Бродяга - Граница смерти

Автомобиль выскочил с мостовой на тротуар вслед за Трэвеном, подпрыгнул и с визгом врезался в автомат, продающий газеты. Автоматная очередь с заднего сиденья машины рассекла асфальт рядом с детективом.

По-прежнему сжимая автоматический пистолет, Трэвен прокатился по тротуару, вскочил и прицелился в заднее стекло машины. Автоматные очереди разбивали в щепки деревянные ставни магазинов за его спиной. Детектив юркнул в ближайший переулок. Стрельба возобновилась, но теперь вместо непрерывного рева автоматического оружия доносились лишь отдельные выстрелы.

Машина развернулась на середине улицы. Ее водитель, очевидно, был полон решимости прикончить по крайней мере одну из двух целей.

Трэвен успел заметить сидящего за рулем яка. Двигатель снова взревел, и машина начала стремительно набирать скорость. И тут противотанковая ракетная установка на бронетранспортере кашлянула, выпустив ракетный снаряд, попавший в облицовку радиатора автомобиля. Адское пламя вспыхнуло на месте двигателя и мгновенно охватило всю машину со скоростью степного пожара в сухое время года. Вверх взвился огненный шар. Послышалось несколько воплей, замолкших сразу после взрыва бензобака. Искры и обломки посыпались на улицу. Здесь и там на асфальте мостовой вспыхнули небольшие костры. Трэвен опустил пистолет.

***

– Может быть, объяснишь нам, что за чертовщиной ты занимался сегодня вечером? – Кайли сидел на краю своего стола. Его лицо казалось высеченным из черного дерева и полностью лишенным каких-либо эмоций. Глаза были воспаленными, а огромные руки сжимали край стола.

Трэвен стоял у стены кабинета начальника отдела по борьбе с наркотиками, держа в руке чашку кофе. Он не обратил внимания на приглашение капитана сесть. Пластмассовая штора на двери опущена, шум, доносящийся из комнаты, где работали детективы, едва слышен.

– Мне сообщили, что Куортерс пользуется краденым программным обеспечением для покупки кокаина у яков. Было упомянуто имя Моро, поэтому я отправился к нему.

– И ты не имел представления, что твоя беседа с Моро превратится в настоящую войну?

– Нет, сэр. – По поведению Кайли Трэвен понял, что капитан не верит ему. За многие годы совместной работы детектив научился распознавать настроение своего начальника.

– Ты лжешь, – равнодушно произнес Канеоки. Начальник отдела по расследованию убийств стоял слева от Трэвена, рядом с выключенной видеостенкой, выпрямившись, в хорошо отглаженном костюме и свежей рубашке. Однако его глаза выглядели усталыми. По-видимому, оба капитана полиции проводили на службе много времени.

Трэвен повернулся к Канеоки.

– Я не намерен терпеть таких наглых оскорблений, – сказал он, сделал паузу и добавил: – Сэр.

Лицо Канеоки покрылось красными пятнами.

– Кто еще был с тобой? – вкрадчиво спросил Кайли.

Трэвен отпил кофе из чашки.

– Никого, – ответил он. – Я оказался там один. Канеоки сложил руки на груди:

– Может быть, сержант Трэвен, вы не понимаете, в какой ситуации находитесь. Вас ждут крупные неприятности.

– Я и не думал, что неприятности бывают мелкими.

– Если я назову имена других полицейских, втянутых в это дело…

– …вы вызовете их сюда и у меня окажутся соучастники? – насмешливо спросил Трэвен. – Даже если кто-то и помогал мне, я не стану выдавать его. Мне по-прежнему приходится работать на улице, капитан, а не в полицейской бюрократии. Я ведь уже сказал, что принимаю на себя всю ответственность.

– Он что-то скрывает, – повернулся Канеоки к Кайли.

По лицу капитана Кайли пробежала недовольная гримаса. Он провел широкой ладонью по небритому подбородку.

– Мик, ты сидишь по уши в дерьме.

Трэвен молча посмотрел на начальника отдела по борьбе с наркотиками.

Кайли вздохнул, слез со стола и, хромая, обошел его.

– Тебя невозможно убедить отказаться от дела, верно? Натыкаешься на кого-нибудь, кто, по твоему мнению, виновен в чем-то, и преследуешь его, несмотря ни на что. Действительно, иногда тебе удается добиться успеха неожиданно для всех, но ты должен понять: есть вещи, от которых лучше уйти. – Он снова вздохнул и еще раз провел ладонью по лицу. – Чего ты хотел добиться, когда арестовал этого Моро?

– Мне стало известно, что Моро получает от Донни Куортерса похищенное программное обеспечение и готовится передать его якам. – Трэвен допил кофе и поставил пустую чашку на стол. Ему все еще было холодно, и он сунул руки в карманы плаща. Детектив так и не понял, почему его знобит: или в кабинете Кайли не работает термостат, или из-за холодного отношения к нему двух капитанов полиции, находящихся в кабинете.

– И что он тебе рассказал? – спросил Кайли.

– Он навел меня на след. Теперь я могу расследовать это дальше.

– Чего ты добьешься этим? По американским законам кража компьютерного обеспечения у японской корпорации не является преступлением.

– Если только корпорация не потребует найти виновных.

– Ты считаешь, что у тебя есть шансы добиться этого? – Кайли посмотрел на него воспаленными глазами.

– Не важно, что я считаю, – ответил Трэвен. – Гораздо важнее то, что думают Куортерс и сотрудник корпорации, укравший для него программное обеспечение. Если надавить как следует на Куортерса, это почувствует и его сообщник в Нагамучи. Мне кажется, тогда служащий корпорации затаится, уйдет на дно, и вместе с ним у Куортерса исчезнет возможность выбрасывать на рынок огромные партии наркотиков.

– Куортерс контролирует торговлю наркотиками в городе, – заметил Кайли. – Ты знаешь это?

– Да.

– В настоящее время будет нелегко лишить Куортерса источника дохода. На каждом углу, в каждом баре – повсюду у него действуют продавцы наркотиков. Куортерс не сталкивается с проблемой недостатка наличных.

– Когда-то нужно сделать первый шаг, – ответил Трэвен.

– Мы разговаривали с «Нагамучи Тауэрс», – вмешался Канеоки. – Дирекция корпорации не собирается обращаться с жалобой в суд ни на Моро, ни на Куортерса. У меня создалось впечатление, что они наведут у себя порядок собственными силами. Арестован Моро, вы подписали смертный приговор служащему корпорации, виновному в похищении пакета программного обеспечения. Да и сам Моро не проживет и пяти минут после того, как его выпустят из-под ареста.

– Я не предполагал, что яки настолько внимательно следят за Моро, – объяснил Трэвен. – Мне кажется, я успел спасти его за несколько минут до того, как они собрались его прикончить. Если Моро убьют через пять минут после того, как он появится на улице, это значит, что я продлил ему жизнь на эти пять минут.

– Вы считаете себя невиновным, не так ли? – ядовито спросил Канеоки. – Словно находитесь выше всех остальных.

– Ошибаетесь, капитан. – Трэвен шагнул к нему. – Много лет назад, впервые прикрепив к груди значок полицейского, я понял, какую ответственность возложил на себя. Копу приходится идти на компромиссы, работая на улице, отпуская одних нарушителей и прижимая других. Такова специфика полицейской службы. Справедливость должна торжествовать независимо от того, сколько денег готов уплатить преступник, чтобы уйти от правосудия. Надо только помнить, что существует определенная граница.

– Которую вы никогда не переступали? – В голосе Канеоки звучал нескрываемый сарказм.

– Никогда. Время от времени приходилось останавливаться настолько близко от нее, что пыль с моих ботинок перелетала на другую сторону, но эту границу я не переступал.

– Великий суперкоп, – усмехнулся Канеоки.

Не в силах сдержаться, Трэвен сделал шаг вперед. Кайли встал между ними, широко расставив руки:

– Успокойтесь.

Трэвен остановился, но не отступил. Он наклонился вперед через руку Кайли.

– Нет, я обычный детектив. Зато не заключаю незаконных сделок, не беру взяток и не позволяю никому угрожать мне.

– Мик! – резко скомандовал Кайли.

Канеоки сжал губы, превратившиеся в тонкую линию.

– Вы имеете в виду убийство Нами Шикары?

– Совершенно верно. Кроме того, я имею в виду убийство Эстеван и убийство сестер Кахилл. – Трэвен пытался сдержать кипящую в нем ярость. Нетерпение терзало его. Кайли и Канеоки вызвали его сюда по какой-то причине, однако ни один из них не решался приступить к главному.

– Это еще одно расследование, которое вам приказали прекратить, но вы отказались подчиниться. – Канеоки сделал шаг назад и натолкнулся на стол.

– Я считаю, что должен выполнять свои обязанности. – Трэвен справился со своими эмоциями и говорил почти спокойно. – Если коррупция проникла в Департамент полиции, я найду виновного. Не пожалею сил, но найду. Законными средствами. И никакие политические игры или попытки подкупа не остановят меня.

– Ты хуже, чем просто дурак, – презрительно бросил Канеоки. – Дурак по крайней мере не знает, что он делает. А вот ты знаешь и все-таки пытаешься пробить лбом каменную стену.

– Если это поможет спасти чью-то жизнь или убрать наркотики с улицы, я готов сунуть голову в пасть льва. – Трэвен старался дышать глубоко и равномерно. Он посмотрел на Кайли. – Раз ваше общество взаимного восхваления закончило свою деятельность, я хотел бы уйти.

Кайли опустил руки:

– Нет.

– Для этого есть какая-то причина или мы собираемся беседовать всю ночь?

Кайли протянул руку с открытой розовой ладонью:

– Я забираю у тебя значок детектива. Ты отстраняешься от работы до завершения расследования дисциплинарной комиссией департамента.

– Для этого есть весомые причины?

– Уже не имеет значения, – тихо произнес Кайли. – От меня потребовали, и я вынужден подчиниться.

Трэвен не шевельнулся.

Капитан пристально посмотрел на него:

– Ты можешь сдать значок добровольно, или мне придется применить силу. Советую не усложнять ситуацию.

Трэвен сунул руку в карман плаща, достал бумажник, отцепил от него значок детектива. Он казался тяжелым и придающим уверенность. Когда Трэвен бросил его капитану, лицо детектива – так по крайней мере показалось Трэвену – осталось бесстрастным.

– Это не означает, Лео, что я ухожу со сцены. Кайли сжал в кулаке золотой значок.

– Я знаю, малыш. – Его голос звучал мягко. – Твой значок будет у меня, пока ты не вернешься на службу. – Он взял со стола бумажную салфетку и бережно завернул в нее значок, затем положил его в карман. – Захочешь поговорить – звони мне.

Трэвен кивнул.

– А пока думайте о Моро, – произнес он. – И почаще задавайте себе вопрос, почему название корпорации Нагамучи то и дело всплывает в расследовании дел, касающихся убийств и торговли наркотиками.

– Не вздумайте предпринимать что-то по собственной инициативе, Трэвен, – предостерег Канеоки. – Если я узнаю, что вы продолжаете заниматься Нагамучи, к вам будут приняты самые серьезные меры.

Трэвен посмотрел на начальника отдела по расследованию убийств.

– Не попадайтесь мне на пути, Канеоки, иначе вам придется поднимать свою задницу с земли.

Канеоки замер, глядя на Трэвена взглядом, полным злобы.

Детектив подождал несколько мгновений, повернулся к двери и вышел. Как только он вошел в кабину лифта, Трэвен почувствовал, что ему отключили вживленный в голову коммуникационный микрокристалл. Внезапно наступившая тишина ощущалась почти физически. Он понял, что никогда раньше не испытывал подобного одиночества.

– Принести пива? – спросил Дэнни.

Трэвен отрицательно покачал головой. Он сидел в кресле и смотрел на город. Тишина в голове после отключения кристалла связи казалась оглушительной. Он смешал еще один коктейль, на этот раз более крепкий, чем раньше.

Дэнни вышел к нему на балкон. Он выглядел обеспокоенным, но Трэвен сделал вид, будто не замечает этого.

– Может быть, расскажешь мне, что случилось? – спросил юноша.

– Не могу, – ответил Трэвен. У него сжалось горло и голос стал хриплым. Еще никогда он не чувствовал себя таким заброшенным, таким отрезанным от окружающего мира. Он скучал по Шерил. Может быть, у него установились более прочные привычки, чем казалось раньше.

Дэнни оперся о перила.

– Тебе надо поесть.

– Потом. – Отвечать отдельными словами почему-то казалось проще. Если бы только водка могла заглушить пламя, горящее у него в душе, все было бы в порядке.

– Здесь холодно. – Дэнни зябко потер голые плечи. Трэвен кивнул и отпил еще несколько глотков. Он намеренно понизил температуру на термостате. Сейчас он смотрел на панораму города, думая о том, что ему следует быть там и заниматься работой, а не сидеть здесь. Но Канеоки действительно способен принять серьезные меры, даже если Кайли не захочет прибегать к ним. Трэвен чувствовал себя затерянным, одиноким, поставленным в тупик и бессильным. Он скучал по Шерил и обвинял девушку в том, что ее нет рядом. Телевизионные новости уже сообщили о его отстранении от работы. Каналы, финансируемые корпорацией Нага-мучи, демонстрировали программы, рисующие его как опасного человека, угрожающего общественному спокойствию. Им удалось подобрать кадры всех перестрелок, в которых он принимал участие. Их оказалось больше, чем мог припомнить сам Трэвен. Большинство программ начиналось фотографией, изображающей детектива с головой курьера в руке и надписью внизу «КОП – УБИЙЦА?».

– Кто-то стоит у двери, – послышался механический голос домашнего компьютера.

– Я пойду, – сказал Дэнни. Он скомандовал, чтобы на видеостенке появилось изображение пришедшего, встал и через несколько секунд вернулся в сопровождении Крейга Трэвена.

Трэвен заметил, как нервничает отец, и пришел к выводу, что сейчас очень неудачное время для его визита. Он почувствовал приближение чего-то зловещего.

– Я не помешал? – спросил Крейг Трэвен. Он был в вечернем костюме с белой гвоздикой в петлице.

– Нет, – ответил Трэвен.

Крейг Трэвен кивнул и на мгновение коснулся гвоздики, словно стараясь убедиться в том, что с нее все еще не осыпались лепестки. Когда он заговорил, то старался не смотреть на старшего сына:

– Я пришел за Дэнни. Решил, что уделяю ему мало внимания и пора мне самому заняться им вместо того, чтобы оставлять его у тебя.

41

– Я не хочу уезжать отсюда, – произнес Дэнни. Крейг даже не повернул к нему головы:

– Я не спрашиваю твоего мнения, Дэнни. Трэвен поставил стакан на стол. Вкус спиртного внезапно сделался отвратительным.

– Что стало причиной такого неожиданного решения? – спросил он.

Отец сделал небрежный жест:

– В моем желании нет ничего неожиданного, Микки. У тебя достаточно собственных проблем, так что присматривать за парнем – просто непосильная обуза.

– Когда ты приезжал в прошлый раз, у меня было ничуть не меньше проблем, – спокойно заметил Трэвен. – Тогда это не показалось тебе непреодолимым препятствием.

Крейг Трэвен на мгновение повернул голову, и его взгляд встретился со взглядом старшего сына.

– В то время твои проблемы не были столь серьезными, Микки.

– Меня отстранили от службы по настоянию Нагамучи, – произнес Трэвен, ожидая ответной реакции.

– Не знаю. Может быть, – пожал плечами отец. – Ты хочешь сказать, что моего отстранения от службы для них недостаточно?

– Ничего я не говорю. Я просто заехал, чтобы забрать своего сына.

– Если они не удовлетворены моим отстранением от службы, – настаивал Трэвен, – чего еще им нужно?

Крейг Трэвен повернулся к Дэнни:

– Собирай вещи. Мы сейчас уезжаем.

– Я не поеду, – повторил Дэнни.

– Тогда я увезу тебя силой! – Крейг Трэвен сделал шаг вперед и сжал руки в кулаки. Его лицо стало малиновым.

Дэнни расправил плечи и не шевельнулся. Твердый взгляд его глаз ясно показывал, что он не собирается уезжать добровольно.

– Микки, – тихо сказал Крейг Трэвен, – если Дэнни сейчас не поедет со мной, я приму меры и тебя ждут серьезные неприятности. Я – его отец. Ты – нет. Суд встанет на мою сторону, особенно принимая во внимание ситуацию, в которой ты оказался.

Трэвен встал и посмотрел на Дэнни:

– Если ты хочешь остаться здесь, у меня нет возражений. Вместе мы сумеем выдержать все трудности.

– Черт побери, мальчишка, не будь таким упрямым! Если ты не соберешь вещи и не пойдешь со мной, первое, что я сделаю, когда выйду из квартиры, это сниму телефонную трубку в своей машине и начну звонить всем влиятельным людям, пока не добьюсь решения в свою пользу. Неужели ты хочешь причинить Микки новые неприятности?

Дэнни задумался на несколько секунд, перевел взгляд на Трэвена и сказал:

– Я уезжаю с ним.

– Тебя никто не может заставить.

Юноша покачал головой и произнес, стараясь скрыть переполняющие его эмоции:

– Я не хочу, чтобы ты продолжал страдать, вот и все. Ты ведь знаешь, какие у него связи. Так будет лучше для всех нас. – Он посмотрел на отца. – Мне нужно пять минут на сборы. – Дэнни вышел с лоджии.

– Ты всегда добиваешься своего, правда? – негром ко заметил Трэвен, глядя вслед юноше.

– Тебе не следует принимать это так близко к сердцу, – отмахнулся отец. – Бизнес есть бизнес.

Дэнни вернулся, одетый в пальто и с чемоданом в руке.

– Я ведь говорил тебе, – взглянул он на Трэвена, – если ты не сумеешь найти выход из существующей системы, она всякий раз будет одерживать верх.

– Не всякий раз, малыш, не всякий. – Трэвен подошел к юноше и обнял его, удивленный горечью расставания, когда Дэнни прижался к его груди. – Если я тебе понадоблюсь, позвони мне.

– Я знаю, – кивнул Дэнни, вытирая рукавом глаза и поднимая чемодан.

– Подожди меня в коридоре, – произнес Крейг Трэвен. – Я хочу попрощаться с Микки.

Дэнни скрылся за дверью, молча и не оглядываясь.

– Хороший парень, верно? – спросил отец. – Перед ним откроется блестящее будущее, если он будет вести себя должным образом.

– Есть маленькое препятствие, – заметил Трэвен. – Дэнни нельзя купить.

Отец усмехнулся и покачал головой:

– Купить можно кого угодно, Микки. Ты должен был понять это давным-давно. Тогда у тебя не было бы таких проблем, которые возникли сейчас. – Он пошел к выходу через гостиную в тот самый момент, когда на видеостенке появился новый выпуск, касающийся Мика Трэвена.

После ухода отца Трэвен прошел на кухню, дал команду компьютеру включить свет и поставил на печь сковородку. Затем достал из холодильника ингредиенты омлета, думая о том, сколько пропадет теперь продуктов после ухода Дэнни.

Разбитые яйца зашипели на сковородке. Трэвен добавил мясо, лук, перец и сыр. Когда омлет был готов, выложил на тарелку. Он ел механически, не чувствуя вкуса. В полумраке гостиной, освещаемой мягким светом видеостенки, ему казалось, что напротив сидит Шерил. Трэвен тряхнул головой, прогоняя призрак девушки, и налил стакан молока, чтобы запить омлет.

Через несколько бесконечных молчаливых минут зазвонил телефон, и Трэвен поднял трубку.

– Слушаю, – произнес он и тут же узнал голос Эскобара.

– Амиго, я слышал, что тебя отстранили от службы. Трэвен сел на край стола, поставил стакан из-под молока в раковину и наполнил его водой.

– Да, – ответил он.

– На твоего начальника оказали давление очень влиятельные люди, – заметил Эскобар.

– Может быть, тебе следует стать детективом.

– Вижу, что тебе не слишком нравится такая ситуация, – засмеялся Эскобар, и Трэвен услышал в его голосе нотки сочувствия.

– Мягко говоря.

– Мне тоже так показалось. Вот почему я и позвонил – хотел убедиться, что у нас по-прежнему есть общие интересы.

Колебания, мучившие Трэвена, внезапно исчезли.

– Есть что-нибудь новое?

– Пока нет, слишком рано. Может быть, ситуация прояснится через пару дней. – Эскобар усмехнулся. – Ты все еще остаешься для меня единственным представителем правоохранительных органов, на которого я могу положиться. Кроме того, мне кажется, что отстранение от исполнения служебных обязанностей не лишило тебя определенных возможностей. Это правда?

– Пожалуй, – согласился Трэвен, надеясь, что не ошибается.

– Тогда я позвоню тебе, как только у меня что-то прояснится. – Эскобар повесил трубку. На долю секунды наступила тишина, затем послышался щелчок скремблера, исключающего возможность прослушивания разговора, и раздался низкий продолжительный гудок.

Трэвен положил трубку, направился в спальню и переоделся в тренировочный костюм. Когда он снова вошел в гостиную, его взгляд остановился на фотографии юного курсанта. Куда исчезли невинность и вера в торжество справедливости? Затем Трэвен вышел из квартиры и спустился в гимнастический зал. Поскольку Шерил покинула его, а водка не оказывает желаемого воздействия, осталась лишь тяжелая работа в зале. Он не позволил себе даже на мгновение усомниться в том, что и это может оказаться бесполезным.

После непродолжительных занятий с тяжестями Трэвен взялся за тренировочный мешок. Он чувствовал, как с каждым ударом его покидает ярость, но не прекращал наносить их, пока костюм не промок от пота, а мышцы не начали болеть. Трэвен не обращал внимания на окружающих, а сконцентрировался на точности движений. Ему казалось, что он слышит советы старика Джотаро, до тех пор заставлявшего юного курсанта наносить удары, пока он не научится действовать автоматически, не раздумывая.

Удары, наносимые руками и ногами, сыпались на тяжелый мешок непрерывным потоком. Ярость исчезла, ей на смену пришла холодная жестокость. Его сознание, свободное теперь от гнева, заставляло Трэвена стремиться к совершенству, к идеальной точности каждого движения. Этому его научил Джотаро. Уроки старого бойца каким-то образом преломились в сознании детектива, и он выработал для себя набор правил, в которых справедливость всегда одерживала верх. Правильные и точные удары эффективнее неточных. Правильные ответы на все вопросы всегда помогают найти выход из любого положения.

Вот только сейчас, как ему казалось, он не может найти выхода.

Полицейская интуиция подсказывала Трэвену, что он прав и все происходящее связано с Нагамучи. Но мало оказаться правым. Когда все успокоилось и пыль улеглась, выяснилось: он проиграл схватку.

Прослужив семь лет в полиции, из них три – в отделе по борьбе с наркотиками, он заслужил впечатляющую репутацию и в конце концов понял, что ни одна из систем не являлась на практике эффективной. В этом мире были люди, умеющие не только приспосабливать правила к своим личным интересам и ускользать от справедливого возмездия, но и пользоваться этими же правилами для своих нужд, когда считали необходимым.

Пот стекал по его телу. Мокрый тренировочный костюм прилипал к коже. Руки и ноги словно налились свинцом. Соленый пот стекал по лбу и резал глаза. Трэвен продолжал наносить удары лишь потому, что им руководило внутреннее стремление к совершенству.

Наконец он почувствовал, что физическое изнеможение притупило эмоции, и отошел от тяжелого мешка. Кожа на костяшках пальцев была содрана, а он даже не заметил этого. Ощущение боли казалось приятным. Трэвен повернулся к скамейке, на которой оставил сумку.

Отсу Хайята протянула ему полотенце, Ее лицо было непроницаемым.

– Спасибо, – пробормотал Трэвен, взял полотенце и вытер лицо.

На ней была блузка бирюзового цвета, черные кожаные брюки, облегающие бедра, черное жемчужное ожерелье и сережки из черного жемчуга.

– У вас превосходная координация, и вы хорошо двигаетесь, – заметила она.

Трэвен кивнул:

– У меня был отличный учитель.

– Я не знала, что вы обладаете таким опытом в боевых единоборствах. Об этом ничего не говорится в вашем файле.

– Мой файл не освещает всех аспектов моей жизни.

– Мой тоже, сержант Трэвен.

Ее слова удивили детектива, но он промолчал, зная, что время для расспросов еще не наступило.

– Вы разбираетесь в искусстве боевых единоборств, мисс Хайята?

– Я занималась ими. Правда, мне далеко до того мастерства, которое демонстрируете вы, но мне доводилось видеть приемы, проводимые опытными учителями наедине с собой. Я имею в виду внутреннее одиночество. У многих было на лице такое же выражение, как и у вас. Спокойное, бесстрастное. Меня всегда поражало несоответствие между их душевным спокойствием и молниеносными действиями.

– Это делается для того, чтобы использовать все скрытые резервы своего организма, объединить их в один разящий удар. Лишь при полной концентрации можно достичь такого.

– И вам удавалось добиваться этого?

По лицу Трэвена скользнула легкая улыбка:

– Не сегодня.

– Тогда чего вы сумели достигнуть?

– Не знаю. Она задумалась:

– Отец обучал моих старших братьев боевым единоборствам. Когда он умер, я была еще совсем маленькой, но отец успел позаниматься и со мной. Больше всего меня тогда изумило то, что, по его словам, боевые единоборства помогают достигнуть душевного равновесия, внутреннего спокойствия. Вы считаете, это правда?

– Да.

– Вам удалось достигнуть сегодня душевного равновесия?

– Нет.

– Но обычно это вам удается?

– Да.

– Как тогда вы себя чувствуете?

– Это трудно объяснить человеку, не испытавшему такого состояния. Все равно что пытаться объяснить сексуальные ощущения тому, кто не испытывал оргазма. Для того чтобы понять секс, надо испытать его.

Хайята скрестила руки на груди, и ложбинка, видимая в расстегнутой сверху блузке, углубилась.

Трэвен внезапно почувствовал исходящий от него кислый запах алкоголя и пота. Он снова вытер полотенцем лицо, шею и руки.

– Мы могли бы где-нибудь поговорить? – спросила Хайята, глядя на него.

Детектив пригласил ее к себе в квартиру, и она согласилась.

42

– Люди, похожие на вас, пугают меня, – сказала Хайята.

Трэвен успел принять душ, переодеться в чистый тренировочный костюм и принести из кухни две банки пива. Он вошел в гостиную, открыл их и протянул одну женщине. Хайята взяла банку.

– Какие люди?

Хайята удобно устроилась на диване, подобрав под себя ноги.

– Я имею в виду людей, которые думают, что способны ответить на любой вопрос. – Она поднесла к губам банку, сделала глоток и поморщилась.

Трэвен уступил ей диван и сел в кресло. В полумраке гостиной черты ее лица казались еще более мягкими и привлекательными. Он заметил гримасу, пробежавшую по лицу женщины, и спросил:

– Не нравится пиво?

– Нет, ничего. Просто я не привыкла к нему.

– Могу сварить кофе.

– Спасибо, не надо. Я уж лучше выпью пиво. Первый глоток всегда самый противный.

Трэвен осушил одним глотком треть банки, внимательно разглядывая Хайяту. Сейчас она была не на Работе, и он чувствовал, как она пытается скрыть эмоции. Через мгновение Трэвен понял, что среди переполнявших ее эмоций главной был страх.

Вы действительно считаете, что я способен ответить на любой вопрос? – спросил он.

Хайята улыбнулась, и Трэвену понравилась ее улыбка.

– Я не сказала, что считаю вас способным ответить на любой вопрос, – заметила она. – Я сказала, что вы думаете, будто способны ответить на любой вопрос, а это не одно и то же.

– Мне нравится, когда вы так делаете.

– Делаю – что?

– Улыбаетесь. Хайята покраснела.

– Я даже не подозревал, что вы способны на это.

– Вы многого не знаете обо мне, сержант Трэвен. Вот почему плохо считать, что вы можете ответить на любой вопрос. У вас обо мне поверхностное суждение. Полагаете, что я всего лишь еще одна полукровка, пытающаяся выдвинуться за счет столкновения двух культур. Я никогда не была, не являюсь сейчас и не буду проституткой, обслуживающей руководство Нагамучи. Обратите внимание – я называю вещи своими именами, не собираюсь пользоваться эвфемизмом вроде «гейша». – Она сделала жест в сторону лоджии. – Я родилась в Калифорнии и никуда оттуда не выезжала еще четыре года назад. Теперь я переехала в Даллас. Несколько раз ездила на Восток вместе с Йоримасой-сан. Короче говоря, можно сказать, что у меня идеальная жизнь. Ни на что не жалуюсь, мне хорошо платят, я не стремлюсь к недостижимым целям, если не считать нескольких фантазий, которые даже мне кажутся смешными. В течение последних четырех лет

у меня ни в чем не было недостатка. Живу в отличной квартире, находящейся в здании, принадлежащем корпорации Нагамучи, веду тихий и замкнутый образ жизни. С момента приезда в Даллас лишь однажды столкнулась с тяжелым переживанием, сумела забыть о нем и продолжала жить как прежде. – Хайята сделала еще глоток и снова поморщилась. – То есть сумела забыть о случившемся до того момента, пока не появились вы.

Трэвен молча ждал. Он знал, что молчание часто приносит плоды, особенно когда люди начинают рассказывать о себе.

– Эти женщины умерли ужасной смертью, – произнесла Хайята. Она посмотрела на Трэвена бездонными глазами. – Никто не заслуживает такой смерти. Их убили, словно животных.

– Да, – согласился он тихим голосом, опасаясь спугнуть ее, стараясь всего лишь подчеркнуть, что придерживается такой же точки зрения.

– Вам нужно кое-что узнать обо мне. Работа в Нагамучи – это то, к чему я стремилась всю жизнь. Мои родители были бедными, и все-таки мать нашла работу и сумела дать мне образование. Два брата мертвы – один погиб во время столкновения с демонстрацией Ку-Клукс-Клана в Сан-Франциско, другой разбился на машине совсем молодым. У меня есть младший брат. Он работает на стройке. Ему так и не удалось закончить школу, потому что его невеста забеременела и пришлось зарабатывать на жизнь. Мне одной из всей семьи удалось выбиться в люди.

– И в этом вам помогла корпорация Нагамучи.

– Да. Вы ведь понимаете меня, правда? Трэвен кивнул.

– Часть моего душевного равновесия основывается на том, что я могу гордиться своей работой. И я боюсь ее потерять из-за матери. Она очень больна и по-прежнему живет в Патерсоне, где я родилась и выросла, и мысль о том, что я сумела добиться успеха в жизни, делает ее счастливой. Вот почему я боюсь поставить под угрозу счастье матери. – Она отвернулась. – Сейчас я тоже не хочу рисковать, но теперь у меня нет выбора.