- Прости, - сказал я и поспешил сменить тему: - Скажи, а почему они не обыскали то стойло?
      - Они обыскали сразу, как только ты ушел из конюшни. Ничего не нашли и решили, что пожитков у тебя нет, а деньги ты носишь с собой. Тейлсировы наймиты ввалились в гостиницу и объявили тебя кифриенским лазутчиком. Людям вообще-то все равно, лишь бы их не трогали. А вот мне показалось, что такой славный паренек не может быть лазутчиком. И такой молодой. Ясное дело, я и помыслить не могла, что ты чародей. Слушай, тебе и правда столько лет, на сколько ты выглядишь?
      О чем-то она определенно умалчивала, но я слишком устал и не мог уловить ничего, кроме недоверия к магии как таковой.
      - Да, лет мне столько, на сколько выгляжу: будь я постарше, наверное, был бы поумнее и не позволил бы им себя порезать.
      Мою фразу прервал широкий зевок.
      - Значит, ты не какой-то там морщинистый старикашка?
      - Нет. Я усталый, раненый молодой столяр, владеющей магией ровно настолько, чтобы постоянно нарываться на неприятности. И я стараюсь помочь тебе, чем могу. Ты в порядке?
      - Да, вот только с дорожной одеждой...
      - Ладно, у меня есть лишняя рубаха, которая должна тебе подойти. Утром поищу. А пока завернись в одеяло, мне надо поспать.
      - Ты уверен, что мы далеко от Санты?
      - Не очень, но мне нужно отдохнуть, да и тебе не помешает. - Я снова зевнул, и рана отозвалась пульсирующей болью.
      - Ну, не знаю...
      - Не хочешь спать, сиди и следи, не появится ли погоня. А я совершенно вымотан. Доброй ночи, Аласия.
      - Доброй ночи.
      У меня хватило-таки сил окружить стоянку охранными чарами, после чего мною овладел сон. Сереброволосая женщина - друида - втолковывала мне что-то о земле.
      И тут Гэрлок заржал.
      Звук вырвал меня из сна, но усталость не позволила мне отреагировать мгновенно.
      Пони заржал снова.
      - Тихо! - послышался злобный шепот. - Заткнись, черт тебя побери!
      Мне удалось подняться на ноги как раз в тот момент, когда Аласия взобралась на Гэрлока. Я рванулся к ним, но тут Гэрлок вздыбился, взбрыкнул, как брыкался только во Фритауне, перед тем как я его купил. Аласия грохнулась наземь и застонала.
      Гэрлок тут же успокоился. Я погладил его по холке.
      Аласия, одетая в мой остававшийся не прикрытым чарами дождевик, попыталась сесть, но ее провисшее плечо указывало на повреждения - более серьезные, чем простые ушибы.
      - Не дергайся! - рявкнул я. - Иначе ты никогда не: сможешь пользоваться этой рукой.
      Ее глаза - я видел это, ибо, как большинство мастеров гармонии, имел прекрасное ночное зрение, - были суровы и холодны, как звезды над головой. Как оказалось, она навьючила на Гэрлока почти все припасы, которые я не укрыл охранными чарами.
      Я подался к ней, но отпрянул: в ее здоровой руке блеснул нож.
      - Убери нож, я хочу заживить твое плечо.
      - Не дождешься!
      - Ну, дело твое.
      Я взял Гэрлока за повод, и в этот миг она замахнулась с явным намерением метнуть в меня нож. Но тут же содрогнулась и повалилась ничком на землю. Нож выпал из ее руки.
      Отпустив поводья, я поспешил к ней и с помощью как чувств, так и пальцев установил: у нее сломаны предплечье и ключица. Оставалось лишь удивляться тому, как она вообще ухитрялась двигаться.
      Мне пришлось напилить веток (жаль было пачкать пилу в хвойной смоле, но деваться было некуда), обстругать их, наложить лубок и чуточку подкрепить ее чарами гармонии. Совсем чуть-чуть, ибо после всех этих передряг у меня совершенно не осталось сил. Не говоря уж о том, что эта неблагодарная особа совершенно не заслуживала заботы. Пусть она не доверяла мужчинам вообще и магам в частности, это еще не основание для того, чтобы грабить меня и похитить Гэрлока. Я ведь пытался ей помочь, разве не так?
      К тому времени, когда я снял с нее дождевик, облачив ее взамен в свою окровавленную рубаху, небо стало сереть. Лубок был надежно закреплен ремнями. Аласия стонала, но в сознание так и не пришла. На ее руке, под бронзовым браслетом, обнаружились белые рубцы, при виде которых мне стало не по себе. А поскольку с отдыхом у меня так ничего и не получилось, я съел ломтик твердого сыра и запил его гармонизированной водой из фляги. После чего с трудом водрузил Аласию на пони.
      Гэрлок протестующе заржал и ударил копытом.
      - Знаю, приятель, она повела себя нехорошо, но и ей самой не слишком везло в жизни. К тому же, брось мы ее близ Санты, дело могли бы представить так, будто я пытался ее похитить. И тогда в погоню за нами пустились бы не тейлсуровы наймиты.
      Гэрлок спорить не стал, и мы двинулись дальше. Аласия стонала, а я болтался в седле, как куль с овсом.
      К тому времени, когда солнце по-настоящему поднялось над горизонтом, Гэрлок отмахал в сторону Арастии по тянувшейся вдоль лесистой горной гряды дороге кай восемь, если не десять.
      Потом небо стали затягивать белые облака. Поднялся холодный ветер. На шее Аласии появилась гусиная кожа.
      - Отпусти меня! Отпусти сейчас же!
      Мне стало интересно, давно ли она пришла в себя, но спрашивать я не стал. Просто отпустил ее, лишь чуточку придерживая, чтобы она не свалилась.
      Она вскрикнула и вцепилась в Гэрлокову гриву.
      - О-о-о-о, ублюдок!
      Даже почувствовав ее боль, я не проникся милосердием.
      - Насчет ублюдка ты не права. Можно не доверять мужчинам и магам, но даже если я и то и другое, это не основание для того, чтобы красть все мои припасы.
      - Ты такой же, как и все остальные.
      - Может быть. Но ничто не мешало мне бросить тебя на дороге. И никто не заставлял накладывать тебе лубок и тащить тебя сюда. Хочешь идти своей дорогой, двигай! Никто тебя не держит.
      - Где мы?
      - Увы, ближе к Санте, чем могли бы быть, не вздумай ты украсть все мои пожитки.
      - Я этого не делала. Я не прикоснулась ни к чему, что ты носишь.
      Я рассмеялся.
      - Правда. Просто мне нужны были лошадь и еда, чтобы убраться от Тейлсира. Я бы с радостью тебе помог, только не надо было меня грабить.
      - Да, а что бы ты запросил за свою помощь? Смотри, что ты со мной сделал.
      - Это не моя работа, тебя сбросил пони, когда ты пыталась его украсть. - Я спрыгнул с седла и повел Гэрлока в поводу. - Знаешь, в гостинице ты пыталась мне помочь, и мне хотелось тебя отблагодарить, но теперь приходится смотреть на тебя с подозрением. Но так или иначе, нам надо продолжать путь, а Гэрлоку тяжело нести двоих. Держись крепче.
      Аласия качнулась, удержалась, ухватившись за мой посох, но тут же его выпустила. Мы с Гэрлоком поплелись по дороге, и солнце палило в наши спины.
      - Ты ничего не понимаешь, - сказала она спустя некоторое время.
      - Понимаю. По договору ты принадлежишь Тейлсиру. Он обращается с тобой плохо, и ты решила сбежать. Я согласился тебе помочь, что было не самой удачной идеей, поскольку это грозит мне повешением за кражу. Но ты вдобавок пытаешься украсть мою лошадку и припасы. А когда лошадка тебя сбрасывает, ты ломаешь кости, и я пытаюсь подлечить твое плечо, а ты норовишь швырнуть в меня ножом.
      - В твоем изложении я выгляжу злодейкой.
      - Я лишь перечисляю факты. А сейчас хотел бы попросить тебя пойти немного пешком.
      Она позволила мне помочь ей спуститься, поежилась от боли и пожаловалась:
      - Мне холодно.
      В результате я был вынужден завернуть ее в тот самый дождевик, который ей не удалось украсть. А ехать на Гэрлоке пришлось медленным шагом, поскольку идти быстро Аласия не могла.
      После того как мы одолели еще кай, за поворотом послышались стук копыт и скрип тележных осей. Бородатый возчик на подводе, груженной капустой и картошкой, проехал мимо, даже не взглянув в нашу сторону.
      - Дружелюбный малый.
      - Такой, как весь здешний народ, - сказала Аласия. - А ты думал, все будут махать тебе руками и расплываться в улыбках?
      Крыть было нечем.
      Дальше мы шли и ехали по очереди: правда, я больше шел, чем ехал, а когда ехала Аласия, держал поводья. Не затем, чтобы помешать ей ускакать, а чтобы Гэрлок не сбросил се снова.
      К середине утра мы добрались до речушки и, углядев на поляне остатки костра, сделали привал. Аласия уселась на пень, а я, напоив Гэрлока и пустив его щипать травку, достал из сумы припасы и, ни о чем не спрашивая, положил несколько галет и ломтиков сыра рядом с Аласией. Она умяла все мигом, не оставив ни крошки. Поел и я.
      - Хочешь еще?
      - Да.
      Она получила еще пару галет и съела их, по-прежнему пряча от меня глаза.
      - Что ты собираешься делать? - прозвучал наконец мучивший ее вопрос.
      - С тобой? Ничего, мне просто хотелось тебе помочь. Доставлю тебя на Телсенский тракт, а там ты сама решишь, куда тебе надо. Дам на дорогу пару серебреников, но это все. У каждого из нас свой путь.
      - Ты так и не понял.
      - Может, и не понял.
      Я съел еще один ломтик сыра, а второй вручил ей.
      - Что ты сделал с моим ножом? - спросила Аласия, расправившись с сыром в два укуса.
      - Наверное, он валяется там, где ты его уронила.
      - Идиот. Это тейлсиров нож, он денег стоил. Да и чем я теперь буду защищаться?
      - Таскать с собой краденый нож - не самая удачная мысль. Если тебя поймают без него, так по крайней мере не повесят.
      - Лучше на виселицу, чем назад, к Тейлсиру. Я видела, что он сделал с Рирлой.
      - Я же сказал, мне жаль. У меня в мыслях не было причинять тебе боль.
      Это была чистая правда, но меня все равно не покидало чувство вины. Не совсем понятное, ведь, не считая усыпления, я лишь исполнял просьбы самой Аласии, а переломы она получила по своей же глупости.
      Стряхнув с пальцев немногочисленные крошки, я взглянул на солнце, а потом перевел взгляд на Нижние Рассветные Отроги, где, впрочем, ничего, кроме холмов и деревьев, не увидел.
      - Надо попить, помыться и - в путь.
      - Ты так и не понял, - в который раз повторила Аласия. Тут девица не ошиблась: ничего, кроме того, что она явно не доверяет мужчинам и магам, я действительно не понял.
      Поэтому я продолжал чувствовать себя не в своей тарелке даже после того, как ближе к вечеру мы расстались на Телсенском тракте. В ответ на мое пожелание удачи она даже не обернулась, просто пошла в сторону Телсена. И это после того, как получила от меня на дорогу дождевик, рубаху, запас сыра и галет, два серебреника и несколько медяков. Мне ничего не оставалось, кроме как, проводив ее взглядом, направить Гэрлока в сторону Арастии.
      От всей этой истории у меня остался неприятный осадок, Я помог посторонней девушке освободиться от злого хозяина, а она повела себя так, словно в том состояла моя обязанность. При этом Аласия не была затронута хаосом, а если с ней и обращались не лучшим образом, она все же не имела права красть все, до чего могла дотянуться, у человека, никак не связанного с се мучителем Тейлсиром.
      Рука у меня болела, голова тоже, и я задавался вопросом: стоило ли для изучения магических огней Герлиса ехать таким кружным путем? К настоящему моменту мне удалось выяснить лишь то, что нанесенные мечом раны не так просто залечить даже с помощью магии гармонии, а также, что если немало народу не в восторге от герцога Берфира, то Кифрос, кифриенцев и в особенности магов жалуют еще меньше. Столь убогие сведения никак не стоили восьми дней скитаний.
      XVI
      Найлан, Отшельничий остров
      - Герлис работает с хаосом у подножия Рассветных Отрогов. Это можно ощутить даже отсюда, - говорит Хелдра, подойдя к окну и окидывая взглядом травянистый склон холма и высаженные на территории Братства ухоженные деревья.
      Пальцы ее нежно прикасаются к рукояти черного клинка. Наконец взор женщины останавливается на гавани Найлана и фокусируется на единственном мерцающем щите, создающем у большинства смотрящих в ту сторону впечатление, будто причал пуст и лишь нагретый солнцем воздух слегка подрагивает.
      - Он определенно сильнее, чем Антонин, - говорит Марис, пробегая пальцами по лежащей перед ним на столе карте Хидлена. - Как его вообще угораздило измыслить эти ракеты?
      - Герлиса? Это не его изобретение. Кто-то украл идею и продал ее Берфиру, - отзывается Хелдра.
      - Но кто украл идею? Чья это могла быть работа? - спрашивает Марис.
      - Саммела, - отвечает, покраснев, Хелдра. - Да, Саммела. Он вполне мог бы выковать их сам, но не стал даже строить кузницу. Возможно, потому, что счел дальнейшее использование магии гармонии невозможным. Правда, доказательств у меня нет. Пусковые повозки сконструированы в Кандаре, но сами ракеты точно такие же, как наши, если не считать того, что вместо черного железа Берфир использует местную сталь.
      - Приятно слышать, что даже непогрешимая Хелдра может ошибиться, лениво бормочет Марис. - В кои-то веки.
      - Надо думать, Берфир нашел мастера, сумевшего их изготовить, - говорит Тэлрин, со стуком поставив на стол свой бокал. - Если принцип действия известен, это не так-то трудно, не то что создать прицельные пушки. Вот почему мы стараемся сохранять такого рода идеи в тайне.
      - Не брезгуя такими методами, как убийство того кузнеца из Южного Порта, - замечает Марис, подняв брови.
      - Ты о том малом, который баловался с пороховыми патронами и нарезными стволами? Джоро отдал такой приказ до того, как я вошел в состав Совета. Но сдается мне, без этого было не обойтись.
      - Вот именно, - поддерживает его Хелдра, - я все равно распорядилась бы устранить того умельца. Вы только вообразите себе Кандар с ракетными установками, нарезными ружьями и белыми магами! Хватит и тех неприятностей, которые сулит война между Берфиром и Коларисом. Даже Доррин, инженер магии, и тот под конец пришел к выводу, что в мире развелось слишком много бесконтрольной машинерии.
      - Это утверждали его последователи, - указывает Тэлрин. - Сам Доррин оставил немало письменных трудов, но, читая их, я не обнаружил там ничего подобного.
      - Ладно, у нас разговор не о наследии Доррина! - говорит Хелдра, щурясь на солнце, после чего, не отходя от окна, поворачивается к собеседнику. Для чего мы здесь собрались? Чтобы покивать и разойтись, позволив миру обратиться к хаосу?
      - Нет, если Кассий прав, это естественный процесс. Именуемый энтропией.
      - Еще одно чудное словечко из тех, какие в ходу на его родине. Но суть его как раз в обращении к хаосу, чему Отшельничий всегда противостоял, заявляет Хелдра и, отойдя от широкого окна, возвращается к столу.
      - Завидую я твоей уверенности.
      - Единственное, что нам нужно, это ощущать Равновесие, - говорит Хелдра. - Оно реально, и наш долг поддерживать его, а не только, - тут она смотрит на Мариса, обеспечивать безопасность торгового судоходства.
      - Ты предлагаешь отправить на Кандар убийцу, чтобы прикончить Герлиса, а заодно и Саммела? - спрашивает Марис, теребя квадратную бородку.
      - Нет. В настоящий момент от убийства Герлиса не будет никакого проку. О ракетах знают уже многие, но вряд ли их станут изготавливать в слишком уж большом количестве. Они дороги. Пусть пока дерутся, а когда война закончится, мы примем меры.
      Хелдра улыбается.
      - Ты, похоже, готова поручиться, что Герлис долго не протянет, замечает Марис, откидываясь в кресле.
      - Не протянет. Чем большую силу черпает он из хаоса, тем короче его жизнь. Не говоря уж о том, что Леррис способен сделать ее еще короче, чтобы помочь своей подруге.
      - Кристал? Да, полагаю, это возможно, - размышляет вслух Тэлрин. - Она ведь может оказаться во главе сил, которым придется столкнуться с Берфиром и Герлисом. Но как насчет Саммела?
      - Саммела? Я сама им займусь.
      - Правильно ли я понимаю, что ты хочешь избавиться от Саммела, позволить Леррису избавить нас от Герлиса, предоставить самодержице возможность взять под контроль Рассветные Отроги, а Берфиру с Коларисом уничтожить друг друга, а потом послать в Кандар черный отряд, дабы устранить всех, кому известен секрет изготовления ракет? - спрашивает Марис.
      - План совсем неплох, - отзывается Хелдра, снова отвернувшись к окну. После всего этого на материке долго не вспомнят ни о каких ракетах.
      - Но в Кандаре по-прежнему останется Леррис, а потенциальная возможность концентрации хаоса даже возрастет, - указывает Тэлрин.
      - Но я все-таки не понимаю, что такое с Саммелом, - говорит Марис, почему он так, по-вашему, важен?
      - Когда его отправили на гармонизацию, он прихватил с собой книги, - со вздохом отвечает Хелдра. - Никто не ожидал, что этот человек опустится до воровства. Мне казалось, у него есть какие-то идеалы.
      Марис переглядывается с Тэлрином, после чего прокашливается.
      - Кандар Кандаром, но что, если хаос дошел до Хамора? Тут на днях Гуннар заходил, так, по его словам, нынешняя хаморианская сталь почти не уступает по прочности черному железу. Их торговые суда становятся все больше и быстроходнее, но главное не это. Они строят уйму стальных военных кораблей, гораздо больше, чем может потребоваться по ту сторону океана. И оснащают их пушками.
      - Гуннар беспокоится о своем сыне.
      - Хелдра, хаморианские пароходы - это не выдумка Гуннара, - возражает Тэлрин. - Доносили нам и об их новых пушках. Правда, я не подумал о стали... и о торговцах. Но с торговцами мы как-нибудь разберемся.
      - Кандар от Хамора далеко, - замечает Хелдра.
      - Не очень, когда располагаешь столь быстроходными кораблями.
      XVII
      После развилки Арастийский тракт пошел почти строго на запад, в направлении серных источников и рубежей Кифроса. На дороге виднелись следы подвод, груженных так тяжело, что глубокие колеи после их проезда сохранялись несколько дней.
      Отъехав на пару кай от места расставания с отправившейся в Телсен Аласией, я попридержал Гэрлока, чтобы пропустить пару хидлеиских курьеров в малиновых камзолах. Они скакали на восток, возможно, в Телсен, а потом и в сам Хайдолар, и мою персону удостоили лишь мимолетным взглядом, хотя один из них на скаку прикоснулся рукой к рукояти меча.
      Пологий склон покрывали сжатые - кое-где жнивье уже запахали на зиму поля и лесопосадки с расположенными довольно далеко одна от другой фермами. Через некоторое время дорога вывела меня к уже раскорчеванной делянке, посреди которой высился курган, над которым поднимался дым. Совсем рядом с курганом стояла крохотная лачуга, у входа в которую сидел, обстругивая ножом какую-то палку и наблюдая за тем, как огонь обращает древесину в древесный уголь, углежог.
      Поля сменялись рощицами, кое-где на жнивье паслись овцы, а вот усадьбы, состоявшие, как правило, из хижины с одним-двумя амбарами, встречались нечасто.
      Прежде чем солнце скрылось за деревьями, я успел проехать еще около пяти кай. Гэрлок шел себе да шел, то и дело потряхивая гривой, а вот у меня рана на руке пульсировала, ныла голова, а желудок отчаянно урчал. В конце концов (на дорогу к тому времени уже легли тени) показались речушка и бесхозная - во всяком случае, без признаков ближнего жилья рощица. На тратя сил на разведение костра, я съел несколько ломтиков сыра с твердыми как камень галетами, что мигом уняло не только урчание в желудке, но и головную боль. Лишь после этого у меня хватило сил расседлать Гэрлока, почистить его щеткой - не так тщательно, как следовало бы - и дать ему пригоршню зерна.
      Затем пони принялся щипать травку и пробовать на вкус листья, а я, усевшись на берегу узкой речушки, достал давешнее кедровое полено и, несмотря на полумрак, взялся за нож. Увы, затею с резьбой пришлось бросить почти сразу: раненая рука отозвалась такой болью, что мне оставалось лишь отложить полено, подпитать рану гармонией, установить охранные чары и, проверив Гэрлока, забраться в спальный мешок.
      Поначалу я таращился вверх и при виде наплывавших на звезды облаков размышлял о том, откуда пришли ангелы и что с ними случилось, а потом, не заметив как, провалился в сон. Сновидений не было, а если и были, мне они не запомнились. Пробуждение пришло с серым рассветом и довольно сильным, шелестевшим листвой и раскачивавшим верхушки деревьев ветром. Некоторое время я продолжал лежать в ленивой полудреме, но когда прямо над головой раздалось громкое щебетание, открыл глаза.
      Гэрлок, объедавший ветки кустов, подошел к речушке и попил. Черно-желтая птица, взмахнув крыльями, перепорхнула на другой берег, нахально склонила головку набок и вновь завела свою песню. Некоторые люди, примером тому Тамра, бывают похожи на эту чертову птицу: встают до зари и ну петь да болтать. Я, правда, тоже поднялся чуть ли не затемно, но на песни меня вовсе не тянуло. Да и чему было радоваться: разве не меня чуть не убили, ранили в руку, а на заботу ответили черной неблагодарностью и попыткой ограбления?
      - Заткнись! - крикнул я назойливой птице, но та продолжала щебетать.
      Поняв, что подремать уже не удастся, я выбрался из мешка и, пошатываясь, заковылял к речушке. Холодная вода помогла прийти в себя, а попив и съев галету, я и вовсе стал человеком. Птица к тому времени улетела.
      Первые лучи солнца коснулись деревьев, и над ними начал подниматься туман. Побрившись, - и ухитрившись при этом порезаться только раз, - я выстирал белье и разложил его поверх седельных сум. Вообще-то этим следовало заняться вчера с вечера, но существовала надежда, что день выдастся солнечный и на просушку уйдет не так много времени. Одевшись, я взялся за щетку и снова, на сей раз более тщательно, почистил Гэрлока. У меня было еще несколько галет, однако они остались нетронутыми: к тому времени, когда солнце осветило дорогу, мы уже тронулись в путь.
      Рощи и редкие усадьбы еще спали: мне повстречался лишь один пастух, гнавший отару на нижние луга. Над нагреваемой солнцем росистой травой поднимался туман, по-зимнему серая листва поблескивала в утреннем свете. На полянке между деревьями я заметил зайца: длинноухий что-то сосредоточенно грыз, и его усы покачивались в такт движению челюстей. Под копытом Гэрлока хрустнула веточка, и зайца как ветром сдуло.
      Мы продолжали ехать на запад. Край пробуждался, вскоре над дорогой поплыли дымки и запах овец.
      Ближе к середине утра мимо меня проехал шаткий, влекомый костлявой клячей фургон, на козлах которого сидели два человека в каких-то коричневых обносках. Поравнявшись со мной, возница поднял кнут, но щелкнул им, когда мы уже разъехались.
      И тут, задолго до того, как до меня донеслись хоть какие-то звуки, я ощутил приближение конного отряда. Осторожность побудила меня съехать с обочины, спешиться и укрыться с Гэрлоком за карликовым дубом, так чтобы оттуда просматривалась дорога. К тому времени, когда я успел запихнуть уже почти высохшее белье в суму, на виду показался авангард - троица конных разведчиков. За ними, под красным знаменем с золотой короной, следовали два или три отряда всадников с копьями. Разведчики переговаривались так тихо, что мне не удалось разобрать ни слова. Один из них сделал какой-то жест, заставивший двух других покатиться со смеху, тогда как ехавшая позади него женщина-боец выхватила клинок и плашмя огрела по крупу его лошадь. Он что-то крикнул, и тут уж расхохоталась вся компания.
      Примерно в половине кай за кавалеристами следовали двуколки с установленными на них диковинными с виду двуствольными пушками с квадратными в сечении дулами. Двуколки были дубовыми, помимо пушек на них находилось по деревянному ящику. Такими же ящиками оказались набиты и ехавшие позади фургоны.
      Подавив желание почесать затылок и не переставая поддерживать в Гэрлоке спокойствие, я потянулся чувствами к двуколкам и с удивлением обнаружил, что там установлены не пушки, а квадратные трубы, открытые с обоих концов. Но еще больше изумили меня фургоны. Когда мои чувства обнаружили холодное железо, я едва подавил восклицание, которое, впрочем, с расстояния в пятьдесят локтей едва ли было бы слышно на дороге.
      Вторая осторожная попытка позволила мне установить, что в ящики уложены заостренные с одного конца и открытые с другого цилиндры из холодного железа, наполненные чем-то, воспринимавшимся как хаос или концентрированный огонь. Хотя в действительности там находилось обычное вещество, а не магическая субстанция.
      Я нахмурился. Холодное железо поверх хаоса? С каких это пор маги хаоса стали использовать холодное железо? Ведь считается, что такие, как Герлис, не могут к нему даже прикоснуться.
      Фургоны и двуколки тяжело катились по дороге, оставляя за собой глубокие колеи. Они были той же формы, что я заприметил раньше.
      Послышался щебет. Голос подала моя знакомая чернокрылая птица. Верховой офицер обернулся на звук, взглянул прямо в мою сторону и направил коня к деревьям.
      Тихонько пробормотав заклинание, я окружил себя и Гэрлока световым щитом.
      Птица умолкла. Оставшись незрячим, я распространил чувства вокруг, стараясь проследить за действиями хидленского офицера.
      Он уже находился не более чем в тридцати локтях от нашего укрытия, когда его кто-то окликнул.
      - ...услышал птицу-доносчицу, - крикнул он в ответ. - Подумал, вдруг тут кто-то есть еще, но птаха уже упорхнула...
      Всадник раздвинул листву мечом, но, ничего не увидев, повернул коня и вернулся на дорогу.
      Я перевел дух, отпустил щит и тут же услышал щебет.
      Вот уж точно, птица-доносчица! Умолкла она лишь после того, как мы с Гэрлоком снова стали невидимыми. Офицер снова подъехал к обочине, теперь уже восточнее места нашего укрытия. Он поскакал дальше, однако на сей раз я не отпускал щиты, пока обоз не проследовал мимо. Было ясно, что проклятущая птица получила свое прозвище недаром.
      Как только щиты исчезли, выяснилось, что хотя фуры укатили на восток, позади, с отрывом в половину кай, следуют еще два отряда копьеносцев, снова под малиновым знаменем с золотой короной. Чертова пичуга опять подала голос, однако прежде чем хидленские вояки подошли слишком близко, я запустил в доносчицу сосновой шишкой. Увы, та раскричалась еще пуще, Стало ясно, что применение силы лишь усугубит ситуацию, и мне пришлось снова пустить в ход магию. На сей раз мы с Гэрлоком оставались под прикрытием невидимости, пока все войска не удалились на приличное расстояние.
      Отпустив щиты, я убедился в том, что дорога пуста в обоих направлениях. Доносчица тоже заткнулась: то ли потому, что доносить теперь было некому, то ли опасаясь, как бы я не занялся ею всерьез. Мы продолжили путь в Арастию, но все увиденное породило у меня множество недоуменных вопросов. Почему войска Берфира маршировали не к границе Кифроса, а в противоположном направлении? Или у меня голова кругом пошла и восток с западом перепутался?
      Я непроизвольно вгляделся вдаль, силясь рассмотреть предгорья, хотя удивляло не только направление движения колонны. Беспокоили странные штуковины, то ли пушки, то ли невесть что. Вроде бы мне доводилось где-то не то читать, не то слышать о чем-то подобном, но вспомнить, где и как, решительно не удавалось. Равно как и насчет холодного железа, замыкающего в себе хаос.
      Я погладил Гэрлока, и руку пронзила боль, о которой я уже почти успел забыть. Она, впрочем, напомнила мне об обыденных вещах: я вновь вытащил еще не совсем сухое белье и набросил его поверх седельных сум.
      Ближе к полудню мы поравнялись с серым верстовым столбом, надпись на котором подтвердила, что я еду в нужном направлении и нахожусь в трех кай от Арастии. Дорога пошла слегка в гору и скоро вывела меня в городок, дома в котором были по большей части не оштукатурены, а обшиты тесом.
      На центральной площади имелись мастерская шорника, мануфактурная и мелочная лавки и гостиница, на вывеске которой красовался огромный белый бык с полыхавшими пламенем ноздрями.
      С гостиницами мне до сих нор не везло, а потому, обойдя вниманием "Белого Быка", я привязал Гэрлока возле мелочной лавки.
      За двойными, выкрашенными в красный цвет дверями, оказалось помещение с прилавками вдоль стен и чугунной печкой посередине. Исходившее от чугунки тепло напомнило мне о том, что день выдался отнюдь не жаркий. Девчушка с зачесанными наверх каштановыми волосами задвинула печную заслонку и подняла на меня глаза.
      - Могу я купить здесь набор продуктов в дорогу? - спросил я взрослую женщину, стоявшую за прилавком.
      - Ты пришлый?
      Я кивнул.
      - Оно и видно, здешних-то я, почитай, всех знаю. Откуда путь держишь?
      - Из Монтгрена.
      Она нахмурилась.
      - Надо думать, тебе пришлось несладко. Дорога-то неспокойна.
      - Я ехал не прямиком, но о беспорядках слышал. И видел по пути множество копьеносцев да военных обозов.
      На прилавке были разложены дорожные припасы: сыр в вощеной бумаге, вяленое мясо, столь жесткое, что его, дабы не сломать зубы, надо разваривать в кипятке, и сушеные яблоки, при виде которых у меня едва не потекли слюни. Сухофруктов я захватил с собой слишком мало, и они быстро кончились.
      - Да, новому герцогу неймется, - со смехом сказала торговка. - Такой уж они народ, эти герцоги. Старый ли, новый ли, а с кем воевать - у каждого найдется.
      - А что сейчас за свара? - спросил я, пожимая плечами.
      - Кто их разберет, одни толкуют, будто герцог Коларис, дабы показать свою силу, вознамерился захватить копи в холмах, что южнее проклятого древнего города, а другие уверяют, будто те, от кого герцог Берфир получил золотое кольцо, жаждут крови, и он должен утолить их жажду. Нам-то, простым людям, это без разницы. Наши мужчины да девицы, приохотившиеся к клинкам, кладут головы независимо от того, на чьей стороне правда.
      - Что-то я не слышал про герцогов, павших на поле боя.
      - И не услышишь.
      Девочка, возившаяся у печи, присела в углу рядом с седеющей собакой, которая лизнула ее в лицо. Я улыбнулся и ей, и собаке, но они, похоже, не заметили.
      - Почем? - спросил я, взяв упаковку белого сыра.
      - Два.
      - А сушеные яблоки?
      - Медяк за черпак. Если в вощеный мешок, то медяк сверху.
      Я взял три черпака яблок - столько, сколько влезло в один пакет, упаковку галет, сыру и три перевязанные бечевой лепешки прессованного зерна для Гэрлока. Все это было выложено на прилавок.
      - Как насчет клюквицы или чего-то в этом роде?
      - У меня же не трактир.
      - Ну мало ли, а вдруг.
      Женщина достала из-под прилавка кувшин и кружку.