Однако вместе с тем в его поведении появилось и нечто другое, внушавшее Рози такую глубокую тревогу, что ночами она проводила бессонные часы после того, как Боуи засыпал рядом с ней.
Физически они никогда еще не были ближе. Их ночи были длинными и страстными. Боуи занимался с Рози любовью с такой необыкновенной нежностью, что слезы выступали у нее на глазах и она не понимала, как ее тело может вмещать в себе столько любви и радости, не разлетевшись вдребезги. Проходя мимо Рози в доме или во дворе, он тут же заключал ее в объятия и прижимал к себе хоть на минуту.
И все же с каждым днем Боуи отдалялся от нее, замыкаясь глубоко в себе. Рози не удавалось преодолеть эту преграду. Несколько раз она ловила на себе его взгляд, полный такой боли и нестерпимой тоски, что сердце у нее болезненно сжималось.
Назревало что-то ужасное.
Рози кляла себя за дурацкие мысли, не желала верить предчувствиям, но что-то явно было не так. Судя по всему, Лодиша и Джон Хоукинз разделяли ее опасения. Наблюдая за Боуи, они хмурились и обменивались беспокойными взглядами.
Боуи взял на себя доставку пшеницы на станцию, и теперь Рози отправлялась с ним к брокеру.
— Что-то ты очень тихий сегодня, — сказала Рози, устраиваясь на сиденье повозки поближе к нему. Ей нравилось видеть, как ее юбка прикрывает сапоги Боуи, и ощущать тепло его бедра. — О чем ты думаешь?
— Пока ты будешь торговаться с брокерами на станции, я загляну на телеграф. — Боуи сидел ссутулившись и пряча глаза под низко надвинутой шляпой.
Приподняв брови, Рози с недоумением уставилась на его профиль. За все месяцы ее знакомства с Боуи Стоуном он ни разу не отправлял и не получал каких бы то ни было сообщений.
— Кому это ты собираешься послать телеграмму? — удивленно спросила она.
Он повернулся к ней, и руки Рози тут же непроизвольно дернулись к горлу. Никогда еще она не видела такой глубокой печали. Его лицо осунулось, зубы были крепко сжаты. Даже глаза потускнели и казались скорее серыми, чем голубыми.
— Поговорим об этом вечером.
Ее охватила дрожь. Она пыталась понять, что выражает его взгляд. Сожаление? Отчаяние? Решимость?
— В чем дело? Ты, случайно, не заболел? Я не хочу ждать до вечера. Если тебе есть что сказать, говори сейчас!
Но Боуи упорно молчал, пока не остановил лошадей перед станцией. Подняв голову, он оглядел ряды повозок, груженных зерном. Возле платформы царила атмосфера суеты и деловой активности. Взяв Рози за руку, Боуи снял перчатку и начал изучать ладонь, поглаживая большим пальцем полоску мозолей.
— Боуи? В чем дело? Я чувствую, что-то случилось.
— Я должен кое-что сказать тебе и хочу, чтобы ты запомнила это.
Во рту у Рози пересохло, и она с трудом сглотнула. Последние полчаса она сидела рядом с Боуи, изнемогая от волнения и лихорадочно размышляя о том, почему он в таком отчаянии. Что же такое собирается сказать ей Боуи?
— Ты хотел сообщить мне что-то позже?
— Нет, сейчас. — Он сжал ее руку своей большой ладонью. — Я никогда не встречал никого, похожего на тебя, Рози, и сомневаюсь, что когда-либо встречу. Я восхищаюсь тобой, как никогда и никем на свете. Ты сильная и смелая, щедрая и нежная. Ты умеешь любить людей и заботиться о них, как никто другой. — Боуи не поднимал глаз от ее руки.
— Боуи, пожалуйста! Ты пугаешь меня.
— Я никогда не забуду тебя, Рози. Где бы я ни был, что бы я ни делал, ты всегда будешь со мной. Ты часть меня, такая же неотъемлемая, как биение сердца. Никогда не сомневайся в этом, Рози. Я не думал, что это случится — не хотел этого, — но полюбил тебя. И прошу тебя, помни об этом, верь мне, потому что это правда.
Рози смотрела на него широко открытыми глазами. Несколько долгих месяцев она мечтала услышать от него эти три слова. Она и вообразить не могла, что он скажет это при ярком свете дня, среди шумной толпы, в разгар торговых сделок.
Но Рози не представляла себе, что, когда Боуи наконец произнесет долгожданные слова, ее душа похолодеет от мрачного предчувствия.
— Нет, — прошептала она, уставившись на него. От внезапного озарения сердце замерло в ее груди. На секунду их взгляды встретились, и Боуи первым отвел глаза. Когда он, взяв ее за талию, опустил на землю, Рози вцепилась ему в плечи. — Ты уезжаешь!
— Я не знаю, сколько времени проведу на телеграфе. Когда продашь зерно, возвращайся на ферму. Я приду пешком.
Вокруг них раздавались вопли и брань мужчин, занятых погрузкой зерна в скрипучие товарные вагоны. Брокеры, взгромоздившись на платформу, выкрикивали цены. Вагоны дребезжали, слышалось ржание лошадей и крики людей.
— Ты не имеешь права уехать! Мы не собрали прибыльный урожай! — Месть потеряла смысл. Так же как и пшеница. Слезы ярости и ужаса хлынули из глаз Рози. Она не думала о том, что устраивает сцену на людях. — Сколько мы пережили вместе, через что прошли! Ты заставил меня полюбить тебя, и сам любишь меня! Боуи, ты не можешь бросить меня! О Боже, я не понимаю этого!
Прикрыв глаза, он снял ее руки со своих плеч и крепко прижал Рози к своей груди.
— Я должен сказать тебе кое о чем. Когда ты все узнаешь, сама будешь рада избавиться от меня.
— Нет!
Боуи посмотрел ей в глаза с тем же выражением безысходной печали.
— Мы все обсудим вечером. Только прошу тебя, Рози, помни, что я тебе сказал. Каждое мое слово — правда. — Он повернулся и направился к Мейн-стрит.
В полном смятении, нетвердо держась на ногах, Рози сделала неуверенный шаг вперед, но тут же остановилась и попыталась вздохнуть. Впервые в жизни оказавшись на грани обморока, она тяжело осела, опираясь спиной о колесо повозки.
Боуи не бросит ее. Ведь она его жена. Рози не позволит ему уехать. Но он уедет. Ее сердце сжалось от мучительной боли, черные точки заплясали перед глазами, все тело сотрясалось от дрожи.
— Миссис Стоун? — Чья-то рука поддержала ее за локоть. — Может, вам лучше уйти с солнца?
Повернувшись на голос Клема Зука, Рози рухнула без сознания к его ногам.
Отправив телеграмму Александру Дюбейджу, Боуи пересек улицу и зашел в салун Гарольда, чтобы дождаться там ответа. Он пристроился рядом с заспиртованными персиками и коробками с сигарами, в том единственном месте, где не видел своего отражения в зеркале. Боуи не мог без отвращения смотреть на себя.
— Привет, Стоун. — Скотчи Моррис с интересом разглядывал синяки и кровоподтеки, украшавшие лицо Боуи. Опухоль несколько спала, и царапины покрылись коркой, но под глазами все еще были синяки всех оттенков — от желтого до лилового. — Я слышал, будто помощник шерифа Сэндс отбыл в Денвер попытать счастья. Он не сказал, с каким поездом столкнулся, но, сдается, с тем же, что и ты. Ты похож на лепешку коровьего дерьма, парень.
Боуи налил себе еще стаканчик и опрокинул его.
— Ей понадобится помощь, Моррис. Она вполне может прийти сюда.
Скотчи выпятил губы и придвинулся ближе. Но не успел он заговорить, как мальчик с телеграфа заглянул через вращающиеся двери и окликнул Боуи.
— Иду, — отозвался тот и пристально посмотрел в глаза Скотчи Моррису. — Если она споткнется, надеюсь, кто-нибудь поддержит ее. Она прошла слишком длинный путь, чтобы все бросить.
— О чем это, к дьяволу, ты толкуешь?
— Позаботься об этом. И скажи другим. Помогите ей держаться подальше от спиртного.
Надвинув на голову шляпу, Боуи пересек улицу и вошел в здание телеграфа. Прислонившись к стене, он прочитал ответ Александра Дюбейджа.
Потрясенный, Боуи перечитал телеграмму, рухнул на скамью, откинул голову и прикрыл глаза.
Его отец умер. Сьюзен и Нэйт живут в Вайоминге, в местечке, о котором Боуи никогда не слышал. Чужие люди заняли дом, где выросли он и его брат Натан. Завещание отца все еще официально не утверждено, имущество Боуи осталось неприкосновенным. Как будто ему есть сейчас до этого дело! Его отец умер.
Все это время Боуи считал, что все трое в Вашингтоне, в привычном окружении. Иногда он задумывался, вспоминают ли они о нем. Боуи казалось, что они замерли в ожидании того момента, когда он вернется к ним и к своей жизни.
В его памяти возник образ сенатора, строгого и здравомыслящего, высокого и гордого. Сьюзен, трепетной и всегда готовой услужить. Нэйта, который только учился ходить, когда Боуи видел его в последний раз.
Боуи опустил голову на руки. Отец умер, Сьюзен и Нэйт живут на территории Вайоминг. Слишком многие вопросы не находили ответа.
— Мне нужно отправить еще одну телеграмму тому же адресату, — сказал Боуи, когда наконец обрел способность двигаться и говорить.
Как в трансе Рози проделала все необходимое, чтобы продать зерно. Она последовала за брокером к куче своих мешков, проследила за оценкой и взвешиванием, проверила расчетные листы, поразив его тем, что согласилась с первой предложенной ценой. Какое значение имеют деньги, когда рушится весь ее мир? И что вообще имеет теперь значение?
Когда оформление бумаг закончилось и она получила на руки деньги, день уже клонился к вечеру. По-прежнему двигаясь как заведенная игрушка, Рози взобралась на повозку, направила Айвенго к Мейн-стрит и остановилась перед зданием телеграфа. Там она увидела Боуи. Он стоял, прислонившись к стене, рядом с окошком телеграфиста. Голова его поникла, лицо скрывалось за полями шляпы.
Рози наблюдала за ним, пока клонившееся к горизонту солнце не ударило в стекло, отразившись в нем зеркальным блеском. Теперь ей уже не удавалось ничего разглядеть. Тогда она повернулась к салуну Гарольда и смотрела, как открываются и закрываются двери, бессознательно облизывая губы и сглатывая слюну.
Нечто ужасное надвигалось на нее. Рози не представляла себе ничего хуже, чем расставание с Боуи, и холодные тиски, сжимавшие ее грудь, предвещали сокрушительный удар. Она была счастлива, что Боуи наконец признался ей в любви, но это не смягчало отчаяния, вызванного его уходом. Если Боуи покинет ее, все, что он сказал на станции, не более чем насмешка.
Наконец он вышел из здания телеграфа. На его напряженном лице проступала сквозь загар смертельная бледность. Когда Рози окликнула его, он посмотрел на нее, словно не узнавая, затем забрался на сиденье рядом с ней, закрыл глаза и подставил лицо заходящему солнцу.
— Ты не можешь уехать, — пробормотала она.
Не дождавшись ответа, Рози потянула вожжи и выехала из города. Она старалась не думать о том, почему у ее мужа такой потухший взор.
Из того, что выручила за зерно, Рози не заплатила по счетам, не порадовала себя шляпкой, которую давно присмотрела в витрине магазина миссис Хоудж. Не купила Джону Хоукинзу карманный нож, который ему так нравился, а Лодише шоколадные конфеты, о которых та мечтала с той минуты, как узнала, что мисс Крэндалл получила новую партию. Даже Боуи она не купила новые ботинки, которыми хотела его удивить.
— Пожалуйста, Боуи, — прошептала Рози, когда молчание стало невыносимым, — поговори со мной.
— Мой отец умер. — Он отвернулся и уставился на прерию, безвольно свесив руки между коленями. — Это все из-за трибунала и истории с повешением. Он не пережил скандала.
— Ты в этом уверен? — Прости ее Господи, но Рози испытала облегчение. Теперь, когда отец Боуи мертв, у него не осталось обязательств в Вашингтоне и ему незачем уезжать. Она вздохнула.
— Да. — Запрокинув голову, Боуи смотрел в необъятный простор предзакатного неба. — Я сам хотел рассказать сенатору об ущелье Стоун-Тоус. Он не понял и не простил бы, но я хотел рассказать ему, что произошло в тот день и почему я поступил так, а не иначе. Я хотел сказать ему, что газеты не напечатали ни слова правды о Лютере Рэдисоне, и объяснить, почему мне пришлось убить его. — Он помолчал, созерцая расстилавшуюся вокруг прерию. — Я не успел сказать отцу, что всегда восхищался им.
— Мне очень жаль, что твой отец умер, — осторожно проговорила Рози. — Но это значит, что теперь тебе незачем уезжать.
— Я все равно должен уехать, Рози. Я предупредил тебя об этом в первый же день и оставался до конца уборки, как и обещал.
Джон Хоукинз стоял возле амбара, когда повозка влетела во двор. Бросив на них взгляд, он молча взял Айвенго под уздцы.
— Нет, — отрезала Рози, когда Боуи зашел с ее стороны, чтобы помочь ей выбраться из повозки. Сама не понимая почему, она не хотела, чтобы он прикасался к ней. Интуиция подсказывала ей, что худшее еще впереди. Не сговариваясь, они двинулись в прерию, подальше от привычных мест.
Боуи остановился и посмотрел назад, на ферму. Угасающий свет окрашивал обшарпанные строения в розово-золотистые тона.
— Говори, а то я сейчас взорвусь, — потребовала Рози, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно в эти последние минуты перед концом света. Боуи взглянул на нее и снова повернулся к ферме.
— Помнишь, я рассказывал тебе о моем брате Натане? В детстве мы были неразлучны. — Боуи устремил внутренний взор на минувшие годы. — Натан, очень добрый, порядочный человек, был моим кумиром, я хотел во всем походить на него.
Рози куталась в шаль, несмотря на теплый вечерний ветерок.
— Он стал жертвой несчастного случая, когда перевернулся экипаж. — Рози не понимала, почему Боуи рассказывает об этом и к чему он клонит. Однако он был в таком напряжении, что походил на каменное изваяние, и это подсказывало Рози, что ее самые мрачные предчувствия подтвердятся. — Это была нелепая случайность. — Боуи пнул ногой камень. — Натан рисковал жизнью в дюжине кампаний, а погиб при столкновении экипажей в трех милях от дома. Он промучился несколько дней, страдая от мучительной боли, прежде чем наступил конец. — Засунув руки в карманы, Боуи вглядывался в далекую линию горизонта. — Перед смертью Натан рассказал мне о женщине, которую любил. Он собирался жениться на ней.
Рози нагнула голову и сжала кулаки, готовясь встретить неминуемый удар. Дрожь охватила ее. Она затаила дыхание.
— Эта женщина была беременна. Натан с ужасом сознавал, что его смерть погубит ее репутацию и жизнь, лишит будущего еще не родившегося ребенка. Перед смертью он умолял меня жениться на Сьюзен и дать ребенку фамилию Стоун. Я обещал Натану, что ни Сьюзен, ни ее дитя никогда не узнают нужды, обещал позаботиться о ребенке как о своем собственном.
— Боже!
Колени Рози подкосились, и она осела на землю, но не оторвала потрясенного взгляда от Боуи.
— У меня есть жена и сын. — Желваки заиграли у него на скулах. — После трибунала я написал Сьюзен письмо, где сообщил, что больше не будет долгих разлук, и предлагал начать все сначала. Затем произошла история с Лютером Рэдисоном и… остальное ты знаешь. — Он потер ладонью лицо. — Нэйт — сын моего брата, Рози. Мальчик уже подрос и нуждается в отце. Я обещал Натану, что стану его сыну настоящим отцом.
— Сьюзен, — прошептала Рози. Слово обожгло ей язык. Она предпочла бы не знать имени той женщины. Имя делало ситуацию реальной и окончательной, как смертельный выстрел.
— Этот брак никогда не был настоящим. Вначале, после гибели Натана, Сьюзен сломило горе. Мы были совсем чужими друг другу. Я принял назначение на Запад, чтобы время позволило нам приспособиться к сложившейся ситуации, прежде чем мы на самом деле станем мужем и женой. Потом я взял другое назначение. Военный форт не место для семьи. Я уделял ребенку не слишком много внимания. У меня есть обязательства перед Натаном и долг по отношению к мальчику.
— Ты, сукин сын! — Если бы револьверы Рози висели у нее на поясе, она пристрелила бы его на месте. — Жениться на мне при живой жене!
Боуи провел рукой по лицу и посмотрел вниз, на Рози.
— Я тысячу раз думал о том дне. Поднявшись на виселицу, я искренне полагал, что примирился с мыслью о смерти. Затем ты и шериф Гейн предоставили мне возможность сохранить жизнь, и, прости меня, Господи, я ухватился за нее. Я стоял с петлей на шее, уверенный, что всего лишь несколько минут отделяют меня от смерти, и вдруг у меня появился шанс выжить. Я не думал о последствиях, не задавался вопросом, имею ли право жениться на тебе и спастись. К тому времени, когда мои мозги немного прояснились, мы уже были женаты.
— Ты должен был сказать мне!
— В тот период это не имело значения. Ты нуждалась в моей помощи, чтобы вырастить урожай, а я был у тебя в долгу. Свое пребывание здесь я рассматривал как передышку, считал, что потом двинусь дальше. Вначале не было никаких оснований предполагать, что мы станем друг для друга больше чем хозяйкой и наемным работником. Я собирался рассчитаться с тобой, вырастив прибыльный урожай, и после этого вернуться на восток. Ни одному из нас это не могло повредить.
Рози смотрела на него невидящим взором. Огонь, пылавший в ней, сменялся волнами холода, настолько жестокого, что кровь стыла в жилах. Ее била дрожь.
Она не замужем. И никогда не была замужем. Все сплошная ложь. Та ночь в амбаре, слова, в которых черпала силу, долгие ночи нежности, страсти и любви… все было построено на лжи.
Рози вскочила и с воплями кинулась на него, нанося беспорядочные удары, плюясь и царапаясь, лязгая и молотя кулаками по груди, плечам и лицу Боуи.
— Я любила, тебя! — кричала она. — Ради тебя я бросила пить, начала мыться, перестала ругаться и курить! Я вывернулась наизнанку, а ты все это время знал, что бросишь меня и вернешься к ней!
Сначала Боуи не пытался защищаться, но теперь схватил ее за руки.
— Ты изменилась для себя! Нельзя измениться для кого-то другого. Ты должна была сделать это и сделала! Я обошелся с тобой плохо, Рози, и буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Но все хорошее ты сделала сама!
Ругаясь, выкрикивая все известные ей бранные слова, Рози вырывалась из его рук и наконец освободилась.
— Ты такой же, как Блевинз. — Захлебываясь от рыданий, она махнула рукой в сторону надгробия. — Разница только в том, что он применял силу, а ты воспользовался ложью и сладкими речами! Вы оба попользовались мной и выбросили за ненадобностью!
Всей душой сожалея, что не дала его повесить, Рози подхватила юбки и понеслась к дому.
Только дождавшись темноты, Боуи последовал за ней.
Пэшн-Кроссинг был маленьким сплоченным сообществом. Прежде чем поезд преодолеет полпути до Денвера, весь город узнает, что муж бросил Рози и сбежал. Да и вообще никогда не был ее мужем. Боуи очень надеялся, что День лонгхорнов еще свеж в памяти горожан и они поддержат Рози.
Гордость поможет ей пережить скандал. Если она снова не запьет, то не выставит свою душевную боль на всеобщее обозрение. Кроме того, Рози сильная, красивая женщина. Со временем в ее жизни появится другой мужчина. Однако Боуи становилось тошно при мысли об этом. Когда он представлял себе Рози в постели с другим, кулаки сжимались и горло перехватывало от ревности и гнева.
Когда Боуи вошел на кухню, Лодиша и Джон Хоукинз умолкли и с укором уставились на него. Лодиша не предложила обработать глубокие царапины на его щеках. Джон Хоукинз сложил руки на груди и уставился в стену.
Боуи молча прошел мимо них, сознавая, что будет скучать по этим людям почти так же, как по Рози. Стиснув зубы, он постучал в дверь маленькой спальни, где она не спала уже несколько недель.
— Открой дверь, Рози, если не хочешь, чтобы я выломал ее.
— Катись к дьяволу!
Хлипкая, как и все на ферме, дверь подалась при первом же ударе плечом.
Рози сидела на кровати, прислонившись к спинке. Свет масляной лампы падал на револьвер в ее руке. Сняв блузку и юбку, она облачилась в серо-коричневое мужское белье.
— Надо еще кое-что обсудить. — Чувство вины обожгло Боуи, когда он взглянул на нее. Слова Рози, что он ничуть не лучше Блевинза, ожесточили его. Однако ему нечего было сказать в свое оправдание.
— Подавись ты своими беседами, Стоун! И не приближайся ко мне. — Подняв револьвер, Рози закрыла глаза и выстрелила. Пуля просвистела возле его уха. Услышав, как в глубине дома захлопнулась кухонная дверь, Боуи понял, что Джон Хоукинз и Лодиша ушли за линию огня.
— На следующей неделе мой адвокат должен разобраться с моими делами. Я поручил ему перевести большую сумму на твое имя в банк Пэшн-Кроссинга. Через неделю ты станешь самым солидным вкладчиком в западном Канзасе.
Она подалась вперед и закричала:
— Надеешься облегчить свою совесть, откупившись от меня как от шлюхи? Мне не нужны твои проклятые деньги! — Рози прицелилась в пряжку у него на поясе и выстрелила, слегка отклонив дуло в последнюю секунду. — Я видеть тебя не могу, Стоун! Желаю, чтобы твой поезд сошел с рельсов и ты подох! Надеюсь, что ты сгниешь в аду! — Рози поднесла руку с револьвером к лицу, вытерла слезы и затем направила дуло ему в грудь. — Ты любишь ее?
— Я же сказал тебе: мы со Сьюзен едва знакомы.
— Ты думал о ней каждый раз, когда трахал меня?
— Ради Бога, Рози! Для меня это ничуть не легче, чем для тебя. Неужели ты думаешь, что я хотел этого? Если бы не Нэйт, ничто не заставило бы меня расстаться с тобой. Я люблю тебя!
Выстрел сбил шляпу с его головы. Пуля скользнула так близко к черепу, что Боуи почувствовал, как она раздвинула его волосы.
— Ты спал с ней, признавайся?
— Мы никогда не вели супружескую жизнь. — Он пристально посмотрел на Рози. — Прекрати, — наконец проговорил он. Дикое отчаяние в ее глазах вонзалось в него как штык.
— Не смей указывать, что мне делать! — Три пули просвистели мимо лица Боуи, впиваясь в стену за его спиной. В комнате повис резкий запах дыма и пороха.
Совершенно обезумев, Рози обстреливала его со всех сторон, пока сухие щелчки не возвестили о том, что обойма пуста. Швырнув в Боуи револьвер, она закрыла лицо ладонями.
— Я хотела бы убить тебя! Но не могу и ненавижу себя за это. — Рози потрясла кулаками. — Ты использовал меня! Ты обманул и предал меня! А я как полная дура снова поверила мужчине!
Закинув ногой револьвер под кровать, Боуи подошел к ней и сел на дальний край матраса. Рози резко подтянула коленки.
— Я знаю, ты мне не веришь, но я никогда не использовал тебя. Я люблю тебя и не хотел причинять тебе боль.
— Но причинил! И Боже мой, как это мучительно!
Он положил руку на ее бедро.
— Я люблю тебя, Рози, как ни одну женщину на свете. Уйти из этой комнаты меня заставляет только обещание, которое я дал Натану. На свете есть ребенок, убежденный, что я его отец. Я в долгу перед этим мальчиком, ибо дал слово.
Заливаясь жгучими слезами, Рози посмотрела на Боуи и кинулась в его объятия. Он прижимал ее к себе, пока она плакали, раскачиваясь от горя и боли. Если бы Боуи позволил себе осознать, что обнимает Рози в последний раз, он бы не выдержал. Его грудь горела так, словно безумные выстрелы Рози оставили на ней свои отметины. В этот миг Боуи ненавидел Сьюзен, всей душой сожалел, что женился на ней, презирал Натана, который заставил его принести такую жертву.
— Прости меня, — сказал Боуи, понимая, как слабо и глупо это звучит. Он гладил ее волосы, вздрагивающие плечи, мокрые щеки. — Я хотел бы, чтобы все было иначе.
— Я люблю тебя, Боуи. Пожалуйста, не покидай меня!
— Я тоже люблю тебя, Рози. Но у меня нет выбора. — Целуя Рози, он ощущал вкус соли, горечь ее боли, которая была отголоском его страданий. Наконец Боуи мягко отвел ее руки.
— О Боже!
— Я никогда не забуду тебя, Рози Малви. Всю оставшуюся жизнь я буду узнавать тебя в каждой женщине с волосами цвета темного золота.
Ее рыдания преследовали Боуи, когда он закрыл дверь, прошел через гостиную и спустился по ступенькам во двор.
Обернувшись, он в последний раз обвел глазами ферму в неярком свете луны. Амбар, надворные постройки, выгон, дом, поля, надгробный камень Фрэнка Блевинза, тополя у ручья. На редкость паршивое место, но здесь Боуи оставлял свое сердце.
Почувствовав, что Джон Хоукинз и Лодиша молча наблюдают за ним, он пустился в путь.
Поезд на Денвер отправлялся на рассвете.
Глава 19
— Хотите еще кофе?
— Спасибо, нет. Карета прибудет с минуты на минуту. — Сьюзен и так была как на иголках. Еще одна чашка крепкого кофе миссис Алдер, и она не выдержит.
Зная, что огорчит Грэшема, Сьюзен все же не удержалась и снова выглянула из окна столовой миссис Алдер. Она нервно сжимала расшитую бисером сумочку, в которой были телеграммы от Александра Дюбейджа и Боуи.
Нахмурившись, Грэшем отставил нетронутый завтрак и взъерошил волосы. Стекла его очков поблекли. Впервые на памяти Сьюзен галстук Грэшема был повязан неряшливо, а рубашка измята так, будто он в ней спал.
— Ну, и что же дальше? Этот сукин сын встал из могилы, чтобы похитить тебя и увезти в Вашингтон? Где он, черт бы его побрал, мотался несколько месяцев?
— В Пэшн-Кроссинге, в Канзасе. Ты же знаешь.
Этот утренний разговор был очередной попыткой истолковать отрывочные сведения — единственное, чем они располагали и что постоянно обсуждали на протяжении последней недели. Потрясенные, они провели долгие часы, размышляя над телеграммами, пережевывая каждое слово, пытаясь читать между строк, бесконечно обсуждая все, кроме того главного, что занимало их умы. Совместного будущего. В один ужасный день вся их жизнь свелась к стопке телеграмм, разрушивших надежды, которые они тайно лелеяли в душе.
— Неужели в Канзасе нет чернил и бумаги? Если по какой-то причине Стоун сам не мог написать тебе, так нанял бы кого-нибудь и сообщил, что жив! Это непозволительное, Сьюзен, непростительное нарушение приличий. Он допустил, чтобы вы с Нэйтом считали его мертвым. Позволил своему отцу выкинуть вас на улицу без копейки денег! Из-за его черствости и небрежности ты пережила немыслимую душевную травму. А оказалось, что ублюдок жив!
Сьюзен коснулась его рукава:
— Мы же почти ничего не знаем. Наверное, есть веская причина, если Боуи позволил всем думать, что он умер.
— Ты защищаешь его? — Обвиняющий взгляд впился в нее.
— Я просто говорю, что, наверное, есть веская причина. Пожалуйста, Грэшем! Умоляю тебя, не усложняй все еще больше!
— Куда уж сложнее! — воскликнул он, всплеснув руками. — Или ты всегда подозревала, что он жив? Поэтому и не вышла за меня замуж? Верила, что он вернется за тобой?
Сьюзен опустила голову.
— Думаю, мы оба сомневались в том, что Боуи умер. Нам казалось странным, что округ Галливер не может представить свидетельство о смерти. — Ее глаза выражали бесконечную печаль. — Если тебя интересует, люблю ли я Боуи, то ответ — да. В ту ночь, когда ты рассказал мне правду об ущелье Стоун-Тоус, я изложила тебе все обстоятельства своего замужества. Боуи спас мою репутацию и дал имя Нэйту. Конечно, я люблю его.
— Боже мой! — Грэшем запустил пальцы в волосы.
— Но это не имеет ничего общего…
— Не надо. Я не могу этого слышать. — Сняв очки, он бросил их на стол и прикрыл глаза рукой. — Стоун может дать тебе то, чего я дать не в состоянии. Слуг, большой дом, сундуки модной одежды. Никаких материальных забот. Он даст тебе ту жизнь, которой ты достойна.
— Грэшем, прошу тебя! — Взволнованная предстоящей встречей с Боуи, Сьюзен едва соображала. И каждый раз, когда она смотрела в любимое лицо Грэшема, ее захлестывало отчаяние.
Мысль о том, что она, возможно, никогда больше не увидит его, никогда не обнимет, разрывала сердце Сьюзен на части. Грэшем был ее любовником, другом, доверенным лицом, единственным человеком, который поверил в нее. Его вера дала Сьюзен силы и волю преодолеть свою слабость. Она не мыслила жизни без него.
Но Сьюзен была женой Боуи. Если Боуи пожелает увезти ее из Оулз-Бьютта, закон будет на его стороне.
— О, Грэшем, ты мне так нужен! — прошептала она, прижав платок к глазам. — Во мне все еще жива та испуганная женщина, которая вышла из кареты в метель, та, которой необходимо, чтобы мужчина говорил ей, что делать и как жить. Я не хотела выходить за тебя замуж, пока не буду твердо уверена в том, что способна сама справляться с проблемами, пока не стану такой женой, какую ты заслуживаешь. Мои колебания не связаны с Боуи. Когда я обрету настоящую независимость и перестану нуждаться в тебе, тогда я… — Сьюзен умолкла и опустила голову, пытаясь проглотить комок в горле.
Она никогда не выйдет замуж за Грэшема Харта, ни сейчас, ни в будущем. У нее есть муж. Закрыв глаза, Сьюзен стиснула руки на коленях. Она едва преодолевала головокружение, мысли ее беспорядочно теснились.
Боуи жив. Она должна смириться с этим. Не позже чем через полчаса он появится в Оулз-Бьютте. Это по-прежнему потрясало ее, шок не проходил. Телеграмма, лежавшая в сумочке, перевернула мир Сьюзен. Она не знала, что они с Боуи скажут друг другу и чего он ждет от нее.
— Эта чертова карета прибыла раньше положенного, — сквозь зубы сообщил Грэшем. — Вот она.
Сьюзен безмолвно наблюдала, как пыльный вихрь, увеличиваясь в размерах, приближается с другого конца города. Погоняя лошадей, кучер лихо пронесся по Мейн-стрит и с впечатляющей ловкостью остановил упряжку перед отелем миссис Алдер.
Ее муж приехал.
Сердце Сьюзен сжалось и ухнуло вниз. Колени так дрожали, что она не знала, сможет ли подняться. Это будет третий из самых тяжелых дней в ее жизни. Смерь Натана, смерть Нэйта и воскрешение Боуи.
Инстинктивно она повернулась к Грэшему, порываясь броситься к нему в объятия и умолять его все исправить. Но это было не в его власти. Ни один из них был не в силах что-либо изменить.
— Ты обещал не вмешиваться, — прошептала Сьюзен.
Его темные глаза сверкнули.
— Я люблю тебя, Сьюзен. И не могу сидеть здесь и смотреть, как он увозит тебя! Согласен, ты должна поговорить с ним, но…
Их глаза были прикованы к окну. Дверца кареты распахнулась, выпустив первую пассажирку — толстую краснолицую женщину. Ее внешний вид не оставлял сомнений в том, что она провела ужасную бессонную ночь. Следом за ней на землю ступил седовласый мужчина.
— Я должна идти. — Корсет впивался Сьюзен в спину, не давая вздохнуть. Кожа покрылась липким потом. Чувствуя на себе пристальный взгляд Грэшема, она подавила непроизвольное желание поправить шляпку и одернуть полы короткого летнего жакета.
Грэшем помог Сьюзен подняться и успокаивающим жестом легко коснулся ее затылка.