Безмолвный Джо

Окружная прокуратура так и не ответила на мои запросы. Полиция Ньюпорт-Бич утверждает, что Мигель размахивал оружием и отказывался сдаться властям. Полиция Фуллертона говорит, что Лурия просто погибла в аварии. Почему я должен этому бездоказательно верить? А если бы на их месте были не бедные выходцы из Латинской Америки? А если бы такое случилось с тобой, Джо? Твой отец ни за что не оставил бы это без расследования. Вот почему он и был великим человеком. Чем ты сможешь нам теперь помочь?

– Дайте мне подумать.

– Твой отец больше действовал, а не думал.

– Но сначала он все продумывал, сеньор Медина. И прошу не говорить мне, что сделал бы на моем месте Уилл. При всем уважении, сеньор. Я знал его немного лучше, чем вы, независимо от того, сколько он сделал для вашей ИАКФ.

Поднявшись со стула, Хаим громко воскликнул:

– Прости, Джо! Ты прав. Я похож на Мигеля. У меня тоже иногда кровь вскипает при виде несправедливости. Пожалуйста, прими мои искренние извинения.

– Попробую что-нибудь раскопать.

Я попросил Энрике дать мне адреса и фамилии хозяев тех двенадцати квартир, которые обслуживала Лурия. Он сказал, что попробует, но не уверен, что найдет все адреса, потому что сестра ему не все рассказывала, в отличие от Мигеля, с которым она была более откровенна.

Хаим проводил меня до дверей.

– Я был не прав. Ты здорово похож на своего отца, Джо.

– Спасибо, сэр. Но я знаю, что это не так.

* * *

Я заехал в офис коронера, располагавшийся рядом с нашим управлением, зашел внутрь и попросил директора. Брайан Маккаллум хорошо знал Уилла – они играли в теннис в одной паре и потом любили посидеть в клубном баре. Маккаллум, весьма солидной комплекции, удивительно сноровисто передвигался по корту. Обладая чрезвычайно развитыми запястьями, он легко управлялся с ракеткой. Он рассказал мне, что в свое время играл в бейсбол за сборную колледжа, и это все объясняло.

Он пригласил меня к себе в кабинет и постоянно кивал, пока я передавал ему рассказы Энрике Доминго и Хаима Медины.

– Что ж, понятно, – сказал он. – Я был одним из тех, кто беседовал с Мединой. Этот любопытный и взрывной человек ведет себя так, будто возглавляет организацию, за счет налогов с которой мы получаем свою зарплату. Он говорил, что Блас и Доминго были братом и сестрой, и я проверил это через полицию Ньюпорт-Бич и Фуллертона. Ему была нужна информация по Блас, но полиция нам запрещает давать сведения о результатах вскрытия всем, кроме родственников и работников правоохранительных органов. У нас это не принято.

– А мне можете сказать?

– Вы действуете по их просьбе?

– Да, сэр.

Наклонившись и быстро взглянув на меня, он откинулся на спинку кресла.

– Лурия Блас была сбита сзади "шевроле-субарбаном". В три часа пополудни в четверг. Удар пришелся в плечо и отбросил ее от машины. Смерть наступила через двадцать минут. Легкие и сердце были сильно повреждены, а шея сломана в двух местах. Двенадцать различных переломов. На рентгене ее плечевая кость напоминала... мозаику из мелких кусочков. Очень сильное внутреннее кровоизлияние, особенно учитывая, что после столкновения сердце проработало минут пять, не больше. Причина смерти – сердечно-легочный коллапс в результате сильного удара. Если бы произошло чудо и она выжила, то была бы парализована.

Я представил эту картину, хотя и без особого желания.

– С какой скоростью двигался автомобиль?

– Те, кто расследовал аварию, оценили ее порядка пятьдесят – шестьдесят миль в час. И явный след торможения после столкновения. Водитель заявила, что не видела женщину, – та буквально выпрыгнула на дорогу с тротуара.

Было непросто совместить газетную фотографию приветливо улыбающейся Лурии Блас и "субарбан" на скорости шестьдесят миль в час.

– Но есть кое-что еще, Джо. Во-первых, до того как попасть под машину, женщина была сильно избита. На животе и грудной клетке – обильные синяки. Два ребра сломаны. Травмы печени и поджелудочной железы, не связанные с автомобильной аварией.

– А чем ее били?

– Трудно сказать. Вероятно, кулаками. Ничего такого, чтобы оставило следы на ее коже. Никаких щепок или посторонних крошек, ничего.

– И за сколько часов до смерти?

– Фрэнк утверждает, что от трех до шести часов. Он обычно не ошибается.

"Между девятью утра и полуднем", – прикинул я.

– И еще одно – она была беременна. Шесть недель. В результате побоев зародыш не погиб. А вот удара машиной не выдержал.

Я снова представил, как Лурия Блас находит свою смерть в виде "субарбана", летящего на скорости шестьдесят миль в час.

– Она выскочила на проезжую часть, не контролируя себя, потрясенная тем, как ее зверски избили.

Маккаллум кивнул:

– Похоже, что так. Она вполне могла потерять ориентацию, потому что ей было очень больно. Никаких наркотиков или алкоголя у нее в крови не обнаружено. Она и сама могла броситься под машину. Есть еще одна зацепка, которую мы проверяем, – частички плоти у нее под ногтями. Может, она схватила руку избивавшего ее. В любом случае это чья-то плоть. Мы очень тщательно проверили следы на ее собственном теле, она могла инстинктивно поцарапать себя. Но у нее на коже ничего такого не обнаружили. Попроси Хаима Медину не волноваться – полиция Фуллертона вовсю занимается этим случаем.

Я присел на мгновение, вспоминая слова Энрике, что последнее время его сестра выглядела замкнутой и несчастной. Юная, бедная, незамужняя, в чужой стране, да еще беременная. Как бы вы себя чувствовали на ее месте?

Это опять привело меня мысленно к Уиллу, потому что любое печальное событие вызывало у меня воспоминания о нем. Я тряхнул головой, пытаясь разделить эти два момента и отдать Лурии Блас должное уважение.

– О чем задумался, Джо?

– О мерзости, которая нас окружает.

– Увы, иногда такое случается.

– Спасибо. Медина просил меня узнать об этом, потому что хочет помочь брату Лурии.

– Я понял. И знаю, что Хаим занимается добрыми делами.

– Они считают, что убийство брата связано с ее смертью.

Маккаллум вскинул брови и помотал головой.

– Не вижу, каким образом.

– Могу я взглянуть на личные вещи Мигеля Доминго, на то, в чем он был, когда его застрелили?

– У нас есть все, кроме оружия.

Он провел меня на склад, где хранилось изъятое у погибших имущество, и переговорил с дежурным сержантом. Через несколько минут его помощник вынес пластиковый пакет и выложил на стойку. Маккаллум расписался, и мы вернулись к нему в лабораторию.

Вещей было немного: пластиковый пакет, где лежало шесть долларов и восемьдесят пять центов; упаковка спичек; черная пластиковая расческа; билет на автобус; бумажник и шариковая ручка; залитые кровью брюки и рубаха, завернутые в пергаментную бумагу. Еще один пакет с носками и бельем. Пара кроссовок со шнурками, связанными между собой.

– Можно взглянуть на бумажник?

– Валяй.

Я открыл пакет и вытащил бумажник. Он был старый, потертый и кривобокий, как обычно и выглядит мужской бумажник. Внутри была фотография двух взрослых и пятерых детей, стоявших на фоне увитой розами стены. Один из мальчишек был похож на Энрике, а девочка – на Лурию Блас. Никакого удостоверения личности. В отделении для банкнот я обнаружил небольшой сложенный квадратик бумаги, развернув который увидел статью из "Джорнал", посвященную трагической смерти Лурии Блас. Я снова свернул ее и положил назад.

– Можно брюки? – попросил я.

– Они все в грязи.

Я развернул бумагу, в которую были завернуты черные джинсы, покрытые ржавыми пятнами засохшей крови. В передних карманах пусто. В задних тоже ничего не было. Я запустил палец в карманчик для часов и нащупал там что-то гладкое. Потом покрутил пальцем, пытаясь выудить находку, но она там застряла. Тогда я воспользовался щипчиками от своего перочинного ножа. Пинцет два раза соскальзывал, пока наконец засохшая кровь не отлетела и мне удалось вытащить на свет квадратик бумаги. Я развернул его и разгладил на столе. Похоже, это был кусок конверта – на бумаге виднелись диагональные проклейки. От конверта оторвали клочок почти квадратной формы, примерно пять дюймов с каждой стороны. Один край был залит кровью и потемнел. Почерк был мелкий и неразборчивый.

Сеньора Катрин – Пуэрто-Нуэво

Сеньор Марк – Пунта-Дана

Сеньора Джулия – Лагуна-Бич

Сеньора Марси – Пуэрто-Нуэво

Первые три имени были зачеркнуты. А вот сеньора Марси – нет. Я перечитал список дважды.

Мне припомнились слова Бо Уоррена во время нашей первой встречи в гостиной Блейзеков: "Марси, вот кто здесь заправляет уборкой".

– Господи, а мы это пропустили, – вздохнул Маккаллум. – Что там, просто имена и названия городов?

Мигель был потрясен смертью сестры, занялся расследованием ее гибели. Возможно, это список подозреваемых.

– Ну, фамилия водителя "субарбана" была Гершон – Барбара Гершон. Ее имя было опубликовано. Его никто не скрывал.

Я пытался найти какой-нибудь логический ключ, но не мог, хотя уже знал, по какому телефону мне надо позвонить, и безотлагательно.

– Джо, я поработаю с этим. Уверен, ньюпортская полиция поможет в этом деле.

– Да, сэр.

– Ты в порядке?

– Да. Просто устал от этих пуль, крови и переломанных костей.

– Такая уж работа.

* * *

Я остановился у банка проверить содержимое депозитной ячейки. "Ерунда. Ничего особенного". Даже если и так, настала пора это выяснить. Я вывалил содержимое ячейки в кейс Уилла, расписался и отправился на стрельбище при управлении шерифа.

Я выполнил серию из семидесяти упражнений "выхватывай-и-стреляй" из каждого "кольта", половину левой и половину правой рукой. И пятьдесят попыток из "малыша" 32-го калибра, укрепленного на лодыжке. Я стрелял, представляя, что убиваю Длинного, того, кто избил Лурию, и того, кто похитил Саванну, – если ее кто-то и вправду похитил. Я стрелял в Тора, но в этот раз без особого наслаждения. Потом расстрелял нескольких чудовищ, призраков и демонов. Расстрелял самого Сатану, прямо в сердце.

Я неплохо стреляю левой, но она не так вынослива. Последние десять раундов включали стрельбу по силуэтам с пятидесяти футов, но по крайней мере они имитируют ответную стрельбу. Для стрельбы по мишеням я не пользуюсь облегченными патронами, а предпочитаю полновесные заряды в медной оболочке фабричного производства. Я не люблю, чтобы пистолет вел себя по-другому, если я стреляю не в лист бумаги, а, скажем, в дьявола.

Закончив упражнения, я разобрал, почистил и смазал все пистолеты. Прекрасный запах оружейного масла. Моя левая рука слегка гудела и ныла, а от обеих ладоней пахло порохом.

* * *

– Луз Эскобар, – начал Флэтли, – по прозвищу Перлита. Так ее кличут в банде "Рэйтт-стрит-бойз". Когда ей было тринадцать, она таскала в кармане крупнокалиберный пистолет с перламутровой рукояткой. И он у нее до сих пор, насколько мне известно.

– Можно посмотреть ее объективку?

Он протянул мне папку. Я взглянул на ее фотопортрет. Ростом она была пять футов и шесть дюймов, вес сто семьдесят фунтов. Волосы коротко пострижены.

– Одевается она по-мужски, – заметил Флэтли. – Мы однажды взяли ее за вымогательство в Санта-Ане, но нашего свидетеля вечером застрелили в собственной гостиной. Она – наемная убийца, Джо. Ее профиль – заказные убийства и месть. Мы вынуждены в защитных целях арестовать нашего свидетеля против ее брата Феликса и содержим его в тюрьме соседнего штата. Мы все ждем, когда ее головорезы засуетятся, но пока этот парень еще живой.

Я еще раз взглянул на снимок. За время работы в тюрьме я перевидал немало убийц и насильников, но очень редко встречал такое откровенно озлобленное лицо. Она совсем не была похожа на женщину. И на мужчину тоже. Она выглядела как нечто промежуточное и усредненное.

– Так в чем дело? – спросил Флэтли. – Почему тебя заинтересовала Луз Эскобар?

– Уилл говорил с ней по телефону в тот вечер, когда его убили. Полагаю, она хотела, чтобы он повлиял на Фила Дента.

Флэтли с интересом уставился на меня:

– Рик в курсе?

– Я ему все выложил, сэр. Абсолютно все.

– Это хорошо, Джо, потому что с Перлитой шутки плохи. И если Уилл не захотел переговорить с Филом Дентом от имени этой хладнокровной убийцы, возможно, он нанес удар ее знаменитому самолюбию.

– У "Рэйтт-стрит-бойз" могут быть дела с "Кобровыми королями"?

– Они ненавидят друг друга.

* * *

Несколько минут я провел в секретном тоннеле модуля "Е". Я немного посидел рядом с камерой, которую занимала мелкая азиатская сошка по имени Хай Фан. Прислонившись спиной к пыльной стене, я разглядывал трубы и кабели. Фан трепался с парнем из соседней камеры – еще одним азиатским головорезом, – но они говорили по-вьетнамски. Я еще немного посидел, стараясь уловить что-нибудь, относящееся к Уиллу, Саванне или Алексу, но с таким же успехом я мог бы пытаться понять дерущихся котов или шепот ветра в кроне деревьев.

Тогда я отправился на пункт охраны в общем зале и понаблюдал за обедающими заключенными. Обед начинается в четыре часа. Все выглядело как всегда: стандартный обеденный зал, охранники вдоль стен, кажущаяся бесконечной река оранжевых роб, прибывающих и уходящих. Как обычно, самый большой кар у мексиканцев, следующий по численности – "Дятел", затем черный и азиатский. Все спокойно. Без нарушений. Еще один мирный день, пока.

* * *

Я заглянул в свой ящик и вытащил почту.

Всего одно послание – открытка из Лас-Вегаса с фотографией большой гостиницы в итальянском стиле. На обратной стороне было выведено крупным и четким почерком:

"Дорогой Джо!

Ты спас мне жизнь, и сейчас у меня все в порядке. Но я очень боюсь того, что может случиться.

СБ.".

Судя по штемпелю, открытку отправили три дня назад. Я позвонил Стиву Марчанту.

– Я хочу, чтобы ты сделал две вещи, – сказал он. – Во-первых, положи открытку в бумажный пакет и держи ее за края. Воспользуйся пинцетом и щипчиками. И второе, принеси этот пакет мне как можно скорее.

* * *

Марчант провел меня в небольшой рабочий кабинет ФБР на третьем этаже и прикрыл дверь. Взяв у меня пакет, он вытряхнул оттуда открытку, пользуясь шариковой ручкой, пододвинул ее ближе к свету настольной лампы. Потом подтянул колпак инфракрасного светильника и щелкнул выключателем.

– Инфракрасный свет выявит следы соли от пота, – произнес он. – Смотри сюда.

Он отодвинулся и дал мне посмотреть. Я увидел отчетливый отпечаток большого пальца. Будто его специально откатали для картотеки.

– Побудь здесь, я сейчас.

Я слышал, как хлопнула входная дверь, когда Стив выходил, и скоро этот звук повторился – он вернулся в кабинет. Положил на соседний стол папку и две карточки с отпечатками пальцев, подвинул к себе увеличитель.

– Да, отлично. Просто здорово.

Что-то пробормотав себе под нос, Стив отодвинулся от стола. Я тоже посмотрел через увеличитель на снимок из картотеки, потом на открытку и снова на образец.

– На первый взгляд это действительно Саванна Блейзек, – заметил Марчант. – Я попросил Вашингтон уточнить и дать официальное заключение.

Он выключил инфракрасную лампу и придвинул увеличитель назад к стене. Когда Марчант обернулся ко мне, я увидел, что он чем-то озабочен.

Он достал из папки самодельную открытку, посвященную Дню матери, и вложил ее в свободный пластиковый держатель перед собой. На открытке было написано: "Мама, я люблю тебя больше, чем все звезды, вместе взятые. Твоя девочка, Саванна". Марчант перевернул пинцетом принесенную мной открытку и пододвинул ее к этому детскому поздравлению.

Я заглянул ему через плечо. Почерк был один и тот же.

Из другой папки он достал лист почтовой бумаги с отпечатанным наверху именем "Алекс Джексон Блейзек" и его домашним адресом внизу. Я прочел приветствие и первые две строки сообщения.

"Дорогая Крисса!

Не могу выразить, как давно я тебя не видела. Тот обед на Валентинов день был настоящее чудо".

– Открытку написала Саванна, – заключил Стив.

– И она чего-то опасается.

Он выпрямился и взглянул на меня.

– Пора брать этого парня и освобождать заложницу. И ты должен мне в этом помочь.

Я кивнул.

– Спасибо, Джо. Спасибо, что сразу сообщил. И прости меня. Мне надо связаться с Лас-Вегасом. Теперь Блейзек со своей заложницей мечется между штатами. А это совсем другой уровень, и в соответствии с федеральным законодательством ФБР квалифицирует такие действия как захват подростка с аморальными целями. Мы уже столько намучились с этим законом Манна, ты не поверишь.

– А вы уверены насчет аморальных целей?

Марчант на секунду задумался.

– Я скажу тебе кое-что такое, чего не должен бы говорить. Только не выноси услышанное за пределы этого кабинета. Сразу, как только Блейзеки обратились к нам по поводу пропажи дочери, мы проверили маму с папой на детекторе лжи. Формально они оба прошли проверку, но в поведении Джека мне кое-что не понравилось. И это все, что я пока могу сказать.

– Вчера я узнал о существовавших договоренностях с Эллен Эрскин.

– Твой отец держал ее в неведении, даже имени Саванны не сообщил. Эрскин не уверена, был ли он с ней до конца искренен.

Я подождал, и Марчант, выдержав паузу, спросил:

– А ты сам-то что думаешь? Он действительно был с ней искренен?

– Думаю, да. Могу поклясться жизнью.

* * *

По дороге домой я позвонил Лорне Блейзек по сотовому телефону.

– Мистер Трона, вам что-нибудь известно о ней?

– Она прислала мне открытку из Лас-Вегаса. Я получил ее всего час назад. С ней все в порядке, миссис Блейзек, но она боится.

– Боже, а сын?

– Я лишь могу предположить, что он с ней.

– Скажите, что я могу сделать?

– Ждать, миссис Блейзек. Поможете Бюро – поможете себе.

В трубке повисла тишина.

– Миссис Блейзек, вы не брали на работу горничной женщину по имени Лурия Блас?

– Нет. А что?

– У меня есть доказательства, что она была связана с Марси.

– Может быть, и так, но женщина по имени Лурия Блас у нас в доме никогда не работала. Это та, что погибла в Фуллертоне?

– Правильно.

– Мое сердце скорбит о ней и ее семье, мистер Трона. Но, пожалуйста, не добавляйте ее имя в список наших несчастий.

– Не собираюсь этого делать, миссис Блейзек. Я лишь хотел проверить, это важно для следствия.

– Понимаю.

– Ведь Марси ваша главная горничная, не так ли?

– Да.

– Можно узнать ее фамилию?

Снова тишина в трубке.

– Диас, мистер Трона, и заметьте, что в нашем округе может оказаться не одна Марси.

– Учту. И благодарю вас. Мэм, мы делаем все, чтобы разыскать ваших детей.

– Это сплошное расстройство, мистер Трона. Вот их видели, и они исчезают. Снова видели, и снова исчезают.

– Прошу вас, наберитесь терпения.

– Мне нужно что-нибудь, на что я могла бы опереться в своем терпении.

– Утешьтесь, что Саванна жива. Держитесь, миссис Блейзек.

– Спасибо вам. И благодарю за звонок.

Глава 15

Я мучился сомнениями, что подарить Джун Дауэр на наше первое настоящее свидание, и вспомнил, что она любит рубины. Я купил браслет, выложенный по кругу рубинами, и попросил упаковать его получше. До меня дошло, что на свиданиях обычно дарят цветы, так что пришлось прихватить и букет, а еще шоколад, который к нему прилагался, большую корзинку с кофе и спиртными напитками – в тот день магазин подарков проводил большую распродажу.

Это все мне обошлось примерно в месячный оклад, но я всегда с трудом расходовал свою зарплату, поскольку мой дом был полностью выкуплен. Уилл и Мэри-Энн купили его для меня, когда я стал работать полный день. Мэри-Энн хотела, чтобы я воспользовался непрерывно дорожающим рынком недвижимости нашего округа как можно раньше. Теперь дом стоил уже на 50 тысяч долларов больше, чем они за него заплатили тогда, а мне оставалось только иногда пылесосить и поливать деревья.

Джун жила в квартире, выходящей окнами на Ньюпортскую гавань. Стоя у входа в ее дом, я слышал крики чаек, эхом разносящиеся по всей бухте, и звон от удара тросов по мачтам яхт. Колени у меня слегка обмякли. Я надел самый лучший костюм и шляпу. Позвонил и стал ждать.

Джун открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить меня. Она несколько озадаченно улыбнулась, увидев целую корзину подарков, ювелирную коробочку и цветы с шоколадом.

– Как здорово снова увидеть тебя, – сказал я.

– Джо, мне тоже приятно увидеться, но, ей-богу, не стоило так много приносить сюда.

– Если не хочешь, не бери.

По ее лицу пробежала тень искреннего огорчения. А мне показалось, что сердце на мгновение перестало биться.

– Что ж, проходи.

– Спасибо.

Вся квартира залита солнцем. Стены и ковер были белого цвета, через широкое окно виднелась переливающаяся гладь залива, по которой сновали разноцветные корабли. Канал пересекала большая моторная яхта.

– Отличный вид, – заметил я. – Как на почтовой открытке.

– С крыши этого здания и вправду снимали вид гавани. Дай-ка мне сюда то, что ты принес.

Взяв подарки, она положила их на стеклянный обеденный стол. На Джун было кофейного цвета шелковое платье и коричневые туфли на каблуках. Через распахнутое окно доносился запах морской воды, смешиваясь с тонким ароматом духов. Джун окинула взглядом корзинку, коробку с шоколадом, коробочку с браслетом и цветы.

– Что, переборщил? – спросил я.

– Решим попозже. Розы надо поставить в воду. Они очаровательны, Джо. Мне всегда нравились бледно-лиловые розы. Они что-то символизируют, только я забыла, что именно.

Я смотрел, как Джун взяла большую хрустальную вазу, налила туда воды, обрезала стебли и поставила цветы. Потом она убрала вазу с цветами на каминную полку. Я помог ей передвинуть несколько фотографий, чтобы поместить вазу в центре.

Джун отошла на пару шагов от камина и задумалась. Светло-сиреневые розы красиво смотрелись на фоне белой каминной полки и такой же стены. Да и сама Джун тоже. Я никогда не знал, какой прекрасный цвет – коричневый. И как гармонично сочетаются два оттенка коричневого: темно-коричневый шелк платья и блестящая смуглая кожа Джун. Она выглядела необычайно свежей и грациозной, словно рожденной из пены морской.

Снова та же "тайна". Я чувствовал ее.

– Прелестно, – проговорила Джун и улыбнулась. Солнечный свет, льющийся через окно, играл в ее локонах. Ее темные глаза сверкали. – Спасибо, Джо.

– Пожалуйста.

Продолжая улыбаться, она тряхнула головой.

– Знаешь, какое впечатление ты производишь на меня, повторяя "пожалуйста" и "спасибо"?

– Нет.

– Хочется выругаться.

Отвернувшись в сторону, я улыбнулся.

– Иногда меня тоже одолевает нечто подобное.

– В самом деле?

– То, что проносится у меня в голове, когда я говорю, не всегда соответствует словам. Я обращаюсь к человеку "сэр", а сам с удовольствием сломал бы ему руку.

– И ты когда-нибудь такое делал?

– Бывало.

– В самом деле?

Я пожал плечами.

– Мне часто приходилось иметь дело с подобными типами. Однажды один такой тип достал меня своими шутками. И получил свое. Его все равно собирались исключать из колледжа.

– Что ж, на этой счастливой ноте мы и закончим. Поехали перекусить.

* * *

Я выбрал один из любимых ресторанов Уилла – спокойный итальянский уголок на острове Бальбоа. Столик был небольшой, это позволяло нам сидеть лицом к лицу, что было бы для меня невыносимым с любым человеком, кроме Джун Дауэр.

С каждой минутой она казалась мне прелестнее. Мы заказали бутылку кьянти, которой нам хватило на весь обед, потом взяли десерт и коньяк. В ушах у меня был приятный гул, а по телу разлилось тепло и необычайная легкость. Словно я весь был наполнен гелием и мог взлететь вверх к потолку, стоит лишь отпустить ручки кресла.

* * *

После обеда мы прогулялись по острову. Джун показала мне свои любимые уголки, где она часто бывала, будучи студенткой колледжа. Мы понаблюдали за закатом с западной стороны острова, где выходящие на залив окна отбрасывали оранжевые блики, а по пламенеющей глади залива скользили заполненные автомобилями паромы. Кожа Джун приобрела золотистый оттенок, а прищуренные шоколадные глаза стали светло-коричневыми, как шкура льва. Лучшей коричневой гаммы я в жизни не встречал – самая изысканная и восхитительная палитра.

Когда солнце скрылось, подул холодный морской бриз, и Джун прижалась ко мне. Я положил руку ей на плечо. До сих пор я никогда не позволял себе с женщиной ничего подобного, однако Джун не отстранилась и не оттолкнула меня.

Кожа у нее была прохладная, с крошечными пупырышками. Никогда в жизни я не ощущал ничего более возбуждающего.

* * *

Когда Джун отвезла нас к себе домой, уже стемнело, но из окна можно было видеть серебристое зеркало гавани и бледный полог тумана, наползающего с запада.

Она открыла дверь на веранду, спускающуюся к воде, щелкнула выключателем и зажгла лампу около кушетки. Комнату заполнил мягкий свет, полутени и прохладно-влажный бриз. Джун взяла со стола коробочку с украшением.

– Присядь со мной на диван, – попросила она.

Присев на благопристойном расстоянии от нее, я взглянул в окно. В лунном свете мерно покачивались верхушки корабельных мачт. Джун положила коробочку на правое колено.

– Я боюсь ее открывать.

– Этим я всего лишь хотел выразить свою радость от встречи с тобой.

– Мне кажется, это лишнее, Джо.

– У меня хватает на это средств, Джун.

Она оглядела коробочку, которая была завернута в серебристую сверкающую бумагу. Я скосил взгляд на то место, где ноги Джун прикрывал край платья, и почувствовал нарастающее волнение.

Джун разворачивала подарок, как это делает только женщина: развязала бант, поддела ленту ногтем, аккуратно сняла оберточную бумагу, свернула ее и отложила в сторону. Потом открыла оклеенную черным бархатом коробочку. Даже при слабом свете взгляд привлекало красноватое мерцание цепочки рубинов на темной подкладке. Словно мигание сотен габаритных огней на запруженном шоссе.

– Ах, Джо!

Невозможно передать, каким сладким голосом это было произнесено.

– Это рубины, – буркнул я.

– Я вижу. Это слишком дорого. В самом деле.

– В самом деле?

Она взглянула на меня.

– Да, конечно.

– О'кей. Давай сюда.

Я встал и протянул ладонь. Она положила в нее коробочку. Я вышел на веранду.

– Джо, нет!

Я бросил коробку в залив, на десять футов от берега.

Она быстро подбежала к перилам и встала рядом со мной, глядя на расходящиеся по воде круги.

– Черт возьми, Джо, это мой браслет!

– Пусть поплавает.

– Но не навечно же! Я лучше надену его, чем он будет валяться на дне.

– Могла бы сказать это до того, как я его бросил.

Я снял туфли и куртку, вытащил бумажник. Свой боевой арсенал я еще раньше оставил в "мустанге".

– О мой Бог! – прошептала она.

Я нырнул вниз с веранды с легким всплеском. Сразу поднялся наверх и брассом подплыл к покачивающейся на воде коробочке. Вода была довольно холодная, но для моего лица лучше не придумаешь. Словно лед. Я зажал коробку губами и поплыл назад.

Вдруг я услышал всплеск, и рядом со мной из воды появилась блестящая мокрая головка Джун.

– Холодно, – сказала она.

Я попытался ответить "да, мэм", но получилось только "а-ме".

– Что это у тебя во рту, не коробочка ли с рубинами?

Я кивнул. Она подплыла поближе, часто вдыхая и выдыхая, как обычно делают, когда холодно. Я чувствовал ее ноги рядом со своими и аромат теплого женского дыхания над водой. Мы коснулись друг друга коленями. Взяв рукой меня за воротник рубашки, Джун потянула коробочку у меня изо рта. Вместо коробочки я ощутил у себя на губах ее мягкие губы и теплый язык. Я притянул Джун к себе, чувствуя, как работа ногами эхом отзывается на мышцах ее гладкой спины. Мы начали погружаться. Чтобы наши головы держались над водой, мне пришлось грести энергичнее. Но из-за этого меня немного отнесло в сторону. Рассмеявшись, Джун схватила меня за рубашку, подтянулась ко мне и сунула коробочку мне в рот. Смех у нее был низкий и с хрипотцой. Она осторожно прикоснулась к моей самой интимной зоне.

– Вы холодный и черствый мужчина, мистер Джо Трона.

– Возможно.

– Не хочешь сказать свои "да, мэм", "рад видеть вас", "как поживаете" и так далее? А произнести "с удовольствием"?

На глубине вода была совсем ледяная. Но, несмотря на холод, я вдруг почувствовал прикосновение рук Джун, а это было уже настоящей сенсацией, о которой я раньше и мечтать не мог. Вытащив коробку изо рта, я продолжал барахтаться, держа ее в руке.

Отпустив рубашку, Джун положила ладони мне на щеки и крепко поцеловала меня. Мне и дальше хотелось бы оставить все как есть, но молния больно врезалась в самый чувствительный орган, и я стал тонуть. Тогда Джун развернулась, разбрасывая серебряные брызги, и поплыла к лесенке, которая спускалась с ее веранды прямо в воду.

Она поднималась передо мной, вся облепленная шелковым платьем, а с ее стройных ножек стекали переливающиеся в лунном свете ручейки.

Джун помогла мне выбраться из воды на веранду, взяла у меня изо рта коробочку и положила на столик. Я отвернулся, однако Джун, положив мне руку на плечо, повернула к себе лицом и снова припала губами к моему рту.