Абубекр подошел и тоже хотел приложиться к руке мачехи, но Гатиба отпрянула: ей показалось, будто перед ней ее покойный муж, - так юноша походил на своего отца.
      - Это ваш сын, мелеке, - сказал Кызыл-Арслан. - Он приехал со мной, чтобы передать своей матери соболезнование.
      - Мой сын! - воскликнула Гатиба, прижимая юношу к своей груди и осыпая его лицо поцелуями.
      Слезы душили ее.
      Рабы и рабыни отвели Кызыл-Арслана и Абубекра в хамам, искупали их, затем проводили в комнату для отдыха.
      Когда настал вечер, гостей пригласили в трапезную. Гатиба не пришла, так как по обычаю в дни тазийе она не имела права сидеть вместе с мужчинами.
      Насытившись едой, Кызыл-Арслан поднялся. В этот момент в трапезную вошел Фахреддин и сообщил:
      - Хюсамеддин взят под стражу. Войско султана разоружено. Визири элахазрета Тогрула находятся под домашним арестом. Стража во дворце элахазрета султана обезоружена и заменена азербайджанскими аскерами. У нас не хватило шатров для всего войска, поэтому часть аскеров размещена в караван-сараях и домах горожан. Выделены особые лавки, в которых аскеры будут получать провизию. Для обеспечения порядка в городе по улицам ходят наши караульные. Захира Балхи и Камаледдипа схватить не удалось. Говорят, они неделю назад сбежали из Хамадана.
      Выслушав Фахреддина, Кызыл-Арслан приказал:
      - Запиши в свою тетрадь все, что я сейчас буду говорить. Ты не должен ничего забыть. Немедленно прикажи заключить под стражу кази и хатиба Хамадака. Составь список, с который должны быть включены вся знать и все улемы города, не вышедшие встречать азербайджанское войско. Бросьте их в тюрьму! Кала-бейи*, не пожелавшего сразу открыть городские ворота, прикажи вздернуть на этих самых воротах, а на грудь его пусть повесят дощечку, на которой будет написано, в чем заключается его вина. Купцов и торговцев, не пожелавших открыть свои лавки и рассчитывающих тем самым поднять цены, также прикажи арестовать, а их лавки и дома отдай на разграбление своим аскерам. Не выпускай из города ни одной живой души. Не позднее, чем завтра, составьте список сановников, работающих в государственных идарэ**, и выясните, что это за люди. После того, как все это будет выполнено, отправь элахазрету Тогрулу письмо следующего содержания: "Для защиты власти элахазрета и упрочения его положения нами были приняты особые меры. Ждем фирман элахазрета, одобряющий наши действия. Раис Хамадана Фахреддин". Кроме того, пусть на улицы города выйдут глашатаи и известят население о том, что с пятницы возобновляется тазийе по усопшему атабеку Мухаммеду. В течение десяти дней раздавайте милостыню беднякам города. Завтра вечером доложить мне об исполнении всех моих распоряжений!
      ______________ * Кала-бейи - начальник крепостной стражи. ** И д а р э - учреждение.
      Фахреддин ушел.
      Оставшись один, Кызыл-Арслан сел и написал письмо Низами:
      "Уважаемый поэт!
      Сегодня ровно двадцать один день, как я покинул Тебриз. Четырнадцать дней я провел в пути. Если бы не зной, мы проделали бы этот путь за девять дней.
      Только седьмого Раджаба я въехал в Хамадан. В течение недели я находился за пределами города, наблюдая, как жители Хамадана относятся к прибытию азербайджанского войска. Я был несколько удивлен и разгневан тем, что хамаданские улемы и духовенство враждебно отнеслись к нам.
      Само собой разумеется, я заранее предупредил аскеров, чтобы они не обижали духовных лиц и оказывали им всевозможные почести.
      В течение недели я выжидал, наблюдая. И вот что оказалось: духовенство, выступая в мечетях, настраивает народ против нас. Особенно усердствовали в этом отношении два человека - кази и хатиб Хамадана. Они запугивали народ, выкрикивая с минберов: "Правоверные, на нас катятся волны моря беды!"
      Видя такое положение, я призадумался и по Вашему совету качал читать книгу "Мысли Мамуна". И я пришел к выводу, что действительно основная причина беспорядков, происходящих на Востоке (я имею в виду исламский Восток), заключается в родственной связи религиозных и правительственных законов. Именно поэтому духовенство всегда принимает участие в претворении в жизнь правительственных законов и даже умудряется оказывать давление на ход государственных дел. Такова основная мысль записок Мамуна.
      Но, подобно тому как мы не можем обуздать духовенство, так и Мамун в своих записках не смог говорить откровенно все до конца.
      У меня создалось впечатление, что Мамун избрал своей мишенью коран. Он хотел сказать, что государством надо управлять с помощью законов, отвечающих духу времени, то есть, таких законов, которые опираются на опыт, полученный от жизни и от данной среды.
      Да, только следуя по этому пути, можно было бы ограничить царство корана и духовенства стенами мечетей.
      Враждебность улемов ко мне подтверждает, что духовенство не заинтересовано в сильном, волевом хекмдаре. Им нужны слабовольные падишахи, которые не хотят заниматься государственными делами.
      Не знаю, обратили ли Вы внимание на еще одно очень интересное место в записках Мамуна, где он говорит о переводах корана на другие восточные языки.
      Сравнивая различные переводы и книги, толкующие коран, Мамун стремится доказать, что все хатибы и ваизы* стараются толковать коран, преследуя личную выгоду.
      ______________
      * В а и з - проповедник, толкователь корана.
      Я считаю, если бы мы могли с успехом донести до народа эти мысли Мамуна, мы сделали бы великое дело. Тогда бы мы доказали народу, что с помощью корана можно руководить только религией, но не государством.
      Главная причина того, что духовенству удается перетягивать простой народ на свою сторону и крепко-накрепко привязывать верующих к черному переплету корана, заключается в том, что мусульмане слепо верят в чудеса, приписываемые пророку Мухаммеду.
      Накануне нашего выступления из Тебриза я получил Ваше стихотворение, посвященное вознесению Мухаммеда на небо. Я взял его с собой в дорогу и внимательно прочел. Слог и язык стихотворения понравились мне. Вы спрашиваете в своем письме: "Хекмдар, напишите, какую цель, по Вашему мнению, я преследовал, описывая вознесение Мухаммеда?"
      Откровенно говоря, на этот вопрос ответить не так-то просто. Но мне кажется, я понял Вас. Не советую Вам писать на подобные темы более ясным языком, - пока это делать рано. Сейчас я скажу Вам, как я в основном понял Ваше мастерское стихотворение.
      В нем Вы отвергаете мысль о том, будто Мухаммед вознесся на небо. Вы хотите сказать, что Мухаммед не отправился в царство ангелов, ибо мысль его была столь остра и быстра, что, даже находясь на земле, конь его мысли мог умчаться в заоблачные дали и обозреть небесные края. Ясно, подобное суждение по-своему отвергает легенду о вознесении Мухаммеда на небо.
      Духовенство пытается исказить даже самые примитивные и обыденные мысли, высказанные в коране. Они стараются все усложнить и выдать самое простое за необыкновенное.
      Искажение мыслей корана это своего рода оружие, и, должен Вам сказать, духовенство Востока не выпустит так легко из рук этого оружия. Я уверен, это обстоятельство чревато для мусульманских стран Востока большой бедой.
      Я приказал заключить духовенство Хамадана под стражу. Вы понимаете, Хамадан находится под самым носом халифа багдадского, который является как бы истоком ядовитой реки религиозного фанатизма.
      Я уверен, халиф вмешается в это дело. Но я буду непреклонен и не уступлю. В своих действиях я опираюсь на большую воегшую силу.
      О дальнейших событиях я напишу Вам.
      Кызыл-Арслан. Хамадан.
      Седьмой день Раджаба".
      Кызыл-Арслан не пожелал поехать во дворец султана Тогрула, чтобы приложиться к руке падишаха. Он знал, что они должны увидеться во дворце покойного брата на церемонии тазийе.
      Когда султан Тогрул и его сын Мелик-шах вошли в зал, где собрались приглашенные на тазийе, все встали, в том числе и Кызыл-Арслан. Тогрул протянул ему руку, но Кызыл-Арслан сделал вид будто не замечает ее. Он обнял и поцеловал Мелик-шаха и усадил юношу рядом с собой.
      Тогрул оскорбился, однако виду не подал. Он сел на почетное место в кресло, подозвал к себе Абубекра и начал расспрашивать его о самочувствии.
      Падишах не захотел долго оставаться во дворце покойного брата, так как, во-первых, его самолюбие было уязвлено, а во-вторых, он считал, что здесь нет достойных и равных ему людей. Почти все присутствующие на тазийе были или военачальники азербайджанского войска, или азербайджанцы, проживающие в Хамадане.
      Вскоре он поднялся и вышел из зала. Это происшествие еще больше обострило неприязнь между Кызыл-Арсланом и султаном Тогрулом.
      Дни траура по умершему атабеку Мухаммеду еще не кончились, а Кызыл-Арслан уже начал решительно действовать.
      Прежде всего он выслал из города кази, хатиба и прочих высокопоставленных духовных лиц и назначил на их места других, наказав им строго-настрого заниматься только делами религии и не вмешиваться в дела государства.
      Во-вторых, был устроен суд над визирями Тогрула, которые обвинялись в казнокрадстве. Их дома, поместья и все прочее, чем они владели, было отобрано в казну, а сами визири-казнокрады были сосланы в крепость Алинджа на севере Азербайджана.
      В-третьих, была произведена ревизия казны, в результате чего выяснилось, что султан Тогрул сильно опустошил ее. По настоянию Кызыл-Арслана Тогрул обязался вернуть в казну недостающее золото и драгоценности.
      В-четвертых, была произведена проверка государственных идарэ, результаты которых показали, что большинство руководящих чиновников в Хамадане - арабы и персы. Они были немедлено смещены со своих постов и сосланы в Багдад и персидские провинции. На их места были назначены азербайджанцы.
      В-пятых, в правительство Тогрула были назначены новые визири, которым Кызыл-Арслан дал строгие указания и советы, как следует вести государственные дела.
      В-шестых, был разрешен вопрос о наследнике престола.
      Кызыл-Арслан, дав сыну покойного атабека Мухаммеда Абубекру часть своего войска, сказал:
      - Ты мой помощник и мой наследник. Вот тебе войско, возвращайся в Тебриз и правь Азербайджаном. Мой визирь Шамсаддин будет твоей правой рукой. Слушайся его во всем. Молодость - это энергия и деятельность, старость мудрость и опыт. Тех, кого захочешь наградить, сначала испытай в деле, а, когда будешь наказывать, не забывай, что ты наказываешь людей и сам ты человек. Будешь вершить суд над кем-нибудь, клади на одну чашу весов правосудия грехи человека, на другую - его добрые дела. И недовес, и перевес - все плохо, - не забывай этого. Не делай добро одному в ущерб другому. Убийц наказывай строго. Не позволяй, чтобы они откупались, заплатив родным убитого цену крови. Суды должны вершить только государственные чиновники, а духовенство и кази пусть властвуют в мечетях. Когда в шариатских судах будут осуждаться лица, обвиняемые в ереси и вероотступничестве, там же должны присутствовать и авторитетные представители государственой власти. Крестьян не обижай, они кормят государство. Смотри, чтобы мюлькедары не разоряли их непосильными налогами. Будь справедливым, мудрым и сердечным, и пусть даже бедные вдовы не боятся прийти к тебе за помощью. Не прячься от народа, влиянием и уважением пользуется лишь тот хекмдар, которого народ знает и любит. Людей пени и уважай не за богатство, - и бедный и богатый - все твои подданные. Повторяю: во всем - прежде всего справедливость. Почитай за счастье поговорить с поэтом, литератором или ученым. В общественных местах не говори много и не говори лишнего, ибо слова хекмдара воспринимаются как закон. Читай исторические книги, знакомься с трудами поэтов и литераторов прошлого, - не забывай, в их книгах живет воля народа и его чаяния. Не раздавай наград тем, кто превозносит тебя. Награждай тех, кто не боится сказать тебе правду в лицо, будь даже та правда не очень сладка. Старайся заниматься мирскими делами, но не строй препятствий тем, кто занимается делами духовными, если только эти дела не будут во вред государству. Бойся, как бы тебя не обвинили в вероотступничестве. Мы живем в очень сложное время.
      Через несколько дней Абубекр с войском выехал в Тебриз.
      ИЗГНАНИЕ
      В ответ на решительные действия Кызыл-Арслана Гатиба сделала попытку протестовать. Тогрул не поддержал ее, так как, лишившись всех своих сторонников, остался в одиночестве и не имел возможности опереться на военную силу.
      Назначение Фахреддина раисом Хамадана удручающе подействовало на Гатибу. Это означало, что ее кровный враг навсегда останется в столице и будет фактически ее хозяином. Разгневавшись, она написала Кызыл-Арслану письмо.
      "Уважаемый хекмдар!
      Вам хорошо известно, что Фахреддин является убийцей моего отца. Для меня пытка видеть его постоянно в Хамадане. Я надеюсь, хекмдар поймет меня и не замедлит принять меры к тому, чтобы я была избавлена от встреч с ненавистным мне человеком.
      Гатиба-хатун".
      В ответ Кызыл-Арслан написал Гатибе длинное письмо.
      "Уважаемая мелеке!
      Когда речь идет об интересах всего государства и упорядочении важных, государственных дел, нельзя принимать во внимание и учитывать интересы и пожелания отдельных личностей.
      Уважаемая мелеке пишет, что ей тяжело видеть убийцу ее отца. Хочу ответить ей: мне также тяжело видеть людей, замешанных в убийстве моего брата.
      В настоящий момент положение нашего государства таково, что и мелеке, и я не должны думать о личных обидах и оскорблениях.
      Вам известно, что всего лишь две недели назад в Хамадане творилось нечто невообразимое, позорящее род Эльдегеза. Можно сказать, у власти находились приспешники и джасусы хорезмшаха, а также арабы и персы, презирающие народ и культуру Азербайджана.
      Я отобрал власть у пришлых, враждебных нам людей и передал ее нашим соотечественникам.
      Все, кто недоволен моими действиями, являются врагами нашего государства. Я же прибыл в Хамадан для того, чтобы бороться с врагами.
      Что касается личной жизни уважаемой мелеке, я думал и об этом, и пришел к определенному решению.
      Недостаточная опытность Вашего сына Гютлюг-Инанча в государственных делах требует помощи такой умной и предприимчивой женщины, как Вы. Да, Вы должны помочь ему. Нам не следует забывать, что у Рейского государства много жадных и хитрых врагов. Вы, любящая мать, должны поспешить на помощь своему сыну.
      Я решил двадцать девятого числа месяца Раджаба направить в Рейское государство пятнадцатитысячное войско азербайджанцев.
      Принимая во внимание вышесказанное, уважаемая мелеке должна приготовиться, ибо она с этим войском отправится в Рей.
      Кызыл-Арслан".
      Получив это письмо, Гатиба едва не лишилась чувств от злобы и отчаяния. Подумать только, ее высылают из Хамадана! И ни один человек не может помочь ей. Хюсамеддин в тюрьме, Захир Балхи и Камаледдин вовремя сбежали, Тогрул ищет себе утешение на мягких подушках гарема. Да и с ним невозможно увидеться: его дворец охраняют азербайджанские аскеры. У Тогрула тоже нет возможности прийти к ней, ибо Кызыл-Арслан поселился во дворце своего покойного брата атабека Мухаммеда, там же, где живет она.
      И Гатиба вспомнила о своем старом друге - Себе-ханум.
      В деревню Касумабад помчался гонец с ее письмом, в котором она требовала, чтобы Себа-ханум немедленно приехала в Хамадан.
      Через день Себа-ханум была в столице. Надо сказать, она уже давно искали случая вернуться к своей бывшей госпоже.
      Гатиба, обрадованная ее приездом, сразу же рассказала ей обо всех своих горестях.
      Себа-ханум призадумалась. На душе у нее сделалось сразу невесело: отъезд Гатибы из Хамадана лишал ее денежного источника, из которого она привыкла вот уже много лет черпать и черпать без меры. Сейчас же ей больше, чем когда-либо, нужны были деньги. Все свои накопления она истратила на строительство дворца в деревне Касумабад, а он не был еще готов и наполовину.
      Направляясь в Хамадан, она мечтала, что с помощью наград Хюсамеддина, Тогрула и Гатибы ей удастся завершить начатое строительство. И вдруг такая неприятность: Гатибу высылают из Хамадана, а Фахреддин, ее давний недруг, назначен раисом города. Разве он позволит ей жить в столице?!
      Себа-ханум, подняв голову, печально посмотрела на Гатибу.
      - Мне очень жаль расставаться с уважаемой мелеке, - сказал она. - Я сочувствую вам, но что можно поделать? Я вся дрожу при мысли о встрече с Фахреддином. Он постарается
      изжить меня со света. Он будет добиваться моей гибели. Прошу вас, уважаемая мелеке, не просите меня помогать вам! Избавьте меня от беды!
      - Себа, ты помогала мне в лучшие дни моей жизни, так помоги и теперь, в этот трудный для меня час!
      - Боюсь! Мелеке сама понимает, какое сейчас время. Я, живя у себя в Касумабаде, уже думала о том, куда бы мне бежать. Ведь вам известно: мы с Фахреддином кровные враги.
      Вспомните, в Багдаде я должна была отвести его к наемным убийцам. Он все знает об этом.
      - Умоляю тебя, отнеси хоть Тогрулу мое письмо и принеси от него ответ. Это ничем не грозит тебе. Ведь ты женщина, кто станет заглядывать к тебе под чадру? Ты без труда сможешь пробраться во дворец султана.
      Себа-ханум все еще колебалась.
      - Я должна подумать, - ответила она. - Подождите до завтра, мелеке. Утром я дам вам ответ.
      - Завтра будет поздно, я не могу ждать. Аскеры Кызыл-Арслана должны вот-вот отправиться в Рей. Соглашайся, дорогая Себа! Вот тебе мешочек, в котором пятьсот золотых.
      - Что ж, если мелеке настаивает...
      Гатиба быстро написала письмо султану Тогрулу:
      "Элахазрет!
      Вот уже несколько дней я не имею никаких сведений о Вас и не знаю, в добром ли Вы здравии. Но как бы там ни было, обстановка в Хамадане мне ясна, Я многое хотела бы сообщить Вам.
      По приказу достопочтенного Кызыл-Арслана я вынуждена на этих днях покинуть Хамадан и уехать в Рейское государство.
      Мне интересно знать, что думает об этом элахазрет султан. По-моему, если элахазрет захочет, он может несколько отсрочить мой отъезд. Я считаю, мой отъезд из столицы не пойдет на пользу ни мне, ни самому элахазрету султану.
      - Я верю, если элахазрет отсрочит мой отъезд, мне удастся многое изменить в нашей жизни.
      Гатиба-хатун".
      Гатиба с нетерпением ждала ответ на свое письмо. Наконец в сумерках Себа-ханум вернулась из дворца султана.
      Не успела Гатиба вскрыть письмо Тогрула, как в ее комнату вошел посланец Кызыл-Арслана и сообщил, что азербайджанское войско на днях готово выступить в Рей.
      Чувствуя, что ее замысел не удался, Гатиба, с последней надеждой в сердце, дрожащими руками вскрыла письмо.
      Тогрул писал ей:
      "Уважаемая мелеке!
      Распоряжение элахазрета Кызыл-Арслана относительно участи нашей мелеке пойдет на пользу как самой мелеке так и всему нашему государству, и даже Вашему сыну Гютлюг-Инанчу.
      Мелеке должна понять сама, что в создавшихся условиях ей невозможно оставаться в Хамадане.
      Желаю мелеке счастливого пути и удач.
      Султан Тогрул".
      Прочитав письмо, Гатиба с негодованием плюнула на него.
      - Будь ты проклят, ничтожество! Думаешь, ты спасешься от меня, если я уеду в Рей?! Как бы не так! Только я одна смогу уничтожить весь ваш поганый род!
      ПОБЕГ
      - Все очень скоро изменится, Себа. Ты должна понимать, один человек не может постоянно вершить судьбами всех. Так уж повелось: сегодня в доме праздник, завтра - траур. И так живут все люди, ибо такова жизнь. Мир - это мяч. Сегодня им владеет чоуган одного хекмдара, завтра - другого. Колесо судьбы без конца в движении: сегодня оно вознесет человека, завтра низвергнет. Счастье - это зеркало: каждый вынужден ждать свой черед, чтобы увидеть в нем свое лицо. Сейчас Кызыл-Арслан подбрасывает мяч удачи на конце своего чоугана, пока что торжествует он! Колесо судьбы вознесло его на самую вершину. В зеркале успехов он видит только свое лицо. Но я даю тебе слово, близок день, когда он начнет проигрывать в этой азартной игре. Он ведет очень рискованную игру. В подобной игре проигрывали люди поумнее, чем он. Или Кызыл-Арслан более велик, чем халиф Мамун?! Вы посмотрите, какой смельчак. Бросает в тюрьму кази, хатибов, духовенство, визирей! Отправляет в ссылку всех, кто ему неугоден! Ни во что не ставит самого падишаха, утвержденного повелителем правоверных! Он ошибается, если думает, что все это сойдет ему с рук. Халиф не простит ему ничего!
      Так говорила Гатиба, оставшись вечером наедине с Себой-ханум.
      Себа молча, не поднимая глаз, внимала ей.
      - Или ты не согласна с тем, что я говорю? - настороженно спросила Гатиба.
      Себа-ханум повела бровью, пожала плечами.
      - Я согласна с вами, мелеке. Вы говорите истину. Но пока наше положение незавидное. И никто не может помочь нам.
      - Для меня важно одно: ты должна верить мне. Пойми, люди познаются в трудную минуту. Под тяжелым молотом не ломается только крепкая сталь. В тяжелый час выживают только сильные, а слабые, ничтожные людишки погибают, ломаются: Кызыл-Арслан начал с того, что бросил в тюрьму всех своих недругов. Их ждет суровая кара, очень многих - смерть. Не думай, что наш друг Хюсамеддин отделается легким наказанием. Кызыл-Арслан ни за что не пощадит его. Увидишь, Хюсамеддин будет осужден на смертную казнь. Я не огорчена этим особенно, но ведь ты знаешь Хюсамеддина: он не очень крепкий человек. Ему не перенести даже самых легких пыток, он выдаст Кызыл-Арслану все наши тайны. Мы все связаны один с другим, как звенья одной цепочки. Ты понимаешь, к чему я все это говорю? Хюсамеддин может потянуть за собой в могилу нас всех. Захир Балхии Камаледдин скрылись, за них я не беспокоюсь. Но Хюсамеддин тревожит меня. Пока он в тюрьме, нам всем грозит смертельная опасность. Не считай, будто Кызыл-Арслан успокоится, отправив меня в Рей. Нам надо срочно действовать, иначе он выживет меня и из Рея. Необходимо вызволить Хюсамеддина из тюрьмы, пока его не начали пытать там. А в остальном уж ты положись на меня. Я знаю, что надо делать.
      Себа-ханум загадочно улыбнулась.
      Гатиба бросила на нее недоверчивый взгляд.
      - В чем дело?! Ты почему улыбаешься? Или до тебя не доходит смысл моих слов?
      - Не представляю, как мы сможем вызволить Хюсамеддина из тюрьмы?
      - Разве тюремные ворота охраняют не мужчины?
      - Да, мужчины.
      - Так вот: они - мужчины, а ты красивая женщина. Ты все можешь, стоит тебе только захотеть. Словом, мы должны действовать смело и решительно. Неужели мы, разгуливая на свободе, допустим, чтобы Фахреддин повесил нашего сообщника?! Если это случится - позор нам навеки! Ступай и хорошо подумай обо всем, что я сказала тебе. Пока мы здесь, надо спасать Хюсамеддина. Я заберу тебя с собой в Рейское государство. Мы долго не пробудем там. Скоро я опять вернусь в Хамадан. Ты понимаешь, мы с Хюсамеддином щедро оценим твою службу. Кроме того, если мы поможем Хюсамеддину бежать из тюрьмы, мы этим самым залепим Фахреддину хорошую оплеуху. Кызыл-Арслан, увидев его бездарность и неспособность, назначит на его место другого. Что касается награды тебе, ты знаешь: я женщина щедрая!
      В пятницу у ворот городской тюрьмы собралась большая толпа женщин. Таков на Востоке обычай: каждую пятницу под вечер приносить заключенным еду, одежду или деньги.
      Позже всех к тюрьме пришла женщина в черном чаршафе и попросила караульного передать несчастным заключенным принесенную ею еду. Караульный вызвал своих товарищей, которые сторожили заключенных внутри тюрьмы. Они забрали у женщины еду и ушли.
      Женщина осталась ждать, когда ей возвратят пустую посуду.
      Караульный с копьем на плече расхаживал мимо нее взад и вперед.
      - Скажите, пожалуйста, - обратилась к нему женщина в черном чаршафе, а нельзя ли каждый день приносить еду бедным заключенным?
      - Почему же нет?! - ответил стражник. - Если у ханум такое сострадательное сердце, она может приходить ежедневно.
      Разговаривая, женщина приподняла край чаршафа, и караульный заметил, что она удивительно хороша. Хотя женщина сейчас же спрятала от него свое лицо, но караульный уже не отходил от нее. Он стоял, опираясь на копье, сверля взглядом ее чаршаф.
      Из тюрьмы принесли пустую посуду, женщина завязала ее в скатерть и собралась уходить.
      Стражник, не удержавшись, спросил:
      - Добросердечная ханум придет опять?
      - Да, возможно.
      - Приходите почаще. Здесь есть заключенные, у которых кет никого близких. Они существуют лишь на то, что им приносят такие добрые женщины, как вы.
      - А много у вас заключенных?
      - Много. Но число их постепенно уменьшается.
      - Их освобождают?
      - О нет! Тем, кто здесь сидит, свободы не видать, как своих ушей. Некоторых отправляют в изгнание, других казнят.
      Помолчав немного, женщина со вздохом сказала:
      - Да, эти несчастные нуждаются в подаянии. Завтра я опять приду в это же время. Скажите, джанаб, вы один принимаете от женщин то, что они приносят заключенным?
      - Вовсе нет. Это делает каждый караульный. Но я хотел бы вместе с уважаемой ханум принимать участие в этом угодном Аллаху деле.
      - Ах, какие, оказывается, есть благородные сердца! Если бы все были похожи на вас, джанаб караульный, не было бы никакой надобности в тюрьмах.
      - Вы правы, уважаемая ханум, понизив голос, сказал стражник. - В нашей тюрьме сидят редкой отваги люди. В тюрьму бросили всех, кто попался под руки. Сейчас палачи
      только и делают, что намыливают веревку да отправляют на тот свет безвинных людей!
      - И вам не жаль их?!
      - Жаль, разумеется. Но что можно поделать?!
      - Вы можете сделать очень многое.
      Сунув караульному в руку золотой, женщина попрощалась и ушла.
      Она начала приходить к тюрьме ежедневно. Случалось, она являлась дважды: утром и вечером. В непогоду стражники пропускали ее внутрь тюрьмы, где она ждала, когда ей вернут пустую посуду.
      Если в этот момент заключенных выводили во двор на прогулку, тюремщики показывали им женщину в черном чаршафе, говоря:
      - Вот эта добрая ханум заботится о вас, приносит вам каждый день еду.
      Женщина же, проходя мимо заключенных, желала им удачи, и, обращаясь к Аллаху, просила его заступиться за несчастных.
      Иногда женщина приносила еду не только заключенным, но и караульным. Кроме того, всякий раз, появляясь в тюрьме, она давала каждому караульному по золотому.
      Через несколько дней ей удалось завязать знакомство с мюдиром тюрьмы. Теперь она ждала свою посуду, сидя в его комнате.
      Мюдир начал проявлять большой интерес к сострадательной, великодушной ханум, которая была и красива, и богата.
      Однажды вечером он спросил у нее:
      - Почему вы сами приносите подаяние? Разве у вас в доме нет мужчины, который мог бы сделать это за вас?
      - Во-первых, в моем доме нет мужчин, во-вторых, я хочу лично принимать участие в этом угодном Аллаху деле.
      - Как?! У ханум нет мужа?
      - Был. Когда то мой муж занимал в Багдаде большой пост, служа в войсках повелителя правоверных. Халифу донесли на него, будто он мечтает о независимости Азербайджана, и халиф приказал бросить моего несчастного мужа в зиндан*, где он заболел и вскоре умер. Однако верные люди рассказали мне, что его отравили. Так я осталась одна. Мы живем вдвоем с матерью моего покойного мужа. Старушка вот-вот должна умереть, ей уже за девяносто. Теперь вы понимаете, почему я приношу подаяние вашим заключенным? Мой несчастный муж, умерев совсем молодым, оставил мне большое богатство. Я поклялась потратить его на бедных заключенных.
      ______________
      * Зиндан - тюрьма, темница.
      От горестных воспоминаний женщина разрыдалась и, достав платок, стала вытирать мокрое от слез лицо. Ей опять пришлось откинуть с лица чаршаф.
      Мюдир поразился ее красоте.
      "Что за женщина! - подумал он. - Вдова, красива, как ангел, и к тому же богата! Какое счастье иметь такую добрую и умную жену!"
      Женщина собралась уходить, но мюдир, не желая расставаться с ней, задавал ей все новые и новые вопросы:
      Наконец ханум сказала:
      - На дворе уже смеркается. Свекровь ждет меня и будет беспокоиться. К тому же я слишком долго нахожусь в вашей комнате. Мне неловко утруждать вас. Возможно, в тюрьме есть еще кто-нибудь, кто выше вас по должности. Я не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.
      Мюдир заверил женщину:
      - Не думайте об этом. Здесь нет никого, кто бы мог приказывать мне. Тюрьма находится в полном моем распоряжении. Те же, кто выше меня по должности, сами сюда не приходят. Если им надо что-либо приказать мне, они присылают своих людей.
      - Что же они вам приказывают? - Да всякое! Кого надо отправить в ссылку, кого - казнить. - А кто дает вам эти приказания?
      - Раис Хамадана.
      - Как его имя?
      - Джанаб Фахреддин. - И он не знает жалости к своим врагам? - Никакой. Я считаю, пусть губит арабов и персов, но он не жалеет также и своих соотечественников. Он безжалостен даже к храбрецам, которые рождаются раз в столетие.
      - А вы сами откуда родом?
      - Из Азербайджана.
      - Как?! Значит, Хамадан для вас, как и для меня,- чужбина?
      - Да. Но разве Хамадан не ваша родина?
      - Нет! Я родилась не здесь. Моя родина далеко отсюда. Мы вместе со свекровью приехали в Багдад, чтобы узнать о судьбе моего несчастного мужа. Узнав там о его смерти, мы приехали сюда, в Хамадан. Здесь моя свекровь останется, а я поеду разыскивать своего брата.
      - Где живет ваш брат?
      - Ходят слухи, будто он в Рее. Другие же говорят, что он на границе с Хорезмским государством. Совсем недавно мне сообщили, что он в армии султана Салахаддина сражается под городом Кюдс. Не знаю, куда ехать? Где мне его искать?
      - А как зовут вашего брата?
      - Хюсамеддин.
      Услышав это имя, мюдир на мгновение лишился дара речи.
      "Аллах всемогущий, какое совпадение!" - подумал он.
      Женщина горько плакала. Она была так опечалена, что даже забыла спрятать лицо под чаршафом.
      Мюдир пожирал ее глазами. Ее необыкновенная красота сделала его безумно смелым. Ему не терпелось оказать ей какую-нибудь услугу, чтобы заслужить ее признательность, а в дальнейшем и любовь.