КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

Но возникает вопрос, кто б мог столь великого груза

Бремя нести и такого царя унаследовать скипетр.

Первый в решеньях тогда — глас общий народа — назначил

Славного Нуму. Ему недостаточно было, однако,

5 Ведать сабинов устав; он широкой душою иного

Жаждал — начал искать о природе вещей наставлений.

Новой заботой влеком, родные он Курии бросил;

В город направился тот, Геркулеса когда-то принявший.

И на вопрос его, кто был греческих стен становитель

10 На италийских брегах, ответил один из старейших

Жителей тамошних мест, старинные помнивший годы:

Есть преданье, что сын богатый Юпитера с моря

На иберийских конях к берегам Лакиния прибыл

Счастливо; стали бродить по мягким стада луговинам,

15 Сам же в дом он вошел к Кротону, под гостеприимный

Кров и по долгим трудам вкушал там заслуженный отдых.

А уходя, предсказал: "Со временем будет построен

Город внуками здесь", — и были верны предсказанья.

Некогда в Аргосе жил рожденный Алемоном некто

20 Мискел, — в те времена олимпийцам любезнейший смертный.

Раз, наклонившись над ним, отягченным тяжелой дремотой,

Палиценосец сказал: "Оставь-ка родные пределы,

К дальнему Эзару путь держи, к каменистому устью!"

Если ж не внимает приказ, угрожал ему многим и страшным

25 И одновременно прочь и виденье и сон отлетели.

Алемонид поднялся и с притихшей душой вспоминает

Сон, и борются в нем два разные долго решенья:

Бог велит уходить, а законы уйти запрещают, —

Смертною казнью казнят пожелавшего родины новой.

30 Светлое солнце главу лучезарную спрятало в море,

Ночь же главу подняла, венчанную звезд изобильем.

Бог появляется вновь и свои повторяет веленья;

Если ж не внимет приказ, — грозит ему большим и худшим.

Мискела страх обуял, и решил он родимых пенатов

35 К новым местам перенесть; возник тут в городе ропот,

И обвиняли его в нарушенье закона. Дознанье

Кончили судьи; вина без свидетелей всем очевидна.

К вышним тогда обратил и уста и ладони несчастный:

"О, по веленью небес двенадцать трудов совершивший,

40 Ныне молю, — помоги! Ведь ты — преступленья виновник".

Древний обычай там был, по камешкам белым и черным,

Брошенным в урну, решать, казнить или миловать должно.

Вынесли и на сей раз решенье печальное: черный

Камешек всеми подряд опускается в грозную урну.

45 Но, для подсчета камней лишь ее опрокинули, видят, —

Всех до единого цвет из черного сделался белым!

Белых наличье камней оправдательных — дар Геркулеса —

Алемонида спасло. Он отца Амфитрионида

Благодарит и плывет Ионийским морем с попутным

50 Ветром;593 уже и Тарент минует он лакедемонский,

Уж Сибарид в стороне остается, Нерет салентинский,

Также Турнийский залив и Темеса и Япига нивы.

Все эти земли пройдя, берегов не теряя из виду,

Мискел нашел наконец вещаньем указанный Эзар.

55 Неподалеку был холм, — святые Кротоновы кости

Там покрывала земля. Он в этой земле по веленью

Стены возвел и нарек Кротоновым именем город.

Верным преданием так утверждается место, где новый

Город греками был в италийских основан пределах.

60 Был здесь из Самоса муж. Однако он Самос покинул,

С ним и самосских владык. Ненавидя душой тиранию,

Сам он изгнанье избрал. Постигал он высокою мыслью

В далях эфира — богов; все то, что природа людскому

Взору узреть не дает, увидел он внутренним взором.

65 То же, что духом своим постигал он с бдительным тщаньем,

Все на потребу другим отдавал, и толпы безмолвных,

Дивным внимавших словам — великого мира началам,

Первопричинам вещей, — пониманью природы учел он:

Что есть бог; и откуда снега; отчего происходят

70 Молнии — бог ли гремит иль ветры в разъявшихся тучах;

Землю трясет отчего, что движет созвездия ночи;

Все, чем таинственен мир. Он первым считал преступленьем

Пищу животную. Так, уста он ученые первый

Для убеждений таких разверз, — хоть им и не вняли:

75 "Полноте, люди, сквернить несказанными яствами тело!

Есть на свете и хлеб, и плоды, под которыми гнутся

Ветви древесные; есть и на лозах налитые гроздья;

Сладкие травы у вас, другие, что могут смягчиться

И понежнеть на огне, — у нас ведь никто не отымет

80 Ни молока, ни медов, отдающих цветами тимьяна.

Преизобилье богатств земля предлагает вам в пищу

Кроткую, всем доставляет пиры без буйства и крови.

Звери — те снедью мясной утоляют свой голод; однако

Звери не все: и конь и скотина травою лишь живы.

85 Те ж из зверей, у кого необузданный нрав и свирепый, —

Тигры, армянские львы с их злобой горячей, медведи,

Волки лютые — тех кровавая радует пища.

Гнусность какая — ей-ей! — в утробу прятать утробу!

Алчным телом жиреть, поедая такое же тело,

90 Одушевленному жить умерщвлением одушевленных!

Значит, меж стольких богатств, что матерью лучшей, землею,

Порождены, ты лишь рад одному: плоть зубом жестоким

Рвать на куски и терзать, возрождая повадки Циклопов?

Значит, других не губя, пожалуй, ты даже не мог бы

95 Голод умиротворить неумеренно жадного чрева?

Древний, однако же, век, Золотым называемый нами,

Только плодами дерев да травой, землей воспоенной,

Был удовольствован; уст не сквернил он животною кровью.

Птицы тогда, не боясь, безопасно летали под небом

100 И по просторам полей бродил неопасливо заяц;

За кровожадность свою на крюке не висела и рыба.

Не было вовсе засад, никто не боялся обмана,

Все было мирно тогда. Потом, меж смертными первый, —

Кто — безразлично — от той отвратился еды и впервые

105 В жадное брюхо свое погружать стал яства мясные.

Он преступлению путь указал. Зверей убиеньем

Часто бывал и дотоль согреваем клинок обагренный.

Не было в этом вины: животных, которые ищут

Нас погубить, убивать при всем благочестии можно, —

110 Именно лишь убивать, но не ради же чревоугодья!

Дальше нечестье пошло; и первою, предполагают,

Жертвою пала свинья за то, что она подрывала

Рылом своим семена, пресекая тем года надежду.

После козел, объедавший лозу, к алтарю приведен был

115 Мстителя Вакха: двоим своя же вина повредила.

Чем провинились хоть вы, скот кроткий, овцы, на пользу

Людям рожденные, им приносящие в вымени нектар?

Овцы, дающие нам из собственной шерсти одежды,

Овцы, жизнью своей полезные больше, чем смертью?

120 Чем провинились волы, существа без обмана и злобы, —

Просты, безвредны всегда, рождены для труда и терпенья?

Неблагодарен же тот, недостоин даров урожая,

Кто, отрешив вола от плуга кривого, заколет

Пахаря сам своего; кто работой натертые шеи,

125 Коими столько он раз обновлял затвердевшую ниву,

Столько и жатв собирал, под ударом повергнет секиры!

Мало, однако, того, что вершится такое нечестье, —

В грех вовлекли и богов; поверили, будто Всевышний

Трудолюбивых быков веселиться может закланью!

130 Жертва, на ней ни пятна, наружности самой отменной, —

Пагубна ей красота! — в повязках и золоте пышном

У алтаря предстоит и, в незнанье, молящему внемлет;

Чувствует, как на чело, меж рогов, кладут ей колосья, —

Ею возделанный хлеб, — и, заколота, окровавляет

135 Нож, который в воде, быть может, приметить успела.

Тотчас на жилы ее, изъяв их из тела живого,

Смотрят внимательно, в них бессмертных намеренья ищут!

И почему человек столь жаждет еды запрещенной?

Так ли себя насыщать вы дерзаете, смертные? Полно!

140 О, перестаньте, молю. Прислушайтесь к добрым советам!

Если кладете вы в рот скотины заколотой мясо,

Знайте и чувствуйте: вы своих хлебопашцев едите.

Бог мне движет уста, за движущим следовать богом

Буду, как то надлежит. Я Дельфы свои вам открою,594

145 Самый эфир, возвещу я прозренья высокого духа;

Буду великое петь, что древних умы не пытали,

Скрытое долго досель. Пройти я хочу по высоким

Звездам; хочу пронестись, оставивши землю, обитель

Косную, в тучах; ступать на могучие плечи Атланта.

150 Розно мятущихся душ, не имеющих разума, сонмы

Издали буду я зреть. Дрожащих, боящихся смерти,

Ныне начну наставлять и судеб чреду им открою.

О человеческий род, страшащийся холода смерти!

Что ты и Стикса, и тьмы, что пустых ты боишься названий, —

155 Материала певцов, — воздаяний мнимого мира?

Ваши тела — их сожжет ли костер или время гниеньем

Их уничтожит — уже не узнают страданий, поверьте!

Души одни не умрут; но вечно, оставив обитель

Прежнюю, в новых домах жить будут, приняты снова.

160 Сам я — помню о том — во время похода на Трою

Сыном Панфеевым был Эвфорбом,595 которому прямо

В грудь засело копье, направлено младшим Атридом.

Щит я недавно узнал, что носил я когда-то на шуйце, —

В храме Юноны висит он в Абантовом Аргосе ныне.

165 Так: изменяется все, но не гибнет ничто и, блуждая,

Входит туда и сюда; тела занимает любые

Дух; из животных он тел переходит в людские, из наших

Снова в животных, а сам — во веки веков не исчезнет.

Словно податливый воск, что в новые лепится формы,

170 Не пребывает одним, не имеет единого вида,

Но остается собой, — так точно душа, оставаясь

Тою же, — так я учу, — переходит в различные плоти.

Да не поддастся же в вас благочестие — жадности чрева!

О, берегись, говорю, несказанным убийством родные

175 Души из тел изгонять! Пусть кровь не питается кровью.

Раз уж пустился я плыть по открытому морю и ветром

Парус напружен, — скажу: постоянного нет во вселенной,

Все в ней течет — и зыбок любой образуемый облик.

Время само утекает всегда в постоянном движенье,

180 Уподобляясь реке; ни реке, ни летучему часу

Остановиться нельзя. Как волна на волну набегает,

Гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, —

Так же бегут и часы, вослед возникая друг другу,

Новые вечно, затем что бывшее раньше пропало,

185 Сущего не было, — все обновляются вечно мгновенья.

Видишь, как, выйдя из вод, к рассвету тянутся ночи,

Ярко сияющий день за черною следует ночью.

Цвет не один у небес в то время, как, сковано дремой,

Все в утомлении спит; иль в час, когда Светоносец

190 Всходит на белом коне; тогда ли, когда на рассвете

Паллантиада весь мир, чтобы Фебу вручить, обагряет.

Даже божественный щит, подымаясь с земли преисподней,

Ал, возникая, и ал, скрываясь в земле преисподней,

Но белоснежен вверху затем, что природа эфира

195 Благоприятнее там и далеко земная зараза.

Также Дианы ночной не может остаться единым

Облик, меняется он постоянно со сменою суток:

Месяц растущий крупней, а месяц на убыли — меньше.

Что же? Не видите ль вы, как год сменяет четыре

200 Времени, как чередом подражает он возрастам нашим?

Маленький он, сосунок, младенческим летам подобен

Ранней весной; ярка и нежна, еще сил не набравшись,

Полнится соком трава, поселян услаждая надеждой;

Все в это время цветет; в цветах запестрел, улыбаясь,

205 Луг благодатный; но нет еще в зелени зрелости должной.

В лето потом переходит весна, в могучую пору;

Сильным стал юношей год, — мощнее нет времени года,

Нет плодовитей его, бурнее в году не бывает.

Осень наступит затем, отложившая юную пылкость,

210 Зрелая, кроткая; год — не юноша, но и не старец —

Станет умерен, — меж тем виски сединою кропятся.

После старуха зима приближается шагом дрожащим,

Вовсе волос лишена иль с седыми уже волосами…

Также и наши тела постоянно, не зная покоя,

215 Преобращаются. Тем, что были мы, что мы сегодня,

Завтра не будем уже. Был день, мы семенем были

И — лишь намек на людей — обитали у матери в лоне.

Руки искусные к нам приложила природа; и, видя,

Что утесняется плод беременной матери чревом,

220 Скрытые в нем, в воздушный простор их выводит из дома.

Вот, появившись на свет, лежит без силы младенец;

Четвероногий почти, как зверь, влачит свои члены.

Вот понемногу, дрожа, на ступне, пока не окрепшей,

Начал стоять, но еще поддержки требует. Вскоре

225 Он уже силен и скор. Но поприще юности краткой

Пройдено. Вот и года миновали срединные также,

И по наклону уже несется он к старости шаткой.

Жизнь подрывает она; разрушаются прежние силы.

Старый заплакал Милон596, увидев, что стали бессильны

230 Мощные руки его, что, дряблые, виснут, — когда-то

Тяжкою крепостью мышц с Геркулесовой схожие дланью.

Плачет и Тиндара дочь, старушечьи видя морщины

В зеркале; ради чего — вопрошает — похищена дважды?

Время — свидетель вещей — и ты, о завистница старость,

235 Все разрушаете вы; уязвленное времени зубом,

Уничтожаете все постепенною медленной смертью.

Не пребывает и то, что мы называем стихией.

Вас научу измененьям стихий, приготовьте вниманье.

Вечный содержит в себе четыре зиждительных тела

240 Мир. Два тела из них отличаются тяжестью, в область

Нижнюю их — то земля и вода — все собственный тянет.

У остальных же у двух нет веса, ничто не гнетет их;

Воздух летит в высоту и огонь, что воздуха чище.

И хоть далеко они отстоят друг от друга, однако

245 Все происходит из них и в них же возвратится.

Чистую воду земля испаряет, редея в просторе,

Воздухом станет вода; а воздух, тяжесть утратив,

Сам растворившись еще, вновь вышним огнем засверкает.

Все обращается вспять, и круг замыкается снова.

250 Ибо, сгущаясь, огонь вновь в воздух густой переходит,

Воздух — в воду; земля из воды происходит сгущенной.

Не сохраняет ничто неизменным свой вид; обновляя

Вещи, одни из других возрождает обличья природа.

Не погибает ничто — поверьте! — в великой вселенной.

255 Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться —

Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же —

Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире

Вечно туда и сюда: но сумма всего — постоянна.

Мы полагать не должны, что длительно что-либо может

260 В виде одном пребывать: от Железного так к Золотому

Вы перешли, о века; так и мест меняются судьбы;

Зрел я: что было землей крепчайшею некогда, стало

Морем, — и зрел я из вод океана возникшие земли.

От берегов далеко залегают ракушки морские,

265 И на верхушке горы обнаружен был якорь древнейший:

Поле весенний поток, стремясь, обращает в долину;

Видел и то, как гора погрузилась от паводка в море.

Прежде болотистый край высыхает пустыней песчаной;

Жажду терпевший меж тем от болота стоячего влажен.

270 Новые здесь родники исторгает природа, другим же

Путь закрывает она; в содроганиях древнего мира

Множество рек полилось, но как их засыпалось много!597

Также и Лик, например, зиянием почвенным выпит,

Снова выходит вдали, из иного родится истока.

275 Так, то вбираем землей, то опять исторгаем из бездны,

Мощный поток Эразин возвращен арголийской равнине.

Передают, что и Миз, наскучив своим исхожденьем

И берегами, течет по-иному и назван Каиком.

Там же теперь Аменан пески сицилийские катит

280 Волнами, а иногда, лишившись источников, сохнет.

Воду Анигра-реки все пили когда-то, теперь же

Не пожелают вкусить, с тех пор как — если хоть малость

Все-таки можно певцам доверять — в них мыли кентавры

Раны, что луком нанес Геркулес им Палиценосец.

285 Что ж? А Гипанис-река, в горах возникающий скифских,

Пресный сначала, потом не испорчен ли солью морскою?

Волнами были кругом охвачены Тир финикийский,

Фар и Антисса; из них ни один уже ныне не остров.

Материковой была для насельников древних Левкада, —

290 Ныне — пучины кругом. Говорят, и Занклея смыкалась

Прежде с Италией, но уничтожило море их слитность

И, оттолкнув, отвело часть суши в открытое море.

Ежели Буру искать и Гелику, ахейские грады, —

Их ты найдешь под водой; моряки и сегодня покажут

295 Мертвые те города с погруженными в воду стенами.

Некий находится холм у Трезены Питфеевой, голый.

Вовсе лишенный дерев, когда-то равнина, всецело

Плоская, ныне же — холм. Ужасно рассказывать: ветры,

Сильны и дики, в глухих заключенные недрах подземных,

300 Выход стремясь обрести, порываясь в напрасном усилье

Вольного неба достичь и в темнице своей ни единой

Щели нигде не найдя, никакого дыханью прохода,

Землю раздули холмом; подобно тому как бычачий

Ртом надувают пузырь иль мех, который сдирают

305 С зада пасущихся коз. То вздутье осталось и ныне,

Смотрит высоким холмом и за много веков отвердело.

Много примеров тому, известных иль слышанных вами, —

Несколько лишь приведу. А разве вода не меняет

Наново свойства свои? Средь дня, о Аммон598 рогоносный,

310 Струи студены твои, на заре и закате — горячи.

Передают, что древесный кусок от воды Атаманта

Вдруг загорается в дни, когда лунный ущерб на исходе.

Есть у киконов река, — коль испить из нее, каменеют

Сразу кишки; от нее покрываются мрамором вещи.

315 Кратид-река и Сибара, полям пограничная нашим, —

Те придают волосам с янтарем и золотом сходство.

Но удивительно то, что такие встречаются воды,

Свойство которых — менять не только тела, но и души.

Кто не слыхал про родник Салмакиды с водой любострастной?

320 Или про свойство озер эфиопских? Кто выпьет глоток их,

Бесится или же в сон удивительно тяжкий впадает.

Если же кто утолит из криницы Клитория жажду,

Недругом станет вина и к чистой воде пристрастится, —

То ли противная в ней вину горячащему сила,

325 То ль Амитаона сын, по преданиям жителей местных,

После того, как унял он неистовство Претид безумных

Помощью трав и заклятий, потом очищения средства

В воду криницы метнул, — с тех пор ей вино ненавистно.

Свойство иное совсем у воды из Линкестия. Если

330 Кто-нибудь станет ее пропускать неумеренно в горло,

То закачается так, будто цельным вином опьянился.

Есть в аркадской земле водоем — Фенеон у древнейших —

С двойственной странно водой, которой ночами страшитесь!

Ночью вредна для питья; днем пить ее можно безвредно.

335 Так у озер и у рек встречаются те иль другие

Разные свойства. Был век — Ортигия плавала в море,

Ныне ж на месте стоит. Аргонавтов страшили когда-то

Сшибкою пенистых волн разнесенные врозь Симплегады, —

Ныне недвижны они и способны противиться ветрам.

340 Так же, горящей теперь горнилами серными, Этне

Огненной вечно не быть: не была она огненной вечно.

Если земля — это зверь, который живет и имеет

Легкие, в разных местах из себя выдыхающий пламя, —

Может дыханья пути изменить он, особым движеньем

345 Щели одни запереть, а другие открыть для прохода.

Ныне пусть в недрах земли запертые летучие ветры

Мечут скалу о скалу и материю, что заключает

Пламени семя, она ж порождает огонь, сотрясаясь, —

Недра остынут, едва в них ветры, смирившись, затихнут.

350 Если же быстрый пожар вызывается мощною лавой,

Желтая ль сера горит незаметно струящимся дымом, —

Время придет все равно, и земля уже снеди богатой

Не предоставит огню, истощит она силы за век свой,

И недостанет тогда пропитания алчной природе,

355 Голод не стерпит она и, заброшена, пламя забросит.

В Гиперборейском краю, говорят, есть люди в Паллене, —

Будто бы тело у них одевается в легкие перья,

Стоит лишь девять им раз в озерко погрузиться Тритона.

Впрочем, не верю я в то, что женщины скифские, ядом

360 Тело себе окропив, достигают такого ж искусства.

Но ведь должны доверять мы явленьям, доказанным точно:

Ты не видал, как тела, полежав в растопляющем зное,

Мало-помалу загнив, превращаются в мелких животных?

Сам ты попробуй, зарой бычачью, по выбору, тушу;

365 Дело известное всем: из гниющей утробы родятся

Пчел-медоносиц рои; как их произведший родитель,

В поле хлопочут, им труд по душе, вся забота их — завтра.

Шершней воинственный конь порождает, землею засыпан.

Если округлых клешней ты лишишь прибрежного краба,

370 А остальное в земле погребешь, то из части зарытой

Выйдет на свет скорпион, искривленным хвостом угрожая.

Знаем и гусениц, лист оплетающих нитью седою;

Так же и эти — не раз то жители сел наблюдали —

Bид свой меняют потом, в мотылей превращаясь могильных.

375 Тина из скрытых семян производит зеленых лягушек.

Их производит без лап; для плаванья годные ноги

Вскоре дает; чтоб они к прыжкам были длинным способны,

Задние лапы у них крупней, чем передние лапы.

И медвежонок: родясь, он первые дни еле-еле

380 Жив, он лишь мяса кусок, — но мать его лижет и членам

Форму дает, и малыш получает медвежью наружность.

Иль не видал ты, как пчел медоносных приплод, заключенный

В шестиугольных домах восковых, без членов родится,

Как он и лапы поздней, и крылья поздней получает?

385 Птица Юноны сама, на хвосте носящая звезды,

Голубь Венеры и сам Юпитера оруженосец,

Птицы пернатые все из яичной середки родятся, —

В это поверит ли кто? Кто, зная, тому не поверит?

Мнение есть, что, когда догниет позвоночник в могиле,

390 Мозг человека спинной в землю превратится. Однако

Все эти твари одна от другой приемлют зачатки;

Только одна возрождает себя своим семенем птица:

«Феникс» ее ассирийцы зовут; не травою, не хлебом, —

Но фимиама слезой существует и соком амома.

395 Только столетий он пять своего векованья исполнит,

Тотчас садится в ветвях иль на маковку трепетной пальмы.

Клювом кривым и когтями гнездо себе вить начинает.

Дикой корицы кладет с початками нежного нарда,

Мятый в гнездо киннамон с золотистою миррою стелет.

400 Сам он ложится поверх и кончает свой век в благовоньях.

И говорят, что назначенный жить век точно такой же,

Выйдя из праха отца, возрождается маленький Феникс.

Только лишь возраст ему даст сил для поднятия груза,

Сам он снимает гнездо с ветвей возвышенной пальмы,

405 Благочестиво свою колыбель и отцову могилу

Взяв и чрез вольный простор в Гипериона город донесшись,

Дар на священный порог в Гипериона храме слагает.

Если мы в этом нашли небывалый предмет удивленья, —

То подивимся еще на гиену в ее переменах:

410 Жил гиена-самец — став самкой, самца подпускает!

Или животное то, чье питание воздух и ветер, —

Что ни коснется его, всему подражает окраской!599

Рысей, как дань, принесла лозоносному Индия Вакху:

Передают, что у них всегда превращается в камень

415 То, что испустит пузырь, и на воздухе затвердевает.

Также кораллы: они, когда прикоснется к ним воздух,

Тоже твердеют, — в воде они были растением мягким!

Раньше окончится день, погрузит запыхавшихся коней

В море глубокое Феб, чем я перечислю в рассказе

420 Все, что меняет свой вид. С течением времени так же, —

Мы наблюдаем, — одни становятся сильны народы,

Время другим — упадать. И людьми и казною богата,

Могшая десять годов лить кровь в таком изобилье,

Падшая, ныне лежит в развалинах древняя Троя,

425 Вместо стольких богатств — могильные прадедов холмы.

Спарта преславна была; великими были Микены;

Кекропа крепость цвела; и твердыня Амфиона тоже, —

Ныне же Спарта пустырь; высокие пали Микены;

Что, коль не сказка одна, в настоящем Эдиповы Фивы?

430 И не названье ль одно Пандионовы ныне Афины?

Ныне молва говорит, что подъемлется Рим дарданийский.

Расположившись у вод Апеннинорожденного Тибра,

Строя громаду свою, основанья кладет государства.

Он изменяет свой вид, возрастая, и некогда станет

435 Целого мира главой; говорили об этом пророки,

Голос гаданий таков. Насколько я помню, Энею,

Лившему слезы, в свое переставшему верить спасенье,

Молвил Гелен Приамид во время погибели Трои:

"Отпрыск богини! Коль ты доверяешь моим предсказаньям,

440 Знай, не всецело падет, при твоем вспоможении, Троя!

Меч и огонь не задержат тебя; уйдешь, и с собою

Пергама часть унесешь, а потом для тебя и для Трои

Поприще в чуждой земле дружелюбной отчизною станет.

Вижу столицу уже, что фригийским назначена внукам.

445 Нет и не будет такой и в минувшие не было годы!

Знатные годы ее возвеличат, прославят столетья.

Но в госпожу государств лишь от крови Иула рожденный600

Сможет ее возвести. Им после земли взвеселятся

Божьи хоромы — эфир, небеса ему будут скончаньем!"

450 Все, что Энею Гелен, пенатов блюстителю, молвил, —

В памяти я сохранил, — и радостно мне, что все выше

Стены, что впрок для врагов победили фригийцев пеласги!

Но не дадим же коням позабывшимся дальше стремиться

К мете своей! Небеса изменяют и все, что под ними,

455 Форму свою, и земля, и все, что под ней существует.