Его паспорт чучело хранило в кармане драных штанов. Извлекло, тщательно изучило все предъявленные корочки, затем убрало нож и протянуло Маронко кейс вместе с документами. Повернулось спиной и зашагало вниз по лестнице. "Ты куда? - удивился Маронко. - Зайди, хоть кофе попьешь, если уж навестил меня спозаранку". Чучело решило, что кофе весьма кстати.
      Привел его на кухню, на свету разглядел, что парню от силы лет восемнадцать. Крупный, но еще угловатый, не сформировался окончательно. Телохранитель, в таких случаях выступавший и за повара, сварганил яичницу из шести яиц, а Маронко тем временем завел разговор.
      "Звать как?" - "Финист. Я, дядя, вор", - гордо ответил парень. Маронко еле сдержал смех - тот увидел в кейсе пистолет, потом справку об освобождении, рассмотрел статью и решил, что попал в общество блатного. Вот и корежил из себя того же поля ягоду. "Ну хорошо, вор Финист. Зачем же ты сначала украл кейс, а потом назад принес?" - "Я не крал. Нет, крал, но не у вас. Я на Рижском рынке обитаю, ночью проснулся - кто-то добычу делит. Не наши, не местные. Я их не знаю. Ну, я поглядел на них - и увел чемоданчик-то. А потом открыл и решил вернуть. Вор у вора не ворует", помпезно закончил он. Правда, торжественность минуты несколько портил полный рот яичницы, но ничего. "Код легко подобрал?" - "Угу. А у меня пальцы чуткие, мне бы только медвежатником становиться". Начинается. Сейчас намекнет, что будет полезным...
      Смотрел на него Маронко и думал, что никакой он не вор - даже характерного жаргона не знает. Бродяга. И хмыкнул про себя - что ж с тобой делать-то, вор Финист? И ведь в кейсе помимо прочего деньги были, и немаленькие. А не тронул. Ни бумажки не пропало. Какой честный вор... Потихоньку начал выяснять подробности биографии. Документы есть? Нету. Значит, дернул откуда-то. С зоны? Нет, с общаги. Ну, это ничего, восстановить легко. Не нужно? А почему? А-а, правильному вору по понятиям ксива ни к чему... Все ясно.
      Уяснив для себя некоторые детали, Маронко позвонил Шуре Слону, проживавшему тогда в соседнем подъезде. "Шура, - сказал он ему, - зайди ко мне. У меня гость, некий вор Финист. Не слыхал? Ну-у, такой человечище. Ты, вот что, посмотри у себя старый спортивный костюм, что ли. Нет, не новый, его временно переодеть требуется. Я бы в свое обрядил, да мои шмотки ему маловаты будут". Шура настроился вполне серьезно, рассчитывал увидеть настоящего вора. Войдя в кухню и углядев грязного паренька, поглощавшего уже вторую сковороду яичницы, присел от смеха. Зато у вора Финиста аппетит отшибло при одном взгляде на Слона.
      Выглядел тот впечатляюще. Рыже-каштановый неандерталец двухметрового роста и полутора центнеров живого веса. С подобающей длиной рук и соответствующим лицом с выдающимися надбровными дугами. Идеальный бандит, если верить Ломброзо. А на самом деле в меру спокойный - если его не злить - и достаточно ленивый человек. Было ему тогда лет двадцать восемь или чуть побольше, но выглядел на все сорок пять. Вор Финист рассматривал его с непередаваемым выражением лица - не то восхищенным, не то испуганным. Восторженный ужас. И, конечно, сразу убедился, что угодил в банду. А в других местах Слоны не водятся, не так ли?
      Маронко показал Слону на кейс, стоявший у холодильника: "Ты не смейся над парнем, он мой чемодан разыскал. Уже неизвестно скольких хозяев сменивший". Слон тут же тяжело плюхнулся на жалобно скрипнувшую табуретку, протянул лапищу - знакомиться. "Стало быть, вор Финист? А я Слон. Можно просто - Шура. Ты, брат, здорово нам помог". - "Да ладно, - отмахнулся тот. - Спасибо за угощение. Вкусно было. Бывайте здоровы..." И встал, собираясь уходить. "Нет уж, - сказал Маронко. - Ты всю ночь Москву пятками измерял, так что сейчас отправляйся в ванну - и спать. Вши есть?" Вор Финист кивнул - а как же, на улице ведь жил. Маронко тут же снарядил телохранителя в дежурную аптеку за средством от насекомых, а парня проводил в ванную. Вручил полотенце, мыло и бритву, чтобы свел всю растительность. Старые тряпки приказал тщательно упаковать в полиэтиленовый пакет, а одеть то, что принес Слон.
      Парень закрылся в ванной, а Маронко грустно посмотрел на Слона: "Ну и что с ним делать? Я не сентиментален, но жалко пацана. Непохож он на уличных волчат. Денег ему дать за то, что кейс принес? Так ему при бродячей жизни любой суммы на два дня хватит. Ювелиру отдать, что ли? Пусть хоть качественного вора выучит". - "Могу к себе взять, - предложил Слон. - Тоже научу чему-нибудь. Так я хоть его через "академию" в виде обязательного этапа прогонять не стану". Маронко покачал головой. Все это не то...
      Забавно, что "вор Финист" все-таки попал к Слону. Только не тогда, а через два года. И не как постоянный боец, а как стажер. И показал себя столь круто - вместе со своим побратимом - что вскоре период обучения закончился...
      А тогда Маронко поставил раскладушку, бросил на нее спальник вместо матраса и одеяла, подушку, чистое белье. Телохранитель принес из аптеки какую-то страшно вонючую дрянь, правда, по словам провизоров, весьма надежную. Через час счастливый Финист выполз из ванной, натертый снадобьем, лысый как коленка, в спортивном костюме Слона, который на нем болтался, как на вешалке. Пакет со старым барахлом тут же выбросили в мусоропровод, а Маронко показал парню на раскладушку. Тот зашел в комнату, огляделся - и заметил висевшую на стене гитару.
      Вообще-то, Маронко играл редко. В основном инструментом пользовались гости, желавшие блеснуть музыкальными талантами. Финист подошел, внимательно осмотрел, спросил: "Чешская? Сразу видно..." - "Разбираешься? спросил Слон, и больше ради шутки предложил: - А как насчет сыграть?" Тот без смущения снял гитару, пробежал по струнам, принялся подкручивать колки. Настройка любого инструмента - дело сложное, а ведь двенадцатиструнка - это не обычная доска с проволокой, какими завалены все магазины... Финист справился легко. Сел на раскладушку, отвернулся к окну, чуть склонил голову...
      Честно говоря, тогда все и решилось. От парня, косящего под вора, стоило ждать ширпотребного блатняка на три аккорда. А он с места в карьер "Юнону и Авось". И ведь пел замечательно! Потом с чувством и ничуть не хуже Никольского - "Музыканта". "Золотой город" Гребенщикова, еще кого-то из той же плеяды... В современной культуре Маронко разбирался хорошо, и только удивлялся - где парень научился так играть?! Они втроем - хозяин квартиры, Слон и телохранитель, присели на корточки, забыв даже про стулья, и слушали, открыв рты. А тот разошелся - цыганские мотивы, испанские. "А это ирландская народная, только слова мои", - скромно сообщил вор Финист после очередного перла. И с явным сожалением вернул инструмент на место. "Оставь гитару себе", - тихо сказал Маронко. Парень подумал, отрицательно покачал бритой головой: "Нет. Я ж на улице живу, ее или украдут, или испортится. Жалко". Маронко переглянулся со Слоном: "Ювелиру я его не отдам". - "Это какому Ювелиру? - оживился Финист. - Не вору в законе?" - "Ему самому, подтвердил Слон. - Ты не расстраивайся, мы тоже не последние люди. Про Ученого слышал когда-нибудь?" А как же, жить среди приблатненных бродяг - и не знать прозвища главаря беляевской группировки (так до сих пор называли Организацию)? Он ведь за главного в Москве... "Вот он и есть - Ученый", кивнул Слон в сторону Маронко.
      Вор Финист потерял дар речи. "У тебя обычное имя имеется? Помимо прозвища?" - спросил Маронко. Конечно, как не быть. Миша Соколов. Потому и Финистом в детдоме прозвали, что белобрысый и Соколов. "Значит, так, Миша. Сейчас ты ложишься спать, а вечером мы решим, что с тобой делать".
      В тот же день он распорядился освободить небольшую комнатушку в конторе кооператива - поселять у себя в квартире молодого парня счел неудобным. А так - почти собственное отдельное жилье. Туда привезли какую-то мебелишку - старую, но еще крепкую кровать, пару стульев, шкаф для одежды. Маронко отправил секретаршу по магазинам с наказом приобрести самую необходимую одежду - размер определил на глаз. А вечером вполне серьезно поговорил со свалившимся на него с неба парнем. Предложил работу - личным курьером - возможность жить под крышей. Но с условием: о криминале лучше забыть. Ему нужен молчаливый, но честный курьер. Миша согласился.
      И с первых же часов Маронко понял, что обзавелся не курьером - личным преданным псом. Причем из разряда тех, что на защиту хозяина кидаются без колебаний и слушаются взгляда. Ходил за Маронко, как хвост, на остальных косился, как волчонок. Работал, как проклятый, все делал - лишь бы его благодетель не раскаялся, что оставил его. Из конторы вообще не уходил, торчал с утра до вечера, не отлучаясь. Маронко как-то даже сказал ему: "Миш, ты бы девчонку какую себе завел, что ли. Парень-то взрослый". Выделил ему два часа в день на личную жизнь, и на это время тот исчезал из поля зрения. Появлялся, как по часам.
      Потом как-то Маронко задержался в конторе допоздна. И "дождался" непрошеных гостей. Сторож был, и Миша. Последний, едва услышал непонятные шорохи, схватил свою "бабочку" и рванул порядок наводить... Досталось ему тогда здорово, но до Маронко визитеры так и не добрались: Миша задержал их ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы на выручку явилась дежурное звено Хромого. А Маронко посмотрел внимательно на Мишу и подумал: парню стоит поучиться драться, если на защиту рвется. И определил его к хорошему тренеру. Занятия каратэ Миша воспринял как обязательный элемент рабочего распорядка.
      После этого как-то незаметно Маронко принялся воспитывать парня. Спорт - еще не все. Гитара, которая теперь переселилась в контору, - тоже. Иностранный язык не помешает выучить, правила хорошего тона усвоить... И постепенно бродячее чучело превращалось в нормального парня. Слон не видел его два или три месяца - и еле узнал при встрече. Потом Миша снял себе квартиру в Новых Черемушках. Зарабатывал много - но и рабочий день у него был ненормируемый. Делал все, что скажут - но распоряжения принимал только от шефа. И, несмотря на сомнительное прошлое, оказался стопроцентно надежным человеком. Глядя на него, никому и в голову не приходило, что парень еще летом болтался по улицам...
      И Сашку Маронко тоже подобрал на улице. Точнее, в общественной уборной. С ним история вышла не столь занятная, но обнаружилось некое сходство: Миша появился в момент, когда Ученый едва не потерпел крах, и Саша стал таким же подарком судьбы. Ни до, ни после не случалось, чтобы Маронко протягивал руку помощи совершенно посторонний и бескорыстный человек. Только эти двое. Возможно, действительно судьба подбросила ему двоих ничейных мальчишек, чтобы возместить отсутствие собственных.
      У Маронко была назначена встреча на Павелецком вокзале, причем такого характера, что взять с собой охрану никак нельзя - лишние свидетели. И про оружие пришлось забыть, потому что существовал риск нарваться на ментов. А в то время ходил в буквальном смысле слова под стволом. Перешел дорогу одному деятелю, тот поклялся сжить противника со свету любой ценой. Отменить встречу Маронко никак не мог, пришлось ехать. Взял такси, доехал.
      Встретились, поговорили, Маронко получил деньги - за проданный ранее товар - и направился к выходу из здания вокзала. И почувствовал, что за ним идут. Кто - не видно, но дыхание смерти ощущается отчетливо. Как назло, в отхожее место приспичило - сил нет. Ладно, спустился в уборную, за ним тень. Маронко вздрогнул, обернулся - мальчишка. Тощий, взъерошенный, лопоухий, длинный и страшно неуклюжий. Видно, что из нормальной семьи, но почему-то перешел на бродячий образ жизни.
      Задел он чем-то Маронко, и так, что даже мысль об убийцах из головы вылетела. Паренек-то неприспособленный к таким условиям. Подумал - погибнет ведь на вокзале. Надо бы взять его, хоть разносчиком в кооператив устроить. Поживет какое-то время при конторе, как в свое время Миша, заодно сторожа подстрахует. Все лучше, чем на вокзале. А там видно будет.
      Нужду справил, руки моет - грязь не любит, аккуратный. Хорошее качество. Перемолвились парой фраз. Парень сигарету попросил, причем неловко так, смутившись. Маронко тогда уже бросил курить, поэтому предложил ему пять рублей, чтобы сам купил - тот страшно оскорбился. Гордый, милостыню не берет. Маронко посмеялся. Определенно, стоящий парень.
      Под ногтем застряла грязь, стоял, вычищал ее над рукомойником и прикидывал, кого за мальчишкой прислать. Поднял голову - а за ним уже пришли. Трое. Попал. Один достает финку - мол, дядя, деньги на бочку. Маронко абсолютно спокойно заговорил с ними, рассчитывая протянуть время может, зайдет кто, спугнет. Но те не купились. Ближайший ударил поддых, Маронко согнулся и углядел четвертую пару ног. Мальчик зачем-то вернулся. И прямо от входа в драку! Решительно так.
      Под шумок Маронко вывернулся и - наверх. Сразу к телефону, вызвал охрану - клиент давно ушел, можно не опасаться "засветки". Потом позвонил Мише - чтобы забрал парня и поселил пока у себя. Взял такси и уехал. Около полуночи отзвонился Миша, мол, все в порядке. Парень побитый, но живой. Сашей зовут, на Шурика плюется, говорит, собачья кличка. Надо же, подумал Маронко, с норовом. Миша поддакнул - ага, еще с каким. Ему помощь предлагают, а он ее за подачку считает. В драку полез, когда Миша его урезонить попытался. Пришлось слегка стукнуть. Но ничего, в конце концов проникся политикой партии.
      Маронко невольно улыбнулся, вспомнив те дни - и обоих ребят. До чего ж забавными они были в юности... Два, по сути, сопляка - Мише около девятнадцати, Саше семнадцать с половиной - слепо копировали взрослых с уголовными замашками, полагая, что так будут выглядеть солиднее. Потешно получалось. За базаром следили - куда деваться! А через два года уже вся Москва следила за своими высказываниями в присутствии детишек Ученого...
      А ведь судьба их была решена не действительными поступками. Миша, взяв в руки гитару, разом показал свою душу - не усеченную убогой жизнью. И тем - вовсе не возвращенным кейсом - убедил всех, что из него можно сделать нормального думающего человека, а не уголовника. А Сашкина судьба не заступничеством решена была, а несчастной пятеркой, которую он отказался брать. Маронко понял, что этот человек будет принципиальным. Плохим или хорошим - но принципиальным. Воля есть, гордость есть, с мозгами тоже вроде порядок, хотя это стало понятно позже. И не ошибся - собственные моральные принципы Цезаря оказались куда более твердыми, чем можно было ожидать от беспредельщика.
      Конечно, Саша жил по тому же жесткому распорядку. Маронко вскоре узнал, что они побратались и вроде как остались страшно довольными, что их жизненные пути пересеклись. В конце апреля Маронко в приказном порядке посоветовал им поступать в вуз - приняли, как должное. Они вообще воспринимали его распоряжения как норму вещей. А потом явились в контору, встали перед ним, переглядываясь и подталкивая друг друга локтями. И заявили, что оба некрещеные и хотели бы видеть его крестным отцом. С таким намеком, что родных нет, пусть будет хоть такой. Маронко намек понял прекрасно, усмехнулся: "В роли отца я достаточно жесткий человек. Своеволия не потерплю и драть буду, как сидоровых коз". Их это вполне устраивало.
      Крестили их в Троице-Сергиевой лавре. По иронии судьбы, Миша по паспорту был Сергеевичем, а вскоре и Саша втихаря от Маронко поменял отчество в документах. И поставили его перед фактом - объясняй как хочешь, почему наших отцов звали одинаково да еще и были они твоими тезками. Объяснение он придумал, а заодно и положил конец всем спорам о причине такой заботы. Вся Организация мусолила новую сплетню - Ученый всю жизнь жил бобылем, а тут вдруг две его давние любовницы подбросили подросших сыновей. Получились такие вот внебрачные, но собственные дети. Смешно, но в эту легенду поверили почти безоговорочно. Миша, когда отмылся, отъелся и оброс, оказался похожим на Маронко. А Сашка блеснул поразительными умственными способностями. От кого унаследовал? Вся Организация говорила - ясное дело, от отца. Вот так и появился первый в России семейный мафиозный клан...
      Нет, мафиозным он стал позже. Когда Хромой застукал парней на месте преступления - пытались обуть его. Однако скандала не вышло, и даже на улицу их Маронко не выгнал. Хотя и обещал. Единственный раз в жизни не сдержал данного слова. А все потому, что сам уже привык считать их своими отпрысками...
      И с момента первой встречи до самого конца Маронко их дрессировал. С Мишей попроще было, он склонен все-таки слушать то, что ему говорят. А Сашку требовалось регулярно бить - не в прямом смысле слова, но так, чтобы доходило. Хотя один раз не выдержал, влепил ему натуральную затрещину. Тот удивился и моментально притих. Норов у него оказался такой, что никакой слабины нельзя было давать. Причем ни ему, ни Мише - Сашка быстро навострился загребать жар как своими, так и чужими руками. Иногда Маронко смотрел на ребят, и от жалости сердце сжималось. Господи, сколько раз думал он, что ж я так издеваюсь над ними? Но понимал, что по-другому нельзя чуть вожжи ослабишь, и оба пропадут.
      Маронко никогда не удивлялся, почему гордый Цезарь терпит от него все. Во-первых, отцовское наказание он всегда считал справедливым. Маронко не кричал, не топал ногами, всегда оставался спокойным и хладнокровным. И его решение, даже принятое сгоряча, выглядело взвешенным и обдуманным. Он показывал, что наказывал за конкретные проступки, а вовсе не потому, что человек ему не нравится. Сашка был бы оскорблен, если бы почувствовал, что с ним сводят счеты. Но поскольку это не так, он соглашался с приговором Маронко. А во-вторых, Маронко он считает отцом. И его власть признал добровольно. Больше всего он боится не смерти или тюрьмы, а неодобрения крестного отца. Всегда, сотворив какую-нибудь пакость в обход его, потом старался объяснить Маронко, что это было необходимо. Оправдывался. Его мнением Сашка очень дорожил. И ничье другое так ценить не станет.
      Пару раз ему приходило в голову, что существуй у него родные сыновья, они как раз такими и были бы. По сути, оба парня в целом составляли как раз одного Маронко. Склонный к размышлению и взвешенным поступкам Миша был спокойным Маронко. А взрывной, импульсивный Саша - другой стороной личности своего крестного отца. Той, которую он всегда старался удержать в узде. И для Сашки ошейник придумал, потому что по себе знал, к чему может привести высвобождение неуправляемой энергии.
      Сколько с ними нервотрепки было - ужас. Но и радости - не меньше. Они дали ему все - и прежде всего смысл жизни. Обделенный с самого начала, получивший к пятидесяти пяти годам все, кроме того, в чем действительно нуждался, Маронко на склоне лет внезапно стал отцом двух взрослых сыновей. С которыми, положа руку на сердце, хлопот было все-таки меньше, чем могло быть с родными. Оба помнили, что их ничего не связывает, кроме духовного родства. Уз крови, которые предполагают примирение после самой дикой ссоры, не было. Потому и бунты, свойственные взрослеющей молодежи, никогда не заходили слишком далеко. В отношениях с Маронко оба парня не шли на принцип, отстаивая свое мнение. Как и не ссорились между собой. Вот в этом - в том, что все трое понимали, насколько хрупки связывающие их отношения - и крылся секрет прочности семейно-мафиозного клана. Потому и не колебался Маронко, приняв решение пожертвовать собой, чтобы спасти ребят. Знал, что на его месте любой из них поступил бы точно так же...
      * * *
      ...Очередь на переезде выстроилась приличная. Люди после выходных ехали в Москву, завтра понедельник, старались добраться до дома пораньше. Все стояли чинно, ожидая, пока проедет поезд и шлагбаум поднимется.
      На дороге показался шестисотый "мерседес". Черный, с тонированными стеклами, весь из себя бандитский. Нагло проехал вперед по встречной полосе, притерся в голову колонны. Только занял свое "законное" место, как позади возникла скромная "девятка". Правда, тоже с тонированными дочерна стеклами. И так это ненавязчиво втерлась вперед роскошной иномарки.
      - Совсем обнаглел, козел, - заметил Чума по поводу хозяина "девятки". - Давно жизни не учили, в натуре?
      Если бы в этот момент шлагбаум поднялся, "мерседес" проучил бы шавку-"девятку", попросту сбросив ее по дороге в кювет. Но поезд еще даже не показался. Поэтому Чума потянулся, мигнул Пашке:
      - Надо чисто кости размять. Не нам.
      Развлекаться так развлекаться. Пашка выдернул ключи из замка зажигания, сунул в карман. Вдвоем с Чумой вышли, неторопливо подошли к "девятке". Подергали за ручки - нет, заперто. Хозяин-то перессал. Можно, конечно, взять монтировочку и пройтись по кузову машины, но лень. Обошли тачку кругом, лениво посшибали ногами зеркала и с чувством выполненного долга вернулись.
      - Будет знать, козел, - заметил Чума, усаживаясь в "мерседес".
      Пашка издал неопределенный звук - какое-то бульканье в горле - и корявым пальцем показал на "девятку"... Все четыре дверцы распахнулись одновременно. Наружу, не спеша так, чисто чтоб кости размять - и не себе выбрались четверо крепких парней. С автоматами. В камуфлированной форме. И с большими бляхами "ОМОН" на груди...
      Чума высказал длинную и витиеватую фразу. Но когда его за шкирку, как нашкодившего котенка, выволокли наружу, даже не вякнул. А попробуй, скажи им! Их четверо, они с автоматами и погонами... Им все можно. Чуме тоже, но не в этом случае. Потому покорно плюхнулся мордой в придорожную грязь и старательно изображал мешок дерьма, пока омоновцы со знанием дела пинали его по всяким местам вроде почек и ребер. Им тоже нечего было делать, а время ожидания до подъема шлагбаума надо как-то скоротать. Вот и пинали подвернувшихся бандюков чисто чтоб со скуки не помереть. Ну и чтоб знали, козлы, кому зеркала сшибать... Чтоб место свое у параши помнили.
      Возражать и требовать адвоката в таких случаях себе дороже. Поэтому даже ругался Чума мысленно. И когда прикладами вышибали стекла в его новенькой машинке - молчал. Правда, когда у Пашки из рук выдернули ключи вякнул. Получил ногой по роже и заткнулся. А менты, нагло хохоча, далеко забросили ключи от машины и, страшно довольные, попрыгали в свою "девятку" без боковых зеркал. Шлагбаум к тому моменту поднялся, поэтому они быстренько завелись и укатили.
      Мимо не спеша шуршали шинами тачки разных калибров. Чума, играя желваками на скулах и стараясь не думать о пережитом унижении, поднялся. Что было дури пнул Пашку - типа все из-за тебя. Повернулся к "мерседесу", всласть выругался. Ну и как, позвольте спросить, дальше ехать, в натуре? Чисто на педальном приводе? Потому как сам же установил хитрую противоугонку, чтоб без ключей тачку не увели... Походил вокруг, машинально пиная колеса носком ботинка.
      С противоположной стороны быстро приближалась машина. Остановилась рядом. Одновременно опустились два боковых стекла, только вместо придурковатых рож счастливых владельцев железного коня из окон высунулись дула автоматов... Чума успел узнать Шалаева, помощника Хромого, но сообразил это уже в тот момент, когда не хуже иной балерины сиганул через придорожную грязь. Все бесполезно - автоматная очередь настигла его раньше, чем он приземлился. А Пашка так и стоял до самого конца, разинув рот, пока пули рвали на части его тело...
      * * *
      С трапа самолета в римском аэропорту спустился низенький круглый человечек с испанской бородкой. Его никто не встречал, да он и не был заинтересован в близком общении с кем бы то ни было. Дома, в России, его знали как Аббата, но там стало слишком жарко... Покровитель показал волчьи зубы и решил, что девять грамм свинца - достаточная плата за хорошую работу. Что ж, Аббата предупреждали, что Хромой и Ювелир - не самые лучшие союзник. Однако особого выбора у него не было. Поэтому на случай нехорошего исхода давно приготовился. Купил домик в предместьях Рима - разумеется, на имя местного жителя - но оседать в Италии не планировал никогда. В домике хранились вещи и документы, позволяющие Аббату в одночасье превратиться в добропорядочного канадского гражданина. Лететь сразу в Канаду опасно, и остановка в Риме предусматривалась, чтобы сбить вероятную погоню со следа. Хотя и в Рим он летел не из России, а с Кипра. Потому что погоня должна быть, Аббат слишком много знал о тайной стороне жизни Ювелира, чтобы тот позволил ему жить беспечно...
      Весь багаж рядового "туриста" умещался в небольшом чемоданчике, который он держал при себе - чтобы не задерживаться в аэропорту лишней минуты. Пройдя таможенный досмотр, миновал здание аэропорта и вышел под яркое солнце благословенной Италии.
      Такси подъехало сразу, Аббат не успел даже знак подать. В первую секунду шарахнулся прочь - будучи воспитанным еще при советской системе, не привык, чтобы таксисты сами навязывали свои услуги. Потом вспомнил, что находится на "загнивающем" Западе, и разом успокоился. Таксист в форменной куртке, молодой улыбающийся парень, выскочил наружу, подхватил чемоданчик клиента и резво засунул его на заднее сиденье. Аббат жестами и немногими знакомыми ему итальянскими словами попытался спросить - почему багаж в салон, а не в багажник? Таксист обрушил на него водопад местной речи, оживленно жестикулируя и улыбаясь во весь рот. Аббат ничего решительно не понял, обреченно махнул рукой и полез на переднее пассажирское сиденье.
      Назвал адрес, таксист охотно закивал головой - типа да, конечно, знаю и мигом доставлю. По дороге водитель размахивал руками по сторонам, что-то показывал и беспрестанно лопотал по-своему. Через пять минут у Аббата уже закружилась голова и в мозгах встал плотный туман от обилия иностранной речи. Иногда проскакивали знакомые названия итальянских достопримечательностей, и Аббат с мукой думал: какой идиот постановил, чтобы таксисты совмещали свои обязанности с работой гида? Ему ж теперь доплачивать за "экскурсию" придется...
      Совершенно обалдевший, он тупо смотрел вперед и лишь кивал головой, когда в быстрой речи таксиста образовывались паузы. Он уже ничего не соображал. Впереди на обочине стояла пустая машина; таксист внезапно затормозил рядом с ней.
      - Ты чего? - спросил Аббат по-русски.
      Таксист смотрел на своего пассажира с искренним недоумением. Потом начал что-то объяснять, показывая то на машину, то на себя, то на Аббата. Жесты его становились все более резкими, интонации - явно раздраженными. "Вот нарвался на придурка", - тоскливо думал Аббат.
      Он не был придурком. Аббат проглядел тот момент, когда рука водителя нырнула под приборную доску. Опомнился, когда в лицо ему уже смотрело дуло автоматического пистолета. Заорал, всем своим тучным телом ударился в дверцу... Таксист, будто содравший с себя маску суетливого итальяшки, совершенно хладнокровно всадил в него все содержимое обоймы. Затем усмехнулся, подождал пару секунд. В стволе оставался последний патрон. Прижал дуло пистолета к виску Аббата и нажал на спусковой крючок еще раз контрольный выстрел.
      Спокойно стянул с себя форменную куртку, под которой обнаружился цивильный летний костюм. Бросил на заднее сиденье фуражку, парик, под которым прятал коротко стриженный череп. Вспомнил, как Аббат возмутился, что его чемодан в салоне едет. А поди, открой ему багажник, если там труп всамделишного водителя... Из бардачка извлек солнцезащитные очки. Вышел, лениво потянулся. Содрал с рук тонкие резиновые перчатки, абсолютно незаметные на коже, подпалил пламенем бензиновой зажигалки. Расплавившаяся резина капнула на асфальт. А киллер уверенной походкой направился к стоявшей на обочине пустой машине. Открыл дверцу, завел мотор, развернулся и поехал в сторону аэропорта. Он свое дело сделал, пора домой, в Россию...
      * * *
      Хуже нет того, когда точно знаешь минуту своей смерти. Маронко не позволял себе думать об этом, развил бурную деятельность, чтобы не зацикливаться. Все обстоятельства сложились таким образом, что ему почти и не оставалось времени на размышления, воспоминания и сожаления.
      Ровно в четыре часа утра накануне позвонил Ювелир. К тому моменту стало ясно, что Корсар не выжил. А Вихров почему-то не проявлял себя. Не понял? Странно... Но надеяться на него больше не имело смысла. И Маронко сухо поставил Ювелира в известность, что избрал для себя третий из предложенных ему вариантов. Тот, при котором он сам руководит парадом до последней минуты. Ювелир торжествовал.
      Затем ему пришлось продумать легенду для Хромого - такую, которая позволила бы ему убедить всех в своей честности. И которую не смог бы в первую же минуту разрушить Яковлев. Хромому история понравилась невзирая даже на то, что Маронко заставил выучить наизусть основные положения его "речи".
      В полдень начался последний в его жизни совет штаба Организации. Хромой походил на заведенную до отказа пружину, вообще не отодвигался от Маронко - опасался, как бы тот не намекнул присутствовавшим здесь же бригадирам об истинном положении вещей. Тем более, что Цезаря представляли одни из самых умных людей в Организации - Яковлев, ВДВ, Арсений. Еще Эйфель и Стефан. Когда прибыли Вахо и Слон, Маронко пригласил всех в свой кабинет.
      - Борис, начинай ты, - кивнул он Хромому. - Ты раскручивал эту историю, тебе и карты в руки.
      Тот скорчил серьезное и удрученное лицо, сцепил пальцы в замок - чтобы скрыть радостную дрожь.
      - Предали нас, - сказал он.
      - Это и так понятно, уже двое суток назад выяснили, - буркнул Яковлев.
      - Короче, Цезарь за решеткой. И Финист.
      Гробовое молчание. Все уставились на Маронко. А тот смотрел на шахматную доску, пребывавшую на рабочем столе с того момента, как ее перетащил сюда Белый. Черт, как бы шифровочку передать?
      Хромой достаточно четко, никем не перебиваемый, сообщил, что два дня назад Цезаря и Финиста остановили неподалеку от Северного Чертанова, машину досмотрели и обнаружили в ней полтора килограмма анаши. Подстава? Да несомненная! С чего бы Цезарю возить с собой столько анаши? Для личных целей он ею не пользуется, а для производства... Он героин и кокаин делает, а не такую мелочь. И сам не повез бы точно. Что, у него людей мало?
      Конечно, спохватились сразу. Хромой сам, лично объехал все КПЗ, разыскал Цезаря. С ним самим встретиться не удалось, заплатил лишь за то, чтобы тому позволили позвонить домой. А на следующий день рискнул, опять же лично передав прокурору сто тысяч долларов наличными за отказ в возбуждении уголовного дела. Цезаря ждали домой завтра, по истечении трехдневного срока предварительного задержания.