Шум в зале стал совершенно оглушительным. Дети носились между столами, как маленькие поезда в городских парках. Во всем помещении господствовала атмосфера легкого опьянения. Музыканты исполняли легкий рок, клавишник пел что-то смутно знакомое Голду. Танцплощадка была забита до предела. За соседним столом сидели юнцы и девчонки лет четырнадцати-пятнадцати. Они заговорщически перешептывались и хихикали. Трое из них поднялись, протолкались через зал и вышли из парадной двери. Голд подумал, что если проследить за ними и припереть их к стенке, то почти наверняка у них окажется какая-нибудь «травка». В лучшем случае – марихуана.

В углу было представление: клоун в белом халате и с лампочкой на размалеванном лбу установил бутафорскую рентгеновскую установку и демонстрировал двадцати – тридцати детишкам «флюорографию». Он поставил за экраном маленькую девочку и повернул карикатурно огромный выключатель на «рентгене». Экран засветился, и на нем возникла жуткая тварь – по желудку девочки полз огромный волосатый паук. «Рентген» оказался видеоплеером. Дети завизжали: одни давились от подступающей рвоты, другие хохотали. Следующим к экрану подошел маленький мальчик: при «обследовании» оказалось, что он «проглотил» белую мышь. Девчушка с черными как вороново крыло волосами бросилась прочь, зажимая рот руками. Клоун схватился за живот и затрясся в театральном хохоте. Его красный нос вспыхнул.

Голд опять поискал глазами Чарли или Марковица, но тех нигде не было видно. Встал, подошел к стойке. Бармен, не ожидая заказа, налил порцию виски и поставил перед Голдом, который осушил ее одним залпом.

– Черт! Только этого мне еще не хватало! – сказал он вслух. Бармен лишь взглянул на него с хорошо отрепетированным безразличием. Голд развернулся на каблуке и направился к выходу. Справа, сразу за дверью, был короткий вестибюль. В поисках туалета Голд пошел дальше и обнаружил искомую дверь, поднявшись на один пролет по застеленной ковровой дорожке.

В мужском туалете было пусто. Голд заперся в кабинке, опустил брюки, стремительно сел на унитаз и, попыхивая сигарой, справил нужду. Кондиционера в туалете не было, и его лоб покрылся испариной. Внутри у него все бурлило и урчало. Внезапно ему стало плохо.

Спустив воду. Голд встал перед широким зеркалом и осмотрел себя уже во второй раз за день. «Зеленоват малость», – подумал он. Наполнив раковину холодной водой, он наклонился, и принялся поливать лицо, пуская отдельные ручейки себе за шиворот. Когда он промокал лицо бумажным полотенцем, дверь отворилась.

– Джек! Я уже боялся, что упущу тебя.

– А, Хоуи, – холодно приветствовал Голд отражение своего зятя в зеркале.

Хоуи Геттельман был невысок и мускулист. На лице у него красовалась коротко остриженная черная бородка, а волосы на темени уже начали редеть. Темный костюм в тонкую полосочку в стиле «Сэвил Роу» сидел на нем безупречно. Хоуи выглядел стопроцентным юристом даже по выходным.

– Джек! – Вцепившись в рукав Голда, Хоуи крепко пожал ему руку. – Мне очень надо поговорить с тобой.

– Да пошел ты...

Хоуи пристально посмотрел на Голда.

– Значит, ты знаешь?

Завязывая галстук, Голд по-прежнему смотрел не на Хоуи, а на его отражение.

– Знаю.

– Как же тебе уда...

– Утром, когда я собирался в шуль, мне позвонил Сэмми Пирлман.

– Ах, гони, черт его подери!

– Послушай, Хоуи, ты звонишь поручителю, человеку, которого я знаю тридцать лет и который очень многим мне обязан; ты прикрываешься моим именем, говоришь ему, что ты мой зять, сообщаешь ему, что ты в тюрьме и нуждаешься в его услугах, но при этом не хочешь, чтобы я знал об этом. Неужели после всего этого ты ожидаешь, что он будет молчать и не позвонит мне, чтобы все это проверить?

– Он же поклялся, что будет держать все в строжайшем секрете!

Голд повернулся лицом к Хоуи и присел на край раковины.

– Люди часто нарушают клятвы. Это им все равно что юристу вроде тебя поесть. А что ж ты прямо мне не позвонил?

– Боялся, что ты неправильно поймешь.

Голд пожал плечами.

– А что тут понимать-то? Что моя дочь замужем за наркоманом?

– Джек!

– Даже хуже – за торговцем наркотиками. За «толкачом»!

– Джек, это не совсем так.

– О? А как же?

– Возникло недоразумение. Небольшая проблема.

Голд вынул сигару изо рта и повертел ее между пальцами.

– Небольшая проблема, говоришь? Это полфунта первоклассного кокаина у тебя небольшая проблема?!

– Джек...

– На сколько это потянет? Тысяч десять, если толкать на улице, это минимум. Если поднажмешь – двадцать заработаешь. К тому времени, как чины из отдела наркотиков и прокурор округа поднимут сумму залога, эти полфунта будут стоить тысяч пятьдесят, а то и все шестьдесят. Так что речь идет о серьезном преступлении.

– Джек, не злись на меня так. Все это дело можно приостановить, если...

– Приостановить? Приостановить?! Да ты знаешь, по какой статье тебя обвиняют? Знаешь, как она звучит? «Несанкционированное хранение психотропных препаратов с целью продажи, раздачи и распространения иными методами». Владение с целью продажи, Хоуи, – это очень серьезное преступление. «При первом нарушении наказуемо пребыванием до трех лет в государственных исправительных учреждениях». Понимаешь, что это означает, зятек? Неужто? Это пахнет исключением из корпорации юристов и концом карьеры. А также позором моей дочери и пятном на имени моего внука.

– Ради Бога, Джек, выслушай меня.

– – Нет уж, Хоуи, это ты выслушай меня! На кой хрен тебе сдались целых полфунта кокаина? Я знаю, что молодые юристы-хипы покуривают «травку», вкалывают себе ампулу-другую по утрам, прежде чем идти в зал суда, и принимают пилюли «Квалуд»[46], чтоб по вечерам стоял лучше. Однако восемь унций кокаина не «предназначены для личного пользования», понял, бубеле?![47]

Восемь унций кокаина – это достаточное основание для полицейской облавы с применением оружия. Радуйся, что ты не попал в сюжет программы «Новости из первых рук»! А теперь все-таки объясни мне, на кой хрен тебе столько кокаина?

Хоуи потупил глаза: этакий аккуратный, утонченный молодой человек с отшлифованными ногтями. Он всегда казался Голду чересчур изнеженным.

Хоуи поднял голову, взглянул Голду в глаза.

– Я оказывал услугу кое-кому из своих друзей.

Голд издевательски усмехнулся и покачал головой.

– Ну, тогда у тебя нет никаких проблем. На суде расскажешь всем, что это за друзья, и ступай на все четыре стороны!

Темные симпатичные глаза Хоуи, казалось, потемнели еще больше.

– Я не могу так поступить. Не такой я человек!

– Ах, вот как! Так какой же ты человек?

– Ну, я же не один из ваших уличных осведомителей. Не стукач какой-нибудь вонючий! Я не могу так поступить с этими людьми. И не буду!

– А кем ты себя возомнил, черт возьми? Может быть, ты – Багси Зигель или Мейер Лански? – Голд ткнул в сторону Хоуи обслюнявленным концом сигары. – Вот ты здесь стоишь и доказываешь мне, какой ты честный парень, прямой парень, словом, настоящий мужчина, а я тебе вот что скажу: Хоуи, у тебя нет ни малейшего представления об этом. Честные парни отбывают срок, ты понял, тупица? Хорошие люди сидят в тюрьме! – Голд сунул сигару в зубы. – И пусть у тебя не будет иллюзий на этот счет, зятек: тюряга для еврея – ох, не рай! Там не будет еврейской банды, которая взяла бы тебя под крыло. И еврейской мафии не будет. Зато «Арийское братство» превратит твою жизнь в сущий ад. А «Черные мусульмане» найдут две сотни поводов для того, чтобы двинуть тебя трубой по башке или воткнуть тебе нож в спину! Поэтому...

– Кончай, Джек! Я не желаю слушать твои полицейские проповеди! Либо ты соглашаешься помочь мне, либо я сейчас же ухожу. Ну?

Они смолкли, в упор глядя друг на друга. В туалет вошел толстяк в желто-зеленом костюме и бордовой ермолке. Он улыбнулся и кивнул им, но был грубо проигнорирован. Он встал перед писсуаром, расстегнул молнию и, оглядываясь через плечо, извлек свой член. Голд сжал зубы, едва не перекусив сигару. Глаза горели гневом. Напряжение в воздухе стало физически ощутимым. У толстяка никак не получалось помочиться.

– Славная вечеринка, а? – сказал толстяк в полном замешательстве. Ответом ему было гробовое молчание.

Бедняга аж кряхтел, пытаясь выдавить из себя струйку. Однако у него ничего не выходило. Еще раз оглянувшись через жирное плечо, он быстро застегнул молнию и чуть было не прищемил себе мясистую головку пениса. Вышел он не оглядываясь.

– А чего ради я должен тебе помогать? – спокойно спросил Голд. – Особой любви у нас никогда не было.

– Сам знаешь, чего ради.

– Не стесняйся, советник, скажи!

Хоуи повернулся к зеркалу и некоторое время рассматривал себя. С удовлетворением. Поправил свой шелковый галстук, смахнул с лацкана воображаемую пылинку.

– Ради Уэнди, Джек, ради нее. Она ведь не перенесет такого удара. Ты не позволишь, чтобы что-нибудь такое случилось с твоей золотой девчушкой, правда же?

Голд почувствовал, как в нем поднимается привычный гнев – холодный, как лед, и огненный, как раскаленное добела железо. Так долго он подавлял в себе этот гнев, что даже почти обрадовался его возвращению. Он едва ли не наслаждался этой яростью.

– Ты же знаешь, как много значит для нее наша маленькая семейка, – говорил Хоуи. – Может быть, потому что ваш с Эвелин разрыв произошел, когда она была слишком маленькая и впечатлительная. Но если вдруг со мной что-нибудь случится, если что-нибудь разобьет наш крохотный безупречный мирок, я не хотел бы, чтобы она обвиняла в этом меня. – Любуясь своей бородой, он наклонился к зеркалу.

Голд мысленно схватил Хоуи за шею и шмякнул его физиономией в зеркало. В воображении живо возникли сломанные кости, изуродованная плоть, разбитые зубы. С большим трудом он подавил мощную волну закипавшего в крови гнева.

– А ты не прогадал, Хоуи. Женился на падчерице знаменитого доктора Марковица. Молодец!

Хоуи повернулся к Голду:

– Джек, не пытайся представить дело так, будто я не люблю Уэнди. Я очень ее люблю – с первого взгляда. И я не встречал существа более чудесного и доброго, чем она. А ради малыша я жизнь готов отдать. Но я не отрицаю, что меня ничуть не огорчил тот факт, что отец – ой, прости, отчим – Уэнди делает пластические операции звездам. Эти люди очень нужны мне, чтобы продолжить свою карьеру в этом городе. Когда-нибудь я хочу стать важной фигурой в той отрасли права, которая обслуживает индустрию зрелищ. А для этого надо быть конкурентоспособным в деле. Надо использовать все связи, имеющиеся в твоем распоряжении. Надо использовать любые средства, чтобы добраться до нужных людей, которые помогут тебе в продвижении. Но этого тебе не понять, Джек. Ты никогда не добивался ничего путного. У тебя даже амбиций не было – никакого желания стать реальной фигурой. Все, чего ты желал в этой жизни, – это быть вонючим копом, прости Господи!

– Не доводи меня до крайностей! Я ведь раздавлю тебя, как хитрого, пронырливого нью-йоркского таракана – ты и есть таракан!

В черных глазах Хоуи появилась жесткость.

– Ну не могут же все быть чисты, как девственный снег. Как ты!

Двое стояли друг против друга, разделенные узким полом туалета и океаном ненависти. Голд старался не шевелиться, ожидая, когда спадет кроваво-красная пелена гнева, застилающая ему глаза. Он смотрел на Хоуи, но заставлял себя видеть Уэнди, думать об Уэнди. И это помогло – через некоторое время он уже был в состоянии небрежно прислониться к кафельной стенке, сложив руки на груди и засунув ладони под мышки. Наконец он вымолвил:

– Значит, в интересах продвижения своей карьеры ты начал приторговывать кокаином.

Хоуи немного расслабился и присел на край раковины.

– Ты все-таки никак не поймешь: весь этот бизнес просто работает на кокаине, пилюлях «Квалуд», немного и на героине – ну, как машина на бензине работает. Все эти штуки вовсе не вредят никому. Ведь эти ребята знают, как вести себя: уж они-то не будут никому морду бить, чтобы отобрать деньги и купить наркотики. Они не преступники.

– Они употребляют наркотики, – перебил его Голд. – Это преступление. Следовательно, они преступники.

Хоуи снисходительно улыбнулся.

– Джек, ты все еще не видишь всей картины. У Бокмана, Фляйшера и Бернхарта есть один клиент – кинорежиссер. Так вот, его общий доход за прошлый год перевалил за триста миллионов долларов. Триста миллионов! У некоторых стран валовой доход за год меньше получается. Ты не можешь указывать такому человеку, что он может запихивать себе в ноздри, а что не может. Не посмеешь ты ему указывать. Для таких людей кокаин – как кофе. Сними поводишься – вообще забудешь, что он запрещен. Он у них везде. Повсюду. Джек, они настоящие короли! Они делают то, что захотят.

Прислонившись к стене, Голд наблюдал за своим ораторствующим зятем.

– Если мне придется иметь дело с подобными людьми, завязывать с ними отношения, поставить себя так, чтобы они доверяли мне, верили в меня, нуждались во мне, то я должен научиться говорить на их языке, мыслить и жить на их уровне! – Хоуи на секунду задумался. – Ну вот взять, к примеру, одну встречу на прошлой неделе. Это было в конференц-зале фирмы. Наш клиент – одна из известнейших рок-групп – вторично подписывает контракт с крупнейшей в мире фирмой звукозаписи. Рок-группа продает платиновые диски. Значит, дорабатываем мы последние детали. Я там был младшим партнером – ну, это примерно как старший помощник младшего дворника. Почти мальчик на побегушках. Может быть, на одну ступеньку повыше секретарши, которая кофе заваривает. С начала встречи и пятнадцати минут не прошло, а солист уже заявляет: «Не могу я переговоры вести, когда я не под кайфом!» Кладет на стол свой дипломат, открывает – а там у него кило кокаина. Ну ни хрена ж себе! Мой босс, Тед Бокман, здесь же, рядом сидит. Он – член совета директоров в шести огромных компаниях, председатель правления двух фирм звукозаписи, прилетевший из Нью-Йорка специально, чтобы подписать контракт, – и этот здесь же сидит! Я просто в ужасе. Ну, думаю, сейчас все эти шишки вон отсюда побегут – полицию звать или что-нибудь в этом роде. Им же надо свою репутацию блюсти и все такое! Верно? А вот и неверно! Через две минуты они все зависают над столом, только галстуки придерживают, чтобы в порошке не извозить. Передают друг другу соломинку из чистого золота и нюхают, нюхают – прямо как свиньи, которых я видел во Франции: те трюфеля нюхали! А солист смотрит на меня и подмигивает. Смеется над ними и надо мной. Такой весь из себя чувак – волосы лиловые, рубаха расстегнута, аж пупок виден. Ну, и что я, по-твоему, должен делать? Кричать: «Насилуют!» – и бежать, спасая свою честь? ФБР вызывать? Пустое, Джек! Такова реальность. И все эти люди, заметь, не попадают в тюрьму.

– Конечно, не попадают – за них сидят такие шмоки навроде тебя!

– Послушай, тот арест был чистой случайностью. По идее, его просто не должно было быть вообще.

– Чем больше я тебя слушаю, тем больше ты мне напоминаешь весь этот сброд, который я упрятал за решетку.

Хоуи покачал головой.

– Не пора ли нам прекратить эти перепалки и состязания в остроумии?

– Ладно, расскажи мне, как это произошло. – Голд затянулся сигарой.

– Ну, значит... – начал Хоуи, тщательно изучая свои безупречные ногти. – Нас человек десять, все юристы, а один парень – государственный защитник. Свои маленькие дела мы проворачиваем главным образом, чтобы заполучить себе немного «порошка», а деньги получаются совсем небольшие. Я хочу, чтобы это дошло до тебя, Джек.

Голд промолчал.

– Мы скидываемся – с каждого по несколько тысяч – и покупаем приличный кус героина. – Крошим его, заделываем под какое-нибудь там итальянское слабительное для младенцев и продаем своим друзьям: парням из наших же контор. Иногда порошок идет в дело, чтобы уломать крупного клиента заключить контракт с фирмой. В этом случае мы выписываем липовый расходный документ, а компания возмещает сумму за свой счет.

– И никто не задает вопросов?

– Абсолютно. Все это оформляется как расходы на транспорт, или развлекательные мероприятия, или что-нибудь еще в этом роде. Иногда – как удержание каких-нибудь налогов. А наше последнее приобретение я намеревался использовать как приманку для одной телезвезды, чтобы добиться для нашей фирмы права представлять ее интересы. И я почти что уломал ее поставить подпись. А что теперь будет, одному Богу ведомо.

Голд не верил своим ушам.

– Хоуи, да знаешь ли ты, сколько законов вы нарушаете? Это же преступный сговор – раз, владение наркотиками – два, их продажа – три, уклонения от уплаты налогов – четыре!

– Ох, дай передохнуть, Джек! Я-то думал, что все объяснил тебе. Бизнес так устроен, понимаешь?!

– В таком случае ты ввязался в чертовски сомнительный бизнес!

– Ты дослушаешь меня или будешь в полицейского играть?

– Продолжай.

– Значит, была моя очередь делать закупку. С посредником я встретился на автостоянке за театром «Сан-сет», знаешь, где это? Там еще левее, чуть в стороне, небольшой торговый центр. Ну, я покупаю товар в машине торговца, иду, сажусь в собственную, хочу уже мотор заводить, и вдруг откуда ни возьмись – со всех сторон копы, машина окружена. Пушки в руках и все такое прочее. Один парень приказывает мне положить руки на руль – так, чтобы он их видел, а не то он меня пристрелит! Он орет на меня! Боже, я не мог поверить, что все это происходит на самом деле! Поэтому я не среагировал на его команду сразу же – и меня чуть не пристрелили, Джек! Я до сих пор не могу поверить в это!

– Придется поверить, – сухо отрезал Голд. – А что торговец?

– Да он к тому времени уже далеко был.

– Вот как? И его не преследовали?

– Э-э-э... нет. Думаю, что нет.

– Как же так... черт возьми?

– Я не совсем тебя понял.

– Да подставили тебя.

– Джек, не пори чушь. Я же говорил тебе, что знаю всех заинтересованных лиц. Это мои друзья. Коллеги.

– А торговец?

– Вне всяких подозрений. Репутация у него безупречная, проверенная. У него покупают лучшие люди, действительно важные персоны в этом городе. Неужели он хочет, чтобы про него говорили, будто он сдает своих покупателей? Ну, только не это, уверяю тебя! Потом, я же говорил тебе, что это просто провал, ну не повезло мне, и все! Полиция устроила засаду – они подкарауливали угонщиков. На этой стоянке уже давно кто-то орудует, и ее охраняют. А я просто подвернулся им под руку – они заметили что-то похожее на наркотики, ну и задержали меня. Они думали, что я хочу угнать собственную тачку.

– Это они тебе сказали?

– Проговорились случайно.

– И ты им поверил?

– Конечно. Возможно, за все дело и надо взяться с этого угла зрения.

– В том смысле, что они заподозрили тебя в угоне собственного автомобиля, а кокаин обнаружили случайно?

– Именно так. Я буду ходатайствовать, чтобы все улики и показания не разглашались. Судья просто не даст делу хода.

– Какой же ты осел, Хоуи!

Хоуи взглянул на Голда и заморгал.

– Какой же ты кретин! Да ты просто шлемил![48] Если бы ты занимался уголовным правом, ты сдох бы с голоду. Или кто-нибудь из твоих недовольных клиентов разбил бы твою дурную башку! Именно потому, что ты такой...

– Ну хватит! – крикнул Хоуи.

– Это же мусора из «наркотиков»! – проорал в ответ Голд. – Из наших вонючих «наркотиков»! Сэмми-поручитель видел фамилии на рапорте о твоем аресте – они все из «наркотиков»! И ожидали они именно тебя, Хоуи, мой мальчик. Ни при чем здесь какие-то там угонщики. Не было никакой засады на стоянке! Тебя они караулили, шмок! Подставили тебя!

Лицо Хоуи стало мертвенно-бледным. Покачнувшись, он оперся о стену, потом тяжело опустился на край раковины.

– Не может быть. В полиции мне сказали... – забормотал он.

– Это старый трюк, Хоуи. Они стараются прикрыть своего осведомителя.

– Осведомителя? Осведомителя! Боже мой, я не могу в это поверить. Обо всем знали только мои друзья.

– А откуда, по-твоему, осведомители берутся? С неба сваливаются?

– Зачем... почему кто-то со мной так обошелся?

– Когда ты наконец повзрослеешь, болван?! Зачем? Да затем, зачем стукачи всегда так поступают: долг отдать кому-то, собственную задницу прикрыть! Тобою расплатилась в этой сделке, мальчишка!

– Боже мой, Боже мой! – повторил Хоуи.

Дверь распахнулась, и в туалет ворвались три запыхавшихся, весело гогочущих мальчика.

– Пошли отсюда! – рявкнул на них Голд.

– Нам бы пописать! – пропищал старший из них, щекастый рыжий мальчишка лет девяти. Он уже расстегивал молнию.

– Внизу тоже туалет есть. Или в женский забегите. Этот не работает.

Двое младших ребят смотрели на Голда широко раскрытыми глазами. Рыжий проявил недоверие: подойдя к писсуару, он открыл кран, из которого хлынула бурная струя.

– И ничего он не сломан! – сказал рыжий.

Голд наклонился к мальчишке.

– Слушай, малый, я – полицейский. Если ты сию же секунду не уберешься отсюда, я арестую тебя за неподчинение официальному приказу полиции, и, когда ты вновь увидишь солнышко над своей песочницей, ты будешь старым и седым дедушкой. Я достаточно ясно выражаюсь?

Но рыжего было не так просто запугать.

– Если вы коп, то где же ваша бляха?

Голд вытащил из заднего кармана бумажник и рывком открыл его перед глазами у мальчишки. Рыжий внимательно изучил позолоченный «щит», поднял голову и ехидно спросил Голда:

– А откуда я знаю, что вы не сперли ее?

– Пошел к черту! – заорал Голд. – Вон! Пока я тебе полноги в тухис[49] не загнал. Живо!

Мальчишки опрометью кинулись из двери, однако напоследок рыжий обернулся и, показав Голду «нос», смачно сымитировал ртом пердение.

– Ах ты, ублюдок маленький! – Голд сделал вид, что хочет броситься на мальчишку, – того как ветром сдуло.

Голд вновь повернулся к зятю. У Хоуи по-прежнему был такой вид, как будто его вот-вот стошнит. Расфокусированные глаза слезились, руки дрожали. Мусоля во рту сигару, Голд молча рассматривал его. Наконец Хоуи поднял глаза, и заговорил:

– Я... я попал в большую беду. – Голос Хоуи звучал тихо и вяло.

– Довольно точное определение.

– Наверно... наверно, мне придется испить эту чашу до конца – под суд пойти.

– Да. Или признаться в меньшем преступлении. Возможно, это удастся преподнести как хранение наркотиков.

– Ты думаешь?

– Есть такая возможность. Но тогда тебе придется побеседовать с ними. Пойти им навстречу, имена кое-какие назвать.

Хоуи медленно покачал головой.

– Я не могу сделать этого.

Под пристальным взглядом Голда Хоуи поднял глаза:

– Значит, ты не думаешь, что у меня получится придержать улики?

Голд пожал плечами.

– Ты ведь из нас двоих юрист, Хоуи. Но, судя по тому, что ты мне сообщил – как все это произошло, каким манером тебя повязали, – я думаю, что ты попался. Это был настоящий арест, без дураков. Просто классический.

Хоуи опять покачал головой.

– Боже мой!

Голд поставил ногу на крышку урны и принялся чистить туфлю бумажным полотенцем. Хоуи пробормотал что-то беззвучное. Некоторое время Голд продолжал полировать туфлю. Затем разогнулся и взглянул на него.

– Что?

Хоуи судорожно сглотнул слюну:

– Ты поможешь мне?

Голд неторопливо наклонился и принялся за другую туфлю.

– Забавно, Хоуи: ты просишь помощи у меня. Оч-чень забавно. – Голд был поглощен чисткой обуви. – Хотя ничуть не удивительно. Просто забавно. Но я готов поклясться, что тебе никогда и в голову не приходило, что в один прекрасный день придется обратиться за помощью ко мне. Правда ведь, Хоуи?

Хоуи молчал.

– Ох, едва ли тебе приходило такое в голову. Зато я помню, как сам предлагал тебе помощь, а ты чуть ли не рассмеялся мне в лицо. Помнишь?

Хоуи прятал глаза.

– Давай вспомним. Когда это было – в утро твоей свадьбы, так ведь? Я пришел к тебе и сказал – что я тебе сказал? Ах да: «Если я могу что-нибудь сделать для тебя, если могу чем-то помочь вам начать семейную жизнь, скажи мне, что тебе надо!» Помнишь? А ты мне что ответил? И как? Вот так ты мне ответил: «Джек, я думаю, что Стэнли и мой отец уже обо всем позаботились, так что расслабься – погуляешь на нашей свадьбе, хорошо?» Только что по голове меня не погладил, так ведь, Хоуи?

– Я прошу тебя сейчас, Джек. – Голос Хоуи упал почти до шепота.

– Ты сказал тогда: «Мой отец позаботится о нашем медовом месяце». По Европам катались, да? "А Стэнли отстегнул мне наличными на домик в городе, так что я даже не знаю, чем ты можешь быть мне полезен!" Ты примерно так мне сказал, а, Хоуи?

Голд критически осмотрел свою туфлю, плюнул на бумажное полотенце и вновь принялся наводить блеск.

– Джек... – начал Хоуи.

– Что ж ты опять к ним не сходишь, чтобы они помогли тебе сейчас, зятек? Попробуй сходи. – Голд выпрямился и смерил Хоуи сердитым взглядом. – Сказать, почему ты не идешь к ним? Ты не хочешь, чтобы все эти твои чистенькие родственнички узнали, что ты натворил. Так ведь, деляга? Ты боишься, что они узнают, кто ты таков на самом деле. И поэтому ты приходишь ко мне, просишь меня убрать за тобой дерьмо!

– Джек, ну, пожалуйста. Это очень нелегко.

– Ты совершенно прав, это будет вовсе не легко. Это обойдется в кругленькую сумму...

– Деньги я как-нибудь раздобуду.

– Понадобятся больше связи.

– Я понимаю это.

– И даже при этих условиях дело рисковое.

– Это ясно.

– И все-таки это можно сделать – если знать нужных людей.

– Поэтому-то я тебя и прошу, Джек.

Некоторое время Голд молчал. Он вымыл руки, вытер их о новое полотенце. Использованное швырнул в металлический контейнер. Повернулся к Хоуи.

– Ну, ладно, хватит. Можешь забыть обо всем этом. Я позабочусь о твоих делишках. Иди, развлекись на вечеринке.

Хоуи не мог поверить. «Мой отец позаботился о нашем медовом месяце». По Европам катались, да?

– Как, и все? Неужели это так просто?

– Для меня – да. Это из тех дел, которые под силу только мне.

– Сколько денег тебе нужно? Когда?

– Я же сказал, что позабочусь об этом.

– Джек, я же знаю, что это будет очень недешево!

– Ты ничего не знаешь, зять. Это свадебный подарок моей дочери. Тот самый, что ты не захотел принять три года назад. Такой подарок тебе не смогут преподнести даже знаменитый доктор Марковиц со своей супругой. И испортить не смогут. Так что иди гуляй. Я обо всем позабочусь.

– Джек, я прямо не знаю, как благодарить тебя! – Хоуи взял Голда за рукав, но тот стряхнул его руку.

– Пойми одну вещь, советник. Я делаю это ради Уэнди. А ты для меня всего лишь кусок дрека[50], зарвавшийся нью-йоркский пижон. Если бы ты подыхал от жажды, я даже мочи пожалел бы для тебя. Так что благодари Уэнди и малыша! Понял?

Хоуи помрачнел, его рот – губы, сжатые в тугую белую нитку, – резко выделялся в бороде.

– И еще одно: со всем этим кокаиновым дерьмом кончено. С этой минуты и навсегда! Один раз ты уже оступился, бубеле, а это ровно на один раз больше, чем со мной позволено. По крайней мере для большинства.

– Кончено.

– Я больше не желаю слышать ни единого слова о тебе в связи с наркотиками. И начиная с сегодняшнего дня я буду слушать очень внимательно. Ушей у меня везде много.

– С этим покончено, Джек. Навсегда. Эмес![51]

– Смотри мне!

– Клянусь тебе. Клянусь жизнью своего сына! Клянусь Господу своей десницей!

Голд пристально посмотрел на него. Вынув изо рта сигару, он слегка ткнул ею Хоуи в грудь.

– Береги мою дочь! – выпалил он. – И внука моего.

– Джек. Джек, Джек... – Улыбаясь, Хоуи качал головой.

Голд воздел руки ладонями вверх.

– Больше я тебе ничего не скажу. – Он развернулся, как будто собираясь уходить. Хоуи опять потянулся к его рукаву.

– Благодарю тебя. Джек! – Он протянул руку. Голд взглянул на нее с сомнением.

– Ну, Джек! Неужели ты не пожмешь мне руку?

После секундного колебания Голд пожал руку Хоуи.

– Пойдем отсюда. А то мы весь праздник в сортире провели.

– Да, мне вот заскочить надо, – сказал Хоуи. – Через минуту спущусь.

Голд взглянул на него.

– Мы же здесь целый час торчим. Чего это тебе так внезапно приспичило?

Хоуи смущенно улыбнулся.

– А у меня ничего не получается, когда кто-нибудь рядом.

Голд толкнул дверь.

– Ну, в таком случае в тюрягу тебе противопоказано попадать.

– Точно! – засмеялся Хоуи.

– Ну, ладно. Внизу увидимся. – Голд вышел в вестибюль и остался стоять там.

В вестибюле было пусто. Снизу доносились звуки музыки – ансамбль перешел к рок-н-роллу. Из женской уборной вышла дама средних лет в короткой кожаной юбке. Она наградила Голда теплой улыбкой, но, поскольку тот не среагировал, засеменила вниз по лестнице. Голд развернулся и бесшумно проскользнул в мужскую уборную. Хоуи нигде не было, значит, он зашел в одну из кабинок. Голд стоял, застыв на месте. Из-за двери второй кабинки раздался звук – кто-то шумно вдыхал носом. Звук повторился. Использовав в качестве опоры низкую раковину, Голд ударил в дверь кабинки обеими ногами. Легкий металл прогнулся, но задвижка выдержала. Голд повторил удар. На этот раз рама подалась, и дверь обрушилась внутрь. Хоуи корчился у задней стены кабинки, на его лице застыло выражение ужаса, почти идентичное изображаемому в комиксах.