Одна из красивых девушек, хохоча, приставала к евнуху:
      - Мне до смерти хочется выйти за тебя замуж! Ах, я с ума схожу от любви к тебе.
      Юные рабыни лезли вон из колеи, желая развеселить и позабавить дочь эмира. Евнухи выполняли роль шутов. Девушки не отставали от бедных калек до тех пор, пока те в слезах не пожаловались Гатибе. Дочь эмира велела рабыням оставить несчастных в покое. Тогда девушки принялись насмехаться над чернокожими рабынями.
      Вдруг издали послышался тревожный крик телохранителя Гатибы - Кафура. Рабыни и служанки вмиг умолкли. Рабыня поэта Абульуллы Себа-ханум накинула на голову Гатибы покрывало из тонкого шелка. Из тахтревана принесли кресло, рассерженная Гатиба уселась в него. Слуги приготовили палки, которыми должны были наказать любопытного, укрывшегося в роше, чтобы посмотреть на дочь эмира.
      В подобных случаях приговор выносила сама Гатиба. Она приказала привести дерзкого смельчака.
      Через несколько минут телохранители подвели к ней Ильяса. Себа-ханум, увидев молодого человека, зашептала Гатибе на ухо:
      - Это же Ильяс, Ильяс!.. Поэт!.. Тот самый, который написал газель:
      О милая, ты всех затмишь красой,
      Ты - лилия, рожденная росой.
      Гатиба даже вздрогнула - так неожиданна была эта встреча. Она сразу узнала Низами.
      "Как хорошо! - подумала дочь эмира. - Какая удачная встреча! Теперь-то я вволю наговорюсь с молодым поэтом".
      Гатиба откинула с лица покрывало и пристально посмотрела в глаза Ильяса. Она верила в то, что сможет с первого же взгляда покорить сердце поэта.
      Действительно, трудно было не воспылать страстью к этой удивительной красавице, в сердце которой смешалась арабская, тюркская и греческая кровь. Мало того, что она была дивно прекрасна, - на ней к тому же были надеты самые дорогие украшения Востока.
      - Разве ты не знал, что сегодня в роще запрещено гулять горожанам? - спросила Гатиба Ильяса. - Может, ты не слышал, что мужчины, спрятавшиеся на берегу, чтобы полюбоваться на дочь эмира, подвергаются суровым наказаниям?
      - О последнем я знал, но мне было неизвестно, что сегодня в роще запрещено гулять. Естественно, человек не может знать всего. О том, что сегодня нельзя появляться в роще, не
      было заранее сообщено. Кроме того, я пришел сюда совсем не для того, чтобы подсматривать за дочерью хазрета эмира. Я всегда прогуливаюсь в ивовой роще. Таков мой обычай. Всю эту зелень мы должны считать великим чудом природы. Любоваться алыми яхонтами, распускающимися на зеленых ветках, смотреть, на кипарисы, почтительно склоняющие свои головы перед жеманными, как невесты, розами, слушать птиц, поющих песни дружбы полевым цветам , стало моей потребностью, моей духовной пищей!
      - Значит, ты приходишь сюда постигать чудеса, сокрытые в этой роще? спросила Гатиба, продолжая сохранять суровость на лице.
      Ильяс почувствовал, что она хочет заставить его разговориться.
      - Не совсем так, - ответил он. - Я люблю гулять на лоне природы не только для того, чтобы постигать чудеса, но и для того, чтобы самому создавать их.
      Слова эти вызвали у Гатибы улыбку.
      - Выходит, ты пророк? - сказала она.
      -Нет, пророки были сотворены, я же сам творю.
      -Тогда, выходит, ты - Аллах?
      - Да, я - Аллах. Только я сотворяю не людей, самых разумных и самых высших существ на земле, - я создаю поэзию, литературу - то, что также ценится очень высоко.
      Гатиба и окружающие ее девушки громко засмеялись. Но Гатиба тотчас придала лицу серьезное, даже суровое выражение.
      - Разве тебе неизвестно, что людей, приравнивающих себя к Аллаху, считают гяурами?* Ты знаешь, как карают гяуров?
      ______________ * Гяур- вероотступник, неверный.
      Ильяс усмехнулся.
      - Если бы лица, приравнивающие себя к Аллаху, действительно подлежали каре, то на земле следовало бы наказать очень многих. Наказания не избежали бы даже самые ничтожные слуги достопочтенной Гатибы-ханум, ибо каждый из них мнит себя в Гяндже Аллахом.
      Смелые слова Ильяса поразили всех. Служанки, чернокожие рабыни, телохранители и рабы дивились бесстрашию молодого человека.
      Умный ответ Ильяса едва не поверг Гатибу в трепет. Она поняла, что разговаривает с необыкновенным человеком.
      - Ступайте, - приказала она свите, - прогуляйтесь в роще. Мы побеседуем с поэтом наедине.
      Когда все удалились, Гатиба обернулась к Ильясу и повелительно сказала:
      - Садись.
      - У меня есть свое место, где я сижу, - ответил Ильяс, продолжая стоять.
      - Далеко ли отсюда?
      - Не очень.
      - В таком случае, пойдем и присядем там.
      Гатиба пошла следом за Ильясом. Они приблизились к поваленной иве. Места было достаточно для обоих. Они сели рядом, очень близко друг к другу, - к тому их вынуждала длина ствола.
      - Неужели в этой большой роще ты не нашел более живописного места? - спросила Гатиба.
      - Когда я сижу здесь, моим глазам открываются многие удивительные прелести природы. Взгляните на реку! Сколько в ней жизни, целеустремленности. Вы не находите, что эти мятежные волночки можно сравнить с человеческими душами, окрыленными страстной мечтой? Волночки мчатся, желая обогнать друг друга. Не это ли поучительный пример для каждого молодого человека, желающего достичь своей цели?
      Гатиба откинула с лица покрывало.
      - Сегодня большое счастье показало мне свой лик, поэтому и я впервые в жизни открываю лицо передружим мужчиной. Не буду стесняться.
      - Есть ли смысл стесняться столь простых вещей? Однако нельзя забывать и того, что из-за этой простой вещи безвинно пострадала старая поэтесса. Ваш отец не переносит, когда женщины ходят с открытым лицом. Или вам неизвестно, какое несчастье постигло Мехсети-ханум?
      - Как можешь ты сравнивать меня с Мехсети-ханум? Я показываю свое лицо только тебе, а она - всему городу. Больше того, она добивалась, чтобы все девушки и женщины Арана ходили без чадры, с открытыми лицами, хотела узаконить это. Твоя Мехсети сделала несчастным Амир-Ахмеда, сына хатиба Гянджи. А ведь Амир-Ахмед слыл человеком праведным и все свое время посвящал молитвам. Ей удалось заманить влюбленного беднягу в свое логово в квартале Харабат. Она советовала девушкам Гянджи ходить без чадры, и это послужило причиной кровопролития.
      Ильяс, желая пресечь несправедливые нападки на Мехсети-ханум, протянул руку к кусту розы, пригнул одну из веток и спросил:
      - Скажите, что вы видите на этой ветке?
      Лицо Гатибы изобразило удивление.
      - Бутон.
      Ильяс взял рукой другую ветку.
      - А на этой?
      Гатиба продолжала недоумевать.
      - Здесь - цветок.
      - Скажите мне теперь, что из них красивее? Что лучше - когда роза остается бутоном, или когда она, сбросив чадру зеленых листочков, превращается в цветок?
      - Распустившаяся роза гораздо красивее.
      - Вы правы, распустившаяся роза красивее бутона. А раз так, почему вы требуете, чтобы наши девушки и женщины скрывали себя под чадрой, оставаясь навеки бутонами?
      - Выходит, ты тоже на стороне тех, кто хочет, чтобы женщины ходили с открытым лицом?
      - Вы с первой же встречи не стали скрывать от меня свое лицо, и это помогло мне побороть робость.
      - Я осуществляю сбои идеи только в применении к самой себе. Попытайся я распространять их на общество, пожелай превратить их в закон - меня также осудят, как и Мехсети-ханум. Это бесспорно.
      - Вы от Мехсети-ханум переняли манеру открывать лицо?
      - Нет, не от нее.
      - Но вы все-таки отбросили чадру.
      - Есть ли смысл прятать лицо от человека, которому ты хочешь открыть свое сердце? Да, я отбросила чадру, но ты должен знать, что я все равно считаю это недозволенным. А Мехсети считала дозволенным.
      Ильяс оставил без ответа слова Гатибы, так как избегал говорить с ней слишком откровенно. Гатиба была способна передать отцу мысли, которые он мог высказать в разговоре совершенно случайно.
      Молчание затянулось. Гатиба почувствовала, что Ильяс уклоняется от откровенной беседы.
      - Не стесняйся, не бойся говорить искренне! - сказала она с жаром. -Ты поэт, у тебя чуткое сердце. Ты обязан многое понимать без слов. Видишь, я откинула чадру. Это значит, что и в нашем разговоре со многих вещей должна быть сброшена чадра. Я разрешаю. Скажи, почему ты побоялся написать ответ на мое письмо? Как нехорошо!
      - Ваше письмо - опасная вещь.
      - Оно говорит об уважении, которое я питаю к тебе, -- больше ни о чем. Да и как можно называть опасным письмо, написанное внучкой халифа?!
      - Потому-то я и назвал его опасным, что оно написано дочерью эмира и внучкой халифа. - Я бедный поэт. Вам самой хорошо известно, что в краю, управляемом вашим отцом, нет людей более бесправных и презираемых, чем поэты. Имеется немало вещей, на которые мне хотелось бы открыть вам глаза, но ведь их нельзя взвешивать весами вашего разума. Это может привести к нежелательным последствиям. Многое из того, о чем я хотел бы вам сказать, вы хорошо знаете и без меня. Нет такой вещи на свете, которая не подчинялась бы законам природы. Если бы надо было, чтобы женщины ходили с закрытыми лицами, природа не забыла бы этого и не прошла бы мимо. Теперь подумайте сами, что лучше - ходить в чадре или любоваться этой прекрасной рощей и рекой, не закрывая лица, не пряча глаз? Ответьте на мой вопрос правдиво, со всей искренностью.
      - Бесспорно, приятнее ходить с открытым лицом, чем в чадре - не задумываясь сказала Гатиба. - Но если женщина не будет прятаться под чадрой, если каждый без исключения получит возможность видеть ее лицо, это уменьшит ей цену. Скрываемая вещь более притягивает и пробуждает любопытство, чем открыта! Разве я ошибаюсь?
      - Если говорить о неодушевленных предметах, то уважаемая ханум права. Но ведь мы говорим не о вещах, а о людях. И тут надо отметить следующее: когда живой человек ходит с
      закрытым лицом, это может пробудить к нему не столько любопытство, сколько настороженность. Прятаться под чадрой станет скорей всего женщина с недугом, лицо которой покрыто страшными язвами и которая не хочет оттолкнуть от себя мужчин. Вы скажете, в чадре ходят и очень красивые женщины. Да,верно. Но не лишаются ли этим мужчины возможности лицезреть самые прекрасные творения природы? Если человек часто видит красивые, приветливые лица, это возвышает его, заставляет забывать жизненные невзгоды. Человек начинает верить в свое величие! Вы говорите, если каждый без исключения получит возможность видеть лицо женщины, это уменьшит ей цену? Ошибаетесь. Можно ли ценить то, чего не видишь? Раньше я смеялся над теми, кто, скрываясь в роще, пытался вас увидеть. Я слышал, что их за это бьют, оскорбляют, штрафуют, - и мне бывало жаль их. Но теперь я не смеюсь над ними. Сейчас, увидев ваше лицо, я заявляю: вы жестоки и несправедливы!
      Гатиба нахмурилась,
      - Я - жестока и несправедлива?
      - Да, извините, но в данном случае виновны прежде всего вы. Если бы вы ходили с открытым лицом, никто бы не прятался в роще, а это значит, никого бы не били, никого бы не оскорбляли. Не трудно понять, что в некоторых людях, несмотря на возраст, сохраняется ребячество, им хочется все видеть, все знать. Скрываемая вещь, как вы сами изволили заметить, пробуждает любопытство. Но красота не должна сопутствовать уродству души. Природа искусный, волшебный мастер, поэтому я люблю ее. Природа преподнесла нам букет цветов, от которого веет ароматами арабских, тюркских и греческих садов. Мы вправе любоваться этим чудом!
      - А где можно увидеть этот букет цветов, столь превозносимый поэтом? кокетливо спросила Гатиба. - Вы видите его ежедневно,
      - Где?
      - В зеркале.
      - Значит, во мне течет не только, арабская и тюркская, но и греческая кровь?
      - Да, и греческая. Вы не знали этого?
      - Не знала. Прошу тебя, объясни, действительно ли это так?
      - Разумеется.
      - Прошу, объясни!
      - Вы происходите из рода Шеанин-ханум, жены халифа Мутеваккиля. Говорят, она была знаменита тем, что хорошо пела и сочиняла стихи.
      - Верю, верю, - прервала Гатиба Ильяса. - Конечно, во мне течет кровь гречанки Шеанин. Свидетельство тому - моя страсть к музыке и поэзии. Продолжай дальше!
      - Отец Шеанин-ханум был известным священнослужителем, настоятелем одного из монастырей близ Дамаска..Однажды халиф Мутеваккиль, совершая путешествие в Дамаск, остановился в гостях у настоятеля этого монастыря, увидел там юную Шеанин, влюбился в нее и взял себе в жены. Ваш дед халиф Мустаршидбиллах женился на одной из внучек Шеанин-ханум, от которой родилась ваша мать Сафийя-ханум. Надо отметить, что все халифы, исключая Мансура и Харуна, родились не от арабок. Как прежде, так и теперь, в гаремах халифов много армянок, девушек тюркских народностей, грузинок и гречанок.
      Наступила пауза. Гатиба задумалась, а Ильяс с интересом разглядывал лицо собеседницы и украшения, которые были на ней.
      Гатиба была красива. От тюркской нации она взяла черные волосы, от арабской - ей достались веселые искристые глаза, от греческой матово-розовый цвет лица.
      Сидящая на стволе ивы Гатиба походила на прекрасную картину, написанную яркими, живыми красками. Пояс, украшенный алмазами и яхонтами, плотно схватывал ее тонкую талию; на ней был парчовый чепкен* с пуговицами из изумрудов и топазов; на голове красовался алмазный венец миндалевидной формы; на белых тонких щиколотках ног были надеты браслеты, усыпанные жемчужинами; к груди, с двух сторон, были приколоты два полумесяца, выложенные алмазами. Эти-то украшения и делали Гатибу схожей с павой. Да, она была непередаваемо хороша.
      ______________
      * Ч е п к е н - род кафтана.
      - Скажите, Гатиба, что это за материя? - спросил Ильяс. - Где ее соткали?
      - В Гяндже. Неужели ты этого не знаешь? - В ответе Гатибы прозвучало искреннее удивление.
      Ильяс улыбнулся.
      - Знаю, разумеется, но я неспроста задал этот вопрос.
      - С какой же целью?
      - Мне казалось, вы скажете, что это привезено вам в подарок из другой страны, и тем самым захотите принизить нашу родину, Гянджу, которая может считаться богатейшей сокровищницей во всех отношениях.
      Гатиба молчала.
      - Значит, вы любите поэзию и музыку? - спросил Ильяс.
      - Поэзия и музыка - единственная пища, моей души.
      - А кого вы больше всех цените среди музыкантов, певиц и поэтесс?
      - Когда я училась в Багдаде, я увлекалась искусством Тюрфы-ханум и Зааф-ханум. Они там считаются знаменитыми мастерами музыки и поэзии. Известную певицу и красавицу Дюррэтюльбагдад мне удалось видеть и слышать всего один раз.
      - А вам известно, что Мехсети-ханум тоже поет и играет?
      - Мне говорили об этом, но сама я не слышала ее
      - Вы могли бы помочь ей вернуться в Гянджу?
      - А ты дашь мне слово не любить ее?
      Ильяс улыбнулся.
      - Я люблю и всегда буду любить Мехсети-ханум как талантливую поэтессу. Я очень молод, прекрасная барышня, а Мехсети-ханум уже в летах. Я люблю ее не как женщину - как мастера поэзии.
      - Ты можешь поклясться в этом моей жизнью?
      - Могу, только не знаю, неужели клятвы достаточно, чтобы вы поверили почти незнакомому мужчине? - пошутил Ильяс.
      - Более чем достаточно. Человек, обладающий сердцем поэта, никогда не обманет девушки, которая верит ему.
      - Что-ж, пожалуй, вы правы. Так вы поможете Мехсети-ханум вернуться на родину?
      - Даю слово, я это сделаю. А теперь скажи, почему ты не ответил на мое письмо?
      - Мы оба молоды, Гатиба-ханум. Между нами разница лишь в том, что я живу на воле, на свободе, а вы - как затворница, за толстыми стенами. Поэтому у меня больше жизненного опыта.
      - Может, ты счел мое письмо оскорбительным для себя? - перебила Гатиба Ильяса.
      - Вижу, я недостаточно ясно выразил свою мысль. Нет, я не счел ваше письмо оскорбительным, но расцениваю его как неосторожный шаг с вашей стороны. Извините меня, я буду говорить откровенно. Люди, которые служат во дворце вашего отца, - двуличны, каждый стремится во что бы то ни стало выведать что-либо о другом, а затем разносит сплетни. Старому садовнику, передавшему мне ваше письмо, ничего не стоит поделиться чужой тайной с другими. Кто знает, возможно, секрет Гатибы-ханум уже известен очень многим во дворце. Именно поэтому ваша неосторожность сильно встревожила меня. Теперь вы понимаете, почему я не спешил с ответом на ваше письмо? Поверьте, я говорю правду.
      Гатиба задумчиво смотрела на Ильяса.
      - Я очень признательна тебе за советы. Я помогу Мехсети-ханум вернуться в Гянджу. Если у тебя есть еще какое-нибудь желание - говори.
      - Не цените меня так высоко - вот мое самое большое желание! Будьте со мной холодны.
      - Ты -- поэт. Подумай, что ты говоришь. Можно ли требовать подобное от девичьего сердца?
      - Ваш отец и без того плохо ко мне относится. Наша встреча может послужить причиной, моего несчастья. Очень вас прошу, пусть ваше отношение ко мне не переходит границ дружбы.
      ХЮСАМЕДДИН
      Гатиба, подперев голову руками, внимательно слушала Хюсамеддина. Сипахсалар* разглагольствовал около часа,.но все это было уже знакомо дочери эмира, ибо Хюсамеддин при встречах с ней говорил одно и то же. Более всего он любил похваляться своей храбростью и ратными заслугами.
      ______________
      * Сипахсалар - главнокомандующий войска.
      - Я не только герой Арана, я прославился по всему Азербайджану! превозносил он себя. - Вы сами знаете, власть вашего отца хазрета эмира крепка исключительно благодаря моему мечу. Свидетельство тому разгромленные армии, подавленные восстания, пролитая кровь, сотни жертв. Не случайно ваш отец в награду за мою службу обещал подарить мне вашу красоту. Хазрет эмир и сейчас не отказывается от своих слов. Однако я не замечаю в вас благосклонности к вашему обожателю. Вы смотрите на меня как на простого смертного, не цените моего героизма. Приходится сожалеть, что мою любовь, мое счастье вы готовы променять на благосклонность какого-то нищего поэта!..
      Гатиба оборвала Хюсамеддина:
      - Напрасно мой отец дает подобные обещания. Он ошибся. Вся эта история попахивает далекой, стариной. В прошлом, говорят, похожие вещи случались. Падишах, оказавшись в трудном, безвыходном положении, объявлял: "Тому, кто захватит такую-то крепость и принесет голову такого-то пехлевана, отдаю в жены свою дочь!..". Не так ли все обстоит и у нас, Хюсамеддин? А что касается твоего героизма, тебе пока еще неудалось проявить его ни в Аране, ни в Азербайджане. Ты сравнительно молод. Настоящей войны не видел, крепостей не завоевывал. Пока ты прославился лишь подавлением бунта, вспыхнувшего из-за Мехсети-ханум. Ты врывался в дома безоружных людей, ломал их дэфы*, уды, кеманчи** и из окон выбрасывал обломки. Возможно, подобная удаль чего-то и стоит, но это ничтожная цена для красавицы Гатибы. Пусть мой отец попробует продать меня так дешево - я сегодня же соберусь и уеду в Багдад! Ты хвастаешься, будто Аранское государство сильно благодаря твоему мечу? По-моему, это совсем не так. Тебе должно быть известно, что меч, который не может опереться на большой авторитет, на мудрую власть, является всего лишь куском железа, в чьих бы руках он ни был. Внемли моим наставлениям. Я повторяю: ты должен любить Дильшад и жениться на ней. Я против ее встреч с Фахреддином. Дильшад и красива и умна. Она хорошо играет на уде и поет. Если ты послушаешься моего совета, наша дружба будет продолжаться и впредь. Иначе я положу конец нашим встречам и этим сердечным разговорам..Я запрещу тебе приближаться ко мне.
      ______________
      * Дэф - род барабана.
      ** Кеманча - восточный смычковый музыкальный инструмент.
      Хюсамеддин, побледнев от злости, опять заговорил о своих достоинствах и принялся перечислять великие заслуги своего рода перед арабскими халифами.
      - Да вы знаете, кто я?! Я правнук великого Буги!*
      ______________
      * Буга - полководец, посланный в 234 году хиджры халифом Мутевак-килем в Азербайджан для подавления в крови восстания против халифата. Мухаммед ибн-Бейс, руководивший восстанием в Азербайджане после восстания Бабека, бежал из тюрьмы города Самарры, пробрался в Азербайджан и начал создавать самостоятельное государство. Для подавления восстания Бейса халиф Мутеваккиль послал в Азербайджан огромную армию, возглавляемую Хамдювенхом ибн-Али (внуком знаменитого в арабской истерии Фазл-ибн- Саада) приказав ему взять власть в Азербайджане в свои руки. Халиф Мутеваккиль направил в Азербайджан вместе с Хамдювейхом двух знамен иитых полководцев Зиреки-тюрки и Ибн-Сейсала. Между Тебризом и Марандом азербайджанцы разбили армию арабов. Тогда халиф Мутеваккиль направил в Азербайджан брльшое войско, возглавляемое тюрком Бугой. Однако азербайджанцы и на этот раз не выдали Ибн-Вейса. В конце концов Ибн-Бейс был схвачен в результате предательства. [Примечание автора.)
      Гатиба даже глазом не моргнула.
      - Да, это мне известно, - сказала она. - Ты - внук человека, которому дали прозвище Шараби*
      ______________
      * От слова "шараб" (вино).
      - Прошу не оскорблять моего прадеда упоминанием этого прозвища! Его дали ему азербайджанцы, потому что Азербайджан покорился халифу Мутеваккилю благодаря мечу моего прадеда. Если у вас есть какие-нибудь основания питать отвращение к роду, который был удостоен почестей и уважения халифов-аббасидов, вы должны сказать мне об этом открыто.
      Гатиба продолжала оставаться невозмутимой и хладнокровной.
      - Где твой разум, Хюсамеддин? Подвиги предков могут быть безгранично велики, но какова в этом заслуга их потомков? Я не говорю, что у тебя нет никаких достоинств. Но они не столь блистательны, чтобы покорить мое сердце и заставить его пылать страстью к тебе. Умные девушки, выходя замуж, должны думать не о прошлом, а о будущем своего избранника. Я. Как раз из таких девушек. Я не выйду замуж за человека, если не буду уверена в его незаурядности. Советую тебе, перестань упиваться славой своих дедов, ибо отпрыски прославленных родов становятся ленивыми и бездарными, если живут только былой славой предков.
      Хюсамеддин видел, что Гатиба перестала к нему благоволить. Это неприятно поразило его, и он решил, что виноват во всем поэт Низами, с которым Гатиба встретилась в ивовой роще на берегу реки.
      - Я не так уж наивен, мне все ясно, - сказал он многозначительно и потупил голову.
      Гатиба нахмурилась.
      - Наивность присуща детям, я же знаю, что ты не ребенок, потому и советую действовать в сердечных делах не по-ребячьи.
      - Не будем говорить обиняками, Гатиба, - выдавил из себя Хюсамеддин задыхаясь. - С того дня, как вы встретились с поэтом Ильясом, вы сильно переменились. И ваши мысли, и манера говорить, и поступки - все стало другим. Или вы не помните, как сказали мне: "Хюсамеддин, из всех, кого я знаю, ты - один настоящий мужчина". Не.так давно вы сами заставляли меня слать сватов к вашему отцу. Вы торопились с нашей женитьбой. Что же изменилось с тех пор? Или я принизился, или вы возвеличились за такое короткое время?!
      Гатиба поднялась с края бассейна и, вдыхая аромат гвоздики, сказала:
      - Ни то, ни другое. Дело в том, что мысли и мечты людей способны изменяться и становиться более возвышенными. Если человек каждый день будет думать одно и то же, в жизни не наступит прогресса. Сегодня человек не тот, что был вчера; минувший вчерашний день уже очень далек от нас, а будущее близко, если даже до него сотня лет. Жизнь не может строиться на прошлом, это значило бы пятиться назад. Умные люди стараются строить жизнь, глядя в будущее. Наше прошлое - это могила, в которой похоронено детство человечества. Посидеть с часок у надгробного камня, проливая слезы по загубленной молодости, не грешно, но жить постоянно на кладбище бессмысленно. Мы должны жить будущим и упорно строить его. Ответь мне, Хюсамеддин, какими возможностями обладаешь ты, чтобы строить будущее, о котором я говорю?
      Хюсамеддин смутился, не зная что ответить. Он не обладал богатством, достойным внучки халифа.
      - А какими возможностями обладает нищий поэт, которого вы преследуете по пятам? Каким образом этот бедняк сможет; обеспечить вам ваше воображаемое будущее? Интересно, как он это сделает? Уж не с помощью ли сломанного пера да дюжины измаранных листочков, которые торчат из его сумки?!
      Гатиба расхохоталась.
      - Ты меня не понял. Я тебе и раньше говорила, что люблю людей, в которых есть нечто своеобразное. Пусть Ильяс беден, но он велик, так как обладает редчайшим талантом. В будущем я прославлюсь благодаря ему. Люди будут с завистью смотреть на меня и говорить: "Это жена великого поэта!" Приняв участие в его жизни и творчестве, я смогу попасть в историю. Все дело именно в этом. Я ответила на твой вопрос. Но решение мое еще не окончательно. Если тебе вдруг удастся стать всемирно известный героем, я никогда не посмею ослушаться своего отца.
      Хюсамеддин не успел ответить, - в сад вошли рабыни, призывая Гатибу:
      - Ваш отец ждет вас к обеду!
      ФАХРЕДДИН
      При встрече Ильяс показал Фахреддину письмо, полученное им от хагана* Ширвана-Абульмузаффера, в котором тот приглашал молодого поэта на жительство к себе во дворец:
      ______________
      * X а г а н - царь, владыка, государь.
      "Я прочел Ваши последние стихи, - писал ширваншах. ---Они произвели на меня непередаваемое впечатление. Более всего меня очаровало стихотворение о весне, которое, как в жизни, позволило мне ощутить прелесть пробудившейся природы.
      Но одна тревожная мысль не дает мне покоя. Я имею в виду тяжелое положение, в котором находится государство Арана. Аран, а также Южный Азербайджан превратились в арену нежелательных событий. Если бы аранцы, и вообще азербайджанцы, были сейчас теми, какими они были в 515 году, положение не пугало бы меня. В настоящий момент я не могу быть уверенным в том, что на жизнь молодого поэта не будет свершено покушение, ибо, повторяю, свободолюбивые чувства азербайджанского народа не таковы, какими они были в 515 году. Похоже, что его былой традиционный свободолюбивый дух погас*.
      ______________
      * В 515 году хиджры сельджукский султан Махмуд по распоряжению халифа багдадского передал власть в Азербайджане правителю Мараги Ак-Сюнгяру. Азербайджанцы не могли с этим примириться и разгромили под Ардебилем приведенное Ак-Сюнгяром большое войско. Тогда халиф передал власть в Азербайджане эмиру Джуш-беку, тюрку по национальности. Войско Джуш-бека встретилось под Тебриз'ом с азербайджанской конницей. Азербайджанцы заплатили Джуш-бека в плен и повесили на воротах Тебриза
      (История сельджуков".)
      Именно поэтому я советую замечательному поэту переселиться в Ширванское государство. Здесь, в обществе поэтов, литераторов и благородных людей Вы сможете спокойно работать, писать стихи, развивать и совершенствовать свой талант. Я не могу хладнокровно думать о том, что такой редкий и талантливый человек, как Вы, является подданным эмира Гянджи- прислужника рабов*.
      ______________
      * В 525 году хиджры умер сельджукский султан Махмуд. Его государство распалось на несколько частей. Азербайджан перешел к его сыну Мелик-Давуду (527 г.). В результате войн между Мелик-Давудом и Мелик-Масудом Азербайджан пережил время больших беспорядков. В конце концов он попал под власть Масуда, но через год Мелик-Давуд опять завоевал Азер байджан, превратив его в пепелище. В 530 году тюркский военачальник Кара-Сюнгяр после кровопролитных битв отобрал Азербайджан у Мелик-Давуда. В 535 году Кара-Сюнгяр умер. Один из рабов Сельджука - Амир-Джавлы Тогрул захватил Аран и Азербайджан. В 541 году Тогрул неожиданно умер на войне против султана Масуда, Страна перевела под власть атабека Эльдегеза. [Примечание автора.)
      В настоящий момент свободолюбивые аранцы в ожидании своего освобождения, как и освобождения всего Азербайджана, снова обращают взоры к своей исконной родине, Ширванскому государству, которое является их родным государством. Мне кажется, эта истина известна большому поэту. Такие художники, как Вы, равно как и вся влиятельная интеллигенция Арана, должны, не жалея сил, бороться за то, чтобы Азербайджан не попал под пяту иноземных владык. Вам известно, что! джасусы хорезмшахов ведут деятельность за присоединение Вашей страны к Хорезмскому государству. Вы должны разъяснять народу, что хорезмшахи несут аранцам не свободу, а неволю и рабство.
      Владыка Ширвана хаган Абульмузаффер".
      Ильяс не спешил высказаться по поводу полученного письма, он хотел сначала узнать мнение друга.
      Фахреддин, прочитав послание ширваншаха, вернул его Ильясу и со вздохом сказал:
      - Нам известно о торгах, которые издавна идут между правителями Гянджи и ширваншахами. Абульмузаффер не прочь захватить власть во всем Азербайджане, при этом оу обещает уступить правителю Гянджи свое место в Ширване. Правитель Гянджи может принять это предлжение, ибо он на распутье и не знает, как отнесется к нему новая династия, - ведь тесть халиф далеко. Словом, пока среди просвещенных лиц Азербайджана не воцарится единство, в стране будет господствовать произвол власть имущих и нам не видать успехов в борьбе против общего врага. А до единства пока далеко. Люди, способные создать его, стремятся к разобщению и в конце конров все попадают под влияние хагана. Вот и ты получил от него письмо.
      Фахреддин вопросительно посмотрел на Ильяса, желая поскорей узнать, собирается ли тот принять приглашение ширваншаха.
      Ильяс положил руку на плечо друга.
      - Ты должен понять, Фахреддин, проблему Арана нельзя решать отдельно, она может решиться лишь в масштабах всего Азербайджана. Я считаю, еще рано говорить о независимости
      Арана. Стратегическое положение нашего государства не позволит нам существовать самостоятельно. Поднимать сейчас вопрос о независимости Арана значитглубоко заблуждаться. Пойми, Фахреддин, это приведет к еще большему раздроблению Азербайджана. Вот если бы ты, вместо независимости Арана, заговорил сейчас об объединении Северного и Южного Азербайджана, я был бы твоим единомышленником и поддержал бы тебя. Сильное войско врага способно проглотить нас в один момент. Вчера ты очень некстати затронул один вопрос.
      - Какой? - быстро спросил Фахреддин.
      - Вопрос о восстании в Аране. Вчера я не хотел подробно говорить об этом, так как это смешная идея.