11.32 утра

Когда Макгриффи входил в парадную дверь «Куба либре», Голду подумалось, что и марсианин безошибочно признал бы в этом ирландце полицейского.

Макгриффи окинул взглядом ресторан, набитый маленькими смуглыми людьми, которые сбежались сюда на обеденный перерыв. Сидевший за стойкой Голд поднял палец, и Макгриффи заметил его. Макгриффи был крупным, начинавшим полнеть мужчиной. Его лицо было испещрено глубокими оспинами и украшено, густыми усами, придающими ему строгое выражение. Это был шатен – нестриженые, мышиного цвета волосы почти касались воротника. Глаза у него были водянисто-голубые.

– Джек Голд?

– Там, сзади, у них есть зал, в котором накрывают только обед, – сказал Голд, вставая. – Пойдемте туда. – Показывая дорогу, Голд пошел впереди.

Второй обеденный зал был длинным и узким, вдоль каждой стены стоял ряд покрытых клеенкой столов. На задней стене висела огромная карта Кубы с названиями провинций, намалеванными красной краской. По сравнению с первым залом здесь было тихо и прохладно.

– Есть хотите? – осведомился Голд, когда они сели за столик.

– Если я не ошибаюсь, вы меня на ленч приглашали? – резко ответил Макгриффи.

Голд смерил его взглядом.

– Верно, приглашал.

– Вы, кажется, говорили, что это какой-то особенный ресторан? – Макгриффи с сомнением осматривал зал.

– Кубинский, – просто ответил Голд. – Поэтому и называется «Куба либре».

– В Лос-Анджелесе сотня тысяч мексиканских забегаловок, а вас угораздило выбрать кубинскую.

– Да хватит вам ныть, не вы же платить будете. Кроме того, не исключено, что вы откроете здесь что-то новое для себя. Похоже, что вы человек, который любит хорошо поесть.

Макгриффи стрельнул в Голда глазами.

– Ну и что тут такое сугубо кубинское имеется?

Голд пожал плечами.

– Рис с фасолью. Бифштекс. Свиная отбивная. Они едят много свинины.

Анжелика любила этот ресторан – говорила, что здешняя пиша напоминает ей о Новом Орлеане. Поэтому Голд продолжал ходить сюда все эти годы.

– Свинина, говорите? – улыбнулся Макгриффи. – Довольно странно.

Голд улыбнулся в ответ: холодно, по-волчьи оскалился.

«Ну почему из всех копов, работающих в „наркотиках“, мне приходится иметь дело с этим козлом», – подумал Голд. Ничего не поделаешь, приходится играть теми картами, которые выпали.

Тут в зал вошла официантка и подошла к их столику. Это была крашеная блондинка весом фунтов в триста, с бородавкой на щеке. Узнав в Голде завсегдатая, она кивнула ему.

– Что будете заказывать, сэр? – спросила она с пулеметной скоростью и с карибско-испанским акцентом.

– Бифштекс в сухарях, рис с фасолью и немного жареных бананов.

Она повернулась к Макгриффи.

– А вы, сэр?

Изучив напечатанное на тонкой бумаге меню, Макгриффи поднял голову.

– Буррито у вас есть?

– Не-е-ет, – протяжно ответила она.

– А тако?

Она взглянула на Голда и закатила глаза.

– Это же кубинский ресторан, сэр.

Макгриффи ударил по меню тыльной стороной руки.

– Но ведь я не знаю ни одного из ваших дерьмовых блюд!

– Позвольте мне заказать вам, – предложил Голд. – Мне кажется, я знаю, что бы вам понравилось. – Он повернулся к официантке. – Принесите ему бифштекс в сухарях. И еще рис с фасолью – все как мне.

Официантка записала заказ в маленьком зеленом блокноте.

– Пить что будем?

– А какие сорта пива у вас есть? – спросил Макгриффи.

Официантка расплылась в широкой улыбке, продемонстрировав несколько золотых коронок.

– У нас есть много мексиканских сортов, сеньор.

– Тогда два «Эки».

– Si. – Официантка записала заказ. – А вам, сэр?

Время перевалило за полдень, и Голд сообразил, что сегодня ему уже не придется дышать в лицо Алану Гунцу.

– Мне «Корону». Muy fria, рог favor[56].

– Si.

Когда она ушла, Макгриффи закурил сигарету. Откинувшись назад, он погладил усы.

– Значит, великий Джек Голд выходит на охоту за уличными художниками, которые пишут на заборах?

Голд криво ухмыльнулся.

– Худые вести не лежат на месте.

– Не так уж много копов способны довести Гунца до такого состояния. Насколько мне известно, вы – единственный.

– Да уж, заслуга сомнительная. Видите, до чего я дошел – придется гоняться за сопляками, у которых надо отнять баллончик с краской.

Официантка принесла пиво.

– Dos mas[57], – сказал Голд и указал на кружки. Она кивнула и вышла.

Потягивая пиво, они беседовали. Это был обычный разговор двух полицейских, взаимное прощупывание. Макгриффи осведомился насчет своих знакомых, работавших с Голдом в отделе ограблений. Голд в свою очередь спросил, как поживают старые друзья из «наркотиков». Поболтали о смоге, о «Доджерз», о том, кто будет мэром, если мэра изберут губернатором, и кто сменит шефа Гунца, если того выберут мэром.

Принесли еду, и они молча принялись за нее. Макгриффи поливал все кетчупом и с наслаждением поглощал. Рис с фасолью с неожиданной остротой напомнили Голду об Анжелике: она говорила, что рис с фасолью – это душа Нового Орлеана. Голду часто хотелось съездить туда, но так и не собрался, времени не было.

Когда с едой было покончено, официантка принесла кофе по-американски. Макгриффи закурил новую сигарету. Голд развернул сигару. Некоторое время молча курили, рыгали, ковыряли спичками в зубах.

– Я расспрашивал о вас, Мак, – начал Голд. – Говорил с людьми, которых уважаю, и они сказали мне, что вы хороший человек. Что вам можно доверять.

Макгриффи не ответил, он просто смотрел на Голда своими водянистыми голубыми глазами. С таким выражением, какого и следовало ожидать.

– Мне сказали, что вы человек, с которым можно поговорить. Можно о чем-то договориться.

Макгриффи развел руками.

– Ну, я всегда готов выслушать тех, кто хочет мне что-то сказать, конечно же.

Голд стряхнул пепел с сигары в тарелку, на жирное пятно.

– В пятницу вечером вы повязали одного юриста. За кокаин. У него было с полфунта.

Макгриффи осклабился.

– Что здесь смешного? – спросил Голд.

– Люблю я этих адвокатов за глотку хватать. Просто обожаю! Ненавижу этих скользких ублюдков. Однажды я повязал одного члена аж из Американского союза юристов. Какой кайф я тогда словил – как никогда в жизни! По-моему, лучше арестовать одного из этих, чем какого-нибудь наркомана-маньяка, который на детей нападает.

Голд мысленно застонал. Это будет труднее, чем он думал.

– Давайте вернемся к делу. Юриста, о котором мы говорим, вы взяли в пятницу вечером. На автостоянке на Сансет-бульваре.

– Как там его зовут, я забыл?

– Ховард Геттельман.

– Ах да. Правильно. Я вспомнил его. Такой темноволосый коротышка с бородой.

– Он самый.

– Ну, так и на кой он вам нужен?

– Зять он мне.

– У-у-у, это очень скверно. Но ведь ему следовало бы тогда знать, во что он впутывается. Полфунта кокаина – вещь очень серьезная.

– Я его предупреждал.

– Эти ублюдки юристы думают, что они превыше всего. Что им все сойдет с рук!

Голд решил дать ему возможность выговориться и молчал. Ему ли не знать, какие чувства питал Макгриффи к юристам. Он и сам так думал. Как, впрочем, и все копы.

– Известно ли вам, что эти ублюдки юристы, с которыми связался ваш зятек, заправляют целой цепью торговцев? Это настоящая крупная торговля, поставленная на широкую ногу.

– Да нет же, – возразил Голд. – Насколько я понял, у них там междусобойчик. Немного приторговывают внутри фирмы.

– Чушь полная. У вас никудышняя информация. Эти кретины толкают кокаин всем своим клиентам – этим боссам от шоу-бизнеса. Они просто поставляют им наркотик.

Макгриффи закурил очередную сигарету и наклонился к Голду.

– Послушайте, на «наркотики» уже давно давят сверху. По всей нашей вонючей стране известно, что Голливуд – кокаиновая столица. Почти не проходит недели, чтобы кого-нибудь из этих любимых сопляками телезвезд не отправили в реабилитационный центр, чтобы у них нос от кокаина проветрился. Те же «Доджерз» сидят на кокаине, черт бы их подрал. Потому-то мы, детективы из лос-анджелесских «наркотиков», и выглядим полными идиотами. Все думают, что мы не способны на большее, чем повязать каких-нибудь ниггеров, которые толкают кокаин на Саут-Сентрал, что потревожить Голливуд денежных мешков нам не под силу. Или многие думают, что мы просто не хотим этого делать, что еще хуже. Так что если уж твоего мальчишку застукали в постели с этими козлами, не надо тут орать, что он чист, как девственница. Он прекрасно знал, на что идет.

Официантка принесла еще кофе, но Голд заказал себе «Корону». Когда она принесла пиво, Голд заговорил:

– Послушайте, мой зять не настолько умен, чтобы стать этаким заправилой преступного мира, как вы его изображаете. И вам и мне понятно, что кое-кто – наверное, один из его дружков-юристов – расплатился за должок тем, что застучал Геттельмана. Вероятно, он что-то задолжал вам, ведь это была ваша операция.

Макгриффи оставил последнюю реплику без ответа. Закинув одну руку за спинку стула, он разглядывал Голда своими прозрачными, водянистыми глазами.

– Итак, – наконец сказал он спокойным тихим голосом, – что вам от меня надо?

– Надо немного помочь моему зятю.

– Это не так трудно. – Макгриффи взял чашечку и отхлебнул маленький глоток кофе. – Попросите его назвать кое-какие имена. Возможно, мне хватит даже одного имени, если оно – то самое. Тогда я обо всем позабочусь.

– Он не может сделать этого.

Прихлебывая кофе, Макгриффи смотрел на Голда поверх чашки.

– Ему всю жизнь с этими людьми работать. Он не может стучать на них, это будет конец его карьеры.

– Скажите ему, что я его прикрою. Я ведь тоже не хочу, чтобы мои люди оставались без работы.

Голд покачал головой.

– Я не за вас волнуюсь, а за него. Он – настоящий лох. Сами видите, в какую историю влип. Если он кого-нибудь застучит, его и пришить могут. – Он вновь покачал головой и решительно сказал: – Нет, здесь определенно надо подойти к этому делу с другой стороны.

Макгриффи с грохотом поставил чашку на стол.

– Что же я могу сделать?

– Вы можете сказать мне, сколько стоит закончить это дело здесь, прямо за этим столом.

Макгриффи смерил его долгим взглядом.

– Мне кажется, я не полномочен...

– Я вас спрашиваю, сколько с меня причитается за то, чтобы покончить с этим здесь и не мешкая.

Макгриффи хихикнул – коротко и нервно.

– Вы действительно такой сумасшедший, как о вас рассказывают. Послушайте, здесь такие шутки не проходят. Может быть, в Нью-Йорке, в Майами, но только не в Лос-Анджелесе.

Голд жестом остановил его.

– Кончайте, Макгриффи. Приберегите эту речь для прессы. Я ведь в «наркотиках» девять лет проработал, или вы забыли?

Лениво поглаживая усы, Макгриффи задумчиво рассматривал Голда.

– Я хочу знать, – Голд терпеливо начал заново, – сколько стоит расчистить все это...

– А могу ли я быть уверен, что на вас нет какого-нибудь передатчика или магнитофона?

– Нет на мне ничего.

– Да, но как я могу удостовериться в этом?

– Ну я же вам сказал.

– Но как мне узнать наверняка?

Внезапно Макгриффи наклонился и протянул руку через стол, намереваясь прощупать Голда на груди и на поясе. Но не успел – Голд перехватил его руку и сжал запястье как в тисках. Макгриффи – далеко не слабак – попытался было освободиться, но Голд сжал его руку еще сильнее. Глаза Макгриффи загорелись злобой.

– Послушайте, вы! – хрипло зашептал Голд. – Мы могли бы зайти в сортир, я бы разделся, и вы бы удостоверились, что я чист. Но потом мне пришлось бы вытереть вашей физиономией мочу на полу. Тогда мой зять потеряет возможность получить от вас помощь, а вы потеряете несколько зубов и неплохой куш. Не лучше ли поверить мне на слово, когда я говорю, что на мне нет никаких штуковин. Вам известна моя репутация. Вы знаете, что я человек прямой. На кой хрен мне меняться после стольких лет работы?

Голд ослабил свои тиски, и Макгриффи вырвал руку. Откинувшись назад, он принялся ее массировать. Когда он вновь взглянул на Голда, его лицо было не особенно дружелюбным.

– За десять тысяч я мог бы гарантировать условное заключение. Ну, может быть, «мошенничество», которое можно свести к «мелкому преступлению» после того, как срок условного заключения истечет.

Голд покачал головой.

– Это его первое правонарушение. Условный срок он получит в любом случае, если мы просто пойдем в зал суда и скажем «виновен». Это не подойдет.

– Так какого хрена вам надо?

– Я уже говорил. Замять все дело. Навсегда. Капут. Финита. Я не хочу, чтобы у моего зятя были какие бы то ни было неприятности из-за этого. Я даже не хочу, чтобы дело дошло до обвинения.

На этот раз головой покачал Макгриффи.

– А не слишком ли многого вы хотите? Сколько вы служили в полиции, тридцать лет? Тогда вы должны знать, сколько народа бывает задействовано в подобных делах: люди прокурора округа, потом ребята, которые брали его, судья, клерк в суде, в конце концов! Не слишком ли многим придется, э-э-э, дать на лапу, чтобы преступление как бы исчезло?

– Назовите цифру.

– Даже с большими деньгами полной уверенности в успехе быть не может. Ведь это не дело о парковке машины в запрещенном месте. Есть много деталей, которые...

– Ну, хватит меня обрабатывать, – перебил его Голд. – Вы нарочно всю эту чушь несете, чтобы набить цену своим услугам. Я говорил о вас с очень многими, все утверждают, что вы способны доводить дело до конца, и вполне успешно. Если бы у меня не было уверенности, что с моей проблемой вы справитесь, я бы не стал здесь с вами беседовать. Я выбрал бы какой-нибудь другой способ. Так что кончайте ходить вокруг да около и скажите сколько.

Пристально разглядывая лицо Голда, Макгриффи закурил сигарету. Допил свою чашку кофе. Из другого зала доносилась музыка: музыкальный автомат играл громкую сальсу – много ударных инструментов и бесконечно повторяющаяся партия на пианино.

– Тридцать тысяч.

Голд фыркнул.

– Но ведь его не в групповом убийстве обвиняют! За какое-то хранение наркотиков тридцать тысяч?

– Полфунта кокаина – не такие уж игрушки. Вдобавок обвиняемый является юристом. Судьи ох как ненавидят попавшихся адвокатов! Ведь это – позор профессии.

– Двадцать.

Макгриффи покачал головой.

– Не получится. Слишком многих придется учесть, взять в долю. – Он на секунду умолк, погладил усы. – Я взялся бы сделать это за двадцать пять.

– Двадцать две, – поспешно отреагировал Голд.

– Эй, кончайте дурью маяться! – Макгриффи не на шутку рассердился. – Вы что, меня обжидить пытаетесь?! Мы с вами не на Южном Бродвее, и я вам не какой-нибудь вонючий латинос, покупающий пару туфель из поддельной крокодиловой кожи. Это вы пригласили меня, помните? Так будьте любезны расплатиться по счету!

Голд примирительно поднял ладонь.

– Ладно. Извините. Я согласен – по рукам! – Он встал. – Подождите меня здесь.

Макгриффи мгновенно почувствовал неладное.

– Здесь обождать? Зачем это?

– Буду через секунду. Расслабьтесь.

Голд направился к двери мужского туалета. Пока он шел через короткий вестибюль, подозрительный взгляд Макгриффи жег ему спину.

Очутившись в уборной, он запер дверь на задвижку и вытащил из кармана пиджака желтый конверт из толстого картона. Отсчитав двадцать пять тысяч долларов, он обернул оставшиеся пять резинкой и запихал сверток в левый карман брюк. Двадцать пять тысяч он вновь засунул в конверт и запечатал его. Наскоро помочившись, он вышел в обеденный зал. Макгриффи, по-прежнему нервно ерзавший, ожидал его с нетерпением.

– В интересное время приключился у вас зов природы! – буркнул он.

Голд сел и пустил конверт по столу. Макгриффи быстро положил его в карман, его глаза при этом стреляли по опустевшему залу.

– Вот так запросто вы носите с собой деньги?

Голд пожал плечами.

– А кто у меня их отнимет?

Макгриффи улыбнулся и покачал головой.

– Все, что о вас рассказывают, – чистая правда.

– А рассказывают далеко не все, детектив Макгриффи. Есть многое, о чем можно было бы рассказать еще.

В зал зашла официантка с чеком. Голд дал ей десятку и двадцатку. От сдачи отказался. Одарив его ослепительной улыбкой, она собрала грязные тарелки и удалилась. Собираясь уходить, Голд поднялся. Макгриффи (теперь его манеры стали небрежны и вальяжны) посмотрел на него и зевнул.

– Если вам еще когда-нибудь понадобится одолжение... – Он усмехнулся.

Голд положил руки на стол и нагнулся к Макгриффи; их лица были в нескольких дюймах друг от друга.

– Слушай, жирный козел! – Голд говорил резко, но тихо. – За двадцать пять тысяч долларов – это уже не одолжение. Двадцать пять тысяч – это чистой воды сделка. И не забудь, что, если хотя бы что-нибудь в этом деле пойдет не так и мой зять просто услышит об этом еще раз, ты мне ответишь за все, а двадцать пять тысяч – это большая ответственность.

– Спокойно, спокойно. Не принимайте так близко к сердцу. – Макгриффи застенчиво улыбнулся. – Это всего лишь фигура речи. Я знаю, как все это делается.

Голд выпрямился.

– Думаю, мы поняли друг друга.

– Конечно. – Макгриффи кивнул. – Вы действительно нечто большее, чем о вас рассказывают. Вы знаете, в «наркотиках» вас все еще вспоминают!

– Неужели?

– Ну да, когда кто-нибудь из «нарков» особенно круто оформит какого-нибудь торговца наркотиками или еще кого, про него говорят, что он «крут, как Голд». Я-то сначала думал, что gold в смысле «золото», то есть золотой такой коп, а потом кто-то сказал мне, что они вашу фамилию имеют в виду.

– Еще увидимся, детектив. – Голд двинулся к выходу.

– Хорошо, – закричал вслед ему Макгриффи. – Послушайте, вы не очень-то круто обходитесь с этими заборописцами. Кое-кому кажется, что они настоящие художники!

Смех Макгриффи отскакивал от стен пустого зала гулким эхом.

Сквозь удушливый дневной смог Голд гнал машину обратно – в Центр Паркера. По радио объявили тревогу второй степени по всему бассейну Лос-Анджелеса, по всей долине и многим кварталам к востоку от центра. Согласно сообщению Бюро проверки качества воздуха, воздух был «нездоровым для вдыхания».

С полчаса Голд бродил по зеленым коридорам Центра на восьмом этаже, пока ему не подвернулся служащий, которого он попросил провести его в комнату 8112В. Там был офис новоиспеченного спецподразделения по борьбе с вандализмом. Находившийся в наиболее удаленном от лифта углу, офис еще недавно был тесной кладовкой – двенадцать на двенадцать футов. Здесь хранились ксероксы и прочее оборудование: пачки с бумагой, тонеры, картриджи. Теперь в тесной комнатенке стояли друг напротив друга два маленьких письменных стола, покрытых множеством царапин, пара стульев с прямой спинкой и изрядно побитый шкаф для папок с делами. Окно как таковое отсутствовало. На столе лежала тонкая папка. Голд сбросил пиджак, сел, задрал ноги на стол. Закурил сигару, открыл папку. В папке были рапорты о трех случаях «вандализма», имевших место в прошлый уик-энд, сверху лежал рапорт о воскресной оргии с разукрашенными автомобилями. С него Голд и начал. Затем он перешел к инциденту, происшедшему в субботнюю ночь, и наконец (двигаясь в обратном порядке) дошел до описания событий, приключившихся в пятницу. Ничего неожиданного он не прочел: простые случаи – однажды он слышал, как один полицейский-психолог назвал действия такого рода «дискомфортом современной Америки, находящим выражение в аномальном антиобщественном поведении».