Истории московских улиц

      Иллариону оставалось сидеть около года. Да более двух он провел в тюрьме. И, сомневаясь, что будет освобожден по окончании срока, он все же готовился к предстоящей деятельности на воле. Понимая всю меру своей ответственности за "души человеческие", преосвященный был глубоко озабочен: что внушать пастве в такие грозные времена? Епископ православной церкви должен призывать к стойкости и подвигу. Человека же в нем устрашало предвидение страдания и гонений, ожидающих тех, кто не убоится внять его наставлениям".
      Незадолго до окончания срока Иллариона перевели из Соловков в Ярославль. Там, в тюрьме, его посещал ответственный работник ГПУ и уговаривал присоединиться к новому, поддерживаемому властями, церковному расколу, возглавляемому епископом Екатеринбургским Григорием. "Вас Москва любит, вас Москва ждет", - уговаривал агент Иллариона, обещая ему свободу и высокое место в иерархии григорианства. Илларион отказался. После переговоров, продолжавшихся несколько месяцев, агент ГПУ сказал: "Приятно с умным человеком поговорить. - И тут же добавил: - А сколько вы имеете срока на Соловках? Три года?! Для Иллариона - три года?! Так мало?"
      Иллариону добавили еще три года и возвратили на Соловки. По окончании нового срока его отправили этапом на вечное поселение в Казахстан. В пути он заболел сыпным тифом и 28 декабря 1929 года умер в тюремной больнице в Петербурге. Петербургский митрополит Серафим (Чичагов) упросил начальство НКВД выдать тело усопшего. Ми-трополита Иллариона отпели в Воскресенском храме Новодевичьего монастыря и похоронили на монастырском кладбище.
      Годы спустя, когда на Соловках не осталось ни одного заключенного, лично знавшего митрополита Иллариона, стойко держалась память о нем. От одного потока заключенных к другому передавались уже не воспоминания, а предания, ставшие фольклором. Фольклорное предание, как известно, имеет в своей основе действительный факт, обычно трансформирует его, дополняет фантастическими вымыслами, но при этом всегда сохраняется идея и смысл того события, которое лежит в его основе. Таковы и две легенды о митрополите Илларионе. Первая - о его неколебимой верности православию, вторая - об общегосударственном масштабе значения его деятельности и личности.
      Первая легенда повествует о том, как однажды на Соловки приехал посол Папы Римского, католический кардинал, для переговоров с сидевшим в Соловках духовенством, среди которого было много высших иерархов. Папа решил воспользоваться в своих целях тяжелым положением русской Церкви и осуществить давно лелеемый Ватиканом коварный план.
      Священники-соловчане избрали для переговоров с папским нунцием митрополита Иллариона.
      И вот они встретились - князья двух Церквей - одетый в пышные облачения католический кардинал и митрополит Илларион в заплатанной телогрейке арестанта.
      Нунций сказал, что он может добиться освобождения православного духовенства из лагерей, но за это Православная Церковь России должна объединиться с католической в унию и признать власть папы над собою. Митрополиту Иллариону в униатской церкви России он обещал тиару кардинала.
      Но владыка Илларион ответил, что Православная Церковь предпочитает лучше принять терновый венец, чем изменить истинной вере.
      В действительности такой встречи не было. Борис Ширяев, автор воспоминаний о Соловках, в которых он приводит эту легенду, специально расспрашивал сидевших там иерархов, и все они "решительно отрицали этот факт". "Тем не менее, апокриф родился и жил на острове, - пишет Ширяев. Он даже перекинулся на материк: позже я слышал его в Москве. Легенда возникла и жила потому, что люди хотели видеть реальное воплощение духовной силы Церкви, ее несокрушимой твердыни, и самым подходящим объектом для такого воплощения был владыка Илларион".
      Вторая легенда утверждала, что существует тайное завещание покойного патриарха Тихона, в котором он указывает на Иллариона как на истинного хранителя и местоблюстителя патриаршего престола.
      В заключение рассказа о митрополите Илларионе приведу стихотворение, о котором шла речь в его разговоре с Олегом Васильевичем Волковым. Это стихотворение принадлежит А.Н.Майкову.
      Не говори, что нет спасенья,
      Что ты в печалях изнемог:
      Чем ночь темней, тем ярче звезды,
      Чем глубже скорбь, тем ближе Бог...
      Теперь вернемся к началу 1920-х годов, когда совету общины Сретенского монастыря удалось спасти от закрытия Владимирский собор, защититься от обновленцев и сохранить приход.
      Колокола Сретенского монастыря славились в Москве своей мелодичностью. Один из последних дореволюционных путеводителей "Всеобщий путеводитель по Москве и окрестностям", вышедший в 1915 году и по обширности заявленной программы вынужденный писать лишь только о самых значительных достопримечательностях, тем не менее приглашает послушать великолепные колокола Сретенского монастыря.
      12 июня 1920 года Н.П.Окунев, запись из дневника которого приводилась ранее, отметил новое звучание сретен-ского колокольного звона:
      "Прошел домой мимо Сретенского монастыря, не закрытого еще в полном объеме, но оставшегося с одной только церковкой и братией человек в 5. Но от былого остались музыкально подобранный звон и звонарь, какой-то удивительный человек - я вижу его, он "штат-ский", тощий, болезненный, типа старых сухаревских мелких торговцев. Еще бы чуть-чуть попотрепаннее одеяние, ну и подавай ему Христа ради копеечку. Такова наружность, а кто его знает, может, он богатый человек, любитель позвонить. В нем нет профессионального звонаря, он несомненно дилетант, но зато какой в своей сфере гениальный! Я, по крайней мере, никогда не слышал такого замечательного звона. Когда он звонит, на углу Сретенки и Сретенского переулка всегда собирается толпа и смотрит на его переборы по веревочкам. Голова без шапки, закинута вверх, - точно смотрит в небо и аккомпанирует ангелам, поющим гимн Богу. Так играют вдохновенные пианисты, смотрящие не на клавиши, а куда-то ввысь..."
      Этот звонарь - Константин Сараджев - еще одна московская легенда 1920-х годов. Он не был профессиональным звонарем и звонил на разных колокольнях. У него был круг поклонников из любителей и знатоков колокольного звона и музыкантов-консерваторцев, которые заранее узнавали, где и когда он будет звонить, и приходили слушать.
      После того как в 1977 году была напечатана документальная повесть А.И.Цветаевой "Сказ о звонаре московском", имя Константина Константиновича Сараджева приобрело широкую известность.
      К.К.Сараджев родился в 1900 году в Москве. Отец - профессор Московской консерватории, скрипач, дирижер, мать - пианистка. Детство и отрочество Сараджева прошло на Остоженке. С раннего детства он прислушивался к звону колоколов окрестных церквей, благо вокруг их было много. Особенно привлекали его внимание колокола Замоскворечья - церкви Преподобного Марона у Крымского моста, знаменитый колокол Симонова монастыря...
      Сараджев обладал особым абсолютным слухом. Музыканты с абсолютным слухом в звуке колокола различают три основных тона, он же слышал более восемнадцати, а в октаве он, по его словам, четко различал 1701 тон.
      Хотя Сараджев жил в музыкальной семье, музыке систематически не учился и всем музыкальным инструментам предпочитал колокола. Он свел знакомство с московскими звонарями, в четырнадцать лет ему удалось самому позвонить на колокольне, и с тех пор колокола заняли все его мысли. Наиболее интенсивная его деятельность по изучению и пропаганде колокольного звона падает на 1920-е годы. В это время Сараджев не только звонит, открывая и осмысливая музыкальные возможности колоколов, но и работает над теоретическим трудом "Музыка - Колокол". Он обследовал 374 колокольни Москвы и Подмосковья, составил их каталог с музыкальной нотной характеристикой звучания каждого колокола.
      Среди музыкантов, ходивших слушать Сараджева, А.И.Цветаева называет композиторов Р.М.Глиэра, Н.Я.Мясковского, М.М.Ипполитова-Иванова, А.Ф.Гедике - органиста, профессора Московской консерватории.
      Известный хоровой дирижер А.В.Свешников слушал звон Сараджева на колокольне Сретенского монастыря. "Звон его, - вспоминает Свешников, совершенно не был похож на обычный церковный звон. Уникальный музыкант! Многие русские композиторы пытались имитировать колокольный звон, но Сараджев заставил звучать колокола совершенно необычайным звуком - мягким, гармоничным, создав совершенно новое их звучание".
      Сараджев мечтал об устройстве специальной "Московской Художественно-Музыкально-Показательной Концертной колокольни". Музыкальная общественность поддерживала его ходатайство перед Наркомпросом о создании такой звонницы. Но во второй половине 1920-х годов в России настали роковые времена для церковного колокольного звона и колоколов: колокольный звон как "нарушающий общественный покой" был запрещен, закрывались и разрушались церкви и колокольни, снимались и отправлялись в переплавку колокола.
      Наступила очередь и звонницы Сретенского монастыря.
      В 1927 году живший по соседству с монастырем член партии "с дореволюционным стажем" ответственный работник ВСНХ Н.С.Попов отправил письмо тогдашнему председателю Моссовета К.Я.Уханову, также партийцу с 1907 года, бывшему слесарю:
      "Тов. Уханов!
      Ты хозяин Москвы: обрати, пожалуйста, внимание на Б. Лубянку. Стоит тут развалина, называемая храмом божьим, живут в нем какие-то Братские общества и т.п., а улица от этого страдает: уже не один человек в этом месте раздавлен трамваем. Улица в этом месте благодаря этой балдахине имеет искривленный вид и, если ее снести, а снести ее надо, то будет совершенно другая улица с свободными проходами. Улица слишком бойкая. Во дворе как раз в этом месте, где стоит эта чертова часовня, где гуляют только кошки и мыши, стоит еще колокольня, где сумасшедший какой-то профессор выигрывает на колоколах разные божеские гимны, ничего абсолютно нет. Тебе как хозяину Москвы во имя благоустройства города надо в конце концов обратить внимание...
      С коммунистическим приветом - По-пов Н.С.".
      В 1928 году в газете "Рабочая Москва" была опубликована фотография Сретенского монастыря, огражденного забором, с пояснительной подписью: "Для расширения уличного движения сносится Сретенский монастырь, мешающий движению".
      Приход Сретенского монастыря был ликвидирован в 1928 году. В 1928-1930 годах снесены церковь Марии Египетской, церковь Николая Чудотворца, колокольня, монастырская стена. Соборный Владимирский храм был приспособлен под общежитие сотрудников НКВД, затем использовался как гараж и под помещения для реставрационных мастерских. В 1950-е годы собор был поставлен на госохрану как историко-архитектурный памятник. Из старых построек Сретенского монастыря к 1990-м годам сохранились только три: Владимирский собор, совершенно опустошенный внутри и со сбитой росписью, двухэтажный хозяйственный корпус ХVIII века, перестроенный в XIX веке, так что от первоначального здания остались лишь так называемые "ушастые" наличники на трех окнах (Большая Лубянка, 17), и часть настоятельского корпуса ХVII-ХIХ веков в глубине двора.
      В 1991 году храм Сретения Владимир-ской иконы Божией Матери был возвращен Церкви.
      С этого времени история Сретенского монастыря - это хроника возрождения обители, продолжающаяся и в настоящее время.
      В январе 1991 года во вновь освященном соборе началась служба.
      В 1994 году в монастыре разместилось подворье Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря.
      В 1995 году возобновлена монашеская жизнь.
      8 сентября 1995 года в ознаменование 600-летия встречи Владимирской иконы Божией Матери - события, в память которого основан монастырь, впервые после революции совершен традиционный крестный ход с чудотворной иконой из Успенского собора в Сретенский монастырь. Для крестного хода Третьяковской галереей был предоставлен подлинный образ Владимирской Божией Матери. Литургию в этот праздничный день совершал Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.
      В тот же день, 8 сентября 1995 года, патриархом освящен установленный в монастыр-ском дворе, справа от ворот, у глухой стены соседнего дома, каменный резной памятный крест-распятие. Рядом с ним установлена медная пластина с надписью: "Крест воздвигнут в память православных христиан, умученных и убиенных на месте сем в годы смуты". Мне объяснили, что под "местом сим" имеется в виду весь окрестный район вокруг Большой Лубянки...
      В 1997 году во Владимирском храме помещен выполненный в натуральную величину цветной фотографический снимок известной христианской святыни так называемой Туринской Плащаницы - полотна, которым было обернуто тело Иисуса Христа при погребении и на котором имеется отпечаток Его лица. С самого первого ее появления в одной из французских церквей в 1375 году подлинность Плащаницы и изображения на ней вызывала сомнения и дискуссии, однако в настоящее время, после проведения разнообразных исследований при помощи современных научных методов, доказано, что Плащаница относится к I веку, и точнее - к 30-м его годам.
      Лик Христа на Плащанице поражает своей выразительностью, здесь он предстает в двойной своей евангельской ипостаси: Сын Божий - Сын Человеческий.
      В 1997 году на монастырской территории сооружена звонница.
      В настоящее время Сретенский монастырь получил статус ставропигиального, то есть монастыря, пользующегося особыми привилегиями и подчиненного непосредственно патриарху. При монастыре имеется издательство, книжная лавка и магазин церковной утвари.
      11 февраля 1998 году Комиссией Священного Синода по канонизации святых было принято решение о причислении к лику святых священномученика Иллариона - архиепископа, игумена Сретенского монастыря.
      10 мая 1999 года в соборе Сретения Владимирской иконы Божией Матери установлена рака с останками Иллариона, доставленными из Петербурга, и Патриарх Московский и всея Руси Алексий II за Божественной литургией совершил чин его прославления в лике святых.
      В решении Синодальной Комиссии по канонизации святых сказано: "Ревностный сторонник восстановления Патриаршества, ближайший помощник святителя Тихона, Патриарха Всероссийского, мужественный борец с расколами и последовательный поборник церковного единства священномученик Илларион претерпел изгнание и тюремное заточение, увенчав подвиг исповедничества за Христа кончиной в узах". На основании этого было вынесено определение:
      "1. Причислить архиепископа Иллариона к лику священномучеников для почитания в Московской епархии до его общецерковного прославления. (Решение об общецерковном прославлении состоялось на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 г. - В.М.)
      2. Честные останки священномученика Иллариона, обретенные в Санкт-Петербурге и ныне пребывающие в Сретенском монастыре г. Москвы, именовать святыми мощами и воздавать им должное поклонение...
      4. Память священномученику Иллариону праздновать в день его мученической кончины 15 (28) декабря и прославления 27 апреля (10 мая).
      5. Писать новопрославленному священномученику Иллариону икону для поклонения согласно определения Седьмого Вселенского Собора..."
      В проповеди, произнесенной после литургии, патриарх отметил также факты деятельности Иллариона, связанные со Сретенским монастырем:
      - В трудные времена святитель Илларион, будучи назначен настоятелем Сретенского монастыря, изгнал отсюда обновленчество, которое было создано и спровоцировано властью для того, чтобы разделить Церковь Христову. Он совершал здесь службу Божию, укреплял православных верующих града нашего в стойкости, мужестве, в стоянии за веру... Мы верим, что его молитвы будут помогать всем, прибегающим к его молитвенному предстательству и просящим укрепления в вере, мужества в трудностях и испытаниях, сохранения единства Святого Православия.
      Горят свечи в шестисотлетнем Сретенском монастыре перед иконой нового святого - святого Иллариона - нерушима связь времен. Звучит у его раки кондак: "Илларионе, священномучиниче Христов, служителей грядущего антихриста не убоялся еси, за Церковь Божию живот свой положи. Краса новомучеников Российских, Руси Святой похвала, ты Церкви нашей слава и утверждение".
      О митрополите Илларионе нельзя сказать, что его поняли и оценили только после смерти: и современники видели в нем пастыря, отмеченного Богом.
      В конце 1980-х годов я получил от бывшего соловчанина Владимира Алексеевича Казачкова несколько сохраненных им с двадцатых годов, несмотря на все жизненные перипетии, стихотворений его друга по заключению священника отца Владимира Лозины-Лозинского, юриста с университетским образованием, в 1919 году принявшего сан.
      Отец Владимир попал на Соловки по так называемому "делу лицеистов". В 1924 году группа бывших лицеистов Александровского (Царскосельского) лицея заказала ему в день основания Лицея панихиду по покойным основателям Лицея, преподавателям и лицеистам, которую он и отслужил. В ГПУ ее квалифицировали как панихиду по царской семье и усмотрели в этой акции монархический заговор. Присутствовавшие на панихиде лицеисты и служивший священник были арестованы и осуждены на сроки от 5 до 10 лет.
      На одном из полученных мною стихотворений отца Владимира имеется посвящение: "Посвящается архиепископу Иллариону" и стоит дата - 1927 год.
      Над этим полным страха строем,
      Где грех, и ложь, и суета
      Мы свой, надзвездный город строим,
      Наш мир под знаменем Креста.
      Настанет день, и в час расплаты
      За годы крови и тревог
      Когда-то на земле распятый
      На землю снова снидет Бог.
      С Крестом, как с символом спасенья,
      Он воззовет и рай и ад:
      И, се, расторгнутся каменья,
      Се, бездны тайны возвестят.
      Полярные растают льдины,
      Погаснет солнце навсегда,
      И первозданные глубины
      Откроет каждая звезда.
      Тогда из тьмы времен смятенных
      В последнем ужасе угроз
      Восстанут души убиенных
      За имя вечное - Христос.
      И Бог страдавший, Бог распятый,
      Он примет подвиг их земной:
      Его посол шестикрылатый
      Их призовет своей трубой.
      И в град грядущего, ликуя,
      Они войдут, как в некий храм,
      И вознесется "Аллилуя"
      Навстречу бурям и громам.
      Тогда, о Боже, к смерти, к ранам,
      Ко всей их скорби мировой,
      Теперь Тобою осиянным,
      Мы, люди, бросимся толпой.
      Твоя любовь есть бесконечность;
      И ради их нас не кляня,
      Ты, Господи, введешь нас в вечность
      Невечереющего дня.
      Митрополит Илларион прошел общий крестный путь с народом, буквально прошел в самых тяжких этапах с миллионами жертв ЧК, ГПУ, НКВД. Один бывший зек, сидевший по известной 58-й статье, сказал, узнав о причислении митрополита Иллариона к лику святых:
      - Теперь, слава Богу, и у нас есть свой святой...
      На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, состоявшемся 13-16 августа 2000 года в Москве и проходившем в храме Христа Спасителя, было принято решение о причислении к лику святых новомучеников, среди других и отца Владимира Лозины-Лозинского, расстрелянного в 1937 году.
      МЕЖДУ ЛУБЯНКОЙ И СРЕТЕНКОЙ
      Кусок Большой Лубянки, отторгнутый от Сретенки, несмотря на давность этого акта, не стал органичной частью Лубянки, но в то же время перестал быть собственно Сретенкой. По твердому убеждению нынешнего москвича, Сретенка начинается за Бульварным кольцом, а Большая Лубянка - от Сретенского монастыря - подход к ней, так сказать, преддверие Сретенки.
      Следующий за Сретенским монастырем дом № 21 - "серый и мрачный четырехэтажный дом", по характеристике Ю.А.Федосюка, - построен на бывшей территории монастыря. Начинал его строить в последние предреволюционные годы монастырь, а достраивал уже после революции Моссовет. Изначально дом предназначался для сдачи в аренду различным учреждениям, при достройке его учрежденческий, общественный характер не изменился. В 1920-е годы здесь находились гостиница, несколько магазинов, пошивочная мастерская, в 1930-е годы помещался Клуб московского общества глухонемых. В настоящее время его занимает какое-то промышленное предприятие.
      Последний по нечетной стороне дом Большой Лубянки - 23 - угловой, он выходит также на Рождественский бульвар. Вернее, в проезд Рождественского бульвара, так как в этой части бульвара сохранилась застройка, существовавшая прежде в торцах всех московских бульваров. Последний дом Лубянки - характерный жилой доходный дом конца 1890-х годов - с угловым эркером и обязательной башенкой-куполом. Он построен по проекту архитектора Митрофана Александровича Арсеньева (1837-1905), много строившего в Москве, его дома можно встретить на разных улицах и в переулках старой Москвы.
      До революции этот дом принадлежал купцу, потомственному почетному гражданину Семену Ивановичу Малюшину, крупному московскому домовладельцу. В районе Сретенки семье Малюшиных принадлежало еще несколько домов. Сам хозяин в этом доме не жил, помещения в нем сдавались внаем. В разное время, кроме квартир, в доме размещались меблированные комнаты "Родина", "Самарканд", "Сретенское подворье", трактир, кухмистерская "Гамбринус", букинистический магазин, а также находилось Сретенское начальное училище. После революции жилая часть дома была переоборудована под коммунальные квартиры.
      Дома по четной стороне Большой Лубянки - от дома Ростопчина и до конца улицы, до Сретенского бульвара - представляют собой тот вид застройки, которую называют рядовой для начала XX века. Здесь нет зданий, отличающихся особой архитектурной выразительностью, но и они являются свидетелями исторических событий и связаны с известными именами.
      Владение № 18 в ХVII-ХVIII веках принадлежало князьям Хованским. В доме, построенном в начале XIX века, в 1860-1870 годах снимал помещение Артистический кружок - клуб, который посещали литераторы, актеры, музыканты, в 1930-е годы там находился Клуб рабочих-типографщиков.
      Дом № 20 - огромное здание Управления госбезопасности по Москве и Московской области, построенное в 1982 году (архитектор Ю.С.Африканов). Оно занимает половину квартала по Большой Лубянке, а в глубину доходит до Малой Лубянки. Это расширилась бывшая МЧК, которой стало тесно в особняке Ростопчина и в трех многоэтажных корпусах, которые московские органы безопасности уже понастроили за главным домом. В литературе встречается сравнение: здание УКГБ по Москве и области имеет форму атомохода. Дом в виде атомохода - вполне может быть досто-примечательностью улицы.
      Для постройки дома-атомохода был снесен целый квартал между Большой Лубянкой, Сретенским переулком и Милютинским переулком, плотно застроенный и до 1920-х годов плотно заселенный. В XVII веке здесь были владения князей Ромодановских, в ХVIII веке - князей Голицыных, после 1812 года владельцами участков и домов этого квартала становятся купцы. В конце XIX - начале XX века здесь находились: лавка турецких шалей, магазин белья и вышивок "Белый лебедь", меховой салон, модный магазин, торговавший парфюмерией, "Итальянский магазин" шляп, мушкетерок и картузов из итальянской соломки, антикварный магазин, оружейный магазин, булочная и пекарня Ивана Чуева и одна из 88 имевшихся в Москве молочных Чичкина, были также меблированные комнаты "Бель-вю" и "Слава". В 1920-е годы по адресу: Большая Лубянка, дом 20 находилась редакция журнала "Медицинский работник", в котором было напечатано первое крупное произведение М.А.Булгакова "Записки молодого врача".
      Снос прежней застройки под возведение дома-атомохода расширил короткий - всего в два дома - Сретенский переулок до небольшой площади и открыл вид на Малую Лубянку и Милютинский переулок.
      В правом, смотря от Большой Лубянки, углу образовавшейся площади стоит большой пятиэтажный респектабельный жилой доходный дом, построенный в 1904-1905 годах по проекту архитектора В.В.Шауба (1861-1934) для одного из крупных страховых обществ. Он занимает конец квартала, выходит на три улицы и имеет три адреса: Малая Лубянка, 16, Сретенский переулок, 4, Милютинский переулок, 11. Уже по одному этому можно судить о его величине.
      В 1919-1922 годах в этом здании помещалось РОСТА - Российское телеграфное агенство, организация, в задачу которой входили сбор и распространение информации, а также пропагандистская и агитационная работа в самой разной форме. При агентстве существовали литературный, театральный, художественно-изобразительный отделы. Последний выпускал плакаты, художественно оформленные лозунги и - великолепное изобретение тех лет "Окна сатиры РОСТА" - плакаты ручной работы, мгновенно откликающиеся на злобу дня, снабженные хлесткими подписями чаще всего в форме народного раешника. По сути дела, это было возрождение в современной форме традиционного лубка. У "Окон РОСТА", развешенных по Москве в пустых витринах магазинов, постоянно толпились люди, и наиболее удачные подписи быстро распространялись московской молвой.
      Своей популярностью "Окна РОСТА", главным образом, обязаны литературному и художественному таланту В.В.Маяковского. "Сделал тысячи три плакатов и тысяч шесть подписей", - подводит Маяковский итог своей работе в РОСТА в автобиографии.
      Созданные им гротескные образы персонажей агитационных плакатов, как положительных - рабочего, крестьянина, красноармейца, красного командира, так и отрицательных - буржуя, кулака, спекулянта, белого генерала, деятелей Антанты, - стали классическими и в сознании нескольких поколений существуют именно такими, какими были нарисованы Маяковским.
      Само помещение РОСТА и работа в нем - великолепная и характерная картина эпохи. Профессор-литературовед А.В.Февральский, автор многих статей о В.В.Маяковском, работал в РОСТА со времени его создания и в своих воспоминаниях описал этот дом:
      "Помещалось РОСТА в большом доме на Малой Лубянке, 16, выходящем также на Сретенский и Милютинский переулки. Основные отделы (за исключением иностранного) занимали весь четвертый этаж дома. Это здание представляет собой обыкновенный жилой дом, внутри которого находится двор. В то время во всех квартирах четвертого этажа были пробиты ходы в смежные квартиры. И, направляясь по коридорам РОСТА, можно было обойти кругом все учреждение и прийти на то же место с противоположной стороны. Время было неспокойное, поэтому все подъезды, кроме одного, были постоянно заперты, и жильцы первых трех этажей попадали в свои квартиры через черные ходы со двора. Многие жильцы дома поступили на работу в РОСТА, а некоторые сотрудники РОСТА поселились в доме, и, значит, большинство населения дома жило общими интересами.
      В том же доме на различных этажах были размещены библиотека, бюро вырезок, Московское губернское отделение РОСТА, а также клуб и столовая...
      У входа в здание на площадке первого этажа был установлен скульптурный бюст Карла Маркса. Затем посетитель, поднявшись на четвертый этаж, мог, идя по коридорам, последовательно обойти несколько десятков комнат. В них помещались ответственный руководитель РОСТА и основные отделы учреждения. От коридоров отходили многочисленные закоулки.
      Художественный отдел РОСТА занимал несколько комнат, окна которых выходили на Малую Лубянку и частью на Сретенский переулок.
      Открыв дверь в одну из этих комнат, посетитель обычно попадал в клубы табачного дыма. Сквозь дым вырисовывались три фигуры огромного роста, с папиросами в зубах; все трое рявкали басом. Иной раз они лежали на полу, рисуя плакаты или "Окна сатиры РОСТА", и приходилось шагать через плакаты и через них самих. Троица эта была "коллегией художественного отдела": Владимир Владимирович Маяковский, Михаил Михайлович Черемных и Иван Андреевич Малютин. Черемных был заведующим художественным отделом, а Маяковский и Малютин считались внештатными сотрудниками, но работали все одинаково много и дружно.
      К многочисленным трудностям, возникавшим из самой новаторской природы работы РОСТА, прибавлялись еще не меньшие трудности бытового порядка, связанные с условиями жизни тех лет.
      В здании РОСТА центральное отопление не действовало, как и по всей Москве. Через коридоры тянулись трубы от железных печурок, так называемых буржуек, обогревавших комнаты, точнее сказать, предназначенных для обогревания комнат, часто дров не было, и мы работали в шубах, пальто или шинелях. Иной раз на голову человека, проходившего под трубой, падало несколько капель жидкой сажи.
      Холода и недоедания старались не замечать. Согревались кипятком или странным напитком, имитировавшим чай, с сахарином (если не доложить сахарина или переложить его, получалась горечь, надо было попасть в точку)".
      На доме РОСТА Сретенский переулок кончается и упирается в перпендикулярный ему Милютинский. Этот переулок называется Милютинским с ХVIII века, по фамилии жившего в нем в те времена домовладельца. (В 1927 году переулок был переименован в улицу Мархлевского. Юлиан Мархлевский (1866-1925) - польский коммунист, деятель международного рабочего движения; живя с 1918 года в Москве, он часто выступал в Клубе польских коммунистов-политэмигрантов, который находился тогда в этом переулке в доме № 16. В 1994 году переулку возвращено его историческое название.)
      Среди прихожан и вкладчиков Сретенского монастыря "дворяне Милютины" значатся с ХVIII века.
      Родоначальник дворянского рода Милютиных - Алексей Яковлевич Милютин колоритная фигура Петровской эпохи. Его дед был слугой при дворе царя Михаила Федоровича, отец занялся предпринимательством: будучи "у государевых рыбных промыслов", поставлял рыбу из Астрахани и Нижнего Новгорода к царскому двору. Сам же Алексей Яковлевич в своей деятельности совмещал службу при дворе и купеческие операции. При Петре I и его наследниках он служил комнатным истопником, одновременно в 1714 году завел в Москве шелковую мануфактуру. Милютин приобрел землю на Лубянке, где прежде был Казенный полковой двор Семеновского полка, переведенного в Петербург, выстроил обширное каменное здание для фабрики и поставил вокруг своих владений каменную ограду. Когда в 1721 году купцам-заводчикам разрешили покупать села с крестьянами, одним из первых этим правом воспользовался в 1740 году А.Я.Милютин, продолжавший числиться комнатным дворцовым истопником. Императрицей Анной Иоанновной он был пожалован грамотою на дворянство с гербом. Мануфактура Милютина оставалась крупнейшей в Москве в течение всего ХVIII века.