Западный ветер - ясная погода

В результате этих разногласий и к Бирме, в защите которой были заинтересованы обе стороны, они подходили по-разному. Для США Бирма была воротами в Китай, основным путем его снабжения, для Англии - предмостьем Индии и тылом Сингапура.
      1 января 1941 г. генерал Маршалл вызвал находившегося не у дел неуживчивого и колючего генерала Стилуэлла, специалиста по Китаю, проведшего там много лет в качестве военного атташе, и предложил ему отправиться в Чунцин в качестве начальника штаба Чан Кайши, которого назначили главнокомандующим всеми силами союзников на Китайском фронте. В обязанности Стилуэлла входило командование всеми американскими силами, находящимися в Китае, или теми, что будут туда направлены, помощь Чан Кайши в планировании операций, которые будут предприняты Китаем вместе с союзниками, и командование китайскими войсками на направлениях, важных для союзников. Кроме того, чтобы прибавить Стилуэллу веса при чунцинском дворе, он был назначен распорядителем американского ленд-лиза.
      В начале февраля, когда генерал Стилуэлл летел в Чунцин, чтобы занять свой новый пост, в Рангун снова прибыл Уэйвелл. Он нашел состояние дел там настолько тревожным, что своей властью приказал повернуть в Бирму транспорты, которые везли в Сингапур 7-ю танковую бригаду; Действительно, в Сингапуре танки уже не были нужны, но и в Бирму они прибыли слишком поздно.
      Японский командующий генерал Йида 30 января издал приказ: 55-й дивизии после занятия Моулмейна приготовиться к движению к северу, 33-й дивизии переправиться через Салуин у Пхаана. В ночь с 3 на 4 февраля авангард 33-й дивизии занял Пхаан, в то время как части 55-й дивизии проводили рекогносцировки с целью выявить слабые места в английской обороне на западном берегу реки.
      9 февраля части японской армии получили приказ начать наступление на Рангун. Перед ними медленно отходили части 17-й дивизии, командир которой Смит настаивал на том, чтобы оторваться от противника и уйти за р. Билин, впадавшую в море на полпути от Салуина к Ситауну. Уэйвелл, а за ним и Хаттон возражали против этого - в таком случае японские войска оказывались слишком близко к Рангуну, в котором и без того царила паника. Из полумиллиона жителей в столице осталось чуть более 100 тыс. - в основном бирманцы, жившие на окраинах. Когда из города уходили на север последние поезда, драка за места была такой отчаянной, что пришлось послать на вокзал войска. Проникнув в поезд, солдаты извлекли оттуда, в частности, весь состав тюремного управления: надзиратели бросили свои посты и, давя детей и женщин, набились в вагоны. Спокойно вышедшие из тюрем уголовники (политических заключенных успели перевести в Мандалай) присоединились к мародерам, грабившим пустой город. Начальник тюремного управления Филдинг-Холл, узнав о происшедшем, застрелился. Сбежала из города и большая часть полицейских (полицейскими в Бирме, как правило, служили индийцы). Город патрулировали солдаты, которые сначала расстреливали мародеров, а затем стали арестовывать их и сгонять в порт, чтобы разгружать корабли. Но грузчиков все равно не хватало - когда 21 февраля прибыла долгожданная танковая бригада, танкистам пришлось самим выгружать боевые машины с транспортов на берег.
      К этому времени Дорман-Смиту удалось эвакуировать практически всех англичан - как чиновников, так и дельцов. Но по мере того как линия фронта приближалась к столице, а в ней оставалось все меньше жителей, уверенность губернатора и военных в том, что удастся удержать Рангун, все уменьшалась. Последний удар ей нанесло падение Сингапура. Если неприступная крепость с гарнизоном в 70 тыс. человек сдалась японской армии, что же ожидает Бирму, которую защищает гораздо меньше войск?
      Две великие державы воевали на территории этой страны. Одна из них считала, что имеет право владеть ею, не спрашивая мнения самих бирманцев, а если они оспаривали это право, их сажали в тюрьму. Другая держава объявила, что несет Бирме освобождение, хотя каждому трезвомыслящему бирманцу было понятно, что Японии нужны рис Бирмы, ее тик, ее нефть и вольфрам, ее рабочие руки. При этом самолеты, бомбившие Рангун и Мергуи, не разбирались, где англичане, а где - бирманцы, и жгли кварталы, города и деревни безотносительно от того, кто в них живет. Война унесла жизни десятков тысяч бирманцев, которые до того лишь изредка видели англичан и вряд ли даже подозревали о существовании японцев. Губернатор Бирмы Дорман-Смит признавался: "Перед нашими глазами разворачивалась бирманская трагедия. Бирманцы были ее настоящими жертвами. Их страну разоряли, их города жгли и стирали с лица земли, их железные дороги разбирали и взрывали, их довели до нищеты и отрезали от всего мира". Такими же безвинными жертвами войны оказались сотни тысяч индийцев и китайцев, живших до того в Бирме. Одни приехали туда работать, другие разбогатеть, но никто не ехал туда, чтобы погибнуть под бомбами. И когда, умирая от голода, сквозь бирманские деревни потянулись бесконечные колонны индийцев, которых до войны не любили в Бирме (не любили лавочника, не любили ростовщика, не любили даже кули, который сбивает цену на работу), мало кого из бирманских крестьян охватывало злорадство. Наиболее совестливые из англичан понимали, что ответственность за смерть индийцев на лесных перевалах, а бирманцев - у собственных домов лежит на великой Британской империи, хотя не все догадывались, сколь близко крушение этой империи.
      Наконец-то генерал Хаттон подсчитал, что для обороны Бирмы потребуется как минимум шесть дивизий, и сообщил об этом в Лондон. Подкрепления можно было прислать либо из Африки, либо с Ближнего Востока. Из Индии, армия которой и так была ослаблена тем, что многие индийские части были посланы на Ближний Восток или погибли в Сингапуре, англичане больше брать не хотели - внутреннее положение в стране было настолько напряженным, что существовали опасения, не отделится ли Индия от империи. Поэтому Черчилль обратился к премьеру-министру Австралии с просьбой отправить в Бирму две австралийские дивизии, которые направлялись к Сингапуру, но опоздали. Австралийское правительство неожиданно ответило отказом, заявив, что войска нужны для обороны самой Австралии, границы которой беззащитны перед японской агрессией.{5} Таким образом, в Бирме приходилось рассчитывать лишь на собственные силы и гипотетическую помощь китайских армий.
      На р. Билин 17-я дивизия, наконец-то собравшаяся воедино, смогла продержаться четыре дня. Решающую роль в этом сыграли два фактора: во-первых, подход 48-й индийской бригады, состоявшей из боеспособных гуркхских частей, во-вторых, осторожность генерала Йиды. Последний в отличие от покорителя Малайи Ямаситы предпочитал действовать наверняка и накапливать преимущество над противником, прежде чем наступать. Впрочем, когда 19 февраля японская разведка перехватила переданную открытым текстом радиограмму противника с приказом отступать к р. Ситаун и концентрироваться у железнодорожного моста, Йида понял, что наступила возможность нанести решающий удар по английским войскам - при условии, что удастся выйти к мосту раньше, чем туда подойдут англичане.
      Задача, стоявшая перед 215-м японским полком, которому было приказано напрямик через джунгли прорваться к мосту, была сложной - ему предстояло пройти почти 50 км без дорог и, выйдя к реке, немедленно вступить в бой. Расчет японского командования строился на том, что англичане задержатся с отступлением и не учтут возможности обходного маневра японцев. И этот расчет оправдался.
      На рассвете 20 февраля, оторвавшись от противника, 16-я английская бригада вышла в район городка Чайтхо, пройдя за сутки почти 30 км. Отсюда до моста оставалось не более 25 км, однако впереди путь усложнялся. Если до Чайтхо шла шоссейная дорога и дивизия, обремененная артиллерией, обозом и госпиталями, продвигалась сравнительно быстро, то дорога от Чайтхо до городка Ситаун, расположенного у моста, была проселочной, разбитой машинами и изрытой воронками от бомб. Накануне вечером, ведя арьергардные бои с японцами, к Чайтхо вышла и 48-я бригада. Наконец, в том же районе остановилась и 46-я бригада. Таким образом, вся дивизия скопилась на небольшом плацдарме, мост же через Ситаун охраняла одна рота, выдвинутая из Рангуна. Если бы японский полк успел к мосту 20 февраля, он бы смог захватить его без всякого сопротивления. К счастью для англичан, переход через джунгли оказался куда труднее, чем рассчитывало японское командование.
      20 февраля штаб генерала Смита начал планировать отход дивизии к мосту. На это ушел весь день: следовало решить сложную проблему, как пропустить дивизию по узкой, разбитой проселочной дороге, а затем через мост, недавно открытый для железнодорожного сообщения. Мост состоял из 11 пролетов по 50 м каждый - в этом месте река сужалась, а выше моста и ниже его разливалась до километровой ширины и течение было быстрым. С восточного берега над мостом господствовали два крутых холма - холм Пагоды и холм Будды. На первом возвышалась позолоченная пагода, на втором - громадная статуя Будды.
      Движение к мосту дивизия должна была начать утром 21 февраля. В первую очередь предполагалось отправить роту саперов, чтобы подготовить его взрыв, и сторожевой батальон, в задачу которого входила защита предмостного укрепления. Затем выдвигались дивизионный штаб и службы, за ними 48-я и 16-я бригады и, наконец, в арьергарде 46-я бригада. Отступление должно было занять два дня. К вечеру 21 февраля планировалась переправа на западный берег одного батальона и штаба, все остальные части должны были провести ночь на дороге. Казалось, что штаб дивизии полностью игнорировал японцев, словно их и не было.
      На рассвете 21 февраля дивизия начала движение в соответствии с диспозицией. Слышались выстрелы - передовые посты японцев завязали перестрелку на окраинах Чайтхо, как бы напоминая, что переход не будет тихим и мирным. День выдался очень жарким. Густые тучи красной пыли поднимались над проселком, забитым машинами и повозками, - войска шли по обочинам. Все время налетали японские самолеты и движение на дороге замирало. Бригадир Икин, находившийся в арьергарде, волновался - он понимал, что время упущено, и считал, что главной ошибкой помимо задержки отступления на целый день было запрещение перебросить хотя бы часть дивизии к мосту ночью.
      В середине дня на английскую колонну, уже растянувшуюся на несколько километров, налетели все имевшиеся в наличии в Рангуне бомбардировщики и истребители. Оказывается, воздушная разведка донесла, что по дороге из Чайтхо к мосту движутся крупные японские силы. Потери, которые понесла дивизия от этого слишком удачного налета британской авиации, были большими, чем во всех предыдущих боях. И главное, движение колонны застопорилось на несколько часов, так как дорога была забита разбитыми грузовиками и повозками.
      Только к вечеру батальон, выделенный для охраны моста, добрался до Ситауна. Там обнаружилось, что предмостные укрешения не готовы, а минирование моста только началось и потребуются еще сутки, чтобы его завершить. Наступила ночь. Дивизия растянулась вдоль дороги на 25 км. Передовые части находились у моста, основная часть дивизии заночевала в карьерах Моупалина, не дойдя до моста примерно 10 км, тогда как 46-я бригада все еще оставалась в Чайтхо.
      На следующее утро передовые части дивизии начали переправу. В первые же минуты один из грузовиков провалился колесами сквозь настил, положенный на железнодорожные пути, и возникла пробка - для того чтобы расчистить мост, потребовалось около трех часов. Японские самолеты несколько раз поливали из пулеметов скопление машин, но мост не бомбили, рассчитывая, что он достанется им целым. Наконец, к 7 час. утра на западный берег смогли перейти два батальона 48-й бригады и штаб дивизии. После этого Смит передал командование зоной моста командиру 48-й бригады Хью-Джонсу, а сам отправился с штабом дальше к Рангуну.
      Вскоре раздалась ожесточенная стрельба - это 215-й полк все же одолел джунгли и вышел к переправе. В наступившей панике казалось, что японцам вот-вот удастся прорваться к мосту. Однако в отчаянной схватке оставшиеся на восточном берегу два батальона 48-й бригады смогли остановить наступление японцев, которые были настолько измотаны переходом, что буквально валились на землю от усталости. Затем Хью-Джонс выдвинул часть своих сил на холм Пагоды и холм Будды.
      Тем временем к мосту подошел авангард английской 16-й бригады. Не имея связи со своими, командир бригады Джонс предположил, что японцы уже овладели позициями у моста, и решил занять господствующие над окружающей местностью холмы. Подтянув артиллерию, Джонс начал яростный обстрел холмов, и английские войска, удерживавшие их, были вынуждены отступить. В бой вмешались и японцы, наступила всеобщая неразбериха, но в конце концов передовые части бригады Джонса заняли холмы. Основные силы бригады все еще находились у Моупалина, где вели бой с японскими войсками. Дело в том, что во время марша от Чайтхо к мосту в разрыв между 46-й, арьергардной, и 16-й бригадой, составлявший около мили, вклинились с фланга группы японцев, вышедшие к шоссе из джунглей. Часть их стала преследовать 16-ю бригаду, а остальные установили на дороге баррикаду, и ничего не подозревавший авангард 46-й бригады натолкнулся на огонь японских пулеметов. Командир бригады Икин решил спасти положение, применив японскую же тактику, - он собрал вокруг себя примерно 500 человек и повел их джунглями в обход японского заслона, приказав остальным также пробиваться к реке. Однако войска Икина к таким действиям не были готовы и вскоре заблудились в лесу. Лишь в темноте примерно 300 человек выбрались к Моупалину неподалеку от р. Ситаун. Разрозненные части бригады Икина всю ночь тянулись к Моупалину, к позициям, занимаемым 16-й бригадой, командир которой Джонс все еще безуспешно пытался связаться со штабом дивизии.
      На западном берегу Ситауна находились в это время лишь два батальона 48-й бригады. Остальные 10 батальонов дивизии все еще не переправились через мост. Хью-Джонс, стоявший со своим штабом у моста, не знал о судьбе войск, оставшихся на восточном берегу, в том числе и двух своих батальонов.
      В часы, когда 46-я бригада пробивалась лесом к Моупалину, а 16-я отражала атаки японских войск, саперы завершили минирование трех центральных пролетов моста. Ночью к мосту начали подходить и переправляться через него отдельные группы солдат 16-й и 46-й бригад, отбившиеся от своих в бою и ничего не знавшие об их судьбе. Допросив их, Хью-Джонс решил, что обе бригады уже разбиты японцами. В 4 час. 30 мин. утра в штабе дивизии, который располагался в 15 км западнее моста, раздался телефонный звонок - Хью-Джонс сообщил, что сможет удерживать мост не более часа, а затем, чтобы не отдать его японцам, должен будет его взорвать. Об этом разговоре было доложено генералу Смиту, который весь день провел в ожидании вестей с Ситауна, очень переживал, но так и не собрался доехать до моста, и генерал, "полагая, что большая часть дивизии уже перешла через мост, дал распоряжение командиру бригады взорвать его, выбрав для этого наиболее подходящий момент". Это нелепое сочетание паники командира бригады, которому была поручена охрана моста, и полной неосведомленности командира дивизии о судьбе вверенных ему войск и привело к событию, вошедшему в историю Второй мировой войны под названием "катастрофа у Ситауна".
      В 5 час. 30 мин. 23 февраля, не в силах выдержать нервного напряжения, бригадир Хью-Джонс взорвал мост через Ситаун, оставив на восточном берегу этой реки почти половину британских войск, защищавших Бирму. Услышав взрывы и поняв, что они означают, командир 16-й бригады Джонс, назначивший на рассвете общую атаку, чтобы пробиться к мосту, отменил наступление и приказал всем, кто не находился на передовых позициях, спуститься к реке, рубить деревья и строить плоты. Утром, когда плоты еще не были готовы, на расположение бригады налетели японские бомбардировщики и сбросили на сухой лес зажигательные бомбы. В это время к Джонсу присоединился Икин с остатками своей бригады. Вот как он описывает сцену, представшую перед его глазами: "На берегу царил хаос и беспорядок: сотни людей бросали оружие, раздевались и бежали к воде... с оружием уплывали лишь те, кому хватило места на плотах... когда мы пересекали реку, я понял, что она представляет собой сплошную массу голов. С неба нас атаковали самолеты, с восточного берега поливали огнем пулеметы". На берегу порядок еще сохранялся, но у реки части перепутались; не все даже умеющие плавать решились броситься в быструю реку, разлившуюся в том месте на километр. Те, кто ушел в джунгли в поисках более удобного места для переправы, большей частью погибли или попали в плен. Несколько смельчаков смогли натянуть канаты через проваленные пролеты моста, но по этим канатам удалось перевести лишь немногим более 300 человек.
      Жалкие крохи того, что было за день до того 17-й дивизией, собирались в районе Пегу. Дивизия потеряла всю артиллерию, автомашины и обоз, в руках японцев оказались почти все раненые. Вместе с теми двумя батальонами, что перешли реку по мосту, в составе дивизии осталось лишь 80 офицеров и 3404 рядовых, причем только у 1420 были винтовки.
      Разгром на Ситауне был вызван в первую очередь смелым решением японского командования бросить сквозь лес один из полков, который смог выйти к мосту, когда переправа только началась. Однако и английское командование сделало все возможное, чтобы этот разгром был окончательным.
      20 февраля генерал Уэйвелл получил на Яве очередную радиограмму от Хаттона, в которой снова говорилось, что если в ближайшие дни в Бирму не прибудут подкрепления, то после крушения линии обороны на Ситауне Рангун неизбежно падет. В предвидении этого британское командование приказало закрыть рангунский порт для всех судов, кроме тех, что везут войска. Хаттон сообщил также, что начинает эвакуацию всех складов в Аракан, а авиацию перебазирует в Магуэ. Реакция Уэйвелла на это сообщение была бурной. "Ради бога, с чего бы линии обороны на Ситауне рухнуть?" - спрашивал он в ответном послании 21 февраля, когда битва за мост только начиналась. Получив дополнительные сведения из Бирмы, Уэйвелл писал в тот же день: "Не вижу никаких оснований для того, чтобы прекратить бои за Рангун и продолжать отступление. Вы уже остановили противника, он устал и понес тяжелые потери. Нет никаких данных, что он превосходит вас числом. Необходимо прекратить отступление и контратаковать при первой возможности".
      За три дня до этого вице-король Индии предложил Черчиллю сменить командование в Бирме, так как оно лишено боевого духа и не справляется со своими обязанностями. В тот же день премьер-министр сообщил Уэйвеллу, что Лондон предлагает кандидатуру генерала Гарольда Александера. Сначала Уэйвелл воздержался от ответа - ведь Хаттон был его протеже. Но, получив пессимистическую телеграмму от Хаттона 20 февраля, Уэйвелл отбросил сомнения и сообщил в Лондон, чтобы Александера посылали немедленно. Хаттона оставили при нем начальником штаба, как имеющего опыт боев в Бирме.
      В ожидании приезда нового командующего Хаттон подтягивал к Пегу части с севера и из тыла, чтобы восстановить линию обороны, и в то же время сообщал Уэйвеллу и в Лондон, что сдавать Рангун японцам он, конечно, не намерен, однако уверен, что город все равно не удержать. Его пессимизм не могли развеять успехи английских и американских летчиков, отразивших в эти дни два крупных японских налета на Рангун, в которых японская авиация потеряла немало самолетов. Победы англичан были пирровыми: если перед первым налетом у них было 46 истребителей, то после второго осталось всего 10. Некоторые машины можно было бы еще починить, но не хватало запасных частей.
      Что касается генерала Александера, то о его назначении Черчилль написал в своих воспоминаниях: "В нашем распоряжении не было войск, которые могли бы достичь Рангуна вовремя, чтобы его спасти. Но если мы не могли послать армию, мы могли послать одного человека". Это звучит красиво, однако нельзя забывать, что появление нового командующего не помогло отстоять ни Рангун, ни Бирму в целом.
      4 марта Александер прилетел в Индию. Там его встретил Уэйвелл, который именно в эти дни лишился командования исчезнувшей зоной АБНА и был возвращен в Индию командовать Индийской зоной.
      Над Рангуном в конце февраля стояли облака черного дыма. Горел подожженный японской авиацией нефтеперерабатывающий завод в Сириаме (Танхльине), горели склады. Из них, помимо всего прочего, не успели вывезти 972 несобранных грузовика, 5 тыс. покрышек, 1 тыс. пулеметов и несколько тысяч тонн военного снаряжения. В пустом горящем городе слышались выстрелы - патрули расстреливали мародеров, бандиты стреляли по проезжавшим машинам.
      Вечером 27 февраля губернатор Дорман-Смит объехал город. "Я не заметил никаких грабежей, - записал он в дневнике, - полагаю, что грабить уже нечего". Затем он сообщил в Лондон: "Собрав всю доступную информацию, я решил, что Рангун должен быть эвакуирован завтра. Если не случится чуда, начнем взрывать в 7 час. утра 1 марта. Я намерен покинуть город в 8 час. утра, как только будут отданы последние указания". Жена губернатора уже уехала с собачкой и одним чемоданом в "роллс-ройсе", в котором поместились еще три жены высокопоставленных чиновников колонии. За "роллс-ройсом" ехало три грузовика со слугами - удалось взять с собой лишь 60 человек.
      Ночью была получена срочная телеграмма от Уэйвелла. Он сообщал, что по пути в Лашо, где в очередной раз будет уговаривать Чан Кайши поторопиться с вводом в Бирму китайских войск, прилетит в Магуэ, и приказывал отложить взрывы в столице до его приезда. Дорман-Смит сделал соответствующие распоряжения и покинул Рангун. Он старался не вспоминать ни о том, как 20 дней назад поклялся жителям Рангуна, что город никогда не будет отдан японцам, ни о своем вчерашнем решении не покидать город, "пока не будут отданы указания" о взрывах.
      В эти дни в Бирму наконец-то вступили китайские войска. Первой начала движение на юг по Бирманской дороге 6-я армия - плохо вооруженная и оснащенная, огневой силой примерно в британскую дивизию. Более сильная 5-я армия, включавшая, в частности, моторизованную дивизию и артиллерийский полк, начала движение 1 марта - в день, когда генерал Уэйвелл встретился в Магуэ с Дорман-Смитом, Хаттоном и вице-маршалом ВВС Стивенсоном. "Я не вижу причин, сообщил он после совещания в Лондон, - почему бы не удерживать Рангун и дальше, по крайней мере пока там не разгрузят подкрепления - 63-ю индийскую бригаду и полк полевой артиллерии. Нет никаких свидетельств того, что силы противника за Ситауном увеличились. 7-я танковая бригада не понесла еще никаких потерь, китайские дивизии движутся на юг к Таунгу". В тот же день Уэйвелл поехал к Смиту, продолжавшему еще командовать 17-й дивизией, которую усилили 7-й танковой бригадой, некоторыми другими частями и подразделениями и оставили возле г. Пегу. Выслушав доклады Смита и штабных офицеров, он категорически отказался санкционировать отступление. В Лондон он сообщил: "Смит производит впечатление совершенно рехнувшегося человека, и я был вынужден тут же заменить его бригадиром Коуэном". Уэйвелл следовал тактике Черчилля - если не мог послать армию, то посылал человека.
      Сейчас трудно решить, насколько правильны были действия Уэйвелла, которого отдельные английские историки укоряют в чрезмерном оптимизме, в том, что он настаивал на удержании фронта, когда надо было уносить ноги. Ясно одно применявшаяся англичанами в Бирме, как незадолго до этого в Малайе, тактика не могла принести успеха. Скованные статьями устава, привязанные к дорогам, непривычные к горной и лесной войне, индийские и английские части неизбежно попадали в ловушку легких и подвижных японцев. Хотя у генерала Йиды танков было мало (тогда как у англичан появилась 7-я танковая бригада), тактика обходов, внезапных засад и максимальной подвижности применялась им не менее удачно, чем генералом Ямаситой в Малайе. Впрочем, настойчивость Уэйвелла, запрещавшего отступать, была не в последней степени продиктована соображениями политическими. Если бы Уэйвелл санкционировал эвакуацию Рангуна, то его встреча в Лашо с Чан Кайши, которому Бирма была нужна в первую очередь как линия снабжения, могла оказаться бесплодной. По словам самого Уэйвелла, Чан Кайши был удовлетворен тем, что Рангун все еще держится, и пообещал поторопить своих генералов.
      Прямо из Лашо Уэйвелл вылетел в Индию, где его уже ждал генерал Александер. Как прямой начальник Александера Уэйвелл дал ему приказ: "Удержание Рангуна является делом чрезвычайной важности для наших позиций на Дальнем Востоке, и вы должны сделать все от вас зависящее, чтобы не уступить его врагу. В случае если это не будет представляться возможным, нельзя допускать, чтобы британские части были отрезаны и разгромлены. Их следует отвести из района Рангуна для защиты Верхней Бирмы. Верхнюю Бирму следует удерживать как можно дольше, охраняя нефтяные промыслы в Енанджауне и сражаясь в контакте с китайскими войсками до тех пор, пока не будет завершена дорога Ассам-Бирма{6}". Александер и сам был настроен защищать столицу Бирмы, однако по прибытии туда увидел, что дела обстоят хуже, чем он ожидал.
      Наступление японцев началось лишь 3 марта. Таким образом, англичане снова получили от осторожного Йиды передышку, однако ею не воспользовались. Генерал Йида был осведомлен о том, что в Рангун все еще прибывают английские подкрепления и что в Бирму вступают китайские армии. Его главным козырем по-прежнему оставалась быстрота, и в то же время он не мог не учитывать, что его две дивизии, шедшие с боями от самой границы с Таиландом, практически не имеют поддержки с тыла. К тому моменту, когда японские части перешли Ситаун, их положение было критическим - не хватало продовольствия и боеприпасов, совершенно не было (если не считать трофейного) автомобильного транспорта. Не было и подкреплений. Сама переправа через Ситаун, несмотря на то что английские войска совершенно не мешали японским дивизиям, заняла почти 10 дней. Поэтому только 3 марта японцы смогли возобновить наступление.
      Пока шла переправа, Йида вел бумажную войну с командованием Южной армии. Маршал Тераути требовал, чтобы он повернул свои части к северу и нанес удар по вошедшим в Бирму китайским войскам, с тем чтобы уничтожить их раньше, чем они сумеют занять позиции. Йида полагал, что гораздо важнее другое - как можно скорее прорваться к Рангуну, захватить его склады и порт, получить возможность доставлять подкрепления и технику морем. Генерал смог убедить сайгонский штаб в своей правоте и приказал обеим дивизиям 3 марта начать наступление на Рангун. Часть своих войск он был вынужден оставить для прикрытия с севера от китайских дивизий и от английских частей в Центральной Бирме.
      3 марта японские части начали веером растекаться по рисовым полям Нижней Бирмы. 5 марта южные звенья веера достигли Пегу и, охватывая его полукругом, атаковали позиции 17-й дивизии. Прибывший в Бирму именно в это время Александер услышал от генерала Хаттона, теперь уже его начальника штаба, настоятельную, почти истерическую просьбу отдать приказ об оставлении столицы. Более того, Александер обнаружил, что перед его приездом Хаттон в нарушение указаний Уэйвелла уже приказал оставить Пегу. Александер, все еще надеясь на возможность сопротивляться японцам, отменил предыдущие распоряжения Хаттона и приказал защищать Пегу, двинув туда с севера 1-ю бирманскую дивизию и велев 17-й дивизии, в состав которой теперь вошли 63-я индийская и 7-я танковая бригады, перейти к активной обороне. Теоретически положение войск Александера было не таким уж плохим. Численно они превосходили две дивизии генерала Йиды, при этом в их составе была танковая бригада, что позволяло англичанам, используя множество дорог, пересекающих долину Иравади, обходить японские части с флангов. Однако бои за Пегу, продолжавшиеся два дня, в основном заключались в том, что та или иная английская часть обнаруживала у себя в тылу японские войска и начинала срочно пробиваться к своим, опасаясь погибнуть в окружении. Так действовали, например, подразделения 17-й дивизии, которые понесли большие потери, потому что отступали, придерживаясь дорог, а когда натолкнулись на очередной японский заслон, остались на ночь на месте. С рассветом, когда части готовились прорываться, налетели японские самолеты. К утру 8 марта дивизия смогла занять оборону на перекрестке шоссейных дорог в 40 км к северу от Рангуна, у городка Хлегу.
      Рангун фактически опустел после того, как Дорман-Смит отдал приказ об эвакуации. 28 февраля по приказу Хаттона началось уничтожение всех запасов. В ночь на 7 марта был отдан приказ взорвать портовые сооружения, электростанцию и склады горючего, а также подвижной состав железной дороги. Однако у англичан не хватало саперов, и к тому же отсутствовало четкое руководство операцией. В результате к утру была взорвана лишь малая часть причалов и складов, при этом в порту осталось несколько сот джонок, катеров и даже небольших пароходов. Захватив все это, японцы смогли не только перевооружить и оснастить свои дивизии, но и обеспечить их продовольствием на всю дальнейшую кампанию в Бирме.
      В 7 час. 30 мин. утра 7 марта последние из подрывников покинули город на катерах, с тем чтобы направиться вверх по Иравади. Также на север, но по шоссе, ведущему в Пром (Пьи), двинулся на рассвете гарнизон Рангуна. Он состоял из зенитного и артиллерийского полков, подразделения саперов, полка пехоты и нескольких танков; с гарнизоном шли остатки полиции и некоторое число чиновников, остававшихся в городе до последнего дня, а также генерал Александер и офицеры его штаба. Процессия растянулась на несколько километров по шоссе. Было тихо. Лишь сзади черной стеной в половину неба поднимался дым горящего Рангуна. Вдруг впереди послышались выстрелы: за ночь, не замеченный никем, японский отряд блокировал шоссе. Командующий срочно организовал отряд прорыва, но заслон сбить не удалось. Бой продолжался весь день. Генерал Александер не знал, что в те же часы одно из подразделений 17-й дивизии, отступая, оказалось по другую сторону заслона. Командир этого подразделения хотел было ударить по японцам с тыла, однако не решился на это, опасаясь, что его люди погибнут от английских снарядов - дело в том, что Александер подтянул на шоссе всю свою артиллерию, но она обстреливала заслон очень неточно. К вечеру, отчаявшись пробить заслон собственными силами, Александер приказал двинуть из Хлегу, до которого было всего 15 км, 63-ю бригаду и все имевшиеся там танки, чтобы следующим утром прорвать его любой ценой. Когда авангард 63-й бригады ночью вышел к шоссе, его командиру показалось, что севернее проходят какие-то воинские части. Он сообщил об этом в штаб бригады, но донесению не придали значения.