Сергей на проезжающие большие машины говорил презрительно, растягивая слово по буквам:
      – Ссарраай.
      Такое сравнение было новым, смешным и ярким, и есть подозрение, что именно от него пошло нынешнее слово "сарай", относящееся к большим автомобилям и проникшее даже в печать.
      Незадолго до начала соревнований все команды перевели жить в
      Тулу, в батальон связи, в котором служил Шапкин.
      Разместили всех мужчин в одной громадной комнате на втором этаже.
      Прыгали на Мясново возле 110-й Эскадрильи, где служил Отян.
      На прыжки ездили на нескольких грузовых машинах. Проезжая под небольшим железнодорожным мостом, на котором всегда ходил пожилой охранник, в фуражке с зелёным околышком и вооружённый винтовкой
      Мосина образца 189130 года, придумали кричать ему:
      – Салага!
      Охранники не обращали на них внимания, а они, машина за машиной орали:
      – Салага!
      Эту манеру кричать под мостом у спортсменов переняли десантники, и рассказывают, что и сегодня десантные батальоны, проезжая под мостом, оглашают окрестности криком:
      – Салага!
      В воскресенье предоставили всем увольнение в город. Днём сходили в кино, посмотрели кинофильм "Чистое небо" с Евгением Урбанским в главной роли. Фильм завоевал самую высокую награду на Канском кинофестивале – " Золотею Пальмовую ветвь", и потрясал своей правдой при несложном сюжете, в котором советский лётчик попал в немецкий плен, бежал, был пойман, прошёл ужасы концлагерей и после освобождения из плена его в СССР признали предателем и после суда отправили в лагерь. Затем умер Сталин, его реабилитировали, вручили
      Звезду Героя Советского Союза, и он снова начал летать уже лётчиком
      – испытателем.
      У зрителей сжималась кожа от ужаса, когда лётчик, пьяный, стоя под мостом, говорил своей жене:
      – … а они поймали меня и собаками рвали на мне мясо!
      Актёр Урбанский так сильно сыграл эту роль, что запомнился навсегда.
      К сожалению, через несколько лет он погиб на съёмках фильма
      "Директор".
      Ребята вышли из кинозала ошеломлёнными и долго не могли ничего говорить. Потом почти все отправились гулять в парк.
      В парке были гуляния, ребята посмотрели выступление самодеятельности и, проголодавшись, пошли обедать в ресторан. Плотно пообедав, и, изрядно выпив, они уже под хорошим газом отправились на танцы, проходившие почему-то в закрытом помещении. Там было много народа, дым стоял столбом. Через некоторое время к Отяну подошёл
      Сергей Гетманов и сунул ему в руки фотоаппарат со словами:
      – Подержи, а мы со Славкой пойдем поговорим с одним штатским.
      – А в чём дело?
      – Ты понимаешь, наступил на ногу и не извинился. Мы его сейчас научим, как себя надо вести в приличном обществе.
      – Это мы-то приличное общество?
      Отян рассмеялся, взял аппарат и увидел, что вслед за Гетмановым и
      Балашовым вышел Козлов, и тоже пошёл за ними.
      Знать бы Отяну, чем закончится "разговор" между Балашовым и пареньком, идущим рядом с ним, воспротивиться бы их выяснению отношений, но жлобская солидарность и антагонизм между
       гражданскимии _военными, _существовавший всегда, и выпитая водка задурманили мозги. Отян шел сзади ожидая, что славный десантник
      Славка Балашов сейчас врежет этому сопляку, который явно не служил в армии и тем самым уже дискредитировал себя как мужчина. Балашов с парнем зашли на неосвещённую аллею, в метрах пяти стояли Козлов и
      Гетманов и ещё метров семь было до Отяна. До Отяна донёсся звук щелчка, не громче чем клацает замок, открываемой двери. И оппонент
      Балашова побежал в темноту. Балашов схватился руками за живот и сказал спокойно:
      – Серёга, он меня стрельнул.
      – Да ты чё?
      – А вот.
      Слава залез рукой под гимнастёрку, провёл там рукой и показал ладонь. На ней было тёмное пятно.
      Ребята повели его ближе к площадке и увидели милиционеров, стоящих рядом с мотоциклом. Объяснили им ситуацию, те посадили Славу в коляску и повезли его в больницу им. Семашко, которая находилась совсем рядом.
      Никому не докладывая, все поехали в часть и легли спать.
      Разбудили всех ночью. Когда поднялись, увидели стоящих в казарме генерала Лисова, полковника Щербакова, капитана Морозова, ещё каких-то офицеров и двоих полковников в милицейской форме.
      – Балашов час назад умер в больнице от потери крови, – объявил страшную новость Лисов и добавил: – Гетманов, ты нужен милиции.
      Завтра прыжков не будет.
      Забрав Сергея с собой они удалились.
      Когда милиционеры привезли Балашова в больницу и там сразу положили на операционный стол, врач спросил у него:
      – Кто это тебя?
      – Гетманов…, – сказал Слава, потерял сознание, в которое больше не приходил, и умер.
      По всей вероятности он хотел сказать, что Гетманов знает, кто стрелял, но уже не успел.
      Как разъяснили после вскрытия, у него пулей перебило аорту и желудок. Кровь перекачалась в желудок и наступила смерть.
      Похоронили Славу на центральном Тульском кладбище. На похороны приехала из Саратова его мать, толстая простая женщина и, говорили, что на поминках, нею же организованных, напившись, она отплясывала
      "Барыню". Грустно.
      Парня, застрелившего Балашова, поймали в ту же ночь. Милиция сделала засаду в том месте, где произошёл роковой выстрел и через полчаса он явился сам со следами колючек прицепившимся к его брюкам.
      А через несколько часов Гетманов и Козлов его опознали, и он во всём признался.
      Милиция не могла найти орудие убийства, которое убийца, по его словам, выбросил. Когда его привезли в парк, то он вспомнил, что убегая, повесил на ветку дерева пистолет, который был сделан в виде авторучки им самим на Тульском оружейном заводе.
      На суде он рассказал, как выносил детали с завода, как дома доводил пистолет и опробовал его в сарае.
      Присудили парню пятнадцать лет строгого режима.
      В те времена памятников погибшим в армии солдатам не ставили и на родину не увозили. Перед правительством стояли более "важные задачи".
      После всех соревнований, памятник на могиле и оградку взялся изготовить и установить Отян. Ему помогал Шапкин, который у себя в части взял для стоек оградки трубы от лонжеронов списанных планеров.
      В эскадрильи Отян попросил сварщика и кислород для сварки. Не с большой охотой инженер эскадрильи пошёл навстречу. Карбид кальция он не дал, и пришлось ребятам ехать на стройку, где им рабочие, услышав для чего нужен карбид, дали им целый мешок и сказали, если что нужно, приходить. Таким же образом, в каких-то мастерских им нарубили стальных полос, а когда Шапкин сбегал для них за бутылкой, то радости и соучастия работяг не было конца, и они ещё нарубили миллиметровой стали на памятник. Электросварки в эскадрилье не было и пришлось всё варить газосваркой, а это гораздо дольше. Через пару недель всё было готово и Отян с Шапкиным и отпросившимся из полка
      Иванычевым погрузили всё на ЗИЛ и он, с трудом виляя между могил, доехал до места захоронения. Ограду и памятник установили быстро, а назад шофёр выехать не может – тесно. До вечера промучились с автомобилем пока он выехал.
      Позже Отян сделал из пластика коробочку, в которую поместил фотографию Балашова и прикрепил к памятнику. Периодически он приходил на его могилу и облагораживал её.
      1982 году, через двадцать два года после описываемых событий,
      Отян ехавший с женой легковым автомобилем в Москву, заехал с в Тулу и подъехав к кладбищу, пошёл посмотреть на могилу своего товарища.
      Ещё когда хоронили Балашова, все обратили внимание на могилу возле церкви, стоящей на кладбище.
      На большой гранитной плите ещё в девятнадцатом веке написали имя и ранг священника здесь похороненного и слова, завещанные ним для этой надписи:
      _"Прохожий, остановись и обо мне грешном помолись. Я был таким как ты, ты будешь таким как я"_
      Эта могила и назидательная надпись были на месте, а на месте захоронения Балашова похоронили других людей и всё там переделали иначе.
      Отян постоял и с грустью думал о нас всех:
      – Ну почему мы так не уважаем сами себя? Неужели мы хуже других народов, чтящих память о предках, о погибших товарищах и соотечественниках?
      Задаёт он себе этот вопрос по сей день. Но ответа на него не находит, или боится признаться себе ответом, в котором будет звучать правда. И опять становится печально.
      Открытие соревнований проходило в Туле на аэродроме Мясново.
      Недалеко от 110 эскадрильи соорудили трибуну, на которой стояли люди, нет, в представлении молодых ребят, участвующих в соревнованиях, на трибуне стояли Боги. Боги советского и мирового парашютизма. Главной, и во многом загадочной фигурой представлялся всем легендарный Минов. Он считался первым (неофициальным) чемпионом мира, и человеком, много сделавшим для развития парашютного спорта и авиации. Но он попал в тиски сталинских репрессий. После двадцати лет Гулага, ему вернули звание полковника, он стоял на трибуне в военной форме.
      Другой исторической и героической фигурой был полковник Романюк.
      Парашютист -испытатель, он первый в мире преодолел тысячу прыжков.
      По теперешним временам, когда Баранов сделал семнадцать тысяч!!! прыжков, то одна тысяча кажется совсем мало. Отян, будучи в пионерском лагере читал его книгу, помнит некоторые детали до сих пор, смотрел на Романюка так, как сейчас бы смотрел на Льва Толстого.
      Романюк был совсем маленького роста и Банников шутя говорил, что он стоптался на прыжках, а раньше был высоким человеком.
      В средине, блестя генерал-лейтенантскими погонами, возвышался заместитель командующего ВДВ, а ранее командующий – Маргелов. Об этом генерале ходило и ходит так много легенд, что сейчас трудно отличить правду от вымысла, но именно Герой Советского Союза Василий
      Маргелов сделал так много для ВДВ, как никто другой.
      В строю участников тоже находились исторические, с точки зрения парашютизма, люди. На лентах у многих сияло на солнце так много завоёванных в спорте медалей, и орденов, которыми их наградило государство за ратные и спортивные подвиги, что можно было подумать, что галактика переместилась из космоса на их груди.
      Спортсмены жили в Тесницких лагерях в палатках и на прыжки ездили в Тулу на Аэродром Мясново. Гости и судьи жили в Туле, в гостинице.
      На следующий день после открытия стали говорить, что Минов уехал чуть ли не со скандалом из-за того, что ему не понравился номер в гостинице.
      Соревнования начали с прыжков на батуде и Отян, никогда не делавший заднего сальто, понимая всю ответственность каждого набранного очка, сделал его.
      Вот тогда Евгений Андреев и высказал мнение по поводу сильной воли у Отяна. Отян этим очень гордился, хотя сам о себе знал, что с этим качеством у него далеко не всё хорошо.
      В первую команду ВДВ вошли Крылов, Силин, Рудольф и Подгорный. У
      Отяна результаты прыжков были не хуже чем у них, но его слабой стороной был бег, а командование ВДВ рассчитывало в этом упражнении только на первое место. Вторая команда состояла из Владимира
      Бессонова, Юрия Кузова, Валентина Кудреватых и Анатолия Отяна. Отян считал, что лучше команда бы состояла из членов его тульской команды, но решал не он.
      Перед соревнованиями в парашютных прыжках сделали ознакомительную опрыжку незнакомого для многих аэродрома.
      И здесь случилось непредвиденное несчастье. Член второй команды
      ВДВ, один из лучших спортсменов страны Владимир Бессонов во время приземления попал одной ногой на плечо врача, который подлез под парашютиста. От обиды, что для него соревнования закончились, Володя заплакал. Виноваты, конечно, были организаторы соревнований, что не освободили круг и не обеспечили безопасность приземлений спортсменов. Вынужденный уход или правильнее уносБессонова из команды ослабил её, и она уже по силе не могла считаться второй._ _
      В команду включили Вячеслава Жарикова, менее опытного спортсмена, который в будущем стал членом сборной команды СССР а затем и её главным тренером.
      После первых прыжков на точность приземления в которых Валя
      Кудреватых неожиданно для всех и самого себя стал чемпионом, сборная
      ВВС (военно-воздушных сил) стала лидировать в командном зачёте.
      В сборной ВВС были очень сильные спортсмены. Достаточно назвать их лидера, абсолютного чемпиона мира 1958 года Петра Островскою, заслуженного мастера спорта подполковника Щербинина, капитана
      Сахарова и других., чтобы представить потенциал этой команды.
      Небольшое отставание по очкам первой команды ВДВ обеспокоило командование и спортсменов предупредили, что после окончания прыжков с ними будет говорить генерал Маргелов. Это для них предстояло быть событием.
      В командах ВДВ было десяток спортсменов третьего года службы, которые ждали демобилизации. Им предстояло после соревнований разъезжаться по частям и продолжать пару месяцев служить. Эти два последних месяца службы, как и два первых месяца считались самыми тяжёлыми и кто-то из ребят обратился к Отяну:
      – Толя, мы здесь обговорили вопрос о нашей досрочной демобилизации и решили тебя просить…
      – Короче можно?
      – Попроси Маргелова, чтобы нас демобилизовали досрочно, сразу после соревнований.
      – А чего вы сами не обратитесь?
      – За себя неудобно просить.
      – Но он сегодня, наверное, нас попросит или потребует занять первое место, а если мы выступим плохо?
      – Проси тогда при условии хорошего выступления.
      – Срослось, как говорит Гетманов.
      Перед отъездом с аэродрома команды построили в две шеренги и в сопровождение Лисова и других старших офицеров и тренеров подошёл
      Маргелов. Он был высокого роста, чуть сутулился. На груди блестела
      Звезда Героя. Со всеми поздоровался за руку. Во время рукопожатия чувствовались покалеченные пальцы на правой руке. Обветренное мужественное лицо говорило, что Маргелов не кабинетный работник.
      Ещё в позапрошлом году он командовал ВДВ, но по какой-то причине его сняли с должности, но оставили заместителем командующего.
      Недавно в интернете писали, что сняли его за то, что велел медведя сбросить с парашютом. Тогда в шестидесятых офицеры рассказывали что в тех же Тесницких лагерях была организована пьянка возглавляемая
      Маргеловым, солдаты привели медведя, устроили с ним борьбу и медведь поранил одну из женщин, жену старшего офицера.
      Может это и выдумка, но медведь фигурировал и в других, более невероятных рассказах.
      Это и не удивительно. Маргелов и сам напоминал медведя. Большой, смуглый, сильный, свирепый и в то же время добрый, как и говорится о медведе в русских сказках.
      Речь его была отрывиста, эмоциональна и те, кто слушал его, понимали её больше интуитивно. Вряд ли иностранец, изучавший русский язык за границей, мог бы понять, что говорил Маргелов:
      – Бойцы, десантники, слуште, бля… Эти бля.. лёчки, мать их впере…, суки вырвались вперёд. И вы им, бля… это позволите? А х.. им в горло. Мы должны победить. Поняли, братцы?
      – Так точно, – ответили невпопад несколько человек.
      – Я спрашиваю, поняли?
      – Так точно! -гаркнули все дружно.
      – То-то же, сказал Маргелов и продолжал бурчать.
      – Птичкам каким-то уступить. Ну и ну, и собрался уходить.
      – Товарищ генерал, разрешите обратится.
      – Разрешаю, – уже более мягким голосом сказал Маргелов.
      – Младший сержант Отян. Если мы хорошо выступим, демобилизуйте наших спортсменов третьего года службы досрочно.
      Маргелов чуть склонил голову набок, на лице появилось ехидное выражение как у сельской бабы:
      – За себя просишь?
      – Никак нет, товарищ генерал, я второй год служу.
      – То, что за других просишь, хорошо. Вы только не подведите. Вот этот мудак уходит в отпуск, и я всё сделаю.
      О ком он говорил, стоило только догадываться, но все догадались.
      Маргелов повернулся к Лисову и спросил:
      – Это тот Отян из стройбата, что мы еле вырвали его? – и когда услышал утвердительный ответ опять спросил:
      – А как он у нас служит?
      – Команда тульской дивизии где он тренер и капитан стала чемпионом ВДВ.
      – Молодец, как-то в сторону сказал Маргелов, и глядя уже на Отяна:
      – Ты чего патлы отрастил, засранец. Тебе это не в стройбате. Вот прикажу тебя обголомозить е… твою за ногу, тогда будешь знать где служишь.
      – Сегодня постригусь, товарищ генерал.
      – Ну-ну. Стригись.
      И ушёл. За ним и ушла вся свита. Отяна окружили третьегодичники:
      Соболев, Лупанов, Подгорный, Оршанский, Бровко, Павловский и кто-то ещё и благодарили его, а он не понимал за что:
      – А что я особенного сделал? Сказал несколько слов.
      – А не каждый мог Маргелову сказать несколько слов, – заметил
      Андрюха Бровко, ударяя на слове Маргелов.
      Надо сказать, что Маргелов слово выполнил. Сразу по приезду в свои части, все старослужащие демобилизовались Не повезло… только
      Изе Оршанскому.
      Лет через шесть Отян его встретил гуляющим с маленьким сыном на
      Крещатике в Киеве и спросил, что тогда произошло. Изя ответил, что не знает и добавил, грустно улыбаясь.
      – Такое, наверное, моё еврейское счастье.
      Говорили, что через несколько лет Оршинский уехал в США.
      В абсолютном зачёте вперёд вышла команда ВДВ, но в личном, с явным преимуществом побеждал Пётр Островский. Тренер, а вернее его назвать начальник команды капитан Морозов поручил Отяну поговорить с лётчиками его эскадрильи, которые будут вывозить команду ВВС на ночной прыжок, максимально усложнить им условия прыжка.
      Отян взял на себя эту подлую миссию, а потом всю жизнь укорял себя в этом. Но Островский в абсолютно, казалось, безнадёжном положении сумел не только придти к цели, а даже стать в этом упражнении чемпионом. Это был настоящий Бог или чёрт в парашютном спорте с 1958 по 1961 год. У него получалось всё так легко и непринуждённо, как будто он, играя, достигал высоких результатов. В дальнейшем всё изменится и примет очень печальный вид.
      Валерий Катков из команды ВДВ сумел занять в ночных прыжках на точность второе место.
      Вообще ночные прыжки всегда были интересны спортсменам. В ту прекрасную ночь, команды ВДВ сидели на старте, ожидая своей очереди в самолёт, и пели песни под гитару, на которой играл "скобарь"
      Серёга Гетманов. Вокруг них собралось много ребят из других команд и слушали.
      Песни были разными. Здесь была песня Вертинского "В парижских ресторанах, кафе и балаганах", которую пел Козлов и шутливая песня со словами:
      "На дальнем юге, в городе Стамбуле,
      В далёкой Турции Али-Баба живёт,
      Он каждый вечер танцует румбу в баре,
      И по-турецки пьяным голосом поёт.
      Али-Баба, ты посмотри какая женщина,
      Она танцует, чарует, смеётся и поёт".
      Особенным успехом пользовалась песня "Армения". Никто не знал, кто придумал простую красивую мелодию и незамысловатые слова:
      " И звуками играя,
      Опять поёт зурна,
      Ах, вот она какая
      Армения страна"
      Темнота ночи с мерцающими огоньками звёзд, гул самолётных двигателей, выхваченные лучами прожекторов силуэты стоявших вокруг поющих ребят, и людей слушающих их, накладывали такой слой романтики на всё происходящее вокруг, что всё это запоминалось на долгие годы и вписывалось в книгу памяти, как лучшие, и одни из самых красивых строк, прожитой жизни.
      В конце соревнований разыгрывалось военно-прикладное упражнение с групповым парашютным прыжком на точность приземления, бегом, метанием гранаты и стрельбой по грудным мишеням из пистолета.
      В средине соревнований оказалось, что это престижное для ВДВ упражнение первая команда проигрывает. Тогда Морозов подошёл ко второй команде и сказал, что теперь на неё вся надежда. Но Отян понимал, что выиграть это соревнование они не смогут по нескольким причинам. Первая, что он сам был тормозом в беге, а, вторая, что команда была ослаблена отсутствием Бессонова. Но они пообещали постараться.
      Результат по точности оказался средним. Отян убежал вперёд, а ребята складывали его парашют, теряя на этом время. И если на первенстве ВДВ такой маневр удался, то сейчас, прибежав на огневой рубеж для стрельбы из пистолета, он был задержан судьями до прихода всей команды. Такое решение судей не согласовывалось с правилами проведения соревнований, но судьи "всегда правы". Подбежавшие ребята и Отян приступили к стрельбе. Отян заметил, что в мишень Жарикова летит земля. Это Слава не то от волнения, не то от усталости часть своих пуль пустил в землю. Конечно вторая команда не заняла первого места, но никто никого и не упрекал.
      Соревнования закончились. В тульском гарнизонном Доме офицеров вручались награды.
      Зал был полон. На стенах развесили результаты соревнований. Возле сцены висел, написанный громадными буквами, список десяти лучших спортсменов-парашютистов Вооружённых сил. От ВДВ там стояли только две фамилии: Крылов и Отян.
      Это отметили, и с гордостью за своего сослуживца говорили офицеры
      110 тульской эскадрильи.
      Отян понимал всю условность такого ранжирования. Многие спортсмены, стоящие в списке позже него, были ничуть не хуже, просто результат соревнований сегодня расставил их на такие места. Чемпион
      – вот кто, по его мнению, всегда лучший, если только не было грубого судейства или подтасовывания результатов. Правда, в парашютном спорте это делать сложно.
      Вначале генерал Маргелов вручил медали за первое место команде
      ВДВ. Когда дошла очередь Каткова получать награду за второе место за ночной прыжок, Маргелов пожимая ему руку вместо слов поздравления сказал:
      – Ты чего, мать твою перемать, надел такую выцветшую гимнастёрку?
      Валера что-то пробормотал в ответ, а в зале раздались аплодисменты. Никто, безусловно, не слышал крепких выражений
      Маргелова, и Каткову стало смешно, но он только улыбнулся. Маргелов своей покалеченной рукой так сжал руку Валерию, что тот скривился.
      – Ты чего смеёшься мать твою перемать.
      – Виноват, товарищ генерал.
      – То-то же, иди.
      В зале опять аплодировали. Значит, особо ценную награду получал десантник Катков раз его так долго поздравляет сам Маргелов.
      После соревнований всем дали отпуск, и Анатолий, приехавший в отпуск домой удивился, что когда он ночью приехал, Эмма не спала и ждала его с горячей водой для мытья (жили на квартире без удобств) и ужином.
      – Как ты знала, что я приеду? Я ведь не сообщал.
      – А я в газете читала о соревнованиях и подсчитала время приезда.
      И видишь правильно
      Серёже было уже полтора года, поначалу он отстранился от отца, но через несколько минут уже щебетал у него на руках.
      Десять отпускных дней пролетели мгновенно и Анатолий первого октября прибыл в свою часть.
      Когда он уходил на сборы, то отдал ключи от склада старлею
      Алышеву, который был недоволен его уходом и бурчал, принимая ключи, что зачем ему эта нагрузка, ему мол, не платят за неё. Отян промолчал, уже привыкший к его бурчанию, не говорить же тому, что он получил деньги, хотя и небольшие, за прыжки, приписанные ему, и что он не бурчал когда получал у начфина деньги.
      Наверное, он надоел командиру и ему прислали человека заменяющего
      Отяна в должности укладчика парашютов.
      Почти полгода Анатолий не был в части, хотя всё это время имел с ней плотную связь и знал всё, что в ней происходит.
      На его место прислали из строевой части человека, который был мастером на все руки и кроме этого обладал качествами Швейка,
      Тёркина и многих других литературных героев, включая и Чёнкина.
      Его фамилия имя и отчество составляло, странно звучащее сочетание татаро – немецкой смеси, но произносилось Отяном как заглавие к поэме называемой
      "Шагиахметов Эрнст Шагисултанович"
      К сожалению, автор не обладает поэтическим даром и не может написать о нём поэму, и хотя он не менее других заслуживает, чтобы о нём написали роман, уделяет ему пару страниц в этом повествовании.
      Шагиахметов родился от смешанного брака татарина с русской. Отец его был убеждённым коммунистом и дал имя своему сыну в честь лидера немецких коммунистов довоенных лет – Эрнста Тельмана.
      Ниже среднего роста, с немного раскосыми, всегда смеющимися глазами и чуть выступающими скулами, он был из того типа людей, которые быстро сходятся с людьми благодаря тому, что всегда приходят на помощь в мелких и крупных делах. У кого-то что-то упало – он поднимет так быстро, что тот не успеет нагнуться, кто-то поднимает что-то тяжёлое – подставит плечо, или проголодался – поделится своей пищей. Хохотун, плясун, гармонист – он был душой в любой компании.
      Брался за любую работу и для старшины был незаменимым работником.
      Что-то покрасить, – пожалуйста, сдать в прачечную белье, – пожалуйста, и т.д. Благодаря этим качествам, он всем оказывался нужен. Называли его Эдик или Джага, по имени бандита из первого, увиденного нами индийского фильма "Бродяга", так как он неплохо пел песни из этого фильма, подражая индийцам.
      Только и слышали:
      – Эдик, помоги!
      – Джага, подай!
      – Шагиахметов, пора ехать в прачечную.
      Но Шагиахметов Эрнст Шагисултанович шкодничал как никто другой.
      В часть прибыло пополнение первогодками и среди них был маленького роста, с препротивной физиономией, с фиксой (фальшивый вставной зуб, придающий его обладателю блатной вид), ну, в общем, ничтожный солдат по фамилии Замятин, который просил других ребят писать от его имени знакомым "по переписке" девушкам. Он диктовал:
      "Любимая моя, служу я хорошо, до обеда оружие чищу, а после обеда аппарат завожу". Аппарат – прожектор на автомобиле ЗИС-5, времён войны, необходимый для освещения взлётной полосы при ночных полётах.
      Он кривил при разговоре морду и говорил сквозь зубы. Был трус, но мог угрожать, хотя его серьёзно никто не принимал.
      В один из вечеров Шагиахметов подошёл к Замятину и предложил тому выпить. Замятин обрадовался, выпил сто грамм водки и ходил хвастался по казарме:
      – Я с Джагой оприходовал бутылку и балдею как бегемот в болоте.
      Все посмеивались над ним, догадываясь о происхождении ста грамм.
      Утром, перед завтраком, Замятин поднял крик:
      – Где мой бушлат, где мой бушлат?
      К нему подошёл Шагиахметов и тихо на ухо:
      – Ты не ори. Вчера пил? Пил. А за какие деньги? Ты пропил свой бушлат. Вот висит старый, замасленный – одевай. Замятин одел чуть не плача бушлат и поплёлся в строй. На вопрос старшины, где чистый бушлат, Замятин отвечал, что запачкался.
      Старшина обязал Шагиахметова сдавать в дивизионную прачечную грязное бельё, что тот проделывал не без выгоды для себя и старшины.
      Эдик брал списанные на ветошь простыни, ремонтируя их таким образом, что из десяти получалось, пять лишних, и сдавал всё это в прачечную.
      Женщинам, работающим в прачечной, он отдавал одну простынь и просил их возвращать ему только новое бельё, что они и делали, и старшине отдавал на одну простынь больше, чем тот был очень доволен. Таким образом, Шагиахметов имел три новых простыни, которые он продавал местным жителям, знающих этого вороватого коммерсанта.
      Наверное, на гражданке он стал или богатым человеком или сел в тюрьму. Сейчас молодые люди с коммерческой жилкой стали богачами, а при советской власти их даже расстреливали.
      Зимой Отян принял караул, на одном из постов находился наш герой.
      Он охранял самолёты. Отстояв первых два часа на боевом посту, он отпросился под каким-то предлогом на несколько минут сбегать по делам. Отян разрешил. Погода была с обильным снегопадом, патруль в район Мясново не заходил, а если бы и зашёл, то всегда можно объяснить, что бегу по делам службы в соседнюю часть.
      Но в назначенное время он не пришёл, Отян стал волноваться. Но никаких действий предпринимать не мог, и оставалось только ждать.
      Прошло уже почти четыре часа, Шагиахметову пора заступать на пост, и он заявился, смеясь и напевая песню и такой пьяный, что ему нельзя не только идти на пост с оружием, а даже появляться в казарме.
      Оказалось, что он зашёл на свадьбу к знакомым людям (было воскресенье), сыграл на гармошке, спел, сплясал, его накормили и напоили. Отян сказал парню, недавно отстоявшему свой пост, чтобы тот пошёл отстоять за Шагиахметова, но тот резко воспротивился. Отян не знал, что делать и ребята уболтали его отвести Шагиахметова на пост, а там он протрезвится. Отян сдуру согласился. Они взяли его автомат, сумку с противогазом и двумя рожками с патронами к автомату, и пока он ещё мог переставлять ноги, отвели его на пост "охранять" самолёты. До их стоянки было метров 400-500, так что пришли назад они со сменившимся часовым через полчаса. Через некоторое время заваливается весь заснеженный, в тулупе и без шапки "часовой", при котором отсутствовал главный атрибут часового – автомат Калашникова с двумя магазинами. На вопросы где он дел автомат, Шагиахметов мычал и показывал рукой куда-то в сторону. Это уже могло плохо закончиться для всех. Ребята уложили его на нары, предназначенные для отдыха, а
      Отян вместе с разводящим побежал по снегу, боясь, что автомат припорошит падающим снегом, и они его не смогут найти. К счастью, автомат и рожки с патронами лежали недалеко и подобрав его, они быстро вернулись.
      Но волнения на этом не закончились. Раздался свисток часового, охраняющего караульное помещение, Отян вышел и о Боже, караул приехал проверять дежурный по дивизии подполковник. Он Отяна узнал в лицо, тот его поприветствовал и доложил:
      – Товарищ подполковник, за время моего дежурства никаких происшествий не произошло, – (в голове металось: пьяный Шагиахметов, пост без часового, вдруг даст команду поднять караул в ружьё). -
      Начальник караула, младший сержант Отян.