Много вина. Выше и выше

Который час? Я сел. Хотел потрогать подбородок, но вместо этого с размаху заехал себе чем-то твердым в скулу. Рука отозвалась болью, я с удивлением глянул на нее и вспомнил, что к чему. Пропитанная составом тролля-лекаря материя превратилась в гипс, из-под края его торчали согнутые пальцы. Вообще-то я на удивление легко отделался, после такого ранения можно и без руки остаться. Вот шея болит сильно. Другой рукой я помассировал ее, повернул голову из стороны в сторону — в шее хрустнуло.

Заодно уж и рассмотрел, где нахожусь. Небольшое помещение с низким потолком и устланным грязными влажными тряпками полом.

Хорошо, хоть не связан… Я медленно встал и шагнул к решетке в одной из стен. Прутья толстые и частые, сквозь них виднелась стена коридора. Из стены торчал горящий факел. Я подергал решетку, увидел с наружной стороны засов, до которого не мог дотянуться, попятился и присел на корточки. Так, с этим ясно. То есть ясно, что я в камере, но вот где она находится? И сколько сейчас времени? Там, в подземельях, я как-то сбился со счета… И Сэмка Маркелыч, где он?

Опять шагнув к решетке, я крикнул:

— Эй, есть кто?

Тишина. Даже эха не было — мой голос словно утонул в камне, стих, как только я закрыл рот.

— Пить хочу! — громко произнес я. — И жрать тащите!

Никого и ничего. Я принялся загибать пальцы. Ван Берг Дерен… Пен Галат… барон Буэн Ретиро… печально знаменитый аскетский шаман Красная Шапка… Все ли они пытаются завладеть заклинанием? Очень много народу замешано, да не простого народу… Ну хорошо, большинство — местные, из Кадиллиц, а вот шаман? Он приперся в такую даль тоже ради макгаффина? Удивительно. По сравнению с Красной Шапкой даже гоблин-пират Ван Берг Дерен был мелкой сошкой. Как аскет узнал про макгаффин в своих горах?

Я обдумал это. Мисга, постельничная Протектора, тоже ведь аскетка. Может быть, это она рассказала…

А еще эльфы в черном. Этот, с седой косой — кого-то он мне напоминал. Но я ни разу не смог толком разглядеть его. Эльфы тут вообще при чем? В смысле, они самостоятельная сила или действуют по чьему-то заданию? Уж очень они классно тренированные бойцы, ребят Сэмки Маркелыча покрошили так быстро, почти походя… Странно, до сих пор я видел только одного эльфа, который по-настоящему хорошо умел драться — Лоскутера.

Да, и Сэмка! Где он? И вообще, он еще жив?

Я повернулся к решетке и сел, привалившись к ней спиной. Надо бы посетить Патину и попытаться найти какие-нибудь сведения там. На общественные пятна иногда просачиваются самые неожиданные слухи. Я закрыл глаза и прикоснулся скрюченным пальцем к родимому пятну. И тут же услышал шаги.

Возле решетки стоял старый сгорбленный гном. В одной руке он держал лампу с тускло горевшим фитилем, в другой была связка ключей на широком кольце. Гном повесил ключи на свой пояс и, подслеповато щурясь, заглянул в камеру. Оружия у него не было.

— Папаша! — Вскочив, я шагнул к решетке. — Где это мы?

Вблизи он казался еще более старым. Лицо все в черных крапинках, вместо обычной гномьей бороды — редкая седая щетина. Голова тюремщика чуть тряслась. Гном равнодушно оглядел меня слезящимися глазами и медленно повернулся.

— Где мы находимся? — громко повторил я. Он затопал прочь по коридору.

— Крыжовник.

Он сделал еще пару шагов, остановился, постоял спиной ко мне и вернулся обратно.

— Кры-жов-ник… — со значением повторил я.

Гном наклонился — я почти слышал, как скрипит древний хребет, — поставил лампу на пол, выпрямился и взглянул на меня.

Я произнес, причем ухитрился сделать это одновременно и просительно и требовательно:

— Открой!

Его голова затряслась сильнее, он повернулся, будто высматривая, нет ли кого-нибудь в коридоре, и снял с пояса ключи. Один из них заскрежетал в замке, который висел на засове.

— Молодец, папаша, — пробормотал я, выходя в коридор. Он изгибался в обе стороны, слева было темно, из-за ругого поворота лился тусклый свет факела. Рядом виднелась решетка еще одной камеры. Гном задвинул засов, поднял лампу и встал передо мной.

— Тебя как звать? — спросил я. — Давно я здесь? де мы?

Он приоткрыл слюнявый рот и пятерней свободной руки ткнул себя в губы:

— Ым-м…

— Ты… немой, что ли?

— Ыму.

— Ну, извини тогда. Крыжовник, да? Выведи меня отсюда.

Гном повернулся и пошел по коридору, шаркая ногами. Я двинулся следом. За поворотом обнаружилось еще несколько решеток, из-за одной вдруг донеслось:

— Эй, братуха…

— Стоять! — Я положил ладонь на плечо гнома и повернулся.

Из глубины камеры появился Сэмка Маркелыч. Куртку свою он снял и одним рукавом обмотал лоб. В свете факела лицо Маркелыча казалось мертвенно-бледным. Порванная на плече рубаха была расстегнута до пупа, под ней виднелись исцарапанная грудь и волосатый живот. Закатанные рукава обнажали пухлые руки.

— Здесь хоть не так жарко, а? — спросил я у него.

— Этот хмырь тебя выпустил?!

— Открой, — сказал я тюремщику. Гном повернулся и взглянул на Сэмку:

— М-м…

Он покачал головой и шагнул дальше по коридору, но я удержал его за плечо и развернул к себе.

— В чем дело? Говорю тебе — открой!

— Ым-м… м-м… — Он показал на меня и кивнул, потом ткнул пальцем в Сэмку и вновь покачал головой.

— Ты только мне согласен помочь, а другим — нет?

Он опять кивнул и собрался уйти, но я схватил его за шею, наклонился и сдернул ключи с ремня.

— Так, папаша, не будем спорить. Выпуская его, ты мне и помогаешь, понял?

Он не сопротивлялся, но и помогать не хотел. Я сам открыл решетку, Сэмка шагнул наружу и стал разглядывать коридор.

— Где это мы?

— Я думал, ты знаешь. Этот старик немой, не может сказать. Везет мне последнее время на молчаливых гномов. Тебе место незнакомо, как я понимаю?

— Все оружие забрали! — Сэмка хлопнул себя по бедрам. — Даже стилет, который я в сапоге держал. Нет, Джанки, незнакомо. Но, чувствую, над нами еще много этажей. Давит сверху, э? Надо выбираться.

— Выведешь нас отсюда? — спросил я у гнома.

Он разыграл целое представление. Двигая двумя пальцами, стал показывать, как мы идем, потом топнул ногой по полу, поднял руку вверх, что-то промычал и затряс головой пуще прежнего.

— Чего он? — спросил Маркелыч.

Я сказал, внимательно наблюдая за гномом:

— Он вроде… Ну типа из этого места он нас выведет, но из всего здания — нет. Ну да, он же простой тюремщик, понимаешь? Хозяйничает здесь, в камерах, а не снаружи…

— Знать бы, где эти камеры находятся, — проворчал Сэмка.

Я подтолкнул гнома, и он повел нас дальше.

— В городской тюряге я бывал пару раз, — сказал Маркелыч. — Это место на нее не похоже. Слышишь гул?

— Ага.

Уже знакомый мне звук, в который вплетался плеск, проникал снизу.

— Эй, папаша. Вот это что шумит?

Старик, не оборачиваясь, сделал волнообразное движение ладонью. Сэмка спросил:

— Но как ты его заставил тебя выпустить?

Мне, пожалуй, нравился Сэмка Маркелыч, но Жаргалай, Голова гномьей разведки, предупреждал насчет разглашения этой тайны, и я ответил:

— Случайно так получилось. Он думал, я без сознания, и открыл решетку.

— Да? — Если Сэмка и не поверил мне, то не стал прямо говорить об этом. — Он, наверное, тыщу лет здесь служит, а так обшибся…

— Видать, мозги от старости разжижились, — предположил я.

— Може, и так, Джанки.

Коридор закончился открытой дверью, за которой виднелась комнатка с маленькой гномьей кроватью, печуркой и низким столом. В углу на каменном полу лежала груда грязной посуды, рядом — еще одна дверь. Гном остановился.

— Дальше не пойдешь? — спросил я у него.

— Ым-м…

Он проковылял к кровати и лег на нее, явно давая понять, что вставать в ближайшее время не собирается.

Маркелыч быстро шагнул вперед и выудил из груды посуды широкий тесак с ржавым лезвием.

— Не-ка, совсем тупой… — проворчал он, трогая лезвие пальцем.

Я тем временем выглянул за дверь. Лестница, узкие ступени, капли влаги на каменных стенах, отблеск факельного огня и ток холодного воздуха откуда-то сверху…

— Куда мы все же попали? — продолжал недоумевать Маркелыч, выглядывая из-за моего плеча. — Я думал, весь город знаю…

Я шагнул на лестницу и прислушался. Ничего, только факел потрескивал где-то наверху.

— Тоже не понимаю, — сказал я Сэмке. — Тут явно здоровенное здание, а их в Кадиллицах не так уж и много. Но про такое я и не слышал. Это не городская тюряга. И не порт. Да и ни у одного барона такого домины нету.

Я стал медленно подниматься по лестнице, но Маркелыч отстранил меня и пошел впереди. Кажется, он был не особо высокого мнения обо мне как о бойце.

— Слушай, а може, мы и не в городе вовсе? — предположил он вдруг. — Не в Кадиллицах? — Сэмка приостановился и положил ладонь на затылок. — Болит. Видать, здорово жахнуло перед тем, как я отрубился. Скоко времени мы в отключке были, ты знаешь?.. — Он оглянулся, и я покачал головой. — Во, и я не знаю. Вполне могли нас за город куда-то вывезти. Токо кто?

— Да, кто? И зачем нас вывозить? — спросил я. — Кому мы нужны? Оторвали бы головы прямо на месте, и все дела.

— Тут ты прав. Я тож не могу скумекать, чего происходит.

Лестница закончилась круглой площадкой и дверью. Приоткрыв ее, Маркелыч выглянул. Я увидел, как он ссутулился, разглядывая то, что находилось дальше, и медленно стал массировать затылок.

— Что, Сэмка?

— Не-ка… — каким-то потерянным голосом произнес он. — Ты глянь, глянь… — Он отодвинулся, и я сунул голову за дверь.

Мы все еще находились где-то в подвале незнакомого здания. Те камеры, куда бросили нас с Маркелычем, занимали нижний ярус, здесь же располагалось помещение, предназначенное для других целей.

Я осторожно прикрыл дверь и привалился к ней спиной. Сэмка стоял, держась обеими руками за перила лестницы. Его лицо блестело от пота.

— Опять тебе жарко? — спросил я.

— Душно.

— Что ты! Тут, наоборот, сыро.

— И сыро и душно.

— Так не бывает, по-моему.

— Бывает. Вот сейчас как раз так.

— А-а.

— Ага.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

— Слушай, Джанки, — произнес Маркелыч. — Но ведь не можем же мы быть на Архипелаге?

— У полузверей? Нет, столько времени мы в отрубе не валялись.

— А может, нас усыпили чем?

— Вряд ли у гоминидов есть гном-тюремщик… — Я хотел добавить «который слышал секретное слово гномов», но вовремя осекся. — Да и с чего ты вообще взял?..

— А это? — Он кивнул на дверь. — Кто еще, окромя полузверей, может таким заниматься?

— Ну… кто-то из аскетских шаманов, пожалуй.

— Это вряд ли, Джанки. Аскеты убивают легко, это да. Но не пытают, кажись.

— Вот-вот, кажись.

Мы опять замолчали,

— Там, внизу, може, есть какой другой выход? — предположил Сэмка.

— Нет там ничего, ты и сам знаешь. Надо сюда идти.

— Надо, — согласился он и стал крутить головой, разминая шею. — Ох, не хочется…

Я пожал плечами, толкнул дверь и шагнул вперед.

Мы шли медленно, стараясь не глядеть по сторонам. Запах здесь висел тошнотворный, и даже то, что я дышал ртом, не помогало — в горле уже першило. Вдоль стен стояли высокие рамы, факелы горели на железных подставках. По центру зала, к широкой двери на противоположной стороне тянулась ковровая дорожка, примерно посередине на ней стояла странная кровать, железная и с колесиками. В рамах под стенами висели обнаженные тела — вывернутые плечевые суставы, изуродованные крючьями запястья, безносые, безухие, а иногда и безглазые головы, переломанные ноги. Ничто не шевелилось, факелы чуть потрескивали, и гулкая тишина наполняла зал. Мы с Маркелычем шли плечом к плечу, одновременно переставляя ноги по ковру.

— Два человека… — говорил Маркелыч. — Гномов пятеро… э, у них даже бороды вырваны… гоблин… троллиха… еще гоблин… ха, гоминид…

— Где? — Я перевел взгляд туда, куда смотрел он. В особо мощной, широкой раме висел полумедведь с взрезанным брюхом. Язык вывалился на заросший шерстью плоский подбородок.

— Могут гоминиды друг с дружкой такое делать? — пробормотал Маркелыч.

Я откликнулся:

— Могут. Но мы все равно не на Архипелаге, Сэмка. Туда плыть и плыть. Нас захватили и подняли наверх. Может, вывезли из города, но недалеко.

Мы все ближе подходили к железной кровати на высоких ножках с колесиками. Под стеной треснул и зачадил факел, я плечом ощутил, как вздрогнул Маркелыч.

— Худо мне, — пробормотал он. — Сблевать охота.

— Только не начинай прямо здесь. Давай сначала выйдем, потом уж дашь себе волю.

— Легко сказать, да трудно… — Он замолчал, когда мы остановились перед кроватью.

Никаких простыней здесь не было, и второй полумедведь лежал прямо на железе. Его пасть была широко раскрыта, я с удивлением увидел, что на месте клыков в десны вставлены тонкие косточки какого-то мелкого животного. Грудь гоминида была разрезана от шеи до брюха, кожу распирали костяные дуги. Вместо внутренностей — вычищенная брюшина, залитая чем-то похожим на воск. Вся верхняя половина черепа срезана, и вместо мозга в голове лежала большая торфяная жаба. В первый момент мне даже показалось, что она живая.

Сэмка Маркелыч к тому времени уже стоял на четвереньках, сунув голову под кровать, и издавал громкие звуки. Я шагнул назад, но жуткий запах не ослабевал, и пришлось зажать нос пальцами. Легче от этого не стало. Сэмка. стоя на коленях, выпрямился, вытер рукавом губы и попятился.

— Там проход, смотри… — прохрипел он, указывая куда-то за рамы с телами. Я пригляделся — возле одной рамы виднелась узкая приоткрытая дверь.

— Туда не пойдем. С ковра не сходи! — Маркелыч наконец встал и начал быстро отходить, задом отталкивая меня от кровати.

Гоминид вдруг приподнял голову и обратил к нам морду. В пустые глазницы были вставлены два крупных жука с зеленоватыми спинками. Лапа с отрезанным запястьем шевельнулась.

— Ходу, ходу!!!

Мы ломанулись по ковровой дорожке. Сзади раздался скрип, мы нырнули в двери, и в последний момент я оглянулся — какой-то старик, появившийся из двери между рам, не спеша приближался к гоминиду, который уже сидел на кровати.

Необычно здесь располагались помещения. За залом с рамами и телами открылся гигантский винный погреб. Я наткнулся на Маркелыча, стоявшего перед рядами уложенных на деревянные подставки огромных бочек. Они закрывали обзор, и противоположной стены погреба видно не было. Бочки почти касались низкого потолка. Он весь порос снежно-белым мхом, и я даже вспомнил, как этот мох называется. Шнуровой. Тонкие пряди шевелились от сквозняка и напоминали водоросли в речном потоке.

Сэмка протиснулся между бочками и стеной, присел на корточки в углу. Я остановился над ним — мы оказались в тесном закутке.

— Лучше не задерживаться, — сказал я. — Там кто-то вышел из двери.

— Пыточная! — Маркелыч с размаху вонзил тесак в бочку. — Пыточная, а рядом — вино. Шоб палачи, значит, опосля работки могли хлебнуть…

— Пыточная? — переспросил я. — Вряд ли, Сэмка. Не думаю.

— Так это зал для танцев был? Табачная лавка? — Сэмка с усилием выдернул тесак и встал, упершись животом в основание бочки. — Или, может, центровой бордель? Джа, я вижу дыбы и вижу покалеченных жмуриков. Што я вижу? Пыточную.

Я покачал головой:

— Нет. Дыбы не так выглядят. И вообще, мне показалось, это скорее что-то вроде лаборатории.

— Рабо… — Он вдруг поперхнулся и закашлялся так, что лицо побагровело. — Раболатории? Это што еще такое, умник?

— Ла-бо-ра-то-ри-я, — раздельно повторил я. — Как у алхимика или мага какого. В них проделывают всякие опыты. Исследования проводят, понимаешь? — Я потянул его за рукав и двинулся вдоль стены, прижавшись к ней спиной. — Видел жабу в башке того полумедведя? Я что-то такое… ладно, не такое, но похожее, сегодня утром наблюдал. У того эльфа-психа, который торговую баржу спалил. Он тоже пообвешался косточками да жуками. А тут кто-то проводит опыты. Колдун пытается оживить трупы с помощью магических вставок.

Запах вина и древесины пропитал все помещение и вытеснил тошнотворно-сладкий дух лаборатории. Маркелыч топал за мной, с трудом протискиваясь там, где я проходил свободно. Его лицо пылало, волосы над низким лбом слиплись от пота. Я видел, как дергается правое веко Сэмки.

— Успокойся… — начал я, и он перебил:

— Да знаю. Щас, погодь, я передохну чуток токо. На жмуриков-то я насмотрелся уже, но такого никогда не видал, понимаешь? Неужто кто-то помимо полузверей это делает? Я говорю: убить кого — это плевое дело. Я и сам… Но заливать потом ему в брюхо какое-то дерьмо, выскребать мозги да класть туда торфяную вонючку… Где мы все же находимся, как думаешь, Джанки?

— Гроххм, — произнес кто-то неподалеку, — Аххгм гроххм?

Это были именно слова незнакомого мне языка, а не рычание животного. Я махнул Сэмке, и мы встали. Находились мы все еще возле стены, и если бы протиснулись между двумя бочками, то попали бы в проход, который тянулся посередине погреба. Чуть дальше ряд бочек заканчивался, за ним виделся край чего-то, что напоминало стол, но было слишком большим для стола. С той стороны доносился громкий скрип.

— Бхрагг харгканерр бгррамм?

Скрип повторился, и тут же пальцы Сэмки так сжали мое плечо, что я чуть не вскрикнул от боли. Маркелыч уставился назад, в узкое пространство между бочками и стеной. По этому пространству шла массивная волосатая фигура, казавшаяся слишком большой для того, чтобы свободно передвигаться здесь. Через мгновение я понял, что происходит: полумедведь, проходя мимо бочек, просто сдвигал их одну за другой. Сэмка повернул ко мне лицо, искаженное ужасом. Его глаза стали круглыми, рот широко раскрылся, собираясь исторгнуть крик. Я без замаха ударил его кулаком в брюхо, и он захлопнул рот, захлебнувшись так и не прозвучавшим воплем. Я обхватил Маркелыча за шею и поволок между двумя бочками прочь от стены и узкого пространства, по которому к нам приближался мертвый гоминид.

— Гарххамм?

— Броххд!

— Эгх, броххад…

Мы вывалились в центральный проход, прямо под ноги существам. Огромные желтые туши, передники на брюхах, кожаные колпаки на головах, под ними — свиные рыльца, заплывшие жиром глазки и выпирающие из-под оттопыренных губ беззубые розовые десны. Три тролля-гиганта сидели на табуретках вокруг стола. На столе стоял кувшин размером с бочонок, а рядом кружки-ведра.

— Эргхха?!

Самый здоровый тролль, с широченной черной повязкой на правом глазу, схватил кувшин и, не говоря худого слова, запустил им в нас. Маркелыч, которого я выволок из-за бочек, стоял спиной к проходу, так что я присел и прикрылся им. Со звоном кувшин разбился о спину Сэмки, он покачнулся и рухнул на меня. Тролли вскочили, переворачивая стол. Две или три бочки покатились, ломая деревянные подставки, и полумедведь выбрался на свободное пространство.

— Харреганх!

Тролль схватил стол и обрушил его на голову гоминида. Столешница была очень толстой, но она сломалась, а полумедведь остался стоять. Я уже волок Сэмку прочь, стараясь не попасть под ноги троллям, видя при этом старика, который медленно приближался к нам по центральному проходу с противоположной стороны погреба. Одет он был необычно, в зеленый кардиган с широкими, длиной до локтей, рукавами, и в короткие, чуть ниже коленей, штаны.

— Кто? Это кто?! — сипел Маркелыч.

Позабыв про нас, тролли, ревя, бились с гоминидом, в воздухе, задевая низкий потолок, мелькали могучие лапы.

— Кто это?!

— Пустынные тролли… — Все это время я передвигался, почти елозя задом по полу и упираясь в него ногами, а теперь вскочил и потянул Маркелыча за шиворот, пытаясь поднять. — Редкое племя. Ты что, никогда их не…

— Да знаю! — Он оттолкнул меня и встал. — Трупак, это кто? Почему он живой?!

У него начиналась истерика — или, вернее, тихая истерика переходила в буйную. Мы очутились в конце погреба, возле запертых на засов широких дверей.

— Вррах, бэбби!

Я услышал громкий хруст и увидел, как гоминид, которого тролли схватили за лапы и подбросили, ударился в потолок. Мгновение он висел, словно прилипнув к нему, а потом упал, и одноглазый тролль с хлюпаньем наступил на него лапой-колонной. Старик, все это время не спеша приближавшийся к ним по проходу, вскрикнул и побежал, широко расставив руки. Нарастающее стаккато треска понеслось по залу, волной сопровождая перемещение старика. Бочки слева и справа от него подпрыгивали, громко треща, из щелей между деревянными ребрами прыснули красные струи, словно вино внутри вскипало и рвалось наружу.

— А-а-а… — С криком я развернулся и вцепился в массивный засов, пытаясь сдвинуть его.

Сэмка, глаза которого стали совсем безумными, все же что-то еще соображал: он тоже навалился на засов, помогая мне. Треск бочек перешел в грохот, затем все это накрыл звуковой вал шипения и плеска. Засов сдвинулся, створка двери начала приоткрываться под нашим весом, и я оглянулся. Бочек уже не было, волна бушующей бело-розовой пены и темно-красного вина катилась по погребу, но в ней точно посередине оставалась прореха, по которой, широко расставив руки, бежал старик. Пустынные тролли попятились, и тут же волна накрыла сначала их, а потом — нас.

Если бы мы не отодвинули засов, то оказались бы расплющенными о двери. А так нас вынесло сквозь круглый люк и подбросило, словно струей очень мощного фонтана. Мы рухнули на пол, поток вина отнес нас в сторону и схлынул. Я встал, за шиворот приподнимая Маркелыча, слыша громкий скрип и ощущая, как подрагивает пол. Над нами нависал низкий скошенный потолок, а рядом имелся широкий проем. Волоча Сэмку за собой, я прошел в него.

Мы покинули подземный уровень.