Истории московских улиц

Поставленный над людьми, высоты ради земного твоего царствия, будь кроток к требующим твоей помощи, памятуя высшую над тобой державу горней власти. Отверзай уши твои к нищете страждущей, да и сам обрящешь слух Божий к твоим прошениям, ибо каковы мы бываем к нашим клевретам, таковым обрящем к себе и своего Владыку. Как всегда бодрствует кормчий, так и царский многоочитый ум должен твердо содержать правила доброго закона, иссушая потоки беззакония, да не погрязнет в волнах неправды корабль всемерныя жизни. Принимай хотящих советовать тебе благое, а не домогающихся только ласкательств, ибо одни радеют воистину о пользе, другие же заботятся только об угождении власти.
      Паче всякой власти царствия земного украшает царя венец благочестия; славно показывать силу свою супостатам, покорным же - человеколюбие и, побеждая врагов силой оружия, невооруженною любовью быть побежденным от своих. Не возбранять согрешающим есть только грех, ибо если кто и живет законно, но прилепляется к беззаконным, тот бывает осужден от Бога, как соучастник в злых делах; почитай творящих добро и запрещай делающих зло; твердо и непоколебимо стой за православную веру, отрясая гнилые еретические учения, чтобы содержать то, чему научили нас апостолы, и что передали нам божественные отцы.
      Так подобает тебе мудрствовать и к той же истине руководить подчиненных тебе людей, не почитая ничего выше и богоугоднее сей царственной заботы".
      На несколько месяцев казни и бесчинства опричников в Москве прекратились, затем все пошло по-прежнему.
      Митрополит в беседах с глазу на глаз и прилюдно увещевал царя остановить беззаконные и жестокие расправы, ходатайствовал за опальных. Об одной из таких увещевательных речей сохранился рассказ современника.
      Однажды, в воскресный день, во время обедни, в Успенский собор явился царь в сопровождении множества опричников и бояр. Все они были одеты в шутовскую одежду, имитирующую монашескую: в черные ризы, на головах высокие шлыки. Иван Грозный подошел к Филиппу и остановился возле него, ожидая благословения. Но митрополит стоял, смотря на образ Спасителя, будто не заметил царя. Тогда кто-то из бояр сказал: "Владыко, это же государь! Благослови его".
      Филипп посмотрел на царя и проговорил:
      - В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного, не узнаю и в делах царства... О государь! мы здесь приносим жертвы бескровные Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская. С тех пор как солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно! В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям, а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства. И совершаются именем царским! Ты высок на троне, но есть Всевышний - Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его? Обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки, ибо самые камни под ногами твоими вопиют о мести?! Государь, вещаю яко пастырь душ.
      Царь в гневе закричал на него:
      - Филипп, ужели думаешь переменить волю нашу? Не лучше ли быть тебе одних с нами мыслей?
      - Боюся Бога единого, - отвечал митрополит. - Где же вера моя, если буду молчать?
      Иван Грозный ударил жезлом о каменный пол и сказал, как рассказывает современник, "голосом страшным":
      - Чернец! доселе я излишне щадил вас, мятежников, отныне буду таким, каковым вы меня нарицаете! - И с этими словами вышел из собора.
      Народ московский, который наполнял храм, все это видел и слышал.
      Лишенный возможности говорить с царем, Филипп посылал Ивану Грозному письма-грамоты, в которых уговаривал его опомниться. Письма митрополита не сохранились. Царь в гневе говорил о них, что это пустые, ничего не значащие бумажки, а чтобы унизить автора, называл их "филькиными грамотами" - и уничтожал. Но Филипп продолжал посылать свои грамоты царю.
      В конце концов Иван Грозный обвинил Филиппа в "измене", в чем он обычно обвинял свои жертвы, и повелел произвести следствие о "злых умыслах" митрополита. Монахи Соловецкого монастыря под пытками дали требуемые от них клеветнические показания на своего игумена.
      8 ноября 1568 года митрополит Филипп служил в Успенском соборе Божественную литургию. Вдруг в собор толпой ворвались опричники. Ими предводительствовал молодой боярин любимец царя Алексей Басманов, который развернул свиток, и удивленный народ услышал, что митрополит лишен сана. Опричники сорвали с Филиппа митрополичье облачение, погнали из храма метлами, на улице посадили в простые дровни (что было для митрополита большим унижением), отвезли в Богоявленский монастырь и заперли в темницу. Царь казнил нескольких родственников митрополита, голову одного из казненных принесли ему в тюрьму. Затем Филипп был увезен из Москвы в дальний тверской монастырь Отрочь, а год спустя Иван Грозный послал туда Малюту Скуратова, и царский опричник собственноручно задушил Филиппа.
      Еще при жизни Филипп был окружен любовью и почитанием народным. Его слова тайно передавали из уст в уста. Рассказывали о таком чуде: Иван Грозный повелел затравить митрополита медведем, и однажды вечером к нему в темницу запустили лютого зверя, которого до того нарочно морили голодом. Но когда на следующий день тюремщики открыли дверь, то увидели Филиппа, стоящего на молитве и лежащего тихо в углу медведя.
      Царь Федор Иоаннович - сын и наследник Ивана Грозного в отличие от отца славился благочестием - приказал перенести останки святителя из места заключения и казни - Отроча монастыря в Соловецкий монастырь, где он игуменствовал, и похоронить его там "с честию".
      Вскоре проявилась чудотворная сила мощей митрополита-мученика: они давали больным исцеление от болезней. В 1648 году митрополит Филипп был причислен к лику святых.
      В 1652 году по представлению митрополита Новгородского (будущего патриарха Никона) царь Алексей Михайлович распорядился перевезти святые мощи митрополита Филиппа в Москву, полагая, что поскольку Филипп не был отрешен от Московской митрополичьей кафедры, то и должен быть там, где его паства.
      Подобно тому как византийский император Феодосий, в V в., посылая за мощами Иоанна Златоуста, изгнанного из Константинополя и умершего на чужбине, чтобы перевезти их в Константинополь, написал молитвенное послание к святому, царь Алексей Михайлович так же вручил Никону, назначенному сопровождать мощи, свое послание, обращенное к Филиппу.
      "Молю тебя и желаю пришествия твоего сюда... - говорилось в послании, - ибо вследствии того изгнания и до сего времени царствующий град лишается твоей святительской паствы... Оправдался Евангельский глагол, за который ты пострадал: "Всяко царство, раздельшееся на ся, не станет" и нет более теперь у нас прекословящего твоим глаголам".
      Встречу мощей 3 июля 1652 года за Москвой на Троицкой дороге возле села Напрудного царь Алексей Михайлович описал в письме к боярину Оболенскому: "Бог даровал нам, великому Государю, великое солнце. Как древле царю Феодосию возвратил Он мощи пресветлого Иоанна Златоуста, так и нам благоволил возвратить мощи целителя... Филиппа митрополита Московского. Мы, великий Государь, с богомольцем нашим Никоном митрополитом Новгородским, со всем священным Собором, с боярами и во всеми православными, даже до грудного младенца, встретили его у Напрудного и приняли на свои главы с великой честью. Лишь только приняли его, подал он исцеление бесноватой немой: она стала говорить и выздоровела".
      Мощи митрополита Филиппа были пронесены по Москве до Кремля и поставлены в Успенском соборе. Там продолжались чудеса исцеления, о чем пишет Алексей Михайлович в том же письме: "Когда принесли на пожарище к Лобному месту, там исцелил девицу при посланниках Литвы... На площади у Грановитой палаты исцелен слепой. В соборе на самой средине стоял он десять дней, и во все дни с утра до вечера был звон, как в Пасхальную неделю. Не менее как два, три человека в сутки, а то пять, шесть, семь человек получали исцеления".
      На Троицкой дороге, на месте встречи святых мощей царем, был установлен памятный знак - большой, выше человеческого роста, дубовый восьмиконечный крест с надписью, рассказывающей о событии, в память которого он установлен. Приметный, возвышавшийся у дороги, видный издалека крест и дал новое название окружающей местности - "У Креста". Когда появилась Мещанская слобода, местные жители определяли свой адрес: "в Мещанской у Креста", в ХVIII веке вернулись к прежнему, дослободскому, названию.
      Крест стоял за нынешним Капельским переулком, где теперь находится дом 71.
      В ХVIII веке над Крестом была сооружена часовня, в XIX веке перестроена в ампирном стиле, и в таком виде существовала до сноса в 1936 году. Сам крест перенесен в церковь Знамения в Переяславской слободе.
      В царствование Алексея Михайловича в память перенесения в Москву мощей митрополита Филиппа был построен однопрестольный деревянный храм также на Троицкой дороге, но ближе к городу. В 1686 году обветшавшая деревянная церковь была заменена каменной, и в ней появился придел Алексия человека Божия - небесного покровителя царя Алексея Михайловича.
      В середине ХVIII века по желанию и на средства прихожан началась перестройка храма, которая затянулась на тридцать лет. В 1777 году был принят проект крупнейшего тогдашнего московского архитектора Матвея Федоровича Казакова, строительство закончено в 1788 году. Новая церковь Филиппа митрополита Московского, поднявшись своим куполом в виде классической беседки, сквозь колонны которой просвечивало небо, над одно- и двухэтажными домиками Мещанских улиц, стала украшением района, который приобрел в ней одну из главных своих достопримечательностей.
      В настоящее время храм поставлен на государственную охрану как выдающийся памятник архитектуры.
      "Здание церкви Филиппа митрополита, - пишет современный историк архитектуры, - является одной из вершин русской архитектуры второй половины XVIII века. В нем отражены принципы раннего московского классицизма, для которого характерна прежде всего монументальность пропорций и строгая ордерность, выраженная не только в комбинациях форм, но и в самой структуре здания".
      После революции служба в храме продолжалась до 1939 года, потом его заняли несколько учреждений: архив, лаборатория и мастерская.
      В 1991 году церковь возвращена верующим. Хотя внутри частично сохранилось убранство, иконостас, лепнина, потребовался основательный ремонт. В храме среди сохранившейся старой росписи - две большие картины XIX века хорошей живописи: на одной митрополит Филипп изображен в келье на молитве, на другой - беседующим с царем Иваном Грозным. Храм был освящен патриархом Алексием II 24 марта 1993 года.
      При создании и всю свою более чем трехсотлетнюю историю храм Филиппа митрополита Московского был приходским храмом. Теперь же он стал Сибирским подворьем, где приезжающие в Москву священнослужители Сибири и Дальнего Востока могут остановиться, москвичи же имеют возможность приобрести литературу о сибирских святынях. Велико символическое значение Сибирского подворья: оно знаменует духовное единство сибирских земель с Москвой.
      На Сибирском подворье построена часовня в честь святых просветителей земли Сибирской, два корпуса - паломнический и представительский, в которых размещаются библиотека, зал-столовая, гостиничные номера. В будущем на территории подворья будет установлен бронзовый памятник воинам-сибирякам, сражавшимся под Москвой зимой 1941-1942 года. Имеется его проект: воин с винтовкой, осеняющий себя крестным знамением, и ангел над ним... Из Тюменской области уже доставлена 25-тонная гранитная глыба для основания памятника.
      Дома №№ 39-41 на правом углу бывшего Серединского переулка были построены в конце XIX - начале XX века и принадлежали купцу П.П.Золотареву.
      К дому № 41 пристроено большое служебное здание метрополитена со встроенным в него вестибюлем радиальной станции "Проспект Мира".
      Золотаревский дом 41 за богатое и выразительное декоративное оформление среди местных жителей был издавна известен как "дом с атлантами"; ходили легенды о необыкновенном богатстве его владельцев, при этом фамилия Золотарева со временем была забыта, и владельцем называли более известную фамилию фарфоровых фабрикантов Кузнецовых. Это утверждение встречается и в современной краеведческой литературе.
      Соседний же дом № 43 действительно кузнецовский. В 1874 году этот участок приобретает жена потомственного почетного гражданина купца 1-й гильдии Матвея Сидоровича Кузнецова Надежда Викуловна. Когда-то это была дворянская усадьба князей Долгоруковых, расположенная между 1-й и 2-й Мещанскими, затем в первой половине XIX века раздробившаяся на несколько владений и в конце концов опять собранная воедино уже купцом-фабрикантом.
      На участке сохранились старые постройки, возведены новые. Жилой особняк для хозяев строился по проекту Ф.О.Шехтеля (конец 1890-х - 1902 год), иные считают его "готическим", другие - "мавританским", но и по внешнему виду и по внутренней отделке - с дубовыми панелями, мраморными каминами, лепниной - это был типичный буржуазный особняк в стиле модерн. В конце 1920-х годов особняк надстроили двумя этажами, что испортило его первоначальный вид, перепланировали внутренние помещения, приспособив их под жилые квартиры. Затем, в 1980-е годы, был новый капитальный ремонт и перепланировка, в нем разместился "Дом комсомольца и школьника Дзержинского района".
      В то время, когда в доме жили Кузнецовы, бывшие старообрядцами, в нем была домовая церковь во имя апостола Матфея, небесного покровителя хозяина дома, после национализации дома ликвидированная.
      На территории усадьбы Кузнецовых стояли, как рассказывает современник, "несколько домов с большим количеством квартир, но ни одна квартира не сдается внаем: их населяют "кузнецовские молодцы" - служащие их фирмы".
      Источником легенды о богатствах "дома с атлантами", по всей видимости, послужило нападение в 1918 году грабителей на кузнецовский особняк. В номере газеты "Правда" за 4 апреля 1918 года было напечатано сообщение: "I/IV - особняк № 43 по Мещанской захватила вооруженная группа, называвшая себя независимыми анархистами. Начали расхищать имущество. Была вызвана рота Финляндского красносоветского полка и 16-й летучий Московский отряд. Беспорядочно отстреливаясь, они бежали. Убегая, бросили ящики, наполненные различным столовым серебром. Имущество сдано в ЧК".
      Более чем трехвековую традицию печатанья листов в Мещанской слободе в настоящее время продолжает "Московская экспериментальная эстампная студия имени Игн. Игн. Нивинского", которой руководит председатель объединения "Московский эстамп" известный офортист Вячеслав Иванович Павлов. В ее творческих мастерских работают многие известные московские художники, а в выставочном зале регулярно устраиваются выставки современных произведений и ретроспективные персональные и тематические экспозиции. В студии помнят и чтут традиции московского эстампа, и в общем высоком уровне работ, выходящих из студии, такое отношение к предшественникам и учителям, безусловно, сыграло свою роль.
      Студия помещается во дворе дома 45 по проспекту Мира (официальный ее адрес: улица Гиляровского, 38) в приобретенном И.И.Нивинским в 1909 году и перестроенном под мастерскую небольшом двухэтажном отдельно стоящем флигеле.
      Игнатий Игнатьевич Нивинский родился в Москве в 1881 году, в 1899 году окончил Строгановское училище со званием ученого рисовальщика. По положению Строгановское училище готовило художников-прикладников, и профильной профессией Нивинского была мебель (по этой дисциплине он был приглашен преподавателем училища). Но интересы молодого художника не ограничивались его служебной специальностью: он занимался архитектурой, живописью, монументальной росписью, иллюстрацией, выступал как театральный художник. Во всех этих областях он достиг значительных успехов: его росписи фризов и плафонов украшают здание Музея изобразительных искусств в Москве, в его оформлении шла в театре Е.Б.Вахтангова знаменитая "Принцесса Турандот", с 1909 года он выступает на художественных выставках.
      В начале 1910-х годов его главным увлечением становится офорт гравюра на металлической доске. Нивинский, используя различные технические приемы при обработке доски и при печати, добивается большой художественной выразительности в своих офортах. Он целиком отказывается от использования офорта в репродукционных целях и создает оригинальные станковые произведения, причем не переносит на доску заранее сделанный рисунок, а рисует офортной иглой с натуры прямо на доске, как это изображено на его офорте "В студии".
      В 1920-е годы И.И.Нивинский становится одним из ведущих офортистов Москвы, создает Союз граверов, преподает офорт во Вхутемасе.
      Работы И.И.Нивинского являются классикой советского офорта.
      В мастерской Игнатия Игнатьевича постоянно работали его ученики, и многие московские художники, начинавшие свой творческий путь в двадцатые начале тридцатых годов, знакомились с практикой офорта именно здесь.
      После смерти Нивинского (он умер в 1933 году) его вдова передала мастерскую Союзу художников, и с 1934 года в ней была открыта Офортная студия имени И.И.Нивинского, в которой под руководством опытных офортистов могли совершенствовать свое мастерство молодые художники. В 1950-е годы в ней преподавал О.А.Дмитриев, о котором рассказывалось в главе о Сретенке.
      Большинство зданий проспекта Мира - от бывшей Сретенки до Рижской площади - многоэтажные жилые дома постройки предвоенных и послевоенных лет с изредка вкрапленными в них добротными доходными домами начала XX века.
      Дом № 45 построен в 1938 году, 47 - в 1914-м, 49 - в 1950-м. Последний стоит на углу с Капельским переулком, во дворе этого огромного дома сохранился доходный дом конца XIX века, сейчас он имеет тот же номер - 49. До революции он принадлежал Владимиру Владимировичу Назаревскому историку, журналисту, автору труда "Государственное учение Филарета, митрополита Московского" и одной из лучших популярных книг по истории Москвы "Из истории Москвы. 1147-1913. Иллюстрированные очерки", изданной в 1914 году и рекомендованной "для школы, семьи и экскурсантов". Эта книга не утратила своего значения до наших дней и была переиздана к 850-летию Москвы в 1997 году.
      Назаревский служил председателем Московского цензурного комитета. В одном из мемуарных очерков о встрече с ним как с цензором рассказывает В.А.Гиляровский. В 1890-е годы он был редактором "Журнала спорта" и однажды выпустил номер в продажу до получения экземпляра из цензуры. Оказалось, что цензор вымарал одно-единственное слово, но по закону издание не подлежало выпуску в свет без исправления. Цензор в отчете о скачках лошадей казенных и частных заводов в фразе "Хотя казенная кобыла и была бита хлыстом, но все-таки не подавалась вперед" вычеркнул слово "казенная". Пришлось ехать объясняться в цензурный комитет.
      "Цензурный комитет помещался тогда на углу Сивцева Вражка и Большого Власьевского переулка, - рассказывает Гиляровский. - Я вошел и попросил доложить о себе председателю цензурного комитета В.В.Назаревскому, которым и был приглашен в кабинет. Я рассказал ему о моем противуцензурном поступке, за который в те блаженные времена могло редактору серьезно достаться, так как "преступление" - выпуск номера без разрешения цензуры было налицо.
      - Что же, я поговорю с цензором. Это зависит только от него, как он взглянет, так и будет, - сказал мне председатель цензурного комитета.
      В разговоре В.В.Назаревский, между прочим, сказал:
      - А знаете, в чьем доме мы теперь с вами беседуем?
      - Не знаю.
      - Это дом Герцена. Этот сад, который виден из окон, - его сад, и мы сидим в том самом кабинете, где он писал свои статьи.
      - Бывает! - сказал я.
      - Да-с! А теперь на месте Герцена сидит председатель Московского цензурного комитета.
      На столе В.В.Назаревского лежала пачка бумаги. Я взял карандаш и на этой пачке написал:
      Как изменился белый свет!
      Где Герцен сам в минуты гнева
      Порой писал царям ответ,
      Теперь цензурный комитет
      Крестит направо и налево!..
      В.В.Назаревский прочел и потом перевернул бумагу.
      - Это прекрасно, но... вы написали на казенной бумаге.
      - Уж извините! Значит - последовательность. Слово "казенная" не дает мне покоя. Из-за "казенной" лошади я попал сюда и испортил "казенную" бумагу...
      - Вы так хорошо испортили "казенную" бумагу, что и "казенную" лошадь можно за это простить. Не беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я оставлю себе на память.
      Так А.И.Герцен выручил меня от цензурной неприятности".
      На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Архитектор Г.И.Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их таким образом как бы флигелями. Дом закончен постройкой в 1938 году. Предназначался он для сотрудников ТАССа. Даже двадцать лет спустя этот дом считался выдающимся по уровню комфортности. "Дом хорошо виден издали и обозревается одновременно с бокового и главного фасадов, - читаем в архитектурном путеводителе "Москва", изданном в 1960 году Академией строительства и архитектуры СССР. - Квартиры в этом доме двух- и четырехкомнатные; комнаты хороших пропорций; во всех квартирах удобное расположение кухонь и санитарных узлов".
      На доме укреплена мемориальная доска из серого гранита с текстом: "В этом здании с 1937 по 1960 год жил выдающийся советский физиолог и изобретатель Сергей Сергеевич Брюхоненко". Судя по надписи на доске, он, видимо, был одним из первых жильцов этого дома и вселился в него еще до окончания строительства.
      С.С.Брюхоненко (1890-1960) - замечательный ученый, он разработал метод и создал в начале 1920-х годов первый аппарат искусственного кровообращения - автожектор. В 1920-е годы много писали о его опытах по применению автожектора, в частности об имеющейся в его лаборатории отрезанной голове собаки с подключенным к ней прибором, благодаря которому голова оставалась живой. Опыты С.С.Брюхоненко дали писателю-фантасту А.Р.Беляеву тему и материал для романа "Голова профессора Доуэля", написанного в 1925 году и сохранившего свою популярность наряду с другим романом этого автора - "Человек-амфибия" - в течение почти полувека.
      Для постройки дома № 51 была снесена стоявшая на углу 1-й Мещанской и Капельского переулка церковь Святой Троицы, что в Капельках.
      О возникновении этой церкви существует народное предание.
      Его любили пересказывать в своих сочинениях авторы XIX - начала XX века, писавшие о Мещанской слободе, часто вспоминают его и современные. Наиболее полный вариант легенды приводит в своей книге "Седая старина Москвы" И.К.Кондратьев, пожалуй, лучший знаток московских народных преданий, или, как он сам говорил, "молвы народной".
      Издавна на этом месте стояла деревянная церковь во имя Святой Троицы, и на исходе ХVII века пришла она в крайнюю ветхость и начала разрушаться. А рядом находился кабак.
      У Кондратьева, чья книга вышла в 1893 году, кабак безымянный, но в начале ХХ века "народная молва" сообщает и его название. А.Ф.Родин в рукописной работе "Прошлое Крестовско-Мещанского района г. Москвы", над которой он работал в начале 1910-х годов, пишет: "Об одном кружале-кабаке осталась в этой местности до сих пор память. На Большой Троицкой дороге стоял старинный кабак, назывался он "Феколка" и находился около церкви Троицы". Родин с детства жил в этом районе и, безусловно, почерпнул сведения о "Феколке" не из литературы, а из живого предания.
      "Целовальником, то есть содержателем кабака, целовавшим крест, что будет торговать честно, - продолжает рассказ Кондратьев, - был древний почтенный старик, известный благочестивой жизнью, к тому же долгое время он был церковным старостой Троицкой церкви. Будучи одинок, он не имел наследников и поэтому задумал оставить по себе память построением нового каменного храма на месте разрушающегося.
      Собственного капитала целовальника для постройки церкви было недостаточно, собирать подаяния в кружку - дело долгое, многолетнее, и тогда он придумал иной способ сбора доброхотных даяний.
      Кабак стоял на большой дороге, народу прохожего и проезжего много, да и народ дорожный больше был простой, и никто не считал за стыд зайти в кабак погреться, выпить и закусить. Одним словом, посетителей у старика всегда было много. А выдумка целовальника заключалась вот в чем: он каждого из своих посетителей просил из налитого ему полной мерой вина "слить капельку" на церковь. При этом он красноречиво описывал бедственное положение храма и рассказывал о своем замысле. И тронутые до глубины души посетители ему не отказывали.
      В те времена неподалеку, на Божедомке, близ церкви Иоанна Воина, в своем летнем дворце живал государь Петр I, и до его слуха дошла молва о странном и вместе с тем успешном сборе средств на храм. Часто гуляя по окрестностям, однажды государь зашел в этот кабак. Целовальник, не зная царя в лицо, предложил ему слить капельку на церковь и с обычным красноречием поведал ему о своем намерении. Царь обещал быть ему помощником в столь благочестивом деле и с тех пор, гуляя по окрестностям, всегда заходил в этот кабак.
      Так были собраны деньги на построение каменной церкви Троицы, и потому ее называют Троица на Капельках."
      Документы позволяют проследить истинную историю церкви Троицы на Капельках, в ней просматриваются и факты, которые с течением времени были преобразованы "народной молвой" в пересказанное выше предание о ее основании.
      Первоначальная деревянная церковь Троицы на этом месте или где-то рядом, по сведениям, приводимым И.К.Кондратьевым, "упоминается в 1625 году и значится "на Капле", то есть на протекавшей поблизости речке, называемой Капля или Капелька, бывшей притоком реки Напрудной.
      В 1708 году в сентябре месяце церковь сгорела "со всей утварью".
      По челобитью священника Никифора Иванова с причетниками и прихожанами, Петр I издал Указ, по которому было отведено место для новой церкви на бывшем кружечном дворе Посольского приказа, то есть там, где когда-то находился кабак. Строительство каменной церкви Троицы производилось на средства прихожан и на деньги, пожалованные царем, его супругою Екатериной Алексеевной и царевичем Алексеем. В знак участия в строительстве церкви царской семьи ее царские врата украшала корона.
      Таким образом, тут мы видим уже три элемента легенды: кабак возле церкви, денежное участие в строительстве церкви Петра I, название прежней церкви - "на Капле".
      Переосмысление уточняющего названия церкви определения "на Капле" также можно проследить во времени. Речка Капля вытекала из болота на территории Мещанской слободы. К середине ХVIII века это болото было осушено и застроено, пропала и речка. Но осталось ее название, причем оно стало названием не речки, а местности, где она когда-то протекала. При этом название претерпело изменение и стало употребляться в форме множественного числа: Капельки. Такая форма - в законах московской топонимики: Гончары, Каменщики, Ключики. Далее - пояснительная часть названия церкви Троицы также изменилась, она стала указывать не на речку Каплю, как прежде, а на название местности, именно так она обозначена в "Описании Императорского Столичного города Москвы" 1782 года: "Троица на Капельках".
      Посещение кабака "Феколка" Петром I - вполне вероятный исторический факт. Старинный кабак с таким названием действительно был в Москве, он существовал еще в середине XIX века. Только находился он не на Мещанской, а в другом месте - в Лефортовской части, где-то на Преображенке или в Семеновском. Уж тамошний-то кабак Петр вряд ли мог миновать.
      Народная фантазия соединила все эти элементы в одном предании. Между прочим, сюжетный ход о бездетном богаче, пожелавшем оставить по себе добрую память строительством общественного здания, использован еще в одном предании Мещанской слободы, о котором речь впереди.
      Церковь Троицы на Капельках была завершена в 1712 году и освящена по благословению Местоблюстителя Патриаршего Престола Стефана митрополитом Иоанникием.
      В ХVIII-ХIХ и начале XX века церковь перестраивалась.
      В середине квартала находился также снесенный при строительстве дома 51 дом Локтевых, связанный с одним из главных эпизодов участия Маяковского в революционном движении - его арест по подозрению в причастности к подготовке побега группы политкаторжанок из Новинской тюрьмы, к чему он действительно имел отношение. Побег был успешно осуществлен 1 июля 1909 года, а на следующий день Маяковский пришел на квартиру жены одного из руководителей операции, чтобы узнать подробности побега. Квартира считалась безопасной, но оказалось, что она находилась под наблюдением полиции, и в ней была устроена засада.
      При задержании Маяковского был составлен следующий протокол:
      "1909 года, июля 2 дня, 3 участка Мещанской части помощник пристава поручик Якубовский, находясь в засаде, по поручению Охранного отделения, задержал в доме Локтевых, по 1 Мещанской улице, в кв. № 9, явившегося в ту квартиру в 1 час 20 минут дня воспитанника императорского Строгановского училища дворянина Владимира Владимировича Маяковского, 15 лет от роду, живущего при матери... При личном обыске у него была найдена записка с адресом Лидова, каковая при сем прилагается (П.П.Лидов - адвокат, бравший на себя защиту по политическим делам. - В.М.); другого у него ничего не оказалось. Спрошенный Маяковский объяснил, что он пришел к проживающей в кв. № 9 дочери надворного советника Елене Алексеевне Тихомировой рисовать тарелочки, а также получить какую-либо другую работу по рисовальной части. О чем и составил сей протокол. (Подпись.)"
      Хозяин квартиры И.И.Морчадзе в своих воспоминаниях, написанных уже после революции, рассказывает об аресте Маяковского: "У меня же в засаду попал и известный поэт Владимир Маяковский. Во время составления протокола, когда Владимиру Маяковскому пристав задал вопрос, кто он такой и почему пришел сюда, Маяковский ответил ему каламбуром:
      - Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части.