Опираясь на выводы доклада и другую информацию, имевшуюся в его распоряжении, Маккоун настойчиво советовал Джонсону не усиливать американское вмешательство во вьетнамские дела. Джонсон и Маккоун, надо сказать, плоховато уживались друг с другом. «Они работали как бы на разных радиочастотах», – вспоминали коллеги Маккоуна. Короче говоря. рекомендации директора ЦРУ привели президента в ярость. Обращаясь однажды к группе сотрудников ЦРУ, Джонсон сказал: «Выработка политики напоминает мне доение коровы. Увидев, что молоко пошло, вы усиливаете давление. Молоко пенится и журчит. И вот когда подойник наполняется, корова взмахивает хвостом, и все содержимое подойника выливается на землю. При разработке политической линии ЦРУ поступает так же, как эта корова»(62). Джонсон выбрал из доклада Маккоуна самые туманные места, чтобы интерпретировать их в соответствии со своими собственными склонностями и намерениями. В качестве дополнения предполагалось использовать поступившие по армейской линии оптимистические выводы, основанные на проведении политики умиротворения, подсчете числа убитых у противника и перебежчиков из стана врага. Маккоун не пожелал принять участия в этой игре, и ему было позволено удалиться в отставку.

Весеннее наступление вьетнамцев в 1968 году существенно изменило ситуацию. Оценка Пентагоном числа коммунистических сил была в два раза ниже цифры, приводимой ЦРУ, которая тоже оказалась заниженной. Такой просчет объяснялся полным непониманием Соединенными Штатами того. что представляет из себя Коммунистическая партия Вьетнама и как она функционирует(63). Тот факт, что коммунисты смогли организовать и провести операцию такого масштаба, как весеннее наступление (то, что они потерпели в нем поражение, ничего не меняет), показывает, что все оценки ЦРУ были ближе к истине, чем прогнозы Пентагона. Зная, что бомбардировки вовсе не ослабили волю Ханоя к борьбе и что программа умиротворения не работает, Джордж Карвер, один из аналитиков ЦРУ, подготовил записку, которая, по существу, утверждала: в конце туннеля нет ничего, кроме тьмы. Он сумел убедить Джонсона, что его записка дает наиболее точную картину положения дел по сравнению со всей остальной имеющейся информацией(64). Вскоре после этого Джонсон отдал приказ прекратить бомбардировки и решил не выдвигать свою кандидатуру на следующих президентских выборах.

Однако общий характер отношений между администрацией Джонсона и ЦРУ дал последнему прекрасный урок бюрократического поведения, из которого следовало: лучше ошибаться, находясь в команде, чем быть правым, сидя на скамье запасных. Усвоив эту заповедь, ЦРУ начало сообщать Вашингтону то, что там хотели услышать. Джон Стокуэлл, сотрудник ЦРУ, работавший во Вьетнаме с 1973 по 1975 год, получил указание от своего шефа не включать в свои сообщения упоминаний о случаях коррупции в армии Южного Вьетнама. «Если мы попытаемся переправить такие сообщения дальше, они все равно вернутся к нам. Если же мы окажемся чересчур настойчивыми, в наших личных делах появятся соответствующие пометки. Этим шеф, по существу, хотел сказать, что Вашингтон уже объявил об успехе вьетнамизации и с нашей стороны было бы нелояльно утверждать, что программа вьетнамизации не работает»(65).

Вьетнамизация – процесс вывода американских войск и передача ведения военных действий южновьетнамской армии – означала снижение уровня присутствия ЦРУ в регионе. ЦРУ пыталось компенсировать такое положение дел за счет усиления вербовки местных агентов. В конечном итоге это предприятие оказалось весьма дорогостоящим. Сотни оплачиваемых Соединенными Штатами агентов оказались жуликами, которые черпали всю свою информацию из газет или питались слухами, превращая их в «тайные» сведения исключительной важности. Лишь после одной ревизии пришлось отказаться от услуг более трехсот агентов из-за того, что они либо фабриковали свою информацию, либо не имели никаких контактов. Истина состоит в том, что ЦРУ так и не удалось завербовать ни одного высокопоставленного представителя Вьетконга(66). Центральному разведывательному управлению все больше и больше приходилось полагаться на информацию южновьетнамского правительства, которое, естественно, пыталось преувеличивать свои успехи, поскольку финансирование, осуществляемое конгрессом США, было поставлено в зависимость от шансов этого правительства на длительное выживание.

Но временами правда все же прорывалась наружу. В конце 1974 года на стол Ральфа Макги, сотрудника ЦРУ, работавшего в штаб-квартире организации в Вашингтоне, легли два сообщения. В первом утверждалось, что 30% всех чиновников, представлявших военные власти и правительство в одной из провинций Южного Вьетнама, перебежали на сторону противника. Второе сообщение гласило, что территория другой провинции, за исключением ее столицы, полностью контролируется коммунистами. Когда руководитель отделения ЦРУ в Сайгоне узнал об этих сообщениях, он стал настаивать на том, чтобы они не распространялись по инстанциям, потому что базируются якобы на ненадежных источниках, изобилуют неточностями и создают неверное представление о ходе войны. Макги, который некоторое время сам служил во Вьетнаме, вспоминает: «Фактически лишь эти два сообщения из всех, которые мне довелось видеть, и были правдивыми. На их основе я подготовил ежегодный доклад, в котором указывал, что Южный Вьетнам рушится, распадается прямо на глазах. Я знал, что никто не станет предпринимать каких-либо мер, и оказался совершенно прав. Через несколько месяцев южновьетнамское правительство пало»(67).

Решимость ЦРУ «играть в команде» привела к тому, что в самих Соединенных Штатах оно начало терять почву под ногами. Те, кому пришлось изучать историографию, посвященную ЦРУ, не могли не заметить, насколько во время вьетнамской войны изменилось отношение к этой организации со стороны тех, кто писал о ней. До середины 60-х годов литература о разведывательной деятельности придавала ЦРУ блеск, даже научные труды были по своему тону весьма дружелюбны, и вся критика проявлялась лишь в том, что в некоторых работах подчеркнутое дружелюбие могло отсутствовать. Во время вьетнамской войны положение резко изменилось. Публикации авторов, не связанных с ЦРУ, за редким исключением, приобрели враждебный характер по отношению к организации. Эта тенденция в конце 60-х годов усиливалась и достигла своего пика в середине 70-х. После этого начали вновь появляться более сбалансированные труды(68).

Отношение со стороны законодательных властей претерпело такую же эволюцию. В 1960 году в одном из документов сенатского комитета по разведке говорилось: «Золотым правилом разведки является молчание. Ты можешь потерять гораздо больше, если скажешь слишком много и чересчур поспешно, чем в том случае, когда говоришь немного или с некоторым запозданием». В 1976 году тот же самый сенатский комитет уже полагал: «Недостатки разведки, отрицательный эффект секретности явились основными предметами расследовании, предпринятых комитетом. Комитет считает, что большая часть незаконных действий, предпринятых сотрудниками разведывательных учреждений, объяснялась их служебным долгом»(69) (выделено Ф. Н. – Ред .).

Комбинация определенных факторов привела к тому, что ЦРУ предприняло действия, изменившие отношение к нему американцев. ЦРУ стремилось влиять на общественное мнение, чтобы обеспечить постоянную поддержку войне, оно хотело выявить и нейтрализовать несогласных, защитить себя от критики. Наивно полагать, будто имеются разведывательные службы, не использующие в своих целях журналистов. ЦРУ в этом отношении не является исключением. Со времени своего основания ЦРУ пользовалось услугами сотен американских газетчиков. От десяти до пятнадцати сотрудников ЦРУ постоянно работают за границей под прикрытием журналистской деятельности. Примерно восемьсот иностранных журналистов служили ЦРУ в качестве его «пропагандистского оружия»(70).

Эта сеть использовалась внутри страны и за рубежом, чтобы сформировать благоприятное для американской политики общественное мнение. Кроме того, проводились специальные брифинги для сочувствующих редакторов и членов редакционных коллегий с целью донести до них позицию ЦРУ и побудить публиковать статьи в поддержку войны. на них говорилось о давлении со стороны коммунистов и о том, что правительство в Сайгоне наверняка устоит, если получит достаточную помощь.

В дополнение к этому ЦРУ и ФБР вели секретную войну с изданиями, которые занимали явную антивоенную позицию. Когда журнал «Рэмпартс» приготовился в начале 1967 года вытащить на свет факты о том, как ЦРУ финансировало Национальную студенческую ассоциацию США, ЦРУ пришло к выводу, что это является «атакой на ЦРУ в частности и на администрацию в целом». За редактором журнала стало осуществляться постоянное наблюдение с целью определить, не связан ли он с вражескими разведывательными службами. Это начинание разрослось позже в «Операцию Хаос», целью которой были пристальное изучение и анализ всего антивоенного движения. Реализация данной операции, бесспорно, явилась нарушением устава ЦРУ, который запрещал выполнение «любых функций, связанных с вопросами внутренней безопасности»(71). Когда «Операция Хаос» через пять лет завершилась, компьютерный список лиц, чьи имена так или иначе попали в поле зрения ЦРУ, насчитывал триста тысяч человек. Из всего этого количества, как сообщил в своем прогремевшем материале в «Нью-Йорк таймс» от 22 декабря 1974 года Сеймур Херш, десять тысяч человек, включая конгрессменов и правительственных чиновников, попали под наблюдение, их телефоны прослушивались, корреспонденция просматривалась, перепроверялись все их данные.

Хотя не было обнаружено никаких фактов, свидетельствующих о том, что противники войны в США финансировались или контролировались из-за рубежа, ЦРУ и ФБР сумели разорить несколько издательств, убедив крупных рекламодателей воздержаться от их поддержки. Специально изучались банковские документы издательств, чтобы попытаться выявить средства, поступившие из-за рубежа, и обнаружить источники финансирования внутри страны; в стремлении обнаружить неточности особенно скрупулезно проверялась уплата ими налогов. В штат издательств внедрялись агенты, чтобы распространять дезинформацию и сеять взаимную подозрительность среди персонала.

Огромное количество комитетов, созданных для расследования обвинений, выдвинутых Хершем. и других обвинений в нарушении законности как Центральным разведывательным управлением (главным образом), так и разведслужбами других ведомств, породило многие тысячи страниц показаний свидетелей, всякого рода обвинений и различных мнений. Некоторые из обвинений общего плана, выдвинутых против ЦРУ. оказались несостоятельными, но и того, что осталось, было достаточно. чтобы скверно отразиться на ЦРУ. Оно. бесспорно, вело слежку за законопослушными американскими гражданами, оно разработало ужасающий репертуар разных грязных трюков, вмешивалось в политику не только враждебных, но и дружественных Соединенным Штатам стран, планировало безуспешные заговоры с целью убийства глав государств. Пришло время обнародовать то, что творило ЦРУ на службе Соединенным Штатам Америки. В докладе Черча, подготовленном в 1976 году, делался следующий вывод: «После тридцати лет секретной деятельности имеется настоятельная потребность в публичном обсуждении и законодательных решениях по вопросам будущего курса наших разведывательных систем»(72). ЦРУ пришло в ужас от того, что казалось скоординированными усилиями конгресса и прессы, направленными на уничтожение этой организации, и предпринимало отчаянные усилия для восстановления своего реноме в глазах общественности. Но ничего нельзя было сделать, чтобы предотвратить тот ущерб, который могли нанести ЦРУ слушания в конгрессе, вызванные тайными операциями ЦРУ. Лайман Киркпатрик заявил одному влиятельному конгрессмену: «Если бы я был в 1975 году руководителем советской разведки, я бы не пожалел миллиона долларов за ту информацию, которую вы опубликовали в стенограмме своих слушаний. А если какой-нибудь из комитетов получит право полного контроля над разведывательной деятельностью, то КГБ следует оставить свои попытки внедриться в ЦРУ или другое ведомство, ему будет достаточно внедриться в комитет»(73).

Разоблачения, сделанные в сенате, побудили самых совестливых сотрудников ЦРУ поделиться своими мыслями о том, что они считали неправильным в делах своего ведомства. Некоторые выступали с критикой общего плана, другие критиковали отдельные операции, и в первую очередь во Вьетнаме, где силы ЦРУ насчитывали до 700 сотрудников. Один из них, Фрэнк Снепп, который в Сайгоне возглавлял работу по анализу стратегических проблем, считал, что ЦРУ должно нести свою часть ответственности за паническую эвакуацию из Южного Вьетнама в 1975 году, когда закончилась война и северовьетнамские войска оккупировали юг страны. Снепп предложил руководству составить официальный доклад об эвакуации и о событиях, ей предшествовавших. Его предложение никого не заинтересовало.

После нескольких неудачных попыток организовать это патолого-анатомическое исследование, поняв наконец, что ЦРУ позволяет просочиться в сочувствующие органы информации только специально отобранным и наиболее отвечающим интересам ЦРУ материалам, Снепп в 1976 году вышел в отставку, чтобы написать книгу. В своем труде, озаглавленном «Достойный интервал», он выдвинул обвинение против Генри Киссинджера, Грэма Мартина – последнего посла США в Сайгоне и Тома Пелгара – руководителя отделения ЦРУ во Вьетнаме в том, что те не принимали во внимание сообщения, где говорилось о близкой победе Северного Вьетнама[56]. Таким образом, подготовка к эвакуации, утверждал Снепп, была поставлена в зависимость от тех переговоров, которые вел в то время Киссинджер.

Когда Сайгон пал, американцам пришлось бежать столь поспешно, что они бросили на произвол судьбы тысячи сотрудничавших с ними вьетнамцев вместе с их досье, так что коммунистам не составило труда всех их идентифицировать. «Не будет преувеличением сказать, – писал Снепп, – что с учетом числа загубленных жизней, выданных секретов, преданных агентов, друзей и помощников проведение этой эвакуации является позором для ЦРУ»(74).

ЦРУ подало на Снеппа в суд за нарушение контракта, согласно которому он не мог ничего публиковать без предварительного одобрения рукописи в ЦРУ. Суд решил, что Снепп не только нарушил контракт, но и обманул оказанное ему доверие, хотя в книге не были использованы секретные материалы. Снеппу было пожизненно запрещено публиковать любые статьи и книги, основанные на его работе в ЦРУ, без предварительного одобрения со стороны этой организации. Все настоящие и будущие доходы, полученные от продажи «Достойного интервала», должны были поступить в доход государства. Беспрецедентное наказание, разъярившее Снеппа, ввергнувшее его в бедность и весьма встревожившее весь издательский мир. Томас Эмерсон, специалист по конституционному праву из Йельского университета, писал: «Правительство, налагающее на своих служащих столь всеобъемлющий запрет, просто не руководствуется нормальными договорными правилами. Здесь необходимо обратиться к первой поправке к Конституции о праве общества на получение информации и праве прессы публиковать ее»(75).

Случай со Снеппом отражал горячее желание ЦРУ оставить в прошлом Вьетнам и катастрофу 1975 года не только для общества, но и для самого ЦРУ. Лайман Киркпатрик пишет: «Вьетнам был нашим позором. Мы оказались настолько самоуверенными, что не могли себе представить, как эти крошечные азиаты могут нам противостоять. Мой Бог, вьетнамцы были везде. Наш дом охраняли два вьетнамца, которые проводили все время в пятидесяти ярдах от ворот, болтая с местными красотками. У нас произошло два взрыва. Во втором случае взорвалась мина-ловушка на поле, где американские солдаты играли в бейсбол. Каждый вечер во время игры кругом вертелись вьетнамские мальчишки, собиравшие бутылки и банки из-под «кока-колы». В тот вечер, когда взорвалась мина, в округе не было ни одного мальчишки. Интересно, почему они отсутствовали в тот вечер?

Весеннее наступление просто потрясло нас всех. Оно ясно показало, что коммунисты присутствуют повсюду. Они пронизали насквозь всю проклятую систему. А мы этого не понимали, и, когда ЦРУ предупреждало об этом, оно получало выговоры от правительства. Именно здесь – фундаментальное расхождение между разведкой и вершителями политики. Если вы неспособны убедить последних в своей правоте, то неизбежно сходите на нет. Вьетнам явился классическим примером провала разведывательной работы»(76).

Однако, когда Киркпатрик предложил провести широкую оценку роли ЦРУ (и вооруженных сил) во Вьетнаме, эта идея была отвергнута. «Я хотел придать весенним научным чтениям в Военно-морском колледже форму, которая отличалась бы от традиционной. Я предложил, чтобы вместо подготовки индивидуальных докладов мы подготовили один общий, целиком посвященный Вьетнаму. Это должно было быть научное, а не построенное на эмоциях исследование, объективный анализ того, как мы оказались втянутыми в эти события, что мы делали, оказавшись во Вьетнаме, и каких результатов достигли. Но меня быстро спустили на землю. Накал эмоций был чересчур высок. Он и до сих пор считается таковым. Нам придется подождать несколько лет, пока на арену не вступит новое поколение. Лишь тогда, усевшись рядом с более молодыми людьми – теми, кто не видел, как убивают их друзей, – мы сможем провести настоящий анализ наших провалов во Вьетнаме»(77).