"Крыса! - командор брезгливо глядел в ядовитую физию предателя. Спасай свою шкуру! Но я уже вижу твою преобразившуюся личину, когда ты вместе со мной предстанешь перед королевским судом. Ты примешь облик хорька и будешь вонять в мою сторону поганым ртом, а свой зад выставишь на обозрение судьям. Единственный преданный человек был в отряде - Кортес. Он порывался найти жриц, вот, по-видимому, и нашел".
Командор подошел к шлюпке и велел доставить себя на "Санта Марию". Каюта пока ещё находится в его распоряжении. До позднего вечера он с отвращением слушал гнусавый голос шкипера Диего Санчеса, отдававшего распоряжения матросам, скрип рангоута и блоков и дружное "взяли", когда ставились паруса.
Дон Иларио лично убедился, что Дила говорила чистую правду: все три галиона были умело заминированы. Но все по-разному. Пушки "Тринидада", к примеру, действительно смотрели в борта изнутри трюмов; на "Санта Марии" пушки стояли на месте, а вот весь запас пороха был сосредоточен в носовой части трюмов. Матросы осторожно разобрали мину и перенесли порох на батарейную палубу.
Тот же голос и противный визг кабестана6 подняли его на заре. По-видимому, Диего де Аран дал приказ - сниматься с якорей. Дон Иларио лег спать, не раздеваясь, поэтому через минуту был уже на юте7.
"Санта Мария" правым бортом смотрела на форт, который скрывали из виду толпы ликующих индейцев. С первым поворотом кабестана и лязгом якорной цепи они подняли над головами копья, и окрестности огласились невыносимо долгим, многотысячным хором радостных голосов.
"Проклятье!" - дон Иларио зажал уши и зажмурился. Ему невмоготу было слушать этот победный марш, который повис над его головой единственной, нескончаемой нотой; не мог он смотреть на коричневые тела язычников, которые извивались в праздничном танце.
"Всех!" - командор разлепил глаза и бросился на батарейную палубу. Пусть не все, но десяток-другой сейчас перестанут кривляться!
- Открыть порты8!! - рявкнул он в уши канониру. - Живей!
Тот безропотно повиновался.
Сейчас восемь пушечных выстрелов оборвут веселье!
- Я сам! - Дон Иларио оттолкнул моряка и зажег запальный шнур у первой пушки. - Я сам! Своими руками! - Он, изрыгая проклятья, подбежал к следующей.
И вдруг приступ ненависти, отдавая внезапным жаром, сдавил грудь. Дон Иларио резко выпрямился и секунду-другую стоял белый с перекошенным лицом. Чего-то не хватало; что-то привычное, всегда незримое, но очень важное отсутствовало. Через мгновение он знал что: сердце не билось.
Командор умер до того, как разорвало первую пушку, ствол которой был прочно заклинен камнем, а вслед за ней - вторую. Кто-то свыше пощадил его, избавив от боли раскаленных осколков орудия; и его тело не страдало, разнесенное в клочья взрывом порохового запаса.
Диего де Аран, мрачной тенью стоящий на мостике "Марии Глориосы", заметил, как спешно скрылся в отверстие люка дон Иларио. Затем хлопнули створки портов, и он увидел, как вздыбилась горбом палуба "Санта Марии"; а мгновение спустя раздался оглушительный взрыв. Флагманский корабль, складываясь пополам, сцепился снастями мачт. Но де Аран быстро пришел в себя и приказал спустить шлюпки на воду, чтобы подобрать оставшихся в живых с "Санта Марии".
Прочь отсюда! На всех парусах прочь из этих мест, где правосудие языческих богов совершается в мгновение ока...
Но карающая десница простиралась куда дальше, чем мог бы предположить Диего де Аран. При сильном юго-восточном ветре два корабля, идя левым галфвиндом, довольно спокойно прошли Пресное море, но заблудились в необъятных просторах Атлантики. А 4 января 1504 года - в год смерти королевы Изабеллы - их разлучил сильнейший шторм. Гвинейская котловина очень велика, поэтому можно сказать, что они нашли покой в одном месте.
4
"Сара сказала, что сегодня ночью будет гроза", - чей-то туманный голос каплями выходил из Тепосо. Он не узнавал его. Каша неразборчивых мыслей, скопившихся внутри, хлюпала, пузырилась, обжигала, чтобы застыть крутым комком и всю жизнь питать его; всю жизнь ложка за ложкой глотать это варево грусти и отчаяния.
Сегодня Лори плакала.
Похоже, все понимали её, но помочь никто не мог. И он, Тепосо, тоже.
"Джу, пожалуйста, разреши мне остаться, а? А ты ту девушку будешь опекать. Да и мой отец тоже. Ведь там хорошо, Джу, кино, телевизоры, шмотки, самолеты. Она такого не видела. Мне будет хорошо здесь, а ей - там. Ты ей расскажешь, что у них все нормально, дети живы и здоровы, что я тут за ними присматриваю. А? У меня здесь дел будет полно, ты не думай, я не буду сидеть сложа руки. Я организую отряд амазонок, встречу этого Франциско де Орельяно на Амазонке, дам ему бой. Я спрашивала у Оллы, и знаешь, как зовут эту девушку, жрицу?"
Джулия старалась не смотреть на Лори, ей было жаль её. А Лори продолжала уговаривать её.
"Ее зовут Конори. Неужели ты не понимаешь, Джу? Помнишь рассказ профессора о стране, которой правит королева Конори? Там нет хижин, говорил он, женщины-воины живут в каменных домах. Все сходится, Джу".
На её глаза навернулись слезы. Она, как недавно сам Тепосо, посмотрела на Сару.
"Сара, ну хоть ты скажи! Как там это у тебя - нужно оправдать события, ведь Орельяно должен видеть амазонок, иначе эту реку так не назовут. Ну что вы все молчите?! Джу, ведь ей неплохо будет там".
"Нет, Лори, - твердо сказала Джулия. - Я понимаю тебя, но... Нельзя, пойми".
"Джу, и отцу с ней будет легче, она всегда будет рядом с ним. Ты научишь её варить кофе, и она будет готовить его по утрам. Я всегда хотела приносить отцу кофе в комнату. А еще, Джу, ты привезешь её в Бразилию, если она заскучает, покажешь ей эти места. Ты будешь её подругой, вы все будете её подругами. Она поймет меня. Пожалуйста, Джу!"
"Нет, Лори".
"Сара не ошиблась, - продолжал гудеть тот же незнакомый голос. - А Лори снова сказала, что все хорошее когда-нибудь кончается. Но не сказала, когда должно родиться другое хорошее. Похоже, она сама не знает этого. И даже Сара не смогла объяснить; грусть - по её мнению - это хорошо. Непонятно".
Несколько часов назад Альму снова перенесли на старое место, которое Лори назвала "поляной амазонок". И все были там - Литуан, жрицы, дети, Антоньо. А Тепосо сидел на троне и не хотел туда идти. Это все равно что смотреть на смерть; смотреть, как уйдет из жизни дорогой тебе человек. Дорогие тебе люди. И он сходил с ума от фраз "так не должно быть", "это неправильно".
А потом Тепосо сорвался с места. Больше сотни пар глаз смотрели на него - тяжело дышащего, с поднятой вверх рукой. Он - вождь, ему казалось, что он нашел единственно правильное решение. Он говорил, что всем тяжело и что никто долго не сможет успокоиться - великие духи покидают их. Их ждут другие, тоже нуждающиеся в помощи. И ещё Тепосо говорил, что нельзя прощаться с ними. "Они будут жить в наших сердцах, они возвращают нам наших сестер. Когда ударит молния - произойдет встреча. Мы не должны говорить о прощании".
Он своей волей касика увел детей, разрешив остаться Литуану и Антоньо. Он даже не бросил прощального взгляда на амазонок, готовившихся в далекое, невозвратное путешествие.
Жестоко? Да. Но честно.
Амазонки молча согласились с ним, тяжело глядя в спины уходящим. Они понимали, что Тепосо пошел на этот шаг только ради них, нисколько не жалея себя, не жалея свой маленький народ. А Литуан скажет, что этот мальчик повзрослел и возмужал на глазах, что ему выпала необычная судьба. "Я не скажу, что дети поймут его - они его уже поняли и знают, что у них сильный вождь".
5
Слова, рвущиеся наружу из горла Джулии, так и не прозвучали. Слова "вот и все" надрывно тужились, чтобы единым выдохом подвести итог.
Итог. Целая страница из одного слова, целая книга. Джулия ворочала листы, пытаясь найти хотя бы одну точку, хотя бы одну запятую. Но не было даже ни одного пробела.
Итогитогитогитог...
Раньше это слово было для неё живым, жирной точкой любого дела или поступка - неважно, плохого или хорошего, а сейчас Джулия открыла последнюю страницу кровавого цвета, где мелко было напечатано: "Миссия окончена". Дальше - лишь толстая корка обложки, на которой смешались жестокие лица завоевателей, слюнявая пасть, терзающая отрубленную руку, неистовый водопад; на переднем плане художник изобразил красивую амазонку с озорными глазами, не ведающими страха...
Не то. Не то нарисовал художник. В книге этого нет. Там только одно слово.
Джулия заплакала, и слезы вынесли на поверхность лица гримасу озлобленности на всех: на рыцарей меча с ножнами святого распятия; на щуплого человечка в белой шапочке, строчащего очередную буллу, - а знает-то он всего два слова: золото и паства; на свой двадцать первый век, где мечи трансформировались в автоматы. Ничего не изменилось, только злобы стало больше. И в груди Джулии родилось другое слово, которого она раньше не знала: отыграюсь.
Все. Это был предел злобы.
Это была последняя операция Джулии Мичиган.
Перед глазами возник восточный город, богатый дом с тройкой шикарных "мерседесов" у подъезда, десяток бородатых мужчин с уверенными взглядами и "хеклер и хок" в своих руках. Через мгновение она придавит спусковой крючок и будет держать его долго-долго, пока не кончатся в магазине патроны. Еще с трех сторон - такой же шквал огня; куски мяса будут вылетать из дорогих костюмов, осколками гранат лопнут головы.
Работа.
Лайнер "Флорида"; Паола Бенсон, которая любит ближний бой, лязг её стальных рук и хруст выбитых позвонков; ироничные глаза Лори, не ведающей страха; тихоня Сара, разбивающая висок террориста; элегантная Фей.
Работа. Команда.
Не о нас ли говорил профессор Харлан: "Умение и желание, радость в действиях, коллективное единство и энергия". Да-да, это о нас. И ещё он не хотел говорить об этике. Действительно, какая к черту этика! Цель благая, они отрубают отростки зла. Но там никогда не брало за душу - глаза служили перекрестием прицела, они видели только цель, остальное - в тумане, в недосягаемой для души и чувств дымке; глаза смотрят, руки делают - было даже интересно. А здесь - стало больно. Впервые, может быть, им передались боль и отчаяние тех, за кого они рисковали жизнями. Нет, просто работали, жили. Они слились с ними, в короткий срок стали единым целым, и им невыносимо тяжело расставаться.
Синдром? Какой? Синдром "одна тысяча пятьсот третьего года"?
Джулия, неотрывно глядя в глаза Альмы, сгорбилась, предавая анафеме свою работу профессиональной убийцы, проклиная уродливую фразу "если не ты, то кто?". Она топила слова "во имя", но они пускали пузыри: мира! безопасности! счастья! спокойствия! на! всей! нашей! планете!..
Хватит! Джулия ударила ладонями по бедрам. И уже тише: хватит. Больше не могу.
Она посмотрела на Антоньо. Надо вот так, как он, - увидел подонка и...
"Самосуд!" - сказали внутри несколько суровых голосов.
"А пошли бы вы на хер!" - не выдержала Джулия.
И снова глаза Альмы. Скорее бы уже домой. Но слова "если не ты, то кто?" пузырились уже детскими голосами, они взывали к ней из чрева надменных исламистов, полоумных маньяков и бородатых конкистадоров из далекой Кастилии.
Действительно, если не мы, то кто?.. Во всяком случае, у нас это получается не так уж и плохо, а у других может выйти чуть хуже. И это "чуть" - очень весомо, это - человеческие жизни.
Рядом - ровное дыхание Лори. Вот кто умеет ставить точки. И она абсолютно права, её место здесь, а наше - там. И, насколько хватит сил, мы продолжим нашу работу.
Джулия положила ей ладонь на колено и улыбнулась:
- Оставайся, Лори!
- Нет, Джу, слишком поздно. А если честно, то я бы не осталась. Я эгоистка. Впрочем, как и все мы. Как только вернусь - уволюсь, пойду работать в супермаркет, в отдел женского нижнего белья.
- Почему нижнего?
- Соскучилась.
6
Вот и все... Тепосо потухшими глазами смотрел на шесть неподвижных тел: Джулия, Лори, Сара, Паола, Фей, Дороти. Прямо над ним оглушительно рявкнул страшный голос грома, но индеец даже не вздрогнул. Дождь бил в озябшее тело, с волос стекали холодные струйки воды, смешиваясь с горячими слезами. А в голове стоял грустный голос Лори: "Не грусти".
"Ей, наверное, холодно", - Тепосо вдруг засуетился, ища глазами, чем бы укрыть Лори.
"Лори..." Он печально ухмыльнулся, вновь сделавшись каменным. Теперь он будет звать эту девушку её настоящим именем - Конори.
Лори сказала ему, что эта жрица будет королевой амазонок, будет защищать свой народ. Пройдет много времени, и на Амазонке вновь появятся испанцы. Женщины-воины будут драться насмерть, выгоняя со своей земли тех, кто уже однажды побывал здесь, кто принес в эти края зло и смерть.
"Ты возьмешь её в жены, - говорила Лори, - и она родит тебе кучу детей. Мальчики будут похожи на тебя, а девочки будут высокими и сильными, как их мать". И ещё она сказала, что грустить ему долго не придется.
Он простоял до рассвета возле жриц, не сходя с места. Они были живы, но он в душе хоронил тех, кто столько времени находился в этих телах. Он больше никогда не услышит их шуток, и никто больше не скажет ему "тренер"...
Проснувшиеся спозаранок дети молчаливой толпой окружили девушек.
Первой пришла в себя старшая жрица. Она долго глядела в синее небо, судорожно сглатывая. Потом уверенно подтянула ноги и встала.
Сначала её взгляд остановился на черной диадеме Тепосо, потом - по кругу обошел детей. Она рухнула на колени и, сотрясаясь от плача, закрыла лицо руками.
Дети стали подходить к ней, и она хватала каждого за плечи, проводила руками по лицу, словно не верила в то, что все они из плоти и крови, что все - живы.
Она коснулась каждого, прежде чем подойти к Литуану.
- Я была у богов, Литуан!
Он обнял её.
- Посланники Великого Альмы были с нами, они спасли детей, спасли наш род от гибели. Поблагодари Тепосо, его помощь была неоценимой.
Тепосо почувствовал на плече горячую ладонь.
- Спасибо тебе, Тепосо.
Он молча кивнул, но глядел на ту, которая раньше была Лори. Она водила языком по пересохшим губам и болезненно щурила веки. Кто-то из детей поднес ей чашу с водой, и она жадно глотала влагу. Это была Лори и в то же время не она. Тело, глаза, губы - все это было её, а вот...
Она, увидев Литуана, протянула к нему руки:
- Литуан!..
Глаза Тепосо затуманились, и он, оглянувшись на Антоньо и Оллу, державших за руки Аницу, пошел к городу.
Положение вождя рано или поздно заставит его подыскать себе невесту пусть это будет не Конори, а другая девушка, - но он точно знал, как назовет свою первую дочь.
И вдруг остановился, услышав за спиной окрик.
- Эй! Помнишь, я говорила, что все хорошее кончается? Так вот, я обманула тебя. Ты простишь меня, тренер?
Глава XIV
1
Закрытая зона пригорода Гейсвилла, штат Флорида. 22 декабря 2003 года, полдень
Джулия хотела проснуться, но не могла. Осточертевший сон не покидал её, с головой окуная в стремительный Гольфстрим. А с поверхности воды кто-то звал её, кто-то успокаивал. Так продолжаться больше не могло. Собрав все силы, она отчаянно распахнула глаза. Веки хлопнули звуком открываемой двери.
- Она пришла в себя, - услышала Джулия незнакомый голос.
"Кто это еще, черт побери!"
Она скосила глаза в сторону и увидела человека в белом халате.
- Подойдите сюда, - сказал он, повернув голову к двери. И снова обратился к Джулии: - Вы узнаете этого человека?
- Профессор Харлан, - прошептала Джулия. - И, словно опомнившись, поднесла к лицу руки. Потом провела ими по груди. - Ура! Мое, черное, родное!
- Ну а меня ты узнаешь? - Свет от яркой лампы заслонила черная тень.
"Еще бы она не узнала эту гору, собственного мужа!"
- Сэм!
- Отлично, - Энди Лазурский потер руки. - Давайте её в отдельную палату. И займемся остальными.
Сильные руки Сэма нежно перенесли Джулию на каталку, и он осторожно вывез её в коридор.
Там глаза Джулии встретили грустный взгляд полковника Кертиса.
- Привет, Ричард, - Джулия потянулась к нему руками и обняла, чувствуя у себя на щеке жесткую щетину. - Не завидую тебе, Рич, скоро ты вновь услышишь противный голос своей дочери.
Кертис тихо спросил:
- Как она там?
- Настоящая амазонка! - воскликнула Джулия, не вникая в смысл вопроса. Но вглядевшись в Кертиса внимательней, она охнула: - Боже мой, Ричард!
- Ничего, Джу, все нормально. Она сама попросила меня об этом. - Он полез во внутренний карман кителя. - На вот, прочти отсюда. - Он указал пальцем.
Джулия дрожащей рукой приняла пергамент.
"Привет, Джу! Я только сейчас поняла, что не умею писать писем. Когда положила перед собой пергамент, думала, что сочиню по меньшей мере повесть. Оказывается, писать - это невообразимо трудно. А вообще я до конца своих дней не смогу как следует понять, что с нами произошло и происходит до сих пор. Не знаю, сколько времени прошло там, как вы вернулись, но здесь пролетело уже полгода. Я хотела сразу вскрыть амфору, которую запечатала Сара, и вложить туда приписку отцу и тебе, но потом передумала. Представляешь, я решила сделать это после того как "поговорю" с воинами Франциско де Ореляно в 1542 году. И опять раздумала. Потому что это будет выглядеть некрасиво и грустно: ты будешь читать строки 65-летней старухи. Но это по тем, нашим меркам, а по здешним мне будет в ту пору всего 56. Не забывайте меня там, навещайте почаще. И не забудь, Джу, научи меня как следует варить кофе! Но не буду о грустном. Знаешь, Тепосо - очень темпераментный. Я думаю, мы вдвоем сумеем возродить целое племя".
Джулия оторвала покрасневшие глаза от бумаги и сквозь слезы с улыбкой прошептала:
- Целое женское племя.
1 Крюйт-камера - специальное помещение для хранения пороха.
2 Шпангоуты - изогнутые балки по обе стороны от киля, служат основанием для наружной обшивки (бортов).
3 Рангоут - общее название всех деревянных приспособлений, предназначенных для несения парусов.
4 Такелаж - общее название всех тросовых снастей. Мачты и рангоут удерживаются на своих местах стоячим такелажем, паруса управляются бегущим такелажем.
5 Прихвати с собой жениха (англ).
6 Кабестан - лебедка с вертикальным валом.
7 Ют - кормовая часть верхней палубы, в те времена являющая собой и командирский мостик. 8 Порты - закрывающиеся амбразуры для пушечных стволов судна.