Западный ветер - ясная погода

      Какие бы мысли ни возникли по этому поводу у Мацуоки, они не помешали заключению пакта о ненападении с Советским Союзом. Япония ничего не теряла, заключив его. Было неизвестно, насколько близко нападение Германии на СССР, а "южный автобус" не ждал.
      В Токио внимательно следили за реакцией США на подписание союза с фашистской Германией. Реакция эта показалась вполне умеренной. Несмотря на гневные выступления официальных лиц, экономические меры ограничивались изъятием американских капиталов из Японии и дальнейшими ограничениями на экспорт стратегического сырья, в том числе железного лома. Но нефть из США продолжала поступать.
      Заключение пакта с Германией означало, что Япония получает свободу действий в Индокитае. Еще до его подписания генерал Нисихара посетил в Сайгоне адмирала Деку и сообщил, что 5 сентября он вводит войска в Индокитай. Из Виши адмиралу могли посоветовать лишь одно - тянуть время. Там уже знали, что Мацуока вот-вот подпишет пакт.
      6 сентября первый батальон японских войск перешел границу Французского Индокитая. Через час Деку пригласил Нисихару к себе во дворец. Знает ли генерал о том, что японские войска нарушили границу? Решительный тон адмирала смутил Нисихару. Только что обе стороны получили известия, что 4 сентября посол США в Токио Грю посетил министерство иностранных дел Японии и заявил о заинтересованности США в сохранении статус-кво на Дальнем Востоке. В тот же день Черчилль выступил с аналогичным заявлением в палате лордов английского парламента. К чему приведут эти заявления, не знали ни Нисихара, ни Деку. Нисихара отступил, признав, что батальон перешел границу без его санкции "в целях самозащиты".
      В течение следующих двух недель в Токио ждали вестей из Берлина и Вашингтона. Наконец из обеих столиц пришли утешительные новости. Пакт с Германией фактически заключен, остались формальности. США же ничего, кроме словесных демаршей и новых ограничений в экспорте, не предпримут.
      19 сентября японское командование потребовало от администрации Французского Индокитая согласиться на ввод в колонию 32 тыс. японских солдат. В тот же день японские военные корабли, неожиданно в большом количестве появившиеся в Тонкинском заливе, начали эвакуацию японских граждан из Ханоя. К этому времени адмирал Деку знал, что Чан Кайши на помощь ему не придет, США и Англия - тем более. Присылки войск из Франции также ждать не приходилось. Правительство Виши было информировано Германией, что следует немедленно согласиться на требования Японии - этот небольшой подарок Гитлер хотел сделать своему дальневосточному союзнику к подписанию пакта.
      По соглашению с администрацией Французского Индокитая, подписанному 22 сентября, Япония получала право передвижения через северные районы колонии. Это создавало южный плацдарм для войны против Китая и дальнейших действий в регионе, поскольку японские войска вышли к границам Таиланда. В соответствии с соглашением японцы могли помимо перевозок войск через северные районы ввести до 6 тыс. солдат на военные базы на берегу Тонкинского залива. Эти 6 тыс. солдат высадились на базах 22 сентября, но через три дня не предусмотренные соглашением две японские дивизии перешли северную границу колонии и двинулись к Лангшону. И тут случилось непредвиденное: французские пограничные заставы в районе Лангшона обстреляли японские колонны и в течение нескольких часов отбивали атаки японских войск. Лишь после тяжелых боев горстки пограничников отступили к югу. Столкновение было неожиданным и, главное, болезненным для престижа японской армии.
      Бои на границе имели и другие неприятные последствия для японского командования - поднялся шум в американской прессе и зазвучали новые грозные нотки в выступлениях государственных деятелей. Наконец правительство Виши обратилось с жалобой к Гитлеру. Пришлось японцам еще раз отступить. К этому времени выработался своеобразный стереотип японской стратегии в Юго-Восточной Азии. Как только Япония наталкивалась на сопротивление со стороны США, как только возникали осложнения, раздавался сигнал об отступлении - отступлении тактическом, на ранее достигнутые позиции. И сейчас же вступал в действие запасной вариант, который также должен был привести к желаемому результату.
      В случившемся был обвинен генерал Нисихара, которого сместили с должности. Вместо него в Ханой прибыл генерал Сумито, японские дивизии вернулись в Южный Китай, французские пограничники - на свои разрушенные и сожженные заставы у Лангшона. А в политическую игру был включен Таиланд, тем более что почва для этого была уже подготовлена.
      Договор о ненападении, заключенный в июне 1940 г. между Таиландом, Англией и Францией, с Англией был ратифицирован, а с Францией - нет. Того французского правительства, что подписывало договор, уже не существовало, а с властями Виши Таиланд ратифицировать договор не спешил. Формальным предлогом для затяжки ратификации был отказ Франции передать Таиланду правобережный Лаос. Правонационалистическое правительство Пибун Сонграма, программа которого была в значительной степени антикитайской (один из идеологов этого направления, Луанг Вичит Ватакан, даже предложил решить "китайский вопрос" в Таиланде по примеру решения "еврейского вопроса" в фашистской Германии), склонялось к более тесному союзу с Японией. Здесь не обошлось без активной работы японской разведки и японской пропаганды, которая поддерживала, в частности, созданную в 1939 г. Партию тайской крови, требовавшую присоединения к Таиланду Лаоса и Западной Камбоджи. Территориальные притязания к соседям поддерживали все таиландские политики, но каким путем идти, чтобы наилучшим образом воспользоваться создавшейся ситуацией, было вопросом спорным. Если Пибун и его правительство ратовали за союз с Японией, которая обещала за помощь в надвигающемся конфликте удовлетворить территориальные претензии Таиланда, то известный таиландский политик, бывший министр иностранных дел Приди Паномионг, немало сделавший в свое время для сближения с Японией, теперь выступал за добрые отношения с Англией и Францией. Два основных соображения руководили Приди и его группой. Во-первых, он полагал, что Англия и Франция настолько ослаблены войной, что добровольно согласятся на территориальные уступки, лишь бы сохранить хоть что-то из своих владений в Юго-Восточной Азии. Второе соображение было внутриполитическим - союз с милитаристской Японией резко усиливал военную группу в правительстве и самого Пибуна, которого пленяла роль военного диктатора Таиланда и который на волне военного угара мог подавить группу Приди. Позиция Приди, на первый взгляд куда более слабая, чем у Пибуна, усиливалась тем, что в Таиланде, как и в Японии, существовало соперничество между армией и флотом. И если армия поддерживала правительство и союз с Японией, то флот во главе с военно-морским министром адмиралом Тамронгом Навасаватом стоял на стороне Приди.
      Из-за такой сложной расстановки сил в Таиланде его политика отличалась удивительной противоречивостью. Например, поездки таиландских миссий доброй воли в сентябре 1940 г. напоминали поездки средневековых послов по дальним странам в поисках жениха для царской дочери. Так, миссия доброй воли, посланная в Японию, по дороге остановилась в Ханое. 4 сентября ее глава посетил адмирала Деку и предложил ни больше ни меньше как союз против Японии. Правда, не бесплатно, а в обмен на правобережный Лаос. Когда адмирал отказал, миссия собрала чемоданы и отправилась в Токио прозондировать, что можно будет получить от Японии в обмен на помощь при захвате Индокитая. В те же дни другая миссия доброй воли отправилась в Малайю и Бирму, дабы "укрепить дружеские связи с Британской империей"; одновременно в таиландской прессе одна за другой печатались статьи об "исконных таиландских землях", отторгнутых у Таиланда Англией. Наконец, в те же дни правительством Таиланда был положительно решен вопрос об установлении дипломатических отношений с Советским Союзом (они были установлены в марте следующего года).
      Отказ Франции от сомнительного "союза" с Таиландом и бесперспективность "дружбы с Британской империей", которая также не намеревалась делать Таиланду подарков, усилили позиции прояпонской группировки в правительстве. Этому способствовала и активная японская пропаганда, которая не переставала сообщать миру о намерении маршала Пибуна "объединить под флагом великого тайского государства" всю Камбоджу, Южную Бирму и уступленные Сиамом Англии по договору 1909 г. султанаты, расположенные на севере п-ова Малакка. Особенно соблазнительны были намеки официальной японской пропаганды на то, что Япония полностью разделяет великодержавные планы таиландского премьера.
      Как только стали известны результаты переговоров, которые вели миссии доброй воли, правительство Пибун Сонграма потребовало от Франции уступить Таиланду провинции Камбоджи к западу от Меконга. Адмирал Деку передал Пибуну ответ своего правительства - никаких территориальных уступок. Напротив, в Токио демарш Таиланда, который, без сомнения, был заранее согласован с японскими властями, восприняли более чем доброжелательно. Таиландскому послу в Японии дали понять, что требования Таиланда даже слишком скромны. Это побудило правительство Таиланда действовать смелее. 28 сентября оно потребовало уже целиком Камбоджу и Лаос. На этот раз французское правительство не только резко отказало Таиланду, но и не преминуло заметить, что таиландское руководство "поет с чужого голоса".
      3 октября несколько специально подготовленных групп японских диверсантов, переодетых во французскую форму и переброшенных на границу Таиланда с Камбоджей, в лучших фашистских традициях начали совершать нападения на таиландские пограничные посты. Провокации продолжались неделю; за это время правительство Таиланда постаралось подготовить общественное мнение, а также подтянуло к границе части регулярной армии. После этого таиландская армия, вооруженная с помощью США (еще летом был подписан договор с Соединенными Штатами о поставке самолетов), перешла границу и начала продвигаться в глубь камбоджийской территории.
      Положение французской колониальной администрации было весьма сложным. Для Деку и его окружения не было секретом, кто и почему устроил провокации на границе. Но число японских военнослужащих в Индокитае уже перевалило за 30 тыс., японские корабли продолжали патрулировать Тонкинский залив, и при желании японцам ничего не стоило в один день оккупировать Ханой. В то же время колониальная армия, на 80 % состоявшая из представителей индокитайских народностей, была ненадежна, особенно в свете поступавших из всех провинций сведений о зреющем там крестьянском недовольстве. Для французских торговцев и чиновников, которых в Индокитае насчитывалось немало, народное восстание было куда более страшной угрозой, чем японская оккупация. Поэтому, когда в сентябре 1940 г. в северных провинциях Вьетнама начались активные выступления крестьян за освобождение от колониальной зависимости, а батальон колониальной армии, состоявший из стрелков народности тхо, дезертировал, японские и французские вооруженные силы выступили совместно. В результате народное движение в Лангшоне и Каобанге было подавлено и начались казни его участников. Почти одновременно вспыхнуло крупное крестьянское восстание в южных провинциях Вьетнама. В ходе его впервые было поднято красное с золотой звездой знамя впоследствии государственный флаг СРВ. Восстание это, плохо подготовленное и преждевременное, было также быстро разгромлено колониальными властями с помощью массированных налетов авиации и при содействии японских войск.
      Оказав помощь французским властям в подавлении восстаний, японцы одновременно не переставали вести подготовку к расширению оккупации. Ограничения, наложенные договорами, мешали им полностью использовать выгодное стратегическое положение Индокитая и эксплуатировать его богатства. Но так как Япония все еще не считала себя готовой к конфликту с США, а Сингапур продолжал казаться японским военным неприступной крепостью, приходилось оглядываться на англосаксов и в связи с этим искать обходные пути к господству над странами Индокитайского полуострова.
      Вторжение таиландских войск в Лаос и Камбоджу позволило Японии приступить к осуществлению своих планов. Было объявлено, что Япония горячо противится войне, потому что военные действия на южных границах Китая "могут помешать или отвлечь внимание Японии от Китая". В то же время японский командующий в Индокитае получил тайный приказ "в нужный момент прийти на помощь Сиаму". В Токио уже был заготовлен проект мирного договора, по которому Камбоджа передавалась Таиланду, а из остальной французской территории создавалось буферное государство между Китаем и Таиландом под контролем Японии.
      Узнав о нападении Таиланда, правительство США объявило, что аннулирует таиландский заказ на самолеты и гарантирует целостность территории Французского Индокитая. Эта более твердая, чем прежде, позиция Соединенных Штатов вызвала вспышку надежд в Виши. В попытках сохранить лоскуты империи союзник Германии продолжал делать ставку на тех, кого официально считал своими врагами. Ободренное реакцией американцев, правительство Виши 15 октября решительно отклонило все требования Таиланда.
      В течение ноября таиландские войска, несмотря на многократное превосходство в силах над французскими, топтались неподалеку от своей границы. Японии надо было побудить Таиланд к более решительным действиям. На двух заседаниях кабинета Коноэ, состоявшихся в ноябре, было решено "оказать помощь правительству Таиланда и поддержать его территориальные требования при условии, что последний будет активно участвовать в создании Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания". При этом Таиланд был конфиденциально предупрежден, что Япония не будет поддерживать его, если он предъявит французским властям слишком мягкие требования. Для того чтобы надежно привязать Таиланд к японской военной колеснице, надо было побудить его проглотить больше, чем он мог переварить. Но те территории, на которые Таиланд претендовал, надо было еще завоевать, а завоевание все затягивалось. Лишь к зиме таиландские войска смогли оккупировать часть королевства Луангпрабанг на севере и провинцию Бассак на юге Лаоса. В Камбодже таиландским войскам, несмотря на все старания, так и не удалось форсировать Меконг.
      Французским войскам в Индокитае не хватало боеприпасов, армия устала и таяла на глазах. После неоднократных просьб Деку о присылке подкреплений правительство Виши отдало приказ четырем батальонам, расквартированным в Джибути, перебазироваться в Индокитай. Однако везший их транспорт был перехвачен английским крейсером, для командира которого вишистское судно было враждебным.
      Тем временем военный угар в Таиланде иссякал, и сторонники Приди все смелее призывали к заключению мира, К тому же коллеги адмирала Деку нанесли престижу Таиланда чувствительный удар. 17 января 1941 г. французские миноносцы потопили единственный таиландский крейсер и рассеяли остальные корабли таиландского флота. Это поражение заставило Пибуна поторопиться с заключением мира, пока его условия еще могли быть выгодными для Таиланда. С просьбой о посредничестве таиландское правительство обратилось к английскому командованию в Сингапуре. Оттуда в Бангкок была направлена миссия, которая от имени английского правительства предложила немедленно прекратить военные действия и заключить мир.
      Поражение таиландского флота было для японцев неожиданным, непредвиденной оказалась и реакция таиландских властей на это поражение. Японские правящие круги меньше всего хотели, чтобы спор между "союзником" Японии Францией и "другом" Японии Таиландом, срепетированный японцами, улаживался будущим противником и теперешним недоброжелателем Японии. Коноэ направил адмиралу Деку протест по поводу "английского вмешательства". Однако игнорировать мирные переговоры, начавшиеся по инициативе Таиланда, в правящих кругах которого с каждым днем все более усиливались проанглийские настроения, Япония не могла. Поэтому японское правительство поспешило заявить, что и само печется о мире на Индокитайском полуострове, и уже 21 января направило сторонам свой "проект мирных переговоров", предложив провести их на крейсере "Натори", стоявшем в Сайгоне.
      По предварительному соглашению, подписанному 30 января, враждующие стороны отводили свои войска на 10 км от линии фронта. Во время подготовки к следующему этапу переговоров, который должен был состояться в Токио, в Сайгоне и Хайфоне начали высаживаться новые подразделения японских войск. Французы предпочли закрыть на это глаза, так как даже при желании не могли оказать сопротивления. По окончательному мирному договору, подписанному лишь в начале марта, Таиланд получил часть Лаоса, расположенную на правом берегу Меконга, а также почти треть территории Камбоджи. В благодарность за посредничество Таиланд должен был подписать с Японией еще два соглашения. Первое - "О безопасности и политическом взаимопонимании" - давало Японии в Таиланде исключительные права, по второму Таиланд брал на себя обязательство не заключать с третьими государствами (это касалось и Индокитая) соглашений, которые могли повредить японским интересам.
      Итак, плацдарм на Индокитайском полуострове был создан, и в течение нескольких следующих месяцев японцы интенсивно укрепляли его, превращая в базу для дальнейшей агрессии. Еще совсем недавно английские стратеги считали Сингапур, не говоря уже о Бирме, глубоким и безопасным тылом. Теперь все изменилось - достаточно было взглянуть на карту, чтобы понять, как легко достижимы английские владения для японцев. Тем не менее в Лондоне по-прежнему официально принимали на веру заявления японского правительства, что вся его политика в Юго-Восточной Азии преследует лишь одну цель - блокаду Китая. Принятию решительных мер по укреплению обороны Бирмы и Малайи мешал и новый фактор: вероятность (ожидаемая во всем мире с различными чувствами) того, что следующим объектом агрессии Германии будет Советский Союз. Нападение немецких фашистов на СССР, которого ждали в начале лета 1941 г., сразу меняло соотношение сил как в Европе, так и в Азии. Этот вариант входил в расчеты Англии. Во-первых, в таком случае Гитлер будет вынужден воевать на два фронта, причем фронт западный сразу потеряет свое первенствующее значение, что сильно облегчит положение Великобритании. Во-вторых, Юго-Восточная Азия как направление агрессии Японии также потеряет свое значение по сравнению с выгодами, открывающимися от захвата Сибири и Советского Дальнего Востока. Опасность для Сингапура и Бирмы исчезнет сама собой.
      Ожиданием следующего шага Гитлера объясняется и спад японской активности в Юго-Восточной Азии весной 1941 г. Но, разумеется, предусмотрительные сотрудники японской разведки и соответствующих штабов не прекратили подготовку к вторжению в Бирму и другие британские колонии.
      Глава II. Канун войны на Востоке
      В 1940 г. в военных кругах Японии возрос интерес к Бирме, захват которой, по мнению руководителей Генерального штаба, был необходим для успешного завершения войны в Китае. После захвата японцами китайских портов и оккупации Индокитая казалось, что блокада, а с ней и победа уже достигнуты. Однако Китай продолжал сопротивляться, и в конце концов Англия вновь открыла Бирманскую дорогу. Правда, те несколько тысяч тонн грузов, которые достигали Китая ежемесячно, не могли сыграть серьезной роли в обороне страны не только потому, что их доля в общих военных расходах была мала, но и потому, что большей частью эти грузы до фронта и не доходили, доставаясь либо дельцам, окружавшим правительство, либо генералам, командовавшим армиями. Да и то, что все же поступало в распоряжение Чан Кайши, приберегалось им для борьбы с коммунистами, которых руководитель Гоминьдана считал не менее опасным для себя врагом, чем японцев.
      Предпочитая искать причины упорного сопротивления Китая на стороне, японцы преувеличивали роль снабжения Китая через Бирму. В результате вплоть до середины 1941 г., когда на повестку дня встал захват всей Бирмы, все действия Японии в отношении этой страны были направлены прежде всего на закрытие Бирманской дороги.
      Одним из первых шагов армейского командования в этом направлении было решение взять подрывную деятельность в Бирме в свои руки и поставить ее солидно. Для этой цели был избран полковник Кейдзи Судзуки, профессиональный военный, окончивший военную академию в Токио еще в 1918 г., имевший большой опыт разведывательной и дипломатической работы, энергичный, честолюбивый, авантюристического склада офицер. Весной 1940 г. Судзуки был направлен в Бирму Генеральным штабом армии для сбора информации о бирманском освободительном движении и о Бирманской дороге. В Токио его заверили, что Япония готова снабжать оружием бирманских националистов, если это приведет к закрытию Бирманской дороги.
      В Шанхае Судзуки подобрал себе первых сотрудников из профессиональных разведчиков, затем сменил имя на Масуйо Минами и нашел себе "крышу", став корреспондентом газеты "Йомиури". Появившись в Бирме, он вскоре занял удобное место генерального секретаря Японо-бирманского общества. Из рангунской квартиры Судзуки открывался отличный вид на порт и склады, где разгружались корабли со стратегическими грузами для Китая, а его служба в качестве корреспондента и секретаря общества оправдывала многочисленные контакты с бирманцами. Судзуки заставил работать на себя уже укоренившихся в Бирме разведчиков, из которых особенно важны были буддийский монах Нагаи и торговый представитель Японии в Бирме Оба. Наиболее ценным приобретением оказался монах, небольшой тихий монастырь которого в пригороде Рангуна - Камайюте стал местом встреч японцев с бирманскими националистами.
      Вначале Судзуки, видимо, полагал, что главной фигурой, на которую следует делать ставку, является бывший премьер колониального правительства Ба Мо, находившийся в это время в оппозиции англичанам{2}. Судзуки приглядывался и к патриотической организации "Добама асиайон" (Ассоциация "Наша Бирма"), члены которой называли себя, чтобы подчеркнуть право бирманцев быть хозяевами собственной страны, такинами, т. е. "господами". Левые такины, находившиеся под влиянием социалистических идей, также искали контактов с заграницей в надежде получить оттуда поддержку. Однако в этой группе, как и вообще в среде левой интеллигенции, союз с Японией был непопулярен - ведь каждому в Бирме было известно о зверствах японцев в Китае, о страшной судьбе Нанкина. Сам Судзуки впоследствии признавал: "Среди бирманских националистических деятелей было два направления, две точки зрения на зарубежную помощь. Первые полагали, что идеальным источником такой помощи могут стать Россия или Китай, тогда как другие склонялись к Японии. Я понимал, что первое направление превалировало".
      Но одно дело - рассуждения в узком кругу единомышленников, другое действия в реальной обстановке. А обстановка была такова, что отказ такинов от японской помощи из принципиальных соображений оставлял их без помощи вообще. Никаких путей не только к получению помощи от СССР, но даже к контактам с Советским Союзом у них не было. В помощь гоминьдановцев верить не приходилось, так как они были союзниками англичан; оставались китайские коммунисты, но их освобожденные районы были отделены от Бирмы громадной территорией, контролируемой Гоминьданом.
      И все же, несмотря на почти полную безнадежность этого предприятия, такины из группы молодого и популярного лидера Аун Сана, организатора "университетского бойкота" 1936 г., планировали направить гонцов в освобожденные районы Китая, о расположении которых они имели весьма смутное представление. К этому моменту Аун Сан и его сторонники организовали внутри "Добама асиайон" небольшую Бирманскую революционную партию и на одном из заседаний приняли "Великий план вооруженного восстания". Планом предусматривалась многоступенчатая революция, которая должна была начаться забастовками, демонстрациями и закончиться, если нужно, вооруженным восстанием. Но для восстания требовалось оружие, а получить его можно было только из-за границы.
      Полное отсутствие связей с заграницей заставило молодых революционеров обратиться к Ба Мо. Несмотря на определенное недоверие к этому политику, такины были уверены, что он является убежденным сторонником независимости. Еще в октябре 1939 г. "Добама асиайон" и руководимая Ба Мо партия "Синьета" ("Беднота") вместе с несколькими другими организациями образовали Блок свободы Бирмы. В январе 1940 г. Аун Сан встретился с Ба Мо. "Мы хотим начать вооруженное восстание во время войны, - сказал он. - Война дает нам сейчас этот шанс. Мы взвесили все, прежде чем обратиться к вам".
      В тот момент Ба Мо уже пришел к выводу, что путем парламентской борьбы независимости от англичан не добиться. Смелость взглядов Аун Сана, уверенность такинов в своей победе произвели на Ба Мо сильное впечатление. "Мой мозг работал всю ту ночь. Впервые со дня начала войны я увидел будущее не в тумане... и внезапно понял, что война будет продолжаться, и до того, как она закончится, Япония в нее обязательно вмешается. В таком случае в ее интересах будет поднять восстания как в Бирме, так и в других британских колониях на Востоке. И я сразу решил достичь понимания по этому вопросу с японцами".
      Ба Мо в своих воспоминаниях несколько упрощает события и сдвигает их во времени. В действительности Ба Мо думал о союзе с Японией и до прихода к нему Аун Сана и даже беседовал с японцами об этом. Да и мало кто из оппозиционных бирманских политиков не знал господина Минами, не посещал дом Японо-бирманского общества или монастырь Нагаи.
      По мере того как менялась ситуация в Европе, разговоры бирманских националистов с японскими агентами становились все более конкретными. В апреле 1940 г. Ба Мо получил сообщение, что один из лидеров радикальной группировки в Индийском национальном конгрессе, С. Ч. Бос, попросил у Японии 10 млн. рупий и 10 тыс. винтовок. Ба Мо заявил, что для бирманских революционеров будет достаточно и половины этого, однако им нужны японские инструкторы. Со своей стороны, Ба Мо обещал поднять антианглийское восстание в Бирме в течение года.
      Столь решительный поворот бирманских националистов в сторону Японии был продиктован стремлением не оказаться в случае поражения Англии в войне в положении беззащитной стороны, а разговаривать с теми, кто будет претендовать на Бирму, с сильных позиций. Расчетом на скорое поражение Англии объясняется и неразумное, казалось бы, поведение ряда лидеров Блока свободы в весенние и летние месяцы 1940 г. Нарушая Закон об обороне Бирмы, они начинают выступать с требованиями немедленной независимости, отлично понимая, что каждое слово на митингах и собраниях фиксируется британскими полицейскими и агентами. "Трусы и дураки, - говорил Ба Мо на 15-тысячном митинге в Мандалае, - смеются над нами за то, что мы говорим о силе, тогда как руки наши пусты и нет у нас не только винтовок, но даже острых ножей... Оружие не только куется нами - оружие можно получить и со стороны. Не страшитесь. Поглядите на ваши руки. Они сегодня пусты... но они не всегда будут пустыми".
      Лидеры Блока свободы спешили. Они чувствовали, что британская эра истекает, и стремились обеспечить популярность своему союзу в обстоятельствах, которые возникнут в ближайшие месяцы. Когда же, используя Закон об обороне Бирмы, англичане обрушились на оппозицию, многие из ее лидеров сознательно пошли в тюрьмы (так сделал, в частности, Ба Мо, арестованный в начале августа). В результате, когда 28 июля был выписан ордер на арест Аун Сана, он оказался одним из немногих лидеров национально-освободительного движения, еще остававшихся на свободе. В отличие от других деятелей, которые не могли или не хотели уйти в подполье, Аун Сан решил, что его пребывание в тюрьме пользы движению не принесет и единственный выход - немедленный отъезд за рубеж.
      Хотя в исторической литературе, включая апологетическую по отношению к Аун Сану, укоренилось мнение, что он ехал по договоренности с японцами, для самого Аун Сана все было далеко не ясно. Аун Сан был ближе к марксистской группировке в "Добама асиайон" (образовавшей в рамках этой ассоциации в августе 1939 г. Коммунистическую партию Бирмы), чем к Ба Мо и другим буржуазным политикам. С японцами Аун Сан начал встречаться лишь в последние недели и то при посредничестве Ба Мо, с Судзуки же он вообще не был еще знаком. Из позднейших высказываний Аун Сана создается впечатление, что им руководили два желания: во-первых, избежать ареста, во-вторых, найти связи с китайскими коммунистами. Впрочем, ясно одно: не отправься Аун Сан в Китай, характер дальнейших событий в Бирме принял бы, вероятно, несколько иную форму. То, что в решающий момент на связь с японцами на высоком уровне вышел левый такин, оказало немалое влияние на события последующих лет.
      Узнав о твердом решении Аун Сана покинуть страну, Ба Мо, который был отпущен законопослушными британцами до суда на поруки, связался со своими друзьями из японского консульства. Те одобрили решение Аун Сана и обещали организовать ему, как только он доберется до территории, контролируемой Японией, отправку в Токио, где лидер такинов сможет встретиться с представителями японского командования. Вместе с тем японцы предупредили Ба Мо, что на японском корабле они отправить Аун Сана не смогут из опасения английских проверок и что бирманцы должны сами обеспечить отъезд Аун Сана. Поэтому Ба Мо, пользуясь своими связями в Рангунском порту, устроил Аун Сана и его спутника Хла Мьяина на норвежский пароход, и 14 августа молодые революционеры, спрятанные в трюме, отправились в путешествие, неожиданно для них оказавшееся довольно долгим.
      Попав в Амой (Сямынь), такины устроились в деревне на окраине города и стали ждать обещанного вызова в Токио. Прошла неделя, другая, но приезжими никто не интересовался. Деньги были на исходе, такины голодали, и Аун Сан запросил помощи из Бирмы. Получив его письма, оставшиеся на свободе такины собрали немного денег и обратились к Теин Мауну, помощнику Ба Мо, остававшемуся на свободе. Тот направился к Судзуки.
      Из истории с пребыванием Аун Сана в Амое видно, что союз бирманских националистов с Японией складывался не столь гладко и быстро, как может показаться, если полностью доверять позднейшим воспоминаниям и документам.