Помню, в ночь на 20 августа младший сержант Прокофьев, потерявший сына в битве под Сталинградом, трижды ходил к переднему краю обороны противника, проделывая проход. Обезвредив последнюю мину, он освободил проход от проволочного заграждения и на рассвете двинулся к своим. В этот момент противник открыл огонь из пулемета.
      Прокофьев пригнулся, затем замахнулся связкой гранат - и вражеский пулемет умолк. Вернувшись к своим, Прокофьев сел и закурил...
      Атака была в самом разгаре. Неожиданно группа пехотинцев остановилась перед проходом. В несколько прыжков Прокофьев оказался Перед ними и, крикнув "Коммунисты, за мной!", бросился вперед. Пехотинцы последовали за сапером.
      Рядовые Баринов и Грачев во главе с сержантом Марятовым из 57-го штурмового инженерно-саперного батальона проделали проходы перед 189-м стрелковым полком и сопровождали его наступление. По сигналу атаки они первыми прошли через проходы и стремительно бросились вперед. Первым достиг траншеи противника сержант Марятов и, не останавливаясь, двинулся дальше. Когда ранили знаменосца, Марятов подхватил знамя и под градом пуль и осколков прорвался к высоте 151,7, где водрузил знамя. Цепи наступавших ускорили движение. Саперы были впереди. Получив ранение в ногу, рядовой Баринов продолжал наступать. К саперам присоединились четыре пехотинца, и они первыми вышли на окраину села Фантина-Маскуй.
      Видя, что их мало, враг бросился в контратаку, по наши бойцы удержались до подхода атакующей цепи. В этом бою сержант Марятов уничтожил 12 гитлеровцев, Грачев - 10, а Баринов - 7.
      Для уничтожения окруженной группировки противника командиру 188-й стрелковой дивизии была поставлена задача овладеть опорным пунктом немцев "Албина" и соединиться с передовыми частями 252-й стрелковой дивизии, отрезанными от основных сил во время контратаки противника. Для деблокирования почти окруженных передовых частей был сформирован специальный штурмовой отряд под командованием капитана Кабахидзе. Он атаковал противника 21 августа в десять часов утра, овладел опорным пунктом "Албина" и продвинулся вперед на 4 километра. Вскоре он достиг высоты 250,7 и соединился с отрезанными частями 252-й стрелковой дивизии. В этом бою было разгромлено до батальона немецкой пехоты со средствами усиления. На поле боя осталось более 300 трупов немецких солдат и офицеров, а 136 гитлеровцев были взяты в плен. Командирам стрелковых частей 252-й дивизии был обеспечен путь для эвакуации раненых и больных.
      В ходе боя бригада обеспечила переправу наступающих частей 7-го стрелкового корпуса и 44-й бригады со всей их техникой и вооружением через реку Прут в районах Фэлчиу и Леово.
      После разгрома оборонявшихся дивизий группы армий "Южная Украина" 3-й Украинский фронт продолжал стремительное наступление на юг. Преодолевая в течение нескольких дней сопротивление противника в глубине обороны, наши войска 1 сентября вышли на северный берег Дуная. И я, командир Советской Армии, прошедший тысячи километров по трудным дорогам войны, пережил один из самых волнующих моментов в жизни, переступив северную границу моего отечества, откуда был изгнан 21 год назад.
      Тут, на берегу Дуная, я невольно вспоминал события тех далеких дней...
      Перед глазами вставали образы доблестных сынов Болгарии: легендарного Ботева, бесстрашного Филипа Тотю, их соратников Левского и Панайота Хитова, всех тех беззаветных борцов, которые боролись за светлое будущее исстрадавшегося отечества, которые шли в бой с этого берега Дуная с верой в свой народ, в то, что он свергнет турецкое иго. Болгары всегда были убеждены, что в их борьбе за свободу русские братья всегда с ними, они всегда придут на помощь.
      Я думал о храбрых русских гренадерах Скобелева и Гурко, перешедших Дунай в 1877 году, думал о тысячах русских солдат и офицеров, отдавших жизнь за освобождение моей порабощенной родины от 500-летнего османского ига.
      21 год назад мои товарищи и я, молодой учитель, комсомолец из села Бутан, вдохновленные призывом партии, встали с оружием в руках, чтобы преградить путь надвигавшемуся фашизму. После подавления восстания мы вместе с товарищем Благоем Ивановым были изгнаны кровавыми жандармами Цанкова и вынуждены были эмигрировать в Югославию. Я не мог без волнения вспоминать дорогих мне товарищей по сентябрю 1923 года: Трифона Николова, Алексея Христова, Горана Мечкова, Бено Гергова, Спаса Стойкова, Васила Младенова. С некоторыми из них мы не виделись с тех пор, как расстались после разгрома восстания. Какова их судьба сейчас? Ведь многие из них оставались в фашистских застенках...
      В эти дни я не знал еще о судьбе матери и отца, моих братьев, близких...
      Я знал о трагической судьбе доктора Александра Карастоянова, убитого фашистами в 1923 году. Знал я и о том, что его верную подругу Георгицу долго истязали и держали вместе с двумя дочерьми на реке Дунай на барже, превращенной в тюрьму для повстанцев.
      Фашисты вынесли мне смертный приговор еще в 1923 году. Жестокими и самоуверенными были тогда фашиствующие коричневорубашечники! А как они сейчас поведут себя перед надвигавшейся лавиной легендарной Советской Армии?..
      В течение всей войны мне не давали покоя вопросы: "Неужели правительство царя Бориса пошлет болгарские войска против Советской Армии?", "Не придется ли проливать братскую кровь?".
      Я был уверен, что болгарский народ сохранил самые теплые братские чувства к русскому народу, что он не поднимет руку на него. Вот уже два десятилетия на моей исстрадавшейся родине свирепствовали фашисты. Они мучили и вешали народ. У них была своя полиция и армия, были фашиствующие офицеры. Неужели эти головорезы бросят против нас вооруженную силу?..
      Я знал, что коммунистическая партия во главе с Г. Димитровым подняла народ на вооруженную борьбу против фашизма, что в Болгарии существует сильное движение Сопротивления, что многие мои товарищи, такие, как Благ9Й Иванов и Цвятко Радойнов, еще в 1941 году уехали на родину. Знал, что эхо победных залпов Советской Армии уже достигло родных Балкан, приютивших болгарских партизан. Я был уверен, что среди партизан находятся и мои товарищи, уцелевшие после сентября 1923 года. В такие минуты я даже завидовал им, хотя и понимал, сколь тяжела и опасна их борьба. На фронте тяготы, опасность и риск идут рядом, но противник всегда находится перед нами. Партизаны же ведут борьбу с врагом в глубоком подполье, и опасность подстерегает их повсюду.
      Освобождая Румынию, я воочию убедился в силе интернационального духа советского солдата. Но мне не давала покоя мысль о том, что профашистские элементы в Болгарии могут двинуть против Советской Армии свои войска и тогда возникнет необходимость, чтобы я, как командир бригады Советской Армии, руководил действиями русских бойцов против моих соотечественников-болгар. Не верилось мне, что такое может случиться в Болгарии, на моей родине, которую я по-сыновнему стремился увидеть, чтобы поцеловать ее землю.
      Что же ждет меня в Болгарии?..
      Здравствуй, моя родина!
      Болгария формально не участвовала в войне против Советского Союза. Монархофашистское правительство не посмело послать войска против Советской Армии, поскольку хорошо знало, что болгарский народ питает самые теплые чувства к русским братьям, освободившим его от пятивекового османского ига.
      Антинародное правительство боялось открыто включиться в войну, но помогало фашистской Германии всем, чем могло. Даже после крупных поражений немецко-фашистской армии на Волге и Дону, под Курском и на Днепре монархофашистекая клика Болгарии не собиралась разрывать своего союза с Германией. Гитлеровское командование продолжало использовать болгарские аэродромы, морские порты, железнодорожную сеть для войны против Советского Союза. Советское правительство несколько раз обращалось к болгарскому правительству с предложением отказаться от союза с Германией и не формально, а фактически соблюдать нейтралитет.
      В ответ на это монархофашистская буржуазия предпринимала различные махинации и маневры, для того чтобы заменить немецкую оккупацию английской или американской, но ни в коем случае не допустить к власти правительство Отечественного фронта.
      5 сентября 1944 года Правительство СССР в ноте болгарскому правительству заявило, что "не только Болгария находится в состоянии войны с СССР, поскольку на деле она и ранее находилась в войне с СССР, но и Советский Союз отныне будет находиться в состоянии войны с Болгарией". Нота Советского правительства была опубликована в армейских газетах и издана отдельной листовкой.
      Когда началась подготовка наступательной операции войск 3-го Украинского фронта по освобождению Болгарии, мысли мои были только об одном - быстрее увидеть родину свободной.
      Особое внимание обращалось на разъяснение бойцам политических целей вступления советских войск на территорию Болгарии.
      Командиры и политработники знакомили бойцов с политической ситуацией в Болгарии, рассказывали о героической борьбе болгарских коммунистов, о том, что Болгарская коммунистическая партия в первые же дни войны призвала народ всеми силами и средствами бороться против втягивания страны и армии в агрессивную войну на стороне немецко-фашистского империализма. В частях и подразделениях проводились собрания и митинги. Агитаторы рассказывали бойцам о многовековой дружбе между болгарским и русским народами, о боевом содружестве русских воинов и болгарских ополченцев на Шипке в 1877-1878 годах.
      8 сентября части и соединения 3-го Украинского фронта перешли румыно-болгарскую границу и, не встречая сопротивления, двинулись на юг, в глубь болгарской территории. На следующий день, 9 сентября 1944 года, они вышли на линию Русе, Палатица, Карнобат, Бургас. Задача, поставленная Ставкой Верховного Главнокомандования перед фронтом, была выполнена.
      Это было не наступление, а триумфальный марш механизированных колонн советских войск. Болгарское население повсюду встречало их хлебом и солью. Всюду слышалось болгарское "Добре дошли, наши освободители!". Это была встреча поистине двух братских народов.
      Продвижение советских войск по болгарской территории парализовало силы реакции и еще больше придало уверенности болгарским партизанам и всем патриотам. В ночь на 9 сентября болгарский народ под руководством Болгарской коммунистической партии поднялся на вооруженное восстание и сверг ненавистное монархофашистское правительство. Власть перешла в руки Отечественного фронта. Возглавил правительство Отечественного фронта Кимон Георгиев.
      Советские войска получили приказ приостановить продвижение и закрепиться на достигнутом рубеже. Правофланговые 46-я и 47-я армии через Северную Болгарию двинулись к болгаро-югославской границе: готовилась наступательная операция против немецко-фашистских сил, находившихся на территории Югославии. В операции по освобождению Югославии активно участвовала и вновь созданная болгарская Народная армия.
      Левофланговая 37-я армия 3-го Украинского фронта перешла на гарнизонное положение. Наша 12-я штурмовая инженерно-саперная бригада, находившаяся в оперативном подчинении 37-й армии, с начала операции продвинулась до города Варны. Мы проверили в Варне и ее окрестностях, нет ли минновзрывных заграждений, и расположились гарнизоном в районе села Девня. 21 сентября получили приказ о передислокации в Южную Болгарию.
      22 сентября меня вызвали в штаб фронта, находившийся в городе Добрич (теперь Толбухин). Явился я к начальнику инженерных войск генералу Котляру и доложил, что бригада находится на марше.
      Леонтий Захарович забросал меня вопросами:
      - Вы ведь откуда-то из этих мест?
      - Да, - ответил я, - отсюда.
      - С близкими виделись? - спросил генерал.
      - Это невозможно. Они пока далеко. Когда подойдем поближе, загляну.
      Леонтий Захарович испытующе посмотрел мне прямо в глаза:
      - Сколько лет воюешь?
      Он знал весь мой боевой путь, потому что еще в июне 1941 года я прямо из его кабинета отправился на фронт. Не дожидаясь моего ответа, Котляр продолжал:
      - А тебе известно, где будешь завтра?.. Значит, твои родные далеко? А нельзя ли узнать, как это далеко? - широко улыбнулся Леонтий Захарович.
      - Километров триста - триста пятьдесят, - ответил я смущенно.
      - И это - большое расстояние?! Предстоит переход бригады через Балканы. Помощники пока справятся и без тебя. Мы здесь не воюем. Обстановка мирная. А ты бери машину, если нужно - две, и отправляйся сегодня же!
      Леонтий Захарович пожал мне руку и пожелал счастливой встречи.
      К двенадцати часам дня 22 сентября я прибыл в Шумен, в штаб бригады. Рассказал начальнику штаба подполковнику Д. Борисову о "задаче", которую поставил передо мной генерал Котляр. Подполковнику Борисову, оставшемуся замещать меня, я наказал поддерживать строжайшую дисциплину и порядок, особенно при переходе через Балканы.
      После обеда на двух машинах мы двинулись к моему родному селу Бутан. Меня сопровождали адъютант лейтенант Николай Владимирович Еврейнов и еще два офицера.
      Родного села я не видел двадцать один год.
      По пути было время для воспоминаний и размышлений. Кого встречу первым? Живы ли мои родители и братья? С 1936 года, когда я уехал в Испанию, у меня прервалась всякая связь с ними. Последняя встреча с генералом Котляром потрясла меня. Мой советский друг не забыл, что в Советской Армии служит болгарин, который давно покинул свою родину. Охваченный раздумьями, я не заметил, что уже начало смеркаться. Затемно въехали в какое-то большое село. На улице было много народу. Видимо, мы ехали по главной улице, по которой вечером гуляла молодежь.
      Я открыл дверцу машины и спросил:
      - Это село Кнежа?
      Мне сердито ответили:
      - Не село, а город Кнежа.
      Я улыбнулся: "Милое, дорогое село. Знаю, простишь меня. Прошло столько лет... Сейчас только возвращаюсь..."
      Примерно в десять часов вечера 22 сентября мы въехали в мое родное село Бутан. По главной улице - шоссе Оряхово - Бойчиновцы никакого движения не было. Доехали до старой школы. За ней в маленькой улочке стоял отчий дом. Когда подъехали, я приказал шоферу выключить фары. Стало еще темнее. Выйдя из машины, остановился перед воротами. Во дворе заметил мужчину, тот, видимо, был ослеплен мощными фарами машины и пытался понять, кто же подъехал к дому.
      - Кто тут живет? - спросил я.
      - Павел Пелов Панчевский.
      Это ответил мой младший брат Кузман. Якима и Кыню не было.
      - А ты не брат ли мой, Петр, из России? - спросил он, стоя еще за воротами.
      - Да, это я... А где же мама?
      - Она умерла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, - ответил Кузман.
      Мы долго молча стояли обнявшись. От волнения не могли вымолвить ни слова. Вошли в дом. Там лежал больной, полупарализованный отец. Я опустился на колени, обнял отца и поцеловал.
      - Петя, сынок, ты ли это? - со слезами на глазах проговорил он.
      Вскоре дом наполнился народом. В это время в зале читалища проводился вечер, посвященный 21-й годовщине Сентябрьского восстания 1923 года. Кто-то сказал:
      - Петр приехал!
      Увидев машины возле дома Панчевского, все бросились к нему в дом, чтобы увидеть Петра и советских воинов, приехавших с ним. Мы были первыми представителями Советской Армии в моем родном селе.
      Я встретился со старыми боевыми товарищами. Не могли нарадоваться, не могли наговориться.
      Один из старых коммунистов, Димитр Цветков Житарский, обратившись к отцу, сказал:
      - Дядо Пано, те, кто бил тебя, сидят в подвале. Скажи, что с ними сделать?
      Отца били многие - и те, кто совершил переворот 9 июня, и фашисты после подавления Сентябрьского восстания 1923 года. Его били и раньше "по вся дни", как говорил мой старший брат Яким - один из основателей партийной организации в селе еще в 1919 году.
      Отец с трудом проговорил:
      - Ну, побьете их, ну, убьете... Что толку? Этим моего здоровья и здоровья товарищей не вернешь...
      На следующий день коммунисты и члены Земледельческого союза собрали митинг. Выступали Димитр Житарский и Петр Георгиев. Они славили Советскую Армию и братскую дружбу болгарского народа с народами великого Советского Союза. Выступил и я. Рассказал о героизме советских войск в боях против гитлеровцев, о решимости народов СССР продолжать борьбу до полной победы над фашистской Германией.
      Утром 24 сентября, попрощавшись с родными, я отправился в Южную Болгарию. Догнал бригаду в селе Старо-Село Сливенского округа.
      Войдя во двор дома, где расположился штаб бригады, я увидел рядом с подполковником Борисовым и подполковником Степанидиным человека в гражданском. Лицо его показалось мне знакомым. Подойдя ближе, я узнал в нем переводчика Нено Енева, который был со мной в Испании. Нено был родом из этого села. Узнав, что советской частью командует Петр Георгиевич Павлов, по Испании он знал меня как майора Дунайского, Нено пришел повидаться. Радости нашей не было границ.
      Много лишений выпало на долю Нено Енева. Попытал он счастья и в Америке. Но куда бы ни забрасывала его судьба, Нено не прекращал революционной деятельности. Так он стал членом Центрального Комитета аргентинской Коммунистической партии. Когда вспыхнула гражданская война в Испании, беспокойный коммунист Нено Енев оказался на баррикадах в рядах интернациональной бригады. Там и произошла встреча "русского" майора Дунайского и его переводчика Нено Енева.
      И вот мы снова встретились, но теперь в Старо-Село - за тысячу километров от Аргентины и Испании. Встретились два болгарина, еще в юности вставшие на путь профессиональной революционной борьбы: один - пройдя фашистские застенки, другой - командуя советским соединением. Как тесен мир и сколь величественна борьба человечества за светлый коммунизм!
      Освобождение Будапешта
      Осень 1944 года. Советская Армия продолжала успешное наступление в западном направлении. Предстояло освободить Югославию и Венгрию. Мы приняли участие в разгроме будапештской группировки противника. 24 ноября, погрузившись на паромы, наша бригада переправилась через Дунай в районе города Нови-Сад.
      В это время части 3-го Украинского фронта вели бои на подступах к восточному берегу Дуная на участке Бай, Мохач, Батина, Апатин.
      С 27 ноября бригада принимала участие в строительстве понтонного моста фронтового значения через Дунай в районе города Мохач.
      В первые дни декабря основные силы фронта находились на западном берегу Дуная и к 9 декабря вышли в район озер Веленце и Балатон. Начались совместные боевые действия 2-го и 3-го Украинских фронтов по освобождению столицы Венгрии Будапешта и выводу Венгрии из войны. В будапештском котле оказалась окруженной почти 190-тысячная группировка противника.
      Оперативно-стратегическое и политическое значение будапештской операции было огромным. Помимо того что Гитлер лишался своего последнего союзника хортистской Венгрии, разгром этой группировки противника открывал 2-му и 3-му Украинским фронтам путь в Вену и Чехословакию.
      Гитлеровское командование хорошо понимало это и потому создало в Будапеште и вокруг него сильно укрепленные оборонительные позиции и опорные пункты. Этому благоприятствовал и естественный рельеф местности, и массивные постройки, ограды и мосты в самом городе.
      20 декабря войска двух фронтов перешли в наступление с севера и юго-запада. После шестидневных кровопролитных боев они соединились 26 декабря в районе города Эстергом и полностью завершили окружение противника в районе Будапешта.
      Уже с первых дней боевые действия приобрели сложный и тяжелый характер и сопровождались большими потерями. В самом городе и его окрестностях к 1 января 1945 года было сосредоточено 13 танковых и 2 моторизованные дивизии и мотобригада. Такой плотности танковых поиск, по свидетельству самого противника, до этого на восточном фронте не создавалось. На протяжении почти месяца, до 26 января 1945 года, советские войска отражали удары танковых полчищ, стремившихся деблокировать окруженную группировку.
      "В районе Будапешта, - как отмечает в своих воспоминаниях генерал армии С. М. Штеменко, - тогда столкнулись не только две мощные военные группировки противостоящих сторон. Противник превращал прекрасную столицу Венгрии в окоп для обороны, не считаясь с историческими ценностями города, богатейшими памятниками культуры и искусства, с кровью людей. Советское командование стремилось избежать ненужного кровопролития, сохранить для венгерского народа все то, что было создано руками замечательных мастеров прошлого. 29 декабря противнику, окруженному в Будапеште, были направлены ультиматумы командования 2-го и 3-го Украинских фронтов, предусматривавшие гуманные условия капитуляции. Венгерским генералам, офицерам и солдатам гарантировалось, например, немедленное возвращение домой. Но парламентер 2-го Украинского фронта капитан М. Штейнмец был встречен огнем и убит, а парламентеру 3-го Украинского фронта капитану И. А. Остапенко ответили отказом капитулировать и при возвращении выстрелили в спину. Так было совершено подлое убийство советских парламентеров, которые несли спасение многим тысячам людей, находившимся в осажденном городе, спасение памятникам культуры"{19}.
      В боях под Будапештом 12-я штурмовая бригада действовала в составе ударной группировки 3-го Украинского фронта.
      Боевые действия протекали в исключительно сложных условиях и при быстро меняющейся обстановке. Особенности боя в большом городе, а также постоянные попытки противника осуществить деблокирование требовали применения самых различных форм боевых действий.
      Бои велись за каждый квартал, за каждое здание, а очень часто - за каждый этаж и каждую комнату.
      Штурм кварталов, где сосредоточились прочные железобетонные и каменные строения, многочисленные баррикады и завалы, где активно действовали снайперские группы, сопровождался большими потерями.
      Однажды, после кровопролитного дня, перед началом очередного штурма мы с командиром 108-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковником Дунаевым обдумывали, как лучше и с меньшими потерями вести наступление. Я предложил при штурме кварталов действовать, проникая через созданные с помощью взрывчатки проломы в стенах зданий и каменных оград. Так мы обходили заграждения противника, и наши наступающие штурмовые группы неожиданно появлялись на флангах и в тылу врага. За время боев в Будапеште части бригады сделали 1100 таких проходов, для чего было израсходовано более 12 тонн взрывчатки.
      Решающим фактором успешного проведения наступательных операций явились смелые и самоотверженные действия советских воинов.
      ...В течение двух суток инженерное обеспечение наступления 476-го стрелкового полка осуществляла рота капитана Завражнова. Продвижению мешала сильно укрепленная стена городских казарм. Оставалось только одно применить взрывы. Однако за стеной находились гитлеровцы, которые при малейшем шуме открывали ураганный огонь из амбразур, проделанных в стене. В ночь на 14 января 1945 года капитан Завражнов, взяв взрывчатку и детонатор, пополз к стене. В нескольких метрах от нее он попал под сильный пулеметный огонь, но ничто уже не могло остановить героя. Он продолжал ползти. Потом раздался оглушительный взрыв. Стена обвалилась, похоронив под обломками засевших за нею гитлеровцев.
      При наступлении 4 февраля наши части неожиданно были обстреляны с фланга двумя станковыми пулеметами противника. Их огонь скосил расчеты двух наших орудий. Пехота залегла. В этот критический момент капитан Завражнов под сильным огнем пробрался к орудию и один за другим уничтожил оба пулемета. С криком "за Родину, вперед!" он повел пехоту и саперов в атаку.
      В бою капитан Завражнов получил тяжелое ранение. Это оказалось его пятым ранением с начала войны.
      За героизм, проявленный в боях против немецких оккупантов, 22-летнему капитану Завражному было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Об этом с радостью узнали в бригаде, где капитан Завражнов пользовался большим уважением.
      С капитаном Завражновым я познакомился перед началом общего наступления на Крымский полуостров, когда я предложил ему стать моим адъютантом. Уже тогда я много слышал о его славных делах. Своего прежнего адъютанта старшего лейтенанта Котирина, молодого, энергичного и очень сообразительного человека, с которым наша совместная служба началась еще со времен боев в Подмосковье, я освободил и назначил в штаб бригады.
      Помню, как во время преследования противника мы двигались по шоссе Джанкой - Симферополь, сильно перегруженному и местами забитому транспортом. Навстречу шли колонны пленных немцев. Поравнявшись с одной из колонн, мы услышали гул самолетов. Тройка немецких истребителей открыла огонь на бреющем полете.
      Федя, наш шофер, хотел остановить машину, чтобы мы выскочили из нее, но капитан Завражнов, сильно тряханув Федю, громко скомандовал: "Давай вперед!" Федя резко дал газ, и "виллис" рванулся вперед. За нами послышались взрывы и рев уходивших вверх самолетов.
      Когда остановили машину, я вернулся немного назад. Осмотрев воронки от бомб, понял: если бы Федя там остановился, то нас бы уже и в помине не было.
      В ходе боевых действий через день или два мы с капитаном Завражновым объезжали позиции наших частей, расположенные на подступах к Сапун-горе. Когда мы находились на опушке какой-то рощи, немцы внезапно открыли сильный артиллерийский и минометный огонь. Залегли и стали ждать, пока не прекратится обстрел. Чудом остались невредимыми. Когда стрельба утихла, я предложил капитану перебраться на другой край опушки, на 100-200 метров в сторону. "Нельзя, - сказал он, - сейчас наверняка немцы перенесут туда огонь". И действительно, не прошло и 2-3 минут, как земля на другом краю опушки закипела от разрывов снарядов и мин противника.
      Вскоре отгремели бои за Крым, на всем полуострове наступила необычная тишина. Только раны бойцов да искореженная земля напоминали о недавних сражениях.
      В такие минуты затишья, когда вспоминаешь о пережитых кровопролитных боях и думаешь о предстоящих, невольная грусть охватывает душу. Однажды в такой момент ко мне подошел капитан Завражнов и как-то робко и нерешительно спросил:
      - Разрешите обратиться, товарищ комбриг?
      - Разрешаю.
      - Я буду вам очень благодарен, если вы освободите меня от адъютантской должности. Не для меня эта работа. Меня тянет в бой.
      После всего пережитого на крымской земле он стал мне дорогим и близким человеком. Я посмотрел в его большие, ясные глаза и решил удовлетворить просьбу - перевел его в батальон. Командуя ротой в Ясско-Кишиневской операции и в боях за Будапешт, капитан Завражнов прославился сам и прославил своих бойцов.
      Вспоминается тяжелый бой в 2240-м квартале. Угловое здание было сильно укреплено и являлось опорным пунктом в обороне противника. Оно выдавалось вперед, и это позволяло вести косоприцельный и фланговый огонь вдоль улиц. В шесть часов вечера 1 февраля 1945 года командир взвода младший лейтенант Пантелеев получил приказ штурмом овладеть зданием. Он выделил пятерых саперов под командой ефрейтора Евстигнеева. Предварительно Пантелеев связался с командиром стрелкового подразделения, обеспечил взаимодействие и поддержку огнем штурмовой группе. Атака была назначена на 19.00. С правой стороны здания, где находился вход в подвальное помещение, противник не вел интенсивного огня. Было решено, что группа после трех выстрелов 76-мм орудия под прикрытием огня короткими перебежками преодолеет улицу и проникнет в здание через это подвальное помещение.
      Точно в назначенное время огонь открыли орудие и поддерживающие огневые средства. Саперы бросили дымовые гранаты и под прикрытием дымовой завесы двинулись вперед, но в этот момент противник открыл сильный артиллерийский и пулеметный огонь. Бойцы залегли. Только рядовой Якимов не остановился, а, рванувшись вперед, вскочил в подвал.
      В первом помещении противника не оказалось. Якимов прислушался и за железной дверью, ведущей в следующее помещение, услышал голоса гитлеровцев. Не теряя самообладания, он взорвал железную дверь. Группа поддержки сразу же перенесла огонь на соседнее здание и заставила замолчать огневые точки противника. В это время штурмовая группа приблизилась к объекту атаки и забросала его гранатами. Вскоре опорный пункт был занят нашими бойцами, а рядового Якимова нашли раненным в руку. В этом небольшом бою было уничтожено 15 и взято в плен 8 солдат противника. В дальнейшем пехота укрепилась в этом здании, и утром 2 февраля 1945 года квартал был очищен полностью.
      В ожесточенных уличных боях наиболее активной была штурмовая группа сержанта Карпунина из 69-го штурмового батальона. Она получила приказ штурмом овладеть зданием, которое находилось в стороне от других построек на большом холме. Противник создал прочную круговую оборону и простреливал все вокруг.
      Бойцы Карпунина начали штурм. Сержант Спирин из группы разграждения взорвал забаррикадированную дверь и через образовавшийся пролом ворвался в здание. Однако его товарищам путь преградил огонь противника.
      В первой комнате Спирин не обнаружил противника и бросился в другую. Там лицом к лицу он столкнулся с четырьмя гитлеровцами, вооруженными автоматами и станковым пулеметом. Фашисты попытались схватить бойца, но Спирин бросил противотанковую гранату. Немцев завалило обломками. Спирина тяжело ранило. После взрыва в помещение ворвались остальные бойцы. Сержант Спирин умер на руках у товарищей.
      Командир роты капитан Завражнов написал листовку: "Отомстим за храброго комсомольца Петра Спирина!" - и первым поставил свою подпись. Листовка пошла по всей роте. Каждый боец подписывался под ней. Поставив в 'листовке свои подписи, все 30 бойцов дали этим священную клятву - защищать Родину так же, как комсомолец Спирин.
      За освобождение Будапешта весь личный состав бригады был награжден орденами и медалями. Капитан Завражнов, старшина Назаренко, старшина Забелин и рядовой Ситник стали Героями Советского Союза.
      Рядовой Владимир Ситник повторил в Будапеште подвиг Александра Матросова - закрыл своим телом амбразуру вражеского пулемета, обеспечив атаку товарищей.
      Как и во всех предыдущих боях, так и при овладении Будапештом огромную роль играли минеры. Своевременная и точная установка минных полей и их снятие, подвижное минирование имели решающее значение при закреплении освобожденных от немцев районов и кварталов, а также в борьбе против контратак противника.