Давно пропавший

– Но я не сделала ничего дурного!

– Вот и не забывайте об этом. Правильно, вы не сделали ничего дурного. Зато этот сукин сын определенно делал. Помните о том, что главная цель вашей жизни – находиться как можно дальше от него.

В Денвере, в прошлой жизни, я гордился тем, что Кейт на общественных началах сотрудничала в качестве консультанта по стрессам в приюте для женщин, пострадавших от семейного насилия. Я знал, что нужно этой несчастной.

– Выберите город, в котором никогда не бывали. Хотя бы Питтсбург, – предложил я наугад. – Вы там бывали?

– Нет.

– Вот и езжайте в Питтсбург. Всего двести миль отсюда. Поставьте машину на стоянку и добирайтесь автобусом. В Питтсбурге возьмите телефонный справочник и найдите раздел "Социальная защита". Звоните в приют для женщин.

7

В номере я содрогнулся, поражаясь тому взрыву ярости, который испытал. В какой-то момент я готов был застрелить того ублюдка. Остановила меня простая мысль: на выстрел из закусочной сбегутся люди. Меня увидят. Приедет полиция. А если я попаду в тюрьму, кто будет искать Кейт и Джейсона?

8

"По причинам, важным для меня и моей семьи, я собираю сведения о молодом человеке, который, возможно, появлялся в вашей церкви в конце лета или осенью девятнадцать лет назад. Понимаю, что за давностью лет об этом трудно вспомнить, но полагаю, что события, последовавшие за его появлением, запечатлелись в памяти кого-то из ваших прихожан. Юноше было лет пятнадцать-шестнадцать. Скорее всего, его обнаружили у дверей в вашу церковь незадолго до воскресной службы те из прихожан, кто приезжает раньше прочих. Его одежда, вероятнее всего, была изорвана, а тело покрывали царапины и шрамы, указывающие на то, что юноша пережил некий несчастный случай. Он не помнил ни своего имени, ни того, что с ним произошло, ни того, как он очутился возле вашей церкви. Прихожане наверняка позаботились о нем – скорее всего, женщины, ибо нечто в его глазах возбуждало материнские чувства. Юноша по памяти цитировал Библию, но не умел читать и писать. Кто-то из прихожан – скорее всего, женщина – пытался учить его. В конце концов он грабил свою благодетельницу – не исключено, что избивал ее, – и исчезал. Вполне возможно, что ближе к концу своего пребывания у вас он "вспоминал", что его имя – Лестер Дент. Если вам известно о похожем случае, пожалуйста, отправьте письмо электронной почтой по указанному адресу. Мне крайне важно узнать об этом человеке как можно больше. Год назад он похитил мою жену и сына".

9

На следующее утро я разослал это послание по электронным адресам всех церквей моего списка. Глядя на экран компьютера, я мысленно просил Господа о помощи. Теперь оставалось только ждать.

Мне захотелось в туалет. Едва поднявшись, я вспомнил слова Пейна: пока нахожусь в движении, вряд ли совершу какую-нибудь глупость.

И я отправился на пятимильную пробежку.

Вернувшись, проверил электронную почту. Ничего. В течение часа занимался физическими упражнениями, затем снова подсел к компьютеру. Никаких сообщений.

На что я рассчитывал? На то, что каждое утро кто-то из прихожан будет прилежно просматривать электронную почту, приходящую на веб-сайт церкви? На то, что весть о моем послании тотчас же разнесется по всем приходам и люди, пережившие нечто подобное, немедленно бросятся отправлять мне депеши по Сети? Надо набраться терпения, твердил я себе. Даже в небольших городках новости распространяются не так быстро, как мне хотелось бы. Если кто-то и ответит, то не раньше вечера.

Поэтому я побрился, переоделся и попробовал читать. Вышел на улицу, купил сэндвич. Погулял. Посмотрел по телевизору выпуск новостей. И между делом подходил к компьютеру, проверяя почту. Никаких откликов.

В полночь я сдался, выключил свет и постарался уснуть.

Сон не приходил. Я поднялся и, не принимая во внимание опыт прошлой ночи, направился в бар, где еще не бывал и не подвергался риску быть узнанным. Ведь если мужчина, которого я избил, ищет меня, то он наверняка отправится в закусочную через дорогу от мотеля.

Потребовались четыре пива и порция бурбона, чтобы появилось желание вернуться в номер и попробовать заснуть. Пусть все катится к черту, сказал я себе. И пусть я сам отправлюсь в ад.

На рассвете я встал, но почтовый ящик был пуст. Мне предстоял еще один день ожидания.

Время словно застыло на месте. Наконец я сказал себе, что был дураком, рассчитывая на ответ. Мне не хватило ума, чтобы понять образ мыслей Лестера Дента. Я не смог угадать, куда он направился девятнадцать лет назад, неправильно рассчитал, что он предпримет на новом месте. Проклиная себя за то, что не смог сохранить свое счастье, сетуя на жизнь и сомневаясь, следует ли жить дальше, я решил в последний раз проверить электронную почту.

И остолбенел, увидев, что получил целых четыре письма.

10

Я решил, что это мистика... или что зрение обманывает меня. Чувствуя, что законы реальности перестали действовать, я смотрел на письма. Потом решился их открыть.

Они пришли из разных штатов – Кентукки, Западная Виргиния, Пенсильвания и Огайо. Изначально корреспонденция была зарегистрирована в алфавитном порядке, согласно первым буквам имен отправителей, но потом, перечитав послания несколько раз, я расположил их по географическому и хронологическому принципам.

"Мистер Дэннинг, – начиналось первое письмо, – ваше послание настолько взволновало меня, что потребовалось время, чтобы решиться на него ответить. Муж советовал мне не ворошить прошлое, но мысль, что пострадали и другие люди, невыносима".

Женщина подписалась "миссис Дональд Кавендиш", и детали ее повествования перекликались с той историей, которую поведала мне миссис Гарнер. Если изнасилование и имело место, миссис Кавендиш о нем умолчала, хотя у меня сложилось впечатление, что обида, нанесенная ей, не исчерпывалась побоями и грабежом – этот вывод можно было сделать из самого тона послания. Однако она не называла преступника Лестером. Он вообще не сообщил собственного имени. А в ночь своего исчезновения поджег приютивший его дом.

Это случилось в ноябре, то есть через месяц после того, как он надругался над миссис Гарнер. А что еще произошло за это время?

Я посмотрел на карту и выяснил, что городок в Кентукки отделяют от Логанвилля две сотни миль. Возможно, Лестер растратил деньги, похищенные из дома Агнессы Гарнер, и начал бродяжничать, перебиваясь квартирными кражами и грабежом винных магазинчиков, пока неведомые тропы не завели его в Кентукки?..

Второе послание пришло из Западной Виргинии. В нем описывались события, случившиеся через год после исчезновения Лестера из Логанвилля. Какие-то набожные люди пригласили Лестера (его знали там только по имени) пожить у них, а он изнасиловал их дочь – совсем юную девушку. Письмо пришло именно от нее; она сообщила, что пряталась от родителей, пока не достигла совершеннолетия. Лестер предупредил, что, если она расскажет кому-нибудь о случившемся, однажды ночью он вернется и убьет ее. В доказательство своей угрозы подонок задушил на глазах у девушки ее любимую кошку. На следующую ночь он обворовал дом, угнал машину и исчез. Полиция нашла сгоревший автомобиль в двухстах милях от места преступления. Хотя Лестер пропал навсегда, несчастная девушка много лет подряд видела его в ночных кошмарах.

В третьем послании, пришедшем из Пенсильвании, упоминались события, имевшие место через восемь лет после трагедии в Логанвилле. На сей раз преступник сократил свое имя до фамильярного "Лес". Его повадки изменились. В двадцать пять лет он уже больше не мог изображать беспомощную жертву, вызывая сострадание прихожан. Вместо этого Дент явился в церковь и сказал, что будет заниматься самой трудной работой в обмен на пропитание. Его редкая способность цитировать любое место из Библии привлекала к нему верующих. Все кончилось тем, что он спалил местную церковь.

Но больше всего меня взволновало четвертое письмо, касавшееся случая, который произошел через тринадцать лет после того, как родители Лестера погибли в пламени пожара.

Послание пришло из маленького городка в самом центре Огайо. Лестер появился там, а потом пропал, украв жену у мужа. Ее так и не нашли. Но Дент не воспользовался своим именем или его сокращенным вариантом – Лес. Он называл себя совсем по-другому.

Прочитав это имя, я похолодел.

Питер.

Дрожа всем телом, я рыскал глазами по карте. От Броктона на юго-восток до Логанвилля в Огайо; дальше на юго-восток до городка в Кентукки; потом на восток в Западную Виргинию – и на северо-восток в Пенсильванию... Затем на северо-запад в городишко на территории штата Огайо, от которого всего сотня миль до места, где я родился и вырос!

Один месяц. Один год. Восемь лет. Тринадцать лет...

В интервалах Дент побывал в самых отдаленных уголках страны (об этом сообщалось в досье ФБР), но что-то заставляло его возвращаться именно сюда, и я чувствовал, что география преступлений Лестера отнюдь не случайна. Он подбирался к пункту конечного назначения, всякий раз сужая круг поисков и приближаясь к той точке, откуда и началась моя трагедия.

Часть шестая

1

Более четверти века назад мы с мамой были вынуждены покинуть Вудфорд и переехать к ее родителям в Коламбус.

Пейн сообщил мне, что городок превратился в благоустроенный спальный район разрастающегося мегаполиса. Но все-таки я не до конца представлял себе, что увижу в действительности.

Съехав с шоссе на дорогу, ведущую в родной город, я пытался освежить в памяти события давно минувших дней. Мне едва исполнилось четырнадцать, когда мы с мамой уезжали из Вудфорда, но я хорошо помнил, что по пути в наш город по обе стороны дороги располагалась масса фермерских хозяйств. Теперь они исчезли, уступив место кварталам частных домов, каждый из которых размещался на отдельном участке. В наше время всякий домовладелец мог наслаждаться видом на округу прямо с веранды своего жилища. Теперь все изменилось. Рост цен на землю привел к тому, что человек видит из окна такой же благоустроенный и богатый дом соседа.

Я миновал окраину. Когда-то здесь стояла мебельная фабрика, на которой мой отец работал мастером. Теперь на этом месте высился торговый комплекс – ресторан, кинозал, театр и супермаркет. В архитектуре комплекса был сохранен промышленный стиль, перекликавшийся с историческими особенностями развития здешних мест.

Деловая часть города – шесть кварталов офисов и контор – выглядела лучше, чем в годы моей юности. Двухэтажные здания, объединенные в длинные корпуса, были недавно оштукатурены, и все казалось только что построенным – даже дома, возведенные в начале двадцатого века. Одну улицу сделали пешеходной; вокруг летних кафе разбили газоны и посадили деревья. Я заметил фонтан и небольшую оркестровую сцену.

Мне потребовалось время, чтобы найти место для парковки. Эмоции переполняли меня. Когда я был мальчишкой, деловой центр города казался мне очень большим. И сейчас я чувствовал то же самое, только по другой причине – из-за своей полной беспомощности.

Прошло много лет, но я умудрился сориентироваться, шагая между газетных киосков и ларьков с мороженым, которых раньше здесь не было. Я подошел к пересечению улиц Линкольна и Вашингтона и посмотрел на тенистую веранду, расположенную через дорогу от меня. Дом стоял между банком и аптекой – как и во времена моего детства. Я вспомнил, как мама сводила меня и Пити с этого крыльца к самому нелюбимому месту на свете – к приемной зубного врача.

Помнится, крыльцо дантиста казалось мне необычайно высоким и зловещим. Теперь, стараясь успокоиться, я пересчитал ступени: всего-то навсего тридцать.

Поднявшись, я увидел ту же дверь с матовыми стеклами, за которой некогда поджидал свои жертвы зловещий зубодер, но на табличке значилось: "Страховое агентство Косгроува".

Молодая женщина отложила степлер и документы.

– Слушаю вас, сэр?

– Я... Когда я был ребенком, здесь находился кабинет дантиста...

Я не мог оторвать взгляда от коридора, который вел в комнату ужасов.

Девушка озадаченно посмотрела на меня.

– И что же?

– У него остались кое-какие документы, которые имеют огромное значение для меня, но вот беда: я не знаю, как найти того врача, – забыл его имя.

– Боюсь, не смогу вам помочь. Я начала работать у мистера Косгроува всего шесть месяцев назад и впервые слышу о том, что здесь был зубоврачебный кабинет.

– Возможно, сам мистер Косгроув мне поможет?

Девушка встала, прошла в кабинет, который некогда внушал мне такой ужас, и вернулась менее чем через минуту.

– Он сказал, что работает здесь восемь лет, а до него в этом здании находилась риэлторская фирма.

– Вот как...

– Мне очень жаль.

– Ничего, это вы меня извините. Наверное, глупо было надеяться...

Я повернулся было к двери, но остановился – меня внезапно осенило.

– Риэлторская?

– Простите?..

– Вы сказали, раньше здесь была риэлторская фирма?

– Да.

Девушка с подозрением посмотрела на меня.

– Как вы думаете, хозяин той фирмы владел собственностью?

– Что?..

– Если допустить, что мистер Косгроув арендует данное помещение, то кому конкретно оно принадлежит?

2

– А, вы говорите о Дуайр-билдинг, – протянул незнакомый мне толстяк и вынул изо рта сигарету.

С трех сторон его стол окружали высокие шкафы, забитые папками с документами.

– На протяжении последних двадцати лет в качестве управляющего я извлекаю из этого здания прибыль для наследников мистера Дуайра.

– Там находится офис мистера Косгроува.

– Ну да, корпус "два-си".

– Не могли бы вы сказать, кто снимал помещение до него? Я ищу дантиста, который держал там кабинет.

– Но зачем, ради всего святого, вам потребовался...

– Кое-какие медицинские справки. Если вы не привыкли выполнять подобные просьбы, я с радостью заплачу за отзывчивость.

– Не привык? Черт возьми, нет ничего проще. Весь секрет управления собственностью заключается в принципе организованности.

Толстяк повернулся в своем кресле на колесиках, подъехал к шкафу, на котором красовалась большая буква "Д", и стал перебирать лежавшие там папки.

– Дуайр-билдинг... Ага, вот! Ну конечно... Теперь я вспомнил. Доктор Реймонд Фарадей. У него случился сердечный приступ. Восемнадцать лет назад. Умер прямо во время операции по поводу пульпита.

После всего, что я пережил, такая смерть не показалась мне странной.

– У него здесь были родственники? Они еще живут в городе?

– Представления не имею. Но вы можете воспользоваться моей телефонной книгой.

3

– ...Много лет назад. Доктор Реймонд Фарадей. Я хочу найти его родных.

Я сидел на заднем сиденье своего автомобиля и говорил по сотовому телефону. В справочнике оказалось всего двое Фарадеев. И это была моя вторая попытка.

– Мой муж – его сын, – ответил мне женский голос, в котором сквозила нотка подозрения. – Фрэнк сейчас на работе. А какое, собственно, вам дело до его отца?

Я напрягся.

– Когда мы с братом были маленькими, доктор Фарадей лечил нам зубы. Мне очень нужно получить рентгеновские снимки зубов брата. Дело в том, что это необходимо для идентификации.

– Ваш брат умер?

– Да.

– Мне жаль, – сухо сказала женщина.

– С вашей стороны было бы очень великодушно сообщить, что случилось с документами, находившимися в кабинете мистера Фарадея.

– Обычно пациенты забирают больничные карточки, если решают перейти к другому дантисту.

– А как насчет тех пациентов, кто на время перестал быть клиентами данного врача? Мы с братом перестали посещать доктора Фарадея много лет назад.

– Ваши родители не переслали больничные карточки новому дантисту?

– Нет.

Я с горечью думал о том, что после гибели отца в автомобильной катастрофе и после того, как выяснилось, что его страховка недействительна, нам было не до семейных дантистов.

Женщина раздраженно хмыкнула, словно я ее донельзя утомил.

– Представления не имею, что муж сделал с какими-то там документами. Вам следует переговорить с ним, когда он вернется с работы.

4

Бейсбольная площадка ничуть не изменилась.

Заходящее солнце било в глаза. Я облокотился на стойку, возле которой мои товарищи и я сам так много лет назад ставили свои велосипеды. Трибуна за моей спиной была переполнена родителями, которые криками поддерживали ребятишек, бегавших по площадке. Похоже, игра юниорской лиги.

Я услышал, как бита с треском ударила по мячу. Раздались ликующие вопли. Потом вздохи разочарования. Снова победные крики. Похоже, кто-то упустил верный мяч.

Я не отрываясь смотрел на велосипеды и вспоминал, как Пити привязывал бечевкой к спицам переднего колеса кусок картона, чтобы его велик на ходу издавал звук, похожий на шум трещотки. Жалко, что не могу вспомнить имена двух приятелей, совместно с которыми и ради которых я разрушил жизнь Пити. Но я в точности помнил наш разговор.

"Черт побери, Брэд, твой братишка действует мне на нервы. Скажи ему, чтобы отвязался, ладно?"

"Да уж, таскается повсюду хвостом. Сопляк мне надоел. От треска его велика голова кругом идет".

"Крутится под ногами. А толку от него никакого".

"Вот паршивец. Откуда мать узнала, что я курил, если это не он наябедничал?"

"И еще неизвестно, не заложил ли он и меня предкам".

"А кто еще мог это сделать, если не сопляк?"

"Ладно, ладно..."

Повернувшись, я нос к носу столкнулся с Пити. Это воспоминание я переживал многократно, и всякий раз оно причиняло боль. Даже для девяти лет он был маловат ростом, а из-за мешковатых джинсов выглядел еще меньше. На ручонке красовалась огромная бейсбольная перчатка с ловушкой.

"Извини, Пити, тебе придется ехать домой".

"Но..."

"Ты еще маленький. В игре будешь только мешать".

В глазах Пити закипали слезы.

К моему стыду, больше всего в тот момент я боялся, что братишка разрыдается в присутствии моих приятелей.

"Повторяю тебе, Пити: уезжай. Проваливай. Сгинь, чтоб тебя не было видно".

Приятели уже побежали занимать игровые места на площадке. Я бросился догонять их и услышал трещотку на велике Пити. На бегу я оглянулся. Братишка крутил педали, повесив голову.

Теперь, вспоминая все это, я всем сердцем желал вернуть те мгновения и сказать своим друзьям, что они сами – паршивцы и что Пити остается со мной.

Я вспоминал и плакал.

5

В отличие от бейсбольной площадки, наш старый дом здорово изменился. Да и вся улица тоже. Кругом были высажены молодые деревья и кусты, установлены новые заборы.

Но меня поразили не эти перемены. В годы моей юности здесь стояли одноэтажные дома, где жили простые работяги с местной фабрики, на которой отец служил мастером. А теперь каждый дом имел либо надстроенный второй этаж, либо веранду, занимающую большую часть внутреннего дворика. Те же изменения случились и с домом, в котором я некогда жил. Передняя веранда застеклена, что добавило обитателям дома полезного пространства. Одноместный гараж переделали в ангар на два автомобиля.

Припарковавшись напротив дома, я смотрел на лучи заходящего солнца, отраженные окнами, и размышлял, не ошибся ли адресом – настолько все изменилось. Вроде и улица та же, и номер дома совпадает...

Однако ощущение, что я нахожусь возле родного гнезда, никак не возникало. В своих воспоминаниях я видел другой дом, более скромный, из которого однажды вечером мы с отцом выбежали, залезли в машину и понеслись к огням бейсбольной площадки, надеясь разыскать Пити...

Из соседнего дома вышел какой-то человек и, нахмурившись, уставился на меня, словно спрашивая: "И на что, интересно, ты тут глазеешь, приятель?"

Я завел двигатель, заметил, что на полудюжине домов висят таблички "Продается", и подумал, что в мое время местные жители были настолько зависимы от мебельной фабрики, что никто и не думал уезжать.

6

У мистера Фарадея были тонкие губы и впалые щеки.

– Жена сказала, будто у вас брат умер или что-то в этом роде?

– Да.

– И поэтому вам требуется зубоврачебная карта? Чтобы идентифицировать его?

– Он пропал много лет назад. Похоже, мы его нашли.

– Нашли тело?

– Да.

– Что ж, если бы случай не был столь серьезен, я не стал бы терять время, – сказал Фарадей и жестом пригласил меня войти.

Когда он открыл дверь, ведущую из прихожей на кухню, я услышал звук работающего телевизора из гостиной. В комнатах было опрятно, все лежало на своих местах, подлокотники кресел прикрывали пластиковые чехлы, в кухне на крюках висели кастрюли, над ними в ряд по размеру размещались сковородки.

Из двери, ведущей в подвал, несло холодом. Фарадей включил свет и жестом пригласил следовать за ним. Деревянные ступени поскрипывали под нашими ногами.

Никогда я не видел столь аккуратного подвала. Он оказался заполнен рядами каких-то ящиков, но ни пыли, ни грязи не было и в помине.

В противоположных углах негромко гудели два вентилятора, обеспечивавшие помещение чистым сухим воздухом.

– Все борюсь здесь с сыростью, – сообщил Фарадей.

Он провел меня по проходу между ящиками, свернул налево и подошел к стеллажу, на котором стояли коробки из-под обуви.

– Моя помощь вам потребуется? – спросил я.

– Нет. Не хочу наводить беспорядка.

Он снял крышку с одной из коробок; в ней оказалась пачка документов.

– Жена досадует, что я храню все старые документы, но кто знает, когда что понадобится? – сказал Фарадей. – Вот тут квитанции на налоговые выплаты. Там – оплаченные счета. А это документы из кабинета моего отца. Во всяком случае, те, которые мне удалось найти.

Он выудил из коробки несколько папок.

– Как, говорите, звали вашего брата?

– Питер Дэннинг.

– Дэннинг. Посмотрим... Дэннинг. Дэннинг... Энн. Брэд. Николас. Ага, вот.

С довольным видом Фарадей протянул мне одну из папок.

Я взял ее, стараясь унять дрожь в руках.

– А как насчет остальных? Они вам не нужны? Кто такие эти Энн и Николас?

– Мои родители, – с трудом выговорил я. – Да, если вы не против, я их возьму...

– Моя жена здорово удивится, когда узнает, что макулатуры у нас стало меньше.

7

Когда я вернулся к машине, уже стемнело.

Пришлось включить свет в салоне, чтобы просмотреть папку Пити. Трясущимися пальцами я извлек рентгеновский снимок. Да уж, никогда не держал в руках ничего более ценного.

Еще в Денвере я побывал у дантиста, лечившего зуб человеку, который выдавал себя за моего брата, и сделал копию снимка на случай, если в ФБР потеряют предоставленный им дубликат. Я догадывался, что копия может пригодиться мне в расследовании. Теперь нужно только добраться до какого-нибудь мотеля...

Я погнал машину в сторону окраины и припарковался у первого же мотеля, в котором оказались свободные места. Сняв номер, бросился в свою комнату, прихватив из багажа только кейс. В номере быстро открыл его и достал рентгеновский снимок, сделанный в Денвере.

Разница между зубами ребенка и взрослого человека весьма значительна. Конечно, когда Пити похитили, у него появились еще не все коренные зубы. Но некоторые все же были, как сказал мне мой зубной врач. Посмотрите на корни, говорил он. Обратите внимание, сколько корней у каждого зуба – три или четыре. Четыре встречается реже. Не растут ли они в необычном направлении?

Со снимком зубов взрослого в левой руке и детским – в правой я подошел к торшеру, стоявшему возле кровати. Однако абажур оказался слишком плотным, и лампочка светила довольно тускло. Я уже собрался снять абажур, но тут подумал о ванной комнате: в мотелях они обычно освещаются достаточно хорошо.

В ванной над раковиной висело большое зеркало. Щелкнув включателем, я даже заморгал от неожиданно яркого света. Подняв снимки вверх, я быстро переводил взгляд с одного на другой, пытаясь заметить сходства и различия.

Детские зубы выглядели трогательно крошечными. Я представил себе, насколько беспомощным чувствовал себя перепуганный Пити, схваченный похитителями. Так, зубы взрослого. Кому же они принадлежат?..

И тут у меня по коже побежали мурашки. Неужели... Нет, надо проверить еще раз.

Однако ошибиться было невозможно. Снимки стали последним кусочком головоломки: картина полностью прояснилась.

Я опустил руки.

Боже, помоги Кейт и Джейсону.

Боже, помоги всем нам.

8

Когда я открыл дверь в церковь, раздался мощный звук органа. Исполняли торжественный, незнакомый мне гимн. Я вошел в церковь, свернул направо и стал подниматься по лестнице на хоры. Заскрипели ступени.

Только что миновал полдень. Я побывал уже в одиннадцати протестантских церквях. Оставалось еще шесть, и я начинал терять надежду.

На хорах царил полумрак, но орган был ярко освещен. Священник закончил гимн и в наступившей тишине обернулся на звук моих шагов.

Я подошел ближе и протянул фотографию.

– Извините за беспокойство, преподобный. Ваш секретарь сказал, что вы скоро освободитесь. Я ищу этого человека. Он вам не знаком?

Озадаченный священник взял снимок, надел очки и стал внимательно изучать фотографию.

Через несколько секунд он кивнул:

– Вы знаете... пожалуй, знаком.

Я постарался не выдать волнения, но сердце застучало так громко, что мне подумалось – священник услышит его удары.

– Да, выражение глаз то же самое.

Преподобный поднес снимок поближе к лампе над клавиатурой органа.

– Правда, у того человека была борода...

Тут священник внимательно посмотрел на мое заросшее щетиной лицо.

Борода? Я был прав. Он отрастил бороду, чтобы скрыть шрам.

– Попробуйте закрыть ладонью нижнюю часть его лица.

Я старался говорить спокойно, хотя горло перехватило от волнения.

Преподобный сделал так, как я просил.

– Да, я знаю этого человека, – сказал он и посмотрел на меня с некоторым подозрением. – А почему вы его разыскиваете?

– Он мой брат. Меня зовут Брэд Дэннинг.

Я пожал священнику руку, стараясь, чтобы он не заметил, что моя ладонь дрожит.

– Нет. Вы ошибаетесь.

– Простите?..

– Фамилия Пита была не Дэннинг, а Бенедикт.

Не знаю, что поразило меня больше: то, что Пити назвался собственным именем, или то, что он назвался фамилией священника, приютившего его в своем доме после пожара.

Сердце у меня сжалось.

– Значит, он так и не захотел назвать свою настоящую фамилию.

Преподобный нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

Сердце мое застучало еще быстрее.

– Мы когда-то жили неподалеку отсюда. Но много лет назад мы с Питом поссорились. Знаете, один из тех случаев, после которых семьи разваливаются на части.

Священник покивал. Очевидно, ему были знакомы подобные истории, произошедшие в семьях его прихожан.

– Мы с ним не виделись несколько лет. А недавно я узнал, что брат возвращался в эти места. Мы бывали с ним раньше в вашей церкви. Вот я и подумал, что его здесь могли снова увидеть.

– Вы хотите с ним помириться?

– От всего сердца, преподобный. Но мне неизвестно, где он.

– Я его не видел с... – священник поднял глаза к потолку, – да, с прошлого июля, когда умерла миссис Уоррен. Само собой, он был на похоронах. А прежде я с ним встречался... Пожалуй, больше двух лет назад.

– Миссис Уоррен?

– Она относилась к числу самых набожных прихожанок нашей церкви. Насколько помню, только один раз пропустила службу. Пит появился здесь два года назад и предложил бесплатно выполнять работы по церковному хозяйству. Он очень понравился миссис Уоррен. Она восхищалась тем, насколько точно Пит мог наизусть цитировать Писание. Несколько раз устраивала ему проверку, но он всегда с честью выдерживал экзамен.

– Это заслуга моего отца – он учил Пита закону Божьему.

– Что ж, ваш отец прекрасно исполнил свой долг. В конце концов миссис Уоррен предложила Питу помогать по хозяйству и в ее доме. Мы потеряли, она нашла. Когда она в тот раз пропустила службу, я был уверен, что это случилось из-за болезни, поэтому позвонил ей и оказался прав – грипп. Когда же миссис Уоррен появилась в церкви в следующий раз, Пита с ней не было. По ее словам, он решил уехать.

– Да, Пит всегда был непоседой. Но вы сказали, он приезжал на ее похороны?

– Очевидно, он вернулся еще раньше и снова работал у нее. Дело в том, что, как я слышал, миссис Уоррен завещала свой дом именно ему.

– Свой дом?

– Понимаете ли, она была уже в годах. Ее муж умер. И двое детей тоже умерли. Полагаю, Пит стал для нее самым близким человеком, почти родным.

– Такой поступок делает честь миссис Уоррен...

– Да, весьма великодушный поступок. В течение ряда лет она распродавала земли, на которых фермерствовал муж: после его смерти для нее это был единственный способ выжить. Оставила только восемьдесят акров, прилегающих к дому. Поверьте, в нынешней ситуации, когда город разрастается как на дрожжах, мне хотелось бы видеть побольше людей, подобных миссис Уоррен. Она всерьез заботилась о сохранении окружающей среды.

– Преподобный, я прошу вас оказать мне две услуги.

Он с любопытством посмотрел на меня поверх очков.

– Да?

– Во-первых, если увидите Пита раньше меня, ради всего святого, не рассказывайте ему о нашей встрече. Если он узнает, что я его разыскиваю, то, боюсь, так разозлится, что уедет из города.