– Мисс Синтия и мадам Эсмеральда!

Все повернули головы в сторону входа. Да так и замерли.

Красота, как сказал бы известный поэт ушедшего столетия, помещается в глазах смотрящего. У мужчин и у женщин представления о красоте различны. Женщины понимают красоту в классическом смысле: они находят ее в искусно высеченных чертах греческих статуй, в свободных, но безупречных линиях лица и тела, в царственной осанке, в высоко поднятом подбородке. Их феминистский идеал – ледяная богиня. Бесконечно желанная и бесконечно недоступная.

Когда о красоте говорят мужчины, они имеют в виду сексапильность. Энн была красива. Аврора была красива. Синтия была сексапильна.

Ее длинные огненно-рыжие волосы толстыми мягкими волнами спадали ниже осиной талии, доставая до ягодиц, очерченных облегающим черным шелком. Открытое платье предоставляло взору верхнюю часть высоких крепких грудей, а У-образный вырез сзади устремлялся вниз, подчеркивая изящный изгиб спины. Длинные стройные ноги казались еще длиннее и стройнее благодаря черным шелковым чулкам и четырехдюймовым шпилькам. Глаза у нее были зеленые, словно только что пробившиеся весенние листья, а губы – полные, влажные и зовущие. Она не смотрела ни на кого, кроме Прекрасного, и только ему дарила улыбку, манящую, как зов сирены.

– Ну, что я вам говорил? – с благоговением произнес Принц. – Разве она не чудо?

– Выглядит ничего, – согласился Венделл.

Синтия боялась, что сердце у нее разорвется от возбуждения. «Даже если это не сработает, все равно оно того стоило, – думала она. – Если я больше никогда его не увижу, я буду счастлива всю оставшуюся жизнь. Если я не проживу больше ни дня, я сегодня умру в экстазе». Еще бы. Она прибыла в королевский замок Иллирии по специальному приглашению для встречи с самим Прекрасным Принцем! Все происходило именно так, как предсказывала крестная.

При одной мысли о крестной девушка вся затрепетала. Эсмеральда такая особенная. Она не просто умела колдовать, она была само колдовство. Она обладала волшебным свойством – его еще называют шармом или харизмой, – заставившим Синтию просто влюбиться в нее с первого взгляда, а когда крестная обнимала и баюкала ее, все проблемы девочки, казалось, улетали прочь и мир окутывала теплая золотистая дымка.

Иногда она думала, что все могло сложиться иначе, окажись она сиротой. Ну, формально, разумеется, Синтия сиротой и являлась, поскольку оба ее родителя умерли, но она имела в виду сиротство не в этом смысле. Она имела в виду брошенных или найденышей, тех, кто потерял родителей в очень юном возрасте и вообще их не помнил. Такие дети, девушка знала наверняка, всегда мечтали об одном и том же: однажды их настоящие отец и мать явятся за ними и окажутся красивыми, богатыми и любящими, заберут их с собой, и они все вместе заживут где-нибудь счастливо.

У Синтии почва для подобных утешительных иллюзий напрочь отсутствовала. Ее отец проболтался рядом, пока дочке не исполнилось восемь. Этого времени ему с запасом хватило, чтобы рассказать дочери, как ее мать умерла, дав жизнь ей самой. Умерла совершенно точно, без всякого сомнения. И никогда уже не вернется. Самого отца ситуация несказанно огорчала, и он винил женщину не только в ее собственной кончине, но и в том, что она скончалась, не оставив ему сыновей. Потом отец женился во второй раз и планировал, создав новую семью, продолжить династию по мужской линии. Так вот, через неделю после свадьбы лошадь лягнула его в голову и – приехали.

Мачеха Синтии, без всякого восторга обнаружив, что ей придется совершенно бесплатно кормить еще один рот, тотчас вознамерилась установить разделение труда, или, другими словами, свалила на падчерицу все обязанности по дому. Таким образом, девочка превратилась в домашнюю рабыню. И, словно ей не хватало свалившихся на нее бед, спустя короткое время сделалось очевидным, что Синтия вырастет красивее своих сводных сестер. Гораздо, гораздо красивее. А если женская зависть – сама по себе уродливое явление, то зависть двух девочек-подростков – вещь поистине страшная.

Итак, имелась Синтия, красивая девушка, пойманная в ловушку бесконечного рабства. Впереди несчастную ждали долгие тоскливые годы даже без надежды на избавление путем удачного брака, поскольку сводные сестры ни под каким видом не собирались выпускать ее из дому, пока она не сделается старой девой или по крайней мере до тех пор, пока сами не выйдут замуж, что было практически то же самое.

А потом, когда мачеха с сестрами уехали на бал и Синтия сидела дома одна и плакала у очага (она много плакала в те дни, хроническая депрессия, знаете ли), комната внезапно наполнилась крохотными мерцающими разноцветными огоньками, и девушка услышала слова, навсегда изменившие ее жизнь:

– Держись меня, детка, и ты далеко пойдешь.

Теперь Синтия медленно шла вперед, не отрывая глаз от Принца, слегка покачивая бедрами при ходьбе, точно так, как учила Эсмеральда. Она держала плечи отведенными назад, отчего ее груди приподнимались и выпирали, подчеркивая тщательно выверенную глубину выреза.

– Путь к сердцу мужчины начинается у него ниже пояса, – учила крестная. Она также придирчиво подбирала наряд на бал, и кое-что, девушка не могла не признать, смотрелось просто сногсшибательно.

Синтия продолжала идти к Принцу, не отрывая взгляда от его спокойных голубых глаз. («Смотри ему в глаза, дорогая. В глубине души все эти мужланы – безнадежные романтики».) Когда она приблизилась к Прекрасному, то не остановилась для реверанса, а медленно подняла руки. Его высочество раскрыл объятия, и Золушка заключила себя в них, продолжая смотреть на него и прижавшись к нему всей длиной своего ласкающего взор тела. Теперь ее губы оказались всего в нескольких дюймах от его губ.

– О мой Принц, – прошептала она.

– О моя леди, – прошептал Прекрасный.

– О мой желудок, – пробормотала Энн.

– Чш-ш-ш, – прошипела Аврора. Она холодно и неподвижно, словно окоченевший труп, уставилась куда-то мимо Золушки.

– С тех пор как я потерял тебя на балу в ту ночь, я словно брел по пустыне без воды и помощи, – проговорил Принц. – Вокруг не было ничего живого, лишь шуршание мертвых песков и немолчный стон ветра, повторяющий твое имя. Теперь будто оазис внезапно открылся передо мной, и воды любви хлынули из скрытых источников.

– С тех пор как я оставила тебя на балу, – прошептала Синтия, – солнце не вставало для меня, лишь беспросветные ночи, словно волки, рыскали и рычали у меня под дверью, а зябкий ветер запускал ледяные пальцы мне в грудь, чтобы сдавить мое сердце холодной безжалостной хваткой. Теперь словно теплые вешние ветры подули там, где прежде лежало только замерзшее поле.

Она могла продолжать в том же духе довольно долго, поскольку крестная заранее исписала гору бумаги подобным добром и заставила девушку выучить все наизусть. Прекрасный и сам оказался в состоянии ответить несколькими впечатляющими романтическими строчками, весьма неплохими, подумала она, если это и впрямь экспромт. Лишь одно обстоятельство омрачало ее радость: ей все время приходилось касаться мужского тела. У нее словно мурашки по коже пробегали. В ночь после первого бала Синтия пожаловалась Эсмеральде.

– Знаю, дорогая, – ответила фея-крестная. – Мужчины – такие противные создания. Но очень важно, чтобы ты вытерпела это. Непременно продолжай делать вид, будто ты наслаждаешься и даже поощряешь его ласки. Это краеугольный камень всего плана.

– Но когда я отправлюсь с ним в постель, разве на следующее утро он не испытает ко мне отвращения? Я слышала, что именно так с ними и происходит.

– Некоторые мужчины действительно таковы, – признала Эсмеральда. – Но не Прекрасный. Он слишком порядочен. Пойми, ты имеешь дело с человеком, у которого есть все, чего он хочет. Почти. Ты дашь ему то, чего он хочет больше всего, единственную вещь, которой не предложит ему ни одна другая девушка в королевстве. Врожденное благородство заставит его в ответ предложить тебе руку и сердце.

Синтия кивнула. Она во всем доверяла крестной.

– И помни, дорогая, как только вы поженитесь и мы въедем в замок на законных основаниях, – фея наклонилась поближе, – тебе больше никогда не придется позволять ему прикасаться к себе.

Совет приободрил девушку, и теперь, когда Эсмеральда наблюдала за ними с другого конца стола, поведение Синтии устраивало ее на все сто. Золушка вела себя как прирожденная актриса. Вот она потянулась мимо Принца за солью и позволила грудям легко коснуться его плеча. У бедняги чуть глаза не выпрыгнули. Его тянуло к ней, как упавший в воду камень тянет на дно пруда.

Эсмеральда оглядела сидящих за столом, прикидывая следующий шаг. Паж. Так, с ним стоит поболтать. Придется занять его после ужина и – может, с помощью пары магических трюков – удержать вдали от сюзерена. Граф. Паяц, но ханжа. Может оказаться опасным для реализации плана. Его тоже придется отвлекать, пока Принц не отыщет возможность улизнуть с Синтией, ну и заняться чем он там собирался. Остальные гости – не в счет. Король, к счастью, оказался слишком занят и на обеде отсутствует. Приглашенные сановники и дворцовые лизоблюды не способны ничему помешать, равно как и две приезжие пигалицы. Принцессы, хотя и достаточно привлекательные – в духе обычной цветущей девушки, – явно не конкурентки Синтии. С тем же успехом они могут сдаться и ехать домой, откуда бы они там ни прибыли.

Эсмеральда пригубила вино и улыбнулась Норвилю.

– Так расскажите же мне, граф, что вы думаете о политической ситуации?

На другом конце стола Аврора яростно кромсала на тарелке кусок рыбы.

– Эта мразь! – шипела она. – Эта дрянь! Эта стерва! Я ее убью, если только она попытается что-нибудь сделать.

Энн имитировала непринужденное веселье.

– Спокойней, меньше экспрессии. Какое тебе дело, если Принц теряет голову от какой-то бесстыжей лахудры вроде Синтии?

– Синтия! Какая, к черту, Синтия? Я говорю о крестной. Это та самая фея, что заколдовала меня!

Это заявление разом заставило всех умолкнуть. Энн резко повернула голову, а сидевшие рядом с ней Королева Руби и Мандельбаум подались вперед, чтобы получше разглядеть Эсмеральду.

– Она фея? Ты уверена?

– Разумеется, уверена. Попробуй забыть женщину, которая в свое время предлагала тебе… гм, неважно.

– Что?

– Ну, скажем так… Тебе не стоит нанимать ее, чтоб охранять твой вишневый садик, – если ты понимаешь, о чем я.

– Че-его? – переспросила Энн.

– Ладно, проехали. Слушай. Эта женщина – первоклассная интриганка и манипуляторша. Она всегда имела виды на Аласию. Однако папу ей охмурить не удалось. Тогда она попыталась обманом вынуть из него какую-нибудь политическую должность, и вскоре у них произошла большая склока. В общем, Эсмеральда нас всех заколдовала.

– Изрядная работа, – заметила Королева Руби. – Должно быть, ее могущество весьма велико.

– Не обязательно, – возразил Мандельбаум. – Наложенное ею заклятие сработано очень грубо. Чтобы запустить его, она задействовала всю силу своего волшебного леса. Подозреваю, Эсмеральда намеревалась продержать изгородь лишь короткое время, но не сумела развеять собственные чары, а когда магия лесов истощается, феям приходится оттуда уходить.

– Но от своих интриганских поползновений она не отказалась. Теперь вот появилась здесь, чтобы добиться влияния при дворе Иллирии посредством Прекрасного. Эта сумасшедшая одержима жаждой власти. Ну, я ей устрою! – Аврора вдруг уронила вилку. – О боже! Нет!

– Что стряслось?

– А если Эсмеральда все еще преследует меня? Спустя двадцать лет она внезапно объявляется – и опять в день моей свадьбы!

– Это просто совпадение, – успокоила ее Энн. – Прекрасный искал хозяйку туфли три месяца. О твоем существовании он тогда и не подозревал.

– Все равно не хочу рисковать. Я собираюсь попросить Гаррисона запретить Принцу иметь дело с этой девицей. Все равно она ему не пара.

Мандельбаума заявление Авроры явно позабавило. Энн только пожала плечами.

– Сомневаюсь. Прекрасный не послушается подобного указания. Этим ты скорее толкнешь его к ней в объятия.

– М-да. Не понимаю, как ты можешь сохранять такое спокойствие. Я думала, Прекрасный тебе нравится. Он увивается вокруг этой… потаскушки, а тебе нет никакого дела.

– Извините, – вмешался чародей, – не хочу показаться невежливым, но, ваше высочество, в том ли вы положении, чтобы характеризовать моральный облик незнакомой девушки подобным образом? Я спрашиваю просто для информации.

– Мой случай – другое дело, – огрызнулась Аврора. – Я была помолвлена.

– Именно. – Энн встала на защиту новой лучшей подруги. – Ничего противоестественного, если парень и девушка делают это, будучи помолвлены.

– Совершенно противоестественно, – возмутилась Королева Руби. – Энн, я не понимаю, где ты этого набралась?

– Ну, может, и противоестественно, но уж точно не так противоестественно, как могло бы быть, если бы они не были помолвлены. Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Юная леди, вижу, нам предстоит серьезный разговор.

– Ха! Ты-то у нас, надо понимать, само олицетворение добродетели.

– Мы с Мандельбаумом – просто добрые друзья.

– Все! – Аврора бросила салфетку на стол. – Я не собираюсь дожидаться, пока произойдет какая-нибудь гадость. Я сейчас сообщу этим двум авантюристкам, что я их раскусила и намерена безотлагательно поделиться своими соображениями с Принцем. В конце концов, я ему кое-чем обязана. – Она наклонилась к Энн. – И ты, Маленькая Принцесса, меня тоже не проведешь. Вид у тебя беззаботный, но ты пилила эту рыбу у себя в тарелке, пока не измельчила ее в фарш, а сама не съела ни кусочка.

Принцесса Тировии посмотрела на тарелку, поднесла вилку ко рту и положила обратно, не попробовав блюда.

– Аврора, – вполголоса произнесла она, обняв блондинку за плечи, – если ты действительно печешься о Прекрасном и если ты вправду моя подруга, лучшее, что ты можешь сделать, это как можно быстрее и тише выйти замуж.

Принцесса Аласии посмотрела на нее озадаченно.

– Просто поверь мне на слово. Забудь о фее-крестной. Прошло уже двадцать лет. Оставь ее в покое.

Аврора поколебалась, затем приняла решение:

– Ты не знаешь эту женщину с той стороны, с которой ее знаю я. – Она поднялась и прошла к дальнему концу стола. – Граф Норвиль, могу я побеседовать с вами наедине?

– Разумеется, ваше высочество.

– Ой, к чему такая таинственность, дорогуша, – запела Эсмеральда. – Уверена, я догадываюсь, какого рода историческую справочку ты планируешь привести. Я также уверена, что настоящий джентльмен даст мне возможность разъяснить недоразумение прямо и честно.

– Не вижу причины отказать. – Министр разведки в замешательстве переводил взгляд с одной дамы на другую.

– Прямо и честно! – задохнулась от возмущения Аврора. – Что-то новенькое. Да куда бы ты ни сунулась, прямоты в тебе – что в штопоре, а честности и того меньше. Что в тебе, что в этой шлюшке, которую ты наняла соблазнить Принца.

Глаза Эсмеральды вспыхнули, но она сохранила ровный тон.

– Неважно себя чувствуем, а, блондиночка? Не переживай, когда ты полностью созреешь, все твои недомогания как рукой снимет. А сейчас – почему бы тебе не прилечь поспать? Славненько так, от души поспать. Я могу устроить.

Аврору аж затрясло от сдерживаемой ярости.

– Только попробуй, извращенка, – процедила она. – При иллирийском дворе есть волшебники, способные поджарить тебя, словно кусок грудинки, и отправить все твое волшебство в трубу вместе с дымом. Только дернись – и от тебя мокрого места не останется. И еще, они способны нейтрализовать все, что бы ты там ни наложила на Прекрасного. Можешь позабыть про свои мелкие интрижки.

– Чары, которыми Синтия опутывает мужчин, не имеют ничего общего с магией, – усмехнулась Эсмеральда. – Может, поймешь, когда вырастешь.

– Кстати о Синтии, куда она делась? – поинтересовался Норвиль.

Все трое посмотрели вдоль стола. Девушка и Принц тихонько выскользнули вон, оставив два пустых стула и нетронутый десерт.

– Думаю, они решили выйти подышать воздухом, – сладко пропела Эсмеральда. – Я нисколько не беспокоюсь за Синтию, граф. Уверена, его высочество позаботится о ней наилучшим образом.

Королевский замок Иллирии строили с размахом. Он раскинулся на пологом холме, вздымающемся футов на сто над городом Иллирия, окруженный магазинами и жилыми домами, причалами и складами, школами и игровыми площадками, гостиницами и церквями, барами и пивоварнями, конюшнями, конторами, пекарнями, кафе и театрами – всем тем, что составляло крупнейший в Двадцати королевствах метрополис. Город, в свою очередь, располагался очень близко к географическому центру страны Иллирия, и во все стороны от него разбегались вполне приличные мощеные дороги.

Как бы то ни было, на подъезде к столице взгляд путника притягивал именно замок. Чудовищно огромный, сложенный из серого и черного камня, частью недавно отстроенный, местами – еще шестисотлетней давности, он служил не только домом для королевской семьи, но и резиденцией правительства, вместилищем бесчисленных офисов гражданских служащих, необходимых для управления государством иллирийского масштаба, пристанищем для заезжих дворян, помещением для прислуги и рабочих, а также в нем располагался вооруженный гарнизон для охраны и поддержания порядка. Некогда в структуре замка, несомненно, присутствовала определенная архитектурная последовательность, некая разновидность ритма или причинности в расположении комнат и коридоров. Но века пристроек и переделок оставили множество следов в виде заканчивающихся тупиками коридоров, черных лестниц, тайных комнат, задуманных вовсе не как тайные, а попросту выпавших из человеческой памяти, когда они оказались в стороне от основного людского потока.

– Здесь очень мило. – Синтия вслед за Принцем проникла в один из таких закутков. – Все такое изящное.

– Правда красиво? Королева Белинда пристроила эту комнату, чтобы смотреть на город и писать стихи. Когда сто сорок лет назад возвели новую южную башню, от всего вида осталась только голая стена, и ей пришлось искать какое-то другое место для творчества. Однако здесь все осталось так, как она обставила.

– Я вообще-то догадалась, что не ты выбирал кружева и бархат. А она писала хорошие стихи? Для возлюбленного?

– Для своих детей. Ценители поэзии считают их неплохими. Легенда гласит, что она подарила томик младшему сыну и тот засунул его в нагрудный карман, отправляясь на битву. Он получил стрелу прямо в грудь, но книга остановила ее, и наконечник едва поцарапал кожу.

– Стало быть, поэзия спасла ему жизнь?

– Не-а. Царапина загноилась, и он все равно помер. Превратности войны.

– Мм-м, – неуверенно произнесла Синтия. Написанные крестной тексты как-то не вписывались в развитую Прекрасным тему. Она решила сымпровизировать:

– Полагаю, мы можем извлечь из этой истории урок.

– Брать книги потолще?

– Не угадал. Не слишком полагаться на свою удачливость. Я подозреваю, что юный воин, едва избежав смерти, больше не получил в тот день ни царапины и уверовал в собственную неуязвимость. Он сделался слишком самонадеян и не позаботился намазать ранку целебной мазью. Парень мог бы воспользоваться своей удачей, но вместо этого упустил ее.

– Угу.

Синтия уселась на небольшой диванчик и расправила юбку. Черные шелковые чулки блестели у нее на икрах. Прекрасный, как она и предполагала, сел рядом.

– А теперь представь, что девушка должна ехать на бал. Не принцесса, обычная простая девушка должна поехать на бал и встретиться там с чудным юношей. Это можно назвать счастливой судьбой. Далее, предположим, этот юноша пригласил ее на обед. Это уже добрый знак. Он показывает, что юноша преумножает свою удачу. Теперь, выходит, девушка получила свою толику удачи и должна ею воспользоваться. От нее зависит сделать так, чтобы юноша не разочаровался. Как по-твоему, я права?

– Ну, это зависит… Каким образом эта необычная, исключительная девушка собирается сделать так, чтобы юноша не остался разочарован?

– Дав ему то, чего он хочет.

Прекрасный провел пальцем по внутренней стороне воротника, который внезапно сделался гораздо туже и гораздо жарче. Синтия с притворной скромностью потупила глазки, несколько раз хлопнув ресницами, и затем медленно подняла взгляд к лицу Прекрасного. Зрачки у нее расширились, а зеленые радужки мерцали скрытой насмешкой. Уголки полных розовых губ чуть загибались кверху в полуулыбке. Крошечная капля образовалась в ямке у горла и легко скатилась в ложбинку между грудей. Благодаря искусно подобранному наряду и тому, как она к нему наклонилась, Прекрасный имел возможность проследить путь капельки почти до самого конца.

Свечи на столе оплыли и едва мерцали. В комнате не раздавалось иных звуков, кроме дыхания двух молодых людей. Синтия дышала неестественно часто и поверхностно, Прекрасный – неестественно глубоко и медленно. Девушка плавно подвинула ногу, прижав левое бедро к бедру Принца. И начала мягко тереться им об ногу юноши.

Прекрасный осторожно протянул правую руку и коснулся бретельки ее черного шелкового платья. Медленно он потянул ее вниз. Синтия не противилась. Она положила руку ему на грудь и играла с пуговицей. Прекрасный продолжал тянуть, пока черный шелк не лег озерцом вокруг тонкой талии. В мерцании свечей девичьи груди сияли – полные, высокие и круглые, с темными торчащими сосками. Сделав огромное усилие над собой, Принц оторвал взгляд от них и посмотрел Синтии в лицо. Глаза ее полузакрылись, влажные губы чуть разошлись, на щеках зацвел румянец. Прекрасный положил ей руку на спину и притянул к себе. Ее голые груди прижались к тонкому белому шелку его рубашки, и она не пыталась сопротивляться ему. Словно завороженная, она приблизила рот к его губам.

– Синтия!

Голос за дверью был высокий, визгливый и преисполненный напряжения. Синтия замерла, как кролик перед удавом. Крик повторился, на сей раз сопровождаемый стуком в дверь.

– Синтия, открой немедленно!

– Это моя крестная.

Принц обмяк на диванчике.

– Похоже, в моей жизни присутствует зацикленная схема.

Девушка натянула платье и отперла дверь. Снаружи оказались Эсмеральда и Королева Руби. Под мышкой Злая Королева держала зеркало Мандельбаума. Синтия сгребла крестную за рукав и втащила внутрь, хрипло шепча:

– Ты что? Он уже у меня на крючке.

Эсмеральда насмешливо глянула в сторону Принца и обратилась к крестнице:

– Концепция изменилась. Одевайся, детка. Мы уходим.

– Но… но…

– Потом объясню. Забудь этого так называемого принца. Мы едем домой.

Она развернулась на каблуках и промаршировала вдоль по коридору и вниз по лестнице. Синтия обернулась, озадаченно посмотрела на Прекрасного и последовала за ней. Принц торопливо застегнул рубашку и бросился следом. Руби, довольно улыбаясь, шла последней.

Внизу Синтию и Эсмеральду с плащами наготове ждали лакеи. Прекрасный сбежал по лестнице как раз в тот момент, когда женщины успели облачиться в дорожную одежду. Эсмеральда появление молодого человека проигнорировала.

– Королева Руби, – произнесла она, – познакомиться с вами было для меня огромным удовольствием. Я глубоко благодарна вам за помощь.

– Мне тоже очень приятно.

– Эсмеральда! – вскричал Прекрасный в отчаянии. – Позвольте заверить вас, мои намерения относительно Синтии – самые достойные и проистекают из самых высоких мотивов. Я признаю, что несколько поторопился сегодня, но я вовсе не имел в виду ничего предосудительного и мечтаю увидеть вашу крестницу снова.

Эсмеральда смерила его ледяным взглядом и выхватила у Руби зеркало:

– Пусть мне зеркало ответит, кто красивей всех на свете.

Зеркало затуманилось и прояснилось, явив изображение Энн. Фея бросила его Принцу, и тот поймал его одной рукой.

– Даже зеркало у тебя ломаное, – глумливо произнесла она и прошагала вон.

Прекрасный нашел стул и плюхнулся на сиденье, обхватив голову руками.

– Из-за чего вся эта чертовщина?

– Ой, – охотно откликнулась Руби, – наверное, она просто расстроилась, узнав, что ты на самом деле не наследный принц Иллирии.

Прекрасного посетила мысль о божественном наказании за грехи. Данный аргумент смотрелся бы несколько весомей, успей он и в самом деле согрешить с Синтией. Ну а поскольку любовная авантюра фактически не состоялась, Принц выкинул из головы высшие силы и вместо них нашел более реальный объект для своего гнева. Королева Руби на эту роль подходила как нельзя лучше.

– Ты назойливая идиотка!

– Ну-ну, – промурлыкала чародейка. – Некрасиво так говорить.

– Она была у меня именно там, где я хотел. – Юноша вскочил. – Она сидела на диване, уже по пояс раздетая, и как раз собиралась меня поцеловать. Все было схвачено.

– Да, конечно. Ты такой неотразимый мужчина, Прекрасный. Преодолеть комплексы этой стеснительной и скромно одетой девочки, должно быть, стоило тебе немалых усилий.

– Я искал ее три месяца, и именно в тот момент, когда я наконец остался с ней наедине, тебе приспичило настучать ее крестной, где мы находимся. Использовать волшебные зеркала для того, чтобы шпионить за людьми, – отвратительно. Это вторжение в частную жизнь. А затем ты решила изгадить все окончательно и заявила, что на самом деле я вовсе не принц. Это что еще за чертовщина? Ты спятила?

– Ах, так ты слышал. Милый мальчик, я искренне не собиралась портить тебе удовольствие. Если ты хочешь вести себя как животное с какой-нибудь маленькой потаскушкой, я буду последней, кто тебе помешает, хотя определенно не позволю Энн связываться с мужчиной столь низменных наклонностей. Нет-нет, я только сообщила Эсмеральде, просто в порядке светской болтовни, что принцесса Аврора и Король Гаррисон сегодня тихонько поженились.

Прекрасный сузил глаза.

– И все?

– И все.

– И из-за этой ерунды она выдернула отсюда Синтию?

– Именно.

– Не улавливаю. Видимо, сейчас тебе полагается поведать мне, что Эсмеральда мечтала заделаться серым кардиналом, когда я сделаю Синтию своей королевой? И что все это романтическое свидание – лишь часть интриги, выстроенной ради социального и политического продвижения?

Руби, похоже, удивилась.

– Я явно недооценила твою сообразительность. Да, разумеется, именно этим они обе и занимались.

– Ну и что с того? Половина принцесс в Двадцати королевствах имеют штат советников, подыскивающих им выгодную партию. Для тех, кто родился в замке, это самое обычное дело. С чего Синтии быть другой? И какая польза от всего этого Эсмеральде? Мне еще многие годы не бывать королем. Ей следовало бы сообразить, что папа может и жениться во второй раз.

– Не забывай, Аврора носит ребенка.

– Я помню. Только это дела не меняет. Как перворожденный сын, я все равно ближайший в очереди на трон.

– Но ее ребенок родится двадцатилетним. На три года старше тебя.

– Перворожденный, – повторил Принц. – Дата зачатия не имеет значения. Я первым родился.

Руби придвинула стул и села, закинув ногу на ногу. На ней снова красовались высокие черные сапоги на шпильках. Их полированная кожа блестела в свете масляных ламп. Королева провела длинным ногтем по голенищу.

– Но ты незаконнорожденный.

Прекрасный, все еще переполняемый нерастраченной энергией, в процессе разговора расхаживал взад-вперед. Тут он остановился и подозрительно уставился на Руби, словно ожидая, когда же наконец она расколется и признается, что все это – один большой розыгрыш.

– Как ты сказала?

– Гаррисон и Аврора поженились двадцать лет назад. Сонные чары сработали уже после венчания. Следовательно, женитьба Короля на твоей матери незаконна – он ведь был все еще женат на другой. А поскольку его брак с твоей матерью получается недействительным, ты, боюсь, получаешься незаконнорожденным, а ребенок Авроры является первым законным наследником иллирийского трона.

– О господи, – тяжко вздохнул Принц. – И ради этого ты расстроила мое свидание с Синтией? – Он поддал ногой стул. – У меня есть для тебя новость, Королева Руби. Мой отец и Аврора не… гм, они…

– Да, продолжай.

– Не важно.

– Полагаю, ты собираешься поведать мне про то, что Аврора и Гаррисон на самом деле не успели повенчаться до того, как подействовали сонные чары? И что вы с ней просто сфабриковали эту историю, чтобы спасти ее от позора и публичного остракизма, каковыми наше общество жалует дам, вступающих в подобного рода интимные отношения вне законного брака? И как ты поклялся хранить ее тайну, не будучи в курсе, что отец ее ребенка и твой – одно лицо?

Принц на нее не смотрел. Он изучал пару скрещенных палашей на стене. В полированной стали Прекрасный видел отражение юноши, увязшего в трясине сомнений и противоречий. Не поворачиваясь к Руби, он проговорил:

– Предположим, исключительно в качестве допущения, что я собирался заявить нечто в этом роде.

Чародейка откинула голову и рассмеялась.

– Ох, Прекрасный, ты такой душка. Это переразвитое чувство чести заставляет тебя сдержать обещание, данное Авроре, даже когда твоя собственная жизнь разрушена. Ты не можешь рассказать мне правду, даже сообразив, что и обе девушки, и дорогой Мандельбаум посвятили меня в тайну. Какое, должно быть, одинокое у тебя было детство, если ты сумел сохранить такую чистоту души. Мне надо было переспать с тобой, когда представилась возможность. По крайней мере, ты бы хоть что-то поимел со всего этого, бедняжка.

Если и существовала причина, способная разозлить Принца сильнее мысли о том, что его провели, так это намек на испытываемую к нему жалость. Он развернулся на каблуках и зло уставился на Королеву прищуренными глазами.

– Может, я и не настолько честен, как ты думаешь.

– Честен, честен. Но какая, в сущности, разница? Ты можешь рассказать правду сейчас, но только признав, что солгал ранее. А коль скоро ты заявишь, что солгал, почему люди должны решить, что ты говоришь правду теперь, а не тогда? Мотивация солгать для собственной защиты у тебя, безусловно, сильнее мотивации солгать для защиты чести малознакомой принцессы.