Посланники Великого Альмы (Книга 1)

      - Пусть нас отведут в отдельную хижину, - потребовала Джулия. Приuласите старейшин, поставьте караулы на подступах к форту и докладывайте о всех передвижениях команды испанцев.
      Тепосо перевел, но Паргаун, к своему удивлению, почти все понял, удивленно глядя на Джулию.
      В доме вождя приготовили обед, и Тепосо, ненадолго задумавшись, сбросил маску спесивости и начал длинный рассказ.
      Через час Паргаун гордился Тепосо и ещё раз обнял соплеменника. Потом он отрядил несколько человек под начало Фей и Дороти, дал столько же людей Паоле и Лори. Пока два небольших отряда занимались разведывательными мероприятиями, Джулия распорядилась, чтобы к форту отнесли побольше вина для угощения испанцев.
      До заката солнца было по меньшей мере три часа, а она уже имела полное представление о положении дел на кораблях и у рабочих-строителей. Что касается последних, то они жили непосредственно в Бель-Прадо, в одной казарме и вели нетрезвый образ жизни, постоянно наведываясь за вином к урукуям. Кое-какое оружие у них имелось, но руки были не те, для кого оно ковалось на самом деле. "Брать" поселенцев решили на закате дня силами одних индейцев, а амазонки удостоились ролью простых наблюдателей.
      С захватом кораблей дело обстояло серьезнее. Несмотря на то, что члены команды эскадры тоже прикладывались к запотевшим глиняным кувшинам, дисциплина там все-таки поддерживалась; имелись и опытные воины, включая капитанов, офицеров и кое-кого из матросов.
      Выслушав доклад разведчиц, Джулия решила не привлекать к ночной операции индейцев. Вернее, их участие исключалось только лишь в захвате судов, но вот препровождение пленных в форт с последующей охраной, было поручено им.
      Так как операция должна была проходить в три этапа - взятие галионов планировалось поочередное, - то созданы были три отряда по 50 индейцев, прикрепленных каждый к своему кораблю. Тепосо, возглавившему одну из боевых бригад, выпала честь ступить на "Санта Марию", Паргауну - на "Тринидад", Валуору, брату вождя, - на "Марию Глориосу".
      Галионы стояли на якорях довольно близко друг к другу, расстояние между ними соответствовало примерно двум кабельтовым[1], поэтому действия нападающих должны были быть на редкость четкими, организованными с соблюдением всех особенностей и нюансов специфической операции.
      [1] - Кабельтов - равен 185,2 метра.
      Джулия, наблюдая из-за укрытия за кораблями, ещё раз проверила теоретическую готовность подруг и начальников индейских отрядов.
      Вроде бы все было готово: командиры кораблей получили щедрый подарок индейцев - по несколько кувшинов вина, наемные рабочие уже томились в плену под бдительным оком урукуев, вожди горели нетерпением, а главные исполнители были сосредоточены и спокойны, как всегда.
      Оставалось только ждать.
      - Осторожнее, - напутствовал Лори Тепосо, который порывался на захват вместе с амазонками. Ему мягко, но настойчиво отказали, отведя не менее ответственную роль. - Ты очень смелая. Ты мне нравишься.
      - Обещаю быть благоразумной.
      Джулия дала команду к началу операции, когда, по её мнению, наступила полночь.
      2
      Две пироги бесшумно прильнули к "Санта Марии". Одна остановилась у кормового подзора[1], другая - под бушпритом[2]. Дороти скользнула в воду и, сделав несколько сильных гребков, ухватилась за якорную цепь. Подтягиваясь на руках и помогая себе ногами, она быстро достигла клюза[3], зацепилась рукой за планшир[4] и перекатила через него свое тело. Ее действия в точности повторила Фей, только с другого борта. Вжавшись в фальшборт, они внимательно осмотрели палубу.
      [1] - Кормовой подзор - выступающая над водой задняя часть корабля.
      [2] - Бушприт - наклонная балка, выступающая с носа корабля.
      [3] - Клюз - отверстие в борту судна для якорной цепи.
      [4] - Планшир - балка, проходящая по верхнему краю фальшборта.
      Никого.
      Дороти подползла к фок-мачте и выпрямилась. Вдоль борта промелькнула черная тень подруги. Миновав шкафут, она замерла напротив грот-мачты. Дороти тоже сменила положение, и они вдвоем стали на одной линии возле люка, ведущего в кубрики матросов и на батарейную палубу.
      С другой стороны судна действия проходили почти так же. Джулия и Лори находились уже на квартердеке[5], возле трапа, ведущего к каютам задней части корабля. Лори, подобно пауку, упираясь руками и ногами, висела над водой, заглядывая в кормовые окна.
      [5] - Квартердек - приподнятая часть верхней палубы в кормовой части судна.
      Перед её взором предстала роскошная каюта командора с персидскими коврами на полу, кушеткой кордовской кожи с позолоченной резьбой, переборками и пиллерсами[6] в виде античных скульптур.
      [6] - Пиллерс - вертикальная стойка, поддерживающая вышележащую палубу.
      На кушетке, обдавая винными парами золотые узоры, спал человек в расстегнутом коричневом камзоле. На краю стола стояли глиняный кувшин и четыре бокала; красивая скатерть была в плачевном состоянии от пролитого на неё вина. Судя по вольности, с которой временный хозяин в отсутствие законного обладателя каюты расположился в дорогих покоях, можно было с уверенностью предположить, что это не кто иной, как шкипер "Санта Марии" Диего Санчес. Кроме него, в помещении никого не было.
      Лори ухватилась рукой за створку среднего окна и встала на широкий подоконник коленями. Потолок каюты был довольно высоким, и Лори узрела в самом его центре массивную серебряную люстру, коптившую дюжиной свечей. В мозги стремительно влезло непреодолимое желание эффектного появления.
      "Выдержит или нет?" - подумала она и, совершенно забыв, что весит на 30-40 фунтов больше обычного, определенно решила: выдержит. Смерив расстояние до люстры, Лори села на корточки и, вытянув руки, прыгнула, чтобы, использовав светильник наподобие маятника, в самом конце поступательного движения сгруппироваться и предстать перед ошеломленным шкипером.
      Легкость операции наложила отпечаток небрежности, и сложность предыдущих, в которых ей довелось участвовать, породила беспечность и удаль.
      Вверху бимса[7] что-то затрещало, и Лори, красиво вытянув свое тело в горизонтальное положение, почувствовала, что сгруппироваться уже не успеет. С люстрой в прямых руках она грохнулась спиной на стол, на мгновение увидев расплывчатую радугу.
      [7] - Бимс - поперечная балка, поддерживающая вышележащую палубу.
      Диего Санчес вскочил с кушетки и дико уставился на бронзовую фигуру с серебряным подсвечником в руках. Поначалу, пока Лори приходила в себя, он с хмельной головы подумал, что она откуда-нибудь отвалилась; он даже взглянул на соседние пиллерсы - все было в порядке. Фигура неожиданно села, и Диего Санчес отпрыгнул назад, безумно выпучив глаза.
      - Извините, - сказала Лори, чем окончательно добила бедного шкипера. Я нечаянно. Плохо закрепили.
      Вслед за этим в каюту влетела выбитая дверь, и Санчес увидел ещё одну амазонку.
      Джулия мгновенно оценила обстановку и, сверкнув на Лори глазами, быстро выбежала на площадку, где, проломив ещё одну дверь и придавив кого-то из команды, приступила к решительным действиям.
      А рядом работала Паола.
      Пятеро моряков, оставив рундуки, на которых отдыхали, двинулись навстречу обладательнице третьего дана школы кекусинкай. Коротко подпрыгнув, она ударила ногой в грудь оказавшегося ближе всего к ней коренастого офицера и, так как была левшой, очистила сначала правый, неудобный для себя фланг, свалив жестким ударом локтя ещё одного нападавшего. Слева остались трое, явно готовые к обороне. Паола сделала быстрый шаг навстречу и хлестко, с двух рук, нокаутировала схватившегося за кинжал высокого матроса. Четвертому она наступила на бедро и обхватила его затылок руками. Оттолкнувшись ногой от бедра, Паола отпустила его голову, коленом другой ноги ударяя в подбородок. Это был её коронный прием, и матрос отлетел далеко в сторону, ударившись головой о стену. Пятый, дернувшийся было за спину Паолы, снова очутился лежащим на рундуке.
      Теперь назад. Еще одна каюта. Но возле двери уже стояла Лори и, сбивая в кровь кулаки, вколачивала вылезавших матросов обратно. Появилась Джулия. Она действовала не так жестко, как Паола, но не менее эффективно.
      - Сколько у тебя? - спросила она.
      - Пятеро, - ответила Паола.
      Лори досталось столько же, значит, считая шкипера, получалось шестнадцать. Еще десяток матросов находились, вероятно, в каютах на шкафуте.
      - Паола, ты - к Дороти и Фей, а мы закончим здесь.
      Та быстро поднялась по трапу, а Джулия уничтожающе взглянула на Лори:
      - С тобой, красавица, у меня будет отдельный разговор. Прямо убить тебя хочется!
      - Упала, - серьезно сказала Лори, невинно глядя на командира.
      - "Упала!.." Давай всех в одну каюту.
      Ошеломленные, избитые матросы во главе с Диего Санчесом, были согнаны в крайнюю каюту. Шкипер, перегнувшись в поясе, выглянул в окно. В свете луны он увидел два десятка каноэ с индейцами, неслышно подплывающих к кораблю.
      По трапу спустилась Паола, неся бочонок с порохом. На него дали посмотреть пленникам.
      - Любая возня в каюте - я уж не говорю о криках, - предупредила Джулия, - расценивается как провокационные действия. Ответная реакция будет незамедлительной, и вы взлетите на воздух.
      Дверь закрыли.
      Через планшир опустили трап, и Тепосо во главе пяти десятков индейцев поднялся на палубу. Они заняли посты, и амазонки устремились к "Тринидаду".
      Сценарий был тот же. Джулия посчитала ненужным предупреждать Лори, но, когда все заняли свои места перед штурмом, в каюте капитана Гарсии де Сорья раздался грохот.
      Джулия, ругаясь последними словами, снова вышибла дверь, но ожидаемой картины не увидела. Комната была густо населена, и Лори с завидным хладнокровием, как медведь, раздавала тяжелые удары налево и направо. Джулия помогла ей с одним дюжим офицером и вернулась в коридор.
      Спустя 15 минут Паргаун и его воины ступили на борт "Тринидада". А ещё через час все три корабля были в руках урукуев.
      Амазонки находились на только что захваченном галионе "Мария Глориоса" и детальный осмотр решили начать с него. Впрочем, разницы не было, корабли отличались только названиями да каюта командора на "Санта Марии" была более роскошна, нежели другие. В первую очередь Джулию интересовала батарейная палуба, но, так как время суток было ещё темным, она отложила её осмотр до рассвета. А сейчас приказала доставить к ней капитанов всех кораблей вместе с судовыми журналами. На воду спустили две шлюпки, и Паола с пятью индейцами отправилась выполнять приказ.
      Джулия расположилась в каюте капитана и беседовала с Фей и Дороти.
      - Фей, у тебя есть определенный план минирования кораблей?
      - Конечно. Я заглядывала в крюйт-камеры1, пороха достаточно.
      - Можно спустить пушки с батарейной палубы в трюм, - подала совет Дороти, - и расположить их на уровне ватерлинии ближе к носу кораблей. Соединить их вместе, чтобы они выстрелили одновременно, труда не составит. Считай, только этим мы полностью выведем галионы из строя: лопнут переборки, шпангоуты2 разорвет плюс, естественно, дыры в борту. Корабли сразу нахлебаются воды.
      - Возни много, - сморщилась Фей. - Надежнее и проще заложить заряд в той же носовой части. Рванет так, что и бушприта не останется.
      - Мне нравятся оба варианта, хотя я склоняюсь в сторону простоты. Приступите к работе с рассветом, а пока посидите и поспорьте.
      - А мне что делать? - спросила Лори.
      - Тебе - вешать люстру, - отозвалась Джулия.
      И вдруг расхохоталась, вспоминая привлекательную позу Лори на столе. Да ещё светильник в руках.
      - Ты что, подсвечивала ему? - сквозь слезы спросила она, имея в виду Диего Санчеса.
      - Знаешь, как больно было, - обиделась Лори, показывая громадный синяк на пояснице. - По-моему, я на кувшин свалилась.
      Тут уже и остальные присоединились к Джулии.
      А на берегу бодрствующие индейцы тоже радовались удаче и улыбались, слушая заливистый смех, раздававшийся с корабля: "А я ему говорю: ой, извините, я нечаянно свалилась..." - "А я думаю, ну, все, хана Лори. Разбегаюсь, бах! - по двери ногой, - а там..." - "Ой, говорю, что это вы так плохо прибили люстру?.." - "А капитан стоит над ней и не знает что делать..."
      3
      Через полчаса все капитаны были доставлены на "Марию Глориосу". Джулия приняла их в каюте, указав рукой на свободные стулья.
      - Прошу вас, сеньоры, садитесь.
      Те неловко переглянулись, но предложение приняли, положив перед собой на столе судовые журналы.
      Джулия улыбнулась. Сейчас она походила на строгого ревизора, неожиданно прибывшего инспектировать в далекую провинцию. Эта мысль ей понравилась, с неё она и повела разговор.
      - Что творится у вас на кораблях? - грозно спросила она. - Вертеп какой-то! Вы что же думаете, раз дона Иларио нет, вам можно и пьянствовать, и забросить все судовые работы?
      Капитаны снова переглянулись. Если они надеялись, что, прибыв на "Марию Глориосу", получат хоть какие-то объяснения произошедшего, то сейчас запутались окончательно. Десятки вопросов крутились в головах, но все молчали.
      А Джулия продолжала "разносить" капитанов.
      - Вы, кажется, капитан этого судна? - она прицелилась пальцем в Химено Франциско, на скуле которого багровел огромный кровоподтек.
      - Да, - сказал он, почтительно приподнимая свой зад со стула.
      - Сидите. Вы столько времени провели в разгуле, что, кроме вина, других запахов не различаете. На "Санта Марии" - там, ничего, вроде бы нормально, но здесь, извините за выражение, воняет. Амбре. Из трюма несет застоялой водой и, я имею подозрение, нечистотами. Извините, капитан, я тут без спроса порылась в вашем буфете.
      Джулия разложила перед ними перья и чернила.
      - Прошу вас детально описать в судовых журналах то, что произошло. Вы пробудете в этой каюте до полудня, после чего вас препроводят в форт. Команды кораблей отправятся туда с рассветом. Хочу предупредить вас, господа, чтобы вы не предпринимали попыток к бегству. А: это бессмысленно, потому что бежать вам некуда. Б: вас будут строго охранять не одна сотня индейцев, которые получат от меня приказ стрелять на поражение. Но беспокоиться вам нечего, и это - В: вы не будете нуждаться ни в чем - вода, пища... и даже вино. В разумном количестве, естественно.
      Капитанов немного отпустило, они в третий раз переглянулись, но уже с явным облегчением, хотя и с туманными головами.
      От Джулии не укрылось это, и она поставила на стол наполовину наполненный вином кувшин.
      - Я хочу, чтобы ваши головы прояснились, а руки не тряслись. Налейте себе по полбокала и приступайте к работе.
      - Простите, сеньора, - сказал Гарсия де Сорья, промочив горло. - Могу я задать вам вопрос?
      - Можете.
      - Вот вы упомянули здесь дона Иларио, не хотите ли вы сказать, что это он вас послал?
      - Да что вы, любезный! Налейте себе ещё вина!
      - А он жив?
      - Интересно следить за ходом ваших мыслей, - заметила Джулия. - Вы кидаетесь из крайности в крайность. А вам самому как хотелось бы? Чтобы он был мертв?
      - Да нет, сеньора.
      - В вашем "да" звучит игра чувств. Что ж, поиграйте на печальном: он жив. Но попал в такую скверную историю, что я ему не завидую.
      - А нельзя ли узнать цель ваших действий? - спросил Диего Санчес.
      - Ба! Да она яснее ясного. Препятствовать вашему войску в возращении на родину. На этом, дорогие капитаны, закончим дискуссию и возьмемся за дело.
      - А, простите, с чего начать?
      Джулия улыбнулась и позвала Лори. Усадив её на свое место, она сказала:
      - Начните с нее. Я думаю, глядя на эту юную сеньору, каждому из вас что-нибудь да припомнится. Но пока не ставьте после написанного даты и свои подписи. К полудню вам будет что дописать, после чего вы сдадите журналы мне. Приступайте, джентльмены.
      Когда в полдень капитаны вышли на палубу, они не узнали своих кораблей: рангоут3 и такелаж4 оставались на месте, но вот парусов не было.
      Пока они находились во временном заточении, команды были препровождены на палубу и под присмотром сотен индейцев живо сняли паруса. Их на шлюпках перевезли на берег и складировали в большую кучу. Капитаны увидели три огромных бело-серых копны драгоценной материи, которые стоили гораздо дороже, чем три подобные кучи золота. Рядом сновали индейцы, обкладывая их сухим хворостом.
      Далее Джулия показала и разъяснила шкиперам принцип действия трудов Фей и Дороти. Капитаны были поражены четкостью и слаженностью работы команды Джулии, а сама же она назвала это оперативностью.
      В журналы были занесены соответствующие записи, и матросы встретили своих начальников внутри форта.
      Джулия ещё раз побывала на "Санта Марии", заглянув в каюту Хуана де Иларио. Она пролистала книгу Петра Каместора, перебрала личные вещи командора, впитывая через них знания об их хозяине; села в его кресло, положила перед собой книгу и попробовала представить себе грозного конкистадора. Вскоре ей предстояла дуэль с ним, исход которой будет зависеть от того, как хорошо она сумеет подготовиться к поединку. Она открыла его гардероб и долго вертела в руках костюм из фиолетовой тафты. Но взяла ещё один - коричневый. Этого было, конечно, мало, но, слазив ещё и в рундук одного из матросов, она нашла то, что искала: длинную кривую иголку и моток ниток. Обратная дорога неблизкая, и, сидя в пироге, она сумеет что-то перешить, перекроить, чтобы предстать перед доном Иларио в цивилизованном виде.
      Джулия открыла несессер и нашла в нем письменные принадлежности и листы пергамента, увенчанные испанским гербом.
      "Это будет символично - написать послание профессору Харлану на личной бумаге командора его же пером". Она закрыла несессер и взяла его с собой.
      Глава VIII
      1
      Ночь, как всегда быстро, забросала небосклон яркими звездами. Тишина, скользя по каменным мостовым улиц, обволакивала дома и струилась в проемы дверей, затыкая уши спящих завоевателей. И хотя бились в груди сердца и вырывалось наружу негромкое дыхание, город, в котором совсем недавно бурлила жизнь, походил на страну мертвецов. Опутанные паутиной гамаков тела походили на жуткие коконы неорганического существа. Оно бдительно охраняло покой своих детей, которые вскоре холодными толпами будут слепо бродить по серым булыжникам мостовых, совершая ещё одно преступление, но уже против времени; они будут убивать его, чтобы, разорвав его оболочку на куски, нацепить на себя ломкими плащами и устроить очередной маскарад. На этом празднике теней будет присутствовать только один персонаж, одна маска, и они будут узнавать друг в друге себя, а узнав, разбредутся, забираясь в гамаки-паутины.
      Каменный город, гранитные сердца, ледяное дыхание...
      Среди многих десятков коконов один был более беспокойным и не слышал беззвучных слов колыбельной; он не спал. Но он был любимым ребенком Существа, оно игриво потакало ему, закрывая мертвые глаза на его шалости. Прислушавшись к дыханию своих братьев, непоседа осторожно освободился от пут гамака и, ещё раз проверяя, все ли спят, осторожно двинулся к выходу. Мать не баловала любимца игрушками, и он сам решил найти себе развлечение, уверенно продвигаясь к мрачному, высокому зданию. Там, под толстой каменной плитой, бились горячие сердца и, несмотря на толщу каменного мешка, слышалось настоящее жаркое дыхание.
      Дремавший Гонсало Муньос вздрогнул от чьего-то прикосновения и испуганно вскочил, едва не свалив коптивший факел.
      Кортес тихо рассмеялся в нос, не приоткрывая губ.
      Муньос узнал его и опустился на место.
      - Как вы меня напугали, сеньор!..
      Обычно пожилого стражника, дежурившего ночью, никто не беспокоил посещениями, разве что тот молодой дворянин, Антоньо Руис. Но тот приходил с рассветом, чтобы самому вывести и накормить детей. Муньос посетовал на то, что и сам справится со своими обязанностями, однако смотрел на него сочувственно. Дети быстро набирали силы, ели с аппетитом, ласково поглядывая на Руиса. "Все дети чувствуют доброту", - думал Гонсало, приписывая необычно хорошее настроение пленников Антоньо. Но у того у самого со здоровьем было неважно, и вчера Муньос слегка пожурил его, уговаривая не вставать так рано и хорошенько отдохнуть. Руис улыбнулся, уступая ворчливому солдату, он сказал, что завтра придет позже.
      Колючие глаза Кортеса никогда не нравились Муньосу, и он сразу почувствовал недоброе в ночном визите.
      - Надеюсь, ничего не случилось, сеньор?
      - Нет, Муньос, все в порядке. Ты пока открывай вход в подземелье, а я посвечу тебе.
      - Не знаю, зачем вам это понадобилось, сеньор, но дети спят.
      Кортес прищурился, успокаивая пальцем нервный тик под глазом.
      - Я же не просил тебя докладывать, что они делают, я только сказал тебе, чтобы ты открыл вход. Живее, Муньос, - зловеще попросил он.
      Стражник, качая головой, поднялся и сдвинул плиту.
      Кортес скользнул вниз, держа в руке факел. Он посветил налево, потом направо и остановил свой взгляд на высокой девочке с большими карими глазами. Она инстинктивно вцепилась в руку сидящего рядом с ней мальчика.
      - Ты, - Кортес наставил на неё палец, - выходи.
      Девочка не шелохнулась.
      Тогда Кортес схватил её за плечо и потащил за собой наверх.
      - Закрывай, - приказал он Муньосу.
      - Ей-богу, сеньор, зря вы это делаете.
      - Я? - Кортес глумливо улыбнулся. - Меня здесь вообще не было. Ты меня не видел, понял? Это в твоих же интересах, - прошипел он, сверкая безумными глазами. - Все, кто не понял меня с первого раза, горько жалели об этом. До рассвета у тебя есть время, так что подумай.
      Он, не выпуская плеча девочки и причиняя ей боль, поволок её к выходу.
      Аницу, трепеща от страха, старалась успевать за ним, дергая горевшей огнем рукой.
      Дойдя до ворот города, где спали двое караульных, Кортес бросил собакам два куска мяса, отпустил свою хватку и зажал девочке рот, прижимая другую руку к затылку. Аницу забилась в его руках, но он сильнее сдавил её, продолжая тащить к темной стене леса.
      Миновав черные стволы деревьев и немного углубившись в чащу, Кортес бросил Аницу на траву. Она вскочила, сделав попытку убежать, но он ударил её по лицу и, глядя на лежащее тело, стал медленно отстегивать кожаную перевязь, освобождая себя от ненужной теперь шпаги и кинжала.
      2
      Кили нашла Аницу возле высокого бука. Ночью пума резвилась, гоняя шумных обезьян, не причиняя, однако, им вреда. Только под утро она принесла на маленькую лужайку свою жертву и, негромко порыкивая, лакомилась сладким мясом. Забросав листьями и землей остатки недоеденной тушки, она села на задние лапы и стала умываться. Кили хотелось привести свою шерсть в надлежащий вид перед тем как отправиться к своим подругам, чтобы сладко дремать в тени шалаша, чувствуя тепло их горячих и нежных рук.
      Мягко ступая вдоль узкого ручейка, который непременно приведет её к цели, Кили вдруг насторожилась, поведя носом в сторону бука. Запах был знакомый, наверное, кто-нибудь из её подруг находился поблизости. Она, не таясь, зашуршала травой, направляясь к толстому стволу дерева.
      Увидев неподвижно сидящую незнакомую ей девушку, Кили остановилась, не дойдя до неё двух шагов. Эта девушка была похожа на Оллу, но была меньше. И ещё она была ранена. Правда, в глазах пумы, раны были несерьезные запекшиеся от крови губы, шея в кровоподтеках и глубоко исцарапанная грудь. Но девушке было плохо, она страдала.
      Кили уловила какую-то тоску в глазах, отрешенность и... надежду. Ей показалось, что девушка как-то просяще смотрит на неё - огромного зверя с крепкими когтями и беспощадными клыками. Весь облик маленького существа напомнил Кили задушенную ночью обезьяну, её жертву. Но обезьяна отчаянно сопротивлялась, чувствуя неминуемую гибель, и от неё исходил пьянящий кровь дух страха и запах смерти; и для Кили это было не менее важно, чем сама горячая плоть, которая насытит её. Это было торжество победы, хмельное чувство превосходства в уголке своего царства, где она была хозяйкой. А эта девушка как бы сама предлагала себя в жертву, не противясь, даже прося об этом. И от неё не исходил тот будоражащий кровь запах страха.
      Странно...
      Кили приблизилась вплотную к широко открытым глазам, ловя частые и гулкие удары сердца. Она обнюхала длинные волосы, которые далекой волной сохранившегося аромата напомнили волосы Оллы. Она опустила голову и лизнула изодранную грудь. Девушка вздрогнула, и её тело затрепетало; но она не двинулась с места, а только ещё больше открыла глаза, прося, умоляя и даже проявляя нетерпение.
      Странно.
      Кили ещё раз лизнула рану и легла рядом. Ей хотелось, чтобы девушка погладила её, но она знала, что не дождется этого. Ясно было, что её спутница хочет умереть, но её раны не представляли опасности, она будет жить. Другое дело - раны смертельные, тогда можно уйти в пустынное место и ждать смерти или сойтись с отчаянной решимостью в неравном поединке и погибнуть. Девушка просто ошиблась, не поняла внутреннего чутья, которое обычно в таких случаях промахов не допускает. Кили, успокоившись, зевнула и закрыла глаза.
      Но задремать ей не удалось, чьи-то шаги вспугнули подкрадывающийся сон. Они были громкие и неравномерные, принадлежащие ещё одному человеку. Кили недовольно фыркнула - придется вставать, чтобы узнать, кто так смело ходит в её лесу - то останавливаясь ненадолго, то снова громко шаркая, вспугивая стаи пестрых птиц. У неё сложилось впечатление, что этот новый человек что-то ищет.
      Покосив глазом на неподвижную девочку, Кили осторожно пересекла крохотную полянку и ткнулась мордой в редкие кусты ежевики, сквозь которые увидела того, кто нарушил её сон. Она решила отплатить по-своему. И, словно притирая задние лапы к земле, сделала несколько покачивающих движений задом, готовясь к прыжку. Выждав удобный момент, когда человек очередной раз нагнулся к земле, она сильно оттолкнулась, вытягивая тело во всю длину, на мгновение зависнув над ошеломленным незнакомцем. Она опустилась позади него и, выгнув спину дугой и прижав уши к голове, страшно зашипела.
      Цветы выпали из рук потрясенного Антоньо, и он долго не мог отвести взгляд от горящих зеленым огнем глаз кошки. Его тело сковало мрамором, но все равно прочный камень дал трещины от внутренней дрожи и неистово колотящегося сердца. Но плоть приобрела привычную упругость мышц только тогда, когда Кили так же как неожиданно появилась, так и расслабилась, опуская низкое брюхо на траву. Она узнала человека, который приходил к её подругам.
      А вот внутри Антоньо боролось сомнение: "Она или нет?" Кили он видел несколько раз, но чем отличается одна пума от другой? Может, их здесь множество, хотя, часто бродя по лесу, он не встретил ни одного хищного зверя. Никаких отличительных черт Кили он не запомнил. "Хоть бы ошейник пристегнули", - подумал он и, наконец, решился открыть рот.
      - К-к-или? - заикаясь спросил он. И в широком зевке так хотевшей спать пумы отчетливо увидел: "Да-а-а-а..."
      Антоньо нервно рассмеялся, сгибая одеревеневшие ноги, чтобы собрать цветы.
      Он каждое утро собирал их целую охапку, мысленно представляя, что дарит их Олле. Но на подходе к заветной поляне выбрасывал красивые букеты в кусты, чувствуя всю нелепость и бесполезность своего не свершившегося поступка. Она даже не взглянет на целое произведение искусства в его руках в виде умело подобранных желтых орхидей, пунцовых жаксоний, синих ипомей в обрамлении зеленых былинок пушистой травы. Мало того, она ещё больше будет презирать его, а другие сочувственно ухмыльнутся и, может, поймут его чувства, но эти усмешки будут ничуть не слабей хлесткого удара холодных глаз Оллы. И тогда он просто не сможет приходить к ним, не вынесет к себе сочувствия.
      Антоньо подобрал цветы и сорвал ещё один, и тут Кили встрепенулась, вспомнив о девушке, оставленной ею у бука: пусть этот человек поможет другому, которому плохо, который хочет уйти из жизни.
      Она прыгнула к ежевичным кустам и оглянулась, выражая всем своим видом приглашение следовать за собой.
      Антоньо не понял, хотя они смотрели глаза в глаза.
      Новый прыжок, теперь уже за ежевичник. И ещё один пристальный взгляд.
      Ничего.
      Кили терпеливо проделала обратные действия и с завидным упрямством повторила оба прыжка. Потом еще.
      Ну, наконец-то! По-видимому, до человека стал доходить смысл уже надоевших ей скачков.
      "По-моему, она зовет меня за собой, - Антоньо внимательно смотрел на Кили по ту сторону кустов. - Что ей от меня надо?" И вдруг далеко отшвырнул от себя цветы. Ну, конечно же, там Олла, которая больше всех была привязана к пуме; ему даже показалось, что она является хозяйкой этого животного, и это устраивало его и соответствовало его прежним мечтам о прекрасной охотнице. Нет, он ни за что не пойдет за пумой!
      Антоньо повернулся и направился прочь, оставляя недоуменную Кили в выжидающей позе.
      А ей казалось, что он понял ее... Она, наверное, сказала "эх!", сердито фыркнув носом и досадливо шевеля кусты длинным хвостом. Попробовать ещё раз? Надоело. Но та девушка под деревом нуждается в помощи!
      Была не была.
      Кили быстро обогнала человека, преграждая ему путь. Ну, посмотри на меня, говорили её глаза. Другие люди меня всегда понимали. Смотри еще... Так, хорошо... Ну!.. Молодец, человек!
      Теперь уже Кили догоняла его. А Антоньо ругал себя последними словами за медлительность и несообразительность. Там наверняка была Олла, но с ней что-то случилось. Недаром Кили так настойчиво звала его за собой. В голове крутились картины - одна мрачнее другой, сердце грохотало вовсю: только бы успеть!
      Антоньо перепрыгнул через кусты. Так, теперь куда?
      За мной! - мелькнул впереди оранжевый хвост.
      Не добежав до бука пяти шагов, Антоньо словно напоролся на каменную стену. Под ногами заскрипела упругая трава, и ещё не затих её стон, как Антоньо рухнул на колени, царапая ногтями посеревшее лицо.
      "Нет, Господи, нет!"
      Его затрясло, как в лихорадке, глаза, смотревшие через желтую пелену, не могли оторваться от измученного тела Аницу.