Убийца с крестом

– Она была хорошей девушкой, – сказала почтенная леди.

– Да, – согласился Голд.

– Покуда не пристрастилась к наркотикам. Она была очень хорошей.

– Я знаю.

– Обещайте, что устроите ей хорошие похороны.

– Непременно.

Он не стал вдаваться в подробности, почему так не хотел отправлять прах на Юг. Позже – гораздо позже – он признался самому себе, что не мог предать ее даже после смерти. Он забрал тело из морга, сославшись на устное разрешение кого-то из родни. Потом обзвонил все церкви города, но всюду встретил отказ. Наконец он наткнулся на священника, служившего в этом бедном приходе, который согласился с ним встретиться. Он оказался коренастым седоволосым ирландцем, в его речи временами проскальзывал дублинский акцент. Помнится, его звали Скелли.

– Как насчет виски? – спросил он Голда, когда тот сидел в его приходском доме, и, не дожидаясь ответа, налил два стакана. – Как вы знаете, – начал отец Скелли, – по нашим обычаям нельзя хоронить самоубийц в освященной земле. Церковь не разрешает этого.

– Она очень хотела, чтобы ее похоронили по католическому обряду.

Скелли замотал головой.

– И речи быть не может об отпевании. Это строжайше запрещено. Некоторые епархии придерживаются более либеральных взглядов, но, боюсь, мой кардинал таковых не разделяет.

Они сидели и пили. Голд ждал. Все это Скелли мог сказать ему по телефону. Значит, была надежда.

– Но в разговоре с одним из ваших коллег – моим земляком – я узнал, что это довольно-таки спорный вопрос, и неизвестно, добровольно ли она ушла из жизни. Безусловно, существует официальное свидетельство о смерти, но церковь не всегда стоит на одной точке зрения с чиновниками. По крайней мере, в этой стране. – Скелли отпил виски. – Так что если вы дадите мне какое-нибудь подтверждение, что девушка не просто ушла из жизни. А погибла, скажем, от чьей-то руки...

Они с Голдом хорошо поняли друг друга.

– Можете мне поверить, все останется в глубочайшей тайне. Мы, священники, не нарушаем обещаний.

– Отец, вы хотите выслушать мою исповедь?

Скелли покачал головой.

– Возраст не тот, чтобы обращать вас. Мне нужно убедиться, что церковь напрасно отвергает бедную христианскую душу. Необходимо, чтобы кто-то их тех, кто был с ней в этот роковой момент, сказал, что смерть ее была – в некотором роде – случайной...

Теперь настал черед Скелли ждать.

Тогда Голд произнес фразу, которую потом не один раз слышал в связи с Уотергейтским делом.

– С этим не будет никаких осложнений.

Скелли, провожая Голда, взял его за руку.

– Быть может, вы заметили, что мы строим около школы баскетбольную площадку. Мои прихожане очень любят баскетбол. Это хоть как-то заполняет их досуг. Но, к моему горькому сожалению, нам придется свернуть строительство. Не хватает денег.

Голд понимающе кивнул.

– Бизнес есть бизнес, так, святой отец?

– Как и повсюду, лейтенант. А чеммы хуже других?

На следующий день Анжелику похоронили. Голд, Скелли да двое могильщиков. Скелли прочел положенные молитвы по католическому требнику, и фоб на веревках опустили в раскисшую землю. Скелли захлопнул книгу, сказал несколько слов о трагически прерванной в расцвете лет жизни, о неисполненном назначении, о воле Провидения. Моросящий дождь перешел в ливень. Скелли перекрестился и поднял воротник. Потом они с Голдом отправились в тихий мексиканский бар неподалеку от кладбища и остаток дня провели за текилой, которую запивали пивом. На следующий день Голд получил от Скелли конверт со счетом на три тысячи долларов. Он вытащил деньги из красного чемоданчика.

* * *

Голд сидел в окружении могил. Из воспоминаний его вывел чей-то голос. Он увидел молодое, типично американское лицо над крахмальным воротничком.

– Что?

– Я спрашивал, не могу ли я вам чем-то помочь. У вас очень расстроенный вид.

– Здесь по-прежнему настоятелем отец Скелли?

– К сожалению, отец Скелли умер в прошлом году. Может быть, я могу чем-либо помочь?

Голд покачал головой.

Молодой священник настаивал.

– Я чувствую, вам необходимо поговорить о том, что вас тревожит, открыть душу.

– Я еврей, – резко ответил Голд.

Молодой человек одарил его первоклассной семинарской улыбкой.

– Все мы дети Божьи...

Голд встал.

– А шел бы ты, святой отец... – И быстро двинулся к выходу.

* * *

Вернувшись в Центр Паркера, Голд набрал номер Стэнли и Эвелин Марковиц. Трубку взяла Эвелин. Узнав Голда, заговорила растерянно и смущенно.

– Как там Уэнди?

– А как может быть в ее состоянии, Джек! Рано утром ее мучили кошмары, и она проснулась в истерике. Стэнли дал ей сильное успокоительное, она до сих пор спит. Звонил Хоуи, но я не стала ее будить. Мне кажется, она не захочет с ним разговаривать.

– Вчера ей пришлось несладко. Пусть побудет с вами, сейчас ей необходимо ощутить, что она в безопасности что за нее есть кому заступиться.

– До сих пор не могу поверить в этот кошмар. Никогда еще я не видела Стэнли таким разгневанным. Ведь он относится к Уэнди как к собственному ребенку. Как к Питу... – Она скомкала фразу, но потом быстро продолжила: – Я просто в ужасе. И больше всего меня потряс Хоуи. Как он мог такое допустить! Кокаин! Я и представить себе не могла...

– Бывает, откроешь дверь, чтобы впустить кошку, а вместо нее влетает тигр. Хоуи не мог контролировать ситуацию. Он рассчитывал при помощи кокаина сделать карьеру. Многие так погорели, не один Хоуи.

– Но почему бедная Уэнди должна страдать! Как жить с сознанием того, что мы даже не можем возбудить дело против этих подонков! Что они на свободе!

– Мне нечего добавить!

После короткой паузы Эвелин сказала:

– Я видела тебя в утреннем выпуске новостей. Еще кого-то убили ночью. Одинокого старика с маленькой собачкой. Господи, куда катится мир!

Голд ждал неизбежного вопроса.

– Когда ты только поймаешь Убийцу с крестом?

– Скоро, очень скоро.

– Мы говорили со Стэнли за завтраком, а не переехать ли нам в Палм-Спрингс. Этот город все больше становится похож на Нью-Йорк. Нигде не чувствуешь себя в безопасности.

Голд подыскивал ответ.

– Что ж, неплохая идея.

Эвелин вздохнула.

– Джек, прости, что я не сдержалась на бар мицве у Питера. Не знаю, что на меня нашло.

– Ну, не будем об этом.

– Нет, меня просто несло. Я как с цепи сорвалась. Я, видимо, сильно устала. Но это меня совершенно не извиняет. Я не имею права так себя вести.

– Эв, я все понимаю.

– Я все равно очень виновата перед тобой. И была бы рада, если бы ты к нам пришел. Кстати, ты совершенно покорил Питера! Тут недавно Стэнли пригласил известных кинозвезд, кумиров рока, но Питер остался совершенно равнодушен. А стоило ему увидеть тебя, легендарного полицейского, да к тому же отца его сестры – и он совершенно без ума! Вот и думай после этого, что знаешь детей!

«Вот дьявол, к чему она клонит?» – думал Голд.

– Так вот, Джек, мы со Стэнли все обсудили, нам бы очень хотелось, чтобы ты вошел в жизнь Питера. Чтобы вместе с нами воспитывал мальчика, особенно сейчас, когда он взрослеет. Как ты на это смотришь?

– Право, не знаю, что и сказать.

– Если захочешь пообщаться с Питером – ну, сходить с ним на бейсбол или в кино... Только скажи нам заранее, примерно за неделю, и мы с радостью его отпустим.

«Сын напрокат», – подумал Голд.

– Естественно, мы не будем менять заведенный порядок. Ты для него – только мой бывший муж, отец Уэнди. Зачем травмировать мальчика! Я не хочу, чтобы он считал, будто мы ему лжем.

«Определенно сын напрокат».

– Стэнли настаивает, чтобы мы компенсировали твои траты, когда ты будешь забирать мальчика.

«Нет, это просто „Эскорт-служба, отец и сын“. Неизвестный папа. Пожалуй, стоит наклеить себе на лоб», – думал Голд.

– Чтобы все было по-хорошему. Пойми, мы действительно хотим, чтобы ты принял участие в жизни Питера.

У Голда помутилось в голове. Он смотрел на фотографию Ирвинга Роузуолла и его собачки. Он вспомнил, что в далеком детстве, лет в шесть-семь, у него самого был пес. В Бойл-Хайтс. Манчестерский терьер с примесью. Вот только как звали собаку, он забыл.

– Джек, Джек, ты меня слышишь?

Внезапно Голд почувствовал себя смертельно усталым. Опустошенным. Старым.

– Джек!

– Эв, давай оставим все как есть. Зачем менять, когда прошло столько времени!

– Ну...

– Какая разница?! – Голд чувствовал, как в нем закипает гнев, – он не знал, на кого или на что, – и старался держать себя в руках. – Давай оставим все как есть. Так будет лучше. Идет?

– Конечно, Джек, если ты...

– До свиданья, Эв.

Голд повесил трубку. Несколько минут он сидел, тупо уставясь в стену. Страшно хотелось выпить. Зазвонил телефон. Вместо того чтобы ответить, он вышел из кабинета и отправился вниз, слушать допрос.

11.22 утра

Эстер зажгла под чайником огонь, вложила в пластиковую воронку бумажный фильтр и насыпала туда шесть ложек кофе.

– Ну что ж, лучше сейчас, чем потом, – сказала мамаша Фиббс, сидевшая у стола. На ней было черно-белое вязаное платье с длинным подолом. Волосы собраны в пучок.

Эстер достала из посудного шкафа две чашки и, поставив их на стол, села напротив мамаши Фиббс. Она всхлипнула и высморкалась в смятую салфетку. Ее глаза вновь наполнились слезами.

– Лучше сейчас, чем потом, – решительно повторила мамаша Фиббс.

– Ах, мама! Ну как вы можете относиться к этому столь безразлично! – воскликнула Эстер.

Лицо старухи напряглось.

– Как, спрашиваешь ты? Очень просто. И знаешь почему? Потому что этот парень никогда не изменится. Он навсегда останется преступником, вором и наркоманом. И ничем другим. Он выбрал, как это называют, свой образ жизни. Он отвернулся от Господа. Мне горько и больно об этом говорить, но это правда. И теперь я должна позаботиться о том, на какие средства будут существовать мои сноха и внук. Вот что меня теперь беспокоит.

Эстер протянула ей руку, мамаша Фиббс взяла ее пальцы и крепко, ласково сжала их.

– Разве можно просто взять и вычеркнуть его из своей жизни, мама?

– Просто? – фыркнула старуха. – Чего уж проще! Он свел моего Чарльза в могилу, и тот умер, терзаемый горем. Теперь я одинокая старая вдова, которой приходится проводить ночи в пустой постели. Думаешь, мне легко? И ты сама изнываешь от одиночества всякий раз, когда он попадает в тюрьму. Ты чахнешь, впустую растрачивая жизненные силы. Трудишься, стирая пальцы до костей, чтобы заработать деньги на адвокатов и тому подобные вещи. И ты считаешь, что это – просто? Ничего подобного. Говорю тебе, милая, этот парень – конченый человек. Именно так ты должна к этому отнестись. Считай, что он умер, и думай о том, как тебе жить дальше. Тебе и Малышу Бобби.

– Вы думаете, мы никогда его больше не увидим? – По щеке Эстер скатилась слеза.

– Конечно, он еще вернется: как только у него кончатся деньги и ему потребуется очередная доза, он станет колотить в дверь, выпрашивая подачку, словно собака. Если дома никого не будет, он взломает дверь и унесет телевизор. Такой уж он человек, Эстер.

Эстер опустила лицо и приложила к глазам смятую салфетку.

– Не забывай, у тебя на руках маленький ребенок. Да и сама ты еще молода. Ты волочишь ноги, словно восьмидесятилетняя старуха, и все из-за Бобби. Пора положить этому конец. Забудь о прошлом и не упусти возможности наладить свою жизнь.

Раздался звонок. Эстер поднялась на ноги.

– Кто бы это мог быть, черт побери? – Она пошла к парадному входу. За сетчатой дверью стоял Кларк Джонсон.

– Миссис Фиббс, мне нужен Бобби.

– Его здесь нет.

– Миссис Фиббс, я хотел бы войти.

– Я же сказала – его здесь нет.

– Мне нужно войти. Я на работе.

Эстер смотрела на него сквозь сетку.

– Миссис Фиббс, вы должны впустить меня. Именем закона.

Эстер отперла замок и распахнула дверь.

– Входите. Но Бобби здесь нет. Он ушел.

Джонсон вошел в дом.

– Сегодня утром Бобби не явился на обследование. Вы не знаете, где он сейчас?

– Я же говорила вам – он ушел.

– Хотите сказать, навсегда?

– Навсегда, мистер Джонсон. Навсегда.

– И вы не знаете, где он и куда пошел?

– Понятия не имею.

– Когда он ушел.

– Этой ночью.

Он смотрел на Эстер сквозь стекла очков в тонкой золоченой оправе.

– А что случилось?

Эстер пожала плечами.

– Он ушел. Смылся. Вот что случилось.

– Вы поссорились?

– Можно сказать, да.

– Из-за чего?

– Это личное дело, мистер Джонсон.

– Из-за наркотиков?

– Нет.

– Он опять их принимает?

– Откуда мне знать?

Джонсон вздохнул, глядя в опухшие, покрасневшие глаза Эстер.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Все в порядке.

– Нет ли у вас ощущения, что ваш супруг представляет собой опасность для вас и... – он заглянул в записную книжку, – и для вашего сына?

– Нет.

– Миссис Фиббс, нам стало ясно, что ваш муж нарушил правила, обязательные для условно освобожденных. Боюсь, он ударился в бега. Мне придется задать вам несколько вопросов и составить протокол. Вы позволите мне сесть?

– Разумеется, мистер Джонсон. Я не хотела быть невежливой, просто я немного расстроена. Хотите кофе?

– Буду очень благодарен. – Впервые на памяти Эстер Кларк Джонсон улыбнулся. Усевшись в кресло, он оглядел гостиную. – Прекрасная комната. Вы живете здесь с сыном вдвоем? После того как Бобби ушел?

– Ага.

Он вновь улыбнулся.

– Очень хорошая комната.

– Сейчас принесу кофе.

– Спасибо, миссис Фиббс.

За дверью кухни, подслушивая и подглядывая, стояла мамаша Фиббс.

– Кто это, Эс? – шепотом спросила она.

– Мистер Кларк Джонсон, полицейский. Он ищет Бобби.

Эстер взяла из шкафа еще одну чашку и отвернулась к плите.

– Смотри-ка, огонь погас.

– Я его выключила, – рассеянно отозвалась мамаша Фиббс, продолжая выглядывать из-за двери. – Откуда мне было знать, скоро ли ты вернешься.

Эстер включила конфорку и, подойдя к стойке, оперлась о нее спиной.

– Что ты делаешь, Эс?

– Мама, я жду, пока закипит чайник, чтобы налить гостю кофе.

– Он остался там один. – На лице мамаши Фиббс появилось странное выражение.

– Ничего, потерпит.

Мамаша Фиббс подошла к Эстер.

– Эс, мне кажется, что оставлять гостя одного нельзя.

– Мама...

– Я крикну тебе, когда вода согреется. Ты же знаешь, что, если следить за чайником, он никогда не закипит.

– Мама...

– Позволь мне сделать все самой. Иди в комнату и займи мистера Джонсона разговором. – Мамаша Фиббс подтолкнула Эстер к выходу в гостиную. Эстер остановилась в дверях, озадаченная и смущенная.

– Кофе будет через несколько минут.

– Ну вот и хорошо, Эстер. Можно, я буду вас так называть?

В первый раз Эстер посмотрела на него так, как обычно женщины смотрят на мужчин. Мистер Джонсон был невысокого роста, хорошо сложен, но красавцем его назвать было нельзя. До Бобби ему было далеко.

– Так можно вас называть Эстер? – спросил он еще раз.

– Называйте меня как хотите, но для ужина поздновато, – небрежно бросила Эстер, пытаясь унять внезапное волнение.

Джонсон откинул голову и хрипло, по-пиратски расхохотался, что было совершенно неожиданно со стороны этого своеобразного человека.

– Очень смешно. Что это значит?

– О чем вы?

– То, что вы сказали. То самое выражение.

– Так любила говорить моя тетка Розали. Она родом с Юга.

– Ваша семья оттуда? С Юга?

– Как и все прочие.

– Не все. Моя семья около полутора сотен лет жила в окрестностях Сиэтла. Во всяком случае, столько, сколько мы себя помним.

«Экий сноб», – подумала Эстер.

Она опустилась во второе кресло.

– А что теперь будет с Бобби? Я хочу сказать – когда вы его поймаете.

Джонсон щелкнул авторучкой и положил ее на стол.

– Боюсь, что, где бы его ни поймали, ему почти наверняка грозит заключение. – Он внимательно посмотрел на Эстер. – Это беспокоит вас?

– Ну... – Эстер достала сигарету и сунула ее в рот, но прежде, чем она успела поджечь ее, Джонсон наклонился, взял коробок и, чиркнув спичкой, поднес ее Эстер. Пламя лизнуло кончик сигареты, и Эстер почувствовала, что краснеет. – Все же он отец моего ребенка. Мы женаты уже десять лет. Я всегда о нем беспокоилась, мистер Джонсон. Мне невыносима сама мысль о том, что он опять попадет за решетку.

– И насколько сильна ваша обеспокоенность, миссис Фи... Эстер? Вы по-прежнему намерены время от времени встречаться с ним?

В глазах Эстер загорелся злой огонек.

– Если вы имеете в виду, что Бобби станет приходить ко мне по ночам, то – нет, этого не будет.

– Эстер...

– Но если вы думаете, что я стану доносчицей и позвоню вам, когда Бобби хотя бы попытается вернуться домой, то вы серьезно заблуждаетесь. Я вычеркнула Бобби из своей жизни, но не собираюсь помогать вам засадить его в тюрьму.

– Да нет же, я...

– Тогда прекратите расспрашивать меня, я все равно ничего не знаю.

– Эстер, прошу вас... Вы совершенно не понимаете меня.

Из кухни выскочила мамаша Фиббс.

– Чайник кипит, Эстер. – Она улыбнулась Джонсону. – Здравствуйте.

Джонсон встал из кресла.

– Мистер Джонсон, это моя свекровь, миссис Ванда Фиббс. Мама, это мистер Кларк Джонсон.

– Прошу вас, называйте меня Кларк, – сказал он Эстер. – Миссис Фиббс, мне очень приятно с вами познакомиться. Жаль, что наше знакомство состоялось при таких обстоятельствах.

– Мне тоже жаль. Эс, если ты не займешься кофе, вода выкипит.

– Извините. – Эстер вслед за свекровью вышла на кухню. Дверь закрылась, и мамаша Фиббс обернулась к невестке.

– Что это на тебя нашло, черт побери? – прошипела она.

– О чем вы?

– Мистера Кларка Джонсона ты заинтересовала, разве не видишь?

– Ох, мама, – усмехнулась Эстер, заливая кофе кипятком.

– И не говори мне «ох, мама»! Я все еще женщина и могу угадать это в глазах мужчины, даже если ты не способна на такое.

– Мама, вы сумасшедшая.

– Сумасшедшая, как лиса. Отправляйся в комнату и постарайся быть любезной с этим беднягой. От лишней улыбки тебя не убудет. Может, от этого будет хоть какой-то прок. Может быть, хотя бы одной из нас не придется коротать век, распевая блюз Пустой Постели:

– Мама, как вы можете такое говорить! Ведь я все еще замужем за Бобби.

Лицо старой женщины выразило холодную решимость.

– У Бобби теперь другая жена – пачка этого чертового героина. Она сведет его в могилу, как старого черного паука-вдовца. Ты должна позаботиться о себе, девочка. Приступай к делу прямо сейчас и здесь.

Женщины долго сверлили друг друга взглядами.

Внезапно Эстер хихикнула, словно малолетняя девчонка.

– Вы действительно так думаете, мама? Вы действительно считаете, что я ему нравлюсь?

Мамаша Фиббс улыбнулась в ответ.

– Еще бы.

– Но, мама... он весь такой правильный! – простонала Эстер.

– Ничего. И такой сгодится.

Только теперь Эстер заметила, что на ней надета футболка, в которой она спала. И даже голова не прибрана.

– Боже, я выгляжу настоящей ведьмой. – Она провела пальцами по волосам.

– Совершенно очевидно, что мистер Джонсон так не считает. Иди туда и постарайся обращаться с ним по-человечески.

С двумя чашками кофе в руках Эстер остановилась перед дверью, стараясь успокоиться и придать лицу надлежащее выражение. Мамаша Фиббс подмигнула ей. Эстер толкнула дверь и вошла в комнату.

Джонсон резво вскочил на ноги. Эстер поставила перед ним чашку, уселась на диван и, вытянув ноги, принялась за свой кофе.

– Миссис Фиббс... Эстер... – проговорил Джонсон, усаживаясь в кресло. – Мне кажется, вы совершенно не понимаете моих намерений. Боюсь, мы начали не с того конца.

– Вот как? – отозвалась Эстер, глядя поверх ободка чашки.

– Да. Видите ли, – запинаясь, произнес он, – я расспрашивал вас... так сказать... от себя лично.

Эстер молча смотрела на него.

– Ну... видите ли... я постоянно думаю о вас. С тех пор как вы вошли в мой кабинет вместе с вашим мужем.

– Неужели? И часто вы думаете о замужних женщинах?

– О нет, конечно нет, – пробормотал он. – Такого прежде не случалось. Я хотел лишь сказать, что вы произвели на меня глубокое впечатление. Когда пришли ко мне в кабинет. И я подумал: вот сильная, независимая, умная, изысканная женщина. И очень привлекательная. Любой мужчина мечтает о такой женщине. Я подумал: ваш супруг чертовски везучий человек, несмотря на трудности, которые выпали на его долю.

– По-моему, он думает иначе.

Джонсон улыбнулся.

– Надеюсь, не обижу вас, если скажу, что мне жаль его...

Почувствовав, что ее губы подрагивают, готовые улыбнуться, Эстер напрягла мышцы лица, стараясь придать ему серьезное выражение.

– Так что же я... э-э... хочу сказать, Эстер... в общем, я купил билеты на завтрашнее вечернее представление в Пасадена-Сити-колледж. Я подумал, может быть, мы могли бы...

– Мистер Джонсон, что вы задумали?

Он быстро заморгал.

– Извините, я не пони...

– Так вот как вы обращаетесь с женами ваших подопечных!

– Прошу вас, я...

– Итак, я должна стать вашей любовницей в обмен на снисходительное отношение к моему мужу?

Из кухни донесся звук разбитой чашки.

– Нет, нет! Миссис Фиббс... Эстер! Ничего подобного!

– Мне совершенно безразлично, сколько женщин попались на вашу удочку. Меня вы на этот крючок не поймаете. Как бы то ни было, Бобби сбежал, и я не собираюсь забивать себе голову такой ерундой. Но я готова поспорить, что вы потеряете работу, добиваясь таким образом благосклонности женщин!

– Эстер! Прекратите! – ужаснулся Джонсон. – Вы поняли меня совершенно превратно. Я не собираюсь шантажировать вас. Я не такой человек. Я пришел к вам только тогда, когда мне стало ясно, что ваш муж покинул вас и что ваш брак расстроился. И я никогда, никогда ничего не требовал от жен моих подопечных. Никогда!

«Но почему я?» – подумала Эстер.

– Но почему я? – спросила она.

– Что?

– Почему я? – повторила она. – За что мне такое счастье?

Джонсон заговорил, тщательно подбирая слова:

– Я не какой-нибудь вертопрах. Я человек серьезный. Может быть, даже чересчур. Может быть, я старомоден, но ничего с этим поделать не могу. Ни одна из моих знакомых не пожелала бы связываться с таким занудой, как я.

«Это уж точно», – подумала Эстер и хихикнула, словно школьница. Джонсон, приободрившись, решительно продолжал:

– В тот самый день, когда мы встретились у меня в кабинете, я почувствовал: мы с вами родственные души. Я понял это сразу. Словно мы были знакомы раньше. Вам знакомо это ощущение, Эстер? Мне казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь. И что вы, как и я, человек серьезный. Теперь же, узнав, что ваши отношения с мужем прекращены, я был бы полным дураком, не попытавшись познакомиться с вами поближе. Я хотел бы быть рядом с вами. Узнать о вас все. И чтобы вы поняли, кто я и что я.

Эстер медленно провела рукой по волосам и внимательно посмотрела на Джонсона.

– Так что у вас за билеты и на какое время?

– На завтрашний вечер, – с готовностью отозвался он. – Пасадена-Сити-колледж. Вечер современных танцев.

«Боже мой, – подумала Эстер, – этому человеку верить нельзя».

– Танцевальная студия Элвина Эйли. В восемь вечера. А потом мы могли бы пообедать и потанцевать.

Эстер улыбнулась.

– Буги-вуги?

Он вновь рассмеялся – удивительно сердечным смехом, звук которого, казалось, пронимал Эстер до самых костей.

– Точно. Буги-вуги.

Эстер на секунду задумалась.

– Завтра вечером? Что у нас завтра – пятница?

Джонсон кивнул.

– А как насчет субботы?

– Они дают лишь одно представление, – с сожалением произнес Джонсон.

– Мне очень жаль, мистер Джонсон...

– Зовите меня Кларк.

– Мне очень жаль, но вечером по пятницам я работаю.

Кухонная дверь распахнулась, и оттуда выскочила мамаша Фиббс.

– Извините за вмешательство, но на кухне все слышно. Эс, а почему бы тебе завтра не отработать за два дня и не отложить оставшееся на субботу? Я уверена, твои хозяева не станут возражать. Теперь лето, и ты сама мне говорила на прошлой неделе, что все равно никто в субботу на работу не ходит. Отпросись на вечер. Я уверена, что Луп и та, другая девушка, будут счастливы получить отгул на вечер в пятницу. К тому же ты принимаешься за свой большой отчет в воскресенье вечером, так что ты должна иметь, по крайней мере один отгул на этой неделе.

Джонсон улыбнулся мамаше Фиббс и обернулся к Эстер.

– Боюсь, что вам некуда деваться. Соглашайтесь.

Эстер рассмеялась.

– Да, похоже на то.

– Ну что ж. Позвонить вам часиков в семь?

Эстер замялась, переводя глаза с Джонсона на свекровь. Мамаша Фиббс одарила ее тяжелым взглядом и кивнула.

– Хорошо, мистер Джон...

– Кларк.

– Хорошо, Кларк, позвоните мне в семь.

Из прицепленной к поясу Джонсона рации раздался сигнал.

Он отключил его нажатием кнопки.

– Пора возвращаться. – Его лицо приняло серьезное выражение. – Эстер, еще пару слов по делу. Я не прошу вас сообщать мне, если появится или позвонит Бобби, но постарайтесь уговорить его – пусть он придет сам. У нас еще есть возможность не доводить дело до тюрьмы, если он явится вовремя.

Эстер кивнула.

– Если он позвонит, я передам ему ваши слова. Но мне кажется, что он этого не сделает.

Джонсон поднялся на ноги и протянул руку мамаше Фиббс.

– Рад был с вами познакомиться, мадам.

Мамаша Фиббс улыбнулась в ответ.

– Мне тоже очень приятно, мистер Джонсон.

Эстер проводила гостя до дверей.

– Так до завтра? – сказал он, улыбаясь. – В семь часов?

Эстер кивнула.

– В семь.

– До свидания. – Он скрылся за сеткой. Эстер закрыла за ним дверь, обернулась к мамаше Фиббс, и, как только их взгляды встретились, обе женщины расхохотались.

2.03 дня

Помощник коронера вытянул из холодильника для хранения трупов тяжелый ящик.

– Вот он, ваш человек, – сказал Хониуелл. – Алонсо Фирп.

– Он был им когда-то, – добавил помощник, нервно хихикнув. Это был худой, женоподобный негр с розовым пятном на шее.

– Вы искали этого парня? – спросил у Голда Хониуелл.

– Похоже, да. У него голубые глаза?

Помощник протянул руку и, приподняв веко трупа, улыбнулся.

– Синие, что твой Тихий океан, – пробормотал он с сожалением в голосе. – Эх, красивый был мужчина.

– Как он погиб? – спросил Голд у Хониуелла, стоявшего по ту сторону тела.

– Все из-за его подружки. Похоже, Алонсо проснулся в дурном настроении. Должно быть, эта шлюшка шумела в ванной и разбудила его. И он принялся выколачивать из нее дух. Постарался на славу. Я разговаривал с ней около часа назад, ее лицо – сплошной синяк. Покончив с этим делом, Алонсо опять забрался в постель. Видать, решил вздремнуть после утренней зарядки. Как только захрапел, девица встала над ним и выстрелила в него из его же пистолета.

– Вот так девка!

– Белокожая, к тому же маленькая и худющая. Трудно поверить, что она на такое способна.

– Я слишком стар, Хони, чтобы чему бы то ни было удивляться.

Помощник коронера кашлянул.

– Так вы закончили с мистером Кадавером? А то я еще не завтракал.

Выйдя в коридор, Голд закурил сигару, чтобы заглушить запах химикалий и смерти.

– А что там со вторым парнем?

Хониуелл вытащил записную книжку.

– Девка назвала мне его полное имя. Роберт Руперт Фиббс. Его фото будет у меня сегодня, но попозже. Когда все это произошло, он находился в соседней спальне. Увидев, что она натворила, взревел, словно пожарная сирена. Говорит, они занимались сексом на троих, и девка в него втюрилась. И поэтому она не раздумывая разделалась со стариной Алонсо. То-то она опечалилась, когда Фиббс сбежал.

Двое санитаров прокатили мимо них в морг тележку с трупом. Голд уселся на деревянную скамью с жесткой спинкой. Хониуелл продолжал:

– Фиббс лишь во вторник вышел из тюряги. Ему было велено сегодня утром явиться на обследование по поводу наркотиков, но он не пришел. Полицейский, которому было поручено за ним приглядывать, составил на него протокол. Вот адрес, по которому он проживал. – Хониуелл протянул Голду листок бумаги. – Это дом его жены, но мой человек из отдела условных освобождений утверждает, что жена его выгнала из дома.

Голд прочел адрес.

– Это еще не значит, что он там больше не появится.

– Верно. Его приметы подходят под описание, которое вы мне дали. Мускулистый, симпатичный, с усами. Думаю, это тот самый парень, который вам нужен.

– Что еще интересного?

– Девка говорит, что Фиббс и Фирп совершили вчера ночью кражу. Они вышли часов в девять и вернулись к одиннадцати. Принесли немного денег и наркотиков – кокаина и героина. Они ходили домой к Фиббсу, чтобы он взял чистую одежду, и заодно пошарили там по комнатам. Неожиданно вернулась жена Фиббса и устроила скандал. Нынче утром Фиббс, испуганный убийством, взял все деньги и унес с собой. Девка сказала, что, если не кончились патроны, она и Фиббса бы прикончила. Голд присвистнул.