Глава 1

Фокс сидела на скале и, покуривая сигару, хмуро смотрела на тонкую кромку льда, тянувшуюся вдоль берега озера. Обычно озеро замерзало на глубину до восьми или даже десяти дюймов, но в этом году зима выдалась теплая и лед был слишком тонким.

— Мы накололи недостаточно льда, чтобы забить им сарай, а зима уже почти на исходе. — Она озабоченно посмотрела на Пича. Сегодня он надел под комбинезон только фланелевую рубашку, а прошлой зимой они в это время кутались в теплые пальто, шарфы и шапки с ушами.

— Как-нибудь обойдемся.

Иногда неиссякаемый оптимизм Пича придавал ей сил. Но гораздо чаще этот самый оптимизм выводил ее из себя, и тогда ей хотелось запустить ему в башку кусок льда побольше. Сейчас был как раз такой момент.

— Когда настанет лето, мы продадим этот лед за три недели. — Большим пальцем она показала через плечо на сарай. — А потом что будем делать?

— Мы не единственные, кто не наколол много льда. В этом году его ни у кого не будет много. Так что мы сможем продавать лед за хорошие деньги.

Что правда, то правда, подумала Фокс. Она курила и смотрела на сверкавшую под лучами солнца воду на середине озера, которая в это время еще должна была быть покрыта толстым слоем льда. Если поднять цену на лед, который им удалось наколоть, этих денег будет достаточно, чтобы прокормить одного человека до следующего сезона. Но не двух.

У нее было такое чувство, что судьба собирается с силами, готовясь нанести удар. То, что в этом году лед не принесет дохода, было своего рода предупреждением.

— Ты могла бы снова заняться тем, что у тебя хорошо получается, — неуверенно сказал Пич. — А я тоже всегда смогу найти какую-нибудь работенку.

Фокс обернулась, чтобы посмотреть на его лицо. Глубокие морщины прорезали щеки, волосы были почти совсем седые.

— Сколько тебе лет? Семьдесят?

— Я не знаю, сколько мне лет, — пожав плечами признался Пич. — Какое это имеет значение, пока я могу работать?

В этом он был прав. Если только у него время от времени вдруг не разыгрывался ревматизм, Пич мог сделать больше, чем кто-либо другой, включая Фокс. Но это неправильно — семидесятилетний старик не должен искать работу. Он должен сидеть на крыльце, если ему захочется, и ничего не делать.

— Мне в голову приходит столько всяких мыслей, — сказала она, глядя на вершины далеких гор.

— Я это знаю, и мне не нравится, когда ты начинаешь задумываться. — Поднявшись, Пич стал разглядывать гряду облаков, собиравшихся на севере. — Похоже будет буря, — с надеждой в голосе произнес он. — Я чувствую, что становится холодно.

Я думаю о том, почему я бросила это занятие после того, как Дебек стрелял в меня и лишил меня работы. А еще я думаю о Хоббсе Дженнингсе и о том, что он украл мою жизнь и ему ничего за это не было. Больше всего я думаю о мести. Дебек умер до того, как я успела его убить, и это было несправедливо. Но я извлекла из этого урок. Поэтому я думаю, что надо убить Дженнингса до того, как он умрет своей смертью. — «Думаю» было слишком мягко сказано. Правде больше соответствовало слово «одержимость».

— Ты не можешь изменить прошлое, Мисси. — Голос Пича смягчился, как всегда бывало, когда он беспокоился о Фокс. Его большая крепкая рука легла ей на плечо и сжала его. — Изменить можно только будущее.

— Я собираюсь забрать свою долю из тех денег, что мы с тобой выручим за лед, и отправиться в Денвер. Я хочу изменить будущее Хоббса Дженнингса.

Она уже почти приняла решение. Все, что ей было нужно, — это какой-то знак, что она права.

Во время ужина Пич неожиданно предложил:

— Давай поговорим о том, что ты сказала. Предположим, ты поедешь в Денвер.

— Ладно, предположим.

Она начала тщательно намазывать масло на хлеб. Ей не нравилось, как это делал Пич, который просто клал масло куском на середину. Масло должно быть равномерно размазано до самых краев.

— Предположим, ты найдешь мистера Дженнингса, выстрелишь в негодяя и убьешь его. А потом что? — Он положил масло на середину ломтя — именно так, как она и думала. — Полиция тебя арестует, и тебя повесят. И чего ты добьешься?

— Дженнингс будет мертв. Он заплатит за то, что сделал.

— Но ты же тоже умрешь.

— Неужели ты не можешь как следует намазать масло? — рассердилась она. — Сначала ты будешь есть сухой хлеб, а потом разом проглотишь кусок чистого жира!

— Если тебе больше нравится обсуждать манеры, Мисси, могу напомнить, что воспитанные люди не держат черенок вилки в кулаке. Вот как надо ее держать.

— А я тебе сто раз говорила, что плевать я хотела на то, как ведут себя воспитанные люди.

А ведь могло быть иначе. В том, что она вела себя не так, как воспитанные люди, виноват Хоббс Дженнингс. Воспоминание об этом снова вернуло ее к мысли, что пора выполнить клятву, которую она дала самой себе, — найти этого негодяя Дженнингса и всадить пулю в его лживое, вероломное сердце.

После ужина, вымыв посуду, Фокс вышла во двор, чтобы покурить. Их хижина была совсем крошечной, поэтому они с Пичем договорились, что не будут отравлять воздух в ней сигарным дымом. Ожидая, пока Пич расставит шахматы на доске, она думала о том, как покинет хижину, озеро, эту канитель с торговлей льдом и Пича.

Пич как раз был камнем преткновения.

Она знала его с шести или семи лет. Они сбежали от кузины ее матери, когда ей было двенадцать. Иногда они расставались, но в общем и целом они были вместе почти двадцать лет. Пич научил ее почти всему, что вообще стоило знать и уметь. А чему не мог научить — например, читать и всяким женским делам, — позаботился, чтобы научили другие. Некоторым вещам она научилась сама.

Главный жизненный урок она получила в семнадцать лет, когда сбежала от Пича. В то время она не знала, что семнадцатилетним, особенно женщинам, не следовало отправляться одним на поиск золотых приисков в горах к западу от тех мест, где сейчас расположен Денвер. Это было то еще путешествие! При воспоминании о нем Фокс улыбнулась. Она то замерзала, то изнывала от жары, то голодала и много раз сбивалась с пути. Она спрашивала дорогу в лагерях индейцев, один раз застрелила мужчину, который вознамерился ее изнасиловать, убила двух медведей и достаточное количество оленей и зайцев, чтобы не умереть с голоду.

В местных газетах появились статьи о ее путешествии, и с этого момента началась ее карьера проводника. Это было прекрасным средством существования до тех пор, пока Дебек не прострелил ей ногу. Она отправилась в Карсон-Сити, где слонялась в ожидании, когда заживет нога.

— Помнишь день, когда мы с тобой снова встретились? — Она тогда зашла в бар «У Джека» и увидела Пича, подметавшего там пол. Она почувствовала себя так, будто вернулась домой. — Ты все еще был на меня зол за то, что я сбежала, не дочитав тебе один из романов твоего любимого Чарлза Диккенса.

— Я и сейчас злюсь, — сказал Пич, ухмыльнувшись. — Сегодня ты играешь черными.

Ей было безразлично, какими играть, потому что он всегда ее обыгрывал.

— Сколько времени мы с тобой живем на этой горе и ждем чего-то, что никогда не произойдет?

— Наверное, года три, Мисси. Для мрачных размышлений — срок слишком долгий.

— Думаешь, я только этим и занималась?

— Я знаю, что все меняется. Знаю, что ты собираешься в Денвер. Возможно, мне пришло это в голову раньше, чем тебе. — Он разглядывал фигуры на доске. — Хочешь, чтобы тебя кто-то сопровождал?

— А не страшно тебе будет увидеть, как меня повесят? — Она тоже уставилась на доску.

— Этого может и не случиться. Вдруг ты перестанешь жить в прошлом и позаботишься о своем будущем. Такое может произойти и прежде, чем мы доберемся до Денвера.

Это было бы как в доброе старое время — они путешествуют вдвоем. Но теперь она была умнее, лучше знала жизнь. Если Пич будет рядом, когда она застрелит Хоббса Дженнингса, даже если это случится на глазах у дюжины свидетелей, все они поклянутся, что убийцей был черный, потому что никогда не поверят, что на курок нажала белая женщина.

— Тебя не должно быть рядом, когда я застрелю Дженнингса. Тебе придется с этим согласиться, или я оставлю тебя здесь.

— Поговорим об этом, когда придет время, Мисси. Мой ход первый.

Спорить с ним было бесполезно. Впереди у них будет достаточно времени, чтобы обговорить детали.

Когда Фокс открыла утром дверь хижины, в лицо ей ударил сильный порыв ледяного ветра и в хижину ворвался вихрь снега. От радости они с Пичем ударили ладонью в ладонь и понесли свои кружки с кофе на берег озера, чтобы понаблюдать, как снежинки будут таять в воде. Сосны были покрыты снегом, и от них исходил такой терпкий запах, каким, по мнению Фокс, и должна была пахнуть зелень.

— Хорошо бы такой холод простоял еще недельки две!

Но ее желание не исполнилось. Через три дня новый лед растаял.

Фокс вышла из хижины в одной рубашке — было так тепло, что пальто стало уже ненужным, — и направилась к сараю. Она хмуро оглядела жалкие запасы льда, которые занимали лишь треть помещения. Сарай был защищен от солнца высокими соснами и осинами, а лед они пересыпали слоями соломы. На полу пока не было потеков, но если и дальше будет так быстро теплеть, они очень скоро появятся.

— К нам пожаловали гости! — крикнул ей Пич. Прихватив ружье, спрятанное за дверью, Фокс вышла из сарая. Внутри сарая было по крайней мере холоднее, чем снаружи, отметила она про себя. Пич опустил топор, которым рубил дрова, и они стали поджидать приближавшегося к ним всадника.

Лошадь под ним была хорошая, не какая-нибудь кляча, которая, взбираясь на такую высоту, тяжело дышала бы и отдувалась. Всадник в кожаной шляпе и шерстяной куртке тоже выглядел неплохо. Он был чисто выбрит, что изобличало в нем городского человека, скорее всего с востока.

— Привет, хижина! — прокричал он гораздо позднее, Чем следовало. Ему повезло, подумала Фокс, что она в него не выстрелила задолго до его приветствия. В этих краях чужаки были редкостью, и никогда нельзя было знать, что у них на уме.

— Подъезжайте ближе! — крикнула она в ответ.

Он выехал на открытое место, приложил руку к шляпе в знак приветствия и посмотрел на озеро.

— Красивый у вас здесь вид.

— Зачем пожаловали, мистер?

Вдоволь налюбовавшись озером и вершинами гор, он внимательно изучил хижину и сарай и, наконец, обратил свое внимание на Фокс и Пича.

— Я ищу Фокс. — Его взгляд остановился на Пиче. — Полагаю, это вы?

— Это я, — сказала Фокс, подняв ружье так, чтобы он мог его увидеть. — Чего вы хотите?

Незнакомец удивленно вытаращил на нее глаза, раздраженно нахмурил лоб и тихо выругался.

— Прошу прощения, мэм. Подозреваю, что парни в городе здорово надо мной подшутили.

— Неужели?! — Взгляд ее стал жестким и внимательным — она была готова ко всему. В руках у него не было револьвера, к седлу не было приторочено ружье. И поскольку он был без бороды, она заметила, что у него тот тип угловатого лица, которое в мгновение ока могло превратиться из приветливого в угрожающее. — А вы кто такой?

— Мэтью Таннер. — Он кивнул и снял шляпу, обнажив длинные, до плеч, рыжевато-коричневые волосы. Чистые, блестящие волосы, которые явно отличали его от шахтеров, старателей и других искателей приключений, которые перемещались в эти края с востока. — Я сейчас уеду, но сначала мне хотелось бы спросить, не затруднит ли вас дать мне стакан воды?

— Сейчас принесу. — Пич положил топор и, взяв ведро, направился к озеру. Он ни за что не оставил бы Фокс, если бы хоть на йоту заподозрил Таннера в злых намерениях. А мнение Пича было для Фокс достаточным.

Она прислонила ружье к стене сарая.

— Почему бы вам не спешиться и не размять ноги?

— Спасибо.

Как она и предполагала, он был высокого роста — футов шести. По крайней мере на голову выше, чем она.

— Так зачем вы меня искали?

— Думаю, что это ошибка. — Глаза цвета старого дерева внимательно ее изучали. — Мне нужен проводник. Люди в Карсон-Сити сказали мне, что лучшего проводника, чем Фокс, не найти, и направили меня сюда.

— Что ж, — сказала она, обойдя его кругом и смерив взглядом, — эти ребята не ошиблись. Только мне пришлось отказаться от этого дела после того, как меня подстрелили.

Он был чертовски красивым мужчиной. Сильный и мускулистый, нигде ни капельки жира. Широкие плечи, бедра будто самой природой предназначены для долгих дней в седле. Линия подбородка свидетельствовала об упрямом характере, но покажите ей мужчину, который не был бы упрям, подумала Фокс. Да, чертовски привлекателен. Что-то — о чем Фокс уже давно забыла — шевельнулось в ее душе.

— Я не хотела осложнять отношений со своими конкурентами, которые и так были непростыми, — пояснила она, — и поэтому решила заняться другим бизнесом. Но то, что вы приехали сюда, можно считать знаком судьбы. Я уже подумывала о том, чтобы вернуться к прежней работе.

Улыбка исчезла с его лица. Он смотрел на нее с недоумением.

— Вы и вправду проводник?

Теперь он обошел вокруг нее и, в свою очередь, смерил ее взглядом, изучая сапоги, штаны, пончо и поношенную шляпу.

Фокс неожиданно охватило безумное желание убрать волосы под шляпу и как следует вытереть лицо носовым платком. Нахмурившись, она встретилась с ним взглядом.

— Послушайте, когда я проводила группы на восток, я была самой лучшей, — отрезала она. — Не обязательно быть мужиком, чтобы находить дорогу туда, куда нужно. Поэтому незачем так удивляться и пялиться. Куда вам надо?

— В Денвер.

От этого слова у нее чуть было не подкосились ноги. Пич, видимо, тоже его услышал. Он так резко остановился на тропинке, что расплескал воду из ведра. Его глаза округлились, и он метнул взгляд на Фокс.

— Ну-ну, — пробормотала она в растерянности, хлопнув себя по ноге шляпой. Судьба только что нанесла ей удар прямо под дых. — До Денвера вы можете добраться и без проводника. Доедете до Саут-Парка в Вайоминге, пересечете Скалистые горы и повернете на юг. И все дела.

— Этой дорогой я приехал сюда, но мне надо добраться до дома более коротким путем и быстрее. — Он набрал в ладони воды из ведра и поблагодарил Пича.

— Вы можете пересечь горы через Вайоминг, а можете поехать на юг и свернуть на тропу к Санта-Фе. Но на этом пути, если вы хотите идти по прямой, вам придется пересечь несколько, я повторяю — несколько, горных цепей. Это не слишком умно. Потому что на этом пути вас будут подстерегать всякие неожиданности и препятствия, которые могут потребовать от вас больше сил, чем если бы вы поехали испытанным маршрутом.

— Но я выиграю время.

— Возможно. Но обычно такого не происходит.

— Правда в том… — Его взгляд посуровел. — Вы раньше ходили по этому короткому пути?

— Хотите знать правду? Послушайте, мистер. — Она так сильно ткнула пальцем ему в грудь, что он отступил на шаг. — Я никогда не вру. Мне нечем особо гордиться, но я всегда честна. — Она подняла на него взгляд. — Да, я водила людей по этому пути. Несколько раз. И каждый раз все оборачивалось катастрофой. Вы меня слушаете? Люди умирали, люди получали увечья. Поезжайте лучше через Вайоминг.

Она повернулась, зашла в хижину и с силой захлопнула за собой дверь.

Кто такой этот Мэтью Таннер, черт возьми? Откуда он взялся, и какое он имеет право заезжать к ней во двор и ставить под сомнение ее честность? Что он вообще о себе возомнил? Она мерила шагами хижину, а потом подошла к окну как раз в тот момент, когда Таннер шел к озеру вслед за Пичем. Что это делает Пич? Что он задумал? В душе у нее закипал гнев.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и задуматься над тем, почему она так разозлилась. Но ответ не приходил ей в голову. Какое, к черту, имеет значение, что Таннер разочарован, узнав, что она женщина, или что он ставит под сомнение ее умение быть хорошим проводником, каким она сама себя считает? Ответа снова не было. К тому же он имел полное право узнать, ходила ли она прежде по этому пути, потому что ему пришлось бы довериться ей, а еще — заплатить.

Фокс подошла к маленькому зеркальцу, висевшему над раковиной. Она редко смотрела в зеркала, потому что они всегда отражали не то лицо, какое ей хотелось бы видеть — счастливое круглое детское личико, — а обыкновенное, некрасивое лицо взрослого человека, во взгляде которого таилось недоверие.

Она вглядывалась в зеркало в надежде увидеть то, что увидел Мэтью Таннер, когда смотрел на нее. Неопрятные пряди рыжих волос, выбившиеся из пучка на затылке. Нет, пожалуй, не рыжие, а каштановые. «Каштановые» звучало более изысканно, хотя какое ей, к черту, дело до изысканности? По крайней мере лицо у нее чистое. И все зубы на месте, что само по себе удивительно, если вспомнить, что она участвовала в таком количестве драк, каким не каждый мужчина мог похвастаться. У Мэтью Таннера тоже все зубы целы, отметила она про себя.

Ему нужен проводник, который довел бы его до Денвера.

Она все смотрела в зеркало. Как это говорится в старой пословице? Опасайся загадывать желание — оно может исполниться. И вот теперь ей представился шанс, о котором она говорила Пичу. Если она станет проводником Мэтью Таннера, он заплатит ей и она поедет туда, куда хотела. К тому же она приедет в Денвер с деньгами в кармане. Прикусив губу, она вернулась к окну. Интересно, о чем это там разговаривают Пич и Таннер?

Нахлобучив пониже шляпу, она рванула дверь и стала спускаться по тропе к озеру.

— Вы все еще здесь? — Она прошла мимо валуна, на котором сидели Пич и Таннер.

— Мы беседуем о войне, — сказал Таннер, вставая, будто в комнату вошла леди.

— Мистер Таннер полагает, что отмена рабства неизбежна. Тогда я стану свободным человеком.

Фокс рассмеялась:

— Пич Эрнандес, если вы когда и были рабом, я об этом ничего не слышала.

Мэтью Таннер наблюдал за ними с таким видом, словно хотел понять, в каких они находятся отношениях. Когда она холодно на него посмотрела, он кивнул и откашлялся.

— Я пока ничего не предлагаю, но вы заинтересованы в том, чтобы провести небольшую группу до Денвера коротким путем?

— Во-первых, никакого короткого пути не существует. Мы не пойдем привычным маршрутом, а пойдем наугад. Во-вторых, здесь у меня прибыльное дело. — Краем глаза она увидела, как Пич втянул щеки и воздел глаза к небу. — Мы с Пичем рубщики льда. Мы набиваем сарай льдом, а когда становится тепло, перевозим лед в Карсон и продаем его за приличные деньги. Если я уеду, я потеряю кучу денег.

Таннер взглянул на озеро, на котором уже не было льда, и удивленно поднял бровь.

— Значит, чтобы вы отказались от прибыльного дела, мне придется заплатить вам целое состояние, так, что ли? — Стиснув зубы, он внимательно на нее посмотрел. — Так каковы ваши условия?

Вы оплачиваете провизию и снаряжение и предоставляете мне и Пичу хороших лошадей и вьючных животных, которых я сама отберу. Вы берете на себя все расходы, которые могут возникнуть по пути. И вы платите мне сто пятьдесят долларов в месяц, потому что путешествие продлится не менее трех месяцев. Половину этих денег вы платите вперед, вторую — когда мы притащим вашу задницу в Денвер. Любой лишний человек в группе сверх пяти оплачивается отдельно. Если вы идете накатанным путем, численность группы — будь то два человека или двести — не имеет значения. Если вы пойдете со мной коротким путем, группа должна быть небольшой, чтобы мы при необходимости могли передвигаться быстро.

— Ваш человек тоже пойдет?

— Он не мой человек, он сам по себе. Но нам будет нужен ковбой, который будет ухаживать за лошадьми, и им будет Пич. Вы будете платить ему сто долларов в месяц.

Она взвалила на него все расходы и к тому же увеличила принятую сумму еще наполовину. Судя по его виду, он мог себе позволить любые траты. Но главная причина, почему она его надула с деньгами, была в том, что она хотела проверить, насколько она может испытывать судьбу.

— И кое-что еще. — Она стояла к нему достаточно близко, чтобы уловить запах кожи, лошади и пота. — Вы и вся ваша группа слушается только меня, выполняет все мои приказы. Если я скажу, что мы не поедем через какую-нибудь долину, мы туда не едем, и без всяких лишних вопросов. Если я говорю, что надо объехать овраг, вы и все остальные объезжают. Если я говорю, что мы не переходим вброд реку, ни одна лошадь не должна намочить копыта, а когда я говорю, что мы переправляемся, мы это делаем, если даже кто-то возражает. Вы меня поняли? Если вы меня наняли проводником, я в ответе за ваши жизни. Если вы или кто-либо из ваших спутников возражает против того, чтобы им командовала женщина, поищите себе другого проводника.

Он кивнул.

— Вы наговорили столько всего, что мне надо подумать.

Это, по-видимому, было вежливой формой отказа. Он землю будет рыть, но попытается найти другого проводника. Ее это вполне устраивало. Если она соберется в Денвер, одной ей будет значительно легче, тем более что она поедет через Вайоминг по накатанному маршруту.

— Я хотел спросить еще вот о чем, — сказал Таннер. — Мне надо попасть в Денвер срочно. Как скоро мы могли бы тронуться в путь?

Фокс поджала губы.

дело в своей жизни, и я убью Дженнингса. Он должен заплатить за все.

— Для меня хорошей новостью будет уже то, что ты уйдешь с этой проклятой горы. Как знать, что ты найдешь в другом месте? Может, что-нибудь получше, чем месть.

— Ничего лучше мести нет. Мне только не терпится отомстить поскорее.

Пич поджал губы и начал убирать со стола.

— Сегодня мы играем в шашки. Ты играешь красными.

Глава 2

К утру Фокс уже приняла решение. На рассвете они с Пичем доверху загрузили фургон глыбами льда — столько, сколько могла потянуть лошадь, — и начали спускаться с горы в сторону Карсон-Сити.

Назвать Карсон городом было бы огромным преувеличением. С другой стороны, за те три года, что территория Невады была нанесена на карту Америки, городок расцвел. Его жители превратили Карсон в тот город, где старатели оставляют свои заработки.

Когда впереди показались окраины города, Пич и Фокс поменялись местами на облучке, потому что Пич считал неправильным, если люди увидят, что приличная женщина правит лошадью, а мужчина едет просто пассажиром. Фокс ни разу не удавалось переспорить Пича в этом вопросе.

Пока они менялись местами, Фокс прикрепила к одной стороне фургона табличку: «Продается лед».

— Думаю, мы скоро узнаем, достаточно ли тепло, чтобы в этом городе образовался рынок льда, — сказала Фокс, усаживаясь на место пассажира.

Пич предпочел поехать кружным путем — по пыльным улицам, застроенным лачугами, пристройками к ним, просто палатками и более опрятными домиками, которые только с натяжкой можно было назвать городскими. К тому времени как они добрались до Карри-стрит, половина льда уже была продана.

— Гостиница купит остальное, — предсказал Пич.

— Попридержи пару блоков для бара. — Прищурившись, Фокс глянула на небо. Солнце уже было высоко. — Высади меня у магазина, — попросила она, похлопывая себя по карманам, чтобы найти список. — Я хочу убедиться, что у Макгерти есть все продукты, которые будут нам нужны. Потом я хочу встретиться с мистером Уитфилдом и узнать, есть ли у него подходящие лошади и какую цену он заломит. Как насчет того, чтобы встретиться в баре «У Джека» в четыре часа?

— Думаю, нам надо отправиться обратно не позже половины пятого. — Он посмотрел на нее из-под кустистых бровей так серьезно, чтобы до нее дошло, что он не шутит. — Так что не будь слишком общительной с выпивохами и не ввязывайся в драку. Я не хочу сидеть в баре «У Джека» до полуночи, ты меня поняла?

Таннеру показалось, что это Фокс входила в магазин, но когда она не вышла из него через несколько минут, он решил, что ошибся. Это его, однако, не удивило — его глаза были красными и слезились от долгой езды по пыльной дороге. Но больше, чем глаза, его раздражало то, что он понапрасну потерял день, а этого он не мог себе позволить.

Пока он ждал, когда в банке рассмотрят его заявление, он вспоминал проводников, с которыми разговаривал. Самый последний разговор произошел у него сегодня утром в развалюхе, продуваемой со всех сторон ветрами. Таннер проскакал шесть миль только для того, чтобы обнаружить, что проводник, которого ему рекомендовали, оказался таким же ненадежным, как зыбучий песок вокруг его сколоченной из досок лачуги.

Кассир вернулся в свою зарешеченную конторку и, откашлявшись, с любопытством глянул на Таннера поверх круглых очков в металлической оправе.

— Мы выполнили ваши требования, мистер Таннер, — сказал он, отвлекая его от невеселых мыслей.

— Спасибо. Отель «Сент-Чарлз» уже ожидает доставку.

Перед тем как покинуть банк, Таннер зашел в кабинет президента банка, чтобы выразить благодарность за все то, что было для него сделано, а именно за курьеров, посланных в Рино, чтобы отправить и получить телеграммы из Денвера.

Убедившись, что менеджер отеля «Сент-Чарлз» запер мешки с деньгами в сейф, Таннер заказал в свой номер виски. Наконец он мог сменить пыльный костюм для верховой езды на вечерний наряд, подходящий для семейного ужина в доме Джона Мэннинга, с которым он работал на прииске Галлоуз.

До того момента, как ему надлежало появиться в доме Мэннинга, у него было еще несколько часов, и он решил прогуляться по городу. Прогулка поможет привести в порядок мысли. Для путешествия все было готово. Не хватало лишь проводника. Надо было принять решение. В тот момент, когда он подумал об этом, он заметил на Карри-стрит Пича Эрнандеса, который правил пустым фургоном. Дно фургона было мокрым, на боковых стенках висели таблички о продаже льда.

Стало быть, он не ошибся. Это была Фокс. Он остановил фургон и, справившись у Пича о том, где Фокс, пошел к загону, где были выставлены на продажу лошади.

Ее трудно было не заметить: рыжие волосы были видны издалека. Она стояла нос к носу с Гарри Уитфилдом — единственным торговцем лошадьми в городе. Фокс раздраженно похлопывала шляпой по бедру, и у нее был такой вид, будто она вот-вот взорвется.

— Вот что я вам скажу! — орала она, нахлобучивая шляпу. — Мой клиент не собирается выкладывать сотню долларов за этот мешок с костями! Это чистый грабеж! А эти мулы?! — Она показала на пасущихся в загоне животных. — Посмотрите на их спины! Да они одной ногой в могиле! Восемьдесят долларов? Ха! Только если в течение следующего часа каждый второй мул в округе вдруг сдохнет!

Она круто повернулась и столкнулась с Таннером. У него было такое чувство, что это две скалы и ни одна другой не уступит.

Фокс все же отступила и подняла раскрасневшееся лицо.

— Я рада, что вы здесь. Вы не поверите, сколько этот ворюга запросил за лошадей! Взгляните на них. Таких жалких животных я сроду не видала. — Она бросила на Уитфилда разъяренный взгляд. — Подумай хорошенько и предложи цену получше и сделай скидку на то, что я беру несколько животных сразу, не то я поеду в Золотой каньон и погляжу, что мне предложит Пинки Борден. Завтра утром я зайду за окончательным ответом. По дороге в Золотой каньон. Ты меня понял, негодяй?

Наблюдая за тем, как Уитфилд пошел в кузницу, она подтолкнула Таннера поближе к загону.

— Мы купим вон тех двух мустангов, — тихо сказала она, убедившись, что Уитфилд ее не слышит. — Калифорнийские мустанги с виду не очень, но они крепкие и выносливые и могут долго обходиться одним глотком воды. — Она посмотрела на него. — Я кое-что надумала.

— Я это понял.

— Я решила, что лошади нужны только мне и Пичу. Вы, насколько я понимаю, поедете на той кобыле, на которой были у нас. Правильно?

— То есть вы решили, что я собираюсь нанять вас?

— Разумеется. Вы уже поняли, что я единственный надежный вариант. Вопрос в том, согласна ли я провести с вами три месяца. Это нам надо решить. — Она подняла голову, чтобы определить движение солнца. — Через несколько минут я должна встретиться с Пичем в баре «У Джека». Вы пойдете со мной. Надо кое-что обсудить, прежде чем заключить сделку. — Перед тем как уйти, она оглядела его с ног до головы и воскликнула: — Вы только посмотрите на него! Просто картинка!

Опершись на верхнюю перекладину ограды загона, Таннер посмотрел сначала на лошадей, которых она выбрала, потом на мулов. Он. сразу понял, что она выбрала лучших. «Будем надеяться, — подумал он, — что и в остальном она так же хорошо разбирается, потому что, кажется, я ее все-таки нанял».

Фокс была единственной женщиной в баре, не одетой в короткую юбку и без подноса в руках. Никто не обращал внимания ни на нее, ни на Пича, из чего Таннер сделал вывод, что оба они здесь завсегдатаи.

— Виски, — сказал он бармену, откалывавшему куски от ледяного блока, к которому прилипла солома.

— Он и за нас заплатит. — Фокс, не оборачиваясь, показала большим пальцем на Таннера. — Я оставила в магазине список провизии, чтобы Макгерти знал, что нам необходимо. Но я не могу рассчитать количество, пока не буду знать, сколько нас будет.

— Вы, мистер Эрнандес, я и еще два человека.

— Отлично. Я подтвержу заказ. Когда вы хотите отправиться?

— Как можно скорее. Вам достаточно будет двух дней, чтобы все подготовить?

— Я уже сказала, что хватит, — нахмурилась она. — У ваших спутников есть свои лошади?

— У них есть лошади и все необходимое снаряжение, как и у меня. — Он почти видел, как она мысленно вычеркивает из списка один пункт за другим. — Я не собираюсь покупать ваш лед.

— Но покупка льда была частью нашей сделки.

Таннер обратил ее внимание на бармена, который продолжал откалывать лед, и на куски льда в своем стакане с виски, о которых он не просил. Он не любил виски со льдом.

— Вам не удастся продать один и тот же лед дважды, особенно если вы рассчитываете на меня в качестве покупателя. — Глядя ей через плечо, он увидел, как Пич улыбнулся и сделал вид, будто внимательно разглядывает потолок.

— Мы продали лишь небольшую часть! Завтра я буду занята приготовлениями к нашему путешествию и у меня не будет времени на то, чтобы продать оставшийся лед. Он растает, если я поеду с вами. Сколько денег превратится в воду! Я считаю, что вы нам должны!

— Может — да, а может — нет. Во всяком случае, я не собираюсь платить вам за лед.

— А как насчет лошади, запряженной в фургон? Я продаю ее Уитфилду, чтобы получить кредит на покупку животных.

— Оставьте себе эту лошадь, — пожал он плечами. — Если не считать проблемы со льдом, предлагаемая вами сделка приемлема.

Призвав на помощь все свое воображение, он попытался представить, как бы она выглядела, если бы была обычной женщиной. Но не смог. Во-первых, одежда висела на ней мешком и было невозможно догадаться, какая фигура скрывается под большой грубой рубашкой и жилетом, который был бы велик даже для него. Лицо было загорелым, кожа на щеках шелушилась, а губы потрескались от холодного ветра И наконец, эта копна рыжих волос, которую и большее количество шпилек не смогло бы удержать. Он сомневался, была ли она вообще когда-нибудь у дамского парикмахера.

Что касается положительных сторон, то Таннер отметил, что брови у нее были красивой формы и чуть темнее волос. Взгляд был холодным, но глаза интригующего цвета: при одном освещении — голубые, при другом — серые. Таннер обычно обращал внимание на губы, поэтому он отметил, что у нее была хорошо очерченная верхняя губа, а нижняя — достаточно полная, чтобы можно было ее капризно надуть, как это обычно делают женщины. Эта мысль вызвала у него улыбку: Фокс вряд ли часто надувает губы.

— А кто эти люди, которые поедут с нами? — Она допила виски и сделала знак бармену повторить.

— А это имеет значение?

— Пожалуй, нет, — подумав, ответила она. — При условии, что они будут помнить, кто главный, и не будут отставать.

Нос у нее был не большой и не слишком маленький. То же можно было сказать про ее лоб. Когда она повернулась, чтобы что-то сказать Пичу, он отметил, что у нее красиво очерченный профиль. Если бы ему надо было описать ее, он назвал бы ее красивой женщиной, хотя мало кто с ним согласился бы — настолько необычной она была в других отношениях. Случайный наблюдатель увидел бы лишь странную одежду, нечесаные волосы и бойцовский вызов во взгляде.

— Вы что-то сказали? — Он так задумался, что не слышал ее вопроса, а лишь увидел ее удивленные глаза.

— Расскажите мне о себе. Я должна решить, смогу ли я выносить вас.

Невеселая улыбка тронула его губы.

— Вам надо обязательно любить клиентов, у которых берете деньги?

— Я не должна питать к ним отвращения. Ведь мне придется терпеть их общество в течение долгого времени.

Он видел, что она говорит совершенно серьезно.

— Я горный инженер, — сказал он, неожиданно раздражаясь.

— А что такое горный инженер?

— Я проектирую шахты и инспектирую уже имеющиеся. Я разрабатываю правила безопасности, проверяю оборудование, предлагаю пути увеличения эффективности и прибыльности предприятий.

Она понимающе кивнула, но удивленно подняла бровь.

— И вам нравится этим заниматься?

Интересный вопрос. Проводить всю свою жизнь, сидя в конторе или спускаясь в шахты, было не совсем то, о чем он мечтал.

— В настоящий момент — нравится, — не очень уверенно ответил он, изучая ее лицо.

— А где ваш дом? Здесь, в Карсоне, или далеко отсюда — в Денвере? Или где-нибудь в совершенно другом месте?

— У меня есть дом в Денвере. Там расположен главный офис компании, на которую я работаю, хотя компания владеет шахтами в Сьерра-Неваде, в Скалистых горах и в Юте. Я езжу туда, куда меня посылает компания.

Она неожиданно выпрямилась.

— Может — да, а может — нет. Во всяком случае, я не собираюсь платить вам за лед.

— А как насчет лошади, запряженной в фургон? Я продаю ее Уитфилду, чтобы получить кредит на покупку животных.

— Оставьте себе эту лошадь, — пожал он плечами. — Если не считать проблемы со льдом, предлагаемая вами сделка приемлема.

Призвав на помощь все свое воображение, он попытался представить, как бы она выглядела, если бы была обычной женщиной. Но не смог. Во-первых, одежда висела на ней мешком и было невозможно догадаться, какая фигура скрывается под большой грубой рубашкой и жилетом, который был бы велик даже для него. Лицо было загорелым, кожа на щеках шелушилась, а губы потрескались от холодного ветра И наконец, эта копна рыжих волос, которую и большее количество шпилек не смогло бы удержать. Он сомневался, была ли она вообще когда-нибудь у дамского парикмахера.

Что касается положительных сторон, то Таннер отметил, что брови у нее были красивой формы и чуть темнее волос. Взгляд был холодным, но глаза интригующего цвета: при одном освещении — голубые, при другом — серые. Таннер обычно обращал внимание на губы, поэтому он отметил, что у нее была хорошо очерченная верхняя губа, а нижняя — достаточно полная, чтобы можно было ее капризно надуть, как это обычно делают женщины. Эта мысль вызвала у него улыбку: Фокс вряд ли часто надувает губы.

— А кто эти люди, которые поедут с нами? — Она допила виски и сделала знак бармену повторить.

— А это имеет значение?

— Пожалуй, нет, — подумав, ответила она. — При условии, что они будут помнить, кто главный, и не будут отставать.

Нос у нее был не большой и не слишком маленький. То же можно было сказать про ее лоб. Когда она повернулась, чтобы что-то сказать Пичу, он отметил, что у нее красиво очерченный профиль. Если бы ему надо было описать ее, он назвал бы ее красивой женщиной, хотя мало кто с ним согласился бы — настолько необычной она была в других отношениях. Случайный наблюдатель увидел бы лишь странную одежду, нечесаные волосы и бойцовский вызов во взгляде.

— Вы что-то сказали? — Он так задумался, что не слышал ее вопроса, а лишь увидел ее удивленные глаза.

— Расскажите мне о себе. Я должна решить, смогу ли я выносить вас.

Невеселая улыбка тронула его губы.

— Вам надо обязательно любить клиентов, у которых берете деньги?

— Я не должна питать к ним отвращения. Ведь мне придется терпеть их общество в течение долгого времени.

Он видел, что она говорит совершенно серьезно.

— Я горный инженер, — сказал он, неожиданно раздражаясь.

— А что такое горный инженер?

— Я проектирую шахты и инспектирую уже имеющиеся. Я разрабатываю правила безопасности, проверяю оборудование, предлагаю пути увеличения эффективности и прибыльности предприятий.

Она понимающе кивнула, но удивленно подняла бровь.

— И вам нравится этим заниматься?

Интересный вопрос. Проводить всю свою жизнь, сидя в конторе или спускаясь в шахты, было не совсем то, о чем он мечтал.

— В настоящий момент — нравится, — не очень уверенно ответил он, изучая ее лицо.

— А где ваш дом? Здесь, в Карсоне, или далеко отсюда — в Денвере? Или где-нибудь в совершенно другом месте?

— У меня есть дом в Денвере. Там расположен главный офис компании, на которую я работаю, хотя компания владеет шахтами в Сьерра-Неваде, в Скалистых горах и в Юте. Я езжу туда, куда меня посылает компания.

Она неожиданно выпрямилась.

— Вы, случайно, не на компанию «Дженнингс майнинг энд меркантайл» работаете?

— Да.

Неужели, подумал он, компания «Джей-Эм энд Эм» настолько широко известна в этих краях, что даже такой человек, как Фокс, знает о ней?

Она встретилась взглядом с Пичем в зеркале бара и провела рукой по лицу.

— Да пошли они все к черту, — пробормотала она и, расправив плечи, с шумом выдохнула. — Мы почти закончили. Вы читаете книги? Играете в шахматы или шашки?

— Не понимаю, какая связь между игрой в шахматы и нашим путешествием в Денвер?

— Вы могли бы сказать про себя, что вы терпеливый человек? Что свою долю трудностей готовы нести сами?

Хватит с него этой чепухи, разозлился он.

— Я готов заплатить вам за то, что вы проведете нас в Денвер. Вам нужна эта работа или нет?

— Ладно, — немного подумав, ответила она. — Считайте, что сделка состоялась. Завтра мы встретимся, чтобы купить лошадей и провизию. В путь мы тронемся на рассвете следующего дня.

Пич поставил стакан и вытер рот.

— Нам пора идти. Спасибо за виски, мистер Таннер.

— Ты не обязан его благодарить! — отрезала Фокс. — Он не делает нам одолжения. Оплата наших расходов является частью сделки.

— По-моему, я учил тебя другому, Мисси. Если ты хочешь быть леди, следи за своими манерами. Одно без другого не бывает, уж я-то знаю.

— А кто сказал, что я хочу быть леди? Пошли они все к черту, Пич!

— Я знаю, о чем ты думаешь, еще до того, как мысль приходит тебе в голову.

Таннер не слышал ответа Фокс, потому что дверь за ними уже закрылась. Посмотрев на часы, он заказал еще виски.

— Мисс Фокс и мистер Эрнандес часто у вас бывают? — осведомился он у бармена.

— Мисс Фокс? — улыбнулся бармен. — Никогда не слышал, чтобы ее так называли.

Бармен отошел к другому концу стойки, всем своим видом показывая, что посетителю не удастся втянуть его в разговор. Таннер расправил плечи и потер ладонью шею. В общем и целом, подумал он, день завершается лучше, чем можно было ожидать.

Весь вечер, который он провел в обществе Джона Мэннинга и его жены, Таннер то и дело мысленно возвращался к Фокс. Если бы он располагал большим временем, он, возможно, нашел бы более подходящего проводника. Он подозревал, что возникнут ситуации, когда Ханратти и Браун будут возражать против того, чтобы ими командовала женщина.

Он вдруг вспомнил, с каким удивлением, а потом и раздражением увидел, как Фокс ведет переговоры с Гарри Уитфилдом. Если он заплатит за этих лошадей и они будут принадлежать ему — было его первой мыслью, — так он с таким же успехом мог и сам торговаться с Уитфилдом.

Да, будут моменты, понял он, когда подчиниться женщине будет совсем не легко. Ему придется напоминать и себе, и Ханратти с Брауном о том, что Фокс — специалист в своем деле, что она обладает опытом и знаниями и подчинение ей является частью сделки.

На следующий день он встретился с Ханратти и Брауном и сообщил им время и место их встречи. После этого он зашел в парикмахерскую, чтобы побриться и постричься, и отправил свои вещи — за исключением тех, которые понадобятся ему в путешествии, — в Денвер. Возле гостиницы он неожиданно наткнулся на фургон Фокс и Пича. Вид у них был довольный.

— Утречко сегодня выдалось просто замечательное, — сказал Пич вместо приветствия. Он широко улыбнулся, показав здоровые белые зубы.

— Да уж, — подтвердила Фокс, спрыгивая на землю. — Мы продали еще один фургон льда, а Уитфилд согласился на наши условия. — Довольная улыбка озарила ее лицо. — Пич отведет лошадь с фургоном к Уитфилду прямо сейчас. Нам придется оставить у него фургон, но ничего страшного.

— Хижину мы заперли, — добавил Пич. — Думаю, мы готовы отправиться в путь.

— Я вижу, вы со всем справились. Похоже, я вам не нужен, так что я…

— Нам нужны ваши деньги. — Фокс достала из-под пончо лист бумаги. — Вам надо зайти в магазин и расплатиться за провизию, а потом отдать Уитфилду деньги за лошадей. Потом пойдете в баню и заплатите там. И мы с Пичем хотим сегодня же получить аванс в удобное для вас время. — Фокс посмотрела на него так пристально, словно сомневалась, что у него хватит на все денег.

Таннер смерил ее взглядом.

— А что такое вы сказали насчет бани? За что я должен заплатить в бане?

— За то, чтобы мы с Пичем могли помыться, за что же еще? Думаю, что в путь мы должны отправиться чистыми. Другого случая принять горячую ванну у нас не будет очень долго. — Она взглянула на его чисто выбритое лицо и стрижку. — Похоже, и вы об этом подумали. Так когда вы собираетесь нам заплатить?

— Прямо сейчас, — сказал он через минуту, доставая из внутреннего кармана куртки кошелек.

— Только не здесь, — сквозь зубы процедила Фокс. Она схватила его за рукав и потащила в холл гостиницы. Оглядевшись, она завела его за какое-то высокое растение в большом цветочном горшке. — Не очень-то умно показывать всем свои деньги, — тихо сказала она, вращая глазами, словно не веря, что он такой деревенщина.

— А вы считаете, что два человека, прячущиеся за фикусом, не выглядят подозрительно? — Она была самой странной женщиной, которую он когда-либо встречал. Прекрасно понимая, что все, кто находился в холле, видели, как она поволокла его за горшок с цветком, он быстро отсчитал ей в ладонь одиннадцать двадцатидолларовых золотых монет и одну десятидолларовую. — Это все ваше — аванс за три месяца, а это…

— Я не возьму деньги Пича. Можете отдать их ему, когда встретитесь с ним у Уитфилда. — Она зажала кулак, потом открыла ладонь. — Вы дали мне на пять долларов больше.

— Это за баню.

— Баня будет стоить намного меньше пяти долларов. Таннер чуть было не выругался. У нее на все был аргумент.

— Можете оставить сдачу себе. Увидимся завтра на рассвете. Она последовала за ним на улицу.

— Вы увидите меня раньше — в магазине. Надо будет проверить по списку, все ли продукты есть, а это займет время. К тому же я хочу убедить Макгерти позволить нам воспользоваться его задним двором, чтобы оставить там наши покупки до утра.

— У меня есть еще дела. Я уверен, что вы закончите работу в магазине до того, как я смогу туда прийти. — Он даже близко не подойдет к магазину, не убедившись, что ее там нет. С него было довольно раздражения на один день. — Прошу меня простить. Я пойду к Уитфилду, чтобы заплатить за животных.

Фокс стояла на деревянном тротуаре и смотрела ему вслед. Надо отдать ему должное, манеры у него хорошие, решила она. Но ей уже начало казаться, что у него слишком часто меняется настроение и, возможно, у него вообще скверный характер. В таком долгом путешествии, которое им предстояло, нет ничего хуже спутника, подверженного быстрой смене настроений. А она еще не познакомилась с другими двумя. Впрочем, если случится худшее, ей не обязательно проводить с ними время. У нее есть Пич. А с ним ей всегда хорошо.

Проверка провизии прошла гораздо более гладко, чем она предполагала, а новое снаряжение было в полном порядке. Вычеркивая один за другим пункты списка, она мысленно представляла себе, как лучше все это запаковать и как распределить груз между мулами. К тому времени как она встретилась с Пичем у бани, она уже все рассчитала.

— Мы хотим все, что полагается, — сказала она служащему при бане. — Бритье, стрижка и ванна для него, мытье головы шампунем и ванна для меня. И учтите, нам надо все самое лучшее и чтобы все хорошо пахло. Нам понадобится по отдельной кабине, сандвичи и виски. — Она торжественно отсчитала четыре доллара и отправилась в женское отделение.

Было приятно пройти мимо общественного бассейна, где на поверхности воды плавали хлопья не слишком чистой пены, и зайти в отдельную кабину. Фокс была в такой кабине всего один раз за всю свою жизнь.

Служащий вошел первым и разложил махровые полотенца, которыми явно до нее никто не пользовался, зажег лампы и расставил душистое мыло, баночку с кремом для лица и зубной порошок.

— Еда, напитки и горячая вода сейчас будут, — весело провозгласил служащий. — Здесь есть поднос, куда вы можете сложить шпильки. Одежду можно повесить вот на эти крючки. Я вернусь к тому моменту, когда вы закончите накладывать на лицо крем.

Никогда в жизни Фокс не мазала лицо кремом. Она сняла крышку с баночки и понюхала содержимое. Запах вызвал у нее воспоминание о горном можжевельнике. Почему бы и нет? — подумала она. Может быть, ее лицу очень нужен крем. Она ничего не знала о таких вещах.

Раздевшись, она завернулась в одно из великолепных полотенец и, прежде чем наносить крем, покрыла волосы. Крем слегка пощипывал лицо, особенно в тех местах, где кожа была сильно обветрена.

Когда она наконец устроилась в горячей душистой воде, со стаканом виски в одной руке и сигарой — в другой (а рядом на столике стояла тарелка с сандвичами), она закрыла глаза, вздохнула и погрузилась в блаженство настоящей роскоши.

И вдруг подумала, где сейчас может быть Мэтью Таннер. И что это за дела, которые ему надо сделать еще сегодня? Может быть, есть кто-то, с кем ему надо попрощаться? Или ему надо закончить какую-то работу, прежде чем уехать из Карсона?

Фокс нахмурила лоб. В баре она чуть было не подавилась виски, когда выяснилось, что Таннер работает на Хоббса Дженнингса. На какое-то мгновение у нее раздался такой шум в ушах, словно это был крик судьбы, которая хотела удостовериться, что она слушает внимательно. После того как Таннер упомянул Дженнингса, ей было все равно, что он ответил на ее вопрос. У нее уже не было ни малейшего сомнения, что это тот самый Дженнингс, который был ей нужен.

Расслабившись, она стала пускать дым колечками и отпила глоток виски. Мэтью Таннер. Если бы Фокс жила той жизнью, которой предполагалось она будет жить, Мэтью Таннер был именно тем человеком, который мог бы вскружить ей голову.

Она позволила себе помечтать обо всем этом несбыточном, пока остывала вода в ванне. Потом тяжело вздохнула. Она ненавидела себя за то, что мечтает о том, что могло бы быть. Такие мечты заставляли ее чувствовать себя уязвимой и подавленной.

Фокс стерла с лица крем и взглянула на себя в зеркало. Ей показалось, что щеки стали менее красными и шершавыми. Впрочем, утверждать это она не могла.

Да и какая, к черту, разница? Мэтью Таннер никогда по-настоящему не обратит на нее внимания. Да она этого и не хотела. Нельзя смешивать дело и удовольствие.

Незадолго до рассвета Таннер появился на заднем дворе магазина, Фокс и Пич уже разложили провизию по корзинам и приторочили их к спинам мулов. Купленные Таннером накануне мустанги были оседланы. Фокс — с чашкой кофе в руке — стояла рядом с лошадьми и разглядывала Каттера Ханратти и Джубала Брауна, одновременно не упуская из виду мулов.

— Я вижу, вы уже познакомились с ребятами, — сказал Таннер и подвел к каравану мулов еще одного. Фокс уже связала трех мулов в одну связку и двух — в другую.

— А это что такое? — удивилась она. Не веря своим глазам, она подошла к мулу, которого привел Таннер. — У нас уже есть столько мулов, сколько необходимо. Кроме того, мы договорились, что животных буду отбирать я!

— Нам нужен еще один, — возразил Таннер и подвел своего мула к короткой связке. Он внимательно рассмотрел, каким образом животные были связаны между собой. Отлично. Если один из мулов заартачится, веревка разорвется и другие мулы не сорвутся вниз.

— Черта с два! — сердито бросила Фокс. Не спрашивая разрешения, она развязала один конец брезента, которым был накрыт груз, и уставилась на то, что было под ним. Целую минуту она хмуро разглядывала мешки, соображая, что она, собственно, хочет увидеть, и наконец сказала: — О Господи! Да это мешки с деньгами! Боже правый!

Ханратти двинулся с места, но Таннер его остановил. Он знал, что рано или поздно Фокс все равно узнает, какой груз он перевозит.

— Это золотые монеты, — тихо промолвил Таннер, привязывая мула к короткой связке.

Фокс оглянулась на остальных и подошла совсем близко к Таннеру.

— Вы что, их украли? — спросила она яростным шепотом. Вопрос его обидел.

— Это мои деньги.

— Ладно. Предположим, я этому поверю. Но это не имеет никакого значения, потому что я не позволю, чтобы вы перевозили золото. — Она отвернула брезент с другой стороны. — Всего четыре мешка. Черт возьми. О чем вы только думали? Это совершенно невозможно!

— Весь смысл нашего путешествия заключается в этих деньгах.

Она снова оглянулась, посмотрела на Ханратти, Брауна и Пича и наклонилась к Таннеру.

— Эти деньги будут отличной мишенью. Неужели вы этого не понимаете? Все преступники в этих местах будут нас искать. Это слишком опасно.

— Никто, кроме меня и этих двух людей, не знает о деньгах. И я принял меры предосторожности. Ханратти и Браун здесь с единственной целью — охранять деньги.

— Только не говорите мне, что никто не знает о вашем золоте. — Она уже стояла, подбоченясь и раскачиваясь с пяток на пальцы, и смотрела ему прямо в глаза. — Кассир банка знает. Возможно, и другие люди в банке. Банк Карсона слишком мал, чтобы иметь наличными столько денег, стало быть, о них знает телеграфист. Знают те, кто охранял золото, когда его переправляли в Карсон. Поскольку еще очень рано и банк не открылся, я думаю, что вы держали деньги в гостиничном сейфе. Значит, о них знает тот, кто открывал сейф. Если один из этих людей шепнет хотя бы еще одному человеку, сколько людей будут знать, что вы перевозите такую кучу денег? Какую точно сумму вы намеревались провезти через эти дикие места?

— Пятьдесят тысяч долларов. — Он достал из внутреннего кармана телеграмму.

— Боже милостивый! — Она покачала головой. — Так дело не пойдет, Таннер. Либо вы отвозите деньги обратно в банк, либо находите себе другого проводника. Я еще не настолько сошла с ума, чтобы навлечь на себя охотников за золотом.

— Деньги останутся с нами.

— В таком случае я отказываюсь.

— Сначала прочтите вот это. — Он протянул ей телеграмму и отвернулся, не зная, какой будет ее реакция.

Она прочла телеграмму вслух, сердито чеканя каждое слово:

— «Если вы хотите снова увидеть своего отца, привезите в Денвер пятьдесят тысяч в золотых монетах. Точка. Будьте в Денвере первого мая, или ваш старик умрет. Точка».

Таннер услышал, как она вздохнула, а потом снова прочла телеграмму, но уже не таким сердитым голосом.

— Кто-то взял в заложники вашего отца. — Она взглянула на мешки с деньгами. — А вы проверили, правда ли это?

— Это правда. — Таннер обернулся и посмотрел на Фокс. Она уже не злилась, но и радости на ее лице он не заметил. Трудно было понять, о чем она думает. — Вы прочли телеграмму. Если я не привезу деньги в Денвер, мой отец умрет.

Не говоря больше ни слова, Фокс отошла в другой конец двора, сложила на груди руки и повернула лицо к восходящему солнцу. Потом она сняла шляпу и ее длинная коса вспыхнула на солнце, как столб пламени.

— Пич?

Пич подошел и встал рядом с ней, тоже скрестив на груди руки. Так они стояли несколько минут, глядя в небо. Таннер курил и ждал, наблюдая за ними и размышляя, сможет ли он добраться до Денвера один.

Наконец он услышал голос Фокс:

— Это его отец. На его месте я поступила бы так же. Потом он увидел, как Пич кивнул и пробормотал:

— Надо идти.

— Хорошо, — ответила Фокс и направилась к лошадям. — Поставьте мула с деньгами в середину связки. За деньги отвечаете вы, а не я. Вы меня слышите, ребята? Если из-за них возникнут неприятности, это ваша проблема, а не моя и не мистера Эрнандеса.

— Спасибо, — тихо произнес Таннер. Свернув телеграмму, он положил ее во внутренний карман. Хранить ее не было необходимости, но он все время ее перечитывал.

— Если повезет, мы сможем добраться до Денвера немного раньше, — заявила Фокс. — Это будет зависеть от того, как пойдут дела.

— А ваши родители живы? — спросил Таннер, удивившись, что она так легко сдалась.

— Они оба умерли. Очень давно. — Она глянула на Пича, который уже был в седле и ждал. — Первые несколько дней мы с Пичем поведем мулов, чтобы вы и ваши парни привыкли к седлам, а потом мы поменяемся. Сегодня наш путь будет недолгим. Мы дойдем только до Золотого каньона. Нам нужно время, чтобы понять, как мы будем разбивать лагерь и кто за что будет отвечать.

После того как Ханратти и Браун закончили перестановку мулов, Фокс остановилась возле мула, груженного золотом.

— Вы действительно думаете, что по нашему следу могут пойти преступники? — спросил Таннер, садясь на свою лошадь. А до этого он проверил, хорошо ли привязан его спальный мешок, на месте ли фляжка и зачехленное ружье.

— Ага. — Она внимательно наблюдала за тем, как Ханратти и Браун садились на лошадей. — Ваше золото будет большой проблемой, скажу я вам. Вы хорошо знаете свою охрану?

— Я им доверяю, — сухо отозвался он.

— Ладно. — Кивнув, она ловко вскочила на своего мустанга. Прикрепив веревку, на которой она будет вести за собой трех мулов, она тронула шпорами бока лошади. — Поехали.

Таннера не удивило ни то, что она сидела на лошади так, будто родилась в седле, ни то, как легко она повела за собой мулов. Что его действительно удивило, так это то, что он доверился этой маленькой сердитой женщине. Он посмотрел на золотисто-рыжую косу, спускавшуюся по спине вдоль бесформенного пончо. Он будет ехать за этой пламенеющей косой более тысячи миль.

Он лишь молил Бога о том, чтобы она была права, заявив, что они доберутся до Денвера до первого мая.

Глава 3

Фокс задала не очень быстрый, но ровный темп езды. Она пообещала Таннеру, что сначала, пока его охранники не привыкнут проводить целый день в седле, дни в пути будут короткими. Однако на самом деле и она, и Пич уже очень давно не проводили в седле восемь или десять часов подряд. Когда они остановятся на ночлег, она наверняка тоже почувствует последствия долгого пребывания верхом, но сейчас она была в восторге от того, что путешествие началось.

Начало обычно бывает самой лучшей частью всякого путешествия. Спутники кажутся приятными и дружелюбными, животные здоровы и еще не устали, в воздухе витает ожидание и оптимизм. Впереди их могло ждать что угодно — и хорошее, и плохое.

Плохим было уже то, что они везли золото, думала Фокс. Каждые несколько минут, она подавляла в себе желание обернуться, чтобы убедиться, что груженный деньгами мул не заартачился и что его не украли.

— Может случиться и так, что ничего плохого не произойдет, — предположил Пич, когда они остановились у реки, чтобы перекусить. Зажав ладонями кружку с кофе, он посмотрел в сторону тополей, в тени которых сидели Таннер и его люди, ели хлеб с сыром и разговаривали. — Ты опасаешься, что слишком многим известно про золото и что все они думают о том, как бы его украсть? — Фокс мрачно кивнула, а Пич улыбнулся: — Что до меня, я разделяю мнение мистера Таннера. Я уверен, что и кассир банка, и управляющий банком, и все прочие — честные и порядочные люди и уже забыли о золоте.

Ну конечно. Что нам нужно, так это твой чертов оптимизм. — Фокс бросила на него скептический взгляд, как делала всегда, когда Пич, по своему обыкновению, во всем видел только хорошее. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она через минуту, оторвав взгляд от Мэтью Таннера. Его высокая фигура и гордая осанка притягивали ее внимание словно магнит. И это страшно ее раздражало. — Держишься? Я могу приказать одному из охранников повести вторую связку мулов, если у тебя разболелось плечо. И потом, мне кажется, ты здорово кашляешь.

— Ты что, собираешься всю дорогу меня опекать, Мисси? — Пич посмотрел на нее внимательно. — Почему ты не намазала лицо тем средством от загара, которое я для тебя приготовил?

— Забыла. Завтра намажусь.

Теперь, когда ей не надо беспокоиться о том, что на озере мало льда, она наслаждалась солнцем и теплым ветерком, дувшим ей в лицо. Было приятно снова услышать, как шумит река, наблюдать за животными, пасущимися вдоль дороги, прислушиваться к звукам человеческих голосов. В данный момент ей с трудом верилось, что единственной целью этого путешествия была месть.

Когда они оседлали лошадей, чтобы снова тронуться в путь, к ней подъехал Таннер.

— Мне кажется, что мы отклонились на милю от основной дороги и начинаем подниматься в сторону Комстока. Этот отрезок пути я мог бы и сам повести.

— Вы правы. — Она глянула на него искоса из-под полей шляпы. Он смотрелся великолепно. Впрочем, он выглядел хорошо, что бы он ни делал — сидел, стоял, ходил. — Но вы не знаете, где надо свернуть на юг, где лучше расположиться лагерем и как найти место для водопоя.

— И тогда я начну оправдывать свои расходы, — поддразнил он ее. Они проехали бок о бок почти милю, когда он наконец заговорил: — Я благодарен вам зато, что вы изменили свое мнение по поводу перевозки золота.

— Я вздрагиваю всякий раз, как о нем подумаю, — призналась она, — но ведь выбора не было. Если бы у меня был отец, я бы сделала то же самое.

Фокс не помнила своего отца, а ей временем из ее памяти стерлись и воспоминания о матери. Остались лишь смутные впечатления, главным образом о больничной палате и страшном горе, от которого у нее перехватывало горло. Но она помнила своего отчима. Его-то она никогда не забудет.

— Ваша мать, верно, умерла, не то похитители забрали бы ее.

— Моя мать умерла вскоре после того, как я появился на свет, — сказал Таннер. — Я ее совсем не помню.

— А ваш отец после ее смерти больше не женился? — Этот вопрос был слишком прямолинейным и скорее всего недозволенным, но она не смогла не задать его.

— Отец женился много лет спустя, но его вторая жена умерла меньше чем через год после свадьбы. Я не был с ней знаком.

— А сколько вам тогда было лет?

Щеки Фокс пылали. Она мысленно приказывала себе перестать задавать личные вопросы, пока он не догадался, что он ее интересует.

— Мне было лет десять или одиннадцать. Я учился в школе на востоке.

У него по крайней мере есть отец. Фокс подумала о том, как это хорошо, когда есть кто-то, кто тебя любит независимо от того, что ты делаешь. У нее был Пич, но она отдала бы все на свете за то, чтобы у нее были также отец и мать.

Когда она повернула голову, то увидела, что Таннер отстал и ехал позади мулов. Ему, видимо, не очень понравились ее вопросы. Вот что делает с человеком школа на востоке — он становится сдержанным, даже скрытным. На западе люди более свободны в общении, они всегда хотят знать, с кем разговаривают, а для этого надо задавать вопросы. А когда они узнают о человеке основное, их беседа становится непринужденной. Может, так, а может быть, ей просто хочется найти оправдание своему любопытству.

Около трех часов дня они въехали в Золотой каньон. Это был один из самых старых городов на территории Невады, расположенный в узкой долине около реки. Постоянный грохот рудника Комсток и отсутствие солнца свели бы Фокс с ума, если бы ей пришлось здесь жить. Хотя солнце стояло еще довольно высоко, весь и без того мрачный город уже был в тени.

Поскольку городская водокачка была главным местом слухов и сплетен, они остановились возле нее, чтобы набрать воды и размять ноги. Фокс воспользовалась случаем, чтобы задать несколько вопросов. То, что она услышала в ответ, ей не понравилось.

Размышляя о новостях, она повела свой караван сначала вдоль главной улицы, а потом мимо нескольких небольших ферм за город и остановилась на самом краю пустыни. Здесь, на берегу реки в небольшой тополиной роще, они разбили лагерь.

Соскочив с мустанга, она сделала несколько приседаний, чувствуя, как одеревенели ноги. Что-то еще будет утром, подумала она.

— Так, теперь давайте устраиваться. — Пич знал, что надо делать. О нем она не беспокоилась. — Разложите свои спальные мешки, потом один должен принести воды, другой — разжечь костер, кто-то — приготовить ужин. Вы, джентльмены, договоритесь между собой, кто что будет делать. Я помогу мистеру Эрнандесу разгрузить мулов и найду все, что нужно для ужина.

Она как раз привязывала свою лошадь к дереву, когда услышала, как Каттер Ханратти прорычал:

— Только попробуйте, мистер, дотронуться до этого мула, и вы мертвец.

Фокс моментально оценила ситуацию. Пич стоял с одной стороны мула, груженного золотом, а Ханратти — с другой, приставив револьвер к груди Пича.

Через секунду Фокс уже стояла между Ханратти и мулом, чувствуя, как в спину ей упираются мешки, а в живот нацелен револьвер Ханратти.

Но она также поняла, что Ханратти почувствовал, как острие ее ножа упирается ему в бок.

— Сейчас же опустите оружие. — Ее голос дрожал от ярости. — Не смейте направлять револьвер ни на кого из членов экспедиции, вы меня поняли?

Чуть нагнувшись, она сильнее нажала на нож, так что Ханратти опустил взгляд и выругался.

— Никто не смеет прикасаться к золоту.

— Мистеру Эрнандесу поручено заботиться о животных, нагружать и разгружать их. — Револьвер не дрогнул в руках Ханратти, но и ее нож — тоже. Они стояли так близко друг к другу, что Фокс увидела мелкие пузырьки слюны в уголках губ охранника.

Он оскалился.

— Таннер не говорил, что никто, кроме мистера Эрнандеса, не должен прикасаться к золоту. Он сказал — никто.

— Я, наверное, был недальновиден. — Рука Таннера опустилась на плечо Ханратти. Он повернул охранника к себе и заставил его опустить руку, державшую револьвер. — Я доверяю мистеру Эрнандесу разгружать золото. И я доверяю всем, кто хотел бы ему помочь. — Его взгляд остановился на Ханратти. — Сейчас же убери оружие, Каттер.

Пич с шумом перевел дыхание и, откинув брезент, взглянул на банковские мешки так, словно ничего не произошло.

— Куда вы хотите, чтобы я их переложил?

— Положите их возле моего спального мешка и прикройте моим седлом.

— Никогда больше не смейте так делать, — сквозь зубы процедила Фокс, обращаясь к Ханратти.

Ханратти отошел и стал картинно прятать револьвер в кобуру.

— Я просто выполнял свою работу. Никто не пострадал. Фокс внимательно посмотрела на его грубое небритое лицо и маленькие глазки.

— А я делала свою, и тоже никто не пострадал. — Но она была не права. Сквозь рубашку чуть повыше пояса у Ханратти выступила капля крови. Все же она его поцарапала. — Простите.

Ханратти вытащил из-за пояса рубашку и удивленно уставился на пятно.

— Черт возьми, — сказал он, обернувшись к Брауну и показывая каплю крови на коже. — Она меня порезала!

— Ты этого не переживешь, — ухмыльнулся Браун. Оба охранника посмотрели на Фокс так, будто видели ее в первый раз. — Мэм, это был самый смелый и самый глупый поступок, который мне когда-либо приходилось видеть. Вы знаете, сколько человек застрелил на своем веку Ханратти?

— А мне на это наплевать! — отрезала Фокс. — Только бы он не застрелил кого-нибудь из нашей компании.

Они продолжали смотреть на нее так, словно она стала на фут выше ростом.

— Так кто из вас будет сегодня готовить ужин? Пусть поторопится.

— Похоже, поваром будешь ты, Джубал. Я не могу. Я раненый.

У них ушло на сорок пять минут больше, чем следовало, на то, чтобы устроиться лагерем, сварить кофе и поджарить мясо — для ужина. Фокс это не расстроило. Через несколько дней они привыкнут и будут все делать быстрее и лучше.

Фокс вымыла тарелки в реке и оставила их у костра до утра. Как во всяком хорошем лагере, кофейник был оставлен на углях, а свою кружку каждый оставлял при себе. Ей понравилось, что никто из мужчин не достал из своей сумки бутылку виски. Если у них и была бутылка, они, видимо, сохраняли ее для особого случая. Фокс посчитала, что это было хорошим предзнаменованием.

Они сидели вокруг костра, пили кофе и обменивались отдельными фразами до тех пор, пока солнце не зашло за горизонт. Фокс сразу заметила, как сильно после этого похолодало. Не следовало забывать, что февраль все же холодный месяц, хотя днем могло быть довольно тепло.

Джубал Браун допил кофе и зажег сигару.

— Самое время нам сейчас выяснить, кто из нас за Союз, а кто — за Конфедерацию.

Фокс была поражена.

— Вот уж не думала, что здесь у нас кто-нибудь придает этому значение.

— Большинство людей об этом не думают, но я собираюсь в Джорджию, и там я точно присоединюсь к конфедератам. Моя семья никогда не владела рабами, так что эта часть проблемы меня не волнует. Что для меня важно, так это то, что каждый штат должен иметь право выйти из Союза. Юг не должен стать частью Соединенных Штатов, если мы этого не хотим.

— Трудно понять, почему Невада хочет стать штатом и присоединиться к Союзу, а Юг борется за то, чтобы от него отделиться. — Фокс задумчиво смотрела на тлеющие угли. — У меня, правда, нет по этому поводу своего мнения, просто я хочу сказать, что одни люди не должны владеть другими.

Таннер посмотрел на Джубала.

— Я — за Союз.

Браун поджал губы и кивнул, но промолчал. Все посмотрели на Ханратти.

— Мне все равно, кто победит, — пожал плечами Ханратти. — Эта война идет за тысячу миль отсюда. Меня она не касается.

— А ты какого мнения? — спросила Фокс Пича.

— Я должен согласиться с мистером Брауном, — после короткого раздумья ответил Пич. Фокс удивленно подняла брови. — Никого нельзя заставлять быть там, где они не хотят быть.

— Как ты можешь быть на стороне Конфедерации? Они владеют рабами на Юге.

— У семьи мистера Брауна нет рабов. Со временем рабству придет конец независимо от того, кто победит в этой войне. Как могут конфедераты воевать за свободное волеизъявление, а потом отказать в нем своим гражданам? Надо верить в доброту и порядочность всех людей.

Это весьма благородное чувство, мистер Эрнандес, но мне кажется, что вы не правы. — Таннер налил себе еще кофе из стоявшего на углях кофейника. — Все не так просто. Экономика Юга построена на дешевой рабочей силе. Если отменят рабство, экономика скорее всего рухнет. Я не думаю, что южане захотят добровольно навлечь на себя такое бедствие. Джубал Браун зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Похоже у нас тут два мятежника, один янки, один не определившийся и одна, которой все равно. — Немного подумав, он добавил: — Спорить вроде не о чем. Кто первым будет дежурить сегодня ночью? Ты, Ханратти? Или тебя слишком беспокоит твоя рана? Та, что нанесла тебе своим ножом женщина.

Ханратти улыбнулся одними губами:

— Думаю, я справлюсь. — Взяв револьвер, он обошел вокруг лагеря. — Позвольте полюбопытствовать, мэм, скольких парней вы в своей жизни порезали?

— Гораздо меньше, чем пристрелила, если вас это интересует. У меня есть с собой аптечка, на случай если вам кажется, что ваша рана слишком глубокая.

Если Ханратти хотел притвориться, что маленький укол — это рана, она была готова ему подыграть, но не без известной доли сарказма.

Не считая нужным отвечать, Ханратти отошел от костра и исчез за деревьями.

— Думаю, я сменю его после того, как разотру свое плечо мазью для лошадей, — сказал Пич, вставая.

— Тебе помочь?

— Я тебе уже говорил — перестань меня опекать. Это всего-навсего приступ ревматизма. — Бормоча что-то себе под нос, он скрылся в темноте, оставив Фокс и Таннера у костра.

— Ну, что вы думаете? — спросила Фокс, отодвигаясь. Они сидели рядом, почти плечом к плечу, и ей не нравилось, что его близость вызывает у нее какие-то странные чувства. Будто она съела что-то не то и ее подташнивает.

— Мы проехали всего двенадцать миль, и это заняло у нас на два часа больше, чем предполагалось.

— Нельзя подстегивать мулов. Если вы попытаетесь это сделать, вы рискуете погубить животных. У нас всегда будет ощущение, что мы прошли меньшее расстояние, чем должны были бы.

— Я не критикую, я просто это отметил. — Когда он повернул голову, черты его лица в свете костра показались ей еще более угловатыми. — Но я бы сказал, что первый день прошел хорошо. Мой охранник не убил моего проводника, а мой проводник не убил моего охранника. А на ужин у нас было мясо. — Он улыбнулся. — А знаете, Браун прав. То, что вы сделали, было глупо, хотя и смело.

— Возможно, — ответила она, глядя на медленно гаснущий огонь. — Но мы с Пичем вместе уже двадцать лет. Этот человек — моя семья, потому что другой у меня, считайте, не было. Он много лет обо мне заботился. Теперь настало время мне позаботиться о нем.

В свете костра его глаза были янтарного цвета. А какое ей до этого дело? Она сама не знала, почему она вообще это заметила.

Поскольку Таннер ничего не ответил, она сказала:

— Насколько я поняла, Ханратти и Браун находятся по другую сторону закона и частенько пересекают линию границы.

— Почему вы так считаете? — со смешком в голосе спросил Таннер.

— Человек, который перевозит золото, вряд ли наймет проповедника. Вам же нужны люди, которые привыкли сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы. Я права? — Она метнула на него взгляд и встала.

Таннер тоже поднялся.

— Вы крепкий орешек, не так ли, мисс Фокс?

— Мисс Фокс? И крепкий орешек? — Она усмехнулась. — Судьба могла бы распорядиться иначе, но не захотела. Так что вы правы, мистер Таннер, я человек жесткий. И это помогло мне выжить. Между прочим, завтра мы прибавим скорость. Меня беспокоят пайюты[1], поэтому я хочу, чтобы мы завтра были уже в Форт-Черчилле. А это отсюда на расстоянии тридцати миль.

— Тридцать миль? — удивленно посмотрел на нее Таннер. — Это в два раза больше, чем мы проехали сегодня.

— Знаю. Я говорила, что несколько дней не будем слишком спешить. Но будет лучше, если мы проведем завтрашнюю ночь под крышей, а не под открытым небом. — В ее голосе послышалось раздражение. — Что это вы смотрите на мои волосы? Что-нибудь не в порядке?

— Вовсе нет. Ваши волосы прекрасного золотисто-рыжего цвета, особенно в свете костра. И вам идет коса.

Комплименты выбили почву у нее из-под ног. Фокс покраснела и потеряла дар речи. Она быстро отошла от Таннера, бросив через плечо:

— Спокойной ночи.

Какое-то время она была так возбуждена, что не сразу нашла свой спальный мешок, а когда нашла, чертыхнулась и, сняв сапоги, откинула одеяло, под которым обнаружила пару перчаток.

— Пич! Ты спишь? Что это такое ты мне подложил?

— Это перчатки, наполненные свиным жиром. Надень их и спи в них всю ночь. Вотри немного жира в щеки и губы. На всякий случай.

«Случай» они уже обсуждали с Пичем. Речь шла о том, как она должна выглядеть, когда будет стрелять в Хоббса Дженнингса. Если Фокс убьет Дженнингса, а будет выглядеть, как сейчас, никто не обратит на нее внимания. Газеты сочтут, что она дикарка и просто помутилась разумом, и никто не станет задумываться о причине, по которой она решилась на убийство. Но если она будет выглядеть той, кем она была на самом деле, Дженнингс увидит, что он с ней сделал, и, возможно, пожалеет об этом.

С другой стороны, если она превратится в обычную молодую леди, пусть даже немного угловатую, газеты могут ею заинтересоваться. Им захочется узнать, почему приличная молодая мисс застрелила процветающего бизнесмена, и у нее появится возможность рассказать всем, какой скотиной был Хоббс Дженнингс. Она жаждала, чтобы правда о нем была напечатана в газетах. Сложность этого варианта заключалась в том, что если она будет выглядеть как приличная леди, может показаться, что Дженнингс нанес ей не такой уж большой вред, как на самом деле. Ей могут даже не поверить.

— Ну, не знаю, — сказала она, поднесла к носу перчатки и понюхала их. Вообще-то неплохо. Жир не был прогорклым.

— Мы с тобой все обсудили, Мисси. — Фокс услышала, как Пич зевнул. — Ты должна дать себе шанс. Избегай солнца. Позаботься о своих щеках и руках. Я собираюсь спать, так что больше не приставай ко мне с разговорами.

— Избегай солнца, — буркнула она. Как будто это возможно.

— Намажь лицо защитным лосьоном, который я для тебя приготовил.

Совет Пича дать себе шанс был вполне разумным. Она сунула руки в перчатки и сморщилась, потому что жир потек по пальцам и под ногти. Она подозревала, что смягчить этим средством лицо и руки так же мало шансов, как сделать красивой козу, подровняв ей копыта, но все же она решила: чем черт не шутит?..

Перекинув косу через плечо, она легла в спальный мешок и закрыла глаза. Все-таки Мэтью Таннер хорошо выглядел верхом на лошади. Он ехал, надвинув шляпу на лоб, чтобы защитить лицо от солнца, и одной рукой держался за луку седла. Все выдавало в нем человека, который мог себе позволить потратить пятьдесят тысяч долларов. Другими словами, он был вне досягаемости для Фокс, как самая далекая звезда.

Но ему понравился цвет ее волос. А это уже что-то. Она никогда бы не подумала, что в ее облике что-то могло понравиться такому мужчине, как Мэтью Таннер.

Таннер нагрел на костре воды и, повесив на ветку зеркало, начал бриться. Ни Ханратти, ни Браун бриться не стали. Но Таннеру это было на руку. Чем страшнее они выглядели, тем больше было надежды на то, что никто не решится напасть на их караван.

Ему было любопытно, уединится ли Фокс, чтобы совершить утренний туалет. Но она умылась речной водой, расчесала волосы и заплела их в косу, будто не замечая, что все мужчины исподтишка наблюдают за ней.

Но она, конечно же, все заметила. Таннер уже понял, что она все время настороже и подмечает все, что происходит вокруг нее. Впрочем, то же самое можно было сказать и обо всех других. Это создавало ощущение напряженности, но было необходимо для того, чтобы себя обезопасить — врасплох их никто не застанет.

После завтрака Фокс сказала, что впереди у них длинный и трудный путь, и объяснила причину.

— Как правило, пайюты не нападают без повода, но недавно они устроили засаду, напали на хижину фермера и убили всю семью. Чтобы не испытывать судьбу, мы проедем в стороне от Миллерз-Стейшн и направимся дальше до Форт-Черчилла.

— Как знать, может быть, фермер как раз и дал повод этим индейцам? — предположил Ханратти, допивая кофе.

Джубал Браун нахмурился:

— А солдаты в Форт-Черчилле конфедераты или сторонники Союза?

Фокс внимательно на него посмотрела:

— Они воины, мистер Браун. Таннер встал рядом с ней.

— Строго говоря, солдаты на стороне Союза, поскольку находятся на жалованье правительства. Но они не участвуют в вашей войне.

Браун сжал губы, и Таннер сразу же разглядел под личиной рубахи-парня убийцу. Другое дело Каттер. Он выглядел обыкновенным наемником, каким и был на самом деле. Однако, по мнению Таннера, Браун был более опасен, потому что его простое открытое лицо и кажущееся добродушие вводили в заблуждение и заставляли забывать о том, что его репутация убийцы была еще страшнее, чем у Ханратти.

Первым нарушил неловкое молчание Пич:

— С вашего разрешения, мистер Таннер, мне бы хотелось накрыть мешки с деньгами корзиной. Так они будут в большей безопасности и меньше шансов, что они сползут и напугают мула.

— К тому же они будут менее заметны, — поддержала Пича Фокс.

Они правы, подумал Таннер, досадуя, что ему самому это не пришло в голову. Все мулы, кроме мула с деньгами, были нагружены огромными корзинами с провизией и снаряжением. А на спине его мула был лишь небольшой, накрытый брезентом груз, и это сразу бросалось в глаза.

После того как последовали совету Пича и накрыли мешок корзиной, они двинулись в путь. Земля вокруг становилась все более сухой, выжженной и бесплодной. Река вилась среди бескрайних равнин, покрытых коричневой полынью и травой. Кустарник, росший вдоль реки, был единственной зеленью в этом желто-коричневом пейзаже.

Когда из-под копыт мулов не поднимались в воздух облака пыли, Таннер мог видеть сидевшую в седле Фокс и ее рыжую косу, покачивавшуюся в такт движения мустанга.

Он слышал о таких женщинах, как Фокс, но никогда их не встречал. Именно этим объяснялся его интерес к ней, убеждал он себя. Она вела себя так, как никакая из знакомых ему женщин, и-, что удивительно, ее поведение казалось ему привлекательным и завораживающим.

Ему вдруг пришло в голову, что его отец пришел бы в ужас, если бы узнал, что его сына привлекает такая женщина, как Фокс. Впрочем, Таннера это не удивило бы, поскольку он никогда не оправдывал ожиданий своего отца. Непонятно почему, но он всегда разочаровывал его. В юности надеялся, что, когда вырастет, его перестанет беспокоить мнение отца, но оказалось, что это не так. Отец все еще ждал невозможного, а Таннер все еще был далек от совершенства.

Его хмурый взгляд остановился на муле, навьюченном деньгами. Он надеялся, что отец знает, что он везет деньги для выкупа. На сей раз он его не разочарует. Правда, он и раньше, в других ситуациях, тоже так считал.

Задумавшись, он не заметил, что Фокс уже не вела за собой их караван, а была рядом с ним. Он очнулся, только когда услышал фырканье мустанга и свое имя.

— Извините, — сказал он, и ему показалось, что пахнет свиным жиром.

— Как вы думаете, похитители будут плохо обращаться с вашим отцом?

— Я не знаю даже, жив ли он еще. — Он сжал в руках вожжи. Если негодяи убьют его отца, он до конца своих дней будет за ними охотиться и найдет их. Что бы они ни сделали его отцу, он сделает с ними то же самое.

— Мы приедем вовремя. Еще несколько длинных дней, как сегодняшний, и мы приедем до срока. — Она бросила на него взгляд и тут же отвернулась. — Если вы видите что-нибудь в этой пыли, там впереди уже Форт-Черчилл. Они пошлют кого-нибудь нам навстречу, чтобы узнать, кто мы такие, и я попрошу разрешения расположиться лагерем на ночь за стенами форта. Но хочу задать вам вопрос: с Джубалом не будет проблем?

Он задавал себе тот же вопрос.

— Я поговорю с ним.

— Да, будет лучше, если поговорите вы, а не я.

— Где-то после полудня мне показалось, что на горе к северу от нас происходит какое-то движение. Вы что-нибудь заметили?

— Это были пайюты, — ответила она и вернулась в голову каравана.

Таннер внимательно вгляделся в горизонт, но ничего не заметил. Никакого движения не было. Потом он увидел, что Ханратти ведет связку мулов, которую до того вела Фокс. Она подъехала к Каттеру, что-то ему сказала и, , пожав плечами, снова отъехала. Таннер чуть было не рассмеялся. Он сомневался, что нашлось бы много мужчин, не говоря уже о женщинах, которые осмелились бы наставить нож на Каттера Ханратти.

Завидев пятнистые крыши и глинобитные стены форта, он дернул за поводья и поехал рысцой рядом с Фокс. Навстречу им скакал небольшой отряд всадников. За ними тянулся длинный шлейф коричневой пыли. Таннер выехал было вперед, но Фокс его остановила.

— Мне не впервой. Я с этим справлюсь. — Фокс удивленно посмотрела на Таннера. — Это моя работа.

— Но это мой караван, — мягко возразил он, не желая перекладывать на нее ответственность за свои дела. — Я за всех в ответе, — добавил он, заметив, как ее верхняя губа и лоб покрылись капельками пота.

— Хорошо, — напряженным голосом, ответила она, вглядываясь в приближавшихся всадников. — Кое-что вам надо знать. Форт расположен на тысяче акров земли по обе стороны реки. Гарнизон обычно состоит из полутора — двух тысяч человек. У них запрещены спиртные напитки, карты и другие азартные игры.

Когда всадники приблизились достаточно, чтобы до них можно было докричаться, Таннер выехал вперед, оставив позади себя Фокс. Пока Таннер представлялся и представлял Фокс, двое солдат не спускали глаз с Ханратти, Брауна и Пича.

— Давненько тебя не видел, — улыбнувшись Фокс, сказал капитан Брайтман. — До меня дошли слухи, что ты больше не работаешь проводником.

— Я вернулась. — Она отерла пыль со лба. — Я весь день то и дело видела вдали пайютов. Близко они не подъезжали — покажутся и снова исчезнут.

— Ты слышала, что они убили семью Уотсонов? Позор!

— Мы просим разрешения, — вмешался в разговор Таннер, — расположиться лагерем за стенами форта, капитан. Провизия у нас своя.

Разрешаю, мистер Таннер. Вы также можете выпустить лошадей пастись на берегу реки. — Потом капитан снова повернулся к Фокс: — Мы не ожидаем дальнейших неприятностей от пайютов, но мы не ожидали и трагедии Уотсонов. Конечно, это далековато, но если вы и завтра поедете на восток, я рекомендую вам доехать до гарнизона в Карсон-Синк. Пока лучше не ночевать под открытым небом.

Таннер поехал вперед с солдатами и поймал себя на том, что ему не нравится, что Фокс и капитан Брайтман немного отстали и беседуют, как старые друзья. Хотя, может быть, они на самом деле были старыми друзьями. Один раз, услышав, как Фокс рассмеялась, он стиснул зубы, не понимая, почему его должен раздражать ее смех.

Внутри крепостных стен форт оказался обычной деревней — с десяток глинобитных зданий на каменных фундаментах. Были также загоны для лошадей, кузница, прачечная, магазин — в общем, все, что необходимо для самообеспечения. Вне стен вдоль берегов реки росли тополя и осины, но в самом форте все деревья были вырублены. Летом, наверное, здесь невыносимо жарко, но зато ничего не загораживало вида.

Капитан Брайтман показал на высокий стог сена недалеко от канавы, заполненной водой из реки.

— Вы можете расположиться здесь. Полагаю, Фокс ознакомила вас с нашими правилами, которые, надеюсь, вы будете соблюдать. Хорошо. — Он обернулся к Фокс: — Моя жена как раз приехала навестить меня. Приглашаю тебя поужинать с нами. Она будет рада с тобой познакомиться.

— Спасибо, но я не захватила с собой вечернего платья, — улыбнулась Фокс. Брайтман уверил ее, что она может прийти в том, в чем есть, но она покачала головой. — Мы все еще не притерлись к друг другу, — сказала Фокс, имея в виду своих спутников. — Так что у меня пока хлопот полон рот.

Когда Брайтман и солдаты уехали, Таннер раздраженно взглянул на Фокс.

— Ради Бога, отправляйтесь ужинать со своим капитаном. Я думаю, мы прекрасно справимся и без вас. — Его обидело то, что она намекнула на их беспомощность.

— Я не хочу идти. — Она проводила взглядом капитана и его солдат, удалявшихся в сторону деревни. — Я не умею вести себя с обычными леди. Как только я уйду, жена Брайтмана начнет меня высмеивать: и вилку я держу не так, и сижу не так, да еще ношу штаны.

— Вы с ней знакомы?

— А мне не надо быть с ней знакомой. Я все знаю наперед. — И она отъехала от него, чтобы помочь Пичу с мулами.

Злость мигом слетела с Таннера.

Черт побери, подумал он, ей не страшно встать перед вооруженным бандитом, которому не терпится нажать на курок, но она боится офицерской жены — скорее всего маленькой и худенькой и не страшнее котенка, — единственным оружием которой является насмешка.

Глава 4

Перед самым рассветом Фокс неожиданно проснулась, будто кто-то ее толкнул. Напрягая зрение, она старалась разглядеть в безлунной темноте фигуру мужчины, который шел по их лагерю, останавливаясь возле спальных мешков. Она вскочила и выхватила револьвер.

— Вам лучше быть Ханратти или Брауном, мистер, или я вас убью.

— Я капрал Хансен, мэм. Меня послал капитан Брайтман. Миновав спальный мешок, из которого доносился мощный храп Пича, Хансен подошел к Фокс, но Таннер оказался рядом с ней быстрее. В правой руке он держал «кольт».

— Где Ханратти и Браун? Почему, черт возьми, они не услышали, что в лагере солдат?

Фокс тоже интересовал этот вопрос.

— Что вам надо? — довольно резко обратилась Фокс к капралу.

— Двое ваших людей находятся на гарнизонной гауптвахте. Капитан Брайтман сказал, что вы должны их забрать и уйти из форта. — Слова капрала были обращены в пространство между Фокс и Таннером, так как он не знал, кто из них был главным. — Я провожу вас к ним.

Фокс натянула сапоги и взглянула на спальный мешок Пича. Если он проснется и увидит, что в лагере никого нет, он не поймет, что случилось. Но сон был необходим Пичу, ему все же было много лет. Господи, о чем она только думает? Пич будет спать до Судного дня, он проснется, только если его как следует встряхнуть или над его ухом заиграть сигнал тревоги.

— А почему мои люди на гауптвахте? — сердито спросил Таннер, когда они подошли к факелам, расположенным по четырем углам плаца.

— Капитан Брайтман ждет вас. Он все объяснит.

— Я хочу знать сейчас, капрал.

— Была драка, сэр, — неохотно сказал Хансен. — Около дюжины солдат получили ранения или отправлены в тюрьму.

Хансен открыл дверь единственного дома, который был освещен в это время суток.

Брайтман уже не был так дружелюбен, как раньше. Он разговаривал с человеком, у которого на поясе висела связка ключей. Когда они вошли, он обернулся и внимательно оглядел Фокси Таннера.

— Я разрешу вам забрать их, но считай это моей любезностью, Фокс. Я хочу, чтобы вы убрались из форта с первыми лучами солнца. Если в следующий раз эти двое будут с тобой, когда ты поедешь этой дорогой, к форту вам лучше не приближаться.

— Что произошло? — спросил Таннер, взглянув на двери нескольких камер за спиной Брайтмана, из-за которых доносились крики и ругань.

Один из часовых застал ваших людей за нелегальной игрой в покер с какими-то идиотами солдатами. Весьма возможно, часовой прекратил бы игру и этим дело кончилось, но один из ваших людей захотел узнать, как он относится к войне, которая идет на востоке, и ответ ему, видимо, не понравился. Началась драка. Солдаты в бараках услышали шум и тоже приняли в ней участие. У меня в камерах, — капитан показал большим пальцем через плечо, — сидит десять человек, а троих пришлось отправить в лазарет.

Таннер стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.

— Если бы перед игрой все не отложили оружие, нам пришлось бы иметь дело с трупами. — Капитан кивнул тюремщику. — Выведи штатских.

— Мы должны вам что-либо за нанесенный ущерб? — спросила Фокс.

— Просто соберитесь и уезжайте.

Капитан прошел мимо и вышел, хлопнув дверью.

Когда Ханратти и Брауна вывели из камеры, трудно было сказать, кто из них выглядел хуже. Синяки под глазами, разбитые губы, окровавленные кулаки.

Джубал Браун посмотрел на свою рубашку, годную разве что на тряпки, и сказал, будто объясняя:

— Кровь шла носом.

— Черт, — буркнул Ханратти, трогая распухшую губу. Таннер забрал у тюремщика оружие охранников и вышел на улицу. Там он накинулся на них с яростной бранью:

— Вы не только злоупотребили гостеприимством форта, вы оставили наш лагерь без охраны! Назовите хотя бы одну причину, по которой я не должен убить вас на месте!

— Где бы еще ваш груз был в большей безопасности, — сказал Ханратти, оглядывая темную улицу, — чем в вооруженном до зубов форте? Поэтому мы подумали: что плохого в том, что мы немного отдохнем и развлечемся?

— Вы работаете всего два дня, — презрительно фыркнула Фокс. — И вам уже нужен отдых?

— Мы решили, что другого случая у нас не будет еще очень долго, — заметил Браун, потирая плечо. — Мы не думали, что делаем что-то плохое.

— Вы поклялись мистеру Таннеру, что сумеете переночевать в форте, занятом солдатами северян, и не затеете драку.

— Значит, я ошибся. — Глаза Брауна так злобно сверкнули, что Фокс, нахмурившись, сделала шаг назад. Джубал Браун произвел на нее впечатление более слабого человека, чем его напарник, но она, видимо, ошиблась. Сейчас он показался ей опасным и даже безумным.

— Идите обратно в лагерь, — приказал Таннер. — И начинайте собираться. — Он жестом попросил Фокс задержаться. Когда Браун и Ханратти скрылись в темноте, он спросил ее: — Что вы думаете по этому поводу? Интуиция подсказывает мне, что надо уволить обоих и идти одному, но тогда возникнут проблемы другого рода.

— Если бы у нас не было груза, — ответила она, с невольным страхом всматриваясь в темноту улицы, — я бы посоветовала избавиться от них.

— Они ослушались. Они нарушили правила форта. Они спровоцировали драку.

— Если вы их уволите, мы получим двух обозленных вооруженных бандитов, которым известно о вашем грузе, — медленно произнесла Фокс. — Кто поручится, что они не нападут на нас?

— Я подумал о том же. — Его взгляд остановился на ее лице.

— Вам решать.

Всякий раз, когда он смотрел на нее, у Фокс что-то переворачивалось в желудке и начинали дергаться губы. В голову лезли мысли о том, какой он красивый и как давно она не была с мужчиной. Вздохнув, она посмотрела на небо и поняла, что до восхода солнца у них осталось менее часа.

Таннер шел рядом с Фокс, рассуждая на ходу:

— Конечно, мне бы хотелось избавиться от этой парочки как можно скорее, но, думаю, надо немного обождать и посмотреть, что будет дальше. Вы согласны?

То, что Таннер спрашивал ее согласия, не только удивило Фокс, но и обрадовало, потому что вчера, когда Таннер настаивал на том, что он поедет первым навстречу Брайтману и его солдатам, Фокс показалось, что стычка из-за того, кто из них двоих за что отвечает, неизбежна.

— Я решаю, каким идти маршрутом, — сказала она осторожно, словно прощупывая сложившуюся ситуацию. — Вам решать, с кем вам ехать.

— Кто-то готовит завтрак, — заметил Таннер, когда они приблизились к лагерю. — По-моему, пахнет беконом.

Фокс была рада, что он не видит ее лица. Она вытерла о штаны вспотевшие ладони. Это пахло от нее!

— Вряд ли. Нам придется сейчас отказаться от завтрака.

Пич уже был на ногах и хлопотал вокруг мулов. Она прошла мимо него к канаве, чтобы смыть жир с рук и лица. Пич удивленно на нее посмотрел, но она буркнула:

— Потом все расскажу.

Если бы не золото, они могли бы обойтись без Ханратти и Брауна. Но золото было, и Фокс подозревала, что она не раз еще пожалеет о том, что согласилась взять такой груз.

Через сорок минут она вывела свой караван за пределы форта.

Около полудня она объявила короткую остановку для того, чтобы немного перекусить и дать попастись животным, хотя среди зарослей полыни травы было очень мало.

После того как все утолили голод галетами с ветчиной и сыром и выпили обжигающе горячий кофе, Фокс обратилась к своим спутникам:

— Я уверена, что вы заметили, что нас преследуют. Я не знаю, тот ли это отряд пайютов, что вчера, или другой.

Таннер достал из седельной сумки бинокль и внимательно оглядел окрестности.

— Я их вижу. — Он передал бинокль Каттеру Ханратти. — Как вы думаете, они на нас нападут?

Фокс пожала плечами:

— Карсон-Синк в четырех часах пути. До того как отменили почтовую службу на перекладных пони, это была почтовая станция. Я хочу, чтобы мы там заночевали. А пока, если пайюты намерены нас атаковать, мы увидим их задолго до того, как они к нам приблизятся. Их сейчас не больше восьми или десяти человек, так что силы почти равные. — Она допила кофе. — А теперь — в путь.

Вскочив в седло, она еле удержалась, чтобы не застонать: спина и ноги болели после двух дней езды. Остальные, наверное, чувствовали себя не лучше, но мужчины не станут жаловаться, если она не подаст виду, как ей тяжело. Ханратти и Браун, а возможно, и Таннер, скорее ступят в зыбучий песок, чем позволят женщине оказаться более стойкой.

— Раз вы улыбаетесь, значит, ситуация не такая уж и плохая, — заметил Таннер, подъезжая к ней. Становилось жарко. Он снял куртку и остался в рубашке с закатанными рукавами и жилете. К концу дня он наверняка обгорит. Когда она предупредила его об этом, он лишь пожал плечами. — Я провожу почти всю свою жизнь в шахте. А на солнце так хорошо. К тому же если будешь целый день на солнце, все равно обгоришь.

В этом он был прав. На всем пути не было ни малейшей тени, даже вдоль реки не было никакой растительности, и им все чаще стали попадаться белые пятна солончаков.

— Насколько серьезна угроза нападения индейцев?

— Трудно сказать, — ответила Фокс, вспоминая, намазала ли она лицо мазью против загара, приготовленной Пичем. — Солдаты Брайтмана разыскивают тех, кто убил семью Уотсонов. Так что пайюты обозлены. Если им удастся как следует себя взвинтить… могут произойти и другие инциденты.

— И мы будем первыми, на кого они нападут. — Таннер внимательно следил за горизонтом. — Неужели вы видите так далеко? У вас должно быть такое же острое зрение, как у орла.

Это был второй комплимент, который он ей сделал, и Фокс растерялась. Во всяком случае, подумала она, это похоже на комплимент. Ведь видеть, как орлы, — это хорошо. Но она не знала, что ему ответить.

— Вы когда-нибудь участвовали в стычке с индейцами? Она облегченно вздохнула. Теперь у нее было что сказать.

— Несколько раз. У всех племен сейчас есть лошади и оружие, но патронов не хватает, и они не могут часто упражняться в стрельбе. Если только индеец не подойдет почти вплотную к своей мишени, он наверняка промахнется. Но если они пустят в ход луки и стрелы, тут равных им нет.

Поскольку они покинули форт в спешке, Таннер не успел побриться. Фокс глянула на отросшую щетину и подумала о том, что ему, наверное, придет борода. Хотя ей больше нравились бритые мужчины.

Интересно, размышляла Фокс, сознает ли Таннер, что, несмотря на свой восточный выговор и дорогие сапоги и одежду, он представляет собой не менее внушительную фигуру, чем Ханратти и Браун? Но авторитет Ханратти и Брауна держался на оружии, Таннер легко завоевывал его своей манерой поведения — уверенной, с чувством превосходства. Достаточно было взглянуть на этих трех мужчин, чтобы безошибочно определить, кто из них босс.

Возможно, некоторые посчитали бы его высокомерным. Даже в том, как он носил шляпу — немного набекрень, — было нечто вызывающее, не говоря уже о том, с какой решительностью он брал все в свои руки. Но Фокс нравились высокомерные мужчины. Не было ничего противнее неуверенных хлюпиков или таких, кто предпочитал подчиняться, а не быть лидером. Конечно, с высокомерными труднее ладить из-за их раздражающей склонности всегда считать себя правыми.

— Как вы думаете, кто-нибудь попытается украсть у вас золото?

Он повернул голову и встретился с ней взглядом.

— Нет, не думаю.

Его ответ был доказательством того, что ее мнение о нем правильное. Никакие аргументы никогда не смогут убедить его в том, что он не прав. Что ж, придется ему все испытать на собственной шкуре. Дай Бог, чтобы она ошиблась, но это было маловероятно. Впрочем, ее уверенность свидетельствовала о том, что и она не лишена заносчивости.

— Видите вон там вдали деревья? Это почтовая станция. Там будет хорошее пастбище для животных, поскольку станция находится между озером и рекой, так что травы там будет вдоволь. — Она медленно и внимательно оглядела вершины холмов. — Похоже, сегодняшний день кончится благополучно.

На самом деле предсказать это было невозможно. Но если бы Фокс была пайютом, она напала бы сейчас, а не позволила бы своей мишени скрыться за толстыми глинобитными стенами станции. Скорее всего сегодня можно уже не беспокоиться об индейцах.

Старая почтовая станция была совсем крошечной: загон для лошадей и один дом, в котором могло разместиться не более десяти человек, да и то без особых удобств.

— В этих заброшенных местах есть что-то жуткое, — поежился Таннер, когда они въехали во двор.

Фокс взглянула на него с удивлением. Надо же, она только что подумала о том же самом. Домик явно разрушался. Один угол крыши провис, а из трубы вывалилось несколько кирпичей.

— Станцию закрыли всего четыре месяца тому назад, — сказала Фокс.

Да, природа здесь была суровой. Жара, холод и ветер с песком делали свое дело: высасывали жизнь и из людей, и из домов.

Когда они вошли в дом, в нос им ударил затхлый воздух нежилого помещения, смешанный с запахом табачного дыма. Короткий осмотр дома показал, что из него вывезли всю мебель и вообще все необходимое.

Фокс вышла на веранду и, осмотрев огороженный стеной двор, решила, что им будет удобнее расположиться здесь, чем в доме. Но только она повернула голову в сторону загона, где мужчины разгружали мулов, чтобы сказать им о своем решении, как в стену дома вонзилась стрела. Она пролетела в футе от ее головы, и то, что ее не задело, было чистой случайностью или скорее везением. Если бы индейцы могли видеть ее поверх стен, они выстрелили бы более точно.

Она спрыгнула на землю и помчалась к загону: ее ружье все еще свисало с седла.

— Индейцы!

Мужчины подняли головы, и в это время еще одна стрела перелетела через стену и проткнула корзину, под которой было спрятано золото.

Фокс чертыхнулась.

— Видите выступы в стене и прислоненные к стенам стремянки? — Эти выступы давали возможность обозревать окрестность и были удобными площадками для стрельбы. — Рассыпаемся. Встаньте по одному у каждой стены.

Схватив ружье и патроны, она бросилась к передней стене с воротами. Таннер побежал за ней. Она подтащила стремянку и присела у самой стены. Солнце уже садилось, но глиняные стены все еще держали тепло.

Из-за стен были слышны крики, хохот, улюлюканье и топот копыт. Индейцы атаковали деревянные ворота, осыпая стрелами нетесаные бревна.

. — Вы знаете, на что это все похоже? — шепотом спросила она и прислушалась. — Будто это шалят дети. — Она посмотрела на Таннера. — Прикройте меня, но стреляйте только в случае крайней необходимости.

Он хотел было возразить, но она уже встала и смотрела поверх стены. Ну ясное дело. Шестеро молодых пайютов в боевой раскраске просто забавлялись. Старшему из них было не больше пятнадцати.

— Эй! — крикнула она, чувствуя, что начинает злиться. Таннер поднялся рядом с ней и нацелил револьвер на индейцев.

— Что вы, черт возьми, делаете?

Отправляйтесь домой, пока вас всех не перестреляли! — крикнула Фокс на языке пайютов. Улыбки исчезли с лиц ребят, и они так ошеломленно смотрели на Фокс, будто на их языке заговорило дерево. — Стрелы ничего не могут сделать против ружей. Вот смотрите! — Подняв ружье, она выстрелила в столб, стоявший в тридцати футах от ворот. Второй выстрел был сделан в землю в десяти дюймах от ног самого старшего мальчишки. Индейцы сразу поняли смысл этой демонстрации. Один из них пустил еще одну стрелу в ворота, вскочил на свою лошадку, и вся ватага помчалась к холмам.

— Зачем вы встали? Вас могли убить, — сердито сказал Таннер.

— Это были всего лишь дети.

— Но у детей было оружие. А что вы им сказали? Фокс сбросила на землю стремянку.

— Я сказала, что они здорово выглядели в боевой раскраске.

— Черт! Похоже, мы пропустили самое интересное, — сказал подошедший Ханратти. — Я бы не возражал заполучить скальп индейца.

Фокс резко обернулась и ткнула ему пальцем в грудь.

— А теперь слушай меня внимательно, Ханратти. И ты, Браун, тоже. Вы ни в кого — слышите, ни в кого — не будете стрелять, пока я вам не скажу. Ни в индейцев, нив белых, ни в солдат, ни друг в друга. Мне ясно, что вы ни черта не знаете о том, что здесь происходит, так что будьте осторожны. — Ее просто разрывало от ярости. — И запомни, Ханратти, белые не берут скальпов.

— Некоторые берут.

— Ты прав. — Она презрительно сжала губы. — Разреши мне сказать это по-другому. Порядочные белые люди не берут скальпов. А теперь начнем разбивать лагерь.

После ужина долго не ложились спать. День был утомительным, но инцидент с индейцами выбил всех из колеи, и никому не хотелось залезать в мешок.

Некоторое время Пич играл что-то заунывное на своей губной гармошке, потом Джубал похвастался историей, произошедшей с его дядей в лесах Джорджии, когда вдруг пошел дождь из лягушек.

— Не поверите, дождь из крохотных лягушек, размером не больше двух дюймов.

— Могу поспорить, — засмеялся Ханратти, — что ты веришь и в привидения. — Он придвинулся поближе к огню. — Что-то холодно становится.

Уже несколько минут Фокс чувствовала на себе внимательный взгляд Таннера, сидевшего напротив нее. Когда он так смотрел на что-либо или кого-либо, казалось, что ничего другого для него не существует. По спине Фокс пробежали мурашки, и она провела языком по пересохшим губам.

— Где вы научились языку пайютов? — тихо спросил он. Ей уже не раз задавали этот вопрос. Однако Таннер либо знал, либо догадывался, что хотя у индейцев есть слова общие для всей нации, но каждое племя имеет свой язык.

— Когда я пересекала эту территорию до Денвера в первый раз, это заняло у меня год. Какое-то время я провела среди пайютов, шошонов и ютов и научилась разговаривать с ними. — Скромность не входила в число ее добродетелей, поэтому она не стала отнекиваться от своих умений. — Мне хорошо даются языки.

— Вы говорите на языке индейцев? — спросил Браун, явно под впечатлением услышанного.

— Я могу говорить с пайютами, шошонами и ютами, но если мы встретимся с апачами — будет беда.

— Скажите что-нибудь на их языке, — попросил Ханратти. При свете костра охранники выглядели еще страшнее, чем днем. В темноте синяки вокруг глаз казались еще темнее, а порезы и царапины — багровыми.

— Если бы у вас были индейские имена, вас звали бы Подлец и Урод, — сказала Фокс по-шошонски. Краем глаза она увидела, что Пич улыбается. Он достаточно знал этот язык, чтобы понять смысл того, что она сказала.

— Что вы сказали? — потребовал Ханратти, переводя взгляд с Фокс на Пича.

Она встала и потянулась.

— Я сказала, что завтра тоже будет длинный день. Нам надо добраться до станции Сэнд-Спрингс.

Утром, выезжая за ворота станции, они смогли рассмотреть стрелы, застрявшие в бревнах. Хорошо, что у этой стены вчера не было Ханратти, подумала Фокс, а то кто-нибудь из мальчишек был бы убит.

Что и говорить: трудно полюбить таких людей, как Ханратти и Браун!

— Вчера нам повезло. — Таннер ехал рядом с Фокс. За собой он вел связку мулов, которую должен был вести Пич. Когда Фокс удивленно на него посмотрела, он объяснил: — Мистер Эрнандес не жаловался, но я же видел, что его мучают боли в плече.

Стоило только Фокс подумать, что она стала наконец понимать, какой Таннер человек, как он вдруг делал или говорил такое, что приводило ее в изумление и показывало, что она снова ошиблась. Она решила, что он предпочитает держаться обособленно, сохраняя дистанцию между собой и нанятыми людьми. А теперь он взвалил на себя работу Пича, да еще как будто извиняется.

— Если бы Ханратти и Браун стояли там, где мы…

Уже не в первый раз он говорил именно то, о чем она в данный момент думала. Что бы это значило?

— Вы везете с собой кучу денег, — сказала она на тот случай, если он думает избавиться от охраны. Защищать Ханратти и Брауна было не очень приятно, но Фокс знала, что придет время, когда она будет благодарить Бога за то, что у них есть еще два ствола. — А они не отстают и выполняют свою долю работы.

Таннер мельком взглянул на Фокс, но ее лицо было непроницаемо.

— И сколько еще времени нам придется провести в заброшенных почтовых станциях?

— До тех пор, пока мы не окажемся на территории Юты. Там почтовый тракт сворачивает на север, а мы будем продолжать путь на восток.

Во всяком случае, вы правильно выбрали эту почтовую станцию, — подумав, признался он. — Если бы мы оказались прошлой ночью под открытым небом, все могло бы закончиться по-другому.

— Вы жалуетесь на то, что переплатили нам с Пичем? Что сами нашли бы эту станцию? — Она явно его поддразнивала.

— Я уверен, что вы стоите тех денег, что я заплатил, — твердо заявил Таннер и улыбнулся. — Если бы я отважился поехать в одиночку, я бы плутал много дней, прежде чем нашел следующую станцию.

— Сомневаюсь, — рассмеялась Фокс. — Но приятно слышать это от вас.

Ее не удивляло, что Таннер редко улыбается: он попал в трудные обстоятельства и ему не до смеха. Но когда он все же улыбался, у нее пересыхало во рту, и это ее страшно раздражало.

Следующие два дня, когда долгая дорога становилась утомительной, она пыталась определить, что такого было в Мэтью Таннере, что заставляло ее тело бунтовать.

Он был совершенно не похож на тех мужчин, с которыми ей доводилось встречаться. Он был более образован, лучше одет, с хорошими манерами. Он был достаточно уверен в себе, чтобы не бояться задавать вопросы, если чего-либо не знал. И он был готов отступить и признать авторитет Фокс, при этом казалось, что это не ущемляет его самолюбия.

Более того, Таннер, по всей вероятности, был богат, а его отец — еще богаче. Каждый раз, когда Фокс пыталась понять, сколько же это — пятьдесят тысяч долларов, она вставала в тупик. Вчера вечером, когда она помогала Пичу перенести мешки с деньгами, она согнулась под их тяжестью. Каждый мешок весил по крайней мере двадцать пять фунтов. Никогда в жизни Фокс еще не приходилось видеть такую кучу денег или быть знакомой с человеком, которому такие деньги принадлежали.

Но то, как у нее замирало сердце и прерывалось дыхание, когда он стоял слишком близко, не имело ничего общего ни с деньгами, ни с образованием, ни с манерами. Она подозревала, что мурашки по спине бежали по совершенно другой причине. Виной тому были его широкие плечи, загорелые руки, стройное мускулистое тело и исходившая от него сила.

А она просто легкомысленная девчонка, подумала она, вздохнув.

Глава 5

Утром, когда Таннер брился, он заметил, как у него изо рта идет пар и зеркало потеет от его дыхания. Они забрались довольно высоко в горы, и ночи здесь были холодными, а на рассвете земля и валуны покрывались сверкающим на солнце инеем. В морозном воздухе обострились все запахи, и овсянка, жареная ветчина и крепкий кофе еще никогда так вкусно не пахли.

Вытерев лицо, Таннер поправил воротник, застегнул рубашку, поднял подтяжки и, надев куртку, сел у костра. Было приятно чувствовать его тепло у себя на лице и пить горячий ароматный кофе.

— Не знаю, кто варил кофе, но сегодня он особенно хорош.

— Кофе — это моя специальность, — с гордостью сказал Пич, сверкнув белозубой улыбкой.

— По-моему, сегодня ночью было очень холодно, — обратился Таннер к Фокс, которая с сумрачным видом смотрела на огонь. — Вы хорошо спали?

— Я ненавижу людей, у которых утром хорошее настроение, — пробурчала она, метнув на него взгляд, и грозно посмотрела на Пича.

— Да это самое лучшее время дня, — рассмеялся Пич.

— Черта с два! — отрезал Джубал Браун. — Вы так говорите только потому, что не бодрствовали всю ночь и не сторожили лагерь. — Зевнув, он потянулся за кофейником, чтобы налить себе еще кофе.

Возможно, утро и не было для Фокс самым любимым временем дня, но Таннер заметил, что она умылась, заплела косу и уже помогла Пичу нагрузить мулов.

— У меня такое впечатление, что Невада представляет собой ряд горных цепей, разделенных длинными чашеобразными долинами. Я прав?

— Вам обязательно надо утром заводить разговоры? — С минуту он думал, что больше она ничего не скажет, но она вздохнула. — Если вы сомнете в кулаке лист бумаги, у вас получится Невада. Вот как она выглядит. Ряд горных цепей, идущих с севера на юг, а между ними — долины. — Подняв голову, она посмотрела на солнце. — Пора отправляться в путь. Когда мы доедем до долины, придется остановиться на пару часов.

В горах было мало корма для животных: между валунами торчали лишь сухие пучки травы. Чтобы накормить лошадей и мулов, их надо попасти в долине, хотя и там в это время года зелени не слишком много.

Сегодня спуск был пологим и почти безопасным. Попалось лишь одно довольно узкое ущелье, представлявшее сложность для Фокс и Пича, которые вели мулов. Следить за тем, с какой горячностью каждый из них отстаивал свою точку зрения на то, как вести животных, доставило остальным истинное удовольствие.

Однако прекрасное прохладное утро превратилось в нечто похожее на катастрофу. Да так быстро, что Таннер не сразу сообразил, что произошло. Только что он смотрел вниз на долину, думая о том, какой легкий им сегодня выдался переход, и вдруг услышал, как кричат и ругаются Фокс и Пич.

Таннер видел, как все случилось. Второй мул в связке, которую вела Фокс, заартачился на спуске. Как и должно было произойти в опасной ситуации, веревка между мулами лопнула, мул, бывший ведущим, вырвал веревку из рук Фокс, и освободившиеся из связки мулы побежали вниз в долину. В тот же миг из рук Пича вырвалась вторая связка, и мулы тоже рысью побежали вниз и бросились врассыпную, прежде чем Таннер и другие спустились с горы.

Фокс ругалась не меньше минуты, а потом спросила Пича:

— Черт побери! Что их так напугало?

— Понятия не имею. Господи, вы только взгляните на это! Таннер проследил за взглядом Пича и увидел, как груженный золотом мул лег и катается по траве.

— Он старается освободиться от груза! — в смятении ахнула Фокс.

И мулу это удалось. Верхний мешок оторвался и упал на землю. Но это было еще не самое худшее. Когда мул встал на ноги и потрусил дальше по долине, монеты посыпались из корзины золотым дождем.

Не веря своим глазам, Таннер выхватил из седельной сумки бинокль. Корзина и один из банковских мешков были проткнуты стрелой индейского мальчишки. Таннер об этом знал, но посчитал, что дыра была незначительной и мешок выдержит. Но разве можно было предположить, что мул начнет кататься по земле? В бинокль он увидел, что в том месте, где была небольшая дырка, мешок разорвался и золото свободно сыпалось на землю при каждом движении мула.

— Значит, так, — через минуту сказала Фокс. Таннер уже знал, что Фокс всегда хлопает себя шляпой по ноге, когда сердится. — Вы и ваши люди догоняйте мула с золотом, а мы с Пичем будем ловить остальных. Если вы закончите первыми, поможете нам. Этот план вам подходит?

В данный момент он был согласен на все. Чертов мул разбрасывал золотые двадцатидолларовые монеты по всей долине!

— Давайте сначала изловим мула, — приказал он Ханратти и Брауну, — а потом соберем монеты.

У них ушло не менее сорока пяти минут, чтобы поймать мула, и то только потому, что их было трое. Когда погоня закончилась, Таннер был мокрым от пота. Еще никогда ни одно животное не вызывало у него такой ненависти, как этот несчастный мул.

— Я бы пристрелил это чертово животное, — сказал Ханратти, вытирая потный лоб своей банданой, — но она найдет способ отнять у меня револьвер прежде, чем я успею нажать на курок. — Естественно, он имел в виду Фокс.

— У моего папочки был мул, — кивнул Браун. — Он был умнее всех лошадей, вместе взятых.

Таннер охотно этому поверил. Он подошел к мулу и стал изучать корзину. Она лопнула, а мешок был разорван. Монеты валялись на площади не менее восьми акров.

Таннер как раз сам подумывал о том, не пристрелить ли ему мула, когда к нему подъехала Фокс и соскочила с мустанга.

— Я его привяжу прямо здесь. — В руках у нее был молоток и металлический штырь. — Пич заберет его, когда мы справимся с остальными.

— А вы уже всех поймали? — спросил Таннер, глядя на Фокс и стараясь успокоиться. Ему никогда бы не пришло в голову держать в седельной сумке молоток и штыри, а у нее они оказались.

— Пич гоняется за последним. Других мы привязали на длинные веревки, чтобы они могли попастись.

Таннер в первый раз заметил, что она надела темные очки, чтобы защитить глаза от солнца. Как он ни старался, он не мог вспомнить, были ли на ней очки вчера. Но самое главное — он не мог понять, как ей и Пичу удалось заарканить пять мулов, пока он, Ханратти и Браун гонялись за одним? Однако спрашивать об этом ему почему-то не хотелось.

Фокс сняла очки и стала изучать долину. Золотые монеты, разбросанные на земле, блестели на ярком солнце, так что увидеть их было не трудно.

— Не так-то легко будет их собрать, — наконец сказала она. — Пусть каждый возьмет по кастрюле, и мы пойдем искать сокровища. А вы, — обратилась она к Таннеру, — зашьете прореху в мешке.

— Полагаю, у вас есть и иголка с ниткой, а не только молоток, — сказал он, наблюдая, как она убирает инструмент в свою седельную сумку.

Она достала большую иглу и тонкий шнурок и отправилась за емкостями для монет. Он смотрел ей вслед: рыжая коса, сверкая на солнце, покачивалась из стороны в сторону вдоль ее спины, словно язык пламени.

— Вот что я ненавижу больше всего, так это нахальную женщину, — заявил Ханратти. В подкрепление своих слов он смачно сплюнул и вытер рот тыльной стороной ладони.

Браун отпил из своей фляжки.

— Тебе не нравится, что женщина может справиться с делом лучше тебя. Я что-то не видел, чтобы ты поймал пять мулов. С одним-то мы еле справились.

— Заткни пасть! Мне надоели твои замечания! — прорычал Ханратти, соскакивая с лошади и направляясь к Брауну.

Таннер загородил ему дорогу:

— Пока я тебе плачу, ты будешь посдержаннее. — Глаза Ханратти опасно блеснули, но он все же отступил. — Если уж вам непременно хочется подраться, то придется подождать, пока мы довезем деньги до Денвера.

Они молча дождались Фокс, которая раздала им кастрюли. Таннер снял куртку, закатал рукава и принялся собирать монеты. Через двадцать минут он взмок, мечтая о прохладном утреннем ветерке. Но тени в долине не было нигде.

Один раз за два часа изнурительного труда он взглянул на Фокс. Она сняла тяжелое пончо и расстегнула ворот. Сев на корточки, он снял с шеи свою фляжку и, не спуская глаз с Фокс, отпил большой глоток теплой воды.

Надетая под пончо рубашка была ей явно не по размеру. Но она, вероятно, не знала, что материал был таким тонким, что солнце за ее спиной обрисовывало силуэт ее тела.

Таннер не сводил с нее глаз. Она наклонилась и протянула руку за монетой, и он увидел смутные очертания полной груди и тонкой талии. У него перехватило дыхание, и ему пришлось напомнить себе, что следует выдохнуть.

С его стороны было непорядочно воспользоваться ситуацией, о которой она не подозревала. Отвернувшись, он невидящими глазами уставился на монету, блестевшую в зарослях полыни. По какой-то причине он ожидал, что у Фокс маленькая грудь. А то, что он увидел, было для него как удар током.

Он поднял монету и бросил ее в металлический лоток. Целых пять минут ему удавалось не смотреть на Фокс, но потом, тихо чертыхнувшись, он повернул голову.

На сей раз она стояла на коленях и вытирала потное лицо и шею полой рубашки. Увидев, что он за ней наблюдает, она удивленно подняла бровь, потом улыбнулась и снова стала собирать монеты.

Улыбка преобразила ее лицо. Таннер, к своему удивлению, вдруг понял, что она могла бы быть красавицей, если бы судьба подарила ей более легкую жизнь. Вместо этого она пряталась под бесформенной одеждой, а ее суровое выражение лица скорее отпугивало, чем привлекало.

И она не делала никаких попыток быть приятной. Она не разговаривала с Ханратти или Брауном, если только они не заговаривали с ней первыми. И два раза она вставала и отходила, если оказывалась рядом с Таннером. Единственным ее компаньоном был Пич. Каждую ночь, прежде чем лечь спать, она в течение нескольких минут обсуждала с ним прошедший день. Иногда Таннер слышал, как она смеется, один раз ее голос был резким и раздраженным.

Собирая монеты, Таннер поймал себя на том, что слишком много думает о своем проводнике.

Расстояния здесь были обманчивы, но Фокс определила, что долина простирается на двенадцать или чуть больше миль. Если они тронутся в путь сейчас — а было уже далеко за полдень, — им либо придется заночевать под открытым небом, либо ехать в темноте до подножия следующей горной цепи.

Рассматривая стоявшие на земле кастрюли с монетами, она спросила Таннера:

— Вам нужно их пересчитать?

Если в мешках было по одинаковому количеству монет, в каждом из них должно было быть по шестьсот двадцать пять штук. Но единственный способ узнать, были ли монеты распределены поровну, — это пересчитать их в каждом мешке. — Приложив руку колбу козырьком, он глянул на горы на другом конце долины. — Пересчет монет во всех мешках займет слишком много времени, но мне необходимо пересчитать те, что высыпались из рваного мешка.

Смысл всей экспедиции был в этих монетах.

— Хорошо. — Фокс приняла решение. — Мы разобьем лагерь здесь. Животным будет полезно попастись, а у вас будет время до темноты на пересчет. Обернувшись к Джубалу Брауну, она показала на землю. — Здесь слишком много сухостоя, и поэтому рискованно разжигать костер. Одному из вас придется вырыть яму, а другому — помочь Пичу разгрузить мулов.

— Я буду рыть яму, — согласился Браун, — но я не нанимался перетаскивать с места на место грузы.

— Вы нанялись доставить деньги в Денвер. Это означает, что вы должны делать все, что нужно. А в данный момент нужно разгружать мулов.

— Тогда делайте это сами. — Глаза Брауна злобно блеснули. — Я не желаю, чтобы мне приказывала женщина, и я не буду выполнять работу за негра.

Фокс пристально смотрела на Брауна, но сказала Таннеру:

— Похоже, у нас назревают неприятности. — Краем глаза она увидела, что Таннер рванулся к ним, но она его остановила. — Это моя проблема, и я ее решу. — Так вы собираетесь выполнять то, на что подписывались?

— Я собираюсь лечь спать.

— Сомневаюсь. — Сжав кулак, Фокс так сильно ударила его в живот, что у него наверняка образовался на этом месте синяк. Она отступила на шаг и, прищурившись, смотрела, как Браун согнулся пополам. — Когда у тебя пройдет боль в животе, помоги Пичу. Иначе… я выбью тебе зубы. — Обернувшись к Таннеру, она чуть было не рассмеялась, увидев изумленное выражение его лица. — Вам нужна помощь для пересчета монет?

Таннер бросил взгляд на своих охранников. Браун все еще корчился, к великому удовольствию Ханратти.

— Да, пожалуй.

Она перевернула вверх дном ведро и уселась, сверкая глазами.

— Я думаю, дело пойдет быстрее, если один из нас будет считать, а другой — подводить итог. Вы что предпочитаете делать?

Прежде чем он успел ответить, Браун подскочил к Таннеру.

— Вы видели, что она сделала? — Он бросил на Фокс кровожадный взгляд. — Вы не собираетесь что-нибудь предпринять?

— А что бы ты хотел, чтобы я предпринял? — холодно осведомился Таннер.

Незачем Таннеру вмешиваться. Это ее дело, подумала Фокс и встала между мужчинами.

— Вы и я, Ханратти и Пич — все мы наемные работники. Все мы. Вы не исключение. Это означает, что вся работа распределена между нами.

— Это означает, Браун, что ты выполняешь приказы леди, — ухмыльнулся Ханратти. — Когда она щелкнет хлыстом, тебе надо подпрыгнуть, приятель.

— Помолчи, Ханратти. — Фокс была мрачнее тучи. — Вам придется выполнять мои приказы. Вы знали об этом с самого начала. Вы также знаете, что надо делать, чтобы разбить лагерь. К сегодняшнему дню я могла бы уже не говорить каждому, что надо делать. Вы должны были немедленно браться за дело без моих напоминаний. А теперь либо принимайтесь за работу, либо выходите из дела и убирайтесь. — И добавила, обращаясь к Таннеру: — У меня в сумке есть бумага. Вы считайте, а я буду суммировать.

Прежде чем вернуться к Таннеру, она убедилась в том, что Ханратти и Браун помогают Пичу. Оба они работали с прохладцей, но все же работали. С минуту она выдержала хмурый взгляд Брауна, а потом пошла к Таннеру.

— Я думаю, нам надо поговорить, — сказал он. Косые лучи солнца освещали долину, и его глаза приобрели янтарный оттенок, напомнивший Фокс цвет хорошего виски. Ей теперь не помешал бы глоток этого напитка!

— Давайте сначала пересчитаем монеты, а потом можем и поговорить.

Всего они насчитали шестьсот двадцать две монеты.

— Если вы правы и знаете, сколько должно быть в каждом мешке, мы не досчитались трех монет, — заявила Фокс, разглядывая зашитую прореху. Если бы она чинила мешок, она бы не стала зашивать дыру через край, а поставила бы заплату. — Можно всем вместе пойти и поискать их.

Таннер оглядел широкую долину, снял шляпу и провел рукой по волосам.

— Три монеты — это шестьдесят долларов. Я доложу три монеты перед тем, как отдать мешки похитителям.

Фокс считала, что шестьдесят долларов — целое богатство.

— Если мы найдем монеты до наступления темноты, наши усилия будут оправданы.

— Я готов заплатить шестьдесят долларов, чтобы не рыться в грязи еще два часа.

— Это ваши деньги, — пожала она плечами.

Монеты были пересчитаны, лагерь разбит, возле него мирно паслись животные. Можно было расслабиться. Достав из кармана рубашки сигару, она раскурила ее и вздохнула от удовольствия.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить?

— Вы напали с ножом на одного из моих охранников и избили другого. — Таннер тоже курил сигару, но она пахла значительно лучше, чем сигара Фокс. Интересно, сколько он за нее заплатил, подумала Фокс. — Вы не особенно стараетесь подружиться с моими людьми.

— У меня уже есть друг. Других мне не надо. — Она посмотрела на Пича, упаковывавшего вещи, которые сегодня им уже не понадобятся. — Кроме того, я всего лишь уколола Ханратти, а не напала на него с ножом, а Брауна только ударила, а не избила.

Таннер выпустил дым и смотрел, как он растворяется в воздухе.

— Эти люди опасны, Фокс. Извините меня, но это не очень умно — ссориться с ними.

— Если я потеряю контроль над нашей экспедицией, мы с таким же успехом можем сейчас же повернуть обратно, и дело с концом. Я должна завоевать их уважение, даже если это означает, что я должна дать им отпор. Я знаю, что делаю. У меня уже есть опыт общения с такими людьми, как Ханратти и Браун.

Наступило молчание. Потом Таннер заговорил:

— Вы удивительная женщина.

— Почему? — Она искренне недоумевала. — Потому что курю, умею ругаться, как мужик, и знаю, где находится восток?

— И это тоже.

Она смотрела ему в глаза до тех пор, пока у нее не начали гореть щеки. Она погасила сигару, встала и отряхнула руки.

— До темноты у нас есть еще пара часов. Я последую вашему совету и попытаюсь завоевать их уважение.

Только бы не совершить при этом еще большую ошибку, подумала она.

— По-моему, затея дурацкая, — заявил Таннер, предлагая Пичу сигару.

Пич понюхал сигару, откусил конец и закурил.

— Спасибо, капитан. И не волнуйтесь. Мисси знает, что делает. Она не предложила бы это соревнование, если бы не была уверена, что победит.

А в это время между Фокс, Ханратти и Брауном разгорелся жаркий спор о том, на каком расстоянии должны быть расположены мишени. Интуиция подсказывала Таннеру, что ему следует вмешаться и запретить соревнование по стрельбе. Он был уверен, что ничего хорошего из этого выйти не может.

Когда расстояние было определено, Ханратти шагами отмерил место, где должны стоять стрелки.

— Вы уверены, что не хотите принять участие? — Фокс подошла к Пичу и Таннеру и, взяв у Пича сигару, сделала затяжку.

Пич поднял руки.

— Ты же знаешь, что я не попал бы даже в эту гору, если бы ты дала мне десять попыток.

Таннер покачал головой.

— То, что происходит, касается только вас и их.

— Тогда вы можете быть судьей. — Она опустила руки и потрясла кистями, чтобы расслабиться. — Определите лучший выстрел из двух попыток. Если стрелок промахнется дважды, он выбывает. Мы начнем через десять минут.

Ханратти и Браун использовали это время на то, чтобы покурить. Фокс ходила взад-вперед, бормоча себе что-то под нос.

— Что это она делает? — спросил Таннер у Пича.

— Заводит себя. Хочет разозлиться.

— Зачем?

Пич недоуменно пожал плечами, словно ответ был очевиден.

— Если она себя не заведет, капитан, она испугается.

То, что Фокс не такая уж бесстрашная, поразило Таннера. Но и тронуло, хотя он не смог бы объяснить почему.

— Ладно, пошли. И вы с нами, Таннер. — С пылающими щеками и холодным взглядом Фокс подошла к черте, которую Браун провел на земле каблуком сапога. — Отойдите в сторону и не мешайте. Я буду стрелять первой.

— Черта с два! — запротестовал Ханратти. — Подбросим монету. — Он обернулся к Таннеру: — Есть монета?

Никто не засмеялся, когда Таннер достал из кармана двадцатидолларовую золотую монету.

— Разыграем между тобой и Брауном.

Им это явно не понравилось, но оба кивнули. Таннер подбросил монету, поймал ее и шлепнул на тыльную сторону ладони.

— Решка, — сказал Ханратти.

— Да, правильно. Теперь ты и Фокс.

На сей раз монета упала вверх орлом. Ханратти глянул на Фокс с ухмылкой. Он получил шанс запугать ее и Брауна.

Ханратти поднял ружье и был готов нажать на курок, когда Фокс вдруг сказала:

— Подождите.

— Что вы, черт побери, задумали?

— Просто я подумала, не захотите ли вы, парни, чтобы было поинтересней. Ставлю десять долларов на то, что я выиграю.

— Черт!..

«Парни» посмотрели друг на друга и полезли в карманы. Потом все трое отдали свои монеты Таннеру на хранение.

— А теперь заткнитесь. — Ханратти зло посмотрел на Фокс, прежде чем приложить к плечу ружье. Пожертвованная Пичем старая сковородка упала с пня. — Попал с первого выстрела.

— Может, она упала сама по себе, — возразил Браун. — Кто-то должен проверить. — Он не смотрел на Пича, но было очевидно, кого он имел в виду.

— Я это сделаю. — Пич подошел к мишени, поднял сковородку и, прокричав: — Попал! — поставил ее на место.

На линию вышла Фокс.

— Я попал с первого выстрела, — похвастался Ханратти. Фокс выстрелила прежде, чем Ханратти закончил фразу.

Мишень упала. Фокс отошла, не дожидаясь, пока Пич подтвердит попадание, и бросила:

— Ваша очередь, Браун.

Браун тоже попал в цель с первого выстрела.

— Отодвинь мишень подальше, — крикнула Фокс Пичу, а потом снова стала ходить и бормотать, очевидно, приводя себя в боевое состояние. .

На этот раз Ханратти пришлось выстрелить дважды, чтобы попасть в мишень. Фокс и Браун попали с первого раза, после чего Пич отодвинул мишень еще дальше. На Таннера все это произвело большое впечатление, но он был рад, что у него хватило ума отказаться от участия в соревновании.

Все замолкли, когда Ханратти вышел на линию. Он посмотрел на Фокс, прицелился и выстрелил. Сковородка взлетела на воздух, и Пич поспешил водрузить ее на место.

Фокс выстрелила и промазала. Чертыхнувшись, она ударила по ноге шляпой, а потом второй пулей попала в цель. Таннер облегченно вздохнул. Браун тоже попал в цель со второго раза.

Пич снова отодвинул мишень, да так далеко, что Таннер усомнился, что в нее вообще можно было попасть.

Ханратти попал со второго раза, Фокс — с первого, Джубал Браун дважды промазал.

— Ты вылетаешь, Браун, — заявила Фокс.

Браун был настолько зол, что казалось, готов кого-нибудь разорвать в клочья. Но когда Ханратти снова вышел на линию, Браун ушел.

До наступления сумерек Пич еще дважды переставлял мишень, и Таннер решил, что надо прекратить соревнование.

— Теперь это уже не соревнование в стрельбе, — сказал он, — а соревнование в том, у кого лучше зрение и кто удачливее. Объявляю соревнование оконченным. Ничья. — Ханратти и Фокс дружно запротестовали, но Таннер был неумолим. — Через несколько минут будет совершенно темно. Время ужинать. — Он разделил между ними деньги. — Зрелище было впечатляющим. Поздравляю обоих.

За ужином, состоявшем из бекона, бобов и галет, разговаривали мало, но Таннер заметил, что Ханратти и Браун смотрели больше на Фокс, чем в свои тарелки. Таннер понял, что она произвела на них такое же впечатление, как в случае с индейскими мальчишками.

— Как вы научились так стрелять? — спросил Браун, наливая себе кофе.

Не поднимая головы от тарелок, которые оттирала песком, Фокс ответила:

— Так же, как и ты. Было много практики. — Целую минуту было слышно лишь потрескивание костра и скрежет песка по оловянной тарелке. Потом Фокс подняла голову и улыбнулась. — Хотите, завтра продолжим? Но уже на револьверах.

Ханратти и Браун рассмеялись, и Таннер почувствовал, как напряжение спало. Остаток вечера быстро прошел в разговорах о преимуществах ружей, особенно марки «Шарп» перед револьверами марки «Кольт», о разных соревнованиях по стрельбе и о том, какое оружие предпочитали знаменитые преступники и полицейские. Впервые с того дня, как началось их путешествие, Фокс осталась у костра с мужчинами, которые даже спрашивали ее мнение и слушали, когда она его высказывала. Перед тем как пойти спать, Таннер отвел Фокс в сторону, не в силах побороть свое любопытство.

— Что бы вы сделали, если бы проиграли?

Ее глаза блеснули, и она гордо вздернула подбородок.

— Я не допускала такой возможности.

Пич уже прикрыл костер валежником. Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение ее лица. Он видел лишь бледный овал и линию шеи. Воображение дополнило картину: голубые глаза и полные, красиво очерченные губы.

— Я бы не проиграла. Спокойной ночи, мистер Таннер.

Таннер посидел у костра еще пять минут, анализируя прошедший день. Почти все события были сконцентрированы вокруг Фокс — ее распоряжений, ее опыта, ее помощи, ее умений.

Для Таннера ситуация была уникальной. Он привык, что за всем этим — опытом, помощью и всем остальным — обращались к нему, как к горному инженеру. В своей профессии он был таким же сведущим, как Фокс — в своей. По каким-то необъяснимым причинам он вдруг пожалел, что Фокс никогда не увидит его в обычной роли.

При этой мысли он улыбнулся и покачал головой. Как правило, он не чувствовал необходимости производить впечатление на женщину или добиваться ее одобрения. Но ведь и такой женщины, как Фокс, он еще никогда не встречал.

Глава 6

Ночь они провели на большой высоте в Шошонских горах. Утром, миновав трудный перевал, они спустились в каньон, где нашли руины заброшенной почтовой станции. То ли индейцы, толи поселенцы разграбили станцию, оставив лишь каменный фундамент. Ручей возле станции пересох, и если бы Фокс заранее не сказала, чтобы все имели при себе запас воды, они не смогли бы сварить кофе ни на ужин, ни на завтрак.

Следующий день был длинным и утомительным. Прежде чем перейти Риз-Ривер, им пришлось обходить огромные каменные глыбы, загораживавшие дорогу. Уровень воды в реке был низким, и мулы благополучно перебрались на другой берег, но лошадь Ханратти почему-то заартачилась, не желая входить в воду.

Он кричал на животное, пришпоривал его, в конце концов спрыгнул на землю и попытался затащить испуганную лошадь в реку. Но она упиралась, косила глазом, а на губах у нее появилась пена.

Разъяренный Ханратти, стоя в воде, дергал поводья и проклинал упрямую лошадь.

Пока Фокс передавала Пичу связку мулов, Таннер подъехал к Ханратти и настоял, чтобы тот перевел его лошадь на другой берег. Что Ханратти после короткой перепалки и сделал.

, Интересно, подумала Фокс, надвинув пониже шляпу, что предпримет Таннер? Первым делом он увел лошадь Ханратти от воды. Потом стал что-то тихо шептать ей на ухо и поглаживать по шее. Потом он завязал ей глаза своей банданой, подвел к воде и спокойно перешел с ней на другой берег.

— Черт, я бы и сам мог так сделать, — выругался Ханратти.

— Мог, да не сделал, — ухмыльнулся Браун.

Когда все снова сели на лошадей и поехали дальше, Фокс спросила Таннера:

— Откуда вы знаете, что надо было делать?

— Мулы в шахтах привыкли возить тележки с рудой. Но иногда они чего-то пугаются, и тогда их трудно сдвинуть с места. — Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. — С таким же успехом вы могли бы меня спросить, знаю ли я, где север.

— Извините, — улыбнулась она, — я не хотела вас обидеть. — Все же она немного удивилась.

И это было нечестно. Ни Таннер, ни его охранники не были новичками, как предполагала Фокс. Никого не надо было учить, как рыть яму для костра или как правильно скатывать спальный мешок. Даже Таннер в очередь готовил еду и подавал ее так же умело, как это сделала бы она.

Он будто читал ее мысли.

— Я провел много времени в диких местах, где расположены шахты Дженнингса. А вы думали, что вам придется нянчиться с новичком?

— Вообще-то такое приходило мне в голову.

Ее мустанг обошел лежавший на дороге обломок скалы, и ее нога коснулась ноги Таннера. Молния пробежала по ее бедру, а щеки запылали. Черт! Что есть такого в этом человеке, что превращает ее в дрожащего подростка? Он бросил на нее такой взгляд, что у нее пересохло во рту. Ее нога снова прикоснулась к его ноге, и ее бросило в жар.

— Вы приводите меня в смятение, — проворчала она, хмуро глядя на его широкие плечи и открытый ворот.

— Правда? Это почему же?

— Не знаю. Приводите, и все тут. — Пришпорив мустанга, она отъехала от него. Ее щеки все еще пылали.

Впрочем, был и положительный момент в этом разговоре. Упоминание о Дженнингсе. Хотя она не так много времени уделяла мыслям о мести, как она предполагала. Хуже того, были дни, когда она забывала мазать лицо лосьоном от солнца, а иногда ей просто не хотелось спать в намазанных свиным салом перчатках. Но если она намерена выполнить свой план, ей надо больше думать о Дженнингсе и лучше заботиться о своей внешности.

Подъехав к Джубалу Брауну, она протянула руку, чтобы забрать у него связку мулов.

— Спасибо, что подменил меня. Теперь я их возьму.

— Я могу еще немного их подержать.

Ну и ну. Фокс спрятала улыбку и задержалась возле него.

— Так ты едешь домой, чтобы принять участие в войне?

— Может быть. Похоже, на востоке мне больше никто не рад. Он имеет в виду, что за ним охотится полиция, подумала Фокс. Сколько же ему лет? Двадцать? Двадцать пять? Некоторым мужчинам не суждено дожить до старости.

— А ты и вправду считаешь, что помогать мистеру Эрнандесу для тебя унизительно?

— Он негр.

— Он старый человек, у которого ревматизм.

— Если он не справляется с делом, пусть сидит дома.

— Если бы это было правдой, он бы с тобой согласился. Но это неправда. Мы с мистером Эрнандесом считаем, что он справляется. Дело в том, Браун, что все мы здесь — команда. Если кому-то из нас требуется помощь, остальные обязаны подставить плечо.

— Но я же так и поступаю, разве нет? Так почему же вас все время тянет читать мне нотации?

— Потому что мне жаль, что я тебя ударила, — ответила Фокс, глядя перед собой. — Иногда это единственный способ завоевать внимание мужчины.

— Я знаю и другие способы.

Она посмотрела на него так холодно, что улыбка моментально слетела с его лица.

— Вам лучше забыть о том, что я женщина, мистер Браун, а то я ненароком могу вас убить или зарезать.

— Я просто хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать, и, будь любезен, оставь свои добрые слова при себе.

Потом Фокс подъехала к Ханратти и спросила:

— Все в порядке?

— А в чем дело?

Черт возьми, сегодня всех мужчин словно какая-то муха укусила.

— Ты не заметил никого, кто был бы похож на индейцев?

— Вы собираетесь прочесть мне еще одну лекцию про наших благородных краснокожих братьев?

Фокс решила быть терпеливой.

— Кроме меня, у тебя самое острое зрение в нашей экспедиции. Я просто спросила, не видел ли ты чего-нибудь.

— Видел нескольких антилоп, пару кроликов и койота.

— Хорошо.

Натянув поводья, она приготовилась поехать в начало каравана, где она будет одна, подальше от этих угрюмых мужчин. Но Ханратти дотронулся до ее рукава.

— Хочу у вас кое-что спросить.

— Я тоже видела кроликов и пару оленей.

— Я индейцев не видел, — осклабился Ханратти. — Но я видел двух человек на расстоянии двух миль отсюда. — Он кивнул на юг. — Они ехали в том же направлении, что и мы, только они были налегке и скакали очень быстро.

— Я их тоже видела. Так что ты хотел узнать?

— Таннер думает, что это мы с Джубалом украли те недостающие три монеты?

Такого вопроса Фокс не ожидала. Она посмотрела на Ханратти с недоумением.

— Не было даже намека на то, чтобы Таннер заподозрил вас в краже монет. Он, как и я, считает, что мы просто их не нашли. Было легко не заметить их в траве.

Ханратти кивнул и надвинул на лоб шляпу.

Фокс не спрашивала, украли ли охранники монеты. За такие вопросы убивают. Конечно же, ни один из них не был так глуп. Фокс сделала глубокий вдох, и в нос ей ударил запах полыни, травы и лошадей.

— Мы должны выехать к озеру. Оно где-то недалеко, за следующим холмом.

— Я поскачу вперед и убью какую-нибудь живность. — Когда Фокс сделала удивленные глаза, он добавил: — На ужин.

— Я бы не отказалась от парочки жирных кроликов.

Она смотрела, как он помчался галопом, вздымая облако пыли. Наверное, им всем не помешали бы такие скачки и погони. Однообразная жизнь и общение с одними и теми же людьми сказывались на их характерах и настроениях. Завтра или послезавтра она позволит Брауну побыть одному, да и Таннеру тоже. Она рассказала о своем решении Таннеру, когда они расположились на берегу озера, окруженного сочной зеленой травой. Для животных это был просто рай.

— Я не возражал бы оторваться от всех и насладиться прекрасной природой.

— Разве вы не считаете, что одна горная цепь похожа на другую, как две капли воды?

Они поднялись на гору, нашли перевал и спустились вниз, потом поднялись на другую гору и снова спустились в долину. Фокс уже не раз ездила этим маршрутом и различала очертания скал и пиков, малозаметную разницу между долинами, у каждой из которых был свой характер. Но большинству людей, особенно таким, как Таннер, выросшим на востоке, горы и долины обычно казались монотонно одинаковыми.

— Почему вы спросили? — Таннер посмотрел на нее так внимательно, словно по ее лицу догадался о ее чувствах. — А вы считаете, что они все одинаковые?

— Да нет. — Она опять совершила ошибку: снова задала ему вопрос, который не следовало задавать. — Но мне показалось, что вы так думаете.

— Здесь поблизости есть рудники? — Он был явно недоволен и не стал отвечать.

— Да, есть. Я как раз планирую остановиться в шахтерском поселке завтра вечером. — Она чуть было не спросила, как он догадался, что здесь есть шахты, но вовремя вспомнила, что он горный инженер. — А как долго вы работали на компанию «Джей-Эм энд Эм»?

— Пятнадцать лет. Гораздо дольше, чем предполагал. Фокс заглянула в свою кружку с кофе и вдохнула аромат жарившегося на вертеле кролика. Ужин, видимо, почти готов.

— А что вы думаете о своем боссе — мистере Дженнингсе?

— Он мне нравится. — Таннер допил кофе. — Он работает хорошо и честно.

Этого Фокс не ожидала услышать.

— По правде говоря, меня это удивляет. Я слышала, что Хоббс Дженнингс — никчемный, нечистый на руку сукин сын.

Таннер повернул к ней лицо, и она заметила, что бледность, вызванная работой под землей, уступила место здоровому загару, который с каждым днем становился все темнее. Сапоги потеряли свой блеск, а штаны были такими же пыльными, как куртка. Он становился таким, каким Фокс предпочитала видеть мужчину. Только он был гораздо красивее.

— От кого вы это слышали? — недовольно спросил он.

— Уже не помню. Слышала, — пожала она плечами.

— Хоббс Дженнингс платит рабочим больше, чем другие владельцы рудников, и заботится о семье горняка, если тот погиб или получил увечье в шахте. Конечно, он заботится об эффективности и прибыли, но он думает и о безопасности труда, чего другие владельцы не делают.

— Святой Хоббс, — раздраженно бросила Фокс, вставая и направляясь к костру. — Я в это не верю. Вы просто его плохо знаете.

— А вы знаете?

По его удивленному голосу она поняла, что сболтнула лишнего. Встав у костра и подбоченясь, она смотрела на кроликов.

— У меня уже слюнки текут. Поваром был Пич.

— Благодаря мистеру Ханратти у нас будет сегодня пиршество. Я еще испек кукурузную лепешку.

Так как они разбили лагерь рано, чтобы дать животным попастись, у них после ужина оставалась еще пара часов до сна.

— Как насчет шахмат?

— Лучше спроси, как насчет того, чтобы задать тебе трепку.

— Когда-нибудь я тебя обыграю.

— Ну да, это когда луна упадет с неба.

Кролик оказался восхитительным, а лепешка, испеченная Пичем, просто таяла во рту. Где-то в середине ужина Фокс заметила, что Пич смотрит на нее своим, как он говорил, многозначительным взглядом. Когда он увидел, что привлек ее внимание, он стал показывать глазами на тарелку Таннера. До Фокс не сразу дошло, что хотел от нее Пич, она поняла это, только когда взглянула на Ханратти и Брауна.

Охранники, как и она, сжимали вилки в кулаке. А Таннер пользовался вилкой так, как настаивал Пич, — как воспитанные люди. Если Таннер заметил, как ест Фокс — а он наверняка уже обратил на это внимание, — он будет считать, что она той же породы, что Ханратти и Браун. Возможно, Фокс и не хватало приличного воспитания, но она считала себя гораздо выше таких людей, как Ханратти и Браун.

Нахмурившись, она взяла вилку, как полагалось, в надежде, что Таннер заметит, что она ест не так, как его охранники.

— Я думаю, что знаю Хоббса Дженнингса так же хорошо, как все работники компании, — заявил Таннер, когда они поужинали.

Фокс смотрела не отрываясь на шахматную доску, которую раскладывал Пич. Услышав имя Дженнингса, он искоса посмотрел на Фокс.

Фокс промолчала, и тогда Таннер, откашлявшись, сказал:

— Вы имеете в виду, что знаете кого-то, кто работал на компанию Дженнингса дольше, чем я, и этот человек знает Дженнингса лучше меня?

— Этот человек знал Дженнингса гораздо дольше, чем вы, — неохотно ответила Фокс, мысленно пнув себя за то, что все испортила.

— А вы можете назвать его имя?

— Нет. — Сев на траву, Фокс стала разглядывать шахматные фигуры, как будто никогда прежде не играла в шахматы. — Начинай, — сказала она Пичу.

— Черт возьми, Фокс, вы просто мастер говорить загадками. Меня это начинает раздражать.

— Тогда уходите, чтобы мы с Пичем могли спокойно поиграть.

— Что именно этот человек рассказал вам о Хоббсе Дженнингсе?

Она наконец подняла глаза.

— Дженнингс — ваш босс, и я понимаю, что вы должны быть ему верны. На этом и порешим.

Таннер достал из кармана жилета сигару, повернулся и пошел к охранникам.

— Я знаю, что совершила ошибку. Так что ничего не говори, Пич.

— Мне кажется, что защитная мазь действует. Да и руки стали намного мягче от того, что ты смазываешь их свиным жиром и не забываешь надевать на ночь перчатки.

— А щеки уже не такие обветренные? — Она знала, что губы все еще в трещинках, но чувствовала, что они постепенно становятся гладкими.

— Не такие, как когда мы уезжали из Карсон-Сити.

В мгновение ока Пич убрал с доски слона и одного коня. Фокс не поверила своим глазам.

— Как это тебе удалось?

— Ты невнимательна, Мисси. — Он достал из кармана комбинезона сигару, и Фокс узнала марку. — Твои мысли заняты другим.

— Это сигара Таннера.

— Да. Мы с мистером Таннером познакомились поближе. — Пич сделал затяжку и блаженно улыбнулся. Потом он завладел ладьей Фокс. — Этот человек знает понемногу обо всем.

— Он ни разу не предложил мне одну из своих дорогих сигар.

— Возможно, потому, что мистер Таннер не знаком с леди, которые курят.

— Но это означает, что он считает меня леди. Никто не думает… — Она осеклась, уставившись на доску. Неужели Мэтью Таннер считает ее леди? Нет, вряд ли. Но возможно, он все-таки считает, что она женщина.

Что он видит, когда смотрит на нее? В данный момент он увидел бы, как она сидит, скрестив ноги, как индеец, на траве, укутанная от шеи до колен в старое пончо, с пыльными волосами и давно не мытая. От нее, наверное, пахнет так же, как от мужиков.

— А о чем вы с мистером Таннером разговариваете? — Она «съела» ладейную пешку Пича, но обычного удовольствия ей это не доставило.

— Мы говорим обо всем и ни о чем. О войне и о том, как она идет, о перемещении разработок месторождений на запад, о проблеме индейцев. Он знает названия звезд и различных горных пород. Он прочел все книги, какие у нас есть.

Почему она не могла говорить с Таннером обо всем этом? Когда он был рядом, у нее пересыхало во рту и все темы разговоров вылетали из головы, как песчинки на ветру. Она лишь задавала ему личные вопросы, которые его раздражали, или болтала о погоде и окрестностях, а заканчивала тем, что умолкала.

— А обо мне он когда-нибудь спрашивает? — Вздохнув, она наблюдала за тем, как Пич собирается атаковать ее королеву. Игра превращалась в форменный разгром.

— Время от времени.

— И какие же он задает вопросы? — спросила она, не поднимая головы.

— Ну, например, с каких пор мы с тобой вместе. Научил ли я тебя читать, писать и считать, или ты ходила в школу. Такие вопросы.

— И что ты отвечал?

Он атаковал ее королеву. Это будет самая короткая партия.

— В детали я не вдавался. От себя ничего не добавлял. Просто отвечал на вопрос.

— А о себе он когда-нибудь рассказывал?

— Очень мало. Я знаю, что он очень беспокоится за своего отца. Мне кажется, отец ожидает от него многого. Возможно, большего, чем он может дать. Возможно, даже больше, чем может вообще кто-либо дать.

— Что ты имеешь в виду?

— Я подозреваю, что мистер Таннер никогда не сможет угодить своему отцу, и мне кажется, он чувствует, что его отец в нем разочаровался.

Фокс задумалась. Так как у нее не было родителей, она знала, что идеализировала отношения, существующие между родителями и детьми. Она представляла себе, что с обеих сторон должна быть безоговорочная любовь, хотя и подозревала, что такой любви не бывает.

Обернувшись, она посмотрела на Таннера, разговаривающего с Ханратти и Брауном. Они стояли возле своих спальных мешков, курили и время от времени смеялись. Одного взгляда на Таннера было достаточно, чтобы понять, что этот человек всегда все делает правильно, что его слово крепкое, что долг и верность составляют основу его характера. Она не могла представить, чтобы он в чем-либо потерпел поражение.

Фокс вдруг подумала, что если и может быть что-нибудь хуже, чем не иметь отца, так это иметь отца, который никогда тобой недоволен, для которого ты всегда был горьким разочарованием.

— Ты проиграла.

Она взглянула на доску: Пич завладел ее королем. Фокс чертыхнулась и начала убирать фигуры в коробку.

— Извини, я испортила тебе игру. Почему тебе нравится, что Таннер знает названия звезд? Ведь это ты показал мне Большую Медведицу и научил находить Полярную звезду. Ты же знаешь названия всех звезд.

— Положим, не всех, — скромно заявил Пич. — А мистер Таннер знает названия созвездий.

— И ты знаешь.

— Но меньше, чем знает мистер Таннер.

— Пич Эрнандес, — она грозно прищурилась, — вы пытаетесь возвысить мистера Таннера в моих глазах?

— Думаю, он и так уже возвысился, Мисси.

В обязанности Таннера входила оценка настроений шахтеров и прием у них жалоб во время его поездок по рудникам компании. Хоббс Дженнингс не хотел быть последним, кто узнает о том, что среди шахтеров зреет недовольство. Он должен был узнавать это первым для того, чтобы у него было время ре шить проблему.

Не все относились к Дженнингсу с тем же уважением и лояльностью, как Таннер, но за пятнадцать лет службы Таннер никогда не слышал, чтобы кто-либо назвал Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном. Поэтому его обеспокоил тот факт, что где-то такой человек существует и, возможно, даже работает в самой компании. Рано или поздно этот озлобленный тип может доставить компании неприятности. В лучшем случае он соберет вокруг себя недовольных, в худшем — может вспыхнуть бунт.

Пыль впереди немного рассеялась, и он увидел длинную рыжую косу Фокс. Сколько бы он ни просил, она ни за что не хотела открыть ему имя человека, считающего Хоббса Дженнингса сукиным сыном. Попав в облако пыли, Таннер крепко стиснул зубы. Упрямство не самая приятная черта в характере женщины. Впрочем, в характере Фокс было немало черт, которые большинство людей заклеймили бы как ужасные.

Ожидая, когда ему удастся увидеть ее прямую спину и длинную косу еще раз, Таннер стал перечислять про себя черты ее характера, которые ему нравились. Она была надежной — это очевидно. Судьба может сурово обойтись с ней, но Фокс не только выживет, а еще будет и процветать. Ее надежность и безрассудная храбрость идут рука об руку с независимостью. Она сама принимает решения, и ей нет дела до того, что думают другие. Это качество больше всего отличало ее от тех женщин, которых знал Таннер.

У нее случались перепады настроения, но она, несомненно, была самой храброй из знакомых ему женщин. И самой отчаянной, подумал он, вспомнив, как она удар ила Джубала Брауна, да с такой силой, что он согнулся пополам. Ей повезло, что Браун не поквитался с ней таким же образом, хотя Таннер догадывался, что Фокс была к этому готова. До того как он увидел Фокс в действии, он был твердо убежден в том, что женщина не может так эффективно вывести из строя мужчину.

— Помяни дьявола… — пробормотал Таннер, увидев, что Фокс повернула обратно и направляется к нему. Своих мулов она передала Ханратти.

— Вам надо принять решение.

Он внимательно посмотрел на ее лицо.

— У вас что-то прилипло к щекам и лбу.

Это что-то придавало ее лицу желтоватый оттенок. Она сжала губы, и ему показалось, что она не собирается ему отвечать. Но она вздохнула и сказала:

— Это Пич придумал какую-то смесь против солнечных ожогов. Все это время мне помогал его лосьон, который он называл молочком Сезам, но сегодня утром он настоял на новой смеси. Она состоит из яичного желтка, меда и еще какого-то вещества, название которого Пич держит в секрете.

То, что Фокс пользуется косметическими средствами, поразило Таннера.

— Вы, наверное, считаете, что глупо мазать лицо всякой дрянью, чтобы защитить его от солнца.

— Я еще не встречал женщины, которая не избегала бы солнца.

В дикой засушливой Неваде было мало деревьев. Кедры, сосны и можжевельник практически не давали тени. Человек мог скрыть свое лицо, лишь низко надвинув шляпу, но и это не спасало его полностью от палящих лучей солнца.

— В общем-то я не возражаю против небольшого загара, но я не хочу становиться темнее, чем сейчас.

Сейчас ее лицо было золотистого цвета, который оттенял голубизну ее глаз. Таннер сомневался, что у Фокс когда-либо будет молочно-белая кожа, продиктованная модой. Она всегда будет чуть смуглой с румянцем на щеках. По мнению Таннера, эти живые цвета делали ее гораздо привлекательнее белокожих женщин.

— Я подъехала к вам не для того, чтобы обсуждать свое чертово лицо, — сердито сказала она.

— А о чем вы хотели меня спросить?

Разговаривать с Фокс, подумал он, все равно что идти по полю, на котором расставлены ловушки, готовые вот-вот захлопнуться.

— У меня есть причины не появляться в Денвере с сильно загорелым лицом. — Ее глаза вызывающе сверкнули, что заставило его воздержаться от комментариев. — Не тщеславие заставляет меня мазаться яичным желтком.

— Немного тщеславия никогда не повредит. — Он понятия не имел, что еще сказать по этому поводу.

— Я хочу поговорить о шахтерском поселке, где мы собираемся остановиться.

Слава тебе, Господи. О шахтерских поселках он знал все. Или почти все.

— Я думаю, что нам надо пожить там дня два, но решение должны принять вы.

Он сразу же подумал о сроке, который поставили ему похитители.

— А почему вы решили остановиться на два дня?

— Мы в пути уже десять дней. Животным не повредит день-другой отдыха, да и нам тоже. В поселке есть баня и несколько примитивных закусочных, но еда там все-таки лучше, чем та, что мы готовим на костре. И там есть пара огромных палаток, используемых в качестве салунов.

Все вещи Таннера требовали стирки, а от людей разило дымом и потом. Она была права и насчет животных — им тоже нужен отдых от седел и тяжелого груза.

— У нас все идет, как намечено, — добавила Фокс. — Двухдневный отдых не скажется на нашем графике.

Что беспокоило Таннера, так это салуны. Насколько Таннеру было известно, Ханратти и Браун пока не нарушали его требований насчет выпивки, хотя обоим это не слишком нравилось. Смогут ли они устоять против салунов?

— Хорошо, — неохотно согласился он. Фокс кивнула:

— Мы разобьем лагерь на окраине поселка.

Во время короткого полуденного отдыха Таннер поговорил Ханратти и Брауном.

— Пьяные не очень-то хорошие охранники, — сказал он им.

— Не будьте с нами так суровы. Протестовал главным образом Браун. Ханратти глянул на мула, груженного золотом.

— Напиваться, ясное дело, не профессионально, но от пары стаканчиков человек не опьянеет. Как насчет этого? Мы не покидаем наш лагерь одновременно и не выпиваем больше двух порций?

— Это приемлемо, — согласился Таннер. — Но если вы оставите золото без присмотра хотя бы на одну минуту, я вас уволю. Если только не пристрелю до того. Вам понятно?

— Черт! — Джубал сверкнул белыми зубами. — Первым делом я помоюсь и побреюсь. А женщины в поселке есть?

Они въехали в поселок во второй половине дня. Первыми, кого заметил Таннер, были несколько изможденных женщин, одетых в мужское платье. Одна вела за собой мула, груженного снаряжением старателя. Другая, толкая впереди себя тележку, переходила от одной палатки к другой и продавала пирожки. По сравнению с этими женщинами Фокс выглядела воплощением женственности. В отличие от них Фокс не остригла свои великолепные волосы, ее кожа была загорелой, чистой и гладкой. Глядя на нее со спины, никто не принял бы ее за мужчину.

Поселок протянулся вдоль долины реки на расстоянии мили от каньона, где велись разработки. Опытный глаз Таннера отметил большое количество природного гранита, и что было важнее — выступы кварца, свидетельствовавшие о возможных залежах серебра. Надо будет, подумал он, рассказать об этом месте отцу, как о перспективном объекте разработки, стоящем вложения капитала.

Взгляд Таннера упал на мула, груженного золотом. Когда они въезжали в Форт-Черчилл, он не очень беспокоился о том, что вокруг будет много народу. Но здесь все были по одной единственной причине — чтобы найти золото или серебро. Не дай Бог, если кто-нибудь догадается, что скрывается у них в мешках…

Фокс выбрала место на восточной окраине поселка, где было больше травы. Она долго изучала небо, а потом приказала Пичу распаковать палатки.

— Я уже это сделал, Мисси. — Пич кивнул на кучу брезента и кольев. — По-моему, пойдет снег. — Пич закашлялся и пожаловался, что никак не может избавиться от боли в груди. — Я рад, что мы не пойдем дальше. Хуже нет, чем застрять в горах во время снежной бури.

Вновь прибывшие всегда привлекают внимание, и Таннер отметил, что и они не избежали интереса местных жителей, жаждущих узнать, не приехали ли конкуренты.

— Следуйте плану, — инструктировал Таннер Ханратти и Брауна. — Один из вас должен все время находиться в лагере. Но старайтесь не привлекать внимания. Незачем афишировать тот факт, что вы наемные охранники, или то, что мы везем что-то, что надо охранять.

— Что мы, дураки, что ли? — Ханратти сплюнул на землю возле своей палатки. — Я останусь караулить первым. Остальные могут идти, куда хотят. — Он многозначительно посмотрел на Брауна. — А ты вернешься через три часа, не позже, или я не отвечаю за последствия.

Ухмылка Брауна свидетельствовала о том, что он не слишком испугался, но все же он кивнул и сразу же отправился в направлении салуна, откуда доносились звуки музыки.

— Я составлю компанию мистеру Ханратти, — заявил Пич, ставя на огонь кофейник. — Я, пожалуй, схожу в баню завтра, когда мне захочется погреться. А сейчас холодает. Вы играете в шахматы, мистер Ханратти?

— Я предпочитаю покер.

— Может быть, шашки?

Таннер оставил их выяснять свои предпочтения, а сам решил проверить монеты. Мешки, покрытые попоной, были спрятаны у него под седлом. Ему показалось, что спрятаны они надежно, тем более что Ханратти сидит как раз напротив них.

— Я, пожалуй, куплю пирожки, которые продает та женщина, — сказал Таннер, обращаясь к Фокс, — и съем их, пока буду отмокать в горячей воде. Вы тоже собираетесь в баню?

Ее взгляд был прикован к животным, которые паслись рядом, привязанные на довольно длинную веревку.

— Да, я тоже об этом подумывала. Насчет пирожков.

— И вы хотите, чтобы я за них заплатил, не так ли?

— И надо отнести несколько штук Пичу. Я еще не видела человека, который бы так любил пирожки, как Пич. Особенно с сушеными яблоками.

— У меня такое впечатление, что вы хотите, чтобы за вашу ванну я тоже заплатил.

— Вы же согласились оплачивать все расходы. — Ее глаза сияли: она была довольна, что взяла над ним верх. — Эй, Ханратти, — позвала она. — Ты любишь пирожки? Кажется, мистер Таннер сегодня в хорошем настроении.

— Не откажусь от пирожков, — сказал Ханратти, наблюдая за тем, как Пич расставляет шашки. — Я всегда играю черными. Красные мне не нравятся.

Сдерживая улыбку, Таннер зашагал рядом с Фокс.

— Сдается мне, что вам доставляет удовольствие тратить мои деньги.

— И немалое. — Она стала рассматривать пончо. — Стирка — это законный расход.

Они молчали до тех пор, пока Таннер не заплатил банщику.

— Встретимся позже.

Таннер еще никогда не провожал женщину до бани и не понимал, насколько это неловко. Румянец на щеках Фокс говорил о том, что и она чувствует то же самое. Остановившись в дверях женского отделения, она бросила на него мимолетный взгляд и скрылась за дверью.

Когда Таннер наконец устроился в горячей ванне, его поразили две мысли. Первая — он забыл купить пирожки. Вторая — Фокс, голая, по ту сторону стенки. Он ощутил спазм в желудке, но не потому, что ему хотелось пирожков.

Он считал, что это совершенно естественно и присуще человеческой натуре, что мужчину всегда привлекает «не та» женщина. Возможно, этим объясняется его растущее влечение к Фокс. Нежелательные чувства существовали еще в ту пору, когда человечество обитало в пещерах.

Сколько бы он об этом ни думал, не мог объяснить себе, почему Фокс так сильно его притягивает. И дело было не в том, что она отличается от женщин, которых он обычно встречал. Его чувства были более глубокими, чем обыкновенная похоть, хотя последняя и присутствовала, и была довольно сильной. Он провел немало часов, вспоминая силуэт ее полных грудей.

Фокс его забавляла, раздражала, вызывала чувства уважения и восхищения.

И она абсолютно не подходила человеку богатому и с положением, получившему образование на востоке, который в будущем — это подразумевалось само собой — женится на женщине своего круга. Поскольку Таннер всю свою сознательную жизнь пытался угодить своему отцу, но почему-то постоянно его разочаровывал, он уже давно решил, что, когда придет время выбирать жену, он будет ухаживать только за теми молодыми леди, которых одобрит его отец. Его отношения с отцом и так были достаточно напряженными, так что незачем было их усугублять женитьбой на неугодной отцу женщине.

Задумавшись, он долго смотрел на стену, отделявшую мужскую половину бани от женской. С Фокс у него вряд ли будет будущее, но он слишком ее уважает, чтобы завести короткую интрижку, даже если она на это согласится.

Все еще размышляя о Фокс, он крикнул банщику, чтобы тот принес ему виски.

По ту сторону стены Фокс опустилась в воду, настолько горячую, что ее кожа сразу порозовела. Устроившись поудобнее, она стала прислушиваться к тому, что происходит в мужском отделении. Но все было тихо.

Мысль о том, что Таннер сидит голый в ванне на расстоянии менее десяти футов от нее, привела ее в странное возбуждение. Ей нравились мужчины с волосатой грудью и ногами, и она попыталась представить себе, каким должен быть Таннер. Господи!.. Ее пробила дрожь.

«Прекрати», — приказала она себе в отчаянии. Любая мысль о Таннере была бесполезной. Хуже того, думая о нем, она чувствовала себя неполноценной. Он был как король на шахматной доске, а она всего-навсего скромная пешка. Как правило, эти две фигуры редко стоят рядом.

Если Таннер и заинтересовался ею, у Фокс не было никаких иллюзий насчет того, что это значило. Его интерес продлится ровно столько, сколько продлится их экспедиция. Она понимала, что в его жизни она будет лишь временно… Кем она станет, если согласится? Известно кем… Разве не понятно?

Впрочем, скорее всего она просто витает в облаках. Мэтью Таннера не привлекают такие женщины, как она. И у нее хватит ума, чтобы не позволить мужчине попользоваться ею в течение нескольких недель, а потом бросить.

И все же… она не переставала думать о том, есть ли у него волосы на груди и ногах. И будущее не имело никакого значения, потому что ее будущее — это виселица.

— Черт побери…

Собрав все свое мужество, она взяла со стола рядом с ванной ручное зеркало. Ее ждало разочарование. Как это не раз бывало, она выглядела не так, как ей бы хотелось.

Но после пристального изучения своего лица она все же пришла к выводу, что выглядит лучше, чем тогда, когда в последний раз смотрелась в зеркало. Щеки казались менее красными и обветренными, а губы перестали шелушиться. Мазь Пича, видимо, все-таки действовала: она не загорела до черноты, как бывало после многодневного пребывания на солнце.

Но она никогда не будет красавицей, решила она, хмуро глядя на себя в зеркало. У нее чересчур большой рот, очень черные брови, а черты лица слишком резкие. Ее кожа никогда не будет белой, к тому же у нее полно веснушек, и она не умеет делать замысловатые прически. Она не была изящной и грациозной, не умела стрелять глазками и надувать губки. Она лучше умрет, чем заставит себя надеть корсет.

Положив зеркало, она раскурила сигару и стала пускать дым в стену, за которой находилось мужское отделение. Обреченно вздохнув, она погрузилась в воду по самые плечи.

Впервые в жизни Фокс пожалела, что она не красавица.

Глава 7

Таннер подождал, пока выйдет Фокс. Ее огненно-рыжие волосы были заплетены в мокрую косу, и от нее пахло дешевым мылом. Он подумал, что ей ни к чему все эти мази и лосьоны. Ей очень шло чисто отмытое лицо.

Увидев его, она удивленно подняла бровь.

— Я думала, что вы уже ушли.

— Я обещал вам пирожки. Или… — Он вспомнил, как она лихо опрокинула стаканчик виски в баре «У Джека» в Карсон-Сити. — Может, вы предпочитаете виски?

— Это что, проверка? Я не пью, когда работаю. — Она сердито на него посмотрела. — Пора бы знать.

Он, конечно, знал.

— Просто решил спросить.

Таннер намеренно шел рядом, но на расстоянии вытянутой руки. Если учесть те образы, которые проносились в его воспаленном мозгу всего несколько минут назад, будет разумнее держаться от Фокс подальше, чтобы, не дай Бог, не прикоснуться к ней даже случайно.

Полный решимости отвлечься от чистой кожи Фокс, он решил получше рассмотреть, что собой представляет шахтерский поселок, хотя заранее знал, что он как две капли воды будет похож на любой другой — беспорядочное нагромождение палаток и костров вокруг центра поселка, где располагались все самые необходимые общественные постройки: пара салунов, магазин горного снаряжения, лаборатория для исследования образцов породы и обычно поделенная на отсеки большая палатка для проституток.

Шахтеры тоже были как будто на одно лицо, и все они настороженно относились к новым людям, появившимся на руднике.

Пока Таннер и Фокс шли по поселку, ни один из них не поздоровался. Даже продавщица пирожков посмотрела на них с подозрением.

— Остаетесь или вы проездом? — Она вытерла руки о заштопанные штаны. Узнав, что они не останутся, она немного подобрела. — Я продавала по доллару, но вам уступлю за пятьдесят центов.

— Да они стоят не больше тридцати, — фыркнула Фокс. — Больше мы не заплатим.

— Если бы не конец дня, я бы плюнула на вас, и подыхайте с голоду, — огрызнулась продавщица, но посмотрела на Фокс с интересом. — Мне пора идти домой готовить ужин, так что отдам за тридцать пять.

— Тридцать, и ни пенни больше.

— Я рада, что вы не останетесь. — К удивлению Таннера, обе женщины улыбались друг другу.

Таннер заплатил за пирожки, и они, прислонившись к какому-то столбу, съели их, наблюдая, как наступают сумерки и небо на западе постепенно окрашивается заходящим солнцем в золотистые и пурпурные цвета. Это была страна огромного неба, где человек чувствовал себя крохотной песчинкой мироздания.

— У меня пирожок со сметаной и с изюмом, — сообщила Фокс. — А у вас?

Таннер проследил за тем, как она провела языком по верхней губе, слизывая крошки, судорожно сглотнул и отвернулся.

— У меня с сушеными персиками.

— С персиками! Недаром женщина заломила такую цену. Персики здесь не достанешь, а если они есть, то очень дорогие.

— А вы умеете печь пирожки? — полюбопытствовал он. Женщине, умеющей говорить на языке пайютов и одержавшей над мужчиной победу в стрельбе, по мнению Таннера, вряд ли понравилось бы стоять на кухне у плиты и печь пирожки.

Она поджала губы, а ее лицо вдруг пошло красными пятнами.

— Нет, — неохотно призналась она. — Я умею готовить обычную еду, но ничего особенного. Печь я умею только галеты.

— Тоже неплохо.

— Иногда хочется что-то вроде пирога или пирожного, но Пич не умеет печь, поэтому и я не умею. Но я могла бы научиться. Нет ничего такого, чему бы я не могла научиться. Просто у меня никогда не было к этому тяги.

Они молча доели свои пирожки, и Таннер вытер руки о свою бандану.

— Становится темно.

— И холодно, — добавила Фокс, поеживаясь. Пич, видимо, был прав, предрекая снег. Фокс зевнула.

— Эта ванна меня разморила. Лягу спать пораньше, а завтра посплю подольше.

Они уже дошли до окраины поселка, и Таннер ожидал увидеть костер в их лагере, но впереди было темно.

— Разве, когда мы уходили, костер не горел?

— Конечно, горел. Мы всегда поддерживаем огонь в лагере. Таннер почувствовал, как она напряглась, и увидел, что она вглядывается в темноту.

— Что-то случилось.

Ночь уже наступила, и они должны были увидеть пламя своего костра. Бросив пирожки, Таннер выхватил револьвер и неслышно двинулся вперед. Фокс осторожно шла рядом. Перед тем как подойти к лагерю, они замедлили шаг, стараясь разглядеть, что их ждет впереди.

— Нас ограбили, — пробормотала Фокс.

Таннер выругался. Они увидели, что палатки повалены, мешки вскрыты, а их содержимое разбросано по земле. Посреди предметов одежды валялся разорванный пакет муки, и пахло уксусом. Таннер сразу же подошел к тому месту, где под седлом были спрятаны мешки с золотом. Седло валялось рядом, а мешки исчезли.

— Подождите, пока я разожгу огонь, — резко бросила Фокс. — За ее спиной раздавались приглушенные звуки. — Похоже, вы уже давно так лежите, так что еще пара минут вас не убьет.

Обернувшись, Таннер увидел две лежащие на земле фигуры. Это были Ханратти и Пич со связанными руками и ногами и с кляпами во рту. Когда Фокс разожгла костер, стали видны их лица. В черных глазах Пича Таннер прочел покорность, лицо Ханратти окаменело от недоумения.

Таннер сорвал грязную бандану с лица Ханратти.

— Что, черт возьми, здесь произошло?

Стиснув зубы, Фокс перерезала веревки, связывавшие руки и щиколотки Ханратти и Пича. Оба встали, потирая затекшие руки и притопывая ногами, чтобы восстановить циркуляцию крови.

— Ты не охранник, Пич. Я на тебя не сержусь, — сказала Фокс. — Оседлай кобылу мистера Таннера и моего мустанга. А тебя, — она обернулась к Ханратти, — тебя мне хотелось бы пристрелить.

Ханратти непрерывно ругался, но, встретившись с ледяным взглядом Таннера, умолк.

— Их было двое, — запинаясь, начал он. — Возможно, это те двое, что проехали мимо нас вчера. Когда они подошли к нашему костру, они сначала поздоровались, а потом выхватили револьверы. — Ханратти вытер рот тыльной стороной ладони. — Остальное можете себе представить. Они явно знали, что надо искать. Они не взяли ничего, кроме золота и мула, на которого они это золото погрузили.

— А где Браун?

— Этот мерзавец еще не вернулся. — Ханратти сплюнул. Его кулаки то сжимались, то разжимались.

— Думаю, они поехали на запад, — сказала Фокс, когда Пич вывел из темноты лошадей. — Правильно?

— Я не видел, как они уехали. — Ханратти потер шишку на лбу.

— Да, они поехали на запад, — подтвердил Пич. — И не через поселок, а прямо отсюда. — Седлая лошадей, он описывал воров. — Вы их узнаете, когда встретите. Оба небольшого роста.

Ханратти выругался, шаря глазами в поисках своего револьвера.

— У обоих усы. Один помоложе, другой постарше, и вот здесь шрам. — Пич провел пальцем от брови до челюсти. — Один на лошади с белой отметиной на лбу, другой — на серой в яблоках. Они забрали мула по имени Джекки.

— Что за черт? — Ханратти подошел к Пичу и нахмурился. — Это не моя лошадь.

— Ты останешься здесь, — приказала Фокс. Она нашла среди разбросанных на земле вещей свою куртку и надела ее.

— Ну уж нет.

— Ты слышал, что она сказала. — Таннер нашел свою куртку и просунул руки в рукава. Его глаза блеснули в свете костра. — Тебе лучше надеяться на то, Ханратти, что нам удастся вернуть золото. Так что молись.

Таннер взглянул на небо. Черные тучи собирались на северо-западе. Скоро за ними скроется луна. В темноте, да еще если пойдет снег, продвигаться будет нелегко. Он проверил ружье и револьвер и увидел, что Фокс делает то же самое.

— Возьмем с собой спальные мешки. Неизвестно, сколько времени это у нас займет.

Таннер знал, что она права, и хотя горел желанием отправиться в погоню за ворами в ту же минуту, как увидел, что золото пропало, он послушно отыскал свой спальный мешок. Пока он привязывал его к седлу, он заметил, как Пич сунул в седельную сумку Фокс хлеб, сыр и вяленое мясо. Потом он засунул в сумку Таннера щепки для растопки. Когда они оседлали коней, Пич протянул каждому фляжку с водой.

— Будь осторожна, — наказал Пич, похлопав Фокс по колену. — Слишком темно, чтобы спешить, а луна скроется за тучами через два часа. Думаю, снег будет не сильным, но я не раз ошибался.

Таннер решил про себя, что через две минуты он уедет — с ней или без нее.

— Не беспокойся. — Фокс нагнулась, погладила Пича по лицу рукой в перчатке и замотала вокруг шеи шарф. — С груженым мулом они далеко не уедут. К тому же наверняка думают, что мы не решимся погнаться за ними из-за снежной бури. Мы вернем золото, Таннер.

Таннер бросил взгляд на Ханратти, который сидел у костра, уставившись в огонь, но промолчал.

Они поехали рысью, хотя Таннеру хотелось скакать во весь опор.

— Это слишком рискованно, — сказала Фокс, словно читая его мысли. — К тому же с такой скоростью мы сможем ехать дольше, чем если помчимся галопом.

Перед ними расстилалась огромная темная пустота. Казалось совершенно невозможным найти на этих просторах двух всадников и мула. Они даже не знали наверняка, что воры направляются на запад.

Через несколько миль Фокс подъехала к Таннеру и, стараясь перекричать вой ветра и снова угадав, о чем он думает, громко сказала:

— Более логично, что они отправились на запад, а не в Солт-Лейк-Сити. Солт-Лейк слишком далеко. Вот увидите, мы обнаружим их, как только пойдет снег.

— Не вижу логики.

Таннер зарылся подбородком в шарф. Температура падала с каждой минутой, но он не чувствовал холода. Ярость согревала ему кровь.

— Они не разожгут костра, если решат, что мы все же за ними гонимся. Костер виден за несколько миль. Но как только пойдет снег, им так захочется согреться, что они убедят самих себя, что только дурак отважится пуститься в путь в такую погоду, и разожгут костер. К тому же они наверняка думают, что за снегом костер не будет виден. Но они ошибаются.

Таннер натянул поводья и остановился. Она сначала проехала мимо него, но потом вернулась.

— Я не просил вас ехать со мной, — прокричал он. — Если хотите, можете вернуться в поселок.

— Почему вы решили, что я хочу вернуться? — не скрывая удивления, спросила она.

— Вы сказали, что только дурак отважится пуститься в путь в такую погоду.

Он не видел ее лица, но по голосу понял, что она улыбается.

— Все правильно. Мы с вами парочка идиотов, которые намереваются застать этих негодяев врасплох и отобрать у них золото. Чувствуете? — Она провела перчаткой по лицу. — Снег уже начался.

Снеговые тучи закрыли луну, и кругом воцарилась кромешная тьма. Таннер надеялся лишь на то, что его лошадь видит лучше, чем он.

Они ехали шагом, предоставляя лошадям самим выбирать дорогу. Снег падал сплошной стеной, и было так темно, что Таннер совсем потерял ориентацию. Наверное, прошло около часа, когда он услышал тихий голос Фокс.

— Посмотрите направо. Видите, там что-то мерцает?

Он ничего не видел, кроме снега, падающего мимо полей его шляпы. Но если она права, они могли проехать мимо воров, если бы они не разжигали костер. Таннер и Фокс немного поменяли направление и свернули к северу. Теперь снег бил Таннеру в лицо, но все же через несколько минут он тоже увидел слабый огонек костра.

— Как вам кажется, они далеко?

— Нет не очень. Думаю, до них не больше мили. Что будем с ними делать?

Он уже думал об этом.

— Они не убили Ханратти и Пича…

— Потому что на выстрелы сбежался бы народ.

— Согласен. Это единственная причина, по которой Ханратти и Пич остались живы. Мы позволим негодяям уйти живыми, но я сомневаюсь, что они на это согласятся. — Он старался разглядеть Фокс. — Вы меня прикроете, а я подойду к ним. Если это они, я заберу деньги. Если они заартачатся…

— Можете в этом не сомневаться. Еще как заартачатся.

— Я слышал, как вы рассказывали Ханратти и Брауну о том, что однажды убили человека. Это правда?

— Черт возьми, Таннер! Я никогда не вру! — Она сказала это с таким жаром, что он почувствовал ее гнев даже сквозь пелену снега. — Это не самое подходящее время, чтобы злить меня.

— Я должен был спросить.

Ведь он собирался отдать свою жизнь в ее руки и надеялся, что она его подстрахует. Времени на раздумья не было, но он решил, что лучше иметь за спиной Фокс, чем Ханратти или Брауна.

Они уже настолько приблизились к костру, что стали различать голоса, а потом и отдельные слова. Он посмотрел на Фокс, но ничего не сказал, а лишь подумал, слышала ли она то, что услышал он. Голосов было два.

Она кивнула и, прежде чем спешиться, показала на землю. В руках у нее было ружье. Она быстро сняла перчатки и сунула их в карман куртки. Таннер сделал то же самое. Она, видимо, рассчитывала на то, что лошади в такую бурю не убегут от них.

Нагнувшись, они пробирались вперед, перебегая от одного куста полыни к другому, и наконец замерли за большой заснеженной кучей валежника. Голоса теперь были слышны отчетливо. Бандиты обсуждали завтрашний маршрут и жаловались на то, что из-за мула они передвигаются слишком медленно. По их разговору, даже не видя человека со шрамом, Таннер понял, что это были те самые воры, которые похитили его золото.

Таннер встал. Тело было напряжено, голова — ясной. Прежде чем выйти из-за валежника, он провел пальцем по щеке Фокс и заглянул ей в глаза. Она подняла ружье. Таннер кивнул и двинулся к костру.

Он, должно быть, был похож на привидение, появившееся из темноты и снега. Только у привидения в руках было ружье.

— Проклятие! — Один из бандитов вздрогнул и пролил горячий кофе себе на ногу. — Кто вы, черт побери?

— Это он! — вскакивая, крикнул другой.

Ветер сбивал языки пламени костра, но даже в этом неровном свете Таннер увидел свои мешки с золотом.

— Я пришел за своими деньгами, — сквозь зубы процедил он. — Положите оружие и отойдите в сторону, и никто не пострадает. — Он знал, что они его не послушаются, но если дать им шанс спастись, то воспоминания о том, что неизбежно произойдет, если они откажутся, будут не такими тяжелыми.

— Берегись! — крикнул человек со шрамом.

Оба бандита выхватили револьверы, и началась пальба.

Когда дым рассеялся, Таннер увидел, что оба бандита лежат распростертыми на земле. Сам он не получил даже царапины.

Фокс подошла к костру и ногой отшвырнула револьверы бандитов от их тел.

— На всякий случай, — пояснила она, оглядывая воров. — Вот мерзавцы!

— Они мертвы? — Да.

Мешки с золотом были на месте, но Таннер заметил, что один из них был завязан незнакомым ему узлом. Значит, бандиты его открывали. Мысль о том, чтобы обшаривать карманы мертвецов, была отвратительна, но надо было определить, сколько украдено из открытого мешка. Обойдя костер, Таннер нагнулся над телом одного бандита и начал обыскивать карманы его куртки. Фокс в это время проверяла их седельные сумки.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Одного из них звали Элфи Хинтон. Не знаю которого. У одного из них сохранилось объявление о розыске преступника по имени Рассел Борден, но портрета нет. Вам знакомы эти имена?

— Элфи Хинтон, — медленно произнес Таннер. Один из бандитов узнал его сразу, как только он подошел к костру. — Элфи Хинтон. Я вспомню.

— А вы что-нибудь нашли?

Он позвенел несколькими монетами в кармане.

— Шесть двадцатидолларовых золотых монет. Они наверняка мои. — Он поднял голову и — увидел, что Фокс вытирает щеку и у нее под рукой остался красный след. — У вас кровь.

— Правда? — Нахмурившись, она провела рукой по лицу, горлу и ушам. — Черт побери! Они прострелили мне мочку уха! — В изумлении она глянула на Таннера. — А я чувствовала, как что-то теплое течет у меня по шее, но думала, что это растаял снег.

Присев рядом с Фокс, он поднял ее лицо к свету костра. Пуля задела край уха. Он смотрел на кровь, но ничего на самом деле не видел, а представил себе, что случилось бы, если пуля пролетела на дюйм ближе к ее лицу. Лицо было бы изуродовано. А может быть, она вообще была бы сейчас мертва.

— Мне очень жаль, — сказал он угрюмо.

— Почему? Это же не вы в меня стреляли. — Она прижала свою бандану к уху. — Я бы сказала, что дешево отделалась. Тот, кто выстрелил в меня, мертв, а у меня всего-навсего небольшая царапина.

— Это не просто царапина. Он отстрелил вам небольшой кусочек уха. — Его поразило то, что она не плачет от боли или от уязвленного самолюбия — все-таки ее внешности нанесен урон. — Разве вам не больно?

— Начинает побаливать, — сморщилась она. — Говорите, не хватает кусочка? Но ведь небольшого, так?

— Да.

Она пощупала ухо под банданой.

— Все не так уж страшно. Мне никогда не приходило в голову сравнивать обе мочки.

Но поскольку это были ее мочки, Таннеру было не все равно. Если кто и должен был быть убит, так это он. Это было его золото, его отец, его проблемы. Сняв шляпу, он стряхнул с нее снег, провел рукой по волосам и чертыхнулся. Это была его вина.

— По-моему, кровь уже не идет. — Фокс встала и, сунув окровавленную бандану в карман куртки, натянула перчатки.

— Давайте оттащим трупы этих негодяев куда-нибудь в сторону, подальше от костра, а потом проверим, сварили ли они мало-мальски приличный кофе.

Таннер пытался рассмотреть ее ухо, хотя из-за снега ничего не было видно. Проклятие! Он заплатил Ханратти и Брауну за то, чтобы они охраняли его золото от воров, а вместо этого от воров пострадала Фокс.

— Или вы предпочитаете отъехать немного подальше и разжечь свой костер? Что до меня, то я устала и хочу есть. И хочется выпить чего-нибудь горячего. По-моему, нет смысла бросать эту стоянку.

Он не возражал. Единственной причиной, по которой он не предложил ей то же самое, было сомнение — захочет ли она остаться на этом проклятом месте.

Похоже, она опять прочитала его мысли.

— Я горжусь тем, мистер Таннер, что я практичная женщина, — закончила она, улыбнувшись и пожав плечами.

— Практичные женщины — это благословение Божье. — Возможно, он даже знал еще одну, кроме Фокс.

Совместными усилиями они оттащили трупы бандитов от лагеря. Если он найдет лопату, решил Таннер, утром он их закопает. Пока он подводил лошадей ближе к костру и расседлывал их, Фокс рылась в вещах бандитов.

— Я нашла палатку, правда, только одну, но она защитит нас от снега. — Потом она поднесла к огню одеяла, чтобы проверить, не рваные ли они и нет ли вшей. Осмотр удовлетворил ее, и она принялась ставить палатку.

Время от времени Таннер по привычке воспитанного человека порывался помочь Фокс, но тут же сдерживал свои импульсы. Каждый раз, когда он вставал, если она подходила к костру, или протягивал руку, чтобы помочь ей сесть на лошадь или спешиться, или хотел сделать вместо нее какую-нибудь работу, наградой ему был хмурый взгляд или удивленно изогнутая бровь.

Все же стоять рядом и смотреть, как Палатку ставит женщина — пусть даже такая умелая, — было неприятно. К тому же его поразила неожиданная мысль: палатка была одноместной. Им предстояла долгая зимняя ночь. Он, конечно, предоставит палатку Фокс, а сам завернется в одеяла у костра. Если повезет, его не занесет снегом, а пламя, несмотря на ветер, не перекинется на одеяла и они не загорятся.

Когда Фокс села рядом с ним у костра, она дала ему одеяло и он, последовав ее примеру, завернулся в него, накинув поверх шляпы. Они сидели на стволе поваленного дерева и жевали хлеб с вяленым мясом и сыром.

— Кофе оказался отвратительным, и я заварил свежий. Они молча ели, наблюдая за тем, как снег с шипением таял в пламени костра. Теперь, когда золото было благополучно возвращено, Таннер мог себе позволить подумать о том, какой катастрофой все могло обернуться, если бы им не удалось найти бандитов. Ведь жизнь его отца зависела от того, сумеет ли он доставить золото в Денвер к сроку.

Он разлил кофе по кружкам, которые Фокс вымыла снегом, уже лежавшим вокруг костра толстым слоем.

— Вам достаточно тепло? — спросил Таннер.

— Нет. А вам? Я просто жутко замерзла, но ветер такой сильный, что я боюсь сесть поближе к огню. — Она обхватила руками горячую кружку. — Так вы скажете наконец об этом?

— О чем?

— Что я была права, когда говорила, что кто-то попытается украсть ваше золото?

Фокс не была ни хрупкой, ни утонченной, но в одном она была похожа на тех женщин, которых он знал, — она не могла отказать себе в удовольствии услышать от мужчины, что он был не прав.

— Вы были правы, — неохотно процедил он сквозь зубы. — Теперь вы довольны?

— На самом деле мне бы хотелось, чтобы правы были вы, — усмехнулась она.

— Я уже все вспомнил. Элфи Хинтон был служащим отеля «Сент-Чарлз» в Карсон-Сити. Я оставлял золото на ночь в сейфе отеля. Видимо, управляющий проболтался. — Таннер глотнул горячего кофе. — Как вы и предсказывали.

— Вы собираетесь и дальше пользоваться услугами Ханратти? Таннер отпил еще один глоток.

— На него уже нападали бандиты, так что ему не впервой, — наконец ответил он и немного подвинулся, чтобы видеть ее лицо, но одеяло, накинутое на шляпу, скрывало почти весь ее профиль.

Она кивнула.

— Украсть деньги у одного мужчины и старого человека, страдающего ревматизмом, было также легко, как выковырять косточки из дыни. Так что выхода нет — Ханратти и Браун нам нужны.

— Возможно, Ханратти достаточно унижен тем, что произошло, — сказала Фокс, глядя на пляшущее на ветру пламя. — Думаю, он не допустит, чтобы такое повторилось.

Снег шел все сильнее. Как это обычно бывает весной, снежинки были большими и мокрыми и быстро покрывали землю. Таннеру казалось, что с тех пор, как он отмокал в горячей ванне, прошли миллионы лет. Фокс, наверное, пришла в голову та же мысль, но она ее не высказала.

— Вы могли бы забраться в палатку и поспать. — Сон был единственным целебным средством. Кроме того, насколько он помнил, она собиралась лечь пораньше. — Фокс, вы сегодня были восхитительны. — Он знал, что одного из бандитов убила Фокс. — Спасибо, что поехали со мной, и мне очень жаль, что вы пострадали.

— Не стоит благодарности. — В ее голосе слышались странные нотки, появлявшиеся всякий раз, когда он делал ей комплимент. — Это была всего лишь царапина. Ладно, пусть небольшой кусочек, отсутствие которого я никогда не замечу. — Она допила кофе и отодвинула кофейник подальше от огня. — Оставим немного на утро. Черт, как холодно. — Поднявшись, она плотнее закуталась в одеяло, потопталась на месте, стуча сапогами, и направилась к палатке. — Так вы идете?

— Идите в палатку. Я буду спать здесь. — Он не мог найти свой спальный мешок. Почему-то он не увидел его, когда снимал седло.

— Не глупите. Я постелила ваш мешок в палатке.

Глава 8

Фокс и Таннер очень скоро поняли, что палатка была слишком маленькой, чтобы они оба могли лежать на спине. Фокс легла на бок и оказалась носом в двух дюймах от стенки палатки. Брезент, наверное, свернули мокрым, и теперь от него пахло плесенью.

Таннер поворочался и наконец улегся на тот же бок, что и Фокс. Она напряглась, но он прошептал ей на ухо:

— В таком положении нам обоим будет удобно и мы сможем согреться. — После неловкой паузы он добавил: — Но если вы предпочитаете, чтобы я забрал свой мешок и…

— Я же сказала вам, что я практичная женщина. — Фокс уставилась в брезентовую стенку палатки. Из всех положений, которые они попробовали, это действительно было самым удобным, но…

Их отделяло много слоев одежды и одеял, тем не менее Фокс могла бы поклясться, что чувствует каждый мускул его тела. Она уверяла себя, что это невозможно. И тут рука Таннера в перчатке скользнула поверх ее куртки и остановилась на талии.

— Я не знаю, куда еще ее положить, — объяснил он довольно раздраженно.

Через свое одеяло и одеяло Таннера Фокс почувствовала, как его колени уперлись в ее ноги. Его рука обнимала ее. Она облизнула губы и сглотнула. Прошло не менее двух лет с тех пор, как она была так близко от мужчины.

— Наверное, нет легкого способа уместить в одноместную палатку двоих, — пробормотала она. Но он был прав в том, что «так было теплее. Как только Таннер обнял ее и оказался так близко, ее окатила волна жара.

— У нас не было бы этой проблемы, если бы со мной поехал Ханратти.

Тогда бы они оба или один из них спали бы на снегу.

— Я просто предполагала, что это я должна поехать с вами. Ведь это я должна доставить вас и золото в Денвер.

— У вас явная склонность к предположениям.

От его теплого дыхания, щекотавшего шею, у нее закружилась голова.

— Возможно, мне следовало спросить у вас, с кем вы хотите ехать, до того, как я приказала Пичу привести наших лошадей.

— Вообще-то я был рад, что вы были со мной. До этого момента.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Необходимость делить с ней палатку. Через минуту она спросила: — Моя коса вам мешает? Ее надо отвести в сторону.

Рука Таннера крепче обняла ее, и он теснее прижался к ней, словно устраиваясь удобнее перед тем, как уснуть. Ее попка оказалась прижатой к низу его живота, и этого было достаточно, чтобы у Фокс перехватило дыхание. Она занервничала и неожиданно затараторила:

— Вы замечали, как все вокруг становится тихо, когда идет снег, и вместе с тем вы слышите, как он падает? — Она говорила громко, даже слишком, но это помогало ей отвлечься от того, что, возможно, происходило с его плотью.

— Замечал. — По голосу было очевидно, что он улыбается. — Ваше ухо болит?

— Немного саднит, — призналась она. — Но не сильно. Когда сломаешь ногу, болит гораздо больше. Порезы и ожоги тоже здорово болят. А какую самую большую боль испытали вы?

Если Таннер и чувствует что-либо ниже пояса, это наверняка приведет его в замешательство, решила она. С другой стороны, если бы в той части его тела ничего не происходило, она почувствовала бы себя униженной. К несчастью, из-за отделявших их друг от друга одеял было невозможно определить, происходит там что-либо или нет.

— Самую большую боль? — переспросил он. — Когда-то мы с друзьями устроили гонки на двуколках. Мы были довольно молоды и выпили слишком много бренди, чтобы подумать о том, что устраивать такие скачки опасно. Моя двуколка не вписалась в поворот, лошадь упала, и мы все скатились в канаву. — Он немного помолчал. — Я сломал ключицу, руку и лодыжку. Но больше всего пострадала моя лошадь: из-за моей глупости ее пришлось пристрелить.

— Да, это плохо, — согласилась Фокс. — А вам приходилось быть в шахте во время аварии? — Она не шевелилась. Если она хотя бы чуть-чуть двинется, он может посчитать это за приглашение. Конечно, Таннер — джентльмен, но в такой ситуации, как эта, непонимание может… так сказать…

— Я несколько раз попадал в завалы в шахтах. Это довольно страшно.

— И вы пострадали?

— Мне везло — Бог миловал. Хотите повернуться на другой бок?

— Нет, так удобно. Если только вы…

— Мне тоже удобно.

Лежать в его объятиях на самом деле было приятно. Она призналась себе, что в данный момент она не хотела бы быть в другом месте. Они были защищены от ветра и снега. От тела Таннера и его дыхания по ее телу разливалось тепло. В ее власти было представить себе, что и ему нравится быть рядом с ней, что и у него от их близости возникают греховные мысли.

— Я не помню, говорили ли вы мне — вы женаты? — спросила она, представляя себе, насколько компрометирующей была обстановка, которая может стать еще более напряженной.

— Я никогда не был женат. Черт, у меня затекла левая рука. — Он немного повозился, а потом устроился в прежнем положении.

— А почему вы не женились? По-моему, вы как раз в том возрасте, когда мужчины женятся. К тому же у вас есть приличная работа и деньги.

Ветер рвал палатку, и пыль от ее брезентовых стен щекотала ноздри Фокс. Лучше бы ее нос был прижат к шее Таннера, чтобы она могла вдыхать приятный аромат мыла.

— Единственная женщина, на которой я едва не женился, оказалась, по мнению моего отца, слишком яркая, и свадьба не состоялась. Мне казалось, что вы хотите спать…

— Так оно и было, но сейчас я что-то разгулялась. — Она пожала плечом и сразу же об этом пожалела. Что будет, если он истолкует это движение как тонкий намек на то, что она готова и на большее? Проклятие! — А что значит — она была яркая?

— Давайте лучше поговорим о другом. Вы можете мне сказать, кто назвал Хоббса Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном?

— А почему для вас так важно, чтобы отец признал вашу жену? — не сдавалась Фокс. — Ведь жить с ней вам, а не ему.

Значит, вы не хотите этого сказать? — Она ощутила его дыхание на своей щеке. — Во-первых, мой отец ради меня многим пожертвовал. Я ему обязан. Во-вторых, если я женюсь, мы с женой, по всей вероятности, будем жить вместе с отцом.

— Какая жуткая перспектива! — Фокс приподнялась и попыталась взглянуть через плечо, но в палатке было слишком темно, и он все равно не увидел бы хмурое выражение ее лица. — Ваша жена выйдет замуж за вас, а не за вас и вашего отца. Вы не должны заставлять ее жить в одном доме с вашим отцом!

— Фокс, меня иногда не бывает дома месяцами. Я не буду о ней беспокоиться, если буду знать, что она не одна и что мой отец о ней заботится.

— Значит, вы сделаете несчастной ее, потому что вы не хотите беспокоиться? Какой же вы эгоист!

На этот раз ей удалось сесть и уставиться на него — даже если он не видит ее лица.

— Вовсе нет, и с чего вы взяли, что она будет несчастна? Ей не придется жить одной целыми месяцами.

— Черта с два! Могу поспорить на что угодно, что она предпочтет быть одна. Вам следовало бы знать, что каждая женщина заслуживает того, чтобы иметь свой дом. И ваша бедная жена — тоже! И ей не придется играть роль няньки у вашего привередливого отца. — Одному Богу известно, что бы его отец подумал о такой, как она. Да у него от страха душа уйдет в пятки при одном ее виде!

— Я не говорил, что жене придется играть роль няньки, — сердито возразил Таннер. Он тоже сумел сесть. — Но я не хотел бы, чтобы она одна взвалила на себя ответственность за домашнее хозяйство.

— Ах так! Теперь вы говорите, что бедная женщина настолько глупа, что не сможет платить поставщикам? Или домашней прислуге? Что она не сможет вести свой собственный дом?

— Черт побери, я не говорил, что она глупа.

Но вы это подразумевали. — Заступаясь за его жену, она с силой ткнула ему пальцем в грудь. — Я знаю, почему она не вышла за вас замуж! Вы отказали ей в доме, сплавили ее к своему отцу, сами уехали, а теперь еще называете ее глупой! Я не останусь в этой палатке ни минуты дольше с таким эгоистичным и равнодушным человеком, как вы.

Откинув одеяла, Фокс выползла из палатки прямо в снег. Потом поняла, что оставила там свою шляпу, и решила вползти обратно. Однако прежде чем она успела что-либо сообразить, ее шляпа вылетела из палатки и упала возле нее.

— Спасибо! — крикнула она, нахлобучивая шляпу. Этот маленький жест предупредительности ничего не изменил. Он плохо обращался со своей женой.

— Фокс?

Когда она увидела сквозь снежную метель, что он приближается к ней, она опустила лицо в ладони и глубоко вдохнула холодный влажный воздух.

Он остановился перед ней и подбоченился.

— Что, скажите на милость, происходит? С чего вы так распалились? У меня нет жены. И я совершенно уверен, что не хочу жениться.

— Но если бы вы женились… — слабым голосом возразила она. — А вы уверены, что у вас нет жены? — На какой-то момент эта жена показалась ей такой реальной…

Таннер беспомощно развел руками.

— Если бы у меня действительно была жена, я бы хотел, чтобы она и мой отец понравились друг другу и подружились. Я не вижу в этом ничего плохого или необычного. Эти два человека были бы моей семьей, и поэтому важно, чтобы они одобряли и уважали друг друга. — Он наклонился, так что они оказались почти нос к носу. — Это все, что я хочу сказать на тему о женах.

— Все равно остается одна важная проблема — вы хотите заставить ее жить с вашим отцом. — Фокс посмотрела ему в глаза с твердым намерением не отводить взгляд первой.

— Я не собираюсь спорить с вами о несуществующей жене, которая, уверяю вас, будет в восторге от того, что живет в одном доме с моим отцом. — Таннер стоял так близко, что она ощущала его дыхание на своих губах.

Позже она уже не могла вспомнить, кто из них первым издал этот фыркающий звук подавляемого смеха, но он оказался заразительным. Через мгновение они уже оба хохотали как безумные, падая друг на друга и вытирая слезы. Пока у них обоих не закололо в боку.

— Никогда в жизни у меня не было такого идиотского спора, — сказал Таннер, когда наконец обрел дар речи.

— Думаете, у меня был? Господи, у меня скулы свело от смеха. — К тому же она замерзла. Но она была рада, что ушла из палатки и больше не лежит в его объятиях. Вытащив палку из кучи сухого валежника, она стала ворошить тлеющие угли и подбрасывать в огонь сухие ветки, пока костер снова не разгорелся. — Прошу меня простить. Это я затеяла дурацкий спор. Подогреть кофе?

— Было бы неплохо, — откликнулся он, протягивая руки к огню. — Вряд ли нам сегодня удастся уснуть.

Вот и хорошо. Она боялась, что он предложит попытаться снова залезть вдвоем в палатку.

Они сидели на поваленном дереве, завернувшись в одеяла, плечом к плечу и смотрели на пламя костра, в котором кружились и таяли снежинки. Фокс показалось, что метель утихает, но уверена она не была.

— Вы сказали, что ваш отец многим ради вас пожертвовал… чем же?

— Он не всегда был богатым, — после некоторого колебания сказал Таннер. — Ему, должно быть, было нелегко платить за частную школу, где я учился десять лет, до того, как он сколотил свое состояние. Он никогда не говорил, на какие ему пришлось пойти жертвы, но было очевидно, что они стоили ему немалых компромиссов.

Он пошел на них, видимо, потому, что считал важным дать вам образование. — Фокс все отдала бы зато, чтобы получить образование. Если у нее когда-нибудь будет ребенок, она сделает для него то же самое, что отец Таннера сделал для своего сына. Если будет надо, она пойдет на любые жертвы, чтобы дать своему ребенку самое лучшее, какое только возможно, образование. Но у нее никогда не будет детей. Ее будущее окончится в Денвере — на виселице.

— Так оно и было, — подтвердил Таннер. — Но он всегда был недоволен моими отметками. И я не использовал все возможности, которые давало путешествие по Европе по окончании школы, и этим отец тоже был недоволен. У меня иногда возникало впечатление, что он жалеет о том, что ему многое пришлось принести в жертву ради меня.

Фокс посмотрела на него искоса.

— А кем он хотел бы вас видеть? Ради чего он так стремился дать вам хорошее образование?

— Я думаю, он ожидал, что я стану влиятельным и процветающим финансистом. Или по крайней мере займу должность в деловом секторе его компании.

— А вы не хотели должности в компании отца? — Фокс выпростала руку из-под одеяла и потянулась за кофейником. — Почему?

Таннер протянул свою кружку и не спешил с ответом.

— Мне нравится работа в поле. Я предпочитаю работать на свежем воздухе весь день. Я ненавижу работу с бумагами в конторе. А бизнес связан с бесконечными деловыми встречами и документами.

— Кажется, я вас понимаю.

— В конечном счете я уйду из инженеров. Может быть, буду искать ископаемые. А как насчет вас? Вы всегда хотели быть проводником? И собираетесь заниматься этим всю жизнь?

Она еле удержалась от смеха. Что сказал бы Таннер, если бы узнал, что она собирается в Денвере убить человека? Его босса, если быть точной. Он ужаснулся бы и подумал, что она сошла с ума.

Она подержала во рту глоток кофе, обдумывая ответ.

— Я хороший проводник, но это не то дело, которым человек хотел бы заниматься всю жизнь. Это путешествие через горы и долины будет последним.

— А что потом? Мы говорили о том, какой будет моя жена. А вас где-то ждет ваш суженый? .

Она удивленно посмотрела на него, а потом весело рассмеялась:

— Какой же мужчина захочет жениться на такой жен шине, как я? Мужчине не нужна женщина, которая лучше его стреляет, может больше его выпить, ругается, как мужик, ни разу в жизни не надевала корсет и предпочитает мужские брюки женскому платью.

— Вы несправедливы к себе, Фокс. — Его взгляд остановился на ее губах. — Я считаю, что вы красивая и необычная женщина, достойная восхищения.

Как и раньше, услышав комплимент, она нахмурилась и почувствовала себя неловко. Она отвернулась к огню, и разговор между ними как-то сам собой кончился.

Частично он был прав, но в остальном его мнение было неверным. Возможно, где-то и существует мужчина, который женился бы на такой женщине, как она. Но это будет отщепенец, такой, например, как Каттер Ханратти. Он не будет образованным и честным человеком, как Мэтью Таннер. А главная проблема заключалась в том, что ее никогда не притягивали мужчины, которые принимали ее такой, какая она есть. А те, что вызывали в ней внутренний трепет, те, которые обратили бы на нее внимание, если бы она жила той жизнью, которую украл у нее Дженнингс, были вне ее досягаемости, и ей было больно даже думать о них.

Они выпили кофе, и настало время принимать решение: сварить еще один кофейник или залезть снова в тесную палатку?

— Еще кофе? — спросила Фокс. Пусть Таннер принимает решение.

Таннер замялся, но потом кивнул.

Что бы это значило? — подумала Фокс. Он не желает вернуться в палатку из-за того, что она его возбуждает? И это ему не нравится? Или палатка слишком мала и он не может в ней удобно устроиться? Может быть, ее шея пахнет чем-то неприятным? Или она слишком много болтает и не дает ему заснуть? Все же она надеялась, что причина в первом.

С другой стороны, она почувствовала огромное облегчение. Зачем себя мучить, если в этом нет необходимости?

— Ночь будет длинной, — заметила она, подкидывая в костер сухие ветки. — И холодной. Поэтому, — добавила она, усаживаясь обратно на ствол дерева и слегка прислоняясь к его плечу, — покажите мне созвездия. Пич сказал, что вы знаете названия созвездий, о которых он никогда не слыхал.

— Простите? — с коротким смешком отозвался он. — В случае, если вы не заметили, снег все еще идет.

— Он уже не такой густой. К тому же Пич уверял, что вы настолько хорошо все знаете, что можете показать созвездия, даже если небо в облаках.

Таннер рассмеялся и, вытянув руку, ткнул пальцем в небо.

— Большая Медведица должна быть где-то здесь. Фокс откинулась, положив голову ему на плечо.

— Про Большую Медведицу я все знаю. Покажите мне созвездие, о котором я не знаю.

— Как насчет Кассиопеи?

— Название вроде знакомое, но я не знаю, где оно. Покажите мне его и расскажите все, что знаете.

Перед самым рассветом снег прекратился и Фокс уснула у костра, положив голову на плечо Таннеру. Ей снились звезды и мужчина, который обнимал ее за талию.

Даже если бы Таннер нашел лопату среди вещей бандитов, выкопать две могилы в промерзшей за ночь земле было бы трудно, да и отняло бы слишком много времени. Поэтому они с Фокс набрали камней и завалили ими тела преступников.

— Вы не будете возражать, если мы отпустим на свободу их лошадей? — спросила Фокс. — Или вы хотите отвести их в поселок?

Животные были молодые и в отличном состоянии. За них, возможно, дадут неплохую цену. Но Таннер знал, что в Неваде дикие лошади ходят табунами.

— Отпустите их.

Фокс шлепнула лошадей по крупу, и они побежали рысцой по рыхлому снегу.

— Вам здесь что-нибудь нужно?

Таннер оглядел палатку, седла и седельные сумки, принадлежавшие бандитам.

— Нет. Только мое золото.

Он погрузил золото на мула и вскочил в седло. Фокс уже была на своем мустанге и ждала его, отчаянно зевая.

Они поехали размеренным шагом, радуясь тому, что солнце появилось из-за гор, а небо было ясным. Еще до полудня они приехали в поселок, где их встретили Ханратти и Браун, явно обрадованные тем, что увидели Джекки, груженного мешками с золотом.

Улыбающийся во весь рот Пич принял у них лошадей.

— Я знал, что вы найдете этих негодяев. — Но тут он увидел кровь на куртке Фокс и перестал улыбаться. — Я займусь лошадьми, а ты, Мисси, найди мою аптечку.

— Все, что мне нужно, — это поспать.

Отдав Пичу поводья, Таннер грозно взглянул на своих охранников. Оба выглядели такими же помятыми, как после драки в Форт-Черчилле. Порезы, разбитые кулаки, а у Джубала Брауна заплыл один глаз. Похоже, ему досталось больше.

— Мы вернули золото, но, как видите, без вашей помощи. — Ханратти и Браун разом заговорили, но Таннер поднял руку. — С этого момента вы оба будете постоянно находиться рядом с грузом. Никаких отлучек в город, рядом с которым мы разобьем лагерь, и никакого поочередного дежурства. Вас наняли как охранников, и это ваша единственная забота. Пока что я не вижу, чтобы кто-нибудь из вас отнесся к своему делу настолько серьезно, чтобы оправдать деньги, которые я вам плачу.

— Бандиты могут напасть на любого, — с жаром запротестовал Ханратти. Он злобно посмотрел на Брауна. — Если бы ты вернулся тогда, когда должен был, все могло обернуться по-другому.

— Вот как? — ухмыльнулся Браун. — Ты хочешь сказать, что ты остался бы в лагере и отказался от своей очереди пойти в салун?

— Хочешь, чтобы я задал тебе еще одну трепку? — угрожающе зарычал Ханратти. — Я готов!

Таннер посмотрел на них с отвращением.

— Если вы передумали заниматься моим делом, или для вас это слишком трудно, можете оба убираться прямо сейчас. А если останетесь, придется заработать то, что я обещал заплатить. — Глаза Таннера сверкнули. — Это означает, что груз ни на минуту не остается без вашей охраны. Понятно?

Они смотрели на него в замешательстве.

— Мне надо помыться, — сказал Джубал Браун. — И что мне делать? Взять груз с собой?

Таннер стиснул зубы.

— Можешь пойти помыться. — Он увидел, что Ханратти все еще не спускает с него глаз, и понял, что условия, которые он выдвинул, были слишком жесткими. — Вам обоим надо помыться. Первым пойдет Ханратти. Если по какой-либо причине вам надо будет покинуть лагерь, вам разрешается это сделать, только если Фокс или я займем ваше место. Груз должны все время охранять два человека. Мистер Эрнандес не охранник.

Позже, после того как они перекусили, Таннер, наблюдая, как Пич обрабатывает простреленное ухо Фокс, чтобы она могла лечь спать, вдруг сообразил, что он определил Фокс как одного из двух «мужчин», которые должны охранять золото.

Отхлебывая кофе, он мрачно смотрел на ее маленькую палатку. Логика подсказывала ему, что это было плодом его воображения, но он мог бы поклясться, что прошлой ночью в палатке он чувствовал мягкую округлость ее полной груди даже через грубую ткань куртки. И толстые одеяла не предотвратили болезненные ощущения у него в паху при малейшем ее движении. Он не знал, понимала ли она ситуацию, или решила вежливо проигнорировать явные признаки его возбуждения.

Одно ему было ясно: под этой суровой внешностью скрывалась настоящая женщина, и она завладела его воображением. Джубал Браун подсел к нему и протянул сигару.

— Человек, у которого я выиграл эти сигары, сказал, что их привезли из Нью-Йорка.

— Спасибо. — Таннер раскурил сигару и стал ждать, что еще скажет ему Браун.

— У нее отстрелено ухо. — Браун кивнул в сторону палатки Фокс. — В нее стреляли?

Таннер кивнул.

— Этого не случилось бы, если бы ты и Ханратти выполнили свою работу.

— Вы поддерживаете янки?

— Я не участвую в твоей войне, Браун. Мне она даже не интересна. Вся эта война происходит за тысячу миль отсюда.

— Но вы симпатизируете северянам.

— Мне будет больно, если эта страна будет разорвана на две половины. Если это произойдет, на западе, возможно, появится новая страна. Я считаю, это неправильно. Америка будет сильнее, если останется единой.

— Но вы все-таки до конца в это не верите, иначе надели бы форму и пошли воевать.

Таннер сжал губы. Его глаза блеснули.

— Для этой войны Союзу нужны золото и серебро. Я слежу затем, чтобы шахты работали, — вот мой вклад.

Браун пустил кольцо дыма в сторону его седла, под которым были спрятаны монеты.

— Похоже, этот ваш вклад неплохо оплачивается.

— Если ты хочешь что-то сказать — выкладывай.

— Я хочу знать правду об этом золоте, — тихо сказал Браун вдруг охрипшим голосом. — Вы сказали, что для войны нужны деньги. Верно. Обе воюющие стороны хотят получить все до последнего цента. Сдается мне, что на пятьдесят тысяч долларов можно купить очень много лошадей и амуниции для армии Союза.

— Ты думаешь, что я везу это золото в Денвер для того, чтобы отдать его Союзу? — Таннер улыбнулся одними губами. Взгляд оставался серьезным. — Мне бы почти хотелось, чтобы это было так. Но эти деньги — выкуп.

— Нуда, это вы так говорите…

Таннер встал и, отшвырнув в сторону сигару, холодно посмотрел на Джубала.

— Если ты не веришь моему слову, можешь сейчас же убираться отсюда. — Не глядя на Брауна, он подошел ближе к огню и сел на пень напротив Пича. — Рана не слишком серьезная?

— Не очень. Мочки ушей вообще не нужны людям. Не могу себе представить, для чего они. — Пич принялся чинить попону, лежавшую у него на коленях. — Полагаю, те двое бандитов уже больше ни у кого ничего не украдут?

— Правильно полагаете. — Таннер налил себе кофе, надеясь, что это поможет ему продержаться до темноты. — Расскажите, что произошло между Ханратти и Брауном.

— Мистер Ханратти был недоволен ограблением и тем, что вы не взяли его с собой. Когда вернулся мистер Браун, они начали спорить, кто виноват в том, что случилось. — Пич поднял к лицу попону и откусил нитку. — После драки мистер Ханратти ушел в город — если можно его так назвать — и вернулся только сегодня утром. Вообще-то я рад, что они подрались. Этого давно следовало ожидать.

Таннер с этим согласился. Может, теперь они успокоятся и перестанут цепляться друг к другу. Если только они останутся.

— Как вы думаете, кто-нибудь из них останется? — спросил он у Пича.

— Мистер Браун останется, потому что он так и так направляется на восток. А мистер Ханратти не уйдет, потому что не позволит мистеру Брауну считать себя лучшим.

Таннер и сам так думал.

— Как вы себя чувствуете, мистер Эрнандес?

Старик довольно резко поднял голову, и Таннеру показалось, что он обиделся.

— Прекрасно. А почему вы спрашиваете?

— У вас усталый вид. И кашель, по-моему, все еще вас мучает. — До сегодняшнего дня Таннер старался не замечать преклонного возраста Пича, но сегодня старик выглядел менее бодрым, чем обычно.

— Ясно, я устал. Я всю ночь не сомкнул глаз от беспокойства за вас и Фокс.

— Вы зря беспокоились. У бандитов не было ни малейшего шанса. Один из них сумел сделать всего один выстрел, да и то наобум, но я тут же его уложил. Так что Фокс не подвергалась опасности. — Таннер специально для Пича немного упростил события прошлой ночи.

— Я беспокоился не из-за бандитов, мистер Таннер. — Пич посмотрел ему прямо в глаза.

— А из-за чего?

Пич молчал целую минуту.

— Когда вы смотрите на нее или слушаете, что она говорит, вам кажется, что ничто не может пробить эту броню. Вам кажется, что внутри у нее нет ничего такого, что может треснуть или сломаться. Но это заблуждение.

Таннер удивленно взглянул на Пича: подобного разговора он, признаться, не ожидал.

— Такой человек, как вы, наверное, привык к более искушенным леди, у которых достаточно опыта, чтобы понять разницу между лестью и ухаживанием. Думаю, что вы привыкли к тому, чтобы получить от женщины удовольствие и уйти от нее, даже не оглянувшись. Вы, верно, никогда не беспокоились о том, , что можете отравить сознание женщины. И это было бы нормально… если только вы ограничивались бы профессионалками или опытными женщинами вашего круга.

Таннер не верил своим ушам. Пич предупреждает его насчет Фокс, напоминая ему, что Фокс не такая, как те женщины, которых он знал, и просит, чтобы он не разбивал ей сердце.

— Успокойтесь, мистер Эрнандес, — мрачно сказал он. — Я восхищаюсь Фокс и уважаю ее. Только и всего. Ничего больше, уверяю вас.

— Я не за вас беспокоюсь, мистер Таннер.

На это ответить было нечего. Поэтому он встал и пошел проверять лошадей и мулов.

Что-то изменилось прошлой ночью. В результате отношения между ним и Фокс стали проще, они чувствовали себя более непринужденно в обществе друг друга. Да, был момент — там, в тесной палатке, — когда его вдруг охватило желание, но в ту ночь случилось нечто большее, чем сильное сексуальное влечение.

Все же он понял, о чем говорил Пич. Фокс действительно не была той женщиной, с которыми он привык иметь дело. Этого он не мог отрицать. Прислонившись к боку ее мустанга, он покачал головой и улыбнулся, представив себе, как он будет знакомить ее со своим отцом. Общество, к которому принадлежал его отец, никогда не примет Фокс. Ее появление вызвало бы страшный скандал.

Все, что Таннер мог себе представить, — это короткую интрижку. На время их экспедиции. Но это было бы нечестно по отношению к ней — это он понимал и без предупреждения Пича. К сожалению, Фокс не подходила для более длительных отношений.

Проблема, однако, была в том, что его еще никогда так сильно не влекло ни к одной женщине. Женщины, на которых он мог бы жениться, были бледными тенями, и он считал их таковыми еще до встречи с Фокс. Теперь, когда он узнал Фокс, он уже не мог себе представить, что способен провести вечер в пустой болтовне с кисейной барышней, которая готова упасть в обморок при виде капли крови или даже намека на обнаженное тело.

И какой же из этого следует вывод? Атакой: женщины его круга, как выразился Пич, ему наскучили, а необычные, интересные и смелые женщины совершенно не подходят мужчинам с положением в обществе.

Такой человек, как Мэтью Таннер, не может привести в свой дом женщину, которая смогла застрелить бандита, потом сесть и спокойно выпить сваренный этим бандитом кофе и лечь спать в его палатке.

Таннер покачал головой и со злостью пнул носком сапога замерзший ком грязи. Да, Фокс — необыкновенная женщина. Но, увы, они живут в разных мирах.

Глава 9

Никто не был счастлив.

Драка между Ханратти и Брауном не прекратила их соперничество, как надеялась Фокс. Более того, они продолжали подкалывать друг друга при малейшей возможности. Даже Пич, этот вечный оптимист, был чем-то явно обеспокоен. Последние два вечера он сторонился всех и отклонял предложения Фокс сыграть в шахматы. Однажды, когда Фокс заметила, что он за ней наблюдает, она спросила его, в чем дело, но он отказался объяснить, почему он смотрит на нее так, будто беспокоится, что она заболеет.

Самой большой загадкой был Таннер. Фокс казалось, что после их возвращения в лагерь между ними возникло взаимопонимание. Они спорили и смеялись, забыв свою прежнюю настороженность. Они общались на уровне, который был до этого времени невозможен. Фокс стало легко с Мэтью Таннером, и ей это нравилось.

Но к следующему утру все изменилось. Она ожидала, что возникший между ними дух товарищества продолжится, что она сможет и дальше наслаждаться их дружескими отношениями. Но все обернулось по-другому.

Фокс обычно с утра бывала не в духе, но до сих пор Таннер как-то умел этого не замечать. Однако последние два утра и он был таким же хмурым и необщительным, как Фокс.

Путь на этом отрезке предстоял нелегкий. Дорогу им то и дело преграждали отвесные каньоны, а узкие тропы вынуждали ехать гуськом. Были, конечно, долины и плато, где Фокс могла бы ехать рядом с Таннером, чтобы немного поговорить — если бы он захотел. Но он стал угрюмым и замкнутым. Время полуденного перерыва он проводил с Ханратти и Брауном, не обращая внимания на Фокс, словно забыв о ее существовании. Вечером он садился близко к огню, углубившись в книгу и отвергая любые попытки разговаривать.

Вечером третьего дня Фокс велела остановиться немного раньше, чтобы Ханратти мог добыть какую-нибудь дичь на ужин. Перед тем как покинуть лагерь, он бросил на Джубала Брауна торжествующий взгляд.

— Почему вы послали его? — недовольно спросил Браун, спрыгивая с лошади и злобно глядя вслед облаку пыли. — Это потому, что меня отстранили от соревнования по стрельбе? У меня просто был плохой день.

— Ты все равно был бы недоволен независимо от того, послала я тебя или не послала, — отрезала Фокс, передавая Пичу поводья. Ей хотелось бы послать Брауна собирать орехи, чтобы избавиться от него, но орехов в это время года еще не было. — Как ты думаешь, ты можешь разжечь костер и при этом не ворчать?

Они поднялись в горы. На высоте солнце казалось бледным. В углублениях между скалами лежал снег, растительность была скудной. Зато вода в ручье, о котором помнила Фокс, была чистой и вкусной, как нигде раньше.

— Спасибо, — сказала она, протягивая руки к костру, который Брауну удалось наконец разжечь. Только Боже упаси просить его сварить кофе — такая будет бурда. — Напомни мне, сколько у вас было слуг, когда ты был мальчиком?

— Нет смысла вымещать на мне свое плохое настроение, если у вас не сладилось с вашим другом-джентльменом.

Фокс захотелось стереть кулаком хитрую ухмылку с лица Брауна, хотя бы ради того, чтобы просто получить удовольствие, кого-нибудь ударив.

Она ответила не сразу. Налила в кофейник воды из ведра и насыпала молотый кофе.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, так что заткнись. Но она, конечно, поняла. И рассердилась еще больше от того, что не одна она заметила холодность Таннера.

Подняв голову, она оглядела лагерь и увидела, что Таннер помогает Пичу разгружать мулов. Это тоже вызвало у нее раздражение. Таннеру следовало бы приказать Брауну, а не заниматься этим самому.

— Кто сегодня готовит ужин? — с невинным видом осведомился Браун. Скрестив руки на груди, он прислонился к своему седлу, лежавшему у него за спиной. Его шляпа была низко надвинута на лоб, так что Фокс не были видны его глаза.

— По-моему, сегодня моя очередь. — Ее руки будут по крайней мере заняты чисткой картошки и лука, хотя она давно хотела привести в порядок кое-что из одежды: пришить несколько пуговиц и зашить прореху на своей любимой рубашке. — Так что не отвлекай меня разговорами. Я не люблю болтать, когда готовлю.

— Скажите, что вы собираетесь приготовить на ужин, и я от вас отстану.

— Я приготовлю то, что принесет Ханратти. — А пока она займется картошкой и луком и замесит немного теста на галеты.

— Похоже, мы идем в хорошем темпе последние дни, — заметил Пич, устраиваясь рядом с Фокс, чтобы починить уздечку.

Фокс не видела, куда ушел Таннер.

— Я рада, что нашла это место для стоянки. Я уже давно здесь не бывала, боялась, что не найду. Если бы мы свернули немного севернее у солончаков, мы потеряли бы много времени.

— Клянусь, я не понимаю, как тебе это удается, Мисси, но ты каким-то образом находишь пути, которые избавляют нас от необходимости переходить через вершины самых высоких гор. А на какой мы сейчас высоте? Около восьми тысяч футов? Так высоко я еще никогда не забирался.

Фокс собрала очистки — они будут сожжены в костре вместе с остатками ужина.

— Ладно, выкладывай. Что там у тебя на уме?

Пич заморгал с невинным видом.

— Почему ты думаешь, что меня что-то беспокоит?

— Ты не станешь раздавать комплименты, если только не хочешь подольститься к человеку, прежде чем сказать что-то, что ему не понравится. — Она достала из миски тесто и начала его раскатывать. — Так в чем дело?

Свет заходящего солнца окрашивал вершины гор в розовый цвет, и Фокс вспомнила, что при этом свете Пич всегда выглядел энергичным и его лицо лоснилось, но сегодня кожа выглядела дряблой и были видны все морщины.

— Эй, старичок, — уже мягче добавила она. — Как ты себя чувствуешь?

Пич недовольно нахмурил брови.

— Лучше не бывает, Мисси. Ничего нет такого, что не вылечил бы хороший крепкий сон.

— Ну тогда я надеюсь, что ты будешь хорошо спать сегодня ночью. — Она всегда, прежде чем самой лечь спать, проверяла Пича, и до сего дня она не замечала, чтобы он страдал от бессонницы. Она внимательно изучила цвет его лица и согбенную спину и пришла к выводу, что одному из более молодых мужчин придется на несколько дней освободить Пича от мулов. — Так что тебя гложет? Почему ты смотришь на меня так, словно видишь то, что никто другой не видит?

— Ты же знаешь, что я не согласен с тем, что ты задумала сделать в Денвере. — Он поднес уздечку ближе к глазам и прищурился. — И я надеялся, что на пути туда произойдет что-то, что изменит твое решение.

Фокс возвела вверх глаза.

— Я же куп ила тебе очки всего два месяца назад. И я положила их в твою седельную сумку. Почему ты ими не пользуешься?

— Что-нибудь случилось, что могло бы изменить твое решение насчет Денвера?

— Нет.

Как только она закончит раскатывать тесто, она поищет его очки.

— Ты в этом уверена, Мисси?

Она отлично понимала, о чем говорит Пич, и к ее лицу прилила краска. Она сердито перекинула через плечо косу.

— Все-то ты замечаешь. И тебе обязательно нужно прочитать нотацию.

— Ага. — Подняв полу рубашки, он протер пряжки уздечки. — Помнишь то время, когда мы жили с кузиной твоей матери?

— Хотелось бы забыть, но я помню.

Единственным утешением в то время было знакомство с Пичем.

— Помнишь, как миссис Уилсон приказала тебе приготовить пирог, а когда он был готов, тебе не дали ни кусочка?

Фокс стряхнула с рук муку.

— К чему это ты ведешь?

— Больно видеть и даже трогать то, что никогда не будет твоим.

Она встретилась глазами с Пичем и задержала взгляд.

— Мне бы хотелось хотя бы раз в жизни получить то, чего я действительно хочу, — тихо сказала она. — Мне не надо этого на долгое время или навсегда, потому что я знаю, что это невозможно. Но на короткое время…

— Разве тебе было бы достаточно одного кусочка пирога? А если ты узнаешь, каков он на вкус, а потом поймешь, что он тебе не принадлежит, разве от этого тебе не станет еще горше?

Таннер вернулся в лагерь с обломком скалы. Он кивнул Фокс и Пичу и поспешил к палаткам.

— Не знаю, — прошептала Фокс, наблюдая за Таннером. — Все, что я сейчас хочу, так именно этот кусочек, даже если он и не очень вкусный.

Пич встал, со вздохом взглянул на уздечку и перед тем, как пойти проверить лошадей, на прощание стиснул плечо Фокс.

Тут она неожиданно заметила Джубала Брауна, наблюдавшего за ней из-под полей шляпы.

— Ты подслушивал?

Браун поднял руки.

— Ты меня побьешь, если я в этом признаюсь?

Фокс попыталась вспомнить, о чем они с Пичем говорили. Кажется, ни о чем особенном.

— Не беспокойся, — ухмыльнулся Браун. — Еще минуту назад я дремал. Все, что я слышал, так это насчет какого-то кусочка. Ты собираешься печь? — с надеждой спросил он.

— Мне все равно, даже если ты слышал все, о чем мы говорили. — Она пожала плечами. Хоть бы Ханратти поскорее вернулся, чтобы она могла покончить с ужином и заползти в свою палатку. Она вдруг почувствовала страшную усталость.

— Я тебе не очень нравлюсь, не так ли? Фокс посмотрела на него, но промолчала.

— Это потому, что я конфедерат?

— Я уже тебе говорила. Война для меня — это что-то нереальное.

— Или ты сердишься из-за того, что украли золото? В этом был виноват Ханратти, а не я.

Раскачиваясь на каблуках, Фокс смотрела на Брауна в упор. Высокий, худой, он даже был красив, хотя и грубой, неотесанной красотой. Оттого, что он два дня не брился, у него отросла жиденькая бородка, делавшая его старше. Фокс пришлось напомнить себе, что перед ней убийца, но с повадками врожденного лентяя.

— Ты нравился бы мне больше, если бы меньше хныкал и больше помогал.

— Я нравился бы тебе больше, если бы я был богат, а манеры у меня были, как у герцога. — Еще больше откинувшись на седло, он надвинул шляпу ниже на глаза. — Конечно, если бы я был богатым герцогом, я перестал бы пялиться на твою задницу и нашел бы себе леди, одетую в шелка, от которой пахло бы духами.

— Я не говорила тебе, что ты грубый и вульгарный тип, нет? Ты нравился бы мне чуточку больше, если хотя бы немного следил за своим поведением.

— Ну да, ты же привыкла к утонченным манерам. Стиснув зубы, Фокс метнула взгляд в сторону палатки Таннера, потом нарезала картошку и, бросив ее и лук в котелок с водой, повесила его над огнем. Может, она и не знала все досконально о хороших манерах, но оценить того, кто ими обладал, она вполне могла.

— Как ты думаешь, а папаша Таннера и вправду дал себя похитить?

Удивившись вопросу, Фокс резко обернулась к Брауну, но он так низко надвинул шляпу, что она не могла увидеть выражение его лица.

— Какого черта ты задаешь такой странный вопрос?

— Может статься, что нам приходится подвергать себя опасности по совершенно другой причине.

— Например? — Она не понимала, на что он намекает.

— Таннер сочувствует северянам, не так ли? Наконец она поняла.

— Забудь. Если бы Таннер задумал передать деньги северянам, было бы проще отправить золото в Сан-Франциско — это значительно ближе. За то время, что мы в пути, он смог бы добраться до Сан-Франциско и вернуться обратно.

— Может быть, тому, чтобы отправить золото в Денвер, есть какая-нибудь причина?

— Не вижу смысла.

— А есть смысл в том, что похитители собираются держать у себя папашу Таннера целых три месяца? Если бы я был похитителем, я не стал бы валандаться со стариком три месяца. Пристрелил бы его, и делу конец.

Фокс снова бросила взгляд в сторону палатки Таннера и понизила голос:

— Надеюсь, это не так, но вполне возможно, что Таннер заплатит выкуп, а его отца уже убили.

Браун большим пальцем приподнял с глаз шляпу.

— Если старик мертв, зачем ждать денег три месяца? На месте похитителей я послал бы телеграмму, в которой написал бы, что старик у меня и выкуп в пятьдесят тысяч долларов должен быть переведен в течение недели, или старик умрет. Я все равно бы его убил. Но все кончилось бы через неделю, а не растянулось на три месяца.

Зачем только Браун запустил ей в голову эту мысль? Закусив губу, она смотрела на палатку Таннера. Неужели он использует отца как прикрытие, а истинная причина, по которой он переправляет золото в Денвер, совсем другая?

— Однако это не ты похитил отца Таннера. А у них, очевидно, есть свои причины, чтобы поступить именно так. Наверное, это менее опасно, чем послать телеграмму и засветиться.

— Да они назовутся другими именами, — презрительно фыркнул Браун.

— Даже в этом случае. — Фокс обрадовалась, завидев вдали Ханратти с тушей небольшого оленя, переброшенной через круп лошади. — У меня нет причин не доверять Таннеру. Так что закончим этот разговор.

Все же она не могла отделаться от сомнений, которые заронил в ее душу Браун. Во время ужина она то и дело посматривала на Таннера, который отошел от костра со своей тарелкой, и спрашивала себя, не наврал ли он о похищении отца.

Где-то около полуночи она перестала сверлить глазами потолок палатки и решила, что подозрения Брауна — чепуха. Мэтью Таннер был благородным человеком. Но что, если…

Если он отправился в Денвер, чтобы спасти своего отца, значит, он замечательный человек, преданный сын, которому можно доверять. Если он наврал насчет своего отца и деньги предназначались для какой-либо военной операции, то Таннер — лжец, обманщик и бессовестно прикрывается своим отцом, чтобы завоевать незаслуженную симпатию.

Но этого не может быть.

Фокс легла на бок и тяжело вздохнула. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер прикоснулся к ней. Но он ее избегает. Неожиданно она подумала, что, пожалуй, надо взять все в свои руки.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Переходить вброд ручьи, взбираться на горы и спускаться вниз с опасных склонов уже стало такой же рутиной, как обустройство лагеря по вечерам. В горах было холодно, в долинах — теплее. Однажды утром был сильный снег, который превратился к полудню в ледяной дождь, и они ехали молча, согнувшись в седлах, стиснув зубы. Но в общем и целом им повезло с погодой.

Ханратти и Браун жаловались на однообразие горных вершин, узких долин и голубого неба. Таннер подозревал, что эти двое наверняка через день заблудились бы, потому что им совершенно очевидно не хватало острого взгляда Фокс, подмечавшего любые мелочи ландшафта.

Фокс ошиблась всего один раз, когда подвела их к краю глубокой, зажатой между двумя отвесными скалами балке, которую лошади не могли перейти. В результате они потеряли несколько часов на то, чтобы обогнуть эту балку. Но как правило, она точно знала маршрут. Утром она обычно объявляла, куда они едут и сколько, по ее расчетам, это займет времени, и потом безошибочно приводила их именно к тому месту, которое она выбрала для ночевки.

Таннеру очень хотелось расспросить ее о том, как давно она в последний раз вела людей по этому маршруту и какие запомнила ориентиры. Помнила ли она маршрут в общем или вспоминала местность, по мере того как они подъезжали к тем или иным ложбинам или вершинам.

Но в его голове прочно засело предостережение Пича. Он слишком восхищался фокс, чтобы увлечь ее, а потом оставить в конце их путешествия.

Поэтому он старался держаться от нее подальше, пресекая ее попытки оказаться рядом. Это давалось ему с трудом, потому что он и сам страдал от того, что не может с ней поболтать.

Сейчас он сидел у костра, мрачно наблюдая за тем, с какой тщательностью она расчесывает волосы, моет лицо и шею. Этот ежевечерний туалет завораживал его. Перед тем как заползти в спальный мешок, она чем-то мазала лицо, потом нюхала перчатки, которые надевала на ночь — при этом лицо ее принимало брезгливое выражение, — и укладывалась спать.

Об этом ему тоже хотелось ее спросить. Зачем она надевает на ночь перчатки?

— Мистер Таннер. — Пич окликнул его уже во второй раз. — Не сыграть ли нам партию в шашки?

Двое других мужчин сидели спиной к Фокс и не видели, как она расчесывает свои длинные рыжие волосы. Но Пич заметил, куда смотрел Таннер.

— Не сегодня, спасибо. — Таннер встал и, заложив руки за шею, потянулся, глядя в небо. — Я возьму в палатку фонарь и немного почитаю.

Так как по ночам часто шли дожди, они решили, что лучше ставить палатки, чем спать под открытым небом и просыпаться утром насквозь промокшими.

Таннер залез в палатку и лег поверх спального мешка, поставив фонарь у себя за плечом и положив голову на мешки с деньгами. Но только он раскрыл книгу, собираясь читать, как услышал голос Фокс:

— Выходите из палатки!

Таннер стремглав выскочил наружу, прихватив ружье.

— Что случилось?

Он быстро огляделся и отметил, что лошади и мулы были на месте. Охранники сидели у костра, пили кофе и ухмылялись. Пич негодующе смотрел на Фокс.

Последние лучи солнца освещали ее лицо, все еще розовое от умывания холодной водой. Глаза были скорее серые, чем голубые, и сверкали так, словно из них высекали огонь.

— С меня довольно. Нам надо поговорить. — Она метнула взгляд на сидящих у костра мужчин. — Но не при них. — Не дожидаясь ответа, она отошла к высокому кусту можжевельника.

Таннер заметил, что ее пончо колышется в такт шагам, но ее коса остается неподвижной. Это означало, что ее шея напряжена, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что она не на шутку рассержена.

Таннеру ситуация не слишком понравилась, но он все же последовал за ней за куст, скрывавший их от глаз сидевших у костра мужчин. Он понял, что приступ негодования означает, что Фокс чем-то уязвлена.

— Что вы задумали?

Она едва дала ему закончить фразу и встала перед ним на цыпочки, приблизив к нему свое лицо.

— Можете, если хотите, меня игнорировать, мне на это наплевать. Но меня мучает то, что в меня стреляли, когда я была у вас на службе, а вы, хотя бы из приличия, ни разу не поинтересовались, заживает ли моя рана и как я себя вообще чувствую! — выпалила она, показывая пальцем на мочку уха.

— Мистер Эрнандес держит меня в курсе.

На взгляд Таннера, мочка прекрасно заживала — края раны срослись почти незаметно. Не хватало небольшого кусочка уха, а в остальном опасности никакой не было.

— А вам не приходило в голову, что, возможно, мне самой хотелось бы услышать, что вас хотя бы чуть-чуть интересует здоровье вашей служащей, которая пожертвовала мочкой уха ради того, чтобы вернуть вам ваше золото?

Его поразило слово «служащая» — он никогда так о ней не думал.

— Мистер Эрнандес уверяет меня, что он дает вам лекарства против температуры и что теперь вы вне опасности. Он мне также сказал, что нет признаков заражения. Это правда?

Она сверкнула глазами и прищурилась.

— Да. Но у меня могло бы быть заражение, и я могла бы умереть от лихорадки.

— Но вы же не умерли.

— В этом нет вашей заслуги!

Он наконец понял. Она себя взвинтила для того, чтобы он не догадался, что его явное равнодушие ранит ее. Поскольку высшая точка кипения уже была пройдена, он осторожно достал из кармана жилета сигару и протянул ей. Немного поколебавшись, она взяла сигару, и они молча закурили, глядя на звезды.

— Я прошу прощения зато, что не выразил сожаления по поводу потери вами мочки. — Таннер выдохнул облачко дыма. — Уверяю вас, я глубоко благодарен вам за вашу смелость и за ту жертву, на которую вы пошли ради моего золота. Мне искренне жаль, что пуля задела вас.

— Вы смеетесь надо мной? — с подозрением спросила она.

— Вовсе нет. — Он понял, чего она ждет. Почувствовал ее близость и жар ее тела. Она заплела косу, но у него перед глазами все еще были ее длинные распущенные волосы. Он нахмурился и посмотрел вдаль. — Я держался особняком, потому что мне показалось, что так будет лучше всем. — Именно на этот вопрос она ждала ответа, но, черт возьми, мужчины не умеют на них правильно отвечать.

— Под словом «все», насколько я понимаю, вы подразумеваете себя и меня. Так почему же будет лучше, если мы будем игнорировать друг друга?

Он стал изучать светящийся конец сигары, радуясь тому, что было темно.

— Меня к вам тянет, Фокс. — Он откашлялся. — Пару раз я вообразил, что и вы ко мне неравнодушны. — Она молчала. — Я просто хочу избежать ошибки. Обстоятельства могут привести к ситуации, которая ничем хорошим не кончится.

— Думаю, я понимаю, о чем вы говорите.

— Тогда вы должны понять, почему я старался держаться от вас на расстоянии. Я не хотел усложнять ситуацию.

Она пошевельнулась, и он мог бы поклясться, что почувствовал запах бекона. Конечно, мужчины у костра выбрали неподходящее время для того, чтобы жарить бекон.

— Мне понравилась ночь в лагере бандитов. Не все, конечно. Не то, что мне прострелили ухо, и не холод, но вы понимаете, о чем я. Не правда ли?

Конечно, он понимал. Сколько ни пройдёт лет, он будет вспоминать это путешествие и эту ночь. Он надеялся, что тогда он вспомнит и о других вещах, а не только о ее жарком теле, прильнувшем к нему, и о чудесном запахе ее кожи прямо у своего носа.

— Мне понравилось быть с вами. — Она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться. — Не многие мужчины, исключая Пича, заставляли меня смеяться.

Это замечание показалось Таннеру странным и почти печальным. Правда, он неожиданно подумал о том, что женщины и его редко заставляли смеяться. Со временем он решил, что женщины и мужчины вообще смеются над разными вещами. Но в ту ночь в лагере бандитов они с Фокс смеялись вместе, как близкие люди, понимающие друг друга.

— Мне тоже понравилось быть с вами, — признался он. — В этом-то и проблема.

Они стояли плечом к плечу, покуривая и вглядываясь в темноту, словно надеялись что-то увидеть. Хотя Таннер вряд ли был способен что-либо заметить. Все его чувства были поглощены стоявшей рядом с ним женщиной. Одному Богу известно, подумал он, куда заведет их этот разговор.

— Позвольте мне уточнить, правильно ли я вас поняла. Вы стараетесь держаться от меня подальше, потому что если вы будете близко и мы будем разговаривать, то… что?

Еще никогда Таннер не чувствовал себя так неловко. Он не привык к прямолинейным женщинам. С одной стороны, они ему нравились, но с другой — при известной доли изворотливости и хитрости — не надо было облекать неприглядную правду в более обтекаемые слова.

— Я не хочу все то время, пока мы будем путешествовать, размышлять о том, как бы уложить вас в постель! — выпалил он, сердясь на то, что она заставила его высказаться прямо, без обиняков.

— А когда вы со мной разговариваете, вы тоже об этом думаете? — Ему показалось, что она не только удивлена, но и обрадована.

Он попытался разглядеть ее лицо. Если бы он сказал такое любой другой женщине, она влепила бы ему пощечину, выскочила из комнаты и больше никогда с ним не заговорила.

— Это неприличный разговор, и я прошу меня простить.

— Ради всего святого! — Фокс затоптала сигару сапогом. — По-моему, мы хорошо продвинулись, так что не прячьтесь за приличия, пока мы не закончим этот разговор.

Она была права: людям свойственно прятаться за приличия. Он тоже загасил сигару, повернулся к ней и стиснул ее плечи.

— Послушайте меня, Фокс. Я думаю о вас все время, и это нехорошо.

— Почему?

— Это может привести к тому, что я воспользуюсь какой либо ситуацией. Это будет нечестно по отношению к вам, поскольку я не могу предложить вам будущего. — Нужно ли говорить так откровенно? — Наши миры слишком далеки друг от друга. — Она умна, и ему не придется говорить, что общество ее не примет, что ей не понравятся ограничения, которые накладывают приличия на женщин его круга.

— Я это знаю.

Он еще крепче сжал ее плечи.

— Все, что я могу предложить, — это интрижка на время нашего путешествия. — Он помолчал, чтобы до нее дошла неприкрытая правда его слов. — Это неправильно и нечестно, и вы этого не заслуживаете.

Он вдруг осознал, что они стоят совсем близко. Если она сделает шаг, то окажется в его объятиях.

Он почувствовал, как напряглись ее плечи.

— Во-первых, я знаю, что ждет меня в будущем, и это то, чего я хочу. Так что вам незачем беспокоиться обо мне и моем будущем. Вас в моих планах на будущее нет. Во-вторых, не вам решать, что правильно или честно для меня, Таннер. В-третьих, вы предлагаете почесать там, где у вас вдруг зачесалось. Откуда вы знаете, может, и у меня чешется?

До Таннера не сразу, но все же дошло, что Фокс отвергла все его аргументы. Более того, похоже, она одобряет идею временной связи.

— Бог мой, — прошептал он, вглядываясь в бледный овал ее лица.

— Сейчас я скажу все как есть. Я не возражала бы, если бы вы стали меня добиваться.

Ему надо было убедиться, что он правильно ее понял.

— Если мы решимся на… — Как же это назвать? — На связь, нам обоим придется принять тот факт, что, когда мы прибудем в Денвер, все закончится. Я не могу предложить вам ничего постоянного.

— Ваш отец никогда бы меня не одобрил.

Он понял, что она улыбается, но ему было не до улыбок.

— Да, думаю, не одобрил бы. — Он прекрасно понимал, что его отец не примет Фокс. Это не было главным препятствием, но все же и это надо было принять во внимание. — Если вы согласны, мы можем наслаждаться друг другом всю дорогу до Денвера, но это все.

Никакого недопонимания уже быть не могло. Он был холоден и расчетлив, как последняя скотина. Он сказал ей, что с удовольствием воспользуется ею, а потом, когда они доберутся до Денвера, бросит. Отвращение захлестнуло его, и он, отпустив ее плечи, отвернулся.

— Так не должно быть. Ни вы, ни я этого не заслужили. — Он боролся с собой, но благородство победило, и он нашел правильные слова: — Давайте забудем об этом разговоре и вернемся к костру.

— Не будьте дураком. Мы почти обо всем договорились. Как насчет Ханратти и Брауна? Нас слишком мало, чтобы они не заметили, что происходит. Надо им сказать.

Он не мог, как ни старался, сдержать смеха. Оказывается, она вела переговоры об условиях сделки!

— Таких, как вы, на свете больше нет.

— Погодите нахваливать меня. Мы еще не обо всем договорились.

— Ах да. Ханратти и Браун. Мне наплевать, что они подумают.

— Пич тоже узнает, — с трудом выговорила она.

— Он этого не одобрит. Это вас расстраивает? — удивился он.

— Пича беспокоит, что вы разобьете мне сердце.

— Меня это тоже беспокоит.

— Не льстите себе, мистер.

Таннеру показалось, что она вздернула подбородок.

— Может, это ваше сердце будет разбито, а не мое.

Да, удивленно подумал он, возможно, так оно и будет. Фокс была не только той женщиной, которая никогда не будет ему принадлежать. Она олицетворяла собой жизнь, которую ему не дано прожить: полная независимость и свобода выбора — делать что хочется, ни перед кем не отчитываясь и не оглядываясь на то, что скажут другие.

— Итак, подведем итог. Я считаю, что мы договорились — вы перестаете меня избегать, а будете всячески меня преследовать, чтобы заловить в свои сети. Правильно?

— Правильно.

— Мы, как вы выразились, будем наслаждаться друг другом все время пути, а в Денвере расстанемся. Никаких обид ни с моей, ни с вашей стороны. Правильно?

— Так должно быть.

— Отлично. — Она протянула руку, и прежде чем понять, что он делает, он пожал ее. — Сделка состоялась. — Она удовлетворенно потрясла его руку. — А теперь пойдем и посмотрим, оставили ли нам хотя бы немного кофе.

Они пожали друг другу руки, скрепляя согласие на любовную связь. Таннер посмотрел на свою руку и в недоумении тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. А она уже обогнула куст можжевельника и шла к костру. Перед его глазами раскачивались пончо и рыжая коса. Их странная любовная связь — если можно было так ее назвать — началась с не менее странного рукопожатия.

Фокс остановилась возле костра и, прищурившись, посмотрела на мужчин.

— Мы с мистером Таннером собираемся вступить в интимные отношения. Если для вас это проблема, скажите прямо сейчас.

Дело принимало все более странный оборот. Таннер, выпучив глаза, уставился на мужчин, которые смотрели на него так, словно оценивали.

— А что такое интим? — поинтересовался Ханратти, переводя взгляд с Фокс на Таннера.

— Ты взрослый человек и должен бы знать, — презрительно бросила Фокс.

— А-а, — протянул Ханратти, давая ей понять, что он ее дурачит. — Такого рода отношения. А что, если я скажу, что мне не нравится ваш план? Что вы тогда будете делать?

Таннер встал рядом с Фокс.

— Тогда я пошлю тебя к чертовой матери. Джубал Браун расхохотался:

— Это так и так случилось бы. — Он встал и потянулся. — Я пошел спать.

— Думаю, я сделаю то же самое. — Фокс подавила зевок. — Завтра предстоит длинный день.

Она посмотрела на Таннера. В свете костра черты ее лица смягчились, и он впервые заметил в ее глазах выражение робости и уязвимости. Его гнев растаял. Она поступила правильно. Мужчины все равно бы все узнали, так что не было смысла делать секрет из того, что станет очевидным.

Фокс откашлялась.

— Я чувствую, что должна что-то сказать, но не знаю что. — Смутившись, она снова пожала его руку. — Мы заключили сделку, и я очень довольна, что у нас с вами будут интимные отношения.

Он тоже не знал, что сказать, особенно в присутствии ухмыляющегося Ханратти и озабоченного Пича.

— Я тоже рад, — пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом.

Последним от костра отошел Пич. Его черные глаза сверлили Таннера.

— Если вы ее обидите, — тихо произнес он, — я не успокоюсь до тех пор, пока вы за это не заплатите.

С этими словами Пич ушел, оставив Таннера одного.

Он только что сознался в том, что у него будет любовная связь с женщиной, которую он ни разу даже не поцеловал. Черт возьми, он даже не мог понять, как он вообще мог обсуждать эту тему, а потом дать свое согласие. Он поднял глаза к небу и улыбнулся. Фокс не была похожа ни на одну из знакомых ему женщин. Так почему он вообразил, что связь с ней будет обыкновенной?

Глава 10

Фокс повела свой отряд на юго-восток, через горы Уайт-Маунтинс, склоны которых так густо заросли соснами и можжевельником, что, не обладай она острым чувством направления, можно было легко сбиться с пути и они долго блуждали бы среди огромных кустов и высоких тенистых деревьев.

Ночи все еще были морозными, да и днем было холодновато, так что Фокс была рада, что на ней было ее теплое пончо. Но в воздухе уже пахло весной. Началось таяние снегов, ручьи, обмелевшие за зиму, наполнялись водой, которая неслась с гор с опасной скоростью.

Остановившись у потока, который меньше чем неделю назад был всего-навсего мелким ручейком, Фокс внимательно изучала, как бурлила и пенилась вода, грозившая затопить берега.

Возможно, они смогут переправиться на тот берег, если никто не совершит ошибки и им будет сопутствовать удача. Возможно. Но скорее всего они потеряют либо лошадь, либо мула. Если поток снесет мула, груженного деньгами, и мешки упадут в воду, вернуть золото будет невозможно. Если такое случится, Фокс никогда себе этого не простит.

— Свернем на юг и поищем более мелкий и спокойный участок ручья.

— Я думаю, мы сможем переправиться. — Таннер подъехал . и посмотрел на бурный поток. — Лошадь Ханратти может заартачиться, но в последнее время она, кажется, перестала бояться воды. Мы справимся.

— Здесь мы переправляться не будем! — отрезала Фокс. Таннер встретился с ней взглядом, и ее сердце сжалось.

Сейчас они начнут спорить и поругаются, так и не дойдя до поцелуев и интима. Что ж, так тому и быть. Она не собирается рисковать золотом: мул не сможет преодолеть такое большое расстояние по воде.

— Может быть, мне переехать первым?

— Воля ваша. Но я и остальные спустимся ниже по течению и найдем более безопасное место.

— Даже если я покажу, что и здесь безопасно? — В его голосе слышалось раздражение.

— Я не желаю рисковать животными или в лучшем случае провизией, которая наверняка намокнет только из-за того, что вы желаете доказать свою точку зрения. — Она объехала вокруг него. — Вы согласились, что решения буду принимать я. Очень жаль, что вы не держите свое слово. — Пусть подумает, решила она и сообщила остальным, что они едут на юг, чтобы найти менее опасную переправу.

Она ждала, что, обернувшись, увидит, как Таннер подъезжает к ручью, но он оказался рядом с ней.

— Вы правы, — мрачно признался он. — Решение должны были принимать вы.

— Вот это другое дело!

— Я держу свое слово.

— В какой-то момент мне показалось, что вы про это забыли

— Я все равно считаю, что мы могли бы переправиться здесь. Эти объезды отнимают много времени.

— Ах, объезды? За все время мы лишь в третий раз немного меняем маршрут, да и то из-за непредвиденных обстоятельств. К тому же мы не отклонились от графика.

Фокс пришпорила мустанга и помчалась вперед легким галопом. Она не помнила себя от ярости. Внутри у нее кипело. Они оба раздражены уже несколько дней. Это столкновение просто было последним в ряду более мелких стычек.

Она не могла поручиться за Таннера, но она вычислила причину своей раздражительности. Прошло уже несколько дней с тех пор, как они заключили сделку, а все еще ничего не происходило. Разочарование кого угодно могло сделать нервным.

Да, причины были. В этом ей пришлось сознаться. В сосновом лесу можно было передвигаться только гуськом, и поэтому не было возможности для шутливых перепалок, которые можно было бы считать ухаживанием. А ночью температура падала так низко, что даже мысль о том, чтобы раздеться догола, была малопривлекательной. Кататься по замерзшей земле в теплых шарфах и толстых куртках — какой же это интим? Не начинать же любовную связь в холоде и полностью одетыми!

Но эта отсрочка сводила ее с ума.

Всякий раз, когда она смотрела на Таннера, ее взгляд останавливался на его губах и она представляла себе, как он медленно проводит ими по ее шее и телу. Она не могла отвести взгляд от его обтянутых штанами бедер. А когда он смотрел на нее, сидя у костра, по ее телу пробегали мурашки. Господи! Если от одного его взгляда ее пронзает такой трепет, что же он с ней сделает, если у них когда-нибудь все же начнется любовная связь? Фокс решила, что еще никто так горячо не молил Бога послать теплую погоду, как это каждый вечер делала она. Но пока Бог ее не услышал.

— По-моему, здесь вполне можно было бы переправиться, — сказал подъехавший к ней Пич. Вопреки протесту Пича Фокс приказала Ханратти и Брауну вести мулов Пича. Сейчас они вели и ее связку.

— Не знаю. — Ручей казался менее глубоким, чем в верховьях, но все же белые барашки мелькали на гребне волн. А сломанная ветка пронеслась мимо них в мгновение ока.

— Может оказаться, что лучшего места нам не найти. Фокс подумала о том же самом. Идеальной переправы они, верно, не найдут.

— Как ты считаешь, какая здесь глубина? Фута три?

— Где-то меньше, где-то больше. Тот берег почти вровень с водой. Животным не придется карабкаться вверх, чтобы выбраться из воды.

Пич всегда умел найти что-то положительное в самой, казалось бы, безвыходной ситуации. Но он был прав. Фокс сделала глубокий вдох и кивнула:

— Решено.

Подъехавший Ханратти взглянул на воду и выругался. Его лошадь уже пятилась назад.

— Возможно, лучшего места нам не найти. Надо проверить, какая здесь глубина. Поэтому я сначала перееду одна, а потом вернусь.

Таннер нахмурился:

— Моя кобыла выше вашего мустанга, поэтому имеет смысл мне поехать первым на тот случай, если окажется глубже, чем мы предполагаем.

— Здесь решаю я, Таннер. Я рискую первой. Пич, позаботься о том, чтобы груз был распределен равномерно и крепко привязан. Браун, ты ему поможешь. А ты, Ханратти, подумай о том, как ты переведешь свою лошадь. — Посмотрев на Таннера, она вонзила шпоры в бока своего мустанга.

В ту же секунду, как мустанг вошел в воду, она поняла, что предстоит борьба. Вода с шумом и ревом неслась, увлекая за собой камни и обломки скал со дна ручья. Если один такой камень ударит по ноге лошади…

— Спокойно, малыш. Не торопись. Давай, так держать! Мустанг сам выбирал путь, остановившись один раз, когда вода подошла ему под самое брюхо и течение толкнуло его в бок. Фокс не стала его понукать, доверяя ему и понимая, что мустанг, так же как она, не хочет, чтобы его смыло течением. Низко пригнувшись к шее мустанга и шепча ему на ухо, она пыталась заставить его идти вперед. Мустанг снова споткнулся, и Фокс подумала, что сейчас они оба уйдут под воду, но мустанг не струсил, устоял и пошел вперед.

Он вышел из воды на том берегу, фыркая и мотая головой. Только сейчас Фокс поняла, что ее ноги промокли и онемели от ледяной воды, а зубы стучали от холода… и облегчения.

Отдышавшись, она посмотрела сквозь брызги воды на тот берег. Мужчины взирали на нее с ужасом. Особенно Пич. У Ханратти от удивления отвисла челюсть. Браун чесал в затылке. Таннер снял шляпу и провел ладонью по лицу.

— Я возвращаюсь! — крикнула она.

— Нет! — хором донеслось с того берега.

— Оставайтесь там! — прокричал Таннер, а остальные закивали головами.

Она бы их не послушалась, но мустанг под ней дрожал. Ему надо было отдохнуть и отогреться на солнце. Ей пришлось согласиться. Пустив мустанга на солнечную лужайку, она вернулась на берег. Рев воды заглушал голоса на противоположном берегу, но она догадывалась, о чем спорили мужчины.

Пич развязывал мулов и поправлял грузы. Фокс кивнула, одобряя его действия. Мулы не должны быть привязаны друг к другу, иначе они все уйдут под воду, если один споткнется. Таннер и Браун, стоя друг против друга, о чем-то горячо спорили, а Ханратти отвел свою пугливую лошадь подальше от воды и поглаживал ее по шее.

Фокс прохаживалась вдоль берега, глядя, как мимо нее проносятся всякие обломки. Ей отчаянно хотелось курить. Но еще больше она хотела быть на том берегу, отдавать приказы и проверять каждую мелочь.

Наконец она увидела, что Таннер, Браун и Пич сели на лошадей. Потом они переглянулись и подъехали к воде.

Таннер и Пич встали у самой кромки на некотором расстоянии друг от друга, образовав проход. В него-то с громкими криками Ханратти и Браун погнали мулов. Когда первый мул увидел воду, он было уперся, но по инерции сделал несколько шагов вперед, а идущие сзади .мулы подтолкнули его в воду. Как только мулы оказались в реке, Таннер и Пич въехали в воду, при этом Таннер повел животных за собой, а Пич замыкал процессию.

Вода захлестывала мулов, но они, дико вращая глазами, пытались устоять на ногах в бурном потоке воды и мчащихся по дну камней. Таннер и Пич криками подгоняли мулов, одновременно пытаясь справиться со своими лошадьми.

Вдруг одно животное ушло под воду, и Фокс ахнула. Она не успела заметить, был ли это мул с золотом. Через мгновение животному удалось встать, его голова появилась над водой, и мул стал опять двигаться в сторону берега. Сильное течение сносило животных вниз, и Фокс поняла, что они выйдут из воды на несколько ярдов ниже того места, где она стояла, подбадривая криками несчастных мулов.

Пытаясь рассчитать, не помешают ли мулам выбраться на берег заросли ивняка, Фокс на минуту отвлеклась и не сразу заметила, что одного из мулов бросило течением в ноги лошади, на которой сидел Пич. У лошади подкосились ноги, и Пич оказался в воде. Бурное течение пронесло лошадь мимо него. На мгновение Фокс встретилась взглядом с Пичем, потом она услышала, как он крикнул: «Нет!» — и ушел под воду.

Только что Пич предупредил, чтобы она не входила в воду в порыве идиотского героизма, а теперь она, глядя на разбушевавшуюся стихию, воочию убедилась, что он был прав. От отчаяния и беспомощности она завопила, призывая Таннера, но он ее не услышал. Он с трудом удерживал свою кобылу от того, чтобы она не столкнулась с обезумевшими мулами. Господи, что же делать? Времени на то, чтобы добежать до мустанга, не было. Она помчалась вдоль берега, понимая, что ей не угнаться за течением, но страх за Пича гнал ее вперед. Голова Пича то появлялась над водой, то исчезала. Догнать его она не могла.

Тяжело дыша, она остановилась. Ее охватила паника. Она понимала, что Пич тонет, а она не может ему помочь.

Что-то коричневое мелькнуло на том берегу, но Фокс поняла, что происходит, только когда увидела, что лошадь Джубала Брауна бросилась в воду гораздо ниже по течению. Он не сможет ему помочь, мелькнуло у нее в голове.

Но она ошиблась. Джубал выбрал именно то место. Когда Фокс поняла, что он собирается сделать, она побежала, пригнув голову и кляня заросли кустов, цеплявших ее пончо.

Самым трудным было не кричать, не отвлекать Брауна, которому необходимо было сконцентрироваться и не упустить шанс, который, возможно, ему выпал. А хуже всего было то, что она застряла на берегу, вместо того чтобы самой оказаться в воде.

Она видела, что в этом месте было глубоко, из воды торчали огромные глыбы камня, а течение было еще более быстрым и бурным. Лошадь Брауна отчаянно старалась удержаться в этом смертельном потоке.

Голова Пича вдруг снова появилась над водой, но Фокс понятия не имела, видел ли он Брауна и понял ли, что Браун будет пытаться его поймать. Шанс был всего один из тысячи.

С замирающим сердцем, с мокрым от слез лицом Фокс остановилась. Молитва замерла у нее на губах. Она увидела, что вода перевернула Пича: на мгновение появилась его клетчатая рубашка и снова исчезла под водой. А еще она увидела, что Джубал повернул свою лошадь боком к течению, видимо, пытаясь его как-то заблокировать.

Но течение столкнуло лошадь, и она не смогла удержаться на ногах. Пич пронесся мимо нее. У Фокс остановилось дыхание.

Ее вдруг окатило ледяной водой: мимо нее на лошади промчался Таннер и с размаху влетел в воду.

У Таннера было в запасе меньше минуты, чтобы поставить свою кобылу боком к течению, как это пытался сделать Джубал, и в этот момент поток бросил на него Пича.

Пич ударился о лошадь, и она стала терять равновесие, но Таннер успел схватить Пича за руку. Однако инерция движения Пича чуть было не сбила лошадь, и Фокс закричала, уверенная в том, что и Таннер окажется в воде. Так оно и случилось бы, если бы Джубал Браун не успел схватить Пича за другую руку, а Таннер смог отпустить Пича и остаться в седле, пока лошадь, скользя и спотыкаясь, наконец встала на ноги.

В этой свалке Фокс не смогла разглядеть Пича. Люди и лошади боролись с течением, брызги и ругательства летели во все стороны. Она не могла сказать, кто из мужчин держал Пича и вообще держали ли они его.

Лошади наконец выбрались на берег. Вода потоками стекала с их дрожащих боков. Таннер и Браун выволокли за руки Пича.

Пич обмяк, голова его поникла, казалось, что он умер. Фокс хотела закричать, но не смогла. К тому моменту как она подошла, мужчины уже положили Пича на землю ничком и хлопали его по спине. Вода выливалась у него изо рта каждый раз, когда Таннер или Джубал наваливались ему на спину.

Фокс кружила возле мужчин, заламывая руки, смахивая слезы, и молилась. Когда Пич закашлялся и из его рта вырвался фонтан воды, она упала на колени и закрыла лицо руками. Этот кашель показался ей самым замечательным звуком, который она когда-либо слышала в своей жизни.

— Он замерз, — сказал Таннер. — Принесите ему сухую одежду.

Поиск одежды занял бы много времени. Сначала надо было бы найти мулов, потом определить, на котором из них были вещи Пича, да еще надеяться на то, что они не промокли при переправе.

— Вот, возьмите. — Она сняла с себя пончо и бросила его Джубалу. — Укройте его, пока я найду его вещи.

Слава Богу, мулы не разбрелись кто куда, как ожидала Фокс. Они оказались связанными и, сбившись в кучу, грелись на солнце. А Каттер Ханратти нес в свежевырытую яму для костра охапку сухих веток.

— Все живы?

Фокс согнулась пополам и прижала руку к правому боку: она бежала так, словно за ней гнался сам дьявол.

— Вроде бы все. Но Пич здорово замерз, и к тому же его побило камнями.

— Я сейчас сварю кофе, а потом поеду поищу его лошадь и седельные сумки. Хотя я сомневаюсь, что лошадь выжила.

— Спасибо.

Она заметила, что с мулом, груженным монетами, ничего не случилось и мешки нигде не порвались. Хоть это было утешением. И она довольно быстро разыскала тюк Пича и достала из него куртку, рубашку, штаны, нижнее белье, носки и пару сапог. Его вещи были завернуты в клеенку и не намокли.

Ханратти подъехал к ней и протянул руку. Она вскочила на лошадь позади него, и он довез ее до места, где были мужчины.

Прежде чем набросить на Пича пончо, Таннер и Браун своими рубашками растерли его тело, а потом стали водить его по берегу. Правильнее было бы сказать — таскать.

Лицо Пича было серого цвета, губы — синими. Он все время дрожал, и у него зуб на зуб не попадал. Он посмотрел на Фокс, хотел что-то сказать, но лишь покачал головой и закрыл глаза.

— Надо ходить, старик. — Джубал закинул руку Пича себе на шею, приняв на себя тяжесть его тела. Таннер держал Пича за талию.

— Я знаю, — сказал он, — что вам больно ходить, но надо восстановить кровообращение.

— Если ты будешь ходить, ты быстрее согреешься, — поддержал его Браун.

— Давайте — ставьте одну ногу впереди другой. Вот так. Еще раз. И еще.

Чувствуя свою бесполезность и беспомощность, Фокс просто шла рядом.

— Он здорово пострадал?

— Мистер Эрнандес превратился в один ходячий синяк, — ответил Таннер, не спуская глаз с лица Пича. — Возможно, растянута лодыжка. Сейчас трудно сказать. Это будет ясно, когда он согреется и почувствует боль. А так у него десятки царапин, порезов и кровоподтеков.

Пончо покрывало Пича почти до колен. Ниже его ноги были голыми до мокрых сапог.

— Вам не кажется, что его надо переодеть в сухое? — Она так беспокоилась, что ее голос прозвучал резко.

— Скоро переоденем. — Таннер бросил на нее взгляд. — Если хотите помочь, поймайте наших лошадей и отведите их на стоянку. Полагаю, что у нас уже есть стоянка? Снимите седла. Постарайтесь, насколько это возможно, разгрузить мулов. Проверьте, может, кому-либо из них требуется лечение.

Обрадовавшись, что может что-то делать, но одновременно сердясь, что не она отдает распоряжения, Фокс кивнула.

— Он ведь выживет, да? Джубал Браун улыбнулся:

— Этот старик покрепче нас с вами. Я мог бы поспорить на все то золото, которое мы везем, что он живым из этого потока не выберется.

— Он будет страдать от боли несколько дней, — согласился Таннер. — Но если у него не поднимется температура, он поправится.

— Слава Богу. — Фокс встала.

Только сейчас до нее дошло, что последний, кто, по ее мнению, пришел бы на помощь Пичу, первым бросился в воду. Джубал Браун, похоже, не колебался ни минуты. Он увидел, как Пич ушел под воду, и сразу же начал действовать. И если бы Джубал не оказался в воде в нужный момент и в нужном месте, Таннер не знал бы, где находится Пич или где его искать. Если бы не Джубал Браун… она содрогнулась, и когда Джубал посмотрел на нее, она прошептала:

— Спасибо.

Он пожал плечами, поправил руку Пича и потащил его вперед.

Фокс стояла как вкопанная, осмысливая тот факт, что Джубал Браун спас Пичу жизнь.

— Если вы хотите помочь, — бросил через плечо Джубал, — найдите, во что переодеться Таннеру и мне.

Она так переживала за Пича, что не подумала о том, что Таннер и Браун тоже промокли и замерзли. Сейчас она заметила, что их штаны намокли до самого верха.

Хорошо, что Таннер не смотрел на нее, а то она смутилась бы, потому что не могла отвести взгляда от его голой груди и плеч — что уже было неприлично, а теперь она обратила внимание и на нижнюю часть его фигуры, облепленную промокшей тканью.

Мэтью Таннер был так же хорош без рубашки и жилета, как и в них. Крепкие мускулы свидетельствовали о том, что в свое время он знал, что такое работать киркой и как ворочать тяжелые камни. У него были широкие плечи и узкая талия. Грудь была покрыта темными волосами. К волосам на груди Фокс относилась по-особенному. Если их было слишком много, это вызывало у нее отвращение, а если слишком мало — ей казалось, что мужчина выглядит незаконченным, словно он раньше времени перестал расти. У Таннера с волосами на груди было все в порядке.

Джубал Браун, однако, выглядел лучше в рубашке. Отсутствие волос на руках и груди делало его еще более худым и даже костлявым.

Что за идиотизм, подумала она. Столько дел, а она стоит и сравнивает голую грудь Таннера и Брауна! Тоже нашла занятие! И она опрометью бросилась бежать на стоянку. Первым делом она разыщет аптечку Пича, в которой были лекарства на все случаи. Как, например, виски. Лучшее средство от простуды.

Пока она рылась в вещах Пича, она непрерывно читала благодарственную молитву. Она не представляла свою жизнь без Пича. Он был ее семьей, ее другом с тех пор, как она себя помнила.

Таннер сел так, чтобы видеть палатку Пича. Входной полог был откинут, и ему была видна Фокс, втиснувшаяся рядом с Пичем и державшая его за руку. До этого она настаивала на том, чтобы накормить его бобовым супом с лепешкой, хотя остальные возражали. Но она победила и сейчас терпеливо кормила Пича с ложечки. Таннер подозревал, что Пич предпочел бы этому супу побольше лечебного виски. Сам Таннер тоже не отказался бы немного выпить.

В результате этого бурного дня одна лошадь погибла, чуть не погиб хороший человек, у трех мулов были серьезные раны, а лошадь Джубала Брауна повредила левую переднюю ногу.

— Не думаю, что это серьезно, — ответил Браун на вопрос Таннера. — Она, наверное, наступила на камень или ушиблась. Но ни порезов, ни переломов нет.

— Мы останемся здесь на пару дней, — решил Таннер. — Надо дать мистеру Эрнандесу и животным немного отдохнуть и подлечиться.

Здесь, на открытом месте, приближение весны чувствовалось больше. Земля уже покрывалась нежной зеленой травой. Животным есть где попастись, а Пичу нужно время, чтобы окрепнуть. Таннеру оставалось лишь попытаться не замечать тиканья часов в голове, отсчитывающих дни, остававшиеся до срока освобождения отца.

— Я бы не возражал, — зевая во весь рот, заявил Браун. — Не откажусь день-другой побездельничать и отоспаться.

— Я обязан вам за то, что вы сделали сегодня. — Таннер оторвал взгляд от кружки с кофе.

— Вы, кажется, удивлены?

— Должен признаться.

— Думали, что я позволю чернокожему утонуть? — Браун встал, потянулся и расправил плечи. — Он нам нужен. Кто будет разгружать и нагружать мулов?

Стиснув зубы, Таннер смотрел, как Браун лениво идет к своей палатке. Некоторых людей невозможно понять.

— Не хотите сыграть в шашки? — Ханратти сел рядом с ним на траву.

— В другой раз.

Таннер посмотрел в сторону палатки Пича и увидел, что Фокс что-то ему сказала и улыбнулась. Когда она улыбалась, она казалась моложе и не такой суровой.

— Интересная женщина, — вдруг сказал Ханратти. — Когда-то я знавал женщину, похожую на нее. Проблема таких женщин в том, что у них нет будущего. Ту, с которой я был знаком, повесили за то, что она угоняла скот. Ей эти коровы были не нужны. Но она поняла, что впереди ей ничего не светит, и решила, что пусть закон распорядится ее судьбой.

Таннер не мог догадаться, к чему клонит Ханратти, но слушать ему дальше не хотелось. Он встал, отошел от костра и, закурив, пошел проверить лошадей и мулов. Сегодняшний день привел его в шок. Если не считать бандитов, укравших его золото, путешествие, хотя и было трудным и требовало сил, все же проходило довольно спокойно. И Таннер позволил себе забыть, что избранный им маршрут был очень опасным. До сих пор им везло.

— Еще одна сигара найдется?

— Да. — Он не слышал, как она подошла.

— Спасибо. О чем это вы так сосредоточенно думали?

— Я думал о вас и о том, как умело вы уводили нас от дорог, которые могли быть опасными.

— Я же с самого начала предупреждала вас, что будет нелегко.

— Как чувствует себя мистер Эрнандес?

— У него все болит, и он потерял много сил, но, слава Богу, нет признаков лихорадки. Он заснул. — Подняв голову, она пустила кольцо дыма в вечерний воздух. — Это Пич научил меня пускать колечки. Он вообще научил меня всему, что стоит знать и уметь.

— Он хороший человек. Извините, что я посягнул на ваш авторитет, но я сказал Ханратти и Брауну, что мы останемся здесь на пару дней, чтобы отдохнуть.

— Я бы тоже так решила. — Она пустила еще одно колечко дыма. — Но впредь не принимайте таких решений, не посоветовавшись со мной, или у нас будут неприятности.

Таннер улыбнулся. Что ему нравилось в Фокс, так это то, что он всегда знал, что от нее ждать и как себя вести. Она говорила то, что думает.

— Мне надо вам кое-что сказать. — Она перекинула через плечо косу, как всегда делала, если чувствовала себя неловко. — Я еще никогда не слышала, чтобы для начала любовной связи требовалось так много времени. Я не хочу вас торопить, но было бы неплохо знать, когда вы начнете меня добиваться.

Он и сам задавался этим вопросом.

— Местность пока не позволяла этого делать.

— Согласна. До сегодняшнего дня.

— И по ночам очень холодно.

— Теперь, когда мы спустились с гор, погода станет лучше. Уже не будет так холодно.

— Но главным образом я не придумал, как нам остаться наедине.

Мужчины не добиваются женщин на людях. Ухаживание — если это то, что она от него ждет, — дело сугубо личное, оно касается только двоих. Он не хотел, чтобы слова, предназначенные только для Фокс, слышали Ханратти и Браун.

— На таком маршруте вряд ли можно остаться наедине, — прямо заявила Фокс. — Придется обойтись тем, что есть.

Он тоже пришел к такому заключению.

— Вряд ли они ждут от нас, что мы хотим оставаться наедине. Мы же их предупредили, что у нас будут интимные отношения.

— Что ж, тогда…

Как можно небрежнее он обнял ее за плечи. Фокс почему-то представлялась ему высокой женщиной, а оказалось, что она маленькая. Ее макушка приходилась ему чуть выше плеча. А еще он думал о ней, как о полной женщине, потому что она всегда была в пончо. Но хрупкие плечи соответствовали ее малому росту. Он вообще не представлял себе, какая она будет, если снимет всю эту бесформенную одежду. Мысль об этом вызвала легкий трепет в чреслах.

Фокс устроилась у него под рукой и прильнула к нему.

— Думаю, нам надо сократить период ухаживания и прямо перейти к интиму. Как вы считаете?

От ее волос пахло чистой речной водой и тем мускусным запахом, который был свойствен только ей.

— Я согласен, — неожиданно охрипшим голосом сказал он и подумал о том, что она сделает, если он поцелует ее в макушку.

— Мне надо знать об этом заранее, чтобы я могла начать мазать попку смягчающим лосьоном Пича.

— Что?

— Обычно я этого не делаю. Я только что вспомнила об этом лосьоне.

— Вы хотите мазать?.. — Он смотрел на нее в полном недоумении.

— …попку. На случай… ну знаете… если вы захотите меня за нее схватить.

Он отшатнулся от нее, чтобы она не заметила, как натянулись его штаны в определенном месте, и постарался подумать о чем-нибудь другом.

— А вы предусмотрительны. Такое со мной может случиться. — Господи Иисусе. Он представил себе все в деталях. — Значит, существует такое средство, как лосьон для смягчения попки?

— Вообще-то я не знаю. — Она бросила сигару и затоптала ее. — До недавнего времени я только регулярно принимала ванну и мыла волосы. Я расспрошу Пича про этот лосьон, но думаю, что свиное сало, которым я мажу лицо и руки, сгодится и для моей попки.

Вы мажетесь… — Теперь он понял, почему ему все время мерещился запах бекона. Он был рад, что она не видела его улыбки. — Знаете, что я вам скажу? Когда мы приедем в Денвер, я куплю вам самую большую бутылку лосьона для лица и тела, какую только смогу найти. В качестве прощального подарка.

— В этом нет необходимости. Как только мы приедем в Денвер, лосьон мне не понадобится.

Стало быть, все эти втирания свиного сала делались ради него. Ему вдруг стало неловко.

— Нет, не думайте, я все это делала не ради вас, — сердито заявила она. — У меня есть причины, никак не связанные с вами. — Она отошла, но потом вернулась. — Мы договорились, что ухаживание начнется прямо сейчас, я правильно поняла?

— Да, все правильно.

Когда он смотрел, как она удаляется, покачивая бедрами, его осенили три мысли. Первая — она умеет читать его мысли. Вторая — он не поверил, что все эти процедуры со свиным салом были не ради него. И третья — он хочет ее так, как не хотел ни одну женщину в своей жизни.

Мэтью Таннер твердо решил, что именно он будет тем человеком, который обуздает эту необыкновенную женщину.

Глава 11

— Если я сыграю еще одну партию, у меня голова лопнет. — Фокс потерла виски. — Неужели ты не можешь позволить мне выиграть хотя бы один раз?

— Нет, Мисси, тебе это не понравится. Когда придет время тебе меня обыграть, ты будешь рада, что победила по-настоящему, а не потому, что я тебе поддался.

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного побаливает тело, и разгибаться тяжело. Как хорошо, что светит солнце и стало тепло. Я доволен, что из-за меня нам не придется терять еще один день.

Фокс не пыталась скрыть от Пича, что внимательно его изучает. Шишка на лбу Пича заметно уменьшилась, и опухоль левой стороны лица немного спала. Порезы заживали, и Фокс уже не опасалась, что у него поднимется температура. Но по тому, что он разрешал ей заботиться о нем, она поняла, что он еще далеко не оправился. Он не возражал, когда Фокс поджарила ему яичницу так, как он это любил, а не просто, как обычно, сделала омлет. И он позволил ей выстирать его одежду. Эта уступка ее и удивила, и обеспокоила. Тем более что от пребывания в ледяной воде кашель у него заметно усилился.

— Тебе придется ехать на одном из мулов, — сказала она, стараясь вложить в свои слова как можно больше непринужденности. — Мы можем избавиться от кое-каких вещей, а оставшийся груз перераспределить.

Пич повертел в руке деревянного шахматного коня.

— Думаю, Ребекка подойдет для этого лучше всего.

— Мы купим тебе другую лошадь, как только появится такая возможность.

— Я вот о чем подумал…

— Черт, я ненавижу это так же сильно, как ты ненавидишь, когда я начинаю думать.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

— Я подумал, каким бы было мое последнее желание, если бы у меня был шанс его высказать.

Улыбка исчезла с лица Фокс.

— Я не желаю говорить о таких вещах. Сейчас же прекрати.

— Моим последним желанием на смертном одре было бы твое обещание не убивать Хоббса Дженнингса.

— Черт побери, Пич, это нечестно! Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе это обещать.

— Ты отказалась бы исполнить последнее желание умирающего? Это неправильно, Мисси.

Она затолкала шахматные фигуры в коробку.

— Если бы ты попросил меня об этом на смертном одре, мне бы захотелось, чтобы ты умер в мире, и поэтому я соврала бы тебе и пообещала не убивать Хоббса Дженнингса. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я попала в ад за то, что солгала человеку на его смертном одре?

— Я не хочу, чтобы ты мстила за то, что случилось с тобой много лет назад, и чтобы тебя за это повесили.

— Я все еще расплачиваюсь за то, что сделал со мной Хоббс Дженнингс. Расплачиваюсь каждый день, будь он проклят. — Она кивнула головой в сторону Таннера, который сидел в тени ивы и чистил свои пистолеты. — Что бы ни происходило здесь, — она ударила себя в грудь кулаком, — мы с Таннером договорились, что в Денвере наши пути разойдутся. Мы оба знаем, что я ему не пара. Но этого не случилось бы, если бы этот чертов Дженнингс не украл мое наследство.

Имея наследство, она выросла бы в том же утонченном мире, что и Таннер. Ей не пришлось бы напоминать себе, как нужно держать вилку и как себя вести в обществе. У нее были бы красивые платья, и она знала бы, как их надо носить, и в них ей было бы удобно. Она умела бы разговаривать с такими мужчинами, как Таннер, и знала бы, что интересует людей культурных и утонченных.

— Что было, то прошло, — тихо промолвил Пич. — Ты не сможешь повернуть время вспять и все исправить, если убьешь Дженнингса. Ничего не изменится, кроме того, что после убийства жить тебе останется недолго.

— Я понимаю, что уже слишком поздно что-либо изменить. — Она встала и надвинула на глаза шляпу. — Но я хочу его наказать. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что украл деньги моей матери, а меня выкинул на улицу, лишив будущего. — Ей было невыносимо смотреть на Таннера, и она уставилась на лежавшую на траве шахматную доску. — Поэтому не проси меня на своем смертном одре не убивать Хоббса Дженнингса.

— Кто сказал, что выполнить последнее желание человека легко? В этом-то весь смысл этого желания. Если бы его можно было легко выполнить, человеку не пришлось бы ждать смертного одра.

Она поискала глазами Ханратти и поманила его, чтобы он сыграл с Пичем в шашки. Когда Ханратти подошел, она надела солнечные очки и направилась к ветлам, на которых она развесила сушиться вещи Пича.

— Я ждал, когда вы кончите играть в шахматы, — сказал Таннер, заглядывая в чистое дуло пистолета.

— Я вас не видела, — солгала она. Она взглянула на арсенал оружия, выложенного на траве рядом с ним. — Это мое ружье.

— Я его почистил. — Она не ответила, и он посмотрел на нее, щурясь от солнца. — Считайте это началом моего ухаживания.

— Ах так! Тогда я думаю, что это правильно. — Она на минуту задумалась. — Только бы это не вошло в привычку. Я имею в виду — рыться в моих вещах.

— Я также нарвал для вас цветов. — Он протянул ей букет. Фокс уставилась на него в растерянности. Она совсем не разбиралась в цветах. Розу она, возможно, и узнала бы, но это были крошечные розовые цветочки и какие-то колючие голубые веточки, которые часто попадались ей на дорогах, но она никогда не обращала на них внимания.

— Достаточно было почистить мое ружье. — Она понятия не имела, что ей делать с этими полевыми цветами.

— Мне показалось, что для ускоренного ухаживания два подарка будут лучше, чем один, — улыбнулся он. — И у меня есть для вас еще кое-что. Сядьте, я сейчас вернусь.

Фокс посмотрела в сторону лагеря. Никто не сидел у огня — для этого было слишком жарко. Ханратти и Пич сидели друг против друга, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун ушел на пастбище, чтобы осмотреть раны животных.

Огромное белесое небо простиралось у нее над головой. Воздух был полон ароматами пробуждающейся природы, тучи насекомых жужжали над поверхностью воды.

Фокс опустилась на землю и стала ждать, что еще подарит ей этот великолепный теплый день, кроме ухаживания. В такой день обязательно должно случиться что-нибудь хорошее.

Таннер появился из-за деревьев с кувшином, обвязанным вокруг крышки веревкой.

— Ледяная вода, — торжественно провозгласил он. — Или почти ледяная. Кувшин стоял в воде два часа.

Радостно рассмеявшись, она взяла чашку, в которую Таннер налил воды, и сделала глоток.

— Чудесно!

Таннер протянул ей носовой платок.

— Он чистый.

— Спасибо. — Она намочила платок водой из чашки и приложила его к лицу. — Господи, как же это приятно. Но у меня нет ничего для вас.

— А я ничего и не жду. Я же должен ухаживать.

— Я думала об этом. А сколько времени длится ухаживание?

— Иногда годы, — сказал он улыбаясь.

— Годы? — В утонченном мире были вещи, о которых Фокс, честно говоря, не имела никакого понятия. Женщинам не разрешалось пить алкоголь, курить или, например, ругаться. А теперь еще оказывается, что ухаживать можно годами. — У нас нет такого времени. — По расчетам Фокс у них было чуть больше двух месяцев до того момента, как они прибудут в Денвер. — Мы и так затянули с началом.

— Наоборот, мы идем по ускоренному графику. — Он откашлялся. — Позвольте сказать вам, мисс Фокс, вы сегодня выглядите особенно прелестно.

Она упала на спину и расхохоталась.

— Моя коса растрепалась, я вспотела, и вся одежда прилипла к телу. Сапоги я не чистила с тех пор, как мы уехали из Карсон-Сити. Но пока мне все нравится. Скажите еще что-нибудь.

— Ваши волосы чудесного цвета. Их словно поцеловало солнце. И у вас удивительно красивые уши. — Он усмехнулся.

— У меня на голове колтун, а у одного уха не хватает мочки.

— Меня особенно восхищает роса на вашей лебединой шейке.

— Да это же пот! — Хохоча, она перевернулась на живот и уткнулась лицом в траву. — Надо же — лебединая шейка! Смех, да и только!

— Между прочим, я хотел спросить… как продвигается процесс облагораживания попки?

У нее вырвалось что-то напоминающее хихиканье, чему она сама удивилась.

— Я не так давно начала этим заниматься, но мне кажется, что она стала лучше. — Теперь, когда она стала мазать свиным салом не только лицо и руки, от нее, наверное, жутко пахнет. — Надеюсь, вам нравится запах бекона.

Он посмотрел на небо, словно размышляя.

— Я нахожу запах бекона возбуждающим.

— Не знаю, верить ли вам, но все равно спасибо. — В данный момент Фокс отдала бы все на свете за флакон духов. — Она села и улыбнулась. — Пожалуй, мне нравится этот глупый разговор, ей-богу!

Господи, какой же он красивый! Он уже загорел даже больше, чем она. Это означает, что средства Пича действуют. Но она забыла о загаре и вообще обо всем на свете, как только погрузилась в глубину его карих глаз. Она могла бы смотреть в эти глаза до конца своих дней и при этом не говорить ни слова. Ни один мужчина еще не смотрел на нее так, как Таннер — так, словно было что-то волшебное в овале ее лица, словно ее глаза светились мистическим блеском, а ее губы вот-вот прошепчут что-то необыкновенное.

Таннер налил еще воды в их чашки.

— Расскажите мне о себе. Начните с самого начала. — Когда она удивленно на него посмотрела, он добавил: — Мы должны узнать друг о друге все. Без этого не бывает ухаживания.

Что ж, правила ухаживания он действительно знал гораздо лучше, чем она. Фокс провела языком по губам и попыталась сосредоточиться.

— С самого начала? Я родилась в Сан-Франциско.

— Я тоже родился в Сан-Франциско.

— Правда? — В ее глазах мелькнуло нечто похожее на восторг. Выходит, у них все же было что-то общее. И поскольку Таннер был всего на несколько лет старше Фокс, они, вероятно, жили в Сан-Франциско в одно и то же время. — А ваша семья жила в городе?

Таннер кивнул:

— Наш дом был на одном из холмов с видом на залив.

— Наш тоже! Мне хотелось бы вспомнить адрес, но я была слишком маленькой. Я не помню. Интересно, может быть, мы жили совсем рядом? — Он не стал оспаривать ее предположения, но она видела, что он засомневался. — Понимаю. Вы думаете, что ваша семья была богатой, а моя — нет, поэтому мы не могли жить в одном районе.

— Дома на холмах очень большие.

— Таким был и наш дом. — Она вздернула подбородок. — Чего вы не знаете, так это то, что мой отец был достаточно состоятельным человеком. Он был судовладельцем. Он умер, когда я была ребенком, и я его не помню. — Таннер вежливо ее слушал. Он не верил, что ее отец был богат. Фокс вздохнула. И зачем только он затеял этот разговор! — Когда моя мама снова вышла замуж, мы переехали в дом, который был еще больше нашего. — Она умолкла, ожидая его реакции. — Это правда. У нас были слуги в обоих домах.

— Это, должно быть, было приятно, — после долгой паузы сказал он.

— Моя мама унаследовала после смерти отца много денег. Целое состояние.

— Понимаю. Но он не верил.

— А у нее уже были деньги — наследство ее родителей. Моя мама была сказочно богата.

Таннер медленно оглядел ее всю: поношенную шляпу, растрепанную косу, не по размеру большую и бесформенную рубашку, мужские брюки, подпоясанные веревкой, и старые стоптанные сапоги — Вы хотите сказать, что в каком-то банке у вас припрятано целое состояние?

— Нет.

Его недоверие разозлило ее, потому что теперь ей придется все ему объяснить. Хорошо бы сейчас выпить стакан виски — это помогло бы ей рассказать о таких вещах, о которых говорить не хотелось. Она уже не могла усидеть. Она вскочила и перешагнула через разложенное на траве оружие.

— Я должна была бы унаследовать огромное состояние, но этого не случилось, хотя моя мать оставила свои деньги мне, назначив моего отчима опекуном. Но этот вонючка, мой хитрый отчим, не захотел распоряжаться моими деньгами в моих интересах, он хотел, чтобы они принадлежали ему. Поэтому в тот же день, как умерла моя мать, он отправил меня к ее двоюродной сестре и объявил, что мы с мамой обе погибли. А раз я погибла, то все мамины деньги переходят к нему.

Таннер нахмурился:

— Это воровство. Почему власти его не арестовали?

— Никто не знал, что он сделал. Мне было шесть лет. Откуда мне было знать, что он объявил о моей смерти? Мне было лишь известно, что мне надо жить с кузиной мамы миссис Мод Уилсон. Отчим сказал миссис Уилсон, что моя мама назначила ее моей опекуншей, но денег никаких не оставила.

Фокс с трудом выговаривала слова. Солнце вдруг исчезло, и она видела только маленькую девочку, которая с бьющимся сердцем стоит на крыльце рядом с суровой женщиной, смотрящей на нее с ненавистью.

Таннер встал и обнял ее за талию.

— Давайте прогуляемся.

Его рука жгла, словно раскаленный утюг. Она была почти уверена, что подними она рубашку, на ее коже окажутся отпечатки его пальцев. А если он поднимет руку чуть выше, его большой палец коснется ее груди. Колени у нее подогнулись, и она споткнулась.

— Моя жизнь была легче вашей. — Они шли поберегу, огибая заросли ивняка и время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на воду. — Когда мне было десять лет, отец отправил меня в Бостон. Он собирался жениться во второй раз и посчитал, что самое лучшее будет познакомить меня с моим дядей. Все то время, что я учился, я жил в Бостоне. Своего отца, после того как он женился, я ни разу не видел. Мы встретились только после того, как его жена умерла, и то лето я провел в Сан-Франциско.

— Вы когда-нибудь голодали? Вам приходилось мечтать об обуви, которая была бы вам впору? — Она в этом сомневалась, но все же спросила.

— Нет. Моя жизнь была беззаботной. Я принимал это как должное до тех пор, пока не стал взрослым. Тогда я узнал лучше, как живут люди.

Фокс хотела представить себе изобилие и роскошь его жизни, но не могла.

— У кузины моей матери был полон дом своих детей, так что лишний рот ей был ни к чему. Я только что не голодала, а до остального ей не было дела.

Говорить о том, что в доме тетки Фокс была кем-то вроде служанки, не было смысла. Зачем хныкать?

— Но там я познакомилась с Пичем. И это было лучшим в моей жизни.

— Он работал на миссис Уилсон?

— Да. Она была вдовой, и ей нужен был человек, который бы все делал по дому. Мы с Пичем сразу сдружились. Миссис Уилсон было все равно, платил ли Пич соседу за то, что тот учил меня читать, или точить ножницы, или забивать гвозди. Когда я была с Пичем, я не путалась у нее под ногами и ей не надо было обо мне заботиться. А я тенью ходила за Пичем.

— И в какой-то момент вы с Пичем решили сбежать?

Мне надоело обо всем этом рассказывать. — Совсем не обязательно Таннеру знать всю ее историю. Во всяком случае, сразу. И уж конечно, ему не следует знать, как зовут ее отчима. Фокс все еще надеялась узнать от Таннера побольше о Хоббсе Дженнингсе. — Мне интереснее было бы узнать, когда начнется наша любовная связь.

Поскольку они уже были в поле зрения мужчин, Таннер отпустил талию Фокс и расправил плечи.

— Решение обычно принимает женщина. Фокс посчитала такое правило разумным.

— Хорошо. Ваше ухаживание было очень приятным, и оно мне понравилось. Особенно холодная вода и глупый разговор. — Она зарделась. — Но я готова начать хоть сейчас…

— Мне кажется, одного дня для ухаживания слишком мало.

— Меня сбило с толку то, что вы почистили мое ружье. — Это была откровенная ложь. Она была готова к интимным отношениям с ним в первую же ночь, когда они об этом заговорили. А может, и с того самого момента, как она его увидела. — Раз уж нам придется остаться здесь еще на один день, я думаю, наша связь должна начаться завтра ночью. Если вы, конечно, согласны.

Еще накануне Фокс обнаружила небольшой залив, где не было течения. Она могла бы искупаться и вымыть волосы, чтобы начать связь во всеоружии. Было важно, чтобы от нее не пахло, как от свиного окорока.

Таннер смущенно откашлялся, но его голос все же прозвучал довольно резко:

— Думаю, завтрашняя ночь подойдет. Я поищу место, где бы мы могли уединиться.

— Хорошо. — Ей показалось, что мужчины смотрят на них так, будто поняли, что именно они с Таннером обсуждают. — Значит, завтра ночью. — Больше, при всем желании, она ничего не могла из себя выдавить.

— Я буду ждать с нетерпением. — Взгляд Таннера остановился на ее губах, и ее, словно патока, окатила горячая волна. О Господи! Когда его глаза становились такого густого золотисто-коричневого цвета, ее сразу же начинали обуревать самые дикие фантазии.

Облизнув губы, она потерла ладонь кончиком косы. В первый раз с того момента, как она познакомилась с Таннером, она не могла придумать, как просто и непринужденно с ним попрощаться.

— Теперь вам надо уйти. — Черт. Она опять ляпнула не то. — До свидания.

Она пошла прочь, чувствуя себя отвратительно. Люди не говорят «до свидания», когда отходят на несколько шагов. О чем она только думает? Было что-то странное и непонятное в том, что она просто глупеет в присутствии этого человека. Она взглянула на Ханратти и Брауна и вздрогнула от отвращения. Хорошо бы они сейчас сделали что-нибудь такое, за что она могла бы их выругать. Сейчас ей было необходимо напоминание о том, что она не сентиментальная дура.

Злясь на себя, она подошла к навесу от солнца, который соорудил Ханратти.

— Предупреждаю вас, если только вам вздумается выкинуть какую-нибудь штуку у меня за спиной, я вырву у вас печенку и сварю ее на завтрак.

— Какого черта? — Ханратти в изумлении опустил на колени рубашку, которую чинил.

— Тебя это тоже касается, — повернулась она к Джубалу Брауну. Тот зевнул и откинулся на седло. — Я с удовольствием переломала бы тебе ребра.

— Таннер оказал бы нам услугу, если бы он поторопился с ухаживанием и приступил к главному, — парировал Браун.

Он открыл один глаз, взглянул на Фокс и проворно увернулся от ее сапога.

— Меня ты тоже собираешься поколотить? — поинтересовался Пич.

— Все может быть, — буркнула она и пошла снимать с веток выстиранное белье.

Фокс закончила мыть тарелки после ужина и, перехватив взгляд Таннера, сделала ему знак отойти от костра к лошадям.

— Мне надо поговорить с вами о… ну, вы знаете… насчет завтрашней ночи.

— Вы передумали?

Голос Таннера прозвучал разочарованно, и это немного подняло ей настроение.

— Нет, но меня кое-что беспокоит. Таннер погладил бок лошади.

— Что именно?

— Ну… — Она замялась. Как назло, темнота еще не наступила: дни становились все длиннее. — Мы с вами задумали начать завтра нашу любовную связь, а ведь мы ни разу даже не поцеловались. — Она бросила на него взгляд, а потом уставилась на большой глаз лошади. — Что, если мы начнем связь и окажется, что нам не нравится целоваться? Или обнаружим, что между нами не пробегает искра?

Таннер сделал шаг ей навстречу, но она вытянула руку, останавливая его.

— Нет, не надо сейчас меня целовать, а то я подумаю, что вымолила у вас поцелуй, и это сведет меня с ума.

Он удивленно поднял бровь, и его внимательный взгляд снова остановился на ее губах.

— И как же вы предлагаете решить эту проблему?

— Вам лучше знать. Вы же отвечаете за ухаживание.

— Мне понравится вас целовать, Фокс.

— Зачем вы так говорите? А вдруг вам не понравится?

— Ну хорошо. Я подумаю над этой проблемой. Что еще вас беспокоит?

Черт. Такие вещи обсуждать не так-то легко.

— Я подумала… — Она адресовала свои слова лошади, — Вы не ждете, что я девственница, не так ли? — Прежде чем он успел ответить, она поспешно добавила: — Потому что шесть лет назад был тот мужчина… Он и я…

— Вам ничего не надо объяснять.

У нее горели щеки, и она не смела поднять на него глаза.

— Это случилось всего два раза. Первый раз был ужасным. — Закрыв глаза, она тряхнула головой. — Второй — проверкой: будет ли он таким же ужасным, как первый. Он оказался еще хуже.

— Фокс…

— Нет. Выслушайте меня. Вы и я… — Она все еще не отрывала взгляда от глаза лошади. — Это будет ужасно, я знаю. Во всяком случае, для меня. Я не умею этого делать. Может быть, у мужчин это по-другому. Тем не менее я не девственница, но и опыта у меня нет, так что не ожидайте от меня слишком многого.

— Не буду.

Она могла бы поклясться, что уловила в его голосе веселые нотки, но когда она сердито на него посмотрела, он был серьезен. Во всяком случае, ей так показалось.

— Ну и ладно. Я просто подумала, что вам надо об этом знать. Если вы захотите сначала меня поцеловать — а я считаю, что это должно произойти до того, как мы пойдем дальше, — пусть это будет естественно… как будто мы об этом не говорили и мне не пришлось просить вас.

По дороге к своей палатке она остановилась у костра, где мужчины пили кофе и курили.

— Мы останемся здесь еще на один день.

— Я же просил тебя не терять из-за меня целый день, — возразил Пич. Вид у него был усталый и виноватый.

— Животным пойдет на пользу попастись и отдохнуть еще денек. — Фокс ободряюще сжала плечо Пича.

Было еще слишком рано заползать в палатку, но Фокс хотелось побыть в одиночестве. Когда так долго находишься в пути и все время на людях, радуешься каждой минуте уединения. Поэтому Фокс ценила любую возможность хотя бы ненадолго остаться одной. Вытянувшись на спальном мешке, она притворилась, будто читает — на тот случай, если кто-нибудь заглянет в палатку. Но сначала она проверила место, где схоронила цветы, подаренные ей Таннером. Она не знала, что с ними делать.

Смешно было думать, что в ее седельной сумке найдется ваза. Но выбросить их казалось ей верхом неблагодарности. Поэтому она их просто закопала.

Положив книгу на грудь, она уставилась в остроконечный верх палатки и стала думать о том, что ей надо будет сделать завтра. Сначала она выполнит свою работу: проверит животных, подготовит тюки, продумает маршрут. Потом пойдет к заливу, искупается и вымоет голову. Вечером съест ужин, хотя в предвкушении того, что ее ждет, она вряд ли сможет проглотить даже кусочек. А потом Таннер, возможно, предложит ей прогуляться и поцелует ее. А если поцелуй окажется удачным…

Дрожь пробежала по ее телу при этой мысли, но она не поняла почему. Предыдущий опыт был мало того что неудачным, он ее разочаровал, так что Фокс не жаждала его повторить. И сейчас ее приводило в замешательство желание вступить в любовную связь с Таннером.

Она знала, что такое секс, и не стоило придавать ему такое значение. Единственным приятным моментом было предвкушение, во время которого было легко забыть о том, что сам секс был скорым, малоутешительным и вообще ужасным.

С другой стороны, если все пойдет так, как она предполагала, Хоббс Дженнингс умрет, а она будет болтаться на виселице вскоре после того, как они прибудут в Денвер. Так что если ей хочется сделать для себя что-либо хорошее, надо делать это сейчас.

А Таннер был именно этим хорошим.

Таннеру не требовалось напоминание о том, что они с Фокс еще не целовались. Возможно, он подумал о поцелуях раньше ее, но не знал, как будет встречен его поцелуй. Узнав, что преграды не существует, он стал усиленно думать о том, как им с Фокс уединиться.

Убрав принадлежности для бритья, Таннер стал изучать небо. На голубом небосклоне пока не было ни единого облачка. Однако неожиданный дождь или еще одна весенняя снежная буря могут оказаться препятствием для намеченного на вечер свидания с Фокс. К счастью, ничто не предвещало нежелательного изменения погоды. Здесь, на равнине, дни были жаркими, а ночи хотя и прохладными, но не такими неприятными, как в горах.

Вечером он побреется еще раз. Он искупается в реке и наденет чистое белье, которое он вчера выстирал. Вчера вечером он начистил сапоги. Перед самым рассветом он обнаружил идеальное место, где они смогут уединиться, — на пологом берегу реки в зарослях ивняка и травы. Утром он постепенно перенесет туда одеяла и подушки.

Он оглядел стоянку, где остальные занимались каждый своим делом. Но когда вечером после ужина они с Фокс исчезнут, мужчины поймут, в чем дело. Это было неприятно, но с этим ничего нельзя поделать.

Фокс вылезла из палатки с полотенцем и куском мыла. У Таннера перехватило дыхание. Сегодня ночью он узнает, какие сокровища скрываются за ее мешковатой одеждой. Правда, однако, была в том, что она нравилась ему независимо от того, во что она была одета. Он снова удивился, какая она маленькая. От того, что у нее была гордая осанка, она всегда казалась ему выше ростом.

Обычно она заплетала волосы в косу и перекидывала ее на спину, но раза два она подколола их под шляпу, замотав в небрежный пучок, и Таннер мечтал о том, чтобы вынуть шпильки и ощутить в своих руках тяжесть этой шелковистой массы волос. Он всегда питал слабость к рыжим волосам, хотя и не понимал почему. Те немногие рыжеволосые женщины, которых он знал, всегда казались ему более энергичными и жизнерадостными. Это описание идеально подходило Фокс.

Он не мог бы назвать ни одной женщины, которая высказывалась так прямо и откровенно. Вместо того чтобы осудить эти качества как неподходящие для женщины, он ими восхищался. Впервые в жизни он узнал, о чем вообще думает женщина, потому что Фокс всегда без обиняков высказывала свое мнение.

Он восхищался ее бесстрашной независимостью. Ему нравилась ее уверенность, позволившая ей взять на себя ответственность за их экспедицию, и ее вера в то, что нет лучше проводника, чем она.

И наконец, ему нравились ее глаза и то, как менялся их цвет в зависимости от ее настроения. Теперь он знал, что серый цвет означал приближающуюся бурю, а голубой — что в мире все спокойно. Когда она, улыбаясь, поднимала лицо к солнцу, у него захватывало дух.

В душу Таннера закралось подозрение, что до конца своей жизни он будет сравнивать с Фокс каждую женщину, которую встретит. Нахмурясь, он смотрел, как она, покинув лагерь, идет вдоль берега реки.

Настало время отбросить сомнения по поводу поцелуев. Он больше не мог жать ни минуты.

Фокс не слышала, что Таннер идет за ней, до тех пор, пока он не подошел вплотную. Обернувшись, она улыбнулась и показала полотенце и мыло.

— Я собираюсь…

— Не говорите ни слова.

От его напряженного взгляда и выражения лица ее сердце оказалось где-то совсем внизу. Во рту неожиданно пересохло. Вот оно. Он собирается ее поцеловать.

Таннер взял из ее дрожащих рук мыло и полотенце и, уронив их на землю, отвел ее за старый тополь.

Он прислонил ее к стволу, а потом, сделав шаг вперед, прижался к ней всем телом. Она смотрела на него в упор, чувствуя, как ей в живот уперлась его твердая плоть. Внезапная дрожь пробежала по ее телу снизу вверх — до самой макушки.

— Таннер…

Ее шепот прервался. Она затаила дыхание. Его руки скользнули ей под рубашку и коснулись голой талии, а большие пальцы стали гладить ее кожу, почти касаясь нижней округлости груди. Она закрыла глаза и с шумом выдохнула. Именно это «почти» привело ее в неописуемый трепет.

Она попыталась пошевелиться, но его губы пригвоздили ее к стволу. Все, что ей удалось, — это потереться о его плоть, от чего ее собственная плоть сразу же стала влажной.

— О Господи.

Он вытащил руки из-под рубашки и, нежно взяв в ладони ее подбородок, провел большим пальцем по контуру ее губ. Фокс осмелилась поднять взгляд и увидела, как потемнели его карие глаза, став почти черными.

Когда его губы прижались к ее рту, жаркая волна прокатилась по ее спине. Она непроизвольно чуть разомкнула губы, и Таннер, немедленно воспользовавшись этим, стал языком исследовать ее рот.

Когда он наконец отступил, отпустив ее, она скользнула на землю, словно ее не держали ноги. Она вся обмякла, голова кружилась, губы припухли и горели.

К тому времени как она очнулась, Танкера уже не было.

С трудом поднявшись, Фокс, словно в бреду, пошла к реке, чтобы поднять с земли полотенце и мыло.

О Боже… Она потрогала пальцем губы.

Можно было не сомневаться, что искра между ними была. Теперь она точно знала, что ей понравится целоваться с ним.

Глава 12

Это был самый длинный день в ее жизни. Фокс все время смотрела на небо, совершенно уверенная в том, что солнце остановилось.

Все свои дела она закончила в рекордное время. Начистила до невероятного блеска сапоги. Несколько раз закалывала, распускала и снова закалывала волосы. Спросила Пича, не знает ли он какого-нибудь лосьона, в который не входил бы свиной жир. Хотелось бы, чтобы он был более ароматным, сказала она, но, к несчастью, под рукой у Пича не было необходимых ингредиентов, чтобы немедленно изготовить такой лосьон. Потом она стала обдумывать, как ей одеться.

Что надевает женщина, когда ей предстоят интимные отношения? Скорее всего то, чего у Фокс не было. Забравшись в палатку с седельными сумками, Фокс стала перебирать скудный запас своих вещей. Панталоны, которые она надевала под брюки, были из простого полотна без всякой отделки. Такими же были и сорочки. Никаких кружев, которые смогли бы возбудить воображение мужчины.

Вздохнув, она обратила внимание на свои брюки и рубашки. Выбор брюк был между черными, коричневыми и серыми. Все три рубашки были белыми и больше подходили для крупного мужчины. Единственными более стильными предметами были два больших жилета: один — непонятного цвета — для ежедневного ношения, другой — с замысловатым рисунком — для города.

Фокс предполагала, что на женщине, готовой к любовной связи, должна быть воздушная кружевная ночная рубашка до пят. Но у Фокс никогда такой не было.

Тяжело вздохнув, она оглядела разбросанные вокруг нее вещи. Скорее всего не имело значения, что на ней будет надето, поскольку это будет ненадолго.

Это соображение навело ее на мысль о своем теле. Была ли она слишком толстая или слишком худая, слишком маленькая или слишком высокая? Кто знает, каких предпочитает Таннер? Будет ли он разочарован, или его, наоборот, возбудит то, что у нее пышная грудь и бедра? Какие ему больше нравятся женщины — мягкие и полные или с крепкими и сильными руками и ногами? Опять же веснушки… Как у большинства рыжеволосых женщин, веснушками были осыпаны не только нос и щеки, но и грудь и плечи. Очаруют ли Таннера эти веснушки, или он посчитает их недостатком?

Фокс вздохнула. Господи, скорее бы эта ночь закончилась. А то она просто с ума сойдет.

Как она и предполагала, за ужином она едва смогла проглотить несколько кусочков.

— Похоже, я зря старался сделать этого кролика особенно вкусным, — заметил Пич, глядя, как Фокс ест без всякого аппетита.

— Все доедай, — посоветовал Джубал Браун. — Тебе понадобятся силы.

Ханратти и Браун тихо ржали до тех пор, пока, взглянув на Таннера, не умолкли и не уткнулись в свои тарелки.

Конечно, мужчины догадались, что сегодняшняя ночь будет особенной. И Фокс, и Таннер сияли чистотой и принарядились в городскую одежду. Таннер гладко зачесал волосы, разделив их пробором, а Фокс заколола свои в пучок на затылке. С таким же успехом они могли бы повесить себе на шею таблички, возвещающие: любовная связь начнется сегодня ночью.

После ужина Таннер разжег сигару, всем своим видом показывая, что он не торопится. Когда Фокс поняла, что он никуда не уходит, она тоже закурила. И хотя внутри у нее все дрожало от нетерпения, она понимала, что лучше дождаться захода солнца, до которого было еще не менее сорока пяти минут.

Пич предложил сыграть с кем-нибудь в шахматы или шашки, но желающих не нашлось. Выкурив сигару, он достал губную гармошку и исполнил несколько заунывных мелодий. Фокс остановила свой взгляд на далеких вершинах гор, чтобы ни на кого не смотреть, особенно на Таннера.

— А ты не можешь сыграть что-нибудь более веселое? — наконец не выдержал Ханратти.

Пока Пич обдумывал предложение Ханратти, Таннер протянул руку Фокс.

— Не хотите ли прогуляться? — неожиданно охрипшим голосом спросил он.

Несколько мгновений она разглядывала оранжево-красный закат, будто не решаясь взять его руку, но потом встала.

— Почему бы и нет? — Ее щеки были того же цвета, что и закат.

— Мне тоже не мешало бы прогуляться, — ухмыльнулся Джубал. — А ты как, Ханратти? Давай к ним присоединимся.

— Будет вам, — одернул его Пич. — Никуда вы не пойдете. Я вам сейчас сыграю что-нибудь танцевальное.

— Вы уверены, что не хотите потанцевать? — крикнул Браун вдогонку Фокс и Таннеру.

— Хотя это я рассказала им про все, мне тошно от того, что они все знают.

Было слышно, как Пич играет на гармошке, а Ханратти и Браун хохочут, но слов уже нельзя было разобрать.

— Они и так догадались бы. Вы были правы: в такой маленькой компании секреты невозможны.

— А мы далеко идем?

— Нет, еще пару минут.

Когда Таннер взял ее за руку, Фокс напомнила себе, что надо дышать. Поскольку она все еще не могла заставить себя смотреть на него, она взглянула на небо.

— А вон вечерняя звезда. Вы показали мне ее, когда мы были в лагере бандитов, помните?

Таннер рассмеялся:

— Вы можете определить, в каком месте появится Большая Медведица?

Конечно же, она могла. Каким бы она была проводником, если бы не обладала шестым чувством — безошибочно определять направление. Но она вдруг засмущалась, как девочка, и неожиданно соврала.

— Я не уверена, — каким-то не своим голосом сказала она. — Можете мне показать?

Таннер указал на небо. Фокс, затаив дыхание, сделала шаг в сторону, так что ее щека почти коснулась его плеча, и посмотрела по направлению его руки. Небо уже потемнело, и начали появляться звезды.

Но Фокс ничего не увидела. Все ее внимание было сосредоточено на том дюйме, который отделял ее спину от груди Таннера. Его рубашка пахла водой и мылом, и она чувствовала его дыхание на своих волосах, когда он опустил голову. Она закрыла глаза и молилась, чтобы у нее не подогнулись колени.

— Ваши волосы пахнут лимоном и солнцем, — пробормотал он и, обняв ее за талию, притянул к себе. С минуту он так и стоял, прижавшись щекой к ее голове.

Потом он осторожно повернул ее к себе и пальцем приподнял ее подбородок. Сердце Фокс встрепенулось, и она вздохнула. На этот раз поцелуй был нежным, неспешным.

Что изумило Фокс, так это то, что он ее не трогает. Не хватает ни за попку, ни за грудь, не набрасывается на нее, словно ему надо уложиться в две минуты и покончить с этим. Он целовал ее так, будто просто целоваться было само по себе приятным делом.

Он вдруг отстранил ее и, нахмурившись, спросил:

— Вы плачете?

— Нет, — ответила она, изо всех сил моргая. Ее так поразило, что он ее не тискает, что у нее и вправду навернулись на глаза слезы. — Я не плачу.

Таннер внимательно посмотрел на ее мокрые глаза и повел в густой ивняк недалеко от берега реки.

— Только бы найти вход. — Он зажег фонарь и высоко его поднял.

Кто-то — Таннер, разумеется, — срезал кусты почти до уровня земли, освободив проход в самую середину зарослей.

— Подождите минутку.

Фокс задержала дыхание и прислушалась к биению своего сердца. Хотя она знала, что сейчас происходит самое лучшее из того, что ее ждет, что их совместный приход сюда наверняка обернется разочарованием, все же ей хотелось, чтобы все продолжалось. Ей хотелось прикоснуться к его голой груди и посмотреть на его бедра. Ведь у мужчин такие красивые ноги — длинные, мускулистые и сильные.

В глубине зарослей забрезжил огонек. Фокс быстро проверила, не пробивается ли он сквозь густую листву, и поняла, что в лагере его не заметят.

Таннер появился перед ней и взял ее за плечи.

— Если вы передумаете… в любой момент… скажите об этом.

— Я не передумаю, — прошептала Фокс.

Он подвел ее ко входу в заросли, и она увидела, что источником света был фонарь, освещавший небольшое пространство круглой формы, напомнившее Фокс гнездо. Таннер срезал ветки и застелил ими землю. Поверх веток лежали одеяла и пара подушек.

— Как чудесно, — пробормотала Фокс. Воздух был наполнен ароматом свежесрезанной зелени, а за зарослями был слышен шум воды, стрекотание сверчков и кваканье лягушек.

— У нас есть кувшин кофе и вода. — Он склонился над корзинкой, которую она до этого не заметила. — Мистер Эрнандес испек пирожки с курагой.

Корзина с пирожками удивила ее. Интересно, когда он собирается все это съесть? Изысканные господа вряд ли поступают в подобных ситуациях так, как простые люди. В этом Фокс была абсолютно уверена. Мужчины, с которыми она была знакома, уже со всем покончили бы и отправились в салун пить виски. Они бы не стали тратить время на пикник. Им бы вообще это не пришло в голову.

Таннер сел на одеяла и достал кофейник.

— Хотите чашку кофе?

— Не откажусь.

Почему бы и нет, раз ничего другого не происходит? Фокс села напротив него. Она очень надеялась, что в свете фонаря она выглядит хорошо. Ведь благодаря свиному жиру ее кожа больше не шелушилась, а губы стали мягкими.

— Это должно было быть вино, — сказал он, чокаясь своей чашкой. — Какое-нибудь необычное вино.

Фокс облизала губы. Она начинала нервничать.

— Меня вполне устраивает кофе. Конечно, лучше бы это было виски. Мне никогда не приходилось пить вино, которое было бы необычным.

Улыбаясь, он поднял чашку и сказал:

— За незабываемую ночь!

— За незабываемую ночь, — повторила она. Пока ничего незабываемого не произошло, а ей так этого хотелось! — Мы сейчас будем есть пирожки?

— Если хотите. — Его взгляд остановился на расстегнутом вороте ее рубашки.

— На самом деле мне кажется, что вы передумали насчет нас. — Увидев удивление в его глазах, она поспешно добавила: — Я хочу сказать… это кофе и пирожки… Я думала, что мы пришли сюда, чтобы… ну, вы понимаете. Меня смущает… вы пришли сюда, чтобы… или чтобы пить кофе?

Фокс подняла руку колбу и выругалась про себя. Она гордилась тем, что всегда все называла своими именами, а тут вдруг не смогла заставить себя сказать «заниматься любовью» или «для секса». Все, что она смогла выдавить, — это «вы понимаете».

Таннер перехватил ее руку и поднес к губам.

— Мы не торопимся, Фокс. У нас вся ночь впереди. Боже милостивый. Никто еще не целовал ей руку, и даже в голову не могло прийти, что такое может с ней произойти. Или что ей это понравится. Когда он отпустил ее руку, она внимательно на нее посмотрела и опустила на колени.

— Я никогда не встречала таких, как вы.

«Может, он ждет, чтобы я поцеловала руку ему?» Она была бы не прочь. У него были большие руки красивой формы.

— А я никогда не встречал такой, как вы.

Кажется, это будет ночь сюрпризов. Фокс могла бы поклясться, что прочла в его глазах восхищение.

— Я думаю, что это не совсем обычный случай, когда такие люди, как вы и я, вдруг встречаются. — Но она слышала, что противоположности притягиваются. Этим можно объяснить то напряжение, которое возникает между ними, и то, что она с самого начала почувствовала, что ее к нему тянет.

— Меня кое-что заинтересовало в истории вашей жизни, которую вы мне рассказали:

Меньше всего ей сейчас хотелось говорить о своей жизни. Она нахмурилась:

— Что именно? — Она надеялась, что он услышал в ее голосе недовольство.

— Как вы узнали о том, что сделал ваш отчим? — Он налил ей и себе еще кофе. — И сколько вам было тогда лет?

— Мы с Пичем убежали, когда мне было без месяца тринадцать. Мы просто ушли однажды и не вернулись. Жили мы тем, что подрабатывали по мелочам в шахтерских поселках. Иногда мы возвращались в Сан-Франциско и работали на верфях.

Подняв голову, она посмотрела на небо. Звезд стало больше. Их гнездышко было уютным, спрятанным от остального мира.

— Вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать, мы оказались в Сан-Франциско, и однажды вечером я читала Пичу вслух газету и наткнулась на статью о своем отчиме. Я узнала фамилию.

В статье сообщалось, что богатый предприниматель Хоббс Дженнингс переносит свою контору в Денвер на территорию Колорадо. Но Таннеру Фокс об этом не сказала.

— Продолжайте. — Таннер растянулся на одеяле, заложив руки за голову.

— Вкратце дело было так. Мне стало любопытно. Мы с Пичем пошли в редакцию газеты и поговорили с автором статьи. Он знал все о моем отчиме. Рассказал нам трагическую историю о том, что его жена и дочь умерли в один день. — Фокс стиснула губы и помолчала. — И о том, что благодаря наследству жены он смог начать свое дело. Своих денег у него было мало. Он разбогател, когда женился на моей матери. Ее деньги позволили ему построить свою империю.

— А вы обращались к властям? Фокс пожала плечами:

— Вы думаете, что кто-нибудь мне поверил бы? Семнадцатилетней девушке, сбежавшей из дома и кочующей с чернокожим? — Она покачала головой. — Я проверила свою историю на журналисте, но он только рассмеялся. Посоветовал мне придумать какую-либо другую историю, поскольку эта не сработает. Он ни на минуту не поверил, что я была давно потерянной дочерью, восставшей из мертвых. Он решил, что я авантюристка, выдающая себя за истинную наследницу своей матери.

Шок от того, что ее ограбили, привел ее тогда в бешенство.

— Я отправилась к миссис Уилсон в надежде на то, что у нее есть доказательства, которые я могла бы предъявить. Моя мать послала ей письмо, в котором написала, что в случае ее смерти мой отчим станет моим опекуном и будет распоряжаться моими деньгами до достижения мной совершеннолетия. В случае, если отчим умрет раньше моей матери, опекуншей должна была стать миссис Уилсон, потому что она была единственной родственницей моей матери. Миссис Уилсон должна была бы положить деньги в банк на мое имя.

— Но письма уже не существует, — догадался Таннер.

— Миссис Уилсон не сочла нужным его сохранить. Она поверила отчиму, когда он заявил, что денег нет и что ему не на что воспитывать меня. К тому же он якобы считал, что лучше, если я буду воспитываться в семье своей родни. — Голос Фокс задрожал. — Так что никаких доказательств нет. Год спустя миссис Уилсон умерла. После этого не осталось никого, кроме Пича, кто мог бы поклясться, что я та, кто я есть на самом деле. Но никто никогда не поверит ни мне, ни Пичу.

Таннер сел и, придвинувшись к ней, обнял ее.

— Мне очень жаль, Фокс. С вами поступили нечестно. Она уткнулась ему в воротник, вдыхая свежий запах его кожи и дорогого лосьона. О Боже! Что может быть лучше мужчины, от которого так пахнет!

— Я не знаю, может ли это послужить утешением, но я верю, что рано или поздно человек расплачивается за свои грехи. Если не в этой жизни, то в следующей. Этот мерзавец заплатит за то, что сделал.

Ее глаза блестели в свете фонаря.

— О, я знаю, что заплатит. В этом нет никакого сомнения. Она об этом позаботится. Всадит пулю прямо в самое сердце Хоббса Дженнингса.

Но дальнейшего разговора о своей жизни ее нервы не выдержат. Дрожа от нетерпения, она опрокинула Таннера на спину и легла на него сверху.

— Не хочу, чтобы вы подумали, что я командую, хотя так оно и есть, но пришло время кончать болтовню и заняться… ну, вы знаете чем.

Его глаза заблестели, а лицо приняло такое выражение, которое у него всегда появлялось, когда он еле удерживался от смеха.

Узнав это выражение, она попыталась рассердиться. Это всегда помогало ей в щекотливые моменты.

— Я хочу сказать, что мы ведь для этого сюда пришли, не так ли?

— А что, мы отстаем от графика?

— Вы меня дразните.

Приподнявшись, он поцеловал ее в кончик носа.

— Мне нравится, как вы сегодня причесались. У вас чудесные волосы.

— О! Снова глупая болтовня. — Но это уже лучше. — Мне нравится болтать. Это забавно. — К тому же ей показалось, что события наконец движутся в правильном направлении.

Слегка коснувшись ее губ, он вынул из ее пучка шпильки, и волны густых рыжих волос скользнули по плечам и рассыпались по спине. Завороженный, Таннер взял одну прядь и потер ею щеку.

— Как шелк, — пробормотал он.

Фокс было рассмеялась, но, увидев его взгляд, осеклась. Внутри началась дрожь, которая, как она поняла, предвещала взрыв и землетрясение.

Он обнял ее и начал целовать, возбуждая в ней горячее желание. Поцелуи следовали один за другим. Она никогда еще не прикасалась к языку мужчины, но сейчас она сделала это, и ее словно молнией ударило. Она почувствовала вкус кофе и табака и чего-то еще, сладкого, и вся погрузилась в эти новые ощущения.

У обоих уже сбилось дыхание, когда Таннер начал стягивать с нее узорчатый жилет. Глядя ей в глаза, он отбросил его в сторону и расстегнул первую пуговицу рубашки.

— У меня везде веснушки. — Фокс сглотнула.

— Я уже догадался. — Он расстегнул еще несколько пуговиц, коснувшись при этом ее груди.

Никто не раздевал ее с самого детства. Поэтому сейчас она чувствовала себя как-то странно. Просто сидела и позволяла ему расстегивать рубашку, не зная, что делать с руками.

— Я тоже должна расстегивать твою рубашку?

— Если хочешь. — Нагнувшись, он поцеловал ее шею. Ворот был открыт, и был виден край сорочки. Она отдала бы десять лет жизни за крошечный кусочек кружевной отделки.

Обрадовавшись, что может занять руки, она начала дрожащими пальцами расстегивать его рубашку. Ее вдруг захлестнуло непреодолимое желание еще раз увидеть волосы на его груди. Когда грудь обнажилась, она провела по ней ладонью и с шумом выдохнула. Волосы были мягче, чем она ожидала, а кожа — о Господи! — кожа была горячей.

Когда он снял с нее рубашку, он долго смотрел на нее с таким выражением на лице, что она поняла: он не разочарован. Поэтому она осмелела, стянула с его плеч рубашку и подождала, пока он освободится от рукавов. Его тело оказалось упругим и мускулистым. Впрочем, она так и думала.

Она ожидала, что он снимет с нее сорочку, а он развязал тесемку, поддерживавшую ее брюки, а потом начал расстегивать пуговицы ширинки. У нее мурашки побежали по всему телу и закружилась голова.

Смеет ли она? Решив, что смеет, она негнущимися пальцами расстегнула ремень и верхнюю пуговицу его брюк. При этом она слегка коснулась его твердой плоти и тут же отдернула руку.

От смущения ее бросило в жар. Женщине в ее возрасте следовало бы быть более опытной, подумала она, а не такой нервной и робкой. Она хотела сказать ему об этом, но он закрыл ей рот поцелуем, и она забыла обо всем, кроме прикосновения его губ и ладоней, сжимавших ее плечи.

— О! — выдохнула она, когда он отпустил ее. Таннер уже поцеловал ее столько раз, сколько ее не целовали за всю жизнь. И эти поцелуи вызвали в ее теле гораздо более сильный отклик, чем те, которые она уже испытала или могла себе вообразить. Она смотрела на него в изумлении и смущении и ждала, что же необыкновенного он еще сделает.

Зажав ее ступню своими ногами, он стянул с нее сапог, отшвырнул его в сторону и, прежде чем снять другой сапог, поцеловал ей пальцы на ногах.

Он поцеловал ее ноги! Она не могла этому поверить. Ничего более эротического с ней никогда не случалось. Кому вообще такое могло прийти в голову? Только Мэтью Таннеру. Она была уверена, что ни один мужчина никогда не целовал женщине пальцы на ногах. Затаив дыхание, боясь пошевельнуться, она ждала, сделает ли он еще раз то же самое. Когда он поцеловал и другую ногу, она упала на одеяло и, глядя в звездное небо, подумала, что сейчас, в первый раз в своей жизни, потеряет сознание.

Возможно, так и случилось бы, если бы он не начал стягивать с нее брюки, а она, против своей воли и немало этому удивившись, приподняла бедра, чтобы помочь сделать это. И вот теперь она лежит перед ним на одеяле в одной сорочке и панталонах. Еще чуть-чуть, и она окажется совершенно голой!

Когда она наконец посмела поднять глаза, чтобы посмотреть, что он делает, она втянула в себя воздух и не выдыхала до тех пор, пока у нее не заболело в груди. Таннер стоял над ней в чем мать родила и протягивал ей руку.

Фокс и раньше видела голых мужчин, но только по частям. Ей приходилось видеть обнаженную грудь и ягодицы. А еще — ноги и даже иногда — мельком — то, что было у мужчин между ног. Но чтобы видеть все это одновременно и у одного мужчины — никогда!

Он был само совершенство. Как статуи при входе в библиотеку в Сан-Франциско. В мягком свете фонаря его кожа блестела, как мрамор. Бедра были крепкими и мускулистыми, живот плоским. Он почему-то казался выше ростом, чем в одежде, и являл собой какую-то природную силу, от чего она почувствовала себя маленькой и уязвимой.

Когда ее взгляд опустился ниже и она увидела угрожающее состояние его плоти, по ее рукам и ногам разлилась такая слабость, будто у нее растаяли кости. О Боже!..

Он нежно ее поднял, привлек к себе и начал целовать так, как никто ее еще не целовал. Поцелуи были глубокими и требовательными, воспламенявшими ее тело и душу. Они заставляли ее забыть, где они находятся и почему, они вытеснили из ее головы все мысли. Остались одни лишь ощущения.

Она едва обратила внимание на то, как он стянул ей через голову сорочку и отбросил ее, а она сама освободилась от панталон. Она хотела — нет, жаждала — прикоснуться всем телом к его горячей влажной коже. Впервые в жизни ей хотелось, чтобы мужские руки ласкали ее тело, чтобы каждое прикосновение вызывало в ней трепет предвкушения.

Не прерывая поцелуя, они опустились на колени. Фокс гладила его волосы, лицо, плечи. А когда он отстранился, чтобы взглянуть на нее, она сначала смутилась, а потом ее охватил восторг, когда она увидела в его взгляде восхищение и услышала, как он пробормотал:

— Как ты прекрасна. Ты воплощение красоты.

Конечно же, она была далеко не идеалом, но его слова привели ее в экстаз.

Обхватив ладонями ее груди, он большими пальцами провел по затвердевшим соскам. Закрыв глаза, Фокс выгнула спину. Она откинула голову, и из ее груди вырвался стон. Землетрясение внизу живота набирало силу.

Когда она открыла глаза, они уже лежали на одеяле, он нежно гладил ее по изгибам груди, талии, бедер. Она дрожала и открывала рот навстречу его поцелуям. Вожделение волнами прокатывалось по ее телу.

— Таннер, Таннер. — Его имя жгло ей губы, она извивалась под его руками, волосы разметались по подушке. — Пожалуйста…

Он приподнялся над ней, а она впилась пальцами в его бедра и поднялась ему навстречу. Крик восторга и облегчения вырвался из ее груди, когда он вошел в нее.

Глядя на нее сверху вниз, он двигался медленными равномерными толчками до тех пор, пока Фокс не обезумела, помогая ему руками и всем телом. Только когда он понял, в какое он привел ее состояние, он дал волю собственному желанию и ускорил темп и увеличил силу толчков. Он вел ее все выше и выше, пока напряжение не достигло такого накала, что она испугалась.

И в тот момент, когда она подумала, что взорвется, так оно и произошло и ей показалось, что она взмыла вверх в звездное небо.

Они лежали рядом, тяжело дыша, мокрые и блестящие от пота, с благодарностью вдыхая свежий ветер с реки.

— Никогда в жизни… — прошептала Фокс, когда наконец обрела дар речи, — я даже не представляла себе…

Таннер отвел от ее щеки влажную прядь волос.

— Ты просто чудо.

Она не знала, что ответить. С ней случилось что-то такое, чего нельзя было ни описать, ни объяснить. Ей никогда не приходило в голову, что между мужчиной и женщиной может существовать такая страсть, такой восторг. Она высмеяла бы любого, кто рассказал бы ей, что такое возможно.

Она приподнялась на локте и посмотрела на Таннера. Как жаль, что она не обладает достаточным красноречием, чтобы сказать ему, какое он сотворил чудо и какое благоговение вызвало у нее это чудо. Вместо этого она просто сказала:

— Это не было ужасно.

Рассмеявшись, он привлек ее к себе и стал целовать в лоб, нос, губы, подбородок.

— Хочешь холодной воды?

Фокс села и с восхищением стала разглядывать его ягодицы и бедра. И в это мгновение они услышали первые выстрелы.

Фокс вскочила, и оба они стали судорожно искать свои рубашки, брюки и сапоги. Таннер не забыл погасить фонарь перед тем, как они бросились бежать в лагерь.

Глава 13

Над лагерем пыль стояла столбом и какие-то большие черные тени мелькали на фоне костра. Фокс и Таннер добежали до своих лошадей, когда поняли, что это было стадо лосей.

Таннер схватил Фокс за руку и оттащил в сторону, опасаясь, что ее могут задеть выстрелы. Ханратти и Браун пытались выгнать лосей из лагеря, но выстрелы почему-то не достигали цели. Таннер не мог понять, в каком направлении они стреляли. По стаду? Поверх стада? Или в него и Фокс?

— Лоси! — воскликнула Фокс. У нее вдруг опустились руки.

Подождав, пока животные почти бесшумно — если учесть их огромные размеры и количество — промчались через лагерь и стрельба прекратилась, Таннер и Фокс приблизились к месту, где должен был быть костер, чтобы выяснить, какой нанесен ущерб.

Яма для костра была разворочена. Ханратти заливал питьевой водой языки пламени, вырывавшиеся из-под разбросанных во все стороны камней. Браун сбивал пламя попоной. Убедившись, что опасности пожара больше нет, а костер удалось восстановить, Таннер пошел посмотреть, что произошло со стоянкой.

Палатки были повалены, брезент порван, жерди сломаны. Седла были втоптаны в землю копытами, кожа разорвана в клочья, но похоже, что в остальном они могли еще послужить. Продукты и одежда валялись на земле. Несколько кастрюль были смяты и уже непригодны.

Золотые монеты, поблескивая в свете звезд, были разбросаны по всему лагерю и за его пределами.

Первой заговорила Фокс:

— Все в порядке? Никто не пострадал?

— Господи Иисусе. — Ханратти оглядел лагерь. — Все произошло так неожиданно. Мы сидели у костра и разговаривали, и вдруг нас окружило две сотни животных.

Джубал Браун поднял втоптанную в землю шляпу, с отвращением посмотрел на разорванные поля и отшвырнул ее. Подойдя к лежавшей на земле туше, он пнул ее носком сапога.

— Я жалею, что не уложил еще нескольких.

— А где Пич?

— Я здесь, Мисси. — Пич появился из темноты. — Наши животные все целы, но они страшно возбуждены и напуганы. — Он глянул на мертвое животное. — Что ж, завтра на ужин у нас будут отличные бифштексы из лосятины.

Таннер обнаружил банковские мешки возле того места, где стояла его палатка. Все, кроме одного, были разорваны копытами лосей. Куда бы он ни повернулся, везде были видны монеты. То, что ему предстояло, заставило его содрогнуться.

— Ну хватит, — сказала Фокс, когда все вдоволь насмотрелись на разрушения. — Пич, ты сможешь разделать тушу?

— Думаю, что сумею, — не слишком уверенно отозвался Пич.

— Хорошо. Надо найти фонари. Браун, начни приводить в порядок лагерь. А ты, Ханратти, помоги мне и Таннеру собрать монеты.

— Сейчас? В темноте?

Отыскать их и сосчитать займет несколько часов. — Она посмотрела на Таннера, и тот подтвердил ее слова кивком головы. — Мы не можем себе позволить потерять еще один день, так что придется поработать ночью. — Все смотрели, как она подняла с земли какой-то разорванный рукав, оторвала от него длинную полоску и перевязала волосы. — Начнем.

Таннер нашел небольшую жаровню и склонился над разодранными мешками. В них застряло много монет, и он пересыпал их в жаровню. По его подсчетам не менее одной тысячи восьмисот семидесяти пяти монет валялось где-то на земле. Он посмотрел на свои карманные часы.

— Сейчас десять тридцать пять, — ответил он на вопрос Фокс.

Она кивнула и отошла, держа в одной руке фонарь, в другой — таз для мытья посуды.

Таннер смотрел ей вслед. Она шла, покачивая бедрами. Рыжие кудри, схваченные в хвост, спускались по спине до самой талии. На минуту он представил ее такой, какой она была всего каких-нибудь полчаса назад — идеалом женской красоты. Если и была на свете женщина, которой не надо скрывать под бесформенной одеждой свою фигуру, так это Фокс.

Наполняя монетами жаровню, а потом еще и кастрюлю, выковыривая их из земли и подбирая на траве, он беспрерывно думал о Фокс.

Даже если бы она не сказала ему о своей неопытности, он понял бы, что она мало знала мужчин, а тот, кого она мельком упомянула, просто ею воспользовался. О таком дураке и вспоминать незачем, подумал он.

Фокс была самой чуткой женщиной из тех, кого Таннер когда-либо знал. Более чуткой, чем профессионалки, и менее сдержанной, чем приличные женщины. Она была мечтой каждого мужчины: красивая, открытая, готовая ублажать и страстная в своем желании. Он почувствовал возбуждение при одном воспоминании о прикосновении к ее упругому телу и о легком мускусном аромате ее кожи. Как же быстро пролетело время! Слишком быстро.

В час ночи он, Ханратти и Фокс в последний раз прошлись по лагерю, высоко подняв фонари и глядя в землю. Ханратти нашел две монеты, которые они пропустили, и они решили на этом закончить поиски.

— Дело пойдет быстрее, если вы с Джубалом будете считать монеты из одних кастрюль, а мы с Ханратти из других, — предложила Фокс, потирая поясницу.

— А вы доверяете мне считать монеты? — зевнув, спросил Джубал.

— Я буду за тобой следить. — Таннер улыбнулся одними губами.

Подсчет длился до трех часов утра.

— Не хватает тринадцати монет, — заявил Таннер. Фокс подняла фонарь, собираясь возобновить поиски, но он покачал головой. — Поищем утром.

Фокс села на траву и потерла глаза.

— Мы нашли одну тысячу и восемьсот шестьдесят две монеты. Я не верил, что это возможно.

— Нам не хватает только двухсот шестидесяти долларов. — Ханратти поднялся, расправляя спину и оглядывая лагерь, который Браун привел в относительный порядок.

— Только? — хмыкнул Джубал. — С каких это пор двести шестьдесят долларов пустяковая сумма? У тебя что, есть наследство, которое ты скрываешь?

— Заткнись. Поищу одеяло и завалюсь спать. — С этими словами Ханратти исчез в темноте. Джубал пошел за ним.

— Я слишком устала, — заявила Фокс, — чтобы думать о том, что нам делать с этими монетами дальше. Ведь все мешки разорваны.

— Прежде чем пойти спать, мистер Эрнандес сшил несколько новых мешков из палаточного брезента.

— В этом весь Пич, — улыбнулась Фокс. — Всегда делает то, что нужно, и без суеты. — Опустив голову и теребя полу рубашки, она сказала: — Сегодняшний вечер… то, что было до стрельбы и лосей…

Таннер обнял ее за плечи, чувствуя, как она устала.

— Ты была великолепна.

— Правда? — На него смотрели большие голубые глаза. — Мне показалось, что все делал ты, а я просто…

Он поцеловал ее и улыбнулся, когда она вздохнула.

— Я уже говорил тебе, что твой… ну, относительно попки очень удачен?

Она тихо рассмеялась и прильнула к нему.

— А имя у тебя есть?

— Фокс.

— А какое-нибудь еще? Или тебя так назвала твоя мама?

— Есть у меня имя, — неохотно призналась она. — Но я тебе его не скажу. Это одно из тех имен, которыми называют леди, а не таких, как я.

«Таких, как я». Ему было больно это слышать от нее. Она была умна, толкова, независима. Красива, бесстрашна и благородна.

Еще долго после того, как все уснули, Таннер сидел в темноте и курил, поглядывая на звездное небо. Он думал о своем отце, который ждет, чтобы он его освободил. О неоконченном проекте новой шахты, которым он занимался в Карсон-Сити. Но больше всего его мысли занимала Фокс.

Будет чертовски трудно расстаться с ней, когда они прибудут в Денвер.

Утром они нашли одиннадцать из недостающих тринадцати монет, после чего Таннер решил, что важнее отправиться в путь, чем потратить на поиски сорока долларов еще час. К тому же им пришлось ждать, пока Пич сядет на мула. Ребекка не привыкла к седлу и дважды сбрасывала Пича.

С болью в сердце Фокс наблюдала, как Пич каждый раз вставал с земли и медленно выпрямлялся.

— Ты в порядке, старичок?

Пич скорчил гримасу и потер бок.

— Начинаю чувствовать свой возраст. Неудивительно, подумала Фокс, если учесть, что ему пришлось перенести за последние два дня. Когда ему удалось наконец оседлать Ребекку, Пич поискал глазами связку, которую обычно вел за собой.

— Сегодня твоих мулов поведет Джубал. Я хочу, чтобы ты немного отдохнул и расслабился.

Пич закрыл глаза и кивнул, и Фокс забеспокоилась еще больше. День предстоял длинный, но, слава Богу, этот участок пути, насколько она помнила, был относительно легким.

Однако прямо перед ними возвышались огромные скалы. Фокс знала по опыту, что хребет Шелл-Крик перейти невозможно. Им придется обойти его с юга, а потом снова подняться на высоту. Взглянув на бледное лицо Пича и его согбенную фигуру, Фокс взяла связку мулов и проехала в начало процессии.

Стоянка дорого им обошлась. На переправе пострадал Пич, и они потеряли лошадь, а теперь у них не осталось ни одной палатки и очень мало продуктов и целой одежды. И они недосчитались двух золотых монет.

Спина у Фокс болела. Сколько еще раз им придется часами ползать по земле в поисках этих чертовых монет, спросила она себя. И сама же себе ответила: сколько надо, столько и будут ползать.

К полудню, поднимаясь все выше мимо зарослей полыни, они наткнулись на громадные образования известняка, которые никого, кроме Таннера, не заинтересовали. Все молча проглотили обед и отправились дальше, чтобы наверстать упущенное время.

На ночь они расположились лагерем на небольшой поляне, окруженной гранитными скалами.

— Иди и посиди, — приказала Фокс Пичу, увидев его усталое лицо и опущенные плечи. — Я распакую груз и найду все необходимое для ужина.

Пич не стал возражать, а лишь кивнул и сел на землю, прислонившись к стволу дерева.

— Что-то опять стало холодать, — сказал Ханратти после того, как они поужинали галетами и бифштексами из лосятины. — Похоже, снова пойдет снег.

— Еще далеко до того места, где мы могли бы купить палатки? — поинтересовался Браун.

— На том конце пустыни есть поселок, где мы, возможно, найдем все необходимое. — Точнее она не могла сказать. В этой части страны поселки иногда процветали, а иногда могли вдруг в течение шести месяцев исчезнуть. — Если мы будем продвигаться в том же темпе, как сегодня, доберемся до него примерно через неделю.

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит, — сказал Пич, с трудом вставая. — Руки-ноги затекли, — добавил он, увидев, что все за ним наблюдают. — И кашляю, что твой койот. Ничего страшного, скоро пройдет.

Фокс хотела было возразить, что ложиться еще слишком рано, что до заката еще далеко, но прикусила язык.

— Ты всегда говорил, что сон — лучший лекарь. Пич завернулся в одеяло и отвернулся от костра.

— Я беспокоюсь за него, — тихо добавила она. Приступы кашля и хрипы в горле у Пича не проходили.

Таннер встал и, прежде чем отойти в сторону, бросил на Фокс многозначительный взгляд. Фокс бросило в жар, но через минуту она последовала за Таннером. Они стояли под соснами на виду у Ханратти и Брауна, которые, впрочем, делали вид, что на них не смотрят.

Таннер протянул ей сигару.

— Мистеру Эрнандесу нужен постельный режим.

— Как же это устроить? — Мысль о болезни Пича сводила ее с ума.

— Да, постели нет, но мы могли бы найти поляну возле ручья и пожить там неделю. — Он увидел, что она собирается ему возразить, и поднял руку. — Но этого мы не можем себе позволить.

— Я знаю.

— Меня беспокоит, что мы не уложимся в срок.

— Мы уже почти на территории мормонов. Когда выйдем на равнину, мы наверстаем. Но я понимаю, о чем ты говоришь.

И Пич будет первым, кто согласится с тем, что мы не можем себе позволить неделю отдыха.

— А тот поселок, о котором ты говорила, мы не можем оставить там мистера Эрнандеса, чтобы он подлечился?

— Бросить Пича? — У нее сжалось сердце. Она затоптала сигару каблуком. — Я не могу этого сделать, Таннер.

Долгое время оба молчали.

— Давай подождем, пока не доедем до поселка. А там, если силы мистера Эрнандеса не восстановятся, мы можем спросить, что он хочет.

Это был честный компромисс, но Фокс он не понравился. Все же она кивнула.

Неожиданно Таннер провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Мне надо кое-что сказать. — Да?

— Мне хотелось бы проводить с тобой все ночи. — Шершавый палец коснулся ее губ. — Я хочу, чтобы ты это поняла. А еще хочу сказать, что слишком тебя уважаю и потому могу быть с тобой, только если мы будем наедине.

Она бросила взгляд в сторону костра и увидела, что Ханратти смотрит на них. Нахмурив брови, она кивнула:

— Согласна. — Но на самом деле она была страшно разочарована, потому что знала — у них впереди слишком мало шансов оставаться наедине.

— А пока… — Он отвел ее за толстую сосну и обнял. — Не вижу в том большого вреда, если я тебя поцелую.

Слава Богу. Каждый раз, когда она на него смотрела или думала о нем, она вспоминала его освещенное фонарем обнаженное тело и ее охватывало ощущение восторга.

Его губы коснулись ее рта, и где-то внутри у нее вспыхнуло пламя. Как хорошо было бы сейчас лечь рядом с ним, прижаться к его сильному телу.

Обхватив его руками, она положила голову ему на грудь.

— Таннер… То, что мы делали прошлой ночью… мне понравилось. — Она сама не ожидала, что сделает такое признание. — То, что ты делал… я ни о чем таком не знала. — Ей в голову не приходило, что мужчина может так долго держать себя в узде, чтобы ночь длилась вечно. — А мы съели пирожки с курагой? Я не помню.

Его тихий смех прозвучал над самым ее ухом.

— По-моему, нет.

Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его.

— Я надеюсь, что на нашем пути еще не раз будут заросли ивняка, — пробормотала она.

Они продвигались все дальше на запад по предгорьям, петляя между корявыми стволами деревьев с колючими шишками. Фокс где-то читала, что эти деревья могут жить сотни лет, и поделилась этим фактом с Ханратти, который сегодня вел за собой связку мулов Пича.

— Неужели? — равнодушно отозвался Ханратти, не проявляя никакого интереса. И добавил: — Нам уже неделю не попадаются индейцы.

Значит, он заметил, что индейцы где-то рядом, хотя и держатся на расстоянии.

— Мы на территории шошонов. Они нас не тронут, если мы их не будем провоцировать.

— Про всех индейцев так говорят, и, возможно, иногда так оно и есть.

Фокс искоса взглянула на Ханратти. Все они похудели во время путешествия, а Ханратти стал совсем тощим. У него даже щеки ввалились. Фокс обычно не обращала на это внимания, но он сегодня побрился.

— Сколько нам придется передвигаться по пустыне?

— Как только мы спустимся с высоты, нам начнут попадаться кактусы. Впереди у нас несколько жарких и пыльных дней. А почему ты спрашиваешь?

— Просто разговариваю. — Он замолчал, глядя, как между стволов пронесся кролик. — Знаешь, эта связь с Таннером кончится для тебя плохо.

— Я что-то не припомню, что спрашивала твоего мнения.

— Я думаю об обратной дороге в Карсон. Я предполагал вернуться с тобой и мистером Эрнандесом. Но к тому времени у тебя настроение будет — хуже некуда.

— Я не собираюсь возвращаться в Карсон! — отрезала она и поехала вперед. Но чем больше она думала о словах Ханратти, тем больше злилась.

Когда они остановились на ночь, она помогла Пичу, а потом, приказав Джубалу готовить ужин, обратилась к Ханратти:

— Я хочу с тобой поговорить.

Сегодня они немного спустились с высоты и снова оказались в зарослях полыни. Фокс повела Ханратти подальше от лагеря. Когда Ханратти ее догнал, она резко обернулась и ткнула его кулаком в грудь.

— Тебя не касается, что я делаю в свое свободное время. — Она приблизила к нему лицо, чтобы он увидел ее холодный взгляд. — Но на тот случай, если тебе кажется, что тебя это касается, знай, что о том, как кончится наша связь, мы с Таннером договорились еще до того, как она началась. Я знаю, как обстоят дела, и я согласилась. Больше я на эту тему говорить не буду, так что впредь не вмешивайся в мои дела. Понял?

Ханратти откусил кончик сигары и выплюнул его.

— Таннер вроде такой же, как мы, но он другой, Фокс. И то, что ты стараешься есть, как он, и все эти «пожалуйста» и «спасибо» не помогут тебе стать такой, как люди его круга.

Вот уж чего она не ожидала! Она надеялась, что Таннер заметил, что ее манеры стали лучше, но ей и в голову не приходило, что на это обратили внимание Ханратти и Браун и сделали соответствующие выводы.

— Человеку никогда не помешает измениться в лучшую сторону.

— Не знаю почему, но ты мне нравишься. И мне не по душе, что ты стала временной игрушкой в руках богатого человека. — Ханратти внимательно посмотрел на кончик сигары и пошел прочь.

— О чем это вы разговаривали? — спросил Таннер, когда они после ужина пошли прогуляться.

— Ханратти хочет присоединиться ко мне и Пичу, когда мы будем возвращаться в Карсон. — Она еще многого не рассказала Таннеру, да и не собиралась, и от этого ее настроение не улучшилось.

С мрачным видом Фокс оглядела окрестности. Абсолютно нигде нельзя было уединиться. Деревья стояли друг от друга на порядочном расстоянии, так что и поцеловаться было негде.

Надеясь, что от костра их не видно, она коснулась руки Таннера.

— Я думаю, что мы останемся в поселке на день-два, если, конечно, он еще существует. Нам надо кое-что купить. Может быть, там найдется доктор, который осмотрит Пича.

— А время позволяет нам задерживаться?

— Думаю, да.

— Может быть, в этом поселке есть гостиница? — Он в упор смотрел на ее губы.

У нее забилось сердце, и она сглотнула.

— В прошлый раз, когда я там была, гостиницы не было, но сейчас, возможно, есть.

Разговор с Ханратти напомнил ей причину, по которой ее с самого начала заинтересовала эта работа. У нее была цель. Оторвав взгляд от губ Таннера, она сорвала веточку полыни и поднесла ее к носу.

— Если мы не можем… ну, ты понимаешь, нам придется просто разговаривать. Ты, наверное, встретишься в Денвере со своим боссом, не так ли?

— Я надеюсь. — Он был явно удивлен вопросом. — Ты опять хочешь меня уверить в том, что Хоббс Дженнингс вор и негодяй?

— А как выглядит офис компании? У тебя там есть свой собственный письменный стол?

— Я не единственный инженер, работающий в компании. Когда мы в городе, нам предоставляются всякого рода удобства. Тебя это действительно интересует?

— Значит, здание большое?

— Не особенно. — Он наклонился, чтобы увидеть выражение ее лица.

— Полагаю, офис Дженнингса очень большой.

— Он владелец компании.

— И поэтому окружен телохранителями, не так ли?

— У него только секретарша. — Положив руки ей на плечи, он повернул ее к себе лицом. — Что ты сказала Ханратти? Он поедет с вами обратно в Карсон?

— Я, возможно, немного проболтаюсь в Денвере. — Таннер не поймет ее глупой шутки насчет «проболтаться». — Что бы я там ни делала, Ханратти не имеет к этому отношения.

— А что ты собираешься делать? — недоумевал Таннер. — Я предполагал, что вы с Пичем поедете обратно.

— Не беспокойся. Я помню, о чем мы договорились, и со мной у тебя не будет проблем.

— Я ни минуты в этом не сомневался. — Он отпустил ее плечи.

Фокс вымученно улыбнулась. Пусть он думает, что она его поддразнивает. Поскольку дальнейший разговор стал неприятным, она повернула обратно. Она не лгала, но иногда было трудно ходить вокруг да около правды.

В ту ночь она лежала в своем спальном мешке и, глядя в холодное звездное небо, думала о Хоббсе Дженнингсе. Она и представить себе не могла, что можно ненавидеть больше, чем она ненавидела его всю свою жизнь. Но после встречи с Таннером она возненавидела его так, что при одной мысли о нем у нее внутри все начинало гореть. Если бы Дженнингс не обокрал ее, она могла быть такой же, как Таннер, и их отношения были бы совершенно другими.

Ближе к рассвету она стала утешать себя мыслью, что получила важную информацию о Дженнингсе. Он не был окружен телохранителями. Ей нечего было опасаться, что ее пристрелят, прежде чем у нее будет шанс убить его.

Ветер дул не переставая. Ночью он был ледяным, а весь долгий день нес с собой жару и песок. Песок проникал повсюду — в одежду, в спальные мешки, в кофе и еду. Теперь по дороге попадались только пересохшие ручьи и им пришлось ограничить потребление воды. Растительность на холмах, которые они пересекали, была скудной. К тому же эти холмы были пристанищем тощих и голодных койотов, которые выли ночь напролет, приводя лошадей и мулов в состояние крайнего возбуждения. Ханратти и Браун забавлялись тем, что отстреливали гремучих змей, а потом, нанизав их на веревки, вешали себе на шею, как трофеи.

Через неделю этих мучений они устроили стоянку возле соляного озерца, служившего Фокс ориентиром для поворота на север.

— До поселка остался один день пути, — устало заявила она. Пич сварил что-то вроде супа из остатков лосятины. Все согласились, что варево было бы вкуснее, если бы на зубах не скрипел песок. Галеты были такими черствыми, что только слишком голодные люди могли отважиться их есть.

— Мисси. — Пич потер пыльное лицо. — Расскажи нам, там есть баня или поблизости какая-нибудь речушка?

Фокс перекинула косу на спину и мутными глазами проследила за тем, как с плеч сыплется песок. Волосы мужчин были такими пыльными, что казалось, будто они все вдруг поседели.

— А когда мы доедем до поселка, эта чертова пустыня останется позади? — Джубал скорчил гримасу, отпив глоток отвратительного кофе.

Фокс кивнула:

— Самое худшее уже позади. — От песка, проникшего под одежду, у нее чесалось все тело. Они вообще все чесались, будто у них были вши. — Пич, как ты себя чувствуешь?

— Перестань спрашивать меня об этом каждые десять минут! Сердитый ответ должен был бы успокоить ее, но Пич по-прежнему кашлял и передвигался очень медленно. Фокс раньше поддразнивала его, называя старичком, но после того, что с ним случилось, Пич на самом деле стал выглядеть стариком, и это ее пугало.

— Фокс решила, что мы останемся в поселке на два дня, — сказал Таннер, не спуская с нее глаз. — Отдых нам всем не помешает.

Не говоря уже о животных, которые много дней не могли вволю попастись и напиться воды. К тому же им надо было купить лошадь для Пича, палатки и провизию.

Глядя на Ханратти и Брауна, Таннер напомнил им о своем приказе.

— В лагере все время должно быть два вооруженных человека. — Его взгляд остановился на Брауне. — Если ты скажешь, что вернешься через час и к тому времени тебя не будет, можешь вообще не возвращаться.

Джубал промолчал, но вид у него был мрачный. Упершись ладонями в колени, Ханратти подался вперед и остановил свой взгляд на грязной посуде.

— Неужели я скоро не увижу ни одного перекати-поля?

У Фокс не было сил мыть посуду, но сегодня была ее очередь. Видит Бог, но песка для того, чтобы ее чистить, было достаточно. Песок прилип к лосьону, покрывавшему ее лицо. Вспомнив о Таннере, она вытерла лоб и щеки рукавом, а он, слабо улыбнувшись, собрал посуду и начал ее чистить. Фокс хотела было запротестовать, но потом махнула рукой.

Какой же он хороший человек!

Глава 14

Нарисованная от руки табличка гласила: «Ноу-Нейм. Население 186».

Расположенные вокруг маленького полуразрушенного городка ранчо поразили Таннератем, что живущие на них люди не потеряли оптимизма, стараясь отвоевать у природы ее скудные дары. Зелени, пробивавшейся сквозь заросли полыни, едва хватало на корм скоту. Некоторые участки были очищены для посевов, но пока трудно было определить, что же здесь будет расти.

Все же глаз радовали горный пейзаж и мелкая речушка, протекавшая на окраине безымянного городка. Осины и узколистные тополя давали тень, ограды и заборы задних дворов были оплетены вьющимися розами.

На первый взгляд город казался вымершим, но вскоре они услышали крики и вопли, и Фокс повела свой отряд на эти звуки.

Они вышли к полю, окруженному деревянными трибунами для зрителей. На длинном столе на блюдах под крышками лежали остатки пищи. В стороне возле импровизированного бара группой стояли мужчины со стаканами в руках и комментировали происходящее на поле. Вокруг трибун бегали дети и собаки.

Натянув поводья, Таннер остановился и в изумлении сдвинул на затылок шляпу. Такую занятную игру в бейсбол он в жизни не видел.

Ковбой на базе[2] был пьян и обзывал нецензурными словами питчера[3] — совершенно поразительное существо женского пола.

Это была крошечная женщина, не более пяти футов ростом, с горящими черными глазами, уверенно державшая в руках бейсбольную биту и бесстрашно смотревшая на ковбоя. У Таннера сразу же сложилось впечатление, что она сможет послать мяч через все поле и попадет именно в то место, куда хотела попасть. Таннеру вообще показалось, что, если такая женщина что задумает, она ни перед чем не остановится.

Пока женщина, не обращая внимания на крики, доносившиеся с трибун, готовилась к броску, Таннер отметил ее красное шелковое платье, которое было достаточно коротким, чтобы оно не мешало бежать и чтобы были»видны красные чулки выше сапог. Лиф был вырезан довольно низко, обнажив ложбинку между грудями.

— Господи! — восхищенно прохрипел Ханратти. — Если бы этот ковбой был трезв, ему никакой бейсбол не понадобился бы.

Таннер был с ним согласен. Даже взмокшая от пота и с выбившимися из замысловатого пучка темными волосами, это была поразительная женщина. Ему еще не приходилось видеть питчера в шляпе с перьями и рубинами вместо бейсболки.

Потом он заметил, что женщина возглавляла команду, состоявшую исключительно из молодых девушек. Они все были в укороченных платьях с глубокими вырезами, демонстрировавшими их несомненные прелести. Девушка на третьей базе подоткнула юбку за пояс, так что были видны ее колени в зеленых чулках, очевидно, привлекшие внимание судьи, который понемногу перемещался в ее направлении. Девушка, стоявшая в дальней части поля, держала в зубах сигару и с усмешкой наблюдала за перепалкой между ковбоем, который бежал ко второй базе, и девушкой, защищавшей эту позицию.

Девушки в женской команде казались моложе, чем питчер, но никто не мог с ней сравниться. Как и все жители Ноу-Нейма, Таннер не отрываясь следил за ней.

С горящими глазами, похожая в своем платье на факел, она развернулась и послала мяч через всю площадку.

— Беги на вторую! — заорали на трибунах.

Ковбой отшвырнул биту и бросился бежать, но столкнулся — лоб в лоб — с судьей.

— Черта с два!

Таннер улыбнулся и услышал, как Ханратти, стоявший рядом с ним, рассмеялся. Понаблюдать за такой игрой — это именно то, что им нужно. Таннер почувствовал, как уходят усталость и напряжение.

— Привет, путешественники. — Какой-то человек отделился от толпы и направлялся к ним. — Мэм.

Фокс передала связку мулов Пичу и подъехала к нему на своем мустанге.

— Меня зовут Фокс, я из Карсон-Сити. Это мистер Таннер, мистер Ханратти, мистер Браун и мистер Эрнандес. Мы направляемся в Денвер. Я заметила, что в городе нет гостиницы, поэтому не будете ли вы возражать, если мы на пару дней остановимся лагерем около реки?

— Можете оставаться, сколько вам будет угодно. — Голос незнакомца был дружелюбным, но взгляд — настороженным. — Я Говард Лафферти, мэр Ноу-Нейма. Я говорю так, потому что мы еще не решили, как назвать наш городок.

Судья на площадке крикнул:

— Третий мяч!

В ответ кто-то из женщин прокричал:

— Да он не знает, что с двумя делать, не говоря уже о третьем.

На трибуне раздался хохот.

— Вы можете расположиться вон там. — Лафферти указал на скопление повозок и лошадей, привязанных в тени нескольких тополей. — После игры все разъедутся. А пока… у нас осталось кое-что из еды и пиво. Похоже, поесть вам не помешает.

Фокс замялась, но, увидев выражение надежды на лицах своих спутников, сказала:

— Мы вам очень благодарны. Если вы подождете, пока мы привяжем лошадей, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу провизии, а также узнать, есть ли в Ноу-Нейме врач? — Сейчас Пич с интересом наблюдал за игрой, но всего час назад у него был такой сильный приступ кашля, что Фокс боялась, что он упадет с мула.

Лафферти проводил их до тополей, разговаривая по дороге с Фокс. Таннер в это время — думал о золоте. Ханратти и Браун будут сторожить мулов, если он им прикажет, но потом будут несколько дней дуться.

— Я останусь с животными, — сказал он и увидел, как повеселели его охранники.

Но Фокс и слышать об этом не хотела.

— Идите посмотрите игру. Меня бейсбол не интересует. — Можно подумать, что их он интересует! — Кто эта женщина в красном платье? — спросила она у Лафферти.

— Ее зовут Барбара Робб. Она хозяйка лучшего борделя к востоку от Сан-Франциско. — Лафферти внимательно посмотрел на мужчин. — У нее свои правила, и не советую вам их нарушать. Если вам, парни, захочется посетить ее заведение, вам сначала придется сходить в баню, чтобы помыться и побриться.

— Видимо, в городе дела идут неплохо, если вы можете позволить себе бордель? — удивился Таннер.

— Сынок, в округе несколько поселков. К миз Робб клиенты валом валят из самых дальних мест. Без нее у нас не было бы школы, а раз в месяц к нам не приезжали бы актеры. Не было бы ни библиотеки, ни тюрьмы. Она на все дает деньги. Если бы миз Робб уехала, этот город опустел бы за неделю. Она поразительная женщина. Она могла бы организовать собачьи бои, уж вы мне поверьте.

— А она сама… э… обслуживает клиентов? — осмелился Ханратти.

Лафферти был явно шокирован.

— Конечно же, нет! Если вы положите глаз на миз Робб, вам придется иметь дело с ее пианистом. Хотя по виду кажется, что Норвуду не справиться с таким большим парнем, но вы и моргнуть не успеете, как он перехитрит вас. Он огорошит вас таким потоком слов, что вы потеряете способность думать. А к тому времени как вы сообразите, что же он сказал, вы уже окажетесь на улице и без своих пистолетов.

— Ну надо же! — проворчал Браун. — Так кто же из нас останется здесь с Фокс?

Фокс опередила Таннера с ответом:

— Думаю, что на этот раз мы изменим наше правило насчет того, что в лагере должны оставаться двое вооруженных мужчин. — Посмотрев на хмурое лицо Таннера, она добавила: — Мы только что сюда приехали, и никто из местных наверняка еще не решил, стоит нас грабить или нет. А взять у нас нечего. — Эта реплика была предназначена Лафферти. — Кроме того, отсюда все поле видно как на ладони. Сомневаюсь, что у нас возникнут неприятности. Отведите животных на водопой, а потом отправляйтесь все смотреть игру и пить пиво.

Таннеру все это не понравилось, но в том, что она сказала, был смысл.

К тому моменту, когда мужчины вернулись на трибуны, женщины были на подаче. На доске было написано мелом: ковбои — 5, шлюхи — 3. Таннер глотнул пива и огляделся. Барбары Робб не было видно. Зато его внимание привлекли люди на трибунах.

Толпа была разношерстной: фермеры, ковбои, лавочники, три индейца, сидевшие немного в стороне, и четверо мужчин, одетых с ног до головы во все черное. Каждый из них был с тремя или четырьмя женами, тоже в черном, и такими же угрюмыми. Женщины не смотрели на площадку, а возились с детьми и собаками.

Таннер уже не в первый раз встречался с мормонами, и поэтому их поведение его не удивило. Они совершенно очевидно не одобряли игру и все же пришли, чтобы понаблюдать за ней.

Ближе всех к индейцам сидел седовласый плотный мужчина, а около него — Говард Лафферти, который что-то ему говорил. Через минуту оба встали, толстяк поднял с земли саквояж, и они направились к тому месту, где Таннер оставил Фокс.

Стоявший рядом с Таннером Пич вздохнул и поставил кружку.

— Я пообещал Фокс, что, если мистер Лафферти найдет доктора, я подчинюсь. — И, бормоча себе что-то под нос, Пич побрел по проселочной дороге мимо поля.

Таннер снова обратил свой взор на площадку и увидел Барбару Робб, разговаривавшую с высоким красивым мужчиной, скорее всего с тем пианистом, о котором говорил Лафферти.

Таннер смотрел на них, а сам думал о том, что отсутствие в Ноу-Нейме гостиницы может обернуться благом.

Доктор вытер руки о мокрое полотенце.

— У меня для вас плохие новости, мистер Эрнандес. Боюсь, что это чахотка.

Фокс непроизвольно зажала рот ладонью.

— Вы ошибаетесь, доктор. Он упал в ледяную воду, и поток протащил его по камням. У него простуда и еще остались синяки и царапины, только и всего. И это неудивительно.

— Я в этом не сомневаюсь, мисс, но у мистера Эрнандеса туберкулез. Кровь в мокроте, усталость, бледность… Ему нужен длительный постельный режим и абсолютный покой. Тем более в его возрасте…

Фокс в бессилии опустилась на пенек.

— Длительный постельный режим. — Она глянула на Пича. Еще никогда она не видела его таким уставшим и удрученным. — Почему ты не сказал мне, что у тебя кровь, черт возьми?

— Я не смог с этим ничего поделать, Мисси. — Пич пожал плечами и застегнул рубашку. — Я испробовал все лекарства, которые были в моей аптечке.

— Вы производите впечатление разумного человека, мистер Эрнандес. Я настаиваю на том, чтобы вы прислушались к моему совету. — Док Эванс встал и взял свой саквояж.

— Сколько я вам должна?

— Пятьдесят центов.

Фокс была слишком огорчена, чтобы возмутиться таким большим гонораром, и молча заплатила доктору.

Так же молча они с Пичем сидели на траве, когда доктор ушел, чтобы досмотреть игру в бейсбол, и маленькими глотками пили пиво, которое прислал им Таннер. Тишину нарушали лишь жужжание насекомых, гул голосов и взрывы хохота, доносившиеся с поля.

— Что еще посоветовал доктор?

— Ничего такого, чему я собираюсь следовать. — Пич прислонился к колесу какого-то фургона.

— Не глупи. Что он сказал? Пич открыл один глаз.

— Неужели ты думаешь, что я останусь здесь в чужом доме, в чужой постели и отпущу тебя в Денвер одну?

— Я останусь с тобой.

— Нет, не останешься. Тебя наняли на работу, и если я учил тебя правильно, ты сдержишь слово, данное мистеру Таннеру. Это означает, что ты доставишь его и его золото в Денвер. От этого зависит жизнь его отца.

Они молча посмотрели друг на друга.

— Я знаю, что такое чахотка. Она убила мою мать.

— Никто не живет вечно. — Пич встал. — А теперь давай займемся лагерем.

Сильный приступ кашля согнул Пича пополам. Но прежде чем он успел сунуть в карман носовой платок, Фокс увидела на нем яркое пятно крови.

— Если ты умрешь, старичок, я не знаю, что со мной будет.

— Зато я знаю, — улыбнулся он и вытер со лба пот. — Я не останусь здесь, в этом Ноу-Нейме, и разговор окончен.

— Но ты не сможешь отдыхать по дороге. По-моему, сейчас ты это уже понял. — В ярости она пнула ногой седло, под которым было спрятано золото.

— Мисси?

Что-то в его голосе заставило ее поднять глаза. Он раскрыл ей свои объятия.

Фокс бросилась к нему, крепко обняла и уткнулась лицом ему в шею.

— Я этого не вынесу, — прошептала она в отчаянии.

— Я знаю.

— Ты ведь не бросишь меня до того, как я убью Хоббса Дженнингса? Я на тебя рассчитываю.

— Я буду с тобой. — Он погладил ее по спине и дернул за косу. — Если только ты не передумаешь.

Она ударила его кулаком по спине.

— Я ни за что не передумаю, так что не рассчитывай на то, что это будет твое последнее предсмертное желание. — Она заставила себя отпустить его, потому что ей хотелось верить, что он не настолько похудел, как она почувствовала, обнимая его. — Док Эванс всего-навсего деревенский лекарь. Что он понимает? Ты поправишься, я в этом уверена.

— Я тоже. Просто это займет немного времени.

— Я сама здесь все сделаю, — сказала она, заметив, что Пич смотрит на мулов, — а ты сейчас иди прямиком в баню. Полежи подольше в горячей воде, и ты почувствуешь себя лучше.

Когда Пич медленно поплелся по дороге, а потом скрылся из виду, Фокс села на берегу реки и, обхватив руками колени, прижалась к ним лбом. «Господь милосердный! Сделай так, чтобы он поправился. Я сделаю все, что ты попросишь».

Они поужинали остатками пикника, любезно предоставленными гражданами Ноу-Нейма. Таннер отпустил Ханратти и Брауна помыться и осмотреть городок.

— В котором, если верить Говарду Лафферти, один салун и один бордель, — уточнил Таннер, когда Ханратти и Браун покинули лагерь.

— А кто выиграл матч? — Фокс отхлебнула кофе, хотя сейчас ей не помешало бы виски.

— Ковбои. — Таннер подсел поближе к Фокс и обнял ее за талию. — А что сказал доктор по поводу мистера Эрнандеса?

Фокс положила голову на плечо Таннеру.

— Разве можно доверять мнению доктора такого захудалого городка? Если бы он чего-то стоил как врач, он работал бы в большом городе, где мог бы заработать.

— Значит, новости были плохими?

— Пичу становится лучше с каждым днем, — твердо заявила она. — До тех пор, пока он может выполнять свою работу, беспокоиться не о чем.

Она скажет ему правду, когда будет готова.

— В здешней конюшне есть лошадь для продажи. Завтра пойду посмотрю. Лафферти уверил меня, что в магазине есть почти все, что нам нужно.

— Он сказал мне то же самое. Я уже составила список. — Голос у нее был усталый. — Мне жаль, что здесь нет гостиницы.

— Я как раз хотел поговорить с тобой об этом.

Она вымыла лицо в реке, но ее волосы все еще пахли пылью, а одежда была в песке. Таннер подумал, что большинству женщин кажется трагедией, если они заметят какое-нибудь даже малозаметное пятнышко на платье. А Фокс — пыльная или только что из ванны — была привлекательнее любой из тех женщин, которых он когда-либо знал.

— Выкладывай.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы провести ночь в борделе?

— Я никогда не была в борделе, но признаюсь, что мне всегда было любопытно узнать, что это такое.

— Я поговорил с Барбарой Робб. Она даст нам комнату с отдельным входом. Если ты согласна, — добавил он неожиданно охрипшим голосом.

— Я согласна, — прошептала она и подставила губы для поцелуя.

Таннер поцеловал ее, и его словно током ударило. Это было совершенно необъяснимо: почему только одна женщина среди всех остальных может воспламенить мужчину?

Они были такие разные по социальному положению и темпераменту, и все же она притягивала его, как до нее ни одна другая. Она могла быть самой вредной женщиной на свете, а в следующую минуту так на него взглянуть, что у него дух захватывало. Ее упрямство сводило его с ума, а редкие проявления незащищенности вызывали боль в сердце. Он не помнил, чтобы когда-либо так восхищался женщиной.

— Ты беспокоишься о своем отце?

— Каждый день.

Больше всего его расстраивало то, что отец наверняка считает, что сын его подведет. Таннер всегда чувствовал, что отец удивлен его успехами. На сей раз Таннер надеялся передать похитителям деньги до срока и тем самым избавить отца от тяжелого испытания хотя бы на несколько дней раньше.

— Мы доставим золото вовремя.

Они молча сидели, обняв друг друга и слушая храп Пича, доносившийся из его спального мешка.

— Я люблю этого старика, — прошептала Фокс.

— Я знаю. И верю, что с ним все будет хорошо. — Таннер постарался придать своему голосу уверенность. Но уверен он не был.

Следующий день был для всех полон забот.

Таннер купил лошадь для Пича, а Фокс отправилась в магазин за новыми палатками и запасом продуктов. Оба они выкроили время для того, чтобы сходить в баню. Пич почистил всех животных и подлечил тех, кто пострадал во время переправы через поток. Все это заняло у него много времени, потому что ему приходилось отдыхать, прежде чем приняться за следующее дело. Ханратти и Браун паковали вещи и продукты, которые купила Фокс, и лечили похмелье бесчисленными кружками крепкого черного кофе. Накануне они выпустили пар и уже не протестовали против того, чтобы остаться в лагере сторожить золото.

С наступлением темноты Таннер повел Фокс в бордель — внушительное трехэтажное здание на окраине Ноу-Нейма. Как он и договорился с хозяйкой, они вошли через отдельный вход и поднялись наверх, никого не встретив.

Не успел Таннер закрыть за собой дверь, как Фокс бросилась в его объятия.

Почти всю небольшую комнату занимала кровать. Был еще стул и низкий стол с тазом для умывания, рядом с которым стояла заказанная Таннером бутылка виски.

Фокс повесила шляпу на крючок и стала рассматривать висевшую на стене картину в раме, на которой была изображена женщина с обнаженной грудью.

— Что ж, — сказала она, густо покраснев, — вот мы и пришли.

Улыбаясь, Таннер повесил свою шляпу рядом со шляпой Фокс и снял жилет. Потом подхватил на руки Фокс и бросил ее на кровать.

Глаза Фокс сначала округлились от удивления, но потом она рассмеялась:

— Как это понимать? Помоги мне хотя бы снять сапоги! Неловкость прошла. Он схватил ее за ногу, стянул сапог и швырнул его себе за спину. Туда же полетел и другой сапог. Свет лампы рядом с кроватью окрашивал ее лицо в золотистые тона.

— Какая ты красавица.

— Вовсе нет, — возразила она, глядя на свои голые ступни.

— Для меня ты красавица.

Сегодня ее глаза были синими, как васильки, слегка загорелая кожа гладкая, как атлас. Он знал, что под этой безразмерной рубашкой и подтянутыми тесемкой брюками было соблазнительное женственное тело. Его сразу же охватило вожделение, но он стиснул зубы и приказал себе не торопиться. Вряд ли им представится другая возможность провести вместе целую ночь в настоящей постели.

— Ты собираешься целовать мои пальцы? — смущенно спросила она.

— Я их съем один за другим.

— О Боже! — Она приложила руки к груди, притворяясь, будто теряет сознание.

А Таннер сел рядом с ней на кровать и, развязав ленту, начал медленно, прядь за прядью расплетать косу. Тяжелые шелковистые волосы заструились у него между пальцами, словно языки пламени. Когда коса была расплетена, Фокс прислонилась к нему спиной, и он почувствовал, что она дрожит всем телом.

Таннер не ожидал, что она так сядет — спиной к его груди, — но это неожиданное проявление нежности и доверия поразило его. Ему вдруг захотелось сказать ей, что он еще никогда не чувствовал такой близости с женщиной. Сейчас он хотел бы положить весь мир у ее ног, дать ей все то, чего она была так долго лишена.

— Чего мне действительно хочется, так это стаканчик виски. — Опять она словно читала его мысли. Обернувшись, она обвила руками его шею и засмеялась. — Разве в борделе клиентам не полагается виски?

— Придется подождать! — прорычал он, расстегивая рубашку. Видимо, он сказал именно то, что она хотела услышать, потому что опустила голову, улыбнулась и стала помогать ему раздеться, причем сделала это гораздо быстрее, чем ему удалось справиться с ее одеждой.

Как же она хороша, подумал он. У нее были формы богини. Полные тяжелые груди, тонкая талия, пышные бедра — все было предназначено для того, чтобы мужчина почувствовал себя на верху блаженства. При ее небольшом росте у нее были длинные сильные ноги, а щиколотки были такими изящными, что он мог бы обхватить их большим и средним пальцами. Желание, такое сильное, что он содрогнулся, охватило его.

Их сплетенные тела упали на постель, губы вдруг стали требовательными, руки — беспокойными.

Фокс отвечала на его поцелуи, а ее руки скользили то по его лицу, то по плечам, прижимая его к себе в порыве страсти.

Таннер целовал ее шею, груди, пробуя на вкус ее кожу, вдыхая ее аромат и неповторимый запах секса. Она извивалась, дергала его за волосы, хватала за плечи, но он не хотел торопиться. Поглаживая ее талию и бедра, он скользнул губами вниз по ее животу.

— Таннер, что ты?..

Она запнулась и тихо вскрикнула, когда он нашел самую середину ее нежной плоти и просунул язык во влажный клубок каштановых волос. Стараясь не думать о своей бунтующей плоти, он целовал ее и занимался с ней любовью, пока из ее груди не вырвался крик изумления и восторга.

Только после этого он подтянулся наверх и с силой вошел в нее. Она смотрела на него замутненными глазами и трогала его губы дрожащими пальцами. А потом выгнула спину ему навстречу, отдаваясь полностью.

У него еще никогда не было такой женщины, как она.

Глава 15

Фокс была слишком возбуждена и никак не могла заснуть. Она встала, натянула брюки и рубашку и перевязала лентой волосы. Стараясь не разбудить Таннера, она поцеловала его в лоб и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. В коридоре она постояла, прислушиваясь. Снизу доносились звуки пианино. Она спустилась по лестнице и оказалась в просторной пустой гостиной.

Обитая красивой материей мебель была сгруппирована небольшими островками, которые могли быть отделены занавесками, если надо было уединиться. Пол был застлан толстыми турецкими коврами, повсюду начищенные до блеска медные пепельницы. Простенки между окнами занимали зеркала, на которые Фокс не обратила никакого внимания. Зато ее заинтересовали картины, на которых были изображены роскошные женщины.

Везде преобладал красный цвет. Стены были обклеены красными с золотыми вензелями обоями. Цвет обивки варьировался от темно-красного до бледно-розового. Фокс решила, что гостиная» выглядит именно так, как она себе ее представляла, — роскошная громоздкая мебель, медь, золото и хрусталь и все — красное.

— Как вас зовут? — Пианино стояло на небольшой эстраде, а человек, перебиравший клавиши, улыбался. — Я знаю мелодии, которые подходят к каждому женскому имени.

— Фокс.

Внимательные голубые глаза блеснули в свете люстры, висевшей под потолком.

— Такого я не знаю. А вы любите музыку Стивена Фостера?

Фокс понятия не имела, кто такой Стивен Фостер, но когда пианист извлек из клавиш первые такты песни «Дженни с каштановыми волосами», она кивнула. На нем был серебристый жилет, белая рубашка и красные резинки на рукавах. Во время бейсбольного матча его голова была прикрыта шляпой, но теперь Фокс увидела седину на висках. Он был привлекательным мужчиной.

— Я могу вам чем-нибудь помочь? — раздался сухой, неприветливый голос.

Фокс повернула голову. Рядом с пианино, за столом, на котором лежали какие-то папки и бумаги, сидела Барбара Робб. На ней был шелковый халат необыкновенного зеленого цвета, какого Фокс в жизни своей не видела. У Норвуда на каждом пальце было по золотому кольцу, но миз Робб драгоценности были не нужны. Даже с распущенными волосами и без всякой косметики ее выразительное лицо было необыкновенно красивым.

— Я не могла заснуть, — почувствовав себя глупо, пробормотала Фокс.

Миз Робб внимательно на нее посмотрела, кивнула и подозвала к себе.

— Понимаю, вам стало интересно. Но надо было спуститься пораньше. А сейчас здесь ничего не происходит.

Фокс села на предложенный ей миз Робб стул.

— А бордель — это прибыльное дело?

— Очень. — Миз Робб придвинула Фокс бутылку виски и стакан. — Налейте себе. А каким лосьоном вы пользуетесь? — неожиданно поинтересовалась она.

А женщина не глупа, подумала Фокс. Ведь после стольких дней в пустыне у Фокс должен был быть темный загар, обветренные щеки и потрескавшиеся губы.

— Свиным жиром, — призналась Фокс, — и какой-то смесью, которая защищает от солнца.

Я могу вам предложить кое-что получше свиного жира. — Барбара Робб провела рукой по своему ухоженному лицу. — Вы не похожи на женщину, которая интересуется лосьонами для лица…

Фокс налила себе виски и вдруг сказала:

— Через несколько недель я должна выглядеть как леди. — И добавила в надежде: — Вы знаете, как этого добиться?

— Знаю больше, чем вы думаете. — Она стала загибать пальцы. — Вы ходите слишком большими шагами, как мужчина. Не надо. Делайте маленькие шажки. Не пейте и не курите. Не ругайтесь. Вместо «Черт возьми» говорите «Бог ты мой!» или «О звезды!». Всегда уступайте мужчинам. — Они услышали, как засмеялся за их спиной Норвуд. — Никогда не сидите нога на ногу, скрещивайте только щиколотки. Скромно опускайте глаза. Никогда не повышайте голоса. Никогда не выставляйте напоказ хотя бы дюйм вашей кожи ниже горла и выше запястий. И всегда — слышите, всегда! — носите корсет.

— Как много запретов, — пожаловалась Фокс и залпом выпила виски.

Миз Робб пожала плечами и подавила зевок.

— Из этих запретов и состоит приличное поведение.

— Могу я задать вам личный вопрос?

— Смотря какой.

Фокс бросила через плечо взгляд на Норвуда и тихо спросила:

— Предположим, есть мужчина. И когда он на тебя смотрит, у тебя начинает бешено колотиться сердце…

Миз Робб тоже посмотрела на пианиста.

— И ты чувствуешь, как будто тебе нужно одно-единственное в твоей жизни, и ты… — Фокс почувствовала, что краска залила ей щеки. — Ну, вы понимаете…

— Пожалуй, да. — Губы миз Робб дрогнули в еле заметной улыбке.

— Но у них нет будущего. — Облизнув губы, Фокс сложила руки на коленях. — Что лучше — взять то, что сделает тебя счастливой на короткое время, и при этом знать, что потом тебе будет больно, или отказаться от всего с самого начала?

— Если жизнь предлагает тебе что-то хорошее, надо его брать.

— Даже если знаешь, что это убьет тебя, когда все закончится?

— Даже тогда.

Ей будет больно, когда придется расстаться с Таннером. Но только до тех пор, пока она не убьет Хоббса Дженнингса и ее за это повесят.

— Спасибо. Это то, что я хотела услышать. — Она облегченно вздохнула. — А теперь предположим, что ты хочешь, чтобы этот человек никогда тебя не забыл. Чтобы вспоминал каждый раз, когда будет смотреть на другую женщину…

Барбара наклонилась к Фокс так, что их головы оказались совсем рядом, и начала шептать ей на ухо. Глаза Фокс раскрывались все больше и больше. Потом она откинулась на спинку стула и воскликнула:

— Я должна делать все это? — Миз Робб кивнула с серьезным видом, а Фокс расхохоталась. — Боже праведный!

Ближе к утру она разбудила Таннера, лизнув его в ухо. Потом провела рукой по его груди, потом ниже, пока не нашла то, что искала. Юркнув под одеяло, она соскользнула вниз, осыпая его тело быстрыми поцелуями и покусывая. А потом привела в действие совет миз Робб.

Когда два часа спустя они покинули бордель, у Таннера было такое ошеломленное выражение лица, что Фокс не могла удержаться от смеха.

Фокс прижала к себе его локоть и проговорила:

— Я никогда не подумала бы, что смогу сказать тебе такую вещь, но мне понравилось то, что я с тобой делала.

— Покинув Ноу-Нейм, они свернули на северо-восток и снова оказались в горах. После долгого пути Фокс нашла долину между двумя горными кряжами. Они остановились у построенного мормонами форта Баттермилк.[4] Спасибо. — Фокс поблагодарила улыбавшуюся ей пожилую женщину. Она терпеть не могла пахту, но заставила себя выпить стакан и подумала о том, что все женщины, которых она здесь видела, были одного возраста. Потом она сообразила, что молодых женщин и девушек запирают по домам, когда в форте появляются незнакомые мужчины. То, как Ханратти и Браун прочесывали жадными взглядами территорию форта, свидетельствовало о том, что предосторожности избавили этих женщин от многих неприятностей.

— У них здесь столько женщин, что могли бы уступить парочку нам на ночь, — пробурчал Браун.

— Переживешь! — отрезала Фокс. — Между прочим, сегодня твоя очередь готовить ужин.

Лагерь они разбили за стенами многолюдного форта на большом зеленом лугу, где уже вовсю пробивалась весенняя трава.

— А где мистер Эрнандес? — спросил Таннер у Фокс, когда все спешились.

— Помнишь, мы проезжали мимо горячего источника? Я посоветовала ему остановиться и немного полежать в горячей воде. Его косточкам такая ванна не помешает. А может, и кашель пройдет и ему станет легче дышать.

Она заметила, что Таннер всю дорогу не спускал с нее глаз, да и сейчас смотрел с удивлением. Убедившись, что рядом не было Ханратти и Брауна, он погладил кончиками пальцев ее щеку.

— Ты вчера была просто великолепна. Я не перестаю думать об этом.

— Я хотела, чтобы ты меня запомнил, — робко призналась она и смутилась.

— Я никогда тебя не забуду, — пообещал Таннер.

Он ее не забудет. И в какой-то степени она благодарна за это Барбаре Робб. Но он только подтвердил то, что ничего не изменилось, хотя Фокс очень на это надеялась. Они распрощаются в Денвере. Она криво усмехнулась и отошла прочь.

Перед рассветом она проснулась от грохота выстрелов и, скинув спальный мешок, схватилась за ружье. Выстрелы доносились со стороны форта. В кромешной темноте они подбежали к воротам и заняли позицию у подножия стен, так чтобы пули пролетали у них над головами.

— Это юты, — определила Фокс, когда мимо нее на полном скаку промчался индеец. Но в темноте и в облаке пыли, взметнувшейся из-под копыт его мустанга, она не поняла, попал ли в цель ее выстрел.

— Почему ты в этом уверена? — перекрикивая грохот стрельбы, спросил Таннер.

— Видела мельком их волосы и одежду. И то, как раскрашены их лошади.

Час спустя, когда занялся рассвет, индейцы скрылись и пыль осела. Четверо ютов лежали распростертыми на земле. Фокс опустила ружье и потянулась.

Из ворот вышел какой-то человек.

— Спасибо за помощь. — Презрительная улыбка скривила его губы, когда он увидел результаты побоища. — Каждые две недели они пытаются угнать наш скот. Иногда им удается украсть несколько коров. — Он пнул носком сапога труп индейца. — Заходите к нам и позавтракайте.

Фокс подумала о предстоящем им длинном и трудном дне и отказалась.

— Спасибо за приглашение, но мы что-нибудь быстро перекусим у костра и тронемся в путь.

Тот подъем, который она испытала в начале битвы с индейцами, очень скоро прошел. Она еле волочила ноги, пока они шли к своему лагерю.

— Ах ты, сукин сын!

Один индеец отвязывал их мулов, а другой, развязав банковский мешок, загребал ладонью монеты и пропускал их сквозь пальцы. Ханратти вскинул ружье, и даже прежде, чем Фокс услышала звук выстрела, индеец, который хотел украсть их мулов, рухнул на землю. Таннер и Браун одновременно выстрелили в другого индейца. Тот упал, но не это привлекло внимание Фокс. Когда индеец упал, золото посыпалось из развязанного мешка. К тому же их лошади от испуга умчались неизвестно куда.

Фокс тихо застонала и закрыла глаза. Сколько времени они потеряют, чтобы вернуть обратно лошадей! Неужели Таннер будет снова настаивать на том, чтобы пересчитывать монеты? Во всяком случае, рано, как она надеялась, они отсюда не уедут.

— Я уже начинаю тихо ненавидеть это золото, — сказала она. — Ханратти! Вы с Брауном отправляйтесь искать лошадей. — Она была так зла, что могла бы свернуть горы. Схватив за ноги убитого индейца, она поволокла его прочь из лагеря.

— Мисси? — Что!

— Тебе лучше подойти сюда. — Пич стоял возле Таннера и хмуро смотрел на стрелу, торчавшую из его руки.

— О Господи! — Фокс стала разглядывать рану. — Когда это случилось? Почему ты ничего не сказал?

— Это произошло у стен форта, когда индейцы уже отступали. Черт возьми, как больно!

Фокс оглянулась и увидела, что Ханратти и Браун еще не ушли искать лошадей.

— Кто-нибудь должен вытащить эту стрелу. — Она помолчала, но желающих не нашлось. Все только смотрели то на стрелу, то на нее. Фокс выругалась и провела ладонью по лицу. — Ладно, лошади могут подождать. Браун, сходи в форт и узнай, не найдется ли у них что-нибудь покрепче Пахты. Ханратти, приготовь бинты и повязку, чтобы поддержать руку. Пич, дай взглянуть, что у тебя есть в аптечке.

— Есть немного опиума. Это поможет при боли, которая наступит потом. А еще есть средства от жара и инфекции.

Мужчины ушли, а Фокс, решительно расправив плечи, подошла к Таннеру.

— Будет больно, — предупредила она и одним резким движением разорвала окровавленную рубашку, чтобы получше рассмотреть рану. Таннер вздрогнул и стиснул зубы, но не издал ни единого звука. — А это — еще больней. — Она немного сдвинула стрелу, чтобы посмотреть, не залетали кость, и потрогала руку.

На сей раз он чертыхнулся и на лбу у него выступили капельки пота.

— Сядь.

Он сел, положив руку на колени.

— Есть два способа. Мы выдернем стрелу, но при этом зазубрины наконечника разорвут тебе мышцы. Этот способ почти всегда приводит к заражению крови, длительной боли и медленному заживлению — при условии, что ты не умрешь. Но при этом способе ты немедленно избавишься от стрелы. А при другом — мы протыкаем стрелу насквозь. Тоже будет больно, но не так сильно, потому что рана останется чистой. Я рекомендую второй способ, хотя и более медленный.

Таннер что-то долго бормотал, но наконец процедил сквозь зубы:

— Пропихивайте, к черту, эту проклятую стрелу.

— Сделать это до того, как мы начнем собирать монеты? — спросила она, чтобы отвлечь его. Казалось, что он раздумывает. Во всяком случае, он не видел, что Фокс уже наполовину вытащила стрелу с другой стороны руки.

— Черт!

Пич опустился рядом с Фокс, открыл свою аптечку и достал то, что им было нужно.

— Мне понадобятся мои перчатки и еще что-нибудь, из чего можно сделать тампон.

Браун возвратился из форта, когда солнце уже показалось из-за гор.

— У них нет ничего, кроме молока, пахты и воды, — с презрением ответил он на вопрос Фокс о виски.

Глотни как следует этой настойки опиума, — сказала она Таннеру. Она, конечно, подействует не так быстро, как виски, но все же поможет хотя бы немного унять боль. Достав из аптечки ножницы, она отрезала рукав рубашки. В это время подоспел Ханратти с бинтами. — Хотелось бы, чтобы это сделал кто-нибудь из вас, — тихо сказала она, но так как никто не ответил, она снова чертыхнулась. Потом обратилась к Таннеру: — Мы задержимся здесь надень. Тебе сейчас нужен отдых.

— Нет. — Он так стиснул зубы, что у него заходили желваки. — Мы и так потеряли слишком много времени. Если понадобится, привяжите меня к лошади, но мы должны ехать дальше.

Фокс никогда не пугал вид крови, и она не считала себя слабее мужчин, попавших в подобную ситуацию. Но кровь, пропитавшая рубашку, была кровью Таннера, и это Таннер просил привязать его к лошади. Было невыносимо думать, что это ей придется сделать ему больно, чтобы помочь. Облизав губы, она заставила себя выпрямиться.

Потом раскурила сигару и стала вышагивать взад-вперед, разжигая в себе злость, которая помогла бы пройти через это испытание. Все, что ей надо было сделать, чтобы привести себя в нужное состояние, — это вспомнить о Хоббсе Дженнингсе.

— Ладно, парни. Ты, Ханратти, держи руку. А Браун и Пич пусть держат его, чтобы он не дергался. — Она встретилась взглядом с Таннером и заранее попросила у него прощения за то, что она собиралась сделать. — Прости меня.

— Делай, что надо, и не извиняйся.

Как же это было трудно! Ее руки и рукава рубашки были в крови, пот градом катился по лицу, она не переставая ругалась, а Таннер потерял сознание. Но наконец все, благодарение Богу, было закончено.

Фокс взяла в руки окровавленную стрелу и, сплюнув, бросила ее как можно дальше. Она с минуту стояла, расправляя затекшие мышцы, а потом вымыла лицо и руки в тазу с водой, которую принес Пич. Вытерев лицо, она закрыла глаза и потерла виски.

— Мы дадим ему часок поспать, а потом привяжем к седлу. — Потом она вспомнила про золото. — Я соберу монеты, а кто-нибудь пусть приготовит завтрак и сварит кофе.

— Ну ты и сильная женщина, — восхитился Джубал Браун. — Мне иногда хочется послушать о твоих подвигах.

— А мне хочется выпить кофе. И надеть чистую рубашку.

— Такая повязка подойдет? — спросил Ханратти.

— По-моему, подойдет. Вам двоим нужна помощь, чтобы поймать лошадей?

— Да они недалеко разбежались. Ты уверена, что не хочешь вернуться в Карсон-Сити? Я бы не возражал составить тебе компанию на обратном пути.

— Уверена. Займись лошадьми.

На сей раз монеты не были разбросаны, а лежали кучкой возле мешка. Фокс высыпала их обратно в мешок. Она вдруг подумала об отце Таннера. Что-то в его истории не сходилось. Мэтью Таннер не был похож на человека, который не оправдывал ожиданий. Он был сильным, честным и благородным человеком, преданным делу, отдававшим людям больше, чем должен был. Если его отец в нем разочаровался, то в этом была его вина, а не Таннера. Если бы ей пришлось встретиться с отцом Таннера, она бы высказала ему все, что о нем думает.

Через час мужчины взгромоздили Таннера, пребывавшего в полубессознательном состоянии, на лошадь, привязали его к седлу и с помощью повязки укрепили его руку как можно плотнее к груди.

— Отлично. А теперь в путь.

Фокс взяла связку мулов и поехала на своем мустанге впереди процессии, направляясь к следующему ориентиру — долине, дорога к которой лежала мимо огромных глыб застывшей лавы, выброшенной некогда древним вулканом.

Только когда они остановились на полпути, чтобы поесть, она позволила себе подумать о том, насколько близко Таннер был от смерти, и тут ее пробила дрожь.

Несколько дней Таннер постоянно был под воздействием опиума и плохо соображал. К тому времени, когда Пич перестал насильно поить его опиумной настойкой, они пересекли трудный скалистый горный хребет и начали спускаться с высоты.

За ужином Таннеру удалось вспомнить, как днем им пришлось обойти два оползня и как недовольна была Фокс потерей времени. Предыдущие дни он вообще не помнил.

— Больше никакого опиума, — заявил он, отводя руку Пича. Все подняли головы от своих тарелок и посмотрели на него с интересом. — Золото цело?

— Оно в такой же безопасности, как младенец на груди матери, — уверил его Браун.

— Вы пропустили кое-что забавное, когда два дня назад мы остановились в одном поселке, — заметил Ханратти. — Задень до нашего приезда парочка индейцев-ютов сняла скальпы с нескольких жителей.

Пич недовольно нахмурился и сразу же переменил тему:

— К северу от поселка бил горячий ключ. В этих краях вообще много горячих ключей.

— Мы подумывали о том, не сбросить ли тебя в этот ключ, — улыбнулась Фокс.

Таннер понял, что все почувствовали облегчение от того, что он наконец пришел в себя. Он, несомненно, доставил им много хлопот, особенно Фокс.

Он внимательно на нее посмотрел. Даже в лучах заходящего солнца она выглядела усталой. Между бровей залегли складки, а глаза казались серыми. Но для него она все равно была красивее всех на свете.

— Ты спасла мне жизнь.

Его замечание смутило ее, и чтобы скрыть смущение, она сделала вид, что недовольна комплиментом. Он уже понял, что ей не так-то часто делали комплименты и она не знала, как на них реагировать.

— Тебя лихорадило несколько дней. Своим выздоровлением ты обязан Пичу. Он тебя выхаживал.

Спасибо. — Его благодарность была предназначена Пичу, но смотрел он на Фокс. Вечер был прохладным, и она, накинув пончо, сидела близко к огню. Он знал, какие сокровища скрываются под этим пончо. Знал о нежности, которую она стеснялась показывать. Перед тем как потерять сознание, был момент, когда он заглянул ей в глаза и увидел в них такую нежность, какую он, возможно, больше никогда не увидит. Эта мысль привела его в уныние.

— Как ты думаешь, ты достаточно окреп, чтобы совершить небольшую прогулку?

Таннер понял, что выглядит не слишком бодрым.

— Да. — На самом деле он был без сил, но ничто на свете не заставило бы его в этом признаться.

Когда они отошли от костра, он прижал к себе ее руку и спросил:

— Сколько дней?

— Почти неделя. Как твоя рука?

— Болит.

— Ты потерял много крови. И у тебя была такая высокая температура, что мы все испугались.

К нему стали возвращаться обрывки воспоминаний.

— Ты вела мою лошадь.

— Мы вели ее по очереди.

Она так ловко повернула его обратно, что он заметил это, только когда увидел костер.

— Что-нибудь за это время произошло такое, что мне следует знать?

Фокс опустила голову, и Таннер заподозрил, что она нахмурилась.

— В общем и целом все прошло гладко. — Но…

— В тех краях, которые мы миновали, было много небольших поселений. В большинстве из них жили мормоны, но в одном оказался салун. И у Брауна произошла стычка.

Таннер остановился и заставил ее поднять голову.

— И что?

— Он напился, — она пожала плечами, — и, по всей видимости, затеял драку из-за какой-то женщины в салуне. Нам предложили, мягко выражаясь, немедленно покинуть поселок.

— Я с ним поговорю.

— С ним уже поговорили, — ответила Фокс таким тоном, что Таннер все понял.

— А как себя чувствует Пич?

— Я думаю, немного лучше.

Ее тон снова говорил сам за себя, и Таннер понял, что она выдает желаемое за действительное. Это его не удивило: Пич выглядел усталым, поникшим, и глаза смотрели невесело.

Фокс сплела пальцы с пальцами его здоровой руки и подняла на него взгляд.

— Я скучала по тебе.

— Если человек в бессознательном состоянии может скучать, то я тоже скучал. — Больше всего на свете ему сейчас хотелось ее поцеловать. Опуститься на весеннюю траву, обнять ее и заснуть без всяких снов. Сказать ей, какая она удивительная, что его восхищает ее мужество, что он не встречал такой женщины, как она, и, наверное, никогда не встретит.

Позже, уже лежа в спальном мешке и глядя в необъятное звездное небо, он вспоминал о всем том, чем он обязан своему отцу. Своим воспитанием, образованием, привилегированной жизнью, благосостоянием. С тех пор как он себя помнил, он принимал только те решения, которые одобрял его отец, имевший лишь один-единственный недостаток — было невозможно добиться его одобрения. Что бы Таннер ни делал, отец никогда не был доволен. Сколько еще попыток должен сделать любящий сын? Сколько еще потребуется времени, чтобы расплатиться с долгом? Сможет ли он когда-либо сделать собственный выбор, не задумываясь над тем, одобрит ли его отец?

Какие бы вопросы он себе ни задавал, ответ неизменно был тем же. Его отец никогда не примет такую женщину, как Фокс. По правде говоря, он сомневался, что ей понравится тот мир, в котором он живет. Он не мог себе представить Фокс наносящей визиты и принимающей визитеров, или Фокс, ничего не делающей по дому, где полно слуг, или Фокс на великосветском рауте в бальном платье и украшениях.

Горная цепь Сан-Рафел была непроходима. Она возвышалась перед ними огромным барьером из утесов, крутых холмов и глубоких расселин. Местами красные отвесные скалы поднимались до высоты в две тысячи футов. Неопытный проводник потерял бы несколько недель на то, чтобы попытаться найти перевал, но Фокс уже приходилось встречаться с такими препятствиями. Все же ей доставило удовольствие привести их прямо к узкому проходу в горном хребте, казавшемся неприступным, круто спускавшемуся прямо в долину. Там рельеф выравнивался, и теперь она гнала свой отряд вперед и вперед, пытаясь наверстать упущенное время.

Температура воздуха становилась все выше, и местами земля была голой и выжженной. В последние два дня мужчины стали мрачны и неразговорчивы. Появление вдали деревьев, свидетельствовавшее о близости Грин-Ривер, привело всех в такой восторг, словно они были путники в пустыне, наконец увидевшие впереди долгожданный оазис.

— Господи, я жду не дождусь, когда будет хоть какая-нибудь тень, — прохрипел Ханратти, спрыгивая с лошади и вытирая со лба пот. Он подвел лошадь к воде, а сам встал на берегу на колени и начал плескать воду себе в лицо.

— А ты, старичок, садись под дерево и отдышись, — предложила Фокс Пичу. У него как раз был сильнейший приступ кашля, и он глянул на Фокс с благодарностью.

Фокс смотрела на него, и ее сердце сжималось от сострадания. Но она, упрямо сжав губы, принялась разгружать мулов. Только через несколько минут она заметила, что Джубал Браун трудится рядом с ней.

— Ему плохо, правда? — Браун кивнул в сторону Пича.

— Ему стало лучше.

Она сортировала груз — отделяла тюки с продуктами и вещами, необходимыми, чтобы разбить лагерь, от тех, что им будут не нужны вечером.

— Ему потребуется не менее месяца и постельный режим, чтобы поправиться.

— Нуда. Я отвезу его в гостиницу, сниму хороший номер и найму сиделку.

— Не надо на меня сердиться. Я не виноват в том, что он заболел.

Фокс промолчала и пошла на берег. Сколько бы раз на дню она ни уверяла себя, что Пич поправляется, она знала, что это неправда. Сотни раз она спрашивала себя, не лучше ли было настоять на том, чтобы он остался в Ноу-Нейме. Пич, конечно же, отказался бы, но от этого ей не стало легче.

Таннер подошел к ней сзади и положил руку на плечо.

— В группе, расположившейся лагерем под теми ивами, есть женщина-врач. Может, она посмотрит мистера Эрнандеса?

Фокс взглянула на людей, которые собирались переправиться через реку.

— Я поговорю с ней, но я почти уверена, что она не согласится. Скорее всего посоветует ему полежать с месяц в постели. — Раскинув руки, она показала на отвесные скалы каньона к северу и югу. — Это единственное ровное низменное место на многие мили вокруг. Я не знаю, почему здесь нет ни единого поселения, где человек мог бы отдохнуть, но их нет. — Они молча смотрели на многочисленные костры по берегам реки. — Пич не согласится оставить меня, Таннер. Он поедет со мной до самого Денвера, вот и весь разговор. Но как только мы приедем в Денвер, я уже через пять минут засуну его в постель и вызову настоящего доктора, чтобы тот осмотрел его.

После ужина она спросила Пича, не сыграет ли он с ней партию в шахматы. Она не помнила, чтобы он когда-либо отказывался, но Пич покачал головой.

— Сегодня был длинный день, Мисси. Мы с тобой завтра сыграем. Если благополучно переправимся через реку.

— Все будет хорошо. Мы заплатим паромщику за то, чтобы он перевез тебя и грузы. А мы с мужчинами переплывем на лошадях и мулах.

— Таннер уже снял повязку, и у него снова появился аппетит. Я рад этому.

— А мне хотелось бы, чтобы он и у тебя появился.

— Ты ешь за нас двоих, Мисси. Так было всегда.

Они улыбнулись друг другу, и Фокс, взяв с него обещание, что завтра они непременно сыграют в шахматы, пошла искать Таннера. Она нашла его возле кучи крупной гальки. Он стоял на коленях и вертел в руках обломок скалы.

— Это окаменевший кусок дерева, — объяснил он. — И здесь повсюду разбросаны окаменелости.

Фокс встала на колени рядом с ним и стала разглядывать деревяшку.

— Ханратти разговаривал с кем-то из другой группы, той, что стоит здесь уже несколько дней. Он сказал, что среди гравия они нашли много яшмы и агатов.

— Меня это не удивляет.

— Мне и раньше попадались окаменелости. Откуда они берутся?

Таннер оживился и стал с большим воодушевлением развивать любимую тему. Он все еще рассказывал ей о динозаврах, когда солнце зашло за вершины гор.

— Как много интересного ты знаешь.

Они шли к костру и все время, будто нечаянно, касались друг друга.

— Ты тоже много знаешь. Просто мы знаем интересные вещи из разных областей. — Остановившись, он оттащил ее за дерево, прижал к себе и поцеловал. — Мне хотелось бы, чтобы здесь было поменьше народа.

— Мне тоже. — Она уткнулась ему в шею, упиваясь его запахом.

Она скучала по нему. Иногда, когда дорога впереди была ровной, она немного отставала и ехала позади него, чтобы наслаждаться видом его широких плеч и тем, как ладно он сидит на лошади. Его волосы снова отросли и падали на воротник, и ей это безумно нравилось. Нравилось, как его крепкие ноги сжимают бока лошади. И каждый раз, когда он придерживал свою больную руку, она трогала простреленную мочку уха и улыбалась.

Когда его руки обвились вокруг ее талии и она ощутила его твердую плоть, она вздрогнула и теснее прижалась к нему.

Как легко было бы любить этого человека.

Неожиданная мысль поразила ее и не давала уснуть долго после того, как потухли все костры по берегам реки и единственной музыкой ночи было стрекотание сверчков и шуршание зверьков, пробиравшихся сквозь кусты.

В своей жизни Фокс любила только двоих. Свою мать и Пича. Ей никогда не приходило в голову, что может быть кто-либо еще.

И все же когда она смотрела на его мужественное лицо и на его сильные руки или вспоминала жар их сплетенных тел, в ее груди что-то так сжималось, что ей становилось трудно дышать.

Она чувствовала, что именно такой бывает любовь — комок в груди человека, который все увеличивается от безумной радости, а потом ложится таким тяжелым грузом, что вынести это бывает почти невозможно.

Лежа в темноте и чувствуя этот комок в своей груди, она снова поклялась отомстить Хоббсу Дженнингсу и убить негодяя. Поскольку у нее не было будущего с Таннером, не имело значения то, что у нее вообще не было будущего. Лучше оборвать свою жизнь сразу, одним махом, чем страдать от того, что не можешь иметь то, что хочешь.

Глава 16

Все последующие дни, когда они свернули на юг, оставив позади гряду гор, непрерывно шел дождь. В последний день они не смогли разжечь костер и остались без кофе. Дождь капал с полей шляп, пока они ужинали всухомятку. Перед тем как залезть в свои палатки, им пришлось отскребать ножом комья глины с сапог.

Утром дождь все еще моросил. Начало дня никогда не было для Фокс приятным временем суток, а если она не могла выпить кофе, настроение и вовсе было скверным. Она молча вывела свой отряд со стоянки и поехала впереди. Когда ее догнал Ханратти, она сухо спросила:

— Чего тебе?

— Хочу кофе, пару тысчонок долларов и женщину. Фокс перебросила на спину свою косу и даже не посмотрела в его сторону.

— Что-нибудь из того, о чем ты мечтаешь, возможно, осуществится, если кончится этот чертов дождь. — Сказав это, она скорчила недовольную гримасу: со времени разговора с Барбарой Робб она дала себе слово не ругаться. А еще пыталась не ходить большими шагами.

— Я разговаривал с людьми там, на берегу Грин-Ривер, — сказал Ханратти, ничуть не смутившись холодным тоном Фокс. — Одна группа тоже направляется в Денвер, но они идут прямо на восток.

У нее не было настроения оправдываться. Она лишь презрительно фыркнула:

— Их путь будет таким же легким, как наш, но только до тех пор, пока они не выйдут к Гранд-Ривер. На том пути, который они выбрали, эту реку им не перейти, тем более сейчас, когда начался паводок.

— Откуда ты знаешь про паводок?

— Сейчас весна. — Она воздержалась оттого, чтобы назвать его идиотом, а терпеливо добавила: — В Гранд-Ривер стекается вся вода с гор Колорадо. Поэтому во время таяния снегов высокая вода стоит в этой реке дольше, чем в остальных реках.

— Я хочу тебе кое-что сказать. — Ханратти молчал так долго, что Фокс невольно на него посмотрела. Он сидел в седле, сгорбившись и тупо глядя перед собой.

— Так что ты хочешь сказать?

— Если бы я знал, что тебе нужен мужчина, я бы мог предложить…

Фокс вздрогнула.

— С чего ты взял, что мне кто-то нужен? — Краска бросилась ей в лицо. — Таннер и я… просто так случилось.

— Может, это случилось оттого, что у него богатый папочка?

— Золото не имеет к этому никакого отношения. И вообще, я тебе уже говорила, что это не твое собачье дело.

— Если ты собираешься остаться в Денвере из-за него, ты прогадаешь. — Ханратти выпрямился в седле, но по-прежнему не смотрел на Фокс. — Я предлагаю тебе вернуться вместе со мной в Карсон-Сити.

Такого поворота Фокс не ожидала. Она смахнула с лица капли дождя и раздраженно сказала:

— Говорю тебе в последний раз — я не собираюсь возвращаться в Карсон. У меня есть дела в Денвере. И не спрашивай какие, потому что это тебя не касается.

— Я мог бы подождать в Денвере, пока ты покончишь со своими делами.

Разговор становился для обоих все более затруднительным и неприятным.

— Я не испытываю к тебе симпатии, Каттер. — В таких ситуациях лучше сразу расставить все по местам. — Более того, пойми меня правильно, дело вовсе не в тебе. У меня не будет другого мужчины.

— Ты меня отвергаешь? — Да.

Он кивнул, и с его шляпы полетели брызги.

— Поступай как знаешь. Но если дела пойдут не так, как ты хочешь, вспомни, что я тебя предостерег.

Дернув поводья, он повернул лошадь и поскакал в конец кавалькады.

Фокс была раздражена тем, что он заговорил с ней и снова осмелился дать совет, которой ей был не нужен. Раздражение не прошло даже тогда, когда они остановились на ночь и сидели у костра. Она заметила, что Ханратти не спускает с нее глаз. Пич протянул руки к огню и вздохнул:

— Как приятно чувствовать тепло. — Он поднял голову и посмотрел на небо. — Думаю, что снова пойдет дождь. Так что мы не успеем обсохнуть.

— Пока что Бог услышал твои молитвы, старик. — Джубал Браун обхватил ладонями кружку с горячим кофе. — Хотя бы сейчас не идет дождь.

— Что ж, Мисси, я несколько дней отказывался играть с тобой в шахматы. Думаю, сегодня у меня хватит сил обыграть тебя в одной партии.

— А как насчет того, чтобы отложить ее еще на один день? — Она оглядела его мокрую одежду и сгорбленную фигуру. Чем скорее он заползет в свою палатку, переоденется в сухое и заснет, тем лучше. — Что-то у меня нет настроения быть побитой. — У нее сжалось сердце от того, что он, видимо, обрадовался и не стал спорить.

— А прогуляться есть настроение? Таннер встал и потянулся.

Бросив взгляд на Ханратти, Фокс тоже встала и отошла к лошадям.

— Что происходит между тобой и Ханратти? — поинтересовался Таннер.

— Ничего особенного.

У нее было время, чтобы обдумать разговор с Ханратти. Больше всего ее удивил выбор времени для этого разговора. Почему Ханратти предложил, чтобы она выбрала его именно сейчас, а не тогда, когда они отправятся в Карсон-Сити? По ее мнению, это имело бы больше смысла — предложить любовную связь после того, как она расстанется с Таннером. Должен же он был понимать, что до этого времени она была несвободна.

— В детстве у меня была лошадь такой масти, — сказал Таннер, поглаживая шею своей огромной кобылы. — Это был конь по кличке Снаряд. А ты помнишь свою первую лошадь?

— Конечно. — Она посмотрела на губы Таннера, сглотнула и провела рукой по крупу лошади. Боже, как же ей нравится целоваться с этим человеком! — Когда я в первый раз отправилась на восток, я несколько месяцев прожила в обществе пайютов. На прощание они подарили мне мустанга. С тех пор я предпочитаю именно мустангов.

— Да, я помню, ты рассказывала мне, что провела какое-то время с индейцами. — Таннер смотрел на нее с нескрываемым интересом. — Они тебя похитили?

Фокс рассмеялась:

— Нет. Я просто однажды прибилась к их лагерю. Жутко замерзла и была страшно голодна. Они были так удивлены, что белая женщина путешествует одна по диким местам, что предложили мне пожить у них. Они, наверное, решили, что я обладаю какой-то мистической силой или что-то в этом роде.

— Я тоже удивлен. — Это было правдой. — Ты действительно прошла по всем этим диким местам совершенно одна?

— Мне тогда было семнадцать лет. Я была слишком молода, чтобы задуматься над тем, что женщинам не следует так рисковать.

— Нет, серьезно. Зачем ты это сделала? — Взявшись за руки, они отошли от лошадей.

— Я как раз узнала, что мой отчим украл мою жизнь. — Она вдохнула и задержала дыхание. — Я решила, что отправлюсь в Денвер и убью негодяя.

Таннер остановился и внимательно вгляделся в ее лицо.

— Господи! Неужели ты его убила? Она покачала головой.

— Но я его нашла. Он жил в большом особняке. Когда я пришла, дом был ярко освещен, а вокруг стояли шикарные кареты. Я почти час простояла, спрятавшись за деревьями. И наблюдала за тем, как в дом входили люди, одетые словно короли и королевы. И я почувствовала себя такой маленькой. Я поняла, что потеряла почти год, добираясь до Денвера, но мне никогда не удастся подобраться к нему настолько близко, чтобы убить его. Не знаю, может, и смогла бы. Но я трусливо сбежала. Он показался мне таким важным, а я… Не знаю. Но я вернулась в Карсон-Сити, где я опять встретилась с Пичем. — Она пожала плечами. — Люди удивлялись, что женщина дважды пересекла дикую, полупустынную местность с запада на восток и обратно в одиночку, но мне тогда не казалось это чем-то особенным.

Таннер обнял ее и прижал к себе.

— Мне очень жаль, Фокс. Твоя жизнь могла сложиться совершенно иначе.

— Ты знаешь, что мне на самом деле хотелось сделать? Мне бы хотелось увидеть Париж, Францию. Если бы отчим не украл наследство моей матери, я бы совершила путешествие в Париж. Ты мне расскажешь о нем? Это действительно город ярких огней, как пишут в книгах?

Он начал рассказывать, перемежая слова поцелуями и жаркими объятиями. Но она больше наслаждалась прикосновением его губ и рук, чем его рассказом. Если бы земля не была такой грязной от дождей, она увлекла бы его вниз, чтобы испытать на себе блаженную тяжесть его тела. А поскольку этого сделать она не могла, она просто упивалась звуком его голоса, не обращая внимания на смысл слов.

Когда они возвращались к костру, она спросила:

— О чем ты думаешь?

— Я представил тебя в Париже. — Он улыбнулся. — Мне бы хотелось увидеть твое лицо, когда ты в первый раз увидишь Версаль. Или когда войдешь в Нотр-Дам.

В воображении Фокс появились картины Парижа, и ее глаза засияли.

— Я бы пила кофе в одном из кафе, расположенных вдоль тротуаров, и оттопыривала — вот так — розовый мизинчик. — Она очень смешно изобразила жеманную гранд-даму, пьющую кофе из крошечной чашечки, и была вознаграждена, когда он засмеялся. — А еще хотела бы прокатиться на маленькой лодочке и поплескаться пальцами в воде, как это делают дамы на картинках.

Таннер схватил ее в объятия и так сильно прижал к себе, что она задохнулась.

— Господи, Фокс, я… — Недоговорив, он прижался губами к ее рту и не отпускал до тех пор, пока у нее не закружилась голова.

Когда он все же ее отпустил, она посмотрела на него, пораженная, и потрогала дрожащими пальцами свои губы.

— Господи, что я такого сказала, что так тебя зажгло, и я скажу это еще раз.

— Как ты считаешь, кто-нибудь заметит, если я ночью проберусь к тебе в палатку?

— Думаю, что не более трех человек.

Он разочарованно вздохнул, но она была в восторге.

Почти весь следующий день Таннер вел за собой связку мулов, а Фокс ехала рядом с ним. Они рассказывали друг другу о том, как они росли, какие с ними происходили забавные истории, делились воспоминаниями, которые могли объяснить то, кем они стали. Уже к вечеру Таннер вдруг обнаружил, что рассказывает ей о горном деле и о том, как ему надоела рутина.

— А чем бы ты хотел заняться? — полюбопытствовала Фокс.

— Сейчас появился спрос на окаменелости, на древние ископаемые. Я бы с радостью занялся их поисками для музеев.

— Так что же тебя останавливает?

Дело, как всегда, было в отце, который ожидал, что настанет день и он передаст дело своему сыну. Для этого он получил соответствующее образование, и все, чего он добился с тех пор, как окончил колледж, должно было пригодиться ему, когда наступит время. Отец работал всю жизнь, чтобы обеспечить будущее сына и его детей. Было совершенно естественно, что в конце концов Таннер возглавит компанию.

— Я подозреваю, что отец расценит мое желание заняться чем-то другим как предательство. — Он постарался, чтобы его слова прозвучали непринужденно, хотя знал, что разговор с отцом неминуем. Он принял решение не возвращаться в Карсон-Сити и оставить профессию горняка, но понимал, что для отца это будет трагедией.

Фокс промолчала. Ей трудно было понять, что такое семейные обязательства или нежелание ранить человека, который трудился всю жизнь, чтобы дать сыну все самое лучшее, что может дать отец. Если Таннер уйдет из компании, нелегко будет обоим.

— Ты рассказал мне о своей жизни горного инженера. А какой будет твоя жизнь, если ты станешь искать окаменелости?

— Простой. Я буду жить на западе, как цыган, переезжать с места на место. Месяцами жить под открытым небом, копаясь в земле. Если мне повезет найти хорошо сохранившиеся экземпляры, я найду покупателей, запакую останки и отошлю их. А потом снова примусь за поиски.

Глаза Фокс заблестели.

— Как интересно! Если эти окаменелости могут приносить доход, то такая жизнь мне нравится.

— Только ты могла так сказать, — смеясь ответил он. — Большинство женщин пришли бы в ужас.

Но ведь она даже отдаленно не похожа на большинство женщин.

Разговор незаметно перешел на окружавшие их холмы из песчаника и высокие красные скалы. Ветер придал холмам причудливые и удивительные формы. По дороге к реке, через которую им предстояло переправиться, они миновали десятки великолепных арок весьма внушительных пропорций. Таннеру, мысли которого были постоянно заняты окаменелостями, страшно хотелось прочесать эти холмы в поисках сокровищ древности. Когда-нибудь так и случится, но сегодня на это у него не было времени.

Его отвлек недовольный возглас Фокс:

— О звезды! Я надеялась, что мы будем здесь достаточно рано, чтобы разбить стоянку возле форта, но нас опередили.

— Звезды? — Таннер удивленно поднял бровь.

Она не ответила. Ее взгляд был прикован к руинам форта, когда-то построенного мормонами, а потом покинутого из-за проблем с индейцами племени юта.

— Нам придется устроиться ближе к реке.

— И ближе к москитам.

Они проехали мимо стен форта, поздоровавшись с теми, кто уже расположился там лагерем. Таннеру показалось, что он узнал две или три группы, которые были на Грин-Ривер. Его догадка подтвердилась, когда три человека окликнули Ханратти и он им ответил.

Когда лагерь был разбит и костер уже разгорелся, Ханратти спросил, нельзя ли ему пойти поужинать с людьми у форта.

Таннер бросил взгляд на золото, спрятанное под седлом, и кивнул:

— Можешь идти.

— Возможно, после ужина будут играть в покер.

— Главное, будь готов утром отправиться дальше. Ханратти посмотрел на Джубала Брауна.

— Я бы тебя пригласил пойти со мной, но эти парни не любят чужаков.

— Интересно, когда это ты успел с ними так подружиться?

— А я их околдовал, — усмехнулся Ханратти. Он пригладил волосы и нахлобучил шляпу.

Глядя вслед Ханратти, Таннер понял, что ему не удастся побыть наедине с Фокс. Что касалось их правила — не менее двух мужчин на охране золота, — Пич был не в счет, а вот оставить Джубала Брауна одного он не мог.

— Мистер Эрнандес, — предложил он Пичу, — как насчет партии в шахматы или шашки?

— Сегодня вы могли бы выиграть у меня с закрытыми глазами, мистер Таннер. — Вид у Пича действительно был неважный. — Может быть, лучше просто поговорим?

— С удовольствием. Вас что-то волнует? Извинившись за приступ кашля, Пич спросил:

— Вы верите в загробную жизнь, мистер Таннер? В то, что есть рай и ад?

— К сожалению, я так и не смог за всю свою жизнь решить этот вопрос.

— А вот я верю. Но меня беспокоит, что для того, чтобы попасть на небо, существует слишком много ограничений. Простому человеку туда никак не проскочить.

— Что за ерунда? — сказала Фокс. — Если уж ты не сможешь пройти врата рая, то никто не сможет. И вообще это не то место, куда надо стремиться. — Она протянула Пичу кружку холодной речной воды. — Я вот о чем подумала. Если требования, чтобы попасть на небо, так высоки, как ты думаешь, там не наберется достаточно людей, чтобы сыграть с тобой в шахматы. — Она прихлопнула москита на щеке. — Когда ты умрешь — через много лет — Святой Петр затащит тебя в рай и пропоет тебе «Аллилуйя! Аллилуйя!» тысячу раз. Потом он даст тебе парочку крыльев, нимб и самого хорошенького ангелочка в придачу. А если ты его попросишь, может, он подарит тебе новый комбинезон.

— Это частная беседа? — спросил Джубал, садясь рядом с Пичем. — Или можно к ней присоединиться? Ты играешь в покер, старик?

— Я не очень люблю покер, но играть умею.

— А вы двое? — Джубал достал из кармана колоду и стал ее тасовать.

— Сначала хорошенько подумай, — предупредила его Фокс. — Если будешь играть со мной, через три часа ты спустишь все, что у тебя есть.

— А я играл всего пару раз, — признался Таннер.

— Отлично. — Джубал отодвинулся от Пича и сел там, где Пич не мог видеть его рук. — Каждый играет на свой страх и риск.

— Нам придется играть на бобы, — сказал Таннер. — Я не беру денег у своих служащих.

— Здесь это не принимается во внимание, — ответил было Джубал, но, взглянув на Таннера, вздохнул. — Пусть будут бобы.

Каждый из них выигрывал и проигрывал, но в конце концов, как она и предсказывала, у Фокс оказались все бобы. Она подмигнула, пожелала всем спокойной ночи и, посвистывая, отправилась в свою палатку.

— Нет ничего противней, чем проиграть женщине.

У Джубала был такой вид, будто он сейчас выбросит карты в реку. Но потом он, видимо, передумал и сунул колоду в карман жилета.

Пич рассмеялся, но потом долго кашлял, и Таннер увидел на платке кровь.

— Вам плохо? — тихо спросил Таннер. — Могу я как-то помочь?

— Я не знаю, продержусь ли до Денвера. — Пич прижал к губам платок. — Она рассказала вам о своем отчиме? — Этот вопрос Пич задал, когда Джубал ушел в свою палатку.

— Да.

Пич внимательно на него посмотрел, словно не понял, какова была реакция Таннера.

— Что-то она скрыла, не так ли? — помолчав, спросил Таннер.

— Она сама должна вам об этом рассказать. Вот только… Не знаю, послушается ли она вас.

— Вы говорите загадками.

— Знаю. Простите меня. — Пич встал. — Поговорим об этом в другой раз.

Таннеру хотелось получить объяснение сейчас, но он не стал настаивать. Пич ушел, а он остался сидеть у костра, прислушиваясь к его кашлю. Он и сам думал о том, дотянет ли Пич до Денвера. С каждым днем старик выглядел все хуже, у него все чаще случались приступы кашля, и он прижимал руку к груди, будто пытаясь унять боль. Никто ничего не говорил, но все они старались освободить его от дел. Пич протестовал, но эти протесты звучали как-то неубедительно, и это тревожило Таннера не меньше, чем Фокс.

У Гранд-Ривер им пришлось задержаться. Переправлявшаяся перед ними партия потерпела катастрофу: вздувшаяся река унесла подростка и лошадь. Отслужив краткий молебен по погибшему мальчику, они переправились без происшествий. Вот что такое судьба, думала Фокс. Никогда не знаешь, что тебя ждет.

Повернув на север, она повела свой маленький отряд вдоль восточного берега реки, через громадные горы песчаника, причудливо изрезанные ветрами и непогодой. Из-за того, что утром они задержались на переправе, днем разжигать костер не стали, а поели всухомятку, пустив животных попастись на скудной траве.

— Могу вас обрадовать — мы вышли на последний отрезок пути, — сообщила Фокс, отпивая маленькими глотками речную воду. — У нас осталось еще четыре недели до намеченного срока, а дорога будет легкой.

— Легкой? — не удержался Таннер.

— Я слышала от многих, что юты очень спокойное племя, особенно ближе к востоку. Больших водных преград на нашем пути уже не будет. А пересечь Скалистые горы не так сложно, как вам представляется. — Фокс посмотрела на Таннера. — Строго говоря, один человек, если он поторопится, сможет добраться до Денвера на неделю раньше.

— Ты предлагаешь, чтобы я ехал один?

— Я сказала, если бы ты захотел… — Она отошла от него к Пичу. Старик сидел, прислонившись к столбу громадной арки из песчаника и закрыв глаза. — Надо просто ехать вдоль реки до того места, где она свернет на север. А оттуда дорога идет через шахтерские поселки прямо в Денвер.

— Я заблужусь уже на второй день.

— Лжец, — тихо произнесла она. — Конечно, самой большой проблемой будет золото. Как спрятать его под седлом? Но мы что-нибудь придумаем. А Ханратти и Браун будут тебя сопровождать.

Приближался конец их с Таннером отношении, и думать об этом было невыносимо. Он обнял ее за талию.

— Не будем загадывать наперед.

— Я его не оставлю. Он никогда меня не покидал. То время, когда мы не были вместе — когда я пустилась одна через всю страну, — я его оставила, а не он меня. И всегда об этом сожалела. Больше я этого не сделаю, особенно сейчас.

— Я бы никогда не попросил тебя об этом.

— Я не говорю о том, что может случиться худшее. Пичу становится лучше с каждым днем, — упрямо настаивала она в надежде, что Бог ее услышит, — но на всякий случай, я думаю, ты должен быть готов…

— Знаешь, что бы мне хотелось? — Он повернул ее к себе и посмотрел на ее губы. У нее пересохло во рту. — Провести несколько часов наедине с тобой.

— Я думаю, тебе понравится место, которое я выбрала. Его глаза потемнели от напряжения.

— Значит, сразу после ужина. Темноты дожидаться не будем. Согласна?

Она кивнула, не в силах ответить. Когда он так на нее смотрел, она удивлялась, почему ее вообще держат ноги.

День пролетел как одно мгновение — она все время думала о том, что ее ждет вечером. Нервы были напряжены до предела в ожидании того момента, когда Таннер обнимет ее. Она с трудом могла сконцентрировать внимание даже тогда, когда они начали разбивать лагерь возле входа в каньон, в необычной для этих мест сосновой роще. Каменистая почва была сплошь усыпана густым слоем опавших иголок.

Позже Фокс готова была высечь себя за то, что была так глупа и невнимательна. Ее почему-то не насторожило уханье сов, хотя до наступления ночи оставалось еще несколько часов. Она заметила, что Ханратти помог Пичу сгрузить с мула банковский мешок с деньгами, но в тот момент не придала этому значения. Она занималась своими делами, когда услышала, что Таннер ругает Ханратти.

— Тебе хорошо известно, что банковские мешки должны быть спрятаны под мое седло.

— Уже не должны, — ответил Ханратти и, подняв ружье, выстрелил в воздух.

Резко обернувшись, Фокс увидела, как из-за деревьев выскочили три всадника, и сразу поняла, что происходит и что за совы ухали в роще.

— Всем бросить ружья вот сюда, — приказал Ханратти и нацелил ружье на Таннера.

— Полагаю, это твои приятели по покеру? — разозлившись, сказала Фокс, но подчинилась требованию Ханратти.

Его подельники остановились за его спиной, направив ружья на нее, Таннера, Брауна и Пича.

— Я тебя предупреждал. Ты могла бы это предотвратить! — прорычал Ханратти.

Она не сразу поняла, что он имел в виду. А когда до нее дошло, о чем шла речь, она взглянула на него с презрением. Скорее всего он имел в виду ее и Таннера, когда говорил, что она навлечет на него беду, но сможет предотвратить ее, если согласится стать его любовницей.

— Негодяй!

Один из подельников Ханратти спешился и подошел к мешкам с деньгами.

— Мне нужна помощь, — сказал он, обнаружив, что мешки тяжелые. С лошади слез второй, а Ханратти и третий всадник держали на мушке Фокс и всех остальных.

Пока первый из налетчиков привязывал мешок позади седла, Фокс оценила ситуацию. Она все еще стояла возле мулов и решила, что у нее есть шанс. Их было слишком много, чтобы она могла справиться со всеми, но будь она проклята, если ничего не сделает. Она будет биться до конца.

Фокс незаметно сделала шаг назад, а затем одним плавным движением дотянулась до мешка с боеприпасами и вытащила «кольт», который сама туда положила на прошлой стоянке. Она сделала два выстрела и с удовлетворением увидела, как первый грабитель с воплем схватился за плечо, а второй упал рядом с мешком.

Перед тем как нырнуть за мула, она заметила, что Джубал Браун нагнулся и вытащил из-за сапога револьвер. Пич распростерся на земле, а Таннер бесстрашно ринулся под пули к лежавшим на земле ружьям.

Казалось, что перестрелка длится вечность, но на самом деле все произошло в считанные минуты.

— Фокс? Ты в порядке? Джубал? Пич?

— Этот сукин сын прострелил мне ногу! — прокричал Джубал.

Выскочив из-за мулов, Фокс увидела, что Пич сидит на земле и ощупывает себя, проверяя, не задели ли пули его. Обнаружив, что он цел, Пич подбежал к Джубалу. Таннер, опустив ружье, стоял возле трупа Ханратти. Когда дым рассеялся, а пыль осела, Фокс увидела, что все трое злоумышленников лежат на земле, а их лошади умчались.

Фокс вздохнула с облегчением. Но дело прежде всего, напомнила она себе. Убедившись, что грабители мертвы, она обратила свой взгляд на Джубала.

— Пуля прошла навылет через мышцы бедра, — заявил Пич и закашлялся. Когда приступ прошел, он наложил повязку на ногу Джубала. — Я остановил кровотечение и наложил примочку против заражения.

— Черт побери, хорошо бы сейчас у нас было виски, — сказал Джубал, глядя на свои разорванные брюки и на бинты.

— Могло быть хуже. Хорошо, что не задета кость. — Пич поднял глаза на Фокс. — Дай ему остатки опиума.

— Я подозревала, что такое может случиться. — Фокс присела возле Джубала и дала ему флакон с опиумом. — Но я думала, что это будешь ты.

— Я знаю, что ты меня подозревала, — слабо улыбнулся Браун.

Она извинилась, а потом добавила:

— Я думала, что ты можешь украсть золото для Конфедерации.

— Я пойду с тобой, — заявил Джубал Таннеру, — до самых дверей похитителей. Если окажется, что никаких похитителей нет, я тебя пристрелю, а золото переправлю на Юг.

— Мне нет дела до того, что ты будешь делать после того, как похитители получат деньги. Если с ними что-то случится и золото попадет в твои руки… — Таннер пожал плечами.

— Между прочим, о золоте, — вставая, сказала Фокс. Два мешка лежали около костра — там, куда их оттащил Ханратти. Третий валялся в нескольких шагах от грабителя, которого убила Фокс. Мешок разорвался, и часть монет высыпалась на землю. Четвертого мешка вообще не было — он был привязан к крупу лошади, которая умчалась неизвестно куда.

— Найти лошадь будет нетрудно, — сказал Таннер. И добавил в ответ на удивленный взгляд Фокс: — За ней тянется дорожка из золотых монет.

Фокс глянула на небо и крепко выругалась. В такой ситуации выражения «О звезды!» или «Богты мой!» были явно недостаточны.

— В нашем распоряжении всего полтора часа дневного света. Надо торопиться.

По предложению Таннера они решили сначала найти лошадь. Потом они обнаружили, что монеты были разбросаны в разные стороны на значительном расстоянии от лагеря. Они расседлали лошадь и отпустили ее, а полупустой банковский мешок приторочили к седлу Фокс. После этого начались мучительные поиски золота. Шаг за шагом, согнувшись, они прошли весь путь от лагеря и обратно. К концу поисков им пришлось зажечь фонари, потому что стало совсем темно. В их отсутствие Пич разжег костер. Волшебный запах кофе и поджаренного бекона приветствовал их появление в лагере еще через два часа.

— Я не смог поставить палатку, — извиняющимся тоном сказал Пич, — но я уговорил Джубала забраться в спальный мешок. Сейчас он спит, но очень беспокойно. Ничего, он молодой и сильный, он справится. Жара пока нет.

— Ты поел? — спросила Фокс, рухнув на землю. Спина разламывалась. Когда Пич кивнул, она сказала: — Тогда и ты ложись спать. Мы с Таннером будем считать монеты, и на это уйдет полночи.

Таннер предложил Пичу раскатать спальный мешок, но Пич уже сделал это. Он посмотрел на Таннера с благодарностью и скрылся в темноте. Что ему не удалось, так это оттащить трупы Ханратти и налетчиков подальше от костра.

— Я их уберу, — вызвался Таннер.

— А я налью кофе и начну считать монеты.

Но сначала они поужинали беконом, галетами и остатками солений, которые Пич обычно выдавал в крайних случаях.

— Жаль, что это был Ханратти, — сказала Фокс, намазывая галету маслом. — Мне не хочется в этом признаваться, но я бы легче перенесла предательство, если бы это был Джубал.

— Возможно. — Таннер поставил на землю тарелку и расправил плечи. — Запах бекона напомнил мне, что ты уже давно не пахнешь этим жиром. — Он устало улыбнулся, и его взгляд потеплел. — Ты больше им не мажешься?

— Барбара Робб дала мне лосьон, который нравится мне гораздо больше свиного жира. Он не очень сильно пахнет, но пользоваться им приятно.

Они долго смотрели друг на друга. Наконец Таннер сказал:

— Мне хотелось бы самому это проверить. Но я не так представлял себе сегодняшнюю ночь.

— Я тоже. — Это было самое сдержанное высказывание в ее жизни. — Будут и другие ночи.

Но их будет немного. И конечно, ни одна не окажется такой долгой, как эта. К концу подсчета они обнаружили, что не хватает шестидесяти монет — слишком много, чтобы прекратить поиски. Превозмогая усталость, они взяли фонари и прошли весь путь еще раз. К двум часам ночи они нашли пятьдесят пять монет и решили отказаться от дальнейших поисков.

Они так устали, что едва стояли на ногах. Пламя костра понемногу угасало. Вечер прошел совсем не так, как им хотелось.

— Из-за этого золота погибло уже несколько человек. У тебя до конца жизни останется шрам на руке. У Джубала тоже будут шрамы. Я потеряла кусок мочки… Я очень надеюсь, что твой отец стоит этих жертв.

— Он стоит. И даже более того. Фокс, когда мой отец окажется на свободе, это будет благодаря тебе. Я никогда этого не забуду и приложу все усилия к тому, чтобы и он не забыл.

Между ними осталось много недосказанного. Фокс знала, о чем она умолчала, но интересно, чего не сказал он? Ей хотелось бы это услышать.

Глава 17

Наутро Таннер и Фокс засыпали трупы щебнем, потом молча постояли над холмиком, под которым лежало тело Ханратти.

— Хочешь сказать несколько слов? — спросил Таннер.

— Пожалуй. — Фокс сняла шляпу и прижала ее к груди. — Ты это заслужил, негодяй. Аминь. — Она надела шляпу и отошла. — Пошли. Сегодня будет длинный жаркий день.

Днем они достигли каньонов, где тень была такой же неуловимой, как вода. Земля у подножия высоченных скал из песчаника была каменистой, а солнце безжалостно палило с высоты.

Без опытного проводника человек мог бы блуждать по каньону от одного кончавшегося отвесными скалами тупика к другому до тех пор, пока либо не умер от жажды, либо не сошел с ума от палящего солнца. Таннер смотрел с благодарностью на рыжую косу, болтавшуюся по спине Фокс. Она ни разу не засомневалась в том, правильно ли они едут, ни на минуту не теряла уверенности. Она знала, куда надо идти, безошибочно находила углубления в скалах, где собиралась вода. У них было достаточно продуктов, чтобы добраться до пастбищ вдоль реки Долорес. Она предусмотрела все, и Таннер уже давно понял, что ему чертовски повезло, что он нашел именно ее.

Это путешествие, безусловно, было испытанием характеров. Таннер, как и Фокс, не был удивлен предательством одного из своих охранников. Фокс, правда, считала более подходящим кандидатом на эту роль Джубала Брауна, но, по мнению Таннера, они стоили друг друга. Уже после первых дней пути он понял, что оба эти человека были скорее склонны к тому, чтобы украсть золото, нежели оберегать его. Он мог бы поспорить на последний цент, что Джубал уже строил планы. Однако по какой-то причине он решил украсть золото не у Таннера, а наметил в качестве своей жертвы похитителей его отца. Наверное, убьет их и таким образом завладеет золотом. Может быть, чтобы помочь Конфедерации, а может, просто присвоит золото себе.

Таннер также очень быстро пришел к выводу, что Фокс была цельной натурой и человеком чести. Он понял ее сущность, и ему было наплевать на то, какую необычную жизнь она ведет. Случись какой-нибудь кризис, он скорее доверился бы Фокс, чем кому-либо из тех мужчин, которых знал. Она была находчивая, смелая и бесстрашная. Иногда сварливая и вздорная, но под внешней бравадой скрывалось доброе любящее сердце.

А сейчас, когда он смотрел на качавшуюся перед его глазами косу, она представлялась ему маятником, отсчитывающим часы, которые остались до той минуты, когда им придется расстаться.

— Такова жизнь, — провозгласил Джубал Браун, с улыбкой наблюдая за тем, как Фокс и Таннер разбивают лагерь, делая вдвоем работу, которую обычно делали пять человек.

Если бы Фокс не понимала, что он страдает от боли, она бы как следует его отчитала. Но когда-то, много лет назад, один проводник, которому она, что называется, перебежала дорогу, тоже прострелил ей ногу, и она помнила, как ей было больно ходить или ездить верхом.

— Наслаждайся, пока можешь. — Она отвернула воротник, чтобы легче было дышать. — Кофе будет готов через минуту.

Даже если бы они остановились у реки и вода была бы у них в избытке, они предпочли бы кофе, несмотря на изнуряющую жару. Кофе всегда был основной пищей на Западе.

Вытянувшись на земле, Фокс стала шарить вокруг себя глазами, опасаясь змей и скорпионов. Не обнаружив ничего подозрительного, она села поодаль от костра и стала обмахиваться шляпой. Мужчины сняли с себя рубашки, а она завязала свою узлом на животе и закатала рукава до локтей. Лица и руки мужчин были черными от загара, а у нее загар был золотистым. И все благодаря лосьонам Барбары Робб и Пича. Когда они приедут в Денвер, ее кожа, конечно, не будет молочно-белой, но и выглядеть неотесанной, грубой женщиной, которая провела всю свою жизнь на солнце, она тоже не будет. Эта мысль немного улучшила ее настроение.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она Пича, сидевшего рядом с Брауном.

— Я вспотел и устал. А так — здоров как бык.

Фокс надеялась, что жара и сухой воздух скажутся благотворно на болезни Пича, но, похоже, она ошибалась. А вид Пича без рубашки поразил ее. Человек, который всегда излучал здоровье, теперь выглядел сморщенным стариком. Его тело съежилось, руки стали похожими на тонкие плети, ребра выпирали под серой кожей.

— Как же ты похудел, — ужаснулась она.

— В таких долгих переходах люди всегда худеют. Ты тоже похудела, Мисси. — Он попытался улыбнуться. — И выглядишь замечательно.

Она подумала о шахматных фигурах, которых не доставали из коробки уже несколько недель.

— Может быть, мы отдохнем денек у реки. Ты сможешь порыбачить. Ты же любишь рыбачить.

— Если только мне не придется есть то, что я поймаю.

Он опять улыбнулся, и она вспомнила их давнишний спор о том, что зимой им приходится слишком часто есть на ужин соленую рыбу. У них было в жизни так много общего, что о чем бы они ни говорили, это всегда вызывало у них приятные, а иногда и не очень, воспоминания.

— А где Таннер? — спросил Джубал, дуя на горячий кофе.

— Охотится за ископаемыми. — Фокс увидела его среди скал. — Отнесу ему кофе, а потом вернусь и займусь бобами.

— Смотри, — сказал Таннер, когда она подошла, и протянул какой-то плоский камень, беря у нее кружку с кофе. — Это окаменевший мох.

— Красивый.

Как странно. Фокс могла различить даже самые мелкие листики древнего папоротника. Эти листочки были также четко обрисованы, как мускулы на голой груди Таннера. Он немного вспотел, и его густые волосы стали влажными на висках. Судорожно сглотнув, она подошла к краю каньона.

Он сдвинул на затылок шляпу и внимательно на нее посмотрел.

— Я кое о чем подумал, но у меня все не было возможности спросить…

— Спрашивай.

Позднее солнце отражалось на дне каньона в водах Гранд-Ривер. Она слышала рассказы о том, как люди умирали здесь, на вершине каньона, от жажды, потому что не могли добраться до воды. А с тех пор как Таннеру попала в руку стрела, она не раз думала о том, сколько опасностей для человека таит эта безлюдная местность.

— Ты говорила, что поехала в Денвер, чтобы найти своего отчима. Он все еще там живет?

Фокс моментально насторожилась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, но мозг лихорадочно заработал. Надо было найти ответ, который не был бы прямой ложью.

— Почему ты спрашиваешь?

— Возможно, я его знаю. Мой отец знает его наверняка.

— Я не собираюсь впутывать тебя в эту старую историю.

— Другими словами — не суй свой нос, куда не надо.

— Я не так сказала. — На самом деле она была страшно польщена, что он этим интересуется. — Я просто не люблю говорить о нем.

А вот думать о Хоббсе Дженнингсе — это было совсем другое дело. Теперь, когда они вступили на территорию Колорадо, она каждый день подолгу размышляла о том, как Дженнингс погубил ее жизнь. Сначала он украл ее деньги и спокойную респектабельную жизнь. И теперь, из-за того, что Дженнингс отнял у нее все, она никогда не сможет соединиться с Таннером. Значит, Дженнингс украл у нее единственное будущее, о котором она мечтала.

Каким же сладостным будет момент, когда она заглянет Дженнингсу в глаза, скажет ему, кто она такая, а потом разрядит всю обойму своего револьвера в его поганое сердце. Этот момент она представляла себе несчетное число раз, но никогда еще так ясно и с таким удовольствием, как сейчас. Каждый раз, когда она смотрела на Таннера и думала о том, какой могла бы быть их жизнь, ее пальцы сжимали воображаемый курок.

Не сводя с нее глаз, Таннер обтер банданой потное лицо и шею.

— Что-то я не припомню, чтобы ты говорила, что будешь делать после того, как мы приедем в Денвер.

— А это имеет значение?

— Расскажи.

Она поняла, о чем он думает.

— Я бывала в Денвере несколько раз после того, как изучила этот маршрут, и не убила этого сукина сына — моего отчима. Он все еще жив, — добавила она с горечью в голосе. А потом спросила: — Тебе Пич что-то рассказал?

— Нет. Но у меня такое чувство, что кое-что он мог бы мне рассказать, если бы захотел.

— Может быть, что-то и есть, — рассердилась она. — И возможно даже, что и мне хотелось бы поговорить с тобой кое о чем. Но я не могу.

Она уже изучила Таннера. Как бы он ни симпатизировал ей, Хоббс Дженнингс был его боссом. Так что Таннер не останется в стороне и не позволит ей убить человека, с которым он проработал много лет. Сначала он попытается отговорить ее, а если ему это не удастся, он, как честный человек, предупредит Дженнингса.

— Фокс…

— Меня тоже кое-что интересует. — Сейчас вполне подходящий момент, чтобы задать ему несколько вопросов и отвлечь его от расспросов о ее планах в Денвере.

Он положил окаменелость на землю и глянул в сторону лагеря.

— Что именно?

— Я знаю, что ты работаешь на Хоббса Дженнингса, но мне почему-то кажется, что твой отец занимается тем же бизнесом, что и он. Если это так и если твой отец хочет, чтобы однажды его компания перешла к тебе, почему ты работаешь не на отца, а на этого мерзавца Дженнингса?

— Меня раздражает, когда ты его так называешь. Что ты имеешь против этого человека? Насколько я его знаю — а знаю я его уже очень долгое время, — Дженнингс хороший, порядочный человек.

— Как же! — отрезала она, повернулась и пошла прочь.

— Знаешь ли ты, что он полностью содержит приют для девочек-сирот? — Таннер шел следом за ней. — И что он один из немногих владельцев рудников, кто по-настоящему исповедует принципы Союза? А на Рождество он кормит бесплатным обедом каждого нуждающегося в Денвере. Благодаря его общественной деятельности жизнь в Денвере стала более безопасной.

— Да, знаю, — бросила она, не оборачиваясь. — Ты считаешь, что этот чертов мерзавец святой.

Она шла большими шагами, ругалась почем зря и мечтала о том, чтобы у них в лагере было виски и она могла сделать хотя бы глоток. Все эти дни ей удавалось придерживаться советов, которые дала ей Барбара Робб, но сейчас она была в ярости.

Наверное, она не рождена для приличий. Ну и пусть. Ведь ей надо только выглядеть приличной, чтобы подобраться поближе к Хоббсу Дженнингсу всего-то минут на двадцать.

— Назови хотя бы одну причину, почему я должен относиться к нему по-другому.

Фокс приподняла крышку кастрюли, в которой варились бобы, и с грохотом опустила ее обратно.

— Оставайся при своем мнении, а я останусь при своем. — Надо бы напечь лепешек, подумала она, но эта мысль сразу же улетучилась. Ей было не до того.

Схватив ее за плечи, Таннер резко повернул ее к себе лицом.

— Ты кажешься мне разумной и справедливой во всем, кроме оценки этого человека. Если ты и дальше собираешься его чернить, скажи хотя бы, в чем причина.

— Если бы ты был Хоббсом Дженнингсом, я бы с радостью назвала тебе не менее дюжины причин. — Она вырвалась и, сверкая глазами, встала перед ним, уперев руки в бока. — Но ты, слава Богу, не Дженнингс. А перед тобой я не должна оправдываться.

Таннер напрягся, и его взгляд стал холодным.

— Нет, не должна.

Она смотрела ему вслед, а потом увидела, что Пич и Джубал бессовестно подслушивали, да еще с большим интересом.

— Ни слова, — пригрозила Фокс, — или будете есть песок вместо ужина.

Они учли ее предупреждение и молча проглотили бобы и бекон без лепешек. Фокс могла бы приготовить на скорую руку какой-нибудь пирог, чтобы ужин был сытнее, но у нее не было настроения печь. После ужина Таннер, также молча, отчистил песком тарелки.

Скрестив на голой груди руки, Джубал сказал, глядя на Фокс:

— Раньше от тебя все время пахло свиным жиром, а теперь вроде чем-то похожим на молоко. Это почему?

— Заткнись и не лезь не в свое дело. Я иду спать.

Пич был единственным, кому она пожелала спокойной ночи. Натянув до пояса легкое одеяло, она повернулась спиной к костру.

Когда ее разбудил Таннер, она не могла понять, который час, но небо над ней было усыпано миллионами звезд, а Пич храпел так, что было ясно, что он спит уже давно.

— В чем дело? — Она вскочила и выхватила револьвер.

— Ничего не случилось. — Таннер провел рукой по ее косе. — Пойдем со мной.

Первой ее мыслью было отказаться, но он провел пальцами по ее груди, и у нее уже не было ни малейшего желания сопротивляться. Она позволила ему увести себя от тлеющих углей костра.

— Вижу, что ты был абсолютно уверен, что я пойду с тобой, — сказала она, увидев, что он расстилает одеяло у подножия высокой скалы.

— Я на это надеялся, — поправил он ее.

Хотя температура значительно упала, камни сохранили дневное тепло и место оказалось довольно уютным, несмотря на прохладный ветерок. Они сидели лицом друг к другу, почти соприкасаясь коленями. Таннер взял ее руки в свои.

— Из-за чего, черт побери, мы воюем?

Фокс хотела ответить, но передумала и стала вспоминать, о чем они говорили перед ужином. Таннер задал вопрос, на который она не ответила, а потом как-то само собой выплыло имя Хоббса Дженнингса и они стали спорить, хотя наперед знали мнение друг друга.

Фокс сгорбилась и прикрыла ладонью глаза.

— Я не знаю.

— Это, конечно, не было бессмысленной перепалкой вроде той, где должна жить моя несуществующая жена, но все же… — Он нежно отвел с ее лица прядь волос. — Послушай, я не разделяю твое мнение о Хоббсе Дженнингсе, но ты имеешь право на собственное мнение, и тебе не обязательно раскрывать свои причины. Я больше ни слова не скажу о Дженнингсе.

Это было великодушное полупризнание, если учесть, что о Дженнингсе первой заговорила Фокс.

— Извини меня. Я в последнее время слишком раздражена.

— До Денвера осталось меньше месяца пути. Запрокинув голову, Фокс посмотрела на звездное небо.

— У меня нет никакого образования, — тихо начала она. — Годы юности я провела на верфях Сан-Франциско, переодетая мальчишкой. Я научилась сквернословить, курить, и я редко отказывалась выпить стаканчик виски. Многие годы я прожила одна, рядом со мной был лишь чернокожий. Я ходила по этому маршруту много раз и всегда была единственной женщиной в компании мужчин. Я жила в лагере индейцев. Я убила нескольких мужчин и со многими дралась.

Она словно говорила не с Таннером, а сама с собой. Она перечислила все те причины, по которым ее никогда не примут в его мире, потому что ей было необходимо самой их услышать. А возможно, потому, что и он нуждался в напоминании.

— Ты спасла мне жизнь. Ты довезешь это золото до Денвера и спасешь жизнь моему отцу. Все те люди, с которыми я разговаривал в Карсоне, уважают тебя.

Непроизвольно трогая простреленную мочку уха, Фокс по-прежнему смотрела в звездное небо.

— Теперь уже мало осталось проводников. — Работа стала слишком рискованной. Проводники умирали от пуль, от укусов змей и скорпионов, от нападений медведей и других диких животных. Они тонули в реках, срывались со скал или падали с лошадей. У них ослабевало зрение, ломались руки и ноги, сдавали сердца. — У меня нет будущего.

— А я думаю, что есть. — Он сказал это с таким напором, какого она еще от него не слышала.

У нее защемило сердце. Она приложила палец к его губам.

— Нет. Я знаю, кто я, и знаю свое место.

А еще она знала, как все для нее закончится. Время от времени она позволяла себе представить, как все могло бы быть, и пыталась найти способ пробиться в жизнь Мэтью Таннера. Но ответ всегда был один и тот же. Ее будущее было предопределено в тот день, когда Хоббс Дженнингс вышвырнул ее из дома и отправил к кузине матери. И этого уже не изменить. Ей было дано на какое-то мгновение ощутить, что такое счастье, почувствовать радость, о которой она не могла и мечтать. Эти мгновения никогда не повторятся. Это она твердо знала. И что это была бы за жизнь, если ее единственная радость осталась в прошлом? Лучше уж отправиться на виселицу, чем влачить жалкое существование без этого человека.

Этой ночью они любили друг друга под звездным небом. Они не спеша раздевались, поддразнивая друг друга откровениями и обещаниями. Лежа лицом к лицу, они ласкали друг друга дрожащими ладонями. Целовались до тех пор, пока Фокс уже изнемогала от желания, снова и снова шепча его имя. А когда он навалился на нее всей тяжестью своего тела и вошел в нее, она позабыла обо всем и подчинилась блаженному ощущению близости. Схватив его за влажные от пота плечи, она смотрела в небо, и ей казалось, что она мчится к сверкающим точкам звезд. Когда его голова упала ей на плечо, она крепко прижала его к себе, чтобы он не увидел ее слез.

Таннер держал ее в своих объятиях до тех пор, пока у него не затекла рука. Только тогда он осторожно высвободил руку и, прислонившись к остывающему камню скалы, закурил сигару.

Мысли его текли по обычному руслу. Воспоминания о прошедшем дне перебивались мыслями об отце и его похищении, о проблемах, связанных с неоконченной работой на рудниках Невады, и о новых проблемах, которые возникнут после освобождения отца. Он думал о своей жизни вообще и о том, что его ждет в Денвере.

Его отец, как и сам Таннер, когда бывал в городе, обедал с банкирами, судьями, управляющими компаний. Денверское общество, еще до конца не оформившееся, было больше похоже на деревенское, но оно существовало, и отец принадлежал к нему. Уже через три дня после приезда в Денвер Таннер получит приглашения на рауты, музыкальные вечера, лекции, балы. В это время года будут и роскошные загородные развлечения: пикники и экскурсии к подножию гор. Придется ездить с визитами, читать и слушать лекции, обедать в клубе или в огромных особняках столпов общества.

Откинувшись, он пустил колечко дыма в темное небо. Куда бы он ни пришел, матери будут навязывать ему своих дочерей — прелестных существ, барышень в тончайшей кисее, готовых упасть в обморок при малейших признаках чего-либо мало-мальски неприличного. Они будут смотреть на него поверх летних вееров и признаваться в любви к природе, животным и маленьким детям. Некоторые из них пожелают продемонстрировать ему свое умение играть на пианино и петь. Другие — похвастаться вышивками и расписанными ими фарфоровыми чашками. А те, что посмелее, могут даже немного посплетничать, если все дозволенные темы разговора будут исчерпаны.

От воспоминаний о подобных встречах мозг Таннера начинал цепенеть. Уже не в первый раз он удивлялся, почему мужчина обязательно должен прожить всю свою жизнь с женщиной, честь которой требовала всяческих запретов. С женщиной, скрывающей свою сущность. С той, которая никогда не отдастся мужчине так, как это сделала сегодня ночью Фокс.

Но именно из таких женщин преуспевающие мужчины выбирают себе жен. Хорошеньких внешне, но не имеющих собственного мнения. Их обязанностью было родить наследника и ни в коем случае не покрыть позором имя мужа даже намеком на скандал или неподобающее поведение.

Он посмотрел на свернувшуюся калачиком Фокс. Рыжие волосы разметались по спине до самой талии. Он мог бы одеть ее в шелка и поселить в особняке, купить ей самые роскошные кареты, и все равно люди его круга никогда ее не примут.

Проблема казалась ему неразрешимой. Человек может полировать кусок гранита всю свою жизнь, но он никогда не превратит его в бриллиант.

Они довольно рано переправились через Долорес-Ривер, поэтому Фокс предложила Пичу воспользоваться дневным светом и порыбачить. Он был явно не в восторге, но она его легонько подтолкнула.

— У нас на ужин будет рыба. Разве тебе не надоели бобы и зайчатина?

— Даже рыба лучше, чем змеи.

Накануне, устав от однообразия еды, они ошкурили и поджарили большую гремучую змею, но кончилось тем, что все выбросили, потому что никто не смог себя заставить проглотить хотя бы кусочек змеи.

— Выбери местечко получше, а я принесу твою удочку. Таннер отправился на поиск ископаемых, а Джубал сел читать бульварный журнал о знаменитых преступниках на Западе.

— Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь написал обо мне в таком журнале, — сказал он проходившей мимо него с удочкой Фокс.

— Тебе сначала надо стать знаменитым. А кроме того, это почти всегда россказни, главным образом для того, чтобы напугать простаков, живущих на востоке.

— Думаю, завтра мне уже не понадобится костыль, который сделал мне Таннер.

— Так ведь не прошло еще и недели. Зачем так торопиться?

— Как все надоело, черт возьми, — пробормотал Джубал, глядя ей вслед.

Пич сидел на берегу и смотрел на быстрое течение реки мутными глазами. Обычно, если он не двигался, он не кашлял, но сейчас у него был такой приступ, что он задыхался, однако Фокс не подала виду, что это заметила.

— Пойду накопаю червей или поищу еще что-нибудь для наживки. Как ты себя чувствуешь? — небрежно спросила она, словно этот вопрос только что пришел ей в голову.

— Никогда еще так хорошо себя не чувствовал. — Пич посмотрел на свой платок перед тем, как сунуть его в карман.

— Рада это слышать. — Стараясь думать только об этих проклятых червях, Фокс воткнула в землю лопату. Земля у реки была влажной и рыхлой, и она скоро накопала полжестянки червей. — Вот тебе для начала.

Пич подошел к кромке воды, а Фокс села на сырую землю, обхватив руками колени.

— Помнишь ту большую рыбину, которую ты поймал с пирса в Сан-Франциско? Никто не мог поверить, что ты просто опустил леску в воду и поймал ее. А ту огромную форель, которую ты поймал в Карсон-Сити в первое же лето, как мы туда приехали?

— Помнится, и ты поймала парочку-другую крупных рыб, Мисси. — У Пича не было сил вдаваться в подробности, и к тому же у него опять начался кашель.

Следующие двадцать минут говорила только Фокс, избавив Пича от необходимости отвечать. Она говорила о заготовках соленой рыбы на зиму, о том, что надо будет убрать свежую оленину подальше от медведей. Потом перевела разговор на цыган, которых они повстречали много лет назад и которые признались, что едят скунсов, что было просто отвратительно. Кто же ест скунсов? Никто!

— Мисси! Подойди сюда. По-моему, я что-то поймал. Ты давно уже не ловила рыбу, и я хочу, чтобы ты вытащила эту.

Фокс видела, что у Пича дрожат руки, и взяла у него удочку. Отвернувшись, он согнулся, обнял руками колени и зашелся в приступе кашля. Приступ длился так долго, что Фокс подумала, что ее нервы не выдержат.

— О, какая большая! — воскликнула она, вытащив рыбу и сделав вид, будто не замечает, что Пич лег на землю. — Знаешь, если ты не против, теперь я порыбачу. Хочется поймать такую же большую.

— Я не против, — глухим голосом ответил Пич.

Она совершила ошибку. Она надеялась, что рыбная ловля доставит Пичу удовольствие, а судя по выражению его лица, ее затея обернулась для него наказанием. Бормоча себе под нос ругательства, она до тех пор закидывала удочку, пока не наловила достаточно рыбы на ужин.

— Такой вкусной рыбы я еще никогда не ел, — заявил Джубал, смакуя каждый кусочек. — Спасибо, старик.

Пич хотел было объяснить, что, кроме одной рыбины, остальных поймала Фокс, но приступ кашля помешал ему. Воспользовавшись этим, Фокс сказала:

— Да, сэр, что касается рыбной ловли, тут Пич просто мастак. — И она подробно и с воодушевлением рассказала о той огромной рыбине, которую Пич поймал с пирса в Сан-Франциско. Такой большой, что никто глазам своим не поверил.

Таннер и Джубал прерывали рассказ Фокс в нужных местах возгласами удивления и восхищения, и их голоса были такими же бодрыми, как ее собственный, отчего сердце Фокс сжималось от боли.

— Наш старик совсем плох, — сказал Джубал, когда Пич ушел в свою палатку.

— Ничего подобного! — отрезала Фокс.

Но она все же решила не останавливаться на отдых на берегу Долорес-Ривер. Пичу требовался покой, но еще больше ему был нужен врач. После того как они минуют район плоскогорья и спустятся в долину, на их пути будут поселки. Наверняка там есть врачи, которые знают, как лечить чахотку.

Ни Таннер, ни Джубал Браун ничего ей не возразили, но она видела жалость в их глазах. Не помня себя от ярости, она зашагала прочь от костра к берегу реки. Там она швыряла в воду камни, пока не устала.

Фокс вернулась в лагерь только после того, как убедилась, что Таннер и Браун пошли спать. Но прежде чем вернуться, она подняла голову и, глядя на серп молодой луны, крикнула:

— Если он умрет, между нами все кончено. Ты меня слышишь, Бог? Я больше никогда в своей чертовой жизни не заговорю с тобой! Возьми к себе кого-нибудь другого, а Пича оставь в покое. Черт побери! Мне он нужен больше, чем тебе!

Она простояла целую минуту, глядя на луну, потом смахнула слезы и решительными шагами направилась к лагерю.

Глава 18

На второй день путешествия по плоскогорью им повстречалась небольшая группа ютов. Хотя не было произнесено ни слова, юты проявили особый интерес к связкам мулов, поэтому ночью Таннер, Браун и Фокс дежурили у костра поочередно. Таннеру дважды показалось, что он слышит какое-то подозрительное шуршание в рощице пиний к востоку от лагеря, но тревога оказалась напрасной.

— Возможно, это и были индейцы, — согласилась Фокс за утренним кофе. — Если так, они, должно быть, увидели тебя у костра с ружьем на коленях и не решились попробовать увести мулов.

К концу долгого жаркого утра они наконец подошли к краю плоскогорья, и Таннер натянул поводья, чтобы остановиться и полюбоваться расстилавшейся внизу широкой плодородной долиной. Здесь, при слиянии двух больших полноводных рек, весна была в самом разгаре. Зеленели тополя, высокая трава колыхалась на теплом ветерке. Яркие пятна желтых и лиловых полевых цветов были рассыпаны по всей долине.

Что-то перевернулось в груди Таннера. Сам того не понимая, он всю жизнь мечтал именно о таком месте. Зеленая долина, укрытая с юга плоскими холмами, а с севера огороженная высокими красными скалами. А рядом с деревьями и рекой — целые поля ископаемых, которые он уже находил в песчанике.

И что было важнее — здесь он найдет решение своей проблемы.

— Если и дальше будем мечтать, то не переберемся через реку Ганиссон. — Фокс подъехала к Таннеру, ведя за собой связку мулов.

— Человек может бросить в эту землю семечко, а когда он вернется домой после поисков окаменелостей, из семени уже вырастет редиска.

Фокс удивленно изогнула бровь.

— Что-то я не представляю тебя фермером, выращивающим редиску.

Повернувшись в седле, Таннер встретился с Фокс взглядом. Сегодня ее глаза были темно-синими, как вода в океане, но в них появилось какое-то странное выражение. Было такое впечатление, что она вот-вот свалится с мустанга. Когда она вновь заговорила, ее голос был таким сдавленным, что ему пришлось наклониться, чтобы услышать ее.

— Слухи распространяются быстрее и дальше, чем ты думаешь. Люди начнут сплетничать о твоей огороднице-жене. Все будут думать, что ты сошел с ума.

— А мне на это наплевать.

Он мысленно выругался. Сейчас не время — и не место — для такого разговора. Им следовало бы лежать голыми в большой кровати в комнате с зажженными свечами и бутылкой хорошего вина под рукой.

— Напрасно. Ты заслуживаешь лучшего. Зачем тебе жена, которую придется защищать? Кроме того, для человека, который идет на все то, что перенес ты, для того чтобы спасти своего отца, мнение отца должно быть важным. — Она дернула поводья.

Он молча посмотрел ей вслед. Впервые в жизни Таннер сделал предложение женщине стать его женой — хотя и каким-то косвенным образом, поддавшись неожиданному импульсу, — а она его отвергла. Черт возьми. А у него в голове все сложилось так хорошо! Земля… Фокс… Все то, что было ему нужно больше всего на свете.

Землю он может получить. А с Фокс придется поработать. Она изложила ему причины, по которым не вписывается в его мир, и он с этим согласился. Но сейчас решение было найдено. Он сможет вписаться в ее мир.

Им не обязательно жить в городе. Они могли бы жить в таком месте, как эта долина, где не будет общества, которое всегда готово осудить тех, кто не следует предписанному им образу жизни. Здесь она не почувствует себя изгоем и ей не придется приспосабливаться.

Что касается Таннера, он вовсе не считал жизнь в городе привлекательной. Как только он окончил свое образование, он сразу же променял город на горнорудные области Дикого Запада. Время от времени его вдруг одолевало желание прикоснуться к атрибутам цивилизации, и тогда он уезжал на несколько дней в ближайший город и ходил по музеям и галереям, читал газеты и посещал дорогие рестораны.

То же самое может происходить и здесь, думал он, окидывая взглядом долину. Если вдруг он соскучится по культуре, можно отправиться в Денвер. Каким же это будет удовольствием приобщить Фокс к живописи и музыке, накормить едой, которой она в жизни не пробовала, пожить с ней в роскошных апартаментах, баловать ее и покупать глупые безделушки, которые заставят ее смеяться.

Пришпорив кобылу, Таннер поскакал за остальными. Они уже начали спускаться в долину. Внизу он остановился, огляделся и удовлетворенно кивнул. Когда-нибудь здесь появятся дороги, будет проложена железная дорога, и сюда придет культура. Этому сокровищу недолго осталось быть неоткрытым. Здесь уже было несколько ферм. Потом появятся поселки, а потом и город. Будет приятно сыграть роль первооткрывателя этой долины.

— Красиво, не правда ли? — Рядом с ним оказался Пич.

— Человек мог бы прекрасно здесь жить.

— А что сказал бы по этому поводу ваш отец?

— Он был бы разочарован. — Но Таннер много чего передумал с тех пор, как руку ему пронзила стрела шошона. — Я прожил всю свою жизнь, стараясь оправдать ожидания отца, мистер Эрнандес. С меня хватит.

— А вы когда-нибудь обсуждали с отцом его ожидания? Таннер подождал, пока Пич откашляется, и сказал:

— Достаточно того, что отец пошел на жертвы ради моего образования, ради того, чтобы у меня было положение в обществе и обеспеченное будущее. Сомневаюсь, что в этом ряду найдется место поискам окаменелостей.

Пич не сразу ответил. Он смотрел на Фокс, которая ехала впереди вдоль берега реки, выбирая место для переправы.

— Я никогда не был отцом, мистер Таннер, но думаю, что кое-что об этом знаю. Отец хочет, чтобы его ребенок принимал разумные решения, и часто это означает, что он навязывает ребенку то, что хочет сам. А когда ребенок отвергает его советы, отец бывает разочарован и даже может гневаться. Но ведь главное… отец же хочет, чтобы его дитя было счастливым. Даже если он не согласен с тем, как пришло это счастье. В конце концов он отодвинет в сторону свои желания и мечты и пожелает своему ребенку счастья.

— По вашему мнению, я один из тех, кто не приносит счастья?

— Просто я беспокоюсь, мистер Таннер, в этом все дело. Даже если ваше общество примет Мисси с распростертыми объятиями — в чем я очень сильно сомневаюсь, — Мисси не будет счастлива, потому что не сможет проводить дни, бездельничая и наблюдая за тем, как служанки убирают дом, который она могла бы убрать сама. — Глаза Пича были печальными. — А если вы заставите ее отказаться от собственных целей и приехать сюда… Я знаю свою Мисси. Она не сможет быть счастливой, если будет знать, что вы разочаровали своего отца из-за нее.

— Вы только что сказали…

— Знаю. Что вашему отцу придется смириться с вашим выбором. И я верю, что так оно и будет. Но прежде чем это случится, пройдет много времени и будет сказано много горьких и неприятных слов, которых Мисси никогда не забудет. Она всегда будет винить себя за то, что встала между вами и вашим отцом. И это не сделает ее счастливой.

— Так как же мне решить эту проблему? — Таннер беспомощно развел руками.

Я не уверен, что вы сможете. — Пич покачал головой. — Я тоже все время над этим думаю, а теперь, когда я узнал о ваших намерениях, задумался еще больше. Ситуация слишком сложная.

Таннеру неожиданно пришла в голову абсурдная мысль сделать Фокс официальное предложение.

— Вы хороший человек, Пич Эрнандес.

— Вы тоже, мистер Таннер.

— Ведите сюда мулов, — услышали они крик Фокс. — Скоро начнет темнеть.

Таннер взглянул на Пича.

— Фокс призналась мне, что ей хотелось бы кое о чем мне рассказать, но она не может. Вы, случайно, не знаете, что она имела в виду, мистер Эрнандес?

— Возможно. — Пич прижал ко рту платок и подождал, когда пройдет приступ кашля. — Но Мисси должна сама вам все рассказать.

Таннер посмотрел ему вслед, недоумевая. Он ожидал, что ответом будет решительное «нет». Поэтому Таннеру не понравилось косвенное признание Пича, что у Фокс на самом деле есть серьезная проблема, которую она от него скрывает.

Он подъехал к реке, остановился возле Джубала, державшего связку мулов, и оба они стали наблюдать, как Фокс сначала переправилась через реку, а потом вернулась обратно.

— Река не такая глубокая, как кажется, и течение не очень сильное. — Сняв шляпу, она вытерла лоб и кивнула в сторону Джубала. — Он хочет остановиться здесь и поплавать.

— У нас еще три недели, — подсчитал Таннер. Солнце блестело на капельках пота у нее на шее, и Таннеру захотелось положить ее в высокую траву и слизать этот пот с ее кожи. Он отвернулся и сглотнул. — Этого времени достаточно?

— Мы останемся здесь ровно на столько, чтобы все могли искупаться. А потом сможем еще два часа ехать дальше. — К ним подошел Пич. Она улыбнулась и ласково спросила: — Как насчет приятного купания, старичок?

— Я не прочь смыть с себя пару фунтов пыли и грязи, Мисси.

— Ладно. Я переведу мулов на другую сторону, а потом сварю кофе.

Разгоряченная, потная, покрытая красной пылью Фокс думала только о переправе через реку. Таннер почувствовал приступ желания. Она была самой великолепной женщиной, которую он когда-либо знал. Она должна быть в его жизни, в его постели. Без нее он уже не мыслил своего будущего.

После того как они переправились, Фокс разожгла костер, поставила на огонь кофейник и, пустив животных пастись, села чистить ружье. Конечно, лучше было бы заняться чем-либо более сложным, чтобы перестать думать о том, что сказал Таннер. Или о том, что она ответила.

Боже милостивый. Если только она правильно поняла, Мэтью Таннер хочет на ней жениться. Это открытие оказалось для нее таким шоком, что она даже не помнила, как перевела животных через реку. Отказать ему, а потом уехать прочь… так трудно ей еще никогда не было. Она закрыла лицо руками.

Она была убеждена, что он искренно верит в то, что говорит. Возможно, это было даже правдой. Ему было наплевать на то, о чем будут шептаться за его спиной. Поэтому вначале он скорее всего не будет винить ее в отчуждении, которое неизбежно произойдет между ним и его отцом, если он женится на женщине, подобной ей. Но в конце концов до него дойдет. А как же иначе?

К тому же оставался Хоббс Дженнингс. Если предположить — хотя это было немыслимым предположением, — что она сможет убить Дженнингса и ее не поймают, она никогда не признается в этом Таннеру. Значит, у нее будет от него секрет и всегда будет шанс, что какой-нибудь сыщик ее вычислит и найдет, и тогда Таннер узнает, что она убила человека, которым он восхищался так же, как своим отцом.

Она тупо смотрела на масленые тряпки, лежавшие у нее на коленях, потом медленно провела пальцем по дулу ружья. Ей, совсем не обязательно убивать Дженнингса.

Но в то же мгновение, как ей в голову пришла эта мысль, все ее существо, каждая клеточка запротестовала. Разве это справедливо, если Хоббс Дженнингс не поплатится за то, что украл деньги своей покойной жены и загубил жизнь падчерицы? Желание отомстить Дженнингсу за его злодеяние было такой же неотъемлемой частью Фокс, как ее коса и серо-голубые глаза. Ненависть к отчиму поддерживала ее в самые лихие времена, когда она думала о том, стоит ли ей вообще жить.

Как же ей отказаться от этой ненависти, не осуществив свою месть? Как ей жить с мыслью, что она могла бы наказать Дженнингса и не сделала этого? Если она откажется от мести, не придет ли время, когда они с Таннером будут смотреть друг на друга с презрением? Не превратится ли со временем любовь в вину, если они оба постепенно начнут осознавать, от чего каждый из них отказался ради этой любви? Ведь чтобы им быть вместе, Таннеру придется отвернуться от отца, а она лишится той единственной цели, о которой мечтала с тех пор, как себя помнила.

Одна слезинка скатилась по ее щеке.

В ту ночь они разбили лагерь между скалами Великих холмов с одной стороны и водами Гранд-Ривер — с другой. По берегу этой реки им предстояло продвигаться несколько дней. За ужином они говорили о двух опасных узких каньонах, через которые протекала река.

— А можно как-то обойти каньоны? — поинтересовался Таннер.

— Нет, путь вдоль реки через каньоны — самый короткий Если мы пойдем кружным путем, нам потребуется по крайней мере на две недели больше.

— А насколько эти каньоны опасны?

— Почти все время нам придется ехать гуськом по очень узкой тропке. С одной стороны у нас будут скалы, с другой — река. Если кто-то поскользнется, это обернется катастрофой. Река здесь глубокая, а течение — очень быстрое и бурное.

— И когда же мы доберемся до этих каньонов, Мисси?

— Завтра утром мы доедем до первой группы каньонов. Если я правильно рассчитала, до второй мы доберемся, когда луна войдет во вторую четверть. Значит, будет достаточно светло. Это хорошо, потому что в этих каньонах нет места, где можно было бы устроить стоянку. Нам придется ехать до тех пор, пока мы не выйдем из каньона с другого конца. — Все молчали, и Фокс вздохнула. — Решение за тобой, — обратилась она к Таннеру, — но я предлагаю распределить мешки с золотом между четырьмя мулами. Тогда, если мы потеряем одного мула, мы не рискуем потерять все.

Таннер встал и протянул ей руку.

— Давай прогуляемся к реке и обсудим это. Джубал хитро прищурился:

— Ничего нет лучше купания, чтобы заставить мужчину прогуляться. Да, сэр, мне всегда хочется именно этого после купания.

Фокс и Таннер предпочли проигнорировать издевку Джубала и, взявшись за руки, направились в тень нависшей над рекой скалы. Оба молчали, но когда они остановились, Таннер повернул Фокс к себе, а она, обхватив ладонями его лицо, попыталась заглянуть ему в глаза.

— Я не могу выращивать твою редиску, Таннер, — прошептала она. — Мне бы хотелось, но я не могу. Это просто не сработает, так что не настаивай.

Он с жадностью ее поцеловал.

— Почему?

Фокс закрыла глаза и тихо застонала. Она уже знала, что означает этот голос, знала, каким становится его тембр от желания. Его руки уже скользили по ее телу.

— Из-за меня ты все время будешь чувствовать себя неловко. Он прижал к себе ее бедра так сильно, чтобы она почувствовала силу его желания.

— Но это же смешно.

На сей раз, целуя ее, он почувствовал, что она начинает сердиться.

Она уперлась руками в его грудь.

— Это ты сейчас так говоришь, а…

Он заставил ее замолчать еще одним поцелуем, но на этот раз он раздвинул языком ее губы и проник так глубоко, что у нее не осталось сил сопротивляться. Он медленно опустил ее на землю.

— Таннер…

Больше она ничего не могла выговорить, потому что его рука скользнула ей под рубашку и пальцы обхватили отвердевшие от желания соски. Она выгнула спину и забыла обо всем на свете.

Ни один из них не мог больше терпеть ни минуты. Они скинули одежду и повалились в редкую траву, не обращая внимания на острые обломки скал. Мимо них на расстоянии нескольких дюймов могла бы прогромыхать почтовая карета, Фокс ее не заметила бы. В мире не существовало ничего, кроме нависшего над ней Таннера.

Фокс была уверена, что ни одна женщина на свете не испытывала тех чувств, которые она испытывает к Таннеру, и ни один мужчина, кроме Таннера, не знал ни как воспламенить все чувства женщины, ни как подвести ее к самой вершине блаженства, удивления и восторга.

Потом они лежали на своей одежде, подставив потные тела прохладному ночному ветерку. Фокс положила голову на плечо Таннера и смотрела на звезды и луну. Она была счастлива. Сначала она не поняла, откуда взялась та легкость, которая наполняла ей грудь. А когда поняла — громко рассмеялась от радости.

С ее губ чуть было не сорвалось: «Я люблю тебя», но, благодарение Богу, она сумела подавить в себе желание произнести вслух эти слова. Ведь если их скажешь, обратно не вернешь. Если бы она все же их произнесла, и без того запутанная ситуация стала бы еще сложнее.

— Фокс, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Нет, ничего не говори. Просто послушай меня. Мы с тобой очень похожи. Нам дороги одни и те же ценности. У нас с тобой одинаковые взгляды на долг, верность и честь. Нас обоих сформировало прошлое. Я хочу это изменить. Думаю, что и ты тоже. Я верю, мы можем все начать сначала здесь, в этой благословенной долине.

Закрыв глаза, Фокс зарылась носом в тепло его кожи. От нее пахло речной водой и мужским потом.

— Такого не бывает. Я имею в виду — начать все сначала. Нельзя стряхнуть с себя прошлое подобно тому, как стряхивают грязь с сапог. Прошлое — это часть того, кто и что мы есть, Таннер.

— Я пытаюсь сказать тебе, что это не имеет значения.

— А я говорю тебе, что имеет. Для тебя важны мнение и одобрение твоего отца, и я этим восхищаюсь. Разве для сына не важна любовь отца? — Она немного помолчала, потому что у нее перехватило горло от эмоций. — И у меня есть дело. — Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я должна его сделать, Таннер. Должна. Если я не смогу, значит, у меня нет чувства долга и чести, о которых ты говорил.

— Ну так сделай это дело, а я тебе помогу. А потом, что бы это ни было, мы о нем забудем и сможем смотреть только вперед.

— Не получится.

— Тебе не нужно его убивать, Фокс.

Она замерла и напряглась. Она так и знала, что он догадается.

— Мы можем обратиться к властям.

— Я ничего не могу доказать, — прошептала она. — Кузина моей матери умерла. Единственный человек, кто знает правду, — это Пич. Он был там в тот день, когда я приехала. Он видел моего отчима и знает его в лицо. Неужели ты думаешь, что власти поверят свидетельству женщины и чернокожего?

— Ты говорила, что твой отчим известный человек. Ты по крайней мере можешь устроить скандал, который его дискредитирует.

Она чуть было не рассмеялась.

— Неужели ты действительно думаешь, что этого достаточно? — Она села и подтянула колени к подбородку. Ее взгляд стал холодным. — Нет, Таннер. Были времена, когда мы с Пичем голодали. — Она посмотрела на свои руки. — Все эти мозоли, все до единой, были заработаны тяжелым трудом. В меня стреляли, меня избивали, унижали. Чтобы выжить, мне приходилось быть сильнее тех женщин, которых ты знал. — Нет. Напугать этого негодяя скандалом? Этого недостаточно. Я хочу, чтобы он умер! Многие годы я только об этом и думала.

— Фокс…

— Мне уже давно следовало его убить. Но я позволила его богатству и власти запугать меня. И мне не хотелось расплачиваться за это такой высокой ценой. Но потом, как раз перед тем, как появился ты, я решила, что цена не так высока. Умереть, чтобы достичь цели, не такая уж высокая цена.

— И ты все еще так думаешь? — осторожно, бесстрастным голосом спросил он.

Ему будет больно услышать, что она ставит месть выше любви, а ей будет больно сказать об этом.

— Я должна это сделать. — Она удивилась, что сердце может разбиться без всякого шума. Она опустила голову, дотронувшись лбом до колен. — Мне бы хотелось… но я должна это сделать.

Она услышала, что он встал и одевается.

— Скажи мне одну вещь, и я больше не буду приставать к тебе с этим. Если бы не твой отчим, могли бы мы осуществить все остальное? Могла бы ты принять мои уверения в том, что другие преграды не имеют значения?

— Может быть. Но было бы тяжело сознавать, что я стала причиной вашего с отцом отчуждения.

— Ты была бы не единственной причиной.

Фокс кивнула и, встав, тоже начала одеваться. Отец, разумеется, придет в ярость, узнав, что его планы относительно будущего сына никогда не осуществятся. Но в конце концов ему придется с этим смириться.

Они молчали почти до самого лагеря. Потом Фокс посмотрела на Таннера искоса и сказала:

— Ты так и не ответил мне, почему работаешь у Хоббса Дженнингса, а не у своего отца.

— Ответ уже не имеет значения, не так ли? — Он обнял ее и привлек к себе. — Скажи, есть хотя бы один шанс, что ты передумаешь и забудешь прошлое?

У нее на глазах выступили слезы.

— Нет.

Как у него легко это получилось. Забыть прошлое. С таким же успехом он мог бы попросить ее забыть о боли, которая гложет ее сердце.

— Сделаешь для меня одну вещь?

— Постараюсь.

— Я заплачу выкуп и останусь в Денвере до тех пор, пока не буду уверен, что отец не заболел после перенесенных страданий. Потом я вернусь в эту долину. Можешь подождать убивать этого сукина сына еще две недели? До тех пор, пока я не уеду? Я не хочу быть в Денвере, когда наступит развязка.

Да, это ей было понятно. Если бы они поменялись ролями, ей тоже было бы невыносимо увидеть, как его повесят.

— Это я могу.

Он нежно ее поцеловал и отпустил, а сам скрылся в темноте.

Фокс перестала плакать много лет назад. Несколько раз она была на грани слез, но ей всегда удавалось их проглотить. Сегодня она не смогла. Она лежала в спальном мешке и, крепко стиснув зубами уголок одеяла, чтобы никто не услышал ее рыданий, плакала о всем том, что могло случиться в ее жизни, но не случилось. О будущем, которое не было ей суждено.

Переход через первую группу каньонов был именно таким трудным и опасным, как предсказывала Фокс. Часть пути они ехали по мокрой земле всего в нескольких футах от беснующейся реки. Временами им приходилось подниматься по узким скалистым уступам высоко над поверхностью воды, и тогда они двигались по самому краю обрыва.

Один раз Таннер глянул вниз и не смог разглядеть уступ под копытами лошади. Оказалось, что его нога болтается в воздухе. Больше он не стал смотреть вниз. Впереди него шли мулы — в целях безопасности их не связали друг с другом, — а перед ними ехал Джубал Браун. Он оцепенел в согнутом положении, но не сводил глаз с дороги. Перед Джубалом, отчаянно сдерживая кашель, ехал Пич, а возглавляла цепочку, как обычно, Фокс. Таннеру с его позиции замыкающего была видна лишь ее шляпа, но эта шляпа говорила о том, что она, как обычно, прямо сидит в седле, одна рука держит поводья мустанга, а другая — уперта в бедро. Какая она все же бесстрашная женщина, подумал Таннер. Но если она так прямо держит спину и не страшится этой проклятой тропы, от одного вида которой замирает сердце, то и он не должен бояться. Стиснув зубы, он выпрямился в седле, предоставив лошади самой выбирать дорогу.

После длинного дня, показавшегося всем бесконечным, они вышли из каньона на равнину, поросшую дикой смородиной, шиповником и сочной травой. Таннер устал, взмок, его мучила жажда, и он все еще был напряжен, как скрученная пружина.

Джубал сполз с лошади и прислонился к ее боку, закрыв глаза.

— Господи Иисусе, неужели придется еще раз пройти через это?

Фокс соскочила с мустанга и похлопала его по крупу. Потом отпустила его пастись в высокой траве.

— До следующих каньонов еще два дня пути, — весело заявила она и улыбнулась Джубалу. Но ее улыбка погасла, как только ее взгляд остановился на Пиче.

Пич все еще сидел на лошади, опустив подбородок на грудь и закрыв глаза. Тонкая струйка крови стекала из уголка рта. Фокс и Таннер оказались возле него одновременно.

— Я освобожу его ноги из стремян, а ты его лови.

Таннер отнес Пича в тень и, удивившись, как он мало весит, бережно опустил на землю.

— Спасибо, — прохрипел Пич. — Чувствую себя полным идиотом.

Следующий приступ кашля, казалось, будет длиться вечно. Но когда он все же прошел, обессиленный Пич откинулся на валун и виновато улыбнулся.

— Принести вам чего-нибудь? — спросил Таннер.

— Вот, выпей холодной воды. — Фокс уже успела сбегать к реке за водой, а сейчас, сорвав с головы бандану, стала вытирать потный лоб Пича и кровь с его губ. Руки у Пича тряслись, и она помогла ему держать кружку.

— Не надо меня так пугать, старичок, — наклонившись к нему, прошептала она.

Пич посмотрел на нее с такой любовью, что Таннер отошел, чувствуя, что он вторгается в их личную жизнь.

— Можешь испечь на ужин лепешки?

— Если бы тебе захотелось жареного крокодила, я бы его поймала, убила и принесла сюда.

— Мне никогда не нравились крокодилы.

— Готова поспорить, что ты никогда в жизни не пробовал крокодила. — Она нежно погладила Пича по щеке. — Будут тебе лепешки.

— А я вздремну перед ужином, не возражаешь?

— Хорошо. Я разбужу тебя, когда лепешки будут готовы. Я даже намажу их маслом.

— До самых краев…

Фокс встала и сразу же оказалась в объятиях Таннера. Она прислонилась лбом к его груди, не в силах унять дрожь.

Что бы он сейчас ни сказал, будет ложью, и это ее расстроит. Все, что ему оставалось, — это крепко ее обнимать и думать о том, что может произойти с его отцом.

— Я не знаю, что делать. До ближайшего поселения, где мы могли бы уложить его в постель, несколько дней пути. В аптечке нет ничего, что могло бы ему помочь. Ненавижу! Ненавижу эту проклятую болезнь!

Джубал подошел к ним, припадая на свою больную ногу.

— Я принес вам кофе. — Он отдал им кружки и посмотрел на Пича. — Он не выдержит.

— Заткнись!

Джубал обиженно поджал губы, но потом сказал:

— Он проехал этот каньон не дрогнув. Я был уверен, что он начнет кашлять и свалится вниз. — Он неловко похлопал Фокс по руке. — Я займусь ужином.

— Что же мне делать? — Забыв про кофе, она смотрела на Пича. — Он был со мной всегда.

Таннер молча обнял ее.

Глава 19

На следующий день путешествие, слава Богу, было легким: их путь лежал в основном по равнине, переправляться пришлось лишь через несколько небольших ручейков. Все же Фокс то и дело оборачивалась, чтобы взглянуть на Пича. Он выглядел немного лучше, чем накануне, и она посчитала это хорошим знаком. Облака то и дело набегали на солнце, поэтому не было изнурительной жары. В середине дня в надежде, что это поможет Пичу, Фокс настояла на том, чтобы сделать дополнительную остановку.

Ночью у него было несколько приступов, и он просыпался в поту, обессиленный. Его кожа приобрела желтоватый оттенок, и Фокс показалось, что он катастрофически быстро теряет волосы.

После ужина она села рядом с ним с кружкой в руках.

— Ну как ты?

— Все время хочу пить, а по ночам мерзну. А в остальном — никогда еще так хорошо себя не чувствовал.

— А выглядишь ужасно. — Фокс притворилась, что не замечает, как трясутся у него руки, когда он подносит к губам кружку. А еще она уверяла себя, что его голос не звучит глухо, что его глаза не блестят от лихорадки, от которой не помогали никакие лекарства.

— Да уж, наверное. — Он улыбнулся, но потом посерьезнел. — Что ты решила насчет мистера Таннера, Мисси? Этот человек любит тебя.

— Он ни разу мне об этом не сказал.

— Ты занимаешь большое место в его планах.

Пич говорил с трудом, из его горла вырывались хрипы, пугавшие ее.

— Я не могу. И ты знаешь почему. Мне надо кое-что сделать. Кроме того, я не хочу его позорить.

Таннер сидел у костра напротив Джубала, склонившись над шахматной доской. Джубал Браун был единственным человеком, на которого Фокс могла смотреть без боли в сердце.

— Он знает, на что идет, Мисси. И не тебе решать, что позорит человека, а что нет.

— Я дала клятву. И я ее выполню, — процедила она сквозь зубы.

— Значит, ты не собираешься выполнить мое последнее желание и убьешь Дженнингса.

— Не начинай снова эти дурацкие разговоры о последнем желании. Иногда, Пич, ты просто сводишь меня с ума.

— Тебе придется выбирать. Ты можешь погубить свою жизнь, а можешь схватить ее и не отпускать.

— Посмотри на меня! Я не красавица.

— Нет, ты красавица. — Эту фразу он произнес целиком, а не задыхаясь, как обычно, после каждого слова.

— Я только сейчас научилась мало-мальски правильно держать эту чертову вилку. И послушай, как я говорю. Я все время сквернословлю.

— Ну так перестань. Если ты смогла отвыкнуть от одной привычки, отвыкнешь и от другой.

— Пич! — Отчаяние исказило ее лицо. — Я не смогу приспособиться к его миру. А если буду пытаться, ничего хорошего из этого не выйдет. Я буду несчастна.

— Он готов пойти тебе навстречу, Мисси. На самом деле он хочет жить вдали от того мира, который так тебя пугает.

— А его отец? Представь себе, что подумает его отец, если Таннер приведет меня к себе домой!

— Он привыкнет и смирится. Ведь это не он на тебе женится, а Таннер. Нечего ему выбирать жену своему сыну.

— Зачем мы только об этом говорим? Ничего этого не произойдет. Таннер найдет более подходящую женщину, а меня повесят. Конец истории.

— Ты разбиваешь мне сердце.

— Господи, не говори так.

— Ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливой. Ты не сделала ничего такого, за что этот мерзавец мог вышвырнуть тебя из твоего собственного дома. Ты ни в чем не виновата. Оставь Дженнингса в покое и устрой свою жизнь.

— Так. Ты все-таки добился своего. — Она смотрела на него с гневом и укоризной. — Навязал мне свое последнее желание.

Пич устало улыбнулся:

— Я буду наблюдать из-за облака за тем, что ты будешь делать.

— Я его убью, Пич. Да поможет мне Бог, я заставлю его заплатить за все.

— Иди ко мне. Положи голову мне на плечо, как раньше, когда была маленькой девочкой. Будем смотреть на звезды и вспоминать.

— Я буду вспоминать, а ты молчи и отдыхай.

Фокс придвинулась ближе, но так, чтобы не наваливаться на него всей тяжестью. Пич так быстро уставал, что она знала: долго он не выдержит. Через несколько минут она встала, будучи не в силах слушать хрипы, вырывавшиеся из его груди, но притворившись, будто она устала.

— Завтра нам предстоит пройти через самый сложный каньон. День будет очень длинным — с самого рассвета и до тех пор, пока мы его не пройдем до конца, а это может случиться уже при лунном свете. Тебе будет не слишком тяжело?

— Я рад, что ты об этом заговорила. Лучше всего будет, если ты поставишь меня последним в цепочке. — Он приложил к губам платок, а потом украдкой взглянул на него. — Я принял пол-ложки соли. Кажется, это немного остановило кровотечение.

Она кивнула, но почувствовала, что у нее побелели губы.

— Спокойной ночи, старичок.

Но она знала, что он будет все время просыпаться от холодного ночного воздуха и приступов кашля. Он признался, что если спит не полусидя, опершись спиной на седло, ему кажется, что он задыхается.

Фокс пошла прямо к своему спальному мешку, не задерживаясь возле Таннера и Брауна. Она завернулась в одеяло и стала смотреть в небо. Пич. Таннер. Пич. Таннер. Как может сердце вынести столько горя?

Они вошли в каньон еще до того, как наступил рассвет. Им даже пришлось подождать еще немного: у Пича случился такой сильный приступ, какого до сих пор не было.

Пока оставалось места для маневра, Фокс отстала и несколько минут ехала рядом с Пичем.

— Ты сегодня утром принял соль? Пич не ответил, а только кивнул.

— Ты ничего не съел за завтраком.

— У меня во рту все болит, и горло тоже. Мне больно глотать.

Фокс вспомнила, что ее матери ближе к концу тоже было больно глотать. И голос стал таким же слабым и таким же глухим, как у Пича. Сердце Фокс сжалось от предчувствия.

— В первом же поселке, где для тебя найдется кровать, мы с тобой останемся. Таннер и Джубал могут ехать одни.

Она ожидала, что Пич запротестует, но он лишь кивнул, и в этот момент Фокс поняла, что он умирает.

Нет, она уже давно это поняла. Просто сейчас ей пришлось признаться себе в этом. Не говоря ни слова, она пришпорила мустанга и подъехала к Таннеру.

— По ту сторону каньона в двух днях пути есть место, которое юты используют для врачевания с помощью магии. Там есть несколько минеральных источников и, насколько я помню, небольшая фактория.

— Я знаю это место. От этих источников дорога до Денвера мне знакома.

— Таннер, я прошу тебя купить у владельца фактории кровать и отдать ее мне и Пичу. А вы с Джубалом поезжайте в Денвер. Я останусь с Пичем до… — у нее перехватило горло, — до того, как все кончится.

Таннер взял ее руку.

— Я куплю тебе всю эту проклятую факторию. Бери все, что может тебе понадобиться.

Она посмотрела на него с любовью, но промолчала и вернулась в начало их отряда, миновав Джубала и мулов.

Каньоны были страшными. В некоторых местах уступы были менее двух футов шириной. Они не смогли остановиться на обед, но запомнили тот момент, когда, решив остановиться, потеряли двух мулов, свалившихся вниз с уступов. Через несколько секунд мулы упали в реку, и их унес бурный поток.

Фокс поблагодарила Бога, что Пич не упал вслед за мулами, а следующие восемь часов беспокоилась о том, что один или два мешка с золотом безвозвратно пропали.

Но Пич выдержал до конца дня, хотя в уголках его губ собралась желтоватая пена и он так устал, что не мог говорить, когда Таннер снял его с лошади и завернул в одеяла. Он подсунул ему под спину седло, а Фокс вымыла ему лицо, стараясь сделать вид, будто не видит, как Пич борется с приступом кашля.

— Дальше путь будет легче, — пробормотала она, пряча глаза. Он не увидит каньоны к северу от минеральных источников. К тому моменту он уже отмучается.

Ее отвлекли страшные крики Джубала. Он бежал от реки с такой скоростью, словно его нога полностью зажила. За ним гнался огромный бурый гризли.

Взгляд Фокс тут же метнулся к седельным сумкам, где было оружие, потом в сторону Таннера, у которого тоже не было револьвера. А Джубал, преследуемый медведем, бежал прямо на них. Если из-за Джубала медведь приблизится к Пичу, Фокс поклялась себе, что пристрелит его раньше, чем медведя. Если, конечно, она доберется до оружия.

Джубал, вероятно, понял, что он делает, и свернул в сторону. Медведь внезапно остановился. Его отвлек кусок бекона, который Джубал положил на тарелку у костра, когда готовил ужин.

— Оставайся на месте, — приказал Таннер Фокс и, пригнувшись, побежал к тюкам, где было спрятано оружие.

Джубал тем временем обежал кругом, а потом упал на землю и, страшно ругаясь, схватился за свою простреленную ногу.

Через минуту Таннер уже достал ружье, а мгновением позже и Фокс нашла свое. Медведь буйствовал, рвал когтями мешки, обнюхивая землю вокруг костра. Потом он огромной лапой схватил один из мешков, и из него, блестя в свете костра, золотой дугой посыпались монеты, а сам мешок полетел в огонь.

Они выстрелили одновременно, потом еще раз и еще, пока медведь не упал, оставшись лежать бездыханным. Нахмурясь, Фокс оглядела причиненные медведем разрушения. На земле толстым слоем были рассыпаны мука, соль и сахар. Посуда была разбросана вокруг лагеря, помятая и по большей части уже не пригодная к употреблению. С седла Таннера была содрана кожа.

Но самым главным, на чем остановился ее взгляд, были блестевшие повсюду золотые монеты. Как же она устала беспокоиться об этих монетах, собирать их и пересчитывать!

Все тело болело и ныло после трудного перехода через каньоны. Последние два часа она мечтала о том, что быстро перекусит и завалится спать. Но сейчас об этом не могло быть и речи.

— Интересно, — раздался в наступившей тишине ее голос, — были ли на тех мулах, что свалились в воду, мешки с золотом? Похоже, что нет.

Таннер выглядел таким же уставшим и сердитым, как она.

— Мы столько раз их считали, что я могу поклясться, что знаю каждую монетку по виду. — Он потянулся и расправил плечи. — Я соберу их, а ты займись Пичем.

— Я его устрою, а потом помогу тебе. Вдвоем мы управимся быстрее. Как насчет того, чтобы поджарить медвежатины на ужин? А, Джубал?

К тому времени как Джубал нарезал и поджарил мясо, Фокс и Таннер собрали монеты вокруг костра, а потом расширили круг поисков. Поскольку медведь разорвал два мешка, на земле было рассыпано более тысячи двухсот монет. Они наполнили ими помятые кастрюли.

Собрав последние силы, Фокс понесла кусок жареной медвежатины Пичу.

— Я не голоден, — задыхаясь, сказал он.

— Тебе надо немного поесть. У нас уже несколько недель не было свежего мяса. — Надеясь, что запах возбудит у него аппетит, она поднесла тарелку к самому его носу, но он отвернулся.

Фокс попыталась уговорить Пича съесть хотя бы несколько кусочков, но он отодвинул тарелку. Она встала и, укрыв его одеялами, которые он сбросил, поцеловала его в горячий лоб.

— Как он? — спросил Таннер.

— А как ты думаешь? Он умирает, — резко ответила она. Но потом взглянула на кастрюли с монетами, которые им предстоит пересчитывать, и подумала о том, что, возможно, отца Таннера уже нет в живых. — Извини. — Она не чувствовала голода, аппетит пропал. Поставив тарелку, закурила. — Скажи, пожалуйста, почему, вместо того чтобы тащить это чертово золото через всю страну, ты не достал эти деньги в Денвере, раз уж ты там был? — Этот вопрос давно занимал ее.

— Похитители специально оговорили, чтобы я привез монеты. Обмен должен произойти где-то между Денвером и минеральными источниками. — Когда Фокс удивленно на него посмотрела, он пожал плечами. — Так было сказано во второй телеграмме.

— Что еще было в этой телеграмме? Почему ты мне о ней ничего не сказал?

— Ничего существенного в ней больше не было. Я не сказал тебе о ней, потому что не хотел, чтобы ты подумала, будто у нас в запасе больше времени.

Фокс задумалась над ответом. Они договорились добраться до Денвера за три месяца. Но похитители должны встретить их уже на подступах к Денверу. Стало быть, у них было три месяца на то, чтобы пройти меньшее расстояние, чем рассчитывала Фокс. Таннер хотел, чтобы у него было несколько дней в запасе.

— Мне не нравится, что ты не рассказал мне о второй телеграмме. — Однако она слишком устала, чтобы спорить. — Хотя я и понимаю, зачем ты это сделал.

Джубал приподнялся на локте, вытащил из-под себя золотую монету и швырнул ее в один из котелков.

— Ну и намучились мы с вашим золотом, скажу я вам. Ваш старик хоть стоит этого?

— Стоит. — Таннер бросил взгляд на Фокс, и она поняла, что он помнит, что она задала ему такой же вопрос.

— Значит, нам предстоит встретиться с похитителями лицом к лицу? — Интерес Джубала явно возрос. — Думаю, мы получим ответ на вопрос, на что в действительности нужны эти деньги…

— Говорю в последний раз — деньги не для Союза. — Взгляд Таннера стал жестким. — Но в одном ты прав: мы встретимся с похитителями.

Джубал расплылся в довольной улыбке.

— Возможно, я покину вашу маленькую группу раньше, чем это ожидалось. Какой смысл мне ехать в Денвер, если не будет золота, которое надо охранять?

— Как только я верну своего отца, мне все равно, что ты будешь делать.

— Хватит болтать, — вмешалась Фокс. — Надо считать монеты.

— На этот раз мы не будем их считать. Сошьем новые мешки и на этом закончим.

— Но похитители…

— Похитители получат то, что у нас есть. Что-то не верится, что они начнут придираться из-за нескольких сотен монет.

— Тебе решать, но я готова считать.

— Не сегодня. А ты, Джубал, иди спать.

— Я слишком устала, чтобы… — начала Фокс после того, как Джубал молча прохромал к своему спальному мешку.

— Я тоже. — Он похлопал землю рядом с собой, и когда она села, обнял и придвинул ее к себе поближе.

Так они и сидели, попыхивая сигарами и глядя на тлеющие угли костра. А потом каждый из них сшил мешок и наполнил его монетами.

— Я люблю тебя. — Таннер посмотрел на вновь сшитые мешки.

— Я тоже тебя люблю. — Она погладила его по спине, чувствуя, как напряжены мускулы вдоль позвоночника.

— У нас все получится, Фокс. Не знаю как, но у нас получится.

— Может быть.

Но она в это не верила. А если и был ответ, то вряд ли они найдут его сегодня. Она так устала, что даже не удивилась, что они наконец сказали друг другу заветные слова.

Утром стало ясно, что Пич дальше ехать не может. Ему было трудно даже удержать в руках кружку кофе. Фокс поднесла кружку к его губам, а когда он выпил кофе, вытерла ему подбородок и села рядом.

— Сегодня будет сухо. — А горное солнце будет жарким, подумала она, посмотрев, как лучи утреннего солнца окрашивают в розовый цвет заснеженные пики окружавших их гор.

— Мы с тобой останемся здесь на несколько дней. Отдохни.

— Но Таннер… — начал он и закашлялся.

— Таннер знает дорогу. Они с Джубалом могут побыть с нами какое-то время или отправиться дальше без нас. Хотя тебе придется обойтись без лепешек. Медведь разорвал мешки с мукой.

— Медведь?

У нее упало сердце. Неужели Пич не слышал ни рева медведя, ни выстрелов? Может быть, он был без сознания или бредил? Фокс рассказала ему о вчерашних событиях.

— Этот человек действительно очень любит своего отца, — сказал Пич, услышав, что им снова пришлось собирать монеты. — А как вели себя животные?

— Лошади вставали на дыбы, а мулы брыкались. Они были здорово напуганы, но медведь не успел до них добраться.

— Слава Богу, — пробормотал Пич и закрыл глаза.

— Я сейчас поставлю твою палатку, чтобы ты мог укрыться в тени. Здесь подходящее место для отдыха — есть вода и хорошая трава. А медвежатины у нас столько, что хватит накормить целую деревню.

— Когда умираешь, Мисси, это иногда довольно унизительно…

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я испачкался.

Слезы выступили на глазах Фокс. Конец, очевидно, был ближе, чем ей хотелось верить.

— Успокойся, Пич. Ты не раз подтирал мне попку, так что я могу подтереть твою. Думаешь, мне раньше не приходилось видеть это место у мужиков? — Она на минуту задумалась. По крайней мере она может это сделать не на виду у других. — Я поставлю палатку и поищу чистые штаны. Ты пока отдохни, а я постараюсь побыстрее управиться.

— Я люблю тебя, Мисси.

— И я тебя, старичок.

Она почти побежала — мимо костра и дальше — к скалам каньона. Ей казалось, что она сейчас взорвется. Что истекает слезами и кровью. Она яростно пинала скалы ногами и била по ним кулаками до тех пор, пока по запястьям не потекла кровь. И если бы не сапоги, она наверняка сломала бы пальцы на ногах. Когда ярость немного утихла, она упала на колени и, закрыв лицо окровавленными руками, разрыдалась.

Она не заметила, сколько прошло времени, и очнулась, только увидев рядом знакомые сапоги.

— Ты давно тут стоишь?

— Порядочно.

Он бросил ей мокрую бандану, и она закрыла лицо и распухшие глаза. Таннер сел рядом и осторожно стер кровь с ее рук.

— Я остаюсь с тобой.

— Это не обязательно.

— Я знаю, где мы находимся. До Денвера всего десять или двенадцать дней пути.

— При условии, что ничто тебя не задержит.

— Я остаюсь.

Дрожа всем телом, она бросилась ему в объятия и прижалась к нему, словно он был единственным существом, привязывавшим ее к этому миру.

— Это несправедливо, черт возьми! — Неожиданно она вспомнила, что оставила Пича, не переменив ему белье. — Мне надо поставить палатку.

— Джубал уже этим занимается.

— И мне надо найти чистое…

— Все уже сделано. Отдохни минутку, а потом мы перенесем мистера Эрнандеса в палатку.

Джубал поставил палатку так, чтобы Пичу была видна река и снежные вершины гор на фоне ослепительно голубого неба. Легкий ветерок продувал палатку, но в ней все равно было жарко. Правда, жара не мешала Пичу, он лежал, завернувшись в одеяло, а вот Фокс задыхалась, и пот струился у нее по лицу. Но она его смахивала и продолжала читать вслух.

— Мисси…

— Ты хочешь пить? — У ее ног стоял кофейник, наполненный холодной водой.

— Я напоминаю тебе о своем предсмертном желании.

— Тебе придется забрать его обратно. Я собираюсь убить Дженнингса, Пич, и точка. Единственное, чего ты добьешься этим своим предсмертным желанием, — это то, что я буду чувствовать себя виноватой до конца жизни. — Она будет не слишком длинной, но все же… — Мне будет казаться, что я тебя подвела.

— Тебе придется. Сейчас не время для церемоний.

— Это нечестно, — рассердилась она, — и ты это знаешь!

— Ты окажешь мне честь, если назовешь первого мальчика Джейми.

— Джейми? — Она была потрясена. — Боже правый, мне никогда не приходило в голову, что у тебя есть другое имя, кроме Пича.

— А если это будет девочка, я буду очень доволен, если ты назовешь ее Марией.

— Так звали твою мать. — Она уронила книгу и протянула к нему руки. — Почему ты это говоришь? Я не только не могу представить себя матерью, но даже женой и то не могу вообразить.

— А я не могу себе представить, чтобы ты с чем-либо не могла справиться. — Задыхаясь, он прислонился к седлу и закрыл глаза. — Если не возражаешь, я хотел бы сейчас поговорить с мистером Таннером.

— Возражаю. Но я его позову.

Таннера она нашла возле лошадей. Он проверял у них копыта.

— Он хочет тебя видеть. — Большим пальцем она показала через плечо на палатку.

— Как вы себя чувствуете? — Таннер сел рядом с Пичем, положив рядом с собой шляпу.

— Мне вроде получше. — Пич прикрыл рот рукой, потому что снова раскашлялся. — Только вот руки и ноги опухли, как сосиски. Мне надо рассказать вам историю Юджинии.

— Юджинии? — Таннер спрятал улыбку. — Я знаю ее почти всю.

— Хорошо. Может, она вас послушает. Не позволяйте ей убивать Дженнингса.

— Дженнингса? — Таннер напрягся.

— Хоббса Дженнингса. Вашего босса. Я решил, что, если вы об этом узнаете, вам удастся ее остановить. Я знаю, что вы восхищаетесь этим человеком.

Мысли в голове Таннера проносились с быстротой молнии. Он вспомнил все, что Фокс рассказывала ему, и ее загадочную ненависть к Хоббсу Дженнингсу. Все становилось на свои места.

— Ее мать звали Дельфиния Фоксуорт, — медленно произнес он.

Пич кивнул:

— Вы должны ее остановить.

Таннер бросил взгляд через откинутый полог палатки. Фокс и Джубал сидели у костра и молча пили кофе. Ее коса немного расплелась, и отдельные пряди трепал легкий ветерок. Под глазами залегли глубокие тени.

— Это не может быть Хоббс Дженнингс, — тихим глухим голосом заявил Таннер. — Хоббс Дженнингс никогда не украл бы ни цента. Он никогда — никогда — не выгнал бы из дома ребенка.

— Но он это сделал. Я был при этом, мистер Таннер, и видел негодяя. Слышал, как он представился миссис Уилсон, кузине матери Фокс. Видел, как он оставил маленькую девочку на пороге ее дома и уехал в своей великолепной карете, ни разу не обернувшись.

Ум отказывался верить тому, что он услышал, но боль, теснившая грудь Таннера, подсказывала, что все это было правдой. За те долгие минуты, что прошли в молчании, он вдруг понял многое, что казалось ему загадочным.

— Фокс не может убить Дженнингса. Если я не смогу ее переубедить, мне придется предупредить Дженнингса.

— Я надеялся, что вы скажете именно это. — Пич вытер рукавом пену с губ. — Какая паршивая вещь это умирание, — извинился он. — Сделайте все возможное, чтобы уберечь ее от виселицы.

Шок словно парализовал Таннера. Он еще долго сидел возле Пича после того, как старик впал в полубеспамятство, и смотрел на Фокс. Юджиния Фоксуорт. Он знал, что была маленькая девочка, но не мог вспомнить, говорил ли ему кто-нибудь, как ее звали.

К полудню он наконец вышел из палатки и подошел к Фокс.

— Пойдем. Нам надо поговорить.

Глава 20

Таннер повел Фокс к каньону, возле которого он раньше нашел ее, и остановился у забрызганной кровью скалы.

— В чем дело? — Она смотрела на него испуганно, пытаясь разгадать выражение его лица. — Что-нибудь с Пичем?

Таннер взял ее за плечи и встряхнул.

— Мое полное имя Мэтью Таннер Дженнингс. Признание Таннера было настолько далеко от того, что она ожидала услышать, что его смысл сначала даже не дошел до нее. Но когда она мысленно прокрутила его слова обратно, то в отчаянии стиснула зубы. Мэтью Таннер Дженнингс. Она вырвалась из его рук, но шок был настолько силен, что она потеряла дар речи.

— Мою мать звали Каролина Таннер. Когда я начал работать на компанию «Майнингэнд меркантайл», отец предложил, чтобы я взял фамилию матери в качестве дополнительной, и я согласился. Мне было бы легче работать и проще сходиться с людьми, если бы люди не знали, что я сын босса. Более того, они были бы со мной откровенны и я мог бы узнавать об их проблемах до того, как они становились серьезными.

— Это Пич рассказал тебе о Хоббсе Дженнингсе. — До нее все еще не доходил полностью смысл его слов. А когда дошел, она отшатнулась, глядя на него круглыми от ужаса глазами. — Боже мой! Хоббс Дженнингс твой отец!

— Я не знаю, что тебе ответить, Фокс. Я не понимаю, каким образом тот человек, которого ты знаешь, соотносится с человеком, которого знаю я. Но Хоббс Дженнингс хороший человек.

— Заткнись! — Ее вопль эхом отозвался в каньоне. Она с трудом сдержала приступ тошноты. Его отец! Господи. — Мне надо минуту подумать.

У нее кружилась голова. Таннер — сын Хоббса Дженнингса! Неужели это правда? Не может быть. Она стала изучать лицо Таннера, пытаясь найти сходство с Дженнингсом. Но прошло слишком много лет, и она не помнила — или не хотела помнить, — как выглядел Хоббс Дженнингс.

— Да, у него был сын. — Она потерла виски. — Я никогда его не видела. Он жил где-то на востоке. — Теперь-то она знала, ведь Таннер рассказал ей, что он жил в Бостоне у дяди и ходил там в школу.

— Если мой отец и поступил так, как ты рассказала, Фокс, он этим мучился.

— Вот и прекрасно! Жаль, что это его не убило! Таннер сжал губы и отвернулся к реке.

— У него на письменном столе, сколько я себя помню, всегда стоял портрет пятилетней девочки. Я всегда думал, что эта девочка — одна из сирот приюта, который он содержал.

— Да я просто уверена, что это не мой портрет. Ведь ты на это намекаешь, не так ли? У твоего отца нет причин помнить меня. Мою мать еще не успели похоронить, а он уже швырнул меня на порог дома миссис Уилсон и уехал. Он украл мои деньги и ни разу обо мне не вспомнил! Вот какой хороший человек Хоббс Дженнингс!

— Я не могу в это поверить.

— Я собирала эти чертовы монеты, ползая по земле до тех пор, пока у меня не начинала отваливаться спина от боли. Я убивала людей. Меня саму чуть не убили. Я страдала от палящего солнца и мерзла в снегу. И все для того, чтобы спасти мерзавца, который погубил мою жизнь! Просто не верится!

— А я плачу тебе за то, что ты приведешь меня в Денвер и убьешь моего отца.

Они долго стояли друг против друга с каменными лицами.

— Не надо этого делать, — наконец тихо сказал Таннер. Его признание и чудовищность того, о чем он просит, вдруг лишили ее сил. Гнев испарился.

— И что потом? Мы сделаем вид, что ничего не было, и будем жить счастливо? — Она так энергично покачала головой, что ее коса упала ей через плечо на грудь. — Ты не боишься, что в один прекрасный — вернее, ужасный — день я тебя возненавижу, Таннер? Я буду думать о том, что твой отец живет в своем огромном особняке и наслаждается жизнью, которую он украл. Может, я подумаю о том, что ты получил свое прекрасное образование на мои деньги. Или о том, как мы с Пичем собирали объедки из мусорных баков на задворках ресторанов Сан-Франциско, пока ты совершал большое путешествие по Европе на деньги моей матери, которые должны были быть моими.

Таннер вздрогнул и на целую минуту разразился проклятиями.

— Если мой отец действительно все это совершил, значит, все привилегии должны были принадлежать тебе. Ты это хочешь услышать? Хорошо. Если мой отец…

— Если? — Она еле удержалась, чтобы не наброситься на него и не выцарапать ему глаза. — Ты знаешь, что он это сделал! Моя мать влюбилась в человека, у которого не было денег, но ей это было безразлично, потому что ее состояния хватало на двоих. Ты помнишь то время, когда у вас не было всех этих чертовых привилегий?

Он понял. Она намекает на то, что он тогда был ребенком, но уже достаточно большим, чтобы помнить.

— И вдруг все денежные затруднения волшебным образом кончились, не так ли?

Таннер не ответил, но она знала, о чем он думает. Ему сказали, что его отец унаследовал состояние своей новой жены после ее смерти и смерти ее дочери.

— Господи. Это не твоя вина. — Она закрыла глаза и прижалась лбом к теплой скале.

Она поняла, почему он привел ее именно сюда. Засохшая кровь должна была напомнить ей, как она страдает из-за того, что должно случиться с Пичем. Таннер хотел, чтобы она подумала о том, что будет чувствовать он, если она убьет его отца.

Если до этой минуты и существовала пусть слабая, но надежда на то, что они найдут способ быть вместе, сейчас эта надежда рухнула. Таннер никогда не простит ее, если она убьет Хоббса Дженнингса. А если она нарушит свою клятву и ради Таннера оставит этому негодяю жизнь, кончится тем, что она возненавидит Таннера. Именно так ей все представлялось. Если Таннер не понимает, что Дженнингс должен заплатить за свое преступление, значит, он его оправдывает.

Когда палач накинет ей на шею петлю, Фокс поблагодарит его.

Она чувствовала, что Таннер ушел, хотя он ничего не сказал. За ее спиной как будто образовалась пустота. Она постаралась взять себя в руки и пошла за ним. Ее раздирали противоречивые эмоции. Она шла, опустив голову, пока не наткнулась на его спину.

Таннер обернулся и раскрыл ей свои объятия. Фокс, нахмурившись, подняла голову, но, увидев выражение его лица, обмякла. Она хотела вырваться, но он прижимал ее к себе все крепче.

Отсюда ей был виден откинутый полог палатки Пича и Джубал, державший Пича на руках.

— Он умер, — тихо сказал Джубал, но Фокс услышала.

— Он?.. — Она остановилась и сглотнула. — Он сказал что-нибудь?

Джубал взглянул на нее поверх Пича.

— В последние минуты он говорил как будто с ребенком. Мне показалось, что он очень любил этого ребенка.

У Фокс подкосились ноги, слезы потекли по щекам. В груди что-то оборвалось, ей стало трудно дышать. Потом она вытерла слезы, высморкалась и, расправив плечи, подошла к палатке.

— Уйди. Я хочу подержать его.

Она обняла Пича и держала его до тех пор, пока не стало темнеть. Все это время она пела ему колыбельные — все, какие могла вспомнить. Только бы не слышать стук лопат. И чтобы сопроводить его своим пением туда, где его встретят хорошенькие ангелы и дадут новый комбинезон.

Они похоронили его в сумерках. Прежде чем мужчины опустили Пича в землю, Фокс сунула ему в одеяло коробку с шахматами. Потом попросила Таннера отрезать шесть дюймов своей косы и положила волосы в могилу.

Когда все было кончено, она тупо смотрела, как Таннер соорудил из двух длинных деревянных ложек крест и воткнул его в землю в изголовье могилы.

Джубал снял шляпу и прочистил горло.

— Это был самый лучший чернокожий, которого я когда-либо знал.

— Спи с миром, дорогой друг. — Таннер склонил голову. Фокс прижала к груди шляпу и быстро заморгала, чтобы не расплакаться.

— Подожди меня там. Я скоро буду, — прошептала она. Не обращая внимания на то, что ее может видеть и слышать Джубал, она прижалась к Таннеру.

— Ты мне нужен. Не могли бы мы обо всем забыть хотя бы сегодня и… ну ты знаешь?

Он молча поднял ее на руки и понес прочь от костра и от стен каньона. Фокс обняла его за шею и вдохнула его запах. От него пахло землей, лошадьми, потом, дымом. Наверное, и от Пича так пахнет — так, должно быть, пахнет рай.

Когда Таннер положил ее на одеяло, расстеленное в траве около реки, она поняла, что он предвидел ее состояние. Фокс смотрела в звездное небо и думала о том, правда ли, что душа человека превращается в звезду.

— Не двигайся, — тихо сказал Таннер. Он встал на колени и начал расплетать ей косу. — Просто лежи и позволь мне любить тебя.

Она не спускала глаз с его лица, пока он расстегивал пуговицы ее рубашки и развязывал тесемку, поддерживавшую брюки. Ей была знакома каждая морщинка в уголках его глаз и рта. Она могла бы в точности воспроизвести форму его чувственных губ и упрямого подбородка. Она помнила ощущения, которые вызывали у нее прикосновения ладоней к его коже и щек — к волосам на его груди. Она знала, что он сильный и нежный. Знала о нем все — кроме его имени.

Поцелуи Таннера сначала были неспешными. Он не прикасался к ее телу до тех пор, пока она не начала первой его ласкать. Но после этого он стал гладить ее с бесконечной нежностью, так что она застонала и прошептала его имя. И тогда его словно прорвало — он целовал ее грудь, тянул губами за соски, запустил пальцы во влажные волосы у нее между ног. Она задыхалась и извивалась под ним, а он все целовал, гладил и дразнил ее до тех пор, пока она почти обезумела от вожделения.

Когда он вошел в нее, она прижалась к нему, не замечая, что по лицу текут слезы. Она любила его. Так сильно и глубоко, что у нее щемило в груди. Любила его как мечту, настолько реальную, что для нее было шоком очнуться и понять, что эта мечта никогда не осуществится. Ее любовь была так сильна, что она скорее умрет, чем останется жить без него.

Когда все закончилось, они долго лежали обнявшись и наслаждаясь близостью друг друга. Но неожиданно Фокс села и прикрыла грудь концом одеяла.

— Ты мой брат!

— Господи! Ты моя сестра! — Таннер тоже сел и смотрел на Фокс с ужасом.

— Нет, погоди. — Фокс сделала глубокий вдох. — Хоббс Дженнингс твой отец, но мне он только отчим.

— Кровного родства между нами нет.

— Слава Богу. На какое-то мгновение я подумала… — Она упала на одеяло и расхохоталась. — О Господи!

Они оба хохотали как безумные, но напряжение последних нескольких дней постепенно спадало.

— Прости меня, Таннер. — Она обняла его. — Мне бы хотелось, честное слово, чтобы все было по-другому. Чтобы у нас было будущее.

— Оно могло бы быть.

Но судя по неуверенному тону, он в этом сомневался. Он, наверное, пришел к тому же выводу, что и Фокс. Он не сможет жить с женщиной, которая убила его отца, а она не сможет жить, зная, что позволила Хоббсу Дженнингсу избежать расплаты за совершенное им злодеяние.

Они молча оделись и, взявшись за руки, пошли к костру. Ее взгляд остановился на том месте, где стояла палатка Пича. Джубал, благослови его душу, разобрал и спрятал ее.

— Мне придется сказать отцу.

— Я знаю, — тихо ответила она. — Делай то, что должен. Это не имело значения. Она все равно доберется до Хоббса Дженнингса, скольких бы он ни нанял телохранителей. Все, что ей нужно, — это ружье и доля секунды для точного выстрела — и негодяй умрет.

Они держались за руки, словно оба знали, что такой ночи, как эта, у них больше не будет. Отныне Хоббс Дженнингс будет стоять между ними, и за это он тоже должен заплатить. Он украл у нее последние две недели с Таннером, воспоминания о которых могли бы поддержать ее на пути к виселице.

— Если бы я могла найти способ, как жить…

— Я знаю. — Он приложил палец к ее губам.

Они стояли обнявшись до тех пор, пока от усталости у них не стали слипаться глаза. Но расстаться они не могли. Опустившись на землю, Таннер прислонился спиной к какому-то тюку, а Фокс положила голову ему на грудь.

Но заснуть он все же не смог. Шок от того, что он узнал об отце, прошел, но на его место пришла холодная ярость. Как мог отец — человек, которому он безоговорочно верил, украсть наследство своей жены и обездолить ребенка? Что он за человек, если мог совершить такое преступление?

Он прижал к себе Фокс и, приложив щеку к ее волосам, вдохнул их запах и прислушался к ее ровному дыханию. Он должен защитить эту женщину и отомстить за то, как несправедливо с ней поступили. И хотя ее прошлого не изменить, но любовь к ней требовала справедливости.

Все дело в том, что человек, погубивший ее, был его отцом, и Таннер уважал и любил его так же сильно, как эту женщину.

Господи! Он потер лоб, словно пытаясь стереть мысли, стучавшие в голове. Любовь к женщине и верность отцу разрывали его на две части.

Фокс только сейчас поняла, как медленно они в последнее время передвигались, поскольку им приходилось приноравливаться к Пичу. Сейчас они значительно прибавили скорость и, проведя в пути весь день от рассвета до сумерек, оказались у минеральных источников за один день вместо двух.

На следующее утро они въехали в каньон, пересекавший реку к северу от минеральных источников. Джубал все время ругался, что-то бормотал и пугал нехорошими предчувствиями, но напряженный и опасный день прошел без происшествий.

Еще через день они снова оказались в горах и, следуя по течению Игл-Ривер, свернули на восток, забираясь все выше в горы, покрытые сосновыми лесами и тополиными рощицами. Воздух стал более свежим и прохладным. Им постоянно попадались лисицы, рыси, олени и горные бараны.

Весна в горах хотя и наступила с опозданием, но уже расцвела пышным цветом. Распустившиеся в лесу белые и голубые водосборы тянулись к солнцу. Лиловые люпины украшали берега реки, а низкие белые флоксы соревновались в пышности с ярко-желтыми одуванчиками.

По вечерам от костра пахло сосной. Его тепло было особенно приятно, потому что не только ночи, но и дни стали заметно холоднее, так что Фокс почти не снимала свое пончо. Днем они внимательно следили за тем, не мелькнет ли кто-нибудь за деревьями: они ждали появления похитителей.

— Предполагаю, что они выйдут на нас на вершине перевала, — сказал Таннер в ту ночь, грея руки у костра. — Я бы поступил именно так.

— Да, — согласился Джубал, — лес там будет не такой густой, и они услышат нас раньше, чем мы их увидим.

— Ты ждешь неприятностей?

Днем Фокс не выпускала из рук ружье, а ночью клала под голову «кольт». После случая с медведем они уже не могли себе позволить оставлять оружие в тюках.

— Нет, — покачал головой Таннер. — Им нужно золото. Если мой отец жив, думаю, что обмен произойдет гладко.

— Но если твоего отца с ними не будет, значит, они убийцы. Мы убьем их раньше, чем они до нас доберутся.

— Послезавтра, когда мы достигнем вершины, мы все узнаем.

Фокс так скучала по Таннеру, что боялась смотреть на него. В первые дни после смерти Пича они ехали рядом, уточняя детали своего прошлого. Например, где был Таннер в то время, когда Фокс впервые пересекла страну, чтобы найти Хоббса Дженнингса. Она рассказала ему, что газеты в Денвере перепутали ее имя, назвав ее не Юджинией Фоксуорт, а просто — Фокс. Так это имя к ней и пристало.

— Тебе оно подходит, — улыбнулся Таннер.

— Я никогда не чувствовала себя Юджинией, — призналась она.

Позже в тот день Таннер открыто заговорил о своих напряженных отношениях с отцом и говорил так, словно это нужно было ему самому, а не Фокс.

— Если мой отец украл твое наследство, это могло бы объяснить, почему он так хотел, чтобы я преуспел. Возможно, это было нужно ему, чтобы оправдать то, что он сделал.

Фокс молчала, будто давала ему возможность осмыслить то, что он сказал. Всякий раз, когда Таннер говорил: «если» его отец погубил ее жизнь, в груди Фокс поднималась волна гнева и она крепче сжимала поводья. Но сердцем она понимала его нежелание признать правду.

— Каждый раз, когда он во мне разочаровывался, он, должно быть, думал, стоило ли делать то, что он сделал. — Таннер в задумчивости потер подбородок, и его глаза заблестели от слез. — Проклятие! Этому нет оправдания.

Он говорил так, словно провел много часов в поисках причин, которые могли оправдать его отца.

Фокс изо всех сил старалась сочувствовать Таннеру, но ей это плохо удавалось. Она лишь удивлялась капризам судьбы, которая свела их вместе.

И вот завтра, в крайнем случае через день-два, она столкнется лицом к лицу с Хоббсом Дженнингсом. Впервые с тех пор, как он бросил ее на пороге дома миссис Уилсон. Она видела его несколько раз, когда приезжала в Денвер, но всегда лишь издалека. Знал ли он, что с ней произошло за эти годы? Может, действительно думает, что она давно умерла, как он уверял всех много лет тому назад?

Что ж, очень скоро он узнает, что это не так. Когда Таннер расскажет ему, что Фокс жива и собирается его застрелить, у Дженнингса не будет ни минуты покоя. Этот подлый вор будет все время озираться, пока не увидит ее. Но она не собирается стрелять этому сукину сыну в спину. Она хочет, чтобы он ее увидел и узнал, кто она такая. Она хочет смотреть ему в глаза, когда нажмет на курок.

Чем выше они поднимались в горы, тем труднее становился путь. Склоны были усеяны огромными, размером с почтовую карету, валунами, будто разбросанными чьей-то гигантской рукой. На земле, преграждая путь, валялись стволы упавших деревьев. Животным приходилось осторожно их переступать, но один мул сломал ногу, и Таннеру пришлось его пристрелить. Из грузов, навьюченных на бедном животном, они взяли только самое необходимое, оставив остальное на дороге. Они уже были почти у цели и могли обойтись без многих вещей.

В ту ночь они сидели у костра с поникшими от усталости плечами и красными от холода лицами.

— Старик этого не перенес бы. — Джубал оглядел окружавшие их валы снега.

— Нет, — согласилась Фокс. — Ты все еще планируешь присоединиться к воюющим? — Сама она о войне не думала. Какое ей было до нее дело?

— Я еще не решил окончательно. Но я подумываю о том, чтобы уехать в Мексику. Найду себе горячую мексиканку, а потом, глядишь, и осяду там. А ты что будешь делать?

— У меня есть кое-какие дела в Денвере.

— А вы вернетесь на рудники в районе Карсон-Сити? — спросил Джубал у Таннера. — Или отправитесь собирать окаменелости? У вас какие планы?

К удивлению Фокс, Таннер разговорился и рассказал о долине в районе плоскогорья. Однако очень скоро она поняла, что все это он рассказывает не Джубалу, а ей. Глядя на пламя костра, она слушала его рассказ о той жизни, которую человек может вести в долине. Построить дом, посадить яблоневый сад. Она вспомнила сверкающую на солнце реку и высокие тополя, растущие вдоль берегов, запахи ранней весны и плодородной почвы. О редиске, которая вырастет к тому времени, как человек вернется домой после охоты за окаменелостями.

Поставив на землю кружку с недопитым кофе, она отошла прочь от костра и заползла в свою палатку.

Как и мужчины, Фокс сидела в седле с ружьем на коленях и все время наблюдала за деревьями вдоль дороги. Ожидание встречи с похитителями заставляло ее нервничать. Неужели она будет участвовать в освобождении Хоббса Дженнингса — если этот мерзавец еще жив?

С одной стороны, она хотела, чтобы он был жив. Это она должна его убить, а он должен знать, за что его убивают. А с другой — надеялась, что он уже мертв и ей не придется помогать его спасать. Если похитители убили Дженнингса, их с Таннером проблема будет решена.

Ее начало трясти от предчувствия, что приближается решающий момент. Таннер и Джубал, видимо, тоже это чувствовали. Они ехали по обе стороны от нее с суровыми и напряженными лицами.

Она увидела привязанную к ветке красную бандану одновременно с Таннером.

— Они впереди.

Они были готовы. Таннер вел мула, груженного золотом. Другие два мула следовали за лошадьми без всякой привязи. Фокс потрогала «кольт» у себя на боку, сняла перчатки и положила руку на ложе ружья. Все было в порядке. И она в порядке.

— Думаю, что они прямо за теми деревьями, — сказал Таннер.

Фокс поняла, что он уже думает о следующем моменте — когда он увидит, жив его отец или мертв. Все, через что они прошли, свелось к этим последним нескольким минутам. Она стала прислушиваться, но ничего, кроме звуков, которые издавали животные, и собственного дыхания, не услышала.

Они миновали перевал, и Фокс сразу же увидела Дженнингса. Он сидел на земле со связанными руками и ногами. Его голова была опущена, и казалось, что ему трудно дышать в разреженном горном воздухе. У Фокс было впечатление, что его били. Она натянула поводья и вгляделась в рощицу позади Дженнингса.

Их было трое. Они сидели верхом на индейских пони в невыгодной для себя позиции: их было хорошо видно за низкорослыми деревьями.

— Мы можем их захватить, — тихо предложил Джубал. — Что скажете?

— Нет. — Таннер увидел, как тяжело дышит его отец. Фокс сначала не могла понять ни выражения его лица, ни эмоций, промелькнувших в его глазах. Гнев, презрение, облегчение?

— Когда все закончится и они уедут, — сказал он Джубалу, — они твои, если хочешь. Но не раньше.

Из-за деревьев раздался голос:

— Бросьте ружья и подведите мула к деревьям.

— Мула я подведу. Все деньги в этих мешках. Но ружей мы не бросим.

Фокс услышала, как похитители о чем-то заспорили.

— Они такие же индейцы, как я, — пробурчала она.

— Нам не нужны неприятности! — крикнул Таннер. — Берите деньги и убирайтесь! — Он подвел мула к месту, указанному похитителями.

Ничего не последовало. Боковым зрением Фокс увидела, как Таннер повернул свою лошадь в сторону отца, оставив мула у леса.

В это время из-за деревьев выехал всадник, одетый в военную рубашку юта и с пером в волосах. На нем были солдатские брюки армии Союза, а лицо было разрисовано голубым и желтым. Если бы не напряженность момента, Фокс не удержалась бы от смеха, видя такую грубую попытку выдать себя за индейца. Но ей надо было следить за направленным на нее и Джубала ружьем и сжимать свое оружие.

— Не вздумайте двигаться! — прокричал «индеец». Он нагнулся, схватил за поводок мула и скрылся за деревьями. Через считанные минуты похитители исчезли за перевалом.

Джубал сплюнул в гневе.

— Ну надо же, как они нас обвели! Мы прошли весь этот путь — и для чего? Пять минут вообще ничего не происходило.

— Ты заметил, что они не настаивали на том, чтобы пересчитать деньги? — возмущенно заметила Фокс. — С таким же успехом в мешках могли быть камни.

— Я больше волновался, когда навещал свою бабушку, ей-богу!

— Может быть, ты компенсируешь недостаток острых ощущений тем, что поедешь за ними? — Она смотрела, как Таннер разрезает веревки, стягивавшие руки отца. На Дженнингса она смотреть не могла. Ее ненависть была так сильна, что у нее руки чесались от желания немедленно его прикончить.

— Да какое там волнение! Ты их видела? Любители. Отнять у них золото будет легче, чем украсть деньги у слепого. Далеко они не уйдут, да и мул будет их задерживать. Украсть деньги так легко, что это просто оскорбительно.

— Ну ты и хвастун, Браун. Удачи тебе. — Фокс протянула ему руку.

Он схватил ее и усмехнулся:

— И вам удачи, мэм. Если не считать случаев, когда вы меня распекали, было приятно с вами путешествовать.

— Хотелось бы мне сказать то же самое, — ответила Фокс, и они оба рассмеялись.

Таннер между тем помог отцу встать и обнял его, чувствуя, как он дрожит. Впервые в жизни он подумал о своем отце как о хрупком, ранимом существе, и этот пугающий и печальный образ совершенно не вязался с тем жестоким человеком, каким он себе его представлял с тех пор, как узнал правду.

— Я знал, что ты приедешь. Я говорил им.

— Ты в порядке? Не болен?

— В общем и целом они обращались со мной хорошо. — Он оперся на руку Таннера и сделал несколько шагов, чтобы восстановить циркуляцию крови в руках и ногах. — Мне надо принять ванну, побриться, одеться в чистое и лечь в настоящую постель. Я еще никогда в жизни не был так рад кого-нибудь увидеть.

С тех пор как Таннер в последний раз видел отца, прошел почти год. Он забыл, как печальны были его выразительные — как у него самого — глаза. Теперь он мог предположить, отчего они были печальны.

— Я отвезу тебя в ближайший шахтерский поселок, где есть гостиница, — пообещал он.

Несмотря на свой гнев и нестерпимое желание как можно скорее все выяснить, Таннер решил подождать, пока отец отдохнет и придет в себя после выпавшего на его долю тяжкого испытания. А потом он и Фокс… Таннер обернулся и увидел Джубала, связывавшего остальных двух мулов с видом человека, который торопится поскорее уехать.

Фокс уже не было.

Глава 21

Поскольку теперь уже не надо было торопиться, последний отрезок пути до Денвера Фокс ехала не спеша. Таннер, конечно, отвезет отца в ближайший поселок, чтобы он мог отдохнуть, поэтому она, объезжая стороной все поселки, направилась в Айдахо-Спрингс.

Со времени ее первой поездки на восток то, что начиналось, как беспорядочное скопление землянок и палаток, превратилось в процветающий город. По всей длине узкого каньона растянулся ряд деревянных бараков и множество новых солидных зданий, поражающих своими размерами. Фургоны, телеги, повозки и всадники двигались в обоих направлениях по дороге через город, поднимая тучи пыли. Везде царило веселое оживление.

Фокс выбрала двухэтажную гостиницу с потрепанным фасадом, где номера наверняка были дешевле, чем в кирпичном особняке напротив. Номер, который она сняла, был крошечным, но кровать показалась ей просто райской — особенно после того, как она три месяца проспала на земле.

Она бросила шляпу на ряд крючков возле двери, затолкала седло под кровать и, сняв сапоги, с размаху бросилась на стеганое одеяло. Через минуту она уже заснула, да так крепко, что открыла глаза лишь к полудню следующего дня.

Она съела огромный завтрак, состоявший из ветчины, яиц, картофеля в жирном соусе, хлеба и большого кофейника кофе с сахаром. Потом она пошла в баню, потребовала отдельную кабину, толстые махровые полотенца, душистое мыло и шампунь. Конечно, после такого чудесного мытья стыдно было надевать ее привычную одежду, но она утешала себя тем, что это ненадолго.

Остаток дня она провела в магазинах Айдахо-Спрингс, с удовольствием отметив, что смогла купить все, что ей было нужно.

Первым приобретением была большая матерчатая сумка, в которую она сможет положить все другие вещи, которые купит. Начала она с высоких дамских ботинок и крючка, которым их застегивают. Следующими были чулки и подвязки, хлопчатобумажная сорочка и панталоны и — после некоторых раздумий — вышитый корсет с деревянными «косточками». Продавщица долго уговаривала ее купить кринолин, но Фокс не была готова надеть на себя такое хитроумное сооружение. Она остановила свой выбор на накрахмаленных нижних юбках, на которых хорошо смотрелись широкие перкалевые юбки. Последними были две блузки и летняя накидка.

И конечно же, ей были нужны маленькие кружевные носовые платочки, перчатки, ридикюль, шпильки и приличный гребешок. Сжав зубы, она прошла мимо прилавка с нюхательными солями, но позволила продавщице сыграть на своих скрытых слабостях и продать ей небольшой флакон розовой воды, которому ей вряд ли придется найти применение.

— Вам не нужны сережки? — предложила продавщица.

— Нет, не нужны.

Продавщица мельком глянула на ее отсутствующую мочку и быстро подвела к шляпкам.

— Вам обязательно нужна красивая шляпка. Если в вашем доме, не приведи Господь, начнется пожар и вы сможете спасти только одну вещь, это должна быть ваша лучшая шляпка. Без нее ансамбль будет неполным.

Фокс пожала плечами. Она устала покупать вещи, которые хотя и были необходимы для осуществления ее плана, но все были страшно неудобны.

— Сами выберите мне что-нибудь.

Продавщица выбрала летнюю шляпу, отделанную крошечными оборочками и украшенную фиалками, которые подходили по цвету к новой накидке и отделке на юбке. Фокс и в голову не пришло бы, что необходимо как-то сочетать цвета.

Пока Фокс расплачивалась за покупки, шокированная ценами на дамскую одежду, продавщица внимательно ее рассматривала.

— Советую вам разделить волосы пробором посередине и завязать их в замысловатый узел на затылке. Или хотя бы просто в пучок, — вздохнув, добавила она.

Оставив покупки в гостинице, Фокс пошла на рынок и продала за хорошую цену своего мустанга и ружье. Перед тем как отдать мустанга новому владельцу, она обняла лошадь за шею, ведь они так долго были вместе. Она была рада, что выручила приличную сумму, но всегда было трудно расставаться с хорошей лошадью и хорошим ружьем. Но в юбке она все равно не могла бы сесть верхом, а ружье не поместилось бы в ее новом ридикюле.

Чтобы закончить день, она выбрала самый тихий, спокойный салун и заказала виски, о котором мечтала с тех пор, как в последний раз пила его в Ноу-Нейме с Барбарой Робб. Алкоголь обжег ей желудок, словно она проглотила кусок раскаленного металла, а после третьей порции настроение у нее упало ниже некуда.

Пича нет. Она все время прислушивалась, не раздастся ли его голос. Без него некому было сказать, что она выпила слишком много виски и что пора идти домой. Больше этого никогда не будет. А если он и смотрит на нее со своего облака, то наверняка сердится, потому что она провела весь день, готовясь нарушить его предсмертное желание.

— Проклятие!

Сидевший рядом с ней у стойки мужчина стал с удивлением рассматривать ее помятую шляпу, старое пончо, грязные штаны и сапоги. Она зыркнула на него, надеясь, что он рвется в драку, но он отвернулся.

Это, возможно, было к лучшему. А то кто ее будет лечить после того, как ее, пьяную, изобьют. Нет никого, кто бы о ней позаботился. Никто не знает, где она, и никому нет до нее дела. Нет ни Пича, ни Таннера.

Вспомнив о Таннере, она почувствовала себя еще хуже. Грудь разрывалась от тоски. Где он сейчас? В каком-нибудь шахтерском поселке со своим отцом? Или нанял карету, и они проехали через Айдахо-Спрингс, пока она спала или занималась покупками? Вспомнил ли он о ней хотя бы раз после того, как она исчезла? Что он рассказал о ней своему отцу? И что бы он подумал, если бы увидел ее расфуфыренной, во всех этих женских тряпках? Рассмеялся бы или подумал, что она красивая?

Красивая! Ха! Нашла о чем думать!

Перед тем как вечером лечь спать, Фокс собрала все свое мужество, расправила плечи и заставила себя посмотреть в мутноватое зеркало, висевшее над комодом.

Отражение было не таким, какое она ожидала — или надеялась — увидеть, но в этом не было для нее ничего нового. Впрочем, она выглядела не так уж и плохо. Лицо не было обожжено солнцем, кожа не шелушилась, губы не потрескались. Она расплела косу, и чистые, блестящие волосы упали волнами на плечи и спину. Возможно, ей все же удастся на то короткое время, когда придется встретиться с Хоббсом Дженнингсом, чтобы убить его, выглядеть респектабельной дамой. А может, это просто кажется, потому что она выпила слишком много виски.

Она разделила волосы на пробор и зачесала их назад. После более пристального изучения своего лица она пришла к выводу, что ее вряд ли можно считать красивой — уж слишком розовые у нее щеки, да и веснушек многовато.

Но Таннер считал ее красивой, и это, черт возьми, что-то да значило. Один-единственный мужчина в этом паршивом мире считал ее красивой и необыкновенной и хотел прожить с ней всю свою жизнь. А кем он оказался? Сыном аморального, бессовестного, вероломного, нечистого на руку сукиного сына.

Она провела ладонью по лицу, как бы стирая свое отражение. Если бы можно было убить Дженнингса прямо сейчас, подумала она и с размаху бросилась на постель.

Наутро, разодевшись в пух и прах во все новое, она села в почтовую карету, направлявшуюся в Денвер.

Денвер за то время, что она там не была, разросся. Обосновавшиеся здесь люди из других районов страны посадили деревья вдоль пыльных дорог и даже выкопали канавы, собирающие воду для их полива.

Ее не столько удивило число больших особняков, сколько появление огромного количества обычных домов, многие из которых были построены из кирпича либо камня с явным расчетом на долговечность. Из окна кареты ей были видны трехэтажные здания контор, рестораны с козырьками от солнца над входом, магазины со сверкающими витринами и позолоченными вывесками. Денвер стал настоящим большим городом.

Когда карета остановилась, чтобы пропустить стадо коров, переходившее главную улицу, Фокс выскочила, чтобы купить газету у мальчишки-разносчика. Перед тем как вернуться на свое место, она успела заметить фамилию «Дженнингс», напечатанную на первой полосе.

Вскоре почтовая карета остановилась, и Фокс сошла, радуясь тому, что поездка в душном, забитом людьми экипаже закончилась. Она огляделась, но все вокруг было незнакомым. Ей пришлось зайти на почту, чтобы узнать адрес компании «Майнинг энд меркантайл» и попросить порекомендовать недорогую гостиницу недалеко от конторы компании.

К счастью, она обнаружила, что отель «Альфонс» находится всего в квартале от того, что сейчас называли деловым центром Денвера. До офиса Дженнингса отсюда было пять минут ходьбы, и в этом Фокс усмотрела перст судьбы.

В отеле внимательно оглядевший ее клерк предоставил ей более комфортабельный номер, чем тот, который она получила в гостинице в Айдахо-Спрингс, когда появилась там прямо с дороги. Стены здесь были обклеены обоями. Возле умывальника стоял кувшин с водой, а на туалетном столике — ваза с искусственными гвоздиками. Мальчик, который принес ее сумку, открыл оба окна, и, хотя в комнате запахло пылью и навозом, ветерок был приятным.

Потом он, старательно отводя взгляд, спросил, не желает ли она принять ванну у себя в номере. Фокс даже представить себе не могла, что такое возможно.

Тоже глядя в сторону и глупо краснея, она призналась, что не возражала бы против ванны.

— А еще я желаю бифштекс с жареной картошкой, — сказала она, уверенная в том, что в этом-то ей точно будет отказано. Но мальчик лишь кивнул, и поэтому она добавила: — Еще кофе с сахаром и пирожное с большим количеством крема.

Ей может понравиться жить в отелях, решила она, выкладывая на туалетный столик расческу, щетку и шпильки. Такая роскошь стоила тех денег, которые она заплатила. Конечно, в прошлом у нее никогда не было лишних денег. Но сейчас они у нее есть, ведь она продала своего мустанга и ружье, а времени, чтобы их потратить, у нее осталось не так уж много.

У нее оставалась всего одна сигара, и она выкурила ее, пока нежилась в ванне и читала газету.

Огромный заголовок сообщал, что исчезновение Хоббса Дженнингса наконец объяснилось. Вчера днем мистер Дженнингс в сопровождении своего сына, Мэтью Дженнингса, вернулся в Денвер. Он был похищен и провел долгих три месяца в заточении. Размер выкупа не сообщался, был лишь сделан намек на то, что сумма немалая. Власти уверяли, что арестуют похитителей в самое ближайшее время.

Прочитав заявление властей, Фокс подумала о Джубале Брауне. А про Дженнингса было написано, что он устал и изможден, но не получил никаких увечий. Он предполагает вернуться в свой офис, самое позднее, во вторник и уверяет, что «Майнинг энд меркантайл» возобновит работу в прежнем объеме.

Фокс отбросила газету в сторону, откинулась в ванне и сделала затяжку. Этот негодяй заколдован. Он привлек к себе внимание трех похитителей, которые были явными новичками и обращались с ним как с принцем, вместо того чтобы убить его, как это сделали бы более опытные бандиты. Если бы Фокс стояла во главе похищения, Дженнингсу потребовалась бы по крайней мере неделя, чтобы прийти в себя.

Во вторник в ее голове созрел план. Она даст ему время до пятницы на то, чтобы принимать соболезнования доброжелателей, бизнес-партнеров и всех тех, кто придет к нему в офис после его трехмесячного отсутствия. На этом его заколдованная жизнь кончится.

Только после того, как убрали ванну и поднос с посудой, Фокс вспомнила, что обещала Таннеру подождать две недели до того, как сунуть голову в петлю. Но в то время она еще не знала, что человек, которого она собиралась убить, был его отцом. Она сомневалась, что Таннер покинет Денвер, зная, что она охотится за его отцом. Кроме того, какое значение имеет обещание, данное ею Таннеру, если она не собирается выполнить предсмертное желание Пича? В рай она все равно не попадет. А Таннер никогда не скажет: «Да, ты убила моего отца, но ты сдержала свое обещание и подождала две недели».

Теперь, когда она приняла решение, она надеялась, что уснет без мук совести. Но она лежала без сна и, глядя в окно, думала о Таннере. Перед ней то и дело возникало его лицо, его карие улыбающиеся глаза. С ним она испытала столько удивительных минут радости! Но с особой теплотой она вспоминала, с какой нежностью он смотрел ей в глаза, когда рассказывал о том, что жена, если у нее есть к этому склонность, может выращивать редиску.

Фокс уткнулась лицом в подушку, чтобы стереть преследовавший ее образ Таннера: Таннер с напряженным выражением лица переводит связку мулов через ручей, Таннер смотрит ей в глаза, когда они занимаются любовью, Таннер стоит у костра, когда подходит его очередь, и переворачивает на сковородке блинчики…

— Ах, Таннер, — прошептала она, вспоминая его мускулистое тело и глубокий, проникновенный голос, — это нечестно. Ты должен был быть сыном другого человека.

Таннер знал, что она в Денвере, но не мог ее найти. Это сводило его с ума. Он проверил все общественные конюшни, разыскивая ее мустанга, а потом нанял десятерых мужчин, чтобы они проверили конюшни, принадлежащие отелям. Два последних дня он был в таком отчаянии, что ездил верхом по улицам, высматривая выцветшее пончо и длинную рыжую косу.

Он расставил охранников вокруг дома отца, снабдив их описанием Фокс, а двум мужчинам поручил охранять вход в офис компании.

Он сидел в клубе, размышляя о том, что не могла же она просто исчезнуть. В Денвере было несколько тысяч жителей, но все же город не был настолько велик, чтобы в нем могла затеряться такая необычная и запоминающаяся женщина, как Фокс. Не может быть, чтобы кто-нибудь ее не запомнил.

Она где-то рядом. Он это чувствовал. Он ее любит, и она, черт возьми, любит его.

Откинувшись на спинку стула, Таннер закрыл глаза. До того как он начал расспрашивать отца о его прошлом, у него еще оставалась надежда, что вышла ошибка, что произошел ряд невероятных совпадений, из-за которых Фокс поверила, будто Дженнингс — ее отчим и что он украл ее наследство.

Но все, на чем настаивала Фокс, оказалось правдой. У Таннера с отцом был долгий ночной разговор, страшно болезненный для них обоих, и отец признался в совершенном им когда-то преступлении. Все встало на место. Теперь Таннеру стала понятна боль, часто мелькавшая в глазах отца. И что бы ни сделала Фокс, она не сможет наказать его так, как он наказывал себя сам. Если бы Фокс узнала цену, которую его отец заплатил, ненавидя себя и раскаиваясь, возможно, этого было бы достаточно. Она не сможет его простить, так же как не сможет и Таннер, но… может, этого будет достаточно.

Он должен найти ее, прежде чем месть уничтожит двух самых дорогих ему людей. Если бы только она поговорила с его отцом, если бы она смогла заставить себя сделать хотя бы это, может быть, им удалось бы преодолеть эту муку.

Глядя в пространство, он прислушивался к тиканью клубных часов, отсчитывающих минуты. Что бы ни случилось, это должно произойти очень скоро.

— Добрый день. — Скромно потупив взгляд, Фокс вежливо поздоровалась с молодым человеком за конторкой. — Мистер Дженнингс у себя?

— У вас назначена встреча? — На медной табличке значилось имя молодого человека — Клод Пайпер.

— Нет, но меня уверили, что мистер Дженнингс меня примет. Я собираю среди бизнесменов пожертвования в пользу детей, оставшихся без матерей.

Мистер Пайпер положил ручку и посмотрел на Фокс так внимательно, как ее еще никогда не рассматривали. Неужели Очертания «кольта» видны через сумку, которую она держала на согнутой руке? Ей показалось, что прошла вечность — так долго он ее рассматривал. При этом она решала, что ей делать, если не удастся преодолеть преграду в лице Клода Пайпера.

— И вас зовут?..

Она была уверена, что он смотрит на ее сумку.

— Будет достаточно, если вы сообщите мистеру Дженнингсу, что я представляю Общество сирот. — Она изобразила на лице деревянную улыбку и подумала, что, наверное, надо было представиться просто приличной молодой леди, даже если это привлекло бы внимание прессы и привело к разоблачению преступления, совершенного Дженнингсом. Но было бы легче, если бы она представилась тем, кем была. Она отшвырнула бы Пайпера и ворвалась бы в офис Дженнингса. Сейчас мерзавец уже стоял бы перед вратами ада.

Мистер Пайпер поднялся из-за конторки.

— Я вернусь через минуту.

Она прождала двадцать лет, так что минута не имела значения. Хотя ее удивило, что Дженнингс нанял всего двух человек для охраны здания и она спокойно прошла мимо них. Наверняка Таннер предупредил отца, что она явится. Может, Дженнингс посчитал это пустой угрозой? Что у нее не хватит смелости убить его? Если так, это будет его последней ошибкой.

Зачем только она подумала о Таннере? Он будет подавлен тем, что она собирается сделать. Кем бы ни был Дженнингс, он все еще был отцом Таннера, а Таннер очень его любил.

— Следуйте за мной, пожалуйста. — Пайпер стоял в дверях короткого коридора, обшитого панелями светлого дерева.

Фокс расправила плечи и стиснула губы. Сердце бешено забилось, а по спине побежали мурашки. Как долго она ждала этого момента! Всю свою жизнь!

Натянуто улыбаясь, она пошла за Пайпером по коридору и оказалась в просторном офисе с множеством книжных полок, картин и роскошных ковров.

— Мистер Дженнингс сейчас к вам выйдет. — Мистер Пайпер снова внимательно на нее посмотрел и вышел, закрыв за собой дверь.

Фокс не понравилось, что ее заставляют ждать. Она подошла к окну и увидела горы. Покрытые снегом вершины напомнили ей, что следующей зимы она уже не увидит. Впрочем, ей никогда не нравилась зима.

Отвернувшись от окна, она мельком взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, а потом ее глаза остановились на огромном письменном столе Дженнингса… В шоке она отпрянула. На столе стояли два портрета в рамках. На одном был Таннер в детстве, а на другом… Фокс взяла в руки рамку и поднесла ее к окну, поближе к свету.

Это было счастливое круглое детское личико, которое она всегда ожидала увидеть в зеркале, — немного лукавое и смеющееся. Ясные серо-голубые глаза, улыбающийся рот и копна вьющихся рыжих волос. Она не помнила, как позировала для этого портрета, но узнала белый фартучек и ниточку жемчуга.

— Это дочь, которая могла бы у меня быть, — раздался голос у нее за спиной. — Не проходит и дня, чтобы я не сожалел о том, что потерял ее.

Фокс обернулась, уронила портрет и, схватившись за сумку, оказалась лицом к лицу с человеком, который занимал ее мысли почти двадцать лет.

Годы не пощадили Хоббса Дженнингса. Фокс знала, что он на двадцать лет моложе своего теперешнего внешнего вида. Когда-то его волосы были такими же темными и густыми, как у Таннера. Теперь они поредели и стали седыми. Он уже не выглядел высоким и элегантным. Он сгорбился и тяжело опирался на палку. Больше всего ее поразила печаль в его глазах. Таких глаз Фокс еще никогда не видела.

— Я пришла, чтобы… — Она стала шарить в своей сумке.

— Я знаю, зачем вы пришли. Я вас ждал. — С тяжелым вздохом он опустился в кресло у стола. — И я знаю, кто вы.

— Вам Таннер рассказал.

Она знала, что он расскажет. Стоя напротив Дженнингса, она нацелилась ему в лоб.

— Я в любом случае узнал бы вас, дорогая Юджиния. Вы вылитая ваша мать. Вы знали об этом?

Этот вопрос был настолько неожиданным, что выбил почву у нее из-под ног. Слезы подступили к глазам. Кроме него, на свете не было ни одного человека, который помнил бы ее мать.

Она крепче сжала рукоятку «кольта», но потом опустила его. И не смогла удержаться от вопроса:

— Я этого уже не помню. Как она выглядела?

Ваша мать была прелестной, элегантной и стройной, как тростинка. У нее были серо-голубые глаза и такие же, как у вас, рыжие волосы. — На его морщинистом лице появилось что-то вроде улыбки. — Она была грациозной, но сильной, мудрой, смелой, любящей. — Повернувшись вполоборота, он остановил свой взгляд на горах за окном. — Я был для нее неподходящей парой. У нее были деньги и положение в обществе. У меня не было ни того ни другого. Но Дельфиний до этого не было дела.

— Вы обманули ее доверие, негодяй! — Она снова направила на него «кольт», но ее рука дрожала.

— Да, это так. — Он повернулся к ней. Его голос был тверд. — С того вечера, как Мэтью сказал мне, что вы появитесь, я думал о том, что я вам скажу. Я мог бы сказать вам, что без Дельфиний у меня не было бы средств, чтобы отправить моего сына учиться. Но это только половина дела. Мне хотелось жить той жизнью, которую показала мне Дельфиния. Что бы я ни сказал, оправдания мне нет. Я обманул доверие Дельфиний и тем самым безвозвратно изменил вашу жизнь. — Облокотившись на стол, он прикрыл ладонью глаза. — Мэтью рассказал мне, что вы и ваш друг ели то, что находили в мусорных баках. Что бы я ни сказал или сделал, этого изменить нельзя. Я бы отдал все, что имею, если бы это было возможно.

— Вы не просто изменили мою жизнь, негодяй! Вы разрушили ее!

«Кольт» оттягивал ей руку. Может быть, Дженнингс решил выиграть время? Ждет, что Пайпер вернется с дюжиной палачей? Нет. Он сказал, что ждал ее. Клод Пайпер знал, кто она.

— Вы мне не поверите, но я разрушил и свою жизнь. — Он поднял с пола портрет Фокс. — Я потратил годы на то, чтобы найти вас. Но миссис Уилсон умерла, и никто не знал, что случилось с вами.

— Ваша жизнь тоже была разрушена? — Она в это не верила.

— Когда-то я думал, что я хороший, порядочный человек. Но потом понял, что это не так. И это отравило мне жизнь. Я не был таким отцом, каким должен был быть. Я требовал от Мэтью невозможного, чтобы оправдать то, что я сделал, чтобы сказать себе, что стоило ради сына совершить это злодеяние. Я надеюсь, что Дельфиния одобрила бы то, как я распорядился частью ее денег. Но это не меняет способа, каким они мне достались. Не оправдывает того, как я поступил с вами.

— Вы украли мои деньги!

— Это было самым большим преступлением — бросить маленького ребенка.

Сердце Фокс билось так, словно было готово выскочить из груди. Ее мать любила этого усталого, измученного человека. Его любил Таннер.

— Я собираюсь убить вас, — процедила она сквозь зубы. Его раскаяние не тронуло ее. Оно опоздало.

— Я знаю.

Он не делал ничего, чтобы защитить себя. Он знал, что она придет, но разрешил Пайперу пустить ее в офис. Он не позвал шерифа, не выхватил из ящика письменного стола револьвер и не выстрелил в нее первым.

Хоббс Дженнингс сидел перед ней со спокойным, отрешенным видом и смотрел на нее полными муки глазами. Этот человек не боится смерти. Смерть будет для него освобождением от преследовавшего его прошлого, которого он стыдился.

— Я — то возмездие, которого вы ждали, — прошептала она с ненавистью.

Хоббс Дженнингс поставил ее портрет рядом с портретом Таннера и посмотрел на Фокс.

— Прости меня, Юджиния, за то страшное зло, которое я тебе причинил, и за то, что обманул доверие женщины, которую любил. Ты не можешь себе представить, как я об этом сожалею. Ты заслуживала лучшего.

— Ты прав, черт бы тебя побрал! Фокс прицелилась и выстрелила.

Глава 22

Дверь офиса с шумом распахнулась, и в комнату ворвался мистер Пайпер, по дороге споткнувшись о ковер.

— Все в порядке, мистер Пайпер. — Хоббс Дженнингс открыл глаза и втянул воздух. — Занимайтесь своими делами.

Клод Пайпер ошалело посмотрел на дымок, поднимавшийся над дулом револьвера Фокс, и бросился было к разбитому окну за спиной Дженнингса, но потом кивнул и попятился к двери.

Когда он вышел, колени у Фокс подогнулись и она рухнула на стул напротив Дженнингса. Уронив на пол «кольт», она закрыла рукой глаза.

— Я ненавижу вас больше, чем кого бы то ни было на свете. — Ее голос дрожал. — Я так давно вас ненавижу, что не помню времени, когда ненависть не была частью меня. Я не могу найти слов, достаточно крепких, чтобы выразить сожаление по поводу того, что не убила вас. Но я не могу этого сделать. Не понимаю почему, но просто не могу.

Частично причина была в том, что все это имело отношение к людям, которых она любила. Ее матери, Пичу, Таннеру. Но главной была та, что, убив Хоббса Дженнингса, она окажет этому негодяю услугу.

— И что произойдет дальше? — В комнате повисла тишина. — Вызовете шерифа?

Дженнингс отвел взгляд от созерцания стоявших перед ним, двух портретов.

— На самом деле я подумал о том, чтобы позвонить Пайперу и попросить его принести нам чаю. Вы пьете чай?

— Нет, конечно. Я не пью эту бурду. Кофе более приемлем, но лучше бы виски. В этот кошмарный день — только виски. — Она злобно посмотрела на него. — Благодаря вам я не благовоспитанная девушка, которая пьет чай. Я всегда выбираю виски, и большинство мужчин уже будут валяться под столом, а у меня ни в одном глазу. — Она вздернула подбородок и взглянула на него вызывающе.

— Значит, все же во всем этом было что-то положительное. Я понимаю, почему мой сын полюбил вас.

У Фокс дрогнуло сердце. Таннер. Но о нем она подумает потом.

Пока они ждали, когда Пайпер принесет виски — а он принес хрустальный графин и такие же стаканы, — Фокс в упор смотрела на Дженнингса. Никогда в жизни, сколько бы она ни пыталась, она не могла себе представить, что дело кончится тем, что она будет пить виски с человеком, которого она миллионы раз приговаривала к смерти.

Дженнингс поднял стакан, но Фокс не ответила на его жест.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, я люблю вашего сына больше, чем ненавижу вас.

В ее голове и груди происходило нечто странное, словно что-то треснуло и вырвалось на свободу. Она надеялась, что Пич смотрит на нее. Ей хотелось бы сказать ему, что он был прав. Прошлого изменить нельзя. Пора забыть о старых ошибках, старых обидах. Расплата Хоббса Дженнингса за его преступление оказалась гораздо сильнее и мучительнее, чем скорая смерть, к которой она его приговорила. Как знать, возможно, Пич об этом догадывался.

А ее жизнь все же не прошла даром. Если бы она выросла в огромном особняке в окружении слуг, а ее друзьями были бы благовоспитанные люди с хорошими манерами, она не узнала бы так много интересного.

Она никогда не узнала бы, как чудесно пахнет утренний кофе, сваренный на костре. Или как приятно умываться холодной водой из реки. Ей не пришлось бы увидеть диких оленей и лосей, не довелось бы путешествовать через всю страну и радоваться каждому новому дню. Она не поняла бы, как хорошо ни от кого не зависеть и самой зарабатывать себе на жизнь. И самое худшее — она никогда не познакомилась бы с Пичем. Если бы она жила той жизнью, которая могла бы у нее быть, она не стала бы той, какой была на самом деле, а кем-то совершенно другим.

Но сейчас, сидя напротив старого человека, которого она пришла убить, Фокс поняла, что она нравится себе именно такой, какая она есть.

У нее как будто камень упал с души, а сердце освободилось от злобы и ненависти. Ее так долго переполняла ненависть, она так привыкла к мыслям о мести, что на какое-то короткое мгновение ее вдруг охватила паника и она попыталась удержать в себе эти чувства, но потом, медленно выдохнув, она отпустила их и почувствовала себя легко. На ресницах блеснули слезы.

— Таннер рассказывал вам, сколько раз нам пришлось собирать эти золотые монеты?

— Он рассказал мне о тех двух бандитах, за которыми вы отправились в погоню.

— А он рассказывал вам, как его подстрелил индеец?

— Господи, нет. — Дженнингс попросил ее рассказать, как это случилось, и снова наполнил стаканы.

Фокс подняла глаза к потолку, потому что ей почудилось, что она слышит, как Пич покатывается со смеху. Вот уж он, наверное, позабавился бы, если бы увидел, как она, словно с лучшим другом, беседует с Хоббсом Дженнингсом да еще пьет с ним виски.

— Мы остановились возле форта, где живут мормоны. Кажется, там нас поили пахтой. — Ее передернуло от отвращения. — Точно не помню. Во всяком случае, мы помогли им отогнать целый отряд ютов, но двое из них сумели пробраться в наш лагерь, чтобы украсть лошадей, и…

Справиться со всем этим будет нелегко. Глубоко засевшее в ней желание убить Дженнингса уменьшалось с каждым разом, когда она смотрела в эти печальные глаза, но Фокс все же сомневалась, что сможет когда-нибудь простить его. Когда ненависть к нему будет снова подступать, ей придется напоминать себе, что каким бы он ни был, Хоббс Дженнингс вырастил и воспитал самого прекрасного человека на свете. За одно это она постарается уважать его.

К тому времени как она закончила свой рассказ о нападении индейцев и еще о нескольких драматических событиях их путешествия, солнце зашло за вершины гор и они уже сидели в сумерках.

— Нам многое надо обсудить, — тихо произнес Дженнингс. — Я надеюсь, что мы опять поговорим и ты позволишь мне узнать тебя получше. Но сейчас кое-кто меня ждет. Он с ног сбился, весь город перевернул, разыскивая тебя.

— Между нами стоите не только вы. Мы принадлежим к разным мирам. Я не вписываюсь в ваше общество.

Дженнингс внимательно на нее посмотрел.

— А чьим мнением ты дорожишь? Мнением тех людей, с которыми ты никогда не встретишься и никогда не узнаешь? Или мнением Мэтью? Мэтью все равно, что о тебе могут подумать люди. Он готов принять тебя такой, какая ты есть.

О Господи… Мнение человека, которое ее интересовало меньше всего, совпадало с мнением Пича, которым она дорожила больше всего на свете. Она почувствовала, как к глазам подступают слезы.

— Вместо того чтобы беспокоиться о том, впишешься ли ты в мир Мэтью или он — в твой, может быть, вы создадите свой мир для вас двоих?

Проклятие! Такое и Пич мог бы сказать. И ей не показалось бы это таким уж невероятным.

— Таннер прислушивается к вашему мнению…

— Юджиния! Ничто на свете меня так не порадовало бы, как увидеть вас обоих счастливыми.

— Спасибо. — Фокс еле удержала слезы. — Хотя мне все равно, довольны вы или нет, — поспешно добавила она.

— Надеюсь, что когда-нибудь это изменится. — Он встал, не спуская с нее своего душераздирающего печального взгляда. — Мы оба очень долго ждали этого дня. Добро пожаловать домой.

Фокс молча повернулась и вышла из комнаты. Она не хотела, чтобы он увидел ее слезы.

Кто-то же должен знать, где она. А может быть, она решила не убивать его отца и поехала обратно в Карсон? Нет, вряд ли. Она не откажется от того, о чем мечтала с тех пор, как себя помнит.

С того момента, как он вернулся в Денвер, он ничем другим не занимался, а только разыскивал ее и думал о ней — ни на кого не похожей рыжеволосой женщине, которая ничего не боится. О женщине, которую он так любит, что ни перед чем не остановится, только бы она была рядом.

Он мерил шагами свою гостиную и думал о том, где она могла бы быть. О чем она сейчас думает? Когда и каким образом она доберется до его отца? Что-то ему подсказывало, что он сможет переубедить ее. Но где ее найти?

Его мысли прервал громкий стук в парадную дверь. Он посмотрел на часы, но не увидел стрелок, потому что уже было темно, а он не зажег лампу. Он никого не ждал. Но стук повторился, и он вдруг вспомнил, что отпустил слуг.

Он спустился вниз и рывком открыл дверь, приготовившись послать к черту непрошеного гостя. Но мимо него, шурша юбками и оставляя за собой аромат розы, пронеслась красивая молодая особа.

— Фокс? Боже мой, это ты?

Он не верил своим глазам. Такого прелестного создания он в жизни своей не видел.

— Кто ж еще! — Она повернулась к нему и уперлась пальцем ему в грудь. — Знаешь поговорку: «Яблоко от яблони недалеко падает»? Если один из вас не крадет моих денег, это делает другой.

— Что? — Если бы она убила его отца, она бы сюда не пришла. Таннер облегченно вздохнул, и его лицо расплылось в улыбке. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Знаю только, что хочу целовать тебя до тех пор, пока ты не начнешь отбиваться.

— Мы договорились с тобой, что ты заплатишь мне половину денег авансом, а вторую — когда я дотащу твою драгоценную задницу до Денвера. — Один палец превратился в несколько пальцев, которые расстегивали его рубашку. — А ты мне не заплатил.

— Боже милостивый! Ты права. Я совсем об этом забыл. — Он обнял ее и стал целовать в лоб, глаза, щеки, уголки губ.

— Полагаю, ты сейчас начнешь уверять меня, что деньги находятся наверху в твоей спальне.

Она обвила руками его шею и впилась в него таким долгим поцелуем, что ему стало трудно дышать.

— Ты угадала. Деньги именно там, — прохрипел он. — Я правильно понял, что ты не убила моего отца?

— Не убила. — Ему показалось, что она не слишком этим довольна. — Нам с тобой предстоит обсудить кое-какие семейные проблемы. Например, я время от времени буду снова готова убить этого негодяя, твоего отца, хотя, с другой стороны, в нем что-то есть такое, что…

— Я хочу узнать все подробности того, что произошло… но позже. — Таннер перекинул ее через плечо, похлопал по попке и с нежностью вспомнил то время, когда от нее пахло свиным жиром. — Я надеюсь, что ты не слишком устала, потому что ночь предстоит длинная. — Остановившись на середине лестницы, он повернул голову и прокричал: — Я люблю тебя, Юджиния Фоксуорт, будущая Дженнингс!

Она ударила его кулачками по спине.

— Никакая я не Юджиния, черт побери. И не Дженнингс. Разве мы не можем быть Таннерами?

— Мы будем теми, кем ты захочешь!

Открыв ногой дверь, Таннер опустил Фокс на ноги возле кровати и зажег лампы. Он хотел видеть ее, когда будет раздевать, — видеть, и прикасаться, и пробовать на вкус каждую частичку ее тела. Боже, какая она красивая!

— Ты ведь не собираешься передумать?

— Убивать твоего отца?

— Нет, любить меня.

— Ах, Таннер… — Она дотронулась дрожащим пальцем до его губ. — Я буду любить тебя всегда, до тех пор, пока мы не станем такими же старыми, как те ископаемые, которые ты найдешь. Я буду вести дом, выращивать редиску и воспитывать твоих детей. Я буду сражаться с твоими врагами и любить тех, кого любишь ты. Или по крайней мере постараюсь их терпеть.

Он не плакал с тех пор, как был ребенком, и поэтому удивился, что на глаза навернулись горячие слезы. А потом рассмеялся, увидев, как она прыгнула на кровать, швырнула в угол шляпку и вытащила из своих роскошных волос шпильки. Она подняла бровь и поманила его согнутым пальцем.

— Иди сюда, и я покажу тебе, как сильно я тебя люблю. И так будет всегда. Я могу выпить больше, чем ты, я стреляю лучше тебя, да и в любви тоже дам тебе сто очков вперед.

— Ну, насчет любви это ты загнула. Это мы еще посмотрим, кто из нас сдастся первым.

Она улыбнулась и открыла ему свои объятия.

— Давай проверим.

Он подозревал, что ему предстоит соревнование, которое будет длиться до тех пор, пока они не состарятся в доме, который он для нее построит. Когда он ее обнял, он понял, что они лишь в начале самого долгого в своей жизни путешествия.

1

Индейское племя, живущее на юго-западе США.

2

Один из четырех углов бейсбольного поля.

3

Игрок обороняющейся команды.

4

Пахта (англ.).