Вскоре к нам присоединился третий в одеянии готовившегося выйти на поле гладиатора.
      - Хо-Сорл! - с радостью узнал его я.
      - Что-то долго ты сюда добирался, - расправляясь с очередным противником, заметил Мурмилиус.
      Хо-Сорл, мгновенно включаясь в сражение, рассмеялся.
      - Кернус рассчитывал, что я тоже выйду на арену в слепом шлеме, сказал он. - Но Хо-Ту нарушил его планы.
      Рядом с нами появился четвертый товарищ, также в шлеме, закрывающем лицо.
      - Ремиус! - воскликнул я.
      - Мне тоже уготован был поединок в слепом шлеме, - ответил тот. - К счастью, я наткнулся на Хо-Ту.
      - И, как я полагаю, - с усмешкой добавил Мурмилиус, не забывая при этом о наседающем неприятеле,на девушек с Горшечной улицы.
      - Ну, если быть совсем точным, - ответил Ремиус, выдергивая свой меч из-под ребер падающего к его ногам противника, - на них тоже.
      Мурмилиус в великолепном выпаде, словно ему надоело драться с одним и тем же противником, уложил сражавшегося с ним таурентина и перешел к следующему.
      - Да, на аукционе за этих девиц покупатель выложил бы кругленькую сумму, - сказал он.
      - Может, стоит отдать этим девчонкам с Горшечной улицы тех таурентинов, что останутся в живых после этой схватки, - высказал предположение Хо-Сорл.
      Я едва успевал отбивать мелькавшие у самой моей груди клинки таурентинов.
      - Отличная идея, - согласился Мурмилиус.
      Еще дюжина таурентинов бросилась на подмогу своим товарищам, ряды которых быстро таяли.
      - Если после этой рубки из них вообще кто-нибудь останется в живых, закончил тему Ремиус, расправляясь с очередным противником.
      Таурентины, один за другим спускавшиеся с верхних рядов трибуны, все продолжали выбегать на арену.
      Хо-Ту с кривым ножом в руке, с которого текла кровь, тоже словно вырос откуда-то из-под земли и стал рядом с нами.
      В ту же секунду я едва успел отбить направленный ему в грудь вражеский клинок.
      - Думаю, здесь более уместен меч, нежели твой крохотный ножик, заметил ему Мурмилиус.
      Хо-Ту выхватил меч и словно в оправдание заработал им изо всех сил.
      - Убейте их! - донесся до меня крик Филемона.
      Еще не меньше сотни таурентинов перемахнули через барьер, отгораживающий зрительные трибуны от арены стадиона, и бросились к нам.
      Мы начали пробивать себе дорогу среди уставших, изнуренных схваткой, окровавленных таурентинов к этому новому, полному сил вражескому подкреплению.
      - Я уложил семнадцатого! - крикнул Ремиус Хо-Сорлу.
      - А я уже давно сбился со счета, - ответил ему ХоСорл.
      Ремиус сердито рассмеялся и добавил ещё одного к списку своих жертв.
      - Наверное, у меня на счету уже сотни две, не меньше, - тяжело дыша, продолжал подсчет Хо-Сорл.
      По счастью, нападавшие таурентины не могли наброситься на нас все сразу и вынуждены были атаковать небольшими группами, справиться с которыми нам было легче.
      - Слин хвастливый! - крикнул товарищу Ремиус и тут же добавил: Девятнадцатый!
      Хо-Сорл завалил на землю очередного противника.
      - Двести шестой, - с легкой небрежностью довел он до сведения товарища, тут же переключаясь на очередного противника.
      - Тише! - заорал Мурмилиус, и те послушно замолчали.
      Теперь они дрались молча, и среди яростного звона мечей раздавались только ожесточенные вопли атакующих да стоны смертельно раненных.
      - Их слишком много! - не удержался я.
      Мурмилиус не ответил; он продолжал биться.
      В секундное затишье я повернулся к нему, но, как и прежде, не смог различить хоть каких-нибудь черт лица этого легендарного человека.
      - Кто вы? - спросил я.
      - Я - Мурмилиус, - рассмеялся он.
      - А почему Мурмилиус дерется бок о бок с Тэрлом Кэботом? поинтересовался я.
      - Точнее говоря, - ответил он, - это Тэрл Кэбот дерется бок о бок с Мурмилиусом.
      - Что-то я не понимаю, - признался я.
      - Мурмилиус, - гордо ответил он, - ведет борьбу: Он сражается.
      - Я тоже сражаюсь, но мое сражение несколько отличается от того, что ведет Мурмилиус.
      - Верно, - ответил он, - и прежде всего тем, что ты ведешь войну, не совсем понимая, за что именно.
      - А какую же войну ведете вы? - допытывался я.
      - Свою собственную, - сказал он, расправляясь с очередным нападающим.
      Тут, к своему изумлению, я заметил сражающегося в наших рядах простого воина, не таурентина, шлем и щит которого не были украшены золотом, а плечи не покрывала алая накидка, свидетельствующая о принадлежности к личной охране убара.
      Я не стал расспрашивать его, только с благодарностью принял его помощь.
      Новый отряд таурентинов численностью человек в двести перебрался за разделительный барьер стадиона и побежал по направлению к нам.
      На трибунах между тем также разгорелась потасовка не только между зрителями и таурентинами, но и между самими болельщиками, превратившимися из сторонних наблюдателей в непосредственных участников. Коегде происходило настоящее сражение, и в нескольких местах я заметил дерущихся с таурентинами обычных воинов.
      Оставшихся для удержания зрителей на местах таурентинов в конце концов оказалось недостаточно, чтобы справиться с толпой, и тысячи людей, сломив сопротивление охранников, словно гигантская волна, выплеснулись на поле и окружили ложу убара. Где-то в зрительских рядах я заметил Хула, который что-то говорил окружившим его людям, и те, сбрасывая с себя плащи и накидки, обнажали спрятанное под ними оружие и торопились вступить в борьбу против сторонников Кернуса.
      Я увидел, как Филемон с белым как мел, искаженным ужасом лицом торопливо оставил ложу убара и выбрался со стадиона по индивидуальному, предназначенному только для приближенных к убару лиц выходу. За ним последовали семь-восемь таурентинов.
      - Народ поднялся! - воскликнул Хо-Сорл.
      - Ну, - повернувшись ко мне, рассмеялся Мурмилиус, - теперь, я надеюсь, ты не считаешь, что их слишком много?
      Собравшиеся на арене таурентины, которых набралось здесь уже, вероятно, три-четыре сотни, заметались по полю, пытаясь добраться до выходов со стадиона, расположенных в нижней части зрительских трибун.
      Волны народа продолжали перетекать через заградительный барьер и захлестывать песчаное поле. Среди этой многотысячной людской массы я различил несколько десятков человек с шелковыми алыми повязками на левой руке, отдающих приказы и распоряжения.
      Мы с Мурмилиусом, с трудом пробравшись через груду распростертых на земле мертвых тел, подошли к Ремиусу, Хо-Сорлу и Хо-Ту. Я протянул Хо-Ту ключ от своего шлема, отданный мне Таис. Тот открыл замок и снял с меня шлем.
      В лицо мне дохнул свежий воздух, в уши ворвался неистовый гул толпы. Люди приближались к нам, но слов разобрать было невозможно.
      - Могу ли я взглянуть теперь на лицо Мурмилиуса? спросил я.
      - Еще не время, - ответил этот легендарный человек.
      - И каким будет ваш следующий шаг в этой вашей войне? поинтересовался я.
      - Следующий шаг в ней будет твоим, Тэрл Кэбот,ответил Мурмилиус.
      Он указал на верхние ряды зрительских трибун, где на краю стены я увидел человека, удерживающего за уздечку темно-коричневого тарна.
      - Гладиусу с Коса этим вечером, конечно, следует принять участие в состязаниях на Стадионе Тарнов,сказал Мурмилиус.
      - Вы знаете и об этом? - я был поражен.
      - Поторопись! - скомандовал он. - Стальные должны одержать победу!
      - А как же вы?
      Мурмилиус широким взмахом обвел рукой поле стадиона.
      - Отсюда мы пройдем маршем по улицам города,ответил он, - и направимся к Стадиону Тарнов.
      Я добрался до разделительной стены и накинул себе на плечи протянутый мне человеком с алой повязкой на руке плащ. Тарн, которого он удерживал за уздечку, был обычной, предназначенной для полетов под седлом птицей. Подтянув стремена, я ещё раз бросил взгляд на кажущихся отсюда, с высоты, такими маленькими Мурмилиуса, Хо-Сорла, Ремиуса и Хо-Ту, на поле, заваленное трупами, и толпу.
      Мурмилиус, глядя в мою сторону, поднял вверх свой меч - приветствие воину, равному себе. Значит, он тоже из касты воинов, понял я. Я ответил ему тем же торжественным салютом.
      - Поторопись, - сказал мне человек, удерживающий тарна за поводья.
      Я дернул поводья, и послушная птица взмыла в небо, проплывая над мостами и цилиндрами Ара и оставляя далеко внизу людей, с которыми мы только что сражались бок о бок, защищая то, названия чему я ещё не мог для себя определить.
      Глава 22 СТАДИОН ТАРНОВ
      Я посадил тарна сразу за зрительскими рядами Стадиона Тарнов, на разминочную площадку стальных.
      До моего слуха долетел сигнал гонга, сообщающий о скором начале состязаний.
      Едва птица моя коснулась песчаного покрытия площадки, ко мне подбежали четверо вооруженных арбалетами людей.
      - Постойте! - крикнул я взявшим арбалеты наизготовку людям. - Я тоже принадлежу к стальным.
      У каждого из окруживших меня была серо-голубая нарукавная повязка, свидетельствующая о том, к какой именно группировке они принадлежат.
      - Кто ты? - крикнул один из них, не опуская оружия.
      - Я - Гладиус с Коса, - ответил я.
      - Вполне может быть. Ростом и телосложением ты на него похож, согласился второй, однако оружие их все так же бьшо нацелено мне в грудь.
      - Пойдемте, тарн должен меня узнать, - сказал я, спрыгивая со спины принесшей меня птицы и бросаясь к насесту черного тарна.
      Внезапно посреди дороги я остановился Неподалеку от ближайшего насеста лежал небольшой гоночный тарн, мертвый, с перерезанным горлом. Рядом с ним лежал на земле его раненый наездник. Я знал этого человека, его звали Каллиус.
      - Что здесь произошло? - недоуменно воскликнул я.
      - К нам сюда пожаловали желтые, - мрачно ответил один из арбалетчиков. - Они убили этого тарна, смертельно ранили его наездника. Но нам удалось их отбить
      Второй из сопровождавших меня угрожающе поднял арбалет.
      - Если ты не Гладиус с Коса, - многообещающе произнес он, - ты умрешь.
      - Не беспокойся, - ответил я ему и, насупившись, зашагал к насесту, где, я знал, меня должен дожидаться огромный тарн, изумительный, самый лучший тарн во всем Ко-ро-ба, мой Убар Небес.
      Подойдя ближе, мы услышали дикий крик тарна, полный ненависти и жажды битвы. Мы невольно замедлили шаг.
      Перед площадкой у насеста тарна я заметил лежащие на земле тела пятерых человек, точнее, то, что от них осталось.
      - Желтые, - кивнул один из шедших у меня за спиной. - Они пытались его убить.
      - Это настоящая боевая птица, - добавил второй.
      Я ещё издали увидел кровь на клюве тарна и его пылающие дикой яростью черные глаза.
      - Даже если ты Гладиус с Коса, будь осторожен,предупредили меня мои спутники. - Тарн уже попробовал крови.
      Я увидел, что длинные, прочные как сталь когти птицы тоже в крови. Она с воинственным, хищным видом наблюдала за нами, упершись лапой в распластанное перед ней человеческое тело. Затем, не спуская с нас глаз, она мощными когтями оторвала руку от окровавленных останков и отправила её в клюв.
      - Не приближайся, - остановил меня сопровождающий.
      Я ждал: вмешиваться в пиршество птицы было бы крайне неблагоразумно До моего слуха донесся третий удар гонга, призывающий участвующих в состязании занять стартовые позиции На трибунах раздавались оживленные крики зрителей.
      - Какой это заезд9 - спросил я, внезапно испугавшись, что могу опоздать - Восьмой, - ответили мне - Следующим будет заезд на приз убара
      - В нем должен был выступать Каллиус, - сказал я.
      А Каллиус лежит сейчас смертельно раненный, птица его мертва.
      - Один заезд мы уже пропустили, - с мрачным видом сообщил один из стальных. - Как раз седьмой.
      Каллиус ранен, тарны ещё на насестах... Нет, стальные не смогут принять участия и в этом заезде. Моего собственного тарна, если он и подпустит меня к себе, мне все равно не подготовить к старту раньше начала девятого заезда на приз убара. Таким образом, даже если стальным и удастся одержать победу в девятом решающем круге, командное состязание в целом они проиграли.
      - Хорошо нас отделали, - вырвалось у меня.
      - Но от нас сейчас выступают, - сказал тот самый подозрительный из моих сопровождающих, что все ещё продолжал держать арбалет наготове.
      Я удивленно посмотрел на него.
      - Мип, - сказал он, отвечая на мой невысказанный вопрос.
      - Но он же только подсобный рабочий, - скептически заметил я.
      - Он участвует от нас в этом заезде, - подтвердил человек.
      - На чем он выступает?
      - На своем собственном тарне, - ответил он. - На Зеленом Убаре.
      - Но ведь это старая птица, - сказал я. - Она не участвовала в состязаниях уже несколько лет. Да и Мип...я замялся, - хотя и знает очень многое о соревнованиях, но ведь он всего лишь подсобный рабочий!
      Один из сопровождавших посмотрел на меня и рассмеялся. Второй, тот самый, подозрительный, направил арбалет мне в грудь.
      - Он может быть и лазутчиком желтых, - сказал он своим товарищам.
      - Может, - согласился, очевидно, старший арбалетчик.
      - А как мы проверим, действительно ли он Гладиус с Коса или нет? спросил один из стоящих у меня за спиной.
      Я усмехнулся.
      - Тарн меня узнает.
      - Он уже попробовал крови, узнал вкус человеческого мяса, - сказал предводитель четверки. - Он научился убивать Не приближайся к нему сейчас, это плохо окончится для тебя.
      - У нас мало времени, - сказал я. - Мы не можем терять его понапрасну.
      - Подожди! - крикнул старший.
      Я шагнул по направлению к громадному черному тарну. Он стоял у самого насеста, цепью привязанный к нему за ногу. Длина цепи была футов двадцати пяти, не больше. Я приближался медленно, вытянув вперед открытые ладони. Тарн не сводил с меня глаз.
      - Птица не знает его, - заявил тот, что все время проявлял ко мне недоверие. - Нет, точно не знает.
      - Успокойся, - тихо сказал ему старший группы.
      - Он просто безумец, - прошептал их товарищ.
      - Верно, - согласился старший. - Безумец или Гладиус с Коса.
      Тарн, эта громадная, свирепая птица, приученная горианцами передвигаться под седлом, является существом диким и хищным, не имеющим себе соперников в безбрежном голубом океане поднебесья. При всех усилиях её едва ли удается приручить по-настоящему. Даже тарнсмены редко приближаются к ней без оружия или стрекала, а когда она принимает пищу, подходить к ней вообще считается безумием. Все её инстинкты, как, впрочем, и у большинства хищников, направлены на защиту самой себя и на убийство всего, что её окружает.
      Подсобным рабочим, называемым зачастую тарноводами, несмотря на все их вооружение и безотказно действующие стимуляторы, нередко приходилось рисковать жизнью даже при воспитании и обучении птенцов тарнов, с самых первых дней своего появления на свет достигавших размеров жеребенка.
      - Отойди от него! - предупредил старший.
      Я осторожно продвигался вперед, пока не оказался в пределах досягаемости прикованной за ногу птицы Тогда я заговорил с ней - Ты мой убар, Убар Небес Ведь ты узнаешь меня, правда?
      Я подошел ближе, очень медленно, держа открытые ладони вытянутыми вперед, опасаясь сделать какое-нибудь неверное, поспешное движение Птица неотрывно наблюдала за мной, с её клюва свисали окровавленные остатки тела желтого - Вернись' - крикнул за моей спиной один из арбалетчиков, и я с удовлетворением узнал голос того подозрительного, высказавшего предположение, что я могу оказаться лазутчиком желтых Даже он отлично понимал, что может сейчас произойти.
      - Нам нужно выступать, Убар Небес, - говорил я, подходя к птице ещё на шаг - Мы должны участвовать в этих состязаниях.
      Я медленно протянул руку и, вытащив у него из клюва останки человеческого тела, очень осторожно отложил их в сторону, на землю Птица не сделала попытки ударить меня.
      За спиной я услышал изумленные возгласы арбалетчиков.
      - Ты хорошо сражался, ты молодчина, - продолжал я разговаривать с птицей, поглаживая её забрызганный кровью длинный, крепкий, хищно изогнутый, как ятаган, клюв.
      - Я рад, что ты остался жив.
      Птица нежно уткнулась своим клювом мне в плечо...
      - Готовьте платформу для следующего заезда, - не повышая голоса, проинструктировал я глядевших на меня во все глаза арбалетчиков - Да, Гладиус! - ответил их старший Трое его товарищей, отложив в сторону оружие, поспешили запрягать телегу.
      Я обернулся и посмотрел на этого человека, а он протянул мне кожаную маску, под которой в каждом заезде
      на всем протяжении этого фантастического лета Гладиус с Коса неизменно скрывал свое лицо - Мин просил меня отдать это тебе, - сказал человек Спасибо, - ответил я, надевая маску на лицо.
      Тут я услышал гонг судьи и шум от взмахов мощных крыльев, через мгновение утонувший в диком реве болельщиков - Восьмой заезд начался, сказал предводитель арбалетчиков.
      Я любовно похлопал по клюву птицы.
      - Я скоро вернусь, мой убар, - пообещал я тарну.
      Затем я оставил его и пошел по разминочной площадке стальных, направляясь к высокому, в рост человека, бордюру, отгораживающему площадки от грунтовой дорожки, по которой тарнов на платформах доставляли к стартовым насестам. По другую сторону дорожки возвышалась стена стадиона, вверх на которую вели узкие крутые лестницы. Я поднялся по ступеням и присоеди-' нился ко многим другим уже находившимся здесь подсобным рабочим, забравшимся понаблюдать из-за спин зрителей за ходом состязаний. Старший группы арбалетчиков, охраняющих разминочную площадку стальных, поднялся следом за мной.
      Всюду, где я проходил, за моей спиной раздавались удивленные и восхищенные крики:
      - Это Гладиус с Коса! Это он!
      - Я думал, он побоится появляться здесь!
      - Да нет, глупец, это не Гладиус.
      - Он скрывается от убийц' - Беги, наездник, беги отсюда!
      - Беги, Гладиус!
      - Тихо! - повысив голос, распорядился сопровождающий меня человек, положив конец хлынувшим со всех сторон советам и увещеваниям.
      Птицы-девять гоночных тарнов, - широко размахивая громадными, как паруса, крыльями, мчались всего в нескольких футах над головами зрителей. На спине каждой из них, низко пригнувшись к седлу, восседал на
      ездник. Собравшиеся на трибунах перенесли все свое внимание на гонщиков.
      Я глазами отыскал Зеленого Убара. Сидящий в седле низкорослый Мип был совсем незаметен за мощными взмахами крыльев своего тарна.
      С обеих сторон летного поля стадиона на шестах возвышались по шесть деревянных голов тарнов, отмечавших количество оставшихся кругов заезда В семидесяти - восьмидесяти ярдах от меня я различил ложу убара и восседающего на мраморном кресле в императорской алой мантии самого убара Кернуса.
      У него в ложе появился парень, которого я только что видел неподалеку от себя Парень низко склонился над Кернусом и стал что-то быстро ему рассказывать.
      Тут я ощутил на себе хмурый взгляд Кернуса.
      Он раздраженно повернулся к парню и отдал ему какое-то распоряжение.
      Птицы, обогнув летное поле, снова оказались поблизости, сопровождая свое появление мощными потоками воздуха, поднимающего с земли клубы пыли, и подбадриваемые криками наездников, подгоняющих птиц уже не только командами, но и стрекалами.
      На этот раз у висящего на цепях в центральной части летного поля металлического кольца первым появился выступающий за команду желтых Менициус из Порт-Кара. Для пролета в кольцо он использовал свой обычный трюк, сбивающий вплотную летящих за ним гонщиков с направления движения и позволяющий ему преодолеть кольцо без каких-либо помех со стороны соперников: он резко бросил птицу вверх, закрывая таким образом поле зрения следующего за ним тарна, и затем направил свою птицу к кольцу, намереваясь пролететь в него сверху вниз. Сидевший у него буквально на хвосте Мип, казалось, только этого и ожидал, и, едва Менициус набрал высоту, он тут же заставил Зеленого Убара сложить крылья и, словно лезвие ножа, проскользнуть в освободившееся узкое пространство под брюхом тарна Менициуса. Птица Менициуса, испуганно рванувшись в сторону, не вписалась в выбранную своим наездником
      траекторию полета и пронеслась мимо кольца, заставив разъяренного Менициуса вновь разворачивать её назад, чтобы сделать обязательный в каждом круге пролет сквозь кольцо.
      Зрители, наблюдавшие этот поединок, разразились дикими восторженными воплями.
      В этом круге лидировал тарн красных - ширококрылая птица, немилосердно подгоняемая стрекалом своего щупловатого, заросшего темной бородой парня, на груди которого поблескивал какой-то золотой медальон. За ним следовали два коричневых гоночных тарна, выступавших один за команду синих, другой серебряных.
      Вплотную за ними шел Зеленый Убар Мипа, казавшийся ещё крупнее из-за низкорослоеTM своего наездника, едва достававшего ногами до поднятых до предела стремян. Меня поражала эта птица, я знал её возраст, ограниченные силы и то, что она уже много лет не выставлялась на состязания. Перьям её уже не хватало той гладкости и обтекаемости, которыми отличается оперение молодых тарнов, клюв не сверкал ярко-желтым цветом, а приобрел беловато-серый оттенок, дыхание птицы также оставляло желать лучшего, но вот её глазачерные, дикие, хищные глаза пылали яростью, гордостью и неукротимой жаждой победы. В этом, пожалуй, ни одна другая птица сравниться с ней не могла.
      Беспокоило меня лишь то, выдержит ли её сердце такую нагрузку.
      - Берегись! - крикнул недавний мой подозрительный сопровождающий, и я, резко обернувшись, успел перехватить руку человека, пытавшегося нанести мне в спину удар кинжалом.
      Обрушив на него мощный удар, я перебил ему шейные позвонки и сбросил бездыханное тело к подножию разделительной стены.
      Это был тот самый парень, что доложил Кернусу о моем присутствии и получил от него, очевидно, соответствующие распоряжения.
      Я снова посмотрел на ложу убара, перед ним навытяжку застыл Сафроникус, предводитель таурентинов.
      Рука его лежала на рукояти меча. Даже отсюда мне было видно, как побелели костяшки пальцев Кернуса, крепко вцепившегося в подлокотники кресла.
      Я перенес внимание на гонку.
      Подозрительный парень, окончательно поверивший мне, теперь стал моим главным охранником и, перестав наблюдать за ходом состязаний, обратил всю свою, очевидно, природную настороженность на тех, кто находился рядом с нами.
      Участники заезда в очередной раз, словно сплошная буря из трепещущих крыльев, криков наездников и сверкания стрекал, пронеслись перед нами.
      Ширококрылого тарна за это время успели оттеснить, и гонку возглавлял теперь наездник в голубом одеянии, небольшого роста, несколько суетливый человек, ветеран состязаний, знакомый мне по предыдущим выступлениям. Знал я и его птицу; она имела обыкновение чрезмерно выкладывать силы на промежуточных этапах гонки.
      Я усмехнулся.
      Мип на Зеленом Убаре следовал за ширококрылым тарном, а вторым в заезде оставался наездник серебряных. Он уже несколько ослабил поводья своей птицы, давая ей возможность накопить силы для финального рывка. На шестах оставалось только две деревянные головы тарнов. Я не знал, насколько сильна его птица, однако по равномерным мощным взмахам её крыльев и посадке головы чувствовалось, что она ещё далека от усталости. Тем не менее, ощутив предоставленную ей свободу, она на какое-то едва уловимое мгновение вышла из общего режима полета, и этой её секундной ошибкой тут же воспользовался Мип, проскользнув на своем тарне у неё под самым крылом и немедленно оттеснивший её в сторону.
      Теперь он шел уже вторым, за наездником в голубом одеянии.
      Наездник серебряных моментально вернул птицу в прежнее положение, и Менициус из Порт-Кара, вслед за Мипом пытавшийся повторить его обходной маневр,
      едва не столкнулся в воздухе с тарном серебряных. Подгоняемые яростными воплями наездников и брызжущими искрами стрекал, птицы обоих соперников отчаянно заработали крыльями, борясь между собой за первенство и ещё больше мешая друг другу.
      Наездник синих, возглавлявший гонку, умелыми маневрами блокировал каждую попытку Мипа первым проскочить через кольцо или обойти его на повороте.
      Чувствовалось, что это мастер своего дела, однако такая стратегия требовала от его птицы повышенного напряжения и затрат сил, и по ритму движения её крыльев и маневренности становилось заметно, что она постепенно начинает уставать. Но ведь заезд можно выиграть и с помощью тактики блокирования действий противника, не позволяя ему себя обогнать. Тем временем борьба между Менициусом из Порт-Кара и наездником серебряных окончилась в пользу последнего.
      Мип снова и снова настойчиво пытался пройти над тарном синих, но его противник ловко направлял свою птицу из стороны в сторону, вынуждая Мипа держаться у неё в хвосте. Внезапно, приучив своего противника ожидать его обходного маневра только сверху, из безопасной для него позиции, Мип резко бросил Зеленого Убара вниз и проскользнул прямо под крылом идущей впереди него птицы, рискуя быть вырванным из седла её мощными когтями. Он до дюйма рассчитал дистанцию и проскочил у птицы буквально между лапами. Его противник, оставшись позади, разразился проклятиями, тут же заглушенными радостным ревом болельщиков стальных.
      - Смотри, - обратился ко мне стоящий спиной к летному полю мой бдительный охранник, показывая на небольшое каменное перекрытие, разделяющее сектора стадиона в сотне ярдов от нас.
      Там стоял таурентин, поднявший свой арбалет и готовившийся выстрелить из него по Мипу, когда тот зайдет на последний поворот у дальнего от нас конца стадиона. Таурентин приложил приклад арбалета к плечу и, тщательно прицелившись, ждал.
      - Не беспокойся, - сказал мой телохранитель и быстро вскинул свое оружие.
      Мип уже подходил к центральному кольцу, когда тугая тетива запела у моего уха и резко выбросила стрелу.
      Черная короткая стрела взвилась в воздух, пролетела над рядами зрительских трибун и вонзилась в хорошо заметную отсюда алую накидку таурентина. Тот судорожно дернулся, застыл на секунду, роняя из рук арбалет, и, медленно наклонившись, полетел с перекрытия вниз.
      Мип оставил центральное кольцо за спиной и продолжал мчаться вперед.
      - Отличный выстрел, - сказал я.
      Мой телохранитель пожал плечами и принялся снова заряжать арбалет, не спуская при этом глаз со зрительских трибун.
      Публика неистовствовала.
      Мип был впереди.
      И тут на ноги вскочили желтые и принялись хором поддерживать своего представителя.
      На молодом, сильном, тренированном тарне лидера Менициус отчаянно пытался догнать Мипа. Расстояние между ними постепенно сокращалось.
      Мип ослабил поводья; за все это время он ни разу не ударил Зеленого Убара разрядами стрекала и лишь подгонял его криками.
      - Давай, старый воин! Давай! - кричал он.
      Тарн Менициуса настигал Зеленого Убара, но тот упорно продолжал лидировать, с каждым взмахом крыльев, казалось, мчась все быстрее и быстрее. И вдруг, к своему ужасу, я увидел, что крылья птицы сбились с ритма, она закричала от боли и стала терять равновесие в воздухе. Мип вцепился в поводья, стараясь удержать её под контролем.
      Менициус пронесся мимо, и, когда он был над ними, я заметил, как он резко выбросил вперед правую руку. В ту же секунду Мип отбросил поводья и, судорожно выгнув спину, принялся шарить по ней рукой, словно стараясь до чего-то добраться Он едва не выпал из седла, и его начавшее было соскальзывать вниз тело удержали
      только два соединенных с тарновой упряжью страховочньк ремня.
      Я невольно схватил за руку своего телохранителя.
      Тарн синих, а за ним серебряных и красных обогнали медленно кружащую снижающуюся птицу.
      Стоящий рядом арбалетчик поднял оружие.
      - Менициус не доживет до конца этого заезда, - сказал он.
      - Оставь его мне, - ответил я.
      Внезапно Зеленый Убар, словно зараженный энергией проносящихся мимо него птиц, с яростным криком, в котором слились воедино его гнев и боль, рванулся за ними. Мип неловко свесился с седла, с трудом удерживаясь за его луку.
      И вот птица, одержавшая в свое время тысячи побед, привыкшая драться за неё до конца, выровняла свой полет и понеслась по такой знакомой ей воздушной трассе стадиона.
      - Смотри! - воскликнул я. - Мип жив!
      Мип слабеющими руками обхватил птицу за шею и распластался у неё на спине: казалось, он что-то шептал ей на ухо.
      И тут мне даже сложно передать, что я увидел: толпа зрителей ревела, тарны оглашали воздух пронзительными криками, а Зеленый Убар и его наездник Мип, слившись в едином неимоверном усилии, словно вернулись в эти последние мгновения дикой, безумной гонки в дни своей молодости такими, какими знали их тогда бесчисленные поклонники. Зеленый Убар мчался вперед, рассекая воздух, обгоняя ветер; он казался самим олицетворением безудержной, рвущейся силы, энергии, жгучей ярости и воли к победе. Теперь я своими глазами видел того Зеленого Убара, о котором я так много наслышался за это время, легендарного тарна, о котором очевидцы, казалось мне, рассказывали небылицы, величайшего из гоночных тарнов, завоевавшего столько наград, что не снилось бы целой команде, - Тарна-Победителя.
      Когда птица опустилась на финишный насест, зрители не кричали - над трибунами царила полнейшая тишина.
      Вторым приземлился Менициус из Порт-Кара, все ещё не способный поверить, что победу буквально вырвали у него из рук.
      И тут все одновременно, за исключением, пожалуй, только наиболее приближенных к благородному убару города людей, разразились восторженными криками, ревом, воплями, что есть силы ударяя правым кулаком по левому плечу.
      Тарн гордо восседал на финишном насесте, а его наездник Мип с болезненной, мучительной гримасой пытался удержаться в седле.
      Затем птица гордо вскинула голову и, окинув ревущие трибуны взглядом все ещё горящих от возбуждения глаз, издала боевой победный крик тарна.
      И тут же без сил упала с насеста на землю.
      Мы с арбалетчиком опрометью бросились к насесту, слыша у себя за спиной топот сотен ног сорвавшихся с места зрителей.