"Нет, я не более был вселенной моей озабочен

В те времена, как любой из врагов змееногих25 готов был

С сотней протянутых рук на пленное броситься небо!

185 Хоть и жестокий был враг, — но тогда от единого рода

Происходила война и единый имела источник.

Ныне же всюду, где мир Нереевым26 гулом охвачен,

Должен смертный я род погубить. Клянуся реками

Ада, что под землей протекают по роще стигийской, —

190 Было испытано все. Но неизлечимую язву

Следует срезать мечом, чтоб здравую часть не задело.

Есть полубоги у нас, божества наши сельские; нимфы,

Фавны, сатиры и гор обитатели диких — сильваны.

Если мы их до сих пор не почтили жилищем на небе,

195 Землю мы отдали им и на ней разрешим оставаться.

Но, о Всевышние! Все же довольно ль они безопасны,

Ежели мне самому, и вас и перуна владыке,

Козни строить посмел Ликаон, прославленный зверством?"

Затрепетали тут все и дерзкого требуют с жарким

200 Рвеньем. Так было, когда осмелился сброд нечестивый27

Римское имя залить в неистовстве — Цезаря кровью.

Ужасом был поражен, что громом, при этом паденье

Род человеческий, вся содрогнулась вселенная страхом.

Столь же отрадна тебе твоих близких преданность, Август,

205 Сколь Громовержцу — богов благоверность. Лишь голосом он и рукою

Ропот вокруг подавил, все снова безмолвными стали.

Только лишь кончился крик, подавлен владыки величьем,

Сызнова речью такой прервал Юпитер молчанье:

"Он уже кару понес, и об этом оставьте заботу.

210 Что совершил он и как был наказан, о том сообщу я:

Наших достигла ушей недобрая времени слава.

Чая, что ложна она, с вершины спускаюсь Олимпа,

Обозреваю я — бог в человеческом облике — землю.

Долго б пришлось исчислять, как много повсюду нашел я

215 Злостного. Истине всей молва уступала дурная.

Вот перешел я Менал, где звериные страшны берлоги,

После в Киллену зашел и в прохладные сосны Ликея,28

В домы аркадцев входил и под кров неприютный тирана.

Сумерки поздние ночь меж тем влекли за собою.

220 Подал я знак, что пришло божество, — народ тут молиться

Начал. Сперва Ликаон над обетами стал насмехаться

И говорит: "Испытаю при всех в открытую, бог ли

Он или смертный. Тогда не будет сомнительна правда".

В ночь, отягченного сном, сгубить нечаянной смертью

225 Хочет меня. По душе ему этак испытывать правду.

Но, не довольствуясь тем, одному из заложников, коих

Выслал молосский народ,29 мечом пронзает он горло.

После в кипящей воде он членов часть полумертвых

Варит, другую же часть печет на огне разведенном.

230 Только лишь подал он их на столы, я молнией мстящей

Дом повалил на него, на достойных владельца пенатов.

Он, устрашенный, бежит; тишины деревенской достигнув,

Воет, пытаясь вотще говорить. Уже обретают

Ярость былые уста, с привычною страстью к убийству

235 Он нападает на скот, — и доныне на кровь веселится!

Шерсть уже вместо одежд; становятся лапами руки.

Вот уж он — волк, но следы сохраняет прежнего вида:

Та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость,

Светятся так же глаза, и лютость в облике та же.

240 Дом сокрушился один — одному ли пропасть подобало! —

Всем протяженьем земли свирепо Эриния правит.

Словно заговор тут преступный замыслили! Значит,

Пусть по заслугам и казнь понесут! Таков приговор мой".

Речь Громовержца одни одобряют, еще подстрекая

245 Ярость его; у других молчание служит согласьем.

Но человеческий род, обреченный на гибель, жалеют

Все; каков будет вид земли, лишившейся смертных,

Все вопрошают, и кто приносить на жертвенник будет

Ладан? Иль хочет зверью он отдать опустелую землю?

250 И на вопрос их в ответ, — что его-де об этом забота, —

Вышних царь запрещает дрожать и, не схожее с прежним,

Он обещает явить — чудесным рождением — племя.

Вот уж по всей земле разметать он готов был перуны,

Да убоялся, пылать от огней не начал бы стольких

255 Неба священный эфир и длинная ось не зажглась бы.

Вспомнил, — так судьбы гласят, — что некогда время наступит,

Срок, когда море, земля и небесный дворец загорятся, —

Гибель будет грозить дивнослаженной мира громаде.

Стрелы тогда отложил — мастеров-циклопов30 работу,

260 Кару иную избрал — человеческий род под водою

Вздумал сгубить и с небес проливные дожди опрокинул,

Он Аквилона тотчас заключил в пещерах Эола31

И дуновения все, что скопления туч отгоняют.

Выпустил Нота. И Нот на влажных выносится крыльях, —

265 Лик устрашающий скрыт под смольно-черным туманом,

Влагой брада тяжела, по сединам потоки струятся,

И облака на челе; и крылья и грудь его в каплях.

Только лишь сжал он рукой пространно нависшие тучи,

Треск раздался, и дожди, дотоль запертые, излились.

270 В радужном платье своем, Юноны вестница, воды

Стала Ирида32 сбирать и ими напитывать тучи.

В поле хлеба полегли; погибшими видя надежды,

Плачет селянин: пропал труд целого года напрасный.

Не удовольствован гнев Юпитера — небом; лазурный

275 Брат33 помогает ему, посылая воды на помощь.

Реки созвал, и, когда под кров своего господина

Боги речные вошли, — "Прибегать к увещаниям долгим

Незачем мне, — говорит. — Свою всю силу излейте!

Надобно так. Отворите дома, отодвиньте преграды

280 И отпустите тотчас всем вашим потокам поводья".

Так приказал. И они родникам расширяют истоки,

И, устремляясь к морям, в необузданном катятся беге.

Сам он трезубцем своим о землю ударил. Она же

Дрогнула вся и воде на свободу открыла дорогу.

285 И по широким полям, разливаясь, несутся потоки;

Вместе с хлебами несут деревья, людей и животных,

Тащат дома и все, что в домах, со святынями вместе.

Ежель остался дом, устоял пред такою бедою

Неповрежденный, то все ж он затоплен водою высокой,

290 И уже скрыты от глаз погруженные доверху башни.

Суша и море слились, и различья меж ними не стало.

Все было — море одно, и не было брега у моря.

Кто перебрался на холм, кто в лодке сидит крутобокой

И загребает веслом, где сам обрабатывал пашню.

295 Тот над нивой плывет иль над кровлей утопшего дома

Сельского. Рыбу другой уже ловит в вершине у вяза.

То в зеленеющий луг — случается — якорь вонзится,

Или за ветви лозы зацепляется гнутое днище.

Там, где недавно траву щипали поджарые козы,

300 Расположили свои неуклюжие туши тюлени.

И в изумленье глядят на рощи, грады и зданья

Девы Нереевы.34 В лес заплывают дельфины, на сучья

Верхние вдруг налетят и, ударясь, дуб заколеблют.

Волк плывет меж овец, волна льва рыжего тащит.

305 Тащит и тигров волна; не впрок непомерная сила

Вепрю, ни ног быстрота влекомому током оленю.

Долго земли проискав, куда опуститься могла бы,

Падает в море, кружа, с изнемогшими крыльями птица.

Залиты были холмы своевольем безмерной пучины, —

310 В самые маковки гор морской прибой ударяет.

Гибнет в воде большинство; а немногих, водой пощаженных,

При недостатке во всем, продолжительный голод смиряет.

От Аонийских вершин отделяет Эту35 Фокида, —

Тучные земли, дотоль они землями были, теперь же

315 Моря частица, воды небывалой широкое поле.

Там крутая взнеслась гора двухвершинная к звездам,

Именованьем — Парнас; облаков верхи ее выше.

К ней-то Девкалион36 — остальное вода покрывала —

С брачной подругой своей пристал на маленькой лодке.

320 Нимфам корнкским37 они и гор божествам помолились,

Вещей Фемиде38, тогда прорицалищем оным владевшей.

Не было лучше вовек, ни правдолюбивее мужа,

Богобоязненна так ни одна не бывала из женщин.

И как Юпитер узрел, что мир стал жидким болотом,

325 И что остался он там из стольких тысяч единым,

И что осталась она из стольких тысяч единой,

Оба невинны душой, богов почитатели оба, —

Он облака раскидал, Аквилоном туман отодвинул,

Земли явил небесам и выси эфирные землям.

330 Моря недолог был гнев; сложив о трех зубьях оружье,

Воды владыка морской усмиряет и вставшего поверх

Волн голубого зовет Тритона, чьи отроду плечи

В алых ракушках, и дуть велит в трубицу морскую:

Этим он знак подает отозвать и потоки и волны.

335 Выбрал из раковин тот пустую трубу завитую,

Что расширяется вверх от низа крученого; если

В море такую трубу на просторе наполнить дыханьем,

Голос достигнет брегов, где солнце встает и ложится.

И лишь коснулось трубы божество с брадой увлажненной,

340 Лишь громогласно она заиграла отбой по приказу,

Все услыхали ее потоки, — земные, морские, —

Грозный приказ услыхав, потоки ей все покорились.

Реки спадают, уже показались возникшие холмы;

Море опять в берегах и в руслах полные реки,

345 И выступает земля, с убываньем воды прибывая.

К вечеру долгого дня и лесов показались макушки

Голые, тина у них еще на ветвях оставалась.

Мир возродился земной. И увидев, что так опустел он

И что в печали земля глубоким объята молчаньем,

350 Девкалион, зарыдав, к своей обращается Пирре:

"Нас, о сестра, о жена, о единая женщина в мире,

Ты, с кем и общий род, и дед у обоих единый,

Нас ведь и брак съединил, теперь съединяет опасность, —

Сколько ни видит земли Восток и Запад, всю землю

355 Мы населяем вдвоем. Остальное все морю досталось.

Но и поныне еще не вполне мы уверены в нашей

Жизни, еще облака наполняют нам ужасом душу.

Что, если б ты без меня судьбы избежала, бедняжка,

Было бы в сердце твоем? И как бы могла одинокой

360 Ты этот страх пережить? И кто б твои муки утешил?

Я, о поверь, если б ты оказалась добычею моря,

Сам за тобою, жена, оказался б добычею моря.

О, если б мог возродить я народы искусством отцовским,

О, если б души вливать умел в изваянья из глины!

365 Ныне же в нас лишь двоих сохраняется смертных порода;

Так уж угодно богам, чтоб людей образцом мы остались".

Оба заплакали. Им захотелось молиться небесным

Силам и помощи их попросить, о судьбине гадая.

Медлить не стали они. Подходят к водам Кефиса,39

370 Что, непрозрачны еще, по руслу знакомому льются.

Там, водяную струю возлияв, себе оросили

Платье и темя они, потом направиться оба

В храм богини спешат, которого кровля белела,

Грязным покрытая мхом, алтари ж без огня пребывали:

375 И лишь коснулись они храмовых ступеней, как упали

Наземь, устами прильнув к холодному камню, — и вместе

Молвили так, трепеща: "Коль Вышние правой мольбою

Могут смягчиться, и гнев умилостивляется божий,

Молви, Фемида, каким искусством убыток восполнить

380 Нашего рода; подай, добрейшая, помощь в потопе!"

И умягчилась она и рекла: "Выходите из храма;

Головы ваши покрыв, одежд пояса развяжите

И через плечи назад мечите праматери кости".

Остолбенели они, и нарушила первой молчанье

385 Пирра; богини она покориться веленьям не хочет;

Молит прощенья себе; уста оробели, боится

Матери тень оскорбить, назад ее кости кидая,

Но повторяют меж тем слепое неясное слово,

Участь предрекшее им, и сами с собой размышляют.

390 Ласковой речью тогда Прометид обращается мягко

К Эпиметиде. "Иль мы, — говорит, — ошиблись в догадке,

Иль благочестен и нам не внушит беззаконья оракул.

Наша праматерь — земля. В телесах ее скрытые кости,

Думаю — камни. Кидать их за спину нам повеленье".

395 Хоть толкованьем таким убедил супруг Титаниду,

Все же надежда смутна, — настолько к советам небесным

Мало доверья у них. Но что за беда попытаться?

Вот и сошли; покрывают главу, распоясали платья

И, по приказу, назад на следы свои камни бросают.

400 Камни, — поверил бы кто, не будь свидетелем древность? —

Вдруг они стали терять постепенно и твердость и жесткость,

Мягкими стали, потом принимали, смягчившись, и образ.

После, когда возросли и стала нежней их природа,

Можно было уже, хоть неявственный, облик увидеть

405 В них человека, такой, как в мраморе виден початом, —

Точный еще не совсем, изваяниям грубым подобный.

Часть состава камней, что была земляною и влажный

Сок содержала в себе, пошла на потребу для тела;

Крепкая ж часть, что не гнулась совсем, в костяк обратилась,

410 Жилы же в части камней под тем же остались названьем.

Времени мало прошло, и, по воле Всевышних, каменья

Те, что мужчина кидал, и внешность мужчин обретали;

А из-под женских бросков вновь женщины в мир возвращались.

То-то и твердый мы род, во всяком труде закаленный,

415 И доказуем собой, каково было наше начало!

Разных по виду потом животных своим изволеньем

Вскоре земля родила, когда разогрелась от солнца.

Сырость прежняя, ил и болотная липкая влага

Стали от зноя вспухать, и зародыши всяческой твари,

420 Вскормлены солнцем живым, как в материнской утробе,

В них развивались и свой принимали со временем облик.

Так, покинет едва семиустый влажные нивы

Нил и теченье свое предоставит прежнему руслу,

И под светилом небес разогреется ил нанесенный,

425 Много животных тогда хлебопашцы находят под каждым

Камнем земли: одних в зачаточном виде, при самом

Миге рожденья, других еще при начале развитья,

Вовсе без членов, и часть единого тела нередко

Жизнь проявляет, а часть остается землей первобытной.

430 Ибо, коль сырость и жар меж собою смешаются в меру,

Плод зачинают, и все от этих двоих происходит.

Если ж в боренье огонь и вода, — жар влажный, возникнув,

Все создает: для плодов несогласье согласное — в пользу.

Так, лишь потоп миновал, и земля, покрытая тиной,

435 Зноем небесных лучей насквозь глубоко прогрелась,

Множество всяких пород создала — отчасти вернула

Прежние виды она, сотворила и новые дивы.

И не хотела, но все ж, о огромный Пифон, породила

Также тебя, и для новых людей ты, змей неизвестный,

440 Ужасом стал: занимал ведь чуть ли не целую гору!

Бог, напрягающий лук,40 — он ранее это оружье

Против лишь ланей одних направлял да коз быстроногих, —

Тысячу выпустив стрел и почти что колчан свой исчерпав,

Смерти предал его, и яд из ран заструился.

445 И чтобы славы о том не разрушило время, старея,

Установил он тогда состязанья, священные игры, —

Звали Пифийскими их по имени павшего змея.

Ежели юноша там побеждал в борьбе, или в беге,

Или в ристанье, за то получал он дубовые листья:

450 Не было лавров еще: прекрасным, длинноволосым,

Феб им виски окружал любою древесною ветвью.

Первая Феба любовь — Пенеева41 Дафна; послал же

Деву не случай слепой, а гнев Купидона жестокий.

Как-то Делиец42, тогда над змеем победою гордый,

455 Видел, как мальчик свой лук, тетиву натянув, выгибает.

"Что тебе, резвый шалун, с могучим оружием делать? —

Молвил. — Нашим плечам пристала подобная ноша,

Ибо мы можем врага уверенно ранить и зверя;

Гибельным брюхом своим недавно давившего столько

460 Места тысячью стрел уложили мы тело Пифона.

Будь же доволен и тем, что какие-то нежные страсти

Может твой факел разжечь; не присваивай подвигов наших!"

Сын же Венерин ему: "Пусть лук твой все поражает,

Мой же тебя да пронзит! Насколько тебе уступают

465 Твари, настолько меня ты все-таки славою ниже".

Молвил и, взмахом крыла скользнув по воздуху, быстрый,

Остановился, слетев, на тенистой твердыне Парнаса.

Две он пернатых достал из стрелоносящего тула,

Разных: одна прогоняет любовь, другая внушает.

470 Та, что внушает, с крючком, — сверкает концом она острым;

Та, что гонит, — тупа, и свинец у нее под тростинкой.

Эту он в нимфу вонзил, в Пенееву дочь; а другою,

Ранив до мозга костей, уязвил Аполлона, и тотчас

Он полюбил, а она избегает возлюбленной зваться.

475 Сумраку рада лесов, она веселится добыче,

Взятой с убитых зверей, соревнуясь с безбрачною Фебой.

Схвачены были тесьмой волос ее вольные пряди.

Все домогались ее, — домоганья ей были противны:

И не терпя и не зная мужчин, все бродит по рощам:

480 Что Гименей, что любовь, что замужество — нет ей заботы.

Часто отец говорил: «Ты, дочь, задолжала мне зятя!»

Часто отец говорил: «Ты внуков мне, дочь, задолжала!»

Но, что ни раз, у нее, ненавистницы факелов брачных,

Алая краска стыда заливала лицо молодое.

485 Ласково шею отца руками она обнимала.

"Ты мне дозволь навсегда, — говорила, — бесценный родитель,

Девственной быть: эту просьбу отец ведь исполнил Диане".

И покорился отец. Но краса твоя сбыться желаньям

Не позволяет твоим; противится девству наружность.

490 Феб полюбил, в брак хочет вступить с увиденной девой.

Хочет и полон надежд; но своим же вещаньем обманут.

Так, колосьев лишась, возгорается легкое жниво

Или пылает плетень от факела, если прохожий

Слишком приблизит его иль под самое утро забудет, —

495 Так обратился и бог весь в пламя, грудь полыхает,

Полон надежд, любовь он питает бесплодную в сердце.

Смотрит: вдоль шеи висят, неубраны, волосы. "Что же, —

Молвит, — коль их причесать?" Он видит: огнями сверкают

Очи — подобие звезд; он рот ее видит, которым

500 Налюбоваться нельзя; превозносит и пальцы и руки,

Пясти, и выше локтей, и полунагие предплечья,

Думает: «Лучше еще, что сокрыто!» Легкого ветра

Мчится быстрее она, любви не внимает призыву.

"Нимфа, молю, Пенеида, постой, не враг за тобою!

505 Нимфа, постой! Так лань ото льва и овечка от волка,

Голуби так, крылом трепеща, от орла убегают,

Все — от врага. А меня любовь побуждает к погоне.

Горе! Упасть берегись; не для ран сотворенные стопы

Да не узнают шипов, да не стану я боли причиной!

510 Место, которым спешишь, неровно; беги, умоляю,

Тише, свой бег задержи, и тише преследовать буду!

Все ж, полюбилась кому, спроси; я не житель нагорный,

Я не пастух; я коров и овец не пасу, огрубелый.

Нет, ты не знаешь сама, горделивая, нет, ты не знаешь,

515 Прочь от кого ты бежишь, — оттого и бежишь! — мне Дельфийский

Край, Тенед, и Клар, и дворец Патарейский покорны.43

Сам мне Юпитер отец. Чрез меня приоткрыто, что было,

Есть и сбудется; мной согласуются песни и струны.

520 Правда, метка стрела у меня, однако другая

Метче, которая грудь пустую поранила ныне.

Я врачеванье открыл; целителем я именуюсь

В мире, и всех на земле мне трав покорствуют свойства.

Только увы мне! — любви никакая трава не излечит,

525 И господину не впрок, хоть впрок всем прочим, искусство".

Больше хотел он сказать, но, полная страха, Пенейя

Мчится бегом от него и его неоконченной речи.

Снова была хороша! Обнажил ее прелести ветер,

Сзади одежды ее дуновением встречным трепались,

530 Воздух игривый назад, разметав, откидывал кудри.

Бег удвоял красоту. И юноше-богу несносно

Нежные речи терять: любовью движим самою,

Шагу прибавил и вот по пятам преследует деву.

Так на пустынных полях собака галльская зайца

535 Видит: ей ноги — залог добычи, ему же — спасенья.

Вот уж почти нагнала, вот-вот уж надеется в зубы

Взять и в заячий след впилась протянутой мордой.

Он же в сомнении сам, не схвачен ли, но из-под самых

Песьих укусов бежит, от едва не коснувшейся пасти.

540 Так же дева и бог, — тот страстью, та страхом гонимы.

Все же преследователь, крылами любви подвигаем,

В беге быстрей; отдохнуть не хочет, он к шее беглянки

Чуть не приник и уже в разметенные волосы дышит.

Силы лишившись, она побледнела, ее победило

545 Быстрое бегство; и так, посмотрев на воды Пенея,

Молвит: "Отец, помоги! Коль могущество есть у потоков,

Лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ!"

Только скончала мольбу, — цепенеют тягостно члены,

Нежная девичья грудь корой окружается тонкой,

550 Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же — в ветви;

Резвая раньше нога становится медленным корнем,

Скрыто листвою лицо, — красота лишь одна остается.

Фебу мила и такой, он, к стволу прикасаясь рукою,

Чувствует: все еще грудь под свежей корою трепещет.

555 Ветви, как тело, обняв, целует он дерево нежно,

Но поцелуев его избегает и дерево даже.

Бог — ей: "Если моею супругою стать ты не можешь,

Деревом станешь моим, — говорит, — принадлежностью будешь

Вечно, лавр, моих ты волос, и кифары и тула.

560 Будешь латинских вождей украшеньем, лишь радостный голос

Грянет триумф и узрит Капитолий процессии празднеств,

Августов дом ты будешь беречь, ты стражем вернейшим

Будешь стоять у сеней, тот дуб, что внутри, охраняя.

И как моей головы вечно юн нестриженый волос,

565 Так же носи на себе свои вечнозеленые листья".

Кончил Пеан44. И свои сотворенные только что ветви,

Богу покорствуя, лавр склонил, как будто кивая.

Есть в Гемонии45 дол: замыкает его по обрывам

Лес. Его Темпе зовут; по нему-то Пеней, вытекая

570 Прямо из Пиндовых недр,46 свои воды вспененные катит;

Тяжким паденьем своим в облака он пар собирает

И окропляет дождем моросящим леса вершины.

И утомительный шум оглашает не только окрестность.

Там находится дом, обиталище, недра святые

575 Этой великой реки; пребывая в скалистой пещере,

Водами правил Пеней и нимфами, жившими в водах.

Единоземные там сначала сбираются реки,

Сами не зная, — отца поздравлять надлежит, утешать ли:

Сперхий, который родит тополя, Энипей беспокойный,

580 Тут же старик Апидан и Амфрид ленивый с Ээем;

После, другие сошлись, которые в вольном стремленье

К морю выводят свои от блужданий усталые воды.

Инах один не пришел; в глубокой укрывшись пещере,

Множит он воды слезой; несчастный о дочери Ио

585 Плачет, как будто навек погибла; не знает, в живых ли

Или средь манов47 она, — но нигде он ее не находит;

Думает, — нет уж нигде, и худшего втайне боится.

Видел Юпитер ее, когда от реки возвращалась

Отчей, и — "Дева, — сказал, — что достойна Юпитера, всех бы

590 Ложем своим осчастливила ты; заходи же под сени

Рощ глубоких, — и ей он рощ показывал сени, —

Солнце пока высоко посредине стоит небосвода.

Если страшно одной подходить к звериным берлогам,

В рощ тайники ты войдешь, имея защитником бога,

595 И не из черни богов, но того, кто великий небесный

Скипетр держит в руке и летучие молнии мечет.

О, не беги!" Но бежала она. И пастбища Лерны

Были уже позади, и Лиркея поля с деревами48

Тоже; но бог, наведя на землю пространную темень,

600 Скрыл ее, бег задержал и стыд девичий похитил.

Тут-то Юнона с небес как раз и взглянула на Аргос,

И, подивившись тому, что летучее облако будто

Ночь среди белого дня навлекает, решила, что это

Не от реки, что оно поднялось не от почвенной влаги.

605 И огляделась кругом: где муж, — затем что проделки

Знала уже за своим попадавшимся часто супругом.

И, как его в небесах не нашла, — "Или я ошибаюсь,

Или обиду терплю!" — сказала, и с горнего неба

Плавно на землю сошла и уйти облакам повелела.

610 Он же супруги приход предчувствовал и незамедля

Инаха юную дочь превратил в белоснежную телку.

Но и телицей она — хороша. Сатурния хвалит, —

Нехотя, правда, — ее красоту; да чья, да откуда,

Стада какого она, вопрошает, как будто не зная.

615 Лжет Юпитер, — землей-де она рождена, — чтоб покончить

Эти расспросы. Ее в подарок Сатурния просит.

Что было делать? Любовь жестоко отдать, не отдать же —

Впрямь подозрительно. Стыд — отдать убеждает, любовь же —

Разубеждает его. И быть бы стыду побежденным.

620 Все ж столь маленький дар, как телку, сестре и супруге

Не подарить, — так ее, пожалуй, сочтет не за телку!

Мужа любовницу взяв, отрешилась богиня не сразу

От спасенья: страшил ее муж, и обманы смущали.

И поручила ее сторожить Аресторову Аргу.49

625 Кругом сотня очей на его голове разместилась.

И, соблюдая черед, лишь по два они отдыхали,

А остальные, служа, стоять продолжали на страже.

Где бы Арг ни стоял, постоянно смотрел он на Ио,

С Ио глаз не спускал, хотя б и спиной повернувшись.

630 Днем он пастись ей давал, но, только лишь солнце садилось,

В хлев запирал, обвязав недостойной веревкою шею.

Ио древесной листвой и горькой травою питалась,

Вместо постели лежит на земле, не всегда муравою

Устланной, бедная! Пьет из илистых часто потоков.

635 К Аргу однажды она протянуть с мольбою хотела

Руки, — но не было рук, что к Аргу могли б протянуться;

И, попытавшись пенять, издала лишь коровье мычанье

И ужаснулась сама — испугал ее собственный голос.

Вот побережьем идет, где часто, бывало, резвилась,

640 К Инаху: но лишь в воде увидела морду с рогами,

Вновь ужаснувшись, она от себя с отвращеньем бежала.

Сестры наяды ее не узнали; не знает сам Инах,

Кто перед ним. А она за отцом и за сестрами бродит,

Трогать себя им дает и ластится к ним, изумленным.

645 Свежей травы луговой протянул престарелый ей Инах.

Руку лижет она и отцовы целует ладони.

Слез не может сдержать и, последуй слово за ними,

Помощи б стала просить, назвалась бы и горе открыла.

Буква уже — не слова — ногой нанесенная в прахе,

650 Горестный знак подала об ее изменившемся теле.

«Горе мне!» — Инах-отец вскричал, повисая на шее

И на рогах мычащей в тоске белоснежной телицы.

"О, я несчастный! — вопит. — Не тебя ли везде и повсюду,

Дочь, я искал? О, когда б я тебя не обрел, не нашел бы,

655 Легче был бы мой плач. Молчишь, на мои ты, немая,

Не отвечаешь слова и только вздыхаешь глубоко

Или мычишь мне в ответ и большего сделать не можешь.

Я же, не знавший, тебе светильники брака готовил:

Первой надеждой моей был зять, второю внучата.

660 Ныне из стада возьмешь ты мужа, из стада и сына.

Даже и смертью нельзя мне столькие муки покончить!

Бог я — себе на беду, мне замкнуты двери кончины,

И неутешный мой плач продолжится вечные веки".

Так горевали они, но приблизился Арг многоокий,

665 Дочь оторвал от отца и ее на далекие гонит

Пастбища. Там, в стороне, горы он заметил вершину,

Сел на нее и глядит на четыре стороны света.

Горних правитель не мог таких Форониды50 несчастий

Долго терпеть; он сына зовет, порожденного светлой

670 Девой Плеядой;51 велит, чтоб смерти предал он Арга.

Долго ли крылья к ногам привязать, в могучую руку

Тростку снотворную взять, волоса покрывалом окутать!

Вот из отцова дворца, снарядясь, Юпитера отпрыск

Тотчас на землю скользнул, с головы покрывало откинул,

675 Также и крылышки снял. Лишь трость одну сохранил он;

Гонит он ею — пастух — уведенных потайно с собою

Коз, по полям без дорог, на тростинках свирели играя.

Голосом новым пленен блюститель Юнонин. "Кто б ни был

Ты, но можешь со мной усесться рядом на камень! —

680 Арг сказал. — Не найдешь ты места другого, где травы

Были б полезней скоту, а тень пастухам благодатней".