Все на Карр-стрит стремились сделать так, чтобы прощальная торжественная вечеринка по случаю отъезда Кена и Молли Джонсонов прошла с успехом.
      Соседки, стараясь переплюнуть друг друга, три дня пекли кексы, пироги с фруктами, печенье и хлебные пудинги. Упоительные ароматы доносились изо всех окрестных кухонь, пока на плитах томились на маленьком огне горшки с рагу или пузырились другие кушанья и пеклись кондитерские изделия.
      Муж Эбби Мюллер выкопал на заднем дворе специальную яму для разведения костра, выложил ее одинаковыми по размеру камнями, своим особым тайным методом развел огонь и поставил жариться на угольях поросенка, чтобы тот медленно томился в течение двух дней. Сверху он прикрыл эту яму камнями и глиной. Те, кто в прошлом пробовал жареную свинину, приготовленную Хьюго Мюллером, ходили вокруг ямы, чтобы осмотреть возведенный им над ней купол из камней, и облизывались.
      Муж Тилли Морган собрал целую коллекцию из пивных бочонков, чтобы поставить их рядом с оркестровой эстрадой, сооруженной Сэмом, чтобы мужчины могли там устроиться и сидеть. За несколько дней до торжества Тилли принялась выжимать сок из лимонов, а ее старшая дочь ходила из дома в дом, собирая сахар, чтобы приготовить целые корыта лимонада для леди и детей.
      Сэм и Генри Черч сколотили длинные столы и с дюжину скамей, чтобы люди могли посидеть и дать отдых ногам после танцев. Они же собрали отовсюду и поставили деревянные козлы для рубки и пилки дров, загородив ими оба конца квартала.
      Когда дамы не были заняты домашней работой или не инспектировали работу мужчин, они бегали в соседние дома, то одолжить чуточку сахарной пудры, то вернуть стакан муки, заглядывая в свои записи, чтобы чего не напутать, и проверяли последние приготовления к празднику.
      – Самая трудная часть дела – это удержать почетных гостей от повседневной общей работы, – сказала Энджи, улыбаясь Сэму, когда завязывала его шейный платок. – Думаю, Молли и Кен приготовили целую гору печенья с патокой. Молли должна была испечь что-нибудь сногсшибательное.
      Стоя рядом с Сэмом, Энджи чувствовала его тепло и силу его мускулов. Она ощущала магический призыв его тела и вспоминала солоноватый вкус его кожи. На мгновение она испытала головокружение. Пальцы ее замедлили свои движения, будто споткнулись, и она с трудом преодолела желание броситься в его объятия.
      Сэм смотрел на нее сверху вниз смеющимися глазами, будто прочел ее мысли.
      – Прошла уже неделя с той ночи, как ты пришла ко мне в палатку, – пробормотал он вдруг охрипшим голосом. – Я скучаю по тебе.
      – Тише. Мы договорились проявлять осмотрительность, – ответила Энджи, рванув его шейный платок.
      – Мне не хватает твоих поцелуев и ласк, и я хочу прижаться губами к этому месту между твоими…
      – Сэм Холланд, прекрати немедленно!
      Но глаза ее над пылающими огнем щеками излучали нежность: «Скоро!»
      Снова и снова она обещала себе, что близость с ним была не более чем полезным и необходимым опытом. И как ей повезло, что наставником в деле любви для нее стал Сэм. Похоже было, что он понимал толк в этой науке.
      – Ты краснеешь, – сказал Сэм, снова глядя на нее с улыбкой сверху вниз. – О чем это вы подумали, миссис Холланд?
      – Ни о чем таком, что не должны бы слышать девочки, бегающие тут неподалеку и готовые в любую минуту появиться.
      Как если бы упоминание о девочках было знаком к их появлению, Люси и Дейзи вбежали в дом с глазами, сияющими от возбуждения.
      – Мы поставили наши пироги в самом конце стола, как ты велела. На столе не хватило одной скатерти, и мы одолжили ее у мамы Дилли Крэйн.
      Дейзи закружилась по комнате, слегка клонясь в одну сторону, и ее золотые волосы, мягкие, как шелк, ореолом окружили ее личико.
      – Неужели ты и впрямь будешь играть на скрипке, папа?
      – Да, собираюсь. Не будете ли любезны принести футляр со скрипкой? Но у нас несколько скрипачей. Поэтому мне не придется играть целый вечер. А вы, леди, приберегите для меня по танцу каждая.
      Веселая улыбка Дейзи исчезла, уступив место разочарованию.
      – Я не люблю танцевать.
      – Ну, сегодня-то ты будешь танцевать, – пообещал Сэм. – Можешь танцевать на вечеринке, а можешь здесь, в кухне, после праздника. Но я собираюсь потанцевать с тремя самыми хорошенькими леди, и это трио включает и вас, мисс Дейзи Холланд.
      Ее лицо озарила улыбка, полная обожания, и она рассмеялась.
      – Я предпочитаю потанцевать после праздника.
      – Ну, в таком случае, думаю, мы все готовы. Пойдем поглядим, какие там вкусности. Думаю, я начну со знаменитой тушеной говядины Энджи с лапшой.
      – И я тоже, – присоединилась Люси, стараясь показать свою лояльность. С того дня, как они с Энджи поговорили по душам, ко многим вещам у нее появилось новое отношение.
      – И я, – сказала Дейзи.
      Они все трое стояли, улыбаясь ей, Энджи, – ее красивый муж и его прекрасные дочери. И у нее не укладывалось в голове, как непостижимо изменилась ее жизнь за столь короткое время.
      У Энджи не было теперь досуга, чтобы почитать роман или написать длинное смешное или полное подробностей письмо. Домашних дел было так много, что они отнимали у нее все время, каждую минуту. И часто ей казалось, что она ничего не успевает. И у нее теперь всегда что-нибудь болело: колени, оттого что она долго стояла на них, выскребая пол, или спина, потому что она подолгу сгибалась над корытом или сидела над шитьем, или руки, оттого что она таскала тяжелые корзины мокрого белья.
      Больше всего она волновалась за детей. Где они? Что делают? Подходят ли их новые платья для воскресной школы? Вымыли ли они свои тарелки и выполнили ли домашнюю работу? В каком возрасте они перестанут играть в мяч? Забота о них пронизывала всю ее жизнь. А к концу дня перед ее глазами стояли две маленькие фигурки в ночных рубашках, произносящие молитвы, Их лица уже были до блеска отмыты, волосы расчесаны и сверкали в свете лампы, и они склоняли головы над руками, сложенными для молитвы.
      Ее взгляд обратился к загорелому лицу Сэма. Никто в Уиллоу-Крик не думал о ней как о бедной покинутой дочери семьи Бертоли. Когда Энджи приходила в церковь или на празднование какого-нибудь знаменательного события, такого, как этот прощальный вечер, или на посиделки с соседками на заднем дворе, с ней приходил кавалер, ее собственный муж. Этот мужчина открывал для нее двери, помогал ей с безопасностью перейти через дорогу и в конце вечера возвращался домой вместе с ней. Это был мужчина, которому она завязывала галстук, стирала и гладила рубашки. Которого она кормила, бранила и ободряла. С которым она спорила и по которому изнывала и томилась.
      Сегодня вечером она собиралась сидеть с подругами-соседками и говорить о самых обычных вещах, оглядывая толпу и посматривая на высокого темноволосого мужчину, а также не упуская из виду две золотистые головки, затесавшиеся среди других детских головок. Дамы с Карр-стрит не говорили на высокие темы, не обсуждали животрепещущих событий. Они обсуждали возможность быстро и эффективно стирать в дни, предназначенные для стирки, а также способы лечения лихорадки и лучшие рецепты синьки и выясняли, где можно купить самую дешевую вырезку.
      – Ты плачешь, Энджи? У тебя мокрые глаза.
      Люси подошла к ней, и лицо ее было испуганным. Люси сжала ее руку. За ней следовала встревоженная Дейзи.
      – О чем ты думаешь? – спросил с интересом Сэм.
      – Я думаю о том, что, пожалуй, нет места, где бы мне больше хотелось быть сегодня, чем это. Со всеми вами.
      Повернув голову, она оглядела их кухню-гостиную с брезентовым потолком, густо покрашенными стенами и разномастной и разнокалиберной мебелью.
      Что для одного человека хижина, для другого – дворец. Она понятия не имела, откуда эта поговорка пришла ей на память и почему. Но теперь она жила во дворце.
      – Не знаю, что со мной сегодня, – прошептала Энджи, изо всех сил стараясь прогнать слезы.
      – Тебе не по себе, оттого что миссис Молли и мистер Джонсон уезжают, а мы не хотим с ними расставаться, – поспешила высказать догадку Люси и потащила Энджи к парадной двери.
      – Да, мы не любим расставаться с друзьями, не любим, когда они уезжают, – добавила Дейзи, беря Энджи за другую руку.
      – Раньше мы любили, когда люди уезжали, – сказала Люси, бросая на Энджи многозначительный взгляд, – а теперь не любим.
      – Это верно, – поддержала Дейзи. – Мы не хотим, чтобы ты уезжала.
      В этом-то и заключалась новая проблема, о которой прежде Энджи и не помышляла. Теперь ей уже было ясно, что сказать «прощайте» Люси и Дейзи будет для нее все равно, что вонзить нож в сердце, но она не думала, что и им будет тяжело расстаться с ней.
      Почувствовав пристальный взгляд Сэма, Энджи подняла голову. Они уже много недель не говорили о разводе. Хотел он еще, чтобы она уехала? Может быть, он так же, как и она, не мог разобраться в своих чувствах?
      Сэм взял футляр со скрипкой и открыл дверь. Прошла минута.
      – Похоже, что мы одни из последних гостей.
      Люси и Дейзи потащили ее на улицу. Солнце еще не скрылось за пиками гор, но западный край неба уже окрасился в ржавый, розовый, оранжевый и золотистый цвета. По обе стороны квартала уже высились ряды факелов в ожидании наступления темноты и момента, когда чиркнут спичкой и зажгут их. Люди уже толпились возле длинных столов с едой, а группа мужчин собралась вокруг бочонков с пивом. Они болтали и смеялись. Мальчишки, сбросившие свои пиджаки и повесившие их на изгороди, играли в салки. Девочки постарше гонялись за мальчиками, а маленькие девочки не обращали на них внимания.
      – Ты должна подойти к миссис Молли, – сказала Люси, к которой вернулось хорошее настроение и глаза которой блестели. – Мы приготовили для тебя сюрприз.
      Эбби Мюллер отвела Молли место за столом возле поросенка, роскошно зажаренного Хьюго Мюллером. Молли раздавала ломти дымящегося мяса, как только Хьюго отрезал их.
      Коленкоровый передник защищал воскресное платье Молли. Она надела все свои бриллианты. Бриллианты сверкали в ее ушах, на шее, на запястьях и пальцах. На груди к ее переднику была приколота брошь, вторая была приколота к тиаре, сооруженной из цветных лент, обвитых вокруг проволочного каркаса в форме короны.
      – Мы сделали эту корону, – пояснила Дейзи, восторженно хлопая в ладоши. – Миссис Молли приколола к ней алмазы.
      Молли улыбнулась и послала через стол воздушный поцелуй Люси и Дейзи.
      – Невероятно! Правда? Кен забыл купить мне диадему. Я бы не посмела показаться вам сегодня вечером, если бы не ваши девочки.
      Люси и Дейзи, гордые похвалой, улыбнулись и огляделись, чтобы посмотреть, кто еще слышал похвалу Молли. Молли перегнулась через стол к Энджи:
      – Вы с Сэмом зайдите к нам после вечера. Ладно? Мы с Кеном хотим поговорить с вами кое о чем.
      Энджи несла блюдо с угощением группе женщин, обсуждавших, как лучше расположить рамку, чтобы выстегать одеяло. Некоторое время она послушала их, потом присоединилась к другой группе, которая рассматривала постройку новой школы и место жительства учителя. Миссис Драйфус заметила ее и спросила, присоединится ли она к церковному хору.
      Часом позже Энджи осторожно положила свою тарелку в корыто с грязной посудой и направилась к эстраде, сооруженной для музыкантов. Оттуда была видна Карр-стрит на всем ее протяжении. Ее удивило, что она знает всех присутствующих, и знает довольно хорошо. Она видела, как их белье полощется на веревке, ей было известно, как пахнет их ужин. Она несколько раз слышала, когда они ссорились, и видела, как они обмениваются торопливыми поцелуями. Она знала, кто из них кричит на своих детей, а кто нет. Кто содержит дом в идеальной чистоте, а кто не обращает внимания на пыль и беспорядок. Иногда у нее возникало чувство, что она знала этих людей всю жизнь.
      Молли говорила «твои девочки».
      Она бросила взгляд на группу детей, следовавших за Эндрю Морганом, чтобы посмотреть, как он зажигает факелы на улице.
      «Твои девочки» – эти простые слова и не столь простые чувства сдавили грудь Энджи и вызвали спазм в горле. Счастье и покой этого вечера превращались для нее в нечто другое – и горькое, и сладостное одновременно.
      С эстрады, где расположился оркестр, послышалась музыка. Когда Энджи повернулась, она увидела Сэма, стоящего под раскачивающимися фонарями и водящего смычком по струнам. Его галстук и пиджак исчезли, а рукава были закатаны. Он шагнул на край эстрады, подмигнул ей, потом сделал легкий поклон и заиграл джигу, и она поняла, что он играет для нее.
      Изумлённая и восхищенная, Энджи захлопала в ладоши, в то время как небольшие группы гостей потекли струйка за струйкой к эстраде. Сэм говорил ей, что умеет играть на скрипке, но она и не представляла, что он играет так хорошо.
      Рядом с ней появилась Молли:
      – Господи, да он заставит скрипку петь!
      Она подхватила Энджи, и они принялись прыгать, скакать, кружиться и танцевать перед самой эстрадой с музыкантами.
      Преподобный Драйфус и его миссис проскакали мимо, выделывая па польки. Остальные хлопали в ладоши, притопывали и кричали, выражая одобрение.
      Дик Джунипер рванул скрипку кверху и, держа ее под подбородком, встал напротив Сэма, и оба они принялись наяривать на скрипках. К концу музыкальной пьесы оба скрипача опустили свои инструменты и улыбнулись друг другу, потом поклонились толпе, разразившейся аплодисментами.
      До конца вечера состав оркестра на эстраде менялся несколько раз. Иногда там появлялись аккордеон, арфа или банджо, иногда только скрипки. Единственный раз музыка прервалась, когда стали произносить хвалебные речи Кеннеди и Молли Джонсон и желать им счастья в их новой обеспеченной жизни. Потом на эстраду поднялся Кеннеди и сказал, что они с Молли будут очень скучать по всем и он приглашает присутствующих посетить их новый дом в Денвере, как только они его построят.
      Около полуночи факелы начали чадить. Десерты были съедены, а пиво и лимонад выпиты. Люди подходили к Кену и Молли, чтобы сказать им несколько добрых слов, а потом не спеша расходились по домам, унося пустые блюда из-под жаркого и спящих младенцев.
      Энджи подавила зевоту и улыбнулась Люси и Дейзи, у которых слипались глаза.
      – Папа, а мы сможем потанцевать завтра? – пробормотала Дейзи, прижимаясь к ноге Сэма.
      – Ну, разве не так поступают все хорошенькие девушки? Заставляют мужчину ждать.
      – Давай скажем Кену и Молли, что поговорим с ними утром. Уже поздно, – предложила Энджи.
      Нo Молли и слышать об этом не хотела.
      – Завтра вы все будете заняты уборкой после этой вечеринки, а нам с Кеном надо начинать укладываться. Мы немногое берем с собой, всего несколько тарелок, одежду и кое-какие личные вещи.
      Ее брошь с алмазами закачалась, свешиваясь с самодельной короны, когда Молли повела головой, переводя взгляд с Энджи на Сэма.
      – Пожалуйста!
      – Уложим девочек в постель, а потом забежим к вам на несколько минут, – кивнула Энджи.
      – Отлично, а я сварю кофе.
      Когда они подошли к двери соседей, уже стало совсем темно и на всей Карр-стрит оставалось лишь несколько освещенных окон.
      Сэм зевнул, потом обнял Энджи за плечи.
      – Только по чашке кофе и пойдем, ладно? Рассвет теперь наступает так рано. Кроме того, я уже попрощался с Кеном, да, вероятно, и ты с Молли.
      Энджи и Молли обменялись маленькими памятными подарками, всплакнули и пообещали не терять друг друга из виду Денвер был не так уж далеко отсюда. И из-за того что у Кена оставался доход от разработок на прииске, он и Молли должны были время от времени наезжать в Уиллоу-Крик. Но отъезд Молли означал, что в утренних занятиях Энджи образуется брешь, а до недавнего времени она не сознавала, как часто бегала в дом соседки выпить чашку кофе или посоветоваться.
      Когда они вошли с черного хода в дом, Молли вручила им по кружке кофе и знаком показала, чтобы они сели за кухонный стол. Она уже сняла и передник, и бриллианты. Кен закатал рукава рубашки и снял подтяжки.
      – Славный был вечер, – сказала Энджи. – Думаю ни крупицы еды не осталось.
      Сэм подул на свой кофе.
      – Уж поросенок Хьюго точно разошелся весь. Почетные гости хоть успели его попробовать?
      – Да уж конечно, мы своего не упустили, – ответил Кен. – Но мы вас позвали не для того, чтобы говорить о вечере. – Он бросил взгляд на Молли: – Скажи им сама.
      Молли смахнула с клеенки воображаемые крошки потом некоторое время созерцала озадаченные лица Сэма и Энджи.
      – Вы знаете, как мы оба привязаны к вашим девочкам. Мы не могли бы их любить больше, даже если бы они были плоть от нашей плоти.
      Это было приятно слышать, и потому Энджи не поняла, почему Сэм вдруг выпрямился и замер.
      – Мы знаем, как вы бьетесь изо всех сил, чтобы соблюсти условия суда, и как страдаете оттого, что вам не удается. Нам известно о пожарах, и у нас есть подозрения насчет того, кто доставил вам эти неприятности.
      Теперь и Энджи выпрямилась и насторожилась. Что-то должно было произойти. Она еще не знала, что это, но ощутила вдруг возникшее напряжение, чего никогда не испытывала в обществе Кена и Молли. Сэм и Кен не сводили глаз друг с друга. Сэм нахмурился.
      Молли тоже заметила, что он помрачнел, поколебалась и поспешила закончить:
      – Я приготовила небольшую речь, но… Короче говоря, мы хотели бы оплатить операцию Дейзи.
      Энджи вздрогнула. Ее рот раскрылся, а глаза округлились и наполнились слезами:
      – О мой Бог! – прошептала она. – Молли, ты и Кен – ангелы! Вы просто чудо!
      – Мы вполне в силах это сделать. Мы любим девочек, как родных. И думаем, что было бы неправильно увезти их от родителей и отдать Гаунерам.
      Это снова случилось. Даже несмотря на переполнявшие ее чувства, Энджи заметила, что Молли включила ее в число родителей.
      – Не могу этому поверить. Да благословит Господь вас обоих. Это самое замечательное, что только можно услышать!
      – Я ничего не имею против Винни Гаунер. У нее добрые намерения, но не думаю, что Винни скроена из того материала, из которого делают родителей. К тому же я считаю, что детей должны воспитывать люди помоложе. И кроме того мы считаем, что дети ни в коем случае не должны попасть к человеку, способному устраивать пожары, чтобы уничтожить отца своих внучек.
      Теперь и Кен подался вперед и пожирал глазами Сэма.
      – Мы не хотим, чтобы ты потерял дочерей.
      – Благодарю вас, благодарю, благодарю!
      По щекам Энджи катились слезы счастья. Грудь ее распирали чувства, и только корсет мешал им излиться в полной мере. Ей казалось, что с плеч ее свалилась огромная тяжесть.
      – Вы нас спасли. Вы разрешили нашу проблему.
      Она благодарно приняла носовой платок, который Молли сунула ей в руку.
      – О слава Богу! Как и когда мы сможем отплатить вам за добро?
      – Так вы принимаете наш дар? – спросил Кен.
      – Конечно, о, тысячу раз да! – задыхаясь, выговорила Энджи сквозь счастливые слезы.
      Но Сэм сказал тихо, но твердо:
      – Нет.

      Наступила напряженная тишина. Слышно было только бульканье кофе на плите Молли.
      – Сэм! Что ты говоришь? – Энджи не верила собственным ушам. – Ты не можешь так думать!
      На щеках Сэма заиграли желваки, и голос его прозвучал напряженно и скованно.
      – Благодарю вас, Кен и Молли, но я не могу принять вашего щедрого дара.
      Муж Молли откинулся на спинку стула и хмуро посмотрел на Энджи.
      – Что я тебе говорил?
      – Сэм Холланд, не будь упрямым идиотом, – зашипела Молли, потом перевела растерянный взгляд на Энджи: – Вразуми его!
      – Сэм! Пожалуйста! Что ты делаешь? – От отчаяния ее голос прозвучал совсем тоненько, по-детски. – Мы потеряем девочек!
      – Я сказал тебе, что у меня есть план.
      Ей не хотелось устраивать сцену перед Кеном и Молли, но она уже не могла остановиться. Ее голос стал громким и пронзительным, будто поднимался вверх по спирали.
      – И когда ты собираешься привести в действие этот таинственный план? У нас нет времени.
      Резкие, гневные слова готовы были сорваться у нее с языка. Но это только ухудшило бы дело. Она с трудом сглотнула слюну и, сдержав себя, принялась умолять его:
      – Сэм пожалуйста! Я прошу тебя! Мы все тебя просим. Позволь Кену и Молли сделать это для Дейзи! Ради всего святого, позволь им помочь нам!
      – Сочтешь ли ты нашу помощь более приемлемой, если вместо безвозмездной выдачи денег это будет ссуда? – спросила Молли, столь же взволнованная, как и Энджи.
      Сэм положил руки на стол и медленно сжал их в кулаки.
      – Будь то дар или ссуда, это не нарушит буквы закона, – сказал он наконец безжизненным тоном, – но нарушит его дух.
      Энджи уже была готова сражаться, не выбирая слов. Главное, что ее сейчас волновало, – это сохранить право оставить у себя девочек.
      – Сэм, ради Бога, подумай об этом. Подумай о том, что лучше для Люси и Дейзи.
      Сэм поднял голову.
      – Лора вручила мне своих дочерей, потому что верила что я буду, им хорошим и порядочным отцом. Я выращу их и буду заботиться о них и любить их. – Запрокинув голову, он смотрел в потолок. – Суд дал определение того, что такое хороший и порядочный отец. И оно гласит, что такой отец должен позаботиться об операции девочки в пределах года.
      – О Сэм! – в отчаянии прошептала Энджи.
      – Я согласился с тем, что это определение разумно. И продолжаю так считать.
      Он опустил голову и оглядел лица своих собеседников, встретив их пристальные взгляды.
      – Если я сам не смогу оплатить операцию Дейзи, значит, я заслуживаю того, чтобы потерять моих дочерей. Они достойны кого-то лучше меня.
      – Сэм, – сказала Молли после минутной паузы, – ты мешок с конским навозом.
      На мгновение его напряженное лицо смягчилось, и на нем появилась мимолетная улыбка.
      – Возможно, ты права. Но если бы я собирался одолжить деньги на операцию Дейзи, я сделал бы это еще в минувшем октябре. И избавил бы ее от еще одного года страданий и унижений.
      – Черт тебя возьми, Сэм.
      Энджи, белая как полотно и дрожащая от гнева, вскочила на ноги.
      – Я согласна с Молли, – выпалила она. – Кончится тем, что ты бросишь двух маленьких девочек, которые в тебе нуждаются. И почему? Потому что у тебя какое-то странное представление о духе закона! Это звучит благородно, слов нет! Но это не может быть причиной! Речь идет о гордости. Для тебя твоя гордость важнее судьбы дочерей!
      Разгневанный, Сэм вскочил на ноги:
      – Прекрати сейчас же! Ты заходишь слишком далеко, Энджи.
      – Ты пытаешься что-то доказать самому себе, что не имеет никакого значения ни для кого, кроме тебя! И что больнее всего – это именно то, из-за чего ты не вернулся в Чикаго за мной. Ты уехал и даже не оглянулся.
      – Я оглядывался раз сто, но тебя там не было.
      – Задесять лет ты ни разу не приехал. Потому что ничего не изменилось, Сэм. Ты помнил, как мой отец сказал, что тебе не видать успеха, и ты ему поверил! Ты ни разу не спросил, поверила ли ему я! Ты просто ушел! А теперь ты можешь уйти от своих дочерей по той же глупой причине! Потому что ты недостаточно успешно вел дела и не можешь оплатить каждое пенни, которое полагается за операцию доктору. Ты считаешь, что не заслуживаешь своих дочерей. Как не заслужил жены. – Ее душили слезы. – Но это безумная чертова логика! Молли повернулась к Кену:
      – Пойдем-ка прогуляемся. – Кен изумленно заморгал:
      – Но уже за полночь. Кроме того, это ведь наш дом. Если им нужно уединение, они могут вернуться к себе.
      – Мы разбудим девочек, – огрызнулась Энджи.
      – Оставайтесь здесь, – сказал Сэм Молли и Кену. Он не отрывал гневного взгляда от пылающего лица Энджи. – Мы закончили разговор.
      Дрожа от негодования, Энджи пыталась разгадать, что таит его непроницаемое лицо. Потом она отряхнула ладони от воображаемой пыли.
      – Да. Мы закончили.
      Подобрав юбки, она прошла через кухню Молли и вышла, хлопнув дверью.
      Если он готов оплатить свою дурацкую гордость судьбой девочек, она никогда не простит его. Никогда!
 
      Гнев, отчаяние и бессилие в ту ночь не давали ей уснуть. Наконец перед рассветом она перестала мысленно оспаривать решение Сэма и, несмотря на утомление, попыталась поставить себя на его место. Какая-то ее часть понимала его и даже испытывала восхищение им, но она не могла согласиться с его решением. Однако одно было совершенно ясно. С ее мнением он не был намерен считаться.
      Сэм предпочел пропустить завтрак, чтобы ему и Энджи не пришлось разыгрывать перед девочками сцену полного мира и благополучия. Разбирая помост для музыкантов, он размышлял о том, что они наговорили друг другу прошлой ночью.
      Снова Энджи отказалась поддержать его. Она предпочла уйти, вместо того чтобы быть рядом с ним и поверить, что он поступает правильно. И это мучило его больше всего.
      Через некоторое время он осознал, что кто-то трудится рядом с ним. Выпрямившись, Сэм сдвинул шляпу назад и заметил, что солнце уже появилось над пиками гор и осветило улицу.
      – Предполагалось, что почетный гость не должен убирать, – сказал Сэм Кену. Его грудь еще сжимал гнев, и он держал плечи прямо и неподвижно. – Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я заверяю тебя, что не хочу твоих денег.
      Кен размахнулся своим молотком и, ударив по двум доскам, отделил их друг от друга. Потом бросил в общую кучу.
      – Ты должен дать женщине возможность верить во что-нибудь, Сэм.
      – Черт возьми, Кен! Прекрати это. – Он с яростью обрушил молоток на следующие две доски, стараясь разделить их.
      Почему ты не сказал ей, как собираешься выкрутиться? – Так или иначе он решил добиться ответа от Сэма.
      – У меня есть свои причины.
      – Но они недостаточно убедительны. Она встревожена и напугана.
      Кен бросил еще две доски в кучу.
      – Самое главное, что она на твоей стороне. Если ты этого не видишь, ты слепец, да еще болван в придачу.
      Вопреки собственной воле Сэм вспомнил, как Энджи предлагала ему продать дом и жить в палатке. Она готова была делать все, что угодно, чтобы заработать деньги на операцию Дейзи. В его памяти всплыло, как она осуждала его за то, что он не послал за ней. И не важно, о чем шла речь, все каким-то образом оказывалось связанным с прошлым.
      Он с силой взмахнул молотком.
      – Она знала, где я. Я всегда сообщал свой адрес. Она могла связаться со мной в любой момент. За все эти десять лет она могла в любую минугу приехать ко мне.
      – Но ты был слишком самолюбив, чтобы предложить ей приехать, а она слишком горда, чтобы попросить тебя послать за ней.
      Кен выпрямился и вытер лоб рукой.
      – Ты ничего не понимаешь в этом.
      – Я не понимаю ни твоего, ни ее желания выиграть битву, начатую десять лет назад. Но почему ты думаешь, что она не верит в тебя, если не хочет слепо принять за истину то, что твой план удержать у себя девочек сработает? Она права. Энджи похожа на Молли. Они обе слишком умны, чтобы поверить человеку только потому, что он говорит: «Верь мне». Мы оба женились не на глупышках, Сэм. Если хочешь, чтобы Энджи была на твоей стороне, ты должен научиться доверять ей.
      – Черт возьми, Кен! Я доверил ей своих дочерей, деньги, я поверяю ей свои секреты.
      – Переломи свою гордость и доверься ей полностью. Она хочет в тебя верить, сынок. Дай ей шанс.
 
      – В его плане, должно быть, есть что-то, что беспокоит его самого, что-то, в чем он не уверен. Вот почему он не говорит тебе, – сказала Молли.
      – Он меня испытывает, – устало возразила Энджи. – Наконец-то я поняла это. Он хочет, чтобы я слепо доверяла ему, чтобы не задавала вопросов. Он желает полного и абсолютного доверия. – Эта мысль вызвала ее гнев. – Я не смогла слепо довериться ему десять лет назад, не могу и сегодня.
      Молли отпила маленький глоточек кофе.
      – Каждый мужчина с сотворения мира хочет, чтобы его женщина доверяла ему, чтобы она смотрела на него с обожанием и ворторгом и, что бы он ни говорил, отвечала: «Да, дорогой».
      Она улыбнулась.
      – Но я не могу это сделать. То же самое было десять лет назад. Он хотел, чтобы я собрала манатки и отправилась с ним на Запад. Он не сказал мне, куда именно и что он будет там делать. Он не сказал мне, как обеспечит крышу над нашей головой, чем мы будем питаться. Возможно, у него был план и на этот счет!
      – Возможно, был. – Молли похлопала ее по руке. – Скажи, ты веришь в Сэма?
      – Конечно. Но как я могу поверить в план, о котором и понятия не имею? Это-то и сводит меня с ума.
      – В таком случае единственное, что тебе остается, – это верить в своего мужчину. – Молли внимательно изучала выражение лица Энджи. – Способна ты на это?
      Энджи уронила голову на руки.
      – А разве у меня есть выбор?
      Прошлое казалось таким ясным. Сэм был виноват, что их брак не состоялся. Точка. Но теперь она начинала видеть и то, как все представлял себе он, и была вынуждена признать, что и сама вела себя не лучшим образом. Они были виноваты оба. Впрочем, теперь, возможно, это не имело значения. Сэм не сообщал, в чем его план, а она не была способна принимать его слова на веру. И тут ничего нельзя было поделать.