Утром 63-я бригада и два танковых полка вышли на позицию для атаки. Заслон - баррикада поперек дороги - молчал. Первый танк перевалил через баррикаду ни одного выстрела. Заслон был загадочным образом оставлен японцами. Ни одного врага не было поблизости. Никто не заметил ночью, как японцы ушли.
      В английских трудах о войне в Бирме эта история представляется как чудесное спасение генерала Александера и рангунского гарнизона. Если обратиться к японским источникам, она предстанет в ином свете. Дело в том, что генерал Йида сейчас же после перехода через Ситаун направил два полка (214-й и 215-й) практически без танков и артиллерии прямо на запад с заданием пересечь дорогу Рангун - Пром в 40 км севернее столицы и затем ударить по Рангуну с северо-запада. Йида и его штаб не представляли, что англичане оставят Рангун без боя, так как тот, кто обладал им, неизбежно выигрывал кампанию. Для того чтобы обеспечить безопасность перехода колонны через шоссе, командир 214-го полка полковник Сакума приказал одному из батальонов оседлать его и оставаться там до тех пор, пока оба полка не выйдут на исходные позиции для штурма города. Когда батальон, занявший дорогу, подвергся яростным атакам англичан, Сакума предположил, что движение полков открыто врагом, который хочет ударить им во фланг. Поэтому батальон держался лишь до ночи, а когда японские полки (их-то и заметили англичане, готовившиеся штурмовать заслон) перешли дорогу, снялся с позиции и двинулся с ними к Рангуну. Японцы спешили, так как считали, что их движение разгадано противником и помочь им может лишь скорость. Днем 8 марта сначала 215-й, а вслед за ним и 214-й полк вошли в Рангун. Изумление японцев, обнаруживших, что город пуст, было велико, но не помешало командиру 33-й дивизии немедленно бросить 215-й полк по дороге на север, чтобы настичь англичан. Но погоня опоздала - английская колонна ушла уже далеко.
      С этого момента Китай был фактически отрезан от внешнего мира{7}. Большая часть запасов, доставленных в Бирму для Китая, погибла или была захвачена японскими войсками. Как английские, так и китайские дивизии, остававшиеся в Бирме, могли рассчитывать только на имевшиеся в их распоряжении снаряжение и боеприпасы, которых при плохой организации и постоянном отступлении надолго хватить не могло. Японская же Южная армия имела возможность использовать причалы Рангунского порта для снабжения своих войск и подвоза подкреплений. В результате оказался стратегически бесполезным рейд в Индийский океан эскадры адмирала Нагумо, одной из целей которого было нарушить сообщение Бирмы с Индией и Цейлоном (ныне Шри-Ланка). К тому времени, когда самолеты с авианосцев Нагумо бомбили Коломбо и топили английские крейсеры и пароходы, полностью парализовав на несколько недель движение в Индийском океане, Рангун уже пал. Война подкатилась и к границам Индии - обстрел прибрежных городов в Бенгальском заливе, безнаказанно проведенный японскими крейсерами, вызвал такую панику, что в портах некому стало работать. Генерал Уэйвелл, полагая, что высадка японских десантов вполне возможна как в Южной Индии, так и на Цейлоне, слал в Лондон тревожные радиограммы. Юг Индии было некому защищать все, что было в распоряжении Уэйвелла (не считая полиции, которая требовалась для подавления внутренних волнений), он перебросил в Ассам, полагая, что японцы скорее всего выйдут к границам Индии в том районе. Наступил, по словам генерала Уэйвелла, "самый опасный час в жизни Индии".
      Оккупация Индии и Цейлона в планы японцев пока не входила, тем более не собирались они на этом этапе переносить свои действия далее на запад. Однако гипотетическая возможность такого поворота событий заставила англичан направить свои войска, столь необходимые в Индии и Бирме, на Мадагаскар, который принадлежал вишистской Франции. Страх перед тем, что японцы высадятся на этом острове и сделают его базой для дальнейшего наступления в Африке и на Ближнем Востоке, был настолько велик, что в дни, когда судьба Бирмы висела на волоске, целая английская дивизия штурмовала позиции французов на севере Мадагаскара. Впрочем, именно эта никому не нужная экспедиция прошла успешно: французские части не желали сражаться и сдавались при одном виде англичан.
      Глава VII. Конец кампании
      Как уже говорилось, Бирме предстояло стать первой и единственной колониальной страной в Юго-Восточной Азии, национальная армия которой должна была войти на ее территорию вместе с японскими войсками.
      В декабре 1941 г. полковник Судзуки разработал и представил командованию "План операций в Бирме", в котором говорилось, в частности, что главной целью Армии независимости Бирмы будет помощь японским войскам во время военных действий. Командовать армией будет начальник "Минами кикан", т. е. сам Судзуки, подчиняющийся непосредственно командующему 15-й японской армией генералу Йиде. Как только японские войска укрепятся в районе Тенассерима, будет образовано правительство независимой Бирмы; контроль над государственной собственностью будет осуществляться АНБ. Последние пункты представляют наибольший интерес, поскольку, на наш взгляд, убедительно свидетельствуют о том, что военные планы японского командования предусматривали на первом этапе кампании оккупацию только Тенассерима. Война представлялась затяжной и трудной, а помощь бирманской армии и бирманского населения - чрезвычайно важной. Организацию в этих условиях под эгидой "Минами кикан" временного правительства Бирмы можно было только приветствовать.
      Однако развитие событий обрекло план Судзуки на провал. Пока он изучался в кабинетах штабистов в Бангкоке и потом путешествовал в Сайгон, обстоятельства коренным образом изменились: английские войска быстро откатывались на запад, и японское командование с каждым днем убеждалось в том, что при завоевании Бирмы обойдется без помощников. Неудивительно, что в Сайгоне в январе 1942 г. к плану Судзуки отнеслись куда прохладнее, чем в декабре в Бангкоке. В результате 6 февраля 1942 г., в разгар боевых действий в Бирме, из штаба Южной армии последовало строжайшее указание отложить обсуждение независимости Бирмы на будущее, а пока обойтись военной японской администрацией. Вопрос же о независимости следовало решать только после окончания войны.
      Это указание достигло Бангкока в середине февраля, а Бирмы, очевидно, лишь к марту. Таким образом, в начале войны командиры 15-й японской армии никаких инструкций о запрещении бирманским националистам, выступающим на стороне Японии, заниматься политической деятельностью, устанавливать местные органы власти и т. д. не имели. Разумеется, в зависимости от взглядов того или иного японского командира и решительности того или иного бирманского политика или офицера АНБ конкретные вопросы решались по-разному, но в целом реальной оппозиции возникновению местных бирманских органов власти в первые недели войны не было.
      Дополнительную неразбериху в ситуацию внесла позиция японского кабинета, руководители которого, включая Тодзио, на первых порах выступали за предоставление Бирме независимости. Еще до того как Сайгон в этой независимости решил отказать, премьер-министр, выступая в парламенте 21 января 1942 г., заявил, что, "если Бирма решит сотрудничать с Японией в установлении Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания, Япония с радостью предоставит Бирме независимость". Более того, в начале февраля в Сайгоне была получена телеграмма из Токио, в которой говорилось: "Продолжайте политику предоставления Бирме независимости либо незадолго перед оккупацией Рангуна, либо сразу после этого". Телеграмма достигла Сайгона 10 февраля, а решение ввести военную администрацию было принято командованием Южной армии 9 февраля. Поэтому приказ из Токио был положен под сукно, и о его содержании ни бирманцев, ни полковника Судзуки не информировали. Впрочем, через некоторое время и политики в Токио, опьяненные легкими победами и громадными приобретениями, решили, что нужда в националистах отпала. До сведения командования 15-й армии было доведено, что любая агитация в пользу независимости, "исходящая от коммунистов или либералов", не допускается и сами агитаторы должны безжалостно уничтожаться. Характерным симптомом изменения имперской политики был перевод Бирмы (как и прочих стран Юго-Восточной Азии) из ведения министерства иностранных дел в ведение контролируемого армией министерства Великой Азии, в задачи которого входило надежное прикрепление завоеванных территорий к японской военной машине. Конкретные акции этого министерства включали в себя отправку в Японию молодых бирманцев для обучения японскому языку и внедрения японского духа, привлечение в Японию бирманских миссий "доброй воли" и т. д.
      Когда Судзуки узнал, что вопрос о независимости отложен на послевоенный период, он был искренне возмущен. В записке командованию он утверждал, что, "если Япония не признает независимости, за достижение которой так яростно сражаются бирманские националисты, бирманцы в конце концов обязательно поднимутся против Японии". Конечно, заинтересованность Судзуки в создании бирманского правительства объяснялась в первую очередь тем, что он рассчитывал быть в этом правительстве ключевой фигурой, однако нельзя отрицать и того, что Судзуки, имевший конкретный опыт работы в Бирме и знавший местную обстановку, был ближе к реальности, чем японские глобальные политики. Убеждение в том, что национальные силы можно игнорировать и достаточно армейских карательных органов, чтобы подавлять недовольство, сыграло впоследствии роковую роль в судьбе японских войск в оккупированных странах.
      Армия независимости Бирмы была официально создана 27 декабря 1941 г. в Бангкоке. За день до этого было объявлено о записи в нее добровольцев. Слухи о том, что бирманская армия будет освобождать Бирму от англичан, широко распространились среди бирманцев, живших в Таиланде, и в первый же день в АНБ записалось более 200 человек. Кроме них в армии состояли "тридцать товарищей" и примерно 70 японцев, которые составляли штат инструкторов, а также обеспечивали ее связь с японским командованием.
      Полковник Судзуки был торжественно введен в должность главнокомандующего АНБ в чине бирманского полного генерала. Генерал-лейтенантом стал капитан Кавасима, возглавивший тавойскую "группу войск", генерал-майорами - капитан Нода, назначенный начальником штаба, и Цукаса Судзуки - начальник медицинского управления. Лишь одна генеральская должность досталась бирманцу - лидер такинов Аун Сан получил звание генерал-майора с туманной должностью "старший штабной командир". Еще 11 японцев из "Минами кикан" стали полковниками и подполковниками АНБ, и лишь семь бирманцев из числа "тридцати товарищей" получили офицерские звания. Один из них, подполковник Бо Не Вин (впоследствии генерал Не Вин, после освобождения - министр обороны, а в 1962-1974 гг. председатель Революционного совета Бирмы, затем председатель правящей Партии бирманской социалистической программы), возглавил группу по саботажу и диверсиям за линией фронта.
      Судзуки, достигший наконец-то реальной власти, старательно распространял слухи, что он Бо Мо Джо, сын принца Мьингуна, законный наследник бирманского престола, идущий освобождать свою родину. Этот слух проник в Бирму и попал на благодатную почву склонного к мессианским настроениям бирманского крестьянства - лишь за 10 лет до того короновался Сая Сан, возглавивший последнее большое крестьянское восстание.
      31 декабря 1941 г. один из отрядов АНБ вошел в Бирму и вслед за японскими войсками стал продвигаться к северу по Тенассериму, помогая частям 55-й японской дивизии. Другой отряд был придан 33-й дивизии, которая готовилась к переправе через Салуин. Наконец, небольшая группа во главе с Не Вином проникла 2 февраля в Рангун, где приступила к организации подпольного сопротивления англичанам.
      Появление в рядах японских войск бирманских отрядов имело огромный пропагандистский эффект. Современники вспоминают, что весть о приходе "своих" солдат обгоняла армию и толпы людей выходили на улицы, желая удостовериться в этом. Трудно сегодня установить, сколько добровольцев присоединилось к армии в первые же недели. Но можно быть уверенными в том, что генеральские чины руководителей АНБ уже к марту приобрели реальное значение. Минимальная численность армии к моменту вступления в Рангун - 4 тыс. человек - встречается в официальном английском источнике, максимальная - 150 тыс. - в "Истории бирманской армии". Очевидно, реальнее всего цифра, приводимая Ба Таном, директором Института истории вооруженных сил Бирмы, основывавшимся на современных документах, - 23 тыс. человек.
      Японцы без восторга наблюдали за быстрым ростом АНБ. Бирманская армия была совершенно не обучена, практически не вооружена и как боевая единица ценности в боях с английскими войсками не могла представлять. В то же время, какой бы ни была эта армия по боевым качествам, иметь в тылу войска, воодушевленные идеей освобождения Бирмы, а отнюдь не создания Японской империи, было опасно. Следовательно, надо было держать эту армию в тени и при первой возможности снизить ее численность и значение. Такая политика проводилась не только по отношению к АНБ. Достаточно вспомнить, что в Индийской национальной армии во главе с Босом к 1943 г. было до 40 тыс. солдат, объединенных в три дивизии. Но даже в решающем сражении при Импхале, когда каждый солдат был на счету и когда, казалось бы, можно было бросить в бой эту армию, одержимую мечтой об освобождении Индии, и тем самым переломить ход событий в свою пользу, японское командование на это не пошло. Основной причиной были опасения, что индийцы (к тому времени в значительной степени разочарованные общением с японскими союзниками) могут повернуть фронт.
      Конечно, называть АНБ армией в действительном смысле этого слова было нельзя. С первых дней войны в Бирме возникло множество отрядов, чаще всего руководимых такинами, которые именовали себя полками либо батальонами Армии независимости Бирмы, но действовали самостоятельно. Все они за малым исключением (а в условиях вызванного войной хаоса было неизбежно вовлечение в движение какого-то числа бандитов и авантюристов) были движимы антиколониальными патриотическими настроениями и пользовались широкой народной поддержкой, однако руководить ими из центра в военных условиях не было никакой возможности.
      Рассматривая сегодня состав и характер АНБ и органов власти, создававшихся ею, нетрудно выделить некоторые их основные черты. Во-первых, состав армии был почти исключительно бирманским. Зародившись в Бангкоке, где в нее вступали именно бирманские эмигранты, она получила первое пополнение в Тенассериме и Нижней Бирме, т. е. в собственно бирманских районах. Представители национальных меньшинств, за исключением некоторого числа монов и каре-нов, не могли вступить в АНБ уже по той причине, что в районах их обитания она на первых порах не появлялась. Кроме того, отступление англичан способствовало росту бирманского национализма и даже шовинизма" что было реакцией бирманцев на политику колонизаторов, предоставлявших определенные преимущества представителям христианизированных национальных меньшинств, главным образом каренам, которые таким образом в представлении бирманцев тесно связывались с колонизаторами.
      Второй характерной чертой АНБ и связанных с ней новых органов власти было преобладание в них выходцев из Нижней Бирмы, более подверженной влиянию современных идей, чем Верхняя Бирма, где сила традиций была сильнее. Третья черта движения заключалась в том, что оно было по существу своему демократичным. Большинство солдат АНБ были крестьянами, среди командиров преобладали представители городской и сельской мелкой буржуазии, а также интеллигенции - студенчества, учителей, клерков и т. д. Ощущение единой национальной миссии на первых порах отодвигало на второй план проблемы социальные.
      Как только Рангун был освобожден от англичан, АНБ образовала там Центральный административный штаб. Сюда стекались сведения о положении на местах, отсюда шли циркуляры и указания в города и деревни, в той или иной мере признававшие власть АНБ, а таких в стране было большинство. Как правило, по вступлении в населенный пункт отряд АНБ устанавливал там порядок, прекращая (порой весьма суровыми мерами) грабежи. Затем происходил сбор оружия, конфисковывались автомобили (дальнейшие пределы конфискаций, как часто бывает в период революции, зависели от инициативы командира отряда) и устанавливалась (обычно такинами) местная администрация. Вблизи столицы Центральный административный штаб пытался навести порядок и пресечь экстремистские акции, для чего на места направлялись комиссары АНБ, что приводило к многовластию и конфликтам. Теин Пе Мьин вспоминает, что в мае в округе Мьяунмья на власть претендовали четверо "командующих". Показательную таблицу, которая дает возможность понять обстановку в Бирме к началу лета, составила на основе различных документов Дороти Гуйо.
      Соотношение временных органов власти, установленных АНБ, японцами и местными старейшинами в городах и районах Бирмы к 4 июня 1942 г., %
      Верхняя Бирма Нижняя Бирма Всего по стране
      районы города районы города число городов процент
      АНБ 75 25 78 100 32 80
      японцы 13 75 22 - 7 18
      Местные старейшины 12 - - - 1 2
      Таким образом, большинство крупных населенных пунктов в Бирме и все - в Нижней Бирме к этому времени находились в руках АНБ. В стране сложилось двоевластие, при котором общая власть принадлежала японцам, а власть на местах - бирманским националистам.
      Разумеется, в ажиотаже освобождения и административного восторга местные комитеты натворили немало дел - тут было и сведение личных счетов, и попытки обогатиться, и наполеоновские устремления мелких начальников. И неудивительно, что как бирманские правые политики, ненавидевшие такинов, так и некоторые западные историки относятся к деятельности местных комитетов резко отрицательно и не жалеют черных красок. Кейди даже полагает, что "действия по ликвидации активного контроля АНБ стали одним из немногих популярных в Бирме мероприятий японцев".
      В отличие от других стран Юго-Восточной Азии, в которых национально-освободительные революции были связаны с крушением японского господства и совершались либо в последние дни японской оккупации, либо сразу после ухода японцев, в Бирме такая революция произошла в дни прихода японцев и крушения британской колониальной системы. Политический вакуум, образовавшийся при паническом бегстве англичан, падение колониальной административной системы позволили прийти к власти левым националистам - организаторам Армии независимости Бирмы, которая оказалась единственной жизнеспособной национальной силой. И они эту власть уже не потеряли, несмотря на все превратности войны. Не увенчались успехом, в частности, попытки англичан после возвращения в страну вернуть на прежние посты своих верных слуг, эмигрировавших с англичанами в Индию. Более того, те из такинов и других левых элементов, которым с усилением японского контроля и партии "Синьета" пришлось временно отойти от власти, после 1945 г. вернулись к ней вновь, в большинстве своем по спискам Антифашистской лиги народной свободы, порой по спискам компартии. Знакомство с составом Конституционной ассамблеи, избранной в 1947 г., позволяет убедиться, что люди, выдвинутые к власти революцией 1942 г. в Бирме, и после войны не уступили места тем, кто до войны занимал в бирманской политике господствующее положение. Достаточно привести такие цифры: из 132 членов Конституционной ассамблеи Бирмы, избранной в 1947 г., и 36 членов сената лишь девять избирались в парламент на выборах 1937 г. Этим ситуация в Бирме коренным образом отличается от положения на Филиппинах, где собравшийся после изгнания японцев конгресс в значительной степени действовал так, будто ни войны, ни антияпонского сопротивления внутри страны не существовало. Править страной снова начали адвокаты и латифундисты, чьи имена фигурировали в парламентских списках до войны. В отсутствии политической преемственности коренное отличие Бирмы от Филиппин.
      Итак, в 1942 г. в Бирме произошла национальная революция. Однако она не стала революцией социальной - более того, она отказалась даже от лозунгов, провозглашенных в манифесте "Добама асиайон" 1940 г.: национализации средств производства, демократической диктатуры пролетариата и крестьянства и свободного распределения земли между бедными крестьянами. Причина заключалась прежде всего в том, что бирманская революция 1942 г. оказалась в значительной степени стихийным национальным движением и как таковое подпала под сильное влияние традиционных лозунгов и идеалов, рожденных буддизмом и выражавшихся монахами. Для монахов и деревенской элиты, которая была по натуре своей антиколониальной и антибританской, колониальное господство было неприемлемо прежде всего потому, что угрожало буддизму и отдавало экономическое превосходство иноземцам. Вопросы же справедливого социального переустройства внутри бирманского общества их не волновали.
      Неспособность бирманской революции 1942 г. приступить к решению социальных проблем стала одной из ее основных слабостей. Как только прошли первые дни освобождения и светлых надежд, обнаружилось, что новая власть в большинстве случаев не подозревает, что же ей делать, и действия ее начали в значительной степени определяться местными помещиками и торговцами, куда более опытными в вопросах управления обществом, чем формально руководившие местными органами власти такины. Характерным для тех дней документом можно считать постановление районного административного совета в г. Мьяунмья, в котором говорилось: "В настоящем году у нас нет возможности провести в жизнь планы, за которые мы выступаем, а именно распределить землю поровну между всеми земледельцами. Следовательно, пока землевладельцы должны отдавать свои земли в аренду своим арендаторам без всякого изменения в условиях аренды, чтобы сельскохозяйственные работы проходили спокойно". Местные комитеты с каждым днем все более утопали в формальной бумажной деятельности, местные начальники, войдя во вкус, стремились использовать свое положение в корыстных целях, к тому же начались трения внутри самой системы местных советов. Создание в марте рангунской "администрации" Тун О, подчинявшейся Судзуки, привело к вспышке деловой активности поначалу небольшого штата этого правительства. Желая получить реальную власть, Тун О старался насадить своих людей хотя бы в тех комитетах, что находились неподалеку от Рангуна. Однако их руководители уступать свою власть людям, назначенным Тун О, без борьбы не намеревались. Одновременно с этим продолжалось наступление на север. Бирманская армия была разделена на колонны под командованием Бо Зея и Бо Не Вина{8}, которые должны были продвигаться вместе с японскими войсками вверх по Иравади. Именно там и оказались лидеры левых такинов. И это неудивительно - большинству из них в то время было чуть более 20 лет и боевая слава привлекала их куда больше, чем заседания в сельских и городских комитетах. Они продолжали обольщать себя надеждой, что идут в последний бой ради свободы и все остальные проблемы можно отложить до того момента, когда этот бой завершится. А тем временем из подполья стали выходить представители буржуазных партий, ранее находившиеся в оппозиции к англичанам, однако по своему мировоззрению стоявшие даже правее администрации Тун О. Они старались, с одной стороны, проникнуть в эту администрацию и влиять на ее политику, с другой - искали связей с японским командованием, и небезуспешно, так как в штабе 15-й армии были сильно обеспокоены деятельностью такинов.
      Доказательством того, что японское командование уже весной 1942 г. начало оттеснять АНБ от власти, может служить решение Йиды не допускать бирманские части в Шанские княжества и вообще в северные районы Бирмы. Хорошим поводом для обоснования этого решения были бирмано-каренские столкновения, подорвавшие не только авторитет АНБ, но и позиции Судзуки, который разделял опасную и чреватую последствиями точку зрения, что горцы и христиане Бирмы - агентура англичан. Казалось бы, небольшой поначалу инцидент отразил в себе как в зеркале многие больные проблемы будущей Бирмы, остающиеся нерешенными и по сей день.
      Когда в марте пал Рангун, многие карены, сражавшиеся в составе английской армии, дезертировали, считая безопасность своих семей в дельте куда важнее спасения остатков британского престижа. Несколько сотен каренских дезертиров скопилось в деревнях неподалеку от Рангуна, населенных каренами. Это стало известно командованию АНБ, и по приказу Судзуки туда были направлены команды, чтобы собрать оружие. Сбор оружия был стандартной процедурой, предпринимавшейся всеми местными органами власти, однако если в бирманских районах крупных конфликтов из-за этого не возникало, то в каренских деревнях можно было ждать беды. Так как при этой операции на сцене появились воинственно настроенные бирманские монахи, возник конфликт, который удалось уладить лишь потому, что в дело вмешались как лидеры такинов, так и крупные каренские деятели. Однако внутренние причины трений ликвидированы не были, и через два месяца, в мае, возник новый конфликт, когда бирманские власти г. Мьяунмья, расположенного в дельте Иравади и окруженного христианскими каренскими деревнями, заподозрили каренов в желании захватить город. Охваченные паникой бирманцы расстреляли каренского бургомистра города, бывшего министра юстиции Со По Та и его семью. Карены и в самом деле попытались войти в город, но их атака была отражена, и в городе начался антикаренский террор. Несколько десятков каренских заложников было убито. В ответ в окрестностях города карены начали убивать бирманцев. Вражда разгоралась, и к середине июня стычки распространились по всей дельте.
      Характерна позиция Судзуки во время каренско-бирманских конфликтов. Склонный к театральным эффектам, жестокий и тщеславный, он не только стал инициатором преступления, но и попытался втянуть в него в качестве исполнителей бирманских солдат, мотивируя это заботой о "своих людях". Во время одной из стычек с каренами был убит подполковник Изима, близкий друг и соратник Судзуки. Судзуки решил жестоко отомстить каренам и приказал бирманским частям окружить две большие каренские деревни - Каназогон и Тайягон. Акция проводилась ночью. Деревни были подожжены с одного конца, а когда перепуганные крестьяне бросились бежать от огня, на выходе из деревень их ждали бирманские солдаты под командованием японских офицеров и убивали всех без исключения. События в Мьяунмья и беспорядки в дельте, а также память о тех днях, дошедшая до конца 40-х годов и послужившая одной из причин жестокости и размаха гражданской войны в Бирме, в некоторой степени исходят из этого прискорбного эпизода. В сущности, политика японцев была доведенной до крайности политикой англичан: всеми мерами разделять живущие в Бирме народы. Неудивительно, что японцы хладнокровно наблюдали до лета за кровопролитием в дельте, а затем, введя туда войска, выступили в роли "арбитра".
      Глава VIII. Верхняя Бирма
      Как уже отмечалось, многие беженцы из Рангуна, числом более 100 тыс., избрали путь через перевал Таунгоу в Аракан, откуда они рассчитывали добраться морем до Индии. Дорога от Рангуна до Прома шла через обжитые районы, но дальше - а от Прома до г. Таунгоу на побережье Бенгальского залива было больше 150 км - путь шел через горы, где нельзя было достать ни пищи, ни воды. Тропа, по которой двигались группы беженцев, была на много метров вокруг усеяна трупами тех, кто не выдержал тяжести пути, занимавшего не меньше недели. Помимо голода и жажды беженцев преследовали холера и дизентерия. Несколько добровольцев, в их числе профессор Пирн из Рангунского университета, старались как-то облегчить судьбу беглецов, встречая их на берегу, доставая пищу и воду и, главное, распределяя билеты, чтобы отправить беженцев пароходами и баржами, которые присылали из Калькутты. В лагере в г. Таунгоу скапливалось более 25 тыс. человек одновременно, и ежедневно подходили тысячи больных, изможденных людей. Суда из Калькутты могли забирать не более тысячи человек в день, и каждый раз, когда приходило судно, начиналось столпотворение: озверевшие люди давили друг друга, стараясь любой ценой попасть на корабль - никто не знал, придет ли завтра другой. Больше судов калькуттские власти выделить не смогли. Люди у пристани погибали от жажды, хотя в нескольких километрах оттуда были колодцы - но никто не смел отойти далеко от пристани, а носить воду было некому. Когда профессор Пирн в отчаянии призывал индийских бедняков как-то наладить снабжение водой, избрать комиссию, которая смотрела бы за порядком, чтобы люди не гибли при посадке, многотысячная толпа начинала сначала нестройно, потом все громче кричать: "Ганди-киджай!", словно вождь ИНК мог перенестись через море и спасти своих соотечественников, брошенных на произвол судьбы. Лишь 18 марта жизнь в лагере несколько облегчилась, потому что из Бомбея и Мадраса приплыли добровольцы-медики.
      После продвижения японцев к Прому путь на Таунгоу был закрыт, и уйти из страны в Индию можно было лишь через северные перевалы. Наиболее известным из них был перевал Таму, до которого можно было добраться через Мандалай. Поэтому индийцы со всей Бирмы тянулись к Мандалаю, окружив его кольцом палаток и навесов. Многие тысячи из них умирали от холеры и дизентерии - медицинского персонала здесь тоже не хватало, а военные власти перекрыли дорогу на западном берегу Иравади и не пропускали по ней больше 500 человек в день, чтобы не мешать возможному отступлению войск по этой дороге и работам по ее расширению. В начале апреля, по официальным данным, в лагерях вокруг Мандалая все еще находилось более 100 тыс. человек (всего через перевал Таму прошло более 200 тыс. беженцев), из них 500 умирали ежедневно от холеры. В мае начались дожди, жара спала, холера поутихла и администрации удалось наладить питание беженцев.
      В начале марта 1942 г. правительство Бирмы во главе с губернатором, штаб генерала Александера и небольшой штаб генерала Стилуэлла устроились в Мемьо летнем курорте для английских чиновников к северу от Мандалая. Было тесно, привыкшим к комфорту офицерам приходилось жить по два-три человека в комнате, зато питание было поставлено отлично - большинство рангунских чиновников привезли с собой поваров, да и на месте слуг хватало.