Бродяга - Граница смерти

– Черт побери! – воскликнул Бенедикт. – Сенсационные материалы, по-настоящему сенсационные. Крупная корпорация пытается скрыть преступление и мешает осуществлению правосудия. Вот такая информация и сделала Куириту легендой в мире новостей. Ты вполне мог обратиться к ней с этими материалами. – Он сжал бумаги, словно опасаясь, что Трэвен их отберет.

– Я не знаю Куириту, – произнес Трэвен, поглощая картофель, – зато знаю тебя.

– Откровенно говоря, – сказал Бенедикт, – работать со мной безопаснее, чем с Куиритой. Стоит ей почувствовать запах сенсации, и тогда ее не остановить. Ее не волнует, что кто-то может пострадать. Она предаст тебя не задумываясь, если придет к выводу, что таким образом привлечет больше внимания к своему материалу.

Трэвен не считал, что это правда. Куирита была нештатной журналисткой и бралась только за те темы, которые казались ей интересными. Она зарабатывала так много, что могла позволить себе вести роскошную жизнь. Куирита была хозяйкой своего слова и всегда стремилась говорить правду. Однако он промолчал. Работа в средствах массовой информации была не менее напряженной, чем служба в полиции, и первыми приносились в жертву доверие и невиновность.

– Чего ты хочешь добиться, передавая мне этот материал? – спросил Бенедикт.

– Я просто хочу, чтобы мне не мешали вести расследование. В конце концов, я все еще коп, преследующий убийцу.

– Преодолевая неслыханные трудности, – усмехнулся Бенедикт. – История по-прежнему душещипательная, но мы напечатаем ее на первой странице. Она звучит весьма многообещающе.

Трэвен улыбнулся, взял со стола счет и сунул его в карман рубашки репортера.

– Я тоже так считаю.

Телефон сотовой связи зазвонил в «Чероки» Трэвена, когда тот выезжал с автомобильной стоянки ресторана. Детектив схватил трубку, полагая, что его ищет Хайэм.

– Трэвен слушает.

– Подождите, – ответил грубый мужской голос.

И тут же послышался другой голос, принадлежащий Донни Куортерсу.

– Нам нужно встретиться, чтобы обсудить кое-какие проблемы, – сразу приступил к делу Куортерс. – Место можешь выбрать сам.

Трэвен свернул в правый ряд, пропуская автомобиль, ехавший сзади.

– Зачем?

– Думаю, это в обоюдных интересах. Нет смысла мешать друг другу, если мы сумеем установить дружеские отношения.

– Я не стремлюсь устанавливать с тобой какие-либо отношения, – ответил Трэвен, – дружеские или любые другие.

Куортерс глубоко вздохнул. Наступило молчание, затем он сказал:

– Что ты потеряешь в случае нашей встречи? Трэвен подумал, что ответ на этот вопрос очевиден.

– Послушай, ведь ты сам выберешь место и время. Я приеду. Гарантирую полную безопасность.

– Это что-то новое.

Снова молчание. Трэвен задумался. Тот Донни Куортерс, которого он знал раньше, взорвался бы, услышав насмешку. Любопытство продолжало расти.

– Я все еще предлагаю встретиться, – послышался терпеливый голос Куортерса. Это озадачило Трэвена еще больше.

– Хорошо, в «Табаско». Восемь часов. Связь прервалась.

Трэвен положил трубку и выехал на улицу, думая о том, что он, наверное, пожалеет о принятом решении.

28

Подключившись к системе искусственного интеллекта домашнего компьютера, Эрл Брэндстеттер узнал, что жертва находится у себя в квартире. Его сердце возбужденно билось в ледяном холоде киберпространства. Теперь он хорошо видел различия между искусственной компьютерной жизнью и жизнью материальной и по-прежнему сохранял способность существовать в обоих мирах.

Он вошел в дом через служебный вход и бесшумно пошел по коридору. Брэндстеттер был одет во все черное и казался почти невидимым в тусклом свете слабых лампочек. Управляющий зданием знал, что система искусственного интеллекта подаст сигнал тревоги, если перегорит хотя бы одна из них, однако маломощные лампы потребляют меньше электроэнергии, обходятся дешевле и все равно убеждают систему безопасности, основанную на использовании искусственного интеллекта, будто все функционирует как надо.

Дверь квартиры открылась, и он вошел в нее в тот самый момент, когда на этаже остановился лифт и звуки громких пьяных голосов наполнили коридор.

Остановившись в прихожей, Брэндстеттер достал из кармана маску и начал натягивать ее на лицо, глубоко вдохнув запахи квартиры. Все здесь было знакомо, будило воспоминания о прошлом, о том, чего он страстно желал, но так и не сумел добиться.

В течение многих лет Камилла Эстеван была предметом его страстного влечения, мечты о ней преследовали его даже во сне. Вообще-то она не была очень уж привлекательной. Женщины, появляющиеся на видеостенке, были намного красивее. Но пока он жил в одном с ней здании, она казалась ему такой доступной.

Он даже прощал ей мужчин, которых Камилла постоянно приводила к себе, прощал, что она растрачивает в их объятиях страсть. Он знал наизусть ее распорядок дня.

Если бы не их последняя встреча, во время которой она причинила ему такую боль, Брэндстеттер, конечно, простил бы ей все. Возможно, если бы матери не потребовалась Камилла, он даже позволил бы ей прожить чуть дольше.

Насладившись знакомым запахом душистого мыла, пропитавшим ковер в гостиной, Брэндстеттер надел маску на лицо, включился в программу искусственного интеллекта и задействовал систему видеозаписи. Изображение на видеостенке исчезло в середине какой-то вечерней мыльной оперы, расплылось, и затем он увидел себя, стоящего у закрытой двери квартиры.

Специальная программа на биочипе у него в голове взяла на себя управление сектором системы индивидуального интеллекта, контролирующим все функции в квартире Камиллы Эстеван. Его изображение на видеостенке, искаженное специально разработанной программой, выглядело изломанным и раздробленным, словно возникшим из мрачных глубин ночного кошмара. Он Улыбнулся. Подумать только, какой искривленный и сгорбленный человек! В верхнем левом углу видеостенки виднелись цифры 7.42 вечера. Брэндстеттер остановился и высыпал окурки, собранные им чуть раньше на улице, в пепельницу на кофейном столике. В пепельнице уже лежали окурки сигарет, которые курила Камилла.

Не в силах сдержать любопытство, уверенный в своей безнаказанности, он пошел на кухню. В раковине лежали грязные тарелки. Брэндстеттер наступил на валявшуюся на полу вилку, поднял ее и положил в раковину вместе с остальной посудой. Коробки из-под готовой пищи, продающейся навынос, покрывали почти весь кухонный стол. Из-за холодильника пахло чем-то гнилым. Перед Брэндстеттером волной бежали тараканы. Когда он жил в этом доме, они заполняли и его квартиру. По собственному опыту он знал, что полностью избавиться от них можно разве что с помощью атомной бомбы.

Увидев особенно жирного таракана, пытающегося убежать со стола, Брэндстеттер протянул руку в перчатке и раздавил его большим пальцем. Хитиновый щиток сломался с едва слышным треском. Он снова улыбнулся при этом звуке, бросил мертвого таракана в раковину, зная, что скоро братья и сестры найдут его и съедят, как они съедают все, оказывающееся в пределах досягаемости их маленьких жадных челюстей.

Теперь Брэндстеттер начал искать оружие. Он впервые заметил, что нервное напряжение покинуло его. Взамен охватило чувство предвкушения того, что случится совсем скоро. Он принялся шарить среди грязных тарелок.

Камилла Эстеван неловко повернулась на кровати. Выпирающая пружина матраса впилась ей в бедро. Она передвинула ногу и тут же пожалела об этом – голову пронзила острая боль. В спальне все еще чувствовался кислый запах потных тел – мужского и женского. Камилла протянула руку, пошарила по кровати, но мужчина уже ушел. На мгновение ее охватил приступ гнева, но она тут же поняла всю бессмысленность своих эмоций. Она попыталась вспомнить его имя и не смогла. Мужчина просто пришел вместе с ней с улицы, чтобы провести время с женщиной и дожить до следующего утра. Он принес с собой несколько пакетиков «красного бархата» – она догадалась об этом из-за головной боли. Такие приступы головной боли возникали у нее только после «красного бархата».

Тусклый свет от видеостенки падал на потолок кричащими красками, и она вспомнила, что хотела снова уснуть.

– Выключить экран! – шепотом скомандовала она компьютеру, поворачиваясь на бок и пряча лицо в согнутой руке. На мгновение закрыла глаза, но тут же открыла их, почувствовав, что не в силах уснуть. Последние сорок восемь часов она бодрствовала, энергично наслаждаясь радостями жизни, и забывалась только на короткое время.

Видеостенка продолжала светиться.

– Выключить экран! – скомандовала она снова, но уже громче.

Никакого результата.

Решив, что компьютер вышел из строя и теперь ей придется искать деньги на ремонт, Камилла посмотрела на экран в надежде, что это всего лишь очередная учебная тревога, которые проводились в здании время от времени и будили ее. Она с трудом осознавала происходящее, глядя сквозь наркотический туман.

На видеостенке появилось изображение черных рук в перчатках, кажущихся тонкими, изломанными, искривленными и изогнутыми, которые копались в вещах на кухне. Камилла молча встала с кровати, забыв потереть больное место на бедре, не в силах отвести взгляд от видеостенки. Она наклонилась, подняла с пола халат и надела его. Внезапно ей стало холодно. По телу пробежали мурашки.

На экране была ее кухня. Мысль о том, что она видит на видеоэкране свою кухню, колотилась в голове, пронизываемой приступами боли.

Она увидела, как открылась дверца кухонного шкафа и показалось крепление для ножей. Большинство гнезд были пустыми. Ножи терялись, их брали соседи, она забывала ножи в гостиной или под кучей коробок от готовой пищи. Видеостенка сфокусировалась на крайнем ноже. У него была толстая рукоятка, широкое лезвие, и Камилла все еще помнила – почувствовала? – резаную рану, нанесенную этим ножом прошлым летом, когда он выскользнул из ее руки и полоснул по ладони. Лезвие было гладким, но тогда возникло ощущение, что оно зазубренное.

Рука в черной перчатке – тонкая и изогнутая, словно паучья лапа, – протянулась к ножу и взяла его. Дверца шкафа закрылась. Изображение на видеостенке изменилось. Теперь там вместо кухни появился коридор, ведущий к спальне.

Камилла посмотрела на дверь спальни. Она была закрыта. Женщина быстро подбежала к двери и задвинула засов. Жалобный стон стих в ее легких, так и не вырвавшись наружу.

На видеостенке появилось изображение закрытой двери. Ощущение движения исчезло. Она снова попыталась закричать, но изо рта вырвался только сдавленный писк. Рука в черной перчатке на видеостенке толкнула дверь, словно проверяя, закрыта ли она; дверь чуть подалась.

Теперь из горла Камиллы начали вырываться крики. Она знала, что их обязательно услышат – стены были слишком тонкими. Для соседей, однако, в этом не было бы ничего необычного. Никто не жаловался, когда голоса звучали громче, чем при обычном разговоре. В этом здании такое случалось сплошь и рядом.

Она подбежала к окну и попыталась открыть его. Окно не открывалось.

По двери с силой ударили ногой. Из петель посыпались винты.

Камилла схватила сапог, стоявший рядом с кроватью, закрыла лицо рукой и выбила оконное стекло сапогом. Острые осколки посыпались внутрь спальни и на ржавую пожарную лестницу, извивающуюся вдоль стены здания.

Камилла порезала руки, пытаясь перелезть через подоконник, – и в это мгновение дверь сорвалась с петель.

Едва дверь упала внутрь спальни, Брэндстеттер бросился вперед. В руке он держал длинный нож. Камилла Эстеван пыталась вылезти в окно. Дыхание, вырывающееся из его горла, походило на храп животного, и сначала он даже не понял, что эти звуки издает он.

Он схватил ее за руку, резким рывком повернул к себе, оттащил от окна и от пожарной лестницы.

– Сука! – прохрипел он. – Сукасукасукасука! – С каждым словом Брэндстеттер полосовал Камиллу ножом, вонзая его глубоко в тело и чувствуя, как лезвие задевает кость.

Она пыталась кричать, умоляла его остановиться.

Брэндстеттер ударил ее по губам кулаком, затем рукояткой ножа.

Кровь брызнула еще сильнее, потекла из десятка – или даже больше – порезов. Он не считал их, просто наслаждался ощущением, когда лезвие вонзается в плоть. Теперь она не будет равнодушно относиться к нему.

Когда Камилла упала на пол, он поднял ее за волосы и подвел к видеостенке, заставив с помощью системы искусственного интеллекта и биочипа посмотреть, во что она превратилась. Потемневший от крови халат распахнулся и обнажил залитое кровью тело. Она все еще сопротивлялась.

Брэндстеттер откинул назад ее голову и посмотрел на незащищенное горло. На мгновение его охватило искушение сорвать с лица маску и впиться зубами в нежную кожу. Он поборол это желание и с силой полоснул ножом по горлу. На коже появилась тонкая темная линия, из которой тут же хлынули струи крови.

Женское тело забилось в предсмертных судорогах. Брэндстеттер бросил его и выпустил нож, вонзившийся острием в потертый ковер.

Кто-то колотил в дверь квартиры и звал Камиллу Эстеван.

Брэндстеттер опустился на колени. Его одежда пропиталась кровью, и он ощущал ее тяжесть. Он посмотрел в затуманенные глаза женщины, из которых исчезали последние признаки жизни. Затем, зная, что его могут обнаружить, пролез через разбитое окно, спустился вниз по пожарной лестнице, и холодный черный ветер, проносящийся по улицам города, унес его в темноту.

29

«Табаско» занимал четыре верхних этажа высотного здания в центре делового района старого Далласа. Трэвен приехал в 7.56 вечера, оставил джип в подземном гараже и поднялся на лифте наверх. Когда он вышел из кабины лифта, его встретили грохот музыки, облака табачного дыма и громкие голоса. Обстановка была шикарной, все вокруг сверкало. Хостесса, взявшая плату за вход, была стройной и прелестной, на лице ее застыла приветливая улыбка. Расплатившись, он подошел к бару, взял кружку пива и пошел в зал, откуда доносились оглушительные вопли болельщиков, наблюдавших на огромной видеостенке за футбольным матчем.

Трэвен сел за столик у окна, выходящего на южную часть города. Размышляя о событиях дня, он почувствовал разочарование, сменившееся отвращением. После обеда с Робином Бенедиктом он провел остаток дня в Сэндалвуд-Террас, расспрашивая жильцов об их соседке. Почти никто не смог сказать ему что-то определенное. Бесполезность такой работы была очевидна. Те, кто был знаком с образом жизни Нами Шикары, не хотели говорить с ним, потому что сами вели такую же жизнь. Гейши не любят рассказывать о делах корпорации, а Трэвен не сомневался: кто-то уже дал им понять, что убийство Шикары имеет отношение к делам корпорации.

Он пил пиво, безуспешно пытаясь забыть про убийство и проявить интерес к событиям на экране видеостенки, где одетые в разноцветное снаряжение игроки заняли на поле свои места перед началом розыгрыша мяча. Раздался свисток, нападающий схватил мяч, и разгорелась схватка. Игроки сталкивались друг с другом, от ударов гигантских тел, защищенных кевларовой броней, раздавались звуки, напоминающие грохот сталкивающихся поездов. Слышались крики боли и ярости, прерываемые приглушенными ругательствами.

Донни Куортерс вошел в зал в сопровождении группы телохранителей. Глава наркомафии показал трем охранникам на столик у входа, затем пересек зал и сел напротив Трэвена. Донни был крупным мужчиной, широкоплечим и высоким. Если бы он похудел на пятьдесят фунтов, то вполне мог бы выглядеть как один из выращенных с помощью стероидов гигантов, которых демонстрируют на видеостенке. Белокурые волосы сзади собраны в пучок, падающий на спину, а по бокам острижены почти наголо. На макушке волосы были взлохмачены, и создавалось впечатление, что туда заползло и умерло там какое-то лохматое животное. Лицо слишком красное, лоб слишком низкий. Одежда и ювелирные украшения свидетельствовали о том, что их владелец не испытывает нужды в деньгах. Когда он сжал руки и хрустнул суставами, на пальцах сверкнули кольца.

– Ты пришел один? – спросил Куортерс, не отрывая взгляда от видеостенки.

– Нет. Куортерс кивнул:

– Нигде не вижу Ковальски. Вот я и подумал: он где-то скрывается?

– Не хочет, чтобы его видели.

– Ты не слишком мне доверяешь? Трэвен ответил пристальным взглядом:

– Не доверяю.

– Значит, хорошее отношение ко мне исключается, верно? – Смех Куортерса прозвучал словно из трубы мусоропровода.

– И уважение – тоже.

Куортерс указал на него вытянутым пальцем:

– Ты всего лишь коп, парень, и не больше того. Можешь считать себя изворотливым и хитрым, но для меня ты рядовой коп, мелкая сошка, пытающаяся бороться с Донни Куортерсом.

– Однако кто-то уже победил тебя, – ответил Трэвен. – Кто-то заставил тебя подчиниться его требованиям. Ты стал совсем другим, не таким, как раньше. Интересно, кто он?

– Вот тут ты ошибаешься, приятель. – Губы Куортерса сжались в тонкую белую линию. – Просто у меня появился другой взгляд на бизнес, вот и все. Ты тоже теперь относишься к моей бизнес-программе. А хороший бизнесмен никогда не смешивает бизнес с развлечениями.

– Какие же развлечения предпочитает хороший бизнесмен вроде тебя? – спросил Трэвен с сарказмом.

– В качестве развлечения было бы неплохо пройтись каблуками по лицу того парня, который причиняет мне массу неприятностей, иначе говоря – по физиономии кого-нибудь вроде тебя.

– Однако теперь я попал в сферу твоего бизнеса?

– Да.

– Кто отнес меня к числу нужных для тебя людей? – поинтересовался Трэвен. – Ты? Или твои новые партнеры? Думаю, твои партнеры. Сам ты никогда не отличался особенно высоким интеллектом.

Куортерс раздраженно фыркнул:

– Ты все никак не хочешь успокоиться, Трэвен, ну просто никак. – Он сжал руку в кулак и потряс им в нескольких дюймах от лица детектива. – Я держу тебя за яйца, парень, и могу стиснуть их, когда только мне захочется. Неужели ты думаешь, что тебя убрали из отдела по борьбе с наркотиками сразу после ареста моих людей на Девайн-стрит по чистой случайности? Мы все подготовили. Ты не единственный коп в Далласе, приятель, и далеко не все такие честные, каким ты считаешь себя.

– Зачем ты предложил встретиться? – спросил Трэвен. Он сдерживал ярость, стараясь вытянуть из Куортерса как можно больше информации.

– Чтобы объяснить тебе кое-что. Чтобы предупредить о том, что ты находишься сейчас на грани, которую не следует переступать.

– Я понял это еще вчера, когда ты послал за мной Очоа.

– Это была ошибка. – Голос Куортерса звучал искренне.

– Но ты послал его.

Куортерс вытянул перед собой пустые руки.

– Ты ведь знаешь, что я не смогу в этом признаться. Если у тебя под одеждой микрофон и радиопередатчик, то запись нашего разговора может быть признана судом как мое признание. Должен тебе сказать, что больше не желаю появляться в суде. – Он засмеялся. – Разве что в качестве одного из присяжных. – Он нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. – Послушай, Трэвен, ты ведь знаешь, кто сейчас поддерживает меня.

– Якудзи. А ты знаешь их методы? Пока у тебя на руках целы все пальцы. Но что ты собираешься делать, когда впервые потерпишь неудачу? Готов отрезать один из пальцев и послать его главе банды как, признание своей вины? У них ведь так принято поступать.

По лицу Куортерса пробежала болезненная гримаса.

– Я действую так, как считаю нужным. У нас чисто деловые отношения.

– До тех пор, пока ты не напутаешь что-то, – согласился Трэвен. – А тогда они отрежут тебе голову. Так, как они отрезали голову твоему курьеру.

– Такого не случится, приятель. Я им нужен.

– Ты живешь в мире грез, Донни.

– Точно, и надеюсь прожить еще очень долго. – Куортерс пожевал нижнюю губу. – Видишь ли, Трэвен, в моих силах сделать тебя богатым, если ты наконец увидишь путеводный свет и перестанешь путаться под ногами. А могу и прикончить тебя.

– Давай приступим к делу. Чего ты от меня хочешь? – Трэвен отпил несколько глотков пива.

– Ты встречался с Эскобаром. Зачем?

– Хотел узнать, до какой степени ты вытеснил его с рынка.

Куортерс улыбнулся и потер огромные ладони.

– Вот как? И что тот сказал?

– Эскобар сказал, что ты захватил восемьдесят процентов сбыта наркотиков в Далласе и стремишься расширить территорию.

– Так и сказал?

Трэвен кивнул. Внезапно ему захотелось стереть самодовольную ухмылку с лица Куортерса.

– Ты поверил ему?

– Да.

Очоа был одним из его самых преданных людей.

– Это доказывает, какое влияние имеют деньги. – Куортерс осушил кружку. – Сколько потребуется денег, чтобы повлиять на тебя?

– Для этого у тебя недостаточно глубокие карманы.

– Может быть, глубже, чем ты думаешь.

– Нет. Куортерс вздохнул:

– Мне дали указание сделать такое предложение, приятель, но не в моих силах заставить тебя согласиться. Уверяю тебя: происшедшее вчера не должно было случиться. Нашлись люди, решившие, что оказывают мне услугу, и начали действовать без моего приказа. Мне не хочется, чтобы ты начал мстить.

Трэвен всмотрелся в лицо Куортерса и понял, что тот лжет.

Первая половина матча закончилась, на видеостенке появилась надпись «Специальное сообщение», затем отрезок ленты с изображением убийцы в квартире Нами Шикары. Изображение исчезло, вместо него возникло лицо ведущего, олицетворяющее честность и откровенность.

– У полиции нет ни малейшего представления, кто этот человек и как ему удалось закоротить охранную сигнализацию, считающуюся исключительно надежной. Сегодня вечером, сразу после окончания матча, репортер Робин Бенедикт сообщит про обстоятельства, которые утаивали от общественности. Наш телевизионный канал не жалеет сил, стараясь обнаружить убийцу, известного под именем «мистер Никто».

– Вот за кем тебе надо охотиться, – произнес Куортерс, – за мистером Никто, а не за мной.

Трэвен кивнул, допивая остатки пива:

– Это верно, Донни, но ты не беспокойся: и для тебя тоже найдется время. Советую постоянно оглядываться, потому что скоро ты увидишь меня. – Он встал. – Только не думай, что я собираюсь мстить тебе. Просто у меня такой бизнес, все просто и очевидно. За это я и получаю свое огромное жалованье. – Трэвен мрачно усмехнулся и пошел к выходу, чувствуя на себе тяжелый взгляд Куортерса.

30

Ковальски подошел к Трэвену, когда тот стоял перед лифтами. Одетый в сапоги, джинсы и пуловер, огромный полицейский ничем не отличался от остальных посетителей, с увлечением кричащих, глядя на экраны видеостенок.

– Этот парень выглядел, как Донни Куортерс, пах, как Донни Куортерс, и говорил, как Донни Куортерс, – а вот вел себя совсем не как тот Донни Куортерс, которого я знал.

Послышался звонок, дверцы лифта раздвинулись, и они вошли в кабину.

– Кто-то взял его на короткий поводок, – объяснил Трэвен, нажимая на кнопку гаража.

Ковальски кивнул. В кабине лифта они были одни. В это раннее вечернее время гости только начинают приезжать в «Табаско», и никто еще не собирался уезжать.

– Такого беспрекословного повиновения от своих людей требуют обычно яки.

– До сих пор якудзи не пытались объединиться с людьми вроде Донни Куортерса или с американскими гангстерами, – произнес Трэвен. – Интересно, что заставило их передумать? Или кто. Кроме того, Куортерс всегда считал их конкурентами.

– Думаешь, появился посредник?

– Да, но не представляю, кто он. – Трэвен смотрел, как мимо проносились этажи. Наконец кабина лифта замедлила спуск, остановилась с легким толчком, и дверцы раздвинулись. – К тому же возникает вопрос, почему в этом не участвует Эскобар.

– Если он действительно не участвует.

– Не сомневаюсь в этом. После разговора с ним у меня не осталось ни малейших сомнений в его искренности.

– Эскобар всегда стремился к самостоятельности, – заметил Ковальски.

Трэвен шел по бетонному полу гаража. Два охранника сидели и курили в углу. Кевларовая броня, защищающая их тела, была черной и сливалась с царящим здесь полумраком, и охранников было почти не видно.

– Может быть. Да и Эскобар говорил, что у яков свои источники снабжения наркотиками. Им не нужны поставщики Эскобара.

– Ты имеешь в виду «Золотой треугольник»?

– Да, именно это.

– Но им нужно найти способ ввоза в страну.

– В их руках сосредоточено восемьдесят процентов рынка наркотиков Далласа, – сказал Трэвен, останавливаясь рядом с «Чероки». – Они нашли какой-то способ ввоза, можешь не сомневаться.

– Но мы говорим о колоссальных масштабах, – запротестовал Ковальски, опираясь на капот джипа. – И ты утверждаешь, что ни таможня, ни Департамент по борьбе с наркотиками даже не подозревают об этом?

– Не исключено, что объем контрабандного ввоза наркотиков даже еще больше, чем мы полагаем, – заметил Трэвен. – После того как японские корпорации укрепились в Соединенных Штатах, наши законы, контролирующие импорт и экспорт, потеряли силу. Некоторые грузы таможенники проверяют, а некоторые – нет.

– Ты имеешь в виду поставки корпораций?

– Именно это я и имею в виду.

– Мысль пугающая.

– Я знаю. – Ветер проносился по гаражу, полоскал плащ Трэвена и бросал острые песчинки им в лица. – Кроме того, Куортерс пытался объяснить мне, как я должен выполнять свою работу.

– Говорил о мистере Никто? Трэвен кивнул:

– А это значит, что кому-то известно, какими расследованиями я занимаюсь.

– Нам и раньше приходилось работать в таких условиях.

– Только не в том случае, когда за нашими действиями наблюдал противник, способный наносить столь жестокие удары, как якудзи, – покачал головой Трэвен. – Не говоря уж о том, что на нас оказывают давление по официальным каналам.

– И все-таки у нас еще есть шанс попасть в цель до того, как нам вставят палки в колеса. – Ковальски сверкнул широкой улыбкой, обнажившей чуть искривленные зубы.

– Только в том случае, если будем действовать осторожно и бесшумно. – Трэвен достал ключи из кармана. – Постарайся, чтобы группа была, насколько возможно, наготове. Присматривайте друг за другом.

Ковальски вздохнул и выпрямился. Его широкое лицо помрачнело.

– Может оказаться, что это уже не в моей власти. Трэвен повернулся и вопросительно посмотрел на

своего друга.

– Сегодня Кайли назначил твоего преемника. Завтра он приступает к выполнению своих обязанностей. Это Кейл Томпкинс.

– Лучший из тех полицейских, которых можно купить за деньги, – вырвалось у Трэвена прежде, чем он спохватился.

Ковальски поднял вверх огромные руки.

– Этого, однако, так и не смогли доказать. Парень оказался скользким, как уж.

– Сукин сын. – Слова Трэвена были полны холодной ярости. Он уставился на пробоины в капоте «Чероки». – Неужели Кайли настолько глуп?

– Приказ поступил от более высокого начальства. – Ковальски сунул руки в задние карманы джинсов, кожаная куртка распахнулась, и показалась рукоятка огромного двенадцатимиллиметрового пистолета, висящего в наплечной кобуре слева. – Пока не знаю, насколько высокого. Зензо пытается проследить путь распоряжения, попавшего в наш отдел, но ты ведь знаешь, насколько трудно сделать это при тех мерах секретности, которые существуют в полицейском департаменте.

– Кто-то хочет помешать деятельности отдела по борьбе с наркотиками, – произнес Трэвен. – Было бы полезно узнать причину.

– Да, ты прав, но пока не рассчитывай на то, что наша оперативная группа сможет оказывать тебе эффективную поддержку, – первое время мы будем заняты, защищаясь от Томпкинса. – Ковальски недоуменно покачал головой. – Даже если за назначением Томпкинса ничего не стоит, все равно всем известно, что он мечтает о должности капитана, так что контроль за нами будет особенно жестким. Но если мы тебе понадобимся, дай знать, и мы тут же придем на помощь.

– Спасибо.

Ковальски протянул огромную руку:

– Не рискуй понапрасну, Мик. Трэвен пожал ее.

– Ты тоже. – Он смотрел вслед удаляющемуся полицейскому, затем сел за руль «Чероки» и впервые почувствовал, как он одинок. В голове загудел микрокристалл связи, и он механически ответил на вызов.

***

– Окурки в пепельнице принадлежат другому сорту сигарет, чем те, что мы нашли у нее в сумочке, – заметил техник из лаборатории, высыпая содержимое пепельницы в пластмассовый пакет. – Думаю, нам удастся определить принадлежность ДНК по слюне.

Трэвен кивнул. Он смотрел на очерченные мелом контуры тела Камиллы Эстеван на пропитанном кровью ковре. Детектив держал руки в карманах плаща, и ему все-таки было холодно. Другой техник проверял аппаратуру искусственного интеллекта и видеокамеру, стоя на стремянке, взятой у управляющего зданием. Внутри камеры была обнаружена пленка. Трэвен еще не просматривал ее, но уже ощущал приступ тошноты.

Хайэм походил на серую тень в углу. Его глаза были красными, и он старался не подходить к другим сотрудникам Департамента полиции, находящимся в комнате. Он то и дело рыгал и всякий раз прикрывал рот рукой.

Увидев, в каком состоянии находится его партнер – впрочем, он сразу понял это по голосу Хайэма, когда тот ответил на вызов, – Трэвен принял расследование на себя. Он последовал за носилками, на которых изуродованный труп Камиллы Эстеван перенесли в кухню, затем пошарил по пустым кухонным шкафам и нашел наконец банку растворимого кофе. Вскипятил стакан воды в микроволновой печи, насыпал кофе, размешал ложкой, найденной в ящике стола, и отнес стакан Хайэму.

– Спасибо, – пробормотал пожилой детектив голосом, дрожащим, как и его руки.

– Если тебя стошнит, – тихо сказал Трэвен, стараясь, чтобы никто не слышал, – выйди куда-нибудь. Мне не хочется, чтобы на месте преступления нашли что-то, не относящееся к нему.