Пираты Мексиканского залива

– Итак, если дон Энрике появится, ты способна вернуть ему все, в ущерб твоему родному сыну?

– Конечно, и это не нанесло бы никакого ущерба моему ребенку, напротив, бог вознаградил бы его за такое доброе дело.

– Ну, знаешь, Гуадалупе, ты просто с ума сошла. Так ты в самом деле способна?.. По счастью, я еще жив и, вопреки твоей воле, помешаю такому сумасбродству, слышишь? Я опекун ребенка и не допущу, чтобы ты со своей щепетильностью подарила другому состояние, которое принадлежит твоему сыну по праву наследства. Я недаром сумел отстоять это право за моим племянником.

– Хусто, ради бога!

– Нет, нет, Гуадалупе, дай мне свободу, не мешай мне. Дон Энрике придет, я в этом уверен; но предупреждаю тебя – не мешай мне действовать. Пусть он появится здесь, но горе ему! Я сумею обратить его в бегство. Опозоренный, он или отступится, или погибнет.

– Но это низость! Не забывай, он брат моего сына.

– Однако теперь не время заниматься этим вопросом. Близится час венчания, мне пора ехать за Хулией и ее семьей. Увидим. Прощай. Позаботься о твоей гостье…

Не ожидая ответа, дон Хусто поднялся и вышел из комнаты.

Донья Гуадалупе склонила голову и задумалась. Потом, поднявшись с кресла, она решительно произнесла:

– Нет, тысячу раз нет! Мой сын не беден, но, будь он даже нищим, я не желаю ему сокровищ и титула, приобретенных нечестным путем. Я поговорю с этой женщиной, которую привел с собой брат… увидим…

Сеньора Магдалена не смогла уснуть после разбудившего ее ночного стука в дверь; поднявшись с постели, она прошла в комнату Хулии. Молодая девушка все еще не раздевалась; она молилась, плакала и размышляла.

Что, если юноша, о котором ей рассказала Паулита, в самом деле Антонио Железная Рука? Неужто она выйдет замуж за дона Хусто? А если это не он, то под каким предлогом отказаться от свадьбы? Что, если юный охотник навсегда забыл ее? Смеет ли она ради призрачной мечты пожертвовать покоем матери?

Вот какие мысли теснились в голове Хулии. Сердце ее разрывалось на части. Неопределенность была в тысячу раз тягостнее самой ужасной правды.

Она молилась, просила бога наставить ее и вернуть ей прежнюю решимость, утраченную после недавнего разговора с Паулитой. Внезапно послышался стук в дверь, это была сеньора Магдалена. Для Хулии настала решающая минута.

– Ты все еще не ложилась, дочурка? – спросила мать.

– Нет, матушка, – ответила Хулия.

– Что же ты делаешь?

– Я молю бога о мужестве и покорности судьбе.

– Хулия!

– Не обращайте внимания на мои слова, матушка…

– Ну, хорошо, пора одеваться, дон Хусто не замедлит приехать.

Хулия не отвечала. Сеньора Магдалена кликнула горничных, и началось облачение невесты в свадебный наряд.

Молодая девушка столько пережила за истекшую ночь, что мысли в ее голове путались; порой ей казалось, что она теряет рассудок.

До этой ночи надежды на возвращение Антонио не было, и Хулия чувствовала себя спокойной и готовой к жертве. Потом она, сама не зная как, очутилась в незнакомом доме во власти Паулиты, которая из прежней мягкой, дружелюбной женщины превратилась в тигрицу и угрожала ей смертью. Перед взором Хулии открылся неведомый мир, где Антонио Железная Рука назывался доном Энрике, а Паулита была ее соперницей.

Неожиданно великодушие одержало верх в сердце этой дочери народа; с ее помощью Хулия после мучительного кошмара вернулась домой и снова очутилась у себя в комнате; даже мать не заметила ее отсутствия. И вот теперь, когда едва занимается заря, ее облачают в свадебный наряд.

События минувшей ночи могли потрясти самые крепкие нервы; стоя в богатом уборе посреди комнаты, бедная Хулия едва соображала, что происходит, и всему подчинялась безропотно.

В дом приехал дон Хусто; сеньора Магдалена ждала его, одетая как полагалось для торжественного случая; Педро Хуан де Борика также появился в праздничном камзоле.

Бывший живодер, с налившимися кровью глазами на бледном лице, вошел сперва нерешительно; но, увидев безмятежное лицо жены, он понял, что Хулия не выдала его, и заметно повеселел. Вчетвером они уселись в карету и покатили к дому доньи Гуадалупе.

Графиня вышла навстречу приехавшим и ввела их в одну из гостиных; ждали священника, который должен был благословить новобрачных в домашней часовне.

Донья Ана удалилась во внутренние покои, где можно было, оставаясь невидимой для посторонних взоров, на свободе поговорить с матерью и рассказать ей все пережитые бури.

– Выходит, дочь моя, что ты была всего-навсего игрушкой в руках дона Энрике и дона Диего?

– А что я могла сделать, матушка? – ответила донья Ана. – Одинокая, беспомощная, я была сперва отвергнута доном Энрике, а потом доном Диего. После гибели дона Кристобаля де Эстрады я оказалась одна, совсем одна на белом свете, в чужой, далекой стране. Дон Диего предложил мне свое покровительство, и я без колебаний приняла его; своим благородством он завоевал мою любовь. Если бы он не сделал мне предложения, не убедил выйти за него замуж, удар не был бы так жесток; но в тот самый день, когда мы собирались вместе покинуть Мехико, моя злая судьба, а вернее, дон Энрике, виновник всех бед, привез в Мехико донью Марину, и мои планы рухнули. Я решила отомстить за себя и разоблачила дона Энрике перед вице-королем. Об этом письме каким-то образом проведал дон Диего, и вот теперь я потеряла даже его дружбу.

– Что же ты думаешь сейчас предпринять?

– Отомстить за себя, – глухо произнесла донья Ана, – отомстить дону Энрике, не давать ему пощады, заставить его просить у меня прощения и жениться на мне.

– Боюсь, ты не достигнешь своей цели.

– А вот увидишь. У меня против него страшное оружие.

– Да поможет тебе бог и да просветит он тебя.

– Поверьте, матушка, я достаточно сильна и не отступлю.

В этот миг на пороге показалась графиня.

– Вы не собираетесь присутствовать при обряде? – спросила она.

– Мне не хотелось бы, чтобы меня узнали, – ответила донья Ана.

– Если желаете, я могу провести вас в ризницу, где вас никто не увидит, а сами вы сможете все свободно разглядеть. Невеста необыкновенно хороша собой и одета с изысканным вкусом. Согласны?

– Благодарю вас, сеньора графиня. Уже пора?

– Нет еще. Священник приглашен к девяти утра, а сейчас только восемь. Я дам вам знать, а пока я вынуждена вас покинуть, надо встречать гостей.

– Я не желала бы служить вам помехой, сеньора графиня.

– После долгой разлуки вам, конечно, есть о чем поговорить с вашей матушкой.

– О да!

– Предоставляю вам полную свободу.

– Благодарствуйте, сеньора.

Графиня вышла, и донья Ана осталась наедине с матерью.

Между тем большой зал заполнили гости; то были дамы и кабальеро, принадлежавшие к высшей знати Мехико и приглашенные графиней на бракосочетание брата. Каждый жаждал посмотреть на невесту. Она приковала к себе все взгляды, была предметом всех разговоров и толков.

XIX. БРАКОСОЧЕТАНИЕ

Дон Энрике и дон Диего, подойдя к дому графини, остановились в нерешительности, не зная, как лучше поступить: смело войти в дом или прибегнуть к какой-нибудь уловке.

Внезапно дон Энрике заметил среди слуг одного из давнишних служителей по имени Пабло.

– Мне пришла в голову хорошая мысль, – сказал он дону Диего.

– Какая?

– Видите ли вы этого старика у входа?

– Да, вижу.

– Ну, так вот, это один из старинных слуг моего отца, он меня, можно сказать, вынянчил. Окликните его, он, несомненно, меня узнает и может оказать нам большую услугу.

– Вы доверяете ему?

– Доверяю, но осторожность никогда не мешает. Я не покажусь ему, прежде чем мы не убедимся в его преданности.

Индиано приблизился к старику.

– Друг мой, – начал он, – один кабальеро желал бы сказать вам несколько слов; он ждет вас здесь, за углом дома.

– Ждет меня? – недоверчиво переспросил Пабло.

– Да, вас. Опасаться вам нечего, сейчас светлый день, и кабальеро находится всего в двух шагах отсюда.

После минутного колебания старик согласился:

– Идемте.

Дон Диего повел старого слугу туда, где, закутавшись в плащ и надвинув шляпу на лоб, его поджидал дон Энрике.

– К вашим услугам, – проговорил старик, оглядев с ног до головы дона Энрике.

– Если не ошибаюсь, вы Пабло, старый слуга графа де Торре-Леаль?

– К вашим услугам, – снова проговорил старик.

– Сегодня какое-то торжество в доме графини? – спросил дон Энрике.

– Да, сеньор, сегодня свадьба брата моей госпожи.

– И сегодня же истекает срок для возвращения дона Энрике, старшего сына, не так ли?

– Да, такие толки ходят среди слуг, – ответил Пабло с явным неудовольствием.

– А вы знали дона Энрике?

– Знал ли я его? – воскликнул со слезами в голосе Пабло. – Знал ли я его? Да я его на руках носил, когда он был ребенком, я его, как родного сына, любил… И да простит меня бог, разве можно сравнить дона Энрике с теми, что теперь владеют его добром, его наследством?

– А что же случилось с доном Энрике? Где он?

– Да если б я только знал, где он, неужто я не побежал бы к нему?

– Узнали бы вы его, если бы вам довелось с ним встретиться?

– Разом узнал бы.

– Вы уверены?

– А то как же?

– Ну, так взгляните на меня! – воскликнул юноша, откидывая плащ, наполовину закрывавший его лицо.

Удивление и горячая радость выразились на открытом лице старика, и, после мгновенного колебания, он, рыдая, бросился на шею к дону Энрике.

– Мальчик! – закричал он. – Сеньорито! Это вы!.. Ах, какая радость, какая радость! Мальчик мой, какая радость!

– Полно, старина, – успокаивал его растроганный дон Энрике, – полно, умерь свою радость, еще кто-нибудь из прохожих увидит нас. Послушай-ка лучше, мне надо о многом поговорить с тобой.

– Я просто глазам своим не верю, сеньорито, – повторял старик.

– Ну, успокойся и послушай, что я тебе скажу. У нас мало времени.

– Что прикажете, дорогой сеньор? Я на коленях буду служить вам.

– Вот что, мне нужно незамеченным войти в дом и до поры до времени укрыться где-нибудь от посторонних взглядов.

– Это легче легкого, сеньорито: я вас проведу в вашу прежнюю спальню, помните?

– Да. А кто там теперь спит?

– Никто, сеньорито, никто. Ваш отец велел ничего не трогать в вашей комнате до сегодняшнего дня, когда все наследство должно будет достаться новому господину; а я каждый день прибираю там, чищу ваши вещи, платье, оружие, словно вы там по-прежнему живете.

– Спасибо, дружище!

– Так что, ежели желаете, можете надеть ваш лучший камзол, он в полном порядке. Только ваши лошади состарились, как и я. А все-таки никто их из конюшни не выводит.

– Так идем же, – сказал дон Энрике, воодушевленный добрыми вестями.

– Я пройду вперед и открою вам вход с улицы, чтобы никто вас не заметил.

– Отлично… А в котором часу назначено венчание?

– Капеллана ждут в девять.

– Ну, так ступай, открой нам дверь.

Старик с проворством юноши бегом вернулся к дому и поспешил отворить дверь, которая вела прямо в покои дона Энрике.

Подойдя к своему прежнему жилищу, дон Энрике побледнел, сердце его забилось сильнее. Дон Диего молча следовал за ним. Пабло ожидал их в прихожей. Друзья вошли, никем не замеченные.

Все комнаты на половине дона Энрике сохранились в том виде, в каком он их оставил; на всем лежала печать самого тщательного ухода. Обстановка, оружие, платье – все содержалось в образцовом порядке.

Сердце дона Энрике сжалось, он с трудом преодолел волнение.

– Ну, вот мы и дома, – сказал он дону Диего. – А как, по-вашему, нам следует поступить дальше?

– Я думаю, не пойти ли мне сообщить обо всем вице-королю. С его стороны было бы так великодушно поддержать вас своим присутствием в этом трудном деле…

– Боюсь, что он откажет.

– Как знать? Во всяком случае, я попытаюсь. Бракосочетание состоится не раньше девяти утра, я успею пойти во дворец и поговорить с вице-королем. Согласны?

– С условием, что вы вернетесь не позже девяти.

– Разумеется.

– Тогда согласен.

– Послушайтесь моего совета и наденьте ваш парадный костюм.

– Зачем?

– У меня созрел один план. Прошу вас, сделайте это ради меня.

– Хорошо.

– Итак, я не задержусь. Велите открыть мне, когда я постучу в дверь.

– Будьте покойны, Пабло ни на шаг не отойдет от меня.

– Я никогда, никогда вас не покину, – с восторгом подтвердил старик.

Индиано ушел, а дон Энрике стал переодеваться.

Его старший друг направился во дворец; он был уверен, что маркиз де Мансера, верный своей привычке, уже поднялся. В прихожей сидела Паулита.

– Что ты здесь делаешь, Паулита? – удивился дон Диего.

– Я пришла просить его светлость помиловать моего мужа.

– Ты еще не говорила с ним?

– Нет.

– Обещаю помочь тебе. Если мое дело завершится успешно, можешь быть уверена, что я испрошу помилование для твоего мужа.

– Дай-то бог! – вздохнула молодая женщина.

Дон Диего вошел в покои вице-короля.

– Как дела? – весело спросил маркиз, приветствуя своего крестника.

– Сеньор, я осмелился снова беспокоить вашу светлость по поводу нашего дела…

– Касающегося дона Энрике?

– Да, сеньор.

– Что слышно нового?

– Сеньор, мы успешно действуем; противник осажден, наши силы, а под ними я подразумеваю дона Энрике, проникли в крепость, хотя пока еще тайно.

– Это просто замечательно! – рассмеялся вице-король. – Но не позже чем через два часа мы перейдем в наступление. Мне думается, дону Энрике следует появиться как раз в тот момент, когда начнется бракосочетание.

– Совершенно верно. Мы хотели просить вашу светлость о такой большой милости, что я почти не решаюсь надеяться… Сеньор, я задумал разыграть целое представление. Дон Энрике появится во время бракосочетания и заявит свои права на наследство и невесту. А так как ему нельзя отказать ни в том, ни в другом, то вместо дона Хусто под венец встанет дон Энрике. К свадьбе, как известно, все заранее подготовлено.

– Это было бы превосходно.

– Мы хотели просить вашу светлость быть посаженым отцом на свадьбе дона Энрике.

– Однако, если я вдруг появлюсь в доме графини без приглашения, дон Хусто всполошится, и никакой неожиданности уже не выйдет.

– Все предусмотрено, ваша светлость. Вы проследуете в покои молодого графа де Торре-Леаль никем не замеченным, и спектакль удастся на славу…

Быстро поднявшись, вице-король вышел в соседнюю комнату и предоставил дону Диего в одиночестве размышлять, что это означает.

Немного времени спустя маркиз де Мансера вновь появился. На нем был роскошный костюм для торжественных выходов, на груди сверкали регалии. В правой руке он держал черную шляпу, а в левой – длинный темный плащ.

– Я готов, крестник! – воскликнул он весело. – Помогите мне накинуть плащ.

Дон Диего накинул плащ на плечи вице-короля, тот взял шляпу и вместе со своим крестником вышел из покоев.

– Я думаю, – сказал вице-король, – что у нас получится великолепное представление; подготовь мы все заранее, и то не получилось бы лучше.

Они вышли в прихожую, где сидела Паулита.

– Сеньора, – сказал ей вице-король, – если вы желаете поговорить со мной, придите попозже, сейчас я занят важным делом.

Паулита почтительно поклонилась, а дон Диего, отстав немного от вице-короля, сказал молодой женщине:

– Ступай в дом графини де Торре-Леаль и жди там. Сохрани все в строгой тайне, и я тебе ручаюсь за успех.

– Благодарствуйте, – ответила Паулита.

– О чем вы говорили с этой женщиной? – спросил вице-король.

– Я взял на себя смелость пообещать, что через два часа ваша светлость окажет ей милость, о которой она пришла просить вас.

– А в чем дело?

– Об этом ваша светлость узнает самое позднее через два часа, когда ваша светлость уже дарует эту милость.

– Вы слишком уверены…

– В доброте вашей светлости, она мне и в самом деле хорошо известна.

Вице-король и дон Диего, закутанные в плащи до самых глаз, подошли, никем не замеченные, к покоям дона Энрике; услышав стук, старый Пабло поспешно отворил дверь.

Дон Диего провел вице-короля в комнату, где их ожидал дон Энрике.

Юноша уже успел облачиться в придворный костюм; при виде вице-короля он встал к нему навстречу и склонил голову, чтобы поцеловать ему руку. Но вице-король раскрыл объятья и дружелюбно произнес:

– Дон Энрике, я буду вашим посаженым отцом и хочу обнять вас, как сына.

С этими словами он ласково обнял юношу.

– Час близится, – продолжал вице-король, – я хочу дать указания, как вам надлежит поступать. Слушайте же меня внимательно, не пропустите ни единого слова.

– Будьте спокойны, ваша светлость, мы ничего не забудем.

Вице-король опустился в кресло и, усадив около себя дона Диего и дона Энрике, сообщил им свои распоряжения.

Знатные гости заполнили домашнюю часовню графини де Торре-Леаль. Жених и невеста вошли в ризницу, откуда им надлежало появиться для совершения обряда.

Среди этого блестящего общества вызывали некоторое недоумение три фигуры, стоявшие поблизости от алтаря. Странные незнакомцы, не потрудившиеся даже в церкви снять свои плащи, уже начали вызывать толки среди гостей, когда из ризницы вышли нареченные и завладели всеобщим вниманием.

Дон Хусто сиял счастьем, Хулия была бледна и печальна.

Начался обряд, священник обратился к невесте со словами:

– Хулия де Лафонт, согласны ли вы назвать своим мужем и спутником жизни сеньора дона Хусто Салинаса де Саламанка-и-Баус?

Невеста в нерешительности молчала.

– Нет, – раздался близ алтаря мужественный и сильный голос. Все обернулись, у Хулии вырвался крик. Один из трех незнакомцев, сбросив плащ, выступил вперед.

– Я супруг этой сеньоры, я, дон Энрике Руис де Мендилуэта, граф де Торре-Леаль.

Дон Хусто в ужасе попятился, словно перед ним выросло привидение.

В этот момент из ризницы появилась женщина.

– Ты не можешь быть ни супругом, ни графом де Торре-Леаль, ибо ты пират, я сама видела тебя среди пиратов.

То была донья Ана. Дон Энрике побледнел и, словно в поисках поддержки, устремил взгляд на своих спутников.

Тогда второй из трех незнакомцев скинул плащ и, встав рядом с доном Энрике, произнес властным голосом:

– Я, дон Антонио Себастьян де Толедо, маркиз де Мансера, милостью нашего монарха и господина вице-король Новой Испании, утверждаю, что эта женщина лжет, ибо знатный граф де Торре-Леаль по моему повелению и как слуга его величества отправился жить среди пиратов.

Все замерли от удивления.

– Граф, – продолжал вице-король, – подайте руку вашей супруге; я буду вашим посаженым отцом, а сеньора графиня посаженой матерью.

– Весьма охотно, – ответила донья Гуадалупе.

– Что же касается вас, дон Хусто, завтра же собирайтесь в путь на Филиппины.

– А мой муж, – воскликнула Паулита, которой удалось пробраться вперед и стать перед вице-королем. – Тот, что отбил дона Энрике у королевской стражи?

– Помилован, – ответил вице-король. – Можно продолжать бракосочетание.

На следующий день дон Хусто отправился в ссылку на Филиппины, а донья Ана навсегда удалилась в монастырь.

Примечания

1

Гачупин – презрительное прозвище испанцев, переселившихся в колонии.

2

Торре-Леаль (от исп. Torre leal) – верная крепость.

3

Сегундон – второй сын в знатных семействах, не наследующий родовой титул и родовое имение.

4

Да придет мне на помощь бог! (лат.)

5

Господи, помоги мне скорей (лат.)

6

Глас народа – глас божий (лат.).