Из письма в метрополию

«Господину Альдимиру от его сына Бельгара поклон и привет.

Дорогой отец, прости за слишком короткие и нечасты письма — поверишь ли, времени нет совсем. Но совесть и сыновний долг заставили в конце концов бросить все и выкроить время на обстоятельное письмо. Доставлено оно тебе будет не королевской почтой, а прямо в собственные твои руки моим другом Лотандилем. Ты хорошо его знаешь, да и я могу сказать о нем лишь лучшее. Расспроси его — он видел многое, чего в письме не напишешь. Это письмо будет тебе доставлено частным порядком, потому, наверное, ты удивишься, насколько сильно оно отличается от тех, что ты получал раньше. Я пишу сейчас не как бравый солдат, верно?

Боюсь, ты и Лотандиля с трудом узнаешь нынче. Мы стали другими за этот бесконечный год войны. Мы не просто повзрослели, мы постарели, и многие наши мечтания и чаяния ушли безвозвратно. Эндорэ старит. Даже если не дряхлеет тело, то душа покрывается морщинами и рубцами. Ты не представляешь, насколько это разные земли — наша Эленна и Эндорэ. Даже те из нас, что родились за морем, уже не такие, как мы. Один из моих здешних соратников сказал, что когда отец взял его с собой в Эленну, чтобы он мог подняться на Менельтарму, ему было тяжело в нашей земле.

И еще сильнее отдалились от нас морэдайн. Теперь это самые злые и стойкие наши враги. Ты не представляешь, как страшно встречаться с ними в бою — не потому, что они в плен не сдаются. Они слишком похожи на нас. Лица, стать, оружие. Даже воюют они так же, как мы. И мы говорим на одном языке, отец. Это страшно.

Их немного, а чистокровных из них и того меньше, но даже полукровки выделяются среди южан. И они тоже считают себя морэдайн. Наша кровь сильна, отец. Увы. Да, именно увы.

Ладно, о грустном я не буду. Если говорить в целом о кампании, то мы, несомненно, победим. Поначалу я, как и многие молодые (эх, как говорю-то!), хотели короткой войны, больших победных боев, славы. Теперь я рад, что наши командиры не спешат. Мы наступаем медленно. И мы видим, что у них не хватит сил отбросить нас, если они не призовут на помощь какое-нибудь колдовство. Поговаривают, что такое может быть.

Но пока никакой чародей не пришел на помощь морэдайн. Мы отняли у них Умбар. Мы постепенно отъедаем у морэдайн кусок земли за куском. И еще не было случая, чтобы они сумели отбить свою землю назад. Наши лучники лучше, и хотя конницы у нас, почитай, и нет — сам знаешь, редкий здешний конь выдержит нуменорца в полном вооружении — но наши говорят, что мы хотя и ходим медленнее, зато и не бежим.

А куда им теперь бежать — я не знаю. Харад их предал. Мне даже жаль их».

Аргор молча смотрел на преклонившего перед ним колено человека. Эрк привел его с юга, из Ханатты, вместе с большим отрядом угрюмых, измученных и злых морэдайн.

— Мы прошли по землям Харада, государь, — говорил Эрк, — и они не смели заступить нам дорогу.

Коленопреклоненный человек поднял худое черное от усталости лицо. У него были холодные серо-зеленые глаза — нуменорские морские глаза, такие яркие на загорелом дочерна лице — и черные волосы, грязные и спутанные. Человек положил к ногам Аргора меч и сказал хриплым, чуть дрожащим низким голосом:

— Я, Дулгухау, сын Алантора, ныне отдаю свой меч, верность и службу Аргору Хэлкару, истинному наследнику дома Эльроса, как своему королю и сюзерену.

Бывший принц Эльдарион коротко, торжествующе улыбнулся и, взяв меч, протянул его Дулгухау.

— Встань, князь Дулгухау, сын Алантора. Твои слова я слышал и воздам за верность — любовью, за отвагу — славой, за предательство — смертью. Встань, ты теперь мой человек.

Дулгухау поднялся и низко поклонился своему королю. Глянул на довольно ухмылявшегося Эрка. «Теперь ты понял, что я прав? Надо было ставить не на харадских дикарей, а на Мордор».

Дулгухау тяжело вздохнул. Выбор сделан — верный или нет, все равно. Возможно, и выбора-то не было. Он прикрыл глаза, думая о тех, кто, наверное, уже погиб в цитадели Умбара. Все, прошлого больше нет. Забыть. Есть только будущее.

Но Аннахайри и дети…

Он шагнул вперед.

— Государь, яви справедливость.

Аргор кивнул, выжидающе глядя на него — говори, мол.

— Государь, наши жены и дети ушли в Ханатту. Им не будет там защиты и покровительства, их ждет там обида, потому что госу… Наранна-ару предал нас. Верни их нам. Мы лишились земли — дай ее нам, пока мы не вернем свою.

Аргор покровительственно улыбнулся — одними губами.

— Я сделаю это, князь Дулгухау. У тебя и твоих людей будет земля.

Новый князь поклонился своему королю. Тот ответил коротким кивком и величественно зашагал прочь, к своему черному огромному коню.

— А рабами тут будут харадрим, — сквозь зубы выдавил Дулгухау. — Я им устрою месть, предателям. И им, и нуменорцам. Вовек не забудут Дулгухау…

Князь Эрк хохотнул.

— Нет, Дулгухау, здесь другой закон. Нет ни морадана, ни ханаттанны. Здесь людей судят по полезности и пригодности. Впрочем, харадрим в рабы очень даже пригодны!

Ингельд сидел и читал Гириону очередное донесение с юга. В сырую холодную погоду у проконсула болели ноги, и был он тогда зол и брюзглив. Сейчас он сидел, сунув ноги чуть ли не в очаг, и мрачно смотрел в огонь.

— «Умбар взят относительно бескровно, если не считать тех полутора сотен фанатиков, что засели в цитадели и отчаянно защищались. Их вырезали всех. Надо сказать, что там были в основном морэдайн, они в плен не сдаются». — Ингельд отложил письмо. — Судя по ходу кампании, морэдайн в Ханатте почти не осталось. Их и так было немного, теперь же все, кто остался в живых, ушли в Мордор. Из них известны два предводителя — Хэрумор и Фуинур. Два их князя. Своих былых союзников, харадрим, они ненавидят не меньше нас. Конечно, кому приятно, когда тебя предают? — пожал он плечами. — Теперь Харад откупается рабами.

— Как бы теперь Наранна не попросил у нас военной помощи, — хмыкнул Гирион.

— А он ее получит? — с сомнением поднял голову Ингельд.

— Разве только если признает себя вассалом со всеми вытекающими. Да и тогда вряд ли. Но я сомневаюсь, что он пойдет к нам на поклон. Ему не дадут, помяни мои слова. — Он с болезненным стоном потянулся. — А эти князья мораданские, они еще попортят нам много крови. Ладно, продолжай.

Ингельд кивнул.

— «Лис» смелый парень. Ему удалось продержаться в Умбаре до самого ухода морэдайн, он вернулся к нам после той драки в грязи, у крепости на реке, — покачал головой одноглазый центурион. — Так вот, он рассказывал о том, как они из Умбара за пять суток бегом, — он подчеркнул это слово — проделали около двух сотен миль. Весьма интересные сведения, я уже передал их для изучения Страже и далее — Гил-галаду, в Линдон. Кольцо у Денны есть, «Лис» видел. И он видел, как Денна после того марш-броска пил кровь, восстанавливая силы. Правда, конскую.

Гирион только крякнул.

— Будем ждать ответа из Линдона. Ох, лучше всего поймать бы одного из них… их уже двое, так?

— Есть сведения, что четверо.

— Судя по архивам Эрегиона, надо ждать еще пятерых.

— А не наделает ли Он еще колечек?

— Не знаю. Архивы Гвайт-и-Мирдайн погибли. Мы ничего не можем знать наверняка. Остается следить.

— Мало просто следить. Надо что-то делать.

— А вот этого, друг мой, мы пока не можем, — проворчал Гирион. — Но тот, кто умеет выжидать, обычно выигрывает.

— У НЕГО времени больше.

— Ну и что? — поднял покрасневшие от болезни глаза Гирион. — Не мы, так наши преемники. Это только Моргот давал все и сразу. Уж мы как-нибудь без Морготовых методов, ладно? — Он поджал губы. — Да и сил у него все равно не хватит Нуменор задавить. Боюсь я другого. Нуменору соперник только сам Нуменор.

Оба молчали. Каждый думал о своем, но думы у обоих были невеселые.

— А этот Дулгухау знаешь кто?

Гирион, прищурившись, смотрел на Ингельда.

— Ну? Не мучь, выкладывай, старый волчара.

— Ладно-ладно. Лет этак пятьдесят назад был такой примипил первой когорты легиона «Ангрен» по имени Алантор. И прошел он под командой Эльдариона от простого солдата аж до старшего центуриона.

— Помню такого, — кивнул Гирион.

— Я тоже. Потом, когда он вышел в отставку, я как-то потерял его из виду. Насколько помню, он получил землю за выслугу, конечно же, на границе, основал там свое поместье и зажил хозяином. Говаривали, будто он большим человеком стал. Чуть ли не князем. Я думал — так, к слову, а оказалось, что хапнул наш Алантор земли раза в три больше, чем полагалось, заселил ее солдатами отставными, харадрим, полукровками и так далее, и закон там не столько королевский, а скорее его собственный. А когда, помнишь, Эльдарион начал проводить ревизию пограничных поселений, наш Алантор отказываться от благоприобретенного, конечно же, не пожелал и отдался под руку Харада. Но до разбирательства не дошло, потому как Эльдарион был убит, — особенно подчеркнул последнее слово Элентур.

Гирион плотно сжал губы.

— Хочешь сказать, что Алантор и иже с ним приложили руку?

— Не знаю, — ответил Элентур. — Да и неважно. Потом ведь Аргор создал из них, морэдайн, государство в государстве. Если это и правда было их рук дело, то судьба жестоко посмеялась над принцем Эльдарионом — быть уничтоженным этими людьми, чтобы потом их же и возглавить…

— Еще неизвестно, над кем она посмеялась злее.

— Пожалуй… Правда, сейчас это уже не так важно. Слишком далеко зашло.

Ингельд невесело хмыкнул, позвал слугу и велел принести горячего вина. Его тоже начало знобить.

Из донесения агента «Ворон» ранга «тень»

«Сегодня, в день Зимнего Солнца, в третьем часу после рассвета, во время утреннего явления государя народу и двору, принц Денна явился прямо на площади, причем верхом да еще на коне солнечной масти. Это считается оскорблением, потому как на конях такой масти ездят лишь государи. Принц разметал стражу и громовым голосом обвинил отца в предательстве, нарушении Правды земли и прочих преступлениях. Народ был в ужасе, потому как принца любят и слова его очень многие приняли за истину. Принц бросал в лицо отцу оскорбления, а затем заявил, что исполнит приговор над предателем, и выхватил меч. Я видел только последствия, потому как толпа шарахнулась в стороны от внезапного ощущения ужаса и холода, и самой схватки я не видел. Длилась она несколько кратких минут, но последствия были ужасны. Я тоже ощутил тошнотворный страх, лишающий сил и воли, но, видно, нуменорская половина моей крови дает мне большую стойкость. Судя по ощущениям, это то самое, о чем вы меня спрашивали. Толпа была огромная, но хватило на всех. Это страшное ощущение, оно способно погнать людей куда угодно, и мало кто способен этому страху сопротивляться, по крайней мере, среди харадрим. Этот страх способен бросить безоружных на копейный строй, и неизвестно еще, кто окажется победителем.

Я видел только последствия. На площади я насчитал около сорока целых трупов. Судя по отдельным останкам, их было все же больше. Все зарубленные — Золотые Щиты, королевские телохранители. Тех, кого затоптала толпа, в расчет не беру. Получается, что принц Денна убил не менее полусотни человек, прежде чем был изрублен в куски сам. Государь уцелел, два старших брата Денны убиты. Говорят, последний удар принцу нанес сам государь. Он отсек ему голову Солнечным мечом. Потом ее выставили напоказ народу. Похоже, когда ему отрубили голову, он уже был мертв. Люди в столице охвачены ужасом, гневом и скорбью, назревают беспорядки. Принца любили, а о соглашении короля с Нуменором за спиной морэдайн тоже стало известно. Наутро отрубленной головы уже не было на стене дворца. Скорее всего, ее похитили, но народ шепчется о том, что принц вроде как являлся кому-то в Храме и что он чудесным образом не умер…»

Людей Солнечной крови принято сжигать на священной плошадке похорон в Королевском храме. От Денны мало что осталось, особенно когда голову украли. Это было страшнее всего. Сожжение Пса и двух его братьев провели тихо, по-серному. Государь не присутствовал, потому как отец Мааран прямо сказал — ты проклят, ты нарушил Правду земли. Слова Денны. Наранна-ару сидел в покоях и пил. Молча пил, желая, чтобы ничего этого не было, чтобы он никогда не был королем.

А вокруг сидели высшие сановники Ханатты, потому что государь боялся оставаться один. Вот такова и была его скорбь — один, но в окружении безмолвных придворных.

Небо к ночи прояснилось, и ветер распахнул ставни, заставив испуганно задрожать огоньки свечей. Слуги молча закрыли ставни, и только тогда все поняли, что в комнате появился еще один человек. Он медленно откинул белой-белой рукой темные волосы с лица, хотя его и так уже узнали. Всех сковал ужас, а у кого хватило сил встать, тех вдруг перестали слушаться ноги, и снова все сидели молча. Принц улыбался. На его шее алела кровавая полоса.

— Твоя отметина, отец. Щедра твоя рука, — мягким, жутким голосом произнес он, сверкнув красными искрами в глубине глаз. — Такова твоя благодарность Псу за службу. — Но я, как видишь, здесь. — Он поднял руку, на которой тусклым ободком виднелось кольцо. — Видишь? Я обвенчан с Силой и этой землей. Она вернула меня, вернула мне тело. А тебя она отвергла. Ты низложен. — Он шагнул вперед — неслышно и плавно — и взял с узорной подставки Солнечный меч. Государь сидел молча, глядя в пол. Меч в руке Денны пошел золотистыми волнами. — В твоих руках он больше не засветится, ибо отныне я — истинный король Ханатты. Как предпочитаешь умереть, отец? Сам — или помочь?

Наранна-ару поднял мрачное лицо. Сейчас оно было злым и острым, полным гордости и отчаяния. Он осклабился в улыбке.

— Не нужна мне твоя помощь, мертвец, — прошипел он. — У меня на то своя рука есть. Дай меч! — почти крикнул он на сына, и Денна, на мгновение замешкавшись от удивления, с насмешливым поклоном протянул отцу Солнечный меч.

— Я буду рад, если мой отец хоть раз проявит смелость и решимость, — тем же жутко мягким голосом проговорил он.

Наранна-ару презрительно плюнул, распустил пояс и, стиснув зубы, вонзил меч себе в живот, резко проведя справа налево и вверх. Изо рта у него хлынула кровь, глаза полезли из орбит, и он упал.

— Возвращаю удар, отец, — негромко сказал Денна, приподнимая короля за волосы и коротким движением отсекая ему голову. — Ради милосердия.

Затем он медленно подошел к престолу, на ступенях которого лежал, истекая кровью, труп государя, и сказал:

— Государь умер. Наследника, кроме меня, нет. Я жду.

Первым опомнился левый советник. Подполз к престолу и, коснувшись лбом пола, сказал:

— Хвала тебе, Денна-ару, государь Солнечной крови!

— Хвала тебе! — откликнулся начальник дворцовой стражи. — Хвала!

— Хвала!

Хвалу вознесли все.

Денна бесстрастно улыбнулся, подобно древнему изваянию.

— Отныне только я буду указывать, кто станет царствовать. Не станет государем тот, кто не примет Силу и не подтвердит Завет. Править же буду — я. И знайте — так будет всегда. Ибо я, Пес Ханатты, не умру, — усмехнулся он. — Вы уже видели это сами. Я всегда на страже.

Из донесения господину центуриону Ингельду от Лиса, агента в ранге «тень»

«Ныне провозглашен новый государь. Ему всего восемь лет, это сын старшей дочери покойного государя, Аннахайри, что ныне затворилась в монастыре Гневного Солнца, и мораданского князя Дулгухау, ныне обретающегося в Мордоре под именем Фуинур. Юный государь сумел заставить светиться Солнечный меч. Говорят, он способен исцелять руками мелкие недуги. Воспитателем и наставником его стал некий Пес Ханатты. Может ли им быть убитый Денна — не знаю, я слишком далек от Золотых Покоев…»

…На коленях лежит раскрытая книга, но он смотрит поверх страниц, чуть улыбаясь той картине, что только, что соткалась из строк. Чуть шевелятся губы, повторяя последние строфы. Внезапный мягкий порыв ветра бросает на лицо кудрявую прядь, и юноша терпеливо отводит ее и закладывает за ухо, словно не желает ссориться с ветром. Волосы длинные, как у всех людей Солнечной крови, но он младший, потому они у него лишь чуть ниже лопаток, а если распустить священный узел волос его отца, то они упадут до колен. Ему не положено носить лазурного и золотого солнечного, а только простой белый — как младшему — или красный, который дозволен всем в Солнечном роду. А белое свободное одеяние для жаркого дня — лучше и не придумаешь.

Там, за стенами сада, жарко, а тут тень, и рукотворный ручеек журчит по камням. Великий мастер создавал этот сад — все кажется настоящим, как в природе, хотя все камни, деревья и цветы подобраны с великим тщанием и размещены согласно тонкой и замысловатой науке «камней и воды».

Ветер треплет страницы, и он придерживает их сильной изящной рукой и чуть заметно улыбается — ты не выведешь меня из состояния покоя. Поднимает смешливые глаза, темные и блестящие, от взгляда которых млеют придворные дамы. Хотя принц давно уже не мальчик, он еще не носит ни бороды, ни усов, потому что младший, и матушка хочет, чтобы он подольше оставался ее любимым маленьким мальчиком.

Нет, ветер положительно решил его довести. Придется закрыть книгу. Что же, мудрецы говорят, что не следует противиться ходу вещей, ибо не под силу это человеку.

А все же до чего приятно посмотреть в лицо ветру и улыбнуться.

— А я все равно сильнее.

Ветер снова разметывает по плечам пряди, бросая ту, единственную, золотую, на глаза.

— И что? Я потомок Солнца, а ты — всего лишь ветер.

И тан хэтан-ару идет босым по темному мху воль ручья, гибкий, как дикий кот, и золотой, как ящерица, высокий, как и должно быть человеку Солнечной крови, и ветер разочарованно дергает его за длинные тяжелые пряди, потому что он нарочно не обернется и уже не будет говорить с нахальным незваным гостем, который так и не дал дочитать великую поэму о золотой бессмертной деве Айори и смертном вожде…

Дулгухау проснулся, резко сел. Помотал головой. Это всего лишь сон. Он, Дулгухау, никого не предавал. Он поступил верно.

Пусть все остается как есть.

Продолжение записок Секретаря

Короли Ханатты сменяют друг друга, а правит всегда — один. Пес надменен. Только моего господина он почитает, к остальным относится как к пустому месту. Ну, конечно, и Самому повинуется, как пес псарю. И Харад он держит на поводке. Как собаку. Бывали времена, когда короли Харада пытались вольничать, и умирали они тогда быстро. Вот и сейчас они пойдут драться за нас. Они, конечно, варвары, но их много. И они верны нам.

История четвертая

Этот Бессмертный не нуменорец, но родился в северных нуменорских землях, и родом он адан. Но сюда он попал рабом из Харада. Он словоохотлив — насколько это вообще возможно для Бессмертных, и потому я знаю о нем больше, чем о других. Правда, где он врет, а где не врет — не разберешься, потому не скажу больше того о его происхождении, что уже сказал. Проверить не могу, врать не хочу.

Что могу сказать точно — никого орки так не боятся, как его. Одного его имени достаточно, чтобы эта сволочь выполнила любой приказ и не побежала с поля боя.

А зовут его Сайта, что на языке варваров из южных жарких пустынных степей означает волка-вожака.

Еще он великолепный боец, но до моего господина ему далеко. Говорят, он поначалу пытался было с ним спорить — привык везде быть вожаком, но кто из Бессмертных может равняться с господином моим Аргором Хэлкаром?

То, чего не было в записках Секретаря

Игра четвертая. ИГРА ВОЛКА