Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пираты Мексиканского залива

ModernLib.Net / Морские приключения / Паласио Висенте Рива / Пираты Мексиканского залива - Чтение (стр. 1)
Автор: Паласио Висенте Рива
Жанр: Морские приключения

 

 


Висенте Рива Паласио

Пираты Мексиканского залива


Часть первая. ДЖОН МОРГАН

I. ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

В середине семнадцатого века на обширном богатом острове Эспаньола процветало селение Сан-Хуан-де-Гоаве; славилось оно не только живописностью природы, но и своими обитателями. Это поистине чарующее селение утопало в зелени садов, а вокруг расстилались густые леса и тучные луга, на которых паслось несметное множество диких быков.

Местные жители, охотники и живодеры, торговали кожей и салом. Кого здесь только не было: негры и белые, мулаты и метисы, испанцы и французы, англичане и индейцы. Но все они вели одинаковый образ жизни, все обращались друг с другом, как сыновья одного народа, все трудились в поте лица, чтобы разжиться горстью-другой звонкой монеты, а заработанные деньги спускали в пьяном угаре за игорным столом или в обществе веселых девиц, в которых здесь не было недостатка.

Эти колонисты жили удивительной жизнью: они упорно трудились и предавались изощренным порокам, отличались безупречной честностью в делах и крайней развращенностью нравов, были по-братски добры к обездоленным и ненасытно алчны в игре.

И в добродетелях и в пороках они не знали меры. Добродетели и пороки теснились в одной груди. Так в сказках о золотом веке овцы и волки спят под сенью одного дерева, ястреб и голубка отдыхают на одной ветке, тигр и косуля пьют из одного источника. Все это кажется загадкой в цивилизованном девятнадцатом веке, когда мирный горожанин навряд ли уснет спокойно под одной кровлей с жандармом.

Однажды в сельской таверне, над входом в которую красовался намалеванный сажей бык и надпись «У черного быка», за простым некрашеным столом собрались трое. Перед ними стоял кувшин с агуардьенте и три стакана, и они непринужденно беседовали, опершись локтями о стол, не снимая шапок и покуривая большие, грубо вырезанные деревянные трубки.

У всех троих были густые, длинные волосы и борода. Все они выглядели сверстниками, только двое из них, русые и голубоглазые, походили на англичан, а третий, смуглый, с черными глазами, черноволосый и чернобородый, очевидно, был южанином.

Одеты они были одинаково, но описать их одежду, пожалуй, будет нелегко: кожаные штаны в обтяжку, кожаные сапоги, туго обхватывающие икры, и длиннополая кожаная куртка. Шапка тоже из кожи, а на поясе – нечто вроде портупеи с висящим на ней широким длинным ножом.

Таков был странный наряд наших героев, которые лениво перебрасывались словами, утопая в густых клубах табачного дыма.

– Железная Рука прав, – произнес один из англичан. – Тоска тут смертная, а с заработками не густо.

– Не густо, – подтвердил другой англичанин. – Особенно когда приходится иметь дело с этими чертовыми гачупинами,[1] как он их называет, которые таскаются сюда торговать из самого Асо.

– Я здесь просто умираю со скуки, – отозвался, выпустив клуб дыма, тот, кого назвали Железная Рука, – и, кажется, готов тосковать по родине.

– Неужто твоя родина красивее, чем этот край?

– Еще бы, Ричард, – со вздохом ответил Железная Рука. – Мексика – лучшее место на земле.

– Зачем же ты оставил ее? – спросил другой англичанин.

– А, длинная история.

– Бедность погнала?

– Я был там богат, как принц.

Англичане с сомнением переглянулись.

– Тогда из-за любви?

– Расскажу как-нибудь в другой раз. Но пока что мне здесь все опротивело.

– О! И это говоришь ты, человек, заслуживший любовь Принцессы-недотроги?

– Хватит болтать об этой девушке. В Сан Хуане достаточно других женщин.

– Но не таких красивых.

– И не таких привлекательных. Добрая сотня охотников мрет от зависти, глядя, как ты шагаешь с ней по дороге в Пальмас-Эрманас. Эта рощица – сущий рай, должно быть, вы там недурно проводите время.

– Во всяком случае, не так, как вы думаете. Я люблю Хулию, как сестру, и хватит об этом.

– Нет, нет, давай договорим до конца, Антонио, – серьезно возразил Ричард. – У тебя действительно ничего нет с этой девушкой?

– Нет, – отвечал Железная Рука. – Ее отец, француз, был, как вы знаете, моим другом. Когда он умер от чумы, я стал для Хулии и ее матери защитником и покровителем, вот и все. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Я спрашиваю, – равнодушно ответил Ричард, – потому что если ты ее любишь, то не мешало бы предупредить тебя, что в твои воды зашел соперник.

– Кто же это осмелился?! – воскликнул Антонио, сверкнув глазами и вспыхнув от гнева.

– Ага, значит, что-то между вами есть. В конце концов мое дело сторона, но мы друзья, и я тебя предупреждаю. Пока что он дрейфует, но у него хорошая оснастка, и при первом шторме он тебя пустит ко дну.

– Но кто же он?

– Будь начеку и верь, что я тоже не зеваю. Можешь рассчитывать на мою дружбу…

Молодые люди горячо пожали друг другу руки. Лицо Антонио заметно омрачилось, но в светлых глазах англичанина по-прежнему отражалось безмятежное спокойствие души.

Третий охотник продолжал курить, как ни в чем не бывало, словно ничего и не слышал.

– Ты, я вижу, обеспокоен, – сказал Ричард после долгого молчания. – Пойдем прогуляемся, может быть, подвернется до вечера какое-нибудь дельце. Если же нет, думаю, лучше всего воспользоваться полной луной и к ночи отправиться в наши любимые горы. Там тебе будет легче.

– Ты прав, – отозвался Железная Рука, – уйдем отсюда, этот воздух наводит на меня тоску. – Встряхнув черной головой, будто отгоняя навязчивую мысль, он встал, и все трое вышли из таверны.

На улицах селения было полно народу. В этот день приехали купцы из города Асо, чтобы, как обычно, закупить либо выменять на ткани и мелочной товар шкуры у охотников и живодеров Сан-Хуана.

Вечер был ясный и теплый, дул легкий ветерок, женщины спешили на площадь посмотреть, какие диковины выставили на продажу заезжие торговцы.

Трое охотников смешались с толпой и направились к лавке, в которой было разложено напоказ множество бычьих кож. Англичане вошли в лавку и повели разговор с хозяином, а Железная Рука остался на улице.

В это время невдалеке показались две женщины. Впереди шла старшая, лет сорока, а за ней следовала девушка лет шестнадцати, тоненькая, изящная и стройная, с белокурыми волосами и зелеными глазами, такими темными, что казались они черными.

На обеих женщинах были почти одинаковые синие платья, белые фартучки и белые шляпки. С первого взгляда можно было определить, что они небогаты и, по-видимому, принадлежат к французской колонии Сан-Хуана.

Заметив охотника, девушка вся вспыхнула и, воспользовавшись тем, что мать не видит ее, остановилась рядом с молодым человеком.

– Антонио, – спросила она, – ты сердишься?

– Нет, Хулия, – ответил охотник, силясь улыбнуться.

– Не скрывай, Антонио, ты чем-то встревожен. Что с тобой?

– Нам надо поговорить.

– Когда?

– Сегодня вечером.

– Хорошо. Где?

– В Пальмас-Эрманас.

– Я приду, Антонио, приду. Только не сердись. Прощай.

– До вечера.

И девушка побежала вдогонку матери, та была занята своими мыслями и ничего не заметила.

Зато рядом находился тайный соглядатай, не пропустивший ни слова из их беседы.

Это был приземистый, тучный человек, с выпуклой грудью, втянутой в плечи головой и короткими, жирными руками, волосатыми, словно у обезьяны. Черные волосы, брови и борода разрослись у него необыкновенно густо, а маленькие, заплывшие бурые глазки сверкали, как горящие угли. Одежда этого странного человека не походила на кожаные костюмы охотников. Должно быть, он был богат, если судить по золотой цепи, золотым пуговицам на суконной куртке и пряжке из драгоценных камней, украшавшей его широкополую шляпу.

То был богатый живодер и скотопромышленник, испанец по имени Педро Хуан де Борика, известный в деревне под кличкой «Медведь-толстосум».

II. ПЕДРО-ЖИВОДЕР

Педро пристал к берегам Эспаньолы на корабле, направлявшемся в Новую Испанию. Хотя у него не было ни родни, ни знакомых на острове, он решил присоединиться к населявшим его охотникам и живодерам.

Обосновавшись в Сан-Хуан-де-Гоаве, Педро стал помогать кому-то из своих земляков, а потом и сам занялся торговлей; вскоре удача да к тому же еще упорство и выносливость помогли ему стать одним из самых богатых людей в округе.

Медведь-толстосум, как все теперь называли его, никогда не играл, для этого он был слишком скуп. Лишь единственный раз сразился он в карты с одним из своих друзей и проиграл. На следующий день его друга нашли в поле с кинжалом в сердце.

Все обвиняли Педро, но никто не сказал ему ни слова. В здешних краях принято было мстить только за собственные обиды. Педро не раз заводил знакомство с веселыми девицами, разделявшими жизнь охотников, но все они бежали от него, – уж слишком он был груб и скареден.

Богатый живодер жил один, без семьи, в просторном удобном доме и держал множество слуг, которые помогали ему пасти стада, загонять в крааль скот, забивать быков и продавать кожи.

В день, которым началось наше повествование, Педро долго стоял на площади, беспокойно посматривая по сторонам жадно сверкавшими глазами. Когда в торговых рядах появились Хулия с матерью, он пошел следом за ними и незаметно подслушал разговор Хулии с возлюбленным.

Если б кто-нибудь взглянул в тот момент на живодера, то заметил бы, как он побледнел и скрипнул плотными белыми, словно браслет слоновой кости, зубами. Но в густой толпе рабов, охотников и торговцев, валом валившей на площадь, некому было обращать на это внимание.

Хулия и ее мать продолжали свой путь, а Педро оставил их в покое и, грубо расталкивая всех встречных, направился в уже знакомую читателям таверну «У черного быка».

В тот час таверна была почти пуста. Начало смеркаться, и весь народ потянулся на рыночную площадь. Живодер уселся за столик в укромном углу и властно крикнул, словно подзывая бессловесную скотину:

– Исаак! Исаак!

В тот же миг перед ним появился высокий, тощий, бледный старик, с большой шапкой в руках.

– Поди-ка сюда, иудейский пес, – сказал живодер, схватив его за руку и силком усаживая рядом с собой. – Садись, сын Моисея.

– Обращенный, обращенный, если изволите помнить, милостивый сеньор, – ответил старик, низко кланяясь и не выказывая никакого неудовольствия. – Обращенный, ибо хотя здесь и нет инквизиции, а все же лучше, чтобы все было ясно, как божий свет.

– Провались ты хоть на тот свет! Брось свои увертки и отвечай. Ты обманул меня?

– Да накажет меня бог отцов моих, если я когда-нибудь вас обманывал!

– Не говорил ли ты мне, что этот проклятый мексиканец Железная Рука вовсе не возлюбленный Хулии?

– Я говорил, что ничего об этом не знаю, но никогда не уверял, что этого нет, а между двумя такими утверждениями немалая разница.

– Ах ты собака, да я сдеру с тебя шкуру, как с теленка!

– Да убережет меня бог Давида от такой напасти! Впрочем, вы все равно ничего мне не сделаете.

– Ничего не сделаю? А почему это ты так уверен?

– Слишком уж я вам нужен и слишком много вам помогаю, чтобы вы решились на подобное безрассудство.

– Ну и хитрец же ты. Однако нам есть о чем подумать. Я твердо знаю, что Хулия и охотник любят друг друга.

– Возможно, – уклончиво заметил старик.

– Возможно? Говорю тебе, я в этом уверен, жалкий пес! – крикнул с раздражением живодер и изо всех сил стукнул кулаком по столу.

– Потише, – с величайшим хладнокровием ответил Исаак, – потише, вы сломаете стол, а он сделан из отличного дерева, и вам это дорого обойдется.

Живодер презрительно взглянул на него и слегка оттолкнул от себя стол.

– Что же нам предпринять? – продолжал он. – Эта любовь путает мне все карты. Хулия не захочет стать моей женой. Теперь я понимаю, почему она всегда пренебрегала мною, все из-за этого охотника! Проклятые охотники, и они еще смеют презирать нас и обзывать мясниками, а сами-то просто воры! Все смазливые девушки в деревне только для них, не говоря уж о тех, что они привозят себе из Санто-Доминго, из Асо и откуда попало. Хоть бы их всех чума унесла, вот когда остров Эспаньола станет сущим раем!

– Гм! – усмехнулся Исаак.

– Что же все-таки делать? Посоветуй. Я плачу тебе достаточно, чтобы ты помогал мне в моих делах.

– Вам надо похитить Хулию.

– Вот так совет! Чтобы охотник, узнав об этом, проткнул меня копьем или всадил мне пулю в лоб, как дикому быку? Нет, я не так глуп. Придумай что-нибудь другое.

– Да ведь у вас хватит сил убить быка одним ударом, взвалить его на плечо и потом еще и съесть, словно Милон Кротонский.

– Не важно, я не хочу ссориться с охотниками. Итак, что ты можешь придумать еще?

– Почему вы думаете, что Хулия и Железная Рука любят друг друга?

– Да я сегодня собственными ушами слышал, как они назначали друг другу свидание на вечер.

– Где?

– За селением, в роще Пальмас-Эрманас.

– Отлично. Тогда слушайте: наверняка охотник придет в рощу из лесу, где он ночует со своими друзьями-англичанами, а Хулия – из своего дома. Не правда ли?

– Возможно.

– А распрощавшись – ведь волей-неволей им придется расстаться, – он отправится в свою хижину, а она к себе домой?

– Должно быть, так.

– И Хулия придет в рощу и уйдет оттуда одна.

– Так оно и будет.

– Тогда спрячьтесь, подкараульте ее при возвращении, убедитесь в том, что она одна, а когда она пройдет мимо вас, хватайте ее, – бьюсь об заклад, она вас не узнает, – и тащите в лес, а потом придете ко мне и сами скажете, так ли уж хочется вам взять Хулию в жены или вы предпочитаете оставить ее охотнику.

– Понятно, – со смехом ответил живодер. – А вдруг она меня узнает?

– А вы переоденьтесь. Ночью, да еще переодетого, ни за что не узнает. К тому же перепугается…

– Но как же мне переодеться?

– Обрядитесь в костюм охотника, наденьте кожаную маску да закутайтесь в плащ.

– Превосходно! Если все сойдет удачно, то либо я и думать забуду о своей прихоти, либо девчонка перестанет ломаться и выйдет за меня замуж. А уж если дело сорвется, придумаем что-нибудь похитрее.

– Чего уж хитрее!

– Ну, прощай, пойду все подготовлю. Ах да, пришли ко мне кого-нибудь из слуг, я передам с ним телячью кожу для твоего маленького Даниила… Не забудь только.

Педро был так увлечен своей затеей, что, столкнувшись в дверях таверны с высоким человеком в черном плаще и черной шляпе, украшенной пером гуакамайи, почти не обратил на него внимания.

А новый пришелец направился прямо к хозяину и тоном человека, привыкшего повелевать, спросил:

– Кто это был здесь?

– Сеньор, – ответил Исаак, – его зовут Хуан, по кличке Медведь-толстосум.

– Моряк?

– Нет, сеньор, он – живодер.

– А! – протянул незнакомец с глубоким презрением. – Я почему-то решил, что он моряк. А о ком он говорил?

– О Хулии, одной из местных девушек.

– О какой же это Хулии?

– О Хулии Лафонт.

– Дочери Густава Лафонта?

– Да, сеньор.

– Отважного моряка, который умер в этих краях от чумы?

– Того самого.

– Негодяй! Пусть только попробует, гнусный мясник, тронуть хоть волос с головы этой девушки, – пробормотал, словно про себя, незнакомец. – Значит, свидание состоится сегодня вечером? – продолжал он.

– Да, сеньор.

– В Пальмас-Эрманас?

– Да, сеньор, на юге от…

– Я не нуждаюсь в объяснениях. Возьми!

– Что вы мне даете?

– Испанскую унцию.

– Но за что, сеньор?

– За твое сообщение. Прощай.

Старик, пораженный такой щедростью, рассыпался в благодарностях, но незнакомец даже не взглянул на него и, закрыв лицо плащом, вышел из таверны.

– Бог Израиля! – воскликнул старик. – Бог Авраама! Не иначе это герцог! Какое, не герцог, а принц! Больше того – король! Золотая унция за такую малость!

И он поспешил на свою половину, чтобы рассказать жене о невероятном событии и спрятать золото.

Когда Педро-живодер вышел из таверны, уже начало темнеть. Не мешкая, он направился домой, решив взглянуть по пути на дом Хулии, стоявший почти на окраине селения в густых зарослях цветущего кустарника.

Медведь-толстосум, крадучись, как шакал, подстерегающий добычу, обошел вокруг изгороди.

Из окон дома лился свет. Притаившись там, где изгородь подходила поближе к дому, Педро услыхал голоса. Хулия разговаривала с матерью.

– Она еще здесь, – злорадно прошипел Педро. – Ну что ж, увидимся ночью.

И он зашагал к своему дому, предвкушая удачу, словно тигр, почуявший запах крови.

III. В РОЩЕ ПАЛЬМАС-ЭРМАНАС

Время близилось к полуночи. В селении Сан-Хуан царила глубокая тишина, лишь изредка нарушаемая пением одинокого петуха или ревом быка в загоне.

Домик Хулии был окутан мягким полумраком, струившимся над землей, ожидавшей восхода луны. Казалось, все было погружено в глубокий сон: ни проблеска света в окнах, ни звука за плотно закрытой дверью.

Только позади ограды маячило неясное темное пятно. Там стоял какой-то человек, и человека этого, очевидно, одолевало нетерпение. Он то принимался ходить взад и вперед, то останавливался и заглядывал через изгородь, пытаясь рассмотреть, что делается в саду.

Так прошло немало времени. Тайный наблюдатель уже готов был уйти, когда, заглянув в последний раз через изгородь, он уловил легкое движение в доме. Затаив дыхание, напрягая слух, он пытался проникнуть взглядом сквозь густой сумрак, витавший в саду.

Но вот дверь дома тихонько приоткрылась, из нее выскользнула легкая тень, и дверь закрылась так же бесшумно.

– Она! – шепнул стоявший за оградой незнакомец, переведя дыхание. – Она, Хулия!

Девушка спустилась в сад и, боязливо оглядываясь, пошла по дорожке. Вдруг она испуганно остановилась, ей показалось, что кто-то бежит за ней. Обернувшись, она увидела великолепную черно-белую борзую – таких собак держали почти все охотники острова Эспаньола.

– Ох, Титан, – оправившись от испуга, проговорила девушка. – Ну и напугал же ты меня! Оставайся здесь, будешь стеречь дом, пока я не вернусь.

Умный пес повиновался, а Хулия подошла к ограде, сплошь заросшей вьюнком и лианами, и, раздвинув гибкие стебли, нырнула в темное отверстие.

– Вот оно что, – прошипел соглядатай. – Здесь есть неизвестная мне лазейка. Будем знать и при случае воспользуемся ею.

Девушка, проскользнув сквозь изгородь, вышла в поле и внимательно огляделась по сторонам. Человек припал к земле и замер, затаив дыхание. А Хулия, решив, что никто ее не видит, успокоилась и, плотнее запахнув широкий черный плащ, словно легкая тень, двинулась дальше.

Она прошла так близко от притаившегося в кустах незнакомца, что пола ее плаща задела его по лицу. Если бы верный пес сопровождал свою хозяйку, он, без сомнения, почуял бы врага, но Хулия была так рассеянна, так занята своими мыслями, что ничего не заметила и без колебаний направилась в Пальмас-Эрманас по узкой тропинке, змеившейся среди разбросанных по широкому лугу кустов и деревьев.

Дав девушке отойти подальше, человек встал и пошел за ней. Хулия, не замечая преследования, скользила среди деревьев. Лес становился все гуще и гуще.

Преследователь порой терял ее из виду, и ему приходилось ждать, пока слабый свет луны, пробившись сквозь зеленые своды, озарит силуэт Хулии, продолжавшей свой путь.

Но вот девушка вышла на большую открытую поляну и, не задерживаясь, зашагала дальше по протоптанной в траве тропинке. Поляну замыкала роща, над которой горделиво возвышались пышные кроны двух высоких пальм.

– А вот и Пальмас-Эрманас, – шепнул человек. – Пожалуй, лучше остаться здесь и подождать возвращения белой телочки. Отсюда я увижу, одна ли она выйдет из рощи, и успею приготовиться. Надо быть начеку… Только вот устроиться бы поудобнее… сдается, что ждать придется долгонько. – И он уселся под деревом, весь укрывшись в его тени.

Тем временем Хулия вошла в рощу и, осмотревшись вокруг, тихонько позвала охотника.

В тот же миг, словно ветер, пронесся в кустах, и к ногам Хулии бросились две огромные борзые, похожие на ту, что оставила она стеречь дом. Растянувшись на земле, они махали хвостами и радостно повизгивали.

– Добрый вечер, Тисок, добрый вечер, Мастла, – говорила девушка, гладя головы могучих псов своими маленькими белыми ручками. – Где же ваш хозяин?

Кусты снова зашелестели, и перед Хулией появился охотник, с мушкетом в руке, одетый так же, как утром.

– Антонио! – воскликнула девушка, протягивая ему руки.

– Хулия, бедняжка моя, – ответил охотник, обняв ее и едва коснувшись губами ее лба, – тебе очень страшно было, дорогая?

– Нет, Антонио. Разве мне может быть страшно, когда я иду к тебе?

Охотник нежно посмотрел на нее и снова прижал к груди.

– А здесь, со мной, ты ничего не боишься, радость моя?

– Чего же мне бояться, когда я с тобой, Антонио? Ведь ты мой возлюбленный, мой отец, мой брат. Рядом с тобой мне ничто не страшно.

– Ребенок!

– Это правда, Антонио, ты для меня – все. Садись вот на этот пень и слушай. Раз ты сам спросил, я отвечу тебе.

Хулия уселась рядом с охотником и начала говорить, рассеянно играя длинными кудрями юноши. Свет луны скользил по смуглому лбу охотника, отражаясь в его блестящих глазах, и озарял пылающее лицо девушки.

– Выслушай меня, Антонио, но только не смейся. Когда я была совсем крошкой, матушка научила меня молиться на ночь моему ангелу-хранителю, и я полюбила его. Ведь ангелы так добры! Матушка говорила, что ангел красивый, сильный, что он защитит меня и от дьявола, и от врагов, что он будет сражаться со всяким, кто захочет обидеть меня, и обязательно победит. Тогда я была ребенком и пыталась вообразить, какой он из себя, этот ангел, такой сильный, такой смелый и отважный. Я верила в него и никогда не боялась. Но, поверишь ли, Антонио, с тех пор как я тебя узнала и ты сказал, что любишь меня, я поняла, что мой ангел-хранитель всегда был похож на тебя. Такой же красивый, отважный и добрый, он, как и ты, думал и заботился обо мне непрестанно. Ведь это правда?

– Хулия! – воскликнул растроганный охотник, слушавший ее с улыбкой восхищения. – Хулия, мое доброе, невинное дитя!

– Ах да, – встрепенулась девушка, – что ты хотел мне сказать?

– Ничего, – ответил охотник, устыдившись, что мог хоть на мгновение заподозрить этого ребенка. – Ничего, кроме того, что люблю тебя с каждым днем все больше.

– Нет, нет. Ты был чем-то опечален, неужели я не знаю тебя? Скажи, что с тобой? Скажи, не то мне тоже станет грустно.

– Послушай, Хулия, ты никогда не ревновала меня?

– Ревновала? А что такое ревность? Я слышала, что люди ревнуют, но не понимаю, что это значит.

– Это значит – бояться потерять меня, бояться, что я полюблю другую женщину, что другая женщина полюбит меня.

– Ах, страх потерять тебя, да, это я знаю. Люди говорят, что в лесах есть свирепые дикие быки, которые бросаются на охотников и могут убить их. И когда я думаю об этом, мне становится страшно за тебя и я молюсь пресвятой деве. А бояться, что ты полюбишь другую или тебя кто-нибудь полюбит? О, если бы ты знал, как я бываю довольна, когда девушки говорят о тебе: «До чего хорош этот мексиканец! Какой храбрец Антонио Железная Рука!» Я с ума схожу от радости и думаю: «Он мой, только мой, и любит меня больше жизни». Правда?

– Правда, Хулия, правда. А другие мужчины не говорят тебе о своей любви?

– О, очень многие. Они посылают мне цветы и записки, смотрят на меня, вздыхают, бедняжки. А я думаю, могут ли они сравниться с моим Антонио? Но я радуюсь, когда говорят, что я хороша. Ведь если я нравлюсь им, значит, могу и тебе понравиться, а больше мне ничего не нужно.

– Ты прелесть! И ты действительно так любишь меня?

– Очень, очень люблю. И рада повторять это без конца тебе или самой себе, когда поливаю цветы и занимаюсь хозяйством. Я говорю так, словно ты стоишь рядом и слышишь меня: «Антонио, я очень люблю тебя; люби меня всегда; я не могу жить без тебя; когда же мы будем вместе?» И в этих словах я ищу утешения. А в свободное время я сажусь в саду и смотрю на горы, где ты охотишься. Помнишь, однажды ты пришел в наш сад после дождя? И земля была еще сырая? Нет, правда, помнишь? След твоей ноги остался на дорожке, и я много дней оберегала этот отпечаток. Как я огорчилась, когда ветер стер его! У тебя очень маленькие ноги, совсем как у женщины…

Девушка смотрела на охотника и улыбалась счастливой улыбкой.

Вдруг собаки подняли головы и насторожились. Хулия заметила это.

– Что случилось, Антонио? – спросила она. – Ты видишь, твои псы забеспокоились.

– Не бойся, радость моя. Наверное, они почуяли быка. Если бы грозила опасность, ты бы сразу увидела: эти твари знают лучше, чем люди, когда надо поднять тревогу.

Собаки словно поняли похвалу и, завиляв хвостами, снова улеглись у ног Хулии и Антонио.

– Умницы, – сказала девушка, лаская собак. – Я очень люблю их. Ведь они всегда с тобой и охраняют тебя так же, как меня охраняет Титан, которого ты мне подарил.

– О, этот пес стоит любого раба.

– Мне пора, – вдруг заторопилась Хулия.

– Так быстро?

– Да, боюсь, как бы матушка не проснулась…

– Бедная сеньора Магдалена. Мне неприятно обманывать ее.

– Верно, но она сама виновата. Любит тебя, как сына, а вбила себе в голову, что выдаст меня только за кого-нибудь из наших земляков, за француза. А я вот люблю тебя, хоть ты и мексиканец.

– Со временем мы уговорим ее.

– Дай-то бог, но боюсь, что не удастся… Прощай…

– Прощай, Хулия, прощай. Я провожу тебя.

– Нет, нет; кругом все спокойно, идти мне недалеко, и я так хорошо знаю дорогу, что, право, не стоит труда провожать меня. Прощай!

Хулия привстала на цыпочки и обменялась с Антонио поцелуем. Завернувшись в плащ, она побежала легче газели и скрылась в гуще гуаяканов.

Охотник некоторое время прислушивался к шелесту ее одежды, цеплявшейся за ветки кустов, а когда все затихло, вздохнул и, положив мушкет на плечо, зашагал в противоположном направлении. Вскоре и он затерялся в чаще леса.

Хулия вышла из рощи, в задумчивости пересекла поляну и снова вступила под сень деревьев.

Но едва она сделала несколько шагов, как услыхала треск ветвей. Она обернулась. Неожиданно из-за дерева вынырнул какой-то мужчина и грубо схватил ее в объятия.

Девушка в страхе закричала, но у нее перехватило горло, и крик был едва слышен. Она попыталась сопротивляться, но нападавший не давал ей пошевельнуться, и, содрогнувшись от ужаса и отвращения, девушка почувствовала на своих губах его поцелуй.

Хулия прятала лицо, пытаясь спастись от поцелуев, а незнакомец тащил ее куда-то в сторону от дороги.

Как раскаивалась она в том, что не позволила Антонио проводить себя, даже не взяла с собой Титана! Они защитили бы ее, а теперь она совсем одна.

Борьба была бесполезна, кругом, куда ни глянь, – глухая лесная чаща.

– Здесь, красотка, – заявил похититель, – здесь ты скажешь, любишь ли ты меня; здесь ты станешь моей по доброй воле или насильно.

– Негодяй! – крикнула Хулия. – Нет, нет и тысячу раз нет!

– Кто же поможет тебе? – продолжал тот, сжимая ее в своих железных объятиях и пытаясь поцеловать.

– Бог, – в смертельной тоске произнесла девушка.

– Бог, – повторил в густых зарослях глубокий властный голос.

Похититель в страхе поднял голову, а Хулия радостно вскрикнула. Сухие ветки затрещали под чьими-то шагами, и из тьмы появился высокий человек, с головы до ног завернутый в черный плащ.

Тут похититель, который был не кто иной, как Медведь-толстосум, проявил неожиданную отвагу. Схватив Хулию за руку, он прикрыл ее своим телом и обнажил огромный нож.

Сталь сверкнула под бледным светом луны, однако незнакомец бесстрашно шагнул вперед, и живодер отступил, потащив за собой ошеломленную, растерянную Хулию.

– Оставь эту девушку, – повелительно произнес незнакомец.

Но Медведь-толстосум решил не сдаваться и, набравшись храбрости, крикнул:

– А ты кто такой, чтобы мне указывать и вмешиваться не в свои дела? Иди своей дорогой и оставь меня в покое, если тебе дорога жизнь!

– Ах! Не уходите, сеньор, – взмолилась Хулия. – Защитите меня!

– Молчи, – прорычал живодер, стиснув руку девушки.

Хулия вскрикнула от боли.

Незнакомец не стал дольше ждать. Словно тигр, бросился он на живодера, вырвал у него из рук нож и швырнул негодяя на землю, прежде чем тот успел опомниться. Медведь-толстосум вскочил и, даже не оглянувшись, пустился наутек, приговаривая:

– Господи Иисусе, спаси нас! Это сам дьявол, сам дьявол!

– Пойдем, дитя мое, – сказал незнакомец, обращаясь к помертвевшей от ужаса Хулии. – Пойдем, я провожу тебя до дому.

Сама не зная почему, девушка прониклась доверием к неизвестному ей человеку и, не произнеся ни слова благодарности, смело оперлась на его руку.

Незнакомец рассмотрел при свете луны отнятый у живодера нож и с презрением отшвырнул его прочь.

Оба молча направились к селению.

– Мы пришли, спасибо, сеньор, – проговорила девушка.

– Это твой дом, дитя мое?

– Да, сеньор. Прощайте.

Хулия отошла от незнакомца, но внезапно вернулась и застенчиво спросила:

– Как вас зовут?

Незнакомец на мгновение заколебался, но потом, как бы решившись, сказал:

– Джон Морган.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25