились из-за вожделения, страсти или просто были неразборчивы. У нас все по-другому. Мы женимся потому, что мы похожи. Мы совместимы. Нам хорошо вместе.

Хорошо.

Джош кладет руку под одеяло. И просовывает ее мне между бедер. Он совершает круговые движения большим пальцем, но нельзя сказать, что это приятно.

– Еще? – спрашивает он.

Еще? Не знаю. Ну, давай еще. И еще, и еще.

– Я устала немного.

– Ничего. У нас будет на это еще много времени. – Джош отворачивается от меня и мгновенно засыпает. Дышит он глубоко и спокойно.

Впереди у нас целая жизнь. Мои ноги – как две глыбы льда.

17

Инициатива Бейла нелепа и несвоевременна.

– Вечеринка? – скептически переспрашиваю я.

– Да, Джокаста, и могу вам напомнить, что это такое – это музыка, выпивка, развлечения.

– Но зачем?

– Для наших людей, конечно. Чтобы отблагодарить их за упорный труд, преодоленные трудности, и чтобы отметить успехи.

Бейл злобен и подл, и уж никак не годится в благодетели. Что это его потянуло на альтруизм? Ни капли ему не верю. Интересно, на кого из новеньких он положил глаз. Наверное, хочет ее подпоить. Если так, это обойдется студии слишком дорого.

– Перестаньте, Бейл. Что на самом деле происходит?

И он признается.

– Это чтобы снизить налоги. Видите ли, нужно потратить определенную сумму на обучение и отдых сотрудников.

– Понятно. – Что ж, я не против. Если это будет после моего медового месяца, то на вечеринке я буду блистать красивым загаром. В мыслях я тут же начинаю перетряхивать свой гардероб, прикидывая, что бы такое надеть, чтобы всех сразить.

– Ну вот и хорошо.

– Вечеринка будет в августе?

– Слишком поздно. Все счета-фактуры нужно провести до конца июля. Придется устроить праздник в этом месяце.

– В таком случае я не смогу этим заняться. – Я имею право так с ним обращаться, раз он все еще считает, что я буду пахать и в свой медовый месяц. – Придется поручить кому-то другому. Двадцать первого я выхожу замуж, – напоминаю я ему, – меньше чем через три недели.

– Мы и до свадьбы успеем. – Бейл смотрит на настольный календарь из «Плейбоя», изучает цифры среди теснящихся задниц. – Сегодня второе. Вечеринку назначим, скажем, на следующей неделе, в пятницу – это будет тринадцатое. Вы ведь не суеверны? Наверняка нет. И у вас останется еще неделя до свадьбы, чтобы привести в порядок бумаги. – Уставился на меня, гад. – Вечеринки вам всегда удавались отлично.

Сказала бы я ему. Сказала бы, что это не входит в мои служебные обязанности и что у меня несколько новых проектов, которые надо закончить до отпуска, и вообще пусть крутится сам. Но по его роже вижу, что лучше не спорить. Он пробует меня на прочность: достаточно ли я работоспособна и предана делу, чтобы провернуть огромное корпоративное мероприятие за неделю до собственной свадьбы? Или благополучно дезертирую?

Сволочь. Козел.

– Да нет проблем. – Я улыбаюсь и выскакиваю из его кабинета.

– Коззел! – кричу я, едва оказавшись перед экраном своего компьютера.

– Что такое? – спрашивает Фи, возникшая рядом с моим столом.

– То же, что и всегда. Бейл. – Стон. – Завалил меня работой, чтобы посмотреть, как я буду все это расхлебывать. Только этого мне не хватало.

– Что он от тебя хочет?

– Чтобы я организовала вечеринку.

– Вечеринку? Здорово. – Фи захлебывается восторгами, а меня это просто бесит. Увидев мое грозное лицо, она придает своему постное выражение. – Хреново.

– Да уж слов нет, как хреново, – рычу я. – Кроме свадьбы на носу, мне нужно закрыть квартальные отчеты по бюджету, подготовить презентацию для исполнительного комитета, проследить за выпуском драмы «Трилогия убийства», заключить контракт на съемку Тур де Франс, сделать последний выпуск «Секс с экс» и утвердить кастинг для семьи Скотт в «Теддингтон Кресент»!

Пока я все это перечисляю, мое лицо расцветает всеми оттенками гардероба Барбары Картланд.

– Ладно, ладно, я поняла. Успокойся, румянец тебе не идет, – произносит Фи и кладет руку мне на плечо. – Я, кажется, могу тебе помочь.

– Поможешь?

– Без проблем, – бросает она небрежно. Ах ты, моя спасительница. Так бы и расцеловала. Но лучше ограничиться словами.

– Спасибо.

– Не за что.

Мы с Фи – отличная команда. Она занята подготовкой вечеринки и уже придумала тему, заказала продукты и напитки, составила список гостей, куда вошли не только наши сотрудники, но и пресса, второстепенные знаменитости, победители конкурсов, и разослала им приглашения. Фи битых две недели пахала круглыми сутками. Ее лояльность и энтузиазм просто поразительны! Когда на нее ни посмотришь, она вечно завалена планами, списками инвентаря, расписаниями и журналами. Она почти все время висит на телефоне, обзванивает гостей, нужных людей, добывает артистов и посуду. Или рассылает письма, факсы и курьеров, чтобы уговорить, повлиять или соблазнить кого-нибудь на что-нибудь этакое.

Теперь я спокойно могу заняться своими делами, чтобы, все переделав и завершив, так же спокойно покинуть офис. Не хочу тратить медовый месяц на телефонные переговоры с Англии ей. Впахиваю я, честное слово, как ненормальная. Долгие часы сосредоточенности отзываются головной болью, жжением в глазах и биением в висках. Ближе к тринадцатому моя корзина для входящих бумаг уже пуста, а все проекты благополучно сданы, уж это-то святое дело. Осталось закрыть бухгалтерию по бюджету за квартал – м-да, и это в последнюю неделю перед свадьбой. А потом, после медового месяца, я вернусь…

Вернусь к тому, что скопится в корзине для входящих документов.

– Все! Готово! – И я отбиваю электронное письмо, последнее за этот сумасшедший день.

– Отлично. Я боялась, что Синдерс не явится, – лепечет измученная Фи. Она возит ногами под столом, пытаясь нащупать туфлю. Мы обе горды тем, что справились со всеми делами, при всех непомерно высоких требованиях.

– Думаешь, она пропустит твою вечеринку? Да никогда.

На Фи белое платье в блестках – шедевр Москино. Снежная королева рядом с дебютанткой. Я и сама не могла бы подобрать ничего лучше. Она, верно, хочет быть звездой вечеринки и, скорее всего, угрохала на него все свое приданое.

– Ты будешь переодеваться? – говорит она.

– Ох, я об этом и не подумала. – Фи делает гримаску. – Ладно, посмотрю у себя в шкафу. Там наверняка что-нибудь найдется. – Понятно, она так старалась и хочет, чтобы все оценили ее усилия – и сами бы тоже старались быть на высоте.

Вечеринку Фи оформила в черно-белых цветах. Она объяснила это тем, что приглашения разосланы поздно, гости по большей части связаны с телевидением, а эти цвета отвечают телевизионным традициям. Ее указаний я, конечно же, не послушалась, через пятнадцать минут выйдя из дамской комнаты со свежей помадой и в алом платье от Джоанны Хеир. Оно очень облегающее и очень женственное. Первое впечатление – самое важное, уж я-то знаю.

Я поднимаюсь туда, откуда доносится смех, звон бокалов и тяжелый запах крупных белых лилий, – на открытую террасу, где идет веселье. Дверь лифта открывается… До чего здесь красиво! Официанты в униформе от Пола Смита разносят шампанское. Еще довольно светло, но везде горят лампы и китайские фонарики, нарядные и живописные. Повсюду скульптуры в виде шахматных фигур. Не знаю точно, для чего их здесь поставили, но все на них то садятся, то стряхивают пепел. По стенам чудесные белые ковры искусственного меха. Еда выглядит изысканно, она тоже выдержана в черно-белой гамме – сначала восхитительная черная икра, разложенная горками, потом аппетитные крошечные летние пудинги из ежевики, поданные со сливками. Фи правильно сделала, что предпочла подать изысканные блюда небольшими порциями. Неважно, каковы они на вкус, потому что большинство гостей скорее согласятся вычистить ботинки всей Британской армии, чем проглотить лишние калории. Публика тут блестящая – по маминому прозаическому выражению, «умыты аж до скрипа». А из одежды модных домов можно составить целый алфавит, от Армани до Версаче.

Великолепно. Ну просто волшебно.

Я беру бокал шампанского и оглядываюсь в поисках собеседника. Но тут ко мне вдруг мчится Фи.

– О господи, – причитает она.

– Что? У меня помада на зубах? – Я тру зубы пальцем, и замечаю, что к моему обручальному кольцу прилип кусочек мыла. Снимаю кольцо, начинаю отковыривать мыло ногтем. Что-то очень расстроило Фи. Она тяжело дышит.

– Я так виновата, ну очень, очень виновата. Просто не пойму, как это получилось. Мы рассылали приглашения по электронной почте и его имя, наверное, случайно попало в список, – трещит она.

– Чье имя? – спрашиваю я. Но Фи не может ответить, потому что она смотрит прямо перед собой и напоминает мне испуганного кролика в свете фар приближающегося грузовика. Я оглядываюсь.

И сама превращаюсь в кролика.

– Даррен? Даррен? – Невероятно. Это он. Все это время я пыталась уверить себя в том, что увидеть Даррена снова – худшее, что только может быть. Но сейчас, когда он стоит рядом, я знаю, что это самое лучшее, что только может быть на свете. Толпа гостей вокруг нас постепенно тает, теперь нас только двое. И это кошмар, потому что мой язык прилип к небу, и я не могу придумать, что сказать.

Кольцо я кладу в карман.

Он расчудесный. Точно такой, каким я помнила и представляла его все эти шесть месяцев, и – нет, даже лучше.

Я жду, что он набросится на меня с обвинениями, и хочу защититься вежливой и формальной беседой.

– Бегаешь по вечеринкам? – Я сейчас застрелюсь. Самая подходящая казнь за шаблонное начало разговора, вот только оружия под рукой отчего-то нет.

– Кажется, да, – говорит он, то ли улыбаясь, то ли морщась, а я икаю. Это все газировка.

– Замечательно. Как я рада. – Эти слова подходят больше. Они честные и искренние, а Даррен любит честность и искренность. – Не ожидала видеть тебя здесь, – спешу я объяснить. – Тебя пригласила не я, – это звучит ужасно, – то есть не я рассылала приглашения. – Он, кажется, смущен. – Ты ведь не любишь такие развлечения, правда? – Мой голос под конец фразы пустил петуха, а потом и вовсе пропал. Кажется, мы оба чувствуем облегчение.

И вот мы стоим в смятении и разглядываем, как развлекаются все эти люди, пока Даррен наконец не спрашивает:

– А Трикси придет?

Я убита. Он здесь из-за Трикси, а вовсе не из-за меня.

Но он и не мог прийти из-за меня, ведь я не звонила полгода. И не хотела его видеть. Я помолвлена с Джошем и больше не вступаю в случайные связи. Как убедить себя, что моя ревность – это из той, другой жизни?

– Не знаю. Даже Фи не знает точно, кого она пригласила, судя по тому, как она смутилась, увидев тебя. Если Трикси и придет, то она опоздает, – добавляю я мрачно. А он улыбается. И, кажется, совсем не расстроился, что Трикси может не прийти. Может, он упомянул о ней оттого, что я неправильно себя вела. Я добавила:

– Здесь только избранные, самые сливки.

– Я тронут.

Чтобы он не подумал, что я отношу его к избранным, поясняю:

– А твое имя попало в список случайно. Ошибка автоматической рассылки.

Он хохочет. Закинул голову назад и громко хохочет. Поди пойми, смеется он надо мной или над кем-то другим. Но мне все равно. Мне просто нравится слушать его смех, он поднимает настроение. Самый радостный смех на свете.

– Ты не меняешься, – говорит он. Конечно же, я меняюсь. Я изменилась. И моя помолвка это подтверждает, но только…

Я этого не скажу.

Жду, когда он отойдет, но он не уходит. А вместо этого спрашивает:

– Как тебе понравилась статья о последнем отеле Яна Шрэгера?

– О чем?

– Про тот отель на Бали. – Он имеет в виду те страницы из Интернета, которые присылал мне. Та, о купании на Бали, была последней, он прислал мне ее три месяца назад. – Ты же не ответила. – Даррен внимательно смотрит на меня, жжет меня взглядом. Каждое письмо он писал с особым чувством. Его письма всегда были продолжением разговоров, что мы вели в те безмятежные дни. В те две недели, пока были вместе.

Я откашливаюсь.

– Я часто захожу на сайт «Старски и Хатч». – Уголок его рта подергивается. – И на тот, о самых знаменитых «Оскарах». Статьи и вправду интересные были.

Даррен кивает. Скупо и напряженно, чуть заметно. Мне нужно выпить. Я не решаюсь подойти к подносу с шампанским, потому что Даррен может воспользоваться моментом и уйти, поэтому зову официанта и прошу принести два бокала.

Даррен берет бокал, но как же он растерян!

– За что пьем? – спрашивает он.

Я хотела предложить тост за мою помолвку. Но не стала.

– За… тебя. Ты хорошо выглядишь. Давай выпьем за тебя, – предлагаю я.

– Нет. Это будет не по-джентльменски. Может, за тебя? У тебя ведь тоже все хорошо? – Не знаю, что ответить. Не очень-то он искренен.

И я качаю головой.

– Тост «за нас с тобой» не очень-то годится, – иронически замечает он.

– Наверное, да, – невнятно бормочу я.

– Придумал. За «Секс с экс». Я пялюсь ему в глаза. И бубню:

– За «Секс с экс». – Ну да, самый подходящий тост. Он имел в виду это? Не станет же он предлагать тост за программу? Он имеет в виду свою настоящую «экс»? Меня? Он что, флиртует?

Мы чокаемся.

Надеюсь, что флиртует.

И не верю своему счастью. Все еще с испугом жду, когда он отыщет предлог, отойдет от меня и заговорит с кем-нибудь другим, но он не уходит, а вместо этого предупредительно наливает мне шампанское, накладывает икру, прогуливается со мной по залу, предоставляя мне знакомить его с бесчисленными коллегами. Мы стоим на террасе, а я пытаюсь прийти в себя, потому что меня угнетает эта гудящая толпа. Потом он танцует со мной, и я так счастлива, я просто хочу бездумно двигаться под этот оглушающий ритм. Он все время рядом, он внимательно следит за каждым моим движением, слушает, как я разговариваю с другими, и, кажется, счастлив. Мы ведем себя так, будто виделись ежедневно все эти полугода.

Даррен не упрекает меня за то короткое письмо и неожиданное исчезновение, не вспоминает о моем паршивом и необъяснимом поступке. Я не знаю, как его понять. Выходит, я так мало для него значу, что он ни о чем меня не расспрашивает? Но если это так, то зачем проводить этот вечер со мной? Если бы я была подоверчивей, то предположила бы, что он хочет расспросить меня, но так, чтобы не поставить в неловкое положение перед коллегами. Он слишком тактичен.

Он слишком меня любит.

После такого открытия я чуть не впадаю в истерику.

Какая радость быть с ним весь вечер. Он всех очаровывает, всех веселит. Он болтает с Дебс, Ди и Джеки, а они восхищаются его красотой и любезностью. Трикси молчит и, раскрыв рот, слушает его соображения о том, почему женщины считают Робсона Грина неотразимым.

– Ты ее просто загипнотизировал, – дразню я его.

– Ну что ты, это всего-навсего наркотики, – сдержанно улыбается он.

Я наблюдаю, как Даррен испытывает свои чары на знаменитостях, которые вообще ничему не удивляются и даже не стараются быть вежливыми с теми, кто не собирается выписывать им за это чек. Он уже завладел вниманием «джентльменов» от прессы, цитируя их статьи и высказывая собственное мнение по разным вопросам – от тонкостей избирательной системы Индии до национальной программы разоружения Японии. Даррен впечатлил даже Бейла, который в жажде знакомства преследует его повсюду и не дает покоя даже над писсуаром. За две недели нашей совместной жизни я нарисовала ему мрачный, но точный портрет Бейла, который, конечно же, остался в памяти Даррена, и, хотя Даррен с удовольствием беседует со всеми, от бармена до председателя исполнительного комитета, он упорно избегает Бейла и относится к его речам как к случайному сотрясению воздуха. Все очарованы Дарреном, а меня он просто околдовал. Он такой же интересный, веселый, искренний и галантный, каким я его помню.

И еще сексуальнее.

Я словно купаюсь в шампанском. Пузырьки эйфории скользят по коже, вскипают в жилах, щекочут легкие и нервы. И приходит головокружение, легкость и беззаботность.

А вдруг кто-нибудь скажет ему о моей помолвке раньше, чем я сама?

Пытаюсь продраться через толпу обступивших его женщин. Это нелегко, и приходится шепнуть одной из них, что приехал Робби Уильяме. Они верят и мгновенно исчезают, оставляя мне Даррена. Теперь он может расслабиться.

– Тебе здесь нравится?

– Да, я рад знакомству с твоими друзьями. – Но голос слегка растерянный. И я этим довольна.

– Не хочешь поискать местечко поспокойнее?

Он тут же соглашается.

Мы уходим с вечеринки и бесцельно бредем вдоль реки. Мы идем той же дорогой, что и в январе: мимо Национального театра, мимо Ройял Фестивал Холл, мимо галереи Хэйуорд, мимо дворца королевы Елизаветы. Проходим по Вестминстерскому мосту и останавливаемся, чтобы полюбоваться панорамой Лондона.

– Красиво, правда?

– Очень, – соглашаюсь я.

– Вот за что мне нравится Лондон. Простор и толпы, современность и старина. Этот город – как наркотик.

Он рассказывает мне, как проводит время в Лондоне, говорит, что сменил квартиру, извещает, отчего уехал из Уитби и как он скучает и любит этот городок. Я расспрашиваю о его семье, и он рассказывает новости. Сара опять ждет ребенка, а Ричард и Шелли сыграли чудесную свадьбу. Он показывает мне фотографию Шарлотты – ее награждают за победу в заплыве на двадцать пять метров. Вид ее крохотного, мокрого, дрожащего тельца и гордо задранной головы заставляет меня улыбнуться. Я задаю бессчетные вопросы, но он не в состоянии ответить на все сразу. Я и не знала, что соскучусь так сильно.

– Они часто спрашивают о тебе.

– Правда? – радуюсь я.

– Да, они даже дали тебе прозвище.

– Какое? – рискованный вопрос. Не уверена, что хочу знать ответ.

– Наоми Кэмпбелл, – улыбается он. Я смеюсь:

– Надеюсь, только оттого, что я обожаю обувь и люблю хорошо выглядеть, а не за скандальный характер.

Даррен лихорадочно усмехается. Он слишком искренен, чтобы подтвердить или опровергнуть мои предположения. Его лихорадка заставляет меня рассмеяться громче. Я смеюсь сама над собой, и это так естественно, раз обо мне шутят в семействе Смитов. Он говорит о своих больных деревьях и о новом соседе по квартире. Мы разговариваем и прогуливаемся уже несколько часов. От Черинг-Кросс мы поворачиваем и идем в сторону Сент-Джеймского парка, проходим мимо Букингемского дворца и движемся к Гайд-парку.

Не помню точно, когда он взял меня за руку. Кажется, когда мы переходили Молл. Я никогда еще не держала мужчину за руку на людях. Это так вульгарно. К тому же у них всегда влажные руки, и потом очень неудобно идти, когда на тебе кто-то висит.