С иругенами решили договориться сообща, предварительно послав к ним кого-нибудь из быстрых на ноги урукуев.
      Спустя два часа в селение иругенов прибыла необычная делегация. Впереди шли Паргаун и четверо старейшин племени, прибывших к соседям вместе с испанцами на баркасе, за ними внушительный отряд в 50 человек во главе с Хуаном де Иларио, красиво гарцующим на вороном коне.
      6
      Приток Топажоса, который индейцы называли Торабсо, представлял собой неглубокую быструю речушку с песчано-каменистым дном. В том месте, где расположился поселок иругенов, находилась большая песчаная отмель - метров сто в ширину. Она доходила до зарослей дремучего леса, а в длину устремлялась на сколько хватало глаз. Но песок не означал пустынное место, он был покрыт кустарниками и травами.
      Берег, на котором появился отряд конкистадоров, весь зарос буйной растительностью, нависшей над поверхностью воды. Поселок представлял собой единую улицу с двумя рядами домов-хижин. Их крыши, сделанные из огромных пальмовых листьев, острым конусом уходили вверх; стены были из бамбука, причем только три - четвертая отсутствовала, представляя этим недостающим элементом дверь. Хижины стояли на бамбуковых же помостах, а те, в свою очередь, - на сваях в метр высотой.
      Иругены представляли собой точную копию своих близких соседей урукуев. Отличие было в прическах. Они подстригали спереди волосы на уровне бровей, делая прямую челку.
      Население, предупрежденное о визите всесильных полубогов, с открытыми ртами и смешанными чувствами страха, удивления и восхищения толпилось в самом центре деревни.
      Племена хоть и имели одни родовые корни и говорили на одном наречии, но не состояли в родстве. У каждого было свое маленькое государство с сословным делением и королем - касиком. Правда, они дружили друг с другом, общались, нередко бывали браки, и девушки-индианки уходили к мужьям в ту или иную сторону.
      До сих пор они жили мирно. Но вот полгода назад племя урукуев подверглось нападению со стороны барикутов, каннибалов с левого берега Амазонки. Те пришли с севера и поселились в болотистой части джунглей, куда вела небольшая протока, находившаяся в трех милях от поселка урукуев.
      Иругенов бог миловал, они пока не подверглись нападению. Но кто знает? Вожди и старейшины после чрезвычайного происшествия встречались, вернее, иругенам сделал визит Паргаун. Скорее всего это был визит отчаяния: чем смогут ему помочь соседи, до которых два часа быстрым шагом? За два часа барикуты расправятся с народом Паргауна и уплывут на своих каноэ.
      И вдруг - спасение!
      Спасение в виде полубогов-пришельцев, которые сумеют дать отпор людоедам. А им всего-то и надо - золото, помочь построить дома и подсобить в пропитании. Зато защищать будут и тех и других. Даже больше. Они сами выступят в поход против людоедов и прогонят их навсегда. Слух о воинственных людях быстро разнесется по джунглям, и уже никто не захочет нарушать мирного покоя братских племен.
      Вот в такой тональности и проходил разговор между Паргауном, касиком иругенов Уджуменом и старейшинами во время торжественного обеда в честь заокеанских братьев.
      Окончательную точку в этом вопросе поставил сам Хуан де Иларио, сказав, что здесь - у иругенов - он тоже собирается построить pueblo o villa, поселок. В нем будут жить солдаты, денно и нощно охраняя мирное население. И, чего не упомянул командор, следить за работой иругенов по добыче золота.
      После заключения джентльменского договора о сотрудничестве, скрепленного рукопожатиями, дон Иларио попросил показать, как иругены добывают золото.
      А очень просто!
      Несколько индейцев залезли по колено в воду и, как от нечего делать, стали шарить руками по дну, отодвигая камни и крича на бестолковых рыб, которых тут кишмя кишело и которые мешали рассматривать на дне тускло поблескивающие кусочки металла.
      За 10 минут дону Иларио насобирали таким образом целую пригоршню золота.
      "Господи, - думал командор, ссыпая его в широкий карман камзола, - да это же золотая река! А собирают руками! Им нужно наделать cantaras неглубоких блюд, чтобы они мыли золото, мыли, не пропуская ни одного камешка. А песок! Senor Jesus! Они же не обращают внимания на золотой песок! Завтра же засажу за работу этих... как их... урукуев наделать глиняных чашек и хорошенько обжечь их. А почему завтра? Сегодня!"
      Собирать браслеты и ожерелья с населения дон Иларио не стал: пусть носят. Пока.
      А сейчас возбужденный и радостный командор в честь "открытия" Rio del Oro - Золотой Реки - приказал пяти солдатам дать залп из аркебуз по стоящей на берегу пальме.
      Когда стих гром, рассеялся дым, а с пальмы упали последние кокосы и листья, дон Иларио с изумлением увидел, что в деревне никого нет.
      Лишь спустя полчаса из дремучих зарослей появились первые смельчаки, цвет кожи которых из медного превратился в сиреневый.
      Повелители грома и молний с усмешкой уселись на коней, и дон Иларио пришпорил свою лошадь.
      Паргаун и старейшины, мелко дрожа, потрусили следом.
      Глава III
      1
      На очередном совете влиятельных кавальеро, состоявшемся в этот же вечер за три часа до "Salve"[1], было решено незамедлительно начать строительство фортов. Основной форт будет именоваться Бель-Прадо (Красивый луг), мелководную речку переименовали в Рио-Рико (Богатая река), а будущие стены крепости у иругенов теперь следовало именовать Рабочим поселком.
      [1] - "Salve" - час вечерней молитвы.
      Алькальдом - комендантом форта на золотоносной реке был выбран 50-летний Мартин Сармьенто из Кадиса, соратник дона Иларио, суровый и беспощадный воин, прославившийся своей жестокостью в войне с маврами. Его помощником стал Гарсия Кристоваль. На него возложили обязанности по надзору за работой занятых золотодобычей индейцев и наказание непослушных - вплоть до публичной казни как наглядный урок остальным, дерзнувшим ослушаться и отойти от устанавливаемой с этого дня дисциплины и нормы в Рабочем поселке.
      В тот же вечер был назначен и ответственный за переправку золота из Рабочего поселка в Бель-Прадо. Им стал Родриго Горвалан - то самое доверенное лицо судовладельца из Кадиса, продолжавшего свою деятельность в родном городе. Не нужно говорить, что губернатором был избран дон Иларио. Он же взвалил на себя и непомерный груз совмещения ещё нескольких должностей: главы управления, коменданта и коронного судьи. В Испании все эти должности назывались одним словом - алькальд. Что касается первых двух, то они не вызывали сомнения и были совершенно справедливыми, но вот последняя - коронного судьи - порождала у некоторых членов совета ироническую улыбку. Коронный - значит служащий короне, исполняющий её волю, представляющий её власть в лице наместника, наделенного ею, короной, соответствующими полномочиями. Дон Иларио же не был ревнивым служителем царствующих особ.
      2
      На следующий день отряд пеших воинов численностью в 40 человек во главе с Мартином Сармьенто отправились на постоянное место дислокации - в Рабочий поселок. Туда же тронулся и баркас с десятью плотниками, и столько же пугающих своей внешностью молосских догов. Сопровождали отряд конники Антоньо Руиса, который, проводив их, должен был вернуться в Бель-Прадо, где за дело уже взялась другая половина рабочих.
      Впрочем, о рабочих можно было не беспокоиться - их хватало в нескольких сотнях метров от будущего форта.
      Паргаун и десятка три индейцев рано утром навестили необжитое пока место базирования основного отряда испанцев. Они принесли массу продуктов и напитков. Касик спросил у командора, не нужна ли ему помощь. "Спасибо, не откажемся", - ответил дон Иларио.
      Дома ставили по типу казарм, отдельных было только восемь. Кроме того, предстояло построить складские помещения, по требованию врача эскадры туалеты и госпиталь. В общем возводился небольшой городок с простенькой инфраструктурой, способной удовлетворить чисто мужское общество.
      В таком же темпе - но не с таким размахом, началось рождение форта в Рабочем поселке, где иругены были заняты не только строительством. В щадящем режиме, установленном на первое время Мартином Сармьенто, был собран первый кинтал[1] золота - за первый день работы.
      Для более полного общения с индейцами дон Иларио решил обучить нескольких туземцев испанскому языку. Выбрав из своей команды молодого двадцатипятилетнего идальго Хуана Фернандеса из Уэльва, отличавшегося терпимостью к краснокожему населению, командор повелел ему отобрать на свое усмотрение пять-шесть индейцев и начать их обучение.
      [1] - Кинтал - испанская мера веса, равная 46 кг.
      Стать первым converso изъявил желание протеже дона Иларио Тепосо. До этого он с завидным усердием таскал стволы деревьев с делянки к форту. Щедрый подарок командора - черная шляпа с плюмажем, из под которой торчали жесткие непослушные волосы, нелепо сидел на его голове.
      Помогла ли шляпа в обучении или нет, но Тепосо оказался на редкость смышленым малым, на лету хватавшим тонкости испанского языка. Хуан Фернандес с удивлением взирал на молодого индейца. Тот к концу первой недели обучения если не свободно, то во всяком случае без особого усилия излагал свои мысли на кастильском наречии. Правда, фразы были односложны и просты, но связны и понятны. Остальные пятеро его собратьев-толмачей значительно отставали от соплеменника, но в будущем обещали неплохо говорить по-испански. Тепосо усмехался и высокомерно посматривал на братьев по крови, когда то, что доходило до него сразу, они долго не могли понять.
      3
      23 июля инфраструктура строящегося городка слегка расширилась пополнилась ещё одним объектом, о котором ни дон Иларио, ни доктор да и остальные, в силу своей самонадеянности, даже не думали.
      Алонсо Санчес пошел в лес, и его укусила змея. Укусила за ногу чуть повыше щиколотки, как раз там, где кончался кожаный башмак. На его крики сбежались находившиеся поблизости солдаты и индейцы. Но... было поздно.
      Во-первых, Алонсо не сразу стал звать на помощь; он и боли-то сильной не почувствовал, только увидел, как в кустах скрылась ярко-красная змея с черными, окруженными по краям зеленой каймой кольцами.
      Во-вторых, как истинный кастилец, он хотел отомстить. Но страх перед этой мерзкой, хоть и красивой гадиной (а может, и не одной - сколько их там в кустах?), пересилил жажду мести.
      Если бы Алонсо знал, что скрывшаяся в кустах змея относится к семейству королевских аспидов, он пришел бы в неотвратимый ужас: укус аспида смертелен, и человек умирает через десять минут.
      Когда беднягу окружили прибежавшие на его крик товарищи, он уже стал покрываться синими пятнами, а глаза от дикой боли рвались из орбит.
      - Sierpe! Змея! - выдавил из себя Санчес последнее в свой жизни слово и протянул руку, указывая на заросли кустарника.
      Один из индейцев осторожно раздвинул кусты и внимательно вгляделся.
      Они обе были там. Небольшие, чуть больше полуметра, но от этого не менее смертельные. Аборигены знали, что аспиды никогда не обращаются в бегство. И вот эти - тоже. Они не ушли, но приняли оборонительное положение: приподняв передние части тела и раздув шеи, они наклонили свои маленькие головы и тихо шипели. Не зная страха, аспиды были готовы к атаке.
      Индеец так же медленно отошел и, посмотрев на обреченного, уже с синим лицом Алонсо, печально покачал головой.
      Через минуту Санчес умер.
      А ещё через час дон Иларио отдал приказ: отныне все должны ходить в высоких кожаных сапогах, не взирая на неудобства, причиняемые сильной жарой.
      Жизнь дороже, и все беспрекословно не подчинились, а согласились.
      А между будущим фортом и поселком урукуев появился первый деревянный крест. И небольшой холмик земли.
      Сколько ещё опасностей, непонятных, неведомых, таила в себе эта земля; сколько бед и несчастий она могла преподнести. Не в лице покорных индейцев - а от имени строптивой природы во всем её многообразии животного и растительного мира.
      Что там, за плотной стеной бамбука, откуда раздаются чавкающие ритмичные звуки вперемешку с чьим-то шипением и визгливой трелью? А там, в глухой чаще леса, где беспрестанно шелестят и шаркают, воют и топают, хохочут и стремительно передвигаются корявые тени законных обитателей темно-зеленого царства? А вода? Вода, которая кишит от обилия плавников и острых зубов, - чьими обладателями они являются? Не притаилась ли и там смерть, которая неожиданно и страшно сразила их товарища?
      Быть осторожным? Но как? От чего предохраняться, если невинный шип кустарника может лишить тебя жизни; одно движение маленьких челюстей - и то же самое. Уж не приходится говорить о челюстях больших, огромных, принадлежащих четырехметровым кайманам, которые уютно чувствуют себя по соседству с непрошеными гостями.
      Да, видимо, придется бояться всего или не бояться вовсе. Может, здешние обитатели отступят дальше, уйдут в дебри непроходимых чащоб, скроются с глаз на невидимой высоте, уплывут от берега на стремнину?..
      "Всего, конечно, не предусмотришь. Но осторожным быть нужно", пронеслось в голове задумчивого дона Иларио.
      Пожалуй, он был прав.
      4
      Занятый строительством фортов дон Иларио изменил свое решение относительно ранее намеченного плана - военного похода против барикутов. Паргаун в конце второй недели пребывания испанцев на берегах Топажоса напомнил ему об этом.
      - Amigo mio, - сказал командор, принимавший касика в своей каюте на "Санта Марии", - ты можешь быть спокоен на этот счет. Я не забыл о своих намерениях. Но мои люди устали. Они, равно как и я, находились на кораблях больше восьми лун... Тьфу-ты! - ругнулся почтенный сеньор, из-за того, что сбился на примитивные определения, используемые индейцами.
      Вместе с вождем на галион прибыл и переводчик Тепосо. Он важно восседал на стуле, обитом тисненой свиной кожей и, словно король, не снимал с головы шляпу. Глядя на эту вольность, дон Иларио лишь презрительно морщился.
      - Так вот, - продолжил он, - мы находились в плавании больше восьми недель, устали, измотались. Как только будут готовы казармы для солдат и они смогут отдохнуть в полной мере, ну хотя бы недельку - ведь что за отдых в походных палатках! - обещаю: барикуты подвергнутся решительным репрессалиям.
      В действительности, дону Иларио вовсе не улыбалось тащиться со своим войском в болотистую местность, где среди полчищ змей и гнуса обосновались барикуты. "Чего ради переться в эти чертовы трясины? - думал он. - Чтобы помахать мечами и насладиться кровью? Вот если бы у них было золото, тогда другое дело. Можно и нужно было бы пройтись сталью и огнем. А так - война ради войны, - пустое".
      Иругены занимались тем же, что и их сородичи, но плюс ко всему около трех сотен человек ежедневно находились в воде, добывая золото. Они удивлялись: зачем столько?
      За две недели иругены намыли две огромные бочки - tonelado вместимостью около тонны. А бородатые пришельцы говорили: "Мало!". И послушные индейцы продолжали свою нелегкую работу, метр за метром отодвигая фронт намывки вверх по течению Торабсо.
      Санчо де Гамма привез в Бель-Прадо первую партию добычи. По скромным подсчетам она составляла пятьсот тысяч кастельяно[1]. А если считать совсем грубо, то по две тысячи пятьсот на брата. Мало![2]
      [1] - Кастельяно - испанская золотая монета весом 4,6 г.
      [2] - К примеру, маэстре и пилоты - самые высокооплачиваемые должности в корабельной команде - получали в месяц 540 мараведи, или, приблизительно, 4 кастельяно.
      Дон Иларио через Санчо де Гамму передал Мартину Сармьенто: увеличить число рабочих, привлечь всех, даже самых маленьких детей, пусть играют с песком.
      Да, в чувстве юмора командору отказать было нельзя.
      Еще через две недели, когда были расквартированы по казармам солдаты, растянувшиеся на индейских гамаках, из Рабочего поселка прибыл баркас с золотом. На этот раз бочек было три, а золота в них - почти на миллион кастельяно.
      Глава IV
      1
      Хуан Фернандес по-прежнему занимался обучением индейцев испанскому языку. Немалую помощь в этом ему оказывал Тепосо, который был освобожден от всех видов работ. Со своими соплеменниками он разговаривал исключительно на испанском, а те, открыв рты, силились понять, о чем толкует этот парень, снискавший доверие и уважение "богов". Но постепенно и их ухо стало привыкать к кастильскому наречию: сначала отдельные слова, потом - связки из двух-трех. Правда, толково и связно никто говорить не мог, зато понимать стали почти все.
      К Хуану Фернандесу присоединился Антоньо Руис, которому надоело слоняться по лагерю, часами валяться в гамаке и играть в кости. Его конный отряд только три раза наведывался в Рабочий поселок, а в основном находился без дела. Любопытному Руису хотелось побольше узнать о стране, где он оказался волей случая.
      Его земляк из Хереса, двадцативосьмилетний Раул Кортес[1], когда-то служил под началом дона Иларио и был приглашен в команду, которая отправлялась за океан. Прибыв в родной город попрощаться с родителями, он встретил там своего приятеля Антоньо Руиса, отдыхавшего на родине после ранения в стычке с итальянцами. Позавидовав Кортесу, отправляющемуся в столь опасное и романтическое путешествие, Руис несчастно вздохнул, посетовав, что поневоле становится аскетом[2] и даже начал писать эклоги[3]. Друг понял его и предложил ехать с ним, взяв на себя смелость поговорить с доном Иларио о включении в команду ещё одного человека.
      [1] - Кортес - фамилия Эрнандо Кортеса, испанского конкистадора, завоевавшего в 1519-1521 гг. Мексику. Раул Кортес - его однофамилец.
      [2] - Аскет - крайне воздержанный человек, отказывающийся от жизненных благ.
      [3] - Эклога - поэзия на тему пастушеской или сельской жизни.
      Родители благословили Антоньо и дали половину своих денег - 100 кастельяно. Полный тайных надежд, молодой идальго предстал перед суровыми очами командора. Это случилось в последних числах марта 1503 года. Раул Кортес отрекомендовал своего друга как храброго воина и достойного дворянина. И Кортес не врал - Антоньо Руис действительно был бесстрашным рыцарем. Понял это и Хуан де Иларио, испытующе глядя на благородное, бледное лицо молодого воина, носившее глубокий отпечаток аристократичности. Руис пребывал на седьмом небе, когда, стоя у фальшборта "Санта Марии", подставлял раскрасневшиеся щеки вольному ветру. И свежий бриз гнал корабль и его вместе с ним навстречу невероятным приключениям.
      Руису было интересно все. Он засыпал Тепосо вопросами о жизни индейцев, об их обычаях, нравах. Болтливый индеец без удержу сыпал предложениями, состоявшими исключительно из двух-трех слов. Немало позабавил Руиса рассказ об одном племени, где совершенно оригинально происходит обряд посвящения вождя. Если перевести односложные фразы Тепосо на нормальный язык, то получится следующее.
      В хижине старого вождя, сдающего бразды правления своему сыну, в одном из темных углов отгораживают небольшой участок - около двух квадратных метров - и помещают туда будущего правителя, который должен находиться там... четыре года. И все четыре года стоять! Правда, спит он в гамаке, устроенном там же. Выходить разрешается только ночью, а с рассветом - снова за загородку.
      Обескураженный Антоньо недоверчиво покачал головой - "верить или нет?" - и спросил:
      - А у вас не так?
      - Нет, не так. У нас неинтересно, - ответил Тепосо и вздохнул. Тепосо был бы рад, если бы Паргаун простоял четыре года.
      - Ты не любишь своего вождя? - спросил Руис, проницательно глядя на индейца.
      - Я люблю вождя, - гордо сообщил он. - Но я ему завидую.
      - Завидуешь, что ты не вождь?
      - Нет.
      - Тебе нравится его девушка? - продолжал допытываться испанец.
      - Нет. Он убил гарпию! - в голосе Тепосо прозвучали завистливые нотки. - Все индейцы боятся её. Она из леса злого духа Уринагры. Паргаун не испугался. Убил, когда она схватила ребенка.
      - Так ты завидуешь его смелости или его поступку?
      Тепосо долго думал шевеля губами. Потом сказал:
      - Я - смелый!
      - Я в этом не сомневаюсь. - Руис хлопнул его по плечу. - Просто тебе не представился случай, который выпал на долю Паргауна.
      - Да, - согласился Тепосо. - Это случай. Я много раз караулил других гарпий. Ничего не получилось. - Он опять пожевал губами и, открыто посмотрев в глаза Руису, сказал: - Тепосо больше не будет завидовать вождю.
      - Ну и правильно, - одобрил молодой испанец. - А скажи мне, что там? Он указал рукой вверх по течению Амазонки.
      - Там - Черная Вода. Я не видел. Другие - тоже. Говорят. А там, Тепосо показал в противоположном направлении, - откуда вы пришли, - Большая Вода. А если плыть две луны по Топажосу, то будет Громкая Вода.
      - А почему "громкая"?
      - Там вода падает в воду. Там живут белые люди.
      - Белые люди? - удивился Руис.
      - Да. Как вы. Только ещё белее. Они давно живут там.
      - Они приплыли на кораблях? - В голосе Антоньо Руиса просквозила настороженность. Хотя он не очень доверял индейцам, склонным к преувеличению. "Как это - "белее вас"?"
      - Нет. Давно живут. Их отцы жили. Отцы их отцов жили. Давно живут.
      - Так это племя?
      - Да, племя. Говорят, это дети богов. Спроси Атсорту, старейшину. Он много знает. Я переведу.
      2
      "Вот это новость! - думал Антоньо Руис, направляясь к шлюпке, чтобы отплыть на "Санта Марию" и доложить дону Иларио. - Конечно, командора трудно удивить, но если все окажется правдой... Боже, как интересно!"
      Но он ошибся, был не прав, когда сомневался на счет способностей дона Иларио удивляться.
      Командор сначала поднял брови, потом нахмурил их. В его взгляде чувствовалось недоверие и озабоченность. И он задал себе вопрос, который двадцатью минутами раньше влез в голову Руиса: "Как это - белые?", а вслух сказал:
      - Если этот шут врет, я самолично вырву его лживый язык.
      Командор поймал себя на мысли, что опять употребляет индейские выражения. От этого он ещё больше нахмурился.
      - Поедем к этому старейшине. Хотя... Лучше привезите его сюда, а то они опять будут угощать своим пойлом. - Дон Иларио сморщился, индейскому вину из маиса он предпочитал "малагу", запасы которой хранились у него в каюте.
      Руис, слегка поклонившись, вышел, оставив своего патрона в задумчивости.
      Через сорок минут, усевшись в кресле, командор приготовился слушать старейшину - почтенного старца с гордо посаженной головой и совершенно белыми волосами.
      Антоньо Руис сел рядом и показал рукой Тепосо, чтобы тот снял шляпу.
      Converso с недовольным видом стащил её с головы и приступил к своим прямым обязанностям.
      В течение часа лицо командора менялось несколько раз: то оно было недоверчивым, то удивленным; иногда по его челу пробегала тень явной заинтересованности. А под конец рассказа не только лицо, но и все его тело стало напряженным.
      И было отчего. Вот о чем поведал в этот вечер старейшина урукуев Атсорта.
      В 100 лигах [1] вверх по течению Топажоса находится небольшая страна белых людей, которые обосновались в сказочно красивой местности недалеко от водопада. По преданию индейских народов - в том числе и многочисленного племени топажо, не так давно разделившегося на несколько более мелких племен, - там, где живут эти люди, обитает грозный бог Уринагра, который обрушивает воды Топажоса с огромной высоты. Индейцы считают, что этим он проявляет свой гнев, - поэтому боятся близко подступать к тем местам, опасаясь увидеть нечто ужасное, неподвластное их пониманию.
      [1] - Лига (римская) - 5920 метров. Равна четырем морским милям.
      А белые люди не боятся, значит, они отчаянно смелы или являются детьми гневного Уринагры; об этом свидетельствует их необычная внешность, несхожая ни с одним племенем, населяющим эти обширные пространства.
      Их кожа значительно светлей, а волосы отливают золотистым блеском. Женщины очень красивы, с длинными волнистыми локонами, падающими на плечи. Они высокие и сильные, на полголовы выше любого индейца. У мужчин волосы темнее, как у них - испанцев, но в отличие от последних растительность на лице отсутствует.
      Альмаеки - так их называют - очень искусные. Они научились делать легкую и прочную ткань, из которой шьют короткие одежды, их стрелы и копья снабжены наконечниками из металла темнее золота. Что касается именно золота, то в изготовлении из него всевозможных украшений - посуды, культовых скульптур - они достигли небывалого мастерства. Золота у них столько, что из него даже сделана огромная арка, ведущая в город.
      Каждый дом, построенный из крупных, ровно обтесанных камней, скрепленных между собой глиной, украшен замысловатыми орнаментами из благородного металла. И когда встает солнце, то кажется, что под его лучами загорается весь город и отблески золотого пожара видны за несколько миль.
      Альмаеки - миролюбивый народ, никто не слышал, чтобы они воевали. Это естественно, раз у них такой могучий покровитель, как Уринагра, готовый покарать каждого, кто захочет им зла.
      - Ты видел этих людей? - спросил после недолгого молчания дон Иларио, изумленный рассказом Атсорты. - Ты видел золото в городе?
      - Нет, - старейшина покачал головой. - Из наших племен никто не видел.
      - Тогда откуда столько подробностей? - нарушил субординацию Антоньо Руис. - Может, это просто легенда, красивая сказка. Мне кажется, что из-за страха перед неведомым Уринагрой - чтобы смягчить пугающий вас образ, вы сочинили эту историю о добрых людях, успокаивая себя тем, что грозный дух не такой уж и страшный. - Руис посмотрел на командора и добавил: - Я думаю, этим все объясняется.
      - Ну!
      Дон Иларио пригвоздил взглядом к стулу ни в чем неповинного Тепосо, начиная сомневаться в правдивости повествования Атсорты, отнявшего столько времени на сказительное творчество. Да и довод молодого идальго показался ему всеобъясняющим.
      - Спроси у него, - командор, не глядя, кивнул в сторону старейшины, что он скажет на это?
      - Сеньор зря сердится, - после непродолжительных переговоров сообщил Тепосо. - Индейцы не врут. Есть белые люди. Есть Золотой Город. Отец Атсорты видел индейца с Высокой Земли (жест рукой в направление юго-запада). Он был там. Показывал стрелы с железными наконечниками подарок белых людей. Одна стрела у Атсорты в хижине. Индейцы не врут Тепосо гордо вскинул голову.
      - Раз они такие добрые, что раздают подарки, почему вы ни разу не были у них, ни разу не видели?
      - Они - добрые. Уринагра злой. Индейцы боятся его.
      - Тьфу! - Дон Иларио сделал отмашку рукой, прекращая беседу. - Руис, прикажите, чтобы их отправили в поселок, и тоже отправляйтесь с ними. Привезите мне стрелу. Конечно, стрела - это не довод, но уж больно хочется верить. Езжайте.
      - Quel talel padron? Что случилось с хозяином? - спросил возвратившегося через час Руиса шкипер "Санта Марии" Диего Санчес. Сердитый. Заставил мыть и без того чистую палубу.
      Санчес перевел взгляд на десяток матросов, отчаянно полировавших мокрые от воды доски.
      - Все в порядке, - улыбнулся Руис и, заговорщицки подмигнув, шепотом добавил: - Командор хочет освоить стрельбу из лука.
      - Да что ты! - удивился Санчес.
      - Точно. Вот, несу ему стрелу.
      И Антоньо, оставив недоуменного шкипера наблюдать за работой груметес, поспешил войти в покои дона Иларио.
      - Это бронза, - сказал командор, разглядывая наконечник длинной, в полтора метра, стрелы. - Похоже на работу испанских мастеров.
      - Да, работа умелая, - подтвердил Антоньо Руис. - Но это не испанских рук дело, а индейских.
      - Ты знаешь, - глаза дона Иларио задумчиво смотрели на молодого солдата, - глядя на эту стрелу, я почти уверился, что такое племя действительно существует. Белое оно или черное - это неважно. Главное Золотой Город, где, судя по рассказу старика, находятся несметные богатства. Я думаю, что в ближайшее время нам предстоит поход за сокровищами альмаеков.
      - А как же грозный Урингра, отец альмаеков, который готов покарать каждого, кто осмелится причинить зло его детям? - попробовал пошутить Руис.
      - Плевать я хотел на Уринагру и остальных идолов, которых они наделали из золота. Я прибыл сюда за звонкими монетами, и каким способом я их достану - неважно. Если понадобится, я уничтожу всех, сдирая с трупов украшения. Разрушу дома и сниму с них золотую отделку. А прежде чем свалить арку, я вздерну на ней касика и старейшин.
      Глаза Хуана де Иларио блестели холодным огнем, а слова он отрубал словно сталью клинка.
      Руис невольно поежился. Он не сомневался, что командор так и поступит, не подчинись ему эти неведомые пока люди. Один протестующий жест, один дерзкий взгляд с их стороны, и - ab uno obnes![1] Всех! Дети, старики, женщины не будут исключением.
      [1] - Всех, за вину одного (лат).
      - Любезный Антоньо, - мягко произнес дон Иларио, - не сочтите за труд, пригласите ко мне на экстренное совещание всех членов совета. Через час. Вас я тоже жду.
      3
      Но молодому идальго не суждено было выполнить просьбу командора.
      Диего Санчес, ревниво исполнявший приказы своего начальника, продолжал испытывать терпение матросов, которые очередной раз обливали водой идеально чистую палубу.
      Когда Руис выходил из каюты дона Иларио, чтобы по веревочной лестнице спуститься к шлюпке, груметес переключились на castillo de proa - переднюю часть корабля, куда молодой идальго и направлялся. Но его ноги, обутые в высокие, тонкой испанской кожи сапоги, предательски заскользили по глянцевой, будто смазанной салом, палубе. Антоньо хотел дотянуться до фальшборта, но правую ногу высоко подбросило вверх, и он, нелепо взмахнув руками, упал на спину, придавив всем телом левую руку, которой пытался смягчить падение.
      Острая боль молнией ударила в предплечье и тут же полоснула мозг. Руис на мгновение увидел перед глазами молочную пелену, которая не стала долго задерживаться, уступая место разноцветным, искрящимся шарикам. Он уже готов был потерять сознание, но подкатившая тошнота не дала этого сделать. Стиснув зубы, Антоньо сел, глядя на огнем горевшую руку.