Глава 17

Наутро Таннер и Фокс засыпали трупы щебнем, потом молча постояли над холмиком, под которым лежало тело Ханратти.

— Хочешь сказать несколько слов? — спросил Таннер.

— Пожалуй. — Фокс сняла шляпу и прижала ее к груди. — Ты это заслужил, негодяй. Аминь. — Она надела шляпу и отошла. — Пошли. Сегодня будет длинный жаркий день.

Днем они достигли каньонов, где тень была такой же неуловимой, как вода. Земля у подножия высоченных скал из песчаника была каменистой, а солнце безжалостно палило с высоты.

Без опытного проводника человек мог бы блуждать по каньону от одного кончавшегося отвесными скалами тупика к другому до тех пор, пока либо не умер от жажды, либо не сошел с ума от палящего солнца. Таннер смотрел с благодарностью на рыжую косу, болтавшуюся по спине Фокс. Она ни разу не засомневалась в том, правильно ли они едут, ни на минуту не теряла уверенности. Она знала, куда надо идти, безошибочно находила углубления в скалах, где собиралась вода. У них было достаточно продуктов, чтобы добраться до пастбищ вдоль реки Долорес. Она предусмотрела все, и Таннер уже давно понял, что ему чертовски повезло, что он нашел именно ее.

Это путешествие, безусловно, было испытанием характеров. Таннер, как и Фокс, не был удивлен предательством одного из своих охранников. Фокс, правда, считала более подходящим кандидатом на эту роль Джубала Брауна, но, по мнению Таннера, они стоили друг друга. Уже после первых дней пути он понял, что оба эти человека были скорее склонны к тому, чтобы украсть золото, нежели оберегать его. Он мог бы поспорить на последний цент, что Джубал уже строил планы. Однако по какой-то причине он решил украсть золото не у Таннера, а наметил в качестве своей жертвы похитителей его отца. Наверное, убьет их и таким образом завладеет золотом. Может быть, чтобы помочь Конфедерации, а может, просто присвоит золото себе.

Таннер также очень быстро пришел к выводу, что Фокс была цельной натурой и человеком чести. Он понял ее сущность, и ему было наплевать на то, какую необычную жизнь она ведет. Случись какой-нибудь кризис, он скорее доверился бы Фокс, чем кому-либо из тех мужчин, которых знал. Она была находчивая, смелая и бесстрашная. Иногда сварливая и вздорная, но под внешней бравадой скрывалось доброе любящее сердце.

А сейчас, когда он смотрел на качавшуюся перед его глазами косу, она представлялась ему маятником, отсчитывающим часы, которые остались до той минуты, когда им придется расстаться.

— Такова жизнь, — провозгласил Джубал Браун, с улыбкой наблюдая за тем, как Фокс и Таннер разбивают лагерь, делая вдвоем работу, которую обычно делали пять человек.

Если бы Фокс не понимала, что он страдает от боли, она бы как следует его отчитала. Но когда-то, много лет назад, один проводник, которому она, что называется, перебежала дорогу, тоже прострелил ей ногу, и она помнила, как ей было больно ходить или ездить верхом.

— Наслаждайся, пока можешь. — Она отвернула воротник, чтобы легче было дышать. — Кофе будет готов через минуту.

Даже если бы они остановились у реки и вода была бы у них в избытке, они предпочли бы кофе, несмотря на изнуряющую жару. Кофе всегда был основной пищей на Западе.

Вытянувшись на земле, Фокс стала шарить вокруг себя глазами, опасаясь змей и скорпионов. Не обнаружив ничего подозрительного, она села поодаль от костра и стала обмахиваться шляпой. Мужчины сняли с себя рубашки, а она завязала свою узлом на животе и закатала рукава до локтей. Лица и руки мужчин были черными от загара, а у нее загар был золотистым. И все благодаря лосьонам Барбары Робб и Пича. Когда они приедут в Денвер, ее кожа, конечно, не будет молочно-белой, но и выглядеть неотесанной, грубой женщиной, которая провела всю свою жизнь на солнце, она тоже не будет. Эта мысль немного улучшила ее настроение.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она Пича, сидевшего рядом с Брауном.

— Я вспотел и устал. А так — здоров как бык.

Фокс надеялась, что жара и сухой воздух скажутся благотворно на болезни Пича, но, похоже, она ошибалась. А вид Пича без рубашки поразил ее. Человек, который всегда излучал здоровье, теперь выглядел сморщенным стариком. Его тело съежилось, руки стали похожими на тонкие плети, ребра выпирали под серой кожей.

— Как же ты похудел, — ужаснулась она.

— В таких долгих переходах люди всегда худеют. Ты тоже похудела, Мисси. — Он попытался улыбнуться. — И выглядишь замечательно.

Она подумала о шахматных фигурах, которых не доставали из коробки уже несколько недель.

— Может быть, мы отдохнем денек у реки. Ты сможешь порыбачить. Ты же любишь рыбачить.

— Если только мне не придется есть то, что я поймаю.

Он опять улыбнулся, и она вспомнила их давнишний спор о том, что зимой им приходится слишком часто есть на ужин соленую рыбу. У них было в жизни так много общего, что о чем бы они ни говорили, это всегда вызывало у них приятные, а иногда и не очень, воспоминания.

— А где Таннер? — спросил Джубал, дуя на горячий кофе.

— Охотится за ископаемыми. — Фокс увидела его среди скал. — Отнесу ему кофе, а потом вернусь и займусь бобами.

— Смотри, — сказал Таннер, когда она подошла, и протянул какой-то плоский камень, беря у нее кружку с кофе. — Это окаменевший мох.

— Красивый.

Как странно. Фокс могла различить даже самые мелкие листики древнего папоротника. Эти листочки были также четко обрисованы, как мускулы на голой груди Таннера. Он немного вспотел, и его густые волосы стали влажными на висках. Судорожно сглотнув, она подошла к краю каньона.

Он сдвинул на затылок шляпу и внимательно на нее посмотрел.

— Я кое о чем подумал, но у меня все не было возможности спросить…

— Спрашивай.

Позднее солнце отражалось на дне каньона в водах Гранд-Ривер. Она слышала рассказы о том, как люди умирали здесь, на вершине каньона, от жажды, потому что не могли добраться до воды. А с тех пор как Таннеру попала в руку стрела, она не раз думала о том, сколько опасностей для человека таит эта безлюдная местность.

— Ты говорила, что поехала в Денвер, чтобы найти своего отчима. Он все еще там живет?

Фокс моментально насторожилась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, но мозг лихорадочно заработал. Надо было найти ответ, который не был бы прямой ложью.

— Почему ты спрашиваешь?

— Возможно, я его знаю. Мой отец знает его наверняка.

— Я не собираюсь впутывать тебя в эту старую историю.

— Другими словами — не суй свой нос, куда не надо.

— Я не так сказала. — На самом деле она была страшно польщена, что он этим интересуется. — Я просто не люблю говорить о нем.

А вот думать о Хоббсе Дженнингсе — это было совсем другое дело. Теперь, когда они вступили на территорию Колорадо, она каждый день подолгу размышляла о том, как Дженнингс погубил ее жизнь. Сначала он украл ее деньги и спокойную респектабельную жизнь. И теперь, из-за того, что Дженнингс отнял у нее все, она никогда не сможет соединиться с Таннером. Значит, Дженнингс украл у нее единственное будущее, о котором она мечтала.

Каким же сладостным будет момент, когда она заглянет Дженнингсу в глаза, скажет ему, кто она такая, а потом разрядит всю обойму своего револьвера в его поганое сердце. Этот момент она представляла себе несчетное число раз, но никогда еще так ясно и с таким удовольствием, как сейчас. Каждый раз, когда она смотрела на Таннера и думала о том, какой могла бы быть их жизнь, ее пальцы сжимали воображаемый курок.

Не сводя с нее глаз, Таннер обтер банданой потное лицо и шею.

— Что-то я не припомню, чтобы ты говорила, что будешь делать после того, как мы приедем в Денвер.

— А это имеет значение?

— Расскажи.

Она поняла, о чем он думает.

— Я бывала в Денвере несколько раз после того, как изучила этот маршрут, и не убила этого сукина сына — моего отчима. Он все еще жив, — добавила она с горечью в голосе. А потом спросила: — Тебе Пич что-то рассказал?

— Нет. Но у меня такое чувство, что кое-что он мог бы мне рассказать, если бы захотел.

— Может быть, что-то и есть, — рассердилась она. — И возможно даже, что и мне хотелось бы поговорить с тобой кое о чем. Но я не могу.

Она уже изучила Таннера. Как бы он ни симпатизировал ей, Хоббс Дженнингс был его боссом. Так что Таннер не останется в стороне и не позволит ей убить человека, с которым он проработал много лет. Сначала он попытается отговорить ее, а если ему это не удастся, он, как честный человек, предупредит Дженнингса.

— Фокс…

— Меня тоже кое-что интересует. — Сейчас вполне подходящий момент, чтобы задать ему несколько вопросов и отвлечь его от расспросов о ее планах в Денвере.

Он положил окаменелость на землю и глянул в сторону лагеря.

— Что именно?

— Я знаю, что ты работаешь на Хоббса Дженнингса, но мне почему-то кажется, что твой отец занимается тем же бизнесом, что и он. Если это так и если твой отец хочет, чтобы однажды его компания перешла к тебе, почему ты работаешь не на отца, а на этого мерзавца Дженнингса?

— Меня раздражает, когда ты его так называешь. Что ты имеешь против этого человека? Насколько я его знаю — а знаю я его уже очень долгое время, — Дженнингс хороший, порядочный человек.

— Как же! — отрезала она, повернулась и пошла прочь.

— Знаешь ли ты, что он полностью содержит приют для девочек-сирот? — Таннер шел следом за ней. — И что он один из немногих владельцев рудников, кто по-настоящему исповедует принципы Союза? А на Рождество он кормит бесплатным обедом каждого нуждающегося в Денвере. Благодаря его общественной деятельности жизнь в Денвере стала более безопасной.

— Да, знаю, — бросила она, не оборачиваясь. — Ты считаешь, что этот чертов мерзавец святой.

Она шла большими шагами, ругалась почем зря и мечтала о том, чтобы у них в лагере было виски и она могла сделать хотя бы глоток. Все эти дни ей удавалось придерживаться советов, которые дала ей Барбара Робб, но сейчас она была в ярости.

Наверное, она не рождена для приличий. Ну и пусть. Ведь ей надо только выглядеть приличной, чтобы подобраться поближе к Хоббсу Дженнингсу всего-то минут на двадцать.

— Назови хотя бы одну причину, почему я должен относиться к нему по-другому.

Фокс приподняла крышку кастрюли, в которой варились бобы, и с грохотом опустила ее обратно.

— Оставайся при своем мнении, а я останусь при своем. — Надо бы напечь лепешек, подумала она, но эта мысль сразу же улетучилась. Ей было не до того.

Схватив ее за плечи, Таннер резко повернул ее к себе лицом.

— Ты кажешься мне разумной и справедливой во всем, кроме оценки этого человека. Если ты и дальше собираешься его чернить, скажи хотя бы, в чем причина.

— Если бы ты был Хоббсом Дженнингсом, я бы с радостью назвала тебе не менее дюжины причин. — Она вырвалась и, сверкая глазами, встала перед ним, уперев руки в бока. — Но ты, слава Богу, не Дженнингс. А перед тобой я не должна оправдываться.

Таннер напрягся, и его взгляд стал холодным.

— Нет, не должна.

Она смотрела ему вслед, а потом увидела, что Пич и Джубал бессовестно подслушивали, да еще с большим интересом.

— Ни слова, — пригрозила Фокс, — или будете есть песок вместо ужина.

Они учли ее предупреждение и молча проглотили бобы и бекон без лепешек. Фокс могла бы приготовить на скорую руку какой-нибудь пирог, чтобы ужин был сытнее, но у нее не было настроения печь. После ужина Таннер, также молча, отчистил песком тарелки.

Скрестив на голой груди руки, Джубал сказал, глядя на Фокс:

— Раньше от тебя все время пахло свиным жиром, а теперь вроде чем-то похожим на молоко. Это почему?

— Заткнись и не лезь не в свое дело. Я иду спать.

Пич был единственным, кому она пожелала спокойной ночи. Натянув до пояса легкое одеяло, она повернулась спиной к костру.

Когда ее разбудил Таннер, она не могла понять, который час, но небо над ней было усыпано миллионами звезд, а Пич храпел так, что было ясно, что он спит уже давно.

— В чем дело? — Она вскочила и выхватила револьвер.

— Ничего не случилось. — Таннер провел рукой по ее косе. — Пойдем со мной.

Первой ее мыслью было отказаться, но он провел пальцами по ее груди, и у нее уже не было ни малейшего желания сопротивляться. Она позволила ему увести себя от тлеющих углей костра.

— Вижу, что ты был абсолютно уверен, что я пойду с тобой, — сказала она, увидев, что он расстилает одеяло у подножия высокой скалы.

— Я на это надеялся, — поправил он ее.

Хотя температура значительно упала, камни сохранили дневное тепло и место оказалось довольно уютным, несмотря на прохладный ветерок. Они сидели лицом друг к другу, почти соприкасаясь коленями. Таннер взял ее руки в свои.

— Из-за чего, черт побери, мы воюем?

Фокс хотела ответить, но передумала и стала вспоминать, о чем они говорили перед ужином. Таннер задал вопрос, на который она не ответила, а потом как-то само собой выплыло имя Хоббса Дженнингса и они стали спорить, хотя наперед знали мнение друг друга.

Фокс сгорбилась и прикрыла ладонью глаза.

— Я не знаю.

— Это, конечно, не было бессмысленной перепалкой вроде той, где должна жить моя несуществующая жена, но все же… — Он нежно отвел с ее лица прядь волос. — Послушай, я не разделяю твое мнение о Хоббсе Дженнингсе, но ты имеешь право на собственное мнение, и тебе не обязательно раскрывать свои причины. Я больше ни слова не скажу о Дженнингсе.

Это было великодушное полупризнание, если учесть, что о Дженнингсе первой заговорила Фокс.

— Извини меня. Я в последнее время слишком раздражена.

— До Денвера осталось меньше месяца пути. Запрокинув голову, Фокс посмотрела на звездное небо.

— У меня нет никакого образования, — тихо начала она. — Годы юности я провела на верфях Сан-Франциско, переодетая мальчишкой. Я научилась сквернословить, курить, и я редко отказывалась выпить стаканчик виски. Многие годы я прожила одна, рядом со мной был лишь чернокожий. Я ходила по этому маршруту много раз и всегда была единственной женщиной в компании мужчин. Я жила в лагере индейцев. Я убила нескольких мужчин и со многими дралась.

Она словно говорила не с Таннером, а сама с собой. Она перечислила все те причины, по которым ее никогда не примут в его мире, потому что ей было необходимо самой их услышать. А возможно, потому, что и он нуждался в напоминании.

— Ты спасла мне жизнь. Ты довезешь это золото до Денвера и спасешь жизнь моему отцу. Все те люди, с которыми я разговаривал в Карсоне, уважают тебя.

Непроизвольно трогая простреленную мочку уха, Фокс по-прежнему смотрела в звездное небо.

— Теперь уже мало осталось проводников. — Работа стала слишком рискованной. Проводники умирали от пуль, от укусов змей и скорпионов, от нападений медведей и других диких животных. Они тонули в реках, срывались со скал или падали с лошадей. У них ослабевало зрение, ломались руки и ноги, сдавали сердца. — У меня нет будущего.

— А я думаю, что есть. — Он сказал это с таким напором, какого она еще от него не слышала.

У нее защемило сердце. Она приложила палец к его губам.

— Нет. Я знаю, кто я, и знаю свое место.

А еще она знала, как все для нее закончится. Время от времени она позволяла себе представить, как все могло бы быть, и пыталась найти способ пробиться в жизнь Мэтью Таннера. Но ответ всегда был один и тот же. Ее будущее было предопределено в тот день, когда Хоббс Дженнингс вышвырнул ее из дома и отправил к кузине матери. И этого уже не изменить. Ей было дано на какое-то мгновение ощутить, что такое счастье, почувствовать радость, о которой она не могла и мечтать. Эти мгновения никогда не повторятся. Это она твердо знала. И что это была бы за жизнь, если ее единственная радость осталась в прошлом? Лучше уж отправиться на виселицу, чем влачить жалкое существование без этого человека.

Этой ночью они любили друг друга под звездным небом. Они не спеша раздевались, поддразнивая друг друга откровениями и обещаниями. Лежа лицом к лицу, они ласкали друг друга дрожащими ладонями. Целовались до тех пор, пока Фокс уже изнемогала от желания, снова и снова шепча его имя. А когда он навалился на нее всей тяжестью своего тела и вошел в нее, она позабыла обо всем и подчинилась блаженному ощущению близости. Схватив его за влажные от пота плечи, она смотрела в небо, и ей казалось, что она мчится к сверкающим точкам звезд. Когда его голова упала ей на плечо, она крепко прижала его к себе, чтобы он не увидел ее слез.

Таннер держал ее в своих объятиях до тех пор, пока у него не затекла рука. Только тогда он осторожно высвободил руку и, прислонившись к остывающему камню скалы, закурил сигару.

Мысли его текли по обычному руслу. Воспоминания о прошедшем дне перебивались мыслями об отце и его похищении, о проблемах, связанных с неоконченной работой на рудниках Невады, и о новых проблемах, которые возникнут после освобождения отца. Он думал о своей жизни вообще и о том, что его ждет в Денвере.

Его отец, как и сам Таннер, когда бывал в городе, обедал с банкирами, судьями, управляющими компаний. Денверское общество, еще до конца не оформившееся, было больше похоже на деревенское, но оно существовало, и отец принадлежал к нему. Уже через три дня после приезда в Денвер Таннер получит приглашения на рауты, музыкальные вечера, лекции, балы. В это время года будут и роскошные загородные развлечения: пикники и экскурсии к подножию гор. Придется ездить с визитами, читать и слушать лекции, обедать в клубе или в огромных особняках столпов общества.

Откинувшись, он пустил колечко дыма в темное небо. Куда бы он ни пришел, матери будут навязывать ему своих дочерей — прелестных существ, барышень в тончайшей кисее, готовых упасть в обморок при малейших признаках чего-либо мало-мальски неприличного. Они будут смотреть на него поверх летних вееров и признаваться в любви к природе, животным и маленьким детям. Некоторые из них пожелают продемонстрировать ему свое умение играть на пианино и петь. Другие — похвастаться вышивками и расписанными ими фарфоровыми чашками. А те, что посмелее, могут даже немного посплетничать, если все дозволенные темы разговора будут исчерпаны.

От воспоминаний о подобных встречах мозг Таннера начинал цепенеть. Уже не в первый раз он удивлялся, почему мужчина обязательно должен прожить всю свою жизнь с женщиной, честь которой требовала всяческих запретов. С женщиной, скрывающей свою сущность. С той, которая никогда не отдастся мужчине так, как это сделала сегодня ночью Фокс.

Но именно из таких женщин преуспевающие мужчины выбирают себе жен. Хорошеньких внешне, но не имеющих собственного мнения. Их обязанностью было родить наследника и ни в коем случае не покрыть позором имя мужа даже намеком на скандал или неподобающее поведение.

Он посмотрел на свернувшуюся калачиком Фокс. Рыжие волосы разметались по спине до самой талии. Он мог бы одеть ее в шелка и поселить в особняке, купить ей самые роскошные кареты, и все равно люди его круга никогда ее не примут.

Проблема казалась ему неразрешимой. Человек может полировать кусок гранита всю свою жизнь, но он никогда не превратит его в бриллиант.

Они довольно рано переправились через Долорес-Ривер, поэтому Фокс предложила Пичу воспользоваться дневным светом и порыбачить. Он был явно не в восторге, но она его легонько подтолкнула.

— У нас на ужин будет рыба. Разве тебе не надоели бобы и зайчатина?

— Даже рыба лучше, чем змеи.

Накануне, устав от однообразия еды, они ошкурили и поджарили большую гремучую змею, но кончилось тем, что все выбросили, потому что никто не смог себя заставить проглотить хотя бы кусочек змеи.

— Выбери местечко получше, а я принесу твою удочку. Таннер отправился на поиск ископаемых, а Джубал сел читать бульварный журнал о знаменитых преступниках на Западе.

— Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь написал обо мне в таком журнале, — сказал он проходившей мимо него с удочкой Фокс.

— Тебе сначала надо стать знаменитым. А кроме того, это почти всегда россказни, главным образом для того, чтобы напугать простаков, живущих на востоке.

— Думаю, завтра мне уже не понадобится костыль, который сделал мне Таннер.

— Так ведь не прошло еще и недели. Зачем так торопиться?

— Как все надоело, черт возьми, — пробормотал Джубал, глядя ей вслед.

Пич сидел на берегу и смотрел на быстрое течение реки мутными глазами. Обычно, если он не двигался, он не кашлял, но сейчас у него был такой приступ, что он задыхался, однако Фокс не подала виду, что это заметила.

— Пойду накопаю червей или поищу еще что-нибудь для наживки. Как ты себя чувствуешь? — небрежно спросила она, словно этот вопрос только что пришел ей в голову.

— Никогда еще так хорошо себя не чувствовал. — Пич посмотрел на свой платок перед тем, как сунуть его в карман.

— Рада это слышать. — Стараясь думать только об этих проклятых червях, Фокс воткнула в землю лопату. Земля у реки была влажной и рыхлой, и она скоро накопала полжестянки червей. — Вот тебе для начала.

Пич подошел к кромке воды, а Фокс села на сырую землю, обхватив руками колени.

— Помнишь ту большую рыбину, которую ты поймал с пирса в Сан-Франциско? Никто не мог поверить, что ты просто опустил леску в воду и поймал ее. А ту огромную форель, которую ты поймал в Карсон-Сити в первое же лето, как мы туда приехали?

— Помнится, и ты поймала парочку-другую крупных рыб, Мисси. — У Пича не было сил вдаваться в подробности, и к тому же у него опять начался кашель.

Следующие двадцать минут говорила только Фокс, избавив Пича от необходимости отвечать. Она говорила о заготовках соленой рыбы на зиму, о том, что надо будет убрать свежую оленину подальше от медведей. Потом перевела разговор на цыган, которых они повстречали много лет назад и которые признались, что едят скунсов, что было просто отвратительно. Кто же ест скунсов? Никто!

— Мисси! Подойди сюда. По-моему, я что-то поймал. Ты давно уже не ловила рыбу, и я хочу, чтобы ты вытащила эту.

Фокс видела, что у Пича дрожат руки, и взяла у него удочку. Отвернувшись, он согнулся, обнял руками колени и зашелся в приступе кашля. Приступ длился так долго, что Фокс подумала, что ее нервы не выдержат.

— О, какая большая! — воскликнула она, вытащив рыбу и сделав вид, будто не замечает, что Пич лег на землю. — Знаешь, если ты не против, теперь я порыбачу. Хочется поймать такую же большую.

— Я не против, — глухим голосом ответил Пич.

Она совершила ошибку. Она надеялась, что рыбная ловля доставит Пичу удовольствие, а судя по выражению его лица, ее затея обернулась для него наказанием. Бормоча себе под нос ругательства, она до тех пор закидывала удочку, пока не наловила достаточно рыбы на ужин.

— Такой вкусной рыбы я еще никогда не ел, — заявил Джубал, смакуя каждый кусочек. — Спасибо, старик.

Пич хотел было объяснить, что, кроме одной рыбины, остальных поймала Фокс, но приступ кашля помешал ему. Воспользовавшись этим, Фокс сказала:

— Да, сэр, что касается рыбной ловли, тут Пич просто мастак. — И она подробно и с воодушевлением рассказала о той огромной рыбине, которую Пич поймал с пирса в Сан-Франциско. Такой большой, что никто глазам своим не поверил.

Таннер и Джубал прерывали рассказ Фокс в нужных местах возгласами удивления и восхищения, и их голоса были такими же бодрыми, как ее собственный, отчего сердце Фокс сжималось от боли.

— Наш старик совсем плох, — сказал Джубал, когда Пич ушел в свою палатку.

— Ничего подобного! — отрезала Фокс.

Но она все же решила не останавливаться на отдых на берегу Долорес-Ривер. Пичу требовался покой, но еще больше ему был нужен врач. После того как они минуют район плоскогорья и спустятся в долину, на их пути будут поселки. Наверняка там есть врачи, которые знают, как лечить чахотку.

Ни Таннер, ни Джубал Браун ничего ей не возразили, но она видела жалость в их глазах. Не помня себя от ярости, она зашагала прочь от костра к берегу реки. Там она швыряла в воду камни, пока не устала.

Фокс вернулась в лагерь только после того, как убедилась, что Таннер и Браун пошли спать. Но прежде чем вернуться, она подняла голову и, глядя на серп молодой луны, крикнула:

— Если он умрет, между нами все кончено. Ты меня слышишь, Бог? Я больше никогда в своей чертовой жизни не заговорю с тобой! Возьми к себе кого-нибудь другого, а Пича оставь в покое. Черт побери! Мне он нужен больше, чем тебе!

Она простояла целую минуту, глядя на луну, потом смахнула слезы и решительными шагами направилась к лагерю.

Глава 18

На второй день путешествия по плоскогорью им повстречалась небольшая группа ютов. Хотя не было произнесено ни слова, юты проявили особый интерес к связкам мулов, поэтому ночью Таннер, Браун и Фокс дежурили у костра поочередно. Таннеру дважды показалось, что он слышит какое-то подозрительное шуршание в рощице пиний к востоку от лагеря, но тревога оказалась напрасной.

— Возможно, это и были индейцы, — согласилась Фокс за утренним кофе. — Если так, они, должно быть, увидели тебя у костра с ружьем на коленях и не решились попробовать увести мулов.

К концу долгого жаркого утра они наконец подошли к краю плоскогорья, и Таннер натянул поводья, чтобы остановиться и полюбоваться расстилавшейся внизу широкой плодородной долиной. Здесь, при слиянии двух больших полноводных рек, весна была в самом разгаре. Зеленели тополя, высокая трава колыхалась на теплом ветерке. Яркие пятна желтых и лиловых полевых цветов были рассыпаны по всей долине.

Что-то перевернулось в груди Таннера. Сам того не понимая, он всю жизнь мечтал именно о таком месте. Зеленая долина, укрытая с юга плоскими холмами, а с севера огороженная высокими красными скалами. А рядом с деревьями и рекой — целые поля ископаемых, которые он уже находил в песчанике.

И что было важнее — здесь он найдет решение своей проблемы.

— Если и дальше будем мечтать, то не переберемся через реку Ганиссон. — Фокс подъехала к Таннеру, ведя за собой связку мулов.

— Человек может бросить в эту землю семечко, а когда он вернется домой после поисков окаменелостей, из семени уже вырастет редиска.

Фокс удивленно изогнула бровь.

— Что-то я не представляю тебя фермером, выращивающим редиску.

Повернувшись в седле, Таннер встретился с Фокс взглядом. Сегодня ее глаза были темно-синими, как вода в океане, но в них появилось какое-то странное выражение. Было такое впечатление, что она вот-вот свалится с мустанга. Когда она вновь заговорила, ее голос был таким сдавленным, что ему пришлось наклониться, чтобы услышать ее.

— Слухи распространяются быстрее и дальше, чем ты думаешь. Люди начнут сплетничать о твоей огороднице-жене. Все будут думать, что ты сошел с ума.

— А мне на это наплевать.

Он мысленно выругался. Сейчас не время — и не место — для такого разговора. Им следовало бы лежать голыми в большой кровати в комнате с зажженными свечами и бутылкой хорошего вина под рукой.

— Напрасно. Ты заслуживаешь лучшего. Зачем тебе жена, которую придется защищать? Кроме того, для человека, который идет на все то, что перенес ты, для того чтобы спасти своего отца, мнение отца должно быть важным. — Она дернула поводья.

Он молча посмотрел ей вслед. Впервые в жизни Таннер сделал предложение женщине стать его женой — хотя и каким-то косвенным образом, поддавшись неожиданному импульсу, — а она его отвергла. Черт возьми. А у него в голове все сложилось так хорошо! Земля… Фокс… Все то, что было ему нужно больше всего на свете.

Землю он может получить. А с Фокс придется поработать. Она изложила ему причины, по которым не вписывается в его мир, и он с этим согласился. Но сейчас решение было найдено. Он сможет вписаться в ее мир.

Им не обязательно жить в городе. Они могли бы жить в таком месте, как эта долина, где не будет общества, которое всегда готово осудить тех, кто не следует предписанному им образу жизни. Здесь она не почувствует себя изгоем и ей не придется приспосабливаться.

Что касается Таннера, он вовсе не считал жизнь в городе привлекательной. Как только он окончил свое образование, он сразу же променял город на горнорудные области Дикого Запада. Время от времени его вдруг одолевало желание прикоснуться к атрибутам цивилизации, и тогда он уезжал на несколько дней в ближайший город и ходил по музеям и галереям, читал газеты и посещал дорогие рестораны.

То же самое может происходить и здесь, думал он, окидывая взглядом долину. Если вдруг он соскучится по культуре, можно отправиться в Денвер. Каким же это будет удовольствием приобщить Фокс к живописи и музыке, накормить едой, которой она в жизни не пробовала, пожить с ней в роскошных апартаментах, баловать ее и покупать глупые безделушки, которые заставят ее смеяться.

Пришпорив кобылу, Таннер поскакал за остальными. Они уже начали спускаться в долину. Внизу он остановился, огляделся и удовлетворенно кивнул. Когда-нибудь здесь появятся дороги, будет проложена железная дорога, и сюда придет культура. Этому сокровищу недолго осталось быть неоткрытым. Здесь уже было несколько ферм. Потом появятся поселки, а потом и город. Будет приятно сыграть роль первооткрывателя этой долины.

— Красиво, не правда ли? — Рядом с ним оказался Пич.

— Человек мог бы прекрасно здесь жить.

— А что сказал бы по этому поводу ваш отец?

— Он был бы разочарован. — Но Таннер много чего передумал с тех пор, как руку ему пронзила стрела шошона. — Я прожил всю свою жизнь, стараясь оправдать ожидания отца, мистер Эрнандес. С меня хватит.

— А вы когда-нибудь обсуждали с отцом его ожидания? Таннер подождал, пока Пич откашляется, и сказал:

— Достаточно того, что отец пошел на жертвы ради моего образования, ради того, чтобы у меня было положение в обществе и обеспеченное будущее. Сомневаюсь, что в этом ряду найдется место поискам окаменелостей.

Пич не сразу ответил. Он смотрел на Фокс, которая ехала впереди вдоль берега реки, выбирая место для переправы.