– Слушай, Серёга, зачем мы это делали?
      – Дураки, потому что. Это точно. Давай никому об этом не рассказывать. Стыдно.
      – Сошлось.
      Они ушли в свой барак и у обоих было ощущение, что они сделали что-то гадкое, неприличное.
      В другой раз вечером Анатолий вместе со Светой Власовой и Валерой
      Катковым пошли в соседнюю деревню в клуб на танцы. Света жила в
      Витебске, а Валерий там служил и они знали здешние места.
      Вышли из расположения, когда начало темнеть, но скоро стало совсем темно и перед их глазами, в темноте зажглись тысячи блуждающих огоньков. Это сказочное зрелище навсегда осталось у
      Анатолия в памяти. Тихая белорусская ночь и движущиеся по воздуху, мерцающие огоньки. Если есть на земле рай, то это был он.
      Они пришли в клуб, зашли в душный, прокуренный полутёмный зал
      (если комнату в сельской хате можно назвать залом), где звучала громкая скрипучая музыка, стоял гул и двигались человеческие тела.
      Постояв две минуты, ребята двинулись обратно. Светлячки также летали, и Анатолий хотел, чтобы фантастически красивая ночь не кончалась. И вдруг, минут через двадцать на их обратном пути, огоньки мгновенно погасли. Все одновременно. Кто-то невидимый выключил маленькие фонарики, и наступила тёмная ночь. Но ощущение сказки, в которой они находились, не проходило. Помнят ли волшебную ночь его партёры по живой сказке? Молчат они. Света живёт в
      Чернигове, А Валерий в Москве. Анатолий с ним недавно говорил по телефону.
      Однажды вечером, перед сном, Анатолий пришел в барак и увидел на своей кровати ежа, которого кто-то из ребят принёс из лесу. В бараке не было только Крылова и, Отян положил ему ежа под простынь.
      Выключили свет, и горел только слабенький ночник у входа. Крылов прибежал после вечерней зарядки и с размаха улёгся на кровать.
      Раздался сначала истошный крик, потом хохот. Слава зажёг свет, выбросил полуживого ежа на улицу и стал вычислять, кто же это сделал. Начал отсчёт от дверей:
      – Пети нету, Шапкин ежа боится, Бессонов где-то проявляет плёнку, этот нет, скобарь мне пакость не сделает, Толя на такие штуки не способен, значит Федоська.
      Он хватает Федосимова, самого малого среди всех, но самого шаловливого, а Гена поднимает крик:
      – Славочка, родненький, это не я. Честное пионерское, век свободы не видать, чтоб я издох, сука буду.
      Крылов отпускает Генку и ложится спать, угрожая кому-то.
      Прошло с тех пор сорок четыре года, и Анатолий, боясь, что его не возьмут в рай за грехи, просит прощения у Крылова и у того ежа за пакость, которую он им сделал.
      В программу Всесоюзных соревнований входили ночные прыжки. На площадке Куковячино запрещалось не только прыгать ночью, но и взлетать самолётам. Днём ребята делали два-три прыжка и вечером выезжали в Полоцк, где делали по два ночных прыжка. Под утро ехали в
      Куковячино за сто километров по бездорожью, а вечером опять в
      Полоцк. Ребята спали только во время переездов, Анатолий на ходу спать не умел и не умеет до сих пор. Он страшно измотался и почти трое суток не спал. Описываемые события происходили в разгар лета, на день Ивана Купалы, и возле одной деревни все увидели странную, а может правильней будет сказать – страшную картину. Посреди большой поляны горела громадная берёза. Листья на ней обгорали и, искрясь, летели вверх, образуя фейерверк. Внизу тоже горел костёр. Пламя костра и горящей берёзы освещало беснующихся в своей дикой первобытной радости молодых парней и девчат. Берёза трещала и издавала звуки, моля о помощи. Но беснующаяся толпа радовалась и неистовала, оставаясь глухой к её громкому плачу.
      – Люди, зачем вы подожгли живую березу? Ей же больно!
      – Ха, ей больно! Зато нам весело. Режут ведь люди скот, ему же больно.
      – Да, но это необходимость. И только дикарю или идиоту придёт в голову поджечь животное и любоваться таким кошмаром.
      – Но у берёзы нет души.
      – А кто это знает? Она тоже думает, что у вас нет души.
      Так или не так думал тогда Анатолий, но ту горящую березу, окружённую дикарями, он видел много раз во сне, и она грезилась ему и наяву.
      После последнего прыжка вся команда спала в кузове на распущенных парашютах, а Анатолий с опухшими веками приехал и уже не было сил раздеться. Он упал на кровать и проспал до вечера, а вся команда ездила на рыбалку, где чуть ли не руками ловили пятикилограммовых щук. Они привезли их, сварили и пожарили, а Анатолий спал. Когда уже все поели, разбитый бессонницей он всё-таки встал поесть рыбы. Одна из девушек говорила ему:
      – По щучьему велению, по-моему хотению, пробуди ото сна и влейся богатырская сила в Анатолия.
      К своему удивлению, от каждой ложки щучьей ухи Отян наполнялся силой и к концу ужина был готов к любым действиям. Вот, что такое щука! А может молодость?
      Через день, кто попал в команду, улетели во Владимир, а остальные, как всегда, на несколько дней – домой.
      Прощай, Куковячино! До свидания, Белоруссия.
      Во Владимир летели самолётом Ли-2. Когда самолёт зарулил, и команда вышла из самолёта, то к Анатолию подошли члены украинских команд и так тепло его приветствовали, что ему стало неудобно.
      Аэродром находился в границах города. Троллейбус подходил прямо к аэродрому, и во время ночных прыжков команда девушек из Туркмении
      ("турки" – так их в шутку называли), одна из наиболее слабых, перепутали круг, освещённый фонарями, с кругом, на котором разворачивается троллейбус, и без команды лётчика выпрыгнули над городом. К счастью, они и здесь плохо рассчитали и приземлились на границе аэродрома.
      Соревнования во Владимире проходили ровно. Команда ВДВ стала чемпионкой, а Пётр Островский стал их триумфатором.
      В предпоследний день соревнований Петя, сидя на траве, как всегда безучастно смотрел за приземлением участников соревнований, а потом стал зашнуровывать парашютные ботинки. Ни к кому не обращаясь, а как бы для себя он сказал:
      – Завтра у меня день рождения, завтра у меня юбилейный прыжок, завтра я стану чемпионом в комбинированном прыжке и стану абсолютным чемпионом Союза. Ночью я также стану чемпионом и установлю мировой рекорд.
      Сидящие рядом члены команды ВДВ, зная, что у Пети на тренировках были средние результаты, удивились самоуверенному и даже, по их мнению, наглому заявлению. Островского, но спорить не стали, а только посмотрели друг на друга, мол: "поживем, увидим". А Петя, закончив процедуру с обувью, продолжал смотреть почти в одну точку и никаких эмоций не проявлял. Вроде и не говорил ничего.
      Ребята, слышавшие обязательства Островского, поделились со своими друзьями из других команд и через час все уже обсуждали это невероятное заявление. Кое-кто посмеивался, но были и такие, которые говорили, что надо знать Островского, чтобы отнестись к этому серьёзно.
      Утром все поздравили его с днём рождения, к обеду он выполнил свой юбилейный прыжок, а к вечеру стал чемпионом в комбинированном упражнении. Фантастика, да и только. Оставалась только ночь. Ночь удалась тихая и звёздная. В первом прыжке Петя приземлился в девятнадцати сантиметрах от центра круга, что было намного выше мирового рекорда. Он просит ребят уложить ему тот же парашют, с которым он прыгал,
      Бессонов и Отян при свете керосинового фонаря "летучая мышь" укладывают ему парашют. Ветер совсем утих и уже, идя к самолёту,
      Островский попросил Отяна сказать ему с земли, откуда потягивает ветерок.
      Сотни глаз устремились в небо смотреть за его прыжком. Светила луна, и цветной купол чёрным пятнышком смотрелся на небе. По мере снижения оно увеличивается и когда уже находится на небольшой, метров семьдесят высоте, Анатолий, глядя на дымки от горящих сигарет, говорит в электромегафон:
      – Тяга со стороны луны!
      На земле стоит такая тишина, что слышно как полощется кромка купола на снижающемся парашюте. Обычно при любом развороте купола
      Т-2 парашютист начинает раскачиваться, но у Островского купол разворачивается строго в горизонтальной плоскости, что кажется невероятным.
      – Даю нулу!– Кричит Островский и, приземляясь на одну ногу, другой сбивает фонарь, стоявший в центре круга. Судьи объявляют результат:
      – Ноль метров, ноль сантиметров. Есть мировой рекорд, девять с половиной сантиметров.
      – Качать его!
      Все бросаются к Петру, хватают его на руки и подбрасывают вверх.
      А он, как всегда безучастно взлетает в воздух и не выражает никаких эмоций.
      Днём пошли смотреть город Владимир. Обедали в небольшом одноэтажном здании, на котором висела маленькая мемориальная дощечка, гласящая, что в этом доме похоронен Александр Невский.
      Ребята возмутились, что там, где похоронен легендарный князь, спаситель Руси, сделали заурядную столовку. Малокультурный правитель тогдашней России и всего Союза ССР Хрущёв говорил по радио на весь мир:
      – Ну и что из того, что здесь сидел Пушкин, а здесь он плюнул?
      Нужно музеи и памятники открывать?
      Такое было время.
      Ребята постояли под "Золотыми воротами", затем Островский зашёл в магазин и купил небольшой чемодан водки, дабы отпраздновать его день рождения.
      Все знаменитые спортсмены когда-то оставляют спорт. Но делают это по-разному. Некоторые уходят на вершине славы, а некоторые не выдерживают её испытания и сходят с дистанции, постепенно теряя сначала результаты, а потом и себя. Петя тоже не выдержал. Став офицером, он начал прикладываться к рюмке, причём вместе с женой. В восьмидесятых годах его видели в Витебске, где он остался жить.
      Опустившийся Петя просил на улице у знакомых офицеров деньги на выпивку. Сначала ему давали, а потом, видя, что он катится вниз, перестали. Что с ним было дальше – неизвестно. Неизвестно, жив ли он сейчас. Однажды Анатолий видел у одного коллекционера награды с
      Петиной чемпионской ленты. Очень жаль Петра Островского, великого спортсмена-парашютиста.
      (Уже когда эта книга разошлась по читателям, автору сообщили, что Петра убили где-то на Украине, в городе, где он закончил службу)
      Вечером состоялось награждение участников соревнований.
      При вручении наград за упражнение в точности приземления произошёл скандал. Виктор Подгорный из команды Украины и Фасхутдинов из Узбекистана из трёх прыжков получили одинаковый результат.
      Судейская коллегия, непонятно чем, ориентируясь, одному из них присудила второе место, что было явно несправедливо. В момент награждения, Юра Кощеев поднял свист, за что был дисквалифицирован и лишён права участия в дальнейших соревнованиях. А Фасхутдинов и
      Подгорный по-своему разделили награды. Одному достался свитер чемпиона, а другой взял себе медаль.
      После награждения участников состоялась грандиозная пьянка на открытом воздухе.
      На утро все разъехались, и Отян опять на несколько дней очутился дома, уже в последний раз перед демобилизациёй.
      Только Анатолий прибыл из дому, как попал на другие сборы.
      Предстояли соревнования на первенство ВДВ. Они должны были проводиться в Витебске.
      Команду разместили в двух десятиместных палатках. Третьей палаткой была палатка комендатуры, а четвёртая палатка предназначалась для задержанных. Команду так разместили, помня, что в прошлом году застрелили Балашова, а теперь они будут под надзором.
      Но надзора никакого не было, а то, что территорию охранял часовой было, даже лучше.
      Щербакова уже не было и начальником ПДС назначили маленького невзрачного подполковника. Анатолий его видел всего пару раз, а командовать командой назначили майора Ступальского. Он был славнейший, добрый человек и полностью делал то, что у него просила команда. Нужно ехать в Тулу – пожалуйста, нужно прыгать ночью – пожалуйста. В дивизии, а потом и сборной ВДВ говорили, что у Отяна в распоряжении автомобиль, два самолёта и майор Ступальский.
      Но была у Ступальского одна извечная российская слабость. Стоит ему поехать с командой на отдых в Ясную поляну, как он заходит в ресторан и его приходится оттуда выносить. Подвозили его в лагере прямо к домику, времянке. Иногда встречала его жена, сокрушённо покачивая головой и пряча от стыда за мужа свои большие серые глаза.
      Анатолий её знал по прошлому году, она в госпитале вводила ему пенициллин.
      Однажды команда должна была получать деньги за прыжки, и
      Ступальский сказал, чтобы его ждали к часу дня, он привезёт деньги.
      Появился он в три часа в таком виде, что не мог разговаривать. В руках у него был свёрток из порванной газеты, из которого торчали пачки денег. Считать при нём их было бесполезно, потому что он фактически не присутствовал. Ступальский что-то промычал, сунул
      Отяну порванный свёрток и шатаясь пошёл к себе в домик, а может ещё куда.
      Отян только начал раздавать ребятам деньги, как прибежал посыльный с телефонограммой из эскадрильи, что нужно срочно ехать в
      Хомяково, за ним прислали самолёт из Тулы.
      Анатолий догадался, что вызывают его на партийное собрание, на котором будет рассматриваться вопрос о приёме его в члены партии.
      Выговор ему недавно сняли.
      Отсчитав причитающуюся ему суму, Анатолий передал деньги и ведомость Володе Иванычеву и уехал в Хомяково.
      Собрание прошло нормально, проголосовали все "за" и только один
      Алышев воздержался.
      Наутро Анатолий был уже на месте и первый, кто его встретил, был
      Иванычев.
      – Толя, ты свои деньги все забрал?
      – А что случилось? Много не хватает?
      – Да нет, лишних много.
      – Как лишних? Давай ведомость, надо сверить.
      Сверили ведомость и оказалось, что лишних более тысячи рублей.
      – Пошли к Ступальскому.
      Постучали в дверь, открыла жена и попросила ребят подождать.
      Выйдя на порог, Ступальский даже не ответил на приветствие и спросил:
      – Что, много не хватает?
      – Не волнуйтесь, товарищ майор. Даже лишние
      – Как лишние?
      И всё начали проверять сначала. Как рассказал майор, он пригласил старшину, казначея дивизии, ещё до получения денег в ресторан. После ресторана тот выдал с пьяных глаз майору две лишних пачки денег, по три рубля и десять рублей. Это была его восьмимесячная зарплата.
      – Подождите, хлопцы, я хоть умоюсь, и пойдём в финчасть.
      Когда зашли в финчасть, старшина, рыжий здоровенный мужик, с уже лысеющей головой, сидел, опустив голову. Когда к нему зашли, он поднял голову, глаза его расширились в испуге и он спросил:
      – Что, и у вас не хватает?
      – У нас лишние.
      Радости старшины не было конца. Оказывается, он вчера бросил открытым сейф, а сегодня обнаружил нехватку денег.
      – Думал застрелиться. Где я такие деньги возьму? Спасибо, ребята,
      Есть ещё на свете честные, порядочные люди.
      А ребятам было неудобно, что их хвалят. Ведь в такой похвале содержится намёк на то, что они могли оказаться нечестными. И звучит такая благодарность как: "Спасибо, что вы меня не обокрали".
      В общем, всё закончилось благополучно.
      Пока четверо из команды участвовали в сборах, а потом и Отян и в соревнованиях, Тульская дивизия участвовала в воздушном параде на
      Тушинском аэродроме в Москве. Отличились там двое из команды. Володе
      Шарапову (Слону), как наиболее опытному парашютисту в комендантской роте, доверили прыгать с рюкзаком, наполненным хлебом. Но он, как потом, смеясь, сам рассказывал: "не оправдал высокого доверия партии и правительства" и попал с этим хлебом прямо в Москву-реку. Хлеб был испорчен и выброшен, а Слон посрамлён.
      С другим же участником парада, Володей Иванычевым ничего не произошло, но по итогам воздушного праздника его наградили орденом
      Красной звезды. Володя, стесняясь этого награждения, говорил, что получил его, потому что не попал на сборы. В этом была доля правды, но и характеризовало самого Иванычева. Он был скромен.
      Анатолий говорил ему, что если кто-то из них и заслуживает награду, так это именно Иванычев. Как солдат, он был выше всех остальных спортсменов на две головы.
      Володя, оставшись в армии, окончил рязанское училище, где и остался работать преподавателем. Он с взводом курсантов сделал беспрецедентный переход на лыжах из центра России на Дальний восток, за что опять был награждён в мирное время боевым орденом Красного знамени. Дослужившись до подполковника, он стал заведующим кафедрой разведки.
      На этих сборах произошёл ещё один забавный случай.
      После прыжков и обеда команда отдыхала на воздухе возле своих палаток, и ребята просто беседовали. Неожиданно к ним подошёл солдат большого роста со спортивным чемоданчиком в руках. У него было курносое круглое лицо с пухлыми губами, голубые глаза и светлые редкие волосы. Пилотку он сдвинул лихо набок, гимнастёрку свернул под ремень, бриджи натянул, в общем, парень на всю деревню. Он небрежно швырнул чемоданчик на батуд и спросил, здесь ли команда парашютистов дивизии, куда его направили. Получив утвердительный ответ, он заявил:
      – Так, зовут меня Ванька, фамилия Зорин. Мне сказали, что где-то здесь есть озеро, пойду-ка я скупнусь.
      Говорил он с московским акцентом, чуть улыбаясь, самоуверенно, с превосходством перед окружающими. Увидев удивление на лицах ребят, он спросил?
      – А чего вы такие грустныё? – и, не дожидаясь ответа, произнёс: – потом разберёмся.
      С этими словами он ушёл, а ребята остались сидеть некоторое время с открытыми ртами. Они сразу поняли простоватого, залихватски настроенного парня и решили разыграть его. Все спрятали свои значки разрядников и Мастеров спорта и приготовились к спектаклю.
      Вернувшись с озера, Зорин небрежно сел на скамейку, перекинув ногу на ногу и покровительственно спросил:
      – Ну что, орлы, притихли?
      – Да вот, собрали нас в команду и хотят заставить прыгать на какие-то задержки.
      – Да что вы, ребята. Ведь это так интересно.
      – А ты сам попробуй, тогда и будешь говорить.
      – Ну да! Я не просто пробовал. Я сделал одну задержку на пятнадцать секунд.
      Все громко захохотали, а Ванька, подумал, что смеются потому, что не верят и продолжал:
      – Вы мне не верите?
      – Нет, почему же? Ну и как ты наложил в штаны? Расскажи.
      – Да нет, ребята. Ну совсем не страшно.
      – Расскажи.
      – Выпрыгнул я из самолёта, раскинул руки, а меня начало вращать.
      Я убрал руки, меня перевернуло, и я пошёл вниз головой. Скорость, я вам скажу, преогромная. Одежду с меня ветром срывает.
      – И что? Остался ты без штанов?
      Все уже не просто хохотали, со многими началась истерика.
      Федоська дрыгал ногами, А Шапкин уже не в силах смеяться, упёрся взглядом в Ивана и только мычал. Диалог продолжал один Звягинцев.
      – Напрасно вы смеётесь. Меня похвалила сама Алла Скопинова.
      Слышали про неё?
      – А кто она?
      – Да вы я вижу совсем тёмные. Она заслуженный Мастер спорта СССР.
      – Стала бы она с тобой разговаривать.
      – Ну что вы? Она простая баба. А вы не волнуйтесь, я вас научу прыгать.
      – Если мы не разбежимся.
      Разговор в таком ключе продолжался с полчаса. Все уже устали от смеха. Потом Звягинцев, показывая на батуд, сказал:
      – И на этой заразе заставляют прыгать. Сальто какое-то делать.
      – Ничего нет страшного, – сказал Зорин, полез на батуд и как потом выяснилось, первый раз в своей жизни.
      Он несколько раз подпрыгнул и сделал заднее сальто. После того как он слез, Федосимов достал свой мастерский знак, и, показав его
      Зорину, сказал, что нашёл. Тот посмотрел на обратную сторону значка и увидев номер, посоветовал по нём найти владельца и отдать ему.
      Тогда и Шапкин, Козлов и Отян показали свои значки, и Ивана из самоуверенного бывалого парашютиста превратился в удивлённого растерянного паренька. Он тихо, с вымученной улыбкой, растягивая слова произнёс:
      – Так вы меня разыграли? Вы здесь все Мастера спорта?
      Шапкин, уже успокоившись, скомандовал:
      – Вот что, Зорин. Бери пока веник и подмети территорию, только сначала обрызгай водичкой, чтобы пыли не было.
      Тот с готовностью взялся за метлу.
      Иван оказался хорошим парнем, трудягой и неплохим спортсменом.
      Раз в году его имя звучало по всесоюзному радио, когда он прыгал на воздушных парадах в Москве во время празднования Дня авиации. Его имя даже украшает таблицу мировых рекордов.
      А на батуде он потом учился делать сальто.
      Команду предупредили, чтобы на завтра тренировок в обычном смысле не планировать, потому что состоится "показуха". Приезжает командование ВДВ, представители Совнархозов (существовали такие межобластные хозяйственно-промышленные структуры), отраслей, министерств и предприятий, изготавливающих для ВДВ технику и вооружения. Команда будет прыгать первой и, значит, открывать мероприятие. Желательно приземлиться метров в ста от делегации, собрать парашюты и строем, бегом побежать докладывать командующему.
      Он будет среди генералов один с тремя звёздами на погонах. Парашюты открыть на одной высоте. Задержка пять секунд (по прибору).
      Наутро выдалась чудесная погода. Дул лёгкий ветерок. Для выброски команды прилетел только один самолёт АН-2, который после выброски улетит в Тулу, а площадка будет задействована другим десантированием.
      Подлетая к намеченной точке, Анатолий увидел, что на краю площадки приземления стоит полукольцом толпа, наверное, не меньше двухсот человек, а автобусы и легковые машины стоят отдельно вдоль дороги, не доезжая площадки метров на сто.
      Анатолий с пилотом договорились, что выброску будут производить по ветру и первым будет прыгать самый лёгкий – Федосимов, а Анатолий прыгнет последним. Ребята выпрыгнули и парашюты у них открыли приборы на одной высоте. Отян, пользуясь правом старшего в команде, уже давно не использовал прибор, что являлось разгильдяйством и чуть замешкался с раскрытием, и у него парашют открылся метров на семьдесят ниже остальных.
      На земле командующий ВДВ генерал полковник Тутаринов спросил у обступившей его свиты:
      – А почему один открыл парашют ниже других?
      Не зная что ответить, новый начальник ПДС дивизии ляпнул:
      – А это у нас самый смелый, – и подумал, что он ему, этому смелому врежет по…
      Но не успел он закончить свою мысль, как командующий наивно восхитился:
      – Молодец. Представите мне его.
      Откуда ему, бывшему кавалеристу, знать тонкости парашютно-десантной службы? В свите заулыбались и непонятно было от чего, или потому что командующий был некомпетентен, или потому что у него было благостное настроение.
      Все парашютисты приземлились нормально, собрали парашюты в сумки, оставили их на месте и в колонну по одному подбежали к группе военных.
      Увидев среди нескольких генералов одного с тремя звёздами на золотых погонах, Анатолий подбежал к нему и доложил:
      – Товарищ генерал, группа спортсменов 106 гвардейской воздушно десантной дивизии задание по десантированию выполнила!
      – Молодцы!, – молвил генерал и пожал Анатолию руку.
      Анатолий удивился его старческому виду и тому, что у генерала тряслась рыженькая головка, и рука тоже подёргивалась. Но зная его заслуги во время войны, подумал, что и Суворов был старичок.
      Генерал подошёл к строю солдат и, пожимая каждому из восьми человек руку, приговаривал:
      – Молодец! Благодарю. Награждаю двадцатью рублями.
      – Служу Советскому Союзу!
      – Молодец! Благодарю. Награждаю двадцатью рублями.
      – Служу Советскому Союзу.!
      И т.д. Закончив рукопожатия, он спросил:
      – А где же самый храбрый?
      Ему указали на Анатолия.
      – Молодец! Благодарю. Награждаю пятьюдесятью рублями.
      – Служу Советскому Союзу.!
      Через несколько минут началось грандиозное шоу, подобно которому на одной площадке приземления до этого дня никто ещё не видел. Всё, что наработано, все новинки вооружения и парашютно-десантной техники, способной доставляться по воздуху на парашютах, демонстрировалась здесь. На площадке стояли в разных точках военные кинооператоры. Рядом с каждым из них стоял офицер-десантник, чтобы в нужный момент оттащить в сторону оператора от приземляющихся людей или грузов.
      Сначала из-за леса появились четыре самолёта АН-12 и выбросили батальон десантников. Приземлившись, те открыли огонь из стрелкового оружия холостыми патронами побежали в лес выбивать условного противника. Командиры рот и батальона, бежали на доклад к командующему. Какими деньгами он их награждал, неизвестно, но они возвращались к своим солдатам улыбающиеся и довольные.
      Затем началась выброска грузов. Десантировали емкости с грузом, боеприпасы, продукты, полевые кухни. При выброске бака с водой у него не раскрылся парашют и при ударе о землю он взорвался как бомба, и столб воды с грязью взлетел вверх как при настоящем взрыве.
      Бросили довольно тяжёлый груз на небольших парашютах. Видно, что он спускался вниз с большой скоростью, но не разбивался, так как силу удара смягчал бумажный амортизатор, высотой около метра и сделанный наподобие сот.
      Сбрасывались на платформах пушки, автомобили, бронетранспортёры и лёгкие танки. Перед приземлением танка за метров десять от земли включалась ракетная тормозная установка, что смягчало приземление.
      Парашют автоматически отстёгивался, и технику освобождали от платформы и готовили к бою.
      На дном из гусеничных бронетранспортёров парашют не отстегнулся.
      Небольшой ветерок надул громадный капроновый купол, светящийся на солнце, тот опрокинул бронетранспортёр и медленно потащил его по земле.
      Находившийся рядом солдат, попытался погасить купол, и пытался руками его опустить вниз. Но громадный парус выдерживал солдата и со стороны казалось что паук лезет по гигантской паутине. Это зрелище поставило точку в великолепном шоу.
      Через несколько дней команда выехала в Витебск. Т.е. поехали две команды, получив предварительное разрешение от Лисова.
      Во вторую команду включили ребят, которые должны защищать спортивную честь дивизии в будущем, 1962 году.
      Первая команда состояла из пяти человек и в неё вошли Звягинцева,
      Козлов, Отян (капитан команды), Федосимов и Шапкин. Представителем от дивизии ехал майор Ступальский.
      Выйдя из Тесницких лагерей прямо на дорогу Москва – Симферополь, остановили такси на базе автомобиля ЗИМ. В него вошла вся команда и
      Ступальский. В Москве взяли билеты до Витебска на поезд, который отходил вечером. Разбрелись по Москве, договорившись встретится на вокзале за час до прихода поезда. Анатолий пошёл вместе с Шапкиным к его товарищу, собиравшемуся жениться и тот дал свой пригласительный билет в салон для новобрачных. Анатолий тогда не разбирался в модах, да и сейчас не очень разбирается. Но в салоне продавцы знали своё дело и одели его с ног до головы. Приобретенный там чёрный костюм с однобортным пиджаком, наверное, был лучшим в его жизни. Там же купил белую рубашку, гофрированный галстук и лёгкие итальянские туфли. Ему здесь же посоветовали постричься и сделать маникюр. От маникюра
      Анатолий отказался, считая, что не мужское это мероприятие, а стрижку ему сделали тоже как никогда в жизни до этого и после этого.
      На вокзал все пришли вовремя. Несмотря на предупреждение, Шапкин и Федосимов явились изрядно выпивши. Сидя, спал на скамейке майор.
      Не могли его разбудить и перед отходом поезда. Странной выглядела картина, при которой здоровенный пьяный ефрейтор (Шапкин) трёт своей рабоче-крестьянской лапой с пальцами, как рукоятка молотка, ухо майора, который от боли мычит, пытается вырваться, но так и не просыпается.
      Дальше, ещё лучше. Маленький солдат (Федосимов) и тот же большой ефрейтор в обнимку с майором тащат, шатаясь, его в вагон.
      В Витебске участников разместили в батальоне связи, личный состав которого находился в летних лагерях.
      Соревнования проходили на военном аэродроме рядом с городом. Было неприятное ощущение прыгать на задержку над широкими рулёжными бетонными дорожками и взлётной полосой. Они были собранны из шестигранников и с высоты, при падении на них, угрожающе увеличивались в размерах.
      С первых прыжков тульская команда захватила лидерство. Оставалось два прыжка: ночная групповая точность приземления с бегом по азимуту и задержка на тридцать секунд.
      Начальником соревнований поставили полковника, снятого с командования полком и ожидающего нового назначения. Это был большой рыжий человек с громоподобным голосом и рвением кого-либо наказать.
      Весь какой-то неуклюжий, он заполнял собой всё окружающее пространство, и когда он куда-то на время исчезал, казалось, что выключили примус. Но он появлялся, ища беспорядок и с большевистской беспощадностью устанавливал заведенный им режим.
      После прыжков колонна машин стояла, готовая по команде поехать.
      Отян с командой сидел во второй машине в кузове, а Слава Крылов в кабине той же машины. Все спрашивали почему колонна стоит, когда все погрузились. Наконец первая машина поехала, за ней вторая, и здесь, как из под земли появился товарищ начальник соревнований.
      – Стой! Куда едешь? Мать твою. Кто дал команду трогать?
      Крылов, решивший пошутить над полковником, несмотря на то что в первой машине сидел офицер, громко сказал:
      – Ефрейтор Шапкин.
      Бычьи глаза полковника вылезли из орбит и он заорал так, что задрожали доски кузова:
      – Ефрейтору Шапкину объявляю пять суток гауптвахты!
      Отян, понимая, что если Шапкин попадёт на гауптвахту, команда проиграет соревнования, стал ругать Крылова.
      – Славка, тебе, придирку делать нечего? Ты со своей шуткой…
      Полковник, услащав, что сидящий в кузове Отян, погон которого не видно, ругает сидящего в кабине сержанта, спросил:
      – Отян, какое у Вас звание?
      – Младший сержант.
      Мотнув головой, словно бык рогами, и чётко с дикторскими нотками припечатал:
      – За чинонепочитание младшему сержанту Отяну объявляю пять суток гауптвахты.
      Понимая, что с дураком, да ещё полковником спорить бесполезно, а через час, пока длится время обеда он забудет, Анатолий замолчал.